Невидимое дерево

Глава первая. Снег над городом

Не знаю как вы, а Кузьма Кузьмич в воскресные дни лежал в постели чуть дольше обычного. Эту привычку, как и многие другие, Кузьма Кузьмич сохранил с детства. Нет-нет, вы не подумайте, ни в детстве, ни тем более сейчас Кузьма Кузьмич лентяем и лежебокой не был. Просто иногда он любил проснуться и полежать минуту, другую с закрытыми глазами. Именно в эти минуты Кузьме Кузьмичу чаще всего приходили в голову неожиданные новые идеи. А новые идеи Кузьма Кузьмич любил чрезвычайно, даже больше, чем старые воспоминания.

Но это воскресное утро Кузьме Кузьмичу ни идей, ни воспоминаний не подарило. В это утро Кузьма Кузьмич проснулся сразу, словно кто-то толкнул его в бок. Проснулся и побежал к окну, потому что там, за окном, произошло чудо:

НАД ГОРОДОМ КРУЖИЛСЯ СНЕГ! ПЕРВЫЙ СНЕГ В ЭТОМ ГОДУ!

Большие белые снежинки вертелись в медленном хороводе, опускались на крыши домов, ветви деревьев. Всё вокруг сверкало и серебрилось. Его город, его родной город Туткактамск был покрыт белоснежным пуховым одеялом.

— Поздравляю вас с приходом зимы, — сам себе пожал руку Кузьма Кузьмич. Он очень любил День Первого Снега, радовался этому дню, как ребёнок, поэтому уже через полчаса он бродил аллеями парка, любовался заснеженными кустами и деревьями.

Всё и все радовались приходу зимы. Особенно громко проявляли свой восторг мальчишки и девчонки. И те, и другие пытались лепить снеговиков, бросались снежками, а мальчишки постарше, конечно же, начали возводить крепости. К счастью, было морозно, снег всё падал и падал. Снеговики и снежные крепости получались на славу. Всюду слышались шум, крик, смех.

Одним словом

ПЕРВЫЙ СНЕГ!

Наконец, вволю надышавшись морозным воздухом и налюбовавшись приходом зимы, Кузьма Кузьмич отправился в магазины за подарками.

Для нашего героя первый снег всегда был связан с Новым годом. А Новый год — это, что ни говори, Новый год!

Кузьма Кузьмич зашёл в канцтовары и купил подарки сотрудникам: пять блокнотов и десять фломастеров (пять синих и пять зелёных). Сотрудников у него было немного, так как учреждение, в котором он работал, было небольшим. Он трудился в НИИСКАФАНДРПР — Научно-Исследовательском Институте Сказок, Фантанстик и Других Приключений.

Хотя институт и был небольшим, но его сотрудники принимали участие во всех международных конференциях, симпозиумах и съездах, которые регулярно проводились Всемирной ассоциацией любителей сказок и приключений. Почётным председателем этой ассоциации был наш герой — уже известный нам Кузьма Кузьмич.

Кроме того Кузьма Кузьмич и его коллеги выпускали журнал «По щучьему велению» и газету «Три поросёнка».

А последний выпущенный сотрудниками НИИСКАФАНДРПР сборник упражнений «Сказка и фантазия в международных отношениях» стал настольной книгой президентов и премьер-министров 162 стран. За вклад в развитие сказочных наук Кузьма Кузьмич был избран почётным доктором тридцати девяти академий и профессором сорока трёх университетов. Но при этом наш профессор, как и положено воспитанному человеку, оставался скромным и даже немного стеснительным. Во всяком случае он никогда не хвастал своими званиями и знаниями.

Вот каким человеком был наш герой.

В книжном магазине Кузьме Кузьмичу невероятно повезло. Кузьма Кузьмич купил две прекрасные книги. Первая книга называлась «Якутские народные сказки» и вторая тоже «Якутские народные сказки».

Это были две одинаковые книги. Одну Кузьма Кузьмич собирался подарить внучке, а вторую оставить себе.

Нашего профессора последнее время очень интересовали сказки народов Севера. Кузьма Кузьмич предполагал, что в этих сказках должно быть много таинственного и даже ему, директору НИИСКАФАНДРПР, неизвестного. А таинственное и неизвестное всегда чрезвычайно интересовало Кузьму Кузьмича.

Сделав все покупки, Кузьма Кузьмич решил, что пора возвращаться домой. Он сел на трамвай и через полчаса был возле своего дома.

Глава вторая. Знакомство с соседом

Дом, в котором жил профессор, — новый, шестнадцатиэтажный. Кузьма Кузьмич был новосёл.

«Хорошо быть новосёлом. Очень хорошо! Ещё хорошо купить внучке хорошую книгу, а коллегам — блокноты и фломастеры. И вообще хорошо, когда хорошо», — решил Кузьма Кузьмич и вошёл в парадное.

Здесь возле лифта стоял человек в чёрном. На кончике длинного носа у него сидели круглые очки. Одет он был в чёрные ботинки, чёрное пальто и очень чёрную шляпу. Вот только пуговицы на пальто у него были не чёрные. Пуговицы были ярко-красного цвета и выпуклые, как помидоры. Вид у человека был чрезвычайно рассерженный, недовольный, угрюмый и… странный.

— С первым снегом вас, с праздником, с приходом зимы! — поздоровался Кузьма Кузьмич. — Вы, очевидно, мой сосед?

— Мг, — кивнул угрюмый сосед.

— Вы на каком этаже живёте? Я на четырнадцатом, — сообщил профессор.

— Ну и что, что на четырнадцатом, — наконец заговорил сосед. — А я на пятнадцатом.

«Чудной он какой-то», — додумал Кузьма Кузьмич.

Лифт почему-то долго не спускался. Кузьма Кузьмич напевал под нос мелодию из фильма «Приключения Электроника». Очень ему эта мелодия нравилась.

— Парам. Пам-пам! Пам! Пара! — пел профессор.

— Поёте? — неожиданно обратился к нему сосед.

— Пою, — ответил Кузьма Кузьмич, продолжая напевать. — Парам! Пам! Пам!

— Зря, — мрачно произнёс угрюмый сосед, — сначала поёте, а потом плакать будете. Так всегда. Поэтому лучше вовсе не петь. И вообще несерьёзно это — петь песни. Делом надо заниматься.

— Что вы, — не согласился Кузьма Кузьмич, — я с вами не согласен. Что может быть лучше хорошей песни? И для дела она первая помощница. А пою я знаете почему? По секрету скажу вам. Я сегодня совершил отличную прогулку и купил великолепную книгу.

— «Энциклопедию гаек и подшипников»? — оживился сосед. — Очень полезная книга, у меня она тоже есть.

— Нет, другую, но тоже хорошую книгу. «Якутские народные сказки».

— Ничего в вашей книге хорошего и полезного нет, — пробурчал угрюмый. — От всех этих сказок никакой пользы, а наоборот, только вред. Они людям мозги засоряют.

В это время лифт наконец-то спустился. Кузьма Кузьмич и его сердитый сосед вошли в кабину. Спутник Кузьмы Кузьмича нажал на кнопку с цифрой «14», и лифт медленно поехал вверх.

— Спасибо, — поблагодарил Кузьма Кузьмич.

Угрюмый не ответил. Это Кузьму Кузьмича обидело, и он решил не продолжать беседу. Но потом не выдержал. Уж очень его задело обидное замечание по поводу сказок и восхищение «Энциклопедией гаек и подшипников».

— Позвольте, но эта ваша книга специальная, служебная, техническая литература. Она нужна только специалистам, и просто так её читать не интересно: она не художественная.

— Не интересно — и не читайте, — огрызнулся сосед. — Надо же — «не художественная»… А что в ваших художественных книгах хорошего? Какая от них польза? — спросил он и тут же сам ответил: — Ни-ка-кой! Они, ваши художественные книги, даже не смешные. Единственная смешная книга, которую я знаю, это — телефонная. Представляете, вчера вычитал фамилию — Принцесскин. Ну и фамилия! Умора! Принцесскин, — повторил он ещё раз. И вдруг захохотал. Смех у него был, будто бы по стеклу провели кирпичом. Резкий и пронзительный.

Кузьма Кузьмич от неожиданности вздрогнул, отшатнулся и… прижался спиной сразу ко всем кнопкам. Лифт подпрыгнул и… остановился…

— Ну вот. Теперь из-за вас застряли!

— Извините, — покраснел Кузьма Кузьмич. — Я не хотел. Думаю, это ненадолго. Сейчас вызовем механика.

Кузьма Кузьмич нажал на кнопку, под которой стояла надпись «вызов». В кабине наступило молчание.

Кузьма Кузьмич украдкой разглядывал своего соседа. «Странный человек, — думал Кузьма Кузьмич. — Во-первых, не очень воспитанный и во-вторых — угрюмый. Что-то с ним неладно. Но что? Надо бы ему помочь». И Кузьма Кузьмич решил продолжить беседу. Тем более, для этого у него появилась ещё одна очень веская причина. Кузьме Кузьмичу фамилия Принцесскин нравилась.

— Простите, но мне кажется, что в фамилии Принцесскин нет ничего смешного. Обычная фамилия. Даже симпатичная.

— Не смешная, так и не смейтесь. В фамилиях вы ничего не понимаете. Фамилия должна быть громкая и внушительная. Например — Волкодавов. Или моя — Агрегатов, — отрезал соседки отвернулся от Кузьмы Кузьмича. Разговор, мол, окончен.

В это время снаружи послышался голос механика.

— Как вы там? Я вас сейчас выпущу.

— Всё в порядке, — ответил Кузьма Кузьмич. — У нас милая беседа.

— Для кого милая, а для кого и не очень. Мне вовсе с вами беседовать не хочется. Мне ваши увлечения не нравятся: сказки всякие, песни… Подозреваю, что и фамилия у вас тоже, наверное, какая-то несерьёзная.

— Но разве в фамилии дело?

— Не всегда, но всё-таки… Я, например, заметил, что граждане с зычными, серьёзными фамилиями и ведут себя серьёзно, степенно. Я абсолютно уверен, что у человека с фамилией Принцесскин в голове одно — сказки, фантазии и прочая чепуха, от которой народу никакой пользы. Всеми этими сказками сыт не будешь и автомобиль из песен не соорудишь. Техника и механика — вот что людям нужно. Но самое страшное, что эти принцесскины не только сами во всё это верят, но и порядочных, спокойных граждан заражают чепухой и начинаются у граждан всяческие неприятности. Нет, нет, жить надо тихо, спокойно, сытно и…

— …И скучно, — добавил Кузьма Кузьмич.

— Вы чего ко мне пр-р-р-ристали? — грозно зарычал Агрегатов и наклонил голову, словно готовился к драке.

Но тут дверь кабины с шумом отворилась и в лифт заглянул механик.

— Всё в порядке, можете ехать на свои этажи.

— Я с этим типом ехать не желаю, — сверкнул на Кузьму Кузьмича стёклами очков Агрегатов и вышел из кабины.

— Я — не тип! А Принцесскин — это моя фамилия! — крикнул на прощание Кузьма Кузьмич и нажал кнопку четырнадцатого этажа.

Глава третья. Агрегатов объявляет войну

Кузьма Кузьмич сидел у телевизора и смотрел передачу «В мире животных», как вдруг раздался телефонный звонок.

— Алло, — снял трубку Кузьма Кузьмич.

— Это кто?! — рявкнул в трубке скрипучий голос, который показался Кузьме Кузьмичу знакомым.

— Это я, — ответил Кузьма Кузьмич. — А кто вы?

— А вам какое дело?! — снова рявкнул голос.

— Мне — никакого, — пожал плечами Кузьма Кузьмич и повесил трубку.

«Вот явно невоспитанный человек, — подумал он, — даже не знает, как нужно говорить по телефону».

Через минуту телефон снова затрещал.

— Вы почему повесили трубку?

— Потому что, прежде чем спрашивать, кто я, вы должны сами представиться. Это элементарные правила поведения, и очень жаль, что вы их не знае…

— Да, не знаю, — перебил Кузьму Кузьмича голос, — и знать не хочу. Сейчас жизнь и так непростая, сложная, а эти ваши правила поведения её ещё больше запутывают. Никакой от них пользы. Я признаю только одни правила — правила пользования электроприборами, ну, и разве что перехода через улицу. Всё остальное — чушь. Хочу представляться — представляюсь. Не хочу — не буду. Так что не учите меня.

«А я буду, — подумал Кузьма Кузьмич, — невоспитанных людей всё равно нужно учить», — и повесил трубку.

Кузьма Кузьмич долго не подходил к звонящему на все лады телефону. Наконец он взял трубку!

— Ладно, — более спокойно прохрипел голос. — Моё имя Леопольд. Я только что ехал с одним типом в лифте, так он утверждал, что вы — это он.

Кузьма Кузьмич рассмеялся. Теперь он понял, кто ему звонит.

— Чего вы там заливаетесь? — удивился находящийся на другом конце провода Леопольд.

— Я не заливаюсь. А тип вам не солгал. Этот тип — я, Кузьма Кузьмич Принцесскин, и ехали вы со мной, товарищ Леопольд Агрегатов.

— Значит, так, — голос Агрегатова вдруг стал тихий и шипящий, как у завязанного морским узлом малайского питона. — Значит, так: вы — мой с-с-сосед, ваша фамилия — Принцес-скин, и вы с-с-считаете, что с-с-сказки, фантазии и приключения нужны?

— Не только нужны, но и необходимы. Я об этом даже книжки пишу, а иногда с лекциями выступаю. Если хотите, могу пригласить.

— Обойдус-с-сь без ваших лекций и приглашений. С-с-с вами всё яс-с-сно, — продолжал шипеть Агрегатов. — Официально объявляю вам войну. Я не потерплю, чтобы подо мной жил эдакий прес-с-ступный тип. Я буду с-с-с вами боротьс-с-ся.

— И как же это вы намерены со мной бороться? — удивился Кузьма Кузьмич.

— Увидите, — злорадно сказал Агрегатов, — вс-с-семи доступными с-средс-с-ствами, — и повесил трубку.

Нужно сказать, что средств для борьбы с Кузьмой Кузьмичем у Леопольда Агрегатова было предостаточно. Агрегатов был лучший в городе мастер по ремонту холодильников. Квартира его напоминала лабораторию и мастерскую одновременно, столько здесь было разных инструментов и приборов, которые он изобрёл. Зато книг у него было всего три: «Энциклопедия гаек и подшипников», «Полный иллюстрированный сборник болтов и шурупов» и, конечно же, «Телефонная книга».

Стены квартиры Леопольда были увешаны разными грамотами, которые он получил за изобретённые им морозильные устройства. Одна грамота была даже с экватора от благодарных жителей тропического острова Сутражар, которые благодарили его за поваренный им морозильник. Этот морозильник морозил в любую жару. Причём, чем было жарче, тем он лучше работал. Теперь островитяне, у которых уже с утра жар, могли запасаться продуктами впрок, и продукты не портились.

Ещё в квартире у Агрегатова стояло штук пять холодильников. Все эти холодильники были изобретены, сконструированы и построены им самим. Одни были для мяса. Другие — для рыбы. Третьи — для молока. Четвёртые — для мороженого. Пятые — для овощей и фруктов.

Леопольд Агрегатов был мастер высокого класса, своё дело он знал хорошо и слов на ветер не бросал. Если сказал, что будет бороться, значит, от обещания не отступит. Тем более, что для борьбы с Принцесскиным у Леопольда, как он считал, была очень веская причина. Этой «причиной» являлся его младший брат Борька.

Родители Леопольда и Борьки были геологи, всё время находились то в экспедициях, то в командировках. Поэтому воспитание Борьки полностью лежало на плечах старшего брата. И нужно сказать, что Леопольд к этим обязанностям относился очень серьёзно, потому что больше всех на свете он любил своего младшего брата Борьку. Прежде всего он пытался втолковать несмышлёнышу Борьке, что в сказках всё неправда, поэтому ничему полезному они научить не могут — значит, читать их не следует, мультфильмы тем более вредны — лишь время забирают, от песен — горло болит, во время танца можно поломать ногу и затем всю жизнь хромать. И вообще танцуют лоботрясы и бездельники. Трудолюбивые, умные, практичные дети учат только физику, математику и черчение, чтобы когда-нибудь стать настоящими мастерами по холодильникам.

Леопольд всячески оберегал Борьку от дурного влияния. И очень внимательно следил за тем, что читает его младший брат. Он не давал ему ни сказок, ни фантастики, даже книги про путешествия и те он у него отнимал.

Десять раз в день Леопольд повторял Борьке одно и то же: «На Земле уже давно всё открыли, поэтому ничего в этих книгах про путешествия полезного нет. Они только в гражданах нехорошие желания возбуждают: куда-нибудь поехать, увидать что-то новое. А это всё глупости и пустая трата времени. К тому же путешествовать опасно: во время дороги всякое может произойти — крушение, авария или даже диверсия. И, во-вторых, от перемены климата у путешественников часто бывает насморк. У человека серьёзного, у будущего мастера по ремонту холодильников должно быть только одно путешествие — с работы и на работу. А по вечерам, чтобы немного развлечься, нужно читать вслух не сказки, а «Энциклопедию болтов и гаек», а иногда для смеха взять «Телефонную книгу» и искать в ней глупые фамилии».

«А как же наши родители? Всё время куда-то ездят, где-то путешествуют?» — спрашивал Борька у старшего брата.

«Я их осуждаю, — серьёзно говорил Леопольд, — хотя это и наши родители, но я считаю, что занимаются они несерьёзным и опасным делом. А всё потому, что их неправильно воспитывали. Если бы возле них был такой человек, как я, они наверняка были бы другими — более серьёзными и спокойными. Мне бы хотелось, чтобы мой брат, воспитанием которого я занимаюсь, был похож на меня, и увлекался конструированием и ремонтом холодильников».

Но Борька, к огромному сожалению, был похож на родителей.

Он иногда ни с того, ни с сего, как считал старший брат, начинал петь песни. А иногда, Леопольд это знал точно, пытался смотреть телевизионную передачу «Клуб кинопутешественников»!

Леопольд решительно пресекал подобные проступки младшего брата. Но, очевидно, где-то сделал промашку, потому что однажды нашёл на столе записку.

«Дорогой брат, — писал Борька, — не обижайся и не волнуйся. Даже наоборот — гордись. Я сдал все экзамены на пять, и меня зачислили курсантом в училище. Здесь готовят полярников. Так что я, как и ты, буду иметь дело с холодом. Только мой холодильник будет в миллион раз больше всех твоих, вместе взятых. Мой холодильник — Северный полюс, Арктика, которую я буду изучать. Вот так.

Да, Леопольд, ты меня не ищи. Училище находится далеко. Где — не скажу, потому что ужасно надоело выискивать в телефонной книге «глупые» фамилии, которые мне кажутся не смешными, и слушать, как урчат твои сытые холодильники. А ещё очень хочется путешествовать и петь песни, читать сказки и смотреть мультфильмы.

Не обижайся и не волнуйся.

Крепко целую. Твой брат Борька».

А через пять лет Леопольд получил от брата Борьки ещё одно письмо:

«Закончил училище на «отлично». Получил распределение на полярную станцию, которая находится чуть правее Северного полюса. Теперь я — метеоролог. Изучаю погоду, климат Земли. Занимаюсь наукой. Так что у меня всё в порядке. Не беспокойся.

Твой брат Борька».

С тех пор прошло три года, от Борьки не было ни весточки. Леопольд подозревал, что с Борькой могли случиться самые страшные вещи. Ведь там, на этом Северном полюсе, не только ужасный холод, а ещё и огромные белые медведи.

От одной мысли, что рядом с Борькой живут такие хищники, Леопольд вздрагивал.

Агрегатов не сомневался, что с верного, тихого пути сбили его брата такие вот принцесскины. Это они тайком давали Борьке всякую вредную литературу, внушили мысль отказаться от прекрасной, спокойной профессии мастера по ремонту холодильников, а потом надоумили поступить в это жуткое училище, где готовят полярников.

«Нет! Сам Борька до таких глупостей никогда бы не додумался. Во всём виноваты эти любители сказок и приключений», — был уверен Леопольд Агрегатов и поэтому не жалел, что объявил войну своему соседу.

«Мой брат будет отомщён», — пообещал себе Леопольд, снимая полки изобретённый им прибор «Размораживатель на расстоянии», или сокращённо «Раз на рас».

Поставив размораживатель на стол, Агрегатов выдвинул спрятанную сбоку прибора антенну и нажал на красную кнопку. Размораживатель тихо загудел.

«Всё в порядке», — удовлетворённо потёр руки Агрегатов и повернул чёрную ручку, настраивая размораживатель на нужную волну. Не подозревавший ничего Кузьма Кузьмич в это время сидел кресле и смотрел телевизор. Он был так увлечён, что даже забыл о своём соседе и его угрозе. Показывали фильм о рыбах, обитающих в южных морях.

Профессор очень любил такие передачи и считал их важными и полезными.

«Надо же, — думал он, — какая увлекательная кинокартина. Такое ощущение, словно я сам нахожусь в море и плыву рядом с акулами и тунцами».

И вдруг Кузьма Кузьмич почувствовал, что он в самом деле будто куда-то плывёт. Под креслом, в котором сидел наш профессор сказок, образовалась лужа.

Какое-то мгновение Кузьма Кузьмич не мог понять, что происходит. Почему в комнате вода? Но через несколько секунд догадался — ручеёк бежит с кухни.

Кузьма Кузьмич бросился на кухню: краны были закручены. «Откуда же эта напасть?!» — растерялся Кузьма Кузьмич и тут увидел тоненькую струйку, которая текла из холодильника. «Неужели испортился? — удивился Кузьма Кузьмич. — С чего бы это?» Но размышлять Кузьме Кузьмичу было некогда. Он схватил тряпку и стал вытирать пол.

В это время снова зазвонил телефон. Кузьма Кузьмич кинулся в комнату, поскользнулся на луже и растянулся во весь рост. Падая, Кузьма Кузьмич задел рукой за торшер. Торшер опрокинулся и больно ударил Кузьму Кузьмича по макушке.

Потирая шишку, Кузьма Кузьмич подошёл к звонящему на все лады телефону.

Из трубки донёсся знакомый голос:

— Ну как, не утонули? Это я вам наводнение устроил. Я с вами борюсь, — заявил Леопольд и повесил трубку.

«Ну и наглец. Интересно, каким образом он смог отключить мой холодильник? Вот ему бы всю эту воду за шиворот вылить», — подумал Кузьма Кузьмич, но тут же спохватился и сам себе сказал: — Эге, уважаемый профессор, ещё немного, и ты разозлишься, вспылишь и скажешь Агрегатову что-нибудь грубое. А ты, Кузьма Кузьмич, себе этого позволить не можешь. Просто не имеешь права. Директор НИИСКАФАНДРПР — и вдруг ругается. Ни в коем случае! Нужно пройтись. Свежий воздух укрепляет нервную систему. А нервы тебе, товарищ Принцесскин, ещё понадобятся. Иначе это; Агрегатов в самом деле тебя победит.

Вот что сказал себе Кузьма Кузьмич, отправляясь на прогулку.

Глава четвёртая. Неожиданная встреча

Вечером на улице людей было значительно меньше, чем днём. Покупки были сделаны. Горожане отдыхали, читали книги, смотрели телевизоры. Тем более, что погода была не для прогулок.

Стало ещё холоднее. Снег по-прежнему падал. Но он опускала не тихо, как днём, а проносился по улицам белой метелью.

Ветер гнул замёрзшие ветки. Они жалобно и тоскливо скрипели.

Редкие прохожие шли низко опустив головы.

Но Кузьму Кузьмича метель не пугала. Он шёл вдоль улицы и думал о своём соседе. И чем больше он о нём думал, тем неспокойнее становилось у него на душе.

«Этому Леопольду, одетому во всё чёрное, плохо. Хотя он сам об этом, быть может, и не догадывается. А если человеку плохо, то ему нужно помочь. Но что можно сделать, что должно произойти такое, чтобы изменить Агрегатова, заставить его улыбнуться? Ем нужно приключение. Необычное, предновогоднее, настоящее, сказочное приключение. Когда взрослый человек сталкивается со сказкой, он становится добрее. Да, именно это необходимо Агрегатову», — решил Кузьма Кузьмич, и только он об этом подумал, как услыхал сзади чей-то голос:

— Жискате, лопжауйста, где вижёт амстер по моренту лоходильников?

Кузьма Кузьмич оглянулся. Рядом никого не было. Только возле магазина с яркой светящейся вывеской «Галантерея» стоял снеговик. Да, да, самый обыкновенный снеговик. Глаза из углей. Нос — морковка. Рот — большая пуговица. Только ведра на голове нет. А так всё есть. Снеговик, как снеговик. И тут вдруг Кузьма Кузьмич обомлел… Снеговик сделал шаг в его сторону и опять сказал:

— Жискате, лопжауйста, где вижёт амстер по моренту лоходильников?

«Мерещится», — подумал Кузьма Кузьмич и протёр глаза. Но снеговик не исчез. Наоборот, снова заговорил.

— Лопжауйста, это чоень жавное едло.

«Чудеса. Вот так история! — подумал Кузьма Кузьмич. — Никогда до сих пор не встречал таких снеговиков. Фантастика какая-то. Волшебство да и только!»

И сразу же с собой согласился:

«Конечно, волшебство. Ведь настоящая сказка, особенно волшебная, всегда начинается с «никогда до сих пор». А это значит, что я, профессор Принцесскин, попал в сказку».

Вот к какому выводу пришёл уважаемый Кузьма Кузьмич и уже спокойно попросил:

— Повторите, пожалуйста. Я не совсем понял, о чём вы спрашиваете?

— Лопжауйста, — ответил снеговик, — топоврю. Где вижёт амстер по моренту лоходильников?

— Ничего не понимаю, — пожал плечами Кузьма Кузьмич. — Объясните, что вам нужно. Хорошо?

— Рохошо.

Снеговик встал на цыпочки, снял с Кузьмы Кузьмича его тёплую кроличью шапку. Потом надел её на себя и сказал:

— На улице дует очень сильный ветер, и у меня все буквы в словах перепутались. Я у вас хотел спросить, где живёт мастер по ремонту холодильников.

— Это унзать чоень ропсто. Повонзите в юрбо рспавок, — начал говорить Кузьма Кузьмич — и вдруг понял, что теперь у него от ветра все буквы перепутались. Он хотел сказать: «Это узнать очень просто. Позвоните в бюро справок», получилась какая-то путаница.

— Ничего не понимаю, — пожал снеговик круглыми белыми плечами. — Объясните же, пожалуйста, это очень важное и срочное дело.

— Лопжауйста чейсас яснюбо, — сказал Кузьма Кузьмич и снял со снеговика свою тёплую кроличью шапку. Он надел её и сказал:

— Обождите меня здесь. Я схожу домой и принесу вам шапку. А то боюсь, от ветра не только слова, но и мои объяснения у вас в голове перепутаются. Да и потом, в пути вам шапка пригодится. Договорились?

— Вогодорились, — кивнул головой снеговик, — огморное сиспабо.

«Интересно, — подумал Кузьма Кузьмич, — зачем снеговику понадобился мастер по холодильникам?» Но спрашивать не стал, а заспешил к дому, ведь он обещал снеговику поскорее принести шапку.

Глава пятая. Агрегатов продолжает борьбу

Теперь метель дула Кузьме Кузьмичу в спину, и ему казалось, что он не бежит, а летит.

К счастью, лифт на этот раз не застрял, и Кузьма Кузьмич через минуту оказался на 14 этаже.

Возле его квартиры стоял Леопольд Агрегатов и стучал ногой в дверь. Увидев профессора, он на мгновение смутился.

— А я думаю: почему вы не открываете, может быть, в самом деле утонули. А вас, оказывается, дома не было. Надо же.

— Вы зачем дверь ломаете? — рассержено спросил Кузьма Кузьмич.

— У меня к вам срочное дело, — объяснил Агрегатов, — мне нужна ваша подпись, — и протянул Кузьме Кузьмичу какой-то листок.

— Что это? — спросил Кузьма Кузьмич, пытаясь открыть дверь. Но замок, как всегда, когда торопишься, заедал.

— А то, что борьба продолжается. Подписывайте! — голосом, не терпящим возражений, потребовал Агрегатов.

— А позже нельзя? А?! Я сейчас в самом деле очень тороплюсь, понимаете, меня волшебный, говорящий снеговик на улице ждёт. Ему зачем-то понадобился мастер по ремонту холодильников.

— Опять врёте. Мастера по ремонту холодильников — люди серьёзные, это я знаю точно, и никогда ни с какими снеговиками дел не имели и иметь не могут. Ничего, скоро перестанете врать, — криво усмехнулся Агрегатов. — Сейчас другие времена настали. Сейчас с ложью бороться начали. Сейчас у кого ни спроси — все за правду. Так что скоро я с вами расправлюсь. Подписывайте, — снова потребовал Агрегатов.

— А что, собственно, это такое?

Кузьма Кузьмич взял из рук Агрегатова бумагу и прочитал:

Дальше шли номера квартир и фамилии жильцов. Но почему-то ни под одной из фамилий подписи не было. Только в самом конце красовалась подпись: «Агрегатов».

— Почему же другие не подписали?

— Не ваше дело! — грохнул Агрегатов. — Они за это ещё ответят. Поддались на вашу пропаганду. Придёт время — и их тоже выселят. Нам сомневающиеся не нужны. Нам нужны крепкие и убеждённые, как я. Подписывайте!

— Всё равно не подпишу, — спокойно ответил Кузьма Кузьмич, безуспешно пытаясь попасть в свою квартиру. — К тому же в вашем заявлении есть кое-какие неточности.

— Какие ещё неточности? — насторожился Агрегатов.

— Не понимаю, какое я имею отношение к тому, что в магазинах мало рыбы.

— Не понимаете?

— Не понимаю.

— Так это же проще пареной репы. Вы своими сказками и фантазиями рыбакам так голову заморочили, что они с каждой рыбой разговаривать начинают. Хотят выяснить — говорящая она или нет. Ну вот, пока они говорят, спрашивают о том о сём — рыба и засыпает, портится. Понятно?

— Понятно, — кивнул Кузьма Кузьмич и, к огромной своей радости, наконец открыл злополучный замок.

Дверь распахнулась, и Кузьма Кузьмич стремглав кинулся в ванную. Там он схватил ведро-шапку для снеговика — и так же бегом бросился обратно. Но выйти из квартиры ему не удалось. В дверях, расставив руки, стоял Агрегатов.

— Пока не поставите подпись, я никуда не уйду и вас не выпущу.

И тут Кузьму Кузьмича осенило. Он хлопнул себя по лбу и даже рассмеялся. «Встреча со снеговиком — это же как раз то, что нужно! Это и есть приключение для Агрегатова!»

— Послушайте, соседушка, я подпишу это ваше заявление, но… при одном условии. Вы и я спустимся сейчас вниз, на улицу, и поможем моему волшебному, говорящему снеговику.

— Врёте вы всё! Хватит сказки рассказывать.

— Но, если я лгу, то вы сразу же убедитесь в моей лжи.

— Согласен, — кивнул Агрегатов, — сейчас я вам докажу, что ваш, так сказать, волшебный, чудесный снеговик — плод вашей преступной фантазии.

Леопольд Агрегатов спрятал в карман заявление и выпустил Кузьму Кузьмича из квартиры.

Глава шестая. Страхи и сомнения Леопольда Агрегатова

Кузьма Кузьмич и Леопольд Агрегатов вышли из дома на улицу.

Рядом они выглядели забавно и даже смешно. В руках у невысокого кругленького Кузьмы Кузьмича звенело эмалированное ведро, а красные пуговицы Агрегатова светились в темноте, как светофоры.

Спешащие домой горожане, заметив удивительную пару, издалека уступали им дорогу, а потом оглядывались вслед и улыбались.

— Насколько я догадался, — обратился Кузьма Кузьмич к Агрегатову, — вы по профессии связаны с техникой.

— Связан, ну и что, — вышагивая рядом с профессором, сердито ответил Агрегатов.

— Просто хотел сказать, что среди моих друзей много инженеров, которые и технику любят, и фантастику с интересом читают. А два конструктора даже в самодеятельности частушки поют и сказки пишут.

— Потому и пишут, и поют, что никакие они не конструкторы, а бездельники. Настоящие конструкторы всё время конструируют, делом заняты, у них на разные глупости времени нет. А вы и ваши друзья не только сами не работаете, но и других людей от полезного труда небылицами отвлекаете. Надо же, — хмыкнул Агрегатов, — такое придумать: говорящий снеговик! Ну где, когда вы видели говорящих снеговиков? Такое только в ваших нелепых небылицах бывает. В жизни — никогда. Так что придётся вам моё заявление подписать и из города убраться. А там, глядишь, и до ваших друзей доберёмся, чтобы они профессию конструкторов не позорили и хороших людей с толку не сбивали своими увлечениями. От этого, я вам хочу абсолютно ответственно заявить, у всего народа жизнь сразу лучше станет. Лифты перестанут ломаться, и рыба в магазинах появится свежая, а ещё лучше — свежемороженая, а там, глядишь, и колбаса копчёная.

Кузьма Кузьмич шёл молча и улыбался, на что Агрегатов сразу же обратил внимание:

— Вы не улыбайтесь — это не смешно! Я уверен, что все неприятности и неустройства из-за таких вот фантазёров, болтунов и шарлатанов, как вы и ваши друзья.

Кузьма Кузьмич решил не спорить: он торопился к снеговику. Он очень спешил, и Леопольд Агрегатов за ним едва поспевал.

Через несколько минут профессор Принцесскин и его сердитый сосед свернули влево, и ветер теперь дул им прямо в лицо.

«У-у-у» — свистела метель, вылетая из переулков и дворов. На улице никого не было, ни единого человека, ветер раскачивал ветки деревьев, и чёрные тени кружились, словно стаи хищных птиц. Агрегатову стало вдруг страшно.

«А что, если этот Принцесскин на меня нападёт и захочет отобрать заявление? Может быть, у него вон в той подворотне спрятана целая шайка таких, как он, бездельников и болтунов-сказочников. Ой, что тогда будет? — испугался Леопольд. — Кажется, я сам влип в историю с приключениями. Не нужно было с этим типом связываться. И что это на меня нашло? Любит этот Принцесскин сказки — ну и пусть. Ему же от этого хуже будет. Может, порвать заявление, — подумал Агрегатов, — уйти домой, открыть «Энциклопедию гаек и подшипников» и читать. А потом сделать себе чашку гоголя-моголя, пить его маленькими глоточками и слушать, как гудят забитые разной вкусной едой холодильники, а если бы рядом ещё и Борька… Эх, Борька, Борька — брат ты мой непутёвый, где ты? Что делаешь? Бедняга ты, бедняга!..»

Но, вспомнив о брате, Агрегатов опять наполнился смелостью, как чайник кипятком. Он решил довести начатое им дело до конца, разоблачить своего соседа и этим доказать, что все эти сказочники — лжецы и шарлатаны. Он выселит из дома Принцесскина, а потом примется за остальных, даже если этих шарлатанов целая шайка.

«Во имя светлой памяти пропавшего во льдах Арктики Борьки я пойду на любые жертвы и готов сразиться с целыми полчищами этих пройдох», — высокопарно подумал Агрегатов, поднял повыше воротник и зашагал вслед за Кузьмой Кузьмичом.

Глава седьмая. Тигропольд

Агрегатов и Кузьма Кузьмич подходили к магазину. Кузьма Кузьмич ещё издали увидел снеговика. Снеговик стоял на прежнем месте и разглядывал витрины. Леопольд тоже заметил снеговика и сердито хмыкнул:

— Неужели вы думаете, я поверю, что это чучело когда-нибудь заговорит? Взрослый человек, а всё в игрушки играете. Снеговичков лепите, людей за нос водите. Ну да ничего, скоро…

Но что произойдёт «скоро» Агрегатов не договорил. То, что он увидел, заставило его умолкнуть. Слова застряли у Леопольда в горле, и он стал хватать воздух, как рыба, которую вытащили из воды на сушу. Агрегатов увидел, что снеговик, которого он минуту назад назвал чучелом, отошёл от витрины и, медленно покачиваясь, направился в их сторону.

«Живой снеговик! — ахнул Агрегатов. — Но этого не может быть! Что?! Что это такое?! Неужели всё это происходит со мной — Леопольдом Агрегатовым? Быть может, я болен?» — зашумели у него в голове десятки вопросов, на которые он не знал, как ответить. Но Агрегатова переубедить, заставить отказаться от прежних взглядов и привычек было не просто. Не такой он был человек. Поэтому уже через секунду он решил, что нашёл всему подходящее объяснение, и заявил Кузьме Кузьмичу:

— Я всё понял. Вы смастерили механического робота. Сперва сделали металлический каркас, затем всунули в середину мотор, а потом уже всё облепили ватой. Должен вам сказать, что это очень примитивная работа, ничего в вашем снеговике чудесного нет. Сейчас я вашу подделку раскрою. Вы — обманщик!

Леопольд быстро подбежал к снеговику и с силой толкнул беднягу в белое мягкое плечо.

— Не делайте этого! Остановитесь! — попытался Кузьма Кузьмич задержать Агрегатова. Но было поздно… Снеговик от толчка упал и рассыпался на хрупкие искрящиеся куски снега.

— Что вы натворили?! — ужаснулся Кузьма Кузьмич.

Агрегатов тоже никак не ожидал, что всё так обернётся.

— Я… Я ведь думал, что это железный робот, — растерянно пробормотал Леопольд.

— Сами вы — робот. Сердца у вас нету, — сокрушённо схватился за голову Кузьма Кузьмич. — Тут, без сомнения, крылась какая-то тайна и, быть может, очень важная, а вы… Да за такие дела под суд надо отдавать.

Слово «суд» на Агрегатова подействовало. Закон и милицию Агрегатов уважал. А вдруг снеговик в самом деле какой-то музейный экспонат, тогда ему, Леопольду Агрегатову, может попасть.

— Нечего вам меня судом пугать. А чучело ваше я, так и быть, снова вылеплю, — попытался он успокоить Кузьму Кузьмича, но тут же добавил: — Только учтите, если он не заговорит, вам всё равно придётся моё заявление подписывать. Вы мне о каком-то волшебном, говорящем снеговике рассказывали, а этот — обыкновенное чучело.

Агрегатов нагнулся и стал неловко сгребать снег, лепить снеговика.

Кузьма Кузьмич, не мешкая, присоединился к Агрегатову, стараясь как можно быстрее отыскать в снегу глаза-угольки, пуговицу-рот и нос-морковку. Без них снеговик вряд ли бы ожил и заговорил. Кузьма Кузьмич знал это наверняка.

Неоновая вывеска-реклама магазина была достаточно яркой, поэтому уже через несколько минут Кузьма Кузьмич отыскал и угольки, и морковку, и пуговицу. Агрегатов тоже закончил работу. Кузьма Кузьмич укрепил на положенном месте нос, глаза и рот, и снеговик был готов.

— Уф-ф-ф, — облегчённо вздохнул Кузьма Кузьмич и вытер со лба пот.

— А вы говорили «суд, суд», — обрадовался, что ему теперь ничто не угрожает, Агрегатов и сразу же вытащил из кармана заявление, — ну вот, а теперь подписывайте. Снеговик ваш молчит, молчал и будет молчать. Потому что, во-первых, говорящих снеговиков не бывает и, во-вторых, всё вы выдумали. Я это сразу понял. А то, что он ходил, так это, наверное, был обман зрения. Метель всё-таки. Видите — сейчас он не двигается. Значит, я прав.

Агрегатов ещё долго рассуждал бы и тыкал Кузьме Кузьмичу своё заявление, но вдруг произошло то, чего он никак не ожидал.

Агрегатов удивился настолько, что позабыл даже о холодном ветре, который по-прежнему, свистел и пронизывал насквозь. Наоборот — Леопольда Агрегатова бросило в жар, он даже машинально расстегнул воротник своего чёрного зимнего пальто.

А случилось то, что снеговик моргнул чёрными, угольными глазами, сделал шаг в его, Леопольда, сторону и… заговорил!

Снеговик говорил сердито и гневно, размахивал круглыми белыми руками, обращаясь к Агрегатову на каком-то абсолютно непонятном тарабарском языке:

— Вы — лухиган! Вы чемупо редётесь?

Единственное, что Агрегатов понял из всего сказанного, — это то, что он какой-то «лухиган».

— Я, — пробормотал Леопольд, — оказывается, «лухиган». «Лухиган», — повторил он ещё раз и вдруг почувствовал страшную усталость. От всего пережитого у него, привыкшего к спокойной, размеренной жизни, закружилась голова, ноги подогнулись, и он стал медленно опускаться на сугроб.

Секунду-другую Леопольд сидел в сугробе и молчал, а потом тихо и растерянно спросил:

— Объясните мне кто-нибудь, что со мной случилось? Может быть, это всё сон, а если это правда, то почему этот снеговик говорит на каком-то непонятном иностранном языке?.. А-а-а… Наверное, он — шпион. Я как-то в трамвае от одной гражданки слышал: шпионы кем угодно прикинуться могут. Этот шпион снеговиком прикинулся. Иначе, как это всё объяснить? Как?

При слове «шпион» снеговик рассердился ещё больше, и Кузьма Кузьмич испугался, что от гнева тот снова рассыплется.

— Маси вы пшион! — затопал ногами на Агрегатова снеговик. — Лухиган и пшион!

Хотя со стороны всё это выглядело забавным и смешным, но Кузьма Кузьмич, как и Агрегатов, не понимал ни единого слова из того, что говорил снеговик, и решил, что пора вручить обещанный подарок.

— Погодите, — обратился Кузьма Кузьмич к снеговику, — я для вас кое-что принёс. А то вы всё говорите и говорите, а что — непонятно.

Кузьма Кузьмич протянул снеговику принесённое им ведро.

— Сиспабо, — всё ещё сердитым голосом сказал снеговик, нахлобучил ведро на голову и обернулся к витрине, за стеклом которой висело зеркало.

Он крутился перед зеркалом, а Агрегатов по-прежнему бубнил под нос:

— Если это не сон и если этот снеговик не шпион, то кто он тогда такой? Кто? Ни-и-ичего не понимаю.

Чувствовалось, что прежняя непоколебимая уверенность Агрегатова в том, что чудес не бывает, дала трещину.

Наконец снеговик отвернулся от зеркала-витрины.

— Очень хорошая шапка, — поблагодарил он профессора Принцесскина, — большое спасибо. А приятелю своему скажите, — показал он на сидящего в сугробе Леопольда, — что я — не шпион и не сон. Я — самый обыкновенный снеговик. Зовут меня Леденец, а вот он — хулиган.

— Надо же?! — удивился Агрегатов. — Этот снеговик, оказывается, не только по-русски говорить может, но и ругается по-нашему: хулиганом меня назвал.

Агрегатов на секунду умолк, а потом, с силой ударив себя по коленке, заявил:

— Всё равно не верю, что это снеговик обыкновенный. Обыкновенные снеговики ходить и говорить не могут.

— Ну, конечно, я вам об этом с самого начала говорил, — постарался объяснить Кузьма Кузьмич. — Снеговик Леденец — сказочный, волшебный. Я же вам объяснил.

«Сказочный, волшебный. Волшебный, сказочный», — несколько раз повторил Леопольд и задумался. Наконец он поднялся с сугроба, отряхнул с пальто снег, выпрямился и спросил:

— Значит, говорите, сказочный?

— Конечно, — кивнул Кузьма Кузьмич.

— Я не у вас спрашиваю, а у снеговика, — резко и грубо огрызнулся Леопольд, и профессор снова услышал в голосе Агрегатова знакомые неприятные металлические нотки. Чувствовалось, что Леопольд обретает прежнюю уверенность и непоколебимость.

— Так значит, этот так называемый снеговик Леденец сказочный?! — снова спросил Леопольд.

— Сказочный, сказочный, — закивал головой снеговик.

— А если сказочный, — продолжал дальше развивать свою мысль Агрегатов, — значит, выдуманный, придуманный. Потому что сказка — это выдумка и ложь. Следовательно, на самом деле всего этого нет. И я наконец понял, кто вы, Принцесскин, такой. Вы — не профессор, а шарлатан-гипнотизёр. Да, гипнотизёр. А всё, что здесь происходит, вы мне внушили под гипнозом. Но гипноз кончился. Я вас разоблачил.

Агрегатов снова протянул профессору несколько раз сложенный лист бумаги.

— Подписывайте! — приказал он.

— Вы — неисправимый! — рассердился Кузьма Кузьмич. — Не стану я ваше заявление подписывать. А если приставать будете вообще порву, — припугнул Кузьма Кузьмич.

Если бы Кузьма Кузьмич знал, к чему приведёт угроза порвать заявление, он бы наверняка от неё воздержался.

Услыхав, что его драгоценное произведение могут уничтожить, Леопольд отскочил в сторону, спрятал бумагу за пазуху и что есть силы закричал:

— Спасите! Помогите! Грабят!

Пронзительный голос Агрегатова разнёсся по улицам и переулкам. Подхваченный холодным ветром, он влетел в подъезды домов, гулким эхом ударил тревогу.

Агрегатов бегал кругами вокруг Кузьмы Кузьмича и снеговика. Длинные руки Агрегатова мелькали, как мельничные крылья. Было видно, что Леопольд скорее умрёт, чем позволит снеговику и Кузьме Кузьмичу сделать хоть шаг.

— Милиция! На помощь! Грабят! — кричал Леопольд.

— Теперь всё пропало. Всё пропало, — расстроился снеговик. — Я не смогу найти брата. Меня отведут в милицию, и я растаю. Всё пропало.

— Ничего не пропало, — перебил его всхлипывания Кузьма Кузьмич. — Лучше объясните толком, кого вы должны найти. Говорите же!

— Говорите, говорите, — не унимался Агрегатов. — Я всю шайку поймаю и всех в милицию отведу. А Принцесскина — гипнотизёра проклятого — сразу в тюрьму. Таким, как он, место только в тюрьме.

— Он всех поймает, — всхлипнул Леденец. — И брата, которого я должен обязательно разыскать, поймает. А брат этот нервный, ему волноваться нельзя. Так мне сказали.

— Никого он не поймает, — строго сказал Кузьма Кузьмич, — говорите фамилию брата.

— Что будет, то будет, — вздохнул снеговик. — Фамилия у него странная — Тракторов… или Бульдозеров… или… нет, не помню. Я от волнения всё забыл. Зато имя помню. Имя у него звериное — Тигропольд.

Агрегатов вдруг перестал бегать. И кричать тоже перестал. Он остановился, расстегнул ещё несколько пуговиц своего длинного и, наверное, очень тяжёлого пальто, посмотрел на Кузьму Кузьмича, затем на снеговика и снял очки. Его маленькие злые глазки вдруг стали большими и грустными.

— Тигропольд? — переспросил Агрегатов. — Как странно. Так называл меня когда-то мой…

Леопольд Агрегатов не договорил. Он качнулся сначала в одну сторону, потом в другую. Так, покачиваясь, он постоял несколько секунд, затем неожиданно взмахнул руками и тяжело рухнул в снег. Падая, Леопольд задел рукой за ведро-шапку Леденца. Ведро загрохотало пушечными выстрелами: «Трах! Бух! Бубух!» и откатилось в сторону.

Глава восьмая. Допрос ведёт сержант Фёдоров

Кузьма Кузьмич подбежал к лежащему без сознания Агрегатову, расстегнул красные пуговицы пальто и приложил ухо к груди.

— Живой! — вздохнул облегчённо Кузьма Кузьмич и вдруг услыхал суровый, но вежливый голос:

— Добрый вечер, граждане, что здесь происходит?

Рядом с профессором стоял милиционер.

— Товарищ сержант Фёдоров, — воскликнул Кузьма Кузьмич, — вы меня не узнали?!

Милиционер внимательно оглядел Кузьму Кузьмича, откашлялся и сказал:

— Почему же, узнал. Кузьма Кузьмич Принцесскин. В прошлый четверг вы всему нашему отделению милиции читали лекцию «Роль сказки в воспитании и перевоспитании очень опасных преступников».

— Верно, — улыбнулся Кузьма Кузьмич, — хорошая у вас память.

— Верно-то верно, а смешного мало. Кто кричал: «Грабят! На помощь!» и кто стрелял в этого гражданина? — указал Фёдоров на лежащего Агрегатова.

— Нитко не лестрял, — вмешался в разговор снеговик, — это моя пашка улапа.

При виде говорящего снеговика сержант Фёдоров опешил. Такого он за всю свою милицейскую службу не встречал.

«Чудеса, да и только! Живой снеговик! К тому же говорит на каком-то иностранном языке! Невероятно!.. Но… — сержант Фёдоров это знал точно, — на свете ничего невероятного нет. Всё вероятно. Всё может быть. Главное — не торопиться, и тогда можно будет во всём разобраться».

— Объясните, что здесь происходит? — как можно спокойнее спросил сержант Фёдоров, стараясь не показать допрашиваемым какое удивление вызвал у него необычный снеговик. — Скажите, — спросил он у Кузьмы Кузьмича, — кто эти граждане? Почему один лежит, а второй изъясняется на иностранном языке? Если он иностранец, у него должен быть соответствующий документ.

— Да он вовсе не иностранец! — сказал Кузьма Кузьмич и водрузил Леденцу на макушку ведро.

— Разрешите представиться, — церемонно и учтиво поклонился снеговик сержанту Фёдорову. — Я — снеговик Леденец, прибыл сюда из Арктики, почти что с самого Северного полюса.

— Сержант Фёдоров, — приложил руку к форменной шапке сержант.

— Я тоже не познакомился, хотя знаю вас дольше всех. Меня зовут Кузьма Кузьмич Принцесскин. Простите, что только сейчас назвал себя, — извинился Кузьма Кузьмич, — но так уж получилось. Хотя это меня не оправдывает.

— Что вы! Я не обижаюсь. Даже наоборот. Вы мне сразу понравились, — признался снеговик, — зато ваш сосед…

— Прошу прощения, но я вынужден прервать вашу беседу, — остановил снеговика сержант. — Я обязан как можно скорее выяснить, кто этот гражданин и почему он лежит в столь необычном месте? — сказал Фёдоров и нагнулся к лежащему на снегу Агрегатову.

— Понимаете, — развёл руками снеговик, — он, когда услыхал имя Тигропольд, вдруг упал. Поверьте, мы здесь абсолютно не виноваты.

— Разрешите, я всё объясню, — вмешался Кузьма Кузьмич в рассказ снеговика. — Этот человек — мой сосед. Его зовут Леопольд Агрегатов.

— Агрегатов! — ахнул Леденец. — Невероятно! Я вспомнил. Фамилия Тигропольда тоже Агрегатов. Неужели это и есть брат полярника Борьки?

— Какого ещё полярника? — не понял сержант Фёдоров.

— Слушайте, товарищи, — спохватился Кузьма Кузьмич, — пока мы тут будем о полярниках говорить, Агрегатов в сосульку превратится.

— Верно, — согласился сержант, достал из-за спины портативную рацию и вызвал «скорую помощь».

Через несколько минут возле Леопольда Агрегатова хлопотали врачи.

— Что с ним? — спросили хором Кузьма Кузьмич и Фёдоров.

— Ничего страшного, — успокоил их краснощёкий молодой доктор, — нервы. Всё нервы. Мы его сейчас отвезём в больницу, дадим валерьяновых капель, сделаем укольчик, и всё будет в порядке.

Агрегатов открыл глаза. По его худой, обросшей густой щетиной щеке катилась слеза.

— Мой брат Борька в одной шайке с этими шарлатанами и обманщиками. Вот до чего доводят сказки, вредные книги и ненужные телепередачи. Несчастный я, несчастный! Горе мне! Горе!

— Да нет же! — воскликнул снеговик. — Ваш брат вовсе не обманщик и не шарлатан, а наоборот…

Но Агрегатов его уже не слышал. Агрегатова понесли к машине.

Когда «скорая» уехала, Фёдоров снова повернулся к снеговику и Кузьме Кузьмичу.

— А теперь, товарищ Принцесскин и гражданин снеговик Леденец, пройдёмте в отделение. Там вы мне расскажете всё по порядку. Почему Агрегатов лежал на снегу? Кто кричал: «Грабят! Милиция!» И всё остальное тоже доложите. А я запишу, то есть запротоколирую ваши ответы. В моём районе случилось чрезвычайное происшествие, и я должен начать следствие.

— Ой, — снова загрустил снеговик, — не могу я в милицию, там, наверное, тепло. Ещё растаю… И вообще всё пропало. Агрегатова увезли в больницу, а без него из ёлочных шаров никто не появится.

— Какие ещё шары? — строго спросил Фёдоров. — Тут человек без сознания лежал. На помощь кто-то звал, а вас ёлочные шарики волнуют. Не время сейчас в игрушки играть.

— Да нет же, это вовсе не игрушки. Даже наоборот. Это всё очень серьёзно. Без Агрегатова всё пропало. Как бы это вам объяснить… Только он может наш холодильник — наш Ледяной Дом починить.

— Ничего не понимаю, — вытер платком лоб сержант Фёдоров. — Чем вы больше говорите, тем я больше запутываюсь. Со мной за все годы службы это впервые, чтобы я запутывался и не понимал.

— А я понимаю! — воскликнул Кузьма Кузьмич. — Теперь я понимаю, для чего вам понадобился мастер по ремонту холодильников.

— Конечно, мне Борька сказал, что Агрегатов, его брат, — лучший мастер по холодильникам. И только он может нам помочь.

— Знаете что, — предложил сержанту Кузьма Кузьмич, — снеговик в отделении в самом деле растает. Давайте сделаем так: останемся здесь, вы нам будете разные вопросы задавать, мы на них постараемся ответить, ну а вы всё запомните и попозже запишете.

Память у сержанта Фёдорова действительно была хорошая, и он согласился.

— Убедили. Буду вести следствие на улице.

— Вот спасибо! — обрадовался снеговик. — Теперь я всё попробую объяснить, что произошло у нас на Северном полюсе и почему я оказался в городе.

— Давайте, — кивнул сержант Фёдоров и приготовился слушать.

Глава девятая. Где рождаются Деды Морозы?

Нужно сразу сказать: рассказ снеговика был необычный. Он не столько сам говорил, сколько спрашивал.

— Скажите, — обратился снеговик к Кузьме Кузьмичу и сержанту, — как вы считаете, каким образом приходит Новый год?

— Как это «каким»? Обыкновенно. Сначала наступает 31 декабря, а потом 1 января. Вот между этими двумя днями и приходит это прекрасный, — сержант Фёдоров даже зажмурился от удовольствия, — волшебный праздник.

— Вот именно волшебный, — подчеркнул снеговик, — волшебные праздники приходят по-волшебному. Так вот, Новый год приносят в своих мешках и сумка Деды Морозы, Санта-Клаусы, Папа Ноэли и прочие нового дни сказочники и волшебники.

— Абсолютно верно, — кивнул Кузьма Кузьмич, — я со снеговиком согласен. Без Дедов Морозов и их братьев Новый год не наступит.

Сержант Фёдоров тоже согласился со снеговиком. Потому что он — сержант Фёдоров — уже давно нашёл объяснение тому необычному, что происходило в их городе. Всё было просто: В ИХ ОБЫКНОВЕННЫЙ, НЕБОЛЬШОЙ ГОРОД ТУТКАКТАМСК ПРИШЛА СКАЗКА.

А это значило, что он, сержант Фёдоров, должен, во-первых, разобраться, добрая эта сказка или злая.

Во-вторых, не угрожает ли эта сказка и её герои жизни и безопасности жителей города (сержант Фёдоров всё время помнил о лежавшем на снегу Леопольде Агрегатове).

И, в-третьих, если герои этой сказки существа добрые и нуждаются в помощи, то он обязан им помочь. Это его милицейский долг, потому что сказки в Туткактамск приходят нечасто. А если приходят, то для этого нужны очень серьёзные, сказочные причины.

— Да, — сказал сержант, — вы правы. Для Нового года необходимы и Папа Ноэли, и Санта-Клаусы, и Деды Морозы.

— А если я прав, — снова спросил снеговик, — то тогда ответьте мне на второй вопрос. Где, по-вашему, рождаются Деды Морозы и Санта-Клаусы?

— Как это где? — теперь уже удивился Кузьма Кузьмич. — Это известно каждому малышу. Деды Морозы рождаются у нас. Санта-Клаусы — в Англии. Папа Ноэли — во Франции. В каждой стране рождается свой новогодний волшебник.

— Ошибаетесь, — перебил профессора Принцесскина снеговик. — Сейчас я вам открою первую тайну. Эта тайна заключается в том, ЧТО ВСЕ НОВОГОДНИЕ ВОЛШЕБНИКИ РОЖДАЮТСЯ НА СЕВЕРНОМ ПОЛЮСЕ.

То, что говорил снеговик, было даже для такого знатока сказок, как Кузьма Кузьмич Принцесскин неожиданно и интересно. А о многом он, директор НИИСКАФАНДРПР, даже не догадывался. Поэтому Кузьма Кузьмич с огромным вниманием слушал всё, о чём говорил снеговик. Но две вещи мешали ему сосредоточиться на рассказе Леденца.

Прежде всего он беспокоился об Агрегатове.

«Как он там, бедняга, в больнице?»

И второе, что волновало профессора, это холодный ветер и мороз, которые давали о себе знать. Они пробирались через рукава и воротник, больно пощипывали руки, спину, пальцы ног.

— Простите, — обратился к снеговику и сержанту Кузьма Кузьмич. — Предлагаю не стоять на одном месте, а двигаться, идти в сторону больницы. Во-первых, мы должны узнать, как себя чувствует мой сосед. И, во-вторых, мы тогда с сержантом не замёрзнем.

— Дельная мысль, — согласился Фёдоров, который и сам уже качал чувствовать укусы мороза.

— Я тоже не возражаю, — кивнул снеговик и направился вместе с сержантом и профессором Принцесскиным к больнице, в которую отвезли Агрегатова.

Это было странное зрелище. И если кто-то видел их в этот поздний час, то очень удивлялся. Надо же: рядом со знаменитым профессором Принцесскиным и не менее известным среди городских жителей сержантом Фёдоровым шагал снеговик!

Чудеса да и только!

— Ну что ж, — продолжил свой рассказ снеговик, — теперь, когда вам известна первая тайна, которая заключается в том, что новогодние волшебники рождаются на Северном полюсе, я вам открою вторую тайну. Эта тайна была до недавнего времени величайшим сказочным секретом Северного полюса. Никто не должен был знал что Деды Морозы, Санта-Клаусы и их братья рождаются, появляются на свет из ёлочных шаров.

— Невероятно, — ахнули Кузьма Кузьмич и сержант Фёдоров, — из шаров?!

— Я знал, что вы удивитесь, когда об этом узнаете, — усмехнулся Леденец, — полярники тоже удивились, хотя их разными северными волшебствами поразить трудно. Но и они не верили до тех пор, пока не увидели наш волшебный сад.

В пяти часах ходьбы от Северного полюса, окружённый снежными горами, скрытый от посторонних глаз, растёт наш Ледяной Сад. Здесь, словно яблоки, созревают на хрупких прозрачных ветках разноцветные ёлочные шары.

Первого июня, в первый день лета, мы снимаем урожай и относим шары в Ледяной Дом.

Вам, наверное, кажется необычным, что рядом с настоящим Северным полюсом находятся сказочные Ледяной Сад и Ледяной Дом? — спросил снеговик и тут же, не дожидаясь ответа, сказал: — Но это так! Каждая сказка тесно переплетена с тем, что вы, взрослые, считаете правдой. Иногда даже нам, сказочным героям, трудно ответить, где кончается сказка и где начинается правда.

Снятые с деревьев ёлочные шары мы, снеговики, укладываем на подстилку из серебристого, легчайшего снега. Они лежат в Ледяном Доме ровно три месяца, три дня и три ночи и раскалываются при температуре тридцать три градуса мороза.

Папа Ноэли, Деды Морозы и Санта-Клаусы рождаются маленькими, но уже в шубах и даже с бородами, хотя ведут себя, как малыши. Плачут, капризничают. Но на следующий день братья-волшебники подрастают настолько, что начинают ходить, бегать и раз говаривать.

На третий день они отправляются в Школу Новогодних Чудес. Здесь, в этой школе, они под руководством самых опытных снеговиков учат географию, разные языки, рождественские песни и танцы и, конечно же, запоминают всевозможные волшебные слова и заклинания.

— С волшебными словами — всё ясно, но вот зачем им понадобилась география, непонятно? — удивился сержант Фёдоров.

— Как это зачем? Они должны знать, где находится Лондон, а где Москва. Как кратчайшим путём добраться в Каир, Киев, Сидней или Улан-Батор. Каждому предстоит долгий и непростой путь. География очень нужна, — объяснил Леденец. — Просто необходима. Но и другие предметы тоже нужно знать хорошо. За время учёбы новогодние волшебники вырастают настолько, что к двадцатому декабря готовы отправляться в дорогу. Ведь некоторым предстоит очень дальний путь.

— Потрясающе! — восхитился Кузьма Кузьмич. — Только одно непонятно, почему вы эту прекрасную сказку держали в тайне.

— Почему? — вздохнул снеговик. — Неужели вы не догадываетесь? Да потому что на земле, к сожалению, ещё много злых волшебников и достаточно недобрых людей. Если что-то случите с ёлочными шарами, если они не расколятся в определённый день и час, то не родятся Деды Морозы, Папа Ноэли и Санта-Клаусы. А если они не родятся, то не придёт, не наступит Новый год, а это значит, что ОСТАНОВИТСЯ ВРЕМЯ. Знаете ли вы, что такое ОСТАНОВКА ВРЕМЕНИ?

Кузьма Кузьмич и сержант Фёдоров если и не знали, то наверняка догадывались, что произойдёт, если остановится время.

СЛУЧИТСЯ БЕДА! БОЛЬШАЯ БЕДА СЛУЧИТСЯ С ГЕРОЯМИ СКАЗОК!

Они шагали рядом со снеговиком и, затаив дыхание, ждали, что скажет им Леденец. Они понимали, что эта тайна, очевидно, является ещё большей, чем предыдущие.

Снеговик некоторое время тоже молчал, словно готовился, набрался сил. Ведь ему, в самом деле, предстояло открыть последнюю тайну.

Наконец снеговик заговорил:

— Скажите, — спросил у своих спутников Леденец, — вы, конечно же, помните сказку о спящей царевне? Так вот, тогда заснуло всего лишь одно царство. Всего одно. НО, ЕСЛИ ЧТО-ТО СЛУЧИТСЯ С ЁЛОЧНЫМИ ШАРАМИ, ЕСЛИ НЕ ПОЯВЯТСЯ, НЕ РОДЯТСЯ ДЕДЫ МОРОЗЫ И ПАПА НОЭЛИ, ЕСЛИ ОСТАНОВИТСЯ ВРЕМЯ, ТО ТОГДА УСНУТ ГЕРОИ ВСЕХ СКАЗОК.

Да, да, всех, и уже никто никогда не сможет их разбудить.

СНАЧАЛА УСНУТ ГНОМЫ, РУСАЛКИ, ДЖИНЫ, ДОМОВЫЕ, ФЕИ, ТРОЛЛИ, ВОДЯНЫЕ И ЛЕСОВИКИ, ЗАТЕМ ЦАРИ И ЦАРЕВИЧИ, ПОТОМ КОРОЛЕВИЧИ И КОРОЛЕВЫ, ВСЛЕД ЗА НИМИ ЗАСТЫНУТ ДУРАЧКИ И РАЗУМНИКИ, НАВСЕГДА ЗАКРОЮТ ГЛАЗА ВОЛШЕБНЫЕ ПТИЦЫ И ЗВЕРИ. ОНИ ВСЕ ЗАСНУТ МЁРТВЫМ СНОМ. И ТОГДА НА ЗЕМЛЕ НАВСЕГДА ИСЧЕЗНУТ СКАЗКИ.

Но если вы мне поможете, — снеговик остановился и внимательно посмотрел на Кузьму Кузьмича и сержанта, — сказки ещё можно будет спасти. Сейчас я вам открою последнюю тайну.

Снеговик сломал замёрзшую веточку и начал что-то рисовать, чертить на снегу.

— Это, — показал он на рисунок, — Северный полюс. А здесь, левее, находится Ледяной Сад, а тут Ледяной Дом, в котором лежат ёлочные шары и рождаются Деды Морозы и их братья. Так вот, — дрогнувшим голосом сказал снеговик, — если температура в Ледяном Доме понизится или повысится хотя бы на один градус, шары в назначенный час не расколятся и тогда не родятся Папа Ноэли и все остальные новогодние волшебники тоже не появятся.

В этом году произошло то, чего прежде никогда не случалось. В Арктике потеплело. Начали таять льды, которые раньше никогда не таяли, и в нашем Ледяном Доме тоже стало жарче.

— И вы обратились к учёным-полярникам. Вы решили раскрыть им ВСЕ ТАЙНЫ, — догадался Кузьма Кузьмич.

— Верно, — кивнул снеговик, — они были первыми, кто узнал, как рождаются новогодние волшебники. Полярники очень хотели нам помочь. Они вместе с нами обкладывали Ледяной Дом глыбами льда. Они мастерили холодильные устройства, трудились и днём, и ночью. Они очень старались, но все их усилия оказались напрасными. Температура в Ледяном Доме всё время повышалась, и тогда начальник полярной станции метеоролог Борька Агрегатов сказал: «Вам нужен мой брат. Лучшего специалиста по холоду и холодильникам вам не найти».

— Теперь вы знаете, — закончил свой рассказ снеговик, — почему я оказался в городе Туткактамске и зачем мне понадобился Леопольд Агрегатов.

— Неужели Агрегатов не захотел вам помочь? — удивился сержант Фёдоров.

— Всё не так просто, — грустно вздохнул Кузьма Кузьмич и рассказал сержанту и снеговику историю своего знакомства с Леопольдом.

— К сожалению, Агрегатов не любит сказки, приключения и многое другое, он принял нас, меня и снеговика, за жуликов и пройдох, стал кричать и звать на помощь. А узнав, что снеговик знаком с его братом, решил, что и Борька — жулик. От этого ему стало совсем худо, и он, бедняга, потерял сознание, — закончил свой рассказ Кузьма Кузьмич.

— Ну что ж, теперь мне всё понятно. Срочно в больницу! — решительно заявил сержант Фёдоров и бегом направился в сторону больницы.

Кузьма Кузьмич и снеговик за ним едва поспевали. К счастью, больница была недалеко, и вскоре все трое оказались в обнесённом невысокой чугунной оградой больничном дворе.

Глава десятая. Леопольд Агрегатов улыбается

Снеговик Леденец остался во дворе, так как боялся растаять, а Кузьма Кузьмич и сержант Фёдоров направились в кабинет, где находился дежурный врач.

Врач выглядел человеком добродушным и нестрогим. Он был круглый, как колобок, с носом кнопочкой. Но внешность бывает обманчива, и это относилось к дежурному врачу.

Он долго не хотел пропускать Кузьму Кузьмича и Фёдорова в палату к Агрегатову.

— Что вы, поздняя ночь, в такое время визиты запрещены категорически. Но дело не только в этом, — твердил он упрямо, — больному Агрегатову нельзя волноваться. У него нервы. Он расстроен.

— У всех нервы, — наседал на врача Фёдоров.

— Я на работе, — не сдавался врач.

— И я на работе, — не отставал сержант.

— Понимаете, — врач наклонился к назойливым посетителям и прошептал, — он всё время плачет. Говорит, что у него брат — жулик, шарлатан и пройдоха. А тут ещё вы, товарищ милиционер. Боюсь, как бы ему хуже не стало.

— То-то и оно! — воскликнул Кузьма Кузьмич. — Брат у него вовсе не жулик и, конечно же, не пройдоха, а отличный парень. Полярник. Настоящий учёный. Смелый и мужественный человек. Честное профессорское.

— Всё верно, — кивнул головой Фёдоров, — очень хороший человек его брат Борька. Начальник полярной станции на Северном полюсе. Как милиционер, подтверждаю это.

— Так бы сразу и сказали. В таком случае, конечно, свидание с больным даже полезно, — встал со стула врач. — Но учтите: поосторожнее. Даже к приятной новости больного надо подготовить.

— Подготовим, — пообещал Фёдоров, с трудом натягивая на широкие плечи белый халат.

Кузьма Кузьмич тоже надел халат и бросился догонять сержанта и врача, которые уже шли по больничному коридору к палате, где лежал Леопольд Агрегатов.

Агрегатов сидел на кровати и вытирал кулаком слёзы.

— Подумать только! Мой брат Борька Агрегатов — жулик. Стыд и позор моей лысой голове.

Увидев врача, Кузьму Кузьмича и незнакомого человека, Леопольд вскочил с постели и закричал:

— А! А! Появился! Всё! Теперь он от меня не уйдёт! Товарищ врач, этот тип — шарлатан, лжец, жулик и пройдоха-гипнотизёр! Он у них самый главный! Вяжите его! Он и брата моего загипнотизировал — жуликом сделал! Разбойник он, вот кто.

Леопольд схватил лежавшую на тумбочке ложку, как будто это была кавалерийская шашка, и бросился с ней на Кузьму Кузьмича. Но Агрегатова опередил Фёдоров. Он обхватил Леопольда за плечи и легко усадил его на кровать:

— Перестаньте шуметь. Во-первых, ваш брат Борька не жулик и не шарлатан, а отличный парень. И, во-вторых, Кузьма Кузьмич тоже не пройдоха-гипнотизёр, а заслуженный человек, профессор.

— Сами вы профессор! То есть сами вы жулик и пройдоха! — пытался вырваться Леопольд из объятий Фёдорова. — Если вы его защищаете, значит, вы такой же разбойник.

— Больной Агрегатов, успокойтесь, — обратился к Леопольду врач. — Этот человек не разбойник, а сержант милиции — известный детектив товарищ Фёдоров.

— Сам Фёдоров? — не поверил Леопольд Агрегатов. — Не может этого быть!

Фёдоров отпустил Агрегатова, расстегнул халат и предъявил удостоверение.

Агрегатов надел очки, внимательно прочитал удостоверение вернул книжечку сержанту. Затем для большей убедительности ощупал руками серую форму милиционера и снова опустился на кровать.

— Так вы говорите, что Борька — не жулик? Но я сам слышал, как этот снеговик сказал, что они знакомы.

— Придётся вам всё по порядку рассказать, всё с самого начала, хотя времени у нас с вами мало, — сказал Фёдоров.

Сержант и Кузьма Кузьмич уселись на предложенные врачом невысокие больничные стулья и начали рассказывать Леопольду всё с самого начала, всё, что они услыхали от снеговика.

Когда они кончили рассказывать, Агрегатов некоторое время сидел молча и только качал головой, словно китайский болванчик.

Врач тоже молчал. Слишком неожиданной была вся эта история.

Наконец Леопольд Агрегатов заговорил:

— Всё это — враки, — сердито сказал он. — В жизни такого не бывает. Но даже, если всё, что вы сказали, правда, то тем лучше. Я буду только рад, если исчезнут все эти опасные для народа сказки. От них у людей только одни неприятности.

Услышав подобное заявление, Кузьма Кузьмич расстроился:

«Этот Леопольд, наверное, неисправимый. Что делать? Ведь дорога каждая минута».

Даже сержант Фёдоров и тот не знал, как нужно поступать в подобных случаях. Не заставишь же Агрегатова силой ехать на Северный полюс и чинить Ледяной Дом.

Но тут на помощь пришёл врач. Для врача Агрегатов был прежде всего больным, нездоровым человеком, поэтому он говорил с Леопольдом доброжелательно и ласково, стараясь его не волновать и не огорчать.

— Я ваш врач, — сказал он Агрегатову, — и поэтому прежде всего забочусь о вашем здоровье и благе. Я хочу, чтобы вы были счастливы. А самые счастливые люди те, кто приносит счастье другим. От вас теперь зависит, будут люди смеяться и радоваться или в их сердцах поселятся грусть и печаль.

— От меня это зависеть не может, — заявил Агрегатов.

— Может, — таким же спокойным и тихим голосом сказал врач, — подумайте, если исчезнут сказки, дети перестанут смеяться и радоваться, а это значит, что не будет праздников и карнавалов, умолкнут песни. Из скучных детей вырастут скучные взрослые. Жизнь станет серой и печальной.

— Это для вас она — печальная, а для меня — прекрасная. Мне все ваши праздники и карнавалы ни к чему. Я — человек серьёзный. А серьёзным людям что надо? Гайки, шурупы, провода, моторы, паяльники, чтобы можно было разные механизмы и машины строить.

Сержант Фёдоров резко встал со стула и начал мерять шагами палату: шесть шагов в ширину, восемь в длину; шесть в ширину, восемь в длину. Сержант волновался. «Неужели этот Агрегатов в самом деле такой сухой и чёрствый человек? Как объяснить ему, что нужны не просто машины. Какими словами сказать, что всем нам необходимы только те станки, приборы и механизмы, которые находятся в руках добрых и весёлых мастеров, умеющих и работать, и смеяться, петь песни и рассказывать детям сказки, радовать и радоваться. Иначе от всей этой механики и электроники не будет человеку никакой пользы, а наоборот — вред. Как растолковать это Леопольду? Ну что ж, — сказал сам себе сержант, — попробуем атаковать Агрегатова с другой стороны».

— Скажите, — обратился сержант к Леопольду, — вы газеты часто читаете или иногда?

Слово «иногда» Агрегатова обидело.

— Почему иногда? Часто, — ответил он сержанту. — Только не понимаю, почему вы у меня об этом спрашиваете. Я люблю даже радио слушать, когда холодильники чиню. Меня голос диктора успокаивает.

— Зря успокаивает. Если вы читаете и слушаете, то должны знать, что на Земле с каждым годом всё меньше остаётся рек и озёр, а зелёные поля и леса превращаются в пустыни.

— Ну знаю, но при чём здесь я? — пожал плечами Агрегатов.

— А я вам сейчас объясню, при чём здесь вы. Исчезают они потому, что тысячи начинённых машинами, станками, домнами и мартенами заводов днём и ночью коптят небо. Чёрные тучи затянули планету, и Земля стала задыхаться от жары и дыма. На Земле изменился климат. Даже в Арктике, на далёком Северном полюсе потеплело. И произошло это, гражданин Агрегатов, потому что этими машинами управляют люди, которым всё равно, какое небо над их городами — голубое или серое от пыли и чада. Они не знают ничего, кроме своих гаек, шурупов и проводов, и ничего больше знать не хотят. В их сердцах нет любви и добра к живому. Им не нужны цветы, песни, сказки, путешествия и карнавалы, их не волнует судьба птиц и зверей. Они превратились в машин-роботов. Теперь, гражданин Агрегатов, вы понимаете, какое вы ко всему, что происходит на нашей планете, имеете отношение.

Фёдоров умолк и снова опустился на стул.

«Ай да сержант! — восхищённо воскликнул в душе Кузьма Кузьмич. — Без шпаргалки и такую речь произнёс. По-моему, он даже Агрегатова расшевелил».

Леопольд сидел понурившись, низко опустив голову.

— Я не робот, — тихо сказал он, — потому что я люблю… я люблю Борьку.

— И правильно делаете, что любите, — наконец вмешался в разговор Кузьма Кузьмич, — вы можете гордиться своим братом. Вы вырастили прекрасного человека. И мы вам за это благодарны.

— Вы в самом деле считаете, что из Борьки вышел толк? — спросил Агрегатов и обвёл всех недоверчивым взглядом.

— Да, — кивнул сержант Фёдоров, — ваш брат — хороший, смелый человек и талантливый учёный.

Агрегатов был растерян. Он не знал, что ответить, что сказать сидящим в палате сержанту, врачу и своему соседу — профессору, которого он ещё совсем недавно считал лжецом и жуликом.

Разные мысли и чувства боролись в нём. Леопольду хотелось то плакать, то смеяться. Он вдруг почувствовал усталость.

— Я бы хотел, — тихо сказал он врачу, — побыть один. Я должен всё обдумать.

— Хорошо, — кивнул врач, и все вышли из комнаты.

Леопольд понимал, что сейчас от его решения зависит очень многое. Если он отправится на Северный полюс, то нужно будет отказаться от старых правил и привычек, от уютной квартиры и сытого холодильника. От всего, к чему он привык и с чем ему страшно было расстаться. Но там, на Северном полюсе, его ждал любимый брат Борька, который послал к нему, именно к нему, снеговика. Брату нужна была его, Леопольда, помощь, и он должен ему помочь.

Агрегатов подошёл к окну. Во дворе под деревом, на котором висел фонарь, стоял курносый снеговик.

Заметив в окне Леопольда, снеговик снял в приветствии с головы ведро и вежливо поклонился.

— Всё это так невероятно… волшебно, неожиданно и сказочно, — прошептал Агрегатов, улыбнулся и помахал в ответ снеговику.

«Ну что ж, — сказал сам себе Леопольд Агрегатов, — решение принято. Начинаем новую жизнь».

Глава одиннадцатая. Чудеса продолжаются

Так окончилось это воскресенье. Воскресенье кончилось, а чудеса продолжались.

В понедельник вечером возле дома, в котором жили Кузьма Кузьмич и Агрегатов, остановился милицейский «газик».

Вскоре в квартире Агрегатова задребезжал звонок.

Дверь открыл Кузьма Кузьмич.

— Что же вы? — забасил с порога Фёдоров. — Я вас уже минут десять на улице жду. А Леопольд где? Так и опоздать недолго!

— Я уже! — донёсся из комнаты голос Агрегатова. — Я сейчас! Вот только уши ватой заткну, чтобы не просквозило. Там, на Северном полюсе, говорят, ветры ещё сильнее, чем в нашем городе.

Через минуту из комнаты вышел Агрегатов. Он был одет в своё неизменное чёрное пальто с красными пуговицами. Но только вместо чёрных ботинок на ногах у него красовались большие мохнатые унты, которые подарил ему сегодня Кузьма Кузьмич. В одной руке Агрегатов держал ящик с инструментами и разными деталями для Ледяного Дома, в другой — корзинку для провизии.

— А корзина зачем? — спросил Фёдоров.

— А там у меня бутерброды, — объяснил Агрегатов. — Вдруг самолёт не в ту сторону полетит или вынужденную посадку сделает. Питаться-то надо регулярно.

— Конечно, надо, — не выдержал и рассмеялся сержант.

— Смеётесь и зря, — обиделся Леопольд Агрегатов. — В жизни всякое бывает.

— Товарищ Агрегатов, — взмолился сержант, — опоздаем ведь.

Но в машине Агрегатов молчал, только изредка поворачивался к Кузьме Кузьмичу и спрашивал:

— Скажите, а белые медведи — они очень хищные?

— Не очень, — успокаивал Кузьма Кузьмич, — а потом вас защитят полярники и снеговики.

— А полярники мне будут рады?

— Ещё бы, — отвечал Кузьма Кузьмич, — и не только они. Все люди на Земле вам будут благодарны. Представляете, что будет, если исчезнут новогодние волшебники и остановится время?!

— Вот видите, какая у меня важная профессия, — гордо сказал Агрегатов. — Это не то, что сказки придумывать.

Наконец «газик» подкатил к аэропорту.

Возле самолёта, который спецрейсом отправляется прямо на Северный полюс, Агрегатов долго прощался с Кузьмой Кузьмичом и Фёдоровым.

— Товарищ Агрегатов, вас снеговик давно ждёт, и рейс задерживать мы не имеем права, — попросила Леопольда стюардесса.

— А что, снеговик уже здесь? — вспомнил о своём попутчике Леопольд.

— Я его ещё днём на аэродром привёз, — объяснил сержант, — он штурману помогал, объяснял, как из Туткактамска скорее добраться к Северному полюсу.

Только теперь Агрегатов и Кузьма Кузьмич заметили в иллюминаторе самолёта красный нос Леденца.

— А он не растает? — забеспокоился Кузьма Кузьмич.

— Не волнуйтесь, — успокоила профессора стюардесса, — в салоне самолёта есть специальный отсек с низкой температурой.

— Ну что ж, тогда пора прощаться, — улыбнулся Леопольд, пожал Кузьме Кузьмичу и сержанту на прощание руки и начал медленно подниматься по трапу.

— Передайте привет Борьке и всем остальным полярникам! — крикнул Кузьма Кузьмич.

— И снеговикам! — добавил Фёдоров.

— Передам, всем передам! — махнул рукой Агрегатов и отправился вслед за стюардессой в салон самолёта.

Через несколько минут самолёт взмыл вверх и направился к Северному полюсу.

Глава двенадцатая. Подарок

Тридцать первого декабря к Кузьме Кузьмичу пришло несколько самых близких друзей. Они помогали ему наряжать ёлку и слушали рассказ о Леопольде и снеговике.

Где-то за час до торжественного боя курантов Кузьме Кузьмичу позвонили по телефону.

— Кузьма Кузьмич, — забасил знакомый голос сержанта Фёдорова, — поздравляю вас с наступающим праздником. Успехов вам, здоровья в Новом году!

— Спасибо, — поблагодарил Кузьма Кузьмич, — я вам тоже желаю всего самого доброго. Здоровья и счастья вашим друзьям и близким. Вы где сейчас находитесь?

— Сейчас — на службе. Я сегодня дежурю по городу. Вот, позвонил вам, решил поздравить.

— И очень хорошо сделали. А ещё лучше было бы, если бы сами к нам заглянули. У меня тут собрались друзья, и я им как раз про наше с вами приключение рассказываю. Приезжайте…

— Не могу — служба.

— А вы ненадолго. Минут на десять. Пожалуйста, — попросил Кузьма Кузьмич.

— Ладно, — пообещал сержант и уже вскоре был у Кузьмы Кузьмича дома.

Кузьма Кузьмич познакомил сержанта с друзьями, усадил за стол, угостил Фёдорова свежезаваренным чаем с мятой, налил в блюдце янтарного абрикосового варенья. Какое-то время все молчали.

Кузьма Кузьмич чувствовал, что сержанта ещё что-то волнует, беспокоит, но расспрашивать не хотел. Если сержант Фёдоров сочтёт нужным, спросит сам.

Так и произошло. Отодвинув от себя чашку с недопитым чаем, сержант попросил у гостей прощения и сказал:

— Простите, Кузьма Кузьмич, что в такой праздничный час говорю о делах, но меня волнует ваш сосед. От него есть какие-то известия?

— К сожалению, никаких. Я уже тоже стал беспокоиться, — вздохнул Кузьма Кузьмич. — Но будем надеяться, что всё закончиться благополуч…

Договорить Кузьма Кузьмич не успел, так как в это время зазвенел дверной звонок.

Кузьма Кузьмич открыл дверь и… ахнул от неожиданности.

В дверях стоял Дед Мороз.

— Кузьма Кузьмич Принцесскин? — спросил Дед Мороз.

— Он самый, — растерянно ответил Кузьма Кузьмич.

— Вам посылка, — сказал Дед Мороз и весело улыбнулся. — Новогодняя подарочная.

Дед Мороз достал из мешка небольшую коробку и вручил её Кузьме Кузьмичу.

— Поздравляю вас с наступающим Новым годом! Успехов вам, здоровья и счастья! Весёлого настроения и радостных улыбок в Новом году, — пожелал на прощание Дед Мороз, и не успел Кузьма Кузьмич что-либо сказать, как гость скрылся за дверью.

— Кто это? — спросил из комнаты сержант Фёдоров.

— Представляете, — подошёл к сержанту Кузьма Кузьмич, — приходил Дед Мороз. Вот принёс какой-то подарок. Это, наверное, мои сотрудники меня поздравили. А Дед Мороз явно из бюро услуг — студент театрального института. Интересно, что это коллеги мне подарили?

Кузьма Кузьмич открыл коробку и от удивления развёл руками:

— Вот это подарок!

В центре коробки, бережно завёрнутый в вату, лежал расколотый на две половинки ярко-синий ёлочный шар. Рядом с шаром находилась праздничная поздравительная открытка:

«Дорогой Кузьма Кузьмич, поздравляем Вас с наступающим Новым годом — сказочным чудесным праздником. Пускай Новый год будет для всех людей радостным, мирным и счастливым, пускай на земле всегда живут сказки. Передаём Вам наш северный сувенир — ёлочный шар, из него в этом году родился Дед Мороз.

Ваши Леопольд и Борька Агрегатовы».

— А вы говорите — студент! — радостно рассмеялся сержант Фёдоров, разглядывая расколотый шар. — Дед Мороз это был! Самый настоящий Дед Мороз. С самого Северного полюса!