Глава 11

Улей, который выбрал Китобой («Калькутта», так он его назвал), находился среди рыжих холмов, расположенных в южном полушарии Катаркуса, где царил умеренный климат. Он занимал небольшой участок земли, усыпанной мелкими камешками, которые громко хрустели под ногами. Пройти здесь незамеченным не представлялось возможным впрочем, для глухих обитателей улья это не имело никакого значения. Здешняя растительность была такой чахлой и редкой, что, казалось, удерживалась в земле исключительно из упрямства. Главный вход в нору представлял собой спиральную трубу, по диагонали уходившую вглубь. Возле него Корт заметила следы катарканцев, но больше никаких признаков того, что внизу кто-то есть.

Она заколебалась на мгновение, когда, сделав первый шаг по туннелю, погрузилась по щиколотку в мягкий песок, гораздо более сыпучий, чем в пустыне, оставшейся у нее за спиной. Она продолжала сердиться на Китобоя и не желала с ним разговаривать, но ей пришлось.

— Насколько почва надежна?

Китобой удержал ее за плечо, когда она чуть не потеряла равновесие.

— Вполне, Советница. К счастью, стены сделаны из совсем другого материала, иначе они мгновенно осыпались бы. Под ногами у нас песчаное покрытие, катарканцы носят сюда песок из карьера, который находится в семи милях. Местные жители строят стены из более прочного вида гравия; где они его собирают, я не знаю. Они обрабатывают его при помощи какого-то биологического метода, и он застывает, превращаясь в подобие цемента. Их сородичи в другом полушарии используют иные технологии.

Она высвободила ногу и, осторожно сделав один шаг, решила, что идти будет неудобно, но можно. Через несколько шагов она прищурилась и проговорила:

— Получается, что представители разных ульев ведут себя по-разному.

— Не во всем. Ведь они наделены разумом и умеют в случае необходимости справляться со своими инстинктами. Однако в данном случае речь идет не о творческом мышлении или способности учиться с целью изменить групповые поведенческие схемы. Например, у местных катарканцев нет ферм, как у их родичей на севере; они бы умерли от голода, если бы попытались перенять их опыт. Аборигены, живущие здесь, питаются омерзительно воняющей дрожжевой субстанцией, которую выращивают под землей, в наполненных водой баках.

— Что говорит о способности приспосабливаться к окружающей среде, — заметила Корт.

— В минимальной степени. Если вы возьмете несколько катарканцев из этого улья и перенесете их на север, большинство из них умрет голодной смертью и, наверное, лишь малая часть приспособится к новым условиям. К тому же они не способны справляться со случайными факторами: например, если вдруг рухнет пещера или появится маньяк из другого мира и примется резать их на куски.

— Они не могут стать присяжными, — проговорила Корт.

— Вот-вот.

Но именно эту проблему и предстояло решить.

Они спускались в улей, оставив за спиной дневной свет. Портативные лампы были здесь практически бесполезны — стены поглощали свет и категорически отказывались его отражать. Маленькие желтые круги, казалось, пугливо жались к ногам Корт и Китобоя, словно понимали, что их здесь не ждут, и не желали разгонять тени.

Когда Китобой и Корт углубились в пещеру и встретили первых обитателей, лучше не стало. Катарканцы, не замечая гостей, равнодушно шагали, выстроившись в цепочку и сосредоточившись на каком-то задании.

— Как правило, эти ребятишки к поверхности не приближаются, — пояснил Китобой. — У них наверху нет ферм, за которыми нужно ухаживать. Они поднимаются только за строительным материалом, но не более того. Я бы назвал это культурным различием, если бы культура имела к ним какое-то отношение.

Корт подумала о том, как часто дипломаты недооценивают местных жителей. Она не винила их в этом; она и сама часто думала об аборигенах, как о запертой двери.

Они продолжали спускаться вниз, в туннели, где воздуха становилось все меньше. Катарканцы спали или разговаривали, сблизив лица и переплетая волоски на ногах. Все они походили друг на друга, как две капли воды. Возможно, их разговоры были наполнены смыслом, но ничто в поведении туземцев не указывало на то, что они молятся или обмениваются мнениями, шутят или спорят.

Однако механической целеустремленности тех катарканцев, что они встретили на верхних уровнях, здесь не было и в помине. Корт с Китобоем добрались до жилых помещений, и у нее каким-то непостижимым образом сложилось впечатление, что катарканцы тут отдыхают и просто общаются друг с другом. Трудно назвать такое поведение проявлением разума, но для начала неплохо.

— Я назвал это место Центральным бульваром, — сказал Китобой.

— Почти во всех ульях есть что-то подобное. Здесь проходит их общественная жизнь — или что-то вроде того.

— А когда мы увидим умирающих? — спросила Корт.

— Это не так просто. Я уже говорил: катарканцы нечасто болеют. Они знают, что такое болезнь, но, как правило, умирают от старости.

— Но в этом улье дело обстоит иначе?

— Верно. Еда, которую катарканцы готовят в своих баках, становится ядовитой, если простоит слишком долго. Смертность здесь значительно выше, чем в других регионах. Так получилось, что я побывал тут несколько раз и видел, как они поступают с больными. Нам нужно еще немного спуститься вниз.

Китобой провел спутницу через серию туннелей. Местных жителей постепенно становилось меньше, а потом исследователи и вовсе перестали их встречать. Дышать стало труднее, и они, включив очистители воздуха, надели маски. Спустились еще ниже и увидели почти вертикальную шахту, преодолеть которую можно было только с помощью веревок. Интересно, подумала Корт, как далеко вниз уходят туннели, как выдерживают стены вес земли. Когда она уже начала сомневаться, знает ли Китобой, что делает, они вышли на уровень, который Роман назвал Изолятором.

Загрузка...