Неугасимое пламя

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Морган Деверо сидел у себя в кабинете, просматривая научно-исследовательскую литературу. Стопка книг возвышалась на письменном столе, и он вносил заметки прямо в компьютер с тем, чтобы позднее обобщить и проанализировать собранную информацию. Он решил, что его следующая книга будет наконец-то посвящена Гражданской войне. До сих пор он избегал в своей работе этой темы, но с недавнего времени она стала все сильнее и сильнее будоражить его творческую фантазию. А поскольку в его собственной семье имел место совершенно необычный эпизод — его прапрадед сражался не за Конфедерацию, а за северян, — Морган счел, что сама эта история может составить сюжет увлекательнейшего романа.

Дед Моргана бережно сохранил все бумаги, записки, документы их предка и перед смертью передал ключ от сейфа, где он держал их, любимому внуку. Эти первоисточники должны были сыграть основную роль в разысканиях Моргана. Морган вместе с креслом отодвинулся от стола и устремил взгляд на висевший над столом портрет. Этот портрет был обнаружен двоюродной сестрой Моргана на чердаке виллы Бель-Шансон во время ремонта. Он был написан вскоре после Гражданской войны и изображал Мэтью Деверо. «Какое грустное и серьезное у него лицо, — подумал Морган. — Мир, в котором он жил, должен был измениться за время войны до неузнаваемости — не этим ли объясняется жесткое выражение в голубых глазах моего предка?»

Морган часто ловил себя на том, что его очень занимает личность этого человека. Они были очень похожи внешне. Иногда ему казалось, что, глядя на портрет, он смотрится в зеркало, слегка затуманенное временем.

Зазвенел телефон. Спавший у ног Моргана черный лабрадор поднял голову. Он ласково потрепал собаку по уху.

— Да?

Послышался нежный голосок его секретарши:

— Вы просили напомнить вам, что на сегодня у вас назначена встреча в городе. Репортер из «Ньюсвик» звонила несколько минут назад и подтвердила, что ждет встречи с вами.

Морган застонал. Интервью были неизбежным следствием его деятельности. Он очень высоко ценил неприкосновенность своей личной жизни и старался встречаться с прессой лишь в случаях крайней необходимости.

Смирившись, он взглянул на часы:

— Это в два часа, верно?

— Да, — подтвердил женский голос на другом конце провода и продолжил: — Примете ли вы приглашение, полученное из…

Морган выслушал название небольшой писательской конференции, регулярно проводившейся в юго-восточной части Техаса, в работе которой он обязательно принимал участие.

— Сообщите им, что я с удовольствием приеду, — прервал он пояснения секретарши.

Что он действительно любил, так это подобные встречи с коллегами, дискуссии и споры о писательском мастерстве. Обычно он возглавлял работу какой-нибудь секции или участвовал и прениях. Разговор всегда велся о литературе, не переносясь, как это происходило на встречах с журналистами, в личную жизнь писателей.

При мысли об этом Морган усмехнулся. Личная жизнь? В данное время у него не было никакой личной жизни. Он был мужчиной тридцати с лишним лет без — как бы это выразиться? — постоянной спутницы. И вовсе не потому, что он не пользовался успехом у женщин. У него были подружки, когда-то была даже невеста, но все эти связи так никогда и не перерастали в более или менее серьезные отношения. Казалось, он ждал чего-то — или кого-то — еще.

Но чего? И кого?

Прилетев в Новый Орлеан, Ребекка взяла напрокат машину и направилась вдоль знаменитой Ривер-Роуд, восхищенно оглядывая окрестности дороги. Она миновала несколько восстановленных плантаций, и только усталость после перелета и стремление побыстрей попасть в Бель-Шансон помешали ей незамедлительно начать знакомство с прошлым Луизианы.

«Завтра», — сказала она себе. Она отдохнет и отправится на экскурсию по окрестностям. Но сначала осмотрит все, что можно, на плантации Деверо.

Она свернула на длинную, обсаженную дубами въездную аллею и проехала массивные каменные ворота, чувствуя себя так, словно сидит за рулем машины времени. Ее рука машинально нащупала висевший на шее медальон. Пальцы на мгновение сжали его, и она затормозила у парадного входа.

Дом был точно таким, каким описала его Рэчел в своем дневнике. Красивый, изысканный, типичный для Юга особняк. Ребекка вылезла из машины и остановилась, наслаждаясь видом и ароматами. Все здесь казалось ей знакомым. Она мгновенно вспомнила дневники своей прапрабабушки. Ее окружало множество цветущих растений, и их экзотический аромат обволакивал ее как ласковые объятия.

Пожилая пара сидела на веранде, утопая в широких креслах. В руках у каждого был стакан чая со льдом.

— Здравствуйте, — сказала Ребекка.

Мужчина и женщина заулыбались и поздоровались в ответ. В этот момент дверь открылась и появилась женщина лет под сорок с приветливой улыбкой на худом удлиненном лице.

— Добрый день.

Ребекка услышала мягкое южное произношение. Она протянула руку и представилась:

— Я Ребекка Фрезер. Мне заказана комната.

— Совершенно верно, мисс Фрезер, — подтвердила женщина, пожимая руку Ребекки. — Добро пожаловать в Бель-Шансон. Я Делла Деверо Сент-Джаст, ваша хозяйка. Мы надеемся, что вам у нас понравится.

— Я в этом уверена, — ответила Рэчел.

— А это мистер и миссис Майклс, — представила Делла пожилую пару, и они по очереди пожали Ребекке руку, — они из Пенсильвании, из Аллентауна.

— Как вы поживаете? — спросила Ребекка.

— Прекрасно, юная леди, — улыбнулся старик.

— Где ваш багаж? — поинтересовалась Делла.

Ребекка открыла багажник и вытащила свой единственный чемодан и портативный компьютер.

— О, компьютер! — воскликнула Делла.

— Дорожный, — со смешком ответила Ребекка.

— Вы случайно не пишете?

Ребекка кивнула.

— Повести?

— Нет, — объяснила Ребекка, — я пишу для телевидения.

— Правда? — с расширившимися от любопытства глазами спросила Делла. — А для каких программ?

— Дневные сериалы, — сказала Ребекка. — Я была главным сценаристом «Обещания на завтра».

— Не может быть! — с восторгом воскликнула Делла. — Это невероятно! Ведь это мой любимый сериал. Я не пропускаю ни одной серии.

— Я рада это слышать.

— Я должна познакомить вас с моим двоюродным братом Морганом. Он тоже писатель, — возбужденно блестя глазами, заявила Делла.

— Автор исторических романов, верно?

— Он самый, — с гордостью ответила Делла.

— Я только что прочла «Против ветра», — сказала Ребекка. — Он очень талантлив.

— Мы все тоже так считаем, — согласилась Делла, — но мы его родственники. И всегда приятно, когда это говорит человек со стороны. — Она вдруг испуганно округлила глаза и продолжила извиняющимся тоном: — Простите, ради Бога, я болтаю и заставляю вас стоять здесь! Пойдемте, я покажу вам вашу комнату, пока вас не доконала здешняя жара. Как правило, в это время года погода очень приятная, но сейчас что-то необычно жарко. — Она взглянула на Ребеккины джинсы и рубашку с длинными рукавами. — Я надеюсь, вы взяли с собой что-нибудь полегче?

— Разумеется, — с улыбкой заверила ее Ребекка.

— Прекрасно. Давайте я вас устрою, и вы сможете переодеться. — Она подхватила чемодан и направилась в дом.

— Приятно познакомиться с вами, — сказала Ребекка, обращаясь к пожилым супругам, и последовала за Деллой.

Интерьер дома был великолепен. Ребекка чувствовала себя так, словно, переступив порог, шагнула в прошлое. На какое-то мгновение ей показалось, что на широкой лестнице и в дверных проемах вот-вот появятся дамы в кринолинах и мужчины во фраках. Ретт и Скарлетт вполне могли бы обитать в этом доме.

Они миновали поворот лестницы, вдоль которой висели портреты нескольких поколений Деверо, прошли длинный коридор и вошли в просторную спальню. Под потолком вращался вентилятор, принося приятное облегчение после уличной жары.

— Обед в восемь, а в четыре подается чай, — сообщила Делла, открывая застекленную дверь, ведущую на галерею, — у вас тут прекрасный вид на парк.

Ребекка подошла к ней и взглянула туда, где, по ее представлению, должна была находиться гарсоньерка.

Заметив на ее лице разочарование, Делла спросила:

— Вас что-то не устраивает?

Ребекка покачала головой:

— Нет, нет, абсолютно все устраивает.

Я просто подумала о том, что при этих старинных особняках строились обычно флигеля для нужд взрослых сыновей. И мне почему-то показалось, что здесь тоже должен быть такой флигель.

Ребекке не хотелось до поры до времени раскрывать свой интерес к прошлому семьи Деверо, и она умолчала о связи, существовавшей между ее прапрабабушкой и плантацией Бель-Шансон. Она не любила темнить и недоговаривать, но сочла это необходимым на данный момент.

— Интересно, что вы заговорили об этом, — сказала Делла. — Здесь действительно была гарсоньерка, вон прямо там. — Она указала на деревянную беседку, окруженную пышно цветущими розовыми кустами. — Она сгорела вначале века.

Делла вернулась в комнату и показала Ребекке дверь в ванную.

— Вам что-нибудь нужно или вы желаете отдохнуть?

Ребекка зевнула:

— Я думаю, что приму ванну, а потом вздремну, если вы не против.

— Вы приехали отдыхать, не так ли? Значит, можете делать что угодно, — улыбнулась Делла.

— Отдыхать! Я почти забыла, что это такое, — с очаровательной улыбкой сказала Ребекка. — Но действительно есть кое-что, чего бы мне хотелось. Я буду вам очень признательна, если вы приготовите мне чаю со льдом, как Майклсам, и побольше лимона, пожалуйста.

— Я оставлю его на ночном столике, пока вы принимаете ванну, — сказала Делла, удаляясь.

Ребекка снова вышла на галерею и посмотрела на беседку. Ей не верилось, что она наконец здесь. Ее охватило чувство, что все ей здесь знакомо. Что она отсюда родом. Что попасть сюда было ей предначертано судьбой.

«Смешно!» — мысленно одернула она себя, возвращаясь в комнату и снимая свою бледно-голубую рубашку. Просто-напросто она проявила излишнюю впечатлительность, подпав под влияние прапрабабушкиных записок. Она смотрит на все здесь глазами Рэчел. Только и всего. Это вовсе не значит, что она сама бывала здесь.

Ребекка направилась в ванную комнату, открыла краны и наполнила огромную ванную прохладной водой, а затем бросила туда горсть ароматической соли, стоявшей на краю ванны. Она понюхала флакон. Жасмин.

Ребекка провела в воде длительное время, а когда наконец вылезла, увидела приготовленный для нее стакан с чаем. Завернувшись в купальный халат цвета индиго, она обратила внимание на журнал, лежавший на кровати на белом стеганом покрывале. К нему была приложена записка от Деллы: «Быть может, вам будет любопытно прочесть это».

Ребекка взяла журнал, записка соскользнула с него, и она увидела темно-голубые глаза на знакомом красивом лице.

Это был номер журнала «Пипл» почти годичной давности. Подпись к фотографии гласила: «Ощутить пульс истории».

Итак, это был Морган Деверо.

— Но, может быть, ты придешь хотя бы к десерту, Морган? — уговаривала Делла кузена. — Я хочу, чтобы ты познакомился с женщиной, которая сегодня приехала.

— Она журналистка? — сухо спросил он, его густые черные брови поднялись. — Если так, то на сегодня с меня довольно!

— Нет, она писательница.

— А! — коротко и выразительно воскликнул он.

Делла вздохнула:

— Это вовсе не то, что ты думаешь.

— А что я думаю? — поинтересовался Морган.

— Что она явилась сюда специально, чтобы встретиться с тобой. — Делла окинула его оценивающим взглядом. — Что она мечтает набраться ума-разума у известного писателя. Это не так, Морган. — И. она засмеялась, увидев выражение его лица.

— Ты уверена?

Делла кивнула:

— В своей области она добилась не меньшего успеха, чем ты в своей.

— В какой же?

— На телевидении, — сообщила она. — Она пишет сценарии дневных сериалов.

— Мыло?

— Да, — признала Делла. — «Обещание на завтра» получило «Дневную Эмми» за лучшую постановку и лучший сценарий, не говоря уже о нескольких лучших актерских работах.

Делла была фанатичной поклонницей телесериалов и могла безошибочно сказать, кто получил премию, какую, за что, когда и где.

— Ладно, — усмехнулся Морган. — Твоя взяла. Кроме того, я не в силах устоять против твоего крюшона с персиками, — поддразнил он кузину.

— Как ты узнал, что я приготовила крюшон с персиками?

— А разве ты не делаешь его всякий раз, когда хочешь завлечь меня сюда? Ты ведь прекрасно знаешь, что это моя слабость.

На сей раз усмехнулась Делла:

— Я чувствую, что ты не пожалеешь о своем приходе, Морган.

Ребекка устала больше, чем сама думала, и проспала дневное чаепитие, проснувшись лишь в половине восьмого вечера.

Она с интересом прочла статью о Моргане. Как много общего с нарисованным ею образом низенького лысого толстяка! На нее произвело огромное впечатление его сходство с миниатюрой Мэтью Деверо, находившейся в ее медальоне. Какое-то сверхъестественное сходство!

Она уселась на кровати, спустив ноги на прохладный паркет. Против собственной воли она повернула голову и снова взглянула на журнал, лежавший на мраморном ночном столике. Специфика ее профессии была такова, что общаться с красивыми, обаятельными мужчинами ей приходилось постоянно. Тем не менее в Моргане Деверо было что-то особенное, такое, что неудержимо притягивало ее взгляд, от чего у нее сосало под ложечкой и трепетали губы. Она, казалось, ощущала его жадный рот на своих губах, чувствовала тяжесть его тела, словно он лежал на ней, силу его рук, как будто он сжимал ее в объятиях.

«Все это внушила мне здешняя атмосфера», — уговаривала себя Ребекка, закрывая дверь на галерею, чтобы без помех переодеться к ужину. Она стянула с себя тонкую ночную рубашку и небрежно швырнула ее на кровать. Заметив свое отражение в большом старинном зеркале, она замерла. К ее щекам приливал румянец, грудь была высокой и полной, соски крупными и твердыми. В ее фигуре не было ничего общего с однообразными мальчишескими формами современных фотомоделей. У нее была женственная фигура, изящная и складная. Ребекка была ею довольна.

А нравится ли такой тип фигуры Моргану Деверо? И с чего бы ей в голову лезет подобная чепуха? Ребекка мысленно обругала себя за глупость. Кому интересно, что нравится, а что не нравится этому человеку? Уж во всяком случае, не ей! Он не значит для нее ровно ничего, кроме того, что служит, в некоторой степени, связующим звеном между ней и ее прапрабабушкой. Не более того.

Она быстро натянула одежду, решив, что сегодня вечером должна выглядеть как можно более просто, по-домашнему. В статье упоминалось, что у Деверо был дом в Новом Орлеане. Вполне возможно, что он живет главным образом там и она вообще не встретится с ним и течение всего своего пребывания здесь.

И может статься, это будет лучше всего. Если уж фотография так подействовала на нее, то она вовсе не хочет видеть оригинал. Гораздо безопаснее для нее держаться подальше от этого человека.

«К черту безопасность!» — это было первое, что пришло в голову Ребекке, когда в тот же вечер ее познакомили с Морганом Деверо.

Она сидела на веранде с Деллой и ее мужем Джеком, бывшим школьным учителем, и, наслаждаясь свежим вечерним ветерком, потягивала вкуснейший персиковый крюшон. Он был теплый, сладкий и полон персиков, которые Делла собственноручно консервировала с добавлением бренди. Для аромата она добавляла специи. Супруги Майклс после ужина уехали в Новый Орлеан в джаз-клуб.

Собачий лай заставил Ребекку повернуть голову. Она увидела высокого мужчину, направлявшегося от небольшого кирпичного домика, почти не видного среди покрытых мохом дубов, к главному зданию.

Черный лабрадор, трусивший рядом с ним, оставил хозяина и кинулся вперед. Он вбежал на веранду, виляя хвостом и вывесив язык, поколебался несколько секунд, а затем двинулся к Ребекке и уселся возле нее, требуя внимания.

Ребекка не могла не откликнуться на столь ясно выраженную просьбу. Засмеявшись, она погладила собаку по голове. Ответом ей было довольное ворчание, и пес улегся у ее ног.

— Джестер знает, как подойти к женщине, — произнес глубокий мужской голос.

Ребекка подняла голову и взглянула на говорившего. Странный трепет пробежал по ее телу, словно взгляд стоявшего перед ней мужчины ласкал ее всю с головы до ног. Такого мгновенного, глубокого и мощного сексуального влечения она еще не чувствовала никогда в жизни. Она ощутила его столь остро, что у нее перехватило дыхание, как будто ее поразил удар молнии.

— Мы не встречались раньше? — спросил Морган. Он знал эту женщину. Что-то говорило ему об этом. Каким бы странным это ни казалось, он узнавал ее. Невидимые узы внезапно связали их.

— Разумеется нет, — прервала его Делла. — Ребекка, это мой кузен, Морган Деверо, — представила она его светским тоном, совершенно не замечая, что с ними происходит. — Морган, это Ребекка Фрезер.

Пожав друг другу руки, Морган и Ребекка почувствовали, как между ними пробежал электрический разряд. В воздухе сгустилось напряжение, словно летняя гроза, обещающая прохладу, а вместо этого лишь усиливающая зной.

Морган сел напротив Ребекки, не в силах отвести от нее взгляда. Она притягивала его, как магнит притягивает к себе металл. Сквозь стеклянные стенки бокала он исподтишка разглядывал ее. Цвет ее лица напоминал персик, золотистые волосы имели теплый натуральный оттенок. Глаза чудесного голубого цвета, ни темные, ни светлые. Белая хлопчатобумажная майка подчеркивала красивые изгибы ее тела, так же как и короткая юбка. Длинные открытые ноги. Интересно, они действительно такие гладкие, какими кажутся? Какое упоительное, должно быть, ощущение, если они обовьются вокруг его собственного обнаженного тела!

Взгляд Моргана жег Ребекку огнем. Он не был наглым или грубым — такого рода взгляды она прекрасно знала: нельзя жить в Нью-Йорке и избежать их. Взгляд Моргана был другим, чувственным и волнующим. Ни с чем подобным она еще не сталкивалась.

Это испугало Ребекку. Она всегда была уверена в себе, в собственной защищенности. Но вот, пяти минут не прошло, как она встретила этого мужчину, и все ее бастионы рухнули.

Снова.

Она снова слышала таинственные слова, звучавшие в ее мозгу.

О Боже, что происходит с ней?

Что происходит с ним?

Пусть она думает, что он самый невоспитанный человек на свете, но он не может не смотреть на нее. Ему казалось, что он видит кого-то давно знакомого, но немного изменившегося. Воспоминание, затерянное в глубинах памяти и пытающееся вырваться на свободу.

Происходящее с ним удивило Моргана. Обычно он не давал эмоциям захлестнуть себя — ни в жизни, ни в работе, умел совладать с собственными чувствами. Порывистость или необузданность отнюдь не были нормой для него. И вот он чувствует, что сейчас сгребет сидящую перед ним женщину в охапку и унесет прочь, лучше всего к себе в спальню, и там запрется с ней от остального мира.

Он страстно, мучительно желал ее. И — странное дело — это томительное желание было как будто знакомо ему. Словно где-то, когда-то он уже вожделел ее столь же неистово.

К чему, черт возьми, все это приведет?

Когда он наконец отвел от нее взгляд, Ребекка потянулась к китайскому подносу, на котором стояли бокалы с крюшоном, и взяла себе еще один. Ей необходимо было сосредоточиться хоть на чем-то, и она отчаянно пыталась снова овладеть собой.

Легкий светский разговор лился, возглавляемый словоохотливой Деллой. Она направляла его, не давая угаснуть, а Ребекка и Морган время от времени вставляли ничего не значащие замечания. Они были полны друг другом и тем скрытым от посторонних глаз влечением, которое возникло между ними.

— Какие у вас планы, мисс Фрезер? — спросил Морган.

Ребекка быстро облизнула пересохшие губы:

— Ну, я собираюсь осмотреть несколько зданий на Ривер-Роуд, немного поездить по окрестностям и поискать места для съемок, а затем познакомиться с Новым Орлеаном. Знаете, погулять по нему, побродить по магазинам, взглянуть на достопримечательности — в общем, обычная туристская программа, но, думаю, я смогу так почувствовать атмосферу города, а это поможет мне сделать героев более живыми.

— Не нужен ли вам гид?

Ребекка чуть не свалилась со стула при этом вопросе. Его помощь была бы для нее бесценной — и очень опасной.

— Я как-то не думала об этом, но, разумеется, было бы хорошо, если бы со мной был кто-нибудь знающий эти места, — ответила она.

— Отлично.

Услышав предложение Моргана, Делла разинула рот. Морган всегда ревниво оберегал собственный покой и независимость. А теперь, совершенно добровольно, жертвует своим временем, ломает свое расписание, чтобы служить сопровождающим этой женщине. Что случилось?

— Какое время вас устроит? — спросил он, допивая чай со льдом.

Ребекка наблюдала за его движениями.

— Может быть, девять?

Морган поднялся со стула, и Джестер запрыгал вокруг него.

— Прекрасно. Значит, в девять, — согласился он. — А теперь, если вы извините меня, я вернусь к своей работе.

— Разумеется, — пробормотала Ребекка, не в силах оторвать взгляд от высокой удаляющейся фигуры. Боже, зачем она согласилась?

Сосредоточиться на работе Моргану не удалось. Он неоднократно пытался углубиться в чтение, но всякий раз его мысли оказывались далеко. В большом доме. Рядом с ней. Он закрывал глаза, и перед ним мгновенно вставал ее образ. Нежный. Прелестный. Возбуждающий.

Что же это такое? Какое-то таинственное родство душ или встреча с неизведанным? Ни одна женщина до сих пор не действовала на него так. И это было приятно и тревожно в одно и то же время.

Он встал и подошел к окну. Со второго этажа большого дома лился слабый свет. Не из ее ли комнаты он исходит? Снедает ли ее такое же странное беспокойство, от которого страдает он? Пробегает ли по ее жилам огонь желания, сжигающий его? Охвачена ли она той же тоской, что и он?

А Ребекка стояла у открытой двери, ведущей из ее комнаты на галерею, и смотрела на освещенное окно в нижнем этаже флигеля. Делла успела рассказать ей, что Морган перестроил его и теперь живет и работает в нем. Домом в Новом Орлеане он пользуется только когда бывает вынужден поехать в город. И только здесь, за городом, он чувствует себя по-настоящему дома, поведала Делла. В этом отношении, подчеркнула она, Морган — типичный Деверо.

Испытывает ли он то же влечение к ней, что и она к нему? И если да, то пугает ли оно его, как пугает ее?

Она прислонилась к дверному косяку, жадно вдыхая ночной воздух. Голос Моргана был голосом из ее снов. Она узнала его, как только он заговорил. «И какой голос, — думала она. — Теплый и возбуждающий. Искушающий и повелительный».

Легкий ветерок ласкал ее кожу. Она наслаждалась им, и где-то в волнах ее памяти всплывало воспоминание о другой такой же ночи.

Но откуда могло возникнуть это воспоминание? Впервые в жизни она попала сюда. Должно быть, слова и фразы ее прапрабабушки, поразив ее воображение, глубоко проникли в ее подсознание и сплелись с ее собственными ощущениями и мыслями в единую пеструю ткань.

Как оживает прошлое в этом доме! Оно окутывает ее здесь плотным покровом.

Ребекка оставила дверь открытой, не в силах прервать таинственные узы, соединившие, как ей казалось, ее комнату с домиком Моргана.

Она забралась на массивную кровать красного дерева и свернулась под одеялом, с удовольствием ощутив прикосновение гладких свежих простыней к своей обнаженной коже. Опуская голову на подушку, она уловила легкий запах жасмина.

Что принесет ей день завтрашний?

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Ребекка проснулась рано, торопясь начать новый день. Ей не терпелось увидеть Моргана, разобраться, было ли то глубокое впечатление, произведенное им на нее вчера вечером, лишь игрой воображения, распаленного дневниками прапрабабушки, или же, подобно Рэчел, она влюбилась с первого взгляда? И если так, то что ей делать?

Она вошла в небольшую столовую с мечтой о первой чашке кофе. На маленьком буфете стоял кофейник, и, взяв его, Ребекка наполнила чашку свежим ароматным напитком. Она добавила туда сливок и выпила свою чашку стоя. Затем налила себе еще и уселась за один из двух столов, находившихся в комнате.

Двери матового стекла, отделявшие столовую от малой гостиной, открылись, и вошла Делла. В руках у нее была корзинка свежеиспеченных булочек. Поставив ее на стол перед Ребеккой, она сказала:

— Доброе утро. Надеюсь, вам спалось хорошо?

— Спасибо, очень, — ответила Ребекка, вдыхая аромат горячей сдобы. Не удержавшись, она взяла булочку с черникой.

— Чего бы вам хотелось на завтрак? — с приветливой улыбкой спросила Делла.

— Если вы не возражаете, я ограничусь булочкой и кофе.

— И все?

— И все, — ответила Ребекка, намазывая булочку маслом. — Я единственная завтракаю?

— Майклсы с утра пораньше уехали на весь день. Осматривать достопримечательности, как я полагаю. А ближе к вечеру я жду новых гостей.

— Сколько комнат вы сдаете?

— Четыре, — ответила Делла, садясь напротив Ребекки. — Я не хочу, чтобы здесь было как в гостинице, где человек теряется в безликой обстановке. У себя я, встречаясь с новыми людьми, узнаю их, стараюсь понять. Мои гости могут при желании общаться друг с другом. Кроме того, большое количество клиентов наносит ущерб сервису. Я люблю, когда люди чувствуют себя в Бель-Шансон словно в гостях у друзей. Гостеприимство подобного рода создало нам хорошую репутацию, и я бы хотела, чтобы так было и дальше. И Морган тоже.

— Что «Морган тоже»? — спросил Морган, входя в комнату.

Его появление, как показалось Ребекке, мгновенно наэлектризовало атмосферу, по жилам ее пробежало пламя. Она вся затрепетала.

Делла поднялась с места и, привстав на цыпочки, поцеловала своего кузена.

— Я рассказывала Ребекке о философии, которой мы следовали, основывая наш пансион.

— Вы скоро поймете, что ритм нашей жизни гораздо медленнее того, в котором живете вы, мисс Фрезер, — заметил Морган, усаживаясь на стул, с которого встала Делла.

— Выпьешь кофе, Морган? — предложила Делла.

— Спасибо, да.

Ребекка подумала, что сегодня он еще привлекательнее, чем вчера вечером.

— Приятно иногда поменять ритм жизни, — ответила она на замечание Моргана и откусила булочку.

— Большинство людей согласны с вами, — сказал он, встретившись с ней глазами и не отводя взгляда.

— Делла, — попросил он, продолжая смотреть на Ребекку, — ты не могла бы дать мне чего-нибудь поесть?

— Разумеется, могла бы, cher, — с готовностью откликнулась она, — чего бы тебе хотелось?

— Что попроще. Яичницу и тост.

— Болтунью?

— Если можно. — И, возвращаясь к разговору с Ребеккой, Морган продолжил: — Мы здесь умеем наслаждаться жизнью, ценить ее. Во всех ее проявлениях. — Он пожал своими широкими плечами. — С раннего детства мы учимся, выражаясь фигурально, останавливаться и нюхать розы. Очень хорошая привычка.

Ребекка засмеялась:

— Я принадлежу к категории трудолюбивых пуритан. Я люблю свою работу.

— Я тоже, — ответил он. — Но все время работать и не жить в свое удовольствие, это…

— Способствует успешной карьере, — перебила она.

— Допустим, — признал Морган. — Но какой ценой? Я люблю то, что я делаю, и никогда не желал быть никем иным, кроме как писателем. Но не меньше, чем работой — а я не могу без нее, поверьте, — я наслаждаюсь самой жизнью. Изолируйте себя от окружающего мира — и это отразится на качестве вашей работы отнюдь не лучшим образом.

Ребекка слушала, стараясь осмыслить его слова. «Это, должно быть, правда», — размышляла она. Она столько времени посвящает работе, что зачастую пренебрегает тем, для чего прежде время находилось. Театром, кино, встречами с друзьями, поездками за город.

— Извините, — произнес он певучим баритоном, — меня иногда заносит.

— Вам нет нужды извиняться, — прервала Ребекка. — Похоже, что вы правы. И уж во всяком случае, здесь есть о чем поразмыслить.

Снова появилась Делла, на сей раз с подносом в руках. Она поставила его на стол и сняла крышку, прикрывавшую тарелку с пышным золотистым омлетом. Затем она поставила перед Морганом бутылочку с острым соусом и блюдо с тостами. Добавив к этому банку клубничного джема, она оставила их вдвоем, улыбаясь про себя.

— Ну, — спросил Морган, выдавив на омлет немного соуса, — так куда же вы хотите направиться?

— Я решила предоставить инициативу вам, — ответила Ребекка.

Он широко улыбнулся:

— Прекрасно. Тогда берите фотоаппарат, если он вам нужен, и имейте в виду, что вернетесь домой поздно.

— Мне не нужно переодеться? — Ребекка поднялась, чтобы он мог увидеть ее туалет.

Голубые глаза Моргана медленно прошлись по ее фигуре, и в них читалось откровенное восхищение ее вкусом. Ничего вызывающего или нарочитого, эта женщина предпочитает классический стиль. На ней была простая футболка, на сей раз абрикосового цвета, и белые шорты спортивного покроя.

— Превосходно! Ничего не надо менять, — решительно заявил он.

Ребекка покраснела от удовольствия и уселась на свое место. Она раздумывала, настало ли время поведать ему о том, что их связывает. Золотой медальон, материальное напоминание о Мэтью и Рэчел, по-прежнему висел у нее на шее. Она могла рассказать ему о своем открытии и выяснить, известно ли ему еще что-нибудь о злосчастных влюбленных. А могла и промолчать в ожидании дальнейшего развития событий.

«Да, — решила Ребекка, намазывая джемом вторую булочку, — я пока ничего не скажу и посмотрю, что произойдет между нами дальше».

«А чего бы ты хотела?» — спросил ее внутренний голос.

Ответ последовал незамедлительно. Она жаждала близости с Морганом.

Они проехались на машине вдоль реки, посетили несколько замечательных особняков на бывших плантациях: особняк Хоумс, плантацию Тезкуко, плантацию Сан-Франциско. Морган был прирожденным рассказчиком и поведал Ребекке множество историй о минувшей жизни на берегах Миссисипи. О кровавых распрях прежних поколений; о дуэлях из-за чести прекрасных дам; о любви, счастливой и трагической; о боевых подвигах: о победах и поражениях.

Они шли по тропинке и нашли место, чтобы посидеть несколько минут. День прошел прекрасно, и они от души наслаждались весенним теплом и обществом друг друга. Они случайно забрели в дубовую рощу, каждое дерево которой было покрыто испанским мхом, и Ребекка остановилась, любуясь кустами разноцветных азалий.

Если бы не их современная одежда, Ребекка, пожалуй, решила бы, что время повернуло вспять, таким упоительно-мирным и волшебно-прекрасным было место, где они находились. Никаких признаков цивилизации. Ни туристов, ни вышек, воздвигнутых для добычи луизианского черного золота, ни рыбаков. Только она и он.

Она едва не плюхнулась на землю, но Морган удержал ее за локоть. Из кармана джинсов он достал белоснежный платок и расстелил его на траве.

— Вот теперь, — театрально произнес он, — дама может сесть.

Ребекку рассмешила эта старомодная галантность. Она сделала реверанс и уселась, наслаждаясь всем, что ее окружает. Она слушала жужжание пчел, разглядывала птиц разных пород и расцветок, порхавших с куста на куст. Роскошная магнолия довершала картину.

— Здесь так красиво. Я просто не могу поверить, что все это выросло само по себе, — заметила она.

— А это и не выросло само по себе. Это часть имения моего двоюродного брата.

— У вас большая семья?

— Огромная, — засмеялся он. — Клан Деверо разросся и дал массу ответвлений. В конце прошлого века сюда переселились даже представители французской ветви. Кроме того, некоторые из них переженились между собой, так что родственников у нас масса.

— А братья или сестры у вас есть?

— Есть, — улыбнулся Морган, — у меня два брата. Один еще в колледже, изучает право, второй геолог. У обоих очень практические профессии.

— В отличие от нашей? — с вызовом спросила Ребекка.

— Это верно. Мы предаемся мечтам, выдумываем разнообразные сюжеты.

— Мне никогда не хотелось ничего иного, — призналась Ребекка.

— Мне тоже, — подтвердил он. — Я обожал слушать, как мой дед рассказывает эпизоды из истории нашей семьи, и не помню такого момента, когда бы моя голова не была полна историями собственного сочинения.

Морган вытянулся во весь рост, не обращая внимания, что лежит прямо на траве.

Ребекка украдкой взглянула на него. Его тело было стройным и мускулистым, ноги длинными. Джинсы лишь подчеркивали их длину. Если он снимет свою черную футболку, какая у него грудь? Покрыта ли она темными волосами? Жесткие они или мягкие? Она чувствовала запах его одеколона. Очень легкий и типично мужской.

Закрывая глаза, она представляла себе его вышедшим из душа, с белым полотенцем вокруг стройных бедер. День жаркий, гораздо жарче сегодняшнего, наполненный обычным для Луизианы зноем. Он опустился на чистую белую простыню, покрывающую массивную кровать, и улыбается ей. Ребекка наливает холодную воду из кувшина в фарфоровую миску со льдом и ждет несколько секунд, чтобы вода как следует охладилась, а затем погружает туда пушистое полотенце. Оно темно-зеленое, красивого сочного оттенка.

Морган прерывисто вздыхает, когда холодная мокрая ткань касается его плоти. Он вздыхает еще раз, когда ее губы начинают следовать за полотенцем. Она прижимает ткань к его соскам, а затем касается их языком. Его руки вцепляются в простыню, комкают ее, а из горла вырывается хриплый стон, в то время как ее губы спускаются все ниже.

Быстрое движение ее руки — и вот уже белое полотенце не скрывает больше ничего…

«О Боже, — подумала Ребекка, — что за опасные фантазии одолевают меня?» Представляя его себе в таком виде, она стыдилась самой себя. И тем не менее ей хотелось прижать его тело к собственному обнаженному телу, острое желание пронизывало ее, увлекая в соблазнительные и страшные бездны, туда, где она еще не бывала никогда.

Ее тело сжигало дикое и сладкое пламя, заставляя кожу пылать, а кровь закипать в жилах.

Вот этого не хватало в ее браке. Ничего подобного они ни разу не испытали с Беном. Пробудившаяся в ней чувственность, всепобеждающая и дикая, пугала и околдовывала Ребекку.

Какова она без этой футболки и этих шортов? Закрыв глаза от нестерпимо сияющего солнца, Морган рисовал себе собственный сценарий.

Он входит к себе в дом, мечтая о прохладном освежающем душе, и собирается подняться по винтовой железной лестнице на второй этаж в душевую с зеркальными стенами. Он уже ставит ногу на ступеньку, и тут с лестницы спускается она. В халате цвета индиго. Ее светлые волосы распущены, на лице улыбка, на щеках легкий румянец.

Медленно, осторожно, словно разворачивая драгоценность, он протягивает руку и развязывает пояс ее халата. Теперь он узнает, что скрывалось под ним. Морган ясно представил себе ее тело: пышную грудь, цвет и вкус ее сосков. В своем воображении он касался ее красиво изогнутого бедра, ласкал стройную шею, а затем прошел путь от ее колена выше, едва касаясь бедер, пока его пальцы не достигли светлого треугольника волос внизу живота.

Она слегка вскрикивает, когда его длинный тонкий палец погружается в глубины ее плоти…

Морган резко сел, обхватив руками колени. Воображение наэлектризовало его тело, разожгло его плоть. Что же за женщину он встретил? Почему она единственная, кто сумел так быстро возбудить его плоть и одновременно завладеть его рассудком? Ум его считал ее незнакомкой, а сердце говорило, что он знает ее уже многие годы.

Означает ли все это, что он в нее влюбился?

Или это обычное вожделение, но только более сильное и острое, чем ему доводилось испытывать раньше? Избавится ли он от этого непреодолимого плотского влечения, если сумеет уложить ее к себе в постель?

И откуда у него это странное ощущение, что время повернуло вспять, что он может потерять нечто очень дорогое, то, что он уже когда-то терял.

— Раз уж мы пропустили ленч, то как насчет раннего обеда? — Морган поднялся и, отряхнув джинсы, протянул руку, чтобы помочь Ребекке встать. — Я знаю одно потрясающее местечко здесь поблизости, где подают вкуснейшие креольские блюда. Вам понравится, я обещаю.

Ребекка не раздумывала ни секунды.

— Конечно понравится, — просто ответила она, не отнимая у него своей руки.

Морган опустил взгляд на их переплетенные руки и улыбнулся. Ребекка верила ему, об этом говорила ее нежная ручка, доверчиво лежащая в его широкой ладони. Ему не было нужды убеждать ее: «Верь мне!» Она продемонстрировала ему свое доверие, и теперь он нес ответственность за то, чтобы не обмануть это доверие, чтобы не разочаровать ее.

— Вы не пожалеете об этом.

Ребекка надеялась, что он прав.

Место, куда привез ее Морган, было необычным. Само здание имело крайне непрезентабельный вид, а перед ним стояли два изрядно помятых грузовичка.

Морган поставил свой «ровер» рядом с ними и, к изумлению Ребекки, не позаботился запереть его.

Привыкшая к нью-йоркским порядкам, она поинтересовалась:

— Разве вы не запираете машину?

Машина Моргана была импортной и очень дорогой. Угнав ее или сняв какие-либо детали, можно было получить хорошие деньги. Он усмехнулся:

— В городе, разумеется, запираю, но не здесь, cherie. Тут все по-другому. Здешние жители уважают чужую собственность.

— Ну что ж, — сказала она с некоторым сомнением в голосе.

— Вы привыкнете к этому, — заверил ее Морган.

В ответ Ребекка пожала плечами. Он говорил так, словно она собирается пробыть здесь долгое время. А она, между прочим, намерена только собрать кое-какой материал для своего фильма и взглянуть на места, которые любила Рэчел. Не более того. Выполнив свое намерение, она вернется домой. А все, что происходит сейчас, отодвинет в глубины памяти.

Они вошли в ресторанчик, Морган держал Ребекку за руку. Когда они пересекли темноватый вестибюль, прохладный после царящей снаружи жары, их приветствовала высокая плотная негритянка лет пятидесяти на вид.

— Морган, cher, — воскликнула женщина, — где это ты прятался?

— Работал, много работал, tante Изабо, — ответил он, обнимая ее.

— Вижу, ты сегодня привел хорошенькую курочку, а? — Она улыбнулась, и во рту у нее блеснула золотая коронка. — Хотя ей не помешало бы чуть-чуть обрасти жирком, — добавила она, критически оглядев Ребекку. — Или ты по-прежнему любишь костлявых, cher?

Ребекка рассмеялась, хотя ее любопытство было задето мыслью о том, что Морган приходил сюда с кем-то еще.

— Извините, — перебила она, — но уж про меня-то вряд ли можно сказать: «кожа да кости».

— Немного мяса, а, моя птичка? — спросила tante Изабо, улыбнувшись Ребекке. Она отступила на шаг и снова окинула ее взглядом. — Да-да, теперь я вижу: кое-что имеется. — Она заговорщицки улыбнулась и сказала так, словно сообщала ценную информацию: — Вы ведь знаете, кошечка, мужчины любят, чтобы было за что подержаться. Настоящий мужчина не станет ложиться в постель с мешком костей: кому охота набить себе синяков? — Она хмыкнула. — А вот на меня в этом отношении пожаловаться трудно. — И она от всего сердца расхохоталась.

Откровения tante Изабо заставили Ребекку покраснеть. «С чего бы это?» — удивилась она. Ей доводилось слышать и гораздо более фривольные замечания и даже откровенную похабщину — как во время съемок, так и просто на улицах. Почему же с Морганом она чувствует себя невинной девушкой, находящейся под его покровительством. А быть может, ее смутило упоминание о постели? Ведь оно сразу вызвало в ее воображении переплетенные, изнемогающие от страсти тела — ее и Моргана.

— Как я понимаю, вам нужен столик, а, cher? — лукаво спросила tante Изабо.

Морган ухмыльнулся: — Вы все понимаете правильно.

— Тогда пойдемте, у меня есть одно уютное местечко.

Морган обнял Ребекку за плечи, прижав к себе, словно она была его собственностью. И Ребекке это понравилось.

Tante Изабо проводила их в укромный уголок, где стоял круглый столик, накрытый темно-синей скатертью. Полупритушенные лампы создавали атмосферу интимности. Под потолком вращались несколько вентиляторов. Морган выдвинул стул для Ребекки, а сам занял место напротив.

Tante Изабо стояла рядом с видом заговорщицы.

— Итак, чего бы вам хотелось?

— Вы разрешаете мне заказать еду для вас? — спросил Морган.

— Охотно, — ответила Ребекка.

Морган улыбнулся теплой, искренней улыбкой, которая не только играла на его губах, но и сияла в глубине глаз.

— Для начала, я думаю, лангусты с пряностями и пару кружек пива. — Морган вопросительно взглянул на Ребекку и, когда она кивнула, продолжил: — Затем вашу дивную джамбалайю и на десерт ореховый торт.

— Я лично присмотрю за этим, — пообещала tante Изабо и покинула их.

— Она грандиозная повариха, — с энтузиазмом воскликнул Морган. — Вот погодите, попробуете ее стряпню и скажете, что это пища богов.

— Наверное, раз вы это утверждаете.

— Утверждаю.

— Значит, так и будет, — ответила Ребекка.

Она знала, что говорит. Она верила ему так, словно они знали друг друга долгие годы, и это чувство было убаюкивающе приятным.

Tante Изабо вернулась через пару минут и водрузила на столик оловянный поднос с двумя огромными кружками холодного пива и двумя мисками с дымящимися лангустами. Она вручила каждому по чистой салфетке и вежливо сказав: «Bon appetit!», удалилась обратно в кухню.

— Берите руками, — настаивал Морган.

Ребекка повиновалась и обнаружила новое для себя удовольствие в том, чтобы есть руками и при этом смаковать каждый кусочек. Оказалось, что у нее зверский аппетит, и они заказали еще одну порцию. «Есть с удовольствием» — такой девиз провозгласил Морган, и был абсолютно прав. Ребекка бывала в изысканных ресторанах, но, как правило, на деловых обедах с нужными людьми. В остальных случаях она глотала что попало прямо на рабочем месте И вот теперь поняла, что можно наслаждаться самим процессом еды.

«Все это благодаря Моргану», — отметила она. Их беседа не прерывалась ни на минуту, перескакивая с воспоминаний детства на темы, связанные с работой. Она могла бы слушать этот глубокий медлительный голос весь вечер. Их разговор не был пустой светской болтовней. Морган слушал так внимательно, задавал вопросы столь искусно и тактично, что Ребекка подумала, уж не является ли он по совместительству психологом.

Моргана восхищала ее искренность. Ребекка разговаривала, как ребенок, — прямо, бесхитростно, без ужимок. Она нравилась ему все больше и больше. С каким удовольствием он говорил с ней на литературные темы, использовал профессиональный жаргон! Он начинал цитату, и она заканчивала ее. Она схватывала на лету все его — порой туманные — ассоциации и реминисценции.

— Я не смогу даже думать о еде целую неделю, — заявила Ребекка, прикончив вторую порцию джамбалайи и отодвигая пустую тарелку.

— Ерунда! Завтра утром вы заговорите по-другому, — заверил ее Морган.

— Не знаю, не знаю.

— Я знаю, — доверительно сказал он. — Но не потанцевать ли нам перед десертом, чтобы немного осадить стряпню tante Изабо?

— Мне для этого придется станцевать, как минимум, «Лебединое озеро».

— Ну зачем такие подвиги, cherie? — возразил он. — Пара кругов в центре зала — и все будет в порядке.

Она взглянула на него скептически.

Морган поднялся и подошел к старомодному музыкальному автомату. Достав из кармана джинсов несколько монет, он опустил их в щель, неоновые огоньки замерцали, и он принялся выбирать музыку.

Он подал ей руку, и Ребекка вскочила со своего стула. Музыка подхватила их и увлекла на середину зала. Ребекка прильнула к его сильному телу, покачиваясь в такт музыке, склонив голову к его широкой груди.

Морган, как оказалось, выбрал ее любимые песни. Сентиментальные мелодии, которые можно слушать без конца. Зал наполнился гармоничной мелодией братьев Райтус, исполнявших «Ты моя душа и вдохновение».

Затем Морган включил то, что она просто обожала: «Невозможно не влюбиться» Элвиса и чувствительный дуэт, всегда заставлявший ее сердце замирать, «С тобою я рождаюсь вновь».

Ребекка чувствовала себя на седьмом небе. У нее был потрясающий день, и она вовсе не хотела, чтобы он кончался. В объятиях Моргана было так хорошо! Словно именно здесь было ее настоящее место. Словно оно было здесь всегда.

Мысль о том, что этот день заканчивается, причиняла ей боль. Она льнула к Моргану во время танца, как будто пыталась удержать мечту, страшась даже думать, что будет дальше.

— Не попросить ли tante Изабо завернуть нам сладкое? — спросил он. — Мы можем съесть его позже, когда вернемся на плантацию.

Грустил ли он, подобно ей, что день близится к завершению? Хотелось ли и ему длить его как можно дольше?

— Это было бы лучше всего, — ответила она, усаживаясь на свое место и глядя, как он удаляется в сторону кухни. Она подсчитала, что в их распоряжении еще по меньшей мере час, — именно столько займет обратная дорога в Бель-Шансон, а затем…

Морган вернулся с бумажным пакетом в руках и в сопровождении tante Изабо.

Ребекка встала с довольной улыбкой на губах.

— Благодарю вас, tante Изабо, за потрясающую еду. Не знаю, едала ли я что-нибудь вкуснее.

— Я рада, что вам понравилось, кошечка, — просияла та, — вы еще придете сюда рано или поздно, вы слышите?

Ребекка рассмеялась.

— Слышу, — ответила она, думая, доведется ли ей побывать здесь еще раз.

— Отлично. А что до вас, cher, — она обняла Моргана и дружески потрепала его по плечу, — будьте порасторопней и не упускайте эту малютку. — Она быстро взглянула на Ребекку: — Это класс!

— А вы, кошечка, — продолжала tante Изабо, теперь уже обращаясь к Ребекке, — держитесь за него.

Растерявшаяся Ребекка сумела только улыбнуться в ответ. Да и что она могла бы сказать?

Когда они вышли из ресторана, луна уже светила вовсю и дневную жару сменила ночная свежесть.

— Там, в пакете, есть и кофе, — сообщил Морган, надев ремень безопасности.

Он открыл бумажный пакет и извлек оттуда два запечатанных пластиковых стакана.

— Это новоорлеанский кофе, — передавая Ребекке стакан, предостерег он. — К такому крепкому вы, наверное, не привыкли.

— Я думаю, что справлюсь с этой сложностью, — съязвила Ребекка и осторожно попробовала напиток.

Кофе был превосходный, крепкий и покрытый шапкой взбитых сливок.

— А-ах, — с наслаждением вздохнула Ребекка.

Морган сделал глоток из своего стакана.

— Вы быстро привыкаете к нашей жизни, Бекка.

Ребекка почувствовала, что ей необыкновенно приятно слышать это уменьшительное имя из его уст. Интимность такого обращения наполнила ее каким-то ласкающим покоем.

— Tante Изабо снабдила нас, кроме торта, парой булочек, — сказал Морган. — На случай, если вы проголодаетесь по дороге.

— Проголодаюсь? Он смеется? — Ребекка удобно откинулась на сиденье и с наслаждением дотягивала кофе. — Разве что завтра утром… — сонно пробормотала она и зевнула, несмотря на изрядную дозу кофеина.

Несколькими минутами позже Морган взглянул в ее сторону и заметил, как вздрогнули и опустились ее ресницы. Ему хотелось провести пальцем по ее нежной щеке, но он побоялся разбудить ее. Морган осторожно взял из ее руки стакан с кофе и поднес ко рту, прижавшись губами к тому самому месту, к которому прикасалась она. Он допил все еще горячий кофе и поставил стакан, размышляя о собственном поступке. Прежде ему бы и в голову не пришло пить из чужого стакана, да и на сей раз он сделал это, не думая, инстинктивно.

Ребекка глубоко дышала и казалась по-детски счастливой и беззаботной. Как бы она выглядела в его постели? В лунном свете? В сиянии солнца? В мягкий пасмурный день и во время грозы? В каждое время года? Через год? Через десять лет? Через пятьдесят? Он желал знать это.

Меньше чем через час Морган свернул на въездную аллею Бель-Шансон.

— Бекка! Мы приехали, — ласково сказал он и легонько потряс ее за плечо.

— Что? — сонно спросила она и потерлась щекой об его руку.

— Мы дома.

— Дома? — Ребекка выпрямилась, моргая.

Луна заливала серебристым светом дом и парк, придавая окружающему нереальный, таинственный вид.

Морган поставил машину на обочине дорожки и выключил зажигание. Он вылез из машины и обошел ее, чтобы открыть Ребекке дверь, но она уже сама выбралась из «ровера».

— Вы ездите?

— Вы имеете в виду — верхом? Он ласково рассмеялся, и теплая дрожь пробежала по ее спине.

— Верхом, — подтвердил он.

— В детстве ездила. Но сейчас в Нью-Йорке нечасто встретишь лошадь.

— Как вы думаете, вы еще можете держаться в седле?

— Если от меня не потребуется скакать с вами наперегонки по всему округу.

Он взял ее под руку и проводил до двери. Свет над ней был оставлен специально для Ребекки. Морган достал из кармана ключ, вставил в замочную скважину и, повернув его, открыл дверь.

— Нет, от вас не потребуется скакать по всему округу. Я просто подумал, что от небольшой прогулки по окрестностям у вас останется масса новых впечатлений.

— Ну, если вы не против верховой прогулки с неумехой, то я с удовольствием.

— Так после завтрака?

— Да.

Ребекка подумала, что, если бы Морган попросил ее скакать за ним в адские бездны, она бы согласилась с не меньшей готовностью. Она сознавала, что уже не способна отказать ему в чем бы то ни было.

Морган наклонился и быстро поцеловал ее в губы. Держась за дверь, Ребекка отступила на шаг.

— Спокойной ночи, Морган.

— Bonsoir, cherie.[29].

«Французский. Язык любви, — подумала Ребекка. — Язык Мэтью Деверо».

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Его поцелуй был подобен легкому касанию ветерка, легонько тронув ее губы, он оставил волнующие желания.

Ребекка дотронулась пальцем до собственных губ. Что она почувствует, когда он поцелует ее по-настоящему?

Она натянула белую футболку безо всяких рисунков и заправила ее в тесно облегающие джинсы. Застегивая коричневый кожаный ремень, она размышляла о том, как целуется Морган. Бывают его поцелуи жестокими или страстными? Настойчивыми или резкими? Или и то и другое вместе?

Поцелуев как раз и не хватало Ребекке в ее одиночестве. Поцелуев и объятий. Бен умел целоваться. В этом смысле она никак не могла пожаловаться на него. Ее сложности начались, когда ей надоело то, что за этими поцелуями следовало, а это было нечестно по отношению к нему.

Ребекка вспомнила, что писала Рэчел о поцелуях Мэтью. От них ее прапрабабушка теряла голову. Интересно, унаследовал ли Морган способности своего предка? Или же все это просто своего рода химическая реакция между будущими любовниками? Окажутся ли его поцелуи более захватывающими и пылкими, чем все, что она знала до сих пор? Или она заблуждается, обманывает себя?

И кто знает, хочет ли Морган ее так же сильно, как она его?

Морган направлялся к конюшням с тем, чтобы выбрать лошадей для сегодняшней езды. У себя на плантации он держал их несколько; одну для себя лично, остальных для родственников, друзей и гостей. По пятам за ним бежал Джестер, радуясь прогулке.

По дороге Морган вспоминал ночь, проведенную им без сна. Расставшись с Ребеккой, он не смог уснуть и уселся за компьютер. Он попытался работать, сосредоточиться на материалах, которые собрал для нового романа. Но уже через несколько минут понял, что это бесполезно. Мысли о Ребекке прочно овладели его умом. Прикосновение ее руки, ее смех, ее улыбка, сияние ее глаз… Воспоминания об этом преследовали его, возникали в самые неожиданные моменты.

Если бы она не была такой сонной, он бы поцеловал ее, поцеловал так, как ему хотелось. Но он хотел узнать вкус губ бодрствующей, а не спящей Ребекки.

Быть может, сегодня.

Морган надеялся на удачу, понимая, что ждать слишком долго просто не сможет. Он сгорал от нетерпения подобно неопытному юнцу.

Это поражало его самого.

С той секунды, как он увидел Ребекку, все пошло иначе, чем бывало у него с другими женщинами. Встреча с ней потрясла его, заставила по-новому взглянуть на любовь. Она оказалась единственной женщиной, сумевшей затронуть его сердце.

Дверь конюшни была открыта, молоденькая девушка, которую он нанял в прошлом году для ухода за лошадьми, чистила пустое стойло.

— Привет, Джилл, — окликнул ее Морган, а Джестер весело залаял.

Веснушчатая ярко-рыжая девушка оторвалась от своего занятия:

— А-а, это вы, мистер Деверо?

— Вы можете оседлать Герцогиню, а я тем временем займусь Спутником?

— Ясное дело, мистер Деверо!

Она вышла из стойла и направилась за упряжью для красивой гнедой кобылки, а Морган принялся надевать английское седло на своего серого жеребца. Он любил этого андалузца и использовал любую возможность проехаться верхом. Но он был слишком занят работой, так что подобные возможности выпадали ему не часто. Иногда он думал, что должен был бы родиться в другую эпоху, ибо верховая езда, ощущение, что ты слился с лошадью в единое целое, доставляло ему несравненно большее удовольствие, чем езда в автомобиле.

Сегодня ему предстояло изменить своим привычкам. Ребекка — наездница неопытная, и, стало быть, он не сможет скакать с обычной для себя скоростью. Но зато у них будет возможность разговаривать во время прогулки, а это ни с чем не сравнимое удовольствие.

Морган вывел жеребца наружу, причем его черный лабрадор суетился вокруг, и с удивлением обнаружил, что Ребекка уже пришла.

— А я собирался зайти за вами, — сказал он, держа на поводу жеребца, беспокойно потряхивающего головой.

— Какое изумительное создание! — подойдя, воскликнула Ребекка. — Можно? — спросила она, показав жестом, что хочет погладить животное.

— Да, — ответил Морган и еще крепче сжал повод.

Ребекка протянула руку и ласково провела ею по лошадиной морде.

Джилл вывела из конюшни гнедую кобылу, и жеребец приветственно заржал.

— Это для меня? — спросила Ребекка.

— Герцогиня очень спокойная, — заверил ее Морган.

Он помог Ребекке сесть на лошадь, проверил длину стремян и убедился, что она устроилась в седле, как положено. Усилием воли он удержался от того, чтобы провести рукой по ее ноге, погладить ее, ощутить упругость обтянутого джинсами бедра, крепко прижатого к боку лошади.

Ребекка залюбовалась тем, как легко и грациозно вскочил в седло Морган. На нем тоже были джинсы, идеально сидевшие на стройных бедрах. Черная футболка подчеркивала ширину плеч. «Не выбери он карьеру писателя, он с легкостью мог бы рекламировать костюмы у лучших модельеров, — мелькнуло в голове у Ребекки. — Он великолепно смотрелся бы на обложках журналов, а женщины раскупали бы его модели в надежде, что их мужья будут в них столь же неотразимы, сколь Морган Деверо».

— Готовы?

— Вперед, Макдуф, — нашлась Ребекка.

Они замечательно провели время. Ребекка оказалась отважной наездницей и старалась не отставать от него, если он, забывшись, пускал Спутника в галоп. Он восхищался ее мужеством и смеялся вместе с ней, когда Герцогиня отказалась прыгать и Ребекка чуть не вылетела из седла. Морган сознавал, что им руководило желание покрасоваться, когда он направил свою лошадь к каменному забору, желая продемонстрировать, с какой легкостью возьмет препятствие. Он обернулся и увидел, что Ребекка скачет к более низкой части забора. Он хотел было крикнуть ей, что Герцогиня в прыжках не сильна, но всадница и лошадь уже были у забора, и в последнюю секунду кобыла сочла, что прыгать не стоит. Ребекка повалилась на шею лошади, обхватив ее руками, и тем самым избежала падения на землю. Она стала смеяться, и он, перепрыгнув обратно, присоединился к ней, счастливый тем, что она не пострадала и даже отнеслась к происшедшему с юмором.

Его жизнь никогда не казалась ему пустой, но пара дней в обществе Ребекки наполнила ее новым содержанием. Без нее все вокруг было безжизненным и тусклым.

Можно ли просить ее выйти за него замуж? Или он слишком торопится? Быть может, и так.

Он должен понять, чего она хочет. Что она чувствует.

«Я разберусь в этом сегодня вечером», — решил Морган.

— Ну как, вы хорошо покатались? — спросила Делла Ребекку, когда та приплелась из конюшни на веранду.

Ребекка поморщилась, потирая болевшие ягодицы.

— Скажите лучше, что в ближайшее время я не смогу пошевелить ни рукой ни ногой!

Делла, чистившая яблоки для пирога, усмехнулась:

— Я думаю, что если вы помокнете хорошенько в горячей ванне, то ущерб, нанесенный этим первым опытом, будет смягчен!

— Отличная идея! — согласилась Ребекка, представив себе, какое облегчение принесет горячая вода ее натруженным мускулам.

— Мне понадобится не меньше двух часов, чтобы прийти в себя. Тем более что Морган пригласил меня вечером в Новый Орлеан на концерт.

Делла бросила на нее лукавый взгляд:

— Морган?

— Да.

— Должно быть, тот благотворительный вечер, на который он покупал билеты.

— Он сказал что-то о бенефисе в пользу какой-то там организации. Но я не запомнила названия.

— Да-да, у него есть излюбленные благотворительные организации, — улыбнулась Делла. — Ну, а какой ленч вам приготовить?

— Если можно, вашего чудесного чаю со льдом, ну и, может быть, сандвич?

— Почему же нет? — снова улыбнулась Делла. — Идите наверх и залезайте в ванну, а я пока все приготовлю.

— Спасибо, — сказала Ребекка и вошла в дом.

А Делла продолжала чистить яблоки и размышляла о внезапном интересе своего кузена к приезжей из Нью-Йорка.

«Да, пора уже парню угомониться и найти себе спутницу жизни, — думала она, откусывая кусок яблока и морщась от его кислоты. — Да, сэр, вы неравнодушны к хорошенькой янки, так же как и она к вам. Это ясно любому дураку». Ей не терпелось поделиться новостью с Джеком и другими заинтересованными родственниками.

Если она не ошибается, а Делла знала, что это бывает редко, их семейство скоро пополнится новым членом.

В своем воображении Делла уже видела Бель-Шансон ареной грандиозного свадебного торжества. А быть может, ей даже так повезет, что Ребекка пригласит кого-то из актеров, снимавшихся в ее фильме. Это было бы восхитительно.

«Как хорошо, что я взяла с собой хоть одно вечернее платье», — думала Ребекка, пристегивая черный чулок к кружевному поясу. Отступив на шаг, она оглядела себя в огромном старинном зеркале. Ей-Богу, она выглядит как картинка в каталоге нижнего белья. Она получила это в качестве прощального подарка от актрис своей съемочной группы. Комплект бюстгальтеров, трусиков и чулок различных цветов, которые могли бы составить целое приданое.

Ребекка захихикала, вспомнив пожелание на карточке, вложенной в подарок: «Завоюешь призы — и мужчин».

Она надела черные туфли на высоких каблуках и через голову натянула черное платье. Оно было трикотажное, с круглым вырезом и рукавами-буф. После этого она повесила на шею золотой медальон. Несколько минут она держала прелестную вещицу на ладони и, глядя на нее, размышляла, правильно ли она поступает. Должна ли она безоглядно следовать велениям своего сердца?

«А Рэчел, — подумала Ребекка, — Рэчел, как поступила бы ты? Пошла бы на риск? Отбросила бы всякую осторожность и действовала бы, как подсказывает чувство? Или сохранила бы остатки благоразумия и ждала развития событий?

Ты писала, что стремилась к Мэтью душой и сердцем. Бог свидетель, я прекрасно понимаю тебя, ведь точно так же я сама стремлюсь к Моргану. Настолько, что это пугает меня.

Так что же мне делать?»

О том же самом размышлял Морган. Что же ему делать?

Он знал, что ему хотелось делать — послать ко всем чертям концерт и заняться любовью с Ребеккой. Стереть из ее памяти всех предыдущих любовников. Овладеть ею и заставить испытать глубочайшее, фантастическое наслаждение. Довести ее и себя до высшей точки и начать все сначала. Снова и снова, пока они не исчерпают всех мыслимых возможностей.

Это было примитивное, животное желание, поднимавшееся из самых глубин его существа. Оно сжигало его внутренности, становясь все сильнее и острее. Он не найдет покоя, пока она не станет принадлежать ему.

Морган завязал галстук и взглянул на себя в зеркало.

Ребекке очень понравился и сам концерт, и вечер, устроенный после него в просторном помещении бывшего пакгауза с видом на реку. Огоньки судов, сновавших вверх и вниз по Миссисипи, прорезали ночную мглу. Она стояла у огромного, от пола до потолка, окна, глядя на проплывавшие мимо пароходы и пытаясь представить себе, что происходит на их палубах.

Юный официант с волосами, собранными в хвостик, возник подле нее и, дружелюбно улыбаясь, предложил ей еще вина. Белое вино было восхитительно холодным, и Ребекка с готовностью протянула ему бокал и вежливо поблагодарила.

Она повернула голову и поймала взгляд Моргана, которым сразу после их прихода завладела одна из устроительниц вечера. Он кивнул ей, и Ребекка улыбнулась в ответ. «Он так красив в этом белом пиджаке, так изысканно вежлив и элегантен!» — думала Ребекка.

Она поняла, что не одинока в своем мнении, ведь многие женщины и на концерте, и сейчас, на празднике, не скрывали своего восхищения им.

Усевшись на свои места, они взялись за руки, переплели пальцы и просидели так весь концерт. И даже если им приходилось разъединять руки, чтобы поаплодировать исполнителям, они сразу же возвращали их в прежнее положение, словно были соединены нерасторжимой связью.

«Нерасторжимая связь».

Ребекка задумалась над этими словами. Душой и рассудком она уже принадлежала Моргану. Единственное, чего недоставало в их отношениях, — это связи сексуальной. И, понимая ее неизбежность, Ребекка ощущала возбуждение и робость.

Она была по уши влюблена в Моргана. В этом не оставалось никаких сомнений.

— Прошу прощения, — прошептал Морган ей на ухо. — Никак не мог вырваться раньше.

Ребекка прильнула к нему, будто искала защиты от окружающего мира. Он обвил рукой ее талию и крепко прижал к себе.

— Хочешь уйти отсюда?

— Да.

— Как ты смотришь на то, чтобы пропустить по стаканчику у меня дома? — предложил он. — Это отсюда неподалеку, а здешний бар битком набит организаторами праздника, и мне вовсе не хочется, чтобы они мешали нам.

— Превосходная мысль, — ответила Ребекка, голос ее звучал хрипло.

Она нервничала, но желала именно этого — быть с ним наедине.

— Тогда давай выбираться отсюда.

Морган взял из ее рук бокал и поставил на ближайший столик. Он быстро втолкнул ее в старый грузовой лифт, по чьей-то странной прихоти выкрашенный в ядовитый голубой цвет.

Через минуту их окутал теплый влажный воздух. Морган усадил Ребекку в машину, и они покатили через Вьё-Карэ.

Морган затормозил у дома, окруженного кованой решеткой с высокими железными воротами. Следуя за ним от ворот к входной двери, Ребекка вдыхала аромат сирени и жимолости. Где-то рядом ночная птичка нежно жаловалась на судьбу.

Морган набрал секретный код и вставил ключ в замочную скважину. Открыв дверь, он нажал выключатель, и висевшая под потолком люстра залила переднюю ярким светом.

— Добро пожаловать!

Морган проводил Ребекку в гостиную, выходившую в сад позади дома. Пока он открывал застекленные двери в сад, она с интересом оглядывала комнату. В ней царила атмосфера покоя и элегантности. Мебель была традиционной и выдержанной в едином стиле. Но когда Ребекка увидела предмет, стоявший в углу и контрастировавший со всей обстановкой комнаты, глаза ее расширились от удивления.

— Это невероятно! — пробормотала она, бросив взгляд в сторону Моргана.

На его лице появилась лукавая усмешка. Он уже успел снять свой белый пиджак и бросить его на спинку дивана.

— Это была моя причуда, — пояснил он. — Я не смог устоять, но совершенно не раскаиваюсь.

Шагнув к ней, он ослабил узел черного галстука и расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке.

— Здорово, — рассмеялась Ребекка. — Он работает?

— Посмотри сама, — ответил он и показал на оловянную кружку с двадцатипятицентовиками, стоявшую на допотопном музыкальном автомате.

Не в силах удержаться, Ребекка опустила монетку в щель машины и с восторгом наблюдала, как та оживает, как зажигаются неоновые огоньки, предлагая ей выбрать мелодию по вкусу. Через минуту полившаяся из автомата музыка заполнила комнату.

Морган прошел к себе в кабинет и принес две суженные кверху старинные рюмки.

— Коньяку?

Ребекка узнала одну из лучших марок и кивнула в знак согласия. Морган поистине был человеком, ценившим качество во всем.

Он протянул ей рюмку. Ребекка сделала глоток, наслаждаясь вкусом напитка, и поставила рюмку на кофейный столик. Она протянула к нему руки и нежным голосом предложила:

— Давай потанцуем.

Морган повиновался и одним глотком проглотил оставшийся в его рюмке коньяк, приятным огнем пробежавший по его венам. Он приблизился к Ребекке и заключил ее в объятия.

Они закружились по дубовому паркету в такт музыке. Голова Ребекки опустилась на грудь Моргана, одна рука обвилась вокруг его шеи, другая покоилась в его руке.

Ребекка вдыхала аромат его горячего тела, запах мужчины, смешанный с благоуханием одеколона, возбуждающий и покоряющий, такой же, как и сам Морган. Она чувствовала, что стремительно падает в любовную бездну.

Независимо от воли ее пальцы погрузились в его густые темные волосы. Затем скользнули ниже, вокруг шеи и наконец достигли раскрытого ворота рубашки. Они проникли внутрь и коснулись кожи, поросшей густыми жесткими полосами.

Прикосновение ее руки заставило Моргана глубоко вздохнуть. Он с трепетом ждал дальнейшего. Ребекка расстегнула остальные пуговицы его рубашки и распахнула ее, обнажив его мощную грудь.

Морган крепко обхватил ее обеими руками и изо всех сил прижал к себе, заставив ее почувствовать, сколь велико его возбуждение.

Движения их замедлились, и через несколько минут они замерли в неподвижности.

— Оставайся у меня, — голос Моргана выдавал снедавшее его пламя.

— Хорошо, — без колебаний ответила Ребекка.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Долгожданный момент настал. Морган осознал важность своего вопроса и значимость ее ответа. Фантазия воплощалась в реальность, сбывались его безумные надежды и сладкие мечты.

Он поцеловал ее. На сей раз он не спешил. Поцелуй был глубоким, губы Моргана превратили огонь, бегущий по ее жилам, в бушующее пламя, а жадный язык ласкал и дразнил ее, требуя ответной ласки.

И он получил ее. Чем более крепкими и страстными становились поцелуи, тем сильнее кружилась голова Ребекки. И, отвечая на поцелуи Моргана, она ощутила, как сладкая волна подхватила ее и уносит куда-то.

Ребекка оторвала губы от его губ, чтобы перевести дыхание, голова ее откинулась назад, и Морган получил возможность осыпать поцелуями ее шею, ее трепещущее горло, в то время как руки Ребекки скользили по его широкой груди. Ребекка стянула с него рубашку, вытащив ее из-под пояса, и теперь рубашку удерживали лишь золотые запонки на запястьях. Ребекка расстегнула одну из них, уронив ее на пол, высвободила его крепкую руку и прижалась к ней губами. То же самое она проделала со второй рукой и замерла, глядя на его обнаженную широкую грудь. Она судорожно облизала пересохшие губы.

Морган поймал ее ладонь и прижал к груди, так, что Ребекка ощущала глухие удары его сердца. Она гладила его кожу, и ее жар наполнял теплом ее собственное тело. Кончиком мизинца она принялась трогать его соски, легонько царапать их ногтем, и с каждым ее прикосновением огонь, сжигавший Моргана, становился все неистовей. Ни одна женщина не возбуждала его так, как эта. Ребекка гладила его плечи, а ее губы и язык следовали за руками, с удовольствием ощущая легкую дрожь, пробегавшую по его коже. Эта ответная реакция на ее ласки доставляла ей несказанную радость: она понимала, что в состоянии вознаградить его за удовольствие, которое сама получала от его прикосновений. Погрузив пальцы обеих рук в его густые волосы, она снова прижалась губами к его губам.

Морган расстегнул элегантную заколку, удерживавшую ее волосы, и они рассыпались по ее плечам. Он отшвырнул заколку, обеими руками обхватил ее голову и еще теснее, еще крепче прижал ее губы к своим.

Ребекка издала стон, когда они наконец оторвались друг от друга.

Морган не намеревался овладевать ею прямо здесь, на полу. По крайней мере, не сейчас. Может быть, когда-нибудь в другой раз. А сейчас он не должен торопиться, не должен терять контроля над собой. Сейчас ему следует быть внимательным и нежным, показать ей все, на что он способен в любви.

— Пойдем наверх, — пробормотал он сдавленным шепотом, крепко сжав ее руку.

Он коснулся стены, и лестница осветилась. На лестничной площадке Ребекка увидела украшенное витражом окно. Яркие сочные краски какого-то сада — вероятно, райского.

Морган вел ее наверх, мимо витража, в одну из больших спален. Он распахнул дверь, предлагая ей войти. Высокий торшер наполнял комнату мягким светом. Значительную часть комнаты занимала массивная кровать.

При виде картины на противоположной стене у Ребекки перехватило дыхание. Это была та самая вещь, которую Мэтью получил от Рэчел на Рождество сто тридцать лет тому назад.

«Знамение?» — спросила она себя.

«Знамение того, — решила она, — что мы с Морганом воплотили возможность, которой так и не было дано Мэтью и Рэчел».

— Сними платье, — приказал Морган, и его повелительный тон был смягчен ласкающим ухо акцентом уроженца Луизианы.

Ребекка глубоко вздохнула и повиновалась, но, вместо того чтобы быстро стянуть его через голову, она медлила, постепенно поднимая платье по сантиметру.

Морган уселся в широкое, обитое темно-красным бархатом кресло и жадным взглядом следил за ее медленными дразнящими движениями. Она выставила на его обозрение стройные бедра и продолжала тянуть платье вверх, так что через мгновение показались черные подвязки, державшие чулки. Еще несколько сантиметров — и взору Моргана представились черные шелковые трусики.

Дыхание Моргана стало прерывистым, он взглянул на Ребекку и понял, что все это доставляет ей огромное удовольствие. На ее губах играла лукавая улыбка.

Она наконец стянула с себя платье и бросила его в сторону Моргана.

Морган на лету поймал платье и, улыбаясь, поднес к лицу материю, хранящую аромат ее тела. Вдохнув этот сладостный запах, он повесил платье на спинку кресла.

Теперь на Ребекке было только нижнее белье и туфли на высоких каблуках. Она замерла, ожидая продолжения этой захватывающей любовной игры.

— Поди сюда, Бекка.

Она облизнула губы и вздернула подбородок. Чувствуя себя необыкновенно могущественной и странно свободной, Ребекка пересекла разделявшее их пространство и остановилась перед его креслом. Теперь она ясно видела, что она сделала с Морганом. Его глаза пылали голодным огнем, грудь бурно вздымалась, и, опустив взгляд, она увидела, что плотная ткань брюк не может скрыть его возбуждения.

Морган подвинулся и освободил часть сиденья рядом с собой.

— Поставь сюда ногу, — произнес он громким шепотом.

Ребекка снова повиновалась, и рука Моргана заскользила по ее икре, лаская затянутую в чулок кожу. Владеющее им вожделение становилось прямо-таки нестерпимым.

Он медленно приподнял ее ногу и снял туфлю, с глухим стуком упавшую на ковер. Нога Ребекки покоилась на широкой ладони Моргана, в то время как его другая рука скользила выше. Она коснулась колена Ребекки и продолжила свой путь, пока не достигла застежек, крепившихся на тоненьких полосках кружева и удерживавших ее черный чулок. Морган быстро расстегнул одну застежку, затем другую, а затем осторожно, не спеша, стянул чулок с ноги.

Ответом ему были ее учащенное, прерывистое дыхание, вздымающиеся груди, которые, казалось, вот-вот выскочат из своего укрытия из шелка и кружев, запрокинутая назад голова. Было видно, что она возбуждена не меньше, чем он сам. Тело ее сотрясала дрожь.

Морган бросил чулок на пол и проделал все то же самое с ее второй ногой, причем его губы повторяли путь, пройденный руками.

Он хотел было подняться, но Ребекка не пустила его, легонько толкнув обратно в кресло. — Дай я, — пробормотала она и опустилась на колени.

Она потянула его черную туфлю, с легкостью соскользнувшую с узкой ступни. Ее пальцы нащупали резинку носка. Она сняла с него носок и с улыбкой взглянула на его ухоженную ступню.

Второй ноге было оказано такое же внимание. Руки Ребекки дрожали от чувственного удовольствия, которое доставила ей роль служанки.

Морган встал с кресла и поднял Ребекку. Он снова впился в ее губы ненасытным поцелуем. Их языки начали сладостную битву, а руки Моргана прошлись по ее спине, отыскивая и расстегивая крючочки лифчика. Он спустил его с плеч Ребекки, освободив ее пышные груди. Он обхватил их ладонями, приподнял и начал поглаживать нежную плоть, отчего соски Ребекки превратились в крошечные твердые пики.

Он наклонил голову и взял в рот сначала один сосок, потом другой.

Ребекка издала блаженный вздох и покрепче прижала его темную голову к своей груди. Каждое движение его рта отдавалось где-то в глубине ее тела вспышкой пламени.

Она никогда не знала ничего подобного. Хотя она была замужем и спала с Беном, ей не приходилось участвовать в такого рода эротических играх. Морган перенес ее в неведомый доселе мир, где единственным, что имело значение, были ее ощущения. Сейчас она чувствовала себя так, словно вот-вот разлетится на тысячи кусочков.

Затем Морган взял в руку медальон, висевший у нее на шее, и Ребекка вздрогнула.

— Осторожней, — попросила она, сжав его руку своей, — я очень им дорожу.

Она испугалась, что в нетерпении Морган может каким-то образом испортить ее сокровище.

— Не беспокойся, — сказал он, и Ребекка сразу успокоилась.

Морган осторожно опустил медальон в карман своих брюк.

Одна рука Моргана продолжала блуждать по ее телу, а другой он обвил ее талию и крепко прижал к себе. Он наклонил голову и снова завладел ее ртом. Он нащупал резинку ее трусиков, его ладонь вцепилась в ее обтянутые шелком ягодицы. Затем указательный палец проник под кружево, прикрывавшее ее живот. Морган действовал нежно, ощущая трепет ее тела. Спускаясь все ниже и ниже, он достиг пушистого треугольника, прятавшегося за черным шелком.

Морган осторожно снял с нее трусики, они упали к ее ногам, и Ребекка переступила через них. Пальцы Моргана вернулись на прежнее место, перебирая светлые завитки внизу ее живота и приближаясь к теплому влажному пространству между ног.

Ребекка застонала.

Услышав это, Морган подхватил ее на руки и отнес на огромную кровать, царившую над всем пространством комнаты. Опустив ее на темно-зеленые простыни, он отступил на шаг и поспешно начал раздеваться.

Ребекка лежала неподвижно и из-под полуприкрытых ресниц с удовольствием наблюдала за движениями его сильного, ловкого тела. Она вспыхнула, увидев воочию, как сильно он ее хочет. Он был полностью готов овладеть ею. Она затрепетала, предвкушая, как пленительное тело Моргана сольется с ее собственным.

Она призывно протянула к нему руки.

Морган скользнул в постель и прижал ее к себе. Они опять начали целоваться. Вожделение и страсть разгорались в них с новой силой.

Через несколько мгновений, когда Морган уже готов был войти в нее, он услышал вздох.

— Что такое? — спросил он, испугавшись, что невольно причинил ей боль.

— Просто у меня очень давно этого не было, — ответила Ребекка, дыхание ее было учащенным.

— Как давно?

— Почти четыре года.

Ребекка увидела, как округлились его глаза. Она глубоко вздохнула и пояснила:

— С тех пор, как я развелась.

— После мужа у тебя никого не было? — удивленно спросил он.

Краска выступила на щеках Ребекки, но она решила быть откровенной.

— Кроме мужа у меня никого не было, — хрипло проговорила она.

— О Боже! — воскликнул Морган. — Ты хочешь сказать, что я у тебя только второй мужчина?

Ребекка кивнула, снова покраснев. Она подняла руку и легонько коснулась его щеки.

— Это тебя шокирует?

— Шокирует? — переспросил он, все еще пораженный услышанным и, улыбнувшись, нежно поцеловал ее. — Я в восторге, моя радость. То, что ты не спала с кобелями, которыми кишит Нью-Йорк, возбуждает меня, если хочешь знать, — с вызовом добавил он.

— Правда возбуждает? — спросила она.

— А ты разве не чувствуешь? — ухмыльнулся он.

— Докажи, — потребовала она.

И он сделал это. Морган ввел ее в мир бушующей чувственности, озаряющей все вокруг ослепительными вспышками света, — в мир, где время движется иначе, а порой не движется вовсе. Ребекка вступила на неизведанную территорию, и Морган был ее проводником. С ним она совершила путешествие в волшебное царство воображения, любви и всех мыслимых любовных фантазий.

Она лежала, чувствуя сладкую опустошенность, сердце ее молотом стучало в груди, глаза были закрыты. Снова и снова переживая свершившееся с ней, Ребекка осознала, что наконец обрела то, чего недоставало в ее жизни. То, без чего ее жизнь была неполной, она нашла в объятиях этого мужчины, в его постели.

Ей не было знакомо чудо оргазма, но с Морганом она испытала и это. Когда его семя оросило ее чрево, Ребекка закричала, не заботясь о том, визг или смех напоминают издаваемые ею звуки, настолько счастливой она себя чувствовала.

Морган лежал в ее объятиях, и Ребекка сомкнула их теснее, желая быть к нему как можно ближе и не выпускать его как можно дольше.

Упоенная, она погрузилась наконец в глубины сна.

Морган хотел сделать ей сюрприз.

Осторожно, чтобы не разбудить ее, он выбрался из постели и поспешно оделся, торопясь привести в исполнение свой план. Подойдя к двери, он обернулся и взглянул на спящую женщину.

Ребекка была чудом. Прошлая ночь была для Моргана ночью открытий, прошлой ночью он полностью осознал себя как мужчина и как любовник. Его потрясла ее невинность и восторг, с которым она предалась любви. Он ощущал себя смертным, попавшим на Олимп и приглашенным на пиршество небожителей.

Ее лицо требовало тысячи слов, и ни одно не было достойно ее. Он, пожалуй, попытается записать свои мысли и чувства когда-нибудь позднее, но вряд ли ему удастся объяснить, как случилось, что она полностью перевернула его жизнь.

Улыбка тронула губы Моргана при воспоминании о песенке, под которую они танцевали. Да, с нею он родился вновь. Более добрым. Более сильным. Более мудрым.

Обычное кольцо для нее не подходит. Он выберет для нее такое же необыкновенное, как она сама. Уникальное. Выдающееся.

«Но сейчас не до этого, — осадил он сам себя. — Это может подождать. А вот задуманный мной сюрприз ждать не может». И Морган поспешно выскочил из комнаты.

Ребекка проснулась, и по лицу ее медленно расползлась улыбка.

Ей было хорошо, так хорошо, словно она поменяла кожу и новая оказалась свежее и чище старой. И в этой новой коже она познала все таинства жизни.

И случилось это благодаря Моргану.

Ребекка потянулась, тонкое полотно простыней ласкало ее расслабленные мышцы. Она чувствовала себя любимой, обласканной, желанной.

Она открыла глаза, ожидая увидеть Моргана рядом с собой.

Его место было пусто, и только вмятина на подушке свидетельствовала о том, что он действительно тут спал. Хотя спали-то они как раз очень мало. После первого раза они на короткое время задремали и проснулись, готовые все начать сначала. В объятиях Моргана она познала доселе неведомую ей сторону собственной натуры, открыла в себе женщину, чувственную и темпераментную. Она упивалась страстью, которую он в ней пробудил.

Ребекка поверила ему, и в награду получила ключи от волшебного царства.

При мысли об этом, ее кольнуло сожаление. Оказывается, в их браке с Беном недоставало столь многого! И было бы настоящей трагедией, если бы они продолжали совместную жизнь и так никогда не вкусили полноты ощущений с другими партнерами. Она искренне надеялась, что Бену теперь так же хорошо с Элли, как ей с Морганом. Бен заслужил это.

Но и без сравнения с Беном Морган был, по мнению Ребекки, потрясающим любовником. Он вел себя так, словно не существовало ничего на свете важнее ее ощущений.

Так куда же исчез этот супермен?

Ребекка села, подсунув под спину подушку, и натянула простыню, чтобы прикрыть обнаженную грудь. Она думала о том, как руки Моргана ласкали ее нежные груди, как его рот жадно впивался в ее губы. Но Морган не ограничивался этим. За ночь он познакомился с каждым сантиметром ее тела, постиг все его тайны.

Огромная постель была такой пустой без него.

И Ребекка чувствовала себя такой одинокой.

За столь короткий срок Морган в корне изменил ее представления о жизни. Теперь ей страшно было подумать о том, чтобы по-прежнему спать одной.

Это вдруг испугало ее. Она всегда полагалась на себя, она с юности привыкла думать и действовать самостоятельно.

А еще страшнее — вдруг он не любит ее?

И как быть со связывающим их таинственной нитью прошлым? Ребекка до сих пор не сказала ему об этом ни слова. Произведет ли на него впечатление история Мэтью и Рэчел? И какое?

Она не знала ответа, и это страшило ее.

В данный момент она хотела одного — оказаться в его крепких объятиях, ощутить неистовое биение его сердца, прильнуть губами к его рту и испытать еще раз ни с чем не сравнимое наслаждение, отдавшись ему.

Неужели это слишком много?

Ребекка взглянула на квадратные часы в медном корпусе, стоявшие на ночном столике. Было еще рано.

Куда же он ушел?

Она услышала звук закрывающейся внизу двери, но не могла понять, уходит он или вернулся.

Ребекка встала с постели и прошла в ванную. Умывшись и почистив зубы, она надела темно-красный шелковый халат, висевший за дверью. Она завязала пояс и засмеялась, увидев, что он достает ей до пят.

Она получила ответ на занимавший ее вопрос даже раньше, чем рассчитывала: дверь отворилась, и вошел Морган с подносом, полным бумажных пакетов. Одет Морган был в спортивные шорты и черную футболку.

— Скучала?

— И ты еще спрашиваешь? — Она подскочила к нему, обвила рукой его шею и пылко поцеловала в губы.

— Какой ответ еще вам нужен, сэр? — воскликнула она и бросилась на постель. Морган шутливо пожал плечами.

— Ответ ясен, — заметил он. — Но, быть может, дело в том, что ты не завтракала?

— Так ты собираешься соблазнить меня с помощью пищи?

— Совершенно верно.

Он уселся на кровать и начал извлекать из пакетов содержимое, выкладывая его на расписанный розами поднос. Горячий кофе с молоком, теплые круассаны, свежие фрукты.

Ребекка сделала глоток ароматного кофе и откусила кусочек вкуснейшего круассана.

— Райское наслаждение, — вздохнула она.

— Интересно, — произнес он нарочито сладким голосом, — а мне-то казалось, что райское наслаждение было ночью.

Ребекка покраснела под его пристальным взглядом.

— Да, — согласилась она, — это было прекрасно.

— Прекрасно? А не потрясающе?

Она пожала плечами.

— Я ставлю вам положительную оценку, — ответила она, откусывая второй кусок круассана и лукаво глядя на Моргана. — А немного попрактиковавшись, вы достигнете недосягаемых высот.

— Что ж, я всегда считал, что мастерство требует постоянного совершенствования, — заявил Морган, делая серьезное лицо, так что как только мы закусим, я перейду к делу. Ты не против?

— Превосходная мысль! — воскликнула она. — Я слышала, что путь к совершенству лежит через практику.

— И ты скоро убедишься, что так оно и есть, — ухмыльнулся Морган.

— Значит, я должна быть готова к сражению.

— Сражению? — его черные брови поползли вверх.

— Попробуем? — подначивала она.

— Что ж, — вздохнул Морган, — мы, Деверо, любим вызов. Мы никогда не сдаемся без борьбы.

— Правда?

Ребекка могла бы привести случай, когда один из Деверо сдался, причинив этим немалые страдания ее прапрабабушке.

— Что такое?

— Что именно? — заморгала Ребекка.

Морган коснулся ее руки:

— У тебя был такой отсутствующий вид!

«А я и отсутствовала, — подумала Ребекка. — Перенеслась на сто тридцать лет назад». Но она не могла рассказать ему об этом. Сейчас не могла.

— Извини. Это просто так, — улыбнулась она. — Так ты говорил?..

— Что я хочу тебя. — Голос Моргана стал хриплым. — Прямо сейчас.

Он поднялся и переставил поднос на пол, а затем сбросил футболку и шорты, представив Ребекке зримое доказательство того, что он действительно ее хочет.

Ребекка, сидевшая на кровати скрестив ноги, развязала пояс шелкового халата, и он мягко соскользнул с ее плеч на измятую простыню.

— Я тоже хочу тебя, — заявила она с той же прямотой, что и Морган.

Он придвинулся к ней и заключил ее в объятия. Губы их слились в упоительном поцелуе.

Звуки кимвалов и барабанная дробь, голоса флейт и пение скрипок заполнили пространство. Для Ребекки и Моргана вновь звучала симфония…

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

— О небо! — воскликнула Ребекка.

— Согласен, — пробормотал Морган. Расслабленные и усталые после очередного тура любовной игры, они лежали в постели, тесно обнявшись.

Ребекка смерила его уничтожающим взглядом:

— Нет, глупенький, я говорю не об этом!

— Не о том, как мы провели время? — поддразнил он.

— На сей раз нет.

— А о чем же?

— О Делле.

— При чем тут моя кузина?

Ребекка покраснела.

— Я ведь не вернулась ночевать, — пояснила она.

— И ты боишься, как бы Делла не подумала, что с тобой что-то случилось или что ты — упаси Бог — провела ночь со мной?

— Ну да, — протянула Ребекка.

— Тогда тебе не о чем беспокоиться, моя радость.

— Как это?

— А так. — И Морган нежно поцеловал ее. — Перед тем как выйти за завтраком, я позвонил Делле и сказал, что ты со мной — в целости и сохранности.

— Боже, — простонала Ребекка, плотнее заворачиваясь в простыню, — что она подумает?

— Что ты захотела остаться со мной.

— Но…

— Что «но»? — перебил он.

— Мы знакомы всего несколько дней.

— И?..

— И она может счесть, что мы несколько поторопились.

— Пусть это волнует только ее, — беззаботно ответил Морган.

Внезапное подозрение молнией пронзило его мозг. А вдруг Ребекка жалеет, что осталась у него?

— Или это волнует и тебя тоже? — спросил он, и голос его дрогнул. — Ты не считаешь, что поторопилась, а, Бекка?

— Нет, — заверила она. — У меня такое чувство, что я знаю тебя дольше и лучше, чем своего бывшего мужа.

— Прекрасно, потому что и мне кажется, что я знаю тебя не пару дней, а целые годы.

Моргану хотелось расспросить Ребекку о ее муже, но время для копания в прошлом еще не настало. Оно придет позднее. Он не почувствовал какой-либо горечи или грусти в ее упоминании о муже, так что с этим можно подождать. Он рассчитывал, что для откровенных разговоров в их распоряжении будет вся жизнь.

— Не беспокойся насчет Деллы, — продолжил он, — она не из тех, кто строго судит других.

— Это хорошо.

— Ну а теперь, когда с этим вопросом покончено, как бы ты хотела провести день?

— Понимаешь, если бы я знала, что мы останемся в городе, я захватила бы другую одежду, и ты мог бы показать мне Новый Орлеан.

— Это легко устроить, — успокоил ее Морган.

— А как?

— Моя дорогая, в Новом Орлеане имеются кое-какие магазины, — усмехнулся он. — Запиши мне свои размеры и дай час времени. После этого мы сможем осматривать город.

Ребекка быстро натянула его халат и поднялась с постели.

— Моя сумочка осталась внизу, — сказала она, обходя кровать кругом, чтобы пройти к двери, но Морган удержал ее, схватив за локоть.

— Не беспокойся о деньгах. Разреши мне позаботиться обо всем самому.

— Я люблю сама платить за себя, Морган.

— Отлично, — согласился он. Он понимал ее стремление к независимости и уважал его. — Я отдам тебе счет, и ты выпишешь мне чек. Договорились?

— Договорились.

Экскурсия по городу была восхитительной.

Ребекка купила дешевый блокнот и ручку, чтобы делать заметки к будущему сценарию. Покупая их, она объяснила Моргану, что намеревается сделать Новый Орлеан местом действия своего нового сериала. Морган показал ей все места, популярные у туристов, и уголки города, выпадающие из их поля зрения, но, по его мнению, не менее привлекательные. В течение всей прогулки Ребекка заносила в блокнот возможные места съемок.

Ей очень понравились лавочки антикваров и старьевщиков, расположенные на Мэгэзин-стрит. Она побродила по ним, изучая цены и не прекращая обдумывать сценарий. Она брала карточки владельцев и обещала, что в недалеком будущем члены съемочной группы посетят их и приобретут какие-нибудь из имеющихся у них вещей.

Моргану эта прогулка дала возможность увидеть город глазами Ребекки, а восторг, в который она пришла от любимого им Кресчент-Сити, наполнил его радостью и гордостью.

Показывая ей район Гарден-Дистрикт, он заметил, что один из домов привлекает к себе особенное внимание Ребекки.

— Что тебя так заинтересовало в этом доме? — спросил он, когда они остановились на тротуаре перед красивым старинным зданием.

Это был дом, в котором некогда жила Рэчел. Ребекка помнила адрес и, хотя дом был, по-видимому, перестроен, для нее он оставался домом Рэчел. Вопрос Моргана напомнил ей о том, что она должна рассказать ему о прошлом.

Но не могла же она встать посреди улицы и начать излагать ему всю эту историю! Нет, не сейчас и не здесь.

И она ответила уклончиво:

— Тебе не кажется, что это место окутывает какая-то особая аура?

Морган посмотрел на нее скептически.

— Что такого я сказала? — передернула плечами Ребекка.

— Хочешь войти внутрь?

Ребекка в изумлении уставилась на него:

— Ты серьезно?

Войти в дом, где жила ее прапрабабушка? Да она и мечтать не смела ни о чем подобном.

— Вполне, я знаком с хозяевами, — спокойно ответил ей Морган.

— Мы с Томом вместе учились в колледже, — пояснил он. — Время от времени мы встречаемся, и я полагаю, что Марджери — так зовут его жену — не откажется показать тебе дом. Если, конечно, она дома. — И Морган сжал ее руку. — Хочешь попробовать?

— Конечно, но… — сомневалась она.

— Что такое?

— У меня вид не очень-то подходящий. — Она сделала движение рукой, указывая на свои голые ноги и шорты, купленные Морганом.

— Вид у тебя потрясающий, — решительно возразил он, — а Марджери совсем не сноб. Если она дома, то скорее всего одета точно так же.

— Тогда пошли.

Они вошли в калитку и по дорожке приблизились к дому. Морган постучал в дверь с разноцветными стеклами.

Через минуту высокая рыжеволосая женщина в футболке и шортах распахнула дверь. За ее ногу цеплялся ребенок.

— Морган! — воскликнула женщина с явным английским выговором.

— Привет, Марджери. Извини, что ввалился без предупреждения, — сказал Морган, — но моей приятельнице очень хотелось бы взглянуть на твой дом. Мы проходили мимо, и… Ты не против?

— Ради Бога! — воскликнула она, широко улыбаясь. — Входите! — И она посторонилась, давая им дорогу. — Так приятно хоть иногда поговорить со взрослыми.

Марджери провела их в гостиную с «фонарем», сквозь который в комнату лился ослепительный солнечный свет. Повсюду стояли деревца в деревянных кадках, гладкие белые стены были украшены фарфоровыми масками. Поблескивал тщательно натертый паркет.

Марджери опустилась в кресло-качалку, стоявшую перед камином, и, посадив малыша на пол, подвинула ему ящик с кубиками. Ребекка и Морган устроились на диване.

Представив женщин друг другу, Морган заметил:

— С каждым моим визитом Мэтью становится все больше и больше.

— Мэтью? — переспросила Ребекка, удивленно подняв брови.

— Мэтью Томас Шонесси, — произнесла мать, с гордостью глядя на мальчика. — Моя дочь Кэти спит наверху.

— Мы не задержимся надолго, — пообещал Морган.

— Это неважно, — улыбнулась Марджери и поднялась с места. — Если ты присмотришь за Мэтом, я покажу мисс Фрезер весь дом.

Ребекка потребовала, чтобы Марджери называла ее по имени.

Марджери приветливо улыбнулась:

— Пойдемте со мной, Ребекка.

По дороге обратно Ребекка была задумчива. Старый дом очаровал ее. Около часу показывала ей Марджери свое жилье. Очень многое изменилось в особняке, но Ребекка чувствовала, что, закрыв глаза, сумеет увидеть его таким, каким описала его Рэчел.

Она прекрасно себя чувствовала в обществе Марджери, но общение с Морганом было несравненно более значимым для нее. Держаться за руки как влюбленные подростки, заканчивать друг за друга фразы, ловить мысли, чувствовать, как крепнут связующие их невидимые нити.

— Я хочу, чтобы ты поужинала со мной сегодня, — сказал Морган, когда они вернулись в его новоорлеанский дом. — Ты и я, больше никого.

— С удовольствием, — не задумываясь, ответила Ребекка.

— Это будет что-нибудь простое, — улыбнулся он. — Не то что изыски tante Изабо.

Ребекка вытаращила глаза:

— Ты собираешься готовить?!

— Да, — ответил он. — А что здесь удивительного?

Ребекка расхохоталась, и черные брови Моргана взметнулись вверх.

— Твой смех означает, что ты этим не занимаешься, не так ли?

— Для этого существуют рестораны и микроволновки, — парировала она.

— Что ж, — пожал плечами Морган, — мое кулинарное искусство достаточно примитивно, но вполне устраивает меня.

Ребекка окинула его долгим оценивающим взглядом:

— Красивый. Талантливый. Обаятельный. И умеет готовить. — Она подняла руку и откинула прядь волос с его лба. — Боже мой, Морган, как случилось, что ни одна женщина еще не сцапала тебя?

— Потому, что я еще не встретил женщину, которую искал, — совершенно серьезно ответил он. — До сих пор. — Он схватил ее руку и поднес к губам. — До встречи с тобой.

Под его пылающим взглядом Ребекка затрепетала.

Руки Моргана расстегивали пуговицы белой блузки, которую он купил ей утром. Через минуту он стащил ее с Ребекки и отшвырнул в сторону. Блузка повисла на деревце, стоящем в холле. Теперь он пожирал взглядом ее груди в белом, также им купленном лифчике с застежкой впереди. Он ловко расстегнул ее, и этот предмет туалета был сорван с Ребекки столь же стремительно, сколь и предыдущий.

Ребекка стянула с него футболку, и ее руки принялись жадно ласкать его широкую грудь, поросшую густыми черными волосами.

— Я не могу ждать, — сдавленно проговорил он, его голос дрожал от вожделения.

— Я знаю, — ответила Ребекка, обуреваемая теми же чувствами.

Морган обхватил ее ягодицы и приподнял ее. Ребекка обвила ногами его талию. Их губы слились.

Минуты не прошло, как они уже были на полу в гостиной, лихорадочно освобождаясь от остатков одежды…

— Приходи около восьми, — сказал Морган, звонко поцеловав Ребекку.

Ребекка вылезла из машины с пластиковым пакетом, в котором лежали ее вечернее платье и туфли. Она наблюдала, как машина Моргана медленно движется к его флигелю. Она слышала радостный лай Джестера, летевшего навстречу хозяину.

Эти дни были поистине волшебными, полными любви и смеха, страсти и обещаний. Ей было так хорошо, что становилось страшно. Этот вихрь, подхвативший ее и унесший ввысь, не швырнет ли он ее обратно на землю с разбитым сердцем? Действительно ли это случилось с ней — любовь до гроба или даже за гробом? Или она начиталась дневников Рэчел? Не находится ли она под влиянием того, что случилось в далеком прошлом?

Все эти мысли беспорядочно теснились в ее мозгу, стремительно сменяя одна другую.

«Усадьба Бель-Шансон оказалась гостеприимным кровом», — думала Ребекка, входя в дом и надеясь, что никого не встретит по дороге.

Надежда эта развеялась, когда в вестибюле появилась Делла с корзиной свежесрезанных цветов.

— Добрый день, — поздоровалась Ребекка.

Делла понимающе улыбнулась.

— Рада вас видеть, — ответила она. — Надеюсь, вам понравился Новый Орлеан?

— Очень понравился, — признала Ребекка, направляясь к лестнице.

— Вы будете с нами ужинать сегодня?

— Нет, сегодня не буду, — сказала Ребекка, уже начавшая подниматься, — Морган пригласил меня поужинать у него.

— Понимаю. — Глаза Деллы блеснули.

Она вынула из корзинки одну розу, рубиново-красную, с нежными бархатистыми лепестками, и вручила Ребекке.

— Наверное, нужно дать несколько таких роз Моргану — украсить стол.

— Потрясающе, — восхитилась Ребекка, вдыхая изысканный аромат. — Я обожаю розы.

— И я тоже, — подтвердила Делла. — Джек, наш садовник, развел здесь множество сортов. Он может показать вам розарий, пока вы здесь. — Она взглянула на часы: — Боже мой, как поздно! У меня еще тысяча дел! — И она устремилась в столовую, а Ребекка медленно поднялась по лестнице.

Войдя в комнату, Ребекка осмотрелась. Все вокруг казалось таким знакомым. Она бросила пакет на кровать, скинула свои белые спортивные тапочки и, войдя в ванную, повернула кран. Перед новой встречей с Морганом она должна расслабиться в прохладной ванне.

Она с грустью осознала, что ванна — это не все, в чем она нуждается. Ей нужно все обдумать. Вдали от Моргана. Вдали от этого места с его колдовским обаянием.

Она должна сократить свое пребывание здесь.

Она, правда, заплатила за неделю вперед, и, если она уедет, эти деньги пропадут. Ну что ж, ничего не поделаешь.

Ребекка взглянула на свой чемодан. После ванны она сложит вещи и завтра уедет как можно раньше.

Приняв это решение, она разделась и вошла в ванную комнату.

Морган поставил в вазу принесенные Деллой темно-красные розы на длинных стеблях, затем водрузил их на заранее накрытый им стол. Салат был уже приготовлен, оставалось только заправить его. Вместе с розами Делла принесла свежайший пшеничный хлеб и горшочек с маслом. Курица томилась в соусе «примавера», и все, что еще предстояло сделать Моргану, — это сварить спагетти.

А все, в чем он нуждался сейчас и в ближайшие шестьдесят-семьдесят лет, — была Ребекка.

Нужен ли он ей так же, как она ему?

Джестер ткнулся мордой в руку Моргана, требуя внимания.

Он покормил собаку и прошел к себе в кабинет прослушать сообщения, оставленные на автоответчике. Сегодня были получены экземпляры его последней книги. Моргану не терпелось поделиться новостью с Ребеккой.

Было еще множество вещей, которыми он хотел поделиться с ней. Он мечтал о том, чтобы она участвовала в каждом, даже самом незначительном событии его жизни, о том, чтобы самому участвовать в ее жизни. В ближайшее время он планировал смотреть ее сериал, ведь Ребекка сказала, что его будут показывать в течение трех предстоящих недель. Он прикидывал, трудно ли ему будет проводить часть года в Манхэттене.

«Не забегаешь ли ты вперед, Деверо», — задал он себе вопрос. О совместной жизни еще не было сказано ни слова. Быть может, ей нравится жить одной и она вовсе не жаждет иметь сожителя. Быть может, ее вполне устраивает нынешний образ жизни и она не намерена что-то менять и усложнять.

Им нужно будет поговорить об этом. Теперь, когда он обрел Ребекку, он уже не может вообразить себе жизни без нее. Так или иначе они придут к взаимоприемлемому варианту. Должны прийти.

Звонкий лай Джестера и стук в заднюю дверь вывели его из задумчивости.

— Морган? — раздался женский голос.

«До чего же он красив», — подумала Ребекка, когда Морган с радостной улыбкой появился на пороге. Блеклая рубаха из грубой ткани прекрасно гармонировала с темно-синими джинсами, подчеркивавшими длину его ног.

Морган оглядел ее с ног до головы. Он помнил все, во что она была одета с момента их встречи. Но зато теперь он знал, как она выглядит раздетой.

— Заходи.

— «Сказал мухе паук», — закончила Ребекка.

— Вот это вряд ли, — засмеялся Морган, пропуская ее вперед.

В прихожей он обнял ее и поцеловал, вложив в этот поцелуй любовь и желание, надежду и мечту о будущем.

Ребекка вернула ему поцелуй, и на несколько минут они потеряли ощущение времени и пространства. Когда они наконец оторвались друг от друга, Ребекка почувствовала себя предательницей, ведь она знала, что это их последний вечер, по крайней мере до тех пор, пока она не разберется в своих чувствах.

Джестер запрыгал вокруг Ребекки, и она, наклонившись, ласково потрепала его за ухо.

— Похоже, ты его покорила, — заметил Морган, радуясь, что Ребекке нравится его любимец.

Ребекка выпрямилась, и собака вернулась к своей миске. Ребекка не ответила на замечание Моргана. Ей хотелось спросить, был ли Джестер единственным, кого она покорила, но она сочла за благо промолчать.

— Ммм, как вкусно пахнет! — вдруг воскликнула Ребекка, обнимая Моргана.

— Я же говорил тебе, что в состоянии приготовить какую-никакую пищу, — засмеялся Морган и повел ее в кухню.

Взяв из рук Моргана высокий стакан мятного чая со льдом, Ребекка принюхалась к аромату, наполнявшему кухню.

— Это намного превосходит мои способности, — заявила она, глядя, как Морган перемешивает соус в кастрюльке с курицей. Морган погрузил в соус деревянную ложку и дал Ребекке попробовать.

— Вкус не хуже, чем запах! — заверила она его.

— Через несколько минут все будет готово, — сказал Морган, снимая крышку с кастрюли с кипящей водой. Он опустил туда спагетти, поставил таймер и предложил показать Ребекке свое жилище.

— Большую часть времени я живу здесь, — объяснил он. — Тут гораздо лучше работается.

Он показал ей небольшую комнату с письменным столом, компьютером и телефоном.

— Здесь работает моя секретарша.

— Ты держишь секретаршу?

— Да, неполный рабочий день. Она занимается всеми этими звонками, организацией встреч, интервью и так далее. Без нее я как без рук.

— То же самое у меня с Сэнди, моей секретаршей. Она просто гений организационной работы. — Она сделала большой глоток чая со льдом. — Чем ты сейчас занимаешься?

— Гражданской войной.

Морган распахнул дверь в свой кабинет. Спускались сумерки, и он включил свет. В комнате было несколько окон, что создавало приятное впечатление простора. Взгляд сразу привлекал огромный стол, стоящий у стены. На нем находился небольшой компьютер. По обе стороны стола возвышались дубовые шкафы с ящиками. Стол был завален бумагами и книгами. Одна из них осталась открытой, в ней виднелись пометки, сделанные желтым маркером.

Ребекку поразил портрет, висевший над столом. Она сразу узнала этого красивого мужчину: на нее смотрело немного усталое лицо ее возлюбленного.

— Похож на меня, верно? — спросил Морган.

— Необычайно, — пробормотала она.

— Это один из моих предков, некий Мэтью Джастин Деверо. Он жил здесь, в Бель-Шансон, в эпоху войны между Севером и Югом.

Ребекке захотелось сразу сказать ему, что она знает все, что касается Мэтью Деверо.

— У него интересная судьба, — продолжал Морган, — хочешь верь, хочешь не верь, но он сражался на стороне северян.

— Правда? — притворно удивилась Ребекка.

Почему, ну почему она не рассказала ему обо всем раньше? А теперь уже было поздно для объяснений.

— Да-да. Из-за этого он довольно долгое время был здесь изгоем. Так мне рассказывал дед. Я надеюсь узнать о нем побольше на следующей неделе, когда приступлю к изучению его личных бумаг.

— Его бумаг? — голос Ребекки понизился почти до шепота.

— Дед оставил их в целости и сохранности в своем сейфе. Он не хотел, чтобы что-нибудь из них пропало, испортилось или потерялось. Он очень гордился своим дедом.

— Такое сокровище в собственном дворе, если можно так выразиться, — заметила Ребекка.

Теперь она знала, что должна уехать, хотя ей ужасно хотелось узнать, прольют ли бумаги Мэтью какой-нибудь свет на его отношение к Рэчел.

Наверное, будет лучше, если, прочтя рассказ Мэтью о войне и — возможно — о его любви к молоденькой ирландке, Морган обо всем догадается сам.

Слабый звонок таймера возвестил, что их ужин готов, и они вернулись в кухню.

Позднее, покончив с вкусной едой, Морган притушил свет в гостиной. Около часу назад сильно похолодало. Собирался дождь, небо то и дело прорезали молнии, и раздавались отдаленные раскаты грома. В потолке гостиной было несколько световых окон, и Ребекка с Морганом имели возможность наблюдать небесные явления во всей красе.

— Есть еще одно место, которое я хочу тебе показать, — хрипло сказал Морган, когда они, обнявшись, сидели на удобном диване.

— Прачечную? — пошутила Ребекка, всеми силами души желавшая быть с ним как можно дольше.

— Не совсем, — ответил он. — Это там, наверху. — Он указал ей на винтовую лестницу из дуба, которая вела на верхний этаж.

— Ну так покажи, — прошептала она, сгорая от желания не меньше, чем Морган.

Ребекка хотела, чтобы ее душа и тело хранили память об этой ночи. Чтобы память о ней грела ее, если придут часы томительного одиночества.

Он встал и, рывком подняв ее на ноги, впился в ее губы поцелуем, от которого у Ребекки закружилась голова. Оторвавшись от нее, Морган сипло пробормотал:

— Пойдем.

Он взял Ребекку за руку и повел наверх.

Там их ждала постель. Она была не столь внушительной, как ореховая постель в стиле эпохи Возрождения, что занимала добрую половину спальни в новоорлеанском доме Моргана.

Здесь стояла простая кровать из золотистого дуба под стеганым покрывалом с кремовыми и коричневыми узорами. Пышные подушки в кремовых наволочках манили расслабиться и отдохнуть.

Ребекка поспешно скинула блузку, не заботясь о том, что она изомнется, и расстегнула джинсовую юбку, упавшую к ее ногам.

Морган, уже успевший снять рубашку и расстегнуть джинсы, замер в восхищении. «До чего же она хороша!» — подумал он. Богиня любви Венера, сошедшая на землю, чтобы доказать смертному реальность рая. Божественное могущество любви, воплощенное в стоящей перед ним женщине.

Ребекка облизнула губы, пылающий взгляд Моргана обжигал ее, воспламенял, заставлял трепетать все ее тело. Этот мужчина был единственным, кто вызывал у нее подобные ощущения. Одного лишь Моргана она желала со страстью, сводящей ее с ума.

Весь трепеща от вожделения, Морган бросился к ней. Ребекка кинулась ему навстречу, раскрыв объятия и шепча:

— Возьми меня. Люби меня.

Морган так и поступил.

Ребекка высвободилась из теплых объятий спящего Моргана. Начинало светать, и она должна была торопиться. Покидать Моргана было мучительно тяжело. Ничего не хотелось ей так сильно, как нырнуть обратно в его постель и забыть обо всем на свете.

Но она не могла так поступить.

Несколько минут она стояла, чувствуя, как переполняет ее любовь.

«Прощай, любимый, — сказала она про себя. — Надеюсь, что я смогу найти ответы на свои вопросы».

Ребекка собрала одежду и, крадучись, спустилась по лестнице. По ее лицу струились слезы. Она оделась очень быстро, боясь, что ее решимость исчезнет, если она задержится в доме Моргана хоть на минуту.

Спавший на своем коврике Джестер поднял голову и посмотрел на Ребекку.

Она приложила палец к губам и сказала: «Ш-ш-ш!» — в отчаянной надежде, что пес не залает и не разбудит Моргана.

Лабрадор, казалось, понял ее и опустил голову на лапы, спокойно наблюдая, как Ребекка крадется к задней двери.

Благополучно выбравшись наружу, Ребекка помчалась по влажной от росы траве босиком, напрямик к главному зданию.

Менее часа спустя она уже миновала обсаженную дубами въездную аллею и, выехав в своей, взятой напрокат машине за ворота, умчалась прочь от теней прошлого.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

— Она уехала!

— Что? — выкрикнул Морган, ошеломленный услышанным. — Ты шутишь?

Постояльцы пансиона, собравшиеся к завтраку, с любопытством поглядывали на Деллу и ее кузена.

Не желая говорить при всех, Делла подтолкнула Моргана к застекленной двери и, когда они вышли в соседнюю комнату, плотно прикрыла ее за собой.

— Это правда, Морган. Она оставила мне записку на столе в холле. А Джек говорит, что вроде бы слышал на рассвете, как кто-то заводит машину. По-видимому, это была Ребекка.

Что за чертовщина? Морган был абсолютно обескуражен таким поворотом событий. Это просто не укладывалось у него в голове. Они были бесконечно счастливы этой ночью. Они испытали полное, совершенное блаженство. Что могло заставить ее уехать?

Голос Деллы звучал сочувственно:

— Тебе она тоже оставила письмо.

Морган быстро взглянул на нее:

— Где оно?

Делла достала конверт из кармана своего передника и отдала ему.

— Ребекка написала мне, что ей жаль уезжать, но внезапно изменившиеся обстоятельства вынуждают ее к этому. Вот и все, что мне известно.

Лицо Моргана оставалось непроницаемым, но Делла хорошо видела страдание в его глазах. Он любил эту женщину, и ее поступок причинил ему боль.

— Приготовить тебе чего-нибудь поесть? — спросила Делла, тщетно пытаясь отвлечь его от грустных мыслей.

— Нет, спасибо. У меня нет аппетита.

Проснувшись сегодня утром и обнаружив, что он один, Морган оделся и отправился искать Ребекку. Он хотел выяснить, почему она ушла так рано, и намеревался предложить ей позавтракать вдвоем, в постели.

— Не торопись с выводами, Морган, — услышал он предостерегающий голос Деллы.

— Что значит «не торопись»? Она была здесь, а теперь ее нет!

— Возможно, дело обстоит именно так, как она мне пишет: она вынуждена была уехать. Морган сунул конверт в задний карман джинсов.

— Я зайду попозже, Делла.

Длинные ноги Моргана покрыли расстояние между двумя домами за несколько минут. Войдя к себе, он прямиком направился на кухню и приготовил большую чашку крепкого черного кофе. Изрядная доза кофеина была ему необходима.

Морган взял кофе и прошел в кабинет. Усевшись за стол, он взял медный нож для резки бумаг и вскрыл конверт, но не стал извлекать письмо сразу, а сделал большой глоток кофе. Затем он опустил конверт на стол и тупо уставился на него.

Он боялся читать ее письмо. Мысли его вернулись к недавнему прошлому, и перед ним возникли картины тех нескольких дней, когда они были вместе. Ничто не предвещало подобной развязки. Все было замечательно, можно сказать, идеально, словно их встреча, их любовь были предрешены судьбой.

Минуты, проведенные с ней в постели, он помнил до мелочей. Это тоже было потрясающе. Захватывающе и естественно, как будто они принадлежали друг другу всю жизнь. Никакой неловкости, никакой игры, никакого притворства. Полная откровенность и высокая страсть, порожденная беспредельной, всепоглощающей любовью.

Он не придумал это. Все было именно так, и никто на свете не убедил бы его в обратном. Что же произошло?! Черт подери!

Морган схватил конверт и вытащил листок хорошо знакомой ему бумаги. Они заказывали такую специально для Бель-Шансон. Из конверта выпал чек и скользнул ему на колени. На нем была в точности та сумма, которую он потратил вчера, покупая ей одежду в Новом Орлеане. Манхэттенский адрес Ребекки и номер телефона были четко отпечатаны в углу чека.

Морган отложил чек в сторону и взялся за письмо.

«Дорогой Морган!

Эти несколько дней были, наверное, лучшими в моей жизни. За такой короткий срок ты подарил мне столько радости и счастья, что я не в состоянии выразить это словами. Могу только сказать, что, если даже пережитое нами выпадает человеку лишь раз в жизни, этого достаточно, чтобы назвать его счастливцем.

Вероятно, ты удивляешься, почему я не сказала тебе всего этого прямо, вместо того чтобы писать это письмо.

Я сама не знаю почему. Быть может, по малодушию. Но одно я знаю твердо: я люблю тебя, Морган! Очень сильно. И это — по многим причинам — пугает меня.

Короче говоря, я прошу тебя дать мне время — время подумать, разобраться во всем, что меня беспокоит.

Ты ведь дашь мне это время?

Пожалуйста, не разыскивай меня. Я не собираюсь возвращаться в Нью-Йорк.

Есть вещи, о которых мне следовало бы рассказать тебе, как только мы встретились. Я приехала в Бель-Шансон не для того, чтобы собирать материал для будущего фильма. То есть, и для этого тоже, но не это было главным. Будь я откровенна с тобой с самого начала, мне не пришлось бы сейчас писать это письмо. Нет, я никогда не лгала тебе, Морган, просто кое о чем умолчала. Тем не менее я думаю, скоро ты сам узнаешь, что я имею в виду, и, возможно, это заставит тебя отнестись ко мне по-другому. Не знаю.

Итак, к чему мы придем? Хотела бы я знать ответ!»

Морган стиснул руку в кулаки, смяв зажатое в ней письмо.

Спустя несколько часов, побывав в банке и забрав с собой содержимое сейфа, Морган входил в свой новоорлеанский дом. Больше всего ему хотелось заказать билет на ближайший рейс в Нью-Йорк и лететь разыскивать Ребекку, но он понимал, что должен уважать ее желания, какого бы мнения он о них ни был. И откровенно говоря, он еще и сам не знал, как отнестись к ее просьбе. Кроме того, она написала, что ее не будет в городе, так что нет никакого смысла искать ее там.

Морган раздумывал, стоит ли позвонить Ребекке и оставить сообщение на автоответчике. Но что он скажет? «Я люблю тебя»? Он быстро понял, что не в состоянии сказать слова любви и спокойно повесить трубку. Эти слова были слишком важными для того, чтобы доверить их бездушному автомату. Их нужно произносить с глазу на глаз.

Наверное, нужно было сказать ей все, пока она была с ним. Он сдерживался, боясь ошеломить ее, напугать силой своих чувств. Сейчас, задним числом, он думал, что следовало отбросить дурацкую осторожность и быть полностью откровенным.

Однако если он будет сидеть вот так и размышлять, почему она уехала, он просто-напросто сойдет с ума. Единственное спасение для него — работа.

Выйдя из банка, он мог развернуть машину и возвратиться в Бель-Шансон. Но ему не хотелось ни встречать сочувственный взгляд Деллы, ни видеть счастливые парочки, прогуливающиеся рука об руку по парку и беззаботно целующиеся. Кроме того, здесь, в доме, где они в первый раз предались любви, он испытывал какое-то грустное удовольствие. Воспоминания оживали здесь и позволяли жить ему.

Он направился в гостиную и, оставив письмо на кофейном столике, подошел к музыкальному автомату, опустил в него несколько монеток и включил те же самые песенки, которые заводила Ребекка.

Опустившись на диван, Морган принялся сортировать взятые из сейфа материалы. Там находилась стопка писем, перевязанная бархатной ленточкой. Некоторые из них были запачканы, на других виднелись пятна, напоминавшие кровь. Почерк был женский. Кроме них Морган обнаружил два дневника в кожаных переплетах с вытисненными на них инициалами «М. Дж. Д.» и пачку старых газет, полуистлевших от времени.

Затем он увидел маленькую бархатную сумочку. Морган расстегнул ее и высыпал содержимое на ладонь. Оно состояло из женского платка, в который было что-то завернуто, и женского же колечка, по-видимому обручального и представлявшего собой восхитительное произведение ювелирного искусства. Оно было золотое с большим розоватым бриллиантом. Камень чистейшей воды и нежного цвета. Настоящее сокровище.

Морган развернул платок. Его украшала вышивка в виде листьев плюща и красных розочек. В свертке находилось золотое мужское кольцо-печатка. На нем были выгравированы изящно переплетенные буквы «М» и «Р». «Морган и Ребекка», — моментально пришло ему на ум.

Как правило, Морган не носил колец, но в этом было что-то особенное, и он примерил его. Кольцо сидело на его пальце идеально, словно делалось по специальному заказу.

Морган задумался, с чего ему начать — с писем неизвестной женщины или с дневников прапрадеда?

«Сначала дневники», — решил он. Они займут его мысли и заставят отвлечься от Ребекки.

И Морган открыл дневник, помеченный первым номером.

«Новый Орлеан. 1860.

Я никогда не думал, что любовь настигнет меня внезапно и что можно влюбиться так сильно и так быстро, как я. Но все произошло именно так.

Несколько дней назад я познакомился с девушкой-ирландкой, совсем недавно перебравшейся в Америку, и с этого момента все перевернулось во мне. Я не могу объяснить, как и почему это случилось, но я люблю ее.

Время сейчас беспокойное, со всеми этими разговорами о надвигающейся войне. Ситуация вынуждает меня действовать. Я не могу сидеть сложа руки и наблюдать, как любимая мною страна разваливается на два отдельных, независимых друг от друга государства, каждое со своей собственной судьбой, своей собственной культурой. Я должен сделать все от меня зависящее, чтобы защитить наше будущее.

А как быть с моим собственным будущим?

Этот вопрос встает передо мной со всей остротой всякий раз, как я начинаю мечтать о жизни с Рэчел».

— Вы прекрасная наездница, — сказал Мэтью Деверо, когда они с Речел уселись на лошадей и пустили их вскачь.

Рэчел и Мэтью заранее договорились о прогулке верхом. Грум из имения Бель-Шансон следовал за ними на почтительном расстоянии. С момента их первой встречи Мэтью мечтал проводить все свое время с Рэчел. Он, в недавнем прошлом беззаботный гуляка, впервые был по-настоящему влюблен.

Как же это случилось? Один взгляд — и его прежний мир рухнул, а на смену ему пришел новый и доселе неведомый. И все благодаря этой малютке, походившей скорее на школьницу, чем на взрослую девушку. Юная, нежная, невинная. Она не принадлежала к числу женщин, которых он покорял и которых бросал с такой легкостью. Рэчел Галлагер была настоящая леди. Не изведавшая страсти. Неискушенная в любви.

Она была достойна того, чтобы на ней жениться. Она была достойна самой восхитительной брачной ночи. И как бы ни желал он овладеть ею — а во время их встреч это желание становилось нестерпимым, — Мэтью понимал, что не сделает этого. Соблазнить Рэчел — значило оскорбить ее доверие к нему.

А как он мечтал о ночи с ней! Как часто он лежал без сна, страстно желая, чтобы она уже сейчас находилась в его постели, чтобы они уже сейчас были мужем и женой!

Но это было невозможно. Страна в любую минуту могла погрузиться в пучину гражданской войны. Мэтью надеялся, что верх возьмут трезвые головы, но видел, что шансов на это немного.

Он не вправе был думать о браке о Рэчел, пока ситуация не разрешится раз и навсегда.

— Что-нибудь случилось, Мэтью? — спросила Рэчел, ее нежный голос музыкой звучал в его ушах.

— Абсолютно ничего, — слукавил он.

— Вы уверены? — Рэчел потрепала по шее свою кобылу и внимательно посмотрела на Мэтью.

— Если я могу чем-то помочь, я с радостью сделаю все от меня зависящее, — настаивала она.

Мэтью покачал головой.

— Не позавтракать ли нам на этой лужайке? — предложил он, желая переменить тему разговора. — Что вы об этом думаете?

— Звучит заманчиво, — ответила она, взглянув на блестевшую впереди реку.

— Тогда давайте так и сделаем, — решил Мэтью и знаком подозвал грума. Тот принес корзину, заранее приготовленную для них Анжеликой.

Когда содержимое корзины было вынуто, Мэтью отослал парнишку, предложив ему порыбачить в отдалении.

Юный грум не заставил себя упрашивать и немедленно направил лошадь к реке, в то время как Рэчел и Мэтью устроились в тени дуба и приступили к разложенной перед ними еде.

Через некоторое время Мэтью, который грелся на солнце, лежа на спине и скрестив ноги, внезапно спросил:

— Чего вы хотите в этой жизни, Рэчел?

— Странный вопрос, Мэтью, — усмехнулась она, любуясь его красивым лицом. — Того же, чего хочет, я думаю, каждая женщина: иметь дом, семью, хорошего мужа.

Она сделала глоток вина.

— А вы? Чего хотите вы, Мэтью?

Он поднял на нее глаза. Она была бы потрясена до глубины души, если бы услышала, чего он по-настоящему хочет. Ведь он мог бы ответить одним словом: «Вас!»

Но Мэтью не мог сказать так — и не сказал. Он был старше нее, мудрее, опытнее.

— Ну хорошо, — улыбнулась Рэчел, — вы скажете мне сами, или я попробую угадать?

— Попробуйте, — прошептал он.

— Я думаю, вы из тех людей, что не останавливаются на достигнутом, — объявила Рэчел.

— Что вы имеете в виду? — спросил Мэтью, заинтригованный этими словами.

— Ну смотрите, — начала Рэчел, — у вас есть возможность пользоваться всеми радостями и благами жизни. Вам это нравится, и вы хотите продолжать в том же духе. Вы хотите обеспечить подобный образ жизни себе и своей семье. Вы уважаете традиции предков, но они не сковывают вас. Вы хотите иметь сыновей, достойных имени Деверо. Жену, которая была бы вам верной спутницей и подарила бы вам таких сыновей. Ну как, я угадала?

Мэтью улыбнулся:

— Стало быть, мы хотим одного и того же, верно, Рэчел?

— Похоже, что так, сэр, — засмеялась она.

Мэтью взглянул на свои золотые карманные часы. Было уже довольно поздно, и ему следовало проводить ее домой, ведь как бы хорошо ему ни было в обществе Рэчел, он не мог допустить, чтобы пострадала ее репутация. Ему хотелось бы вернуться сюда когда-нибудь, когда они уже поженятся, и предаться любви прямо на этом зеленом лугу, под сенью тенистых деревьев.

Он позвал грума, и через несколько минут тот появился, с гордостью демонстрируя им свой улов.

«С того дня столько всего произошло! Я порвал с Доминикой, отныне мы добрые друзья — не более того. Собственно говоря, я перестал спать с ней с того момента, как впервые увидел Рэчел.

Мне удалось завоевать сердце Рэчел, и теперь мы с ней официально помолвлены. Она приехала в Бель-Шансон, чтобы помочь Маргарите с учебой, и для меня было великой радостью видеть в своем родном доме любимую женщину. Когда-нибудь этот дом станет и ее домом. Она так близко от меня — и одновременно очень далеко, ведь существуют правила, которые мы обязаны соблюдать. Я ни при каких условиях не посягну на ее честь, хотя искушение порой бывает мучительным».

Мэтью вздохнул, читая зашифрованное послание, врученное ему Ахиллом. Его доставил некий коммивояжер, заглянувший на плантацию, чтобы продать свои товары. Среди купленных у него вещей был ящичек превосходных кубинских сигар для Мэтью. Внутри этого ящичка и находилось послание.

Ему снова нужно было уезжать. Чиркнув спичкой, чтобы зажечь сигару, Мэтью заодно поджег и полученное письмо и задумчиво наблюдал, как оно превращается в пепел.

Ахилл, тоже получивший сигару из деревянного ящичка, стоял в стороне. Сигару он опустил в карман рубашки. Он выкурит ее потом, возможно сегодня вечером, после того как кончит заниматься любовью с Анжеликой.

— Когда мы отправляемся?

Мэтью выпустил колечко дыма.

— Завтра на рассвете. Ты сам знаешь, что нам понадобится в пути.

Ахилл улыбнулся и кивнул головой.

— Все будет сделано в лучшем виде, — пообещал он, выходя из комнаты.

Мэтью очень хотел рассказать Рэчел, чем он занимается. Раскрыть ей все, чтобы между ними не было никаких тайн. Но сделать этого он не мог. Узнай она, что скрывается за его так называемыми деловыми поездками, это сильно осложнило бы ее жизнь. Никто из родных Мэтью не знал о его тайной деятельности, хотя он не сомневался, что отец что-то подозревает. Одному лишь Ахиллу была известна вся правда.

Мэтью затянулся и выпустил дым в потолок. Его мать даже не думала, что в эту рискованную деятельность ее сына вовлек ее родной брат, познакомивший Мэтью кое с кем из правительства Соединенных Штатов.

Это дало Мэтью возможность внести свой вклад в дело, которое он считал правым. Уроженец Юга, с большими связями, богатый, влиятельный и образованный, свободно говорящий на трех языках, Мэтью был вхож туда, где потерпел бы неудачу любой шпион-северянин. Мэтью неоднократно доказывал это. Его задачей было нанести как можно больше вреда разведывательной сети южан, выявляя людей, враждебно настроенных по отношению к идее единого государства, и тем самым гасить пламя разгорающейся войны.

Мэтью стоял у окна, размышляя о том, что охотно отдал бы все свое состояние, если бы мог такой ценой предотвратить войну. Новый Орлеан и Миссисипи находились в сфере жизненных интересов северян, и Мэтью с содроганием думал об осаде, о солдатах обеих армий, опустошающих эту прекрасную страну.

И он делал, что мог — и что должен был делать.

Завтра он будет уже на пути в Техас. Там он встретится с человеком, который поможет ему перехватить золото, отправляемое южанами в Мексику для закупки оружия. Из надежного источника поступили сведения, что операция по переброске золота назначена на ближайшее время.

Он снова вынужден покидать любимую девушку. С каждым разом ему было все труднее и труднее расставаться с Рэчел.

Тем не менее Мэтью сознавал, что, только продолжив свою деятельность, он обретет в конце концов ту жизнь, которой он желал так страстно.

И он был осторожен. Для этого у него была весьма основательная причина — Рэчел. Что бы ни случилось, он должен вернуться к ней.

Мысли о Рэчел не давали ему покоя. Быть может, ему удастся сейчас увидеть ее. А если очень повезет, он даже застанет ее одну.

И ему действительно повезло: он обнаружил свою возлюбленную в библиотеке. Здесь они смогут побыть вдвоем.

Стоя в дверях, он молча смотрел на нее. Рэчел забралась на стремянку и отыскивала какую-то книгу на одной из верхних полок. Его взору предстали домашние туфельки без каблуков, белые носочки и края кружевных панталончиков, выглядывающие из-под скромной домашней юбки. Вечером, за ужином, Рэчел будет одета более торжественно, наденет юбку с кринолином, а сейчас он любовался тем, как мягкая ткань облегает ее ноги, подчеркивает изящество ее стройной фигурки.

Рэчел наконец нашла нужный ей том и, потянувшись за ним, едва не упала со стремянки.

В мгновение ока Мэтью оказался у стремянки, его сильные руки обхватили тонкую талию Рэчел, и он бережно опустил свое сокровище на пол.

— Мэтью, — прошептала девушка, изумленно глядя на него.

— Он самый, любовь моя, — ответил он, нежно целуя ее.

Руки Рэчел обвились вокруг его шеи, девушка крепко прижалась к нему.

Мэтью страстно желал запереть дверь библиотеки и забыть обо всем на свете. Мир сосредоточился для него в девушке, которую он держал в объятиях. Когда-нибудь он займется с ней любовью прямо здесь, среди книг. С какой радостью он введет ее в мир любовных наслаждений!

Усилием воли Мэтью заставил себя оторваться от ее губ.

— Завтра я должен уехать. Неожиданные дела, — объяснил он.

— Действительно должен? — спросила она, опустив голову ему на грудь.

— К сожалению.

— Я буду ужасно скучать без тебя, — сказала Рэчел. Одна рука ее крепко обнимала его талию, другая покоилась на его груди.

— Правда?

— Конечно, — ответила она, откинув голову и глядя ему в лицо, так что он легко мог прочесть всю правду в ее чистых, искренних глазах.

— Боже, — со стоном проговорил он, — я люблю тебя, безумно люблю.

Он крепко прижал ее к себе, желая лишь одного — никогда не выпускать ее из своих объятий.

— Если без меня ты будешь испытывать нужду в чем бы то ни было, без колебаний обращайся к моему отцу. Ты ведь знаешь, что мои родители считают тебя своей дочерью, наравне с Маргаритой.

— Я не буду испытывать нужды ни в чем, — возразила Рэчел. — Только в том, чтобы ты быстрее вернулся ко мне!

— Я вернусь.

Ни один луч солнца еще не коснулся земли, а Мэтью уже был на ногах. Он сам оседлал лошадь, выбрав достаточно быстроногую и выносливую, но не переставал жалеть, что не может ехать на Симароне. Его любимец был чересчур заметным, а для его целей гораздо больше подходила лошадь ничем не примечательная, без каких-либо особых примет.

Он проверил содержимое седельной сумки, приготовил кольт, который всегда брал с собой в подобных случаях. В голенище высокого черного сапога он спрятал нож, а кольт опустил в карман своей куртки из оленьей кожи. Ахилл также был вооружен. Мэтью не хотел быть застигнутым врасплох и считал, что следует быть хорошо подготовленным к любой неожиданности. Затем он просмотрел карту и убрал ее во внутренний карман куртки.

— Еще чашку? — спросил Ахилл, указывая на кофейник в руках Анжелики.

Мэтью кивнул, и Анжелика наполнила подставленную Ахиллом чашку, после чего Ахилл передал ее Мэтью.

В то время как Мэтью с Ахиллом допивали свой кофе, Рэчел прокралась по галерее главного дома и, тихонько спустившись по лестнице, выскользнула наружу. Она проснулась уже полчаса назад и, не в состоянии заснуть снова, подошла к окну и увидела Мэтью, направлявшегося к конюшне, и следовавших за ним Анжелику и Ахилла.

Она почувствовала, что должна увидеть его еще раз, прежде чем он отправится в путь, и пустилась бежать по покрытой росой траве по направлению к конюшне. Край неба уже начинал светлеть, когда она приблизилась к приоткрытым дверям конюшни.

Она открыла дверь пошире, и Мэтью быстро обернулся.

— Рэчел! Что ты здесь делаешь? — воскликнул он, в голосе его звучала нежность.

— Я не могла не попрощаться с тобой!

— Но мы попрощались вчера вечером.

— Ради Бога, Мэтью, я не могу отпустить тебя так! — повторила Рэчел. — Пожалуйста, —

умоляюще добавила она, — удели мне одну минуту!

Ахилл и Анжелика понимающе переглянулись.

— Я выведу лошадей и подожду вас снаружи, — оказал Ахилл. Анжелика последовала за ним.

Мэтью и Рэчел с благодарностью посмотрели им вслед.

— Ты не должна была приходить сюда, Рэчел, — убеждал Мэтью, пожирая девушку взглядом. Она была босиком и накинула тонкий шерстяной халат прямо поверх ночной рубашки, край которой выглядывал из-под халата.

— Обещай мне, что будешь осторожен, любимый, — шептала она. — Я буду все время думать о тебе и молить Бога, чтобы он хранил тебя.

Мэтью поспешил успокоить ее:

— Это деловая поездка, радость моя. Не более того.

— Сейчас неспокойные времена, Мэтью, — предостерегла Рэчел. — Будь внимателен. И возвращайся ко мне.

— Обязательно, — пообещал он. — Не важно когда, не важно как, но я обязательно вернусь к тебе, любовь моя.

Мэтью обнял ее, и их губы слились в глубоком, упоительном поцелуе. Из сладостного забытья их вывело деликатное покашливание Ахилла.

— Уже почти рассвело. Пора в путь.

Мэтью вздохнул. Конечно же, Ахилл прав.

Он не должен медлить, как бы ни хотелось ему задержаться.

Он оторвался от Рэчел, вышел из конюшни и вскочил в седло.

Спустившись по склону, Мэтью обернулся и увидел, что Рэчел все еще стоит в дверях конюшни, еле видная в утреннем тумане, и смотрит ему вслед. Она подняла руку и помахала ему.

Он отвернулся и поскакал вперед. Чертова война!

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

«Война опустошает и разоряет страну. Как бы благородны и справедливы ни были ее причины, результаты чудовищны. Столько убитых и раненых! А солдаты обеих армий, совсем еще мальчишки, — их жизни навсегда искалечены, их страна неузнаваемо изменилась!

Я молю Бога, чтобы все эти жертвы не оказались напрасными».

Мэтью налил себе еще виски и одним глотком осушил рюмку, надеясь, что это поможет ему выкинуть из памяти как поля кровавых сражений, так и высокопарную болтовню политиков.

Он ожидал распоряжений в номере одной из вашингтонских гостиниц. Он прибыл сюда несколько дней назад, успешно завершив очередное задание, усталый, измученный бесконечными опасностями, хитростями, уловками, которые заполняли его жизнь все последние годы.

Единственной его отрадой были письма возлюбленной.

Но черт побери, этого было недостаточно! Ему нужно было ее присутствие. Находясь рядом с ним, она сумела бы избавить его от мрачных мыслей, горького разочаровании, отчаяния и гнева.

Сколько раз он читал и перечитывал ее письма! Мэтью потерял этому счет. Он знал их все наизусть.

«Мой обожаемый Мэтью!

Я беспрестанно молюсь о том, чтобы ты был в добром здравии и безопасности. Твои родные и я с нетерпением ждем того дня, когда ты возвратишься к нам, когда эта бесконечная война все-таки закончится, когда каждый сможет вернуться в те места, которые он покинул».

Далее она передавала ему новости о плантации Бель-Шансон и ее обитателях, новоорлеанские сплетни, свои собственные наблюдения. Трезвость ее оценок восхищала его. Как бы помогли ему сейчас рассудительность и благородство Рэчел!

Мэтью сделал еще глоток виски, думая о своем вчерашнем визите в Белый Дом. Интересно, что сказала бы Рэчел об Аврааме Линкольне? На Мэтью произвело огромное впечатление спокойное достоинство, с которым держался этот человек, его проницательный взгляд. Война тяжелым бременем лежала на плечах президента, но, по мнению Мэтью, тот был в состоянии справиться с этой ношей. Поговорив с ним полчаса с глазу на глаз, Мэтью покинул Белый Дом с чувством надежды. Усилиями Линкольна исход войны мог стать менее кровавым, чем того хотелось кое-кому из членов правительства.

Все это Мэтью описал в своем дневнике. Он хотел, чтобы Рэчел когда-нибудь прочла его записи и увидела, как много значила для него их любовь. Рэчел была его путеводной звездой во мраке адского наваждения.

Мэтью раскрыл дневник, перечитывая последние слова:

«Есть множество вещей, за которые стоит сражаться: любовь, честь, родина, но важнейшая для меня — теперь я знаю это точно — любовь. Ради нее я, если придется, пожертвую всем остальным.

Я выполняю последнее задание, любовь моя, и возвращаюсь к тебе. Как обещал».

Штат Нью-Йорк. Четыре месяца спустя

Всеми силами души Мэтью стремился сдержать обещание. Однако обстоятельства были против него. Его заключительное задание окончилось провалом. Мэтью удалось обнаружить организацию северян, сочувствующих и действующих в пользу Конфедерации, и он не сомневался, что сумеет разоблачить и обезвредить их, но в последний момент был выдан двойным агентом.

По иронии судьбы, его передали в руки того самого человека, за которым он охотился, — руководителя обширной группы заговорщиков-южан, не гнушавшихся никакими средствами для ослабления юнионистов. В ход шли грабежи, саботажи, убийства.

Сейчас Мэтью ожидал приговора своих тюремщиков. Он почти не надеялся остаться в живых. В глазах этих людей он был предателем, изменившим делу Конфедерации. Шпионом. Возмездием за это скорее всего должна стать смерть.

Он пошевелился, и боль пронизала его тело. Оно было почти целиком покрыто синяками и кровоподтеками. Чтобы получить от него информацию, его жестоко избили. Вопреки ожиданиям своих палачей он молчал, и его били снова. Один из них даже приставил к голове Мэтью пистолет и со смехом нажал спусковой крючок.

Пистолет не был заряжен.

— Я надеюсь, что скоро убью тебя, — проскрежетал теперь этот человек прямо в ухо Мэтью. — Ты сукин сын, грязный креол, дружок черномазых. — И он с размаху ударил пленника по лицу.

— Как это смело с твоей стороны, — проговорил Мэтью, сплевывая кровь, струившуюся по разбитым губам, — разговаривать так с человеком, у которого связаны руки. Интересно, ты будешь таким же храбрецом, если мне их развяжут?

— Меня это не волнует, мистер Притворщик, вы ведь джентльмен. А что до меня, — тут он выплюнул прямо на пол табачную жижу, — я бы охотно перерезал тебе горло. Тогда нам не пришлось бы тратить на тебя пулю!

— Ну-ну, Джонни, — прервал его человек, явно старший в этой группе. — Разве так следует разговаривать с нашим высоким гостем?

Он прошел в угол, где находился Мэтью, привязанный к стулу, и, взяв другой стул, уселся напротив него.

— Я полагаю, вы догадываетесь, почему я здесь, — произнес он преувеличенно любезным тоном.

Его выговор, как показалось Мэтью, выдавал в нем человека образованного, уроженца Миссисипи.

— Почему бы вам самому не рассказать мне об этом? — возразил ему Мэтью.

— Прежде всего, вы не тот, за кого себя выдаете.

— Разве?

Ответом на вопрос был новый удар в лицо, нанесенный кулаком Джонни.

Человек, сидевший на стуле, улыбнулся:

— Но мы знаем, кто вы на самом деле.

— Так просветите меня, — сказал Мэтью, напрягаясь в ожидании очередного удара, которого, однако, не последовало.

— У нас есть свои источники, дружище, — усмехнулся его собеседник.

Из кармана куртки он извлек какую-то бумагу. Это оказался сделанный углем портрет Мэтью, под которым было написано его имя. Он поднес рисунок к лицу Мэтью, давая ему возможность прочесть подпись.

— Прекрасная работа, не правда ли? И хотя художник не успел воплотить набросок в живописное полотно, вас узнать не трудно. Верно, мистер Деверо?

Мэтью хранил молчание.

— Мы, собственно, не нуждаемся в вашем подтверждении. При этом я не могу не признать, что ваша последняя личина новоорлеанского картежника по имени Доминик была весьма удачной. — Он прошелся по комнате и, вернувшись назад, встал прямо перед Мэтью. — Разрешите мне представиться, сэр. Капитан Брэдли Мартин, к вашим услугам. — Он засмеялся и продолжил: — Я, правда, подозреваю, что мое имя вам давно известно, капитан Деверо. Но не в этом дело. Я пришел сказать вам, что вы представляете собой проблему, требующую внимания.

Мэтью по-прежнему молчал, и Мартин снова занял свое место.

— Вы тот, кого я презираю больше всего на свете, мистер Деверо. Вы предали свою страну. Вы должны были поставить свои таланты на службу Луизиане, на службу нашему правому делу, а вместо этого вы изменили собственной родине во имя дурацкой идеи о величии Соединенных Штатов.

Мартин снова полез в карман и вытащил что-то еще. Это было кольцо Мэтью.

Мэтью коротко вздохнул, ноздри его расширились. Придя в себя после очередного избиения, он обнаружил исчезновение кольца и решил, что кто-то из его мучителей польстился на золото.

Мартин подбросил кольцо и, поймав его, сжал руку в кулак.

— Подходящая вещица, чтобы предъявить ее янки, не так ли?

— Верните кольцо, — потребовал Мэтью.

Мартин и Джонни засмеялись.

— Боюсь, что не смогу этого сделать, — с сожалением в голосе проговорил Мартин. — Я предполагаю, что ваша семья захочет иметь его как память о доблестном сыне, погибшем в борьбе за дело врагов своей родины. А чтобы хоть как-то их утешить, мы добавим к кольцу ваши дневники и письма вашей подружки. Вам они больше не понадобятся.

У Мэтью перехватило дыхание, когда Мартин, принялся описывать, как они сообщат близким о его гибели. «О Боже! — думал он. — Рэчел! Рэчел!»

— Ваша смерть послужит назиданием всем тем, кто предал свою родину, — будничным тоном продолжал Мартин. — Подумайте, как будет страдать ваша семья. У вас есть жена или возлюбленная, Деверо? Вообразите, что она узнала о смерти любимого человека. Много ли времени, по-вашему, пройдет, прежде чем она утешится в объятиях другого? Вы можете представить, как она ложится в постель — быть может, даже в вашу собственную — с другим мужчиной, как он раздвигает ее ноги, взбирается на нее?..

Мэтью сделал отчаянную попытку освободиться от своих пут.

— О, — воскликнул Мартин, — похоже, я попал в самую точку! Тем хуже для вас. Все будет именно так, как я сказал. Можете быть уверены. Скажите спасибо вашим дорогим янки! У вас будет, о чем подумать там, куда вы отправитесь.

— Отправлюсь? — переспросил Мэтью. Что за дурацкую игру ведет с ним этот человек?

— Вы представляете собой слишком большую ценность, чтобы просто уничтожить вас как взбесившееся животное, — пояснил Мартин. — Вы можете пригодиться мне в дальнейшем. Как предмет торга.

— Но выдали понять…

— Что вы должны умереть? Да, разумеется. И вы умрете, — ухмыльнулся Мартин. — Но не по-настоящему. Сегодня вечером вы отправитесь в такое место, где вас не отыщет ни одна живая душа, если только мы сами этого не захотим. А вашим друзьям в Вашингтоне мы сообщим, что уничтожили вас как предателя. Все очень просто.

Мэтью хорошо представлял себе, в какое отчаяние повергло его родных и Рэчел известие о его смерти. Но у него не было ни малейшей возможности сообщить им о себе хоть что-нибудь.

Мягкий, легкий ветерок проникал в окно его камеры. В то время как другие гибли на полях сражений или страдали в лагерях для военнопленных, он изнывал на одном из островов Бермудского архипелага. Он знал, что этот островок служил убежищем для судов Конфедерации, прорывавших блокаду северян. Одним из таких судов он и был доставлен на остров. Его «хозяевами» — так они предпочитали сами называть себя — были некий уроженец Чарлстона и его жена-англичанка. Всецело преданные делу Конфедерации, они предоставляли кров отважным прерывателям блокады, когда бы те ни появлялись в порту.

Мэтью безуспешно пытался убедить их, что они могут довериться его честному слову и разрешить ему покидать свою одиночную камеру, не опасаясь, что он сбежит с острова. Он практически не общался со своими «хозяевами», еду ему приносил немой слуга.

Шли месяцы, и с каждым днем надежды Мэтью на то, что он когда-либо выберется с проклятого острова, становились все призрачнее. Он погружался в бездну отчаяния, думая о горе родителей и своей обожаемой Рэчел. Неужели она действительно забыла его?

«Нет, — восставал его ум. — Она не забудет его. Она будет ждать его возвращения». Он обещал ей, что вернется к ней, неважно как, неважно, сколько времени на это потребуется. Он знал, что использует любые средства, чтобы исполнить свое обещание.

Рэчел.

Мысль о ней помогала выжить, помогала сохранить рассудок. Ее образ сопровождал его каждый день, каждый час, каждую минуту. Она была рядом с ним, она нашептывала ему слова поддержки, она заставляла его верить в то, что рано или поздно они соединятся и никакая сила больше не разлучит их.

Изолированный от всего мира, Мэтью не имел никакого представления о ходе войны о происходящем у него на родине. Одиночное заключение изо дня в день подвергало испытанию его характер. Он видел океан, слушал пение птиц, любовался звездами, но лишен был возможности погреться на солнце, погрузиться в морскую воду и промчаться по берегу верхом, поговорить и послушать человеческую речь. Единственной его радостью были книги. Он читал и перечитывал все, что «хозяева» предоставляли ему. Это могли быть даже руководства по разведению цветов, содержание не имело никакого значения. Лишь бы убить бесконечно тянущееся время.

Вот так Мэтью прикладывал все силы чтобы не поддаваться отчаянию, и наконец наступил день, когда в его жизни вновь возник капитан Брэдли Мартин.

Звук поворачиваемого в замке ключа заставил его приподняться. Он уже позавтракал а до обеда еще было далеко. Неужели кто-то принес ему вожделенную свободу?

Низенький человечек показался в дверях и шагнул в тесную комнату.

— Привет, Деверо, — произнес человечек.

Мэтью сразу узнал этот голос. Разве мог он забыть того, кто обрек его на это жалкое существование?

— Мартин, — отозвался он, и собственный голос показался ему глухим и безжизненным.

— Боже мой, старина, — поморщился Мартин, — да от вас просто воняет.

— К великому сожалению, я не успел принять ванну, — саркастически ответил Мэтью. — Понимаю, что это очень нелюбезно с моей стороны, и приношу глубокие извинения.

— Все тот же, а, Деверо? — ухмыльнулся Мартин. — А я-то думал, что время, проведенное здесь, сбило с вас вашу креольскую спесь.

Мэтью сделал шаг вперед и оказался в полосе света. Перед Мартином стоял изможденный, очень бледный человек с длинными спутанными волосами, одетый в лохмотья.

Мартин деловито объяснил причину своего появления.

— Если вы помните, я говорил, что когда-нибудь вы будете представлять собой большую ценность. И похоже, это время настало. Мы обменяем вас на другого военнопленного.

— Стало быть, — спросил Мэтью, — война продолжается?

— Да, — ответил Мартин.

У Мэтью были весьма смутные представления о том, сколько времени он провел в заключении. Желая проверить себя, он спросил:

— Какой сейчас год?

— Тысяча восемьсот шестьдесят четвертый.

О Рэчел!

Ему хотелось ударить Мартина, избить его до бесчувствия за то, что по его вине он столько лет был разлучен со своей возлюбленной. Но Мэтью знал, что сил на это у него нет. Долгое заточение совершенно истощило его организм, его мускулы потеряли всю свою крепость. Обессиленный, он опустился на кровать.

— Почему вы пришли сейчас? — спросил он.

— Потому что вы козырь в моей игре, Деверо.

— Что вы хотите сказать?

— Вас еще не забыли во влиятельных вашингтонских кругах. Я поговорил там кое с кем из старых друзей, сочувствующих идее независимости Юга, и они выяснили, что имя Мэтью Деверо до сих пор в почете в Вашингтоне. Там найдется немало лиц, заинтересованных в том, чтобы вы были живы. Так вот, я обнаружил, что, предоставив им вас, я смогу получить взамен пленного, который мне нужен.

— Должно быть, это весьма важная особа, — заметил Мэтью.

— Это мой брат, Деверо, — ответил Мартин. — Он — это все, что у меня есть, и я вовсе не намерен ждать, пока он сгниет в тюрьме у янки. Вы — его пропуск на свободу.

Скоро все будет кончено. Мэтью готов был кричать от радости. Домой! Обратно в Бель-Шансон, к родителям и — самое главное — к Рэчел!

Офицер, сопровождавший пленного конфедерата, был знаком с Мэтью Деверо. Вместе с пленником он находился в маленькой гостинице на окраине Ричмонда, поджидая Мартина, чтобы произвести обмен.

Примерно через час появился Мартин, за которым следовал худой и бледный Мэтью Деверо. Его длинные волосы были подстрижены, борода сбрита.

— Пол, — воскликнул Мэтью, войдя в комнату.

Глаза Пола расширились, затем он содрогнулся от ужаса при виде того, что сделали с его другом.

— Господи, Мэт, — закричал он, забывая о своем пленнике, — мы все думали, что ты погиб!

— Почти погиб, — успел выговорить Мэтью, прежде чем зашелся в приступе кашля. Откашлявшись, он добавил: — Но не окончательно.

Пол Дэвис схватил стакан и кувшин, стоявшие на неказистом низеньком бюро, и налил Мэтью воды.

— Тут немного, но выпейте это, — сказал он. Затем Дэвис, юрист по профессии и солдат по велению долга, гневно взглянул на Мартина и гаркнул: — Ну что, довольны? — Он помог Мэтью сесть и добавил: — Забирайте вашего красавца и проваливайте отсюда, пока я не за был о нашем соглашении.

Мартин, стоявший рядом со своим братом, холодно произнес:

— Мы-то уйдем, будьте уверены, а вот вы нет.

С этими словами он вытащил пистолет и направил его на Мэтью и майора Дэвиса.

— Что?! — закричал Дэвис.

— Уж не воображали ли вы, что я намерен просто так отпустить Деверо на свободу? — Он засмеялся сухим неприятным смехом. — Черта с два! Вы оба сполна насладитесь гостеприимством, которое конфедераты оказывают своим пленникам!

Мэтью кинулся было на Мартина, но Дэвис успел схватить и удержать его.

— Не глупи, Мэт! Он вооружен и не задумается пустить оружие в ход.

— Ваш друг прав, Деверо. Я пущу его в ход, если понадобится. Но я могу дать вам слово, что вы не умрете. Вы будете лишь мечтать об этом.

— Сукин сын! — скрежетал зубами Мэтью.

Мартин невозмутимо взглянул на часы:

— Ваш конвой будет здесь через пару минут.

Мэтью молча проклинал свою судьбу. Мысленно он уже был дома, когда на его пути снова встал этот безжалостный ублюдок!

«Прости меня, Рэчел!»

«Я выбрался из ада, называвшегося тюрьма Либби в Ричмонде. Выбрался с трудом. К несчастью, Полу Дэвису повезло меньше. Пневмония свела в могилу моего отважного друга примерно через полгода после нашего появления здесь. Его смерть тяжким грузом лежит на моей совести. Ведь это из-за меня он попал сюда. Он заслуживал лучшей участи, подобно многим нашим товарищам по несчастью.

К тому времени как война закончилась и меня освободили, от меня оставалась лишь тень прежнего Мэтью Деверо. Я был настолько слаб, что более всего походил на ходячего мертвеца, и меня отправили в госпиталь на поправку и лечение».

Приходя в себя, Мэтью всякий раз видел у постели одну и ту же сиделку. Если он нуждался в чем-либо, она всегда оказывалась рядом со своей ласковой улыбкой и легкими движениями рук. Она умывала его, переодевала, читала ему, а иногда просто держала его за руку. У нее были светлые волосы и временами он путал ее с Рэчел, воображая, что его возлюбленная снова с ним.

Наконец, спустя почти четыре месяца, он почувствовал себя бодрее. Аппетит стал возвращаться к нему. Исхудавший до предела, Мэтью прибавил в весе около пятнадцати фунтов.

Как-то утром он открыл глаза и увидел свою неизменную сиделку. Устроившись подле его кровати, она что-то шила.

— Кто вы? — спросил он.

— Меня зовут Джулия, капитан Деверо. — У нее был мягкий выговор, сразу выдававший в ней уроженку Юга.

— Вы здесь все время.

— Это только так кажется, — засмеялась она.

— Нет, не кажется, — настаивал Мэтью. — Наверное, вы мой ангел-хранитель.

Джулия опустила свое шитье, и Мэтью разглядел у нее на руке обручальное кольцо.

— А не принимали ли вы меня за женщину, которую все время звали, — за Рэчел?

— Я звал ее?

— Постоянно, капитан Деверо.

Мэтью взглянул на нее.

— Я считаю, — улыбнулся он, — что вы вполне можете называть меня по имени: Мэтью. За это время вы узнали меня достаточно хорошо.

На щеках Джулии вспыхнул румянец, необыкновенно украсивший ее. Она была блондинкой, как Рэчел, и Мэтью отметил, что глаза у нее тоже голубые. Но она вовсе не была копией его возлюбленной и кроме того, как ему показалось, была постарше Рэчел. Он решил, что ей, должно быть, около тридцати.

— Принести вам поесть?

— Да, пожалуй, я голоден, — признался он.

— Прекрасно, — ответила она. — Это признак того, что вы поправляетесь. Доктор будет доволен.

Она поднялась со стула.

— Я сейчас вернусь, — пообещала она и вышла из комнаты.

Пока ее не было, Мэтью прислушивался к разговору, который вели между собой два его соседа по палате.

— Вы можете повторить то, что сказали? — спросил Мэтью.

Солдат, лежавший на соседней койке, повернулся к нему:

— Я сказал, как жалко, что старина Эйб мертв.

Линкольн мертв? Нет, только не это! Должно быть, этот раненый солдат говорит о каком-то другом человеке.

— О каком Эйбе вы говорите?

— О единственном, который был президентом, парень! О Линкольне, конечно.

Когда Джулия вернулась, Мэтью лежал, откинувшись на подушки, щеки его были влажны от слез.

— Что случилось?

— Я только что узнал о смерти президента Линкольна.

— Мне его жаль, — искренне произнесла она.

— Он был хорошим человеком, — сказал Мэтью.

— Я тоже так думаю, — согласилась она, опуская поднос с едой на столик у постели. — Он не заслужил такой участи.

— Какой именно?

— Его убили.

Мэтью страдальчески закрыл глаза, и Джулия ласково коснулась его руки.

— Убийцу поймали?

— Да.

Джулия взбила подушки и положила их так, чтобы Мэтью мог находиться в полусидячем положении, и прикрыла его грудь салфеткой.

— Это потеря для всех нас. Я содрогаюсь при мысли о том, что могут сотворить победители без Линкольна.

Интересно, догадывается она, что он служил в юнионистской армии, или судит по его выговору и принимает за офицера-конфедерата?

Он окинул взглядом собственную костлявую фигуру:

— Сомневаюсь, что такой победитель в состоянии в ближайшее время сотворить что бы то ни было.

Джулия зачерпнула супу и осторожно поднесла ложку к его рту.

— Если вас интересует, знаю ли я, что вы служили в армии юнионистов, капитан Деверо… Мэтью, то — да, я знаю. И для меня это не имеет ни малейшего значения, — мягко добавила она. — Я сиделка. Вы мой пациент.

— Благодарю вас.

— Не стоит благодарности, капитан.

— А как ваш муж относится к вашей ангельской работе?

Глаза Джулии затуманила печаль.

— Я вдова.

— Простите!

— Он был хорошим человеком и погиб, сражаясь за свои убеждения.

— Как большинство павших с обеих сторон, — заметил Мэтью.

— Это правда, — согласилась она.

— Вы из здешних мест?

— Да. Я уроженка Виргинии, — с гордостью ответила Джулия. — Мои предки с обеих сторон жили здесь со времен Войны за независимость.

— Так же, как мои в Луизиане, — сообщил ей Мэтью.

— Значит, ваша семья там? А Рэчел ваша жена?

Мэтью улыбнулся:

— Я надеюсь, она станет ею, когда я вернусь. Прошло столько времени с тех пор, как им всем сообщили, что я каз… убит.

— Вообразите только, как счастливы они будут увидеть вас. Как бы я хотела, чтобы свершилось чудо и Блэк вернулся ко мне живым и невредимым. — Она вытерла его губы салфеткой. — Думаю, что скоро вам придется подстричь бороду.

— Я предпочел бы сбрить ее совсем, если можно.

— Я устрою это, — пообещала она. — А разговоров на сегодня достаточно, верно?

С каждым днем Мэтью набирался сил. Джулия вызвалась было написать его родным, но он отклонил ее предложение. Ему не хотелось, чтобы, получив это письмо, они сочли его чьей-то жестокой шуткой. Нет, нет, лучше еще немного подождать, а когда он будет в состоянии отправиться в путь, дать им телеграмму. Однако он попросил Джулию связаться с семьей Пола, написать им о том, каким храбрецом был их сын и какой геройской смертью он погиб. «Слабое утешение», — думал Мэтью, но сделать больше было не в его силах.

Джулия по-прежнему постоянно была с ним и мало-помалу стала ему настоящим другом. Они делились друг с другом воспоминаниями о своей довоенной жизни. Она помогала ему заново приспособиться к жизни. Она сопровождала его на прогулках, и здоровье постепенно возвращалось к Мэтью, пока в один прекрасный день доктор не объявил, что он уже вполне может отправляться домой.

Первым побуждением Мэтью было поделиться радостной новостью с Джулией.

— Вы не видели миссис Бейкер? — спросил он у доктора.

— Сегодня она не появлялась, — ответил старик, записывая что-то в историю болезни Мэтью. — Я думаю, из-за погоды.

Мэтью узнал адрес Джулии у одной из сиделок. Одевшись, он решил зайти к ней, ведь она жила всего в нескольких кварталах от госпиталя.

Ее дом он нашел сразу.

Джулия выглядела удивленной, когда у ее дверей появился Мэтью.

— Мэтью, что привело вас сюда?

— У меня хорошие новости. Можно мне войти?

Джулия заметила соседку, наблюдавшую за ними из окна с противоположной стороны улицы.

— Заходите, пожалуйста, — сказала она, пропуская его в дом.

Он заметил, что она нервничает. Это проявлялось в том, как она двигалась, как поспешно она опустилась на стул.

Мэтью почувствовал себя неловко.

— Доктор сказал мне, что на этой неделе я смогу отправиться домой. Правда, замечательно?

— Конечно, — тихо, почти шепотом ответила она.

— Я надеялся, что вы разделите мою радость, и, поскольку вас не было в больнице, решил прийти к вам.

— Я знала об этом.

— Знали?

Она кивнула:

— Доктор Мэйсон сказал мне об этом вчера. Вы должны быть совершенно счастливы.

— Разумеется, я счастлив, — признал Мэтью. — Наконец-то все тяготы остались позади и я могу вернуться к прежней жизни.

Джулия улыбнулась ему:

— Желаю вам счастливого пути, Мэтью.

— Не хотите ли вы поехать со мной? Здесь у вас нет никого из родных, и я был бы счастлив познакомить вас с моими. Поживете в Бель-Шансон столько, сколько пожелаете.

— Я не могу, — сказала Джулия.

— Но почему?

— Потому, что я люблю вас, — просто ответила она.

Мэтью был потрясен. Смысл ее слов дошел до него не сразу.

— Теперь вы понимаете, что отправиться в Бель-Шансон и присутствовать при вашей встрече с невестой — не лучший вариант для меня.

— Я не знал…

— И я рада этому, Мэтью, потому что я никогда бы не хотела стать предметом вашей жалости.

— Боже мой, Джулия, — поспешно возразил Мэтью, — этого не будет никогда. Поверьте мне.

Джулия встала, руки ее были безвольно опущены.

— А теперь, Мэтью, я думаю, вам лучше уйти.

— Да-да, вы правы.

Мэтью не хотел усугублять ее боль, продлевая это грустное прощание. Он почувствовал, что на его плечи легла новая тяжесть. Он дорожил ею как другом, но его сердце принадлежало Рэчел. Если бы не это, он, возможно, и смог бы полюбить Джулию нежно и глубоко. Но он не мог. Не мог любить ее так, как она того заслуживала. Так, как он любил Рэчел.

Он направился к двери и, прежде чем выйти, наклонился и поцеловал Джулию в щеку.

— Простите меня, — пробормотал он.

Джулия улыбнулась ему ласково и грустно:

— Вам не за что просить прощения, Мэтью. — Она легко коснулась его руки. — Будьте счастливы.

Возвращаясь в госпиталь, Мэтью думал, что действительно скоро будет счастлив. Ведь он возвращался домой.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Бель-Шансон.

Он наконец-то был дома.

Мэтью остановил лошадь у ворот плантации и глубоко вздохнул. Он послал родителям телеграмму от имени своего дяди и сообщил, что вскоре их ожидает сюрприз, но ни словом не намекнул на воскрешение их давно погибшего сына.

Он добрался до Нового Орлеана вчера поздно вечером, но не поехал в свой городской дом, а снял номер в гостинице, предпочитая до поры до времени сохранять инкогнито. Наутро он взял напрокат лошадь в ближайшей конюшне и отправился в Бель-Шансон.

Мэтью не знал, что он найдет там. На пути домой он видел столько разрушений, столько перемен. Да и сам он переменился.

Что подумают его родители? И — еще важнее — что подумает Рэчел? Она должна находиться здесь, вместе с его семьей, ведь рано утром он побывал в Гарден-Дистрикт, думая застать ее дома. Дом был пуст и казался необитаемым. Он остановил какого-то соседа и, расспросив его, выяснил, что Галлагеры покинули город несколько лет назад. Это должно означать, что Рэчел предпочла дожидаться его возвращения, не разлучаясь с его семьей.

Внезапно знакомый голос окликнул его:

— Это действительно вы, мсье Мэтью?

Джером, один из садовников, прикрыв глаза ладонью от слепящего солнца, всматривался в высокого всадника так, словно увидел привидение.

— Oui, Джером.

— Но ведь… — пробормотал потрясенный садовник, все еще не веря своим глазам.

— Я знаю, — улыбнулся Мэтью, — меня считали погибшим.

Он спешился и, протянув руку, коснулся руки садовника:

— Смотри, я действительно жив!

Слезы хлынули из глаз старика.

— Это настоящее чудо!

— Что с моей семьей? — спросил Мэтью. — Они все здесь?

— Oui, мсье.

Мэтью с силой вдохнул аромат шиповника, цветущего вокруг ворот.

— Думаю, мне следует поспешить. Я и так заставил их ждать слишком долго, — сказал он, снова вскакивая в седло.

Ему хотелось галопом промчаться по аллее, ведущей от ворот к парадному входу, но он сдержался и пустил лошадь легкой рысью. На одном из поворотов он обратил внимание на массивную мраморную стелу под раскидистым дубом. Он направил к ней лошадь и обнаружил, что на памятнике начертано его имя.

Вид собственного надгробия потряс его до глубины души. Он почувствовал себя так, словно его окатили холодной водой, дабы он не забывал о бренности бытия.

Завтра он первым делом распорядится убрать этот памятник. Его жизнь начиналась сначала, судьба предоставляла ему новый шанс.

Мэтью услышал истошный женский крик:

— Мама! Папа! Скорее сюда!

Он поднял взгляд и увидел легкую фигурку, которая метнулась по галерее и исчезла. Через минуту она выскочила из парадной двери и, не разбирая дороги, устремилась к нему, крича во всю силу своих легких:

— Мэтью! Мэтью!

Мэтью соскочил с лошади и побежал навстречу сестре.

— Маргарита! — проговорил он сквозь слезы.

Он сгреб ее в объятия и осыпал поцелуями.

Маргарита вцепилась в брата, любимого старшего брата, заливаясь слезами и стараясь прижаться к нему как можно крепче.

Они стояли так несколько минут, а когда Мэтью взглянул на дом, на веранде уже появились его потрясенные родители..

Рыдающая Фрэнсис Деверо сжимала руку мужа и восклицала:

— Эдуард, это действительно он? Это действительно наш мальчик? О, великий Боже!

Глаза Эдуарда застилал туман, в горле стоял комок, и он в состоянии был лишь кивать в ответ.

Не выпуская Маргаритиной руки, Мэтью устремился навстречу родителям.

Фрэнсис упала в объятия сына. Когда его сильные руки обвились вокруг нее, она вся затрепетала от счастья. Это не сон! Это все наяву. Ее сын жив и вернулся к ней. Нежданная награда за бесконечные безмолвные молитвы.

Наконец мать нашла в себе силы оторваться от него, и Мэтью обнялся с отцом.

— Папа, — пробормотал Мэтью, с трудом сдерживая слезы.

— Когда мы получили телеграмму от твоего дяди из Филадельфии, мы и предположить не могли, что ты жив. Он сообщил только, что нас ждет сюрприз. Сюрприз!

— Это я дал такую телеграмму, — сознался Мэтью. — Я не хотел, чтобы вы узнали о моем спасении по телеграфу.

— Но как?.. — начала было его мать, дотрагиваясь до него, чтобы убедиться, что она не спит и не бредит.

— А где Рэчел?

— Рэчел за… — попыталась ответить Маргарита, но мать прервала ее.

— Маргарита, пойди на кухню и распорядись, чтобы твоему брату приготовили поесть. Побыстрее.

Маргарита надулась, и Фрэнсис бросила на нее предостерегающий взгляд.

Мэтью почувствовал, что случилось нечто очень плохое.

— Маргарита, мне бы очень хотелось вы пить чего-нибудь холодного. Пожалуйста.

Ему девушка повиновалась охотно и побежала выполнять его просьбу.

Посмотрев на родителей, Мэтью заметил взгляд, которым они обменялись, и повторил свой вопрос:

— Где Рэчел?

Боль, ожидавшая ее сына, причиняла страдания и Фрэнсис. Она облизнула губы и заставила себя быть откровенной:

— Мэтью, Рэчел вышла замуж.

Мэтью непроизвольно сжал кулаки и судорожно вздохнул.

— Нет, — твердо произнес он.

Эдуард шагнул к нему:

— Это правда, сын мой. Нам сообщили, что ты погиб. Рэчел долго отказывалась верить в это, так же как и все мы. Она не оставляла надежды, что ты вернешься. Она ждала и ждала. — Эдуард откашлялся и продолжал: — Когда мы увидели, как любит ее этот человек, мы стали уговаривать ее не держаться за прошлое, а начать жить сначала. Она была так молода, и впереди у нее была целая жизнь. Ей не следовало обрекать себя на вечное ожидание. — Он перевел дух. — Так мы думали.

Мэтью застыл, слово превратился в тот самый мрамор, из которого был высечен его памятник. Он не верил своим ушам.

— Рэчел очень любила тебя, — заверила его мать и тихо добавила: — Мне кажется, она и сейчас тебя любит.

— Он хороший человек, Мэтью, — сказал Эдуард.

— Ты его знаешь?

— Он бывший офицер-юнионист. Их часть стояла в Новом Орлеане. Именно он, капитан Фрезер, сообщил нам о твоей гибели.

— Где она? — спросил Мэтью.

— Она уехала, — ответила Фрэнсис.

— Где она? — повторил Мэтью, голос его был странно безжизненным.

— Рэчел живет в имении своего мужа в Вермонте.

«Так далеко, — подумал Мэтью. — Но все же недостаточно далеко».

Фрэнсис поняла, что означает решимость, загоревшаяся во взгляде сына.

— С этим покончено, Мэтью. Ничего не поделаешь.

— Никогда с этим не будет покончено, мама.

— Ничего не поделаешь, — настаивала она. — У Рэчел есть ребенок, — Фрэнсис заметила, как расширились при этом глаза Мэтью. — Ты не должен разрушать ее счастье.

— А счастье, о котором мечтали мы с ней? А дети, которых мы желали?

— Стало быть, судьба решила иначе.

Слова матери молотом стучали у него в мозгу, когда, оседлав Симарона, он бешеным галопом несся по окрестностям, доведя и себя, и своего коня до полного изнеможения. Наконец, в последний раз перескочив высокий деревянный забор, он пустил взмыленное животное шагом.

Рэчел.

Он готов был разыскивать ее в Вермонте. Явиться к ней в дом и потребовать свидания с ней. Объявить ее мужу, что он имеет на нее больше прав. Что Рэчел принадлежит ему, отныне и навсегда.

Никакая сила не сможет остановить его.

Никакая, кроме него самого.

Мэтью осознал, что значат для женщины, подобной Рэчел, клятвы, данные перед алтарем. Что значит для нее ребенок от мужчины, которому она эти клятвы дала. Быть может, иная женщина сумела бы забыть обо всем, вернись к ней неожиданно первый возлюбленный, но не Рэчел. Именно это старалась втолковать ему Фрэнсис.

И как бы ни хотелось ему пренебречь словами матери, Мэтью знал, что она права. Для Рэчел обеты любви и верности не были пустым звуком. Даже если она не любит своего мужа так, как любила его, она не нарушит своих клятв.

Мэтью мог послать ко всем чертям собственную честь, но не мог обесчестить Рэчел. Он слишком сильно любил ее. Настолько сильно, что решился обречь себя на жизнь без нее, без настоящей и единственной любви.

«Рэчел!» — со стоном повторял он ее имя.

«Неважно когда.

Неважно как.

Если не в этой, то в иной жизни, — поклялся он. — Моя душа не будет знать покоя, пока не соединится с твоей. Ты должна знать это, Рэчел. Жди меня».

Было очень поздно, но Фрэнсис Деверо не могла заснуть. Сегодня произошло такое чудо! После обеда она отправилась в недавно выстроенную часовню и вознесла к небу благодарственные молитвы. Она молилась и о том, чтобы Господь вразумил ее сына, ибо опасалась, что он ступит на путь, который приведет его к краху. Она просила Бога избавить ее дитя от лишних страданий.

Как любая мать, она желала спасти Мэтью от боли. Она желала только его счастья. А его счастьем была Рэчел.

Стараясь не разбудить Эдуарда, она выскользнула из постели и надела ночные туфли и халат. Неслышно она отворила дверь и так же тихо прикрыла ее за собой. Инстинкт матери вел ее в спальню Мэтью.

Дверь была не заперта, и, осторожно толкнув ее, Фрэнсис увидела, пустую постель, ветерок слабо колыхал ее раздвинутые занавеси. Дверь, ведущая в открытую галерею, была распахнута. Вспыхивающий огонек и аромат дорогой сигары указывали на местонахождение ее сына.

— Мэтью!

Услышав голос матери, он обернулся:

— Я думал, ты уже спишь. Фрэнсис прошла к нему на галерею:

— Я пыталась уснуть, но не смогла. Несколько минут они стояли молча, затем Фрэнсис заметила:

— Я боюсь уснуть, а проснувшись, обнаружить, что все это был только сон.

Мэтью улыбнулся и ласково погладил ее по щеке.

— Это не сон, мама. Ты можешь спокойно лечь в постель и, когда ты проснешься завтра утром, я буду на месте, — заверил он.

— А послезавтра?

Черные брови Мэтью удивленно поднялись.

— О чем это ты?

— О Рэчел.

Мэтью бросил окурок и потушил его ногой. Ухватившись обеими руками за перила, он на-клонился вперед и некоторое время молча вглядывался в темноту.

— С этим покончено, — твердо сказал он.

— Ты уверен?

Пальцы Мэтью крепче впились в перила, голова поникла.

— Она избрала жизнь без меня, и я должен с этим смириться.

— И ты смирился? — Фрэнсис знала своего сына, знала, как глубоко его чувство к Рэчел.

— Да, — Мэтью выпрямился и поднял голову. — У меня нет выбора. Как бы ни хотел я отправиться за ней и привезти ее обратно, ничего из этого не выйдет. Другое дело, если бы она сама пришла ко мне. В этом случае никто и ничто не заставило бы меня расстаться с ней. — Он тяжело вздохнул. — Но она не придет. И я не могу просить ее об этом.

— Это мудрое решение, мой дорогой. Вам обоим судьба дала возможность устроить свою жизнь со второй попытки. Ты не должен тратить лучшие годы в размышлениях «что было бы, если…». — Она зевнула: — А вот теперь я, похоже, все-таки засну.

Мэтью поцеловал мать в щеку.

— Bon soir, мама, — сказал он.

— Спокойной ночи, мой милый, — ответила она и вернулась к себе, оставив его в одиночестве.

Он продолжал задумчиво смотреть в ночь и простоял так еще почти полчаса.

Наконец, совершенно обессиленный, он вернулся к себе в спальню. Немного ранее мать отдала ему вещи, находившиеся прежде в его гарсоньерке, а также разорванные четки, обнаруженные ею у мраморного памятника, и кольцо-печатку, переданное Рэчел капитаном Фрезером вместе с известием о его смерти. Сейчас Мэтью взял это кольцо с ночного столика и, надев на палец, стиснул руку в кулак.

Нет, никогда он не сможет по-настоящему забыть Рэчел.

Никогда.

«Я медлил с письмом к Рэчел, ибо что я мог ей сказать? Рэчел, я хочу тебя? Рэчел, оставь мужа и сына и возвращайся ко мне? Рэчел, я собирался сдержать свое обещание? Рэчел, какого черта ты не подождала еще немного?

В конце концов я сделал единственную возможную в данных обстоятельствах вещь. Я написал ей не то, что хотел, не то, чего жаждала моя душа, а то, чего требовали приличия».

Вернувшись к прежней жизни, Мэтью обнаружил, что лишь очень немногое в ней осталось по-старому. В целом она перевернулась вверх дном. Почти каждая знакомая ему семья потеряла сына, мужа или брата. Погиб и его кузен Ален. Люди, с которыми он пил, охотился, скакал верхом, играл в карты, лежали в могилах. Столько перемен — и какой ценой!

Шли месяцы, и изо дня в день, от зари до зари Мэтью старался отучить себя от горьких размышлений и бесплодных мечтаний. Ему уже удавалось прожить несколько часов, не думая о Рэчел.

Но сегодня она снова царила в его мыслях. Не далее как вчера Рэчел известила его мать о рождении своего второго ребенка. А сегодня из Англии пришла посылка, которую война и связанная с ней блокада южных портов задержали на годы. Эта очередная насмешка судьбы острой болью пронзила его сердце. В посылке находилось кольцо, заказанное им для Рэчел. Розовый бриллиант в золотой оправе. Необыкновенное кольцо для необыкновенной девушки. Он собирался украсить их обручальные кольца одинаковой надписью: «Toujours» — «Всегда».

Мэтью осушил рюмку с виски и сразу налил себе еще. Сегодня вечером его мать организовала званый ужин, в числе приглашенных были несколько молодых девушек. Мэтью прекрасно понимал, какую цель она преследовала, ведь это было не в первый раз. Девушек пригласили специально для него, с тем чтобы он присмотрел себе невесту. Даже его отец время от времени пускался в рассуждения о том, что Мэтью пора подумать о будущем, о продолжении рода Деверо.

Мэтью вспомнил девушек, присутствовавших на ужине, и его передернуло. Одна была несмышленышем, только что снявшим школьную форму, другая — кокеткой, третья — занудой. Ни одну из них и сравнить нельзя было с Рэчел.

Рэчел! Снова и снова Рэчел!

— Мэтью!

— Я здесь, мать!

— Значит, сегодня я не мама, а мать? — спросила Фрэнсис, входя в библиотеку, где нашел убежище ее сын.

— Они ушли?

— Да.

— Хорошо.

— Мэтью, ты должен сделать над собой усилие, иначе ты никогда не найдешь себе жену!

Мэтью холодно взглянул на Фрэнсис:

— А я ее и не ищу.

— Но ведь тебе придется заняться этим.

— Спасибо за заботу, мать, но я могу сам найти себе невесту, когда я захочу.

— И когда же это будет?

Брови Мэтью иронически полезли вверх.

— Я не знал, что это так срочно.

Фрэнсис решила говорить прямо:

— Знаешь, Рэчел не хотела бы, чтобы ты оставался одиноким.

Мэтью отвернулся.

— Ты можешь не слушать меня, но ты не можешь закрыть глаза на правду.

— Какую правду?

— Такую, что Рэчел никогда не будет твоей женой.

— Я знаю, — сухо ответил он, опрокидывая очередную рюмку.

— И бутылка тебе тоже не поможет.

— Я — что, пьян?

— Нет, — ответила Фрэнсис, — ты не пьян. Ты всегда был крепок на выпивку, Мэтью. — Она неодобрительно взглянула на бутылку. — Просто ты, похоже, слишком увлекаешься ею последнее время.

— Ну и что же?

— Это не дело, мой мальчик. — Фрэнсис подошла к нему ближе. — Я уже целую вечность не слышала, как ты смеешься. А ведь у тебя был заразительный, беззаботный смех, я помню. — Она помолчала, будто что-то припоминая. — Жизнь должна идти вперед. Мы с твоим отцом хотим видеть тебя счастливым. Мы мечтаем, чтобы в этом доме снова звучал топот детских ножек. Но этого не произойдет, если ты не попытаешься порвать с прошлым, полюбить вновь. Пусть не так, как ты любил Рэчел. — Фрэнсис положила руку ему на плечо. — Я сама никогда не смогла бы полюбить другого мужчину так, как люблю твоего отца. Я знаю, что такое любовь. Поверь мне.

— Так оставь меня с моей любовью.

— Я бы и оставила, — возразила она, — но не могу видеть, как ты страдаешь.

— Стадо слащавых жеманниц не поможет мне избавиться от страданий.

— Я и не ожидаю этого, — заметила Фрэнсис, — это поможет притупить его.

— Ты можешь приглашать в дом всех незамужних девиц Нового Орлеана или даже всей Луизианы, мама, но это не поколеблет моей любви к Рэчел.

Терпение Фрэнсис лопнуло.

— Хорошо, — сухо сказала она. — Живи, как знаешь. Продолжай влачить это бессмысленное существование, спивайся. Я умываю руки.

Она повернулась и направилась к двери, но, прежде чем открыть ее, сделала последнюю попытку:

— Рэчел не хотела бы, чтобы ты губил свою жизнь, Мэтью. Человек, которого она когда-то полюбила, ни за что не допустил бы подобного.

Мэтью услышал звук закрывающейся двери и налил себе полную рюмку виски. Но, поднеся ее к губам, он вдруг задумался. Рука его задрожала, и содержимое рюмки пролилось ему на рубашку.

Он медленно опустил рюмку на стол.

Его мать права. Он губит себя. Рэчел построила новую жизнь, без него, и он должен сделать то же самое. Он обязан думать о судьбе рода, о благополучии Бель-Шансон. Ему скоро тридцать три. Самый подходящий возраст, чтобы обзавестись женой и детьми. Его выбор не будет продиктован сердцем, и дети не будут представлять собой плод пылкой любви.

Ну что ж. Значит, так тому и быть.

Мэтью подошел к письменному столу и, усевшись, вытащил из ящика лист бумаги. Окунув перо в серебряную чернильницу, он сделал свой первый шаг к новой жизни.

«Так началась моя переписка с Джулией. Почти год мы обменивались письмами, прежде чем я решился сделать ей предложение. Я был с ней абсолютно откровенен, потому что слишком уважал, чтобы вести себя иначе. Она знала, что я люблю другую женщину, что сама она мне просто нравится и что я хочу иметь жену и детей.

Я пригласил ее погостить в Бель-Шансон.

Она приехала, и уже не уезжала. Наша свадьба была скромной, присутствовали только мои родные — так захотели мы оба.

Джулия дала мне больше, чем я мог надеяться, она поистине обогатила мою жизнь. Сейчас она носит под сердцем мое дитя. Я доволен жизнью. Но я должен сознаться, что бывают моменты, когда, глядя на нее, я мечтаю увидеть на ее месте Рэчел. И когда мы занимаемся любовью, я представляю себе, что это Рэчел лежит в моих объятиях, Рэчел принадлежит мне, Рэчел будет носить нашего ребенка.

Это моя тайна, и доверить ее я могу только своему дневнику. На этих страницах я должен быть честным сам с собой.

И вот эта искренность заставляет меня признать, что, как ни велико мое счастье, какая бы чудесная жизнь ни была у меня, я по-прежнему мечтаю о союзе с моей возлюбленной, о моей Рэчел. Если не в этой жизни, то, быть может, в иной, ведь моя любовь преодолеет все преграды, стоящие между нами.

Жди меня, любовь моя, и не забывай никогда».

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Морган закрыл дневник. Прочитанное поразило его.

Здесь была вся человеческая жизнь: надежда и отчаяние, любовь и утрата, небеса и преисподняя.

Наибольшее впечатление произвела на Моргана несокрушимая вера его предка в могущество любви, его убежденность в том, что неважно когда, но он соединится со своей Рэчел.

Рэчел Галлагер Фрезер.

Ребекка Галлагер Фрезер.

Морган вздрогнул. Совпадение? Он думал, что нет.

Не может ли быть, что именно на все это намекала в своем туманном письме Ребекка? Знала ли она историю этой любви? Не потому ли она приехала в Луизиану, что хотела своими глазами увидеть место этих далеких событий?

Морган поднялся с дивана и зашагал по комнате, запустив в волосы пятерню. Он физически ощущал боль Мэтью, потерявшего любимую женщину. Разве не произошло то же самое с ним самим? Быть может, поэтому слова его прапрадеда затронули столько струн в его душе.

Была ли какая-то связь между Ребеккой и Рэчел? Возможно ли подобное?

Неожиданная мысль заставила его вздрогнуть. Неужели им с Ребеккой суждено повторить ошибки прошлого? Не поэтому ли она покинула его?

Морган внимательно пригляделся к кольцу, которое надел перед тем, как начал читать дневник Мэтью. Указательным пальцем он легонько провел по выгравированным на кольце инициалам. Он стал вспоминать, какой была Рэчел в описании своего возлюбленного. У нее были светлые волосы и голубые глаза — как у Ребекки. Подобно Ребекке, она имела склонность к писательству. Оба они — и он, и Мэтью — влюбились с первого взгляда. Кроме того, в его кабинете висел портрет Мэтью. И этот портрет легко было принять за портрет самого Моргана в более зрелом возрасте.

Наступил вечер, и, взглянув на часы, Морган неожиданно обнаружил, что они показывают половину одиннадцатого. В желудке у него было пусто, и он припомнил, что ничего не ел целый день. Надо было бы разогреть себе супу. Такой вариант не имел, конечно, ничего общего с задуманным им изысканным ужином, во время которого он намеревался сделать Ребекке предложение. Это решение пришло к нему утром, как только он проснулся и еще не успел понять, что Ребекка исчезла. Он понимал, что его решение непродуманно и импульсивно, но его это не интересовало. Он хотел взять ее в жены. Он хотел стать ее мужем. Он хотел быть с ней всегда.

Он нуждался в ней и не мог допустить, чтобы она ускользнула от него.

А она ускользнула.

Меньше чем за неделю она перевернула его жизнь. Невероятно, чтобы всего за несколько дней весь его мир так неузнаваемо изменился. И тем не менее все произошло именно так. Ребекка достигла этого.

Это была любовь. Подлинная, чистая любовь. Любовь, которая сильнее всего на свете. Любовь, которую он обязан сохранить.

Морган посмотрел на стопку писем, перевязанную лиловой ленточкой. Письма Рэчел к Мэтью.

Он включил радио, и комната наполнилась жалобными звуками саксофона. Местная радиостанция транслировала программу, посвященную блюзу. Музыка говорила о тоске одиночества, и Моргану казалось, что она звучит специально для него.

На Моргана нахлынули воспоминания. Закрывая глаза, он видел, как они занимаются любовью, там, прямо на полу. Он слышал ее смех, ощущал запах ее духов.

Морган снова опустился на диван. Еда подождет. Он взял связку писем, осторожно развязал ленточку и, забыв о голоде, принялся читать.

Ребекка вошла в свой вермонтский дом. Ей было холодно. Билета на прямой рейс ей достать не удалось, и она вынуждена была лететь через Чикаго и провести там несколько часов.

Холод терзал не только ее тело, он проник глубже и сковал ее сердце.

Она опустила чемодан на пол в кухне и оглядела пустое помещение.

Неужели она уехала отсюда всего несколько дней назад? Господи, ей кажется, что прошли целая жизнь.

Она была измучена морально и физически, столкнувшись с всепоглощающей и ни с чем не сравнимой силой, с тем, что восхищало и пугало ее, — с любовью.

И она потеряла его.

Ребекка прослушала свой автоответчик. Звонок от родителей. От Николь. От ее агента, сообщающего, что телекомпании понравились ее предложения и им дан полный ход. Последний звонок — от Бена, с известием, что они с Элли решили пожениться в июне. Слушан голос Бена, она и радовалась за него и ощущала легкую зависть.

Морган не звонил.

Неужели она действительно ждала, что он позвонит? В конце концов, она уехала от него только сегодня утром.

А может быть, он звонил ей в Нью-Йорк?

Ребекка набрала номер и проверила сообщения, оставленные на ее городском автоответчике. Нет. Все то же самое, то же самое.

Ее письмо было абсолютно недвусмысленным — не разыскивай меня. Со всей очевидностью она дала ему понять, что он должен оста вить ее в покое. По всей видимости, он намерен исполнить ее пожелание.

Ребекка понимала, как все это глупо с ее стороны, но ничего не могла с собой поделан.. Несколько минут она смотрела на телефон в надежде услышать звонок. Желая услышать звонок. Нуждаясь в этом звонке.

Телефон молчал. Но ведь она сама могла бы позвонить ему.

Чувствуя себя идиоткой, Ребекка схватила чемодан и, пройдя через холл, поднялась в спальню. Она поставила чемодан на кровать и принялась вытаскивать содержимое. Когда очередь дошла до ночной рубашки Рэчел, она задумалась и отложила ее в сторону.

Вынув всю одежду, Ребекка заглянула в пустой чемодан и увидела там свою косметичку. Она открыла ее и обнаружила, что золотого медальона в ней нет. Ребекка расстроилась: она потеряла его.

Она попыталась вспомнить, когда последний раз надевала медальон, и внезапно прижала ладонь ко рту. Ну конечно! Морган снял его с нее перед тем, как они впервые занялись любовью, и положил в карман своих брюк. Наверное, он там и лежит.

Значит, она сама отдала Моргану Деверо эту драгоценность, так же как отдала ему свое сердце. Бездумно, безрассудно, бесстыдно.

«Ну что ж, поздно сожалеть об этом. Что сделано, то сделано», — решила Ребекка.

Она быстро сбросила с себя одежду, отпихнула ее в сторону и натянула рубашку своей прапрабабушки. От нее исходил нежный сладкий запах, почему-то заставивший ее живо ощутить, как руки Моргана ласкают ее тело.

Господи, она хочет его! Прямо сейчас! Так сильно, что готова закричать!

Она взглянула на пустую постель. Покрывало, принадлежавшее когда-то Рэчел, красивыми складками свисало до самого пола. Как было бы хорошо, если бы на этой постели сейчас лежал Морган и, широко раскрыв объятия, ждал ее.

Правильно ли она поступила? Ведь она считала, что на расстоянии сумеет взглянуть на вещи более трезво. Сейчас она не была в этом уверена.

Не в силах дольше глядеть на пустую постель, Ребекка скользнула под одеяло и выключила свет.

Она потеряла Моргана!

Морган заснул прямо на диване, читая письма Рэчел Галлагер к Мэтью Деверо. Каждая строка в них дышала благородством, добротой, умом. А также искренностью и глубоким чувством. Она любила Мэтью не меньше, чем он ее.

Моргану было холодно и хотелось принять душ. Он знал, почему не поднялся наверх и не провел остаток ночи у себя в спальне: спать одному в постели, которую он делил с Ребеккой, было бы кощунством.

Морган направился в ванную комнату. И как только он встал под душ, в его мозгу возникла отчетливая картина: они с Ребеккой вдвоем под струями теплой воды; он намыливает ее грудь, ее живот, идет дальше… Все это было лишь два дня назад. В его ушах снова звучали хриплые стоны, которые она издавала, пока он неуклонно подводил ее к высшей точке. Затем он овладел ею, и ее руки судорожно блуждали по его спине, а ногти царапали его влажную кожу.

Он резко повернул кран холодной воды, желая погасить нарастающее в нем возбуждение.

Она царила в его мыслях. «Ребекка, я не позволю тебе уйти, — поклялся он. — Ты для меня то, чем была Рэчел для Мэтью, — единственная любовь моей жизни».

Побрившись и войдя в спальню, Морган обнаружил, что его брюки небрежно брошены на стул. Взяв их в руки, он почувствовал, что в одном из карманов что-то лежит.

Медальон! Медальон, который был на Ребекке в тот вечер, когда они стали любовниками.

Морган подошел поближе к окну, и брови его удивленно взметнулись при виде переплетенных инициалов «Р» и «М». Точно таких же, как на кольце, красовавшемся на его пальце. А открыв медальон и увидев миниатюры, Морган даже присвистнул от изумления. «Мэтью и Рэчел», — догадался он. Давно ушедшие двойники его и Ребекки.

«Итак, она все знала. Должна была знать», — решил он, не сводя глаз с портретов.

Но почему же все-таки она покинула его?

Неожиданная идея мелькнула в мозгу Моргана. Он счел ее абсурдной, но не смог избавиться от нее, она не давала ему покоя.

А что, если в них и должен осуществиться союз Мэтью и Рэчел? Ведь его прапрадед обещал своей возлюбленной вернуться. Неважно, когда и как. Так быть может, именно в нем и состоится возвращение его предка? И не в Ребекке ли получила ее прапрабабушка свой шанс на союз с любимым?

Морган закрыл медальон и подошел к ночному столику. Сняв трубку, он быстро набрал номер:

— Алло! Будьте любезны лейтенанта Тома Шонесси. Да-да я жду. Скажите ему, что это Морган Деверо.

Ожидая ответа, Морган улыбался. Наконец он услышал знакомый голос.

— Томми? Рад тебя слышать! Да, обязательно надо повидаться. Угу. Пообедать было бы прекрасно, но придётся ненадолго отложить. Мне нужна твоя помощь, если не возражаешь. — И Морган пояснил: — Нужно кое-кого разыскать.

«Факс — это настоящее чудо цивилизации», — думал Морган, вставляя лист бумаги в аппарат, стоящий у него в кабинете. Он объяснил Томми, что располагает адресом Ребекки в Манхэттене, а его просит навести о ней справки в Стоуве, штат Вермонт, ведь именно туда переехала Рэчел Галлагер, выйдя замуж за Баррета Фрезера. Это было непростое дело, но стоило попытаться.

После этого он позвонил в лучший ювелирный магазин города и, выяснив, что у них есть то, в чем он нуждается, сделал заказ. Владелец магазина, чьи предки уже больше ста лет обслуживали семью Деверо, заверил его, что заказ будет выполнен без промедления.

Опустив трубку, он услышал, как открывается дверь черного хода. Он понял, кто это, и не ошибся.

— Привет, Делла!

Она появилась в дверях кабинета и внимательно взглянула на него:

— Ну как ты себя чувствуешь?

— Ты веришь в судьбу, Делла?

— Это что — связано с твоим самочувствием? — спросила Делла, удивленная как его словами, так и тем, что ее вопрос остался без внимания.

— Сначала ответь мне!

— Пожалуй, верю, — пожала плечами Делла. — А что?

Все повернулось совсем не так, как она ожидала. Делла пришла сюда, чтобы подбодрить грустного, подавленного Моргана, а нашла его веселым, даже счастливым.

Морган раскрыл медальон и протянул Делле:

— Взгляни!

— Ты и Ребекка, — ахнула Делла, переводя удивленный взгляд на Моргана. — Когда же их успели сделать?

— Лет сто тридцать назад, я полагаю.

— Что ты несешь?

— Я говорю чистую правду. Это Мэтью Деверо и женщина, на которой он мечтал жениться, Рэчел Галлагер.

— О Господи! — удивленно заморгала Делла. — Я готова была поклясться…

— … Что это я и Ребекка, — закончил Морган, закрывая медальон. — Я понимаю. Увидев это, я тоже был, мягко говоря, потрясен.

— Откуда у тебя этот медальон?

— Ребекка забыла его у меня в Новом Орлеане. Я обнаружил его только сегодня утром.

— Потрясающая история! — воскликнула Делла.

— Долгая история, и когда-нибудь я расскажу тебе ее во всех подробностях, а сейчас хочу попросить тебя об одолжении.

— Пожалуйста!

— Возьми на несколько дней Джестера. Мне нужно уехать.

— Надолго?

Морган откинулся на спинку стула и загадочно улыбнулся:

— На столько, сколько потребуется, чтобы завоевать сердце дамы.

Весь день после возвращения в Вермонт Ребекка находилась в полной прострации. Потребность излить кому-то душу стала, в конце концов, нестерпимой, и вечером она позвонила Николь с просьбой навестить ее на следующее утро.

Николь появилась рано и принесла с собой завтрак: свежие рогалики, мягкий сыр, домашнее варенье. Пока они поглощали теплые рогалики, Николь выслушала исповедь подруги, включавшую в себя даже описание блаженства, которое Ребекка испытала в объятиях Моргана.

— Так что же ты собираешься делать? — спросила Николь, поднося к губам чашку кофе.

— Вернуться к нему, — без колебаний ответила Ребекка. — Я написала Моргану, что мне нужно время подумать, взглянуть на наши отношения со стороны. — Она вздохнула и продолжила: — Господи, да я не в состоянии думать ни о чем. Моя голова, мое сердце, моя душа полны им одним.

— Похоже на любовь, — радостно улыбнулась Николь.

— И меня это пугает, — пожаловалась Ребекка.

— Есть чего пугаться! Мы все проходим через это — такова жизнь.

Она налила себе еще кофе. Пусть Ребекку нельзя было назвать хорошей хозяйкой, но варить кофе она умела.

— Тебя пугает, что ты сходишь от него с ума. Верно?

— Да, как не сходила никогда ни от кого другого. Но что, если нам суждено повторить судьбу Мэтью и Рэчел?

Николь таинственно посмотрела на нее:

— Не допускаешь ли ты мысли, что вы с Морганом и представляете собой тот шанс, которого лишены были они? Что вы познали любовь, проходящую сквозь время и расстояние? Их любовь?

— Ты не думала никогда о карьере романистки? Я могу составить тебе протекцию, Николь.

— Оставим это тем, у кого есть талант, — рассмеялась Николь. — Но я говорю серьезно. Если ты действительно любишь его так сильно, ты не можешь допустить, чтобы такая любовь — уже во второй раз! — оказалась несчастливой!

Ребекка размышляла над ее словами весь день. Николь права. Она отбросила все свои опасения, страх перед неизведанным, боязнь утраты. Морган Деверо — это лучшее, что было в ее жизни. И она не должна терять его!

Ее сердце принадлежит ему, и сейчас оно с ним, в Новом Орлеане. То, что бьется в ее груди, — не более чем машина для перегонки крови. Без Моргана она не живет, она существует. Она любит его. И докажет ему это.

Ребекка набрала номер бюро путешествий:

— Алло! Обстоятельства сложились так, что мне пришлось прервать отдых. Но сейчас я хочу вернуться в Новый Орлеан первым же рейсом.

Она ждала, нетерпеливо притоптывая ногой.

— Ничего раньше завтрашнего вечера? — разочарованно вздохнула она. — Ну что ж, пусть так. Я лечу. Оплата кредитной карточкой, номер у вас имеется. Благодарю вас.

Итак, завтра она вернется в Бель-Шансон, к Моргану, к самой себе. Все остальное они решат позже.

А теперь у нее было время расслабиться и начать новый роман Моргана, купленный в киоске аэровокзала.

Морган — во взятой напрокат машине — спустился с холма, от души надеясь, что действия его были правильными. Томми установил адрес Ребекки в Стоуве. Морган мог позвонить ей, но опасался, что его звонок заставит ее снова скрыться. В таком месте, где он не сможет разыскать ее. Сейчас он молил небеса о том, чтобы она оказалась дома.

И вот он перед ее домом. В окнах горит свет, — стало быть, в доме кто-то есть. Он оставил машину в отдалении и направился к входу. В кармане его брюк лежал медальон, во внутреннем кармане куртки — кольцо, заказанное Мэтью для Рэчел много лет назад.

Подойдя к двери, он с удовольствием втянул в себя запах горящих поленьев. Из трубы вился дымок, воздух был прохладным. В такой вечер приятно расположиться у огня, держа в объятиях любимую женщину. «Но для этого, — напомнил себе Морган, — надо как минимум войти в дом».

Ребекке послышался стук. Уменьшив звучание компакт-диска, она прислушалась. Да-да, на этот раз в дверь постучали сильней.

Она направилась в кухню и, включив фонарь над входом, осторожно спросила:

— Кто там?

— Человек, который тебя любит, — был ответ.

Морган сел. Лежавшая на покрывале, впопыхах сброшенном на пол, Ребекка наблюдала, как блики каминного пламени играют на его гладкой коже. Открыв Моргану дверь, она бросилась в его объятия, и он внес ее в эту комнату. Они не могли ждать ни секунды. Сейчас их одежда была разбросана в полном беспорядке, и Морган не без труда нашел свои брюки, валявшиеся на столе рядом с ее халатом. Он залез в карман и извлек оттуда какой-то предмет.

— Ты забыла это, когда внезапно сбежала от меня.

Ребекка увидела золотую печатку на его пальце.

— Кольцо Мэтью, — сказала она.

— Да.

— Значит, ты все знаешь?

— Все.

Отыскав куртку, Морган вынул кольцо с розовым бриллиантом, завернутое в носовой платок. Надевая его Ребекке на палец, он спросил:

— Ты выйдешь за меня замуж?

Она облизнула губы, на глаза ее навернулись слезы.

— Разумеется. — Другого ответа она дать не могла.

Она восхищенно рассматривала кольцо. Ничего более прекрасного она еще не видела в жизни.

— Спасибо, — прошептала она.

— Не за что, любимая.

— Я не могу поверить, что ты вернулся ко мне, — сказала Ребекка, и слезы радости текли по ее лицу.

Морган прижал ее к своему сердцу:

— Я обещал вернуться и сдержал свое слово.