Невеста страсти

Глава 1

— Да чтоб ему провалиться! Чтоб он сдох, собака!

Проклятия произносились шепотом, но от этого они ничуть не теряли свою красочность. В этих едва слышных словах сконцентрировались страх и ненависть, одиночество и обида, годами копившиеся внутри маленького тела и не находившие выхода.

— Пусть только попробует продать меня! Я все равно не дамся! Не дамся!

Маленькие руки схватили две косички цвета кованого золота и с силой дернули за них — старый испытанный прием, не раз применявшийся, чтобы не дать себе заплакать в голос. Янтарные глаза, неправдоподобно большие для худенького, изможденного лица, предательски затуманились. Алексис со злостью смотрела на свои трясущиеся руки, словно рассчитывая взглядом унять дрожь. Удивительно, но ей это удалось. Теперь, когда тело стало покорным, только мозг продолжал работать как в лихорадке. События нескольких последних часов убедили ее в необходимости покинуть дом. Она вынуждена была так поступить, чтобы избежать очередного унижения от рук человека, называвшегося ее отцом все те тринадцать лет, что она успела прожить на свете.

За это время Алексис бесчисленное количество раз напоминали о необходимости быть благодарной людям, которые, будучи дальними родственниками девочки, не побрезговав ее незаконным происхождением, взяли к себе на воспитание сироту. Слишком скоро стало очевидно лицемерие этих людей, не раз и по самым различным поводам напоминавших Алексис о том, что она не такая, как все, что ее умершая при родах мать — шлюха, а она — не более чем плод порока. Неудивительно, что Алексис чувствовала себя чужой в этом семействе неудачников, чересчур ленивых для того, чтобы как-то изменить к лучшему свою жизнь, и чересчур недалеких дли того, чтобы научиться мириться с обстоятельствами. Среди четырех родных детей Чарли и Мегги Алексис так и не нашла друзей, к приемным же родителям она не испытывала ничего, кроме презрения.

До недавнего времени мечты Чарли легко разбогатеть или на худой конец сорвать куш, не утруждая себя работой, никак не были связаны с Алексис. Неожиданный ход, решавший сразу две проблемы: избавление от лишнего рта и получение прибыли, подсказала, сама того не желая, жена — последнее время Мег все чаще стала обращать внимание на то, что девчонка не выполняет своей части работы.

— Шляется себе по паркам, дрянь такая. Воздуха здесь, видишь ли, ей мало, — жаловалась Мег мужу.

Мегги ничего не придумывала — об этом донесла матери одна из сводных сестер Алексис, подглядев, как та пряталась за цветущими кустами, прислушиваюсь к разговорам прогуливающихся по аллеям дам.

— Она хочет говорить как леди! Вон что выдумала! — бушевала супруга Чарли.

План созрел окончательно, когда Мег в очередной раз сообщила мужу, что если их приемная дочь не сидит под кустом в парке, то все равно не работает, а убегает на реку, смотрит на корабли и просто валяет дурака.

Чарли в типичной для него манере рубить сплеча решил одним махом положить конец и жалобам жены, и неблагодарности приемыша, продав Алексис в услужение. Девочка слишком хорошо понимала, чем это для нее обернется. Чарли и глазом не моргнет — отдаст ее самому дьяволу, была бы выгода.

Алексис с силой надавила на глаза тыльной стороной ладони и ждала до тех пор, пока не появились радужные круги. Среди абсолютной черноты рождались и умирали цветные искры. Этот мир был совершенно особенным, непохожим на серое убожество, окружавшее ее в повседневной жизни. Он принадлежал ей одной. Никто не мог подсмотреть за волшебными фейерверками, подчинявшимися только ее воле. Алексис отняла ладони от лица и открыла глаза. Перед ней была комната с облупившейся краской на стенах и трещинами на потолке. Она рассмеялась. Итак, этот мир останется ее миром всего лишь на несколько часов. В свои неполные тринадцать лет Алексис уже успела усвоить, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих, а спастись можно было только бегством.

Впервые мысль о побеге из дома, а заодно и из Лондона пришла ей в голову уже два года назад. Тогда определилась и цель — куда бежать. Но план продвигался вперед не очень-то быстро. Все зависело только от одного человека — от нее самой. Алексис понимала, что рискует быть пойманной, и поэтому выжидала момент, когда игра будет стоить свеч.

В Америке для нее найдется место под солнцем. Алексис знала это. Матросы, с которыми она успела подружиться, проводя долгие часы возле реки, рассказали ей о том, как живут люди на этом далеком континенте. Девочка слушала их с замирающим сердцем, представляя себя посреди чудес Нового Света. Та далекая страна была молодой и неукрощенной. Места там сколько угодно — всем хватит. Алексис плотно обхватила себя руками. Она была по-своему счастлива, как бывает счастлив человек, который понимает, чего хочет, и знает, как достичь желаемого.

Скоро все будет кончено. Конец унижениям, конец обиде и боли, которые испытываешь, когда смеются над тем, что тебе дорого. Мег всегда смеялась, когда Алексис подражала разговорам дам, которых видела в парке, а Чарли готов был поклясться, что она торгует собой, проводя время в гавани. Теперь уже ничего не имело значения. И правильная речь, и сведения, почерпнутые у моряков, — все должно было помочь выполнению ее плана. Наконец-то пришла пора проверить, насколько хороши ее знания.

Алексис успела задремать, когда услышала голоса поднимавшихся по лестнице сестер. Она не издала ни звука, когда они залезли в кровать рядом с ней, когда стали пинать ее ногами, выталкивая, словно кукушата непохожего на них птенца из теплой постели. Привычно оказавшись па полу, завернувшись в одеяло, которое чудом умудрилась оставить при себе, Алексис молча дождалась, пока девочки уснут. Потом осторожно, стараясь не шуметь, встала. Тихо, на цыпочках она пробралась вниз. Весь дом спал, и от этого на душе у Алексис заметно полетало.

Девочка впотьмах порылась в большой бельевой корзине, стоящей на кухонном столе, и наконец нашла то, что искала. Вместо своего поношенного и линялого платья она надела короткие штаны и рубашку брата. Отыскав лучшую пару носков, Алексис надела их и сунула ноги в мальчишечьи ботинки. Маскарад был завершен, если не считать последнего штриха.

Вязаную шапочку, подарок одного из моряков, Алексис заткнула за пояс. Без всякого сожаления, достав заранее припасенный нож, самый острый, что ей удалось найти, Алексис отрезала косы. Теперь можно было обойтись без гребешка. С помощью собственной пятерни она причесала то, что осталось от роскошных золотых волос, старательно оттягивая кудри, надеясь таким способом превратить вьющиеся волосы в прямые, по ее мнению, более приличествующие представителям сильного пола. Заглянув в зеркало, Алексис сперва даже отпрянула, пораженная происшедшей переменой. Потом, покрутив головой, она тихо рассмеялась своему отражению, натянула шапочку, чтобы спрятать упрямо не желавшие распрямляться кудряшки, и вышла из дому, прихватив с собой лишь немного хлеба и сыра. Ни разу не оглянувшись па опостылевшее жилище, девочка бодро зашагала в сторону Темзы.

Несмотря на поздний час, жизнь в гавани шла своим чередом. Алексис села на ступеньку крыльца одного из домов, с интересом приглядываясь к речному люду. Мимо нее проходили изрядно подвыпившие мужчины, но никто даже не кинул взгляд в ее сторону. Грузчики тащили на спинах поклажу: один из кораблей готовился к отплытию. Ударил корабельный колокол, извещая о скором прощании с землей, и под этот звон Алексис уснула, прислонившись к двери дома. Ей снилось, что она уже на корабле, отбывающем в Америку. Отчего-то у девочки не было ни тени сомнения в том, что все произойдет именно так, как она задумала.

Алексис проснулась от приятного запаха только что испеченного хлеба и тут же почувствовала зверский голод. Кто-то протягивал ей свежую белую булку. Прежде чем принять этот королевский подарок, она с сомнением взглянула в лицо дарителю. До сих пор ей не слишком часто доводилось иметь дело с благотворительностью. Впрочем, на этот раз скорее всего сомневаться не стоило — перед девочкой стояла милая круглолицая женщина с доброй улыбкой. Алексис улыбнулась в ответ, надеясь, что улыбка у нее получилась именно такой, как она задумала, — светлой и искренней.

— Похоже, паренек, тебе нелишне будет перекусить, — сказала женщина и, поскольку мальчик не торопился принять угощение — видно, бедняга не привык получать подарки, — добавила: — У меня много хлеба. Утром я напекла свежего. Почему бы тебе не пройти ко мне в лавку и не поесть?

Алексис решительно замотала головой, вспомнив, что у нее с собой есть еда.

— Я не могу, мэм, — она запнулась, затем поправилась: — то есть я хотел сказать, мадам. У меня в карманах пусто, как в брюхе, то есть я хочу сказать, что денег у меня нет, а милостыни мне не надо.

Женщина рассмеялась.

— Кто тебе сказал, что я предлагаю тебе хлеб задаром? Заходи, позавтракай по-человечески, а потом уберешь мою лавку.

Алексис взяла предложенный хлеб и вошла в дом следом за женщиной. Глядя на упитанную и веселую хозяйку лавки, Алексис почувствовала укол зависти, хорошо знакомой тем, у кого вечно от голода живот подводит. Везет же некоторым, кто не знает, что такое голодная резь в желудке.

— Ты ищешь работу на одном из торговых судов? — спросила женщина, по-прежнему с улыбкой глядя, как Алексис уплетает завтрак.

— Верно, мэм. Хочу попасть на корабль, который идет в Штаты.

— Ты слишком мал, чтобы плавать так далеко.

— Мне шестнадцать. А как наемся до отвала, то и на восемнадцать потяну по силам.

«Черт, я опять что-то не то сболтнула. Надо было сказать: „я сыт“, да и про возраст это зря…»

Женщина вгляделась в лицо маленького оборвыша. Не он первый, не он последний из лондонских мальчишек мечтает попасть в дальние страны. Вот ребятишки и убегают из дома, некоторые даже оказываются на корабле… Булочница знала, что до места назначения доплывали далеко не все. Одних уносила цинга и прочие болезни, вызванные плохой пищей и гнилой водой. Другие погибали, надорвавшись, не выдержав тяжелой работы. Жизнь на судне совсем не была похожа на праздник, который грезился мальчишке, любующемуся нарядными парусниками в порту. Женщина раздумывала, стоит ли говорить об этом с худосочным ребенком — того, очевидно, никогда не кормили досыта, — и решила, что не стоит. Все равно ее слова останутся для маленького мечтателя пустым звуком — его ничто не остановит. В этом подростке чувствовался характер. Если уж он что-то задумал, то наверняка захочет довести дело до конца. Твердая линия рта, решительность во взгляде янтарных глаз — такого трудности не испугают. Да и что на самом деле может его испугать? Тяжелая работа? Плохая еда? Грубое обращение? Кто знает, каких ужасов он насмотрелся здесь, в Лондоне…

Вздохнув, женщина собрала ребенку ленч. Жизнь не всегда справедлива к детям, что уж тут поделаешь. Когда мальчик закончил еду, хозяйка протянула ему узелок.

— Подмети здесь и иди своей дорогой. Я знаю, что один из торговых кораблей Тортонского судоходства уходит в плавание к берегам Америки. В Чарльстон.

— Я знаю, что Чарльстон в Америке, — гордо сообщила Алексис.

— Разумеется, — спокойно ответила женщина. — Ну что же, может быть, тебе удастся наняться на корабль. Только не говори там, что тебе шестнадцать. Если им очень нужен работник и они сделают вид, что не видят очевидного, на пятнадцать ты, может, еще и потянешь.

Алексис улыбнулась и поблагодарила добрую женщину. Подметая крыльцо, девочка подумала, что все пока идет очень даже гладко, и если ей удастся соврать насчет возраста, то дело можно считать сделанным: пока никто не заподозрил в ней девчонку; значит, мальчишка из нее получился отменный!

Разыскать «Звездный» не составило большого труда. Алексис знала флаг Тортонского судоходства так же хорошо, как и оснастку его судов. «Звездный» был корабль довольно новый, на его Счету числилось всего несколько рейсов в Америку. Вид у судна был вполне приличный — корпус ниже ватерлинии совсем свеженький, без следов ржавчины, и красно-белая полоса по борту все еще яркая, не успевшая поблекнуть и облупиться от соленой морской воды. Алексис не сразу решилась подойти к матросам, занимавшимся погрузкой судна. Некоторое время она стояла поодаль, набираясь храбрости.

Наконец, собравшись с духом, Алексис подошла к одному из рабочих и спросила, где можно найти капитана. Тот лишь небрежно ткнул пальцем куда-то в сторону. Алексис послушно отправилась в указанном направлении, но моряк окликнул ее:

— Ты не работу ищешь?

Алексис кивнула.

— Тогда тебе надо не капитана. Вон видишь, там стоит человек?

Грузчик указал на огромного, похожего на медведя моряка, руководящего погрузкой.

— Он обычно нанимает людей на корабль. Его зовут Пауль Эндрю. Иди, может, тебе повезет.

Пробормотав слова благодарности, Алексис принялась карабкаться по сходням наверх, стараясь не замечать, как от страха сводит все внутри. Она решила дождаться небольшого перерыва в работе грузчиков, чтобы обратиться к великану.

— Сэр, — голос Алексис звучал еле слышно, так что Пауль даже не обернулся. — Сэр, — повторила она уже громче, — я ищу работу.

Алексис чудом удержалась на ногах, когда мужчина неожиданно резко шагнул к ней.

— Неужели? И с чего ты решил, что у меня есть для тебя работа?

Пауль смотрел на жалкий образчик человеческой породы, стоявший перед ним. От рейса к рейсу приходят мальчишки все моложе. Если дело так пойдет и дальше, скоро придется нанимать грудных младенцев. Будь у него возможность руководствоваться только сердцем, он ни за что бы не взял этого ребенка на работу. Но жалость здесь была неуместна. Капитану действительно нужен юнга-денщик, а искать кого-то более подходящего времени не было.

— Так сколько лет тебе, парень?

— Пятнадцать, — решительно заявила Алексис.

— Едва ли. Самое большее — четырнадцать. У тебя голос даже не начал ломаться.

— Скоро начнет.

Алексис хрипло покашляла.

Пауль подбоченился и засмеялся глубоким грудным смехом.

— Если уж ты так настроен получить эту работу — добро пожаловать. С этого дня ты будешь делить судьбу со всеми нами. Только потом не вздумай винить меня за то, что я нанял тебя. Скоро ты поймешь, что жизнь здесь совсем не мед, не то, что ты себе представлял.

Алексис озадаченно посмотрела на могучего моряка.

— Почему я должен вас винить? Это мое решение.

Пауль захохотал еще громче.

— Принимать решения в четырнадцать? Что ж, посмотрим, как ты готов отвечать за последствия своих решений.

Но, встретив взгляд ребенка, Пауль перестал смеяться. Мой Бог, мальчишка говорил серьезно. Пауль невольно поежился, представив на его месте кого-нибудь из собственных сыновей. Не приведи Господь служить на таком корабле. А ведь его мальчики были старше и крепче, чем этот заморыш. И все же мальчишка, кажется, хорошо знал, чего хочет. Паулю не слишком понравилось это выражение мрачной решимости в глазах несмышленыша. Как-то не вязалось оно с представлением о радостном, безмятежном детстве. Да и не только это. Даже ему, повидавшему виды человеку, стало слегка не по себе под взглядом мальчишки. Этот добьется своего во что бы то ни стало, и ничто и никто его не остановит. Впрочем, пауза затянулась, и Пауль решил сгладить неловкость.

— Как зовут тебя, сынок?

— Алекс.

— Просто Алекс, без фамилии?

Алексис молчала, обдумывая свой выбор. Она не хотела начинать новую жизнь, прихватив с собой из опостылевшего прошлого фамилию людей, лицемерно притворявшихся ее семьей все тринадцать лет, что она провела с ними. Но и иной у нее не было. Девочка скользнула взглядом по ряду домов на набережной, по вывескам магазинов, лавок и мастерских, и остановилась па той, что висела над булочной. Почему бы и нет? На крыльце этого дома она коротала первую ночь новой жизни, и женщина — хозяйка булочной, подарила ей этим утром больше тепла и доброты, чем приемные родители за всю жизнь. Алексис несколько раз про себя повторила слово, которое отныне станет неотъемлемой частью ее имени, надеясь, что произнесенное вслух, оно прозвучит естественно, не вызывая лишних подозрений у этого сурового великана. Ошибиться в этом деле было нельзя, а с грамотой дела у Алексис обстояли неважно.

— Денти, — сказала она. — Меня зовут Алекс Денти.

Пауль проследил за взглядом Алексис и, заметив вывеску, привлекшую ее внимание, с трудом удержался от улыбки. Надпись гласила «Pantry» — кондитерская.

— Ладно, Алекс Денти. Пошли со мной, я покажу тебе твою каюту. Тебе придется подписать несколько документов, в которых говорится, что ты согласился на эту работу по доброй воле.

Алексис показали маленькую каюту рядом с капитанской.

— Это твои хоромы. Тебе повезло — у тебя есть свой угол, но это потому, что капитану ты можешь понадобиться в любое время суток. Он любит, чтобы его юнга всегда был под рукой. Я прослежу за тем, чтобы тебе дали еще одежды. Думаю, кое-что из вещей прежнего юнги все еще на борту.

Пауль замолчал и, выдержав паузу, сказал:

— Прежний юнга умер, да будет тебе известно. Не выдержал. Но тебя это не слишком волнует, не так ли?

— С чего бы мне волноваться? Я-то сильный. Я помирать не собираюсь.

— Дай Бог, — пробормотал Пауль.

Он показал Алексис капитанскую каюту и достал документы, которые необходимо было подписать. Алексис вывела имя достаточно уверенно, но с фамилией произошла заминка. Пауль внимательно посмотрел на подпись, но предпочел ничего не заметить. Он чувствовал, как гордится собой этот мальчишка, быть может, впервые поставивший на бумаге подпись, и не хотел портить пареньку праздник. Может быть, найдется время, и тогда он поучит мальчика грамоте. Только едва ли получится. И еще, надо что-то делать с этим ужасным акцентом, сразу выдающим представителя лондонской нищеты. Но мальчик все больше нравился Паулю. Оставалось надеяться, что паренек и вправду окажется сильнее, чем его предшественник, и справится с требованиями капитана без чересчур трагических последствий.

— Еще одно, — добавил Пауль, собирая бумаги со стола, — не надейся улизнуть с корабля, когда мы приедем в Чарльстон. Тебя наняли на весь рейс, а он включает возвращение в Лондон.

Алексис едва не выдала себя, осознав, что ее план разгадали. Однако она не была бы собой, если бы не сумела взять себя в руки.

— Я знаю, — тихо ответила она.

— Увидим, — загадочно ответил Пауль.

Алексис еще не раз доводилось слышать это «увидим». Особенно часто Пауль повторял свою присказку, когда Алексис утверждала что-то слишком самоуверенно. Но девочка чувствовала, что, как бы Пауль ни ворчал, ему нравилась ее самостоятельность. Справедливости ради надо добавить, что она действительно редко попадала пальцем в небо, неведомым образом угадывая верный ответ.

Вначале капитан Уайтхед даже разозлился на своего первого помощника за то, что тот нанял малолетку. Прежнего юнгу похоронили, как положено, в море, и капитан настоятельно потребовал в следующий раз нанять парня постарше. Но Алексис не подкачала, выполняя приказы почти безупречно. В конце концов капитан был вынужден признать, что выбор Пауля Эндрю оказался удачен.

Алексис часто задумывалась над тем, как бы поступил Пауль, узнай он, что она девочка. Хорошо, что ей удавалось скрывать свою тайну так долго. Этому, конечно, способствовало то, что у нее была своя каюта, в то время как вся остальная команда спала в гамаках на палубе. Алексис никогда не забывала на ночь закрывать дверь каюты на задвижку, как предложил ей Пауль, и держалась по его же совету подальше от матросов, звавших ее «хорошеньким мальчиком». Впрочем, она и сама осознавала опасность, которую представляли для нее эти люди.

На кого она действительно могла положиться в трудную минуту, так это на Пауля. Его грубовато-резкая манера общаться становилась мягче по мере того, как они лучше узнавали друг друга. Алексис перестала его бояться, и гигантские размеры первого помощника уже не воспринимались ею как нечто угрожающее. В Пауле Эндрю, по оценке Алексис, было не меньше шести футов роста, но все эти горы мускулов он нес так, будто вообще не чувствовал собственного веса. Черные волосы его и черная борода были одинаково темными, если не считать нескольких седых прядей. Солнце и соленый ветер задубили кожу на его лице, но, улыбаясь, Пауль словно сбрасывал с себя груз прожитых лет. С легкой грустью рассказывал он Алексис о своем доме, о семье, живущей на севере Англии. Она была благодарна ему за то, что он стал ее другом. Все на корабле уважали Пауля, и те, кто продолжал думать о ней как о «хорошеньком мальчике», предпочитали держаться от нее в стороне, опасаясь ее могучего покровителя. Пауль относился к Алексис как к сыну, и пусть даже он делал это ради того, чтобы скрасить тоску по собственным детям во время рейса, — Алексис все равно гордилась собой и своим другом.

Пауль научил ее стрелять из пистолета и владеть шпагой, насколько это позволяли ее пока не окрепшие детские руки. Алексис ничего не имела против того, чтобы ее тело налилось силой. Приятно было чувствовать себя здоровой и крепкой. Пища на корабле, преимущественно состоящая из солонины и сухарей, была весьма далека от того, чтобы называться хорошей, но зато здесь она ела вдоволь, чего раньше никогда не могла себе позволить. Так что сейчас у нее хоть в животе не урчало, как в прежние времена.

Алексис вскоре научилась управляться со снастями и карабкаться по канатам не хуже любого другого матроса. Прошло еще немного времени, и она первой добиралась до маленькой плоской площадки наверху, почти у вершины грот-мачты. Алексис, как и другие моряки, называла ее «воронье гнездо». Там, в хитросплетениях снастей, на головокружительной высоте она чувствовала себя удивительно хорошо, в согласии с самой собой и окружающим миром. С высоты все проблемы реального мира казались мелкими. В «вороньем гнезде» девочка ощущала себя выше придирок капитана, выше страха, который внушали матросы, звавшие ее «хорошеньким мальчиком», выше стремящейся ускользнуть из-под ног качающейся палубы, выше волн, готовых слизнуть ее в море, — выше всего и всех, кто мог ее тронуть или обидеть.

Там, наверху, в ее гнезде, Алексис и настиг первый шторм. Но та беда, что случилась с ней прежде, чем налетел шквал, показалась девочке пострашнее шторма. Она и в самом деле не знала, что хуже — ветер, готовый смести ее в океан, или то, что происходило внутри нее. Вначале, заметив кровь на штанах, она решила, что ударилась обо что-то. В ужасе от случившегося, она поспешила побыстрее спуститься вниз, к себе в каюту. Канат, намокший под дождем, оказался на редкость скользким, и Алексис едва успела удержаться от падения, зацепившись за мачту.

Пауль заметил, что происходит, и кинулся к мачте, чтобы подхватить юнгу. Он видел, как Алексис, схватив канат, соскользнула по нему вниз. Это был весьма рискованный поступок, если не сказать безрассудный. Заметив следы от канатов на ладонях Алексис, Пауль перевел недовольный взгляд на ее лицо.

— Вам положено слезать по канатам, а не съезжать по ним! — раздраженно бросил он, перекрикивая ветер. — Идите к себе! Кому вы нужны здесь с такими руками!

Алексис попыталась улыбнуться. Пауль злится на нее лишь потому, что действительно переживает за ее жизнь и здоровье. От ощущения своей нужности, своей значимости для кого-то у девочки теплее становилось на душе. Впервые она сознавала, что до нее кому-то есть дело. Осторожно ступая и придерживаясь за находящиеся поблизости предметы, чтобы ее не смыло волной, Алексис побрела к себе. И вдруг Пауль схватил ее за плечо. Жест этот можно было истолковать как угодно, но только не как дружеский.

Девочка озадаченно посмотрела вверх и встретилась с глазами, полными самого настоящего, самого горячего гнева. Она попыталась сбросить руку, но не тут-то было: хватка Пауля оказалась на редкость крепкой. Боцман наполовину толкал, наполовину тащил Алексис вниз, к каюте. Оказавшись на месте, он буквально зашвырнул юнгу внутрь, и Алексис пришлось ухватиться за койку, чтобы удержаться на ногах.

— Что с вами, Пауль?! — воскликнула она. Пауль с силой захлопнул за собой дверь.

— Это я должен спросить, что случилось с вами, мисси? Сейчас у меня нет времени выяснять подробности. Меня ждут наверху. А вы займитесь собой! И не смейте выходить из каюты! Я скажу всем, что вы ушиблись. Тем временем попытайтесь собраться с мыслями. Я потребую ответа на все свои вопросы, когда вернусь.

Голубые глаза Пауля снова гневно вспыхнули, когда Алексис виновато опустила взгляд. Итак, он увидел кровь. Ее вычислили. Пришла беда — отворяй ворота.

Оставшись одна, Алексис, как могла, привела себя в порядок — для этого ей пришлось перевести на лоскуты простыню. В ее планы не входило становиться женщиной. Она не знала, на что злится больше, на собственное тело, предавшее ее, или на мозги, которых не хватило для того, чтобы предусмотреть такой поворот событий.

Пауль вернулся, когда закончился шторм. Он быстро закрыл за собой дверь и задвинул засов. Алексис видела, что он вымок до нитки, но жалость уступила место страху, когда гигант подступил к ней. Голубые глаза его метали злые искры. Он, казалось, готов был испепелить ее одним лишь взглядом. Однако у Алексис хватило мужества встретить его гнев достойно. Она не отстранилась и не отвела глаза, когда он стащил с ее головы вязаную шапочку. Она безропотно позволила ему взять ее за подбородок и повернуть лицо так, чтобы моряк смог рассмотреть его во всех деталях.

Наконец он отпустил ее и медленно покачал головой.

— Будь я проклят, болван. Теперь я знаю, что меня ждет ад.

Какое-то время Пауль молчал, словно обдумывая, с чего начать.

— И как долго ты собиралась водить всех за нос?

— Пока не попаду в Чарльстон.

— Ты не думала, что у тебя могут начаться месячные?

— Нет.

— А ты не боишься того, что сейчас с тобой будет?

— Нет.

Пауль вздохнул.

— Бог накажет меня, — повторил он вновь.

Он взял грех на душу уже потому, что нанял юнгой ребенка, но обнаружить, что этот ребенок еще и девочка, — это было слишком даже для него. Чем дальше, тем труднее ей будет скрывать свой пол. О том, что может с ней случиться, узнай в ней женщину остальные матросы, Паулю и думать не хотелось. Старпом леденел от страха за нее, представляя, каким кошмаром для девочки может обернуться разоблачение. Она даже не понимает, чем рискует.

— Так что мне с тобой делать?

— Поменьше обо мне волноваться. Это мои проблемы. Я с ними справлюсь.

— И ты еще можешь так со мной говорить! Черт! Как тебя все-таки зовут?

— Алексис. Фамилия — Денти.

Пауль улыбнулся, вспомнив вывеску над пекарней.

— И сколько тебе на самом деле лет?

Сначала она собиралась врать, но передумала.

— Тринадцать.

— Тринадцать?! Я точно буду в аду.

Ему потребовался час, чтобы вытянуть из Алексис историю ее жизни. Когда она закончила рассказ, темных мест в ее повествовании оставалось немало, но Пауль предпочел не давить на нее, выжимая подробности. Помимо воли, — он восхищался этой отважной девчонкой. Ему было ясно, что она не только не рассчитывает на сочувствие, но и не желает его.

— Я не могу взять тебя в Чарльстон, — сказал моряк, поразмыслив.

В первый раз со времени их знакомства он увидел страх в янтарных глазах.

— В Лондон назад ты тоже не хочешь, как я понимаю. Этот шторм, должно быть, небо послало на твое счастье, Алекс. Из-за того, что мы сбились с курса, капитан решил сделать несколько остановок в портах Карибского моря и оставить там часть груза. В одном из портов мы тебя и спишем.

— Почему я не могу плыть с вами до Чарльстона? — упрямо спросила Алексис.

— Потому что нам туда плыть еще три недели. Ты не сможешь так долго скрывать свой пол. Мужчины, что называли тебя «хорошеньким мальчиком», покажутся ангелами по сравнению с остальными, когда они узнают, кто ты на самом деле. Я не смогу охранять тебя круглые сутки. Ты будешь чувствовать себя в большей безопасности на одном из островов.

Алексис насупилась.

— Не нравится мне это, Пауль. Я не так все планировала. Что я там буду делать, на островах?

— Вот ты о чем, — засмеялся Пауль. — Ты думала, я вытолкну тебя на берег и забуду о твоем существовании? Нет. У меня на Тортоле есть друзья. Они живут в Род-Тауне. Я ведь рассказывал тебе о Джордже и Франсин. Помнишь? Корабельная компания Квинтона? Это они и есть.

— Помню.

— Так почему тогда у тебя такой кислый вид? Они хорошие люди. Я знаю, что они примут тебя в семью.

— Как Чарли и Мег, — с горечью отозвалась Алексис.

— Нет, черт побери! Не как Чарли и Мег! Неужто ты меня до сих пор не узнала? Я никогда не допустил бы, чтобы ты попала к таким людям, как твои приемные родители! У Джорджа и Франсин нет детей. По крайней мере не было тогда, когда л видел их в последний раз. И у них есть деньги, Алекс.

— Мне все равно, есть у них деньги или нет. Я не была несчастной от того, что была бедной.

— Я знаю. Ты была несчастной от того, что не могла изменить отношение к себе приемных родителей. Что же, Квинтоны не создадут для тебя подобных проблем. Ты сможешь получить образование, и, если у тебя не пропадет желание попасть в Штаты, они помогут тебе его осуществить.

— Зачем я им? У них ведь и так все есть.

Пауль удивленно приподнял мохнатую бровь.

— Ты еще спрашиваешь? Я думал, ты знаешь себя лучше.

Алексис сдвинула брови, пытаясь разгадать смысл его слов. Никто и никогда до сих пор не проявлял желания с ней подружиться. Пауль был первым. Может ли статься, что Квинтоны в чем-то на него похожи?

— У меня все равно нет выбора, не так ли? — тихо спросила она.

— На сей раз нет, Алекс. Доверься мне и позволь принять за тебя решение.

Пауль протянул ей руку, и Алексис осторожно ответила на рукопожатие.

К тому времени, как «Звездный» достиг порта Шарлотта-Амалия на острове Сент-Томас, Пауль успел уговорить Алексис согласиться с его планом. Он сообщил капитану, что юнга получил травму во время шторма и не может не только работать, но и выходить из каюты, так что у Алексис было три дня отдыха, больше похожего на заключение — старший помощник строго-настрого запретил ей появляться на палубе. Зато он часто навещал ее и проводил в ее каюте долгие часы, рассказывая все, что знал, о Джордже и Фран-син Квинтонах.

Постепенно Пауль поведал всю историю их жизни. От него Алексис узнала о том, как Джордж больше двадцати лет назад уехал из Англии со своей невестой-француженкой — он решил сколотить состояние, выращивая сахарный тростник и прочее необходимое для жизни продовольствие на Тортоле. К счастью, Джордж быстро смекнул, что можно заработать куда больше, занимаясь перевозкой товаров, произведенных другими поселенцами. Он был человеком по-настоящему дельным и сумел на вырученные деньги начать собственный бизнес. Квинтонское корабельное дело вставало на ноги не просто. Несколько раз все приходилось начинать с нуля, но Джордж оказался крепким орешком и сумел-таки преуспеть. Алексис знала о существовании Корабельной компании Квинтона еще до знакомства с Паулем. Уроки, преподанные в лондонской гавани населявшим ее людом, пошли Алексис впрок. Она видела корабли Квинтонов в порту: темно-синие, с красными полосами по бортам, с бойницами для орудий. То, что она услышала о Квинтонах из уст Пауля, заинтриговало ее, пробудило воображение и заставило отчасти забыть сомнения.

К тому времени, как «Звездный» бросил якорь у берегов Тортолы, Пауль был почти уверен в том, что рассеял страхи Алексис. Но когда он зашел за ней в каюту и увидел ее, сжавшуюся в комочек на койке и вот-вот готовую разрыдаться, то понял, что ему не удалось даже прикоснуться к самым сокровенным ее мыслям.

— Я думал, ты мне доверяешь. — Он присел рядом с ней.

Девочка вся дрожала от напряжения, пытаясь сдержать слезы.

— Так отчего ты расстраиваешься?

— Я не расстраиваюсь.

— Лгунишка, — ласково улыбнулся Пауль.

Алексис покраснела и, чтобы скрыть смущение, обхватила Пауля за шею руками. Спрятав лицо у него на груди, она пробормотала:

— Я очень тебе благодарна, Пауль. Честное слово. Я знаю, что ты поступаешь так, как считаешь лучшим для меня.

Пауль осторожно разомкнул ее руки и приподнял лицо девочки так, чтобы можно было заглянуть в глаза.

— Следующим твоим словом будет «но». Не зря ты так дрожишь.

Алексис набрала в грудь побольше воздуху и выпалила:

— Что, если я их полюблю, а они не захотят, чтобы я постоянно жила с ними? Мне опять будет больно, Пауль. Как сейчас, когда я расстаюсь с тобой. Я не хочу висеть ни у кого на шее, не хочу ни за кого цепляться! — Нервы ее не выдержали и она, громко шмыгнув носом, закончила со слезами: — Я хочу только одного, плыть своей дорогой в Америку.

Пауль прижал Алексис к себе и крепко обнял.

— Ты никогда не будешь никому обузой, Алекс. В тебе есть стержень. Ты всегда идешь своим путем. Вот это я в тебе и люблю.

— Честно?

— Честно. Тот, кто тебя любит, никогда не сможет остановить тебя. Любить кого-то — это тоже риск. Но ты сильная. Не представляю, что может тебя подкосить.

Пауль понимал, что девочка истолкует его слова как вызов собственной храбрости, и, зная ее, предположил, что она не сможет не принять этот вызов.

Алексис ничего не ответила, только осторожно вытерла слезы о его рубашку.

Меньше чем через час после этого разговора она в сопровождении Пауля покидала корабль, стоявший под разгрузкой. Крепко удерживая девочку за руку, Пауль вел ее по суетливым улицам Род-Тауна. Позади осталась уютная гавань, где небольшая флотилия рыболовецких судов лениво покачивалась на волнах, неторопливо продвигаясь к большой воде.

Перед Паулем и Алексис расстилался небольшой городок, в котором все привлекало любопытство ребенка, ни разу не покидавшего Лондон. Пауль рассмеялся, заметив, как округлились у Алексис глаза, когда она, наверное, впервые в жизни, увидела темнокожего островитянина.

Девочка готова была прыгать от радости, любуясь необычайно яркой и сочной растительностью острова. То и дело она останавливалась, чтобы понюхать какой-нибудь незнакомый цветок. Пауль показал ей, как растет на искусственных террасах, испещривших холмы, сахарный тростник. Алексис попросила своего спутника остановиться и с интересом наблюдала, как тюки с тростником грузят на спины осликов, которые потом тащат свою поклажу на мельницу. Пауль с удовольствием выполнял все просьбы своей маленькой спутницы. Как мог он отказать ребенку в удовольствии испытать новые радости в непривычном и столь восхитительном окружении, тем более что желания ее были так легко выполнимы. На борту корабля она казалась совсем взрослой, замкнутой, отгородившейся от всех защитным панцирем. Сейчас, в присутствии старшего, готового повести ее за собой, Алексис мало чем отличалась от остальных детей, которых Пауль видел на пристани.

Моряк, улыбаясь, смотрел, как Алексис, сорвав ярко-алый цветок, пыталась заложить его за ухо. Цветок соскальзывал и падал: волосы девочки были слишком короткими, чтобы удержать его.

— К тому времени, как я приеду тебя навестить, — сказал Пауль, — ты должна отрастить волосы до середины спины. Если я замечу, что ты их снова обкорнала — из-за чего, меня не касается, — так и знай, с живой тебя шкуру спущу.

Алексис рассмеялась, понимая, что не следует воспринимать угрозу всерьез, а потом вдруг всхлипнула и крепко схватила Пауля за руку.

— Для того чтобы волосы так отросли, потребуется не один год. Значит, мы расстаемся на несколько лет?

Она готова была расплакаться, и голос чуть не выдал ее, но Алексис сумела овладеть собой. Ей не хотелось плакаться в жилетку никому, даже этому, ставшему ей близким человеку.

— Кто знает, когда я снова окажусь в этих водах, — с деланной беззаботностью отозвался Пауль. Он взял из рук девочки цветок и покрутил его между пальцами. — Но когда я приеду, я хочу, чтобы меня ждали.

— Ты расскажешь обо мне своим близким, Пауль? Может быть, кто-то из твоих сыновей захочет жениться на мне. Тогда ты смог бы стать мне отцом.

Пауль засмеялся. Он с радостью забрал бы Алексис с собой, привез ее в семью, где ее приняла бы как родную дочь его жена и как сестру его сыновья и дочери… Но он понимал, что с Джорджем и Франсин Алексис будет лучше.

— Боюсь, ты испугаешь моих сыновей своими пронзительными глазами, Алекс. Я и то выдерживаю твой взгляд только потому, что выше тебя на три головы. Не представляю, что должны чувствовать люди, когда ты смотришь на них. У них, наверное, поджилки трясутся и ноги подкашиваются.

— Но ведь ты не такой, как они, Пауль, — за это я тебя и люблю! Ты никогда не отступаешь и не отводишь взгляда. Мои братья и сестры отворачивались от меня, когда я не отвечала на их дразнилки. Иногда, когда Чарли принимался лупить меня, я смотрела на него вот так… Ох, как же он ненавидел меня за то, что я вот так смотрю. Наверное, так же сильно, как я ненавидела его за то, что он смотрит по-своему. Как ты думаешь, отчего это происходит?

Пауль ничего не ответил. Он знал, почему люди отворачиваются от нее. Во взгляде девочки каждый видел то, что она ждала от него, а ждала она слишком многого; и некоторые, будучи не в силах ответить, предпочитали вообще не иметь с ней дела.

Почувствовав, что моряк замедляет шаг, Алексис крепче сжала ладонь Пауля. Проследив за его взглядом, она увидела в конце тропинки дом, стоявший на скале и окнами выходивший на море.

— Вот здесь и живут Квинтоны? — тихо спросила девочка, и сердце ее учащенно забилось. Что там ждет впереди?

— Да. Это твой новый дом, — без колебаний ответил Пауль. Он знал, что Джордж и Франсин не отвергнут приготовленного им подарка.

У Алексис перехватило дыхание — она не могла отвести взгляд от дома. Такого она не ожидала. Девочка закрыла глаза, потом открыла их, словно проверяя, не видение ли перед ней.

Дом не исчез. Всякий раз, закрывая глаза и открывая их снова и снова, Алексис испытывала ни с чем не сравнимое удовольствие. Этот дом, место, где он находился, были воплощением ее мечты о счастье. Просторный, с мощными белыми колоннами, с красной черепичной крышей, дом не являлся порождением ее воображения. Вокруг него росли деревья с такой ослепительно зеленой листвой, которой могли бы позавидовать самые ухоженные из лондонских растений. Сквозь их крону пробивалось солнце. Листья, покачиваемые ветром, попадая под его лучи, вдруг вспыхивали, как ярчайшие изумруды. Цветы здесь были еще красивее, чем те, что Алексис видела, пока шла через городок. Коралловые соцветия, словно в радужном фейерверке, встречались с желтыми, оранжевыми, малиновыми. И красавица белладонна, и скромный желтый цветочек с неизвестным названием в равной степени привлекали внимание, одинаково ласкали взгляд. Серому цвету не было места в этом мире сверкающих красок. Никогда девочка не видела ничего чище, ничего свежее и благоуханнее этого места. И лишь ее присутствие здесь нарушало божественную гармонию. Бледное создание, напоминающее грязное пятно на картине великого художника, — вот чем она себя ощущала. Алексис попятилась назад. Сейчас ей меньше, чем когда-либо, хотелось зайти в этот дом.

Пауль, догадываясь о причинах произошедшей в ней перемены, терпеливо ждал, когда девочка освоится. Услышав, как Алексис вздохнула, он перехватил ее взгляд. Моряк исподволь наблюдал за внутренней борьбой, происходившей в Алексис, видел, как возвращается к ней былая решимость, проявляя себя в упрямой складке у рта, в прищуре глаз. Уловив перемену в ее настроении, Пауль потащил Алексис к дому, пока она не передумала окончательно.

Девочка шла, стараясь ступать уверенно и твердо, представляя, будто карабкается по канатам на корабле. Она знала, что, когда тропинка приведет ее на гребень холма, она почувствует то же, что чувствовала в своем «вороньем гнезде» — там, где никто не мог причинить ей боль.

Глава 2

Последующие шесть лет словно служили подтверждением тому интуитивному чувству, которое испытала Алексис, впервые взобравшись на гребень холма. Здесь, в атмосфере доброжелательности и заботы, которой окружили ее Джордж и Франсин, она впервые в жизни узнала, что значит жить в мире с собой и окружающими. Здесь она чувствовала себя защищенной от всех напастей, здесь получила любовь, о которой не смела даже мечтать. В стремлении быть достойной этой любви Алексис старалась сделать для своей новой семьи как можно больше.

Под взыскательным присмотром Джорджа и при его активной поддержке, Алексис научилась читать и писать. Теперь она уже могла посмеяться над ошибкой, которую сделала когда-то, выбирая для себя имя. Но все это было не важно. Алекс Денти больше не существовало на свете. Теперь она была Алексис Квинтон и знала, что никто не может отнять у нее ни новую семью, ни новое имя.

Алексис трудилась с упорством, с каким вгрызаются в гранит науки, стремясь наверстать упущенное, дети, слишком поздно по сравнению со своими более удачливыми сверстниками сделавшие свои первые шаги в грамматике. Джордж и сам не знал, как Алексис сумела уговорить его, но он разрешил ей помогать ему в офисе, и спустя некоторое время ее работа уже воспринималась многими, в первую очередь им самим, как нечто само собой разумеющееся.

Джордж как будто не слышал того, что говорилось у него за спиной по поводу Алексис. Да, до сих пор на острове не было принято брать на работу женщин, но его приемная дочь отлично справлялась с любыми заданиями, какие бы он ей ни дал, — от самых сложных до самых рутинных и нудных. За все она бралась с одинаковым рвением и одинаково хорошо исполняла. Джордж быстро разглядел в Алексис человека, которому стоило передать дело. Она могла справиться с управлением Квинтонской корабельной компанией не хуже самого хваткого мужчины. Джордж и не пытался скрывать, что гордится приемной дочерью. Он оценил не только ее ум и старательность, но и интуицию, без которой нельзя обойтись в бизнесе. Алексис умела сгладить самую трудную ситуацию, вывести дело из любого переплета. Ее уверенность в себе некоторые расценивали как надменность, но Джордж старался не слушать завистников. Чувство самодостаточности в Алексис, как понимал Джордж, не было следствием ограниченности и эгоизма. Она прекрасно владела любым вопросом и знала это — только и всего. Независимость была одной из черт, за которую Джордж особенно любил свою девочку.

Постепенно овладевая искусством ведения бизнеса, Алексис научилась по-новому смотреть на собственную персону, воспринимая себя не только как сотрудницу компании, но и как становящуюся все более очаровательной молодую женщину. Едва ли в ней осталось что-то от того долговязого, нескладного подростка со спутанными, похожими на паклю короткими волосами, каким она появилась в этом доме. Представить невозможно, что за гадкого утенка увидели тогда Джордж и Франсин! К девятнадцати годам Алексис буквально расцвела. Некогда угловатая и порывистая, теперь она двигалась с естественной грацией, дающейся иным женщинам годами специальных упражнений. Франсин неустанно повторяла Алексис, что ее длинные конечности станут ее самым мощным оружием обольщения и самым большим достоянием. Правда, сама Алексис считала, что «достояние» едва ли подходящее слово для ее точеных, изящных рук и ног. Зато все больше проблем возникало у нее при общении с мужчинами — сотрудниками Джорджа. Постоянно приходилось ставить их на место, заставляя воспринимать себя и свою работу серьезно. Вначале они относились к ней как к глупому ребенку, но с этим ей удалось справиться легко. Однако теперь, когда она перестала быть в их глазах девчонкой-ученицей, они, кажется, ослепли на иной лад, видя в ней не коллегу, а лишь пару стройных ножек и все остальное в том же роде. Это заметно усложняло общение, но решение и такой задачи оказалось под силу юной красавице. Алексис приучила себя не краснеть, чувствуя, как ее ощупывают глазами. Она спокойно дожидалась, пока взгляд остановится на ее лице, а затем добивала нечестивца своим коронным презрительным взглядом. Тогда краснеть приходилось уже не ей, а противнику. Это он опускал глаза, смущенный тем, что забыл о деле.

Дома с Франсин Алексис занималась шитьем и танцами. Она осваивала светские манеры, училась принимать и развлекать гостей, и ее любезность была такой же естественной, как и подобающая в другом случае надменность.

Только в одном предмете взгляды Франсин и ее приемной дочери не совпадали.

— Алексис, — время от времени повторяла Франсин, — ты ведь не можешь продолжать и дальше распугивать всех молодых людей этим своим ледяным взглядом. Смотри, так ты навсегда останешься одна.

— Джорджа и Пауля я, однако, пока не распугала, — быстро парировала Алексис.

— Они — другое дело.

— Ты хочешь сказать, что они какие-то особенные?

— Возможно, — уклончиво замечала Франсин.

— Ну разве ты не понимаешь, Франсин? Человека, которого я смогу полюбить, не испугаешь взглядом.

Тема считалась закрытой, но лишь на время. Стоило Франсин заметить, как Алексис «отчитывает» очередного поклонника, и разговор возобновлялся. Ее дочь была хороша собой, умна и безусловно богата. На острове все знали, что Джордж в будущем передаст дело ей.

Нельзя сказать, что на Тортоле не было подходящей для Алексис партии. Ее внимания добивались сыновья богатых плантаторов, людей, обладавших капиталом не только денежным, но и политическим. Алексис тем не менее оставалась равнодушной к их ухаживаниям, предпочитая компанию местной золотой молодежи обществу служащих Квинтонской компании, работающих как в конторе, так и непосредственно в море, на кораблях.

В конце концов Франсин успокоилась, решив довольствоваться тем, что сумела научить Алексис кое-чему полезному. Пусть пока развлекается, а кавалеры никуда не денутся. Придет время, девочка влюбится в кого-нибудь, и тогда — прощай холодность! Франсин было, чем гордиться. Уроки светского воспитания давались Алексис просто блестяще. Дочь Квинтонов училась танцевать с той же страстью и желанием, с каким усваивала уроки ведения бизнеса в конторе Джорджа. Франсин временами даже пугалась темпов освоения дочерью новых знаний. Алексис Квинтон из ребенка с трудным характером превращалась в упорную, с железной волей молодую женщину. Человек, которого она смогла бы полюбить, действительно должен был быть каким-то особенным, непохожим на других, и Франсин пришлось признать, что такого Алексис пока еще не встретила.

Алексис слишком интенсивно жила настоящим, чтобы позволить себе дрейфовать на волнах воспоминаний, однако в ее прошлом был человек, о котором она не забывала, которого продолжала ждать. Именно по желанию Пауля Алексис отрастила волосы. Сначала по плечи, потом до середины спины — так он просил.

Недалеко от дома, с отвесной стороны холма, образованного скальной породой, Алексис отыскала выступ и ход к нему. Оттуда открывался вид на море, и, быть может, поэтому он напоминал ей «воронье гнездо», в котором она так любила прятаться, когда служила юнгой на корабле. С этого выступа Алексис часто смотрела вдаль, ожидая, не покажется ли на горизонте корабль Пауля. Глядя на вечно меняющееся море, Алексис размышляла о своей жизни, обо всем том приятном, чем полнилось ее существование с тех пор, как она поселилась на острове.

В канун шестилетнего юбилея пребывания на Тортоле Алексис пришла сюда, на свой капитанский мостик, чтобы нести очередную вечернюю вахту. Не замечая, что делает, она с силой потянула себя за золотые косы — привычки, усвоенные в детстве, так просто не забываются. Когда-то Алексис поняла, что физическая боль помогает заглушить душевные терзания, и слезы высыхают внутри, так и не успев пролиться. Он должен приехать. Должен! Ей так много надо рассказать ему, за столь многое поблагодарить. Пауль говорил ей о том, чего она тогда не могла понять. Теперь настало время поговорить на равных, рассказать ему, что его уроки не прошли даром.

Неожиданно Алексис заметила очертание корабля, входящего в порт. В лунном свете трехмачтовый парусник показался ей кораблем-призраком. Алексис вздрогнула. Холодок страха или предчувствия беды (тогда она не могла дать этому объяснения) прокатился по спине. Она сказала себе, что верить в «летучих голландцев» глупо, но ничего не могла с собой поделать, ей по-прежнему было не по себе. Алексис скептически относилась к словам Франсин об особом женском чутье, о женской интуиции, и все же, провожая взглядом корабль, она знала, что что-то должно случиться. Никогда раньше она не испытывала ничего подобного и надеялась никогда не испытать этого ощущения впредь.

Пережитое волнение не помешало Алексис уснуть в тот же миг, как она коснулась головой подушки. Она спала спокойно и сладко, не подозревая о том, что жизнь ее в «вороньем гнезде» вот-вот будет разбита. В 1810 году не было на свете уголка, куда бы не смогло пробраться судно Британского Королевского флота. Условия на этих кораблях были таковы, что люди мерли как мухи, и военный флот, словно хищный зверь, требовал все новых запасов свежего пушечного мяса, не слишком тревожась о том, кто попадет в его жадную пасть: американский ли моряк, английский ли — лишь бы был способен работать и понимал приказы.

Первое, что увидела Алексис, проснувшись на следующее утро, была улыбка Франсин. Еще ни разу Франсин не нарушила традицию, сложившуюся в их семье. Этот день, праздничный для них всех, — праздник обретения нового лома и любящих родителей для Алексис и обретения любящей дочери для Джорджа и Франсин, каждый год начинался с пожелания счастья, со светлых улыбок. Сегодня Франсин особенно хотелось порадовать дочь, заставить ее забыть дурные предчувствия прошлого вечера, о которых Алексис успела рассказать матери перед сном. Ничто не должно было омрачить их праздник.

— С годовщиной, — ласково проговорила Франсин, и в ее лазурных глазах заиграли веселые искры. — Ты можешь поверить, что прошло шесть лет? Джордж сказал, что дает тебе выходной в честь такого события. Он сам обещал вернуться домой пораньше. Сегодня я решила и слугам устроить выходной — отпустила их всех по домам. Надеюсь, потом они поблагодарят тебя за этот неожиданный подарок.

Алексис улыбнулась.

— Правда, хорошие были эти шесть лет? Мне иногда кажется, будто я и не знала другой жизни, словно родилась здесь.

Алексис откинула волосы с лица. Зачем она только расплела их на ночь? Золотые кудри разметались по подушке, рассыпались по плечам, накрыли ее, словно покрывало. Шелковистые волны, восхищавшие всех окружающих, у Алексис часто вызывали досаду.

Девушка села в постели, а Франсин тем временем достала щетку и принялась трудиться над спутанными прядями.

— Как ты считаешь, куда бы мне сегодня пойти, чтобы не мешать тебе приготовить мой любимый десерт и устроить мне сюрприз!

Франсин легонько стукнула Алексис по затылку щеткой.

— Ты просто невозможна, Алекс! Что, если в этом году я ничего не стану готовить? Это будет хороший сюрприз для тебя, как ты считаешь?

Алексис резко обернулась, испугавшись, что Франсин может выполнить свою страшную угрозу, но, когда увидела добрые голубые глаза, поняла, что попалась на удочку, и сама рассмеялась над собой. Этот день слишком много значил для них обеих, чтобы Франсин вдруг ни с того ни с сего нарушила традиции.

— Ты не ответила на мой вопрос, Франсин. Куда мне идти?

Франсин вздохнула.

— Почему бы тебе не сходить искупаться? Туда, на свое «воронье гнездо». Я тебя позову, когда сюрприз будет готов. И еще, Алексис, — добавила Франсин озабоченно, — пожалуйста, держись подальше от скал. Я всегда очень волнуюсь, когда ты подплываешь близко.

— Зря беспокоишься, — проворчала Алексис. — Я ни разу не поранилась, и на этот раз со мной ничего не случится. Иди-занимайся своими делами и не тревожься по пустякам; а я пока оденусь.

Алексис поцеловала Франсин и крепко обняла.

— Я тебе говорила, какие вы с Джорджем славные?

— Ну конечно, говорила, вчера только! — со смехом ответила Франсин, высвобождаясь из объятий дочери.

Когда Франсин ушла, Алексис быстро накинула легкий хлопчатобумажный халат, который всегда надевала, когда шла купаться — благо, путь был недолгий, и увидеть ее могли только из дома. Подхватив полотенце, девушка вышла; прохладная трава приятно ласкала ноги, когда Алексис осторожно спускалась по извилистой тропке с холма. На берегу она скинула халат, подбежала к кромке песка и, вдохнув поглубже, с головой нырнула в голубую чистую воду. Немного поплавав вдоль берега, она отплыла подальше и отдалась на волю течения, понесшего Алексис к месту, от которого Франсин просила ее держаться подальше.

Возле скал скорость течения сильно увеличивалась, поток закручивался, и ей приходилось грести изо всех сил, чтобы не оказаться выброшенной на скалы. Но для Алексис эта работа была всего лишь разминкой. Успешно избежав катастрофы, она, преодолевая бешеный напор воды, вернулась на стартовую позицию.

Восстановив дыхание после своего рискованного плавания и смеясь от возбуждения, Алексис немного полежала на воде, Затем вышла и насухо растерлась полотенцем. Накинув халат, она принялась расплетать волосы.

Из своего укрытия — небольшого ущелья между невысоких скал, Таннер Фредерик Клод, затаив дыхание, наблюдал за отважной пловчихой. Он видел, как она боролась с течением, и не мог не восхищаться ее искусством. Таннер было решил, что несчастная погибнет, когда увидел, что ее несет на скалы. Казалось, она хочет помериться силой с самим океаном. Черт возьми, она знала себе цену! Золотоволосая русалка двигалась так легко, словно это не стоило ей никаких усилий. Клод был поражен, увидев, какие точеные, изящные ножки вынесли морскую деву из воды. Наверное, меньшее удивление вызвал бы блестящий чешуйчатый русалочий хвост, более приспособленный для плавания в бурных волнах.

Клод следил за каждым движением девушки. Она все делала красиво: красиво вытиралась, красиво расплетала свои золотистые волосы. Разделив спутавшиеся пряди, Алексис подняла их наверх, затем легла лицом вниз на песок, так что волосы рассыпались по спине, поблескивая на солнце. С расстояния шестидесяти ярдов Клод не мог разглядеть ее лица, но почему-то он был уверен в том, что оно не менее прекрасно, чем все остальное в ней — не мог Создатель посрамить свое творение, нарушив столь совершенную гармонию.

— Ты еще их не видел, Таннер? — окликнули Клода из-за спины.

Клод отрицательно покачал головой. Голос первого помощника вернул его к реальности, напомнив об истинной цели пребывания в этом потайном ущелье, но молодой капитан не собирался признаваться в том, что, пренебрегая долгом, подсматривал за купальщицей. К своему стыду, Таннер оказался виновен в нарушении собственного приказа.

— Нет, пока нет. Но это всего лишь вопрос времени. Рано или поздно они придут к Квинтонам. Возвращайся и жди. Да позаботься о том, чтобы Аллен и Бригс были наготове, когда я подам сигнал.

Опасаясь, как бы девушка не попалась на глаза Лендису, и оттеснив его немного назад с тем, чтобы заслонить обзор, Клод вернулся к наблюдению за домом.

Сейчас он уже пожалел о том, что взял с собой так мало людей. Все, кто пошел с ним, сделали это добровольно, он никого не принуждал силой. Кроме того, корабль нельзя было оставлять без охраны, тем более что теперешняя вылазка могла обернуться бессмысленной тратой времени. Итак, их было только четверо, и они растянулись цепочкой вдоль склона холма. Оставалось надеяться, что у них хватит сил противостоять британцам.

Следуя приказу командования, Клод привел вверенный ему корабль «Гамильтон» к берегам Тортолы, чтобы обсудить с Джорджем Квинтоном возможность аренды нескольких судов компании. Сейчас, вспоминая свою первую реакцию на приказ, Клод невесело усмехнулся. Задание, поначалу показавшееся простым, даже скучным, оказалось куда более опасным, чем того бы хотелось самому Клоду и членам его экипажа. Обычная сделка между Корабельной компанией Квинтона и американским флотом грозила обернуться войной местного масштаба — это стало ясно, как только на горизонте появился британский корабль, патрулировавший воды вблизи порта. В воздухе запахло жареным, и это почувствовали все на американском судне. Каждый понимал, что британский фрегат вертится здесь неспроста — всем было известно о дурной привычке англичан пополнять свои команды за чужой счет. Клод слишком хорошо знал, что принадлежность его корабля военному флоту США еще не означает, что британцы не посмеют сделать то, что хотят сделать. Он не забыл урок, преподанный ему в не столь уж далеком прошлом.

Обычно британцы делали вид, что действуют на законных основаниях, и вначале все действительно шло гладко. На борт иностранного судна поднимались капитан и его помощник. Затем объявлялось, что по имеющимся у британского командования сведениям на борту скрываются дезертиры, зачитывался список и начинался обыск. Тут уж, как ни старайся, доказать ничего не удастся. И списки, хоть и фальшивые, заверены всеми необходимыми печатями, и обязательно найдется тот, кто признает в тебе сбежавшего Джонса или Смита. Как ни убеждай британцев, что ты и в Англии-то ни разу не был, тебя все равно заберут. Именно так в свое время оказался на британском корабле Клод.

Вспоминая события тех дней, Клод поморщился, словно от боли. Каждый раз, когда он думал об этом, рубцы на спине — клеймо, оставленное британцами на всю жизнь, — начинали ныть. Тряхнув головой, чтобы отогнать неприятные мысли, Клод сосредоточился и стал наблюдать за домом.

Накануне вечером, после того как британский корабль вошел в порт, Клод спрятал свое судно в маленькой бухточке на противоположной Стороне острова. Утром он взял с собой несколько человек в Род-Таун, оставив остальных охранять корабль. Матросы, лишенные возможности сойти на берег, конечно, недовольно ворчали, но по-другому он поступить не мог. Таннер направился к офису Квинтонов, оставив своих людей наблюдать за домом. В городе происходило нечто странное. Военный наряд британцев маршировал по улицам, выискивая среди жителей тех, кто мог подойти для их целей. Народ разбегался кто куда, и сам Клод еле увернулся, счастливо избежав печальной участи. В офисе Клоду сообщили, что Джордж Квинтон ушел пораньше в связи с каким-то семейным торжеством, юбилеем, кажется.

Клод хотел было уйти, но решил задержаться еще на пару минут, чтобы написать Квинтону записку в надежде, что удастся встретиться позже. Однако он так и не успел дописать послание до конца, поскольку его же ребята буквально оттащили его за шиворот к запасному выходу. Только когда они оказались в надежном укрытии, Лендис сообщил Клоду, что побудило их столь бесцеремонно обойтись с капитаном. Впрочем, Таннер и так подозревал что-то в этом роде. Похоже, команда фрегата высадилась на берег ради какого-то дела, вплотную связанного с деятельностью Корабельной компании Квинтона. Британцам тоже нужен был хозяин компании, и они активно занимались его поисками.

Клод намеревался повидаться с Джорджем раньше англичан. Корабли нужны были ему не меньше, и его правительство готово было щедро заплатить за их аренду.

Когда Клод с товарищами подошел к дому Квинтонов, хозяин еще не вернулся. Моряки растянулись цепью по склону холма и стали наблюдать. Они рассчитывали, не будучи обнаруженными, уловить момент, когда дело примет опасный оборот, и, если такое случится, отреагировать соответственно. Со своего места Лендис увидел, как Джордж Квинтон идет по тропинке к холму, и кивнул своему капитану. Лендис был единственным, кто знал Джорджа в лицо. Клод повернулся было в указанном направлении, но Лендис вдруг подтолкнул его локтем, показывая теперь уже в сторону пляжа. Насколько сумел понять Клод, человек, замеченный Лендисом, не был Джорджем. К девушке шел очень высокий, грубо сколоченный моряк. Клод взялся за пистолет, решив пустить его в ход в случае, если девушке не понравится компания незнакомца. Однако вскоре он убедился, что его опасения напрасны.

Услышав шаги, Алексис насторожилась и села. Но, обернувшись, она тут же вскочила и со всех ног помчалась навстречу приближавшемуся мужчине.

— Пауль! Это ты! В самом деле ты! — Алексис никак не могла поверить, что это не сон.

Мужчина остановился в двух шагах от девушки и протянул к ней руку, побуждая ее остановиться тоже.

Алексис понравилось то, как внимательно, изучающе смотрел на нее Пауль. Видно было, что он остался доволен тем, как она выглядит, как повзрослела. Девушка медленно покружилась перед ним, показывая, какой длины теперь ее волосы, и когда она заглянула ему в глаза, та поняла, что и он помнит их шестилетней давности разговор и ее обещание отрастить косы до середины спины. Пауль улыбнулся так широко и светло, что Алексис не могла не улыбнуться в ответ.

— Ты стала красавицей, Алексис, — сказал он наконец, делая ударение на последнем слоге, словно чтобы подчеркнуть, что она из Алекс — девочки, превратилась в Алексис — взрослую девушку.

— Я знаю, Пауль, — не смущаясь ответила она, и оба расхохотались.

Пауль сделал шаг навстречу девушке и, обхватив ее обеими руками за талию, легко поднял в воздух. Алексис положила руки ему на плечи, и он закружил ее еще и еще, после чего они оба повалились на песок, веселые и довольные собой.

— Как тебе твоя новая жизнь, Алексис? — поинтересовался Пауль, отдышавшись.

— Ты еще спрашиваешь? Я никогда не была так счастлива! Франсин и Джордж чудные люди! И ты знал, что все будет так, Пауль.

— Я знал. Я уже успел повидать Франсин. Она сказала мне, где тебя искать.

— Она сказала тебе, что сегодня за день?

— Конечно. Я и без этого помнил. Твоя годовщина, ведь так?

Алексис кивнула, улыбаясь своему другу. Янтарные глаза ее светились радостью.

— Франсин сказала тебе, что я всегда тебя ждала?

— Сказала. И не только это. Похоже, ты достигла поразительных успехов. Франсин все не могла остановиться, рассказывая о тебе.

— Что ей мои успехи, — вздохнула Алексис, — она была бы куда больше рада, если бы выдала меня замуж.

— Нет, Алексис. Она была бы рада выдать тебя лишь за человека, с которым ты бы сама хотела жить. Она доверяет твоему выбору.

— Давай оставим эту тему. Я хочу послушать про тебя и твою семью. Как они? Живы? Здоровы? У тебя еще появились дети? Как насчет…

— Эй, полегче. Вопросы — по одному!

Пауль легко вскочил на ноги и подал Алексис руку. Потом они в обнимку пошли по пляжу к подножию скалы.

— Мне не хочется повторяться, так что я отвечу на все твои вопросы, когда мы будем все вместе: ты, я, Джордж и Франсин.

— А я знаю, — засмеялась Алексис, — Франсин велела тебе отвести меня домой, потому что сюрприз уже готов.

— Черт! Она меня предупреждала, что ты именно так и скажешь! Но знаешь, на этот раз ты действительно будешь удивлена. Я отвлек Франсин, и она ничего не успела тебе приготовить.

— Да уж. Это сюрприз так сюрприз. Пожалуй, самый первый с тех пор, как я здесь.

— А еще Франсин говорила, что тебя не так-то легко надуть.

— В этом смысле я ее разочаровала. Ей хотелось маленькую девочку, а к тому времени, как мы встретились, я уже была слишком взрослой.

— И тем не менее она не променяла бы тебя ни на одного младенца в мире.

— Я знаю. Я ее очень люблю. И Джорджа тоже.

Алексис остановилась и взглянула Паулю в лицо. Он мало изменился за шесть лет. Казалось, время над ним не властно. Глядя прямо в его голубые глаза, она прошептала:

— Спасибо тебе, Пауль.

Пауль покраснел от смущения. Он отвернулся и тут заметил Франсин, отчаянно махавшую руками.

— Смотри! Это Франсин. Должно быть, Джордж вернулся и она поливает меня отборной французской бранью за то, что задерживаю тебя.

Алексис махнула рукой в ответ и потащила Пауля вдоль кромки скалы.

— Я покажу тебе самый короткий путь наверх. Не надо заставлять ее нервничать.

Когда Пауль и Алексис поняли, что пыталась сообщить им Франсин, было уже слишком поздно.

Добравшись до вершины холма, Алексис застыла, пораженная. Пауль, шедший на пару шагов позади, тоже замер. Джордж стоял у колонны и в каждой руке держал по пистолету, готовый прикончить первого из шести человек, подбиравшихся к дому с правой от Алексис стороны. Франсин, тоже с оружием в руках, крикнула Алексис, чтобы та не смела приближаться.

Не обращая внимания на предупреждение, Алексис вырвала руку у Пауля и кинулась к родителям.

— Что случилось? — воскликнула она. — Кто эти люди?

— Забери ее в дом, Франсин, — коротко приказал Джордж. — И оставайся там с ней. Мы с Паулем сами управимся.

Франсин послушно кивнула и сделала то, что ей приказали. Она отдала свой пистолет Паулю, а затем потащила сопротивляющуюся Алексис в дом и захлопнула за собой дверь.

Алексис никогда раньше не видела Франсин такой испуганной и теперь, глядя на трясущиеся губы и расширившиеся от страха голубые глаза матери, чувствовала, как к горлу подкатывает предательская тошнота.

— Франсин! Ради Бога, скажи, что происходит!

Франсин ответила на беглом французском, не сразу сообразив, что Алексис ее не понимает. Медленно, будто обращаясь к ребенку, она повторила фразу на английском:

— Эти люди — моряки Британского Королевского флота. Они прибыли из британского порта на Антигуа, чтобы побеседовать с Джорджем о некоторых его кораблях.

— Они хотят заключить с Джорджем контракт на строительство нескольких кораблей? — с надеждой в голосе спросила Алексис.

— Если бы, — грустно покачав головой, сказала Франсин. — Они хотят забрать те, что сейчас в порту.

— Но они не могут! Да если они даже и заберут эти корабли, откуда им взять людей, чтобы на них работать? Это просто бессмысленно!

— Это же вербовщики, Алексис. Банда гангстеров. Ты хоть понимаешь, что это означает? Они уже прочесали остров и забрали с улиц всех тех, кто не успел спрятаться.

Алексис вспомнила времена, когда она нанималась работать на «Звездный». В Тортонской компании существовало правило: прежде чем заключить контракт, надо было подписать бумагу о том, что работника не принуждают к службе силой. Теперь только она поняла, что означал такой документ. Припомнились ей и рассказы о вербовщиках, услышанные от друзей-моряков.

— Но ведь они не собираются забрать Джорджа? Как же они смогут потом арендовать корабли?

— Похоже, эти бандиты вообще не задумываются о будущем. Корабли им нужны сейчас и матросы им тоже нужны сейчас — крепкие, как Джордж или Пауль, чтобы могли заменить обескровленных и слабых моряков из их команды.

— И Пауля тоже? — с ужасом выдохнула Алексис.

— И Пауля, — подтвердила Франсин. — Пауль знал о том, что ему угрожает, еще до того, как прийти сюда. Он предупредил меня, чтобы я была наготове.

— Но он мне ничего не сказал. Вел себя так, будто все идет замечательно.

Алексис не знала, на кого больше злится, на Пауля или на этих англичан-вербовщиков.

— Я просила его ни о чем тебе не говорить. Мы оба решили, что не надо тревожить тебя понапрасну — ведь наши страхи могли не подтвердиться. Во всяком случае, мы не ждали, что они явятся так скоро. Я пыталась дать вам понять, чтобы выдержались подальше от дома, но вы не обратили внимания.

Франсин разрыдалась. Алексис подвела ее к креслу и заставила сесть.

— Франсин, успокойся. Нам надо что-то делать, а я не могу думать, когда ты плачешь.

Франсин закрыла лицо руками, и, хотя она не перестала всхлипывать, рыдания ее звучали более приглушенно, так что Алексис смогла расслышать, что происходило за дверью.

— Послушай, Квинтон, мы не доставим тебе неприятностей. Зачем пистолеты? Если бы мы застали тебя в конторе, разговор мог бы получиться более обстоятельным и благоразумным.

Джордж рассмеялся.

— Капитан Траверс! Я еще не слышал, чтобы вы обсуждали с кем-то дела с позиции разума и здравого смысла. Велите своим бандитам убрать ружья и сами убирайтесь подобру-поздорову. Нам с вами не о чем говорить.

— Вы — британский подданный, Квинтон. У вас есть обязанности по отношению к королю. Я заявляю права на ваши корабли от имени короны Британской империи.

— Какой оригинальный подход, — с улыбкой заметил Джордж. — Король плюет нас и наши нужды, но вдруг он осознает, что ему не хватает нескольких кораблей и десятка-другого мужчин, чтобы на них работать. Тут он неожиданно вспоминает, что мы — британские подданные.

— Мы можем взять корабли и без твоего согласия, — с удовольствием ответил Траверс. — Но я предпочитаю действовать по взаимной договоренности. Мы уже и так набрали довольно людей для команды. Не хватает лишь вас двоих. Нам было бы приятно захватить вас с собой. Тебя, Джордж, и твоего приятеля с пистолетом. Глядя на него, нетрудно догадаться, что он разбирается в судовождении.

— Точно, капитан, — ответил Пауль и взвел курок. — Но я уже и так пристроен. У меня контракт с Тортоном. Я плаваю на «Звездном», и мой капитан едва ли обрадуется, если я исчезну с его корабля.

— Я хорошо знаком с Уайтхедом. Он не станет протестовать. По крайней мере не станет этого делать, если мы отыщем у него на борту с полдюжины дезертиров.

Траверс оглядел своих людей, словно побуждая их высказаться, быть может, даже опровергнуть его утверждение, но все предпочли за лучшее промолчать.

Алексис отошла от двери.

— Франсин! Здесь есть какое-нибудь оружие?

— У Джорджа в столе, — откликнулась Франсин прежде, чем поняла, что собирается предпринять Алексис. В ужасе несчастная женщина смотрела, как Алексис бросилась в кабинет отца и вернулась с пистолетом в руке.

— Не смей! Ты не должна выходить от сюда! Джордж и Пауль вряд ли скажут тебе спасибо…

Алексис посмотрела на Франсин так, будто не поняла смысла ее слов, потом с едва заметной улыбкой сказала:

— Если я не могу умереть за тех единственных людей, которым я дорога, то ради чего я буду жить?

Улыбка погасла, уступив место выражению сосредоточенного внимания. Настал решительный момент. Сейчас Алексис не смог бы остановить никто.

— Девочка моя, пистолет не заряжен! Но было поздно. Алексис шла к черному ходу.

— Наши гости об этом не знают! — бросила она.

Алексис не догадывалась, что за ее осторожными перемещениями наблюдают четверо американцев. При всем восхищении ее храбростью, каждый из них понимал, насколько безрассудно она поступает. Ее вмешательство не могло помочь делу, скорее наоборот: оно грозило все испортить. Если бы не боязнь привлечь внимание англичан к девушке, неожиданные друзья Квинтонов пришли бы на помощь ее семье.

— Эй, Квинтон, хватит выпендриваться!

В голосе Траверса зазвучало нетерпение. Прищурившись, он выжидательно смотрел на Джорджа своими узко посаженными глазами. Во взгляде, впрочем, как и во всем облике Траверса, сквозила жестокость. Лицо моряка можно было бы назвать зловещим: острый длинный подбородок, нависшие брови, высокие выдающиеся вперед скулы характеризовали его как человека беспощадного, более того, упивающегося своей жестокостью. Вот уж действительно, Траверс вполне соответствовал занимаемой должности. Служебные обязанности были ему отнюдь не в тягость.

— В последний раз спрашиваю: что вы намерены делать? Вы хотите, чтобы вас заставили служить родине насильно?

— Нет, я хочу, чтобы вы все бросили оружие на землю.

Траверс быстро обернулся на голос. Алексис медленно приближалась к ним, и, судя по тому, как твердо она держала оружие, девушка умела с ним обращаться.

— Лучше бы вам поступить, как просит женщина, капитан. Уверяю вас, она справится с этой игрушкой, — сказал Пауль.

Он не заметил, как болезненно поморщился Джордж, увидев, что за оружие держит его дочь. Он знал, что пистолет не заряжен.

Вербовщики посмотрели на своего командира, ожидая его указаний.

— Не опускать оружие! Из этой штуковины она сможет выстрелить всего один раз. И потом, я не уверен, что она вообще это сделает.

— Вам хочется проверить мои способности на собственной шкуре, капитан? — с презрением заметила Алексис. — Ну что же, я не прочь потренироваться, выбрав мишенью вашу голову. А теперь прикажите своим людям бросить оружие и уходите. Такие гости, как вы, нам на острове ни к чему.

Алексис была настолько сосредоточена на Траверсе, что не заметила, как один из его людей, остававшийся до этого в стороне, подкрался к ней. Зато его заметил Джордж и мгновенно выстрелил, ранив моряка в ногу. В падении тот схватил Алексис за подол платья, так что девушка тоже упала и выронила пистолет. Остальные тут же накинулись на нее. Пауль и Джордж вынуждены были бездействовать, поскольку боялись случайно ранить Алексис.

Силы были слишком неравные. Траверс схватил девушку за волосы и, намотав их на кулак, с силой дернул. Тут он невольно присвистнул: жертва не проронила ни звука, словно была нечувствительна к боли. Она смотрела ему прямо в глаза с холодным презрением, и Траверсу пришлось опустить взгляд. Капитан лишь молча клял себя за малодушие. Откуда ему было знать, что он далеко не первый, кто не мог устоять перед взглядом Алексис.

— Ну как, Квинтон? Похоже, я поймал хорошенькую птичку. Кто она? Твоя дочь?

Траверса несколько озадачила реакция обоих мужчин, поспешивших признать Алексис своей дочерью. В конце концов ему не так уж важно было знать, чья эта девка. Важно было другое. С ее помощью он мог получить то, чего добивался.

— Бросьте пистолеты, и мы ее не тронем. Все, что мне от вас надо, это согласие служить у меня.

— Не уступайте ему! — крикнула Алексис. — Я вас возненавижу, если вы согласитесь!

Джордж и Пауль поняли, что имела в виду Алексис, и крепче сжали оружие.

Траверс не мог уяснить смысла происходящего. Девчонка должна была молить о пощаде, но вместо этого она сама напрашивалась на наказание за беспримерную дерзость, и, что еще более странно, эти двое мужчин, казалось, тоже не хотят предотвратить расправу.

— Свяжите ее, — приказал капитан.

Люди Траверса стояли неподвижно.

— Свяжите ее, — крикнул Траверс вновь.

После того как руки Алексис скрутили за спиной, Траверс еще раз обратился к Джорджу:

— Так ты не передумал? Идешь с нами или заставишь девчонку страдать из-за твоей нерешительности?

Джордж с Паулем переглянулись. Никто из них не мог поверить, что Траверс дойдет до такой низости. Оба посмотрели на Алексис, но она глядела на капитана и даже головы не повернула в их сторону. Их было только двое против шестерых, и оба, не сговариваясь, решили рискнуть, а там будь, что будет.

В это же самое время Клод принял аналогичное решение. Дальше выжидать не имело смысла. Клод и его товарищи слышали, что говорил Траверс, и в отличие от Джорджа и Пауля у них не было сомнений в том, что Траверс в состоянии выполнить угрозу. По сигналу Клода моряки со «Звездного» медленно, поодиночке стали приближаться к дому. Аллен, чтобы прикрыть товарищей, использовал испытанный трюк: выскочил из-за деревьев с душераздирающим воплем. Увы, Аллену не удалось сделать и нескольких шагов, как его схватили, но наступившего замешательства оказалось достаточно, чтобы дать Джорджу и Паулю шанс, в котором они так нуждались.

Пауль выстрелил первым, схватил Траверса за кисть и вышиб у него из рук ружье. Траверс упал, но успел, падая, прихватить с собой Алексис, воспользовавшись ее телом как щитом. Джордж выстрелил тоже, и пуля едва не задела Алексис, изо всех сил старавшуюся высвободиться из цепких лап Траверса.

Двое британских моряков кинулись в погоню за Лендисом и Бригсом. Их заметили, несмотря на все старания Аллена, в тот момент, когда они обходили дом с флангов. Раздался еще один выстрел. Джордж бросился к Траверсу, чтобы освободить дочь, но третий выстрел попал в цель, и Джордж со стоном упал на землю.

Алексис закричала как безумная. Она поняла, что Джордж убит, еще до того, как тело ее приемного отца коснулось земли. Пауль рванулся вперед, но вынужден был остановиться, когда кто-то из людей Траверса приставил к виску Алексис пистолет. Пауль замер.

Клод между тем со своего командного пункта — того самого «вороньего гнезда», любимого места Алексис — смотрел, как к дому тащат контуженного Лендиса. Клод подумал, что Аллен и Бригс скорее всего погибли. Тогда он решил подойти к дому сам, воспользовавшись той же тропинкой, что и Алексис. Однако подъем оказался совсем не таким простым и быстрым, как это представлялось ему, когда он наблюдал за девушкой. Клод бежал, задыхаясь, понимая, что сейчас каждая секунда промедления могла стоить жизни девушке и ее другу.

Поднимая пистолет, Клод чувствовал, как его охватывает ярость, он боялся, что это помешает ему прицелиться точно. Но нет, британец упал с простреленной головой, и Клод ощутил глубочайшее удовлетворение.

Замешательство Пауля легко можно было понять: он не был подготовлен к такому повороту событий, но уже через мгновение способность соображать вернулась к нему. Ему было наплевать на то, что он оказался в центре внимания всех этих головорезов Траверса, что они готовы схватить его в любую минуту. Моряк знал одно: перед ним был враг, и этот враг — Траверс. Он должен уничтожить врага.

Пауль рванулся вперед, подхватил Алексис и оттащил ее прочь; затем он бросился на Траверса, схватил его за воротник и повалил наземь. Сжимая в ладонях голову врага, он несколько раз ударил ею оземь.

Клод видел, как англичане окружили Пауля, наставив на него ружья. Он выстрелил, но промахнулся. Алексис тем временем уже успела вскочить на ноги и бросилась к Паулю. Клод обнаружил себя, и один из моряков выстрелил в него. Пуля, метившая в сердце, попала Клоду в голову, и он упал, потеряв сознание. Последнее, что успел заметить Клод, это стремительное движение девушки, в последний момент помешавшей англичанину прицелиться поточнее.

Алексис не могла объяснить себе, откуда взялись эти люди, по-видимому, старавшиеся им помочь. Увидев, как упал высокий худой мужчина, чью жизнь она пыталась спасти; Алексис впала в ярость. Такого гнева она никогда не испытывала раньше. Сила чувства даже испугала ее. Алексис попыталась снова подняться, но, получив удар сапогом в живот, была сбита с ног и покатилась по траве.

Бессильная что-либо изменить, она с ужасом смотрела на то, как Пауля оттащили от Траверса и бросили наземь. Один из матросов уже готов был пронзить грудь боцмана клинком, но стон Траверса остановил его. Алексис с трудом верила, что капитан еще жив. Из руки его сочилась кровь, голова была вся изранена. Качаясь, он поднялся на ноги и обвел всех полубезумным взглядом.

— Не убивайте его. Пока. Нам надо вначале получить кое-какие ответы на кое-какие вопросы.

Мало-помалу голос Траверса приобретал прежнюю силу. Глаза его засверкали. Казалось, Траверс не замечал боли.

Подойдя к Паулю, он взял шпагу у одного из своих офицеров и приставил острие к горлу великана.

— Кто те люди, что пытались тебя спасти? Сколько их?

Пауль с презрением смотрел на Траверса и молчал. Он знал не больше, чем капитан, но не собирался давать по этому поводу никаких объяснений.

Англичанин нажал на эфес, так что острие проткнуло кожу на шее Пауля. Показалась капелька крови.

— Кто они? Сколько их?

Пауль продолжал молчать. Тогда Траверс приказал своим людям обыскать окрестности.

— Кто-нибудь, затащите девчонку в дом и свяжите ее покрепче, другую бабу тоже. Не хочу, чтобы они мешались под ногами. Сегодня и так довольно пришлось повозиться с этой, — он указал взглядом на Алексис.

Траверс усмехался, глядя, как Алексис тащат мимо него к двери, но улыбка исчезла с его губ, когда девушка плюнула в его сторону.

Алексис впихнули в дом и усадили в кресло в столовой.

— Где другая женщина? — спросил ее кто-то из моряков.

Она только пожала плечами. Франсин куда-то исчезла. Алексис надеялась, что та догадалась побежать в город за подмогой, и вдруг случайно наткнулась взглядом на пару туфель Франсин, торчавших из-под тяжелой портьеры. Она быстро отвернулась, но ее страж успел перехватить взгляд девушки и осторожно подошел к окну.

Он уже готов был отдернуть портьеру, как вдруг услышал шаги у себя за спиной. Моряк обернулся как раз вовремя, чтобы заметить занесенный над ним большой кухонный нож. Реакция у него оказалась лучше, чем у Франсин. В долю мгновения он успел перехватить ее руку и вывернуть кисть. Франсин, несмотря на боль, продолжала удерживать нож. Действуя в аффекте, с неожиданной, рожденной ужасом силой, она пыталась вонзить нож в грудь моряка.

Алексис прикусила язык. Она знала, что стоит ей закричать, и сюда прибегут остальные, лишив Франсин последней возможности выйти победительницей из этой схватки. Для нее, вынужденной бездействовать, поединок тянулся целую вечность.

Моряк ударил Франсин ногой по колену и сбил ее с ног. Оба они покатились по полу. Франсин по-прежнему удерживала нож. Алексис видела, как мужчина поднялся и попятился к стене. Глаза его были полны ужаса, грудь окрасилась малиновым. Он переводил взгляд с Франсин на Алексис и обратно.

— Я никогда не убивал женщин, — пробормотал он, давясь словами. — Я не хотел ее убивать.

Алексис перевела взгляд с его красной от крови рубахи на ту, чья кровь пропитала белую ткань. Франсин неподвижно лежала на полу. Из груди ее торчала рукоять ножа. Алексис показалось, что Франсин едва заметно улыбается. Моряк затрясся от страха.

— Я думаю, вам лучше и меня убить, — глухо проговорила Алексис. — Иначе я убью вас.

Матрос заглянул в янтарные глаза и на мгновение потерял способность и двигаться, и говорить. Он вдруг по-настоящему испугался красивой девушки, недвижимо сидящей в кресле, куда он ее не так давно бросил.

Торопливо подбежав к креслу, он вытащил ее и за связанные руки потащил из комнаты, мечтая об одном: поскорее выбраться из этого дома и вновь почувствовать себя хозяином положения.

Увидев, что происходит, Алексис едва подавила крик. Двое мужчин, которые хотели помочь, теперь связанные валялись на траве, из чего следовало, что они живы, но без сознания. Пауля привязали к одной из колонн, сорвав с него рубашку. Траверс приказал начать экзекуцию.

Капитан остановил палача, когда заметил, как его человек выводит из дома девушку.

— Я, кажется, приказал оставить ее там! Где другая?

— Она мертва. Я не виноват. Я только защищался. Она сама на меня напала. — Матрос оглянулся на Алексис и добавил, словно оправдываясь перед ней: — Я не хотел ее убивать. Так получилось.

Траверс что-то сказал матросу, но он не слышал своего капитана. До его сознания дошли лишь слова Алексис, произнесенные тихо, но отчетливо:

— Теперь это уже не важно, моряк.

Траверс обратился к Паулю.

— Спрашиваю в последний раз: кто эти люди?

— Он не знает! — воскликнула Алексис. — Он не может вам ничего ответить, потому что не знает, кто они! Подождите, пока они очнутся, и допросите их самих!

— Я верю тебе, — милостиво согласился Траверс. — Но этот человек все равно заслужил наказание. Он напал на офицера флота его величества короля Англии и уже за это должен быть убит.

— Ну так убей, — откликнулся Пауль.

Он посмотрел на Алексис, давая ей понять, что не боится смерти и не хочет, чтобы она вмешивалась.

Однако Траверс не собирался убивать Пауля. Он нужен был капитану живым. Сейчас, когда Джордж Квинтон был убит, Траверс мог забрать корабли без особых проблем. Алексис была права, когда говорила о том, что присвоить корабли — еще только полдела. Кто-то должен был на этих судах работать, а такой сильный мужчина, как Пауль, мог еще как пригодиться. Разумеется, речь не шла о корабле Траверса. Взять к себе Пауля было равносильно тому, чтобы пригласить на службу собственную смерть. Плетка наверняка сделает его более уступчивым. Траверс по опыту знал, что человек, испытавший на собственной шкуре, что такое пятьдесят ударов, едва ли захочет получить еще. Большинство запоминало урок на всю жизнь.

Алексис в упор смотрела на Пауля, пока Траверс отдавал указания.

Тем временем Клод очнулся. Он соображал с трудом, перед глазами плыли круги. Он попробовал двинуться и понял, что связан. Рядом лежал Лендис. Он тоже начинал приходить в себя. Однако сейчас никому не было дела ни до него, ни до его старшего помощника. Взгляды всех были прикованы к одной из колонн, и когда Таннер посмотрел в ту сторону, то едва вновь не потерял сознание.

Человек, привязанный к колонне, уже получил не меньше сотни ударов, но Траверсу все было мало, и он приказал продолжить экзекуцию. Клод не мог с уверенностью сказать, в сознании ли несчастный или нет. Он не шевелился и не кричал, но это еще ничего не значило. Клод помнил, что перенес почти столько же, прежде чем наступило спасительное забвение. Моряк перевел глаза с окровавленной спины мужчины на лицо девушки. Она стояла на веранде неподвижно, не отводя взгляда от несчастного. Вдруг она отвернулась и посмотрела в упор на Траверса. Клод подумал, что если бы взглядом можно было убить, то Траверс упал бы замертво.

Клод, не в силах ничему помешать, смотрел, как Алексис вырвалась из рук своего стражника и бросилась к Траверсу. Она упала ему в ноги и принялась умолять прекратить порку. В горле Клода рос комок. Он знал, что больше всего ей хочется убить этого человека, но она заставляла себя просить. На девушку больно было смотреть. Гордость ее истекала кровью, и выразительное лицо как нельзя лучше отражало муки, выпавшие на ее долю. Этот праздник она, должно быть, запомнит на всю жизнь.

— Капитан Траверс! Прошу вас! Остановитесь! Вы его убьете! Не заставляйте его страдать еще!

И чем нежнее, чем просительнее звучал ее голос, тем резче резал воздух бич.

— Вы уже отомстили… Оставьте его в живых!

Траверс отшвырнул ее носком сапога.

— Заткнись, или следующая плеть достанется тебе!

Алексис встала. Она сжала в кулаки кисти заломленных за спину рук так, что болели мышцы, и подняла глаза на Траверса, надеясь, что он сможет прочесть в ее взгляде всю ненависть, которую она к нему испытывала. Но негодяй только захохотал, и приказал своим людям продолжать. Алексис не столько поразил его смех, сколько его глупость. Тот моряк, что всадил нож в Франсин, по крайней мере понял сразу, что она не шутила, пообещав убить его. Однако Траверс никак не хотел понимать, что его судьба решена.

Она убьет его, но не сейчас. Сейчас надо спасти Пауля. С Траверсом она разберется потом. Если останется жить.

Алексис подбежала к Паулю и загородила его окровавленную спину своим телом. Платье ее мгновенно пропиталось кровью друга. Человек, державший плеть, не успел отвести удара, и удар пришелся на спину Алексис. Плеть прорвала платье и оставила на спине узкую красную полосу. Моряк бросил плетку, собираясь оттащить девушку подальше и продолжить экзекуцию, но Траверс остановил его.

— Если леди желает, — сказал он, поднимая плетку, — мы можем ей это устроить. Ему осталось получить двадцать пять ударов. Они твои, девчонка!

Клод смотрел, как девушке развязали руки, как привязали ее к столбу так, что она закрыла своим телом человека, которого хотела защитить. Он слышал, как застонал Лендис в тот момент, когда раздался треск рвущейся ткани. Никаких снисхождений — пусть все будет как положено — платье разорвали сзади, чтобы оголить спину.

— Нехорошо портить такую чудесную кожу. — Траверс пробежал ладонью по обнаженной спине Алексис. Он занес руку для первого удара, но, увидев, как его люди отворачиваются, опустил плеть.

— Она сама этого хотела! — заорал он. — Если бы не она, все кончилось бы миром!

Траверс знал, что лжет. Знали это и его люди, но они помнили и другое: стоит им ослушаться Траверса, как каждый может оказаться на месте девушки. Поэтому им оставалось лишь молча смотреть на происходящее. Каждый был волен думать, что ему угодно.

Человек, который убил Франсин, как завороженный посмотрел на Алексис, когда та, чуть повернув голову и прижавшись щекой к спине Пауля, взглянула в его сторону.

Кожаная плеть хлестнула ее по спине, и Алексис, прикрыв глаза, зашептала Паулю, чтобы он не боялся: она выдержит, она может и хочет пройти все это до конца. Она молила его не умирать, хотя бы ради грядущего возмездия. Алексис чувствовала, что кровь течет у нее по спине, что ее кожа превращается в кровавое месиво по мере того, как Траверс раз за разом поднимает и опускает плеть. Она до крови искусала губы, стараясь не издать даже стона. Волосы ее прилипали к сплошной ране, в которую превратила ее спину плеть Траверса, но Алексис заставляла себя держаться и не терять сознания. Она повторяла себе, что должна запомнить все до последней точки, всю меру унижения и боли, которым подверг ее этот кровавый палач. Ей нужно было помнить все, чтобы эта память помогла ей прожить следующие дни, недели, месяцы. Слезы потекли по ее щекам. Вначале это были слезы боли, но потом их питали горечь, ужас, ярость. Она не могла сдержать стона, только когда потеряла счет ударам и уже готова была потерять сознание, но тут все внезапно закончилось.

Траверс бросил плеть. Раненая рука его невыносимо ныла. Кровотечение усилилось, он чувствовал, что с каждым новым ударом силы уходят от него. Хватит, довольно. Случилось то, чего он хотел с самого начала: услышать, как девчонка закричит. Она могла бы в значительной степени избавить себя от боли, если бы сделала это раньше. Он не собирался давать ей полную порцию, но она все тянула и чуть не убила его самого, прежде чем он добился этого слабого стона. Проклятая гордячка!

Траверс схватился за руку, пытаясь остановить кровь, и рявкнул на своих людей:

— Бросайте их! Мы должны забрать корабли и убираться прочь с этого острова.

Матросы не двигались с места. Взгляды всех были прикованы к спине девушки. Она не плакала и не двигалась. То, что она жива, было понятно лишь по ее судорожному хриплому дыханию. Моряки ненавидели своего капитана за то, что он сделал с ней, и себя за то, что не остановили его.

Один из них подошел поближе к столбу, чтобы отвязать Алексис, но Траверс заступил ему путь.

— Нет. Оставьте ее. Надо убираться отсюда, пока местные жители не поняли, что здесь произошло.

Все побрели прочь. Один лишь убийца Франсин не мог двинуться с места, загипнотизированный взглядом янтарных глаз. Алексис смотрела на него сквозь пелену слез. Когда она опустила веки, матрос словно почувствовал, что его отпустили, и в этот момент он очень четко понял, что хочет сделать. Он кинулся вперед, туда, где маячила незащищенная спина капитана, и бросился на него.

Однако Траверс всегда заранее чувствовал угрозу. Почему-то именно такого поступка он ждал от моряка, убившего женщину. В доме что-то произошло. Что-то еще, помимо смерти женщины.

Инстинкт подсказал Траверсу, как повести себя. Несмотря на свою слабость, он успел выхватить пистолет в тот самый момент, когда моряк уже прыгнул к нему на плечи. Единственный выстрел в живот решил судьбу мятежника — нападавший упал замертво. Траверс поднял голову и обвел взглядом троих оставшихся с ним матросов.

— Кто-то еще хочет выкинуть что-нибудь в этом роде? — с издевкой спросил он.

Мужчины отвели глаза, глядя куда-то поверх холма. Каждый из них мечтал убить капитана, но никто не хотел подвергать себя риску в случае, если попытка не удастся.

Клод едва верил в то, что их с Лендисом оставили в живых. Алексис спасла им жизнь, приняв удар на себя. После того, свидетелями чего они стали, Траверс никогда не решился бы взять их на корабль. Клод понимал, что Траверс не прикончил их только потому, что насытился. С него хватило кровавой бойни этого дня, и больше он не желал крови.

Моряк подкатился поближе к Лендису — вдвоем им было легче справиться с веревками. Первым освободился Лендис. Затем он развязал своего капитана, и они уже вместе подбежали к Алексис. Она была жива, но жизнь в ней едва теплилась. Когда Клод развязал ей руки, она соскользнула по спине Пауля и упала бесформенной грудой у его ног. Мужчины даже не успели подхватить ее. Клод опустился перед девушкой, собираясь взять ее на руки и отнести в дом, когда Лендис тихо сказал:

— Он мертв, капитан. Он, вероятно, умер еще до того, как она бросилась его спасать.

Неожиданно Алексис открыла глаза и посмотрела на человека, произнесшего страшные слова.

— Он умер, когда я просила его держаться. Он умер у меня в объятиях.

Тело ее задрожало от рыданий. Клод протянул руки, чтобы подхватить ее, но она оттолкнула его. С каждым вздохом, наполнявшим воздухом ее легкие, она становилась сильнее.

Клод и Лендис не могли сдержать удивления, глядя, как она встает на ноги. Слегка покачиваясь, она подошла к Паулю, посмотрела на его мертвое израненное тело, затем подошла к Джорджу. Там, за дверью, в доме, была мертвая Франсин. Всего час назад все они были живы. Все были вместе, здесь, в этом доме, счастливые, радостно возбужденные. Самый большой праздник — ее годовщина. Алексис наивно верила, что здесь, в «вороньем гнезде», где жизнь протекала так счастливо, так мирно и спокойно, никто не сможет ее обидеть. Только сейчас девушка заметила, что двое мужчин смотрят на нее с сочувствием. Вероятно, они решили, что она наполовину сошла с ума. Возможно, они правы, подумала Алексис.

Разве не было безумием полагать, что «воронье гнездо» — место, где с тобой не может случиться ничего плохого? Разве она не позволяла Джорджу и Франсин баловать ее, лелеять и защищать от невзгод? Разве не она дала возможность Паулю принять за нее решение и привести ее в этот благословенный дом? Ведь ее с самого начала что-то насторожило; она не хотела соглашаться и все-таки пришла с ним сюда. Да, Пауль поступил так из сострадания и любви к маленькой девочке. И она научилась любить. Любить их всех.

А сейчас все те, кто проявил к ней участие, кто любил ее, были мертвы. Боль, терзавшая ее спину, была ничем по сравнению с болью, терзавшей ее душу.

Алексис, покачиваясь, побрела к «вороньему гнезду». На одном из поворотов она упала и оставшуюся часть пути проделала ползком.

Только добравшись до утеса, она распрямилась и стояла, глядя в небо. Алексис знала, что на нее смотрят, и спрашивала себя, чего ждут от нее эти двое мужчин. Быть может, они решили, что она собирается броситься вниз со скалы? Неужели они не понимают, что ей есть для чего жить. Неужели не догадываются? Алексис подняла вверх сжатые кулаки, туда, где небо и вода сливались в одну голубую дымку на горизонте, и хриплым голосом прокричала клятву — клятву на всю оставшуюся жизнь.

Глава 3

Собранию суждено было продолжаться недолго. Меньше чем через час после окончания своего выступления Клод уже вернулся домой. Он сидел на кухне, помешивая угли в очаге, ругая себя за то, что рассказал им так много. Он с самого начала должен был догадаться, что ему не удастся отговорить их отказаться от планов относительно Алексис.

— Тогда она дала две клятвы, — тихо сказал им Клод. — Первая клятва касается вас всех. Следуя ей, Алекс Денти никогда не пойдет на сотрудничество с вами.

Вторая клятва имела отношение к нему лично. И эта вторая клятва лишала его возможности добиться того, чего он желал с той самой минуты, когда впервые увидел ее.

— …Она пообещала найти Траверса и убить его. Она поклялась, что не сойдет на берег, пока не получит Траверса в свое распоряжение.

После этого Клод замолчал, предоставляя им возможность вникнуть в смысл сказанного. Потом он заговорил вновь, и по мере того, как он говорил, голос его креп.

— Алексис занята своим личным делом. Она никогда не станет сотрудничать с нами. Она ищет лишь одного человека. Когда она его найдет, то оставит капитанский мостик. Она не убивает, не грабит. Она не ставит перед собой цель даровать кому-то свободу, и не это для нее главное. Если она будет с нами, ей придется потерять время и отвлечься от погони. Наши и ее цели не совпадают.

Но они, хотя и не перебивали его, все равно решили по-своему. Они продолжали говорить все то же, будто могли убедить Алексис присоединиться к ним. Когда Клод спросил, откуда у них такая уверенность, Хоув выложил свой козырной туз.

— Она, возможно, не гражданка Америки, — сказал он, — но она пиратка. За одно это мы могли бы ее повесить. Мы предложим ей амнистию в обмен на помощь.

— Но это же глупо! — воскликнул Клод. — Она не угрожала ни одному американскому судну, не говоря о том, чтобы топить их или грабить!

— Да, но она нападала на британские корабли без санкции нашего правительства. Британцы могут воспринять ее действия как эскалацию войны.

— Нет, не могут — она британская подданная.

— Они этого не знают, капитан. Мы и сами не знали до того момента, как вы нам об этом сообщили. И еще. Судя по докладам, три из потопленных ею двенадцати кораблей, были отправлены на дно в территориальных водах США. Все это ставит наше правительство в довольно затруднительное положение.

— Затруднительное, черт побери! Да если вы станете принуждать ее к сотрудничеству, опираясь на такие посылки, она просто рассмеется вам в лицо!

— И тем не менее, капитан, вопрос решен. Президент желает встретиться с Алекс Денти, и организовать встречу он поручил нам. Мы выбрали вас. Мы не имели ни малейшего представления о том, что вы знакомы с капитаном, но ваша речь была настолько убедительна, что мы вам поверили. Ваши знания помогут вам привести ее к нам даже скорее, чем мы предполагали, быть может, еще до того, как будет объявлена война. Президент нуждается в поддержке, и, если общественность узнает, что Алекс Денти на нашей стороне, эта поддержка нам обеспечена.

И Беннет достал приказ.

— Вот, капитан. Вам надлежит отбыть в течение недели. Мистер Медисон считает жизненно важным, чтобы все было сделано как можно секретнее. Никто, кроме вас и вашего командования, не должен знать о приказе найти и доставить в Вашингтон Алекс Денти.

Клод невольно задумался о том, с какой лихорадочной скоростью они вели страну к войне. Приказ найти и доставить Алексис казался Клоду нелепым, противоречащим тому, что до сих пор делал Медисон как политик. Клод вытащил приказ из пакета и перечитал его. Подписан Президентом и главнокомандующим соединения кораблей Грэйгом. Вздохнув, Клод убрал документ на место.

Возможно, если бы он не упомянул о связи Алексис с Жаном Лафиттом, они не стали бы настаивать. Он не собирался рассказывать им о том, что Алексис встречалась со знаменитым пиратом вскоре после того, как начала охоту на Траверса, — это вырвалось у него само собой, когда Беннет спросил, не любовь ли к Алексис Денти заставляет Клода пренебрегать обязанностями гражданина и военного по отношению к отечеству. Клоду захотелось ударить Фартингтона и содрать с его лица эту циничную ухмылку. Да, он любил Алексис, но ни разу еще не позволил чувствам помешать ему делать то, что от него требовал долг. Точно так же, как она не позволила ему помешать ей идти к собственной цели. А ведь он старался. Бог видит, как он старался!

Как только было произнесено имя Лафитта, судьба Алексис была решена, с горечью думал Клод. Он изворачивался до конца, пытаясь отказаться от выполнения задания, но все увертки ни к чему не привели. Его отношение к приказу не было принято в расчет. Вверенные ему люди решат, что он предал Алексис. И она тоже так решит.

Клод не хотел встречаться с Алексис до тех пор, пока она не совершит возмездия, пока не успокоится. Но теперь их пути должны будут пересечься, хочет он того или нет. Его страна вступала в войну с Британией. Жизнь распорядилась так, что ради победы он должен будет помешать Алексис исполнить ее долг возмездия, и Алексис придется принять это в расчет. Ему оставалось надеяться лишь на то, что Алексис не убьет его прежде, чем у него появится возможность ее урезонить.

Откинувшись на спинку стула и положив ноги на стол, Клод смотрел в огонь. Он думал о том; как много всего осталось за пределами его рассказа. Это невысказанное составляло самую сокровенную тайну, тщательно оберегаемую и лелеемую, хранимую в потайных глубинах души, у самого сердца. Стоило ему лишь подумать об Алексис, и она вставала перед ним как живая. Часто эти мысли приходили непрошеными, заставляя сердце болезненно сжиматься в груди.

Клод провел рукой по волосам, в который раз вспоминая ее такой, какой увидел на вершине утеса. Она тогда подступила к самому краю каменной площадки и краю сознания. Дальше начиналась бездна. Лицо ее было в крови, золотые волосы также окрасились кровью. Он никогда так и не смог понять, откуда она взяла силы говорить, каким чудом заставила себя воздеть руки к небу. Но она сделала это, и то, что им с Лендисом предстояло услышать, до сих пор заставляло Клода зябко подергивать плечами. Было мгновение, когда ему показалось, что эта женщина перестала быть созданием из плоти и крови, превратившись в нечто неземное — ангела мести, может быть. Клод слышал, как позже Лендис рассказывал кому-то, будто она и в самом деле была похожа на ангела мщения. Тогда же на этом утесе умерла Алексис Квинтон, тогда же возродился Алекс Денти.

Вначале он боролся с постоянным присутствием Алексис в своих мыслях. У Клода были и другие женщины, и он вспоминал их иногда не без удовольствия, но желал он только ее. Для него лучшей женщины не существовало на этой земле. Трагедия состояла в том, что она не могла принадлежать ему, пока не покончит с Траверсом.

Но между ними стоял не только Траверс. Была и вторая клятва, о которой они с Лендисом предпочли никому не рассказывать. Клод знал, что ему предстоит перебороть эту клятву, если он хочет получить то, что желает. Он любил Алекс Денти, а она от всего сердца поклялась никогда никого больше не любить.

Малиновые искры полетели в разные стороны от прогоревшего полена. Красноватое мерцание углей — вот все, что было нужно его усталому мозгу, чтобы живо представить события того дня и недель, за ним последовавших…

Алексис договорила последние слова и устало опустила руки. Качаясь от изнеможения, она отошла от края утеса. В голове ее гудело, кровь, казалось, пульсировала в том же ритме, в котором бились о скалы морские волны. Алексис понимала, что вот-вот упадет в обморок. Знала она и то, какими нелепыми покажутся ее клятвы двум стоящим позади мужчинам, если она сейчас оступится и упадет со скалы.

Танкер успел подхватить ее на руки до того, как она потеряла сознание. Он принес Алексис в дом и положил на диван в гостиной. В поисках чистой одежды и перевязочного материала Клод наткнулся на тело Франсин, лежащее под окном в столовой. Преодолев очередной приступ тошноты, он постарался вспомнить, когда могла умереть эта женщина, потом вернулся к Алексис с бинтами и тазиком воды — чтобы осмотреть раны, пришлось сперва отмыть кровь со спины.

Глядя на то, как трудится Клод, Лендис покачал головой:

— Траверс ее не щадил. Нужно из ума выжить, чтобы так изуродовать девчонку. Что нам с ней делать?

— Что делать? — переспросил Клод и вздрогнул, услышав собственный голос. — Мы возьмем ее с собой, что же еще. Здесь у нее никого не осталось. Британцы разорили дело ее отца. Ее муж погиб…

— Муж? Ты хочешь сказать, что человек, из-за которого она едва не умерла, был ее мужем?

— Кажется, да. Когда я разговаривал с секретарем Квинтона, он мне сказал, что у дочери Джорджа сегодня годовщина. Эта девушка, очевидно, дочь Джорджа, и тот мужчина — ее муж. Мать ее лежит мертвая в другой комнате. Ты видел, что с ней?

— Я не знаю, как это произошло, если ты об этом хотел меня спросить. А сейчас позволь мне, — предложил Лендис, заметив, что Клод собирается промыть ей раны. — Может, ты неплохой капитан, но, признаться честно, лекарь из тебя ни к черту. Возьми тряпку, намочи в воде и займись собой — у тебя на виске кровь. Кстати, тебя сильно задело?

Клод отошел от девушки, уступая место своему первому помощнику. Намочив кусок простыни, он по совету Лендиса принялся оттирать кровь с собственной головы. Если бы не Лендис, Клод и не вспомнил бы про то, что ранен.

— Пуля только царапнула. — Клод сел, уставившись в окно и стараясь не смотреть на манипуляции Лендиса. Слишком хорошо он помнил, что чувствовал, когда Лендис вот так же трудился над его собственной спиной. Он был рад, что девушка находится без сознания, и надеялся, что она пробудет в забытьи, пока все это не кончится.

— Тебе повезло, — заключил Лендис.

Он осторожно обрабатывал раны несчастной. Если она выживет, думал Лендис, Траверсу никак не позавидуешь. Лендис нисколько не сомневался в искренности проклятий девушки и ее готовности отомстить.

— Удача тут ни при чем, — отозвался Клод. — Она спасла мне жизнь. Этот англичанин точно отправил бы меня на тот свет. Она толкнула его, когда он стрелял. Успей она на мгновение раньше, меня бы вообще не задело.

— Зато промедли секунду — и я бы тебя сейчас хоронил.

— Что с Алленом и Бригсом?

— Их не воскресишь.

— Черт, — прошептал Клод.

Отмыв остатки крови со спины Алексис, Лендис грустно покачал головой. Раны были глубокие.

— Не знаю, выживет ли она, Таннер. Подойди сюда. Смотри, этот Траверс крепко над ней поработал, да и крови она потеряла предостаточно.

Клод заставил себя встать с места и подойти к дивану. Раны на самом деле выглядели ужасно. Если девушка выживет, шрамы останутся с ней навечно.

— Все, что мог, ты сделал, Лендис, по крайней мере кровотечение остановил. Я хочу собрать кое-что из ее вещей, чтобы мы могли прихватить их на корабль. Тела я занесу в дом. Кто-нибудь из горожан похоронит убитых. Мы сейчас не можем терять времени.

Клод быстро обошел спальни и задержался в комнате Алексис. Он побросал платья, белье, обувь и украшения в мешок и только после этого затащил мертвых внутрь. Уложив тела Джорджа и Франсин рядом, а Пауля — чуть поодаль, он занес в дом тела убитого им англичанина, матроса, которого пристрелил Траверс, Аллена и Бригса. Сейчас ни к чему было раздумывать над тем, почему слуг Квинтонов не оказалось на месте. Клод понимал одно — своим отсутствием они спасли себе жизнь. Закончив работу, он вернулся к Лендису. Настало время уходить.

— Подожди пару минут, Таннер. Мне надо перебинтовать девушку.

— Я помогу.

Клод присел на край дивана, и они вдвоем приподняли все еще не пришедшую в сознание Алексис. Клод снял с нее окровавленные тряпки — все, что осталось от платья. Он старался не думать о том, как хороша она была, если не замечать спутавшихся волос и следов страдания на лице. Лендис бинтовал, а Клод поддерживал девушку, и грудь ее касалась его груди. Именно тогда Клод решил, что, если бы даже всего, что случилось в этот день, никогда не произошло, он все равно нашел бы способ увести ее от мужа и никогда бы не дал вернуться на этот остров. Он бы любил ее страстно и долго, до тех пор пока никто из них двоих не смог бы больше продолжать заниматься любовью.

Капитан поднял глаза и увидел, что его первый помощник как-то странно смотрит на него.

— Она красивая, правда? — заметил Лендис как бы невзначай, продолжая бинтовать раны.

— Да, очень.

— Можно старику дать капитану совет?

— Можно, если этот старик ты.

— Не уверен, что тебе понравятся мои слова, ну да будь что будет.

Лендис распрямился и ополоснул руки в тазу. Затем, вытерев их о собственные штаны, сказал:

— Не бери ее с собой. Ты же слышал, что она говорила на утесе, прежде чем потеряла сознание. Если ей суждено выжить, она захочет остаться здесь, а не на борту «Гамильтона».

— Ты действительно считаешь, что она сможет все это пережить?

— Считаю. Ты помнишь, как Траверс обещал расправиться с ней, требуя, чтобы мистер Квинтон и ее муж бросили оружие?

Клод кивнул.

— Тогда ты должен помнить и то, что она им сказала. Она крикнула, что возненавидит их, если они подчинятся приказу Траверса. Они не опустили своих пистолетов…

— И поплатились за это.

— Я так не думаю, — Лендис бросил загадочный взгляд на капитана. — Девушка хотела пожертвовать собой ради людей, которых любила больше всего на свете. Если бы эти двое сделали, как им велел Траверс, она расценила бы такой поступок как предательство и действительно стала презирать их — ведь они не приняли бы то, что лишь она одна имела право им предложить.

— Ну и чего ты добиваешься?

— Только одного. Чтобы ты оставил ее здесь. Если ты возьмешь девушку на корабль и не дашь уйти, когда она сама того пожелает, она и тебя возненавидит.

— Господи! Ты говоришь так, будто я собираюсь держать ее на корабле вечно. Мы отвезем ее в Вашингтон, и там она сможет начать новую жизнь. Может быть, ей больше понравится в Бостоне, — тогда пусть будет Бостон. Моя сестра сможет о ней позаботиться.

— А я говорю, что ты не можешь решать, как ей строить жизнь.

В этот момент Алексис застонала.

— Сейчас девушка не в том состоянии, чтобы самостоятельно принимать решения. В одном ты был прав: я не собираюсь следовать твоему совету.

Лендис только пожал плечами.

— Пошли. Нам надо покинуть дом, пока она не пришла в сознание, — заторопился Клод.

Лендис помог капитану поставить Алексис на ноги, и тот, поднатужившись, перекинул тело девушки через плечо.

— Полегче, Таннер, она тебе не мешок с мукой.

Клод кивнул.

— Знаешь, она оказалась вовсе не такой легкой, как можно было предположить. Я пойду к кораблю, а ты пока забери вещи. Встретимся на берегу.

Лендис смотрел вслед капитану, несущему свой драгоценный груз на корабль. Он тоже был очарован девушкой и отчасти понимал капитана. Был бы он сейчас на тридцать лет моложе, скорее всего сам поступил бы так, как Таннер. Тридцать лет назад и у него хватало сил ставить женщин на место, что бы они там ни требовали. Однако эта женщина была другой. Ее клятвы чего-то да стоили. Лендис полагал, что такого сорта ненависть трудно перебороть просто сменой обстановки. По дороге на берег Лендис все думал о том, не забыл ли капитан о второй части, ее клятвы. С этим что он будет делать? Скорее всего если она останется жить, Таннер рискует стать жертвой безответной любви.

Едва взойдя на борт «Гамильтона», Клод дал сигнал к отплытию. Его не волновали любопытные взгляды команды, обращенные на странный груз капитана. Так и не пришедшую в сознание Алексис он перенес в свою каюту.

У себя Клод снял с Алексис бинты, стараясь действовать осторожно, чтобы не открылось кровотечение. Покончив с этим, он вымыл ее, выбросив остатки одежды, затем порвал на лоскуты для перевязок несколько чистых простыней. Наложив на раны мазь, Клод снова перебинтовал Алексис. Укрыв девушку, Клод занялся ее прической: сначала смыл остатки запекшейся крови с волос, затем осторожно, разделяя руками пряди, расчесал золотые кудри щеткой, заплел их в косу и перекинул на одно плечо, чтобы волосы не путались во время сна. Когда Клод решил, что больше ничего не может для нее сделать, он оставил Алексис спать, а сам вышел на палубу, где его ждали неотложные дела.

Нельзя сказать, чтобы все шло гладко. Лендис пытался объяснить команде, что произошло, и едва ли преуспел в этом. Все были возмущены гибелью двух своих товарищей, а еще больше — бесчеловечным отношением к девушке. Некоторые из людей Клода когда-то имели несчастье служить под командой английского капитана и считали себя счастливчиками, сумев улизнуть от «доброго папаши Траверса».

— Капитан Клод, — спросил Гарри Янг, хорошо знакомый с методами укрепления дисциплины, которые практиковал Траверс, — девушка будет жить?

На этот раз на лице Гарри не было неизменной кривой усмешки. Уголки губ его скорбно опустились, и мускулы лица чуть подрагивали, выдавая его гнев и возмущение. Нервным жестом он откинул со лба волосы. Гарри знал, что такое служить у Траверса, и испытал его «ласку» на собственной шкуре. В памяти его навсегда остался холодный взгляд хищных глаз капитана.

— Не уверен, Гарри, — тихо сказал Клод.

Он понимал, о чем думает сейчас его матрос. Выходит, не обманули дурные предчувствия, зародившиеся у них всех, едва вблизи замаячил британский фрегат.

— Она сильная, — добавил Клод. — Может, все и закончится для нее благополучно.

— Да, — Том Даниелс, говоривший с небольшим акцентом, свойственным жителям юга, всегда чуть растягивал слова. — Мистер Лендис рассказал нам, как она сопротивлялась Траверсу. Наверное, она действительно очень сильная.

— Или сумасшедшая, — вставил Майк Гаррисон и тут же невольно отступил за спины товарищей, такой тяжелый взгляд бросил на него капитан. Вообще и Майк, и другие моряки, все не робкого десятка, в присутствии молодого капитана утрачивали обычную бойкость. Майк в свои сорок лет еще не встречал человека, который умел бы его поставить на место так, как это делал Клод. Ему нравилось служить у человека, которого он уважал. Во всяком случае, работать на Клода было совсем не то же, что подчиняться человеку, который боится с тобой связываться и старается не нарываться на острое слово или насмешку.

— Ты не угадал, Майк, — раздельно проговорил капитан. — С мозгами у нее все в порядке. Ты скоро и сам в этом убедишься, если она выздоровеет.

Майк что-то пробормотал в свое оправдание, на что Клод с коротким смешком сказал:

— Не надо извиняться передо мной. Ты сможешь принести свои извинения даме лично. Когда она докажет тебе, чего на самом деле стоит.

— С нетерпением буду ждать ее выздоровления, — нашелся Майк.

Клод насколько мог подробно рассказал команде о происшедшем на берегу инциденте, после чего приказал всем приниматься за работу. Когда отпала необходимость в его присутствии на палубе, он вернулся в каюту проверить, как идут дела у Алексис. Она, похоже, тоже в нем не нуждалась. Девушка все еще была без сознания. Впрочем, для нее это было даже лучше. Так она не чувствовала боли, которая, стоило ей очнуться, напомнила бы о себе невыносимыми страданиями.

— Да, — сказал Клод, услышав осторожный стук в дверь.

В каюту вошел Лендис. Помедлив, он присел на край постели больной.

— Я смотрю, ты хорошо поработал, Таннер, — сказал старший помощник, проверяя перевязку.

— Ты ведь здесь не для того, чтобы сообщить мне, будто я похож на человека, у которого за спиной фельдшерская школа. Говори прямо, что тебе нужно?

— Я по поручению команды. Ребята хотят тебя кое о чем спросить. Я не уполномочен отвечать на такого рода вопросы. Иди, а я побуду с ней, пока ты не вернешься.

Клод вышел на палубу. Чувствовалось, что матросам стоило немалых усилий набраться храбрости и выступить против капитана. Таннер догадывался, что они хотели знать. Он сам задавал себе тот же вопрос не один раз с тех пор, как принес ее на корабль. Но знал он и то, какой ответ должен дать своим людям.

Капитан подошел к матросам, собравшимся на кормовой палубе.

— Мистер Лендис сказал, что вы хотите о чем-то спросить. Я слушаю.

— Вы, наверное, уже догадались, капитан, — сказал Гарри. — Короче, мы хотим догнать Траверса. Он не мог уйти далеко. Мы могли бы перехватить его.

— И еще, — вступил в разговор Майк, — готов поклясться, что здесь нет ни одного человека, который отказался бы поддержать вас, если вы решите так поступить.

— Спасибо, Майк. Я могу только приветствовать ваше мужество. Позвольте мне теперь объяснить, почему мы не сделаем этого. Мы уже потеряли двух лучших товарищей из-за этого мерзавца. У нас на борту молодая женщина, которая может погибнуть. Кроме того, мы не воюем с Британией, и еще неизвестно, когда начнем воевать. Нападение на Траверса равносильно объявлению войны. Мы не знаем, какими бедствиями для страны обернется эта акция, и не можем развязывать войну с другим государством только из-за того, что возмущены действиями отдельных его граждан.

Клод обвел взглядом лица молчавших моряков. Они не были довольны его решением, но не могли не признать, что их капитан был прав. Матросы предвидели его ответ, и он восхищался мужеством этих людей, все же задавших ему вопрос, который мучил всех. Почему не попробовать, даже если понимаешь, что результат едва ли будет положительным.

— У правительства глаза на лоб полезут, когда мы сообщим, что на корабли Квинтона они могут не рассчитывать. Нашим корабельщикам придется постараться. А пока нам ничего не остается, как на всех парусах лететь в Вашингтон, чтобы они успели вовремя принять необходимые меры.

Моряки согласно закивали. Каждый из них молча надеялся, что Медисон наконец осознает то, что для них всех уже было неоспоримой истиной: ни один американский корабль не будет чувствовать себя в безопасности в открытом море, пока Америка не построит флот, способный дать достойный отпор британским кораблям.

Глава 4

Три последующие ночи Клод почти не спал. Он не отходил от постели Алексис, постоянно менял ей бинты и холодные компрессы. Лендис иногда выручал капитана, давая ему возможность немного поспать, но едва Клод улавливал стон или вскрик больной, как тут же просыпался снова.

Вторая ночь была самой тяжелой. Алексис вся горела, словно в огне. Лендис счел нужным предупредить Клода, что девушка может не пережить ночи. Таннер чувствовал, что команда тоже нервничает. Если бы Алексис умерла, ему пришлось бы приложить немало усилий для того, чтобы не дать своим людям наделать глупостей.

Алексис постоянно разговаривала во сне, звала Джорджа и Франсин. Клоду показалось странным, что она зовет родителей по именам. Лендис тоже не мог ничего сказать по этому поводу. Кажется, больше всего девушка убивалась по Паулю. Пытаясь сесть, она тянула к нему руки, а когда не могла его найти, начинала безутешно рыдать.

Только к вечеру четвертого дня, как раз в тот момент, когда Лендис вышел из каюты капитана, а Клод после всех бессонных ночей наконец крепко уснул, Алексис пришла в себя.

Приподнявшись на кровати, она вглядывалась в темноту, постепенно начиная различать контуры спящего на стуле человека. Алексис не сразу узнала его. А когда узнала, то тут же вспомнила все. События страшного дня с поразительной четкостью встали у нее перед глазами. Но что было потом, она не могла вспомнить. Девушка презирала себя за слабость, за то, что позволила себе упасть в обморок, но неожиданно резкая боль в спине напомнила ей, что дело не в ее нервах или слабоволии. Алексис едва сдержала стон, прикусив губу. Непрошеные слезы потекли у нее по щекам.

Алексис спрашивала себя, как долго она пробыла без сознания. Скорее всего не больше нескольких часов. Сейчас уже темно, поздний вечер. Не может быть, чтобы была уже ночь. Алексис пыталась понять, где находится. Это не похоже на ее спальню. И… О Боже! Кровать под ней закачалась… Значит, она на корабле! К тому же, судя по шуму волн, бьющих в корму, они вышли за акваторию порта. Что наделали эти люди? Как посмели они забрать ее с острова!

Мужчина в каюте по-прежнему крепко спал. Алексис попыталась рассуждать логически. Кажется, другой человек называл его капитаном… Тогда это его корабль, и решение о том, чтобы увезти ее с Тортолы тоже, вероятнее всего, принял он. Алексис попробовала встать, движимая лишь одним желанием — выбраться наружу. Услышав, что мужчина зашевелился, она замерла и оставалась неподвижной до тех пор, пока он снова не уснул; затем поднялась с постели. Ей стало холодно. Только тут девушка осознала, что она стоит совершенно нагая. Куда подевалась ее одежда? Шепотом выбранив капитана, Алексис почти пожалела, что объект ее недовольства не мог услышать ее.

Обернувшись простыней, она на цыпочках подошла к сундуку, чтобы найти хоть что-нибудь. Надо сказать, Алексис здорово удивилась, обнаружив собственную одежду, аккуратно сложенную в стороне от вещей, которые могли принадлежать капитану. Сбросив простыню, она надела нижнюю рубашку и болезненно поморщилась, когда случайно задела бинты. Кажется, она сорвала струп, и рана начала кровоточить.

Алексис как раз вынимала платье, когда дверь в каюту распахнулась. Вошел тот самый человек, что вместе с капитаном присутствовал при расправе Траверса над ее семьей. Прежде чем он ее заметил, Алексис успела нырнуть в тень.

Лендис подошел к Клоду и безжалостно растолкал его.

— Твоя очередь прогуляться. Я посмотрю за… Господи, Таннер! Куда она пропала?

Клод чуть не подпрыгнул на стуле. Быть такого не могло! Он и заснул-то всего на пару минут. Конечно, она никуда не могла деться. Услышав шорох в углу, Клод обернулся. Алексис стояла, прижавшись спиной к стене и держа в руках платье. Глаза ее сверкали, словно у кошки, и Клод вдруг подумал, что она, наверное, видит в темноте гораздо лучше обычных людей. Он зажег лампу и направился к девушке.

Алексис еще теснее прижалась к стене: казалось, она хотела врасти в нее. И дело было не только в том, что она опасалась приближавшегося к ней человека; Алексис с трудом преодолевала боль и боялась снова упасть в обморок, если лишится поддержки. Она не могла позволить себе потерять сознание до того, как велит им вернуть ее на Тортолу.

Клод остановился в нескольких футах от нее и поставил лампу на комод.

— Вы еще недостаточно выздоровели, чтобы совершать прогулки. Позвольте мне помочь. Еще немного, и вы лишитесь чувств.

Какой у него приятный голос, подумала Алексис. Тембр голоса был глубокий и чистый, чуть хрипловатый от волнения. Судя по всему, он не хотел ее обидеть. Его широко распахнутые зеленые глаза говорили о том, что он хочет ей только добра. В жесте моряка, как и в его голосе, не было никакой угрозы, только готовность принять на себя ее боль, ее беду. Тело его было стройным и крепким, к Алексис вдруг вспомнила, как он нес ее и как приятно было чувствовать его так близко. Должно быть, это он успел подхватить ее, когда она потеряла сознание. Сейчас боль казалась почти невыносимой, и ей захотелось снова оказаться в этих руках, снова провалиться в бархатную мглу, но она, с трудом преодолевая головокружение, заставляла себя держаться. У нее есть цель, и она не должна сдаваться. Алексис напомнила себе, что перед ней тот самый человек, который увез ее из Род-Тауна. Она должна сказать ему, чтобы он вернул ее в город. Она должна сделать так, чтобы он ее понял.

Алексис взглянула в лицо незнакомца и снова подумала о том, что он по-настоящему красив. Даже сейчас, когда под глазами его легли темные круги и на лбу обозначились морщинки от усталости, он казался ей самым мужественным и самым интересным мужчиной из всех, с кем она была знакома прежде.

Моряк не отводил от нее больших, опушенных густыми черными ресницами глаз. Они были такими же зелеными, как мох, налипающий на волноломы. Нос его был прямым и довольно длинным. Такой нос обычно называют аристократическим. Он делает лицо слегка надменным. Губы, полные и чувственные, имели четкую, красивую форму. Кожа моряка была такой же, как и у нее, — бронзовой от загара. Борода его цветом была темнее волос, темно-рыжих, отливавших в медь, длинных и вьющихся, достающих до воротника рубашки.

И вдруг Алексис стало страшно. Борода! Откуда она? Раньше он был без бороды. Борода не может отрасти за такой короткий срок! Так не бывает. Алексис вскрикнула, настолько она была поражена тем, что только сейчас дошло до ее сознания. Она находилась в открытом море! Несколько дней! Какой ужас!

Алексис уронила платье. Боль наконец победила, и она сползла на пол.

Клод быстро подхватил девушку и осторожно отнес на свою койку. Уложив Алексис, он бережно укрыл ее одеялом и только затем обернулся к Лендису.

— Как ты думаешь, что ей было нужно? Мне показалось, что она хотела что-то сказать, но как только взглянула на меня, тут же упала в обморок.

— Ты, очевидно, давно не видел себя в зеркале! — рассмеялся первый помощник. — Ну и физиономия у тебя, Таннер! Ты перепугал ее своим видом до полусмерти. Ей-богу, ты и меня пугаешь, когда смотришь вот так, как сейчас.

У Клода желваки заходили под, скулами.

— Убирайся отсюда, Джон! Скажи команде, что девушка идет на поправку, потом вели принести сюда воды, чтобы я мог помыться и избавиться от этой проклятой щетины.

Лендис, хихикая в собственную бороду, вышел из каюты. Сообщив матросам приятную новость, он, не мешкая, принес капитану воды. При этом Джон старательно делал вид, что поведение капитана, роющегося в вещах в поисках рубашки и брюк поновее, его не удивляет.

Приняв ванну и побрившись, Клод оделся во все чистое, чтобы больше не смущать гостью своей неопрятностью. Затем он решил пойти подышать свежим воздухом. Проведя долгое время без сна Таннер чувствовал себя не очень хорошо, в таком состоянии он не имел права управлять кораблем и принимать решения. Пройдя в рулевую, он подошел к борту и встал около него, крепко держась за перила. На небе светила полная луна, и корабль отбрасывал на воду колеблющуюся тень. Клод смотрел на эту тень, не замечая долетавших до его лица соленых брызг, и думал о девушке.

Правильно ли он сделал, решив взять ее с собой на корабль? В сотый раз Клод задавал себе этот вопрос. Каковы были его настоящие мотивы? Ведь он мог оставить девушку в городе; очевидно, там у нее есть друзья, которые могли бы о ней позаботиться. Может быть, так было бы лучше для нее. Девушка была бесспорно красива, но не только внешность привлекала в ней. Одно ее присутствие заставляло подтягиваться, побуждало окружающих вести себя и мыслить в том же ключе, что и она, в соответствии с ее высочайшими мерками.

Самое главное — ее глаза. Эти кошачьи янтарные глаза. Тогда в каюте Клоду показалось, что они прожгут его насквозь. Он еще ни разу в жизни не встречал столь выразительных глаз. Клод знал, что она смотрит на него, как смотрит на охотника загнанное животное, осознавая опасность и рискованность своего положения. Но он знал и другое: она поняла, что опасности нет. Он увидел эту счастливую перемену в ее взгляде, заметил, как исчезла сковывающая ее напряженность. Затем вдруг снова наступила перемена. Таннер пока не догадался, в чем тут причина. Она готова была что-то ему сказать, он в этом уверен. Затем она вся внутренне сжалась, и взгляд ее снова стал похож на взгляд пойманного зверька… В глазах девушки стоял ужас, за которым скрывались гнев, растерянность, крушение надежд. Клод понимал, что каким-то образом виноват в этом был он сам. Но что он сделал, чем так разочаровал ее?

Капитан обернулся, услышав за спиной шаги.

— Что там, Лендис?

— Пойду-ка я позабочусь о нашей гостье. Повязки пора поменять. Надо бы ей проветрить раны на свежем воздухе, но я не думаю, что она сможет гулять по палубе без платья.

Клод улыбнулся:

— Да уж, скорее всего она не согласится. Ладно, иди и будь там. Мне кажется, ей не захочется видеть меня какое-то время.

— Девушка очнется не раньше утра. Она слишком рано попыталась встать и добавила себе неприятностей.

— Я знаю, — кивнул Клод. — Как ты считаешь, почему она решила подняться с постели?

— Думаю, ей хочется поскорее покинуть корабль, капитан.

— Мы ведь скоро это выясним, не так ли?

Лендис только кивнул и, не сказав более ни слова, пошел в каюту капитана.

Почувствовав чье-то осторожное прикосновение, Алексис повела плечом, давая понять, что оно ей неприятно. Девушка хотела только одного — чтобы ее оставили в покое. Ей надо было сосредоточиться, собраться с мыслями и спланировать свои действия. Алексис повернула голову и открыла глаза. После того как туманная дымка рассеялась, она увидела, что над ней склонился второй из знакомых ей моряков, и он очень бережно и умело снимает повязки.

— Лучше лежать тихо, — произнес он. — Я не хочу причинить вам боль.

— Где капитан?

Алексис с трудом сдерживалась. Несмотря на все старания Лендиса, безболезненно снять бинты не удавалось. Она прикусила губу и терпела, понимая, что лишние движения и стоны только ухудшат дело.

— Я хочу увидеть его.

— Позже. Он тоже хочет поговорить с вами, но только когда вам станет лучше.

Алексис вздохнула. По мере того как Лендис натирал спину мазью, жгучая боль стихала. Ей снова захотелось спать. Когда моряк закончил свою работу, Алексис повернулась к нему и спросила:

— Как вас зовут?

— Джон Лендис.

— А вашего капитана?

— Клод. Таннер Фредерик Клод.

— Такое имя не забудешь. Он хороший человек, ваш капитан?

Лендис рассмеялся.

— Вы сами сможете составить о нем мнение, если еще не успели сделать это утром. Но одно я вам могу сказать точно. Нет на свете другого человека, за которым я бы пошел куда угодно.

Лендис заметил, что губы его пациентки тронула улыбка.

— А кто вы? — спросил он. — Мы знаем о вас только, что в девичестве вы звались мисс Квинтон. Но, поскольку вы замужем, теперь у вас, вероятно, другая фамилия, не так ли?

Алексис смотрела на Лендиса в полнейшем недоумении. А может, она взглядом давала ему понять, насколько неуместным было напоминание о погибшем муже? Да уж, кажется, он свалял дурака. Не надо было этого говорить, чтобы лишний раз не расстраивать женщину, оставшуюся вдовой.

— С чего вы взяли, что я замужем?

Лендис облегченно вздохнул, догадавшись, что она только обескуражена, а не расстроена его словами.

— Капитан Клод слышал что-то насчет годовщины. Мы предположили…

Лендис запнулся. Пожалуй, он действительно сказал что-то не то… Глаза, только что приветливо смотревшие на него, сузились в щелки, и рот сжался в узкую полоску.

— Вы ошиблись, — сказала она раздельно и внятно, делая ударение на каждом слове. — А теперь не будете ли так любезны оставить меня в покое?

— Сперва я должен вас перевязать.

Будь на то его воля, он ушел бы, не раздумывая.

— Мне не нужна перевязка, — с нажимом в голосе произнесла Алексис. — Мне нужен свежий воздух. Завтра я смогу встать с постели. Пожалуйста, уйдите, мистер Лендис.

Лендис предпочел не спорить. Забрав с собой грязные бинты и таз с водой, он ушел.

Алексис смотрела ему вслед, пока не захлопнулась дверь. Услышав, как удаляются его шаги, она села и с радостью обнаружила, что движения уже не доставляют ей прежней боли. Пожалуй, через день или два она сможет обойтись без лекарств. Для того чтобы действовать, нужны были силы. Первое, чем предстояло заняться, — организовать возвращение домой. Разумеется, здоровой сделать это гораздо проще, чем больной. Зря, наверное, она прогнала Лендиса. Могла бы разузнать у него побольше.

Алексис до сих пор не имела представления, что это был за корабль и на каком расстоянии от Тортолы они находились.

Итак, годовщина. Зачем он только упомянул это слово? Впрочем, откуда ему было знать, что эта тема отныне запретная? Алексис опустила голову на руки, спрятав лицо в ладонях. Раны на теле она сумеет скрыть; тем более никто не должен видеть жестоких ран, оставленных в ее сердце потерей самых дорогих ей людей. Она могла бы разделить эту боль только с тем, кого любит, но теперь и это ей недоступно. Никогда и никого она не полюбит больше. Еще раз обрести и потерять любовь — такого ей, возможно, не выдержать, а следовательно, нельзя и допускать.

Алексис совершенно не скучала по Лондону, и детство старалась не вспоминать. Порой с горькой иронией она задумывалась о том, было ли у нее вообще детство. Она никогда не чувствовала себя ребенком. Ей нечего было терять, когда она ступила на борт «Звездного». Ни привязанностей, ни воспоминаний. Все изменилось после начала их дружбы с Паулем. Он понимал ее, уважал и сумел вызвать в ней привязанность, а потом и любовь. Когда он уезжал, Алексис впервые узнала, что такое горечь разлуки, скрасить которую могло только ожидание встречи. Джордж и Франсин были совсем другими, она и любила их по-другому. Они оба старались дать ей то, что, как они считали, будет для нее самым лучшим. Алексис полюбила их по-настоящему в тот момент, когда ее приемные родители поняли, что их дочка сама знает, что для нее будет лучше всего.

Больше она никогда их не увидит. Господи, какая боль! Произнося клятву, Алексис знала, о чем говорит, и не собиралась нарушить ни единого слова обета, данного тогда на утесе. Траверс заплатит за все, что он с ними сделал. Она будет жить для того, чтобы отомстить за смерть близких.

Алексис села, распрямив спину. Слезами горю не поможешь. Что толку без конца оглядываться назад? Надо смотреть вперед, в будущее. Квинтонское судоходство пока подождет. То, что забрал Траверс, будет отстроено позже — Джордж достаточно хорошо научил ее управляться с делами. Сейчас надо было придумать какой-нибудь способ вернуться в Род-Таун. Там она соберет команду и начнет охоту за Траверсом. Так будет. Каждая минута, проведенная здесь, на чужом корабле, отдаляла ее от цели, оборачивалась потерей времени. Утром она поговорит с капитаном и объяснит, что намерена делать; тогда он поймет! что должен вернуть ее домой. Лендис сказал, что он хороший человек, и Алексис не имела оснований ему не верить. Он пытался остановить Траверса, и он спас ей жизнь. Она должна поблагодарить его, а потом попросить отвезти обратно.

Алексис легла на койку и укрылась с головой. Вскоре ее сморил сон.

Тихонько приоткрыв дверь и увидев, что девушка спит, Клод на цыпочках вошел в каюту, стараясь не разбудить больную. Лендис сообщил ему, что она хотела поговорить о чем-то очень важном, а Клод слишком устал для такого разговора. Он достал из сундука одеяло и подушку и так же неслышно прошел в маленькую каюту, смежную с капитанской. Клод решил спать там, на койке, а не у себя на полу, как было до сих пор, поскольку сейчас состояние девушки не вызывало особых опасений. Алексис перевернулась во сне, и Клод замер на пороге, прислушиваясь к ее дыханию.

Девушка откинула во сне одеяло и простыню, и они соскользнули на пол. Рубашка задралась до бедер, и Клод залюбовался ее длинными точеными ногами, таинственно белевшими в лунном свете. Она снова шевельнулась, слегка повернув голову, затем длинными пальцами откинула золотую прядь, упавшую на лицо, чуть приоткрыла губы, и Клод услышал легкий, как дыхание, вздох. Это был самый приятный, самый нежный звук из тех, которые ему доводилось слышать. Клоду вдруг захотелось украсть у нее этот вздох, овладеть им. У него возникло страстное желание сделать так, чтобы она всегда была счастлива и покойна, чтобы никогда не чувствовала никакой боли, ничего иного, кроме того, что, должно быть, ощущала сейчас во сне. Он убедит ее никогда не возвращаться на остров. Род-Таун был для нее мучительным напоминанием о том, что случилось. Разве мог он допустить, чтобы она так издевалась над собой! Он не даст ей уйти. Она выслушает его и все поймет.

Клод укрыл девушку и торопливо вышел из комнаты. Дыхание его сбилось, ему мучительно хотелось дотронуться до нее, познать ее ласки. Но сейчас было не время. Не так скоро, говорил он себе. Он хотел эту женщину и твердо знал, что сумеет дождаться нужного часа. Он будет ждать до тех пор, пока она не захочет его столь же страстно, как он хотел ее.

Алексис проснулась от легкого стука в дверь ее комнаты. Она протерла глаза и села на постели.

— Минуточку, — крикнула она человеку за порогом. Вскочив с кровати, девушка достала из сундука свежую рубашку и сменила ту, запачканную кровью, что была на ней. Платье она надеть не могла — этого ей не позволяли незажившие рубцы на спине. Тогда Алексис решила воспользоваться одной из рубашек капитана. Не задумываясь о том, понравится ему это или нет, она продела руки в длинные рукава и застегнула пуговицы. Манжеты доходили ей до кончиков пальцев, а подол до середины бедра. Алексис не смогла удержаться от смеха, посмотрев на свои ноги. Ступни ее были босы, а нижняя рубашка оказалась не длиннее рубашки капитана. Впрочем, не могла же она требовать от того, кто собирал ее в дорогу, чтобы он знал, какие из ее вещей годятся, а какие стали малы. Алексис села на кровать, поджав под себя ноги, и разрешила стучавшему войти.

Увидев Лендиса, она улыбнулась.

— Я так и подумала, что это вы, — сказала девушка и посмотрела на поднос, который он держал в руках. — Что это там у вас?

— Ваш завтрак, — ответил помощник капитана и фельдшер по совместительству, поставив поднос на стол. — Капитан подумал, что к вам должен вернуться аппетит. Когда вам было плохо, вы ели совсем мало.

— Капитан Клод весьма предусмотрителен, мистер Лендис. Когда я смогу с ним поговорить?

— Называйте меня просто Джоном. У нас тут принято общаться без формальностей. По крайней мере когда мы не при исполнении. Вы сможете увидеть капитана, как только захотите, мисс.

Алексис встала с койки и уселась за стол. Увидев свежие фрукты, она поняла, насколько была голодна.

— Смотрится весьма аппетитно, Джон. Вы не попросите капитана разделить со мной завтрак, если он не слишком занят? Мне не терпится переговорить с ним. Я и правда голодна как волк, но здесь все равно слишком много еды для одного человека.

— Конечно. Но как я вас ему представлю? Я до сих пор не знаю, как вас зовут.

Алексис очистила апельсин и поднесла дольку к губам. Она улыбнулась немного странно, будто включаясь в какую-то ей одной известную игру.

— Пожалуйста, передайте капитану Клоду, — сказала она, в упор глядя на Лендиса, — что с ним хочет говорить Алекс Денти.

Алексис, прищурившись, смотрела, как Лендис переваривает полученную информацию. Под именем Квинтон она жила в своем «вороньем гнезде» на Тортоле. Это имя осталось в той, счастливой части ее жизни. Под именем Денти она прибыла на остров и под этим именем вернется туда опять. Отныне имя станет ее талисманом. Быть может, это сочетание звуков принесет ей успех в погоне за Траверсом…

— Я все объясню капитану Клоду, — добавила Алексис, видя, что Лендис в недоумении поглаживает бороду. Первый помощник задумчиво кивнул и вышел из комнаты.

Алексис ела медленно, с удовольствием, наслаждаясь вкусом каждого из принесенных ей блюд, откладывая кое-что для капитана. Она успела насытиться и вытирала салфеткой рот, когда открылась дверь и в каюту вошел Клод.

Таннер закрыл за собой дверь и прислонился к косяку.

— Мне сказали, что вы хотите меня видеть прямо сейчас.

— Я не заставляла вас приходить. По вашим словам можно представить, будто я здесь командую.

Клод предпочел обойтись без комментариев. Стоило ли говорить ей о том, что даже просьбы ее воспринимаются Лендисом как распоряжения? Капитан отдавал себе отчет в том, чего можно от нее ожидать.

— Вероятно, у вас есть ко мне вопросы… впрочем, как и у меня к вам, — сказал он после непродолжительной паузы.

Алексис старалась не замечать привлекательности хозяина каюты — ее цели это только мешало. Она помнила, что капитан показался ей красивым накануне вечером, но сейчас, в свете дня, он был просто сногсшибательно хорош. Он словно слился с этим кораблем. Она могла представить Клода плывущим среди волн так же легко, как и его корабль. Вот он отделился от двери и пошел к ней. В его походке чувствовались гордость и некая надменность.

Алексис на мгновение закрыла глаза, вспомнив, как Франсин говорила ей о том, что она способна взглядом распугать всех кавалеров. Его она терять не хотела. И вдруг Алексис поняла, что этот мужественный человек вряд ли из тех, кого отпугнет ее манера смотреть людям в глаза. Что же, она была рада. Капитан, безусловно, поймет ее и отправит назад, на Тортолу.

— У меня действительно есть к вам несколько вопросов, капитан Клод, — сказала Алексис, когда тот сел за стол напротив своей гостьи; ей нравилась его манера двигаться — основательно, не суетясь, по-хозяйски. — Так кто же начнет первый? Корабль все-таки ваш.

— Ну что ж, — Клод принялся разделять на дольки апельсин, оставленный для него Алексис. — Во-первых, я хотел бы развеять загадку относительно вашего имени. Вы нас всех поставили в тупик. Поскольку вы жили в доме на холме, то должны приходиться Квинтонам дочерью, я так понимаю. По вашим словам выходит, что это неверно.

— Я была дочерью Джорджа и Франсин, но не в том смысле, в каком предполагаете вы. Я прожила с Квинтонами шесть лет, попав к ним тринадцатилетней. Они были очень добры ко мне.

Клод посмотрел на девушку с удивлением. Голос ее стал тусклым, а глаза лишились всякого выражения. Она говорила так, будто оглашала список продуктов, которые надо заказать бакалейщику. Не так говорят о людях, которых считаешь своими родителями. Капитан не желал иметь дела с истеричной дамочкой, но он не был готов и к такому сухому отчету. Он-то знал, через что ей пришлось пройти. Чуть приподняв бровь, Таннер задал ей следующий вопрос:

— Тот мужчина, которого вы пытались…

— Его звали Пауль Эндрю, — ответила она. — Именно он привез меня к Джорджу и Франсин. Этот день мы дотом отмечали каждый год как праздник, как годовщину моего пребывания в этой семье. — Голос ее сорвался, и Алексис отвернулась, молча выругав себя за то, что потеряла контроль над собой. — Утром я увидела Пауля впервые с тех пор, как шесть лет назад он привез меня на Тортолу, а к полудню…

Алексис замолчала, пытаясь сдержать подступившие слезы.

Клод помрачнел. Он тоже вспоминал увиденное в то утро: девушку на берегу и идущего к ней мужчину. Тогда он решил, что они любовники. Странно было узнать, что мужчина не был ее мужем и любовь их имела совершенно иную природу.

— Вы не обязаны давать мне отчет, — мягко сказал Клод, видя, с каким трудом ей удается сдерживаться. Он не мог не восхищаться ею и не уважать ее за то, что она не позволяет себе выплескивать свои чувства в присутствии полузнакомого человека. И все же, если бы она не справилась с собой и разрыдалась, Клод не стал бы презирать ее за это. Он знал, что стоит за этими слезами. И Алексис тоже знала.

— Я бы хотела закончить, если не возражаете, — сказала она тихо и продолжила: — В тот день, когда капитан Траверс явился в наш дом, была шестая годовщина моего прерывания на Тортоле. Джордж рано ушел с работы, рассчитывая провести весь оставшийся день со мной и Франсин. Слуг заранее отпустили, чтобы мы могли отметить наш праздник без посторонних. Мы всегда любили проводить его так. Пауль появился в городе именно в этот день совершенно случайно. Он обещал навестить меня, когда его корабль окажется у берегов Тортолы, и то была первая возможность для него побывать у нас. Я не знаю, что вы видели тогда, но знаю, что вам известно. Все они погибли. У вас есть еще вопросы?

— Ни одного, который не мог бы подождать. Скорее, у вас есть ко мне вопрос.

— Я хотела бы знать, где нахожусь.

— Нет ничего проще. Вы находитесь на борту «Гамильтона», корабля, принадлежащего военно-морскому флоту США. В настоящее время мы направляемся в Вашингтон и надеемся прибыть туда через пару недель. Я полагаю, этой информации для вас достаточно.

Клод улыбнулся.

Алексис смотрела на него в упор. Пальцы ее непроизвольно сжали рукоять ножа, которым она очищала апельсин.

— Нет, капитан, этого недостаточно.

Девушка медленно подняла руку с зажатым в ней ножом. Клод ни разу не моргнул. Быстро обернувшись, она метнула нож в дверь каюты. Нож воткнулся в самую середину следа от сучка, выбранного ею в качестве мишени.

— И что, у вас на острове все такие искусницы? — спросил Клод, не дрогнув ни единым мускулом.

— Нет, не все. Это Пауль меня научил.

Алексис решила дождаться его реакции, но Клод продолжал молча смотреть на нее своими зелеными глазами. Вид его был совершенно невозмутим.

— Вы не имели права забирать меня с острова, капитан.

Алексис полагала, что Клод поймет ее, что она сможет произвести на него впечатление. Однако на этот раз ее методы не действовали. Она проигрывала. Более того, Алексис даже показалось, что моряк слегка ухмыльнулся, и это ее взбесило.

— Капитан, у меня есть, чем заняться дома. Я не хочу в Штаты.

Если бы только Пауль мог это слышать!

— Вы должны развернуть корабль и отвезти меня обратно.

— Должен? Я не ослышался? Вы сказали, что я вам что-то должен, мисс Денти?

В голосе Таннера звучало искреннее удивление.

Лендис был прав, подумал Клод. Эта девушка знала, что говорит, когда давала клятвы там, на холме; и сейчас она была преисполнена решимости сделать то, что обещала. В какой-то мере ему это даже нравилось, хотя он никогда не решился бы сказать об этом вслух.

— Лучше Алекс или Алексис — можете меня называть, как хотите, но вы не ослышались. Я сказала, что вы должны вернуть меня туда, откуда увезли. Вы не имели права решать за меня; я прошу вас исправить ошибку и отвезти меня обратно.

— Честно говоря, я не заметил, что вы меня о чем-то просите, Алекс Денти…

Ему нравилась эта прямота. Она как нельзя больше подходила ко всему ее облику.

— Я не слышал ничего, кроме требований. Честно говоря, ваши слова звучат крайне неблагодарно.

— Я не могу быть вам благодарной, если вы не даете мне распоряжаться моей жизнью по собственному усмотрению!

— Но я вам предоставил возможность жить. Это уже кое-что, — терпеливо разъяснил Клод. — На Тортоле у вас никого не осталось. Если вы вернетесь и попытаетесь осуществить свою месть, вы погибнете. И я тогда уже ни за что не буду отвечать.

— Я думаю, вы и не должны нести ответственность ни за мою жизнь, ни за мою смерть. Здесь мне надлежит принимать решения и отвечать за последствия. Мне, а не вам. Что я забыла у вас в Вашингтоне? После всего случившегося что нужно мне в ваших Соединенных Штатах? Ничего. Вот таким будет мой ответ. То, ради чего мне стоит жить, находится где-то в океане, вероятнее всего, вблизи Антигуа — и там я его и отыщу.

— Ну а если не получится?

— Получится.

— Хорошо. Предположим, что вы его нашли. Вы отомстили. Что дальше? Как жить потом, если единственной целью в жизни являлась месть?

— Тогда у меня появятся другие цели. Например Корабельная компания Квинтона. — Алексис с удовлетворением подметила, что брови капитана удивленно приподнялись. Правда, в его взгляде было больше любопытства, чем доверия. — Джордж научил меня всему, что следует знать о деле. После того как я убью Траверса, я вернусь в Род-Таун и займусь строительством новых кораблей. Раз уж так случилось, мне придется взять бразды правления гораздо раньше, чем я предполагала; жаль, что обстоятельства, сопутствующие этой передаче, такие печальные.

— У вас, кажется, есть ответы на все вопросы, Алекс, — Клод, усмехнувшись, покачал головой.

— На все, — быстро ответила Алексис, — кроме одного. Я не знаю, почему вы взяли меня с собой.

— Вы нуждались в уходе. У Джона есть кое-какой опыт по части медицины, он врачевал и более страшные раны. Я без опасения вверил вас его заботам.

Клод изо всех сил старался не отводить глаз. То, что он сказал, было правдой, но не всей правдой. И она догадается об этом, если он опустит взгляд. Ему даже показалось, что Алексис успела его вычислить. От нее не так-то легко было скрыть истину.

— Но вы могли бы оставить меня в городе. Там есть люди, которые помогли бы мне. Мои друзья и, все, кто работал у моего отца, — им я была небезразлична.

— Вам нужен профессиональный врач, а не какая-нибудь знахарка с притираниями, — спокойно пояснил Клод. — В Штатах вы получите настоящую медицинскую помощь.

— Мне и без доктора становится лучше день ото дня. И потом Тортола не необитаемый остров. Там за мной был бы вполне надлежащий уход.

Алексис замолчала. Ей стало ясно: он не собирается ничего говорить об истинной причине своего поступка. И Алексис вдруг пришла в голову мысль, что она не очень-то хочет узнать эту причину. Если он не желает честно говорить с ней о том, зачем забрал ее с Тортолы, нет смысла спрашивать его, почему он не хочет отправить ее обратно. Совершенно очевидно, что оба мотива взаимосвязаны. Нужно было поискать другой путь, чтобы заставить этого упрямого моряка понять, что она не хочет дальше иметь с ним дело.

— Клод, я довольно богатая женщина. Британцы забрали несколько кораблей отца, но кое-что у меня осталось. Немало моих кораблей сейчас в море, с грузом, а денег у меня хватит, даже если придется начать дело почти с нуля. Я сумею отстроить новые суда. Наш дом не очень большой, меньше, чем дома некоторых плантаторов, но это не оттого, что у нас не хватало средств: просто он нас устраивал. Мы жили сравнительно скромно, но не по необходимости, а по собственному выбору. Из всего этого следует, что я могу заплатить вам и вашей команде значительную сумму, если вы доставите меня обратно домой.

Неожиданно встав, Клод взял со стола нож, которым чистил апельсин, и метнул его в дверь. Нож воткнулся в дерево в дюйме от ножа Алексис.

— Нет, — твердо произнес он. — Мне не нужны ваши деньги. Ни мне, ни моим людям.

Алексис отодвинула стул и тоже встала. При этом у нее очень сильно заболела спина, но она старалась не подать вида. Чтобы не упасть, ей пришлось слегка опереться на стол.

— Так чего же вы хотите, черт возьми?

В голосе девушки не было гнева, лишь растерянность и отчаяние. Она не могла понять, почему он отказывает ей в ее столь естественной просьбе.

— Я хочу вам только добра! — мягко сказал Клод.

Алексис слегка покачнулась. Не слишком ли много для одного разговора? Она силилась держаться прямо и, когда он сделал шаг, чтобы поддержать ее, остановила его взмахом руки.

— Не беспокойтесь, сейчас все пройдет.

Она подождала, и боль действительно поутихла. Алексис подошла к койке и села на край, спрятав под нее босые ноги.

— Вы не можете знать, что для меня хорошо и что плохо, — устало заметила она. — Один раз вы уже попытались решить за меня и попали впросак. Я могу вам сказать, что для меня будет лучше всего, но вы, кажется, не думаете, что я способна рассуждать здраво.

— После всего, что вам довелось пережить, я действительно сомневаюсь в этом.

Алексис горько, усмехнулась.

— Я думала, что смогу объяснить, чего хочу, без жалоб и слез… и вы поймете!

Она замолчала, и лицо ее приняло сосредоточенное выражение. Настало время заставить его разобраться в его собственных чувствах. Пусть он сперва сам для себя решит, зачем взял ее с собой. Может быть, только так она сможет купить себе свободу. Черт возьми, ей не хотелось торговать собой. Такую цену нелегко было заплатить, особенно мужчине, который, кажется, больше не вызывал у нее никакой симпатии. Сейчас она была готова его возненавидеть. Вот это как раз и удивляло ее по-настоящему: ведь даже к Траверсу она едва ли испытывала ненависть — этот негодяй того не стоил. Она просто вычеркнула его мысленно из списка людей. Может быть, поэтому так легко было решиться расправиться с ним, лишить его жизни. Все равно, что раздавить муху, таракана, существо, недостойное жить. Безразличие оказалось сильным оружием.

Клод никак не мог понять, отчего столь стремительно происходят перемены в ее настроении. Она перестала смеяться так же внезапно, как начала. Капитан чувствовал, что допустил какой-то серьезный промах, но не вполне отдавал себе отчет, в чем именно этот промах состоял. Он едва не вышел из себя, когда она стала предлагать ему деньги. Неужели эта строптивица не понимает: задуманное ею иначе, как безумием не назовешь? Он не мог ей подыгрывать. Если Алекс Денти — или как там ее — полагает, что он не будет чувствовать себя ответственным за ее гибель, она ошибается.

Стоя возле кровати и опираясь на один из поддерживающих полог столбцов, Клод пристально смотрел на девушку. В своем странном наряде она была похожа на оборванку. Ее рубашка была слишком коротка, а его рубашка слишком велика для нее — и тем не менее ее красота не была посрамлена ни на йоту. Держась за спинку кровати, Алексис заложила руки за спину, одной голой ногой лениво почесывала другую. Моряк подумал, что окажись перед ним другая женщина, он не стал бы медлить ни секунды. Клод задержал дыхание, так как знал, что сейчас будет. Хорошо бы, чтобы так же легко, как дыхание, он смог удержать и свой темперамент.

Алексис улыбнулась Клоду медленно и соблазнительно. По крайней мере она надеялась, что улыбка ее получилась именно такой. Ни в коем случае нельзя было улыбаться, словно маленькая девочка. Это было бы совсем не то. Алексис пыталась воспроизвести улыбку Франсин в те минуты, когда та, улыбаясь Джорджу, надеялась что-нибудь от него получить. Иногда это срабатывало, иногда нет. Алексис терпеть не могла мошенничества, но Франсин убеждала ее, что Джордж прекрасно знал правила игры и поддавался только тогда, когда сам этого хотел. Алексис не была уверена, что с капитаном можно играть в такого рода игры, но у нее не было выбора.

— Вы находите меня красивой, правда, Клод?

Проклятие! Франсин никогда не начала бы с этого. Надо было повнимательнее приглядываться к тому, как она это делает. Франсин говорила, что Алексис действует и говорит слишком прямо…

— Да. Вы очень красивая, Алексис!

Слава Богу, получилось. Капитан заглотнул наживку.

Клод едва сдержал улыбку. Даже в обольщении его гостья оставалась все такой же холодной и решительной. Это было необычно и поэтому возбуждало.

— И вы хотите, чтобы я легла с вами в постель, не так ли?

Алексис старалась говорить ровным голосом, но чуть хрипловато, так, как, по ее мнению, должна говорить уверенная в себе красавица. Сказать по правде, уверенности ей сейчас очень недоставало. Однако капитан продолжал пялиться на нее своими изумрудными глазами.

— Да. Очень хочу.

Клод задавался вопросом, способна ли она оценить то усилие, которого стоила ему его честность. Он хотел ее сильнее, чем она могла осознать, но не мог позволить ей использовать собственное тело как взятку. Зная, каким будет следующий шаг, он сделал неимоверное усилие над собой, чтобы достойно его встретить.

— Тогда я позволю вам лечь со мной в обмен на то, что вы вернете меня на Тортолу.

Клод с трудом скрыл удивление. Он никак не ожидал, что предложение прозвучит так незатейливо прямо. Он думал, что она откинется на подушки и прошепчет что-то насчет того, что хочет этого так же сильно, как и он, или начнет распространяться о том, что мечтала стать его любовницей с того самого мгновения, как увидела впервые. Тогда он возненавидел бы ее за ложь. Но теперь Клод не мог на нее даже сердиться.

— И вы позволите мне стать вашим любовником, Алекс? — недоверчиво переспросил он.

— Да, именно это я и хотела сказать.

Моряк подошел ближе. Он знал, что мог бы сейчас дотронуться до нее и не получить отпора. Да, она не посмела бы сопротивляться.

— Я мог бы взять тебя, Алекс, не дожидаясь твоего разрешения.

Он видел, как она удивленно приподняла брови.

— Вижу, ты об этом не думала?

— Нет, — прошептала она.

— Раздевайся.

— Разверните корабль.

Клод рассмеялся, повернулся к девушке спиной и пошел к двери. Перед тем как уйти, он сказал:

— Я поднимусь на палубу и отдам распоряжения. Когда я вернусь, ты должна лежать в постели раздетая и готовая выполнить обещанное. Поняла?

Он улыбнулся, когда она решительно кивнула в ответ, и вышел.

Маневр, о котором распорядился Клод, был настолько необычным, что матросы недоуменно зачесали затылки, но никто не посмел задать ему ни одного вопроса. Даже Лендис молчал. Клод рассчитывал на то, что не ошибся в ней. То, что она предложила, явилось испытанием не только для него, но и для нее самой.

Он подождал, пока «Гамильтон» начал медленное движение по кругу, затем вернулся к себе в каюту. Алексис сидела все в той же позе. Похоже, она была не в силах сделать ни одного движения.

Она подождала, пока он подойдет вплотную к постели, и только тогда заговорила.

— Я не смогла, — тихо сообщила она.

Вместо того чтобы рассердиться, он, кажется, даже обрадовался.

— Я знаю, — просто ответил он. — На это я и рассчитывал.

— Но корабль, — запинаясь проговорила она. — Я чувствую, как он разворачивается.

— Делает круг. Я не собирался исполнять то, на чем вы настаивали, потому что и вы не смогли бы выполнить обещание. Мне пришлось убедить вас в этом. Я рад, что оказался прав.

Алексис была смущена, и он увидел это до того, как она облекла свои чувства в слова.

— Вы рады? Но я думала… Я хочу, чтобы вы ответили на мой вопрос. Так вы меня не хотите? — наконец выдавила Алексис.

Клод положил ей руки на плечи и привлек к себе, заставив остановиться до того, как их тела коснулись друг друга. Одной рукой легко дотронувшись до подбородка, он повернул лицо Алексис так, чтобы заглянуть в ее поразительные янтарные глаза.

— Я не лгал тебе. Ты очень красива, и я действительно хочу лечь с тобой в постель. Но не на условиях сделки. Не принимая подкуп. Не тогда, когда то, что ты просишь в уплату, я не могу тебе дать, не перестав при этом уважать самого себя. Я хочу тебя, но не так.

— Других условий не будет, Клод.

— Пока не будет, может быть, не сейчас. Когда мы прибудем в Вашингтон.

— Тогда будет поздно даже говорить об этом. И тебе, и мне. Я возненавижу тебя за то, что ты встал у меня на пути.

Она замолчала, заметив, как упрямо Таннер поджал губы. Она чувствовала, что в нем закипает гнев. Ярость его проявлялась в непроизвольных движениях: в том, как сжалась его рука, больно сдавив ей плечо, как сомкнулась его ладонь вокруг ее подбородка. Но она не думала пугаться. Война, так война.

— Итак, мне придется считать себя вашей пленницей, пока мы не прибудем в Вашингтон. Вы этого хотите?

Клод быстро опустил руки, словно эти слова обожгли его. Алексис даже подумала, не превратилась ли она случайно в пылающий факел? Моряк отступил на несколько шагов назад.

— Вы не пленница, — резко ответил он.

— Тогда верните меня домой.

— Нет.

— Тогда я пленница.

— Если вы желаете находиться на борту моего корабля на положении пленницы, что же, это ваше право, — произнес он едва слышным шепотом.

Капитан еле сдерживался. Ему хотелось дать ей пощечину за то, что она приравняла его корабль к плавучей тюрьме.

— Значит, вы согласны, и я ваша пленница?

Алексис встала и обошла дубовый стол. Снова сев, она взяла недоеденный Клодом апельсин и принялась медленно срезать с него шкурку.

Клод тоже сел. Вздохнув, он сказал:

— Пусть так. Я принимаю ваши условия. Все, что угодно, лишь бы закончить этот разговор. Вы — моя пленница.

Алексис слышала ироничные нотки в его голосе, но она вовсе не собиралась шутить. Положив на тарелку апельсин, она протянула к нему скрещенные руки и сказала:

— Тогда наденьте на меня наручники или свяжите.

Клод даже подскочил от неожиданности.

— Что?!

Алексис с терпением, достойным образцовой матери, увещевающей дитя, сказала:

— Полагаю, на этом корабле есть место, куда отправляют тех, кто сделал что-либо плохое. Я хочу, чтобы вы отправили меня туда.

— И не подумаю.

— Но я — ваша пленница.

— Вы знаете, что это не так.

— Тогда верните меня домой, — повторила она.

— Нет.

— Значит, я ваша пленница.

— Проклятие! Опять вы за свое? Можете идти, куда захотите на этом корабле, сколько можно повторять!

— Куда захочу, говорите? Но я хочу только домой. Этот корабль для меня все равно, что тюрьма, Клод. У вас не хватает решимости назвать вещи своими именами. Вы разозлились, когда я попросила вас запереть меня. В этом случае мое положение здесь станет слишком очевидным, не так ли? Вы предпочитаете лицемерить, притворяться, будто я могу делать то, что хочу, но это ложь. А поскольку я не могу делать то, что считаю нужным, как назвать мое положение? Чем оно отличается от положения заключенного? Всякий пленник мечтает о побеге. Я убегу от вас, так и знайте.

Алексис подбоченилась, приготовившись услышать его смех. Но он ничего не сказал и снова сел, закинув ноги на стол. Похоже, капитан какое-то время обдумывал ее слова, очевидно, признавая за ними определенную логику.

— Мне хотелось бы спросить, Клод. Если я не пленница у вас на корабле, то кто я?

— Моя гостья, — ответил капитан.

— Едва ли, я бы предпочла другое.

— Да уж, догадываюсь, — рассмеялся Клод. — И кем бы вы хотели себя считать? Хозяйкой корабля?

— Нет. Я хотела бы заплатить за проживание и стол.

— Деньги я принять не могу. Это не пассажирский корабль. Мы не берем на борт гражданских.

— В таком случае вы создали себе проблемы, — улыбнулась Алексис. — Меня уж точно нельзя назвать военным человеком, и, что для вас еще хуже, я даже не американская подданная. Более того, я английская шпионка.

Алексис говорила убийственно серьезно, но потом вдруг весело рассмеялась.

— Перестаньте! Чего вы хотите?

— Я хочу отработать свой хлеб. Я немного разбираюсь в корабельном деле. Я могла бы вам пригодиться.

— И почему вы вдруг на это решились?

— Потому что это отвечает моим целям. Прошлой ночью я думала о том, что каждая минута, проведенная мной за пределами Тортолы, — это напрасная трата времени, но теперь понимаю, что могла бы лучше использовать свое пребывание здесь. Поскольку я собираюсь начать охоту на капитана Траверса, мне нужно кое в чем поднатореть. Моя команда должна уважать меня за профессионализм. Я хочу кое-чему подучиться у вас и ваших людей.

Итак, она не думала сдаваться. Все, что она говорила или делала, было связано с ее решением найти и покарать Траверса. А что она вообще могла знать о корабельном деле?

— Я полагаю, ваш отец учил вас кораблевождению, не выходя из конторы. Весьма прогрессивный метод, — скептически усмехнулся Клод. — И вы верите, что ваши знания по делопроизводству могут пригодиться при управлении кораблем?

— Тут вы не совсем правы. Джордж действительно меня многому научил, но кое-что я узнала из других источников.

Алексис решила ничего не говорить ему о своей работе в качестве юнги, пока он не будет готов ее выслушать.

— Итак, у вас найдется для меня работа?

Клод был заинтригован. Что ж, она просит не так уж много. Кроме того, лучше пусть она работает, чем без конца твердит о том, чтобы ее заперли в карцер. Она скоро устанет и поймет бессмысленность своей затеи. Тогда до нее дойдет, что жизнь на корабле совсем не похожа на романтическое приключение, и она осознает, что поимка Траверса — только промежуточная цель. Клод хотел, чтобы его гостья убедилась во всем сама. А если он не прав, пусть она докажет ему это.

— Мне кажется, я мог бы найти для вас работу. Мистер Лендис, первый помощник, выполняет также обязанности моего денщика. Едва ли это подходит для человека, второго по чину на корабле. Вот вам и свободная вакансия. Вы знаете, в чем будут состоять ваши обязанности?

— Догадываюсь, — ответила Алексис, с трудом подавив смех. — Где я буду жить? Я и так слишком долго злоупотребляла вашим гостеприимством, занимая капитанскую каюту.

— Я не стану настаивать на вашем переезде, Алекс. Оставайтесь у меня в каюте, пока мы не прибудем в порт назначения. Кое-что из вещей находится в смежном помещении. И не спорьте. Вы заработаете право оставаться здесь. Об этом я позабочусь.

— Хорошо, капитан. А теперь прошу вас снабдить меня одеждой.

— Я захватил на корабль кое-что из ваших платьев и белья.

— Платье — неподходящая одежда для юнги. Мне нужны брюки и рубашка поменьше. Вы ведь дадите мне форму, не так ли?

— Конечно нет, и прекратите настаивать, если не хотите, чтобы я вообще передумал нанимать вас на работу.

Алексис загадочно улыбнулась.

— Я больше не буду поднимать этот вопрос, думаю, вы скоро сами убедитесь в справедливости моего требования и признаете свою ошибку.

— Если у вас больше нет ко мне просьб, я предлагаю вам одеться. Потом приходите в носовой кубрик — я покажу вам корабль, чтобы вы знали, где что находится.

Клод встал и направился к двери. На пороге он остановился и, оглянувшись, спросил:

— Кстати, забыл поинтересоваться: вы достаточно выздоровели, чтобы начать немедленно? Я бы не хотел, чтобы меня обвинили в принуждении к работе инвалида.

— Я справлюсь, капитан, — сухо ответила Алексис. — Благодарю за заботу.

Клод расхохотался.

— Не спешите благодарить, Алекс Денти. Вполне вероятно, что к завтрашнему дню вы измените свое мнение.

С этими словами он вышел.

Алексис молча уставилась на закрытую дверь.

— Посмотрим, — пробормотала она тем же тоном, что когда-то Пауль. — Посмотрим.

Глава 5

Алексис в задумчивости откинулась на спинку стула. Капитан «Гамильтона» оказался чертовски упрямым и самонадеянным. Ну почему он не захотел признаться в том, что совершил ошибку, взяв ее на корабль? Неужели он так до сих пор ничего и не понял? Ее положение мало чем отличалось от положения узника, что бы он там ни думал по этому поводу. Более того, в некотором смысле оно было даже хуже: узник знал, за что наказан, а она нет. Ей не сочли нужным сообщить, в чем состоит ее преступление. Клод говорил, что хочет ее как женщину. Может быть, поэтому он и настаивал на том, чтобы она сопровождала его в плавании до Вашингтона? Была ли она жертвой его желания?

Девушка представила, насколько было бы приятно принимать его ласки. Она почти чувствовала, как его пальцы, длинные и сильные, погружаются в ее волосы, касаются затылка, шеи, груди, скользят по плечам… «Стоп», — приказала себе Алексис. Как бы сильно их ни тянуло друг к другу, она не допустит близости, пока он не признает своей ошибки. Она справится с собой. Как только он признает за ней право исполнить клятву и начать поиски Траверса, она не станет более ни на чем настаивать, не станет требовать от него невозможного, посчитав свои притязания к нему исчерпанными, и не будет держать на него обиды за то, что он встал у нее на пути. Когда он поймет, что единственным способом добиться ее благосклонности является признание за ней права следовать собственным, ею выбранным курсом, она сама пойдет ему навстречу.

Алексис встала, подошла к туалетному столику, на котором стояли таз с водой для умывания и кувшин, привела себя в порядок, причесалась и заплела волосы в косу. Из сундука она достала самое легкое и удобное из своих платьев. Но даже в нем кожа на спине продолжала болеть, хотя и не так, чтобы нельзя было вытерпеть. Достав туфли на низком каблуке, пригодные для носки на скользкой, качающейся палубе, Алексис надела их и отправилась в кубрик.

Клод уже успел сообщить своим людям о разговоре с девушкой. Матросы были немало удивлены, узнав, что она высказала настойчивое желание послужить на корабле и просит, чтобы ей не делали никаких снисхождений. Клод дал им понять, что, если к Алекс будут относиться так, как она этого хочет, без оглядки на ее принадлежность к слабому полу, она вскоре откажется от опрометчивого решения отрабатывать свой хлеб. Лендис, стоявший рядом с капитаном, пробормотал себе под нос, что эту девушку все равно не переупрямишь. Впрочем, он только подтвердил тайные сомнения Клода. Капитан, как и Лендис, далеко не был убежден в том, что Алексис легко будет заставить сдать позиции.

Увидев, как Алексис идет к кубрику, Клод подумал, не совершил ли он глупость, соглашаясь играть в эту странную игру. Разве сможет кто-нибудь из его команды, включая его самого, обращаться с ней так, будто она обыкновенный юнга? В своем бледно-зеленом платье она была чертовски хороша, движения ее весьма, женственны, тогда как прическа — простая коса за спиной — и лицо, выражавшее сосредоточенную готовность исполнять поручения, выглядели совсем по-детски. Однако эта полуженщина-полуребенок окинула тех, кто пялился на нее с вожделением, таким ледяным взглядом, что бывалые моряки предпочли за лучшее отвести глаза или вовсе пойти по своим делам, не оглядываясь. Зато тот, кто по-доброму улыбался ей, получил в ответ такую же ласковую улыбку и теплые слова приветствия. Клод невольно поежился, задаваясь вопросом, какой прием получит у нее он.

— Ну что же, капитан Клод, — Алексис встала перед ним навытяжку. — Я готова приступить к выполнению своих обязанностей. Что я должна делать?

Клод улыбнулся ее серьезности, втайне восхищаясь решительностью девушки. Его улыбка, казалось, ее немного удивила.

— Думаю вначале показать вам корабль, как и обещал. Затем вы можете помочь Джеку Форресту, нашему повару. Я желаю получить ленч как можно быстрее и хочу, чтобы вы принесли его в мою новую каюту. Затем вы сможете перенести туда же мои вещи.

— Еще что-нибудь? Ваши задания займут у меня часа два-три, не больше, что мне делать в оставшееся время?

— Не волнуйтесь, на корабле скучать не придется. Работы хватит всем. Не так ли, друзья? — обратился Клод к команде. — Ну пойдем? — он предложил Алексис локоть.

— Разве юнга должен ходить под ручку со своим капитаном, сэр? — насмешливо спросила девушка.

— Как желаете, Алекс. — Клод пожал плечами и пошел вперед.

Алексис оказалась молодцом. Она взяла нужный тон. Если она будет вести себя так и дальше, ему легко будет воспринимать ее как еще одного члена команды, и не более того. Кажется, Алексис собиралась утвердить свое положение среди матросов, доказывая каждым шагом, что она может работать не хуже их. Клод даже начал сомневаться, правильно ли поступил, отказав ей в просьбе выдать мужскую одежду. Экскурсия по кораблю заняла около часа. Он был приятно удивлен тем, какие вопросы она задавала. Алексис действительно кое-что понимала в морском деле. Когда ее вопросы иссякли, Клод отвел девушку в камбуз, к Форресту. Передав новобранца в распоряжение кока, он пошел заниматься своими делами.

— Ну, Форрест, только попробуй скажи, что это не женского ума дело, и я покажу тебе, что такое действовать по-женски: возьму этот кусок мяса и смажу им по твоей костлявой шее!

Так начала Алексис знакомство с коком, состроившим при ее появлении весьма недвусмысленную мину. Затем она на языке лондонских подворотен сообщила слегка ошалевшему моряку, что камбуза хуже этого ей видеть еще не приходилось. Разумеется, после такого вступления их отношения пошли на лад, и через час Форрест признал, что теперь даже не представляет, как мог до сих пор обходиться без столь сноровистого помощника.

— Даже и не мечтал, — сказал он под конец, впервые за долгие месяцы от души рассмеявшись, — что у меня будет такой поваренок. — Вытирая руки о штаны, Форрест спросил: — Где ты всему этому выучилась? Похоже, ты уже плавала на корабле и не была там пассажиркой!

— Так точно, плавала. Так точно, не была, — на этот раз Алексис старательно подражала манере, в которой изъяснялся юный Алекс Денти.

— А капитан знает? — спросил Форрест, протягивая Алексис поднос с ленчем для Клода.

— Нет, и не надо ему об этом говорить. Он до сих пор не возьмет в толк, что я в самом деле собираюсь отработать свой безбилетный проезд. Капитан даже не представляет, что именно так мне удалось добраться до Тортолы из Лондона шесть лет назад.

Кустистые брови Форреста поползли вверх. Он восхищенно присвистнул.

— Но тебе ведь и четырнадцати не было?

— Мне тогда было неполных тринадцать. Может, поэтому моя авантюра и удалась. Тогда мне легче было скрыть свой пол.

Форрест приложил палец к губам, давая понять Алексис, что кто-то идет к ним.

— Конспирация не нужна, — усмехнулся появившийся на пороге Лендис. — Я слышал, что она сказала. Ваш секрет, леди, останется секретом, если вы сами того пожелаете, но я не понимаю, почему бы вам не рассказать капитану.

— Я сделаю это позже. Если он не верит, что я справлюсь с работой юнги сейчас, где уж ему поверить, что я могла делать ту же работу в тринадцать.

— Как я понимаю, вы не совсем разделяете мое мнение о капитане, — осторожно заметил Лендис.

— Нет, Лендис, напротив. Я тоже считаю вашего капитана хорошим человеком и отличным командиром. Но ему отчего-то кажется, что он даже лучше разбирается в том, что для меня хорошо и что плохо, чем я сама. Тут мы не сошлись во взглядах.

Лендис рассмеялся.

— Ну что же, боюсь, что положение ваше только осложнится, если вы запоздаете с ленчем. Он решит, что вам уже надоело изображать из себя матроса.

Алексис взяла поднос и, поджав губы, процедила:

— Посмотрим.

После ее ухода Форрест медленно покачал головой:

— Не знаю, как тебе, Джон, я мне так почти что жаль Таннера. Она здорово попортит ему нервы, если он не вернет ее на Тортолу.

— Она не говорила тебе, что собирается найти Траверса?

— Да. И не могу сказать, что я стал бы ее за это винить. Но капитан прав, что не хочет возвращать ее домой. Она кончит тем, что убьет себя, гоняясь за британцем.

— Может быть, да, — задумчиво протянул Лендис, — а может быть, и нет.

Форрест бросил на первого помощника, с которым они считались друзьями, полный любопытства взгляд, но затем, вдруг вспомнив о том, что ему не след лезть не в свои дела, ворчливо прикрикнул:

— А ну, Джон, давай-ка двигай из моего камбуза. Мне пора заняться делом.

Постучав в дверь каюты Клода, Алексис дождалась разрешения, войдя деловой походкой, поставила поднос на небольшой столик.

— Что-нибудь еще сэр?

— Да, — раздраженно ответил Клод. — Давайте обойдемся без «сэр». Вполне достаточно называть меня капитаном или Клодом.

— Какие еще будут приказания, капитан? — тут же отреагировала Алексис.

— Немного вина, Денти. Вы найдете бутылку в буфете в вашей каюте. Принесите ее сюда вместе со стаканом.

Алексис кивнула и послушно отправилась в соседнюю каюту. Вернувшись, она налила вино в стакан.

— Если других указаний не будет, капитан, я займусь вашими вещами. Поднос я заберу позже.

— У меня для вас кое-что есть. — Клод буравил ее своими зелеными глазами. — Сядьте.

Сев на край стула, Алексис вытянулась по струнке и сложила на коленях руки, готовая в любое мгновение вскочить, чтобы броситься выполнять приказания. Она и не думала опускать глаза, с честью выдерживая испытующий взгляд капитана.

Клод поставил на стол пустой стакан.

— Налейте еще, Денти. Если хотите, можете налить себе.

Алексис наполнила стакан капитана, но сама пить отказалась.

— Вы сказали, что у вас есть для меня еще поручения, капитан.

— Да, — кивнул Клод. — Я хотел поговорить с вами. Почему вы ни разу не спросили, что я и мои люди делали на Тортоле? Неужели вы настолько лишены любопытства?

— Отчего же? Мне интересно. Я собиралась спросить у вас утром, но наша беседа приняла несколько иной оборот. Тогда мне вообще расхотелось задавать вам вопросы. Впрочем, если вы настаиваете, я могу спросить сейчас. Так что вы делали на Тортоле?

— Меня послали к вашему отцу, чтобы я договорился о строительстве кораблей.

— В самом деле? — с вежливым безразличием откликнулась Алексис.

— Черт!

Ярость настолько переполнила Клода, что он швырнул в стену стакан.

— Вы и теперь не понимаете, почему я не могу отвезти вас обратно?! Мне надо как можно быстрее прибыть в Вашингтон и доложить командованию о том, что произошло. Мое правительство должно знать, что кораблей, на которые оно так рассчитывало, не будет. И чем быстрее, тем лучше.

— Вы меня недооцениваете. Это объясняет, отчего вы не повернули сейчас, но я не вижу причин, по которым вам надо было брать меня с собой.

— Я уже говорил, почему взял вас на корабль. Вам требовалась медицинская помощь.

— Да, именно так вы и сказали.

Алексис откинулась на спинку стула и, положив кисти рук на стол, забарабанила по нему своими изящными пальчиками.

— Клод, — произнесла она нежно, наслаждаясь тем, как интимно округло звучит его имя, и с выжидательным интересом заглядывая ему в глаза, — я уже спрашивала вас о том, что ждет меня в Вашингтоне. Тогда я сама и ответила на свой вопрос. Ничего. Теперь я думаю, что мне было бы приятно получить ответ от вас. Когда мы прибудем в Вашингтон, моей задачей по-прежнему будет возвращение в Род-Таун. Вы мне поможете это сделать?

— Нет.

— Так что меня ждет в Вашингтоне?

Клод вздохнул.

— Не могу загадывать так далеко. Я знаю только, что не в моей власти дать вам уйти.

Алексис улыбнулась. По глазам Клода она видела, что тот говорит искренне, и ей было приятно, что он не лукавит с ней.

— Спасибо, что хоть не соврали, — насмешливо сказала она. Откуда Клоду было знать, что умение говорить правду в глаза — одно из качеств, которое Алексис ценила в людях больше всего.

Девушка встала, давая понять, что сантименты закончены и она готова продолжать службу. Именно так должен стоять юнга в присутствии капитана.

— Теперь я могу идти?

— Да. Когда вернетесь за моими вещами, не забудьте убрать это, — он указал на разбитый стакан.

Когда дверь за Алекс Денти закрылась, Клод, продолжая смотреть ей вслед, тихонько выругался. Он знал, что нашел наконец именно ту женщину, которую хотел. Он просто не мог дать ей уйти! Не мог! Поймет ли Алексис, что он уважает ее стремление выполнить клятву, но не может позволить осуществить задуманное? Он восхищался ее силой, ее решимостью, ее честностью и ее красотой. Как мог он дать такой женщине ускользнуть от него?

Клод помнил, как он сам стремился исчезнуть из тюрьмы Британского флота. Дважды его наказывали за побег, и только мастерство Лендиса помогло ему выжить после второй порки. Но он все же рискнул еще, и на этот раз удачно. Почему для него важно было освободиться? Но это же так понятно! Он оказался там против своей воли, его заставили служить и наплевали на его желания и цели. Британцам дела не было до того, чего он хотел от своей жизни, как собирался ею распорядиться.

Неужели она смотрит на него так же, как он тогда на англичан? Если это так, то у нее нет иного выбора, как убежать от него. И все же он сделает все, что в его силах, чтобы не дать ей уйти.

Алексис быстро управилась с очередным заданием. Она начала перетаскивать вещи сразу после того, как Клод покинул каюту, и закончила меньше чем за час. Прибравшись в каюте, она вымыла пол, заправила постель и сложила одежду капитана в его сундук. С особой осторожностью Алексис перенесла навигационное оборудование и карты. Даже о спиртном не забыла — переставила из своей каюты в капитанскую. Когда работа была закончена, Алексис вернулась на палубу, чтобы получить дальнейшие распоряжения.

Первым заметив Лендиса, девушка подошла к нему.

— Капитан Клод… Где я могу его найти? У него могут быть ко мне поручения.

— Он внизу, проверяет состояние трюма, — ответил старший помощник. — Пока вы вряд ли ему понадобитесь.

— Тогда, может быть, у вас найдется дело для меня?

Лендис покачал головой.

— Есть одна проблема: неприятности с главной бом-брам-стеньгой, — Лендис указал наверх, — только вряд ли вы сможете помочь. Гарри уже пробует ее поправить. Она запуталась в…

— Да, — перебила его Алексис, — вижу, в чем дело. Я сейчас…

Не успел Лендис возразить, как Алексис, скинув туфли и перекинув через руку подол юбки, полезла вверх по канатам. В этот момент вся работа на корабле остановилась. Мужчины, задрав головы, смотрели на нее с палубы.

— Алекс! — крикнул снизу Лендис. — Наверх нельзя в платье! Слезай, мы подыщем тебе что-нибудь…

Алексис только покачала головой и рассмеялась. — Я доложила капитану о том, что мне нужна пара штанов, но он мне отказал. Если вы считаете мои ноги слишком безобразными, можете не смотреть!

Лендис не выдержал и засмеялся в ответ. К нему присоединились остальные. Ноги у нее были безупречными, и каждый это отлично понимал.

— Если бы мне кто-то рассказал об этом, я бы ни за что не поверил, — буркнул Майк Гаррисон, восхищенно покачивая головой, глядя, как поднимается вверх Алексис; пара минут — и она уже поравнялась с Гарри, оказавшись на самом верху. — Ни одного неверного шага. И еще это платье… Боюсь, я бы не смог справиться, будь на мне ее одежда.

— Может, она согласится одолжить тебе одно из своих — вот тогда мы проверим, — поддразнил товарища Том. — Эй вы, прекратите ржать, как кони. У этой девчонки есть характер, но она не сумасшедшая, чтобы над ней насмехаться.

Майк кивнул, продолжая смотреть вверх.

Гарри был немало удивлен, обнаружив девушку рядом с собой.

— Что вам здесь нужно? — удивленно спросил он.

Капитан предупредил, что Алексис будет работать на корабле юнгой, но не станет же она выполнять все то, что требуют от обычного матроса!

— Это вам нужна помощь. Не смотрите на меня так. Я знаю, что делаю.

— Да поможет нам Бог, если вы говорите неправду, — откликнулся Гарри, осенив себя крестным знамением.

— Лучше не болтайте и подтяните поближе вон тот канат — я развяжу узел.

— Господи, а я что, по-вашему, делал до сих пор?

— У меня пальцы тоньше, мне проще. Сейчас увидите. Давайте сюда конец.

Гарри уловил командные нотки в ее голосе и волей-неволей повиновался. Насмешливо улыбаясь, матрос следил за попытками девушки распутать петлю, но, когда узел оказался развязанным, улыбка сползла с его лица.

— Не знаю, кто это все натворил, но ему не мешало бы преподать пару уроков, — заметила Алексис. — Кстати, вас как зовут?

— Гарри Янг, мэм, — виновато улыбаясь, представился матрос.

— А меня — Алекс. Ну, Гарри, теперь мы поменяемся местами, и я ее закреплю.

Алексис и Гарри осторожно выполнили рискованный маневр, после которого Алексис оказалась ближе к мачте. Она развязала канат, освободив конец бом-брам-стеньги, а затем принялась приводить в порядок перекрученный фал.

— Гарри, — сказала она, потянув запутавшийся парус, — вам нет смысла здесь оставаться. Я все закончу сама.

Гарри в нерешительности посмотрел на напарницу.

— Вы уверены? Я бы не хотел оставлять вас здесь одну. А вдруг вы испугаетесь и не сможете спуститься?

— Чепуха! Когда вы висите тут у меня над головой, я нахожусь в куда большей опасности. Уходите, я скоро закончу.

Гарри почудилось, будто волосы у него на затылке стали подниматься. Эта женщина умела приказывать. Пожав плечами, он стал спускаться вниз.

— Она, кажется, знает, что делает, — пробормотал матрос, оказавшись на палубе среди своих товарищей. У него было такое чувство, словно он и сам не вполне верил в то, чему только что был свидетелем.

Гул восхищения смолк тотчас, как только на палубе появился капитан. Моряки, переглядываясь, пожимали плечами, некоторые неловко усмехались. У всех возникло такое чувство, будто их втянули в какую-ту странную и не очень-то чистую игру, хотя никто не смог бы сказать, в чем было дело. Они всего лишь выполняли его приказ, а Алекс Денти была одной из них.

Клод подошел к столпившимся матросам.

— Что происходит? Почему бросили работу?

Команда разбрелась по своим местам, но каждый не переставал восхищенно покачивать головой и улыбаться. С капитаном остались лишь Гарри и Лендис. Таннер повернулся к Гарри: — Мне казалось, что вы должны были починить бом-брам-стеньгу. Почему в таком случае вы здесь, а не наверху? Почему не выполнили приказ? — Не дожидаясь ответа, Клод обратился к своему первому помощнику: — Вы не видели Алекс? Она уже должна закончить работу у меня в каюте, и я хочу дать ей еще поручение.

— Я полагаю, она нашла себе работу по силам, — спокойно ответил Лендис, указывая наверх.

Клод поднял взгляд на мачты и на мгновение лишился дара речи. А когда наконец обрел его, заревел:

— Черт! Мистер Лендис! Вы позволили ей…

— Она сама захотела помочь.

— В платье?

Лендис тихо хихикнул.

— Говорят, она просила какую-нибудь более подходящую одежду, брюки, например, но вы ей отказали. Алекс заявила, что, если кому-то из нас не понравится это зрелище, мы можем отвернуться. Смею вас заверить, капитан, никто даже не подумал отворачиваться, — невинно закончил старпом.

Клод смерил своего офицера злобным взглядом, но предпочел смолчать.

— Гарри, — обратился он к матросу, — почему вы оставили ее одну?

— Она сказала, что справится, и доказала это. Вы же сами велели обращаться с ней, как с любым из нас, капитан.

— Проклятие! Вы знаете, что я имел в виду! Если с ней что-то случится, отвечать будете оба!

Таннер отошел на пару шагов, чтобы лучше видеть Алексис. Девушка прилежно трудилась, очевидно, догадываясь, что капитан пристально наблюдает за ней.

— Алекс Денти! — крикнул Клод, сложив ладони рупором. — Немедленно спускайтесь на палубу!

Алексис уже почти закончила и поэтому решила сделать вид, что не слышит Клода. Он снова окликнул ее, и она опять его не услышала, только прибавила темп.

Таннер терял терпение. Он знал, что Алексис его слышит и сознательно не выполняет команду. Черт побери, юнга обязан соображать, как должно реагировать на приказы капитана! Клод ухватился за канат и сам полез наверх. С каждым движением в нем крепло стремление как следует проучить ее, чтобы навек отбить охоту от подобных штучек.

Алексис как раз заканчивала распутывать последний узел, когда заметила, что капитан уже недалеко. Взгляд его не предвещал ничего хорошего, лицо стало красным от ярости. Она огляделась в поисках пути к спасению. Выход был один — вниз по канатам. Девушка решила, что ей стоит поторопиться и проскользнуть мимо Клода так, чтобы он не успел ее схватить. Уж если устраивать разборки, то один на один, а никак не в присутствии команды.

Схватившись за канат, Алексис скользнула вниз. Проскочив мимо капитана, она нащупала ступней веревочную лестницу и продолжила спуск уже как положено примерному моряку. Команда прекратила работу; каждый из моряков смотрел вверх, гадая, что же предпримет капитан. Все с нетерпением ожидали развязки. Похоже, в лице Алекс Денти капитан нашел себе достойного противника.

Клод был вне себя. Надо срочно что-то делать — в противном случае ему придется признать, что его одолела женщина, и не просто женщина, а юнга на его корабле. Зацепившись ступней за канат, Клод продел ногу в импровизированную петлю и, отпустив руки, откинулся назад всем корпусом. Команда, наблюдавшая с палубы за развитием событий, одобрительно загудела, разгадав замысел капитана. Алексис тем не менее не поняла его хода и замерла, взвизгнув от страха в тот момент, когда Клод, лишенный поддержки, готов был упасть вниз. Веревочная петля вокруг ступни — вот все, что удерживало его на весу.

— Капитан! — закричала Алексис и быстро полезла обратно. — Боже мой! С вами все в порядке?

Моряк, едва сдерживая смех, услаждал свой взгляд видом стройных ног девушки, которая к этому времени оказалась у него над головой. Посчитав, что он и так напугал ее достаточно, Клод потянулся к ней:

— Дайте мне руку, Алексис!

Девушка наклонилась и, схватив висящего над бездной Клода за руку, потянула его вверх. Когда он поднялся настолько, что смог ухватиться за очередную перекладину веревочной лестницы, Алексис подобралась поближе и, присев, стала освобождать его ступню. Но едва она вытащила ногу капитана из петли, как сильная рука перехватила ее поперек туловища.

— Что за… — Она не успела закончить, так как Клод бесцеремонно закинул ее к себе на плечо.

— Отпустите! — завизжала она, когда они начали спускаться. — Вы убьете нас обоих! Отпустите меня немедленно!

В ответ Алексис слышала только его смех и от этого злилась еще сильнее. Девушка принялась колотить капитана по спине и отчаянно лягаться. Похоже, она напрочь забыла о том, что таким образом их шансы свалиться на палубу с многометровой высоты возрастают многократно. Внизу она видела смеющиеся лица матросов, наслаждавшихся спектаклем. Капитан задержался на предпоследней ступеньке ровно настолько, чтобы приказать команде заняться делом.

Спустившись вниз и не упустив случая дать ей хороший шлепок, Клод потащил Алексис в каюту. Ногой распахнув дверь, он в два шага достиг кровати и сбросил ее на постель.

— Как вы смеете! — закричала она, задыхаясь. Алексис мужественно терпела боль в спине и никак не дала ему понять, что он причинил ей страдания. Поднявшись на колени, девушка попыталась слезть с кровати, но Клод не дал ей этого сделать. Схватив Алексис за плечи, он толкнул ее обратно.

— Я мог бы задать тот же вопрос!

Клод отпустил ее сразу же, как только она прекратила борьбу. Закрыв дверь, он присел на край кровати и заглянул в янтарные, пылающие гневом глаза. Алексис была так же разгневана, так же напряжена, как и он сам. Клод вдруг подумал, что видит в ней, как в зеркале, собственное отражение.

— Вы не имеете права обращаться со мной так, будто я вещь или тюк с песком! — зло бросила она ему в лицо.

— Я поступаю с вами так, как считаю нужным! Вы забыли, что на этом корабле командую я, а вы лишь обязаны следовать моим указаниям!

Голос капитана в этот момент был подобен раскату грома, а глаза сверкали, словно сполохи молнии. Ему было приятно, что девушка не отворачивается, не прячет глаз и не теряется перед ним. Она заслужила этот урок послушания.

— Так вот что ты имела в виду, когда попросила меня приравнять тебя к членам экипажа? Ты этого от меня хотела?

— Да, — прошептала она, — но вы ничего не говорили о том, что не позволяете мне залезать наверх. Единственное, в чем я виновата, это в том, что не сразу спустилась вниз…

— Ты не подчинилась приказу!

— Да, — призналась Алексис. — Я была не права. Что вы намерены предпринять?

Клад сделал вид, что не услышал вопроса. Уже гораздо мягче, с едва уловимым оттенком неудовольствия он произнес:

— Неужели ты не понимаешь, почему я разозлился? Ну зачем ты полезла туда?

— Я поправляла парус.

— И тебе это удалось?

— Да.

— Тебе не приходило в голову, что ты могла убиться?

— Если со мной и могло что-то случиться, то только из-за платья!

В голосе Алексис звучал вызов. Глаза ее упрямо блестели. Она явно рассчитывала втянуть капитана в спор, что тот и не замедлил сделать.

— Ага! Значит, ты все-таки понимаешь? Тогда у тебя должно было хватить ума не лезть наверх в платье.

— Возможно. Я оценила степень риска и решила попытаться.

Алексис подобрала полы платья, встала с кровати и пошла к столу, чуть покачивая бедрами. От нее не ускользнул оценивающий взгляд Клода. Решив, что с него уже достаточно, Алексис отпустила подол, прикрыв ноги. Непринужденно сев на крышку стола, она поставила босую ступню на краешек стула.

— У меня была альтернатива, но я смалодушничала. Поскольку вы отказались выдать мне брюки, как я вас просила, я рассудила, что чем лезть наверх в платье, не лучше ли сделать это совсем без одежды. Так было бы безопаснее.

Воспользовавшись тем, что Алексис освободила кровать, Клод опрокинулся на спину и, положив руки под голову, вытянул одну ногу поверх одеяла, а другую вальяжно перекинул через край.

— Итак, Клод, что вы на это скажете? — нетерпеливо спросила Алексис.

Похоже, капитан «Гамильтона» не собирался вступать с ней в перепалку. Он только вздохнул.

— Я бы предпочел, чтобы ты вообще туда не лезла, ни в платье, ни без него, Алекс. Но ты и так знаешь, что я считаю тебя весьма привлекательной и представлять тебя обнаженной для меня большой соблазн. Ты ведь это хотела услышать, не так ли?

— Да, — призналась Алексис, несколько разочарованная тем, что Клод отказывается принимать предложенную ею игру.

Он так просто все объяснил, будто его желание овладеть ею — самая естественная вещь на свете. Почему он с такой легкостью откликается на ее женские чары, недвусмысленно давая понять, что готов с радостью удовлетворить ее потребности, о существовании которых она узнала только благодаря ему, и отказывается увидеть в ней другие стороны, такие же неотъемлемые черты ее личности, как и женское естество? Почему он не хочет замечать в ней того внутреннего убеждения, что заставляет ее желать свободы, независимости, стремления продолжать жить так, как нужно именно ей? Алексис пыталась разгадать Таннера, если не услышать ответ на свои вопросы из его уст, то хотя бы прочитать подсказку по его глазам. Она в который раз спрашивала себя, не обманывает ли ее интуиция. Ей почему-то казалось, будто Клод старается показать меньше, чем понимает на самом деле. Алексис вглядывалась в лицо капитана, надеясь проникнуть глубже, но его черты застыли, как маска. Он отказывался открыть карты. Но как мог этот человек хотеть только часть ее? Как мог он так легко признаться в том, что желает ее тело, но при этом отвергать то, что составляло ее личность? И вдруг Алексис вспомнила, что на самом-то деле он и тело ее не принял, даже когда она предложила себя в открытую. Может быть, он хочет от нее чего-то большего? Алексис не знала ответа и впервые за все время, пока находилась здесь, в его каюте, отвела взгляд.

Клод словно не замечал затянувшейся паузы. Его мозг был занят другим.

— Мне интересно знать, Алекс, — вдруг спросил он, словно размышляя вслух, — неужели ты не боялась того, что могли бы сделать с тобой мои люди, увидев тебя обнаженной?

— Ваши люди не посмели бы дотронуться до меня!

Клод приподнял голову и с интересом посмотрел на девушку.

— Ты чертовски в себе уверена. Так почему они не посмели бы?

— Потому что они думают, что я ваша любовница! И вы предоставили им прекрасное доказательство своим изысканным обращением со мной не так давно на палубе! Какое варварство! Самоутверждаться за мой счет! Что же, вы оказались сильнее, а я — всего лишь слабая женщина. Если бы вы тащили меня за волосы, и то не добились бы лучшего эффекта!

Капитан усмехнулся. В том, что она говорила, была доля истины.

— Хорошо, допустим, я повел себя слишком бесцеремонно. Но что могло дать моим людям повод думать, что ты со мной спишь, до сегодняшнего инцидента?

— То же, что дает вам повод считать, что я приду к вам в постель по доброй воле! Благодарность! — Последнее слово девушка буквально бросила ему в лицо. — Ваши матросы считают, что, взяв меня на борт, вы спасли мне жизнь. Логично было бы предположить, что я захочу вас отблагодарить доступными мне средствами, продемонстрировав свою преданность в постели.

Клод немного подумал над тем, что сказала Алексис, а затем осторожно заметил:

— Может быть, мои люди и думают так, но я сомневаюсь. Как только ты получше их узнаешь, ты поймешь, почему я так говорю. И еще, Алекс, — с расстановкой добавил Клод, — я не думаю, что ты ляжешь ко мне в постель из благодарности. Совсем так не думаю. Я и сам не хочу получать тебя в качестве благодарности. По крайней мере не сейчас, когда ты считаешь себя моей пленницей.

Алексис на мгновение удивленно подняла брови и, соскочив со стола, подлетела к кровати. Опустившись возле Клода на пол, она положила руки ему на грудь.

— Так вы поняли! Вы знаете, что я почувствовала, когда обнаружила, что меня увезли! Господи, Клод! Верните меня домой! Если вы в самом деле понимаете, что я здесь, как в тюрьме, отпустите меня!

Клод сжал ее руки в своих, ожидая, пока перестанут дрожать ее пальцы, затем, убрав ладони девушки от своей груди, нежно погладил золотую кудряшку, упавшую ей на лицо. Кончиком пальца он провел линию от уголка ее глаза наискось через щеку и дотронулся до ее губ. Алексис опустила глаза, но он взял ее за подбородок и нежно, но настойчиво приподнял ее лицо.

— Нет, — прошептал он, и ответ этот был окончательным. Он не мог позволить ей уйти.

Алексис кивнула, словно принимая его позицию. Наверное, она поняла, что у него нет выбора. Моряк отпустил ее подбородок и встал. Она все еще оставалась на коленях, когда Клод вновь превратился в капитана, а она — в юнгу Алекс Денти.

— Денти, позаботьтесь о моем ужине, а затем почистите мне ботинки. Скажите мистеру Лендису, чтобы подыскал для вас более подходящую одежду. Я думаю, он сумеет что-то для вас сделать. Я сообщу всем, что вам разрешено подниматься на реи, если для этого есть серьезный повод.

Алексис встала, откинув за спину косу.

— Будет сделано, капитан, — ответила она так, будто уже забыла о последнем их разговоре.

Когда они вышли из каюты, между ними снова была пропасть, та, что отделяет командира корабля от матроса-новобранца.

Алексис помогла Форресту в камбузе, а затем, взяв с кока обещание, что он сообщит ей, когда ужин для капитана будет готов, пошла искать Лендиса. Они встретились на верхней палубе. Первый помощник наблюдал за тем, как матросы чистили пушки.

Заметив Алексис, Лендис, отдав последние распоряжения, отошел с ней к борту.

— Что там у вас? Проблемы с капитаном?

Алексис нахмурилась. О чем, интересно, думает этот человек?

— Как раз напротив, Разве вы не знаете?

Лендис покачал головой и прислонился спиной к перилам.

— Он сказал, что мне надлежит иметь форму, такую же, как и у остальных членов экипажа, и велел подойти к вам, чтобы вы подыскали что-нибудь.

Лендис, прищурившись, окинул взглядом ее фигуру, затем, почесав за ухом, сказал:

— Вы довольно худенькая, но выше, чем большинство женщин. Посмотрю, что я могу для вас сделать. Похоже, вы одного размера с Франком Спринджером — есть тут у нас такой тощий паренек. — Лендис указал на корму.

Алексис обернулась и увидела светловолосого молодого человека, улыбавшегося ей. Она улыбнулась в ответ, не забыв отметить при этом его нескладную фигуру.

— Да, кое-что могло бы мне подойти, — согласилась Алексис. — А он не будет возражать?

— Думаю, не будет. Позже я принесу вам в каюту то, что мне удастся подобрать.

— Спасибо, мистер Лендис.

— Не слишком ли официально?

— Я сейчас при исполнении.

Лендис улыбнулся.

— Вот вы какая. Ну что же, оставим «Джона» для частных бесед. Капитан был с вами не слишком груб?

— Он дал мне понять, что я не права.

— А вы так не считаете? — Лендис разгладил свою пышную седую бороду.

— Разве только в том, что не спустилась, когда он приказал мне это сделать.

Лендис даже руками всплеснул.

— И он даже не спросил вас, где вы приобрели сноровку в лазанье по канатам?

— Нет, не спросил, — медленно проговорила Алексис, впервые подумав о том, что этот вопрос действительно мог быть задан первым. — И вы ему не говорите, если спросит, хорошо?

— Конечно. Я ничего не стану говорить капитану, если вы этого не хотите, да и Форрест тоже. Этот старый сварливый болван и двух слов связать не умеет.

Алекс усмехнулась. Кок вовсе не был дураком. В чем-то он был очень похож на Лендиса. Что же касается его характера, то старик действительно любил поворчать.

— Как вы думаете, — вдруг спросила Алексис, — капитан Клод в самом деле считает, что я смогу работать юнгой всю дорогу до Вашингтона?

— Не совсем так, — ответил Лендис. — Сегодня утром он давал вам задание, будучи почти уверенным в том, что вы не справитесь. Он рассказал мне о том, как показывал вам корабль и какие умные вопросы вы задавали. Капитан сказал, что ваш отец, вероятно, научил вас большему, чем он полагал вначале. Я думаю, что эта экскурсия заставила его пересмотреть свое отношение к вам и поверить в то, что вы не новичок в морском деле.

— Не сказала бы, если судить по тому, как он сегодня вел себя со мной.

— Он был зол на вас за то, что вы полезли наверх, но не из-за того, что боялся, будто вы не справитесь. Вы могли зацепиться за что-нибудь и упасть. Еще больше вы его разозлили, когда отказались спускаться вниз.

— Не понимаю, мистер Лендис. Откуда капитан мог знать о том, что я умею обращаться со снастями, когда увидел меня наверху? Я думала, что должна довести работу до конца, чтобы он в меня поверил.

Лендис рассмеялся.

— Вы не отдаете должное ни ему, ни себе. Не надо быть с вами знакомым сто лет, чтобы понять: вы никогда не скажете «да, я могу», не будучи уверенной, что выполните обещанное. Вы прекрасно представляете, какие будут последствия, и именно поэтому не позволяете никому решать за вас, что для вас лучше.

— Но если он знает, зачем же тогда…

— Позвольте мне задать вопрос. Как вы считаете, почему он взял вас с собой?

— Из-за этого? — растерянно переспросила Алексис.

Лендис кивнул.

— Капитан понял вас уже в тот день, когда все случилось, и взял на борт вопреки всем моим уговорам, вопреки моим просьбам не делать этого ради вашего же блага. Он просто не смог расстаться с вами.

— Вы просили его не брать меня?

— Да, но он упрям. Он всегда поступает так, как хочет. В некоторых вопросах вы удивительно похожи.

— Почему вы мне это рассказываете, мистер Лендис?

— Потому что кто-то должен вам об этом рассказать.

— Тогда почему капитан не скажет мне все это сам?

— Потому что для него это было бы равносильно признанию в том, что он готов потерять вас.

— Мне тоже так казалось, — тихо проговорила Алексис. — Он давал мне понять это все время, правда, не говорил напрямую.

Лендис едва заметно улыбнулся и пристально взглянул девушке в глаза. В них он увидел то, что ожидал увидеть. И когда все для него стало ясно, Лендис повернулся и пошел вниз.

Оставшись стоять на палубе, Алексис помогла матросам почистить оружие, раздумывая между тем над словами Лендиса. Его участие смущало девушку. Она не совсем понимала причины дружбы первого помощника с капитаном. Эти двое частенько обменивались понимающими взглядами, как будто между ними на корабле существовали какие-то особые отношения. Разница в их возрасте достигала тридцати лет, но это, казалось, не имело для них значения. «Потому что кто-то должен сказать»… Он не захотел вмешиваться — просто открыл ей правду, и за это Алексис была благодарна мудрому моряку.

Часам к семи вечера Алексис вернулась в кубрик и поужинала сама, прежде чем доставить еду Клоду.

Перед тем как войти в каюту капитана, она постучала.

— Да? — откликнулись из-за двери.

— Ваш ужин, капитан.

— Несите.

Таннер злился на себя за то, что ему никак не удавалось скрыть раздражения. Сегодня ему не хотелось бы вновь встречаться с Алексис наедине. Становилось все труднее держать в узде желание. Он и так вытерпел достаточно, когда она бросилась к нему, увы, лишь для того, чтобы в очередной раз потребовать вернуть ее на Тортолу.

Клоду так хотелось прошептать свое «нет» нежно-нежно, сперва уткнувшись губами в ямочку на ее горле, потом скользя по обнаженному предплечью, шептать «нет», когда голова ее ляжет на его грудь, а он будет с ласковой теплотой целовать ее загорелую кожу. Он повторял бы это слово, перебирая пальцами ее золотые волосы, поглаживая стройные длинные ноги, медленно подбираясь к плоскому, гладкому животу. Он хотел бы выдохнуть свой отказ, касаясь губами полоски плоти, открывшейся между ее раздвинутых ног, сказать это «нет», сжимая губами самую сердцевину ее женского существа.

Клод бросил взгляд на разложенные перед ним карты. Линии на бумаге расплылись, и он крепко сжал веки, чтобы вернуть ясность зрению. Тут он услышал, как дверь тихо отворилась.

Алексис поставила поднос на свободное от карт место. Она надеялась, что Клод не заметит, как дрожат ее руки. Они начинали дрожать всякий раз, как она вспоминала о том, что сказал ей Лендис. Они дрожали сейчас, когда она исподволь смотрела на Клода, склонившегося над картами. Девушка предвкушала тот миг, когда он откроет ей то, что должен открыть. А что ждет ее после того, как слова эти будут произнесены?

Алексис спрятала руки в складки платья. Впрочем, она могла бы этого не делать, потому что капитан все равно не смотрел на нее.

— Я вернусь за подносом позже, — тихо сказала она. — Вы велели мне почистить ваши сапоги. Я могу их забрать, когда вы поужинаете?

— Да, а пока идите, — нетерпеливо ответил он. Отпустив девушку взмахом руки, Клод боковым зрением наблюдал за тем, как она шла мимо него к двери.

Алексис вернулась к себе в каюту, где ей давно пора было прибраться. С того момента, как она стала членом экипажа, у нее не было ни одной свободной минуты. На кровати Лендис оставил для нее пару брюк. Алексис примерила их, не снимая платья. Почувствовав, что брюки сидят как надо, Алексис с радостью сбросила платье и стала искать рубашку. Лендис не смог подобрать для нее подходящей, впрочем, не беда: у нее была рубашка Клода. Алексис накинула ее, закатав рукава по локоть. Посмотрев на себя в зеркало, она осталась довольна. Невольно вспомнился тот далекий день, когда ей впервые пришлось примерить такую же рубашку. Теперь мужской наряд уже не смог скрыть ее пола, как это было, когда Алексис исполнилось тринадцать. Наоборот, в какой-то степени он даже подчеркивал женственность форм. Сейчас не помогла бы ни стрижка, ни вязаная шапочка, не без удовольствия подумала Алексис. Она потребовала разрешить ей ходить в брюках не оттого, что не хотела признавать за собой права быть женственной, но лишь чтобы было удобнее работать. Белая рубаха только подчеркивала округлую линию груди, а брюки, давая простор движениям, ловко облегали бедра, обтягивали живот и ноги. Неохотно Алексис сняла с себя новую форму, решив сначала спросить у капитана разрешения носить его рубашку. Она умылась, смыв с лица следы копоти, оставшейся после чистки оружия, вымыла голову и заплела в косу еще влажные волосы, затем надела чистое платье. Когда Алексис посчитала, что у Клода было достаточно времени, чтобы справиться с ужином, она вернулась в его каюту забрать поднос и сапоги.

Оказалось, что капитан даже не дотронулся до еды, и она не оставила этот факт без внимания.

— Какое вам дело до того, ел я или не ел? — угрюмо полюбопытствовал он, откинувшись на спинку стула, сложив на груди руки и скептически глядя на девушку. Вероятно, он не верил в искренность ее заботы.

— По правде говоря, капитан, вашей гостье, или пленнице, как вам будет угодно, действительно должно быть все равно, ели вы или нет, поскольку причины отсутствия у вас аппетита вряд ли имеют отношение к ней лично. Что же касается вашего нового юнги, то здесь дело другое. Голодный капитан, к тому же рассеянный — да, я же вижу, каким взглядом вы смотрите на карты у вас на столе, — может натворить немало бед на корабле. Плохо, когда кораблем командует больной человек.

Клод взял в руки карандаш и забарабанил им по столу. В ее тоне появилось нечто новое, чего до сих пор не было. Какая-то приторная сладость. Клод был достаточно опытен, чтобы понимать, что обычно стоит за этой приторностью.

— Любезный юнга, удовлетворит ли вас самое простое объяснение отсутствия у меня аппетита? Например, такое, как отсутствие чувства голода?

— Конечно, — ответила Алексис. — Только вот думаю, Форрест вряд ли поверит, когда я верну ему полный поднос.

— Можете не беспокоиться насчет того, что подумает Форрест, и своей голове дайте отдохнуть. С кораблем ничего не случится, с курса мы тоже не собьемся, я вам обещаю. И еще: сомневаюсь, что Форрест позволит себе хоть что-то сказать по поводу несъеденного ужина.

— Нет, он не скажет, вы правы, — с невинным видом заметила Алексис. — Но ваш юнга должен знать правду, чтобы передать вашей пленнице Алексис. Ей не хотелось бы стать причиной потери вами здоровья.

Алексис вздрогнула от резкого звука — карандаш в руках Клода разломился надвое. После этого в каюте воцарилась такая тишина, что Алексис даже испугалась.

Она видела, как каменеет лицо капитана, заостряются черты, как упрямо сжимается челюсть и в тонкую линию вытягивается рот. Девушка прижала палец к губам, только сейчас осознав, какую проявила жестокость. Дурацкая игра! Конечно, он возненавидел ее за это, но не больше, чем она возненавидела самое себя!

Клод отодвинул стул и встал. В два шага он преодолел разделявшее их пространство, приблизившись к ней вплотную. Грубо схватив Алексис за талию, он привлек девушку к себе. Свободной рукой схватив косу и оттянув ее голову назад, он склонился над ней, заглядывая в черные точки зрачков.

— Что бы вы собой ни представляли, роль скромницы — не для вас, — с угрозой в голосе прошептал Клод и, прижавшись губами к ее рту, стал целовать, грубо, яростно. Она вырывалась, колотила его кулаками по спине, но он не отпускал ее и не прерывал поцелуя. В том, как он прижимал ее к себе, как целовал, не было ни капли нежности. И все же Алексис была довольна. Так он наказывал ее за то, что она пыталась казаться чем-то, чем не была в действительности. Его обращение было столь же противно ей, сколь противны его слуху ее приторно-лживые речи. «Я заслужила», — думала Алексис. И она боролась с ним. Боролась, как только могла. Она хотела получить ответ и получила. Не надо было пытаться заставлять его признаваться в том, что причиной его плохого аппетита, неспособности сосредоточиться, думать была она — Алексис. Своими действиями Клод давал имя ее преступлению, он объяснял, что послужило причиной его решения, парадоксального, нелогичного, взять ее на корабль. Она нужна была ему вся — такая, какая есть. Он взял ее с собой, потому что не мог не взять. Его влекло к ней то, что составляло ее индивидуальность, что делало ее непохожей на других. Сейчас, обращаясь с ней так, как мужчина обращается с женщиной, которую более не уважает, он пытался ей показать, что, предавая себя, она предает его!

Алексис почувствовала, как его рука ложится к ней на грудь, а пальцы жестоко сжимают тело. И вдруг он отпустил ее. Оказавшись без поддержки, девушка упала на пол.

— Ну что, довольно, Алекс? — спросил Таннер хрипло, с одышкой, прожигая ее своими зелеными глазами. — Теперь ты узнала, что хотела? Так стоила ли овчинка выделки?

— Да, — хрипло прошептала она.

— Я не расслышал. К чему относится твое «да»? К какому вопросу?

— Да, — повторила она громче. — Да! И тот, и другой — да!

Она смотрела ему в лицо и не могла отвести глаз. Его отвращение было столь явным, столь отчетливым… Алексис стремилась на всю жизнь запомнить этот взгляд и никогда в будущем не допускать, чтобы на нее смотрели с таким выражением. Губы Клода раскрылись от удивления, когда она отказалась принять его помощь, оставаясь недвижно лежать на полу. Клод в растерянности опустил бесполезно повисшую в воздухе руку.

Алексис заговорила тихо, с твердостью, которая заставила моряка вздрогнуть.

— Клод, я хочу быть юнгой. С этого момента — просто юнгой. Я только что сделала тебе больно, впрочем, как и ты мне. Я жестоко поплатилась за то, что пыталась играть одной частью себя против другой. Это было ошибкой, и я могу лишь обещать тебе, что больше подобного не повторится. Вы сделаете это для меня, Клод? Вы сможете быть мне только капитаном?

— Как долго, Алексис?

В его голосе звучало что-то, напоминающее мольбу.

— Как долго, — повторил он, — каждый из нас сможет притворяться бесчувственным, когда так сильно желает другого?

Алексис покачала головой:

— Не знаю. Быть может, у нас обоих хватит мужества только до той поры, как я покину эту каюту.

Он все еще желал ее. Быть может, даже сильнее, чем она его. Алексис понимала, что если у нее не хватит духу уйти как можно быстрее, то она не сможет уйти никогда. Ей трудно было признать за собой эту слабость, но она нуждалась в его помощи, чтобы сделать решительный шаг. Алексис стало страшно, впервые по-настоящему страшно, с тех пор как она очутилась на корабле. Только сейчас девушка ощутила, как реальна перспектива навек остаться пленницей капитана Гамильтона.

Клод не сомневался, что она наказывает себя, отказываясь от того, чего в этот момент ей хотелось больше всего. Она желала его, не столько вопреки тому что он сделал с ней, сколько из-за того, что он сделал. И только поэтому он подчинился ее требованию, предоставив ей поддержку, в которой она так нуждалась, хотя и знал, что ему дорого придется заплатить за этот благородный жест. Если она просит, что же, он даст ей уйти. Клод подошел к стулу и сел, протянув ноги.

— Полагаю, вы можете забрать мой поднос и мои сапоги, Денти, — сказал он. — Забирайте их прямо сейчас.

Алексис поднялась с пола и подошла к капитану. Встав перед ним на колени, она сняла с его ног сапоги. Клод изо всех сил боролся с собой. Глядя на ее склоненную голову, он хотел сказать ей, что в этом нет необходимости. Он не хотел, чтобы она страдала еще больше. И тем не менее он не останавливал ее. Он догадывался о том, что ничего более для себя унизительного Алексис в жизни не делала, и для нее продолжать игру было даже труднее, чем для него.

Взяв сапоги и поднос, девушка пошла к двери, тогда как Клод вернулся к картам. Уже у порога она остановилась, вспомнив о рубашке.

— Что еще, Денти? — спросил Клод изменившимся от сдерживаемого желания голосом.

— Мистер Лендис нашел для меня брюки, но мне нужна рубашка, — тихо прозвучал ответ. — У меня есть ваша, та, что я одолжила у вас утром. Можно мне носить ее?

Повернувшись к ней, Таннер медленно смерил ее взглядом всю, от головы до пят. Он знал, какую чертовски высокую цену придется ему заплатить за согласие играть в ее игру.

— Вы будете очень хорошо смотреться в этой одежде, не так ли?

— Да, — честно ответила она и быстро, чтобы не дать себе передумать, открыла дверь.

— Можете взять рубашку.

Клод отвернулся и закрыл глаза. Он слышал, как захлопнулась дверь, словно перекрыв им пути друг к другу. Сколько времени пройдет, прежде чем она войдет к нему снова? Он посмотрел на карты и раздраженно сдвинул их в сторону.

У себя в каюте Алексис начистила сапоги капитана до блеска, словно хотела выместить на них все, что накопилось у нее за этот день. Что же, больше испытаний не будет. Ее цель остается прежней: вырваться, убежать и приступить к выполнению взятых на себя обязательств. Слабая улыбка осветила лицо Алексис: страсть, готовая захватить ее в свои лапы, не смогла взять верх. Она вышла победительницей из этой неравной схватки.

Алексис поставила сапоги под дверью капитанской каюты, а сама поднялась на палубу и подставила лицо ветру и соленым брызгам. Вернувшись к себе, она уснула крепким, мирным сном без сновидений.

Глава 6

Алексис проснулась рано. Она чувствовала себя отдохнувшей и готовой к работе. Более того, ее распирала потребность действовать, выполнять любую работу. Необходимость что-либо доказывать Клоду отпала — теперь она вполне могла пойти в естественную в ее положении роль практикантки и получше разобраться в вопросах, в которых чувствовала себя не вполне уверенно.

Быстро умывшись, Алексис натянула одежду, которой снабдили ее Лендис и Клод. Затем, причесавшись и заплетя косу, она отправилась в камбуз к Форресту. Кок с кислым видом сообщил ей, что капитан Клод уже позавтракал и находится на палубе. Алексис осталась помогать ему и не уходила до тех пор, пока Форрест не начал бурчать, что она только под ногами мешается. Тогда, поблагодарив его за любезность, девушка поднялась наверх.

Заметив Алексис на палубе, Клод, следуя первому побуждению, отвернулся, чтобы не смотреть на нее: так бесовски она была хороша. Ее рубашка, распахнутая у ворота (его рубашка, напомнил себе Клод), открывала нежную выемку на горле. Налетевший ветер прижал ткань к телу, и белое топкое полотно плотно облегло округлую девичью грудь. Бедра ее слегка покачивались. Таннер прикусил губу, вспоминая, что так она ходила всегда — брюки только подчеркнули легкость и грациозность ее движений. Он обвел взглядом матросов — их лица выражали откровенное удовольствие. Вот плата за то, что Таннер согласился сделать для нее вчера: теперь он не только принужден смотреть на нее, не в силах утолить желание, но и будет постоянно делить это зрелище с командой.

Гарри Янг, сидевший в «вороньем гнезде» наверху, заметил девушку со своего высокого насеста и крикнул ей что-то. Одной рукой прикрывая глаза от солнца, Алексис отклонилась назад, чтобы рассмотреть парня, улыбнулась и весело помахала ему рукой.

— Полезай ко мне, ты мне нужна! — крикнул матрос.

Она в нерешительности посмотрела на Клода, словно спрашивая у него разрешения, и тот ответил ей коротким безразличным кивком, — мол, делай, о чем просят.

— У нее здорово получается, капитан, — заметил Лендис.

Таннер отвел взгляд от все уменьшающейся фигурки Алексис и, повернувшись, ответил:

— Чертовски хорошо, я бы так сказал. Да и сапоги она начистила отменно.

Он прислонился к борту и выставил вперед одну ногу, приглашая Лендиса полюбоваться работой своего юнги.

Взгляд первого помощника упал на блестевший на солнце сапог. Когда он поднял глаза на капитана, в них стоял немой вопрос.

— И ты смог… — пробормотал он с ужасом.

Улыбаясь, Клод опустил руку на плечо старшего товарища и легонько сжал его.

— Смог, — коротко ответил он, и в его голосе Лендис не услышал раскаяния.

Клод отпустил плечо друга и пошел прочь, оставив Лендиса гадать, что же заставило его капитана совершить такой безумный, такой жестокий поступок. Но Лендис знал, что никогда не услышит ответа, ибо Клод не станет ничего больше говорить ни об Алексис, ни о своем отношении к ней.

День промелькнул удивительно быстро. К радости Алексис, моряки охотно делились с ней знаниями об оружии, о стратегии боя — обо всем, что касалось ведения военных действий. Сначала они воспринимали ее вопросы с шутливым недоумением, потом включились в игру, с удовольствием вспоминая о былых сражениях, в которых участвовали сами, и о тех, о которых только слышали. Однако, заметив, как Алексис ловит каждое слово, задавая вопросы отнюдь не романтического плана, они заподозрили неладное и прикусили языки. Зная ее историю, никто из них не хотел стать невольным соучастником в безнадежном предприятии, способном привести ее к гибели. Однако упорства Алексис было не занимать — медленно, но неуклонно, она смогла убедить моряков в своей безусловной решимости выполнить задуманное.

Алексис знала, что любой из мужчин, покоренный ее чарами, в конце концов не сможет отказать ей и поможет в том, чего она хотела больше всего — бежать. Клод должен был бы правильно оценить ее силы. Однако капитан имел перед ней определенное преимущество: он уже успел завоевать преданность своей команды, а у Алексис для этого времени оставалось в обрез. Если возможность сбежать с корабля так и не представится, то по прибытии в Вашингтон от команды для нее будет мало проку.

На этот раз, когда Алексис принесла Клоду ужин, между ними не было сказано ни одного лишнего слова — только его распоряжения и ее да, капитан. Вернувшись к себе и дожидаясь, пока он закончит еду, Алексис, лежа на кровати, разглядывала обстановку каюты. Взгляд ее случайно упал на шпаги, висящие на кроваво-красном бархатном ковре. До этого момента Алексис смотрела на оружие единственно как на украшение по-спартански убранного помещения. Сейчас она вдруг увидела шпаги в совершенно ином свете. Девушка сняла со стены одну из них, взвесила ее на руке, приноравливаясь к весу оружия. Затем она сделала несколько выпадов, вспоминая то, чему ее учил Пауль. Эфес был великоват для ее руки, и Алексис чувствовала, что очень скоро устанет. Тогда она убрала на место шпагу и взяла другую. Перепробовав все, Алексис выбрала ту, которая показалась ей продолжением ее собственной руки.

Она умела обращаться с такого рода оружием. Пауль в свое время преподал ей достаточно уроков. Потом эстафету принял Джордж, который занимался с Алексис фехтованием больше ради собственной пользы: дочь была ему неплохим спарринг-партнером. Несмотря на бурные протесты Франсин, в гневе даже забывавшей недостаточно яркий для выражений такого рода эмоций английский, Алексис и Джордж продолжали заниматься, предпочитая, чтобы не раздражать Франсин, делать это в офисе. Алексис только теперь осознала, насколько ценными были для нее эти уроки; она была благодарна своим учителям за то, что они научили ее грамотным и выверенным движениям. Девушка понимала, что нуждается в дальнейшем совершенствовании своего мастерства, и у нее была надежда, что среди экипажа судна найдется кто-то, способный продолжить ее обучение. Алексис легонько дотронулась до острия и невольно отдернула руку, увидев на пальце капельку крови. Повесив шпагу на место, она пошла забирать поднос.

— Капитан, — спросила Алексис, наливая вино в его бокал. — В моей каюте есть несколько шпаг. Они принадлежат вам?

— Да, Денти.

Клод глотнул вина и спокойно дожидался дальнейших расспросов. Он вовсе не был удивлен и хорошо понимал, куда она клонит, но, глядя в обращенные к нему янтарные глаза девушки, он знал также и то, что не сможет ей отказать.

— Разрешите мне использовать одну из них, если я смогу найти того, кто мог бы меня поучить с ней обращаться.

— Разрешаю. Кого вы собираетесь просить об этой услуге?

— Лучшего фехтовальщика на этом корабле, — без колебаний ответила она.

— Тогда поскорее отнесите это Форресту, — Клод кивнул на поднос, — и займитесь поисками.

Глядя вслед юнге, он позволил себе ухмыльнуться. Ей не придется долго искать — ведь все дороги все равно ведут в Рим.

Закончив работу в камбузе, Алексис быстро вернулась за шпагой, предвкушая удовольствие, которое получит в оставшиеся до сна несколько часов. Поднявшись на верхнюю палубу, она увидела Лендиса и нескольких членов команды, сидящих маленьким, тесным кружком. Моряки заканчивали ужин.

Лендис жестом пригласил ее присоединиться к ним.

— Садитесь, — подвигаясь, сказал Франк Спринджер. — Только обещайте не пускать в ход эту свою игрушку.

Алексис засмеялась.

— Я вовсе не собираюсь этого делать, Франк. Честно говоря, я ищу того, кто мог бы поучить меня. Кто у вас на корабле самый лучший фехтовальщик?

— При всей скромности, мадам, не могу не признаться, вы на него смотрите, — вмешался Том Даниелс, явно имея в виду себя.

— При чем здесь скромность? Мне нужен мастер.

— Том и есть мастер, — подтвердил Лендис. — Он действительно лучший.

Все поддержали первого помощника, в то время как Том только довольно ухмылялся.

Любуясь игрой солнечных лучей на тонком лезвии клинка, девушка не спеша поворачивала шпагу в руке, когда Гарри, осторожно подняв взгляд на Тома, тихо сказал:

— Не спорю, Том, ты лучший из нас… если не считать капитана. Ты знаешь, что это правда. Лучший здесь капитан Клод.

Том пожал плечами.

— Он прав, Алекс. По сравнению с капитаном даже я фехтую, как неуклюжий медведь.

Том улыбнулся, разведя руки, и на этот раз никто не стал ему возражать. Алексис ничего не оставалось, как только поблагодарить моряков.

— Наверное, я должна была догадаться сама, — сказала она, разглядывая шпагу. — Что ж, попрошу капитана поучить меня, как только увижу.

Гарри рассмеялся и показал за спину Алексис.

— На ловца и зверь бежит. Судя по всему, учитель уже готов преподать вам первый урок.

Девушка обернулась — Клод шел прямо к ней. В руках у него была шпага, та самая, которая показалась ей слишком тяжелой. Подойдя, капитан взял из ее руки шпагу и, взвесив оружие в руке, стал внимательно разглядывать клинок.

— Неплохой выбор, Денти. — Таннер протянул Алексис ее оружие. — Когда-то ваша шпага была как раз по мне. Похоже, вы уже немного знакомы с тем, что делают этой игрушкой.

— Чуть-чуть, капитан. Отчего вы сразу не сказали, что будете моим инструктором?

— Тогда вы бы передумали?

— Вовсе нет. Мне не пришлось бы тратить лишние силы на расспросы.

— К чему пустые разговоры. — Клод взял свою шпагу на изготовку. — Начнем. Освободите место!

Алексис согласно кивнула, и моряки отошли назад, образовав круг вокруг нее и капитана.

— Сперва посмотрим, на что вы способны. — Чуть согнув ногу в колене и выставив шпагу вперед, Таннер встал в начальную позицию.

Алексис сразу легко принудила своего наставника отступить, начав атаку без подготовки. Однако, позволив ей сделать несколько первых быстрых выпадов, тот заставил девушку вернуться на прежнее место и даже чуть дальше, к зрителям. Затем Клод остановился, чтобы поправить шпагу в ее руке.

— Не надо сжимать пальцы так, будто это кухонный нож, которым вы собираетесь разрезать кусок говядины, — заметил он.

— Я сама об этом подумала, — согласилась Алексис.

— Чувствуете разницу?

— Да.

— Хорошо, начнем снова.

Клод продолжил наступление, и она все увереннее парировала его выпады. Алексис даже предприняла собственную атаку, но тут капитан остановил ее и объявил перерыв.

— Денти, я знаю о каждом вашем шаге наперед. Вас выдают глаза. Старайтесь по возможности скрывать свои чувства, чтобы противник не догадался о ваших намерениях. Просто удивительно, как страстно вам хочется вонзить острие в мое сердце. — Клод улыбнулся. — Но знайте — метить в сердце — не всегда правильно. Хороший укол в руку или ногу может быть куда полезнее для того, чтобы вывести вашего обидчика из строя. Иногда такого рода выпады очень коварны, особенно если в пылу сражения ваш враг не замечает, что ранен. Когда же он почувствует боль, то невольно потеряет бдительность. Пусть это будет мгновение. Часто одной секунды достаточно, чтобы завершить дело.

— Я поняла, — мгновенно отозвалась Алексис. — Целюсь в руку или в ногу.

— Да, но только не надо делать из капитана мишень, — то ли в шутку, то ли всерьез крикнул Гарри.

— Не волнуйся, — откликнулась Алексис, — я не за ним охочусь.

Они начали снова, и на этот раз схватка длилась дольше. Теперь Клод только указывал Алексис на ее ошибки, перестав всякий раз останавливаться из-за них.

— Вы слишком часто делаете выпады в одну и ту же сторону, Денти. Старайтесь сбить меня с толку. Не дайте мне возможности предвидеть ваш следующий шаг. Выше поднимайте руку, она служит вам для равновесия. Вот так, уже лучше. Расслабьтесь, не надо напрягаться. На меня смотрите, Денти, попробуйте угадать, что я буду делать!

И в тот же момент Таннер ногой выбил шпагу из ее рук. Оружие со звоном упало на палубу. Вытирая рукавом рубашки струящийся по лбу пот, Алексис наклонилась, чтобы поднять шпагу.

— Давайте отдохнем, — предложил Клод

Девушка согласилась и присела рядом с Томом, а капитан прислонился к мачте.

— Нелегкое дело, — проговорила Алексис, задыхаясь.

Том тихонько успокоил ее:

— Наверное, вам будет приятно узнать, Алекс, что капитан Клод тоже порядком подустал. Он как следует на вас наседал. Я заметил, что он применил к вам пару приемов не для новичков. Вы держались молодцом.

Алексис улыбнулась, взглядом поблагодарив Тома за поддержку. Подтянув колени к груди и обхватив их руками, она старалась восстановить дыхание.

Клод сочувственно наблюдал за девушкой. Она устала, и здорово устала, гораздо сильнее, чем позволяла себе показать. Вчера и сегодня она много и тяжело работала, а израненная спина наверняка все еще давала о себе знать. На лбу Алексис выступила испарина, маленькие бисеринки пота сверкали в лучах заходящего солнца. Клод видел, как девушка украдкой вытерла пот со лба. Если она доведет себя до изнеможения, то не сможет сосредоточиться. Капитан понимал, что, давая уроки фехтования, можно случайно поранить соперника, да и зрители мешали им. Но Клод знал и другое: какой бы усталой она ни была, Алексис будет ему благодарна, если он продолжит урок.

Девушка вопросительно посмотрела на капитана. Краткий отдых отчасти вернул ей силы, хотя спина болела здорово. Но она старалась не замечать того, что ей мешало, сосредоточившись на предстоящем поединке. Клод пристально наблюдал за ней, понимая, каких усилий стоит Алексис продолжение урока. Быть может, все-таки на этом и закончить? Он посмотрел девушке в глаза, надеясь прочесть в них ответ.

— Полагаю, этот бой на сегодня будет последним, — она давала ему понять, что не преувеличивает свои возможности.

Клод проверил, правильно ли Алексис держит оружие. Убедившись, что хватка ее крепка, он отошел на исходную позицию, давая ей возможность показать, на что она еще способна. Хватит ли у нее сил выдержать его наступление? Заметив нерешительность капитана, Алексис успела точно спланировать действия и ловко воспользоваться его замешательством.

— Отлично, Денти, — похвалил ее Клод. — Но другой противник, не я, сразу поймет, в чем состоит ваша слабость и очень быстро ответит.

Мгновенно Клод заставил ее перейти к обороне.

Они продолжали фехтовать еще несколько минут. Клод то критиковал ученицу, то, наоборот, хвалил, не оставляя ни одно ее движение без внимания.

— Хороший выпад, Денти, только вторую руку не надо опускать. И старайтесь больше веса перенести на правую ногу. Потом вы все еще слишком часто двигаетесь в одном направлении…

Алексис улыбнулась, и вдруг все поплыло у нее перед глазами. Какая страшная боль в спине! Оружие выпало у нее из рук, глаза расширились от ужаса. Горячие волны боли прожигали ее насквозь, тело сводили судороги.

Клод мгновенно догадался, что с ней происходит что-то страшное, но не смог вовремя остановиться. Алексис совершенно не почувствовала боли, когда острие шпаги проткнуло ткань рубашки и коснулось ее плеча, прорезав кожу. Она поняла, что в дополнение к ее несчастьям случилось что-то еще, только по стремительной перемене, происшедшей с лицом ее наставника. Он смертельно побледнел и, разжав пальцы, выронил шпагу, со звонким стуком покатившуюся по доскам палубы. Боль в спине вдруг отступила на второй план. Новая горячая волна обожгла ее плечо. Алексис почувствовала, как намокает рубашка, и, опустив глаза, увидела кровь, заливающую ее грудь. Она смотрела на кровавую полосу со странным интересом, словно все это происходило во сне. Подняв глаза на Клода, девушка заставила себя улыбнуться.

— На первый раз с меня довольно, капитан. — Не успела она это произнести, как силы оставили ее, и она провалилась в темноту.

Клод подхватил ее на руки, не дав упасть. Голова Алексис откинулась назад, а ее длинная коса стегнула его по бедрам. Моряки в молчании расступились, давая им дорогу. Лендис последовал за капитаном, тогда как остальные остались стоять на палубе, не понимая до конца причину несчастья, происшедшего у них на глазах, чувствуя и себя отчасти виновными в нем.

Клод осторожно положил Алексис на кровать, а сам присел с краю. Лендис тем временем отправился за лекарством и бинтами. В этот момент Алексис пришла в себя. Она попыталась встать, но Клод удержал ее.

— Лежи тихо, — приказал он.

— Это всего лишь царапина, Клод, — слабо запротестовала она. — Глупо было падать в обморок.

— Позволь мне посмотреть.

Он расстегнул несколько пуговиц и приспустил рубашку с ее плеча. Тонкая красная полоска прорезала кожу дюймах в пяти ниже ключицы. Сейчас, когда Алексис лежала, кровотечение почти остановилось.

Вернулся Лендис, и Клод, тронув рану, проверил глубину пореза.

— Это, конечно, не царапина, Алекс, но, я думаю, ты быстро поправишься, достаточно быстро для того, чтобы успеть взять у меня следующий урок фехтования.

— Хорошо бы, — пробормотала девушка и тут же прикусила губу, когда Клод стал промывать края раны спиртом.

— Ты можешь кричать сколько влезет, даже в обморок можешь упасть. В этом нет ничего стыдного.

— Нет, — еле слышно прошептала Алексис. — Не могу, пока здесь Лендис. Он думает, что я очень смелая.

Клод приложил ей палец к губам, желая успокоить ее, но его рука дрожала не меньше, чем ее губы. Глядя на округлое плечо Алексис и обезобразивший его шрам, Клод понимал, что не ослепительная нагота ее совершенного тела заставляет дрожать его руки, и не этот уродливый рубец, а то и другое вместе. Все дело в том, что и то, и другое было частью этой женщины, тихо лежавшей сейчас перед ним. Капитан отвернулся и жестом подозвал Лендиса.

— Скажи людям, что с ней все будет в порядке. Больше всего ей сейчас нужен отдых.

Когда Лендис ушел, Клод наклонился к Алексис:

— Ради меня не надо притворяться мужественной. Я уже знаю…

Он замолчал. Не было смысла говорить ничего больше — девушка снова потеряла сознание.

Сняв с нее рубашку, Клод перебинтовал плечо чистыми полосками ткани. Он принес из своей комнаты другую рубашку и надел на нее. Алексис очнулась на мгновение, когда он застегивал пуговицу у нее на вороте. В глазах ее светилась улыбка, пока недоступная ее губам.

— Мне, кажется, стоит поспать, Клод, — пробормотала она и, положив ладони поверх его рук, добавила: — Ты не виноват.

Капитан ничего не сказал в ответ, но девушка видела по глазам, что он не согласен с ней, чувствовала, как напряглись его пальцы на вороте ее рубашки. Она хотела попросить его остаться с ней, хотела сказать, что нуждается в его поддержке, в том, чтобы он был рядом, когда она проснется. Еще она хотела поблагодарить капитана за то, что согласился учить ее, принял ее всерьез, понял ее цель.

Алексис закрыла глаза и прежде, чем погрузиться в сон, успела подумать о том, что непременно придет к нему позже и скажет, что хочет его, хочет сильнее, чем когда-либо прежде.

Клод оставался в ее комнате до тех пор, пока ему не стало ясно, что девушка уснула глубоким сном; только потом он отправился к себе. Решение напиться пришло как-то само собой, и, когда вернулся Лендис, Клод был уже крепко пьян. Потом они добавили еще. Наливая по полному стакану себе и другу, Клод, мотая из стороны в сторону головой, произнес:

— Черт побери, Джон. Надо было мне думать до того, как я позволил ей взять оружие.

— Она ведь сама этого хотела, не так ли?

— Конечно, она этого хотела! И я ее научу, черт возьми!

— Для чего тебе это? — пряча улыбку, спросил старший помощник.

Клод медленно обвел глазами каюту, обдумывая ответ.

— Я не могу отпустить ее, Джон, — с трудом выговорил он. — Но я все же хочу, чтобы она попыталась. И если ей удастся сделать то, что она задумала, я хочу, чтобы она была готова противостоять Траверсу. Я думаю, ты ведь уже и так все понял, а, Джон?

— Понял, Таннер. Если уж ты понял, то я наверняка должен был понять. Зачем ты напился, Таннер? Тебе кого-нибудь жаль?

— Алекс, — не раздумывая, ответил Клод.

— Это хорошо, что она тебя не слышит. Ей бы не понравилось, что ее жалеют. Она могла бы тебя за это возненавидеть.

— Тогда мне жаль себя.

Клод прикончил содержимое стакана одним глотком.

— И за это она бы тебя тоже возненавидела, — сказал Лендис. Он положил руку на стакан Клода, не давая ему налить еще.

— Господи, Джон! Чего ты хочешь от меня? Я знал, что она устала и слабеет с каждой минутой. Девушка не успела толком отдохнуть. Спина, черт побери… Она у нее еще не зажила! Ты что, забыл? Ведь я знаю, какую боль ей довелось испытать.

Последнюю фразу Клод произнес сквозь сжатые зубы. Вновь к нему вернулось воспоминание о том, как на узкие полоски кожи разрывало его спину. Он словно наяву слышал свист плетки и звук рвущейся плоти. Сняв ладонь Джона со своего стакана, Клод вылил туда все, что осталось в бутылке. Когда он заговорил снова, голос его звучал тихо и внятно.

— Это могло подождать. Я хотел научить ее, но должен был подождать до тех пор, пока она не окрепнет.

— Пожалуй. Но Алексис считала, что готова, иначе не стала бы просить.

— Она была не права.

— Пусть. Это была ее ошибка. Почему ты берешь всю ответственность на себя?

— Я едва не убил ее.

— Но ведь не убил. И она не винит тебя за то, что произошло, не так ли?

Клод уставился в стакан, изо всех сил сжимая его пальцами так, что побелели костяшки.

— Поспи, Таннер. Уже за полночь. Она наверняка будет спать до утра. Мне не хочется, чтобы она застала тебя в таком виде.

Лендис встал и тихо вышел. По дороге к себе он насвистывал что-то веселое в свою седую бороду.

Клод упал на кровать, даже не раздеваясь, и закрыл глаза. Голова у него гудела, и каюта как будто вращалась. Несмотря на это, он сразу уснул, и ему снилась Алексис.

Одетая лишь в белую льняную рубашку, которую он дал ей, она медленно приближается к его кровати. Таннер даже разглядел просвечивающую сквозь ткань повязку у нее на плече и невольно поморщился, как от боли. Тут взгляд его скользнул вниз и охватил нечто более приятное. Груди девушки плавно поднимались и опускались в такт дыханию. Сквозь открытый ворот рубашки виднелось обнаженное тело. Она осторожно ступала босыми ногами, и, посмотрев на них, Клод уже не мог отвести взгляд. Алексис остановилась возле его кровати и положила его руку к себе на бедро, позволяя его ладони приласкать ее тело так же, как до этого ласкали глаза. Она наклонилась к нему и что-то тихонько шепнула, так, что он скорее почувствовал ее слова, чем услышал их. Ее дыхание щекотало ему щеку. Клоду хотелось схватить ее и прижать к себе так тесно, как только возможно… но к рукам его словно привязали пудовые якоря. Кровь стучала у него в голове, он с трудом мог дышать, не говоря уже о том, чтобы понимать, что происходит. Он все еще был крепко пьян, но даже сквозь туман увидел гримасу брезгливости у нее на лице. Он не смог остановить ее, и тогда она, оттолкнув его, выбежала из каюты.

Этот сон кончился и начался другой, но уже совсем непонятный.

Клод проснулся до того, как первые лучи солнца проникли в его каюту. Ему оставалось только отругать себя за невероятную глупость. Пока он умывался, брился и переодевался, воспоминания о странном сне не покидали его. Клод взял рубашку, накинул ее и стал застегивать пуговицы. С каждым движением он все ближе подходил к осознанию того, что произошло ночью. То, что он видел, не было ни сном, ни бредом, ни порождением пьяной фантазии. Клод был готов волосы на себе рвать. Несколько раз он прошелся взад-вперед и вдруг, приняв решение, направился в каюту Алексис.

Когда Клод вошел, он был внешне спокоен — ничто не выдавало бушевавшей в нем ярости. Прислонившись к двери, он выставил вперед ноги, подпирая плечами косяк, и молча глядел на Алексис, досматривающую свои утренние сны.

Она спала, спрятав лицо в изгибе локтя. Одеяло сбилось, и на фоне грубой серой шерсти ее бедра выглядели особенно нежными и соблазнительными. Она зашевелилась во сне, Клод, прихватив с собой стул, подошел к ее постели. Остановившись примерно в шаге от кровати, он опустил стул и сел, продолжая ждать, когда она проснется.

— Это был не сон, не так ли? — его вопрос прозвучал сразу, как только ресницы девушки приподнялись и она встретилась с ним глазами.

— Нет, — ответила Алексис хрипло и села, натянув на себя одеяло, словно щит.

— Зачем вы здесь?

Клод улыбнулся, и в уголках его рта появились крохотные ямочки.

— Чтобы сделать то, чего я не был в состоянии сделать несколько часов назад. Чтобы сделать то, чего ты от меня хочешь, чего я сам хотел, но не мог.

— Ты был пьян, — сказала она бесцветным голосом, в котором не было ни злости, ни презрения, ни отвращения — ничего того, что он увидел в ее взгляде ночью. — Почему?

— Я не мог перенести того, что произошло. Ты сказала, что в том не было моей вины, и я сейчас это понимаю. Я понял это вчера, но уже слишком много было выпито…

— Это я слишком много на себя взяла. Хотела все сразу и побыстрее. Я пришла к тебе ночью, чтобы убедиться, что ты знаешь и… — голос ее сорвался, но глаза ни на мгновение не отпускали его глаз, — …и сказать, что я хочу тебя.

— Что-то изменилось к утру? — Голос его сорвался до шепота.

— Нет, если ты понял, о чем говоришь и что это для меня значит.

Алексис выпустила из рук одеяло — свой тонкий щит, чтобы впустить его в свои объятия, чтобы услышать его слова — сбивчивые слова объяснений, но, когда зазвучал его голос, она невольно отшатнулась к стене.

— Позволь мне любить тебя, Алекс.

Испуганный крик сорвался с ее губ, и она прижала к лицу одеяло, чтобы заглушить его.

— Что с тобой, Алекс? Я что-то сделал не так? — быстро спросил он, пытаясь найти ответ в ее взгляде.

— Не называй то, что мы собираемся делать, любовью! — Ее глаза превратились в янтарные щелки. — Я не хочу, чтобы меня любили! Не хочу! Я не люблю тебя!

Клод встал над ней, поднес ладонь к ее горлу, подперев большим пальцем подбородок так, что голова ее откинулась назад.

— Но я люблю тебя, Алекс. И с этим тебе ничего не поделать.

Она засмеялась. Этот странный, скорбный, похожий на плач смех, пульсирующий в ее горле, казалось, прожег его руку, и он отдернул ее раньше, чем звук ее смеха коснулся его ушей.

— Ты забыл про клятвы, Клод? Зато я не забыла. Ни одна из них не будет нарушена. Я никогда тебя не полюблю! Я не хочу, чтобы ты меня любил! То, что ты зовешь любовью, всего-навсего удушливое, слепое, мелкое и смрадное чувство. Нельзя любить, не уважая другого. Твоя любовь держит меня в плену крепче, чем любые цепи! И я ненавижу тебя за это. Если ты действительно знаешь, что значит, когда тебе не дают делать то, что хочешь и должен, ты поймешь, что для меня твоя любовь. Я тебя за это ненавижу и собираюсь наказать тебя. Здесь! В моей постели! Твоя любовь все равно что удавка у меня на шее! Так что используй меня, как используют бессловесную тварь! Вот чего я хочу. Возьми меня! Пользуйся мной! Но только не называй это любовью!

Таннер не произнес ни звука. Тогда Алексис, не отрывая от него взгляда, принялась с холодной решимостью расстегивать пуговицы рубашки. Сев рядом, он стал снимать сапоги, действуя в той же бесстрастной манере. Оба молчали. Тишина сгущалась до тех пор, пока не была нарушена хриплым стоном Алексис в тот момент, когда Клод снял рубашку.

Этот стон ее мог означать лишь одно — девушка увидела шрамы у него на спине. Клод оставался неподвижен, ожидая, что будет делать она теперь, когда шрамы сказали ей куда больше тех слов, тех объяснений, которые он отказался ей дать.

Таннер чувствовал, как она вся напряглась у него за спиной. Он понял, что она опустилась на колени. Затем Алексис поднесла ладони к его коже, не решаясь коснуться, — это легко было угадать по теплу, которое излучали ее пальцы.

Почти неощутимо она дотронулась до его спины и тут же отдернула руки, словно не зная, хочет ли делать это или нет. Клод почувствовал, как она кончиком пальца провела по одному из его шрамов, отчего оба одновременно затаили дыхание. Он от удовольствия. Вдруг Алексис отдернула руку и спустя мгновение обеими ладонями прижалась к его спине, словно желая принять на себя все страдания, через которые ему пришлось пройти. Ее руки скользнули вниз. Потом вместо горячего прикосновения ее ладоней он почувствовал влажную прохладу ее щеки. Она долго сидела так, прижавшись к его истерзанной спине лицом, затем положила руки ему на лопатки, по обе стороны от своего лица. Таннер закрыл глаза, чувствуя, как одинокая слезинка покатилась по ее щеке. Он мог бы обрисовать контур ее щеки, чувствуя, как соленая капля катится по ней, а затем, выйдя на прямую, скользит по позвоночнику вниз. Ее голос, когда она заговорила вновь, был звонким и ломким, как острые кристаллики горного хрусталя.

— Я не знала, что ты понимаешь меня так хорошо.

Алексис отпустила его, и он повернулся к ней лицом.

— Расскажи мне, — попросила она.

Он покачал головой и вытер большим пальцем влажную полоску у нее на щеке.

— Не сейчас, — сказал он, бережно опуская ее на кровать. — Вначале другое. — Он коснулся ее губ своими. — Я люблю тебя, — прошептал он, зная, как больно ранят ее его слова.

Поцелуи его из нежных становились все более требовательными и жадными. Алексис отвечала с бешеной страстью, прижимаясь ртом к его губам, словно стремясь дать выход той боли, которую доставляли ей его слова. Руки Клода скользнули от ее шеи ниже, и когда пальцы сомкнулись вокруг ее соска, Клод услышал стон Алексис. Он ласкал ее грудь, пока не почувствовал, как восстали и отвердели соски, потом стал целовать ее глаза, нос, прокладывая цепочку поцелуев вдоль скулы от подбородка до уха. Поддерживая ее одной рукой, он приподнял Алексис, помогая ей сесть. Клод быстро расплел ей косу, и она ждала, покойно положив голову ему на плечо. Он опустил пальцы в шелковистые золотые кудри, наслаждаясь их мягкостью. Сняв рубашку с ее покорного тела, он снял и повязку тоже, чтобы видеть и познать ее всю.

Клод уложил ее на кровать, и, пока он снимал брюки, Алексис лежала неподвижно. Но когда он лег рядом, пассивность девушки исчезла, словно ее и не бывало: она вся дрожала под его прикосновениями. Его поцелуи были то жестокими и ранящими, то легкими, как дыхание ветерка; его руки то безжалостно сминали ее тело, то, наоборот, едва дотрагивались до кожи. И Алексис, возвращая ему поцелуи, разделяла все безумство его страсти; ей было все равно, что он делает с ней, важно лишь, что это делает он, и тело ее страстно откликается на его ласки. Она крепко прижимала его к себе, и под пальцами ее вздувались шрамы на бронзовой спине Клода. Ее ноги, казалось, ощущали мощь и силу его ног, нагая плоть касалась нагой плоти.

Невольные стоны вырывались из ее груди, и ей нравилось, как они были нежны, нравилось знать, что это он извлекает из ее тела такие звуки. Его рот жег ей грудь, губы его, его язык вызывали в ней те же ощущения, которые он создавал, лаская ее руками. Но вот руки его заскользили вдоль ее бедер вниз, медленно раздвигая ноги. Алексис отстранилась, ее вспугнули непрерывные движения его пальцев там, где сходились ее бедра, но Клод удержал ее, не дав отступить, и вот она уже сама подавалась ему навстречу, требуя еще и еще продлить наслаждение. Ни с чем не сравнимые чувства волной проходили через нее, чувства настолько сильные, что тело Алексис почти болезненно сжималось в тисках этих новых, незнакомых доселе ощущений. Вдруг она поняла, что, отпустив ее грудь, он собирается прикоснуться губами к тому месту, которое только что ласкали его пальцы.

— Клод, — пробормотала она, задыхаясь. — Нет. Не сейчас. Никто…

Она попыталась схватить его за волосы и оттащить, но это было ей не по силам, и все кончилось тем, что Алексис, бессильно опустив руки, сдалась.

— Тсс, — шептал он, — я знаю.

Он приподнялся и накрыл губами ее рот.

— Все в тебе чудесное. Я хочу узнать тебя всю.

Он поцеловал ее, и она ответила с торопливой жадностью, счастливая тем, что ему нравится то, что она может предложить ему.

Клод лег между ее раздвинутых ног и медленно вошел в нее, внимательно глядя в янтарные глаза, чтобы не пропустить нужное мгновение, тот момент, когда придет боль и она будет нуждаться в его поддержке. И это мгновение пришло. Глаза Алексис широко распахнулись; она посмотрела на него так, будто он ее предал. Затем, по мере того как он осторожно продолжал движение, боль стала уходить. Вскоре на лице ее вновь появилось выражение удовольствия. Он видел, как она борется с собственным противоречивым желанием: желанием быть свободной от него и желанием не дать ему остановиться, прекратить делать то, что он сейчас делал с ней. Она еще не понимала, что неделима и, отдавая ему во власть свое тело, заодно отдает и сознание.

Алексис начала двигаться вместе с ним, поймав его ритм, приближая то мгновение, когда позволит ему взять всю себя, и застонала в тот момент, когда они приблизились к самому краю. Клод удерживал ее там, пока ее стон не перешел в крик. Затем, в тот миг, когда он с силой вошел в нее последний раз, оба они покатились с обрыва вниз. Тело Алексис билось в конвульсиях свободного падения так, будто руки и ноги ее, помимо воли своей госпожи, стремятся убежать в момент удара о дно пропасти. И когда дно было достигнуто, когда яростные, необычные ощущения покинули ее и она лежала неподвижно, накрытая телом Клода, лучистое тепло проникло в нее. Это тепло было приятнее тепла солнца, только-только робко заглянувшего в каюту, распростершего свои розовые лучи по их обнаженным телам. Это тепло было теплее его дыхания, которое она чувствовала где-то возле уха, дыхания, от которого золотистые пряди у виска оживали и шевелились. Она услышала, как он сказал ей то, что уже говорил раньше, но не стала отворачиваться и продолжала слушать, словно та боль, которую доставляли его слова, была ей приятна.

— Я люблю тебя, — повторил Клод.

— Расскажи мне, — попросила она после долгой паузы, во время которой тишину нарушало лишь их тихое дыхание.

Клод накрыл ее простыней, и прикосновение прохладной ткани к разгоряченному телу казалось особенно приятным. Алексис придвинулась поближе к нему, коснувшись его груди своей.

Вздохнув, он чуть отодвинул ее.

— Я ничего не смогу тебе рассказать, если ты будешь вот так меня дразнить.

— Так скоро? — удивленно спросила она. Ей трудно было поверить, что он снова хочет ее, ведь недавно пережитые ощущения еще жили в ней, отзываясь где-то в кончиках рук и ног.

— Да, так скоро, — подтвердил он.

Клод по-прежнему лежал на спине, закинув под голову руки, и Алексис приподнялась на локте, чтобы видеть его лицо.

— Расскажи мне, — еще раз попросила она нежно.

— Тебе знакомо название «Чесапик»?[3]

В ответ Алексис только вздрогнула и вытянулась, как струна.

— Я рад, что ты знаешь, — вздохнул Клод. — Тогда мне не придется долго объяснять.

Клод продолжал бесцветным, сухим тоном, так же, как много раз до этого рассказывал свою историю. По мере того как он говорил, перед его глазами как живые вставали воспоминания.

— Это случилось три года назад, в июне. Я служил во флоте уже два года к тому времени, когда подписал контракт с «Чесапиком». Мы отплывали из Норфолка к берегам Европы. Не прошли мы и десяти миль, как нас остановил британский фрегат.

— «Леопард», — прошептала Алексис.

— Наш капитан, Баррон, решил, что они хотят лишь передать нам посылки, чтобы мы доставили их в Лондон, и поэтому позволил их офицерам взойти на борт. Тогда один из них достал копию приказа вице-адмирала сэра Джорджа Беркли. В то время он был исполняющим обязанности командира американской военно-морской базы. В приказе говорилось, что он предоставляет офицерам «Леопарда» право обыскать «Чесапик», так как там могут находиться дезертиры британского флота. Баррон отказался исполнять приказ. Вот тут все и началось. Британцы ответили на наш отказ десятиминутной канонадой, и мы ничего не могли им противопоставить. Те десять минут стоили целых часов. Когда дым рассеялся, мы насчитали троих погибших и восемнадцать раненых.

— И все друзья.

— Некоторые из них.

Он знал, что она чувствует его боль, ту боль, что он старался держать при себе, не показывая. Он искал в ее лице проявление жалости, но жалости не было — лишь понимание. Он поцеловал ее пальцы, лежавшие у него на плече, прежде чем продолжить рассказ.

Баррону ничего не оставалось, как только подчиниться. Он дал знак, что сдается, и принял у себя на борту вторую партию англичан. Как это у них заведено, британцы достали сфабрикованные документы и объявили четверых наших дезертирами. Я был одним из них.

Клод замолчал, подыскивая слова для продолжения рассказа. Обычно об этом он предпочитал не распространяться. Алексис пожала ему руку в знак того, что готова поддержать его, и Клод почувствовал, что должен говорить.

— Почти полгода я пробыл на «Леопарде». В это время мои близкие обшарили все пространство, которое только могли, чтобы найти меня и освободить. Им почти удалось это, но тогда меня перевели на «Гренаду», и британские власти известили их, что о моем местонахождении им ничего не известно. Вскоре шум вокруг происшествия с «Чесапиком» утих, и двери американских чиновников закрылись перед моими родителями и сестрой. На помощь властей они больше не рассчитывали.

Вначале я не мог принять то, что произошло со мной. Я верил, что моя семья сумеет добиться моего освобождения и этот кошмар — служба в Британском флоте — скоро для меня закончится. Некоторым повезло, и они обрели свободу. Когда слухи о спасенных перестали доходить до меня, я понял, что не могу надеяться ни на помощь семьи, ни на помощь моего правительства. Тогда я взял дело своего освобождения в собственные руки. Наверное, так я должен был поступить с самого начала…

— Ты пытался спастись?

— Я спасся.

— А порка?

— В наказание за неудачный побег. Вторая — за два побега.

— Два? — переспросила Алексис, с трудом сдерживая ужас. — Дважды они сделали это с тобой, и все же ты им не сдался?

Клод кивнул.

— Я прослужил на «Гренаде» восемнадцать месяцев, прежде чем попытался бежать в первый раз. Там я встретил Лендиса. Я хочу сказать, Алекс, я бы не отступил и перед четвертой, и перед пятой попыткой, если бы все предыдущие окончились неудачно.

Алексис уронила голову на подушку. Рука ее, лежавшая на плече у Клода, скользнула вниз, к его груди.

— Тогда ты знаешь, что я буду пытаться бежать, чего бы мне это ни стоило.

Это был не вопрос. Она подтверждала то, о чем он должен был давно догадаться.

— Да, — тихо сказал он.

— Но ты все же будешь стараться удержать меня.

— Да.

— Потому что тебе кажется… ты считаешь, что любишь меня.

Алексис говорила с запинкой, будто слова, которые она не хотела произносить, давались ей с трудом.

— Потому что я знаю, что люблю тебя.

Его ответ был быстрым, без раздумий, без колебаний. Алексис зябко поежилась, несмотря на тепло.

— И ты будешь брать меня в постель, зная, что каждый раз может быть последним?

— Да.

Он подождал, пока она придвинется ближе. Голова ее покоилась у него на плече, и ноги их переплелись. Когда она устроилась поудобнее, он сказал:

— И ты будешь позволять мне любить тебя, зная, что тебе будет с каждым разом все труднее допускать мысль о том, что все это может быть в последний раз.

— Да.

Оба молчали. Она слушала, как корабль разрезает волны, слушала пульс Клода и то, как бьется под ее рукой его сердце. Оно билось в такт кораблю. Эти двое были едины — он и его корабль. Впрочем, почему это должно ее удивлять? Он здесь дома. Это она была не у места, и ей надо было уйти, исчезнуть отсюда до того, как она почувствует, что слилась с этим кораблем и его хозяином так, что разделить их уже невозможно.

— Возьми меня, Клод!

Голос ее прорвал тишину, скомкал, столько в нем звучало страсти, отчаяния… и нежности. Одного только не было слышно в этом призыве и не будет ни в чем, что с этой минуты она станет делать, — сомнений. Она знала, чего хочет. Сейчас она была в этом более уверена, чем когда бы то ни было прежде. Мысль о свободе прожигала ей мозг, словно каленым железом, клеймила ее, как клеймил ее Клод, выковывая для нее цепь, невидимую и одновременно сверкающую от жара, цепь, становившуюся все прочнее по мере того, как губы его прокладывали цепочку поцелуев вдоль ее горла.

На этот раз все закончилось раньше. Для каждого из них накал страстей был выше, желание мощнее, так что промедление казалось просто невыносимым, оба отчаянно, с какой-то безоглядной решимостью стремились к концу. Казалось, будто сила эмоций, заложенная в ее голосе, в ее словах, словно давших пощечину тишине, обрела власть над их телами и нашла в них свое физическое воплощение.

Когда все закончилось, Алексис увидела, что ее ногти добавили новых царапин на его спине; он же ласкал ее так, что рана на плече снова стала кровоточить. Это испугало Алексис. Казалось, нечто свыше доказывает им, что их отношения самой судьбой предназначены нести им боль. Она посмотрела на Клода, но, не найдя в его лице подтверждения своим страхам, решила, что волнуется зря.

— Мне надо идти наверх, — сказал он, перебинтовав ей плечо.

— Мне тоже.

Алексис увидела, что он готов возразить, и приложила палец к его губам, призывая к молчанию.

— Мне надо работать. Я хорошо отдохнула ночью, хотя сон мой был прерван утром довольно интересным путем.

Алексис отдернула палец, когда он зажал его между зубами. Она улыбнулась, услышав его смех.

— Так значит, ты опять превращаешься в юнгу? — спросил Клод как можно непринужденнее.

— Да, на то время, пока мы не одни, — ответила она. — Но, Клод, я никогда, никогда не буду юнгой, оставаясь наедине с тобой.

Он кивнул и помог ей надеть рубашку, впервые получая удовольствие от этого занятия. Пока она заплетала волосы и умывалась, капитан оделся. Алексис, сидя на стуле, улыбаясь, смотрела, как он натягивает сапоги, столь тщательно начищенные ею накануне. Клод заметил ее взгляд и улыбнулся в ответ.

— Я, кажется, не успел поблагодарить тебя за отлично сделанную работу.

Они подошли к двери одновременно, и Алексис глянула на него в нерешительности, прежде чем переступить порог.

— Что-то не так? — спросил Клод.

Она засмеялась.

— Я как раз подумала, что, если кто-то увидит, как мы выходим из моей каюты вместе?

— А если и так?

— Мы только подтвердим то, что они считали неизбежным с самого начала.

Клод усмехнулся и поцеловал ее в лоб. Алексис открыла дверь, и они вместе вышли из каюты, чтобы вновь предстать перед командой в качестве капитана и юнги.

Моряки рады были увидеть Алексис живой и здоровой. Она принялась за работу с энтузиазмом, который поражал каждого. Работая, Алексис без смущения беседовала с матросами, так же, как накануне, рассказывая им, что собирается предпринять, когда покинет корабль. Она продолжала расспрашивать о том, в чем разбиралась слабее, и получала ответы все более и более компетентные: моряки с большей готовностью отвечали ей, проникнувшись серьезностью ее намерений. Алексис видела, что Клод наблюдает за ней со шканцев, но она знала, что он не помешает ей.

К полудню Алексис дошла до изнеможения. Плечо болело невыносимо. Она села на палубу, прислонившись к ящику, в котором хранились сигнальные флаги, и стала высматривать, не покажется ли где капитан. Ей хотелось сказать, что она слишком устала, чтобы продолжать работу, и попросить выходной. Но Клод все не показывался, и Алексис на минуту закрыла глаза, твердо намереваясь разыскать его, как только почувствует себя лучше.

Как-то невзначай минута растянулась на несколько минут, и Алексис сама не заметила, как уснула.

Именно в этот момент на палубе появились Клод и Лендис. Они стояли над ней и улыбались.

— Кажется, наш юнга увиливает от работы, — с шутливой суровостью заметил Лендис.

— Похоже на то, — согласился капитан. — Видно, сегодня мне придется самому принести себе ленч.

Клод наклонился, чтобы поднять ее. Сквозь сон Алексис почувствовала, что она уже не одна, и расслабилась в его объятиях. Руки ее непроизвольно вспорхнули вверх, обвив шею капитана. Она всем телом прижалась нему, а голова покойно улеглась на его плечо.

Лендис бросил понимающий взгляд на Таннера и его юнгу и отвернулся, чтобы спрятать смешок.

— Иди вперед и открой мне дверь в ее каюту, — сказал Клод, вздохнув. — Иногда ты слишком многое видишь, — добавил он себе под нос.

Лендис услышал последнее замечание капитана и засмеялся. То, что в отношениях этих двоих что-то здорово переменилось, было видно невооруженным взглядом. Однако оба они как были, так и остались ярко выраженными индивидуалистами с железной волей и противоположными целями. Сможет ли каждый из них достичь того, чего хочет?

Лендис открыл перед капитаном дверь, и Таннер прошел в каюту с Алексис на руках. Нет, не может быть, чтобы каждый из них не добился своего, думал Лендис. Он перевел взгляд с одного на другого, позволив себе на мгновение проникнуться их болью и их проблемами, затем тихо прикрыл за собой дверь и вернулся к работе.

Клод уложил Алексис на кровать и укрыл ее простыней. Он был уже у двери, когда его догнали ее слова.

— Капитан, — слабым шепотом произнесла она.

Таннер вернулся.

— Что, Алекс?

— Я устала. Я собиралась сказать, но не нашла тебя.

— Как твое плечо?

— Болит ужасно. Я не хочу сегодня работать, но я хочу, чтобы ты знал почему.

— Я уже знаю. Это ведь не только из-за боли?

— Не только. Если я надорвусь, я не смогу…

Алексис замолчала, желая услышать продолжение от него.

— Ты скажи, — попросила она. — Скажи, что я не смогу сделать.

— Бежать, — медленно ответил он, не скрывая, что ему не по себе.

— Спи, Алексис. Позже я навещу тебя.

Глава 7

Проснувшись, Алексис увидела, как Лендис ставит на стол поднос с едой. Она села на кровати и тепло улыбнулась старому моряку.

— Который час? Надеюсь, это не завтрак?

— Нет, — рассмеялся Лендис. — Это ужин. Капитан решил, что вы захотите поесть. Он сказал, что хорошее питание вам так же необходимо, как хороший отдых.

Алексис кивнула и села за стол.

— Джон, а где сейчас капитан?

— Я вижу, вы помните, — довольно сказал моряк, подразумевая то, что она запомнила их недавний разговор и просьбу называть его по имени. — Таннер с несколькими матросами уже несколько часов работает в трюме. Неприятности со шпангоутом. Они делают дополнительные опоры.

Алексис зачерпнула ложку супа. Запах и вкус были выше всяких похвал. Действительно, Форрест не нуждался ни в каких помощниках.

— Вы хотите сказать, что он присматривает за работами, — поправила она Лендиса.

— Я сказал то, что хотел сказать. Он работает вместе с матросами. Это одна из причин, почему команда его так любит. Он никогда не считает ниже собственного достоинства работать наравне с другими, когда в этом есть необходимость. Таннер разбирается в корабельной оснастке, но, я думаю, он вам уже все сам рассказал.

— На самом деле он рассказал мне совсем мало, — ответила Алексис, — положив ложку на стол.

Откинувшись на спинку стула, она с интересом смотрела на Лендиса.

— Он сказал, что встретил вас на «Гренаде». Вы бежали вместе?

Лендис присел справа от нее, положив руки на колени.

— Да. Я бы без него не спасся.

— Глядя на вас, Джон, трудно поверить в то, что вы сами не смогли бы бежать. Вы нашли бы способ.

— Не думаю. Я служил на «Гренаде» уже около года к тому времени, как туда перевели Таннера. И я уже совсем отчаялся.

— Что же сделал Клод? — с любопытством спросила Алексис.

— Стал искать удачный вариант побега опытным путем. Первые два провалились, и он изобрел третий, — со смешком, в котором слышалось искреннее восхищение мужеством капитана, ответил Лендис. — Трех ему хватило.

— Иначе он пытался бы еще?

— Вы видели шрамы у него на спине, Алексис? — тихо спросил Лендис.

— Да, — сказала она, предпочитая сохранять спокойствие. — Он жил только ожиданием следующей возможности бежать…

Алексис замолчала, думая о том, что пережили эти двое. Теперь становилось понятно, почему так крепка их связь. Они заслужили уважение друг друга, а основы прочнее для мужской дружбы не сыскать. Она поняла также, почему Лендис, врачуя ее раны, с таким участием отнесся к ней. Он знал, через что ей пришлось пройти.

— Вы сказали, что капитан разбирается в корабельном деле, — произнесла она уже другим, более беззаботным тоном, давая понять, что прежняя тема закрыта. — Разве не все офицеры так же разбираются в кораблях, которыми им надлежит командовать?

— Конечно. Но не так, как Таннер. Он ведь получил капитанство как награду за подвиг — побег с «Гренады», но до этого всю жизнь провел рядом с кораблями. Я думал, он вам рассказывал. Его семья владеет Корабельной компанией Гарнета в Бостоне.

Алексис не смогла скрыть удивления.

— Не знала, — протянула она. — Это одна из лучших компаний. Джордж мне о ней часто рассказывал.

— Значит, вы знакомы с их семейным бизнесом.

— И очень неплохо. Но зачем же Клод служит на флоте, когда он мог бы быть капитаном на собственном корабле?

— У них в семье произошел конфликт. Родители заранее выбрали для Таннера будущую карьеру, а он представлял ее себе совсем иначе. Клод почти ничего не рассказывал на этот счет, но, как я понял, от него хотели, чтобы он сидел в конторе за письменным столом, когда он мечтал стоять за штурвалом. В конце концов родители сдались, предложив ему компромисс — поработать на одном из судов компании, а потом вернуться к бумагам. Да только Клод не из тех, кто идет на компромиссы. Он ни за что не хотел идти в конторские служащие, и стал военным моряком. За это семья лишила его доли во владении компанией. Но после того, что произошло с «Чесапиком», его близкие действительно делали все, что от них зависело, чтобы вернуть Клода на родину. До сих пор между ними и Клодом не все гладко, но теперь они, кажется, действительно смирились с выбором сына и начали принимать вещи такими, какие они есть.

— Получается, у капитана уже был некоторый опыт побега до того, как англичане захватили его в плен.

— Но ведь и у вас тоже есть такой опыт…

— Сомневаюсь, что это можно сравнивать, — ответила Алексис. — Честно говоря, тогда я не задумывалась над последствиями того, что делала. Хотя подсознательно я понимала, куда бегу.

— Вы не говорили об этом Таннеру?

— Нет. Не было повода. Я так же не люблю вспоминать прошлое, как и он.

— Почему?

— Большинство людей постоянно живет воспоминаниями. Они так любят повторять: «Если бы только…». Но когда ситуация, похожая на уже пережитую, возникает на горизонте, они никогда не вспоминают свое «если бы только». Это ловушка. Прошлое держит их в капкане и не пускает. Вот поэтому у них бывают такие страдальческие лица, когда кто-то рассказывает им о том, что уже происходило. Они думают, что ничто никогда не меняется. Я терпеть не могу, когда люди так смотрят на меня. «Бедняжка Алексис» написано в их глазах еще до того, как они успевают произнести эти слова вслух. Я не жалею о прошлом, потому что сумела извлечь из него кое-какие уроки. Оно ведет меня вперед. Я бы солгала вам, если бы сказала, что никогда не испытываю горечи из-за того, что со мной случилось. Но я сильная, значит, смогу справиться с любой задачей и никогда не пущу свою жизнь на самотек.

Алексис замолчала и отодвинула тарелку с супом.

— Вот почему я не люблю говорить о прошлом, — закончила она. — Я не хочу снова услышать «бедняжка Алексис».

Лендис почесал бороду.

— А вы знаете, что Таннер стоит на той же позиции?

— Знаю.

— Тогда почему бы вам не рассказать ему о Лондоне? Он вас жалеть не станет.

— Ему я ничего не расскажу. Зачем?

— Он поймет. Так же, как вы поняли, почему он поссорился с семьей и почему должен был уйти.

Лендис встал и прошелся по каюте. Перед тем как уйти, он повернулся к Алексис:

— Понимание может связать людей крепче, чем жалость, не правда ли, Алексис?

— Да, — прошептала она, уставившись взглядом в одну точку. Как хорошо все объяснил этот старик, подумала Алексис, когда осталась одна. Она не решается говорить о своем прошлом с Клодом не потому, что он станет жалеть ее, а потому, что, поняв, еще прочнее закалит связывающую их цепь.

Доедая ужин, Алексис пыталась представить, что ждет ее сегодня вечером, но, припомнив карты и планы, разложенные на столе у Клода, она выбросила из головы все лишнее, движимая только одной целью; После еды она пошла в каюту капитана. Обнаружив, что его нет, Алексис расстелила карты на полу и, опустившись на колени, упершись локтями в пол, а ладонями подперев голову, принялась изучать их. Она так увлеклась этим занятием, что заметила вошедшего Клода, только когда он остановился рядом с ней.

— Ты здесь давно? — спросила она, не отрывая взгляда от значков и пометок.

— Достаточно давно, чтобы понять, что тебя куда больше интересует то, что перед тобой, чем тот, кто возле тебя.

Алексис засмеялась и перевернулась на спину, так, чтобы его видеть. Ее голова покоилась на картах, которые она только что изучала.

— Ты прав. Я хочу побольше узнать об этих водах. Ты будешь учить меня?

— Первое, чему я тебя должен научить, так это не распускать косы по всей Северной Америке. Этот континент никогда еще не выглядел так соблазнительно.

— Я серьезно, капитан.

— Еще никогда я не был таким серьезным, — ответил он. Клоду хотелось охватить взглядом всю ее: овал лица, прямую шею, изгиб плеча, изысканно очерченную линию груди, изящный изгиб талии, совершенную линию ног от бедер до узких ступней.

— Ты должна научиться некоторым вещам из тех, что касаются меня, Алекс.

Он замолчал и прищурился. Алексис смотрела на него так, как умела смотреть только она, и янтарные искры из ее глаз, казалось, переносились прямо в его глаза.

Таннер отвел взгляд и вздохнул.

— Полагаю, этому уроку придется подождать. Так что ты хочешь знать?

Алексис победно улыбнулась.

— Все, — сказала она. — Течения, места, где штормит особенно сильно, как управлять кораблем в узких проливах. Я неплохо знакома с тем, что имеет отношение к торговле. Этому меня научил Джордж. И я знаю, где можно встретить Лафитта и его людей. Мы должны были разбираться в таких вещах, потому что иногда доставляли грузы из Новой Испании и становились его потенциальной мишенью. Я знакома с Карибским морем и знаю, где расположены опасные рифы, такие как Лошадиная подкова. Но что касается Атлантики — тут я профан. Я хочу знать о договорах, существующих между Англией и Францией, хочу знать, на каких островах можно пополнить запасы воды и продовольствия. И еще про военную стратегию и про приемы морского боя…

— Короче, обо всем, — Таннер невольно рассмеялся, но Алексис не обиделась.

— Именно так, — подтвердила она.

По настоянию Клода карты вернулись на стол. Затем Алексис села в кресло, а капитан присел на подлокотник. И тут посыпались вопросы. Капитан отвечал на них подробно и четко, каждый раз понимая, для чего она спрашивает. Когда Алексис устала от обилия новых сведений, Клод стал задавать вопросы ей. Алексис старалась отвечать быстро, а если вопрос вызывал у нее затруднение, она искала ответ, изучая карты. Клод не сомневался, что и в дальнейшем жаловаться на ученицу ему не придется.

Наконец Алексис подняла руки вверх, давая понять, что сдается. Они занимались не меньше трех часов, и Алексис чувствовала, что больше информации переварить не в силах.

— На сегодня довольно, — сказала она, прислонившись к деревянной спинке кресла и почесывая спину о жесткое дерево.

Клод, прищурившись, наблюдал за ней. Она и раньше делала подобные движения, как раз тогда, когда он объяснял ей, какие течения проходят вдоль берегов Франции, и потом, когда Алексис задумывалась над трудной задачей. Движение мешало ей сосредоточиться, и Клод не преминул упомянуть об этом.

Алексис наклонилась над столом и положила голову на руки.

— Извини, если тебя раздражает, но у меня зудит спина. Шрамы начинают заживать и чешутся.

Таннер потер ей спину ладонью.

— Так лучше?

— Определенно, — вздохнув, сказала она и закрыла глаза.

— Где мазь, которую оставил тебе Джон? Ты ею пользуешься?

— Нет.

— Тогда я помогу. Где банка?

Алексис показала, где лежит мазь, и, когда Клод вернулся, она уже лежала на кровати лицом вниз без рубашки и обуви. Подвинувшись на середину, чтобы оставить ему место, она почувствовала, как прогнулась под тяжестью его тела кровать. Но прошло довольно много времени, а он так и не начал втирать лекарство.

— Если тебе противно смотреть на мою спину, я позову Джона.

Противно? Едва ли. Клод не мог сказать, видел ли он в своей жизни что-нибудь выразительнее этих грубых тонких полос на безупречной коже. Эти следы были символами ее силы и служили напоминанием о том, как сильно она любила одного человека. Зажав в кулак косу и чуть повернув ей голову так, чтобы видеть ее лицо, Таннер прижал рот к ее губам и стал целовать их с голодной жадностью, как варвар. Уткнувшись лицом в ее грудь, он шептал слова, которые Алексис не могла выносить.

Алексис знала правду, и это была самая болезненная вещь из всех, что ей довелось испытать. Но голод их тел требовал немедленного утоления, и она изогнулась навстречу ему, словно желая слить их тела воедино. Ей хотелось, чтобы руки Клода еще сильнее сжимали ее, чтобы они нагнетали в ее легкие воздух, что выдыхала она в коротких всхлипах и стонах. Его мощные ноги, так уверенно ступавшие по палубе, прижимали к постели ее ноги — сила против силы. Рот его, что произносил жестокие для ее слуха слова, она жаждала чувствовать у своих губ, груди, живота и, наконец, у того места, где все переставало существовать, все теряло смысл и значение, кроме всепоглощающего чувства, рождаемого прикосновением его языка, надавливающего на участок пламенеющей плоти.

Когда все закончилось, Алексис, лежа рядом с ним, слушала, как постепенно приходит в норму их сбившееся дыхание. Тем временем Клод принялся расплетать золотую косу, с наслаждением пропуская пальцы сквозь густую волнистую массу волос. Он встряхнул их, распустив по блестящим от пота плечам и груди возлюбленной, затем откинул их назад, чтобы обнажить то, что они скрыли, и нежно, едва касаясь, поцеловал ее шею. Его поцелуй больше напоминал дыхание ветерка, чем прикосновение мягких губ к нежной коже.

— У тебя чудные волосы, — сказал он, убирая прядь, упавшую ей на глаза.

— Спасибо. Я растила их…

Алексис запнулась, осознав, что едва не рассказала Клоду о том, что пообещала Паулю. Но то обещание, как ей казалось сейчас, принадлежало совсем другой жизни, и давала его другая девушка. Алексис заглянула в ласкавшие ее изумрудные глаза. Они были того же цвета, что и листья деревьев на Тортоле в тот день, когда она увидела свой новый дом впервые. «Твои глаза не должны быть такими, — подумала она. — Их цвет напомнил мне о том времени, когда я была маленькой влюбленной девчушкой и давала обещания любимому. Я накажу тебя за это, Клод».

— Я отрастила их, потому что пообещала Паулю. Когда мы встретились, у меня были очень короткие волосы, и он сказал, что, если я когда-нибудь отрежу их снова, он меня высечет. Зря грозил. Он знал, что я сделаю все, лишь бы ему угодить.

Мускулы на лице Клода напряглись, отчего черты его словно заострились. Рука капитана непроизвольно сжалась вокруг шелковистой пряди, потом он резко разжал ее и перевернулся на спину, отрешенно уставившись в потолок.

— Я рад, что он велел тебе отрастить волосы. — Его голос прервал затянувшуюся паузу. — Мне сразу показалось, что тот моряк смотрел на тебя каким-то особенным взглядом.

— Ты видел тогда нас с Паулем? — удивленно спросила Алексис. — Ты был там?

Клод кивнул.

— Я и мои люди ждали, когда твой отец придет в дом, — хотели предупредить его насчет британцев. Мы не могли рисковать и поэтому рассредоточились вокруг.

— Так были еще и другие, кроме вас с Джоном?

— Двое. Но их убили.

— Я не знала, — тихо сказала Алексис.

— Тебе незачем было знать. — Клод, не догадываясь, повторил ее же фразу, произнесенную ранее в разговоре с Лендисом.

— Сколько времени вы были там, капитан? Вы видели, как пришел Пауль?

— Ты плавала, когда я увидел тебя, — ответил Клод чуть дрогнувшим голосом: он до сих пор волновался, стоило ему припомнить свое первое впечатление от Алексис, резвившейся в волнах. — Я было решил, что ты русалка, и все искал у тебя плавники.

Алексис рассмеялась.

— Когда я плаваю, мне тоже кажется, будто у меня плавники вместо рук и хвост вместо ног. Нет, даже больше — я чувствую себя частью воды. Знаешь, Клод, самое лучшее в этом, когда…

Клод повернулся к ней лицом и заглянул в янтарные глаза. Они сверкали, на губах играла улыбка. Она вспоминала… Он улыбнулся в ответ, но в его улыбке была изрядная доля горечи.

— Самое лучшее — решиться выйти из воды и понять, что ты можешь это сделать. Самое лучшее увидеть вдруг, что плавники исчезли и что твои собственные ноги несут тебя по земле.

— Откуда ты узнал? — изумилась, она.

— Я все увидел в тот день.

— И что ты тогда подумал?

— Подумал, что хочу тебя.

Алексис придвинулась к нему ближе и положила голову ему на плечо. Вскоре они оба уже крепко спали.

Клод проснулся оттого, что почувствовал, как Алексис беспрестанно ерзает по кровати, почесывая спину о простыню. Она потянулась было к спине, чтобы содрать коросту, но Клод успел шлепнуть ее по рукам.

— Прекрати, Алекс, — резко сказал он. — Ты можешь натворить беду. Если ты не сдержишь себя, мне придется связать тебе руки.

Алексис наполовину спала и даже не поняла, о чем он. Она улыбнулась счастливо, закинула ногу ему на ногу, так что ноги их переплелись, и снова провалилась в сон.

Скинув ее ногу и продолжая ворчать что-то насчет того, что не мешает ее поучить, Клод встал с постели. Он зажег лампу, погасшую несколько часов назад, и стал искать мазь, о которой забыл, занявшись делом более приятным. Найдя банку на полу, куда она свалилась из-за качки, он с грохотом поставил ее на стол.

— Клод, что случилось? — спросила Алексис, разбуженная шумом. — Что ты делаешь?

— Искал вот.

— Что это?

Он протянул ей мазь. Алексис застонала от злости.

— Нашел, что искать среди ночи. В прошлый раз, когда ты пытался меня намазать, мы тоже занялись кое-чем другим. Я устала, Клод. Дай мне поспать.

Алексис зарылась лицом в подушку, чтобы ей не мешал свет лампы.

— Ах ты, маленькая негодница! Я только о том и мечтаю, чтобы поспать, а ты ерзаешь все время да еще норовишь спину ногтями изодрать.

Клод услышал сдавленный смех Алексис и тихонько укусил ее за плечо. Она взвизгнула, и тогда он поцеловал ее, одновременно откидывая со спины волосы. Она расслабилась под его ласковыми поглаживаниями, не догадываясь, что Клод одновременно открывает банку с мазью.

— Не усложняй мне задачу, — заметил он и принялся втирать в кожу лекарство, в то время как Алексис продолжала соблазнительно извиваться под его теплой рукой.

— Я ничего не делаю специально, — сказала она. — Просто мне чертовски приятно.

Клод шлепнул ее по ягодицам.

— Лежи спокойно. Дай мне хоть как-то поправить то, что ты натворила за ночь.

Клод опустил банку на пол, втирая мазь, которую нанес ей на кожу. Она не шевельнулась.

— Алекс, — сказал он, закончив, — у тебя есть другие отметины, не от плетки.

Он дотронулся до ее спины. Алексис поморщилась, и Клод, хотя не мог видеть ее лица, почувствовал, что ей неприятно. Он убрал руку.

— Я раньше этого не замечал. Они очень бледные. Наверное, в детстве ты была страшно неуклюжей. Так?

Он и сам знал, что дело не в этом.

— Прошу тебя, Клод, дай мне рубашку. Я хочу надеть ее.

Алексис по-прежнему лежала на животе, уткнувшись в подушку. Она протянула руку, пытаясь нащупать одежду.

Клод успел убрать ее в тот момент, когда пальцы Алексис почти ухватили край.

— Зачем? — спросил он неожиданно резко. — Зачем, Алексис?

Вместо ответа она неожиданно перевернулась на спину и бросилась на него, готовая расцарапать ему лицо и грудь. Ну почему он хочет все знать? Почему все замечает, все видит и все понимает? В тот момент, когда он перехватил запястья и бросил ее на кровать, прижав к матрасу, Алексис уже знала, что никогда не смогла бы быть с ним, если бы он не был таким, какой есть, если бы не видел и не понимал все так, как видит и понимает; и даже если сейчас она ненавидит его за это, другим он был бы ей не нужен. Она боролась с ним еще несколько минут, пока окончательно не выбилась из сил.

— Алекс!

Он назвал ее по имени нежно, но достаточно громко, так что звук его голоса перекрыл звук ее хриплого дыхания. Когда она успокоилась, он еще раз назвал ее по имени и только затем продолжил:

— Я уже видел эти шрамы у тебя на спине. Оттого, что ты их прячешь, они не исчезнут. — Таннер молча помог ей сесть и подал рубашку. — Теперь, когда ты знаешь, что от этого ничего не изменится, можешь надеть ее.

Алексис уныло кивнула и, накинув рубашку, начала застегивать пуговицы; но он остановил ее жестом и расстегнул их вновь.

— Не старайся спрятаться от меня. — Клод притянул ее к себе и, просунув руку под рубашку, обнял за талию. Он дал ей почувствовать свою силу так, словно предложил позаимствовать силы у него, как делятся с другом хлебом и вином.

— Так вот. Те метки, — сказал Клод, возвращаясь к теме. — Они похожи на…

— На след от ремня. Ремня моего отца. Не Джорджа, — быстро добавила она, когда почувствовала, как напряглись его мускулы. — И не моего настоящего отца тоже. Чарли и Мег, мои приемные отец и мать, взяли меня к себе, когда я была очень маленькой, и растили вместе со своими детьми. Они никогда не упускали случая напомнить мне о том, что я — лишний рот, который надо кормить, и что они вынуждены отказывать себе во всем, чтобы меня содержать. В Лондоне трудно было найти для меня работу, поэтому денег в дом я принести не могла, но зато я делала для них всю работу по дому. И тем не менее он меня бил.

— Ты говоришь, Лондон? Ты жила в Лондоне? Но как…

Алексис приложила палец к его губам.

— Я была отчаянным сорванцом, — сказала она, подражая языку лондонских окраин. — Я много времени проводила в порту. Матросы рассказывали мне о сказочных землях, о кораблях и об отважных капитанах… — Она рассмеялась, глядя в его округлившиеся глаза, и, уже не коверкая язык, продолжила: — Остальное время, которое я считала свободным от работы, я проводила в парке, подслушивая разговоры дам и стараясь им подражать. Однажды мы с Чарли крепко поссорились, и все это кончилось тем, что он решил меня продать. Ты слышал что-нибудь о таких вещах или мне надо объяснить, что это означает?

— Нет, не надо, — сказал он почти шепотом. — Сколько тебе тогда было лет?

— Тринадцать.

Рука Клода непроизвольно погладила ее.

— Я решила бежать, не дожидаясь, пока это случится, и выбрала местом назначения Соединенные Штаты, а кораблем, который доставит меня туда, Звездный. Для начала я остригла волосы, украла одежду у моего брата и выбрала себе новое имя. Мне удалось наняться на корабль, притворившись парнем. Пауля я дурачила почти до Чарльстона.

— И что случилось потом?

Алексис рассмеялась, вспомнив тот шторм и свой конфуз.

— Моя карьера юнги закончилась тем, что…

— Юнги? — недоверчиво переспросил он, а затем расхохотался.

— Клод, ты дашь мне закончить?

Он кивнул и чмокнул ее в щеку.

— Я прислуживала капитану Уайтхеду, и, надо сказать, юнга из меня получился неплохой, — запальчиво заметила Алексис, но тут же рассмеялась над собой: у Клода не было причин полагать обратное. — Как бы там ни было, все закончилось тогда, когда мое тело, как ты понимаешь, против моего желания, решило превратить меня во взрослую девушку. Пауль увидел кровь на штанах, и этим всему был положен конец.

— Он разозлился?

— Еще как. Вначале он был просто вне себя от ярости, но потом, как я понимаю, даже проникся ко мне уважением за то, что я не желала сдаваться. Однако это не помешало ему списать меня с корабля не доходя до Чарльстона. Он описал мне Джорджа и Франсин и сказал, что я могла бы поселиться у них. Вначале я возражала. Я думала, что смогу переубедить его и остаться на корабле еще пару недель, чтобы все получилось по-моему, но он был тверд и настоял на том, чтобы отвести меня к своим друзьям. Пауль сказал, что они хорошие люди и он не позволил бы мне…

Голос Алексис сорвался. Ей припомнились ее тогдашние страхи и вызов, брошенный Паулем.

— Не позволил бы чего? — попытался приободрить ее Клод.

— Ничего.

Но Клода не остановило ее упрямство:

— Ничего? Ты не можешь рассказать мне все после того, что было между нами? Я думал, ты мне доверяешь.

Клод не мог знать, что его слова в точности повторили слова Пауля, сказанные когда-то в той же ситуации; тем более он был совершенно не готов к встрече с испуганным и несчастным ребенком, пробудившимся в Алексис. Она больше не могла противостоять всему тому страшному и болезненному, что несли с собой воспоминания, как не могла отгородиться от них. Глаза ее заволокли слезы, и Алексис не успела отвернуться, чтобы спрятать их от Клода. Прижавшись лицом к его груди, она судорожно обняла его, словно он мог защитить ее от воспоминаний.

— Иногда мне бывает так больно, — проговорила Алексис сквозь слезы. — Я не могу рисковать снова. Никогда, никогда я не смогу победить. Никогда, Клод.

Клод с трудом разбирал слова, но от ее боли и отчаяния ему самому становилось больно. Одной рукой поддерживая голову Алексис, другой он гладил ее по спине, заставляя расслабиться. Он мог бы просидеть так всю ночь, если бы она позволила ему, и сделал бы все, что в его силах, лишь бы облегчить ее боль. Но из того немногого, что Клод понял из ее сбивчивой речи, он заключил, что ему будет отказано в этом. Его предположения оправдались довольно быстро, когда Алексис, подавшись назад, глубоко и с шумом вдохнула воздух, чтобы унять рыдания, и замолчала.

Клод не дал ей ускользнуть из кольца его рук, но она и не пыталась этого сделать. Она избегала встречаться с ним взглядом, сосредоточенно покручивая пуговицу на его рубашке.

— Я ненавижу тебя, когда ты напоминаешь мне о людях, которых больше нет со мной, — произнесла Алексис хриплым шепотом.

И тут Клоду все стало ясно.

— Нет, совсем не так.

Она недоуменно подняла на него глаза.

— Тебе нравится, когда я по неосторожности говорю что-то, что напоминает о боли, связанной в твоем сознании с любовью. Это укрепляет тебя в мысли, что любовь может только ранить, и в этом ты ищешь поддержку своему решению меня оставить.

— Не слишком ли сложно, Таннер? С меня довольно Траверса.

— А что потом?

Он не услышал ответа. Эта беспомощность показалась Клоду подтверждением его слов. Лишь страх вновь испытать потерю заставлял ее цепляться за клятвы, произнесенные когда-то в «вороньем гнезде».

— Иногда мне самой хочется, чтобы я стала другой, — с горечью призналась Алексис.

— Знаю. — Он бережно уложил ее в постель. — Но даже если ты изменишься, я не перестану любить тебя.

Алексис улыбнулась, Клод лег рядом, продолжая удерживать ее в объятиях. Так они лежали довольно долго, а потом Клод любил ее, неторопливо и нежно, так, что возвращение к действительности после апогея было столь же неторопливым. Его руки казались похожими на крылья, так легко касались они ее тела, а поцелуи были сродни поцелуям горячего ветра. Когда все закончилось, Клод, услышав удовлетворенный вздох, тихонько засмеялся и уткнулся лицом в ее грудь.

— Что с тобой, Клод? — спросила Алексис, откидывая с его лица медно-рыжую прядь, пытаясь увидеть контур щеки, лежавшей у нее на груди.

— Твой вздох. Я подслушал однажды такой же. Ты спала и не знала, что я был рядом. Тогда я подумал о том, что должен завладеть этим вздохом, чтобы слышать его всегда, когда бы ни захотел. Теперь он мой.

— Теперь, — повторила она, давая понять, что он не будет владеть им вечно.

Таннер обхватил Алексис руками, и голова его теснее прижалась к ее груди. Она тихонько поглаживала его волосы, пока не услышала, что дыхание его стало ровным. Тогда и она уснула.

Для Клода вся следующая неделя промелькнула, как один день; для Алексис же, наоборот, каждая минута заменяла час. Клод наблюдал за тем, как она заводит себе друзей среди команды, и испытывал гордость за нее, разделяя с сослуживцами восхищение этой необыкновенной женщиной. Он продолжал обучать Алексис чтению карт и искусству владения шпагой, в то время как Гарри Янг и Майк Гаррисон учили ее стрелять из пистолета.

Однажды, стоя на полубаке, Таннер наблюдал, как Алексис метко поражает мишени, установленные для нее Янгом и Гар-рисоном. Гарри в порыве чувств подхватил ее и поднял вверх, в то время как Майк хохотал, глядя, как она барахтается в его объятиях. Клод сам не заметил, как улыбнулся, слушая, как Алексис возмущенно требует, чтобы ее опустили на палубу.

— Гарри! — кричала она. — Хватит! Отпусти меня сию же минуту!

Она засмеялась над собой, когда Гарри, словно поддавшись на уговоры, отпустил ее, предварительно подбросив, и Алексис, не удержав равновесия, шлепнулась на палубу. Отряхнувшись, Алексис постаралась принять серьезный вид.

— Могли бы быть и поучтивее, Гарри, — сказала она.

— Вы сами просили отпустить вас! — воскликнул моряк, защищаясь.

— Но я не просила меня поднимать! Иногда, глядя на вас, ребята, я думаю, что вы сами не верите в то, что я могу сбить эти проклятые мишени!

Гарри попробовал притвориться обиженным, но не смог и широко улыбнулся.

— Как я могу не верить, если у вас такой великолепный учитель, как я!

Алексис усмехнулась, заметив, как надулся Майк.

— Не стоит кукситься, приятель. Может, Гарри и недооценивает вас, зато я все прекрасно вижу. Давайте-ка поставим все снова и убедимся в том, что результат не случайность.

Пока Майк расставлял мишени, Клод подошел к ним.

— У вас неплохо получается, Денти, — сказал он, останавливаясь возле Алексис.

— Вы видели, капитан? Майк и Гарри — учителя что надо, вам не кажется?

— Да, они хороши. И ученик у них прекрасный, — без промедления ответил Клод, к вящей гордости Майка и Гарри.

Никто, кроме Алексис, не заметил, как на мгновение покривился рот Клода, а в глазах промелькнула печаль. Это происходило всякий раз, когда он наблюдал, как она обучается тому, что будет ей необходимо для осуществления задуманного.

Он напомнит обо всем потом, думала Алексис, потом, когда они будут в постели. Он не станет говорить лишних слов, но она все равно поймет: он скажет все руками, губами, всем телом. Он скажет об этом в тот краткий миг, когда она будет принадлежать ему вся. А потом наступит напряженная тишина, во время которой они будут вспоминать, что составляет цель каждого. Алексис взглянула капитану в глаза дерзко и прямо и прочитала в них то, о чем думала сама. Она видела его чуть приоткрытые губы, упрямый подбородок и понимала, что не сможет отклонить вызов и перенести поединок, предстоящий им ночью.

— Мишени расставлены, Алекс, — сказал Майк, разбив заклятие взгляда зеленых глаз.

— Тогда отходи в сторону, Майк! Не могу поверить, что ты настолько уверен в своей ученице, чтобы держаться вплотную к мишеням!

Алексис забыла о присутствии Клода, сконцентрировавшись только на стрельбе. Она выстрелила по первой бутылке, и та разлетелась на осколки, часть из которых упала в воду, часть на Палубу. Клод перестал дли нее существовать вообще, когда она, перезарядив пистолет, сбила вторую мишень. К третьему выстрелу исчез весь остальной мир — она видела только свое «воронье гнездо», — и третья бутылка разлетелась в куски.

Клод молча глядел, как она благодарит Гарри и Майка за то, что уделили ей время, и обещает сделать за них часть работы на следующий день, потом подошел к мишеням и принялся сбрасывать осколки в воду.

— Как ты думаешь осуществить свой план, Денти?

— Что именно? — не сразу поняла Алексис.

— Побег. Как ты планируешь совершить побег?

— Капитан, я не думаю, что вы в самом деле рассчитываете на то, что я стану отвечать на ваш вопрос.

— Я спрашиваю не как капитан, — сказал он тихо и четко, хотя по голосу чувствовалось, что он вынужден прилагать усилие к тому, чтобы не повышать голос. Пальцы его судорожно сжали ограждение, на котором стояли мишени. — Я спрашиваю как Клод.

Алексис покачала головой.

— Как ты думаешь, от кого я бегу, от капитана или от Клода?

Таннер пригладил волосы, которые растрепал ветер. Отвернувшись к воде, он тихо сказал:

— Я не должен был спрашивать.

— Нет. Ты имел на это право.

Она присела на перила, глядя на океан, свесив ноги за борт.

— Я скажу тебе. Я не могу ждать, пока мы прибудем в Вашингтон.

— Алекс! Было бы безумием с твоей стороны пытаться, пока мы в море!

— Если на карту поставлена свобода, игра стоит свеч. При малейшей возможности я рискну. Ведь на самом деле ты не ждешь от меня иного?

— Нет.

— Когда такой шанс возникнет, ты первый об этом узнаешь. Ты даже сможешь лишить меня этого шанса. Но, Клод, ты не сможешь сделать так, чтобы я не увидела, что мой час пришел.

Клод все смотрел на воду, но мысленно он вернулся в прошлое, к событиям, происшедшим три дня назад, вечером. Погруженный в свои воспоминания, он не сразу догадался, что и Алексис вспоминает о том же.

— Рана на плече зажила, Клод, — сказала тогда Алексис. — Ты продолжишь меня учить?

— Не так скоро, Алекс, — ответил Клод. — Я не хочу, чтобы все повторилось.

— Говорю тебе, такого больше не случится. Может быть, тебе легче будет учить меня в каюте? Здесь никто не наблюдает за нами и мы будем чувствовать себя спокойнее.

На это Клод ничего не ответил. Закинув ноги на стол и откинувшись на спинку стула, он молча смотрел на нее своим надменным взглядом, от чего в душе Алексис закипала злость. Прах его возьми, почему он всегда так чертовски уверен в своей правоте? Но на этот раз Алексис знала, что правда на ее стороне. Она была готова продолжить обучение фехтованию. Взяв со стены шпагу, она пошла к двери.

— Я не собираюсь умолять тебя, Клод, и попрошу Тома или кого-нибудь еще. Мне не откажут.

Еще до того, как пальцы ее коснулись ручки двери, она почувствовала, как Клод с силой сжал ее локоть.

— Пусти, — процедила Алексис сквозь зубы.

Резко развернувшись, она посмотрела в его темные от гнева глаза. Пальцы капитана стиснули ее руку. Она старалась не показать ему, что он причиняет ей боль.

— Что-нибудь не так? — поинтересовалась она после того, как стало ясно, что Клод не собирается давать объяснений своим действиям.

Он отпустил ее.

— Мне не понравилось то, что ты сказала, — выдавил он наконец и вернулся за стол.

Алексис подошла и встала перед ним, опираясь о столешницу. Она хмурилась, силясь понять, что он имел в виду.

— Слова насчет того, что ты не станешь меня умолять, — ответил он на ее немой вопрос. — Я не хочу, чтобы ты умоляла кого-нибудь, особенно меня. Ты вела себя так, будто хотела показать, что я этого хочу.

— Клод, мне надо только, чтобы ты меня научил. Если ты не хочешь, я не могу тебя принуждать. Всего минуту назад ты, кажется, совершенно точно знал, как для меня будет лучше. Мы уже говорили на эту тему, и мне не хочется к ней возвращаться. Ужасно трудно, не правда ли, учить меня тем вещам, которые, как ты надеешься от всей души, мне никогда не понадобятся?

— Не сомневаюсь, что это так.

— И поэтому отказываешься со мной заниматься?

— Да, — бросил он ей в лицо.

Алексис положила руки ему на плечи. Она чувствовала, как напряглись его мускулы, натянувшие тонкую ткань рубашки.

— Тогда надо было сказать мне прямо. Зачем притворяться, будто я не готова? Скажи мне, что это тяжело для тебя. Я смогу уважать тебя за это, Клод. У меня нет времени для отговорок, как и у тебя.

Алексис убрала руки с его плеч и села на стол, поставив ступни на его стул по обе стороны от его ног, потом она наклонилась вперед, так что глаза их оказались на одном уровне.

— Ты сказал, что не надо было прятать от тебя следы ремня на моей спине. Ты был прав. Теперь я могу обвинить тебя в том же. Ты пытался за отговорками скрыть свою боль. Твои отговорки практически то же самое, что моя рубашка: ни то, ни другое не в состоянии спрятать правды. Я все понимаю, Клод, но мне надо услышать правду от тебя.

— Тогда мы теряем время, не так ли?

— Нет, если теперь мы понимаем друг друга.

Клод отодвинул стол в угол, взял шпагу, и урок начался.

Он старался отвлечь ее внимание разговорами о корабле, погоде, флоте, но она не желала слушать. Алексис целиком сосредоточилась на том, что она делала, и даже дважды прижала его к стене.

— Отлично, Алекс. Ты концентрируешься отменно, и равновесие держишь лучше, чем обычно, — похвалил Таннер, наступая. — Позволь спросить… Впрочем, нет, я и так знаю, что ты сейчас сделаешь. У тебя красивые глаза, но они упрощают мою задачу: в них я читаю твой следующий ход. Иногда они похожи на огонь. Золотой огонь. Твои волосы тоже похожи на огонь. Мне нравится трогать твои волосы.

— Ты ведешь нечестную игру, Клод, — сердито сказала она, парируя его очередной выпад.

Он сделал вид, что не слышит.

— И ноги у тебя красивые. Длинные, стройные и сильные. Мне нравится чувствовать их под своими ногами.

Клод прижал ее к стене, но Алексис, с силой, которую он не ожидал встретить в женщине, оттолкнула его, перейдя в яростную атаку. Капитан захохотал.

— Гораздо более приятная тема, чем погода, я полагаю. Ммм… О чем бы еще поговорить? О да, рот. Твой рот. Не надо слишком часто двигаться вправо. Да, на чем мы остановились?

— О правой стороне, — ответила Алексис, изящно отступая.

— Очень хорошо. В равной мере соотносимо с твоим движением и с ответом. Но я говорил — твой рот. Он великолепен, знаешь ли.

— Тем, что он говорит, или тем, что делает?

— И тем, и другим, — ответил Клод, и сам попался на собственную уловку. На мгновение он отвлекся и дал Алексис возможность перейти в наступление. Она сделала выпад, поддев клинком рукав его рубашки. Клод услышал звук рвущейся ткани и одновременно слова Алексис:

— Мой рот, Клод. Ты говорил о нем. Так ты его любишь больше всего? Тебе нравится, когда я целую тебя в шею или в губы? Может быть, тебе нравится, когда я касаюсь губами мочки твоего уха или соска на груди? Может быть, тебе больше всего нравится мой рот, когда я дарю тебе удовольствие, касаясь иных мест?

Клинок ее мелькнул в воздухе, едва не задев Таннера, но он успел парировать удар.

— А теперь кто ведет нечестную игру? — воскликнул он.

— О, у меня такой хороший учитель. Он научил меня всему. Буквально всему. — Алексис сделала особое ударение на последнем слове.

— Подними руку! — прикрикнул на нее Клод, собираясь в комок.

Он начинал осознавать, что ученик и учитель во многом оказались равными соперниками, и для него этот поединок тоже является уроком. Есть темы, которые лучше не поднимать во время фехтования, особенно если партнер достаточно искусен.

— Слушаюсь, Клод, — услышал он голос Алексис. — Я думаю, мы достаточно долго обсуждали мой рот. Может быть, теперь стоит обсудить мою грудь? — Алексис успела заметить растерянность в его почти злом взгляде и тут же решила закрепить преимущество. — Да, полагаю, эта тема будет самой подходящей.

— Нет, пока я не смогу увидеть то, о чем мы говорим!

Молниеносным движением, которое Алексис не успела отразить, Клод кончиком шпаги поддел две верхние пуговицы ее рубашки.

— Вот так-то лучше, — сказал он, глядя на виднеющиеся в открывшемся проеме два аккуратных холма.

Алексис не растерялась.

— Итак, когда ты их видишь, что ты можешь про них сказать? Может быть, тебе хочется их потрогать? Но не кончиком шпаги, черт побери! Прекрати эту забаву. Смотри на меня. А ну, угадай, что я сейчас сделаю?

И с этими словами Алексис ногой выбила шпагу у него из рук.

Клод стоял неподвижно несколько мучительных секунд, а потом, закинув голову назад, расхохотался. Он протянул руки, и Алексис с радостью подбежала к нему.

— Я так горд за тебя, — произнес Клод, задыхаясь отчасти от усталости, отчасти от смеха, отчасти от того, что должно было сейчас произойти.

Он опустил ее на пол, лишив рубашку остатка пуговиц.

— Послушай, ты ее порвешь, — слабо запротестовала Алексис.

— Она моя, помнишь? — ответил он, завершив напоминание поцелуем.

Она вернула ему поцелуй и помогла избавиться от одежды, действуя столь же нетерпеливо и столь же мало заботясь о сохранности его пуговиц.

Впервые с тех пор как они были вместе, ими овладело веселье. Алексис ущипнула его за грудь, рассмеявшись над тем, как он сморщился.

— Щипаться?! — с притворным возмущением воскликнул Клод. — А как тебе это понравится?

Ухватив ее сосок губами, он нежно прикусил его. Алексис застонала.

— Ты что-то сказала, Алекс? — спросил он, повторяя то же с другим соском. На этот раз она смогла выдавить из себя:

— Это было очень…

И задохнулась.

— Может быть, поговорим о фехтовании? — предложила она в то время, как его рот лениво путешествовал по ее животу.

Клод со стоном скатился с нее, упав на спину. Голова его покоилась на кипе брошенной на полу одежды.

— О, дорогой, — с притворным отчаянием проговорила Алексис, — я никак не ожидала, что реакция на мое предложение будет именно такой.

Придвинувшись ближе к нему, касаясь грудью его груди, она слышала, как убыстряется его дыхание, но он даже не попытался прикоснуться к ней. Она поцеловала его в губы, обвела кончиком языка абрис его рта, затем ее язык неторопливо стал опускаться вниз, оставляя влажную полоску на его горле, и остановился у груди.

— На самом деле фехтование может быть весьма возбуждающей темой.

Она поцеловала его вновь, когда он опустил ресницы, показывая, что согласен с ее утверждением. Губы ее продолжали движение вниз, в то время как ладонь коснулась внутренней стороны его бедра.

— Шпаги, — проговорила она, сжимая ладонью его ногу и одновременно целуя живот. — Как мне кажется, существует немало видов колющего оружия.

Она смотрела ему в глаза. То, что она увидела в них, утвердило ее в мысли о том, что ее действия находят самый живой отклик. Алексис усмехнулась.

— Я говорила тебе, что тема может быть весьма возбуждающей. Да, о чем я? О клинках. Все разные, наверное. Хотя мой опыт ограничен, я, как мне кажется, выбрала не худший, несмотря на отсутствие…

Клод не дал ей закончить мысль, прервав обсуждение достоинств клинков тем, что буквально швырнул ее спиной на пол и принялся целовать.

— В самом деле фехтование, — сказал он, прервав поцелуи лишь для того, чтобы набрать в легкие воздух. — Временами я начинаю сомневаться в твоей неопытности, Алекс.

Затем он взял ее. Веселье сменила страсть, захватившая их обоих. Алексис прижималась к нему изо всех сил, обуреваемая желанием чувствовать его всего. Когда он нес ее, слившуюся с ним воедино, по волнам наслаждения, накрывавшим их с невиданной дотоле силой, она, не замечая того, выкрикивала его имя. Если бы даже она хотела бороться с этим штормовым морем страсти, у нее не хватило бы сил.

Почувствовав, как тело его расслабилось и обмякло, она поцеловала его в знак того, что и она вместе с ним разделила радость растворения в этом море чистейшего наслаждения.

Когда все было кончено, Алексис подумала о том, что никогда не смогла бы его покинуть, если бы все мгновения, которые им предстояло быть вместе, стали похожи на только что пережитые. Но она знала, что никогда не допустит повторения.

Клод поднял ее с пола и отнес на кровать, а сам прилег рядом, укрыв их обоих простыней. Он молчал, потому что знал — если он снова попытается вернуть эти мгновения, Алексис станет бороться.

— Может быть, тебе все же удастся то, что ты хочешь, Алекс, — прошептал он, придавая ей силы.

— А тебе, быть может, все же удастся остановить меня, — сказала она, чтобы поддержать его.

Глядя на Алексис, Клод наслаждался воспоминаниями. Она щурилась от яркого солнца, осматривая горизонт. Решительная. Непреклонная. Не желающая скрывать своих устремлений, более того, открыто демонстрирующая их. Он знал, что когда наступит решающий момент, он должен будет дать ей понять это. Но он даже не представлял, как ему будет тяжело.

— Денти, — с неожиданной резкостью сказал Клод и чуть не расхохотался, когда она, встрепенувшись от звука его голоса, разжала руки и едва не свалилась за борт. Он взял ее за талию и, перенеся через перила, поставил на палубу. — У вас что, работы нет? Вы тут не на прогулке.

— Да, капитан, — серьезно ответила Алексис и вдруг широко улыбнулась.

Она пошла искать Лендиса, оставив Танкера одного на палубе рассуждать с самим собой по поводу отсутствия у некоторых понятия о субординации.

Смех умер. Некая толика шутливого подтрунивания была еще возможна не между Алексис и Клодом, а лишь между капитаном и его юнгой, делившими секрет подобно маленьким школьникам.

Перед тем как сообщить новость, Гарри с высоты своего насеста еще раз вгляделся вдаль и лишь потом, заметив на палубе Лендиса, крикнул:

— Эй! Мистер Лендис! У нас соседи! Милях в пяти-шести!

— Что за флаг? — прокричал в ответ Лендис. Гарри снова посмотрел вдаль.

— Государственный флаг Соединенного Королевства. Но корабль торговый. Вы не поверите, но он принадлежит Квинтонской компании, я вижу обозначения.

Лендис немедленно направился к капитану.

— Гарри сказал, что к нам направляется корабль Квинтонской компании. Вероятно, из Бостона.

Клод сглотнул подступивший к горлу комок.

— Ты уверен, Гарри? — крикнул он матросу.

— Да, сэр. Больше некому и быть!

В этом корабле было что-то странное, но Гарри не мог сказать, что именно, пока корабль не подошел ближе. Стоя у борта, Клод тоже смотрел на корабль вдали.

— Ты скажешь ей? — спросил Лендис. Алексис была сейчас у него в каюте — чистила пистолеты Майка. Корабль мог пройти мимо, а она так ничего бы и не узнала.

— Да, скажу, — произнес наконец Клод так тихо, что Лендис с трудом различил слова.

Капитан уже скрылся из виду, когда Лендис заметил, что Гарри стремительно спускается вниз.

— Мистер Лендис, еще один корабль, — взволнованно доложил он. — Следует за квинтонским, но держится на расстоянии. Я думаю, это Лафитт.

— Лафитт? — недоверчиво переспросил Лендис. — Но он никогда не забирал так далеко на север!

— С квинтонским кораблем тоже что-то не то. Он должен идти с грузом на борту, а летит как перышко, да и усадки никакой. Боюсь, его уже ограбили.

Лендис кивнул, но ничего не ответил.

— Надо сообщить капитану, — нетерпеливо сказал Гарри. — У нас кое-что есть для Лафитта, пусть только поднимется на борт.

— Ну да, а как это осуществить? — задумчиво протянул Лендис. — Откуда нам знать, на каком он корабле.

— И правда, сэр. Может, его нет ни на том, ни на другом. Может, это корабль его брата.

— Пойду поищу капитана, Гарри. Ты делай, что тебе положено. Теперь уж мое дело доложить все честь по чести.

Гарри пошел было к винтам, как вдруг остановился и резко обернулся.

— Алекс знает? Она знает, что один из торговых кораблей проходит мимо?

— Капитан собирался сам ей об этом сказать.

Лендис улыбнулся, глядя вслед взбирающемуся наверх Гарри, а тот, явно повеселев, насвистывал себе что-то под нос.

Алексис, старательно чистившая оружие, услышала, как в каюту кто-то вошел, но не отложила работу; лишь когда дверь позади нее с грохотом захлопнулась, она от неожиданности выронила пистолет и вскочила, обернувшись к непрошеному гостю.

— Клод! — облегченно вздохнула она. — Ты меня напугал. Тебе не следовало бы… Что случилось? Почему ты так на меня смотришь?

Глаза Таннера из светло-зеленых стали почти черными. Она никогда не видела его таким. Что это, гнев? Нет, скорее, что-то другое. Капитан прислонился к двери и молча глядел на нее, словно видел впервые. Его рот был сжат так плотно, что под скулами выступили желваки. Она предполагала, что в определенный момент встретится с чем-то подобным…

— Клод? — тихо переспросила она.

— Ничего не говори, Алекс! — оборвал он ее и уже другим, нежным голосом добавил: — Я просто хочу на тебя посмотреть.

Таннер смотрел, как она положила руки на край стола, как сжала столешницу, словно ища опоры. Затем оглядел ее лицо, скрытую рубашкой грудь, руки и остановил взгляд на побелевших костяшках пальцев, вцепившихся в дерево. Как ни старалась, Алексис не могла унять дрожь, дыхание ее стало учащенным, голова склонилась набок. Она смотрела на него с любопытством, и в ее желтых глазах появилось что-то от зверя, глядящего на охотника. Точь-в-точь, как тогда, когда она впервые очнулась после Тортолы. Только на этот раз она знала опасность в лицо, и этой опасностью для нее был он — Клод. Она обшарила взглядом каюту, только на мгновение отведя от него взгляд, но Клод успел разгадать ее план и шагнул к ней, чтобы не дать спастись.

Он схватил ее за плечи и зарылся лицом в нежный изгиб между горлом и плечом. Губы его прижались к шелковистой загорелой коже.

— Я хочу тебя, хочу сейчас, Алекс, — хрипло пробормотал он. Алексис попыталась сбросить его руки, но он был сильнее.

— Клод, скажи мне, что случилось? — крикнула она почти в отчаянии.

Он стал расстегивать ее рубашку.

— Прекрати! — крикнула она, когда он опустил голову к ней на грудь.

Таннер наконец оторвался от ее груди и, вскинув голову, посмотрел на нее сверху вниз.

— Что с тобой, Клод? Я тебе ни разу не сказала «нет». Зачем ты это делаешь?

Алексис задыхалась, но продолжала бороться даже тогда, когда он, прижав к столу, едва не раздавил ее.

— Мне больно! Зачем мучить меня таким способом, когда достаточно просто сказать, что ты любишь меня?

То, что она произнесла потом, так и осталось неуслышанным, потому что он зажал ей рот губами. Она укусила его. Он откинул голову, но теперь его губы уже жгли ее горло, а руки прижимали к столу, не давая шевельнуться.

— Клод! Нет! Я не хочу так!

Алексис пыталась ударить его ногой.

— Пусти меня, черт возьми!

Он чуть ослабил хватку. Никогда раньше он не видел ее смущенной, но сейчас в ее глазах была растерянность, порожденная страхом.

— Корабль, — тихо проговорил Клод. — Один из квинтонских. Теперь твой. Он скоро пройдет мимо нас.

Вот все, что было нужно знать. В тот же миг страх ушел из ее глаз и они засветились тепло и ровно. Она грустно покачала головой:

— Я не могу возненавидеть тебя за то, что ты пытался сделать, Клод. Но так тебе меня не удержать.

Алексис попыталась шевельнуться, но тщетно.

— Пусти меня!

В тот момент, как его губы коснулись ее груди, она нащупала пальцами ствол пистолета, который только что чистила. И в тот момент, когда его такие знакомые руки коснулись ее тела, чтобы подарить ей ласку, Алексис занесла пистолет как можно выше.

Клод заметил ее движение. Осталось надеяться на то, что она сумеет сделать все очень быстро. Если она промедлит еще мгновение, второй попытки не будет.

Алексис выбрала цель. В тот момент, когда рот его выжигал последний поцелуй на ее груди, рукоять пистолета опустилась ему на голову.

Для Клода больше ничего не существовало, кроме поглотившей его темноты. И когда его бесчувственное тело опустилось на пол, для Алексис ничего не существовало, кроме его губ и рук.

Лендис, зашедший в каюту некоторое время спустя, нашел Клода лежащим на полу без сознания. Моряк незамедлительно привел друга в чувство, вылив на него ведро холодной воды.

— У нее получилось, Джон? — первым делом спросил Клод, осторожно потирая затылок.

— Получилось. Классный был вид, между прочим. Ты хочешь выпить, Таннер? Не думаю, что твоей голове уже что-то может повредить.

Клод кивнул, и Лендис налил ему коньяку.

— Она и вправду выбила тебя из колеи, — ласково проворчал моряк.

— Мне показалось или я правда услышал в твоем тоне похвалу?

— Не показалось, — засмеялся Лендис. — Я хотел бы кое-что узнать.

— Что именно?

— Ты позволил ей так с собой поступить или она переиграла тебя?

Клод усмехнулся, затем поморщился, как от боли.

— Этого, мой старый друг, ни ты, ни она никогда не узнаете.

Таннер замолчал, словно привыкая к мысли, что Алексис больше нет на корабле. Чуть погодя он попросил:

— Расскажи мне, как она все это провернула?

Лендис сел поудобнее и разгладил бороду, готовясь подробно доложить о происшедшем.

— Она вышла на палубу с таким видом, будто ничего не случилось, Никому и в голову не могло прийти, что она только что чуть тебя не укокошила. Подошла к перилам и стала ждать, когда корабль приблизится. Мы с Гарри знали, что она задумала, так что решили ее предупредить, что, возможно…

Джон запнулся. Таннер, кажется, не готов был к тому, что Джон собирался ему сказать. А ведь они с Гарри наверняка знали, что Алексис попадет прямо в лапы к Лафитту.

— Мы предупредили ее о том, что это может быть опасно, но она лишь сверкнула своими желтыми глазами, и мы поняли, что пытаться ее остановить все равно, что пытаться остановить ветер. Все, кто был на палубе, только руками развели. Мы знали, что никто не станет ей мешать, и даже решили посигналить кораблю, чтобы ее забрали.

— Но вы не стали этого делать.

— Нет, не стали. Я спросил Алекс, где вы; она нехотя ответила, что смогла убедить вас, и вы наконец поняли, как будет лучше для нее, но все же не захотели ей помочь.

— Чертовка, — сказал Клод, улыбаясь. — Что же, она не солгала. Она действительно меня убедила.

— Надо было видеть ее лицо, когда она о вас говорила. Ей вовсе не нравилось то, что она вынуждена идти против. Ей было больно. Перед тем как прыгнуть за борт, она сказала мне, чтобы я о вас позаботился, что она вас здорово стукнула. И была такова. Мы все сбежались смотреть, как она плывет. Пару раз нам даже показалось что она не справится с волной. Но нет, все обошлось. Мы видели, как ее подняли на корабль. Гарри дал сигнал, но ответа не последовало. Нам всем приходится довольствоваться надеждой на то, что все у нее будет в порядке…

Голос Джона сорвался.

— Она сама этого хотела, Таннер, — добавил он тихо.

Ну что ж, думал Клод, направляясь из кухни в спальню, проигравший выбывает из игры. Он положил голову на подушку и уставился в темноту, спрашивая себя, не привиделось ли ему, что, когда он упал, Алексис дотронулась до лица его прохладными ладонями, не приснилось ли прикосновение ее нежных губ к его губам? Не мог же он придумать те слова, что едва слышно прошептала она, слова, которые так ненавидела. Наверное, это все же был сон — он всегда выдает желаемое за действительное. Даже если тогда она сказала «я люблю тебя», скоро этому чувству не будет места в ее жизни.

Если бы только он понял раньше, что за приказ ему собираются вручить! Согласно бумаге с гербовой печатью, он обязан был остановить ее. Так велел ему воинский долг. И он выполнит то, что от него требуется, даже если придется идти против себя, даже вопреки серьезным сомнениям в целесообразности предстоящего ему.

И все же… Силой заставить Алексис покориться, сделать ее пленницей в буквальном смысле слова, так, как это представлял себе Хоув и прочие… Теперь, когда он сам не был уверен в том, что хочет удерживать ее подле себя насильно… Как чертовски тяжело все это! Остановить ее, обезоружить, зная, что она возненавидит его и ему предстоит принять ее ненависть как должное! Скоро, очень скоро Танкеру Фредерику Клоду предстояло сойтись с Алекс Денти вновь, и время для этой встречи судьба избрала крайне неудачное.