Глава 2 Колодец с начинкой

Любопытство сгубило кошку, гласит мудрая земная поговорка. Мне бы ее помнить, ан нет. Я бросилась к окну, но с непривычки к чужой и неудобной обуви споткнулась о рулон ковра, куда в спешке спрятала платье, диадему и прочие драгоценности вместе с помолвочным кольцом.

Я упала и едва не расквасила себе нос. Рулон, ставший из-за моих юбок и кринолина толстым и рыхлым, слегка развернулся, показались белые кружева. Поправлять не стала, – визг не утихал, любопытство тоже, но я встала за портьеру так, чтобы не слишком было заметно снаружи.

К счастью или нет, комната была угловая и окно выходило в сад. Благоухание лилий, цветущих прямо под ним, пропитывало сложенные в гардеробной вещи не хуже баснословно дорогих духов. Отсюда хорошо был видна вымощенная площадка с каменным колодцем, снабженным колесом с ведром на цепи.

Вот и мою занавеску обнаружили, – ухмыльнулась я, увидев толпу, окружившую колодец.

Странно. Не могут два клочка ткани вызвать таких криков и визгов.

– Ой-ой-ой! Что теперь будет! – причитала наша кухарка.

– А-а-а-а! – визжали баронесса с моей гувернанткой медам Зисдрис.

– А ну, тихо! – гаркнул возвышавшийся над толпой Ирвин. – Отойдите подальше! Бер, вытаскивай и клади ее сюда!

Барон махнул рукой, указывая на любимую клумбу баронессы с королевскими лилиями.

Толпа отхлынула, расступилась, и я увидела старого Бера, с печатью ужаса на лице тащившего из колодца чье-то тело. Женское, судя по очень длинным, темным от влаги волосам, корсажу и облепившей ноги юбке. Тоже очень длинной. Бер, кряхтя, уже вылез из колодца по лестнице и тащил тело на указанную клумбу, а юбка все не кончалась. Голову женщины закрывала моя тюлевая занавеска.

– Не сюда! – заорала баронесса еще громче и показала на мощенную камнем дорожку. – Вон туда!

Бер послушно протащил утопленницу еще метра два, а серебристая юбка тянулась и тянулась из колодца бесконечным шлейфом.

Люди начали пятиться, заподозрив неладное.

И вдруг одновременно произошло две вещи: налетевший порыв ветра откинул занавеску, а юбка вытянулась из колодца змеиным жгутом и шлепнулась наземь с таким звуком, словно грохнулась тяжеленная рыбина.

Первый миг на это никто не обратил внимания – все взгляды сосредоточились на лице утопленницы.

– Светлое Небо, это же дочка конюха Аннель! – ахнула толстушка-кухарка. – Помните, пропала месяц назад? Говорили, что сбегла с бродячим цирком, а она вона, бедная, где!

Для трупа месячной давности лицо девушки казалось на диво свежим.

– Да нет же! – не согласилась моя костлявая гувернантка. – Вы что, не видите, что это леди Тиррина? Она еще вчера обещала утопиться!

Мне было плохо видно из моего укрытия, но зеленоватые светлые волосы, пусть и потемневшие от воды, мало походили на мои. Прежде всего длиной.

– Какая же это Тиррина, медам Зисдрис? – возмутился мой опекун. – Вы что, не видите, какая это красавица? Ни следа от уродливого шрама и форма носа совсем не такая курносая! Где управляющий Рондик? Отправьте кого-нибудь за городской стражей!

– У Тирры такой же прямой аристократический носик, – возразила бледная Лисси.

– Не она это! – оборвал ее садовник Бер. – Чужачка. И недавно утопла, бедняжка, еще распухнуть не успела. Надо у матушки Зим спросить.

Матушка Зим – это наша бывшая ключница, доживающая свой век в персональной комнатушке рядом с кухней, в самом теплом местечке во всем доме. Она всегда жила тут, чуть ли не с момента строительства особняка. Говорили, домишко ее прежних хозяев стоял аккурат на этом месте, облюбованном еще прапрадедом Тиррины, и был куплен вместе со служанкой. И еще говорили, что Зим уже тогда была древней старухой.

Баронесса и ее сынок попытались ее сдать в лечебницу для сумасшедших, когда вселились в графский дом, но у них ничего не вышло. И прогнать не вышло и откупиться. Кем на самом деле была матушка Зим, оставалось только гадать.

Я видела ее лишь раз, когда меня, Тамару Коршунову, оказавшуюся в теле юной графини, привезли сюда после лечебницы. Сгорбленная старуха с клюкой появилась в моей спальне. Я тогда чуть со страху не поседела, если бы волосы пятнадцатилетней Тирры уже не обзавелись сединой после пережитой катастрофы. Она возникла бесшумно, как привидение, склонилась, вгляделась в глаза и проскрипела:

– Вот оно как, получается… Выясни, кто тебя убил, девочка.

– Выясню, – непослушными губами прошептала я.

– И отомсти. За всех отомсти.

– Отомщу.

– Вот и славно.

Она повернулась и, шаркая и постукивая клюкой, ушла. С тех пор Зим не попадалась мне на глаза, а ее комнатушка оказывалась пуста в любое время, когда бы я к ней ни заглянула.


Не успели послать мальчишку, как послышался стук клюки: бабка сама пожаловала в сад. Люди перед ней расступились, но матушка Зим близко подходить не стала.

– Уходите все, быстро, – проскрипела она. – Вы что, не видите, что вытащили?

– Утопленницу, – буркнул барон, остальные не посмели подать голос.

– Кабы так! Вы колодезного духа вытащили. Ундину местную убили. Теперь вся вода отравленная будет, пока проклятие кто-нибудь не снимет.

Старик Бер вскинулся:

– Да она уже была того, мертвая. Не шевельнулась даже, пока я этакую тяжесть нечеловеческую тянул!

– Зачем тянул-то, дурень, ежели понял, что не человека тащишь?! – Матушка Зим сердилась не на шутку.

– А что мне, дохлятину в колодце оставлять?

Утопленница не согласилась с оскорбительным словом и трепыхнулась. Поднялась на локтях, и я увидела ее лицо. Очень похожее на то, какое я видела в зеркале в первые дни после того, как очнулась в этом мире, но без ожогов. Вместо ожогов на красивом лице существа, на обнаженных руках и плечах проступала серебристая чешуя. По всему телу ундины пробегали какие-то голубые узоры, словно письмена, после чего чешуя чернела и отваливалась. Красавица за одну минуту превратилась в страшилище с вылезшими изо рта клыками и выпученными, превратившимися в бельма глазами. Завоняло тухлой рыбой.

Люди, завороженные зрелищем, оцепенели. Я даже дыхание затаила и вцепилась в гардину покрепче. Да и матушка Зим словно онемела.

Мертвая ундина снова дернулась, да так мощно, что сшибла хвостом и Бера, и барона. А последнего еще и хвостом огрела по голове, и тот уже не трепыхался, в отличие от Бера, шустро, хотя и на четвереньках, покидавшего клумбу с королевскими лилиями.

Народ отмер и с визгом и криками бросился врассыпную, но еще один удар длинным хвостом сбил с ног половину из них. А потом… Я глазам не поверила, когда хвост разделился, превратившись в зазубренные щупальца, и они обвили ноги визжавшей баронессы и гувернантки и дернули к мертвой ундине! Хотя какая уж тут мертвая?

Подтянув верещавших дам к себе, ундина-упыриха схватила их за унизанные перстнями руки и, склонив морду с оскаленной пастью, обнюхала их пальцы, словно решала, которая из жертв вкуснее. Первой кошмара не выдержала гувернантка – сомлела и осела наземь как куль с мукой. А ее испуганная хозяйка удвоила и громкость голоса, и рывки. Бесполезно.

– А ну отпусти их, тварь проклятая! – гаркнула матушка Зим с крыльца и так треснула палкой по ступеньке, что показалось – искры посыпались. Не показалось: слегка запахло дымом, а старуха ругнулась: – Ах ты ж, совсем сноровку потеряла! Бер, поди-ка сюды, да притащи воды, еще пожара нам тут не хватало!

А ундина-упыриха, бросив гувернантку, длинным черным языком лизнула безымянный палец на правой руке баронессы – тот самый, на котором носят невесты помолвочное кольцо (а жены в этом мире надевают после брачной ночи парное к нему на средний палец, вдовам же положено лишь железное кольцо на указательном пальце левой руки). Затем чудовище повело носом в воздухе и вдруг, отшвырнув баронессу, заверещало еще истошнее, громче и противнее, чем даже баронесса, но не на одной ноте, а с какими-то переливами и свистами, словно бешеный дельфин.

– Бегите! – вклинился в паузу вопль матушки Зим. – Это зов! Бегите же!

Бежать никто не мог. Нестерпимый визг ундины словно высверливал дырки в черепе и выпивал мозг. Господи, так, наверное, верещат баньши. Колени ослабели, и я не упала только потому, что когда-то успела обмотаться гардиной и повисла на ней. А люди ничком, зажав уши, валились наземь.

Бер, тащивший ведро с водой, тоже споткнулся и осел наземь. Ведро покатилось, расплескивая воду, превращавшуюся на земле в густую и черную, как нефть, жидкость. Матушка Зим возвысила голос, стараясь перекричать зов мертвой ундины, и читала заклинание, впрочем, настолько невнятно, что я ни слова не понимала, но запах гари уменьшился.

– Да хоть бы поскорей заткнулась эта дохлая рыба-переросток! – взмолилась я.

И Небо услышало мою молитву. Увы, не Светлое, а Темное Небо.

Ундина заткнулась, и эта внезапная тишина показалась оглушительной и зловещей.

Черные нефтяные пятна на земле сами собой сложились в пентаграмму. Она полыхнула мерзким болотным огнем, и появился… Я, конечно, первый раз в жизни видела демона, но уже столько фильмов насмотрелась в родном мире, что ни с кем его не перепутаю. Натуральный демон. Жуткий, высоченный и до чертиков харизматичный.

Огромное чешуйчатое существо с хвостом, рогами и мерзкой клыкастой и бородавчатой мордой – это не про него. Этот был вполне симпатичен… со спины. Если и с хвостом, то его не видно под длинной хламидой с разрезом на мускулистой спине и полураспахнутыми сизыми крыльями, почему-то светившимися голубоватым светом. Никак у него в перьях неоновая подсветка спрятана?

Демон повернул голову вправо, влево. Жаль, морды не вижу.

Профиль тоже хорош. Горбоносый, скуластый, с завитым за ухом рогом. Интересно, он их сбрасывает по осени, как олени? Если сбрасывает, то из таких рогов роскошных два кубка получится. А приручить, так можно сервиз на двенадцать персон за шесть лет собрать… И какого такого сизокрылого демона мой мозг опять ушел в отпуск? Разве опасность миновала? Или приметы перестали работать?

Демон нетерпеливо рыкнул, совсем как папина сторожевая, а мертвая ундина что-то свистнула по-дельфиньи и, вытянув подгнившую перепончатую конечность, показала прямо на мое окно.

Боже, боже!

Я едва успела шарахнуться в сторону, прежде чем призванный рогач оглянулся.


Многострадальная и, как оказалось, ветхая гардина затрещала, петли, на которых она была подвешена, оборвались, и я, замотанная в ткань, рухнула мешком. Все, что успела, – повернуть голову набок и, выдернув локоть, прикрыть лицо.

Удар был мягким, повалилась я на свернутые и сложенные в углу ковровые дорожки. Но нога в щиколотке подвернулась, и я едва не взвыла от резкой боли. Из глаз брызнули слезы, я зажмурилась. Это и спасло от алой лазерной вспышки потустороннего света – я ее даже сквозь закрытые веки ощутила.

Вместе со вспышкой в комнату через окно ворвался демон. Так людей и без зрения оставить можно!

Его расплывчатый из-за моих слез силуэт я опознала по крыльям и хламиде. В фильмах такие существа обычно боялись света, а этот… Или я с вампирами перепутала? Интересно, как он с таким орлиным размахом крыльев и плеч в узкое окно пролез и не застрял?

Демон огляделся – о, а он и на морду породистую хорош, не только фигурой! – и чихнул. От души чихнул, до слез, брызнувших из черных глаз. Крыльями меньше махать надо! Поднятая его вторжением пыль кружилась в воздухе.

Рогач втянул носом воздух. Зря он это сделал.

– А-апчхи-у! – раздалось с подвыванием.

Я подавила рефлекторное «будь здоров». Он и так здоровущий, под два метра.

Но этот глупец повторил попытку принюхаться. Разумеется, с тем же результатом.

– Пчхи! – чихнул еще раз горбоносый обладатель неземной синей кожи, длинных иссиня-черных волос индейца и мощных рогов, закрученных, как у архара.

Зачем демонам горнокозлиные рога? – опять отвлекся мой шокированный мозг. Какая у них эволюционная функция? От волков защищаться или биться за самок? Или рога что-то вроде антенн? Радаров?

Словно услышав мои мысли, демон резко повернулся в мою сторону. Я затаила дыхание, прикинувшись ветошью. Ткань удачно закрывала мне лицо, оставив лишь небольшую щель для обзора. Но вот локоть наверняка высунулся. Правда, в углу среди ковровых дорожек…

Отвернулся. Спасибо, Небо!

Его взгляд остановился на торчащих из ковра кружевах. Он шагнул…

И тут шевельнулся «вьюнок» на виске, впившись в кожу так, что я зашипела. Демон мгновенно оглянулся.

Мышка это прошуршала. Мышка! Понятно? Серая. Тощая. С голым хвостиком. Уже убежала, нет ее.

Демон принюхался, чихнул и направился к ковру с завернутым в него платьем.

И тут как по сигналу за окном рвануло – ослепительный разряд голубой молнии озарил мир. А через несколько мгновений хор голосов закричал невнятно, но с немалым оживлением:

– Вашество! Вашсияство! Сюда! Там!

И еще одна яркая вспышка. И чей-то мучительный, смертный вопль. Что там происходит?

– Хрр! – Лицо демона перекосила гримаса ненависти, он дернулся было к окну, но передумал, метнулся к ковру, сгреб объемный и тяжеленный рулон, как пушинку, закинул на плечо, не обращая внимания на посыпавшиеся из ковра драгоценности.

Прочертив в воздухе большой двухметровый овал выстрелившим из когтистого пальца лазерным лучом, синекожий житель Нижнего мира ступил в портал и исчез.

Запахло поджаренной горячей пылью.

Я не полезла к окну узнавать, кто балуется в саду громами и молниями. Мне хватило потрясений. Прихрамывая, я заторопилась к двери. Оттолкнула жалобно звякнувшую диадему и бриллиантовое обручальное кольцо, подавила порыв прихватить пару жемчужин из порванного колье – если найдут у служанки драгоценности, никакая маскировка не поможет.

За дверь я выскочила как раз в тот момент, когда кто-то, яростно ругаясь до невозможности неприличными словами, бежал к окну.

Я захлопнула дверь и даже ключ за секунду вставила и повернула. Со страху, не иначе. И побежала вглубь дома, но тут же споткнулась о валявшуюся на полу подставку для зонтов, отлетела в угол и растянулась, хорошенько приложившись лбом о стену. Не рой другому яму…

– Ох, деточка! – услышала я сквозь гул в ушах участливый голос матушки Зим. Лба коснулись ее пальцы, сухие и жесткие, как веточки. – Ушиблась?

От ее прикосновения боль прошла удивительно быстро. Старушка, придерживая меня за плечи, помогла приподняться и опереться о стену, поправила на мне съехавший на затылок помятый чепец. И вовремя: из сада в дом вбегали перепуганные слуги, за ними, поддерживая друг друга, ввалились баронесса с гувернанткой. Выглядели они ужасно, словно их пожевала и выплюнула дохлая ундина – мятые, бледно-зеленые, растрепанные. В самый раз в храм на церемонию обручения.

А потом на пороге появился опекун с красным помятым лицом и огромной шишкой на лбу. Красавчик. Моя спасительница выпрямилась и встала так, что ее юбки совсем меня загородили.

– Где он? – рявкнул Ирвин. Надо отдать ему должное, он старался держать в руках и себя, и слуг.

Дверь в гардеробную распахнулась, словно и не была заперта, но обзор загораживала матушка Зим, и я услышала лишь незнакомый голос. Красивый голос – низкий, глубокий, как бархатная ночь, и весьма насмешливый:

Загрузка...