Невидимый противник

Глава 1

На рассвете двадцать четвертого апреля Джону Говарду исполнялось 32 года и несколько месяцев. Ростом он был метр восемьдесят, весил 72 килограмма, а свои светло-каштановые волосы с пробором налево подстригал каждые две недели. У него было симпатичное лицо без бросающихся в глаза примет. Джон закончил Гарвардский университет, имел звание старшего лейтенанта в отставке и не был женат. В настоящее время он работал в «Коттон Эксчейндж Бэнк» и был правой рукой вице-президента этого банка.

Его коллеги — также добропорядочные молодые банковские служащие с хорошими видами на будущее и с безупречным прошлым — жили в Манхэттене, он же, в отличие от них, поселился в пригороде. Свою одежду и рубашки Говард покупал у «Братьев Брук». А в это время — было без двадцати час — он отличался от своих товарищей еще и сияющим лицом, так как был счастлив.

Захлопнув дверцу такси, он стал потихоньку насвистывать, слегка фальшивя, мелодию из оперетты, на которой был сегодня вечером вместе с Барбарой. Водителю он неожиданно горячо пожелал спокойной ночи, на что этот отнюдь не счастливый человек тотчас ответил:..

— Спокойной ночи, мистер.

И, покачав головой, посмотрел ему вслед. Можно подумать, что парень получил миллионное наследство, сказал он себе.

Тихо насвистывая, Джон Говард вошел в многоквартирный дом, в котором жил. В тускло освещенном вестибюле он перестал свистеть, не желая нарушать ночного покоя соседей. Но улыбка все еще была на красивом лице Говарда, ибо он думал, естественно, о Барбаре. На его предложение выйти за него замуж она с радостью ответила «да». И это было всего час назад, когда они сидели рядом на софе в доме ее отца на Шестьдесят Второй улице Восточного Манхэттена.

Ее согласие не удивило его, однако он удивился самому себе: никак не предполагал, что почувствует себя таким счастливым.

Ночной портье Гарри, сидя на табуретке около лифта, приветствовал его:

— Добрый вечер, мистер Говард.

Он очень внимательно рассматривал Джона, .но тот этого не заметил, хотя обладал приметливым глазом —в банке это было записано в его «актив».

Гарри поднял его на пятый этаж, открыл дверь лифта. Джон пожелал ему доброй ночи, на что тот ответил необычно громко:

— Доброй ночи, мистер Говард!

И это странно громкое пожелание тоже не удивило Джона.

Он прошел по коридору к двери своей квартиры и, сам не замечая, стал снова тихо насвистывать. Вставив ключ в замок, вдруг увидел, как возле него появились откуда-то двое мужчин. Один слева, другой справа. Один был мал ростом, но необычайно широк в плечах, второй — высокий, худой, с морщинистым, словно обвисшим лицом.

— Вы Джон Говард? — спросил маленький тихо и невыразительно.

Джон, нагнувшийся было к замочной скважине, выпрямился и посмотрел сначала па задавшего вопрос, затем на его спутника.

— Что... — начал он.

— Уголовная полиция,— сказал маленький.

— Нам нужно кое о чем с вами поговорить.

Казалось, Джон вдруг потерял способность понимать. Он снова оглядел обоих.

— В квартире, если вам это удобно,— сказал маленький и стал молча ожидать.

Говард повернул ключ, открыл дверь и отступил назад.

— Прошу вас войти, мистер Говард,— сказал маленький.— Идите вперед.

Джон вошел, они последовали за ним.

— Можете посмотреть на наши служебные значки,— предложил маленький и протянул ему свой жетон.— Покажите ему свой тоже, Нат.

Высокий показал. Джон посмотрел на оба значка, потом снова на мужчин и покачал головой.

— Мое имя Грэди, — объявил маленький,— а это сержант Шапиро.

Оба смотрели на Джона Говарда.

— Ну,— спросил Грэди,—по какой причине вы ее убили?

Он спросил это не театрально, не грубо, а просто по-деловому. Однако вопрос, заданный спокойным тоном, поразил Джона так, словно молния ударила ему в голову. Однажды он ехал в поезде, и, когда поезд, подъезжая к станции, замедлил ход, вагон Джона вдруг отцепился. Пассажирам показалось, будто поезд мчится дальше и в то же время стоит на месте. Джон, как и другие, стоящие в коридоре, пошел вперед, и вдруг перед ним оказалось открытое пространство. Он, как и другие, замахал руками, пытаясь за что-нибудь ухватиться. И почти то же почувствовал он сейчас. Был момент, когда он перестал видеть этих мужчин, а мышцы рук напряглись, словно он хотел за что-то ухватиться.

Затем он снова отчетливо увидел их и понял, что они ожидают ответа. Он глубоко вздохнул, сам не замечая этого, и сказал:

— К сожалению, я не знаю, о чем вы говорите.

Это прозвучало столь же невыразительно, как и вопрос Грэди.

Ответив, он перестал беспомощно крутиться в вакууме и сделался снова Джоном Говардом, приученным владеть собой, что необходимо банковскому служащему.

Он хотел кое-что добавить, но затем решил помолчать и подождать.

— Он не знает, о чем мы говорим,— обратился сержант Грэди к своему коллеге Шапиро.— Говорит, что не имеет никакого понятия, о чем идет речь.

Оба взглянули на Говарда, который заставил себя молчать. Это неестественно — много говорить, лучше вообще помолчать. Он уже сказал им и... Но вдруг его охватил такой страх, что он даже не слышал слов Шапиро, а только видел, как шевелятся его губу, Одно имя проносилось в его мозгу! Барбара! Барбара!

— Вы о чем-то подумали, мистер Говард? — спросил Грэди тем же тоном, что и раньше.— Вспомнили, да?

Он расстался с ней час назад, даже меньше часа. Она проводила его до двери, поцеловала и сказала:

— Ну, иди домой. Но... не слишком далеко от меня.

Обняла и снова поцеловала, не так коротко, как раньше. Потом прижалась к нему и повторила:

— Никогда не уходи далеко от меня!

— Кто убит? — спросил он твердым голосом.— О ком вы говорите?

По их лицам было видно, что они ожидали этого вопроса и с радостью объяснят ему это.

— Кто убит? — повторил он.

У криминальных работников взгляд изменился, видимо, они были удовлетворены, хотя Шапиро казался озабоченным.

— Разумный вопрос,— заметил сержант Грэди.— Понятно, что...

— Ответьте мне! — перебил его Джон.

Теперь его голос звучал твердо и настойчиво.

— Кто убит?

— Невинный, как ангел,—заметил Грэди.— Не знает ее имени. Он думает...

Не закончив фразы, покачал головой и проговорил новым, почти злым тоном:

— Нора Эванс, мистер Говард. А вы что думали?

«Поезд» снова был в пути, Джон почувствовал облегчение.

— О Норе Эванс я не слышал,— ответил он.

Они испытующе посмотрели на него и несомненно ожидали дальнейших пояснений. Джон молчал.

— Видно, он хочет всем нам задать побольше работы,—сказал сержант Грэди,—Как вы находите, Нат?

Шапиро кивнул с мрачным видом.

— Нора Эванс,— сказал Грэди.— Рыжая девушка. Была очаровательной до двух — трех часов вчерашнего

дня. Ясно, вы знали ее, мистер Говард, лучше, чем кто-либо другой.

— Нет,—возразил Джон, принудив себя говорить спокойно, без гнева.— Я ее не знал.

Грэди прищелкнул языком, словно удивляясь невероятной глупости или детскому упрямству.

— О’кэй,— сказал, он,— как вам угодно, мистер Говард.

Некоторое время он молчал, видимо, хотел попытаться действовать теперь иначе.

— Должен вам сказать, мы можем освежить вашу память. Как вы считаете, Нат, сможем?

— Что ж, попробуем,— ответил сержант Шапиро.

Он подошел к Говарду и сжал его правую руку своей железной хваткой. Они вывели его из квартиры к лифту и спустились вниз.

Гарри удивленно воскликнул:

— Ах боже мой, мистер Говард!

Грэди приказал ему замолчать. Гарри умолк и медленно покачал головой.

Они сели в маленькую машину, стоявшую перед домом. Грэди сел рядом с Говардом на заднее сиденье. От дома в пригороде Муррей до городского морга при больнице Белвью было недалеко.

Этот апрель в Нью-Йорке выдался теплым, чувствовалась свежесть весны. В морге наоборот — холод и пахло разными химикалиями.

— Эванс,— коротко сказал Грэди служащему в униформе.

Тот кивнул, открыл дверь и повел их через сырой коридор в довольно большую комнату. В ней стояло множество металлических столов, на одном из них лежал накрытый труп. Казалось, простыня крепко прилипла к телу. Шапиро быстро подвел Джона к этому столу. Грэди снял простыню с верхней части тела умершей.

Девушка действительно была очаровательной. Рыжие, вернее рыже-коричневые волосы, бледное, лицо. Глаза закрыты, а на стройной шее — множество мелких ранок, собственно говоря, царапин.

— Ну? — спросил Грэди.— Что вы теперь скажете?

— Ничего.

Голос Джона был тверд.

— Эту женщину я не видел. Это...— он помедлил.— Это Нора Эванс?

— Совершенно верно,— ответил Грэди.— Покажите ваши, руки, мистер Говард.

Джон протянул руки. Кисти рук у него были небольшие с длинными пальцами. Грэди осмотрел их.

— По-моему, примерно подходят. Верно, Нат? Ногти, пожалуй, тоже. Видите, как вы здорово ее отметили, мистер Говард? Даже немного мяса разодрали ногтями.

— Я этого не делал,— возразил Джон.— Вы считаете, что она была задушена?

Грэди сделал глубокий, продолжительный вздох и покачал головой.

— Я никогда ее не видел,— повторил Джон.

— Посмотрите как следует,— сказал Грэди и совсем сиял с трупа простыню.

Да, у девушки было не только очаровательное лицо, но и очень красивое тело.

— Ну как, ваша память не стала лучше? — спросил Г рэди.

Джон отвел взгляд от стройной покойницы и посмотрел в глаза Грэди.

— Нет, я ее не видел.

Стоя по другую сторону стола, Грэди попросил его еще раз внимательно осмотреть тело. Джон Говард сделал это и в четвертый раз сказал:

—- Нет.

— Что это значит? — спросил его Грэди.— Вы продолжаете давать ложные ответы. Почему бы вам просто не сказать, что вы ее не убивали?

Он взглянул на Шапиро, который стоял рядом с Джоном.

— Ведь это разумный совет, не правда ли, Нат? В нем ведь есть смысл.

Шапиро промолчал.

— Ладно,— сказал Грэди,— К сожалению, это не приходит вам в голову, мистер Говард.

Он снова накрыл простыней голое тело мертвой девушки.

— Что ж, тогда мы можем идти.

Они покинули морг, сели в машину и поехали в полицейский участок. Там Джона отвели в комнату со столом, одним деревянным стулом и зарешеченным окном, пробитым высоко в стене. Предложили ему сесть, вышли и закрыли дверь. Через несколько минут Грэди вернулся с большим конвертом в руке, который положил на стол..

— Так, теперь выньте все из карманов,— предложил он.— Мы это сохраним.

Джон вынул бумажник с сотней долларов, кольцо с пятью ключами, около 90 центов монетами и два билета метро. Из внутреннего кармана пиджака — авторучку и небольшой блокнот, из других карманов один аккуратно сложенный и один смятый носовой платок.

— Можете их оставить,— сказал Грэди, протягивая ему платки.— Чего доброго еще простудитесь.

Затем Говард вынул почти полную пачку сигарет и зажигалку.

— Тоже можете.оставить,—-сказал Грэди.— А также и ваши часы.

Он встал позади Джона и быстро, слегка прикасаясь, обыскал его одежду. Убедившись в отсутствии огнестрельного оружия, сказал:

— О’кей.

Затем уложил вещи в конверт, составил опись и протянул Джону расписку. Потом вышел с конвертом и запер дверь.

Джон закурил сигарету. Она имела привкус дезинфекционных средств.

Он взглянул на часы. Еще не было двух. Прошел почти час с того момента, как он вставил ключ в дверь своей квартиры. А два часа назад Барбара Филипс сказала, что охотно выйдет за него замуж. Он ушел от нее, насвистывая мелодию, и вдруг —все пропало. Бессмыслица.

Несомненно, произошла чудовищная, непростительная ошибка. Вряд ли ее сделали Грэди и Шапиро — они ведь выполняли то, что им приказано. Значит, ошибка произошла где-то в высших инстанциях. Но поскольку в мире господствует известный порядок, все должно разъясниться.

Без одной минуты два в этот предрассветный час двадцать четвертого апреля Джон Говард полагал, что в делах человеческих, в конце концов, царит порядок. Он не был убежден, он просто чувствовал это. Конечно, ошибки происходили, но все же исправлялись. Эта ошибка, определенно, будет исправлена. Иначе весь мир может взбеситься, и все потеряет смысл. А этого просто не может произойти, думал Джон Говард.

Бывают, конечно, исключения, скажем, несчастные случаи, но они так редки, что вряд ли им следует придавать значение. В кругу его знакомых не происходили такие неожиданные вещи. Правда, можно заболеть и умереть от болезни, но здесь тоже существует какая-то закономерность. Во время войны, с которой Джон познакомился в Корее, люди внезапно гибли. Однако и здесь существовал известный порядок — война была гнусностью, подчиненной определенным законам. Короче говоря, невероятного не происходило.

Ни с чем подобным Джон до сих пор не встречался, и то, что с ним произошло, вскоре должно быть исправлено — ибо это был какой-то абсурд. В его жизни все протекало по планам — сначала по планам родителей, а потом по его собственным. Он хорошо учился в школе, затем в университете. В Гарварде играл в бейсбол. После экзаменов поехал для отдыха с родителями в Европу и пробыл там все лето. Потом, осенью, наконец приступил к работе в банке. Едва ли во всем мире найдется еще такая прекрасная организация, как банк, ибо нигде столь тщательно не исправлялись ошибки.

И теперь, сидя в камере за решеткой, Джон был уверен, что ошибка, которая привела его сюда, безусловно будет выявлена и все станет на свои места.

Услышав шум у двери, он облегченно вздохнул. До сих пор он даже не сознавал, насколько был подавлен. Чувствовал лишь злость и некоторое волнение, как всякий человек, узнавший о насильственной смерти молодой девушки.

Дверь открылась, и вошли четверо мужчин, в том числе и Грэди. Один из них был высок, широкоплеч, с полным красным лицом, острым взглядом и глубоко посаженными голубыми глазами. Другой — очень молод, с худым лицом и бросающимся в глаза резко очерченным носом. На нем был спортивный пиджак и жилет в красную клетку. Четвертый — в полицейской форме.

У Говарда тотчас мелькнула мысль, что совсем не нужно приходить вчетвером, чтобы сообщить о происшедшей ошибке.

У высокого и полнолицего — необычайно мягкий голос.

— У вас было время подумать, мистер Говард,— сказал он.— Итак, почему вы убили девушку?

— Я уже объяснял мистеру Грэди...

Высокий покачал головой. Он все это знал.

— В сущности, вы только вынуждаете нас всех зря тратить время. Вы же интеллигентный человек и должны, понять. В каких отношениях вы были с этой девушкой?

— Я никогда в жизни не видел ее,— ответил Джон.

Он почувствовал, что голос звучит глухо, хотя мысли были ясны.

— Первый раз я увидел ее в морге,— добавил он.

— Нет, вы имели к ней отношение,— возразил высокий.— А именно... Как было дело, Том?

Томом оказался сержант Грэди. Он вынул из кармана блокнот, перелистал и нашел нужную страницу.

—- Четвертого ноября она въехала. Они осматривали квартиру... Один момент... да, в середине октября. Даже два раза, первый раз она была одна. Во второй раз ее сопровождали вы, мистер Говард. Дали задаток в размере...— он снова заглянул в блокнот,— триста двадцать долларов. Плата за наем за два месяца вперед.

Джон покачал головой.

— Нет, я не знаю, о какой квартире вы говорите. Девушку тоже не видел.

Все снова и снова о том же. Джон говорил усталым голосом, который вскоре стал казаться ему самому чужим. Однако он твердо стоял на своем:

— Я ее не видел. Незнаком с ней. Вы совершаете ошибку, путаете меня с кем-то.

Все четверо были терпеливы. Так было всегда. Они располагали неограниченным временем. И дело их — совершенно верное, с самого начала это чувствовалось по мягкому тону высокого широкоплечего мужчины. Его звали Френк Миллер, он был капитаном полиции. Это чувствовалось и по высокому уверенному голосу худого Мартинелли, представителя прокуратуры. Имя этого мужчины Говард запомнил во время часового допроса. Он тоже беседовал с Джоном и, подобно всем другим, убеждал его, что глупо так упорно и беспрестанно лгать по поводу легко доказуемых обстоятельств.

Они объясняли ему это подробно и старательно. Неумно утверждать, будто он не знал Нору Эванс. Ведь он же снял для нее квартиру — как утверждали они — на Одиннадцатой улице Восточного Манхэттена, близ Пятой авеню.

— Скажите только, что вы ее не убивали,— предлагал Мидлер своим мягким тоном, нагнувшись к нему.

Он сидел на жестком стуле, расставив ноги и опершись большими руками о толстые колени. Его массивное тело лишь частично помещалось на сиденье.

— Вы имеете право это сказать. Каждый человек имеет право заявить, что он не совершал убийства.

— Я совсем не знал ее,—отвечал Джон.— Живую я ее никогда не видел. Как же я мог ее убить?

— Возможно, вы не имели этого намерения,— сказал Миллер еще мягче, чтобы легче добиться ответа.— Возможно, вы с ней немного подрались, как это может случиться с каждым человеком, не так ли? И при этом схватили ее за горло, чтобы только оттолкнуть от себя. Понимаете, куда я клоню? Или, возможно, она набросилась на вас с каким-либо предметом в руках — может быть, разозлилась на то, что вы хотите ее бросить,— и вы только хотели защититься? Порой даже в голову не придет, как легко и просто при некоторых обстоятельствах человек может отправиться в иной мир. Иногда можно попасть в... как называется эта штука, Марти?

— Артерия каротис — сонная артерия,— ответил Мартинелли.— Конечно, могло так случиться, мистер Говард. А если так и произошло, значит, был только несчастный случай, понимаете?

Как Миллер, так и Мартинелли, представитель прокуратуры, упорно растолковывали это и убеждали Говарда. Но им не удалось сбить его с толку.

— Я ее не знал,—отвечал он, а они покачали головами, видя такое упрямство, и спрашивали его, почему он так упорно настаивает на своем.

— Хочу попытаться объяснить, как это могло быть,— сказал Грэди.— Возможно, я близок к правде. Может быть, когда вы пришли вчера к мисс Эванс, она уже была мертва? Это мог сделать кто-нибудь до вашего прихода •— возможно, человек, уверенный, что она его обманывает. Ясно, что я имею в виду? А когда вы увидели, что она мертва, вас охватил панический страх, и было только желание поскорее покинуть ее квартиру. Так ведь могло быть?

— Верно,— заметил Миллер,— это очень убедительно, Грэди. И вы...

— Я не был в ее квартире,— ответил Джон.— Я никогда не входил в нее и при жизни не видел эту девушку.

Они выслушали его, но явно невнимательно. Может быть, ему что-либо известно о третьем лице, спросили они. Нора Эванс все же могла рассказать ему об этом, другом,— человеке, которого знала еще до него и с которым порвала. Возможно, он угрожал ей из ревности, а она не приняла этого всерьез. Мистер Говард должен знать об этом. Не стоило покрывать этого человека — если таковой существовал.

—- Она была очаровательной девушкой,— сказал Миллер, и его мягкий голос звучал теперь печально.— Ей, было не больше двадцати двух — двадцати трех лет. Со временем у нее могла быть дочь.

Он сделал паузу.

— Невольно приходит в голову,— добавил он.

Но Джон упорно повторял то, что говорил с самого начала, и они снова качали головами, не теряя терпения. Они не угрожали ему, но их всеобщее недоверие действовало на него, как массированные угрозы. Они не прикасались к нему, не терзали его глаза ярким светом, давали ему курить, сколько он хотел. От частого курения его рот горел и высох, однако он, не замечая этого, брал одну сигарету за другой. Когда через час зажигалка перестала работать, Миллер дал ему спички, а когда кончилась его пачка сигарет, Миллер вынул из кармана свои и предложил ему.

Целый час они беспрерывно твердили ему одно и то же: Нора Эванс убита в квартире на Одиннадцатой улице, она была его. подругой, и, наконец, он ее убил. Джон чувствовал: они были бы довольны, если бы он признался только в том, что знал ее и она была его подругой. А когда он не воспользовался предоставленной ему возможностью и не ухватился за версию, что она умерла из-за несчастного случая или от руки другого, это поставило их в тупик. Все постепенно стало ему ясно. Уже возле труп убитой Грэди обвинял его в том, что он все время лжет, Миллер говорил ему то же самое. Так же и Мартинелли. Я не в силах изменить их убеждения, думал Джон. Они только удивляются моему поведению.

Через два часа в комнату вошел пятый мужчина. Его звали Гарфилд, он был лейтенантом полиции.

— Хелло, лейтенант,— сказал Миллер.—Задержался немного, да?

Гарфилду было больше сорока лет, у него были черные волосы и черные глаза. Говорил он быстро, но каждое слово произносил очень четко.

— Настаивает, что не был с ней знаком,— сообщил ему Миллер..

Гарфилд с безразличным видом посмотрел на Джона.

— Утверждает, будто не был у нее в квартире.

Гарфилд достал из кармана конверт, вынул оттуда лист бумаги и положил его на стол перед Джоном. Это был чек, выписанный на «Риверсайд Нэшинэл Бэнк» на 165 долларов. Подписан Джоном Говардом.

Джон рассмотрел чек. Он был слегка оглушен, ему показалось, что между ним и действительностью находится стеклянная дверь прозрачная, но все же непроницаемая стеклянная дверь. Казалось, его мысли тщетно ударяются об эту дверь,

Они ждали.

— Выглядит, как моя подпись,— сказал Джон тусклым, словно не своим голосом.— Но чека я не подписывал. У меня нет счета в этом банке.

Стеклянная дверь, видимо, раскрывалась. Это была ошибка — они должны это понять! Возможно, не в понедельник — завтра слишком рано,— но вскоре последует телефонный разговор, и директор банка даст справку:

«Нет, у нас не открыт счет на эту фамилию!»

— Плата по найму за следующий месяц,— сказал Гарфилд.— Чек пришел сегодня утром с почтой фирмы «Аплегет» и еще не аккредитован.

Он взглянул на Джона, но тот покачал головой.

— Пришлось сначала разыскивать бухгалтера,— обратился Гарфилд к Миллеру и Мартинелли,— и заставить его разыскать чек.

— Повезло,— заметил Миллер.

— Да,— ответил Гарфилд.— Мистер Говард аккуратно платил за несколько дней до первого числа.

Он не спускал глаз с Джона.

— Все ваши чеки оплачивались, мистер Говард, значит, на вас был открыт счет. Вы же банковский служащий и должны это понять.

Джон взял в руки чек и поднес его к свету. Конечно, фальшивка, что можно установить. Однако он не мог найти фальши. Если бы он не знал этого, то мог бы принять подпись за свою.

— Это фальшивка,— заявил он.— Очень xopoшo сделанная, но этого чека я не подписывал.

Теперь он понял, что вся история — не простая ошибка. Все это было заранее подготовленным делом.

Они покачали головами, казалось, сочувствуя ему, и не потрудились даже ответить. Гарфилд взял чек, положил его в конверт и убрал в карман.

— Почему вы убили ее, мистер Говард? — снова спросил Миллер мягким тоном.— Потому что она стояла на вашем пути? Из-за мисс Филипс? Или же...

Он замолчал. Джон не слушал его. Вся эта история была кем-то подстроена, подстроена убийцей. Искусно спланирована... В голове кружились мысли. Кем? Человеком, рассчитывавшим, что кто-то вместо него влипнет в эту историю? Нет, здесь было дело посложнее, похоже, что Джон был заранее намеченной жертвой. Но кто же этот человек, так сильно ненавидевший его? Который даже пошел на убийство, чтобы выместить на нем свою злобу?

— Послушайте, мистер Говард,— сказал Миллер, не повышая голоса.— Это произошло из-за Барбары Филипс? Из-за того, что мисс Эванс угрожала все рассказать, если вы задумаете ее бросить? То есть, рассказать мисс Филипс? А это могло привести к разрыву между вами и мисс Филипс. Если бы она узнала, что вы содержали любовницу, а сами...

— Нет,— ответил Джон.— Я не содержал мисс Эванс. Я ее вообще не...

— Опять завели пластинку,— перебил его Миллер,— Вы все время лжете.

Но и теперь Миллер все еще был очень терпелив.

— Ведь вы часто бывали вместе с мисс Филипс, насколько нам известно. Вы были...

В первый раз Джон перебил Миллера.

— Разве вы были у нее? Вы беспокоили ее или ее отца?

— Еще не были,— сказал Гарфилд.— Это было бы вам очень неприятно, мистер Говард, не так ли? Мистер Филипс занимает в банке такой высокий пост, и он может продвинуть вас по службе. Или же наоборот.

Он сделал паузу.

— Мог продвинуть, я имел в виду.

— К тому же Филипс так богат,— добавил Миллер.

Джон покачал головой. Все это вполне соответствовало истине. Мартин Филипс был первым вице-президентом банковского концерна и очень богат. Они, конечно, не осмелятся беспокоить его и Барбару.

— Вы намеревались жениться на мисс Филипс? — спросил Миллер.

— Да, я женюсь на мисс Филипс,— спокойно ответил Джон.

Ему хотелось узнать, будут ли они озадачены таким ответом. Ведь они уверены, что он убийца и, следовательно, не сможет жениться.

Глава 2

Но для него были приготовлены еще сюрпризы. Теперь ему преподнесли историю о двух белых рубашках. Это были самые обычные рубашки, хорошего качества, с кончиками воротников средней длины. Купленные у «Братьев Брук». Они показали ему рубашки через час после чека из «Риверсайд Бэнк».

В комнате было жарко и полно табачного дыма. Частое курение раздражало горло, и Джон начал кашлять. Они молча ожидали, пока он откашляется. Миллер кивнул, и человек в форме вышел, принес графин воды и много стаканов. Вода из-под крана была тепловата, однако Джон с жадностью выпил ее.

— Может быть, хотите чашку кофе? — спросил Миллер.— Или бутерброд с колбасой?

Чуть помолчав, он добавил:

— Мы вовсе не хотим сломить ваше сопротивление. Мы не пытаемся этого делать.

— Во всяком случае, не этим путем,— заметил Джон.-— Нет, сейчас, я не могу.

— Как хотите,— сказал Миллер.— Грэди, не принесете ли вы сюда вещи?

Грэди поднялся и вышел. Он вернулся с пакетом из коричневой бумаги, развернул его и протянул Миллеру две рубашки. Тот положил их перед Говардом на стол. Рубашки были из прачечной и сложены на картоне. Джон посмотрел на них, но не взял в руки.

Ваши, не правда ли? — спросил Миллер, мягко и терпеливо, как всегда.

— Не знаю,— ответил Джон.— Я ношу такие рубашки.

— Да,— сказал Миллер.— На вас рубашка именно такого сорта, мистер Говард. Это ваши рубашки.

Джон с сомнением взглянул на него.

— Вот метка прачечной,— сказал Миллер и указал па метку на отвороте воротника.

Там стояло «НН — 201».

— Ваша метка,— пояснил Миллер.

Метка была очень знакома Джону. Правда, без Миллера он вряд ли вспомнил бы, как в прачечной метили его рубашки. Наверное, это его метка. Видимо, они это проверили.

— Ладно,— сказал он.— Вероятно, рубашки мои.

— Ясно,— подтвердил Миллер.— А также две или три пары шортов. Они были в квартире мисс Эванс. Но по какой причине вы ее убили, мистер Говард?

— Нет! — запротестовал Джон.— Я уже говорил, что вообще не знал ее и не был в ее квартире. Разве не ясно, что здесь все подстроено?»

Миллер с огорченным видом покачал своей большой головой.

— Нехорошо говорить, что мы устроили какой-то заговор против вас. Зачем нам это нужно? Что мы имеем лично против вас?

Он снова очень медленно покачал головой.

— Мы просто выполняем свою работу. Ничего другого для нас не существует, мистер Говард.

— Не вы,— пояснил Джон.— Я не утверждал этого.

— И никто другой этого не делал,— сказал Миллер. — Вы содержали мисс Эванс и вы же ее убили. Это ясный случай. Вероятно, она пригрозила рассказать все мисс Филипс.

— Тогда я был бы подлецом. Разве я похож на подлеца?

— Нет,— ответил Миллер.— Вы выглядите, в общем, как заурядный человек. Тем не менее вы подлец. Но это, в конце концов, не имеет значения для меня, для Марти и остальных. Как вы можете объяснить историю с рубашками?

— Тот, кто убил мисс Эванс,—ответил Джон,—снимал для нее квартиру. И он все это подстроил — сделал так, чтобы свалить вину на меня.

— О боже мой, мистер Говард! — воскликнул Мартинелли.

— Хорошо. Он имеет право говорить, что хочет,— сказал Миллер.— Почему же это было сделано, мистер Говард? Возможно, вы знаете, в чем причина? Скажите же нам, мистер Говард.

— Не знаю,— ответил Джон.— Но кто-то это сделал. Я не был знаком с этой девушкой.

Они снова внимательно выслушали его и покачали головами. Миллер взглянул на свои часы, Джон сделал то же самое. Было без десяти пять.

— Ничего,— сказал Миллер,— у нас еще есть время. Значит, вы не можете прийти к решению?

Джон покачал головой, снова взял у Миллера сигарету и закурил.

— Чтобы нам не ошибиться — а этого мы не можем допустить,— сказал Гарфилд,— расскажите, что вы делали вчера во второй половине дня.

Он проговорил это очень быстро, но отчетливо. Джон был очень утомлен и уже привык к медленной мягкой речи Миллера. Из-за этого замешкался с ответом. По их лицам он заметил, что его медлительность бросилась в глаза, почувствовал, что теряет самообладание, но тотчас взял себя в руки.

— Я спросил вас...— снова начал Гарфилд, но Джон быстро проговорил тихим голосом:

— ...что я делал вчера во второй половине дня. Я слышал это.‘

Они ожидали. Джон не спешил с ответом, но это не было нерешительностью, которую им так хотелось заметить. Он просто задумался, желая поточнее все вспомнить.

Обедал в Гарвард-клубе. С этого ли должен начать?

— Ну, давайте,— сказал Гарфилд.— В середине дня вы обедали.

Он один пришел в клуб и сначала еще не хотел обедать. Сперва зашел в бар, где с ним поздоровался один его знакомый, некий

Куртис. Альфред Куртис. Затем выпил бокал виски...

— Два бокала,— поправил Гарфилд.— Верно, не так ли?

— Если вам это известно,..— начал было Джон, но взял себя в руки.— Два бокала виски,— подтвердил он.— Это была суббота.

— Ясно,— заметил Миллер,— потому что была суббота.

От их поправок и замечаний в нем вспыхнул гнев, но он заставил себя быть хладнокровным. Обедал вместе с Альфредом Куртисом, после чего они выпили по два бокала. Разве нужно упоминать про отдельные блюда?

— Для точности это имеет значение,— сказал Гарфилд. Джон сообщил, что взял консомэ, один слегка поджаренный бифштекс и картофель под бешамелью. Потом кофе.

— И салат,— добавил Гарфилд.— Хотя это не так важно.

— Куртис заказал себе следующее...

— Хорошо,— сказал Гарфилд.— В какое время вы обедали?

Они начали в половине второго или в два, а покончили с кофе и сигаретами, вероятно, в половине третьего или несколькими минутами позже. Куртис рассказывал ему о Вест-Индии, где проводил зимой свой отпуск. И Джон ему позавидовал, так как в банке был такой консервативный порядок, что отпуска служащим давались только в летнее время.

— А потом?

В хорошем настроении они вышли из клуба на Сорок четвертую улицу. Куртис стал ожидать такси, а Джон пошел пешком. Он отправился домой, чтобы после обеда побыть там.

Гарфилд покачал головой, и Джон замолчал.

— Итак,— сказал Джон,— больше ничего...

— А некий Вудсон,— напомнил ему Гарфилд.— Пит Вудсон? Вы не сказали о нем. Почему вы не упомянули о нем, мистер Говард?

Джон действительно позабыл о Вудсоне. Он хотел было объяснить, что это часто случается и что его знакомые неохотно вспоминают о Вудсоне. Однако он только сказал:

— Да, я забыл про него. Мы встретили Вудсона при выходе из клуба. Он уговаривал нас вернуться и сыграть с ним партию в бридж.

— Да,— сказал Гарфилд,— это он нам сообщил. И вы ответили, что, к сожалению, не можете, потому что назначили свидание. Помните это, мистер Говард? '

— Я не уверен...— начал было Джон, но замолчал, так как, вероятно, Гарфилд был прав. Джон и многие другие члены клуба обычно так и отвечали Питу, когда он предлагал им сыграть в бридж. Они сердечно приветствовали его: «Хелло, Пит!», а иногда: «Ну, как поживаешь, старина?» Но как только Вудсон собирался открыть рот, сразу же добавлялась фраза: «Мне надо поспешить, у меня совсем нет времени!»

— Очень возможно, что я так и ответил ему,— сказал Джон.

— Но вы утверждаете, что у вас не было свидания? С мисс Эванс?

— У меня не было никакого свидания,— возразил Джон.— Если я так сказал Вудсону, то просто потому, что он вечно надоедает со своим чертовым бриджем.

Не стоило этого говорить — все же Пит был членом его клуба. Джон сказал это просто для того, чтобы попытаться установить товарищеский тон между собой и всеми присутствующими.

Однако все четверо — пятый только записывал показания — равнодушно смотрели на него, и в их лицах не было ни сочувствия,, ни порицания.

— Таким образом, вы ушли из клуба в два часа тридцать пять минут,— сказал после паузы Гарфилд.— Взяли такси и поехали домой. Минут через пять или десять приехали туда? Примерно около трех часов?

— Нет, несколько позже,— возразил Джон.— В половине четвертого. Вероятно, даже без четверти четыре. Я... я не брал такси, я пошел пешком.

Они пристально смотрели на него. Миллер покачал головой и сказал:

— На дорогу, даже пешком, вы должны были потратить четверть часа. Можно дойти не спеша минут за пятнадцать. .

— Я не пошел прямо домой,— пояснил Джон.— Я пошел по Пятой авеню, затем по Мэдисон-авеню и потом обратно. Шел я не спеша.

Несколько секунд они выжидали, затем Миллер спросил:

— Зачем вы делали это, мистер Говард?

— Мне захотелось прогуляться,— ответил Джон.

На самом деле было не так просто. Он шел не спеша, наслаждаясь теплым свежим воздухом. Прогулка доставляла удовольствие, и он отлично себя чувствовал. Постоял у витрины «Стар и Горхем», перешел на другую сторону улицы и остановился возле ювелирного магазина Кертье. Затем дошел до Пятьдесят седьмой улицы и посмотрел на витрину Тиффани. Он хотел было зайти в эти знаменитые ювелирные магазины, но передумал.

Дело в том, что ему пришло в голову купить Барбара кольцо. В конце концов он раздумал и даже сам удивлялся, как это вдруг возникла такая идея. Купить кольцо и держать его наготове в кармане — слишком дерзко. Нет, он не мог так откровенно дать Барбаре понять, что ее согласие само собой разумеется.

Итак, Джои прошелся по Пятьдесят седьмой улице, затем по Мэдисон-авеню, не останавливаясь более у ювелирных витрин. Он прогуливался не спеша, со шляпой в руке под мягким солнечным светом и думал о будущем, которое в тот час представлялось ему в розовом свете. Строил планы, как это делают молодые люди, собираясь жениться.

Выслушав его рассказ, они не сказали ни слова.

— Вот и все,—закончил Джон.— День был прекрасный, и прогулка доставила мне удовольствие.

— Ясно,— сказал Гарфилд.— Без десяти четыре вы были дома.

— Отсюда я должен сделать вывод,— спросил Джон хриплым голосом,— что примерно в это время была убита девушка. В течение этого часа?

Миллер и Гарфилд обменялись взглядами, затем посмотрели на Мартинелли, представителя прокуратуры.

— Да, примерно в это время,— ответил Мартинелли.— Можете спокойно рассказать ему подробности, лейтенант. Видимо, он не заметил, когда это произошло.

Примерно без четверти три Нора Эванс была еще жива и здорова. С букетом желтых нарциссов она вошла в дом на Одиннадцатой улице и ожидала в вестибюле кабину автоматического лифта, чтобы подняться к себе наверх. В лифте спустилась соседка, которая была знакома с мисс Эванс. Они всегда здоровались друг с другом. Дама сказала: «Добрый день. Сегодня прекрасная погода». Затем добавила: «Какие очаровательные цветы!» Нора Эванс улыбнулась и ответила: «Да, они очень милы, не правда ли?» Затем вошла в кабину лифта. Итак, в это время она была еще жива.

Примерно в четыре часа десять минут она была найдена мертвой на полу в своей квартире. На ней был надет лишь тоненький халатик, а когда она упала...

— Или во время борьбы? Не так ли, мистер Говард?

— ...халатик распахнулся, и она обнаженной лежала на полу. В таком виде ее нашла приходящая уборщица-негритянка, некая Берта Джонсон. Она и сообщила полиции.

— Она пришла убирать,— сказал Гарфилд.— Она работала у многих по соседству, а у мисс Эванс бывала от четырех до шести по вторникам, четвергам и субботам. Но вы ведь это знаете, мистер Говард?

— Нет, не знаю,— ответил Джон.

Они не верили ему, но хоть объяснили, в чем дело, и то хорошо.

Нора Эванс была задушена. На ее нежной коже были ясно видны следы пальцев. По их форме следовало полагать, что убийца имел сильные руки и длинные пальцы.

Гарфилд и Миллер уставились на Джона. Тот спокойно показал свои длинные пальцы.

У убийцы ногти были значительно длиннее, чем у Джона.

— Ясно,— сказал Гарфилд,— мы видели ваши руки, мистер Говард. Вы подстригли себе ногти, когда пришли домой, не так ли? Перед тем, как явиться на другое свидание.

Джон только покачал головой.

— Мисс Эванс купалась,— сказал Гарфилд.— В ванной был еще пар, когда пришла уборщица. Полотенце было мокрым. Выходит, она не ожидала столь раннего вашего визита, мистер Говард. Возможно, вообще не ожидала. Так это было?

Джон снова промолчал.

Если он не хочет отвечать — это его право,— заметил Миллер.

Помощник судебного врача явился в квартиру в начале шестого. Он констатировал, что мисс Эванс умерла час или два назад, скорее — уже два часа назад.

— Вы видите, как обстоит дело,— сказал Гарфилд.— Вы взяли такси...

— Нет!

— Он имеет право,— повторил Миллер,

— О’кей,— сказал Гарфилд.— Во всяком случае, вы могли его взять, если вам так больше нравится. Могли взять такси возле Гарвард-клуба — ну, скажем, около трех часов. В субботу во второй половине дня не такое уж сильное уличное движение, как обычно. За десять минут вы могли добраться до Одиннадцатой улицы и за десять — пятнадцать — убить девушку. Потом на такси отправились домой. Прибыли туда без четверти четыре, как вы сами говорили. Лифтер это подтвердил.

Джон покачал головой.

— Вы полагаете, здесь что-то неладно? — спросил Миллер.— Что лейтенант дал неверные данные о времени?

— Я полагаю, что делал то, о чем вам уже сказал: некоторое время прогуливался по улицам.

— Но время верное, да? Вы согласны с этим?

— Да, все могло быть так,— согласился Джон.

Собственный голос показался ему чужим и безжизненным.

— Возможно, время верное. Но убийцей был не я.

Миллер со вздохом взглянул сперва на Гарфилда, потом на Мартинелли. Тот пожал плечами. Гарфилд покачал головой.

— Как вы настойчивы! — сказал Миллер.— Жертва заговора — это все, что вы можете сказать.

Джон промолчал.

— Ол райт,— продолжал Миллер.— Тот человек, который подстроил вам ловушку, как мог знать, что вы в то время не находились среди знакомых? Вы ведь могли иметь неопровержимое алиби?

— Я не знаю,— ответил Джон.— Ему должны быть известны мои намерения.

На этом пункте они задержались надолго. Снова и снова его спрашивали — очень терпеливо, все время скептически и все время возвращаясь к тому же. Допустим, он стал жертвой злого умысла. Но тогда преступник должен был знать, что Говард не сумеет доказать свое отсутствие на месте преступления в то время, когда оно совершалось. Как мог это знать предполагаемый злоумышленник?

Они задавали ему вопросы в различных формах. Говорил ли он кому-нибудь в клубе, что хочет пойти домой пешком? Может быть, за ним кто-нибудь следил и понял, что он прогуливается без определенной цели? Этого Джон не знал и даже не помнил, говорил ли кому-либо о своих намерениях. Он, собственно, не планировал прогулки.

Сперва ему задавал вопросы Миллер, потом Мартинелли и, наконец, Гарфилд. Грэди задал ему лишь Один или два вопроса. Они не торопили Джона. Делали между вопросами паузы, давая ему время обдумать ответ. Однако из-за длительности допроса эти вопросы стали пульсировать в его сознании, как кровь в артериях. И он все время чувствовал недоверие в их вопросах и в их голосах. Полнейшее недоверие и громадное терпение.

От усталости у Джона помутился разум, ему стало трудно собраться с мыслями, которые находились как бы под гнетом. Он уже физически чувствовал этот гнет, как давление на глаза и на нервы затылка. Он уже с трудом различал допрашивающих, и, наконец, ему стало казаться, что все вопросы задает один и тот же человек, но разными голосами — человек, которого он уже не мог отчетливо видеть, который расплывался и качался в дымном воздухе.

Но Джон продолжал отвечать на вопросы, доносившиеся словно издалека, отвечал тупо, но еще упорнее, чем прежде. И когда мужчины — для него теперь был только один — переходили к другим вопросам, он упорно давал те же ответы. Как он может объяснить случай с рубашками? А с чеком? Как он может объяснить... и так далее, и так далее, беспрерывно те же вопросы. Ответы были прежние: «Я не знаю». «Не могу объяснить». «Все это кто-то подстроил». «Я никогда не видел эту девушку».

Потом ему казалось, что вопросы долгое время не задавались, хотя мужчины все еще были рядом. Они продолжали внимательно смотреть на него, и он чувствовал их взгляды, несмотря на боль в глазах.

— Ол райт. — Донесся издали мягкий голос Миллера.— Ол райт, пока закончим на этом. Грэди, дайте ему возможность поспать. Вы, наверное, хотите спать, мистер Говард?

Джон пошел с Грэди, и тот указал ему место. А когда он проснулся — прошло несколько минут, а не три часа,— то заметил, что спал в камере с тяжелой запертой дверью.

Его разбудил сержант Шапиро и сказал, что, если он хочет, ему принесут завтрак. Джон получил завтрак и сигареты, очевидно, из ближайшей закусочной: кофе в бумажном стаканчике и бутерброд с яйцом на бумажной тарелке. Он все съел, выпил кофе и закурил.

Теперь голова его снова стала ясной. В конце допроса я был словно в шоке, подумал Джон и спросил себя, не мог ли он с помраченным сознанием дать обвиняющие показания. Ведь они так хотели добиться этого, задавая массу вопросов. Он курил и в ожидании их прихода был настороже, как кошка, окруженная собаками.

Открылась дверь, и вернулся Шапиро. Он озабоченно взглянул на Джона и спросил:

— Теперь вы лучше себя чувствуете?

И когда Джон подтвердил это, сержант заметил, что нет ничего полезнее чашки кофе.

— Только не этого сорта,— сказал Джон, все еще чувствовавший во рту вкус размокшей бумаги. Шапиро улыбнулся и согласился с ним. Затем сказал, что Джону предстоит небольшая поездка, и предложил освежиться. Он подождал, пока подопечный вышел из камеры, и повел его в маленькую умывальную комнату, держась немного позади Джона, видимо, готовый в любой момент схватить его. По дороге туда им пришлось пройти через комнату, в которой стояло много письменных столов. За двумя сидели сотрудники, которых Джон до сих пор не видел. Когда он проходил мимо, они смотрели на него так внимательно, словно хотели запомнить его лицо.

Шапиро предложил Джону электробритву, и, когда тот заявил, что никогда ею не пользовался, Шапиро сказал, что это смешно. Он не объяснил, почему нашел это смешным, но показал Джону, как управляться с такой бритвой. Джон довольно неумело побрился, однако признал, что бритва лучше, чем он предполагал. Он умылся и все же чувствовал себя не в своей тарелке, так как вынужден был надеть ту же рубашку, что на нем была со вчерашнего вечера. Да и костюм, в котором он спал, пришлось снова надеть. До сих пор ему еще не доводилось спать одетым. Он почувствовал, что выглядит неопрятно, но тут же сказал себе, что внешний вид при данных обстоятельствах почти не имеет значения.

Вместе с Шапиро, который находился чуть позади, он снова прошел через комнату с письменными столами. Теперь за одним из них сидел Грэди. Тот встал и пошел рядом с Джоном с другой стороны. Они вышли из полицейского участка на освещенную солнцем улицу. Опять был прекрасный, теплый весенний день. Сели в машину: Шапиро за руль, а Джон с Грэди — на заднее сиденье. Ехали недолго и остановились перед многоквартирным домом на Одиннадцатой улице. Дом был не модерн, но и не старомодный.

— Хорошо знакомое место, мистер Говард? — спросил Грэди, когда они остановились.

— Я не могу сказать вам ничего нового,— ответил Джои.— Я не видел этого дома. Вероятно здесь жила мисс Эванс?

Никто ему не ответил. Шапиро кивнул. Они вошли в небольшой вестибюль, устланный ковром. В дальнем конце его двигался с пылесосом по ковру высокий мужчина. Он был толстый и женоподобный, в синей рубашке с расстегнутым воротником и в брюках цвета хаки. Когда они вошли, он выключил пылесос. Вестибюль был плохо освещен — свет падал только от входной двери,— однако Джон смог разглядеть лицо этого мужчины и убедиться, что тот ему совсем незнаком.

Мужчина взглянул сперва на полицейских, петом на Говарда.

— Это он,— сказал мужчина.— Приходил в то время, как я вам говорил. Около трех часов.

— Вы уверены в этом, Педерсен? — спросил Грэди.— Нам надо это точно знать, ошибки недопустимы.

— Это он,— повторил толстяк.— Я его так же хорошо сидел, как и сейчас. Он стоял тогда почти на этом же месте.

Мужчина подошел на шаг ближе и продолжал рассматривать Джона. :

— Думаете, я ошибаюсь? — раздраженно спросил он.

Таким тоном говорят люди, не уверенные в своей правоте, подумал Джон.

— Если вы утверждаете, что видели меня...— тачал было Джон, но Грэди перебил его:

.— Ладно. Мы знаем, что вы хотите сказать. Теперь поднимемся наверх.

Они ожидали, надеясь, что Джон пойдет вперед. Он оглядел вестибюль и посмотрел на дверь лифта. Грэди уже шел туда. Нажал кнопку, дверь открылась, и он вошел в кабину. Затем туда вошли Джон и Шапиро. Они снова стали ждать, и Джон заметил, что стоит возле доски, с кнопками этажей..

— Ну хорошо, давайте подниматься,— сказал Грэди,

Они ждали, Джон понял, почему.

— Какой этаж? — спросил, он.

— Хитрый парень,— заметил Грэди и нажал кнопку пятого этажа.

— Я так понял, — сказал Джои,— что этот мужчина внизу утверждает, будто он видел меня здесь вчера во второй половине дня, это правда?

— Совершенно верно,— ответил Грэди,— примерно в три часа пятнадцать минут.

— Он лжет!

— Ах. боже мой, мистер Говард! Но почему?

Лифт остановился, дверь автоматически открылась, Джон вышел первым и стал ждать возле лифта.

— Ол райт,— сказал Грэди.— Вы сделали все, что могли. Вы не знаете, какой этаж, не знаете, что ее квартира 5-В. Прошу сюда, мистер Говард.

Перед дверью квартиры 5-В стоял полицейский в форме, который открыл им дверь. Без сомнения, специально поставленный, подумал Джон.

Они вошли в маленькую переднюю и увидели, что из нее внутрь квартиры нужно было спуститься по двум ступенькам. Этот тип квартир был знаком Джону. Несколько лет назад такие «опущенные» жилые комнаты были в моде, особенно при постройке многоквартирных домов. Он уже бывал в нескольких почти таких же квартирах. Они даже имели определенное название, но теперь Джон не мог его вспомнить.

— Знакомо, да? — спросил Грэди.

— Я здесь еще не был,— ответил Джон.

Примерно в середине комнаты на полу был очерчен мелом силуэт человеческого тела с широко раскинутыми руками.

— Да,— сказал Грэди.— Здесь она лежала. Кончики ее волос были еще влажные. Она не совсем прикрыла их купальной шапочкой. Помните, мистер Говард? Разве она ничего не сказала, когда заметила, что вы хотите ее убить? Может быть, она пыталась кричать, а?

Разглядывая эскиз, Джон вспомнил стройное белое тело на столе в морге.

— Или же она не успела этого заметить? — спросил Грэди.— Возможно, она подумала, что вы хотите ее приласкать? Могло так быть?

Возможно, так и произошло, подумал Джон. Девушка поспешила к своему любовнику, не обращая внимания на то, что ее халатик распахнулся. Она доверчиво подошла к своему возлюбленному, не подозревая, что тот ее задушит.

— Зачем говорить чепуху,— сказал Джон,— Я не убивал ее.

— Вы снимали квартиру,— продолжал Грэди.— Появились здесь вчера, в то время, когда произошло убийство. Не хотели допустить, чтобы она помешала вашему браку с дочерью шефа. -

— Нет,— решительно ответил Джон.

— Подойдите сюда, мистер Говард,— предложил ему Грэди и прошел через комнату. Джон обошел место, где лежала убитая. Грэди ждал у письменного стола, на котором стояли в вазе нарциссы и фотография в рамке.

Грэди указал на фото — это было увеличение моментального снимка Джона Говарда, видимо, одетого для игры в теннис. Джон улыбался, возле глаз были маленькие морщинки, словно солнце немного ослепляло его. Задний план был нерезкий, расплывчатый.

Они не торопили Джона, молча наблюдали. Зная, как зорко они следят за ним, Джон старался не выказать ни смущения, ни удивления. Несмотря на это, он чувствовал, что взгляд его замер и возле глаз зашевелились мускулы.

— Ну,— сказал Грэди,— это ваше фото, не правда ли? Не будете же вы это оспаривать?

Джон не был уверен в своем голосе, он вообще ни в чем не был уверен. Вопросы кружились в мозгу. Он покачал головой. Он не может отрицать, что это его снимок. Где и. когда был сделай этот снимок? И кем сделан?

— У вас есть объяснение? — спросил Грэди.— Вы не видели Нору Эванс, никогда не были в ее квартире, а здесь ваш снимок. Он стоит на столе...

Грэди замолчал. Джон все еще качал головой. Он почти не слышал слов Грэди, так сильно мучали его вопросы, одолевали сомнения. «Разве ты уверен? — строго спрашивал его некто.— Разве ты не был в этой квартире?. Ведь когда ты вошел в переднюю, она показалась тебе знакомой. Потому что она такая же, как многие другие квартиры? Или ты уже бывал здесь? Может быть, ты забыл, что уже был здесь?»

Сомнения вихрем кружились в голове. Должно быть, все же это фантазия. Игра воображения! Даже мысль, что это могло случиться, казалась ему чистым безумием! Ведь не мог же он жить второй жизнью и забыть об этом. Провал в памяти? Знал эту девушку и убил ее? Неужели его рассудок, потрясенный случившимся, пытался предать забвению события его жизни, включая этот ужаснейший факт?

Странная вещь — человеческий мозг, думал Джон. За эти несколько часов он привык к сюрпризам и понял, что в мире не обязательно царит порядок и что логика вещей — только внешняя сторона!

И вдруг ему показалось, что этот вихрь страха, этот кошмар, тяготевший над ним,— всего лишь мыльный пузырь, который внезапно лопнул. Осталось только мерцание в глазах, только эхо вопросов.

— Карточку мог оставить здесь убийца,— негромко, но отчетливо сказал Джон.

Грэди усмехнулся.

Глава 3

Затем они повели Джона в спальню, где стояла двуспальная кровать, и спросили, не освежилась ли его память при виде ее. Провели в ванную и показали полотенце, брошенное на пол. Выходя из ванны, Нора Эванс вытерлась этим полотенцем и в спешке уронила его. Грэди нагнулся и потрогал.

— Все еще влажное,—заметил он.

Джон молчал.

Грэди открыл аптечку и показал коробку с электробритвой.

— Ваша, не правда ли?

— Нет,— ответил Джон и обратился к Шапиро.— Я ведь уже объяснял вам, что еще не пользовался такой вещью.

— Верно,— подтвердил Шапиро.— Это вы мне, во всяком случае, говорили.

— Вы могли заметить, что я не умел с ней обращаться,— сказал Джон.

— Верно. Я это видел.

Потом они с Джоном отправились в маленькую кухню, где на столе стоял завтрак.

— Вы имели привычку здесь завтракать,—сказал Грэди.

Джон покачал головой.

Снова пошли в комнату, открыли большой шкаф, где висели платья.

— Эти вещи вы ей купили, не правда ли? — спросил Грэди.

Джон промолчал.

Грэди указал на купальный халат, висевший на крючке на задней стенке шкафа.

— Ваш, не правда ли?

— Нет,— ответил и на этот раз Джон, а Грэди только прищелкнул языком.

Видимо, они не смогли установить, что это мой халат, и поэтому оставили его здесь. Потому-то Грэди только прищелкнул языком, подумал Джон. Это заинтересовало его, но вряд ли имело большое значение.

Они вышли из квартиры и спустились вниз. Толстого мужчины с пылесосом в вестибюле уже не было.

Вероятно, толстяку приказали находиться там в определенное время, а потом он занялся своими обычными делами, подумал Джон.

Они поехали обратно в полицейский участок, где Джона Говарда зарегистрировали как подозреваемого в убийстве. У него взяли отпечатки пальцев, сообщили ему, что теперь он может позвонить по телефону, и показали телефонную кабину. Он полез было в свой пустой карман, но Шапиро протянул ему десятицентовую монету.

Джон вошел в кабину, опустил монету и стал набирать номер телефона единственного человека, с которым хотел сейчас говорить. Однако, не закончив набирать, он повесил трубку. Монета выскочила внизу автомата, он вынул ее и отдал Шапиро.

— Не отвечает,— сказал он.— Попробую позже.

Его привели обратно в камеру и заперли. Он посидел немного на нарах, закрыв глаза руками, чтобы собраться с мыслями. Потом лег и заснул. Ему снились тревожные сны, но когда он проснулся, то не мог ничего толком вспомнить, кроме череды каких-то лиц, подобной фотомонтажу.

Проснувшись от шума, он взглянул на часы. Было уже больше пяти. Значит, они долго его не тревожили— проспал почти семь часов. Еще не придя в себя, он вдруг почувствовал, что его здесь забыли. Он понимал, что это беспочвенный страх, но в первый момент захотелось броситься к запертой двери и стучать в нее. Порыв быстро угас. Он сел, закурил сигарету и обнаружил, что способен острее мыслить, чем прежде. К нему постепенно вернулась способность логически мыслить.

Все происшедшее не ошибка, теперь Он уверен в этом. Существовал человек, который это намеренно подстроил. Тщательно продумал свой план шаг за шагом, от начала до конца, включая зверское убийство молодой девушки. Жестокое преступление имело целью погубить Джона, и жертвой его уже оказалась стройная очаровательная девушка, которая, вероятно, верила, что к ней прикасаются руки ее возлюбленного.

Все было проведено по плану. Надо это как следует обдумать, сказал себе Джон.

Надо постараться вникнуть в этот план, проследить за ходом мыслей своего противника. И это должен сделать он сам. Полиция имела против него достаточно материала — теперь это было ясно. Против него были улики, начиная от самых незначительных и кончая крупными. Улики были ложные, но их было множество. А он в свое оправдание мог привести только голые слова. Он нуждался в большем.

Шапиро открыл дверь и спросил Джона, не голоден ли он. Джон сказал: «Да». Снова послали кого-то за завтраком и сигаретами — Шапиро распорядился по телефону. Еда была безвкусная, но с голоду он съел ее. Когда закончил, снова явился Шапиро и сообщил, что капитан хочет с ним поговорить.

Капитаном оказался Миллер. Он сидел один в маленьком кабинете за письменным столом и казался очень широким в плечах. Просматривал бумаги и раскладывал их в плоские коробки.

Миллер занимался этим довольно долго и после прихода Джона. Шапиро закрыл дверь, они остались вдвоем. Наконец, Миллер взглянул на Джона и сказал:

— Садитесь, мистер Говард.

После чего продолжал заниматься бумагами. На нем были очки, которые он снял, когда взглянул на Джона.

— Ну,— сказал он,— вы имели время обо всем подумать. Понять, как обстоят ваши дела.

— Это вы мне уже объяснили,— ответил Джон.

— Хорошо,— сказал Миллер и спросил: — Ребята с вами хорошо обращались? У вас нет жалоб?

— Нет, мне не на что пожаловаться,— ответил Джон.

— Они делают лишь то, что требует служба,— пояснил Миллер.— Вы здравомыслящий человек и должны это понимать.

— Ол райт,— сказал Джон.

— Как могло случиться, черт возьми, что вы, здравомыслящий человек, придерживаетесь столь дьявольски примитивной версии? — спокойно спросил Миллер своим обычным мягким тоном.

— Потому что у меня нет другой,— ответил Джон.

Миллер откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на Джона. Затем повторил, что это ему непонятно.

— Мы указали вам выход,— сказал он,— дали шанс. Правда, ничего не обещали, но все же шанс дали. Вы повздорили с девушкой, как это порой бывает, и задушили ее, сами того не желая. Разве с вами не могло этого случиться?

Джон только покачал головой.

— Откровенно говоря, я не верю в эту историю,— продолжал Миллер,— но другие могут поверить. Там ведь никого не было, кроме вас обоих. Как можно узнать, что произошло? Я знаю присяжных, которые проглатывали не такие еще истории.

— Нет,— упорствовал Джон.

— Вы, наверно, думаете, что я хочу подстроить вам ловушку? Считаете, что раз вы попали в такое положение, то лучше всего молчать, да? -

Миллер сделал паузу. Джон ничего не сказал.

— Ол райт, вы убеждены, что здесь ловушка. Я не отрицаю этого, но все же предлагаю вам выход. Указываю на него. А ваше поведение вообще не дает вам никаких шансов! Вы должны это понять. Судите сами: мы знаем, что вы содержали Нору Эванс, знаем, что вы собираетесь жениться на другой. Нам известно, что вы вчера, примерно во время убийства, заходили в ее квартиру. Понимаете, что мы все это знаем?

Впервые он своим мягким голосом подчеркивал каждое слово:

— Почему вы не хотите облегчить свое положение?

Миллер сидел пригнувшись, опираясь руками о стол.

Теперь он откинулся назад, и стул затрещал.

— Я никогда...— начал было Джон, но не закончил фразы.— Нет никакого смысла повторять все это, не правда ли?

— Да, нет смысла,— согласился Миллер.

— Если вы во всем так уверены,—сказал Джон,— так почему бы вам просто не закончить на этом?

Миллер молча посмотрел на него.

— Этого я и сам не знаю, черт побери,— сказал он затем, и стул снова затрещал.

Потом он нажал кнопку на столе, тотчас открылась дверь и появился Шапиро.

— Отведите его обратно,— приказал Миллер.— И дайте ему позвонить.

В понедельник двадцать пятого апреля Джон Говард, возраст — 32 года, должность — банковский служащий, проживающий на Восточной Тридцать Шестой улице в Ныо-Йорке, предстал перед уголовным судом как главный свидетель по делу об убийстве Норы Эванс, возраста немногим более двадцати лет, проживавшей на Восточной Одиннадцатой улице. Решение суда: освободить его до слушания дела под залог в 20 тысяч долларов.

Разбор дела был недолгий, поверхностный и привел Джона в недоумение.

— Как это получилось? — спросил он, позвонив по телефону своему адвокату.

Тот уже собирался отправиться на коктейль и ответил, что сам этого не понимает.

— Должен сказать вам, Джонни, что уголовные дела не моя специальность.

Ричард Стил, компаньон адвокатской конторы «Лофтон, Мэрфи и Вальштейн», прибавил, что он никогда в жизни не занимался уголовными, делами. И, насколько ему известно, ни один адвокат этой конторы до сих пор не выступал в уголовном суде.

— Но несмотря на это,— сказал Джон,— вы все же адвокат. Почему меня привлекли как свидетеля, как главного свидетеля? Сначала меня арестовали как преступника. .

— Как подозреваемого в убийстве,— поправил его Стил,— Это, конечно, почти то же самое. Я предполагаю, что прокурор изменил свое мнение или полиция побудила его к этому.

— Почему?

— Не знаю,— ответил Стил.— Но на вашем месте я не стал бы это выяснять. Главный свидетель может быть освобожден под залог, а подозреваемый в убийстве должен сидеть в тюрьме.

Ричард Стил закончил Гарвардский университет. Ему 33 года, ростом он был метр восемьдесят и весил около восьмидесяти кило. У него были коротко подстриженные светло-каштановые волосы без пробора, симпатичное лицо и приятные манеры. Одежду он покупал у «Братьев Брук». Из круга его знакомых еще никто не обвинялся в убийстве. Даже больше того — он просто не знал ни одного человека, подозреваемого в убийстве. Что чувствовалось по его тону. Джон нашел это довольно занятным, хотя был удивлен и немного озадачен.

— Я знаю, что это не твоя область, Ричард,—сказал он,—но ты единственный адвокат, о котором я в то время мог подумать.

— Ясно,— ответил Стил,—Очень хорошо, Джонни.

— Ты сможешь устроить мне дело с выкупом?

— Конечно,— ответил Стил.— На это потребуется около часа времени. А потом...

Он сделал паузу.

— Послушай, Джонни, тебе нужен специалист по уголовным делам, понимаешь? Не подумай, что я...

— Не так уж нужен, Ричард,— перебил его Джон, которого это немного забавляло.— Приведи только в порядок дело с залогом.

Время близилось к полудню. Под надзором Шапиро Джон был снова отправлен в участок, где ему надлежало ожидать. Когда они вышли из здания суда на залитую солнцем улицу, кругом засверкали вспышки фоторепортеров. В участке его на этот раз не заперли в камеру, и он ожидал в той комнате, где прошлой ночью бесконечно долго отвечал на вопросы. Он предположил, что дверь заперли, но не стал проверять. Ему снова принесли сигареты.

В два часа Шапиро, сопровождаемый Грэди, открыл дверь. Гдэди принес коричневый пакет, из которого высыпал на стол ключи, бумажник, блокнот и авторучку Джона,

— Вы должны нам за еду,— сказал он.— Вчера завтрак и обед сегодня на три доллара 75 центов.

Он взглянул на записку, которую держал в руке.

— Верно,—сказал он.— За вынос из закусочной начислена надбавка.

Джон вынул из бумажника четыре доллара. Грэди дал ему 25 центов сдачи и, когда Джон стал убирать бумажник в карман, сказал:

— Посчитайте сначала, все ли в порядке.

Джон пересчитал деньги. Этот подсчет не имел смысла, так как Джон не знал точно, сколько у него было денег. Но он не стал ничего объяснять и сказал:

— Все в порядке.

— Распишитесь здесь,— предложил Грэди, и Джон повиновался.

— Ну, теперь мы расстанемся с вами,— сказал Шапиро.

— Ох, мы увидим его снова, Нат,— сказал Грэди,— Итак, до свидания, мистер Говард.

Сержант Шапиро сказал печальным тоном, что это его не удивит.

Апрельский день был солнечным и теплым. Джон в первый момент прищурился от яркого света. Он доехал до своего дома на такси и поднялся на лифте. Дневной лифтер приветствовал его невыразительным голосом:

— Добрый день, мистер Говард.

И посмотрел на него недоверчиво вытаращенными глазами. Джон вставил ключ в свою дверь — никто не остановил его,— вошел в маленькую квартиру и заперся. Почта была подсунута под дверь. Джон собрал ее, положил на стол, но просматривать не стал. В спальне он методически вынул все из одежды, которая была на нем, и разложил на комоде. В кармане пиджака нашел два использованных театральных билета. Он разорвал их и выбросил в мусорную корзину.

Затем он пошел в ванную, принял душ и побрился. Было приятно чувствовать, как острая бритва гладко проходила по лицу. У него появилось ощущение, что он вернулся к прежней жизни. После бритья переоделся — надел вещи, не имевшие запаха морга, не пропитавшиеся дымным воздухом полицейского участка. Когда он оделся, захотелось спокойно обдумать свое положение и наметить план действий на день.

Однако мысли теснились в голове. Он вытер лицо, провел пальцами по щекам и снова посмотрелся в зеркало. Человек, который все это проделал, должен выглядеть как я, подумал он. И первый раз в жизни Джон попытался уяснить себе, как, собственно, выглядит. До сих пор он не придавал этому значения, хотя, сколько помнил себя, очень заботился о своей внешности. В отношении одежды он должен был строго соблюдать приличия решительно во всем, вплоть до мелочей. В некоторых вещах, конечно, была свобода выбора, например в отношении галстука. Однако для банковских служащих в Сити и здесь существовали довольно тесные рамки — было принято носить белые рубашки с галстуками не кричащих цветов. Правда, у него не было склонности к кричащим цветам.

Его привычка носить белые шорты тоже не была его характерной особенностью. Теперь он пытался найти свои существенные отличительные черты, на которых должно было основываться сходство с ним. Рассуждая логично, они должны были существовать. Джон долгое время пытался их найти, но это не удавалось, ибо лицо, которое он видел в зеркале было его собственное, и он не мог его рассматривать как отвлеченное «лицо». Это был он сам, это было только отражение его «я».

Лицо его было розовым, но не красным, в меру открытым. Он выглядел как человек, не перенесший ранее тяжелой болезни, не имевший сильных нервных переживаний и хорошо питавшийся. По лицу Джона было видно, что он отнюдь не злоупотреблял спиртными напитками. Он с огорчением подумал, что история, в которую влип, впоследствии может отразиться на его внешности.

— Я дьявольски мало отличаюсь от своих знакомых,— сказал Джон своему отражению в зеркале. Он немного удивился этому обстоятельству, так как никогда раньше об этом не думал.— В своей обычной одежде я выгляжу как банковский служащий или как молодой юрист. Как Ричард Стил...— Он начал раздумывать о Ричарде Стиле. Тот был ростом с него, имел такую же фигуру. Его волосы были немного темнее, а подбородок, пожалуй, более округлый. Или же нет? Джон почесал подбородок. Стил был похож на него, наверное, на год старше, так как поступил в университет годом раньше Джона. Ах, да, у Ричарда, вроде как, не было пробора.

Он стал думать о других: об Альфреде Куртисе, о Генри Робертсе, сидевшем в банке рядом с ним. Подумал о Форесте Каррингтоне, хотя тот работал в области ста-

ли. Затем подумал о Русе Нортоне, хотя тот закончил Принстон, и даже о Пите Вудсоне.

Да, Джон понял, что он человек того же типа, что и его знакомые. Насмотревшись на себя в зеркало, он убедился, что имеет заурядное, часто встречающееся лицо. Потом перешел к другим проблемам, о которых тоже стоило подумать. Как отнесутся к нему в банке? Что подумает его отец, живший в отставке во Флориде, когда эта поразительная новость дойдет до него? Стоит ли ему поддерживать связь со своими знакомыми и пытаться убедить их в своей невиновности? В конце недели он был приглашен кое-куда. Следует ли ему позвонить и извиниться, что из-за убийства он не может прийти? А потом Барбара! Но о Барбаре теперь ему нечего и думать.

Он оделся, вошел в комнату и открыл окно, чтобы впустить свежего воздуха. Значит, кто-то был очень похож на него — это основной вопрос. Этого человека, когда он стоял в вестибюле, освещенный сзади, приняли за Джона Говарда. Сначала стоит предположить, что тот толстый пожилой мужчина с пылесосом лишь простодушно настаивает на своем заблуждении. Лучше всего исходить из того, что этот дьявольский план придумал один-единственный человек.

И вдруг, когда Джон стоял в своей так хорошо знакомой квартире, его снова охватил страх. А что если у него просто провалы в памяти, что если та квартира была ему такой же знакомой, как его собственная? Может быть, он просто не в силах вспомнить? При этой мысли в мозгу его. закружилось что-то темное. Страх прошел, но некоторое время он чувствовал какую-то духовную пустоту. А потом снова стал Джоном Говардом, жившим своей, единственной жизнью. Осязаемые приметы этой жизни находились вокруг.

Он сел за письменный стол и ударил по нему кулаком. Человек, столь похожий па него, научился писать его почерком. Джон полез в ящик, где хранил не так давно оплаченные чеки. Стал искать и вскоре нашел связку чеков, лежащую наверху. Туда он их не клал.

Итак, подумал он, это было сделано самым обычным образом. И сделано довольно хорошо: стол не оставлен в беспорядке. Все же, пока этот человек изучал чеки, он забыл, в каком точно месте они лежали.

Джон вынул из пачки много чеков и стал исследовать собственную подпись так же, как перед этим свое лицо. Разглядывая, он почувствовал, что ему трудно оставаться спокойным и объективным. Он видел только написанную от руки фамилию, свою фамилию. Подпись была скромная и разборчивая. У меня вроде как нет особого личного росчерка, подумал он. На различных чеках была заметна небольшая разница в подписях, и Джон подумал, что графологу трудно будет установить подделку подписи на фальшивом чеке. Наверняка окажется, что у экспертов разные мнения, это часто бывает.

Зазвонил телефон. Газетный репортер просил осветить случившуюся историю. Он хотел бы получить личное интервью. В отношении интервью Джон категорически отказался. Чуть подумав, ответил на первый вопрос:

— Нору Эванс при жизни я не видел и ничего ко знаю о ее смерти.

— А дальше? — спросил репортер.

— Точка,— сказал Джон.— Конец.

За этим последовало много подобных звонков. Джон всем говорил одно и то же. Дама из «Журнала Америки» была особенно настойчива. Она считала, что Джон должен изложить свою точку зрения. В противном случае пусть не обижается на ее статью.

— Я могу потом подать на вас в суд,— ответил Джон и повесил трубку.

Он не знал, правильно ли себя вел, у него не хватало опыта. Однако телефонные звонки мешали сосредоточиться, и после пятого он положил трубку на стол.

Потом стал беспрерывно ходить взад и вперед по комнате. Он чувствовал, что ему нужно обязательно что-то тотчас предпринять, но не мог решить, за что сначала взяться. Само собой разумеется, нужно подыскать другого адвоката. Может быть, Ричард Стил подскажет, кого... Он покачал головой. Нет, ему нужен адвокат совсем другого типа, которого Стил, наверное, не сможет порекомендовать. Завтра нужно все сделать.

Но адвокат возьмет на себя только судебную часть дела, подумал Джон, он будет выполнять все, что надо, и не поверит мне. Выслушает и сочувственно кивнет — ибо я плачу ему гонорар — вместо того, чтобы покачать головой, как делали Миллер и другие. А думать он будет так же, как они. Вероятно, скажет то же, что и они: «Вы говорите неправду, мистер Говард. Бесполезно утверждать, будто вы не знали девушку. Почему бы вам...» — и так далее.

И теперь, когда Джон впервые обрел спокойствие и смог не спеша, шаг за шагом, все обдумать, ему стало ясно, что ни один человек не поверит ему. В этом и заключалась опасность. Никто в мире не поверит, что он не знал Нору Эванс и не снимал для нее квартиру. Некоторые будут сомневаться лишь в том, что он преднамеренно ее убил. Кое-кто может поверить, что после обеда он пошел к себе домой, несмотря на показания Педерсена. В конце концов, он стоял против света и лицо его было плохо освещено. Иные даже могут поверить, что убийцей был не он, а кто-то другой. Но простой ошеломляющей истине никто не поверит, так как она кажется абсурдом. .

Он сидел за письменным столом, уставившись на стену, и размышлял с погасшей сигаретой в руке. Значит, следует предположить, подумал он, что кто-то питает ко мне такую злобу, что убил девушку только для того, чтобы это привело к моему аресту и, в конце концов, к моей смерти. Но этому тоже никто не поверит, так как нет причин кому-то меня так сильно и коварно ненавидеть. Я сам не верю — это просто невероятно, думал Джон.

Он резко поднялся со стула, словно от физического толчка. С усилием принудил себя вернуться к логике вещей. Таким путем освободился от темного страха, но реальная опасность существовала, и он видел, чем это грозит. Хватит рисовать себе картины ужасов. Положение его и без того достаточно серьезно. Он не знал этой девушки и не был в ее квартире на Одиннадцатой улице. А что квартира показалась ему в какой-то мере знакомой, когда его привели туда,— это лишь потому, что бывал в подобных квартирах. Но, определенно, он еще не убил ни одного человека. Это, конечно, не относится к Корее, где он был артиллерийским офицером, но война — это совсем другое дело.

Нужно теперь же, немедленно, что-то предпринять. Неизбежно предстоит заняться многими не особенно приятными делами. Для начала — встретиться с людьми в банке. .

Ему не пришло в голову, что можно этого избежать. Банк, как и многое другое,— часть его жизни. Он хотел пойти туда и постараться разъяснить свое положение. Джон взглянул на часы — было половина четвертого. Он решил сейчас же пойти в банк и объяснить там, что не убивал девушку по имени Нора Эванс, что это прямо-таки нелепость.

Джон подошел к шкафу в передней, чтобы достать шляпу. Молодой банковский служащий на ответственной должности не должен ходить в банк без шляпы.

Он взял шляпу с верхней полки и хотел было закрыть шкаф, как вдруг заметил на вешалке спортивный пиджак, которого раньше не видел. Это был не его пиджак, и он совсем не соответствовал его вкусу. Пиджак, висевший у боковой стенки шкафа, отнюдь не был спрятан, но и не очень заметен.

Удивившись, Джон снял его с вешалки и стал разглядывать. Пиджак был сшит из коричнево-зеленого твида—1 совсем не яркий, но расцветка его бросалась в глаза. Джон машинально стал искать фамилию портного, но этикетки не было. Повертев пиджак в руках, он, наконец, надел его. Пиджак был ему впору и сидел не хуже .многих готовых пиджаков. В правом кармане лежал маленький предмет, и Джон сразу догадался, что это ключ. Не было никакого сомнения, к чьей двери он должен подойти. Джон снял пиджак и стал снова его рассматривать.

Определенно, он был предназначен для опознания. Где-то имелись люди, которые могли его узнать. Для этого его и повесили сюда. Но каким образом пиджак попал в его шкаф?

Все же это факт. Человек, выдававший себя за Джона Говарда, заходил в его квартиру. Таким образом были взяты его рубашки и шорты. Незаметно, чтобы кто-либо возился с замком входной двери, да к тому же она снаружи плохо освещена. Значит, или кто-то впускал сюда этого человека, или он имел свой ключ. Кто мог его впустить или каким образом он заимел ключ, предстоит установить.

Этот двойник Джона Говарда оставил здесь пиджак, чтобы его нашла полиция. А они, определенно, обыскали его квартиру и вряд ли его проглядели. Разве только нарочно оставили его здесь с ключом в кармане для особых целей? Возможно, рассчитывали, что он попытается отделаться от пиджака и ключа?

Этого Джон не знал. Он повесил пиджак в шкаф и собрался выйти из квартиры, но затем вернулся и взял ключ. По дороге к центру города, где находился банк, он прицепил его к своей связке ключей. Может быть, именно этого от него и ожидали? Может быть, он сыграл на руку своему недругу? Но как знать? А при известных обстоятельствах ключ еще мог пригодиться.

Глава 4

Главный вход в банк закрыт и загорожен толстой железной решеткой. Джон прошел мимо, к другой двери. Сторож в униформе увидел его через стекло, открыл ему дверь и сказал фальшивым деловым тоном:

— Добрый день, сэр.

— Добрый день, Барней,— ответил Джон и прошел в банк, чувствуя, что сторож обернулся и смотрит ему вслед.

Джону казалось, что его шаги звучали немного резко, когда он проходил через длинную комнату с низкими счетными столами кассиров, огороженными красивыми решетками. Некоторые кассиры посмотрели на него, но быстро опустили глаза, занявшись своей работой.

Через арку с дверями он вошел в помещение общей конторы и прошел между рядами тесно поставленных письменных столов. Затем, через другую арку с дверями, он вошел во вторую комнату конторы, где столы размещались более свободно и были места возле столов, чтобы могли присесть клиенты. За одним из этих письменных столов возле окна раньше сидел Джон Говард. Здесь все еще стояла табличка с его именем.

В этой комнате для избранных' лишь за немногими столами сидели служащие, и они подняли взоры не так, как кассиры, поспешившие опустить глаза. Эти приветствовали его кивками и подчеркнуто ни к чему не обязывающими улыбками. Затем из-за своего стола поднялся Генри Робертс, всегда сидевший близко от Говарда, и протянул ему руку. На его хорошо знакомом лице была улыбка, в глазах читалось участие.

Он молча крепко пожал Джону руку. Тот ожидал слов приветствия.

— Должен прямо тебе сказать, что мы...— проговорил Робертс и еще крепче пожал Джону руку.— Я полагаю...

Он отпустил руку Джона.

— К чертям, что можно еще сказать!

— Не знаю, Хэнк,— ответил Джон и посмотрел в глаза Робертсу.

В последнее время он многим людям смотрел в глаза: полицейским, судье, лифтеру. Оказывается, в глазах сограждан можно прочитать гораздо больше, чем он раньше думал. У людей, которые не верят, был малоподвижный и осторожный взор. Такое выражение глаз было сейчас у Генри Робертса. Ну, хорошо, я все-таки попытаюсь, подумал Джон.

— Я никогда даже не видел этой девушки,— сказал он.

— Само собой разумеется,— ответил Робертс, больше не принуждая себя глядеть в глаза Джона.— Все это — какое-то дьявольски идиотское недоразумение. Ну...

Он замолчал, ситуация явно была ему не по плечу.

Не знает, как ему теперь вывернуться, решил Джон.

— Мистер Филипс еще у себя? — спросил он и заметил, как в глазах Робертса появилось облегчение.

— Я полагаю, да,— ответил Робертс и с явным облегчением добавил: — Наверное, у себя. Хочешь, я сейчас...

— Нет,— сказал Джон,— я просто зайду к нему.

— Это лучше всего,— согласился Робертс.— Итак, всего хорошего!

Он схватил Джона за руку, но тотчас отпустил.

— Хочу только заверить тебя...— начал он и умолк.

— Конечно,— ответил Джон.— Я ценю это, Хэнк.

Он пошел дальше между столами. Головы, поднявшиеся во время его разговора с Робертсом, снова склонились над работой. Джон вышел в коридор и прошел к двери в конце его. На ней была табличка:

Джон вошел. Мириам Леси посмотрела на него, и ее голубые глаза расширились. Удивительно, как много можно прочесть в глазах.

— О, мистер Говард! — сказала она.— Я...

— Хорошо, Мириам. Он там?

Кивком он показал на кабинет Филипса.

— О,— снова сказала она.— К сожалению, сейчас кто-то зашел к нему.

Было легко понять ее смущение.

— Это кто-то из...

Дверь кабинета открылась, и вышел мужчина, которого Джон уже знал.

— Хелло, мистер Говард,— любезно сказал сержант Грэди.— Мы все время с вами встречаемся, не правда ли?

Джон кивнул.

— Таковы дела,—сказал Грэди.— Всего хорошего, мисс Леси.

Он ушел, оставив дверь кабинета открытой.

— Заходите, Говард,— услышал Джон голос Мартина Филипса.

Джон вошел.

Мартину Филипсу шел 61-й год. У него были густые каштановые волосы, приглаженные щеткой. Высокий и широкоплечий, он сидел за письменным столом в темнокоричневом костюме. Держа в руке очки, смотрел, как Джон подходил к нему по десятиметровому ковру, Свет из окна падал на лицо Джона.

— Садитесь, Говард,— предложил Филипс и подождал, пока Джон сел.— Это прискорбный случай.

У Филипса были карие глаза, не особенно теплые, по крайней мере в рабочее время. Теперь они тоже были невыразительны.

— Да,— ответил Джон,— весьма прискорбный, сэр.

— Как я слышал, вы утверждаете, что вообще не знали эту... эту девушку? — сказал Филипс.

— Нору Эванс,—уточнил Джон.— Да, я утверждаю это, мистер Филипс.

— Гм. И мне сообщили, будто бы вы снимали для нее квартиру и оплатили это чеком на «Риверсайд».

— И что я оставил в ее квартире свои верхние рубашки. И что портье меня узнал. Видимо, Грэди ввел вас в курс дел.

— По мнению полицейского,— сказал Филипс,— вы делаете большую ошибку. Все время лжете, сбиваете с толку людей. И теперь вы пришли ко мне, вероятно, за тем, чтобы выяснить свое положение в банке? — Не дожидаясь ответа, Филипс продолжал:

— Этот полицейский среди других вопросов поставил передо мной и этот. Я объяснил ему, что вы у нас на хорошем счету и мы не можем поверить, что вы впутались в такое дело.

— Благодарю вас, сэр.

Джон посмотрел в холодные карие глаза Филипса, и тот не уклонился от его взора. В глазах его не было смущения, как у Генри Робертса.

— Во всяком случае я вряд ли этому поверю,—сказал Филипс.— Но не можете ли вы объяснить мне ситуацию, ГоварД?

— Меня кто-то поймал в ловушку,— ответил Джон.— Дело было тщательно подготовлено.

Взор Мартина Филипса не изменился. Он медленно кивнул. Это означало, что он принял все к сведению, но не согласился безоговорочно.

— Каким образом?

— Этого я не знаю,— ответил Джон и, помедлив, добавил:— Я понимаю, все выглядит не очень правдоподобно.

— Да, в этом трудно убедить. Мы попали в затруднительное положение, Говард.

— Мое положение значительно тяжелее,— заметил Джон.ц

— Да. Но во всяком случае вы еще служащий нашего банка. Это я объяснил полицейскому работнику.

Джон ожидал большего.

— Конечно, уволенный в отпуск. Само собой разумеется, с сохранением полного содержания.

— Другими словами, вы высказали точку зрения дирекции банка.

Филипс немного поднял густые брови.

— Если вы желаете так выразиться, да.

— Извините,— сказал Джон,— вы, конечно, сохраняете за собой право решать.

— Не думайте, что у меня нет к вам сочувствия,— возразил Филипс.— При других обстоятельствах...

Не закончив предыдущей фразы, он продолжал:

— Все же вы занимаетесь делами Тэйлора и актами Тешинхем-треста, не правда ли?

Джон кивнул, и Филипс сказал:

— Познакомьте Робертса с состоянием этих дел.

— Хорошо.

Джон встал. Итак, не произошло ничего удивительного. В сущности, ничего не произошло.

— Вам будет нужен адвокат,— сказал Филипс.— Или он уже есть у вас?

— Некий Стил. Ричард Стил. Вообще-то он не очень подходит,

— Было бы желательно,— сказал Мартин Филипс,— не втягивать наш банк в это дело. Надеюсь, вы такого же мнения?

— Конечно,— ответил Джон.— Понятно, сэр. Я... Еще что?

Несколько секунд Филипс изучал его своими непроницаемыми глазами.

— Еще одно, Джон,— проговорил он более теплым топом.— В отношении Барбары. К сожалению, ее имя будет упомянуто — этого не удастся избежать. Я понял это из слов сержанта Грэди. Но могу ли я положиться на вас, что вы не станете впутывать ее в это дело больше, чем необходимо?

Филипс поднялся из-за стола.

— Да, вполне,— ответил Джон.— Я буду держаться в стороне от нее. Неужели вы думаете, что я стану ее во что-либо впутывать?

— Не знаю, право, что и думать. Надо всем этим нужно поразмыслить.

— Да, это так, мистер Филипс,— сказал Джон.

Затем повернулся и вышел.

Полчаса потратил он, чтобы ввести Робертса в курс дел. Сидя возле Хэнка, Джон чувствовал устремленные на него взгляды. Как много на свете недоверчивых глаз. Он чувствовал себя окруженным этими недоверчивыми, очень холодными глазами.

Осторожными размеренными шагами он прошел между рядами столов и через большие залы банка. Только несколько кассиров остались в своих клетках, они подсчитывали наличность к концу дня.

Сторож Барней открыл ему служебный выход и сказал:

— Всего доброго; мистер Говард.

«Кадиллак» Филипса стоял на улице всего лишь в нескольких шагах от Джона. За рулем сидел шофер Клей в униформе. Барбара сидела позади, в дальнем углу. Джон повернулся и пошел, словно не видел ее. Он был обязан так сделать. И ему не хотелось видеть то, что можно было прочитать в глазах Барбары Филипс.

На углу он свернул на Вильям-стрит и влился в поток пешеходов. В киоске у метро купил газету, сошел вниз по лестнице к поездам, но вдруг изменил намерение и снова поднялся на улицу. Вскоре подошло свободное такси. Он сел в него и стал читать газету.

На первой странице была помещена большая фотография, а под ней два маленьких снимка. На одном из них —он сам, на другом, для контраста,— дом на Одиннадцатой улице. Джона сняли, когда он выходил из здания суда, и лицо его показалось ему еще более заурядным, чем обычно. Большая фотография оказалась репродукцией рисунка. Это был портрет Норы Эванс. Под ним подпись:

КТО ЗНАЛ ЭТУ УБИТУЮ ДЕВУШКУ?

А ниже:

НОРА ЭВАНС, ЖЕРТВА ТАИНСТВЕННОГО УБИЙСТВА В ВИЛЛЕДЖЕ.

Джои стал читать сообщение, и от тряски буквы прыгали у него перед глазами.

«Полиция продолжает расследование убийства Норы Эванс, которую в субботу нашли задушенной и почти раздетой з своей квартире в предместье Гринвич Вилледж. О прошлом девушки до сих пор ничего не удалось узнать. По данным полиции, следует предположить, что имя, под которым она была известна,— не настоящее ее имя. Видимо, это псевдоним, с помощью которого она скрывала свое прошлое».

«Джон Говард, проживающий на Восточной Тридцать Шестой улице, руководящий работник «Коттон Эксчейндж Банк», был допрошен как главный свидетель в уголовном суде Рихтером Сильвером. Он был освобожден из заключения под залог в 20 тысяч долларов. Мистер Говард, закончивший Гарвардский университет и работающий в банке помощником вице-президента Мартина Филипса, по мнению полиции, находился в тесной связи с убитой».

«При допросе мистер Говард категорически отрицал, что был знаком с мисс Эванс и посещал ее квартиру на Одиннадцатой улице. Полиция установила, что плата за наем этой квартиры производилась неким мужчиной, о личности которого она пока не хочет сообщить».

Заключавшийся в этом намек Джону был ясен, но пока он оставался только намеком. Полиция не сочла нужным сообщить, что этим мужчиной был Джои Говард.

Он стал читать дальше. Автор заметки скова вернулся к «тайне Норы Эванс».

Если верить тому, что полиция сообщила прессе, а сообщила она, вероятно, не все — Нора Эванс появилась в Нью-Йорке в октябре, прибыла неизвестно откуда и тогда в первый раз осматривала квартиру. При втором посещении квартиры, когда был заключен договор о кайме, ее сопровождал некий мужчина. Неделю спустя она въехала туда. Мебель, вся новая, была доставлена из крупного и дорогого специализированного магазина. Полицейское расследование установило, что обстановка была куплена за несколько дней до въезда за наличные деньги. Продавец — обрадованный неожиданной премией в связи с крупной покупкой — хорошо помнил очаровательную рыжеволосую девушку. Он также хорошо запомнил стоимость покупки. Дама не дала другого адреса, кроме Одиннадцатой улицы.

В том доме каждая квартира имела свой почтовый ящик, поэтому неизвестно, получала ли девушка почту со времени въезда. Различные вещи она приобретала в специализированных магазинах. Продукты покупала в небольших количествах в ближайшем магазине, в другом покупала вино, тоже не так много. Оплата электричества и газа входила в плату по найму, телефон оплачивала она сама. Не найдено данных, что она имела свой счет в банке.

Полиция не нашла в квартире Норы Эванс ни одной ее фотографии, и до сих пор никто не признался, что был с ней знаком. Здесь снова, видимо, был намек на Джона Говарда.

«Где-то,— писал репортер,— выросла эта очаровательная девушка с рыжими волосами, где-то ходила в школу, имела подруг и, вероятно, назначала свидания молодым людям. Где жила она до октября прошлого года, и одна ли? Или вместе с другой девушкой? А может быть, со своим мужем? На эти вопросы полиция не может ответить».

По мнению врачей, ей было немногим больше двадцати лет. Цвет ее волос — естественный. По определению судебного врача, она была «хорошо упитанной». Ногти покрыты лаком, ее платья были в основном хорошего качества, среди них попадались дорогие вещи.

«Работала ли она в какой-либо конторе или, быть может, модельершей? Карточки социального страхования полиции не удалось найти. Машины мисс Эванс не имела, во всяком случае, на ее имя машина не была зарегистрирована. Водительских прав тоже не было. Ни в одном учреждении она в списках не числилась. Если она и получала письма, то по прочтении уничтожала. Единственный ключ, найденный у нее, был от ее квартиры, где она жила и умерла».

«Молодая девушка, известная под именем Норы Эванс, по невыясненной пока причине решила порвать со своей прежней жизнью. Она начала новую, видимо, скромную жизнь,— мы почти в этом уверены,— поселилась в прошлом октябре в восхитительной квартирке в лучшем районе города, в Гринвич Вилледже».

На этом репортер закончил свои рассуждения и прозаически заключил:

«Портретный набросок, помещенный в нашей газете, сделан работающим в полиции художником после смерти девушки. Полиция надеется, что мисс Эванс будет опознана кем-нибудь, знавшим ее ранее».

— Мы прибыли,— объявил шофер.

Джон расплатился и вышел из машины с газетой в руке.

— Темное дело,— сказал шофер.— Такая очаровательная девушка. Из-за чего ее могли убить?

— Не знаю,— ответил Джон и вошел в дом.

Я и в самом деле не знаю этого, подумал он, поднимаясь в лифте.

Квартира показалась ему более пустой, чем обычно, и он удивился этому. Он положил шляпу в шкаф на верхнюю полку и снова взглянул на бросающийся в глаза спортивный пиджак.

Медленно закрыв шкаф, направился к холодильнику и приготовил себе коктейль. Страшная усталость охватила его.

Дело нисколько не прояснилось, подумал он, пригубив бокал, оно стало только еще темнее. Теперь стали неясными уже два вопроса. Самый первый: кто убийца? И неожиданно возник другой: кто, в сущности, был убит?

— Человек никогда быстро не достигает цели,— проговорил он вслух деловым тоном, чтобы услышать звук своего голоса.

Пожалуй, одному с этим не справиться. Джон начал думать о Барбаре, но заставил себя выбросить ее из головы, чтобы не тратить время на бесполезные грезы.

Глава 5

— Не беспокойтесь, Клей,— сказала Барбара и, выбравшись из своего угла, открыла отцу дверцу машины.

— Добрый вечер, Барбара,—сказал Мартин Филипс.

Девушка быстро подняла стекло, отделявшее их места от шофера. Отец не удивился этому и тихо вздохнул.

Барбара услышала вздох. Ласково, по-дружески, похлопала его по руке. Когда машина тронулась, она откинулась на спинку и посмотрела на отца своими карими широко посаженными глазами.

У нее было небольшое продолговатое лицо и короткие, гладко причесанные волосы. Какое очаровательное дитя, подумал отец и сказал, чуть улыбнувшись:

— Ну, Барбара?

— Джон был там,— сказала она и кивнула в сторону банка.— Я видела, как он вышел оттуда. Он приложил все усилия, чтобы не заметить меня.

Она сделала паузу. Мартин Филипс кивнул.

— Это тебе не поможет, мой дорогой,— заметила она.— Нисколько не, поможет.

Оба помолчали. Отец дружески улыбнулся, но она заметила, что ему не хочется, продолжать разговор. Мой папа все же умный парень, подумала она.

— Потому что я не намеренна этого терпеть,— продолжала Барбара.— Ты обработал Джона, взывал к его порядочности. Ах, я знаю вас обоих! Это очень старомодно.

— Что старомодно? — возразил Мартин Филипс,— Что я хотел оградить тебя? Удалить от линии огня?

— Все же ты должен был лучше знать меня,— сказала Барбара.— От него я этого совсем не ожидала. Мужчины имеют смешные представления о своих женах, особенно сначала. А женщины должны предоставлять им свободу действий.

— Спасибо за поучение, Барбара,— улыбаясь, сказал он.

Когда Мартин действительно улыбался, лицо его сильно изменялось, и сейчас его вовсе не маленькие губы растянулись в улыбке. Барбара очень похожа на свою мать, только более темпераментна, думал Мартин Филипс.

— Разве ты уже жена Говарда? — спросил он.

— Да. Считай, что так. В большей степени, чем он думает.

— Впрочем, ты, собственно, еще ребенок. В сентябре тебе будет только 23 года. Однако твой муж находится в тяжелом положении. Ты знаешь, как плохи его дела?

— Я читала в газетах,— ответила девушка.

— На самом деле, еще хуже,— сказал он.— Значительно хуже. Ко мне уже приходила полиция. Послушай...

Он коротко, не возбуждаясь, рассказал дочери, насколько критической была ситуация для Джона Говарда: Глядя в ее темные глаза, он чувствовал, как быстро она схватывала мелочи. Неужели в. ее глазах не появится сомнения? Нет, он не заметил его.

— И при таком положении что ты сделал? —спросила она.— Объяснил ему, что банк оставляет за собой право на решение? И ты тоже? И поэтому ты надеешься, что он не втянет меня в сомнительную ситуацию?

В ее тоне не было упрека.

— Да,—ответил он,—примерно в таком смысле я разговаривал с Говардом.

— Значит, воспользовался своим авторитетом шефа, положил в основу репутацию банка и использовал свое превосходство как отца.

— Да,— подтвердил он,— все это важно для меня, дорогая.

— И на бедного мальчика, само собой разумеется, это повлияло! Ты заранее знал, что он так легко поддастся и с этим посчитается.

— Да,— согласился Мартин Филипс.

— И ты хорошо знал его, знал его характер, но несмотря на это поверил — хотя бы только наполовину,— что он убил девушку, с которой...

Она помедлила, подыскивая слова, которые отец не посчитал бы неподходящими в ее устах.

— ...с которой он интимно проводил время?

Она уважает консервативные взгляды старшего поколения, подумал Филипс. Между моей и ее молодостью прошло так много лет. Она действительно очень милая девушка.

— Дорогое дитя,— сказал он,— на свете есть много вещей, о которых ты не знаешь. Отвратительных, жестоких вещей.

— Ты так думаешь?

— Во всяком случае я предпочел бы, чтобы ты об этом не знала,—сказал Филипс.— А что касается Джона, то я всегда высоко ценил склад его характера. И не менее — его интеллигентность. Но...

— ...Но ты настроил себя по косвенным уликам,—заключила девушка.— Что же делать! И поверив из-за всех этих улик, что он может быть убийцей, ты говорил ему о чести.

Она испытующе посмотрела на отца.

— Надеюсь, ты не употребил этого слова, так ведь?

Это устаревшее понятие, подумал директор банка Филипс.

— Нет,— ответил он,— от этого я его избавил, Барбара.

Он нежно похлопал ее по коленке.

— Это ужасная история. Я... я очень люблю тебя, моя малышка, я...

Она положила свою изящную руку на его большую.

— Я это знаю. Я не упрекаю тебя.

Она откинулась в угол на спинку сиденья.

— Я попытаюсь связаться с ним по телефону, буду настойчиво звонить.

Она помолчала немного.

— Ты слышишь, меня, отец?

— Да,— отозвался он.

— Неужели ты не можешь понять, что это для него значит?—спросила она, и впервые ее голос прозвучал неуверенно.

До сих пор она не теряла самообладания и говорила тихим спокойным тоном.

— Неужели ты не можешь...

Она закрыла глаза руками и затряслась всем телом.

— Разве ты считаешь свою дочь бесчувственной куклой? — проговорила она прерывающимся голосом и отняла руки от лица.— Взгляни на меня! Ты... ты ведь любил мою мать. Неужели ты не понимаешь, что я любовница Джона? Неужели ты не можешь войти в мое положение?

— Я могу это понять, Барбара. Но мне кажется, что ты еще так молода.

Он немного помолчал.

— Порой можно влюбиться в двуличного человека и не знать, каков он на самом деле.

Мартин замолчал. Молодые люди легко охладевают друг к другу. Надо надеяться, она не так уж привязана к нему, думал он.

— Джон может подумать, что я такая же, как и все другие,— сказала Барбара.— Что мне наплевать на все на свете.

На это Мартин Филипс ничего не ответил. Он не знал, что ей сказать.

Тем временем они добрались до Парк-авеню. Клей повернул направо и нашел свободное место для машины. Однако не вышел и не открыл дверцу. Он полагал, что они еще заняты разговором, имеющим прямое отношение к мистеру Говарду, который, по всей видимости, убил чертовски хорошенькую девицу. Это тяжело для мисс Барбары.

— Я буду настойчиво стараться связаться с ним,— сказала Барбара.— Я хочу позаботиться о нем, оказать ему помощь. Он еще сможет попытаться...

Она не закончила фразы.

— Да,— сказал отец,— я от тебя ничего другого не ожидал, Барбара, и я не могу тебе препятствовать.

Она протянула ему руки.

— В сущности, ты почти во всем очень хороший отец..

— Сравнительно,— заметил Филипс.

Он вышел и протянул дочери руку. Но она совсем не нуждалась в помощи и с легкостью выскочила из машины. Каким неповоротливым делаешься с годами, Подумал отец. Годы давят нас своими заботами.

Расплатившись с шофером, Джон Говард пошел по Сорок Четвертой улице в Гарвард-клуб. Он вышел из такси намного дальше от входа, чем обычно. Ему чудились повсюду враждебные взгляды. Но на самом деле по пути в бар он встретил только Пита Вудсона, как обычно подыскивавшего партнеров для бриджа. У Пита было холеное с правильными чертами лицо того же типа, что и у Джона. Увидев последнего, Вудсон просиял и с протянутой рукой подошел к нему.

— Джонни, дружище, как я рад, что встретил тебя!

— Хэлло, Пит,— ответил Джон и пожал протянутую руку.

Сначала ему показалось, что новость еще не дошла до Вудсона, но, вглядевшись в его выпуклые глаза, он заметил по их блеску, что Пит удивлен и насторожен. Значит, за столом, где играют в бридж, уже все известно. Этого Джон, конечно, ожидал.

— Как ты смотришь, если мы...— начал было Пит.

Теперь в глазах его видна была только любезность игрока, подыскивающего себе партнеров.

— Очень жаль, Пит,— перебил его Джон,— но у меня свидание.

Он сказал это почти механически и тотчас подумал, что, вероятно, в субботу после обеда им были сказаны Питу те же слова. И все же для тех, кто действительно любил играть в бридж, в клубе не было лучшего партнера, чем Пит Вудсон. Да и не только в клубе, насколько мог судить Джон.

— В другой раз,— пообещал Джон.

— Ясно, в любое время,— ответил Вудсон.

Джон направился в бар. Чувство напряженности не покидало его. В конце бара сидел Альфред Куртис, с которым Джон договорился встретиться. Когда Джон позвонил ему, тот, поразмыслив немного, предложил встретиться где-нибудь в другом месте, но Джон настоял на клубе. Почему — он обещал объяснить потом.

Сидя в одиночестве в своей квартире, Джон пришел к убеждению, что целесообразнее всего начать расследование именно в клубе, где началась вся эта история. Полиция в этом пункте была на правильном пути. Тот, кто подстроил все это Джону, должен был иметь уверенность, что Говард не сможет представить твердого алиби на время от трех до четырех часов дня в субботу. А узнать это наверняка можно было только в клубе. Конечно, не исключено, что убийца случайно видел, как Джон прогуливался по Пятой авеню и разглядывал витрины ювелирных магазинов. А потом быстро воспользовался случаем и сделал свое дело. Но вряд ли он мог полагаться на чистую случайность и делать столь тщательную подготовку, основываясь на таком легкомысленном расчете.

— Хелло, Джон,— сказал Ал Куртис, не прикидываясь, что ничего не знает.

Он ободряюще похлопал Джона по плечу, пока смешивались заказанные напитки. Но его добродушное обращение было одной видимостью. Лицо оставалось невыразительным, а взгляд — напряженным. Стоя рядом с ним возле бара, Джон подумал, что они одного роста, Ал, возможно, чуть больше по весу, глаза у него карие, а волосы светлее.

Словно по молчаливому соглашению, они пошли с бокалами к столу. Им пришлось пройти мимо большого стола, за которым сидели пятеро или шестеро пожилых мужчин. Джон почти не был с ними знаком, знал только, что они члены клуба, и видел их в основном в баре. Когда он проходил мимо, один мужчина поднял голову и сделал какое-то замечание. Тотчас остальные внимательно посмотрели на Джона, и тому показалось, будто все их глаза собрались вместе и недоверчиво, даже осуждающе уставились па пего. Он снова почувствовал, как напряглись на шее мышцы, и отвел взор от группы за столом.

— Я попал в дьявольски затруднительное положение,— сказал он Куртису, когда оно если за стол.

— Да, я думаю,— согласился Куртис.— Если я что-нибудь...

Он не закончил фразы, а слова и тон были пи к чему не обязывающими.

— Вероятно, меня спутали с кем-то другим,— спасал Джон.

Куртис кивнул, но промолчал. Джон сообщил ему в общих чертах, как обстоит дело. Очевидно, очень важно было выяснить обстоятельства послеобеденного субботнего времени.

— Когда была убита эта девушка? — спросил Куртис.— Да, согласен с вами.

По тону Куртиса Джон почувствовал, как напряглись его нервы.

— Это было продуманное преступление,— объяснил Джон.— Точно запланированное и точно выполненное. Поэтому для убийцы было важно только одно.

Он объяснил это Куртису.

— Короче говоря, разве вы лично мне говорили, что хотите совершить эту прогулку? — нахмурившись спросил Куртис.— Разве у вас есть определенные мысли обо мне?

— Я только пытаюсь внести ясность в это дело,— возразил Джон.— У меня нет никаких мыслей в отношении конкретных личностей. Это именно...

Он сделал паузу.

— Итак, мне хотелось бы, чтобы вы помогли мне вспомнить мелочи. То, что тогда казалось лишенным значения. Ведь два человека могут лучше вспомнить всякие мелочи, нежели один, понимаете? Кто что сказал...

— Ол райт,— перебил его Куртис.— Я понял, о чем идет речь. Хорошо. Помнится, вы кое-что сказали мне. Да.

— Мы вышли из столовой. Пошли к выходу... Один момент. Вы шли немного впереди меня...

— Да,— сказал Куртис.—Я повернулся и спросил, могу ли я вас куда-нибудь подвезти или что-то в этом роде. А вы ответили: «Нет, так как я...»

Он щелкнул языком.

— Черт его знает, это было нечто очень банальное. Вы не можете вспомнить, что тогда...

— Стоп. Не было ли это следующим образом? — спросил Джон,— Не сказали ли вы, что можете подвезти меня до дома? А я ответил, что хочу кое-что купить. Или сначала сказал, что хочу пойти домой пешком, а потом, что, возможно, по пути кое-что куплю?

— Думается мне, нечто подобное было сказано,— согласился Куртис.

Джон внимательно наблюдал за ним.

Несколько других членов клуба в это время были в холле, в пределах слышимости. Они собирались выйти на улицу и провести свободное от работы время в другом баре, либо отправиться к своим подругам, либо домой к женам.

— Я ответил вам: «Не стоит»,— сказал Джон,— Ответил, что предпочитаю пойти пешком. И по пути я хотел купить кое-какие мелочи. Разве вы не помните этого?

— Как будто бы так,— ответил Куртис.— Я помню, что мы почти вместе вышли из клуба, потом я взял такси, а вы... да, я помню, вы пошли пешком по Пятой авеню.

— Поблизости от вас находился Пит Вудсон и некоторые другие. Пит, во всяком случае, был. И я тогда сказал ему, что спешу на свидание.

— Этого я не могу вспомнить.

Куртис слегка прищелкнул языком.

— Но так почти всегда говорят Питу, доброму старине Питу.

— Кто там еще был? — допытывался Джон.— Вы не помните кого-нибудь еще?

— Нет,— ответил Куртис.— Хотя, стойте: поблизости был еще Ричард Стил. Вероятно, тоже говорил Питу, что у него назначено свидание. И его друг Робертс. Тоже был, правда ведь?

— Хэнк Робертс? Нет, не думаю.

— Ясно, он был там,— сказал Куртис.— Как раз вышел из бара в холл. Вероятно, он стоял к вам спиной. Возле него был кто-то из Принстона. Его зовут... Бог мой, он же наш знакомый! Мортон или...

— Рус Нортон? Могло ли это быть?

Почему такой тон, подумал Куртис, и спросил:

— А что в этом такого особенного?

— Он друг моей приятельницы, больше ничего,— ответил Джон.

Этот парень примерно около года назад часто проводил время с Барбарой Филипс.

— Хэнк Робертс,— повторял Джон.— Ричард Стил. Пит в поисках своего четвертого партнера.

— Наверно, только второго или третьего,— возразил Куртис.

— А первым, видимо, был Рус Нортон,— заметил Джон.— Не вспомните ли вы еще кого-нибудь?

— Кто мог слышать ваши слова? Думаю, что еще двое или трое. И я, потому что вы, собственно, со мной и разговаривали.

— Ол райт. А куда вы поехали, Ал? На такси, имею я в виду.

Куртис некоторое время глядел на Джона, затем сказал:

— А какое, собственно, вам до этого дело? Я поехал к своей подруге и очень приятно провел с ней время. Но она не живет в Гринвич Вилледж, у нее не рыжие волосы. И кроме того, она еще жива.

Он снова посмотрел на Джона, и лицо его было невыразительно.

— Она даже очень живая,— добавил он.— Поймите как следует, что я говорю, Говард.

Это было сказано враждебным тоном. Джон не знал, что ему ответить, и не стал извиняться. Только для меня нарушился обычный порядок вещей, и уже нет обычной деликатности в обращении, подумал Джон. Для Альфреда Куртиса этот порядок остался неизменным. Он может удивляться моей настойчивости и протестовать, особенно когда за ней кроется, подозрение. ,

Выпив глоток из бокала и помедлив с ответом, Джон подумал, что, может быть, у Куртиса была иная причина для возмущения. В сущности, Джон не так уж хорошо знал Куртиса. Я знаю только, что он почти в одно время со мной учился в Гарварде, подумал Джон, знаю, что он имеет загородный дом с теннисным кортом, кроме того, у нас общие знакомые. Я хорошо знаю его по фигуре, лицу, голосу, знаю его привычки, но не больше. Джон закурил сигарету.

— Ну? — спросил Куртис.

— Ах, извините меня, пожалуйста, Ал,— ответил Джон.

— Хорошо,— сказал Куртис.— И выбросьте это из головы. Ну, выпьем еще?

Джону совсем не хотелось, но он уже собирался согласиться, чтобы в вежливой форме вновь вернуться к интересующим его вопросам. В этот момент клубный слуга прошел через бар, вглядываясь в сидящих за столиками. Он быстро нашел Джона, подошел к их столу и сообщил:

— К телефону, мистер Говард.

— Большое спасибо, Ал,— сказал Джон и поспешил за слугой. Войдя в кабину, он взял трубку и сказал:— Джон Говард у телефона.

— Твое соглашение с папой недействительно,— заявила Барбара Филипс.— Я вовсе не намерена осторожничать.

В первый момент Джон не мог вымолвить ни слова. Ее ясно звучащий голос сразу напомнил ему счастливые часы его жизни.

— Итак,— продолжала Барбара, видимо, хорошо понимавшая причину его молчания,— ты сейчас пригласишь меня на обед, и мы вместе примемся за дело.

— Нет,— возразил он,— у тебя и без этого хватит неприятностей.

— Ах, значит, ты ничего не понимаешь? — ответила она.— Неужели ты вообще ничего не можешь понять?

В ее голосе явно чувствовалось возбуждение.

— Не понимаешь, что я не могу оставаться в стороне?

— Твой отец- был прав,— ответил ом,—Не думай, что я...

— При чем здесь прав или неправ,— перебила она.— Для него я дочь, и он не мог говорить иначе. Но я поступлю так, как хочу. А для тебя должна существовать только я! Где мы встретимся?

— Я обещал твоему отцу...

— Ты освобожден от своего обещания. Сейчас я в отеле «Алгонквин». Ты приедешь сюда или мне приехать в Гарвард-клуб?

Несмотря на асе, Джон улыбнулся. Она была восхитительна. Его охватило неудержимое желание снова увидать ее возле себя и услышать голос, не искаженный аппаратурой. Он почувствовал тихую радость.

— А отцу я уже объяснила свою точку зрения. Он немножко умнее тебя. Теперь он знает, что дело не пойдет, как он думал.

Она чуть помолчала.

— И я не хочу дожидаться, пока ты закончишь своп излияния насчет морали. Итак, где?

— Только не в «Алгонквине»,— сказал Джон.

Там он был' один или два раза, но подумал, что в этом заведении полным-полно репортеров из скандальных листков и всяких прочих людей, имеющих отношение к прессе. Они определенно узнают Барбару и его тоже по снимкам в газетах.

— Сейчас нам не следует ходить в некоторые рестораны. Ты знаешь «Монет»?

Это был маленький ресторан на Пятьдесят Седьмой улице возле Третьей авеню. Его зал в это время почти пустовал.

Она знала «Монет».

— Тогда я буду там ждать тебя,— сказал Джон.— В баре. Буду на месте примерно через полчаса.

— Почему бы нам просто не встретиться здесь,— начала было она, но затем быстро согласилась.— Ну, так тоже хорошо. Возможно, ты прав.

Джон вышел из кабины. За столом неподалеку сидел Пит Вудсон со своими тремя партнерами.

— Четыре без козыря,— объявил он.

Когда Пит сидел за карточным столом и играл без взяток, он был совсем другим человеком.

— Пять червей,— ответил его партнер, Генри Робертс.

Они, видимо, только начали партию. Робертс играл значительно хуже Пита.

Джон вышел из клуба. Сорок Четвертая улица уже погрузилась в сумерки. На другой стороне Джон увидел высокого, ничем не занятого мужчину с угрюмым лицом. Растерявшись поначалу, Джон вскоре понял, что этого следовало ожидать. Поручительство поручительством, но они предпочитали не выпускать его из рук. Именно так должен был рассуждать Шапиро с печальными глазами.

Инстинктивно Джон поднял руку навстречу приближавшемуся такси. На его счастье, оно оказалось свободным.

— Гранд Централь,— сказал он шоферу и тотчас с удивлением задал себе вопрос: почему, собственно, я это делаю? Выглядит, словно хочу скрыться. Но ведь пока что требуемые деньги уплачены! Потом ему стало ясно, почему вдруг захотелось скрыться. Просто показалось, что время пребывания на свободе истекло и Шапиро явился, чтобы арестовать его.

Но он непременно хотел повидаться с Барбарой и поговорить, пусть даже это рассматривается как попытка к бегству. А как это будут расценивать Шапиро и другие — наплевать. Во всяком случае, он попытается ускользнуть от Шапиро.

Он оглянулся. Шапиро не было видно. Разумеется, так легко от него не отделаешься, просто тот решил находиться в отдалении. Вероятно, у него наготове была служебная машина или такси.

На Пятой авеню такси Джона остановилось перед красным светом, а на Медисон, на перекрестке, их остановил регулировщик поднятой рукой. Шапиро не нужно было машины, чтобы преследовать, он мог просто идти за ним пешком, подумал Джон. Наконец, такси остановилось на стоянке возле большой станции метро.

Джон не спеша сошел вниз по лестнице вместе с потоком людей. Спустившись, он вышел из основного потока пассажиров, свернув направо. Здесь был вход в ресторан. Но он туда не вошел, а предпочел пройти дальше, мимо мужского туалета, и немного спуститься по лестнице до уровня главного прохода.

Делая вид, что рассматривает план метро, Джон стал следить за проходящими. Шапиро не показывался. Возможно, Джону в самом деле удалось ускользнуть. А может быть, тот просто не захотел его преследовать. Он даже мог находиться возле Гарвард-клуба совсем по другой причине. Джон совершенно не представлял себе, сколько дел одновременно может вести криминальный работник.

Он пошел дальше и свернул в проход, ведущий к поездам на Восточный Манхэттен. Час пик уже миновал, но в коридорах метро все еще была толчея. Джон протолкался к лестнице, снова поднялся на улицу, купил газету и спокойно осмотрелся. Шапиро нигде не было видно. Тогда он взял такси и поехал к «Монет».

На дорогу ушло, меньше получаса, но Барбара уже была там. Она сидела в маленьком обеденном зале за угловым, плохо освещенным столиком.

Она не сразу заметила его, и в первый момент Джон почувствовал странное оцепенение. Что сможет он прочесть, когда заглянет в ее глаза? Несмотря на все слова, что расскажут ему они? Теперь Джон знал, что глаза говорят, он обогатился этим познанием за последние 48 часов своей жизни.

Он прошел через зал.

Теперь она увидела его и протянула к нему через стол руки. Он немножко постоял и посмотрел в ее темные глаза. Они были печальны, хотя она улыбалась. Но сомнения в них он не прочитал.

Джон склонился к ней, поцеловал в губы, затем сел напротив..

— Обычно я не одобряю поцелуев в общественном месте,— сказала Барбара.

И ему стало так легко, все вернулось в естественное русло.

— Мы можем что-нибудь выпить,— предложила она каким-то детским голосом и подумала: это в высшей степени смешно. Сначала держу себя как следует в руках, а как только начну просить выпить, то делаюсь слабой!

— Ты можешь мне заказать виски? — спросила она уже уверенным тоном.

— Мне кажется, не стоило бы, но если хочешь...

Снова стало легко. Принесли заказанную выпивку.

Барбара принялась было поспешно пить, но тотчас остановилась. Джон наблюдал за ней.

Он выглядит старше, чем раньше, подумала Барбара, и все же лицо его не изменилось.

— Тебе было очень плохо? — спросила она.— Расскажи мне, дорогой.

Она, как и многие женщины, часто употребляла слово «дорогой», но сегодня оно звучало иначе, чем прежде,

Джон рассказывал ей очень долго. Они выпили еще по бокалу и в нише на втором этаже стали обедать. Но еще не все было рассказано.

— Кто была эта девушка? — спросила Барбара, и в первый момент он испугался вопроса.

Заметив удивление в его глазах, она погладила Джона по руке и сказала, что не надо быть таким глупым.

— Ты полагаешь, это направлено против тебя. Может быть. Но почему? И почему это не могло быть направлено против девушки?

Джон покачал головой.

— Полиция в этом сомневается,— сказала она.— И это будут в первую очередь выяснять. Видимо, именно по этой причине тебя именовали только свидетелем и выпустили под залог, вместо того чтобы держать в тюрьме. Разве не так? Видно, в их расследовании есть прореха.

— Возможно.

— Джон, а почему ты сохранил ключ? — спросила девушка.

Это ему самому не ясно, ответил он. Просто подумал, что ключ может еще пригодиться.

— Там есть мое фото,— продолжал он.— Если бы я узнал, где это было снято, то мог бы...

Он развел руками.

— Но теперь, наверно, его там нет,

— Когда я была маленькой девочкой,— сказала Барбара,— то часто слышала от отца поговорку: «Попытка не пытка». Так говорят, вероятно, многие люди. И все же...

— Но тебе не следует пытаться,— возразил Джон не очень убедительным тоном.

— Я совсем не намерена осторожничать. Кроме того, мы будем там одни.

Глава 6

Было уже темно, когда они вышли из ресторана, хотя улицы Манхэттена достаточно освещались. Джон осмотрелся кругом и не обнаружил ни Шапиро, ни кого-либо из остальных. Правда, справа возле него стоял мужчина и разглядывал освеженную витрину. Джон не мог понять, чем он там так заинтересовался. В Нью-Йорке, должно быть, много криминальных работников. Но к ним уже подходило свободное такси.

— Кто этот мужчина? Шапиро?— спросила Барбара.

— Нет, он мне совсем незнаком,— ответил Джон.

В такси она придвинулась, и Джон прижал ее к себе.

— Я должен навестить твоего отца,— сказал он,— объяснить ему, что я... что я не мог выдержать до конца.

— Дружище! — возразила она.— Если это сделает тебя счастливым, то пожалуйста. Но только после того, как доставишь меня домой.

Такси проехало Парк-авеню и Четвертую авеню. Движение было небольшое, и шофер прибавил скорость. От Бродвея они поехали на Одиннадцатую улицу.

— Мы прибыли,— объявил шофер и поднял флажок таксометра.

Получив деньги, тотчас уехал.

— Подожди здесь,— сказала Барбара.— Я хочу навестить свою подругу. Ее зовут Хильда Зук. Бедняжка плохо себя чувствует.

Джон неохотно выполнил ее распоряжение. Барбара хотела просмотреть таблички на почтовых ящиках в поисках подруги с невероятной фамилией Зук. И при удобном случае должна была заглянуть в вестибюль и узнать, какова там ситуация. Джон запротестовал, но она возразила:

— Пустяки, ведь это совсем безобидное дело.

Ему недолго пришлось ждать, она тотчас вернулась и кивнула.

В маленьком вестибюле никого не было, ни Педерсен, ни полицейские там не дежурили. Они поднялись на лифте. В коридоре тоже никого не было.

Ключ из кармана чужого пиджака подошел. В противном случае их план с самого начала потерпел бы неудачу.

Джон открыл дверь и нащупал выключатель. Зажглись две лампочки в расположенной ниже комнате.

Джон словно, застыл на месте и смотрел на свою поднятую руку.

— Я знал, где находится выключатель,— медленно проговорил он.

Собственный голос донесся до него как бы издалека.

— Какой выключатель? —спросила Барбара.—О боже мой, Джон!

Она схватила его за руки и посмотрела в лицо.

— Ты такой большой, что я не могу тебя как следует потрясти. Ты глупый. Где же еще быть выключателю? Он всегда на этом месте.

— Ты так думаешь? — спросил он, глядя на девушку.

— Ты пережил тяжелое время,— ответила она,— и у тебя слишком большая фантазия. В этом я уже давно убедилась.

— У меня?. — он смущенно замолчал.

— А у кого же? Есть сотни таких квартир, и во всех выключатели стоят точно на том же месте. Но мы попусту тратим время. Они не забрали фото?

Из передней Джон не мог этого видеть. Они вошли в комнату. Фото стояло на прежнем месте на столе. Нарциссов больше не было.

Они оба стали разглядывать снимок.

— Ты играл в теннис,— заметила Барбара,— Или собирался играть. По-моему, тебя сняли перед игрой.

Задний план снимка был нерезкий, но все же давал возможность разглядеть проволочную сетку, ограждающую корт. А за ней, уже совсем расплывчато, виднелась часть большого дерева с густой листвой. Сама площадка для игры не была видна, так как снимок обрезали на высоте пояса Джона.

Нет, снимок вряд ли может служить исходным пунктом. Похоже, он был сделан где-то в деревне или за городом. Загородный теннисный корт и рядом С ним большое дерево.

Прошлым летом он играл во многих клубах в качестве гостя. Это было и в Вестчестере и в Лонг-Айленде. У Ала Куртиса тоже был такой собственный корт, и Джон играл там с ним и его гостями. Он тогда знал их имена, однако теперь не мог вспомнить. Кроме того, он еще играл в...

В этом вопросе я не могу ему помочь, подумала Барбара. Попробую помочь в чем-нибудь другом. Что же за девушка была эта Эванс, которая здесь жила и умерла? Какие платья она носила? Какими духами пользовалась

Барбара оставила Джона около маленького стола, где он разглядывал фото, и пошла в спальню. Он настолько погрузился в раздумья и воспоминания, что, наверно, не заметил ее ухода. Барбара нашла в спальне выключатель и нажала на него. Зажглись две лампочки на туалетном столике. Взглянув на обстановку, Барбара в первый момент от удивления поднесла руку к губам.

В спальне стояла двуспальная кровать, и на ней лежала груда платьев, набросанных в беспорядке. Шерстяные, полушерстяные и шелковые. Одно шелковое платье-жакет, одно шерстяное, два вечерних платья, из них одно дорогое, длинное, а также очень красивое белье — все лежало кучей.

Сперва Барбара просто пожалела, что такие прекрасные вещи плохо хранятся. Потом подошла к кровати и стала брать в руки одну вещь за другой. Белье, короткое вечернее платье. Девушка носила вещи сорок второго размера и имела хороший вкус. Ее гардероб стоил больших денег.

Не думая, просто машинально, Барбара стала искать на вещах этикетки. Эти вещи наверняка были куплены в шикарном магазине на Пятой авеню или на Медисон-авеню, а может быть, на Пятьдесят Седьмой улице.

Но этикеток не было. Она не придала этому особого значения, так как этикетки пришивались непрочно и нередко отрывались. Если бы это случилось с пальто, девушка пришила бы снова этикетку — в том случае, если вещь была куплена в хорошем магазине. Но ради белья и вечернего платья не стоило трудиться. Барбара взяла шерстяное платье и тоже осмотрела его. Этикетки не было.

Тогда она поднесла платье ближе к свету и посмотрела на то место, где была пришита этикетка. Она была не оторвана, а отпорота, так как были видны срезы ниток.

Барбара стала быстро одну за другой осматривать остальные вещи. Осматривала и аккуратно укладывала на кровать. Вскоре стало ясно, что все фирменные этикетки удалены с вещей молодой девушки. Вероятно, отрезаны маникюрными ножницами.

Только на одном темно-зеленом шерстяном платье этикетка была не отрезана, так как на' нем висели концы ниток. Значит, ее оторвали. А может быть, она сама оторвалась и упала. Тогда она может где-нибудь валяться, наверное, на полу шкафа.

Сначала Барбара, разглядывая платья, просто, как всякая женщина, проявляла любопытство к чужим нарядам. Но теперь у нее возникло подозрение, что этикетки были уничтожены неспроста. Кто-то хотел этим затруднить опознание девушки, умершей под именем Норы Эванс, но, возможно, имевшей ранее другое имя.

Барбара нащупала в платяном шкафу короткий шнурок и потянула его. Наверху зажглась маленькая лампочка. Она нагнулась и стала искать внизу в шкафу, однако собственная тень очень мешала. Вдруг в соседней комнате послышался шум.

Похоже, какой-то тяжелый предмет упал на что-то мягкое, затем раздались приглушенные поспешные шаги, подавленное восклицание, похожее на стон. И снова шум, похожий на быстрые шаги по лестнице.

Барбара уже вышла из спальни и стояла в дверях комнаты. Там было темно, только из открытой двери спальни проникал небольшой луч света, в котором ее собственная фигура давала большую и гротескную тень.

— Джон! — крикнула она.— Джон!

Ответа не было. Она вошла в темную комнату и снова позвала его; теперь в ее голосе слышался страх.

Затем Барбара услышала, как закрылась дверь, и почти в тот же момент в комнате зажегся свет.

Джон вошел, потирая рукой лоб.

— Ускользнул от меня,— сообщил он.— Видимо, сбежал вниз по лестнице.

— Что случилось? — спросила девушка. Говори!

Что такое?

— Что? Ах, он схватил это фото. Сбил меня с ног, я ударился об стул или что-то еще. Схватил снимок и...

Джон быстро прошел мимо нее через комнату к кухонной двери. Там остановился, нажал на выключатель и погасил свет. Затем тотчас же включил его и подошел к Барбаре.

— Прятался в кухне,— сказал он.—Там тоже есть выключатель, и им можно погасить свет в комнате. Он выключил и оттолкнул меня в сторону прежде, чем я его заметил. Я преследовал его, но он успел удрать.

— Тебе больно? — спросила она.

— Нет. Что ему нужно было в кухне?

Барбара покачала головой.

— Пойдем, в кухне ему ничего не было нужно.

Джон последовал в спальню, где она показала ему, что обнаружила. Подняв зеленое платье, сказала:

— На всех платьях, кроме этого, фирменные ярлыки отрезаны. Здесь ярлычок просто оторван, а может быть...

Никаких шагов они не слышали, но от двери раздался твердый спокойный голос:

— Все стараетесь?

Они обернулись. В проеме стоял сержант Грэди, позади него виднелся Шапиро. Грэди сам ответил на свой вопрос тем же тоном:

— Действительно, прилежно трудятся, не правда ли, Нат? Заботятся, так сказать, о материале для улик, да? Кто вы, уважаемая дама?

— Барбара Филипс,— ответила девушка.— А вы, господа?

— Это Грэди,— сказал Джон, прежде чем тот ответил.— И Шапиро.

— А! — сказала Барбара холодным тоном.

— Так, значит, вы дочь Филипса? — спросил Грэди.— Дочь Филипса, Нат.

Он внимательно оглядел ее, словно какой-то предмет.

— Пробрались сюда, молодой человек,— продолжал он.— Так ведь, мистер Говард? .

Джон невольно шагнул к нему.

— Не надо! — воскликнула Барбара.

— Дама права, мистер Говард,— сказал Грэди.

Джон остановился.

— Значит, воспользовались ключом,— заметил Грэди.— Мы так и думали, не правда ли, Нат? Но тот пиджак вы не надели. Он очень бросается в глаза, тот пиджак.

— Да,— сказал сержант Шапиро своим мягким печальным голосом,— мы этого, собственно, ожидали, мистер Говард.. '

Наверно, вы поэтому и повесили его ко мне в шкаф? — спросил Джон.— Пиджак с ключом в кармане.

— Смешная мысль,— ответил Грэди.— Верно, Нат?

Шапиро кивнул.

— Зачем нам нужно было это делать? — спросил Грэди.— Вы вечно выдумываете всякие истории. Он был там, когда мы... Мы знаем, что он был там..

— Когда вы обыскивали мою квартиру?

Грэди изобразил на своем лице наивное изумление, затем проговорил с укоризной:

— Вы же знаете, что для этого нам надо иметь ордер на обыск. Разве вам кто-либо предъявлял его, мистер Говард? Как вы можете доказать, что мы там были? Разве нас кто-нибудь там видел?

— Ол райт,- значит, вы можете видеть сквозь стены,— заметил Джон.

— Но с другой стороны,— снова начал Грэди,—- вы сейчас здесь, не так ли? Это можно назвать «новая инспекция места преступления». Разве вам кто-нибудь разрешил сюда войти?

— По вашим утверждениям, я оплачивал наем квартиры,— ответил Джон.— Или вы можете по желанию называть белое черным?

Это был всего лишь . небольшой триумф, но он дал Джону некоторое удовлетворение.

— Хитрый парень, верно, Нат? — сказал Грэди. Однако мы ходим вокруг да около. Вы так всегда делаете, мистер Говард?

Джон промолчал.

— Этикетки на платьях — это хитроумный ход,— сказал Грэди.— Вы боялись, что мы узнаем, кем была эта девушка, мистер Говард? Боялись, что мы станем расспрашивать в тех местах, где была куплена одежда? Неплохая идея! Мы уже сами подумывали, не сделать ли нам что-либо в этом роде. Верно, Нат?

— Да-а-а,— протянул Шапиро.

— А где ваш -превосходный снимок? — продолжал Грэди,— Что вы с ним сделали, мистер Говард? А с этикетками от платьев? Вы и мисс Филипс. Бросили в мусоропровод?

— Нет,— возразил Джон,— Сюда кто-то пришел раньше нас. Он уже был здесь, когда мы пришли. По-моему, вы должны были с ним встретиться.

Грэди глубоко вздохнул.

— Итак, мистер Неизвестный. Вечно эти старомодные шутки. Ну, хорошо, мистер Говард, расскажите нам.

Джон рассказал, но, очевидно, никто ему не поверил.

— Интересная история,— заметил Грэди. Мисс Филипс, вы, вероятно, видели этого таинственного мистера X? У него были зеленые волосы, не так ли? Человека с зелеными волосами нетрудно будет найти.

— Вы действительно очень хитры,— сказала Барбара.— И так стараетесь!

— Уважаемая мисс! — ответил Грэди.— Ваш папа руководит банком, и вы видная молодая дама. Вы видели того человека, который, по вашим утверждениям, взял фотоснимок? А также взял этикетки?

— Нет, не видела,— ответила Барбара.— Я была в спальне и пыталась найти на полу шкафа этикетку, которая могла туда упасть. Потом послышался шум и чье-то восклицание. Но когда я подошла к двери, его уже не было.

— Зеленых волос нет,— сказал Грэди,—Действительно, очень досадно. А может быть, это вы, мистер Говард, сделали для дамы пару шумов?

— Нет,— ответил Джон,— К чему эта пустая болтовня! И вам, и Миллеру этот случай вполне ясен.

— Да-а,— сказал Грэди,— очень хорошо. Нам вполне ясно. Да, мы целый лист заполнили описанием этих этикеток. Наша сотрудница сделала подробное описание всех этих платьев. Мы провели расследование в нескольких, первоклассных магазинах. Мы знаем, где мисс Эванс покупала платья. Это мы уже сделали. А что касается вашего прекрасного снимка, то мы его сфотографировали, и у нас есть копии. Много копий. Так что можете не беспокоиться о том, что снимок пропал.

— И вы все оставили здесь, надеялись, что кто-то сюда явится, чтобы все это уничтожить? — спросил Джон.— Это метод вашей работы?

— Один из методов,— ответил Грэди.— У нас их много, не правда ли, Нат? И как мы удивились, когда увидели, кто сюда явился для ликвидации! Не так ли, Нат?

Но Нат Шапиро куда-то вышел. Им показалось, что они слышат, как он возится в кухне.

— Он ищет несуществующие улики,— сказал Грэди.— Но он ничего не найдет. Возможно, сержант Шапиро думает, что ваш мистер X оставил визитную карточку. Нат всегда дает шанс оправдаться. Да, Шапиро это делает.

— По-вашему, он не существует, да? — спросила Барбара,.

— Конечно, нет,— ответил Грэди. — Что касается меня....

Он не закончил фразы. Говорить дальше было незачем, его слова и тон были достаточно понятны,

— Вам неприятно только, что вы не знаете, кто была мисс Эванс,— сказал Джон.

— О’кей. Вы очень хитрый парень. И теперь вам помогает очень хитрая дама — очень хитрая и известная, отец которой руководит банком.

Он тихо позвал:

— Нат!

Вошел Шапиро и покачал головой.

— Не было ни малейшего шанса,— сказал Грэди,— но мы все же хотели проверить.

— Выверните ваши карманы, мистер Говард,—сказал Шапиро,— мы хотим посмотреть, что у вас там есть.

Говард вынул все из карманов и повернулся. Ловко и умело Шапиро обыскал его.

— Там ничего нет.

— Я уже говорил,— заметил Грэди,— наверное, в мусоропроводе.

Он посмотрел на Барбару, на которой было надето облегающее легкое шерстяное платье. Девушка отвела от него свой взор.

— О’кей,— сказал Грэди,— Разрешите нам ознакомиться с вашей сумочкой.

Та лежала на комоде. Барбара вытряхнула содержимое.

— О’кей,— повторил Грэди.— Это просто формальность. Хорошо. Ну, теперь идите и больше не возвращайтесь.

Барбара первая вышла из спальни.

— Имейте в виду,— сказал Грэди Говарду,— что ваш договор о найме уже недействителен. А ключ отдайте мне.

Джон повиновался.

— Кроме того,— продолжал Грэди,— мы покажем ваш пиджак различным людям. В том числе и Педерсену. Он утверждает, что иногда вы приходили сюда в этом пиджаке.

— Я думаю, что вы ничего...— начал было Джон, но Грэди перебил его и дал понять, что не следует поступать опрометчиво:

— Мы с Натом нашли его у вас. Можем поклясться, что он был там в субботу вечером, когда вас не было дома. Мы могли тогда же взять его и показать кое-кому, но не стали этого делать. Вы поняли, как обстоит дело, мистер Говард?

— Значит, вы уже солгали?

— Кто меня упрекает? Человек, который задушил маленькую слабую девушку? Девушку, которая подошла к нему, чтобы поцеловать?

Он посмотрел на Джона глазами, полными ненависти.

— Итак, идите, пока вы еще свободны.

Джон счел бессмысленным продолжать разговор. Вместе с Барбарой он вышел из квартиры, провожаемый взглядами полицейских. Лицо Грэди было безжалостно, Шапиро имел очень мрачный вид.

— Ну, мы сделали только еще хуже,— сказал Джон, когда они ехали на такси по Пятой авеню.— Грэди теперь убежден еще больше, чем раньше.

— Но кое-кто не убежден,— возразила Барбара,— Так как они не знают, кто была эта девушка. Тебе не кажется, что холодно? Обними меня.

Джон обнял. Она дрожала, хотя совсем не было холодно.

Успокоившись, Барбара снова овладела собой, когда подъезжали к дому ее отца. Как она и ожидала, Джон без приглашения вошел с ней в холл.

Лестницы по обеим сторонам холла вели наверх. Справа была широкая дверь в библиотеку. Мартин Филипс сидел в глубоком кресле возле настольной лампы. Когда они вошли, он снял очки, положил их на открытую книгу на коленях, затем положил книгу с очками на стол и встал.

— Да, все напрасно, сэр,— сказал Джон,— Вы были правы, и я обещал вам... Но это оказалось бесполезно.

— Я вижу... очень хорошо вижу,— ответил Мартин Филипс.— Барбара взяла верх над нами, и с ней ничего не поделаешь.,

— Об этом надо было подумать с самого начала,— заметила Барбара.

— Как знать,—сказал Мартин и задумчиво посмотрел на них обоих.

— Стало быть, факты не имеют значения? — спросил он Джона.— Это правда? Она права?

— Вы можете не поверить этому, но она действительно права,— ответил Джон.

— Если она ошибается, это, разумеется, очень плохо, — сказал Филипс.— Плохо для всех и хуже всего для вас.

Он снова обратился к дочери:

— Ты в своем деле совершенно уверена?

— Да, у меня нет никаких сомнений.

Отец и дочь взглянули друг другу в глаза. Наконец, Филипс кивнул головой.

— Вы. убеждены, но этого мало. А я изменить ничего не могу, как бы я ни хотел.

И обратившись к Джону, он сказал:

— Вам сильно повезло. Надеюсь, вы это вполне заслужили.

Затем он пожелал «доброй ночи» и вышел. Они слышали его удаляющиеся, приглушенные ковром шаги.

В такси, по пути домой, Джон думал о дереве с густой листвой, расплывчато видневшемся в отдалении. Если бы только вспомнить это дерево, раздумывал он. Я должен вспомнить, должен! Он пытался снова представить себе корты, на которых играл в теннис прошлым летом. Или где он был в теннисном костюме. Ведь теннисная рубашка определенно не означает, что он должен был играть.

Когда он вошел в свою квартиру, зазвонил телефон.

— Я хочу сказать тебе про то зеленое платье,— начала Барбара. — Знаешь, то, от которого этикетка не была отрезана.

В первый момент Джон не понял, но потом до него дошло.

— Сейчас я вспомнила,— продолжала она,— что купила себе почти такое же. Это было... к концу августа. Оно появилось в числе первых осенних моделей. Понимаешь?

— Значит, до того, как была снята квартира,-— заметил Джон.— Да, я понял. Конечно, это небольшой отправной пункт.

— Большой или маленький, но он один,— возразила девушка.— Это нечто реальное. А реальное нам и нужно. Послушай...

Глава 7

Специализированный магазин «Мадам Жак» на Пятой авеню был очень мал, но многие нью-йоркские дамы знали его. Мадам Жак выставляла в витрине только одно платье. Магазин имел маленькую дверь, занавешенную изнутри. Поначалу Джон хотел постучать, но потом просто открыл дверь и вошел.

Барбары там еще не было. Навстречу ему по лестнице изящной походкой спустилась дама средних лет с элегантно причесанными каштановыми с голубизной волосами. Она была склонна к полноте, но, видимо, носила корсет.

— Что вам угодно? — спросила дама.

— Я ищу здесь мисс Филипс,— ответил Джон, и в этот момент вошла Барбара.

— Мисс Филипс! — радостно воскликнула дама, словно приветствовала давно не виденную любимую подругу.

Дама не была мадам Жак. «Жаком» был Макс Жакман, кругленький господин, поместившийся в задней комнате. Даму звали Мери Каллаган.

— Как давно вы нас не навещали! — продолжала Мери Каллаган наигранно укоризненным тоном.— Вы так очаровательно выглядите, уважаемая.

Она внимательно разглядывала весеннее пальто Барбары и видневшееся под ним платье, отделанное цветами.

— А какое у вас милое платье веселенькой расцветки.

Со стороны Мери это был великодушный отзыв, так как платье вышло не из салона «Мадам Жак». Такое великодушие она проявила только потому, что девушка была из особо влиятельной семьи и молодой человек, вероятно, из того же круга.

— Вы такая очаровательная пара! Сегодня утром я сказала: «Это особенно пойдет мисс Филипс, это может носить не всякая женщина, но на ней...»

Она замолчала, словно в своих искренних чувствах была и так чересчур откровенна.

— Но я только болтаю с вами,— снова начала она,— а вы явились сюда наверняка с какой-то целью.

Оглядевшись по сторонам, Барбара сказала Джону:

— У нее такой изумительный вкус, хотя ты, конечно, об этом уже слышал.

— Гм-м,— пробормотал Джон.

— Мери,— обратилась к ней Барбара,— завтра или послезавтра я куплю у вас хорошее платье, а сейчас попрошу кое в чем мне помочь.

Мери Каллаган чуть подняла брови в знак того, что она внимательно слушает. Лицо ее изменило выражение, и Джон решил, что только теперь оно стало естественным.

— В середине лета,— объяснила Барбара,— должно быть, в августе, у вас было одно милое облегающее шерстяное платье цвета зеленого с синим, помнится мне, а также с черным.

Мери молча слушала. Безнадежно, подумал Джон. Никто не сможет вспомнить одно-единственное платье из сотен других.

— Я хотела его купить,— продолжала Барбара,— но вместо него взяла костюм, зеленый с голубым, с маленькими складочками на жакете. .

— Он восхитительно на вас выглядел, вы очень умно выбрали,— заметила Мери Каллаган.

— Да, он был очаровательный, как ц все ваши вещи.

Мери снова стала похожа на себя.

— Таким образом, я не купила это милое шерстяное платье,— сказала Барбара.— Оно выглядело так...

Она сняла пальто, указала рукой на шею и грудь, описав в воздухе линию разреза,

— И здесь...

Она провела по бедрам.

— Здесь с напуском, только немножко. А это мне особенно бросилось в глаза.

Она повернулась и показала пальцем в воздухе возле своего маленького зада.

— ...Здесь оно лежало очень хорошо, без складок.

— Оно было не очень хорошо отделано и вам не подошло бы,— заметила Мери Каллаган.— Один момент, если память мне не изменяет. Рукав...

Мери описала в воздухе силуэт платья, но не так быстро и грациозно, как Барбара. У нее были красивые полные руки с короткими ногтями, покрытыми красным лаком.

— Да, это было оно,— сказала Барбара,— я вижу, вы все же его вспомнили.

— Скромное платье, без особых претензий. На каждый день.

— Да,— кивнула Барбара.— Не дороже пятидесяти долларов.

— На сорок пять, долларов,— уточнила Мери Каллаган.— Но...

Она, видимо, удивилась и замолчала.

— Но вряд ли вам теперь нужно...

— Нет, я только хочу узнать, кому вы его продали,

Мери Каллаган была озадачена, на лице ее отразилось удивление.

— Пожалуйста! — попросила Барбара.— Это очень важно, Мери. Такие платья продавались в других магазинах?

— Нет, только у нас,— ответила Мери.— Это были совсем простенькие платья, нo несмотря на это они были только у нас. Я имею в виду здесь, в городе. Они очень быстро разошлись, я точно это помню. Конечно, мы всегда имеем только пару платьев одного размера, да вы знаете.

— Конечно,— сказала Барбара.— Поэтому у вас так много покупательниц.

— На нас вы всегда можете положиться. Я полагаю, таких было... да, не более четырех или пяти платьев. Особо изысканные платья у нас бывают только в одном экземпляре, вы знаете. В том случае, когда нет особого заказа.

Барбара кивнула в ожидании дальнейшего.

— Надеюсь, я смогу разобраться,-- сказала Мери.— В общем... Вы говорите, это очень важно?

— Да, очень,— ответила Барбара.— И речь идет не о сорок шестом или сорок четвертом размере. Меня интересует только платье зеленого тона сорок второго размера.

Она сделала паузу.

— Я буду вам очень благодарна, если вы посмотрите.

— Надеюсь выяснить, если есть счет или постоянная клиентка,— ответила Мери.— Если же случайная покупательница...

Она пожала плечами.

— Но такие редко бывают у нас, как вам известно.

Барбара, видимо, знала это. Джон стоял как статист.

— Один момент,— сказала Мери.

Она ушла в глубь магазина, в котором были выставлены всего два платья на манекенах, раздвинула портьеры и скрылась. Заведение было аристократическое.

— Она в самом деле знает, о каком платье идет речь? — спросил Джон.

Девушка удивленно взглянула на него и покачала красиво причесанной головкой.

— Наверняка,— ответила она,— я же ей точно его описала.

В ее карих глазах на момент вспыхнула улыбка, но она тотчас стала снова серьезной.

— Что ты нервничаешь? — спросила она.— Тебе что-нибудь пришло на ум?

— Нет, ничего,— ответил Джон.:

— О фото?

Он только покачал годовой.

— Значит, ты опять подумал о фото,— решила девушка.

Они стояли рядом и ждали. Минут через десять вернулась Мери Каллаган. Улыбаясь, она кивнула и подошла к ним сообщить об успехе. В руке она держала записку со множеством фамилий.

— Макс сначала не хотел, но я ему объяснила, что это нужно для мисс Филипс, и тогда дело пошло.

Она протянула записку Барбаре.

— Здесь мы имеем размеры от сорок второго до сорок восьмого. Пятидесятые мы делали только на заказ. Нам было заказано одно сорок шестое — случайно тоже зеленое. Но здесь все записано.

Барбара просматривала имена на бумажке.

— Сорок второе зеленое. Марти Блек. Я знаю ее,— сказала девушка Джону.— Сорок четвертое? Оно могло быть и сорок четвертого размера, но я не думаю. Миссис... Лерой Слипертон?

— Наша лучшая клиентка,— заметила Мери.— Прекрасная молодая особа, изумительная фигура! Как ваша. Только здесь не совсем такая.

Она прикоснулась к своей талии.

— Случайно все эти платья попали к очень хорошим клиенткам. Мы их тоже не каждой предлагали.

Барбара покачала головой и вернула ей записку.

— Значит, не то, что вас интересует? Очень жаль.

— Я ищу девушку с рыжими волосами,— пояснила Барбара.— Одну, которая... уже умерла, Мери.

— О, как жаль,— сказала Мери.— Мне страшно жаль! Но этих всех я знаю.

Она сложила бумажку.

— Среди них нет такой девушки, о которой вы говорили.

— Во всяком случае, я благодарю вас за труды, Мери. Вы определенно знаете, что такие платья были только в вашем магазине?

— Да,— ответила Мери Каллаган.— Только у нас и, конечно, в нашем магазине в Дэнбери.

Должно быть, мы выглядим, совсем беспечными и очень радостными в этой маленькой машине веселого цвета в сияющем мире весны, думала Барбара. Дедушка Рик-форд часто говорил «это неприлично». По его мнению, очень многое было «неприлично». Чуть ли не впервые в жизни Барбара была склонна согласиться с ним. Теперь ей казалось, что черный лимузин с закрытыми окнами был бы для нее более приличным, нежели эта маленькая яркая спортивная машина Джона, которая с убранным верхом так легко мчалась по автостраде. И ее больше устраивала бы пасмурная погода с дождем, а не этот солнечный весенний день.

Возле нее за рулем сидел Джон и с серьезным видом глядел вперед на дорогу. Он вел машину очень внимательно и все же порой улыбался при виде маленьких машин, встречавшихся им по пути. Хотя теперь у него не было причин улыбаться. И все же, подумала Барбара, мы можем казаться беззаботными проезжающим. мимо людям. Мы похожи на сияющую молодую пару с рекламной картинки.

— Что за человек Рус Нортон? — спросил Джон, повысив голос, так как ветер относил слова.

— Не моего типа,— ответила девушка.— Немного...— Она подыскивала подходящее слово,— неискренний, но не в этом главное. Он слишком много понимает о себе.

— И был уверен в твоей симпатии?

— Да, это он вообразил себе, когда я еще была девочкой,— ответила Барбара.— Мы так и не сблизились с ним, Джон. Было бесцельно продолжать наше знакомство.

Джон устремил взгляд на дорогу.

— Я почти не знаю его. Он тяжело переживал разрыв с тобой?

— Да, очень тяжело. Но внешне был спокоен.

— А в душе?

— Был очень раздосадован,— ответила она.— К сожалению, в основном из-за богатства моего отца, а не из-за меня. Несмотря на это...

Она замолчала. Джон подождал немного, надеясь, что она закончит фразу, потом сказал:

— Я знаю, это абсурд.

Долгое время они ехали молча в маленькой машине в этот солнечный весенний день. Когда остановились, чтобы уплатить дорожную пошлину, служащий улыбнулся им. Потому что мы кажемся такими молодыми и радостными, подумала Барбара. Они поехали дальше.

— Для этого все же должна быть основательная причина,— наконец сказал Джон.— Видимо, Нортон здесь ни при чем, это было бы смешно. Может быть, Хэнк Робертс? Один из нас впоследствии мог занять место директора. Но это тоже смешно. Альфред Куртис? Для него вообще нельзя найти мотивов, он тоже отпадает. Ричарду Стилу тоже нет никакого смысла.

Джон говорил это отрывистыми фразами, так как ветер мешал и. дорога требовала особого внимания.

— Единственное, в чем я уверен,— это в том, что к субботнему вечеру у меня не будет алиби,— проговорил он, обгоняя медленно ехавшую машину.

Теперь они ехали по широкой аллее Меррит, на которой множество подъемов и спусков делали опасной быструю езду.

Когда Барбара заметила, что он совсем забыл о Вудсоне, Джон сперва только улыбнулся.

— Ты думаешь, я когда-нибудь играл с ним в карты и сплутовал?

Немного погодя ему пришло в голову, что все их предположения бессмысленны, но история произошла, и он завяз в ней.

— Остается девушка,— сказал он,— и зеленое платье, которое, возможно, было куплено в Дэнбери прошлым летом.

— Там мы во всяком случае должны начать. Если ничего не найдем, -попробуем поискать в другом месте.

Некоторое время они снова ехали молча. У нас немного точек опоры, думала Барбара, это правда, совсем немного. Зеленое платье и очертание дерева на заднем плане снимка. А полиция имеет так много! Подпись на чеке, метки прачечной на рубашках и тот толстый мужчина, который утверждал: «Да, это был он!»

Машина, следовавшая за ними, была именно таким' черным лимузином, какой Барбара считала «приличным», в отличие от их яркой спортивной машины. Позади лимузина ехал очень старый «ягуар» с опущенным верхом. Взад и вперед по этой оживленной дороге сновала бесконечная вереница машин.

Добравшись до перекрестка с шоссе № 7, они повернули на север. Черный лимузин, а также «ягуар» продолжали следовать за ними..

Когда Риджфильд остался позади — шоссе проходило в стороне от города,— Джон замедлил ход и взглянул на часы. Было уже начало второго. Они ехали не быстро, а главное — потратили много времени й Нью-Йорке, пока добрались до машины Джона и пробирались через весь город в сплошном потоке автомобилей.

— Пообедаем? — спросил Джон.

Барбара кивнула, и они свернули возле указателя «К ресторану „Фокс Хилл“». Проехав вверх по боковой дороге, остановились возле длинного здания, бывшего имения. На террасе, с которой открывался вид чуть ли не на половину Коннектикута, выпили коктейль. На деревьях было полно, молодых побегов — признак наступившей весны.

Черный лимузин остановился у какого-то заведения почти напротив ресторана «Фокс Хилл». «Ягуар» притормозил, но затем поехал дальше.

Было уже больше двух часов, когда Джон нашел место для стоянки на главной улице Дэнбери, почти рядом с филиалом магазина «Мадам Жак». Магазин в Дэнбери — не столь изысканный, как основное предприятие в Нью-Йорке: в витрине выставлено много платьев, а на двери не было гардин.

Барбара назвала инвентарный номер платья, фамилию изготовителя, но это не помогло. Здесь Барбара была всего лишь молодой девушкой в весеннем платье, купленном не у «Мадам Жак»,— сопровождаемой высоким мужчиной. Он, правда, выглядел безукоризненно, но имел заурядное лицо. Поэтому дело подвигалось туго. Пришлось позвонить в магазин на Медисон-аве-ню для подтверждения обстоятельств дела. После этого отношение изменилось, и старые бумаги были просмотрены.

В Дэнбери было продано всего три таких платья. Два из них по счетам известных клиенток, а третье — сорок второго размера, зеленое — за наличный расчет,

— Я тогда еще не работала здесь,— сказала продавщица, затем спохватилась: — Один момент.

Она вышла в заднее помещение и вернулась с пожилой женщиной. Та сообщила, что платье купила какая-то девушка, явившаяся в сопровождении старой дамы.

— Минуточку,—сказал Джон, доставая из кармана конверт с газетной вырезкой.

Он вынул из конверта эскиз портрета погибшей и протянул его женщине.

— Не эта ли девушка была у вас?

Она поднесла эскиз к свету и внимательно рассмотрела. Потом медленно покачала головой.

— Затрудняюсь вам сказать. К тому же это было так давно.

Женщина вернула эскиз.

— Может быть, она и купила платье, но если бы даже я увидела ее сейчас, то не уверена, смогла ли бы вспомнить.

Джон убрал вырезку в конверт.

— У нее волосы были рыжие? — спросила Барбара.

Женщина немного подумала и ответила, что это возможно, но точно она не помнит. Она почему-то запомнила только даму лет шестидесяти, опиравшуюся на палку, которая пришла вместе с девушкой. Дама была одета в черное, с проницательными черными глазами, худая и высокая. Намного выше девушки, хотя ходила сгорбившись.

Платье куплено за наличные деньги, и имена покупателей нигде не записаны.

— Но девушка все же, наверно, была рыжая,—сказала Барбара, когда они выходили из магазина.— Во всяком случае платье куплено здесь.

В Дэнбери много покупателей. Это маленький, но оживленный город. Конечно, они искали не иголку в стоге сена, но тот крошечный кончик нити, за который ухватились, стал выскальзывать из рук.

Они разделились, чтобы опросить большее число продавцов при своем дальнейшем расследовании. Расспросы были встречены недоумением и недоверчивым молчанием. Сначала они еще надеялись кое-что разузнать в других магазинах мод, но после посещения пяти-шести таких заведений от надежд не осталось и следа. Тогда Барбара предложила порасспросить в аптеках, ведь наверняка шестидесятилетняя женщина часто нуждалась в лекарствах.

Сначала они ходили туда без толку. Было уже почти шесть часов, когда Джон зашел в маленькую аптеку на боковой улице и обратился со своим вопросом к старому служащему. Тот подумал и ответил, что, возможно), старая дама — миссис Пьемонт. Живет она недалеко, в поселке Брустер, и покупает по большей части там.

Однако изредка, когда дама по каким-либо делам бывает в Дэнбери, она заходит' в эту аптеку и покупает один медикамент по рецепту. Может быть, речь идет об этой миссис Пьемонт. Девушка? Да, один раз он видел эту даму в сопровождении девушки. Но обычно миссис Пьемонт приходит одна.

Брустер находился недалеко от Дэнбери и тоже в штате Нью-Йорк. Это был поселок с железнодорожной станцией и всего одной большой улицей. Они прибыли туда довольно поздно. Джон хотел справиться на почте, но та .была уже закрыта. Тогда он зашел в одну из двух аптек и объяснил маленькому деловитому человеку, что разыскивает миссис Пьемонт.

— Старую миссис Пьемонт? — спросил аптекарь.— Значит, речь идет не о молодой мисс Пьемонт. Живет наверху в Ридж Хилл. Так сказать, почти сто лет.

— Ну, она не так уж стара,— сказала Барбара.

Маленький мужчина улыбнулся и быстро добавил, что у миссис Пьемонт «чудесный старый дом» и она «очень изысканная дама». Затем он стал ожидать объяснений с видимым любопытством.

— Она подруга моего дедушки,— объяснила Барбара.— С ней не живет молодая рыженькая девушка?

— Титус,— ответил аптекарь.— Должно быть, она, Очаровательная особа.

Они ожидали, но больше он ничего не добавил.

— Значит, Ридж Хилл? — спросил Джон.— Как туда добраться?

Мужчина объяснил.

Они проехали несколько километров назад, свернули на Ридж-Роуд и, проехав белую виллу, повернули направо, поднялись в гору и снова повернули направо. Теперь путь лежал по узкой и извилистой проселочной дороге. Хорошо, что было сухо. Их легкая маленькая машина двигалась по ней уверенно. Против небольшого почтового ящика со скромной надписью «Пьемонт» они, наконец, свернули к подъезду виллы. Сквозь густую растительность виднелся метрах в ста большой светлосерый дом и значительно ближе — толстая цепь, перегораживающая дорогу к нему. Цепь была прикреплена к железным столбам и заперта на замок.

Пришлось остановиться. Они вышли из машины и подлезли под цепь. Дорога извилисто поднималась вверх. Пройдя метров тридцать, они услышали неприветливый мужской голос:

— Кого ищете?

Грязный загорелый мужчина стоял, держа в руках жердь, очевидно, предназначенную для подпорки ветвей.

— Миссис Пьемонт.,-— ответил Джон.

— Должны бы понять, что ее здесь нет,— ответил мужчина.— Иначе зачем мы повесили цепь?

— Нам очень нужно, поговорить с ней,— сказал Джон.

— Ее нет дома,— повторил мужчина.— Как же вы можете поговорить с ней, мистер?

— Не могли бы вы нам сказать...— начала Барбара.

— Она во Флориде,— коротко ответил мужчина.—

Вернется в будущем месяце.

— А мисс Титус? — спросила девушка.

Он подозрительно взглянул на нее.

— Что вы хотите спросить о мисс Титус?

— Она здесь?

Он долго глядел на Барбару, потом ответил:

— Нет.

— Она вместе с миссис Пьемонт?

Он снова помедлил с ответом, наконец сказал:

— Вы задаете слишком много вопросов. Я уже сказал вам, что ее нет. Что вам еще надо?

— Мы хотим знать, где мисс Титус,— ответил Джон.— Во Флориде?

— Где же ей еще быть,— сказал мужчина.— Ясно, во Флориде.

И, помедлив, добавил:

— Если вам так срочно нужно с ней поговорить, поезжайте туда.

Он повернулся, отошел немного в сторону, взглянул на дерево, поднял свою длинную жердь и стукнул ею по ветке. Та упала. Он повернулся, уставился на них и сказал:

— Убирайтесь! Вы что, оглохли?

Джон и Барбара пошли к машине. Мужчина наблюдал за ними, пока они не покинули владений.

За этой парой следил еще один человек, спрятавшийся возле каменной ограды. Он оставил свой черный лимузин за- поворотом, проехав чуть дальше въезда на виллу. Увидев, что они возвращаются, следивший прополз вдоль ограды, перебрался через нее и пошел к автомобилю, надеясь, что растущие на ограде вьющиеся растения окажутся не ядовитыми.

Полагая, что молодые люди поедут назад тем же путем, он, а это был сержант Шапиро, развернувшись, чтобы следовать за ними, сидел и ждал, когда услышит шум мотора.

Это была настоящая дальняя экспедиция до Дэнбери, где найти место для стоянки почти так же трудно, как в Нью-Йорке, а ему даже еще труднее. Не привлекая внимания, он шел пешкой от одного магазина до другого, от одной аптеки к другой, пока Барбара и Джон, наконец,— так казалось ему, не нашли то, что искали. И ему удалось вовремя успеть к своей машине, чтобы последовать за ними в Брустер вплоть до этого дома, где живут люди по фамилии Пьемонт. Сержанту нужно еще проследить их обратный путь, попытаться угадать намерения и проверить свои предположения.

Вдруг Шапиро пригнул как можно ниже свое длинное тело к сиденью и надвинул до глаз шляпу, притворяясь спящим. Хуже всего, если пассажиры спортивной машины, проезжая мимо, подумают, что он мертв, и остановятся.

Но все обошлось. Беседуя друг с другом, они бросили лишь мимолетный взгляд на стоящий у обочины лимузин.

Чтобы выехать на проселок в нужном направлении, Шапиро пришлось долго маневрировать. Он потерял время, и Джон легко мог оставить его далеко позади. Ох уж эти проклятые проселки... Но что за спектакль устроили наши птички!

Глава 8

Барбара предложила не поворачивать назад, а ехать в том же направлении.

— Как бы нам совсем не запутаться здесь,—сказал Джон.

— Дорога всегда куда-нибудь выведет,— возразила девушка.— Маленькая выведет на большую.

— Или к сараю посреди поля,— заметил Джон.

Все же он включил мотор и поехал в прежнем направлении. Они миновали черный лимузин, стоящий на обочине, в котором спал мужчина. Барбара обратила внимание, что он сидит в неудобной позе. Больше о нем не вспоминали.

— Значит, девушка носила фамилию Титус, вот и все, что мы узнали,— сказала Барбара,

Но та ли это девушка? Полная неопределенность. Зато у полиции все вполне определенно. Все же личность девушки стала прорисовываться, и это может помочь Джону, думала Барбара.

Уже через несколько минут они оказались в поселке—маленьком и пыльном. На улице стояла дюжина белых домов, один магазин с обычным ассортиментом товаров, бензозаправочная станция всего лишь с двумя помпами и без яркой рекламы, церковь с белой колокольней.

Через этот маленький симпатичный поселок ехали медленно, ибо солнце светило в глаза.

— Остановимся, Джон,— предложила Барбара.

Перед церковью стояла скромная табличка с надписью:

Но не на эту надпись смотрела девушка, а на меньшую, находившуюся перед домом возле церкви. Там значилось: ПАСТОР.

— Что такое? —- спросил Джон, притормозив.

— Человек, которого мы можем спросить,— ответила она.— Он может, даже должен знать.

Джон свернул к краю улицы и остановился.

— Ты полагаешь, мы можем туда просто так ворваться? — спросил он.— Просто задать вопросы: кто такая мисс Титус? У нее рыжие волосы? Может быть, она не во Флориде, а в морге?

—- Это единственный способ узнать то, что нам нужно, другого я себе не представляю,— ответила Барбара.

Она быстро вышла из машины. Джону показалось, что она сверкнула как чистое золото в косых лучах заходящего солнца.

Вдоль улицы росли очень старые клены. Направляясь к двери белого домика, Барбара вошла в тень дерева, и Джон вдруг подумал: дерево на теннисном корте было кленом! Он взволнованно посмотрел на дерево, раскинувшееся над девушкой. Да, точно такое, как это, я теперь представляю его почти отчетливо. Однако чувство достоверности тотчас пропало, вид дерева возле теннисного корта изгладился из памяти, и он совсем не помнил, где его видел. С этого дня, решил Джон, я непременно буду внимателен к окружающей обстановке. Ей-богу буду!

Сержант Нат Шапиро тоже убедился, что узенькая извилистая проселочная дорога выходит на широкое прямое шоссе. Он затормозил и посмотрел на указатели. Оказалось, что проселок — это Элм-Лейн, а широкое шоссе направо и налево — Бригс Хилл-Роуд. Куда они поехали, направо или налево,— неясно. Бросить жребий? Он повернул направо. Если отказаться от преследования, то этим путем можно снова попасть в Брустер. Маловероятно, что ему удастся найти следы спортивной машины.

Теперь этот вопрос представлял только теоретический интерес. Все равно, намеренно или случайно, они ускользнули от него. Он полагал, что случайно. Наверняка они не подозревали, кто дремал в лимузине. Скорее всего, не догадывались, что за ними следят.

На первых двух километрах ему встретилась всего одна машина — «ягуар» с закрытым верхом и почти невидимым водителем. Она неторопливо проехала мимо. Шапиро вдруг подумал, что за последние часы он видел слишком много «ягуаров», и ему стало как-то не по себе.

Дорога повернула, открылся вид на местность. Шапиро находился на возвышенности, а впереди невдалеке был виден Брустер. На одной из улиц поселка явно не ко времени горел свет.

На прямой, как стрела, дороге, как он и предполагал, спортивной машины не было. Он направился вниз по шоссе, чтобы в Брустере позвонить по телефону.

Дверь дома открылась, прежде чем Барбара успела постучать. Мужчина в черном с пасторским воротничком распахнул ее и встал на пороге. Он был невысок, но толст, по виду лет шестидесяти с небольшим. У него было круглое розовое лицо. Он снял свои очки и взглянул на молодых людей добрыми, близорукими глазами.

— Пастор Хигби,— представился он.— Видимо, я надел не те очки. Заходите, пожалуйста.

Он вошел в дом и придержал дверь. Барбара и Джон последовали за. ним.

Он провел их в комнату, вероятно, служившую ему кабинетом. Маленькое окно было открыто, и в комнату вливался свежий воздух. Пастор Хигби зашел за письменный стол и стал искать очки.

— Ага,— сказал он и взял другие очки, а те, что были на нем, положил на стол.

Надев очки, пастор посмотрел на молодых людей.

— В это время дня,— прозвучал его мягкий голос,— я имею привычку пить коктейль.

Он взглянул на недопитый бокал на письменном столе.

— Я как раз собирался это делать. Это мартини. Но может быть, вы предпочитаете чашку чая? — обратился он к Барбаре.

— Пастор Хигби,— сказал Джон,— вы. с нами еще незнакомы и не знаете, зачем мы пришли к вам.

— Все в свое время,— ответил пастор.— Все в свое время.

— Я охотно выпью мартини, господин пастор,— сказала девушка.— Меня зовут Барбара Филипс, а это Джон Говард.

— Да,— ответил пастор, видимо, не слышавший, что ему сказали.

Он вынул из шкафа миксер, две бутылки и достал из миски два кубика льда. Тщательно смешал напитки, очевидно, руководствуясь только цветом смеси, наполнил два бокала и добавил в свой собственный.

— В конце дня надо немного подкрепиться,— сказал он и поднял бокал.

Они тоже подняли. Напиток был по виду как вода, но оказался довольно крепким.

— Наверно, слишком много вермута? — спросил пастор.

Они уверили его, что напиток очень хорош.

— Я уже обратил внимание, что раньше не видел вас обоих. Вы новые в приходе? Как отрадно видеть новые молодые лица.

— Пастор Хигби,— сказал Джон,— нам хотелось бы только получить у вас справку.

— Да! И, я думаю, вы хотите здесь обвенчаться.

— Ах, это мы хотим, но не сегодня,— ответила Барбара.

— Замужество будет вам кстати.

Пастор Хигби улыбнулся ей и продолжал!

— Я прожил много счастливых лет со своей любимой женой.

Он отодвинул недопитый бокал и посмотрел на него, словно обнаружил там что-то интересное.

— Ну все равно,— продолжал он,— если я чем-либо могу вам помочь...

— Мы,— начала девушка, и Джон ее перебил:

— Нет, подожди, Барбара. Пастор Хигби, в прошлую субботу в Нью-Йорке была убита молодая девушка. Полиция считает, что я преступник, но я невиновен. Мы пытаемся узнать, кто была эта молодая девушка.

Пастор внимательно посмотрел на Джона.

— Объясните мне, как я могу вам помочь,— сказал он наконец.

Джон рассказал и под конец показал эскиз из газеты. Пастор, как старая дама в салоне, рассматривал картинку, поднеся ее к свету. Потом сменил очки и снова стал разглядывать. Затем покачал головой и сказал, что очень трудно быть уверенным.

— Самое заурядное лицо, не так ли? — сказал он.— Каждая красивая молодая девушка похожа на нее. Это может быть Юлия Титус. Но по рисунку я не могу с уверенностью утверждать.

Он отдал Джону газетную вырезку.

— Впрочем, я видел-то Юлию всего один-два раза с тех пор, как она выросла. Вообще она показывалась очень редко,— продолжал пастор,— так как Анжела за ней очень следила.

Он сделал паузу.

— Анжела Пьемонт... Она для Юлии очень много сделала. Прекрасная женщина, мистер Говард. Все, что она делала, было к лучшему, но эта девушка не приспособлена к жизни. Я позволил себе намекнуть на это Анжеле, однако она...— Он не закончил фразы.— Анжела, как говорят, имела свою голову на плечах.

Он потянул из своего бокала и сказал, что в отношении Анжелы Пьемонт может рассказать не больше любого другого человека в округе. Она уже давно овдовела и обычно называла Юлию Титус «очаровательная малышка Титус». Но лучше сначала рассказать о фамилии Титус.

— Об этом я могу сообщить вам только в общих чертах. О семейных делах я очень мало знаю. Анжела каждый год ездит во Флориду значительно раньше, чем масса отдыхающих, и подолгу там живет. Она преклонного возраста, а когда мы стареем, говорят, наша кровь разжижается. Девушка ездила туда вместе с ней в поселок Брадентон. Это где-то в восточной части Флориды. По-моему, она и сейчас там. Точно я не знаю. Что касается остального...

Род Титусов уже давно живет в этих краях. Уже двести лет, как этот род обосновался здесь, в Вестчестере и пограничном с Коннектикутом округе. Один из Титусов был губернатором, многие — судьями.

— Мой собственный прадед был Титус,— заявил пастор Хигби.— Анжела Пьемонт — урожденная Титус.

— Значит, девушка?..— спросила Барбара.

— Родственница, думаете вы? Да, родственница Анжелы, а в известной степени и моя. Фамилия одна, но предки разные. Юлия родом из Титусов в Бригс Хилле.

Вы едва ли знаете Бригс Хилл — это маленький поселок недалеко отсюда. Таких поселков еще много в стране, даже поблизости от Нью-Йорка.

Не следует думать, что все мужчины из рода Титусов были только судьями, торговцами или врачами. Встречались поденщики, батраки и прочие. Те, что из Бригс Хилла...

— Я не люблю разделять людей на группы,— заметил пастор Хигби.— Мы дети одного Отца и не должны никого презирать. Но семья Титусов в Бригс Хилле — в ней, к сожалению, много родственных браков — была неприятной. Отец Юлии — слабоумный. Он был, собственно, адвокатом, но вместо работы часто сидел в тюрьме. В семье десять детей. Старшая дочь стала проституткой, две других — слабоумные. Старший сын — осужден на шесть лет за убийство. Четвертый ребенок — очаровательная девочка — это Юлия.

Пастор замолчал. Он покачал головой, и его розовое добродушное, круглое лицо, казалось, побледнело.

— Слишком много зла,— снова начал он.— Так много злого делаем мы в божьем мире.

Выпил глоток.

— Я понимаю, какое представление вы получили об этой девушке. Я вижу, что это имеет для вас значение, и все же я цепляюсь за надежду, что убитая не Юлия Титус. Она была милым ребенком, веселым. Анжела привезла ее из Бригс Хилла, чтобы уберечь от падения. Надеюсь, это не она, однако... .

Он взглянул на свой пустой бокал, на пустой миксер и не договорил.

— Как хозяин я не на высоте.

Он посмотрел на Барбару и на Джона. Джон обратил внимание на необычайно толстые стекла его очков и подумал, как ограничен для пастора видимый мир.

— Нет, коктейль был очень хорош, но, пожалуй, больше не надо,— сказала Барбара.

Пастор вопросительно взглянул на Джона. Тот покачал головой, и пастор снова уставился на свой пустой бокал.

— Видимо, вы правы,— печально проговорил он,— Эта девушка была красивой.

— Да,— ответил Джон,— она была очаровательной. Несмотря на то, что я увидал ее только после смерти.

— Вы умный человек,— сказал пастор.— Прекрасное находится в душе. Юлия была очаровательным ребенком. Она стала красивой с десяти лет.

Он печально улыбнулся.

— Тогда глаза мои были лучше. Помню, как Анжела рассказывала о девушке, о ее опасной красоте. Она взяла девушку к себе. Как договорилась об этом — не знаю. Она вырастила ее и воспитала.'

Он замолчал. Они ждали, что он еще расскажет.

— После смерти мужа Анжела имела собственную женскую школу. Надо думать, очень хорошую. У нее были особые взгляды на воспитание, и она лично обучала Юлию. «Я взяла на себя ответственность за Юлию,— говорила она.— Ее нужно от многого оберегать». В то время Анжела уже отказалась от своей школы. Девочка находилась под ее присмотром, и обучала она ее дома.

Они хорошо понимали, из каких соображений пастор рассказывает об этом. В сельских местностях детей собирали и отправляли в школы на автобусах. Юлия в возрасте от десяти до четырнадцати лет должна была пользоваться тем же автобусом, что и ее братья и сестры из Бригс Хилла. И от такого образа жизни ее нужно было уберечь.

— Не знаю, умно ли это было. Мы должны жить в том мире, что нас окружает. Конечно, нужно стараться его улучшить, но жить нужно именно в нем, реальном, а не выдуманном. Мне не всегда приходится возделывать тихие виноградники,— добавил он для самого себя.— Ребенка можно и так воспитать в строгости.

— Вы считаете, что так было в случае с Юлией? — спросила Барбара.

Пастор внимательно посмотрел на нее сквозь толстые стекла очков.

— Может быть,— ответил он,— Да, так это и было. Она...

Взглянув на пустой бокал, он прервал речь, взял его с письменного стола и поставил позади себя на полку.

— С десяти лет она жила у старой женщины. У человека, который уже далек от повседневной жизни и оторван от всего мира.

— Бедное дитя,— сказала Барбара,— она должна была чувствовать себя очень одинокой.

— Да,— сказал пастор.— А неприспособленной вы ее не находите? Вероятно, она такого же возраста, как вы.

Посмотрел в глаза Барбаре и добавил?

— И так же очаровательна. .

— Да,— ответила Барбара.— Миссис Пьемонт, должно быть, очень обеспокоена. Значит, она во Флориде?

— Где и как она там живет, я не знаю. Полагаю, что во Флориде, в тихом отеле. Наверняка, живет в тишине. А Брадентон, я слышал, тихий городок. Хотя, если не ошибаюсь, там тренируется бостонская бейсбольная команда. -

Барбара и Джон удивились.

— Даже священнослужитель,— мягко сказал пастор Хигби,— может интересоваться бейсболом. У меня отличный телевизор.

Он взглянул на Джона.

— За которым, как вам теперь известно, я должен очень близко сидеть.

Он помолчал, словно задумавшись.

— В конце прошлого лета,— продолжал он,— Юлия познакомилась с одним мужчиной. Каким образом, мне неизвестно. Не знаю, как Анжеле. Это показалось мне странным.

Он поднялся из-за стола,

— Если вы еще не ужинали, я бы охотно сводил вас в ресторан Бельпула.

Они удивленно посмотрели на него.

— Там хорошо и тихо,— добавил ой.

— Но вы хотели рассказать нам об этом мужчине,— возразил Джон.

— Это я помню,— ответил пастор.— Я не такой уж забывчивый.

Он усмехнулся.

— Можно ли о себе судить? Все, что легко забывается, можно забыть. Я встретил Юлию с тем самым мужчиной в октябре в ресторане. На деревьях еще полно было листьев. Но мне хочется показать вам этот ресторан.

В маленькую двухместную машину Джона поместились все трое. Пастор сел между молодыми людьми. Он надел мягкую черную шляпу и низко надвинул ее на лоб. Теперь мы выглядим как похитители священника, подумала Барбара.

До ресторана оказалось недалеко. Он представлял собой низкий зал с приятным рассеянным светом. Когда они вошли, там еще никого не было.

— Надеюсь,— сказал пастор,— мы можем сейчас разрешить себе еще по коктейлю.

Так и поступили. Джон и Барбара не торопили приветливого пастора с круглым лицом. Они пили очень медленно и тем временем заказали ужин.

Хигби вдруг заявил, что он эгоист.

— Я не люблю есть в одиночестве. А теперь я так часто ем один. В тот вечер, когда увидел Юлию со знакомым, я тоже был один. И совсем не нужно было вас сюда затаскивать. Вы, наверное, предпочли бы другое место.

— Нет,— возразил Джон,— здесь очень приятно сидеть.

— В конце недели тут бывает очень много народу, но в остальные дни почти пусто,— сказал Хигби.— Так, кажется, было и в тот вечер, когда я увидел эту пару — там, в глубине зала.

Он указал на столик в углу помещения. Теперь на нем стояла свеча, которая давала мягкий свет.

— Боюсь, я их очень плохо видел, так как они сидели далеко, а зрение у меня плохое. Но я им приветливо кивнул. В конце концов, ее спутник мог быть моим прихожанином. Я всегда для верности так делаю и часто бываю прав.

Он выпил еще глоток.

— Мужчина разговаривал с девушкой, потом они встали,— продолжал он.— Я помню, она перед этим покачала головой. Похоже, он ее уговаривал. Они подошли к моему столику. Он был почти такого же роста, как вы, мистер Говард. На нем был спортивный пиджак, довольно яркий, бросающийся в глаза. Девушка сказала, что она Юлия Титус, и спросила, вспомнил ли я ее. Мне показалось, что она волновалась. Будто решила что-то предпринять и хотела быстрее с этим покончить. Вы понимаете, что я имею в виду, мисс Филипс? — обратился он к Барбаре.

— Да,— ответила она.

— Да.— повторил пастор.— Она пожелала мне доброго вечера и одним махом выпалила, что хочет познакомить меня со своим другом. Она сказала: «Господин пастор, я хочу познакомить вас с Джоном Говардом».

Глава 9

Ужин прошел в молчании, потом они проводили пастора Хигби в его маленький милый домик. По дороге он сожалел по поводу результатов беседы.

— Да, пастор сделал все, что мог,— заметил Джон на обратном пути.

Теперь маленькая машина спешила в Нью-Йорк. Фары светили в голубых сумерках. Молодые люди не знали, что друг другу сказать. Джон смотрел на дорогу и автоматически управлял машиной.

Меня как марионетку дергают за нитку, думал он, а сам я не действую. Только какой-то момент была иллюзия, что смогу что-то распутать. Но я потерпел поражение. И от этих мыслей у Джона снова возникло мрачное сомнение о своем рассудке: либо «кукловод» — это действительно совсем другой человек, который случайно так похож на меня, и уже давно подготавливал этот танец, в который он меня вовлек? Либо это я сам? Моя собственная персона, о чем я совершенно забыл?

Сидящая рядом Барбара тоже смотрела на дорогу, освещенную светом фар, и молчала так же, как он. Она рядом, думал Джон, и все же я один. Один раз так со мной уже было... Я проснулся в одиночестве. Вдалеке столпились люди, которые не видели меня и не могли приблизиться. Они говорили: «Лейтенант! Слышите, лейтенант?» Но они были так далеко, что я не мог им ответить. Даже воздух между ними и мной был препятствием. Я сказал: «Да, я слушаю вас, доктор»,— хотя они не могли слышать моих слов. «Говард,— сказал врач,— послушайте, Говард! Вы понимаете меня, лейтенант?» — «Я понимаю вас, доктор. Разве вы не слышите моего ответа?»— «Всё будет в порядке,— сказал врач,— вопрос только во времени. Тяжелый шок, но долго он не проболеет».

Доктор говорил с кем-то, кого там не было. «Меня здесь нет, доктор,— сказал Джон.— Я здесь не живу». Однако врач его не слышал.

— Джон! — воскликнула Барбара.— Приди в себя! Слышишь меня! Приди в себя!

— Я в полном порядке,— ответил он глухим голосом, словно говорил с дороги, которую освещали фары.— Это был сильный взрыв снаряда.

Девушка чуть помолчала. Она сидела напряженная, будто хотела собраться с мыслями. Потом снова заговорила:

— Джон, послушай меня! Что с тобой?

Он помедлил с ответом.

— Ты думаешь о том, что рассказал пастор? —спросила она осторожно.— О том мужчине, который был там с мисс. Титус? Которого она представила как Джона Говарда? -

— Я говорил о взрыве снаряда,— ответил Джон,— Но отчасти ты права. Да, это почти так.

— Но пастор не считает тебя преступником. Он твердо убежден в этом.

— Лично он уверен,— возразил Джон.— Но он не может поклясться, что это был не я.

Джон говорил медленно, делая длинные паузы между словами.

— Как он может поклясться? Он очень плохо видит. В зале было темно. Это произошло несколько месяцев назад. Если его допросят как свидетеля, ему придется сообщить полиции, что девушка отрекомендовала своего спутника как Джона Говарда. Ему придется сказать, что на мужчине был надет спортивный пиджак, бросающийся в глаза. Тот самый, какой полиция нашла в моей квартире.

— Отъезжай в сторону и остановись,— предложила Барбара.— Так мы не можем разговаривать, я половины твоих слов не слышу.

Проехав еще немного, Джон свернул на обочину, затормозил и заглушил мотор. Девушка, улыбнувшись, повернулась к нему, но он покачал головой и сказал, что все ее слова, к сожалению, не имеют особого значения. Говорил он глухим голосом, словно издалека.

— Этот тип начал с принуждения,— сказала Барбара.— Он потребовал, чтобы Юлия представила его как тебя. Это входило в его план.

— Как? Да, должно быть, так, Барбара. Я не могу вспомнить, чтобы я когда-нибудь был в этом ресторане. Я имею в виду — до сегодняшнего дня.

— Вспомнить? Почему ты сказал «вспомнить»? Ты ведь действительно, там не был!

Она ожидала. Джон молча смотрел на нее.

— Что мне с тобой делать? — с тревогой спросила она.— Что же мне с тобой делать?

— Нет, там я никогда не был,—сказал он.— И эту девушку не видел. Я не убивал ее. Это я всегда говорил, не так ли?

— Да, всегда,— ответила она.— Но зачем ты мне говоришь об этом? Я ведь это знаю.

Он коснулся пальцем ее щеки, погладил нежную кожу. Она крепко схватила его за руку.

— Взрыв снаряда,— сказала она.— Ты говорил о настоящем снаряде, да? В Корее?

— Да, это было в Корее.

Противник обстреливал их батарею. Один снаряд упал рядом. Джон был засыпан землей, как ему потом сказали. Его откопали спустя некоторое время. Потом он долго находился без сознания, открыл глаза уже в полевом госпитале и пытался ответить врачу, который с ним говорил.

— Мне казалось, будто моя личность раздвоилась,— сказал Джон.— Один — глубоко погребенный в земле, пытается отвечать, но никто его не слышит. Второй —> где-то еще, наблюдает, как безучастный зритель.

Девушка кивнула и молча слушала дальше.

— Видимо,— продолжал Джон,— это было тяжелое сотрясение мозга, несколько ушибов тела, но ничего опасного, как сказали врачи. Потом я пытался им объяснить, что чувствую, будто состою из двух человек, но это их не очень интересовало. Мне сказали, что сотрясение мозга иногда имеет такие последствия и что я еще счастливо отделался. Через два месяца я уже был годен к строевой службе. Однако к тому времени наступило перемирие.

— Джон, почему ты именно теперь об этом вспомнил?— спросила девушка.— Почему ты только сейчас рассказал мне об этом?

— Не знаю,— ответил Джон.— Так, пришло на ум. Я спросил себя...

Он оборвал фразу и посмотрел на Барбару. Взгляд его уже не был бессмысленным, он озабоченно глядел на нее.

— Хорошо,— сказала она.— Значит, ты спрашивал себя, стал ли ты, так сказать, снова целым человеком или одна из твоих личностей могла вести иную жизнь? Джон, ты всерьез думал об этом?

Он внимательно посмотрел, на девушку.

—Теперь, когда ты мне об этом сказала, уже не всерьез. Но еще осталась какая-то тень.

— Значит, еще осталась,— спокойно проговорила Барбара.— Мне просто смешно это слышать. Очень смешно.

Ее взор стал жестким, глаза гневно сверкнули.

— Ты думаешь, я этого не заметила? — спросила она.

— Я...

— Ну?

Она ждала ответа, но вместо этого он прижал ее к себе и крепко поцеловал в губы.

— Хорошо,— сказала она, как только смогла говорить.— Теперь будем надеяться, что найдем это дьявольское дерево близ теннисного корта.

— А если это удастся,—добавил Джон,—попытаемся найти другого Говарда. В том нескромном спортивном пиджаке.

— И я этому не удивлюсь. Нисколько не удивлюсь,— заметила Барбара.

Сержант Шапиро поговорил по телефону с Миллером и Грэди, договорился о дежурстве в десятом отделении полиции Нью-Йорка. Миллер и Грэди связались с полицией Дэнбери и договорились о содействии.

Шапиро наскоро пообедал и на своей черной машине выехал из Брустера на ту же извилистую проселочную дорогу, по которой уже ехал. Все прошло вполне удачно, однако он был удручен. Отчего у меня такое подавленное состояние, думал он.

У въезда в усадьбу Пьемонтов цепь была снята и лежала на земле. Шапиро заинтересовался и поехал к дому. Повернув, он увидел, что многие окна ярко освещены. Он затормозил; и в этот момент в свете фар появился высокий худой старик с ружьем в руках. Шапиро выглянул. Незнакомец, держа ружье наготове, подошел к машине.

— Ну, что, прогуливаетесь? — спросил ой.

Очень нелюбезный человек, решил Шапиро: На свете было множество нелюбезных людей, и, похоже, от этого сержант Шапиро стал таким меланхоличным.

— Мистер Пьемонт дома? — спросил он, надеясь, что человек с ружьем станет обходительнее.

— Мистер? — повторил тот.— Здесь нет никакого «мистера». Он умер тридцать лет назад. Я полагаю...

Он не закончил фразу, очевидно, новая мысль пришла ему в голову.

— Вы хотите здесь что-нибудь продать? Если так, то мы ничего не купим.

Неприветливый человек, неприятный тип — таких много на свете, подумал Шапиро и вздохнул.

— Нет,— ответил он,— я из полиции. А миссис Пьемонт дома?

— А если дома, что из этого? — последовал ответ.

Все же теперь старик опустил ружье, и так низко, что, если бы случайно спустил курок, заряд угодил бы ему в правую ногу.

— Два часа назад,— сказал Шапиро,— здесь была молодая пара. Они разговаривали с мужчиной,, который подпирал ветки.

— Не подпирал, а подрезал,— поправил старик.— Они говорили со мной. Ну и что?

— Я из полиции,— повторил Шапиро.

— Я слышал.

— Что они хотели у вас узнать?

Шапиро был столь же терпелив, сколь и меланхоличен.

— Спрашивали Титус,— ответил мужчина,—- Разве вас это интересует?

— Да, к сожалению, интересует,— ответил Шапиро.— Что вы им сказали?

— Что я мог им сказать? Что ее здесь нет. Она во Флориде со старой дамой.

Он подошел еще ближе и спросил Шапиро, действительно ли тот из полиции.

— Конечно,— ответил сержант, протянул ему свой жетон и щелкнул зажигалкой, чтобы тот мог его рассмотреть.

— Видно, так,— согласился старик.—Титус здесь нет. Старая дама дома, но она вернулась одна.

Он еще раз внимательно осмотрел полицейский жетон..

— Советую вам поговорить со старой дамой. Наверно, она знает о девушке.

— Хорошая идея,—заметил Шапиро.— Так я и сделаю.

— Но, возможно, она не захочет с вами говорить, хотя вы и полицейский.

— Может быть,—согласился Шапиро.— Если я сейчас просто подъеду к дому...

— Нельзя! Оставьте машину здесь! Я спрошу ее. Если она не пожелает с вами говорить, я скажу вам. Ясно?

— Да,— ответил Шапиро.

Мужчина повернулся и пошел ко входу в дом. У дверей он немного постоял, видимо, ждал, когда ему откроют. Затем вошел в дом, но тотчас вернулся и подал знак Шапиро, приглашая егo войти. В дверях стояла стройная старая дама, освещенная сзади лампой. Она была одета в черный костюм и опиралась на палку.

— Вы очень быстро появились,— сказала она, когда Шапиро поднялся, по ступенькам.

Она говорила совсем старческим голосом. Годы изменили и лицо ее, и голос.

— Всего двадцать минут назад я звонила по телефону,— заявила она и, повернувшись, вошла в дом.

Мужчина, все еще державший ружье — теперь оно могло прострелить левую ногу,— подал Шапиро знак свободной рукой, и тот последовал за дамой в комнату.

— Присаживайтесь,— предложила она и указала на кресло-качалку.

Шапиро осторожно сел на него. У его матери было такое кресло, и она очень гордилась этим.

— Как я уже говорила,— начала старая дама,— вы очень быстро явились сюда.

— Стараюсь так делать,— ответил Шапиро.— Но...

Дама ждала. Шапиро обратил внимание, что ее черные глаза были слишком яркими для старческого лица.

— Я криминальный работник из Нью-Йорка, миссис Пьемонт,— пояснил Шапиро.

Он произнес ее имя неуверенно, будто точно не знал, правильно ли это.

— Сержант Шапиро,— продолжал он.— Речь идет о сведениях в отношении молодой девушки.

— Конечно,— ответила дама.— Из-за чего же тогда я приехала? Это моя воспитанница. Вернее, прежде была моя. Юлия Титус. Почему вы зондируете почву, мистер Шапиро? Почему не переходите сразу к делу?

«Дело» казалось ему не совсем еще ясным. Он пытался к нему подойти.

— Видимо, вы звонили в полицию,— сказал он.— Я этого не знал. Я...

— Не станете же вы уверять меня, что случайно проезжали мимо и заглянули сюда?

Он терпеливо объяснил, почему приехал.

— Ах,— ответила дама,— об этой молодой паре, которая пыталась здесь разнюхивать.

— Джонатан...— начал Шапиро, но дама тотчас перебила его.

— Человек, с которым вы только что разговаривали, Джонатан Титус. Он думал, что я все еще во Флориде. Он очень старый, этот Джонатан. Она та самая девушка, которую убил мужчина, не правда ли?

— Это ваша воспитанница? — спросил Шапиро и тут же молча выругал себя за недогадливость: о ком же еще она могла говорить!

— Кто ее убил, мы не знаем,— продолжал он,—мы даже не знали, что она была мисс Титус, так как она жила под другим именем.

—~ Эванс,— просвещала его дама.— Нора Эванс. А из-за чего же, вы думаете, я приехала сюда? Я уже все это объяснила полицейскому по телефону.

— Но, может быть, вы и мне тоже это объясните, миссис Пьемонт. Я не хотел бы вас затруднять, но...

— Молодой человек,— возмутилась дама,— я нахожусь в полном рассудке.

Это прозвучало как намек, что у Шапиро не все дома, — Итак, если вы хотите слушать...

Он кивнул и начал слушать.

Дама находилась в Брадентоне, когда в газетах появилось сообщение об убийстве Норы Эванс.

— Я всегда читаю заметки об убийствах,— пояснила она,— из-за интереса к человеческой натуре.

— О! — пробормотал Шапиро и продолжал слушать.

— Свое имя и адрес она мне сообщила в письме из Нью-Йорка,— продолжала дама.— Писала, что вышла замуж. Разве это не соответствовало действительности?

— Не было обнаружено никаких доказательств замужества,— ответил Шапиро.— Но вы знали, что у нее была связь с мужчиной? Я хочу сказать, до этого.

Она ведь ему только что объяснила это, резко ответила миссис Пьемонт. Конечно, она знала это.

— Значит, все это не соответствовало действительности. А я надеялась, что она будет со мной откровенна.

В этот момент Шапиро показалось, что ее голос прозвучал как-то по-детски, но тотчас снова стал уверенным.

— Но это не имеет значения. Так много лет прошло напрасно. Однако чего же можно было ожидать? С десяти лет она...

Миссис Пьемонт продолжала теперь совсем спокойно. Она сообщила ему, что удочерила ребенка по имени Юлия Титус, очаровательную рыженькую девочку родом из Бригс Хилла. Этого Шапиро не знал. Она сообщила об этом только в общих чертах, и теперь не время просить ее рассказывать подробности.

— Я делала все возможное, чтобы ее оберегать,— продолжала старая дама,— но этого оказалось недостаточно. Каким-то образом она познакомилась с этим парнем, который уговорил ее покинуть меня, не попрощавшись. Через несколько дней она написала, что сожалеет о своем поступке и- собирается выйти замуж. Надеялась на мое сочувствие.

Она чуть помолчала и с глубоким вздохом повторила:

— Сочувствие...

Девушка поставила миссис Пьемонт в трудное положение, так как ежегодно сопровождала ее во Флориду, а теперь старая дама была вынуждена ехать туда одна. Молодежь ни с кем не желает считаться. Но...

В первом письме Юлия не сообщила адреса. Оно было написано в октябре.

— Вы не пытались ее разыскать? — спросил Шапиро.

Миссис Пьемонт удивилась.

— После того как она покинула меня, когда я особенно нуждалась в ее обществе?

— Гм,— пробормотал Шапиро.

Второе письмо старая дама получила, когда находилась в одиночестве во Флориде. Девушка сообщила в нем, что вышла замуж, и дала свой адрес на Одиннадцатой улице.

— Вероятно, она сообщила вам также имя своего мужа? — мягко спросил Шапиро.

— Да. Она стала именовать себя миссис Эванс,— ответила миссис Пьемонт.— Очевидно, вы, к сожалению, очень невнимательно меня слушали.

Шапиро извинился.

— Она просила, чтобы я писала ей по этому адресу на имя мисс Эванс,— сказала старая дама.— Она хотела сохранить в тайне свое замужество. Причину этого она не пояснила. Но теперь вы сообщили мне, что никакого брака не было.

Шапиро повторил, что не удалось найти никаких доказательств брака и очень вероятно, что мисс Титус вообще не была замужем. Выслушав пояснение, старая дама кивнула и затем долго молчала.

— Могу вам откровенно сказать,— продолжала она затем,— что я любила эту девушку. Я... я желала ей хорошего будущего, строила для нее планы. Однако она не оценила этого. Я много лет надеялась, что наследственность не проявится. Но вас это не должно интересовать. Она прислала мне фото этой твари.

— Оно еще сохранилось у вас? — спросил Шапиро.

— Конечно,— ответила старая дама и взяла черную кожаную сумку, стоявшую возле нее на полу.

Она открыла сумку и достала оттуда фото. Это был маленький, но четкий снимок. Шапиро рассмотрел его, кивнул, потом подошел к свету и снова рассмотрел его.

— Ну? — спросила дама.

— Он пригодится.

Шапиро снова сел в кресло-качалку.

— Покойная еще не опознана,— сказал он.— Мы просим вас, если не очень затруднит, это сделать. Для того, чтобы знать, действительно ли умершая... Она была вашей родственницей, не правда ли?

— О, конечно, тоже Титус, как и я. Но на самом деле мы с ней не были родней. Это недостоверно. В этих краях уже давно появились люди с фамилией Титус, происходившие от многих побочных линий. Само собой, я опознаю ее, мистер Шапиро. Иначе я не стала бы возвращаться из Брадентона. Утром Джонатан поедет со мной в город. Вы позаботитесь о соответствующих распоряжениях?

Сержант Шапиро обещал и сунул фото в карман.

Его противник все обдумал, отрезал все выходы, если здраво рассудить. Он обдумал это дело и тщательно подготовил его уже несколько месяцев назад —по меньшей мере с прошлого лета,— так что теперь всякая попытка найти выход только сильнее запутывала Джона. Когда он поставил свою машину в гараж и не спеша шел домой, то все еще не знал, какова была истинная цель этого загадочного дела, в котором он увяз. Дела, сопровождавшегося убийством рыженькой молодой девушки. Возвращаясь этим весенним вечером в Нью-Йорк, Барбара и Джон в предположениях не сдвинулись с мертвой точки. Но сомнения о своем рассудке больше не одолевали его, и это уже было хорошо. Барбара помогла ему — это очень много значило. Против него был построен коварный замысел, смысла которого они не могли разгадать. И пока не найдем мотив, сказал себе Джон, у нас не будет надежды разыскать преступника, Эта мысль не покидала его усталой головы. Если бы только ему удалось бесспорно объяснить хотя бы один пункт этого дела, ответить на один только вопрос, который кажется таким простым!

Джон вошел в маленький вестибюль своего дома и снова подумал, что его противник — так решил он его называть — много раз входил сюда и выходил. Входил в холл и поднимался к нему в квартиру. Брал его рубашки с метками прачечной и снова приходил, чтобы подсунуть ему в шкаф спортивный пиджак. Ясно, что он часто надевал его, например, он был в нем в ресторане, когда познакомился с пастором Хигби. Для того, чтобы полиция нашла потом пиджак как улику и петля на шее Джона затянулась туже.

Несомненно, неизвестный имел ключ от его квартиры. Как он достал его, было не совсем ясно. Также неясно было, как ему удавалось незамеченным входить и выходить из дома. Если бы Гарри — или другой лифтер — несколько раз поднимали незнакомца на пятый этаж, это могло вызвать у них любопытство. А неизвестный, безусловно, избегал этого...

Еще не входя в вестибюль, Джон заметил, что кабины лифта внизу не было и придется ожидать ее. Дверь лифта можно видеть с улицы, не заходя в дом-, через широкую застекленную входную дверь. Это известно Джону уже много лет, но он никогда не задумывался над этим. Кабина сейчас двигалась где-то наверху, производя изрядный шум. Джон хотел спросить Гарри, когда тот спустится, не помнит ли он кого-либо, но вдруг ему в голову пришла иная мысль.

Пожарная лестница. Подножие этой лестницы было видно из кабины лифта, если она находилась внизу, лифтер также мог видеть ее, сидя на своей табуретке возле лифта. Но когда он поднимался или спускался в лифте, можно незаметно войти на лестницу или сойти с нее. Таким образом...

Джон машинально подошел к пожарной лестнице, открыл дверь перед ней и стал подниматься по бетонным ступенькам. Это было очень просто для любого, кто без труда мог подняться по лестнице на пятый этаж. Что он сейчас и делал.

С некоторым удовлетворением, что способен хотя бы что-то доказать, Джон вошел к себе в квартиру, закрыл дверь и зажег свет. Теперь ему стало ясно, как неизвестный входил сюда.

С досадой он заметил, что, входя в квартиру, нервничал, словно ожидал нападения. Этому не было причины, так как комната казалась пустой. За несколько секунд он осмотрел квартиру и убедился, что там никого нет.

Затем ему пришло в голову, что он еще не заглянул в шкаф передней. Открытая дверь мешала посмотреть в шкаф. В раздражении он выругался. Если так пойдет дальше, то я начну шарить под кроватью, подумал он и зажег свет в шкафу.

Бросающегося в глаза пиджака там не было.

Ну и дела, подумал Джон. Утром, когда он уходил, пиджак висел на своем месте, а теперь исчез. Значит, кто-то заходил и унес его. Джон заметил, что это обстоятельство взволновало его.

Не стоит, черт возьми, ломать себе голову, сказал он, закрывая шкаф. Надо спокойно обдумать все по порядку. Прежде всего вспомнить, где стояло это дерево.

Затем он запер входную дверь. Пусть сегодня вечером никто не зайдет сюда, ни полицейские, ни противник. Совсем отупевший, Джон смешал себе на ночь немного выпивки, отпил глоток, вошел в спальню и почти тотчас заснул.

Проснулся около восьми. Он вспомнил, где стояло дерево! Такая простая вещь!

Джон принял душ, побрился и приготовил себе завтрак. Теперь он чувствовал себя намного лучше. Мозг отдохнул. Более того: в первый раз за многие часы он почувствовал некоторую уверенность.

Когда он закурил сигарету, зазвонил телефон.

— Ну как ты чувствуешь себя? — спросила Барбара.— Говоришь ты совсем бодро.

— Хорошо, очень хорошо,— ответил Джон.— Я теперь знаю, где находится это дерево. Оно стоит...

Он объяснил девушке, где.

— Я буду ждать тебя возле дома,— сказала Барбара.

В этот день уборщица не должна была приходить, и Джон сам вымыл посуду. Затем вышел из квартиры, запер ее — неизвестно зачем — и направился к лифту. Кабина в это время двигалась, он слышал шум. Джон открыл дверь на пожарную лестницу и сошел по ней вниз.

На лестнице он мог на слух определить местонахождение лифта в шахте. Ясно, что его враг таким образом незаметно выходил из дома. Сходя вниз, Джон слышал шум поднимавшегося лифта, затем слышал, как тот стал спускаться. Перед тем, как сойти в вестибюль, Джон немного постоял на том месте, где его не было видно. Когда захлопнулась дверь лифта и он снова стал подниматься, Джон вышел ив дома, радуясь, что узнал еще одну деталь.

Было ласковое ясное утро. Он прошел два дома до гаража и выехал на своей маленькой машине на освещенную солнцем улицу.

Барбара Филипс ожидала его перед домом. На ней был желтый костюм, очень подходящий для весеннего утра.

Они поехали на север, в предместье Вестчестер, чтобы найти дерево возле теннисного корта.

Глава 10

Грэди нажал на кнопку звонка. Никто не отозвался, и он позвонил снова. Шапиро, выглядевший усталым и еще более печальным, чем обычно, прислонился к стене.

— Видно, никого нет дома,— обрадованно сказал Грэди.

Шапиро что-то буркнул в знак согласия. Грэди еще два раза постучал в дверь, затем вынул из кармана ключ, отпер дверь, и они вошли в квартиру. Грэди громко крикнул:

— Мистер Говард! — но ответа не последовало.

— Был здесь еще недавно,— сказал Шапиро.—Пахнет сигаретным дымом.

— У тебя тренированный нос,— заметил Грэди.— Он и ночевал здесь. Постель не убрана!

Он пошел к шкафу в переднюю и открыл его.

— Гм, гм,— пробурчал он и снял спортивный пиджак с вешалки.

Затем поднес его к свету и осмотрел. Пиджак был разорван на спине, кусочек материи оторван. Грэди достал из кармана конверт, вынул из него лоскуток и приложил к дырке на спине.

— Точно,— сказал он.— Разве это не точно. Нат?

— Подходит,— ответил Шапиро.— Все, что вы заметили,— подходит.

— Это отрадно,— заметил Грэди, положил лоскут снова в конверт и убрал его. Потом взял пиджак.

—- Разве еще что-нибудь нужно? — спросил он и оглянулся.

Шапиро с озабоченным видом покачал головой. Они вышли из квартиры Говарда и заперли дверь. Затем вызвали лифт.

— В котором часу мистер Говард вчера вечером вернулся домой? — спросил Грэди лифтера, когда тот поднялся к ним на пятый этаж.

— Вчера вечером?—переспросил Гарри.— Вы хотите знать, когда он пришел вчера домой?

— Умная голова,— заметил Грэди.— Да, мистер Говард. Вчера вечером.

— Насколько мне известно, он вчера вообще не приходил,— пояснил Гарри.— Во всяком случае, я его не поднимал.

— Вы дежурили всю ночь?

— Как обычно,— ответил Гарри.— Начал с девяти утра. Но вы видите, что сейчас уже больше девяти.

Грэди взглянул на часы. Было 9.30.

— Как обычно,— повторил Гарри.— Всю смену. Сменщик придет, когда ему удобно. А я буду честно и верно ждать его прихода.

— Тяжелый случай,— заметил Грэди.— Но вы между прочим немного соснули.

— А если итак,— ответил Гарри,— то меня всегда будят те, кому нужно подняться или опуститься. Мистер Говард не поднимался и не опускался.

— Однако он был в своей квартире.

— Кто-то во всяком случае там был,—заметил Шапиро.

Гарри об этом не знал. А что знал, уже сообщил им.

— Конечно, мистер Говард мог воспользоваться пожарной лестницей,— сказал он,— но я не знаю, когда.

— Может быть, он не смог вас разбудить,— предположил Шапиро, но Гарри презрительно усмехнулся.

— Или же он не хотел, чтобы видели, когда он вернулся домой,— сказал Грэди,— и когда вышел из дома.

— Как я могу это знать? — ответил Гарри,—-Вы желаете спуститься?

Они спустились, и Гарри выключил подъемник.

— Мистер Говард часто носил этот пиджак? — спросил Грэди и поднял в руке пиджак.

Гарри посмотрел на пиджак, покачал головой и ответил:

— Отличная вещица. Нет, на нем я его не видел.

— Но все же он был у него,— сказал Грэди.— Вы должны были видеть.

— Нет, я же знаю, что говорю,— ответил Гарри.

— Подумайте еще. Вы должны были видеть. Постарайтесь вспомнить.

Гарри покачал головой.

— О’кей,— сказал Грэди?—Как только он вернется домой, позвоните нам. Вот номер телефона.

Он дал Гарри карточку.

— Я уйду, когда коллега придет сменить меня.

— Тогда обязательно передайте ему мое поручение,— приказал Грэди. '

— Смешно, что он не помнит,— заметил Шапиро, когда они сели в свой полицейский автомобиль — черный лимузин без особых опознавательных знаков.

— Лжет,— решил Грэди.— Я знаю таких парней, как он, Нат. Всегда боятся попасть в неприятное положение, если проговорятся.

— Может быть,— согласился Шапиро.

Они поехали к гаражу. Машины Джона Говарда там не оказалось. Тогда отправились на стоянку, которой, как правило, пользовался Джон. Говард, как и другие постоянные клиенты, пользовался обычной площадкой, так как это было самым удобным. После обеда там дежурил только сторож, который большей частью находился на втором этаже возле мойки машин. Он еще не появлялся со вчерашнего вечера, но ему позвонили домой.

Вероятно, машина Говарда ночью стояла на стоянке, сказал он и добавил, что смутно помнит, будто видел Джона около семи вечера, когда шел по улице выпить чашку кофе. Поклясться он не может, так как это могло быть и днем раньше. Вообще на отдельные машины он не обращал внимания.

— Хорошая возможность украсть здесь машину,— сказал Грэди Шапиро.

— Разве не везде так? — ответил тот.

По полицейскому радио было передано сообщение:

«Разыскивается по подозрению в убийстве Джон Говард...»

Без одной минуты одиннадцать Джон сказал:

— Я полагаю, оно здесь.

Затем повернул свою машину на боковую асфальтированную дорогу, которая шла вдоль берега озера. Это было живописное озеро, окруженное холмами. Вскоре они увидели на холмистой местности вблизи дороги площадку для гольфа, где шла игра, и направо вывеску:

— Нарушим предписание,— сказал Джон Барбаре и направил машину к стоянке, где уже находилось пять или шесть машин, а места было на десять. Остановившись, они смогли, не выходя из машины, видеть площадку для гольфа, а рядом с ней теннисный корт с растущим поблизости кленом, на котором уже распустились первые листья.

— Вот на той стороне я тогда и должен был стоять,— сказал Джон, указывая на корт.—А тот, кто делал снимок, должен был стоять...

Он задумался.

— Там! Да, поблизости от домика для танцев.

— Помнишь, что ты там стоял? — спросила Барбара.

— Этого я не помню, но в остальном все точно подходит,— ответил Джон.— Это клуб Хэнка Робертса. Он пригласил меня сюда. Это было... Должно быть, в конце последней недели августа. Был очень жаркий день и...

Робертс заехал к Джону в банк в пятницу к концу рабочего дня. Было скучное послеобеденное время, делать почти нечего, и все с нетерпением ждали того момента, когда можно будет вырваться на свободу на уик-энд. Джои спросил Робертса насчет тенниса. Они поговорили о предстоящей игре мастеров в Форест Хилл. Затем Робертс спросил Джона о его планах на следующий день.

В субботу вечером Джон намеревался поехать к знакомым на берег моря в Саутпорт, штат Коннектикут. Робертс предложил ему пораньше встать и по пути в Саутпорт завернуть немного в сторону, в Карабек, и там поиграть в теннис. До вечера можно успеть сыграть несколько хороших партий. Хэнк Робертс рассказал ему, что в конце недели почти всегда играют одни и те же партнеры. Однако новый игрок внесет некоторое оживление в общество, а корт находится как раз по пути в Саутпорт.

Джон согласился. Теперь, сидя с Барбарой в машине и глядя на теннисный корт, он вспомнил все подробности. Сейчас на корте виднелось только два теневых пятна от большого дерева. В августе половина корта находилась в тени. Джои ясно вспомнил, как теннисный мяч выскакивал из густой тени. И как ударенный противником мяч из солнечного света исчезал в темноте. Конечно, было прохладнее находиться в тени.

— О, в тот день вечером мы впервые...— сказала Барбара.

Она не договорила и сжала, руку Джона. Они встретились впервые не на празднике на побережье, но, возможно, она впервые почувствовала настоящую привязанность именно в тот день.

— Я припоминаю, что тогда ты говорил что:то об игре в теннис,— сказала она.— Только упомянул... потом на эту тему разговоров не было.

На побережье было очень тепло, и они с другими гостями плавали и лежали на солнце. Тут как бы случайно их руки соприкоснулись.

— Я приехал сюда примерно в половине одиннадцатого или в одиннадцать,— продолжал Джон.— Робертс просил меня приехать сюда к десяти — в это время ©ни начинают составлять подходящие группы игроков,—но я немного сбился с пути.

Когда Джон приехал, одна партия уже подходила к концу. Играл Хэнк Робертс и трое других мужчин, которые по внешности во многом были похожи на Хэнка и Джона Говарда. Когда партия закончилась, Робертс провел его в раздевалку, где Джон переоделся и повесил костюм в шкаф. Теперь картина прояснилась. Шкафы, предназначенные для гостей, не запирались. В хороших клубах это в порядке вещей, и у Джона не было повода для жалоб.

Около одиннадцати или немного позже он стал играть в паре с Робертсом.

— Мы выиграли без труда,— сказал Джон.—Затем поменялись местами.

Группа недолго удерживалась в том же составе. Одного игрока позвали искупать ребенка в озере, и его место занял другой. Играли они с перерывами, чтобы время от времени посидеть в тени и выпить пива — конечно, немного, чтобы не потерять точность удара. После часа дня игру закончили, и все пошли поесть. Потом собирались продолжать игру и поэтому не стали утруждать себя переодеванием. Они вшестером сели за стол на газоне, поели бутербродов и немного выпили. Было очень приятно и лениво. Все подружились, его стали называть’ Джоном. Только один говорил «Джонни».

— А ты не можешь вспомнить, кто там был? —спросила Барбара.

Он запомнил точно только Хэнка Робертса. Другие были членами клуба, однако... От этого могла зависеть жизнь. Джон чуть помолчал.

— Да, так и есть, не помню.

Барбаре это показалось смешным. Но имена остальных партнеров он в самом деле сейчас не мог вспомнить. Ни имен, ни внешности...

Некоторое время они сидели молча в машине под лучами солнца и глядели на теннисный корт, затененный листвой.

— Да, я точно должен был там стоять.

Джон снова указал пальцем на то место.

— Совсем рядом с углом сетки. Вероятно, мы собирались тогда поменяться местами.

— И ты не знал, что в это время был сделан снимок?

— Нет, не знал.

— А мистер Робертс?

— Не могу сказать,— ответил Джон.— Не помню, чтобы он упоминал об этом.

— Но он все время находился рядом с тобой,-^-сказала девушка.— Ты играл с ним, обедал.

Я недостаточно ясно выразился, подумал Джон. В общем, это верно, но пару сетов Робертс вообще не играл. Он был так называемым «болваном», как при игре в бридж. И кроме него был еще один человек. Занятые игрой не обращали на них внимания.

— Пит Вудсон тоже был там. Когда я подумал о бридже, вспомнил это. Он сидел на веранде.

Джон повернулся к зданию клуба.

— Там.

Он указал на веранду, с которой был виден теннисный корт.

— Конечно, он играл в бридж. И Ричард Стил тоже там был. Остальных не знаю. Я помню еще, что Пит кивнул мне и сказал что-то Стилу, который затем тоже кивнул. Я сделал удар и ответил им.

Позже, перед тем как игроки в теннис приступили к ленчу, он приветствовал Стила и Вудсона, которые стали закусывать на той же веранде. Пит вел разговор о Гарвард-клубе, сказав, что ему бесполезно заходить туда в субботу вечером — в смысле игры в бридж, и предложил Джону попозже сыграть с ним. Джон ответил «возможно», но сам, конечно, не помышлял об этом.

— Робертс все время находился где-то поблизости? — спросила Барбара.

— Определенно,—ответил Джон.— Нет, стоп! После еды он заявил, что устал и у нас достаточно игроков и без него. Это было верно. Он ушел и вернулся, когда мы уже заканчивали игру, примерно в четыре часа.

Потом они приняли душ и переоделись. Около пяти часов дня Джон уже уехал через Риджфилд и холмистые места Коннектикута к пересечению с шоссе № 6. Обогнув Вестпорт, он добрался до очаровательной деревушки Саутпорт. Карабек был совсем не по пути.

— В это время ты...— начала Барбара и тотчас замолчала.

Она заметила молодого мужчину, одетого для игры в гольф, который подошел к своей машине и положил в нее мешок с принадлежностями для игры. Он увидел Барбару и энергично поклонился ей. Она ответила тем же. Он сел в машину и уехал.

— Здесь большое веселое общество,—заметила девушка.

— Которое принимает нас за членов клуба,— сказал Джон.

— Они ведь точно так же выглядят,— заметила Барбара.— В конце недели здесь, наверно, большое оживление.

— Достаточное во всяком случае,—подтвердил Джон.

— Здесь члены клуба и гости,— продолжала она.— Кто же может не пустить на площадку нас, таких похожих на членов клуба? Мы ведь не пытаемся заказать в кредит выпивку и закуску.

— Да, согласен, причины нет,— сказал Джон.— Просто это немного необычно.

Девушка улыбнулась и, заметив это, Джон сказал:

— Ол райт, ты совершенно права.

Затем подумал и добавил:

— В общем.

Девушка снова улыбнулась его медлительности. Несмотря на это, он был прекрасный парень.

— Если ты предположишь, что кто-нибудь из членов клуба, гостей или даже посторонний человек мог подойти к корту с фотоаппаратом и сделать снимок, то будешь права,— сказал Джон.

Он взглянул на девушку и слегка нахмурился.

— И так же любой мог зайти в раздевалку и залезть в карман моего пиджака. Если он знал, куда я его повесил,— продолжал Джон.

— Мистер Робертс знал,—заметила Барбара.

— В раздевалке было не более пяти-шести незапертых шкафов. Любой мог выбрать удобное время и найти там, что ему надо. Портные пришивают этикетки с именами клиентов около кармана пиджака. Большей частью так делается. Во всяком случае у меня так сделано.

— А ты оставил ключ в кармане? — спросила она.

Джон кивнул.

— И часами занимался игрой в теннис. Если кто-то взял твой ключ и захотел сделать себе дубликат — возможно в Катонах,— то сколько времени могло на это понадобиться?

— Час или даже немного меньше,— ответил Джон.

— Мы узнаём все больше и больше, не так ли?

Он кивнул. Но все это еще не заполнило пробелов, подумал Джон. Сделать снимок, взять ключ и заказать дубликат мог любой — Хэнк Робертс, или Пит Вудсон, или Ричард Стил, или кто-то еще.

— Хорошо,— сказала Барбара.— Нам еще нужно...

— Да, мы должны это сделать,— согласился Джон, завел мотор и задним ходом выехал со стоянки. Затем повернул направо и поехал по дороге вдоль озера. Когда они проехали около километра, позади них послышалась сирена. Джон свернул к обочине, чтобы освободить дорогу. Это была машина городской полиции. Она проехала вперед и остановилась, загородив путь.

Джон затормозил. Из машины вышел полицейский в форме и подошел к ним. У него было приветливое лицо, и они не могли понять, чего он от них хочет. Может, продать входные билеты на полицейский бал, подумал Джон.

— Мистер Говард? — спросил полицейский.— Мистер Джон Говард?

Он не продавал никаких билетов на полицейский бал...

— Да,— ответил Джон.

— Нам нужно с вами поговорить,— дружелюбно заявил полицейский.— Прошу следовать за мной.

— Куда?

— В Хаутхирн. Мы вас захватим, мистер Говард.

Тон оставался дружелюбным.

—- Выходите и садитесь к нам. Ваша дама сможет вести машину?.

Он посмотрел на Барбару.

— Верно, мисс?

— Да,— ответила она,— но...

— Послушайте,— сказал Джон,— это со мной уже проделывали. Все время одно и то же.

— Разве? — сказал полицейский.— Это мне неизвестно, мистер Говард. Впрочем, как это могло быть? Кто с вами мог говорить? Ведь это случилось сегодня ночью, не так ли?

Они долго молчали, наконец, Джон спросил:

— Что именно случилось?

— Была убита миссис Пьемонт,— ответил полицейский.— И поэтому хотят вас допросить, мистер Говард. Видимо, думают, что вы ее избили.

Он проговорил это мягко и по-деловому, но когда он затем приказал: — Ол раит, пойдемте, мистер Говард! — его голос стал твердым, как у всякого полицейского при исполнении служебных обязанностей.

— Пойдемте и садитесь в машину.

Джон сел, и они поехали в Хаутхирн.

Там, в помещении городской полиции, его заставили ожидать. Он сел на деревянную скамью, и рядом с ним сел полицейский. Наконец в дверях появился другой полицейский и сказал:

— Ол райт, теперь можете войти.

Джону казалось, будто он сидел в приемной зубного врача и теперь наступила его очередь.

Он вошел в комнату с голыми стенами, где вдоль одной стены стоял ряд стульев, а посередине стол. Здесь находились Миллер и Грэди, а также сержант городской полиции.

— Ну вот, мы снова встретились, мистер Говард,— сказал Грэди.— Почему вы ее убили? Эту старую даму, миссис Пьемонт?

— Миссис Пьемонт? — переспросил Джон,—Я не убивал ее..

— Он никого не убивал,— сказал Грэди.-—Пустое дело...

— Хорошо,—- перебил его Миллер.— Оказывается, мистер Говард, вы знаете, что миссис Пьемонт убита?

— Да, полицейский сказал мне,— ответил Джон.

.Он, был настороже и старался быть очень внимательным. . ,

— Вы вчера были на ее вилле и интересовались ею. Почему? — спросил Миллер.

— Мы...— начал Джон.

— Вы и молодая девушка,— перебил его Миллер,— Да, интересовались миссис Пьемонт и маленькой Титус. Это, вероятно, была единственная возможность для вас с тех пор, как мисс Филипс обнаружила известное платье. Ввели ее в заблуждение, прикинулись невиновным. Неужели вы в самом деле думаете, что, если убили миссис Пьемонт, никто не сможет опознать Титус?

— Нет,— ответил Джон.— Это было бы глупо с моей стороны, не так ли? Вероятно, десяток людей может установить, что Нора Эванс была Юлией Титус. Если она была ею.

— Итак, вы знаете, кем была Нора Эванс? Но вероятно, вы хотите сказать, что она вам тоже незнакома. Вы не приезжали в этот район в ресторан, где, выходя, прошли мимо пастора? Вы не уговаривали ее поехать с вами в Нью-Йорк и изменить имя? Зачем было нужно изменять имя, мистер Говард?

— Не знаю,— ответил Джон.— Я вообще ничего не знаю об этом деле. Я сам пытаюсь узнать правду.

Грэди выругался коротким бранным словом.

— Нужно всегда быть спокойным,— сделал ему замечание Миллер.— Сержант, проинформируйте мистера Говарда о новом преступлении, ибо он ничего не знает.

— Есть,— ответил сержант.— Итак, это произошло следующим образом, мистер Говард...

Примерно около двух часов утра или немного позже Джонатан Титус, домашний работник и шофер миссис Пьемонт, проснулся в своей комнате над гаражом. Проснулся от выстрела, раздавшегося со стороны дома.

Он надел брюки, ботинки и побежал к вилле. По дороге услышал, что кто-то бежит прочь, повернулся и стал преследовать неизвестного, однако тотчас отказался от своих намерений. Он сказал, что человек, бежавший в темноте, имел слишком большое преимущество. Джонатан снова побежал к дому и увидел, что дверь открыта и на крыльцо падает свет.

Он громко окликал миссис Пьемонт, пока входил в дом. Там он замолчал, увидев, что она не может ответить, так как лежит в коридоре рядом с лестницей, с зияющей огнестрельной раной на голове. Она мертва, это было ясно без врача. Титус обошел труп и позвонил в полицию.

Не требовалось длительных поисков, чтобы установить, каким путем убежал убийца. Он бежал по траве и перебрался через ограду с колючей проволокой, что ему не совсем гладко удалось.

— Вот эта вещь вам знакома, не правда ли, мистер Говард? — сказал Миллер, взял со стола бумажный сверток и развернул.

Он взял в свои большие руки бросающийся в глаза спортивный пиджак и помахал им.

— Конечно, я видел его.

— Это ваш, не так ли?

— Нет, не мой! Этот вопрос мы уже давно обсуждали,

— Покажите ему, Грэди,—приказал Миллер.

Грэди достал конверт и вынул из него лоскут пестрой шерстяной материи.

— Висел на колючей проволоке,— пояснил Миллер,— Подходит точно. Видите?

Он показал Джону разорванную спину пиджака,

— Ну, мистер Говард?

— Когда я вчера вечером пришел домой, пиджака не было в шкафу,— ответил Джон.— Когда я сегодня утром уходил из дома, его тоже там не было. Откуда вы его взяли?

— Расскажите ему, Грэди,— приказал Миллер.

Грэди рассказал.

— Итак, вы видите, как обстоит дело. Где вы были сегодня ночью около двух часов, мистер Говард?

— Дома,— ответил Джон.— В постели.

— Ясно,— сказал Миллер.— Тогда все в порядке. Теперь нам осталось только спросить лифтера, когда он поднимал вас наверх и не спускал ли он вас обратно. Правильно, не так ли?

— Нет,— возразил Джон и очень медленно проговорил: — Вверх я шел по лестнице.

— Пешком на пятый этаж? — спросил Миллер невыразительным тоном удивленного слушателя.— Но как же это случилось, мистер Говард? Расскажите нам. Пешком!

Глава 11

Барбара снова разыскала небольшую группу белых домиков с белой церковью среди холмов возле Брустера. Она свернула, на дорогу в деревеньку и остановилась перед домом пастора.

Пастор был в саду. В старой одежде — похоже, военных брюках и гимнастерке — он стоял на коленях и, низко нагнувшись, смотрел на землю. Он полол сорняки, медленно выдергивал каждое растение и испытующе разглядывал его. -

Когда Барбара подошла совсем близко и обратилась к нему по имени, он поднял голову и добродушно улыбнулся. Он ее еще не узнал, однако поднялся и, улыбаясь, встал рядом с ней.

— Я была вчера здесь,— сказала она в то время, как он потирал себе спину.

— Конечно! Ну, конечно, конечно! К сожалению, я надел не те очки.

Он подошел к ней вплотную и протянул руки. Девушка радостно потрясла их, не обращая внимания, что они испачканы и с зелеными пятнами от сорняков.

— Дорогое дитя,—сказал он,— это очень печально, очень печально. Миссис Пьемонт — вы вчера спрашивали о ней...

— Я знаю. Поэтому я и приехала снова к вам. Полиция считает, что Джон... Его арестовали.

— Дорогое дитя,— сказал пастор Хигби, вытирая руки о штаны.— Дорогое дитя, пойдемте выпьем чашку чая.

Он хотел, видимо, похлопать ее. по плечу, но, посмотрев на свою руку, покачал головой.

Они вошли в пасторский домик, в ту самую комнату, что и вчера. Он предложил ей сесть.

— Я сейчас вернусь.

Через несколько секунд он вернулся и сказал:

— Маргарет приготовит нам чай.

— Господин пастор, когда это случилось? — спросила Барбара.— Когда ее убили?

— Сегодня на рассвете,— ответил он.— Очень рано, как я слышал. Мне никто не звонил, но новости распространяются очень быстро. Даже простые сплетни.

— Если вы знаете, то скажите мне, пожалуйста, точно, когда это произошло и как? — попросила девушка.

— Должно быть, это случилось около двух часов,— ответил пастор.— Миссис Келлемс, моя домашняя работница, вскоре после двух слышала сирену полицейской машины. От этого она и проснулась. Миссис Келлемс — ну, эта женщина слышит почти все.

— Господин пастор...— начала Барбара и тотчас замолчала, так как в комнату вошла маленькая худая женщина в домашнем платье и принесла большой круглый поднос,— Вода почти кипящая,— сказала она, сладко улыбаясь Барбаре.— Ведь речь идет не об одной чашечке чая.

Она поставила поднос на письменный стол пастора и сказала:

— Вы должны помыть руки, господин пастор,

Он взглянул на руки и ответил:

— Да, действительно.

И начал разливать чай.

— Разве это на него не похоже? — заметила с удовлетворением худая женщина и вышла из комнаты.

— Правильное замечание, руки грязные,— согласился пастор Хигби.— Выпейте свой чай, дитя мое. С вашим другом ничего не случится.

— Почему вы так считаете? — спросила девушка.— Ведь речь идет о его жизни! Вы говорите это, чтобы только успокоить меня? .

— Вы полагаете, что если я пастор, то должен говорить елейно? — возразил он,— Нет, дорогое дитя. Я все же сидел здесь с вами и с вашим другом.

Джон мог показаться ему очень молодым, и теперь пастор, похоже, считает нас детьми, подумала Барбара.

— Он никогда бы не убил старую женщину,— подчеркнул пастор Хигби.

— Одной уверенности здесь недостаточно, вы это знаете,— возразила девушка.— Одной правды недостаточно.

— Не нужно смотреть так мрачно на вещи. Выпейте же свой чай.

Девушка выпила. Чай был горячий и крепкий. Казалось, он может согреть ей душу.

— Я могу правильно оценить значение интеллигентности и энергии людей,— сказал пастор.— У вас обоих есть и то и другое, поэтому с ним ничего не случится. Возьмите бутерброд.

Барбара покачала головой.

Пастор вынул из ящика стола пачку сигарет, выглядевшую так, словно на ней кто-то сидел. Он выдвинул из пачки пару сигарет, посмотрел на них и, скривив лицо, протянул пачку девушке. Они взяли по сигарете и оба закурили.

— Анжела Пьемонт,— сказал пастор,— была богатая женщина. По-моему, очень богатая.

Барбара удивленно спросила:

— Вы думаете, что она имела дома много денег? Что преступник посягал на ее деньги? Что он простой взломщик?

— Нет, этого я не думаю,— возразил пастор,— но вероятность тут есть. Я думаю о другом.

Он помолчал и затянулся сигаретой.

— Юлия могла унаследовать уйму денег, если бы пережила Анжелу,— продолжал он.— Несмотря на деньги, завещанные Джонатану Титусу — человеку, выполнявшему для Анжелы тяжелую работу,— она унаследовала бы целое состояние. Я подписывал завещание Анжелы как свидетель. Перед этим она прочитала его мне.

Это было около года назад. Миссис Анжела Пьемонт позвонила по телефону и затем на своем «роллс-ройсе» — очень старом и очень большом «роллс-ройсе» с Джонатаном Титусом за рулем — прибыла к пасторскому домику. Она достала свое завещание — очень краткое, написанное от руки — и попросила пастора Хигби и миссис Келлемс подписать его в качестве свидетелей.

— Я пояснил, что в этом нет необходимости,— сказал пастор,— так как завещание, написанное собственноручно, имеет законную силу. Но она ответила мне: «Вздор, как вы до этого додумались?» Но, несмотря на это, я был прав. Ну, две лишних подписи не могли повредить. Юлия наследовала целое состояние, как я уже говорил. И в завещании не было никаких указаний на случай, если Юлия умрет первой. Когда я сказал об этом Анжеле, она ответила: «Вздор! Она еще ребенок, а я старая женщина».

Пастор сказал, что каждый может умереть в любое время. Анжела возразила, что она уже слышала это и для трезво мыслящего человека это неубедительно. Кроме того, если Юлия не переживет ее, то судьба денег ей безразлична. Пусть они поспорят, сказала она.

— Кто «они»? — спросила Барбара.

— Родственники. У каждого есть родственники, а у богатых людей их много,— ответил пастор.

Он положил сигаретный окурок на край стола, но тот сейчас же упал на пол.

— Теперь они появятся на свет,—продолжал он.— Вылезут из всех щелей, как выражалась Анжела. Она была...— он помедлил,— всегда откровенной. И, пожалуй, иногда грубой.

— Пастор Хигби, а вы знаете, кто ее родственники? — спросила девушка.— Кто имеет шансы получить наследство?

Он улыбнулся.

— Да, дорогое дитя, я понял, куда вы клоните. Но я не знаю этого. Со временем все выяснится.

Барбара вопросительно посмотрела на пастора. Тот кивнул.

— Речь может идти только об отдаленных родственниках. Если бы существовали близкие, я бы о них слышал.

Во всяком случае ближайший из них — а может быть, двое или трое—-получат наследство. Возможно, двоюродный или троюродный брат. Запах денег их приманит.

— Господин пастор,— сказала Барбара.— Люди из-за денег становятся убийцами. Даже чаще, чем по другим причинам.

— Это прискорбный факт. Могу ли я предложить вам еще чашку чая?

Так, значит, они находятся там, подумал Шапиро и остановил свою черную машину вдалеке от дома пастора. За священника можно взяться и позже. Удивительно, почему их еще нигде не задержали в этой машине.

Расставшись с Грэди в Нью-Йорке и отправившись в путь, Шапиро временами приходил в замешательство. Почему именно он должен был покинуть большой знакомый город и преследовать их в чужой местности, непонятно. Здесь он старался разузнать все, что мог, но ведь криминальный работник — даже если он сержант — должен получать указания, что именно надлежит выяснить. Поэтому сейчас он выжидал — незаметный человек в непримечательной машине.

Когда Барбара Филипс вышла из дома пастора, Говарда с ней не было. Возможно, они почуяли опасность и молодой человек спрятался, подумал Шапиро. Размышляя над этим, он завел мотор и двинулся в путь. Если Говард решил скрыться, то не обязательно прятаться у пастора. Это было бы очень странно, особенно в сельской местности. И Шапиро предпочел следовать за девушкой.

Он следовал за маленькой машиной обратно через Катонах, и возле Бедфорд Хилл они выехали на автостраду. Молодая девушка, казалось, не очень спешила.

Перегоняя их, на бешеной скорости промчался «ягуар». Ну, меня это не касается, подумал Шапиро, я же не дорожный полицейский. Автострада дело городской полиции. Все же он заметил номер «ягуара».

Миллер был терпелив, уже почти час демонстрировал свое терпение. Кроме того рассудителен, подчеркнуто рассудителен, и благосклонно выслушивал объяснения.

— Точно, мистер Говард,— соглашался он,-—поскольку вы упорно придерживаетесь своего мнения, возможно, убийство миссис Пьемонт не имело целью затруднить опознание убитой девушки. Может быть, мы найдем более убедительный повод.

Не началось ли это с платья, подумал Миллер. Например, все могло произойти так...

Джон просчитался с зеленым платьем. Он отрезал этикетки с других платьев, но у зеленого этикетка уже была оторвана, когда оно попало к нему в руки.

— Мы это тоже заметили,— сказал Миллер,— и не смогли установить, где оно было куплено.

Говард не ожидал, что Барбара Филипс узнает зеленое платье, но, когда это произошло, он, само собой разумеется, не подал виду. И поэтому поехал в магазин в Дэнбери. Так ведь это было?

— Значит, вы за нами следили? — спросил Джон.

Неужели он сомневался в этом, удивленно ответил Миллер.

— Следили и отмечали все ваши передвижения. Разумеется.

Итак, по их сведениям, Джон и мисс Филипс — «видимо, умные головы!» — прибыли на виллу Пьемонт, где мистер Говард все хитро разыграл. Очевидно, до этого времени он не попадался на глаза Джонатану Титусу — «смешные имена бывают у людей в провинции!»

Мистер Говард не предполагал, что дело может так далеко зайти. Он хотел, чтобы Нору Эванс никто не смог опознать. Но он должен был понимать, что такое очень редко бывает. Направляясь вместе с мисс Филипс к дому Пьемонт, он должен был оставить мысли о возможности помешать опознанию, даже если мисс Филипс не удастся поговорить с миссис Пьемонт.

— Так ведь это было, не правда ли, мистер Говард? — спросил Миллер.

— Нет,— ответил Джон,— тогда я еще не слышал о миссис Пьемонт. Вообще ничего не знал о деле.

— Он не слышал о ней,— сказал Грэди и покачал головой.— Не слышал о Норе Эванс. Видимо, ни о чем на свете не слышал,— обратился он к Миллеру.

Этот Грэди действительно ненавидит меня, подумал Джон. Хочет угробить. У Миллера это не так явно, но он тоже пытается меня уличить.

Миллер утверждает, что только хочет внести больше ясности в дело. Преступник сначала рассчитывал, что о миссис Пьемонт не узнают. Но так как это все же произошло, он вынужден что-то предпринять. Мистер Говард имел твердое намерение достичь цели любым путем, сказал Миллер. Само собой разумеется, он вполне может войти в положение мистера Говарда. Тот надеялся, что дело с идентификацией мисс Эванс не зайдет так далеко, надеялся, что никто не догадается о ее связи с именем «Пьемонт».

— Итак, вы возвратились в город,— продолжал Миллер,—проводили домой мисс Филипс и поехали обратно на виллу Пьемонт. Вы полагали, что старая дама все еще во Флориде. Поскольку там шатался Джонатан Титус, вы взяли на всякий случай револьвер. Я не утверждаю, что вы намеревались кого-нибудь убить.

— Эта история, видимо, совсем очаровала вас,— иронически заметил Джон, но замечание не достигло цели, так как Миллер пропустил его мимо ушей.

— Перед этим вы зашли домой,— продолжал Миллер,— действительно поднялись по лестнице, так что лифтер вас не видел. Взяли пиджак и...

— Зачем? —спросил Джон.— Зачем мне нужно было надевать этот пиджак?

— Мы уже задавали себе этот вопрос,— ответил Миллер.— Да, зачем? Возможно, чтобы не запачкать свой хороший костюм. Или потому, что пиджак ночью менее заметен, чем светлый костюм, что был на вас.

— Все это только ваши фантазии,— возразил Джон.— Ничего похожего не было.

В комнату вошел широкоплечий мужчина в штатском. Он легким кивком приветствовал Миллера и остальных, лотом сел и стал слушать.

— Да, но мы знаем, что все так и было,— сказал Миллер и продолжил излагать свои соображения.

Затем, как он сообщил, Джон вышел из дома снова по лестнице в спортивном пиджаке, не бросавшемся в глаза в темноте, и, пожалуй, надел темные брюки. Приехав на виллу Пьемонт, увидел, что она не освещена,, и влез в окно — они нашли это окно. Потом начал искать нужную ему вещь. Он отнюдь не собирался кого-либо убивать, но на всякий случай приготовил револьвер. Джон полагал, что старая дама еще во Флориде, но она уже вернулась домой, услышала шум и вышла к нему.

— И тогда,— сказал Миллер,— вы применили свое оружие. Зачем? Почему вы просто не убежали?

— Отвечайте сами на этот вопрос,— сказал Джон,— Возможно, я убиваю людей ради удовольствия.

— Упорный парень,— заметил Грэди.— Сначала хитрил, теперь изворачивается.

А затем, объяснил Миллер, игнорируя замечание Грэди, мистер Говард пустился бежать. Возможно, он заметил, что в комнате Титуса над гаражом зажегся свет. Возможно, он просто подумал, что на звук выстрела может кто-нибудь прийти. Он перелез через изгородь с колючей проволокой и при этом зацепился пиджаком. Разве не так было дело? И разве есть смысл опровергать?

— Не знаю, есть смысл или нет,—ответил Джон,— но такого не происходило. Этот пиджак принадлежит кому-то другому. Тому, кто надевал его прошлой ночью и, вероятно, застрелил миссис Пьемонт. Потом он привез этот пиджак снова в мою квартиру, где вы нашли его сегодня утром. Когда я уходил, его там не было. Вероятно, этот человек дожидался, когда я уйду из дома.

— О боже! — застонал Грэди,— Опять все начинается сначала!

— Вы поняли, что хотел сказать Грэди, мистер Говард? — спросил Миллер,— Как обстоят ваши дела?

— Ол райт, почему же тогда вы не предъявляете мне обвинения? — ответил Джон.— Вы ведь считаете, что против меня имеется достаточно обвинительного материала. Вы к тому же точно знаете, что я искал на вилле Пьемонт.

— Ясно, мы знаем,— ответил Миллер. — Небольшую вещицу, которая тянет за собой целую нить. Только одно фото. Ваше фото, мистер Говард, которое мисс Титус послала старой даме с пояснением, что это ее муж. Покажите ему, Грэди.

Грэди показал Джону фото. Это был оригинал снимка, с которого сделано увеличение, найденное в квартире на Одиннадцатой улице. Фото было такое маленькое, что дерево на втором плане едва заметно.

— Итак, вы совершенно напрасно убили старую даму,—сказал Миллер.—Вчера после обеда она отдала это фото Шапиро. Рассказала ему, что получила фото в письме от Юлии — в этом письме сообщалось, что она вышла замуж и это ее муж. Таким образом, все ваши старания и убийство миссис Пьемонт пропали даром.

Повсюду, как я ни кручусь, выходы закрыты, подумал Джон. Повсюду враг опережает меня.

С минуту все смотрели на Джона, который молча уставился на доску стола, ничего не видя, словно вокруг было темно. Сознание его притупилось, будто он был оглушен ударом, но не совсем лишился чувств.

— Я не представляю себе,— сказал, наконец, Миллер,— что вы захотите утверждать, будто на фото сняты не вы. Конечно, она умерла, но успела сказать об этом Шапиро. Или вы полагаете, что Шапиро солгал? Возможно, вы думаете, что все мы лжем?

Джон медленно покачал головой.

— Нет, здесь ложь еще больших размеров, она произошла гораздо раньше, чем то, о чем вы мне рассказали.

— Может быть, у вас есть брат-близнец, о котором вы забыли упомянуть? — сказал Грэди.—Может быть, он имел отношение к девушке? А потом убил ее?

— Это была бы хорошая идея, мистер Говард,—добавил Миллер.— Просто вытащить теперь на свет божий брата-близнеца.

Широкоплечий мужчина встал и вышел. Очевидно, он присутствовал здесь как гость. Джон обратил на него внимание, только когда он снова вернулся. Мужчина сел и медленно покачал головой.

— Таким образом, вы видите, что девушка прислала снимок своего мнимого мужа,— сказал Миллер.— Стало быть, нельзя утверждать, будто кто-то другой принес это фото на квартиру девушки после ее смерти. Что его не было там, когда девушка была жива. Понимаете ход моих мыслей? Снимок был послан с письмом. Вы, может быть, скажете, что девушка жила совсем с другим мужчиной и не заметила, что снимок сделан не с него. Или как еще?

— Может быть,— вмешался Грэди,— она сначала была в самом деле соблазнена тем неизвестным. Он так замечательно все подготовил, что смог убить ее так, что это выглядело, будто мистер Говард ее задушил. Как вам это нравится, мистер Говард? Это подходит?

Джон тупо слушал. Все выходы закрыты, подумал он и прижал кулаки ко лбу. Ему хотелось привести в порядок свои разбегавшиеся мысли.

— Это могло произойти следующим образом,— ответил он.— Мужчина предложил ей, что сходит и опустит письмо в почтовый ящик. Получив письмо, вскрыл его, заменил свое фото моим, а затем надписал новый конверт и отправил письмо.

Его мысли совсем прояснились.

— Ну, мистер Грэди, как вам нравится это объяснение? — спросил он.

Грэди вторично грубо выругался, а Миллер задумчиво нахмурил брови.

Джон взглянул на Миллера.

— Разве ваша жена не доверит вам опустить письмо? — спросил он.

— Я не утверждаю, что это невозможно,— ответил Миллер.

В дверях послышался шум. Миллер поднял голову. Широкоплечий мужчина, который на несколько минут вышел из комнаты, стоял в дверях и подал ему знак кивком головы. Миллер встал и вышел. Незнакомец сказал ему пару слов. Миллер подал знак Грэди, затем все трое вышли и закрыли дверь. Оставшийся с Джоном полицейский подошел к окну и выглянул на улицу.

— Нужен дождь, мой горох уже засыхает,— проговорил он и, не рассчитывая на ответ, продолжал глядеть на солнечную весеннюю улицу.

Джону казалось, что они надолго застыли в своих позах: сержант молча у окна, он сам — неподвижно за столом. Но прошла всего минута, и вернулся Грэди. Он бросил на Джона неприязненный взгляд и встал у окна рядом с полицейским. Дверь снова открылась, вошли Миллер и Барбара.

Джону показалось, будто она принесла с собой в комнату атмосферу солнечного дня.

Он встал. Прежде чем он успел открыть рот, Барбара подошла к нему. Она улыбалась, но в ее глазах Джон уловил напряжение и озабоченность. Она обняла и поцеловала его, затем отступила и сказала:

— Ты милый. Милый и глупый.

Слова прозвучали поверхностно и пусто. Голос был ее, Барбары, но так она никогда еще не говорила. И напряженное выражение глаз сохранилось. Она снова подошла к Джону, словно хотела что-то сказать.

— Неужели ты подумал, что я все это так оставлю?—сказала она.—Неужели ты действительно так подумал, любимый? Так поступить!

— Стоп! — остановил ее Миллер.— Один момент, мисс Филипс!

Она удивленно посмотрела на него.

— Но я...— начала она, однако Миллер повторил:

— Прошу минутку, мисс Филипс. Мистер Говард..,

Джон молча ожидал.

— ...вы нам заявили, что,, вчера вечером около одиннадцати вернулись домой,— сказал Миллер.— И пешком поднялись в свою квартиру.

Джон хотел было что-то ответить, но Миллер продолжал:

— Оставим теперь эту лестницу. Итак, вы утверждали, что около одиннадцати пришли домой. Говорили это?

Джон смотрел на Миллера, но ясно почувствовал, что Барбара снова повернулась к нему и смотрит в лицо. Он очень сильно ощущал ее присутствие и взгляд. Словно она излучала сильные флюиды.

— Само собой разумеется, я рассказал вам это,— подтвердил Джон, сам не зная почему, употребляя слово «рассказал».

— Джон,— вмешалась Барбара,— как глупо с твоей стороны. Такой милый, но такой глупый.

— Мисс Филипс, я еще раз прошу вас...

— Но как я могу оставаться при этом спокойной?! — воскликнула Барбара.

По ее тону казалось, что Она очень возмущена.

— Я не могу молча стоять и слушать, как он... ах, это просто смешно!

Это не ее манера говорить, подумал Джон. Такая странная, неуравновешенная, плоская речь. Он посмотрел на девушку й на мгновение ощутил себя сбитым с толку. Затем чувство мучительного недоумения развеялось так же быстро, как воздух из разрезанного баллона.

— Ол райт,— сказал Джон очень отчетливо и достаточно громко, по его мнению,— так я вам рассказывал.

— И вы настаиваете на этом? Или хотите изменить ваши показания? — спросил Миллер.

— Конечно, хочет изменить,—быстро проговорила Барбара,-—Само собой разумеется, он это сделает, не так ли, Джон?

Он чувствовал, как все ожидают его ответа. Грэди отвернулся от окна и уставился на него. То же сделал и сержант. И Барбара. Ему казалось, что ее нервное напряжение преодолело пару шагов, разделявших их. Он, улыбаясь, взглянул на нее и, почти не двигая губами, сказал:

— Ол райт, я сделал ошибку. Я только подумал, что...

Он замолчал.

— Ну? — торопил его Миллер.— Что вы хотите теперь сказать?

Он посмотрел сперва на Джона, затем на девушку.

— Я был у мисс Филипс,— сказал Джон.— Я... я не хотел ее впутывать в это дело. Было поздно и...

Джон надеялся, что поступил правильно, он был почти уверен. И теперь Барбара сказала ему взглядом, что все правильно.

— Ну, вот,— вмешалась девушка.— Разве я не говорила вам то же самое! Почему он думал... Мы так долго там сидели...

Видимо, это обстоятельство показалось ей столь непристойным, что она очень смутилась — девушка, которую Джон, никогда не видел смущенной. Когда она повернулась, он подумал: бог мой, я могу поклясться, что она даже покраснела! Как она умудрилась это сделать...

— Где вы сидели, мистер Говард? — спросил Миллер очень быстро и резко.— Где вы изволили сидеть с мисс Филипс до того времени, когда миссис Пьемонт была убита?

Почти незаметно подчеркнул он слово «сидели».

Все ждали. Барбара не пыталась что-либо предпринять. Она сделала все, что могла, подумал Джон и ответил единственно возможным образом.

— В библиотеке, в доме ее отца на...

Он замолчал, словно понял, что излишние подробности только могут породить недоверие. Джон заметил, как вспыхнул огонек в глазах девушки, и убедился, что все в порядке. Но этот огонек наверняка заметили Миллер и Грэди, которые на нее смотрели.

— Видите,— сказала Барбара. —Он подумал, что вы можете ложно это понять. И считал, что обыватели... назовут...

Казалось, она снова смутилась.

— Мы просто сидели в библиотеке,—продолжала она,— и говорили о деле. Пытались внести ясность. Больше на самом деле ничего...

Она не закончила фразу.

Как могла она — как вообще может человек — пo желанию покраснеть? — спросил себя Джон. Посмотрев на Миллера, он заметил, что тот сощурил глаза, как в тот раз, когда он дал объяснение по поводу фото в письме.

— Нам все равно, что вы об этом подумаете,— продолжала девушка,— мы любим друг друга и хотим пожениться...

Она снова прервала речь, встала рядом с Джоном и схватила его за руку. Тогда он почувствовал то, чего не мог увидеть и, похоже, не Заметили и другие: Барбара дрожала.

— Чтобы оградить вас от этого... гм... этого подозрения,— подчеркнуто медленно проговорил Миллер,— чтобы никто не узнал, как вы оба «сидели» в библиотеке вашего отца до двух часов и только «разговаривали»,— единственно из-за этого мистер Говард рискнул навлечь на себя подозрение в убийстве? Неужели вы хотите убедить нас в этом, мисс Филипс? .

— Это было глупо с его стороны,— ответила Барбара.— Теперь он это понял. Но тогда вы не понимаете, что так поступать в его характере. Разве вы не можете это понять? Возможно, думаете...

На этот раз Джон почувствовал, что ее внезапное молчание не было расчетом. Она стояла возле него внешне совсем спокойная, а Миллер не спускал с нее глаз.

— Неужели вы надеетесь, что мы вам поверим? — спросил Миллер.— Чего доброго, вы оба так думаете.

— Не знаю, что вам еще остается делать,— ответил ему Джон.— Может быть, вы знаете?

Он дружелюбно посмотрел на Миллера, затем повернулся к Грэди. Тот сильно покраснел. Джон знал, какие выражения охотно бы повторил Грэди, если бы не присутствовала девушка. Был момент, когда он почти пожалел сержанта.

— А теперь вы, вероятно, думаете, что мы извинимся и освободим вас, не так ли?

— Нет,— возразил Джон,—я не думаю, что вы так далеко зайдете.

— Да, этого мы не сделаем,— заверил его Миллер.— Нам не нужно извиняться. Мы полагаем, что именно вы совершили оба убийства, мистер Говард. Не планируйте себе дальних рейсов.

После того как сержант в форме их вывел, Миллер секунду смотрел на закрытую дверь. Затем повернулся к Грэди, посмотрел ему в глаза и спросил, с трудом сдерживая гнев:

— Разве вам приказывали делать обыск в его квартире? Вы же отлично знаете, что надо пойти к судье, объяснить ему ситуацию, и тогда он подпишет ордер. Знаете?

Грэди промолчал, лицо его все еще было красным.

— Если бы вы так поступили, имели бы, надежные улики,— продолжал Миллер.— С ними мы могли начать дело. Но вы взяли отмычку, вошли к человеку в квартиру и разыскали то, что хотели,— к примеру, этот разорванный пиджак. А что будет потом? Парень наймет хорошего адвоката. Вы же понимаете? За-щит-ника! Тот заявит, что вы добыли улику незаконным образом. И судья согласится. А куда пойдете вы тогда, Грэди? На задний план!

Грэди продолжал молчать.

— А потом парень выложит алиби, Грэди,— продолжал Миллер.— Только чтобы затруднить дело. Умное, аккуратное алиби.

— Они оба лгут,— заметил Грэди.

— Ясно, что лгут,— согласился Миллер.— Но эта молодая девушка принадлежит к видному семейству, Грэди. А Говард образованный мужчина, окончил Гарвардский университет и занимает хорошее положение в банке. Присяжные увидят перед собой очаровательную девушку, дочь выдающегося человека, увидят умного деятельного молодого человека с высшим образованием — и что же тогда произойдет?

— Они лгут,— повторил Грэди.— Неужели мы должны просто оставить их в покое и ничего больше не предпринимать?

Миллер был очень терпеливым человеком. Он лишь медленно покачал головой, давая понять, насколько он терпелив.

Глава 12

На большом перекрестке около Хаутхирна Джон выехал на автостраду по направлению к Нью-Йорку.

— Они знают, что мы солгали,—сказал он, увеличивая скорость.

Барбара была очень спокойна с тех пор, как они покинули полицейский участок. Она только кивнула, но тотчас повернулась к нему и сказала, неожиданно улыбнувшись:

— Это же была лишь наполовину ложь. Только в том, что мы якобы находились вместе.

— Если это узнает твой отец,— возразил Джон,— подожди, как еще он это воспримет!

— Мой отец умный человек,— сказала девушка.— Он быстро соображает. Должна сказать, ты тоже очень хорошо соображаешь, поскольку об этом зашла речь.

Джон понял, что она имеет в виду «разговор взглядами».

В этот момент мы имеем вид счастливых людей, подумала Барбара. Однако тотчас заметила, что улыбка исчезла с губ Джона, словно он разучился смеяться. У него теперь был очень печальный вид.

— Это только передышка,— сказал Джон.— Рано или поздно они схватят меня и засадят прочно. Они будут...

Он сделал паузу и уставился на дорогу.

— Таунсенд видел, как мы приехали,— продолжал он.— Он знает, в какое время, и знает, что я не вошел с тобой в дом.

Джон грустно улыбнулся, не спуская глаз с дороги.

— На самом деле это алиби сейчас не самое важное. Я слышала, о чем. они шептались после того, как заявила, что мы с тобой были вместе. Миллер и другой, который так покраснел...

— Грэди,— рассеянно подсказал Джон.

— ...и третий, широкоплечий, служащий городской полиции. Он сказал: «Ну, Миллер, пожалуйста, если хотите. Мы не вправе действовать на основании тех улик, какие вы имеете». Ответа Грэди я не разобрала, а широкоплечий потом сказал: «Вы не сможете представить на суд пиджак, который взят незаконным образом. А кроме пиджака вы в этом деле ничего не имеете».

Джон кивнул.

— Я не все поняла,— сказала девушка.— Одно ясно: из этого, видимо, многое вытекает. Остановись где-нибудь, чтобы мы... Постой: ты сегодня еще не ел?

— Нет,— ответил Джон.

— Хорошо, тогда мы поговорим обо всем во время еды. Поедем в ресторан на озеро?

Шапиро сообщил Миллеру все, что удалось узнать при допросе Джонатана Титуса, у адвоката миссис Пьемонт в Брустере и у служащих банка в том же городе. Большую часть информации он получил в городской и окружной криминальной полиции и от исполняющего обязанности прокурора в Кермеле. Шапиро излагал все это в общих чертах, без замечаний, наблюдая за выражением, лица Миллера. Когда он начал говорить о завещании миссис Пьемонт, найденном в ее письменном столе, то заметил, что Миллер нахмурился.

— И вы стали следить за девушкой от дома пастора? — спросил Миллер.— Хотели выяснить ее намерения?

Шапиро вежливым тоном объяснил ему, что мог потерять девушку из виду, если бы стал спрашивать пастора, что она от него хотела. Он полагал, что, следуя за девушкой, сможет настигнуть Говарда. Он не знал, что того уже задержали.

— Ол райт,— сказал Миллер.— Я съезжу туда с Грэди.— Вы можете вернуться в Нью-Йорк.

После краткой паузы он добавил:

— Но вы с Грэди, конечно, совершили оплошность.

Шапиро хотел объяснить ему, что это была идея

Грэди, но передумал и отправился в умывальную с еще белее печальной миной, чем всегда.

Когда он вернулся, Миллер и Грэди уже уехали.

Дежурный сержант разговаривал по телефону, и когда Шапиро шел к двери мимо его стола, положил трубку и окликнул его.

Шапиро подошел к нему с по обыкновению печальным лицом.

— Звонил адвокат Говарда,— сказал сержант, указывая на телефон.— Узнал, что мы задержали его клиента, и хотел тотчас приехать, чтобы освободить его. Я объяснил ему, что нет нужды стараться.

— Ол райт,— ответил Шапиро.

— Я сказал ему, что мы хотели узнать у мистера Говарда некоторые подробности и затем освободили его. Само собой разумеется, я говорил с ним вежливо и дружески.

— Хорошо,— сказал Шапиро.

— Это некий Стил,— добавил сержант.— Ричард Стил. Он хороший адвокат?

— Да,— ответил Шапиро,— он...

Шапиро запнулся.

— Но как он мог узнать, что Говард был у нас?— И тотчас предположил: — Видимо, эта девушка позвонила ему. Сам Говард не мог сообщить?

— Не мог, насколько мне известно,— ответил сер« ж ант.

Шапиро пошел было к выходу, но остановился у самой двери и посмотрел на телефонную кабину. Затем тяжело вздохнул и, подойдя снова к столу дежурного, попросил телефонную книгу Манхэттена. Записав номер, он зашел в кабину и стал звонить.

— Лаутон, Мэрфи и Вальштейн,— проговорила девушка мягким мурлыкающим голосом.

Шапиро попросил мистера Стила, мистера Ричарда Стила,

— Один момент,— сказала девушка.

Этот «момент» длился изрядное время, затем послышался другой, тоже мягкий женский голос.

— Лаутон, Мэрфи и Вальштейн. Мисс Норби у телефона.

— Мистера Стила,—терпеливо попросил Шапиро.

— Очень жаль, но мистер Стил уехал из города. Соединить вас с другим господином? — спросила мисс Норби.

Шапиро вежливо ответил:

— Гм, гм. Не можете ли вы дать мне номер телефона, по которому я смог бы с ним связаться?

— Я очень сожалею, но мистер Стил не оставил номера телефона,—ответила девушка.— Разве вас никто больше не устроит?

Нет, об этом не могло быть и речи. Шапиро повесил трубку и задумался. Может быть, мисс Филипс звонила Стилу раньше, чем он уехал из города? Или же, поскольку она важная особа, к ней проявили особое внимание? Секретарша информировала ее своим нежным голосом? Возможно, мистер Стил по пути заехал в предместье Вестчестер и Путнам и там лично узнал о задержании Говарда? Но, возможно, это был не мистер Стил, а кто-то другой, кто наступал Джону Говарду на пятки?

М-да, пожалуй, все дело сначала чересчур гладко шло, думал Шапиро. Может быть, Миллер тоже пришел к такому заключению? Вспомнив о Грэди, Шапиро вздохнул и покачал головой. Он вышел из участка и поехал в своей черной машине к нью-йоркской автостраде.

Чуть позже, почти на пересечении автодорог, его перегнал «ягуар». Шапиро подумал, что эта иностранная машина что-то уж очень часто появляется, и записал ее номер. Может быть, я просто встречаю тот же «ягуар», подумал он, но особого значения этому не придал, однако увеличил скорость, чтобы не терять из виду эту низкую машину с урчащим мотором.

Итак, теперь они все же имеют логическое объяснение, подумала Барбара. И мелочи, складываясь, образуют единое целое. С твердой предпосылкой можно двигаться дальше.

Они сидели за отдельным столиком с видом на озеро. Лебеди, плавающие по воде, казались Барбаре слишком пышными. Обедать было уже поздно, заказали выпивку, бутерброды и кофе. С кофе они еще не покончили. Девушка рассказала Джону о завещании.

— Теперь оно уже не имеет значения,— сказал Джон, когда этот пункт был обсужден со всех сторон.— По-моему, сейчас положение такое же, как если бы она умерла, не оставив завещания. Будет время, можем спросить адвоката.

Если миссис Пьемонт умерла, не оставив завещания, то дело попадет в руки наследственного судьи. Родственники будут заявлять ему о своих притязаниях, и наследники — если он сможет выявить таковых — вступят, наконец, во владение наследством.

— При двух равнозначных притязаниях,— сказала Барбара,— наследство будет поделено. И до окончательного решения ждать очень долго.

Это всегда так бывает, на что и рассчитывал враг Джона. По данному вопросу они имели единое мнение. Барбара с радостью заметила, что Джон изменился. Он не выглядел теперь обессиленным.

Этот человек — Джон привык мысленно называть его своим врагом — должен знать, что он имеет преимущественное право на наследство по сравнению с другими дальними родственниками. Ясно, что он уверен в богатстве Анжелы Пьемонт. У него созрело решение завладеть наследством, причем на пути его стояла только Юлия Титус.

Можно предположить, что молодая девушка сама ему об этом рассказала, когда он, так сказать, «зондировал почву». Сначала он был очень осторожен. Возможно, так подстроил, что встретился с Юлией якобы совсем случайно. В деревне это нетрудно сделать, если девушка имела привычку прогуливаться. Ему нужно было иметь лишь немного терпения. Так же легко он мог показать себя в таком хорошем свете, что она прониклась доверием.

— Бедное дитя,— сказала Барбара,—Задушена, как котенок. А он, как мы знаем, внешне привлекательный,, очаровательный мужчина.

Джон вопросительно поднял брови.

— Он похож на тебя,— пояснила девушка.— Во всяком случае, достаточно похож. Типичный американец. Или выпускник Гарварда.

— Ну хорошо,— сказал Джон.

Некто установил, что право на наследство принадлежит Юлии Титус, и решил ее^убить. И затем, прежде чем Анжела Пьемонт изменила завещание, убил и ее. А после этого он просто стал ожидать.

Барбара с увлечением развивала эту теорию. Однако вскоре ее горячность почти совсем испарилась.

— Все остальное, что запутало тебя в это дело, кажется слишком натянутым. Это такой невероятно длинный, окольный путь,— сказала она.

Немного подумав, Джон покачал головой. Длину окольного пути уже можно себе представить. Джон подробно разъяснил это девушке, подержав в руке кусочек хлеба и снова положив его на стол.

Целью было получение денег. При убийстве самое опасное — материальная заинтересованность. В первую очередь подозрение падает на того, у кого она есть или может быть. Вот противник и позаботился о «подставном убийце», которого можно было бы сразу изобличить. После его осуждения и смертной казни путь к богатству становился почти свободным, и можно быть уверенным, что полиция закроет дело.

— При этом медлительность процедуры введения в права наследства даже выгодна,— пояснил Джон.— В нашей стране в любом штате убийцу долго не казнят. Однако значительно дольше тянется введение в права наследства. В одном случае, с которым мы столкнулись в нашем банке, дело затянулось почти на пять лет. Достаточно долго, чтобы успеть посадить «подставного убийцу» на электрический стул.

Джон взглянул из окна на помпезных лебедей.

— В данном случае подставной — это я,— добавил он.— Но почему?

Они пришли к заключению, что выбор мог быть произвольным и этот случайно произведенный выбор, вероятно, основывался на внешности или приметах человека. Выбранный должен был иметь внешность определенного типа. Желательно, чтобы он жил один и был холостяком. Хорошо, если ему можно будет поставить в вину не только запальчивость и страстность, но и еще кое-что. Важно при этом держать его под наблюдением. Весь план может рухнуть, если «подставной убийца» докажет, что в день убийства находился далеко от места преступления. Например, в Сан-Франциско.

Они единодушно решили, что сходство могло быть только в общих чертах, но большего и не требовалось. Остальное спокойно можно было предоставить внушению и неспособности среднего человека запомнить подробности в очертаниях лица. Часто людей путают друг с другом, и очень вероятно, многое не будет рассказано полиции из боязни сбить ее с толку. Общего сходства вполне достаточно. Само собой разумеется, убийца должен избегать появляться в роли Джона среди людей, хорошо знавших последнего, а это нетрудно было сделать.

— Человек, не имеющий характерных, бросающихся в глаза черт лица. Другими словами, такой, как я. Словом, ничего собой не представляющий, не так ли? — сказал Джон и слегка улыбнулся.— Опуститься до этого. Звучит так, словно я действительно ничего из себя не представляю.

— Это зависит от точки зрения,— возразила девушка.— Конечно, я предубеждена, но не без основания.

— Как так? — спросил Джон, но она ответила, что теперь не время обсуждать этот вопрос.

— Когда-нибудь,— добавила она,— я напишу тебе записку: «От Барбары Говард любимому Джону. По вопросу: почему он ничего собой не представляет». Но пока что...

— Да, пока что надо разгадать, кто он.

Решение пришло быстро. Они определили, что противник днем бывал в «Карабек Кантри-клубе» отнюдь не как случайный гость. А в прошлую субботу в середине дня он находился в Гарвард-клубе. Кто же это был?

— Хэнк Робертс,— сказал Джон,— Ричард Стил. Пит Вудсон. Возможно, Эл Куртис. Я не видел его в «Кара-бек-клубе», но он все же мог там быть.

— Тот из них, кто занимается фотографией,— сказала девушка.— И знал, что ты будешь днем в клубе на улице, а не в помещении.

Джон согласился, но сейчас почти каждый мужчина занимается фотографией или может ею заниматься. А это фото при хорошем освещении мог сделать любой простейшим аппаратом. Однако знал ли преступник, что его «двойник» будет днем в том клубе,— в этом Джон не был уверен.

— Мы не должны забывать, что в этом деле особой спешки не требовалось,— сказал он.— До убийства девушки преступник имел в своем распоряжении несколько месяцев. Он мог сделать снимок не в определенный запланированный день, мог разрешить себе помедлить. Как ребенок, который ищет разные доски и палочки, чтобы построить себе шалаш, форма которого будет зависеть от случайно найденного материала. Противнику не обязательно было иметь мое фото. Не обязательно было просить ту девушку представить его пастору Хигби под моим именем. Он имел достаточно времени и мог воспользоваться иным удобным случаем. Если что-нибудь получалось не так, он мог подождать новых возможностей.

Но подпись Джона, которую он подделал, убийца все же раздобыл, возразила Барбара. Не здесь ли нужно искать отправной пункт?

Джон подумал и покачал головой. Робертс имел в банке тысячи возможностей изучить его подпись. Куртис? Джон вспомнил, как однажды что-то купил у него и уплатил чеком. В банке он писал много корреспонденции в адвокатскую контору, где работал Ричард Стил.

— А мистер Вудсон? — спросила девушка.— Он для меня пока просто одно имя.

Джон не помнил, где Пит Вудсон мог изучить его подпись.

— Вроде как однажды я дал ему чек для оплаты проигрыша в бридж,— сказал он.— Но точно не помню.

Для Барбары все оставалось неясным, но об этом, конечно, позаботился враг. Наверное, он имел заурядную внешность и совершенно нормальные привычки.

Средний человек, однако способный на совсем необычное преступление. Действуя по четкому плану с дальним прицелом, он продвигался шаг за шагом, не теряя из вида цели. Шахматный игрок. Есть ли у Джона знакомые, играющие в шахматы, спросила Барбара.

— Да, Робертс,— ответил Джон.— Он хороший игрок, как я слышал. Но это ведь мало о чем говорит.

— Все же это какой-то факт,— возразила девушка.— А мистер Вудсон играет во что-нибудь, кроме бриджа?

— Пит? Ну, для него вряд ли существует что-нибудь другое на свете.

Джон взглянул на часы. Был уже пятый час. Лучше сейчас поехать обратно, подумал ом

— Грэди не знает, где я нахожусь, и у него лопнет терпение.

Джон расплатился, они вышли, с'ели в маленькую машину и поехали обратно в Нью-Йорк.

— Кто-нибудь из них нуждается в деньгах? — спросила Барбара через некоторое время.

Насколько Джону известно, все они находились в хорошей ситуации. Куртис, возможно, хуже других, но точно Джон не знал. Неделю назад он уволился из фирмы, где работал почти год, но, наверно, нашел лучшее место.

— Кому, например, нужна уйма денег? — спросила Барбара.

Джон не мог ответить. Все было возможно.

«Ягуар» увеличил скорость, как и следовало ожидать от такой быстроходной машины. Шапиро не особенно старался нагонять, так как интерес к «ягуару» был невелик и появился только потому, что эта машина уже несколько раз попадалась на глаза. К тому же при желании «ягуар» наверняка обогнал бы его. Не стоило связываться.

Вероятно, Грэди прав. Шапиро недолюбливал Грэдн, но знал, что тот часто бывал прав. Это дело было очень простым, как и считал Грэди. Может быть, и Миллер такого же мнения, но Шапиро точно этого не знал. Все-таки...

Все-таки немного позже Шапиро зашел в отделение генеалогии городской библиотеки Нью-Йорка, не имея на то служебного поручения. Сейчас он должен был уже сидеть в участке криминальной полиции, а не преследовать «ягуаров» и не охотиться бесцельно на необузданных Титусов. И не заниматься для удовлетворения своего любопытства вещами, не имеющими, собственно, отношения к делу. Ведь почти бесспорно, что Говард лгал и эта молодая девушка хитрила и лгала вместе с ним. Очень скверно, ибо Шапиро нашел ее милой.

Однако история с завещанием заставляла задуматься и возбуждала любопытство. После смерти маленькой Титус и Анжелы Пьемонт кто-то унаследует большое состояние. Какая-то личность из родни Титусов, но не обязательно носящая эту фамилию.

Генеалогическое отделение помещалось в большой комнате с картотекой, множеством длинных столов и тяжелых стульев. За столом для справок сидела дама, кроме нее в комнате находился мужчина, который почему-то производил впечатление бородатого,— но бороды не было. В свободное время — его не так много — Шапиро охотно заходил в библиотеку, но в этом отделении был впервые. Своими собственными родственниками он не интересовался, еще меньше интереса было к родне жены, ибо о ней — подумал печально, хотя и без гнева — знал он больше чем достаточно.

Стал искать в картотеке фамилию «Титус» и тотчас понял, что не сумеет удовлетворить свою любознательность. Было слишком много Титусов и слишком много о них написано. Эта фамилия имелась и в больших справочниках, и в изданиях самих Титусов — наверное, маленькие, плохо-отпечатанные и пожелтевшие книжки, подумал он,—а также в брошюрах. Например, были книги «Фамилия Титус в США», «Титусы в округе Рокленд в штате Нью-Йорк», «Потомки джентльмена Руфуса Титуса». Последняя была опубликована в 1824 году и вряд ли могла помочь разобраться в деле. Кроме того было еще множество библиографических ссылок на различные источники.

Шапиро написал требование на книгу «Титусы в округе Рокленд в штате Нью-Йорк», над которой собирался в первую очередь .поломать голову. Подав записку, он терпеливо ждал, сидя за столом перед картотекой. Через некоторое время он подошел к справочному столу и осведомился.

— Видимо, к сожалению...— начала было со вкусом одетая дама средних лет с прекрасными белокурыми волосами, но в это время возле нее с легким треском выскочил контейнер пневматической почты.

Она открыла контейнер, прочла присланное сообщение и сказала, покачав головой:

— Книгу «Титусы в округе Рокленд» не удалось найти. Очень жаль.

— Она выдана? Или в переплетной? — спросил Шапиро.

— Ее потом еще поищут.

— Значит, она не на руках и не в переплетной?

— Ну где-нибудь она должна быть, не так ли? Но...

Шапиро ждал.

— Боюсь, что книгу не поставили на место,— сказала дама.— Потом, конечно, ее найдут.

— Не можете ли вы сказать, это большая книга? — спросил Шапиро.

— В данный момент не знаю,— ответила дама, но Шапиро уверил что это важно.

Тогда она снова посмотрела на поданное им требование, вернувшееся к ней с пометкой.

— О, вы полицейский!

Шапиро кивнул с озабоченным видом. Дама подошла к картотеке, нашла карточку и пояснила, что книга совсем небольшая.

— Примерно карманного формата? — спросил он.

— О, она свободно поместится в кармане пиджака или в женской сумочке. Но люди, которые сюда приходят, не...

— Конечно, конечно,— согласился Шапиро.

— А впрочем,— продолжала дама,— если заказ сохранился, то легко будет установить, кто последний пользовался этой книгой.

— Да, на заказе должна быть фамилия,— сказал Шапиро более печальным тоном, чем обычно и задумался.

Теперь на это уже не было времени. В его машине наверняка давно говорила радиосвязь, с возрастающей силой обращаясь в пустоту. Шапиро сказал, что зайдет потом или пришлет посыльного.

Если только Говард не лгал и другой человек участвовал в деле, то, признаем, действовал он быстро!

Шапиро спустился по широкой лестнице с третьего этажа библиотеки.

Неизвестный — а возможно, он и не существовал — проделал уже многое. Однако, вероятно, он предпримет еще какие-то шаги, поскольку Говарда не обвинили в убийстве. Он может еще многое попробовать. На его месте я бы поступил точно так же, подумал Шапиро. Я знаю, куда мне теперь пойти.

— Итак, в шесть тридцать,— сказала Барбара, выходя из машины.

Лицо ее было очень серьезно, и она посмотрела на Джона большими глазами.

— Ты не запоздаешь?

Джон улыбнулся, его озабоченное лицо прояснилось.

— Нет, если только меня снова не возьмут.

Он посмотрел, как она быстро поднялась по лестнице и скрылась в доме. Таунсенд, как всегда, был на месте и открыл перед ней дверь. Этот верный Таунсенд. Джон надеялся, что верность старого слуги выдержит задуманное ими испытание. Барбара не хотела требовать от него слишком многого, не хотела просить его солгать под присягой. Нужно только выиграть время, и она попросит его временно забыть, что мисс Филипс вчера вечером вернулась одна.

По дороге домой Джон подумал, что они еще не знают, как лучше всего использовать выигранное время. Барбара была права в том, что не следует сидеть сложа руки и просто ожидать. Права и в том, что теперь они не должны разлучаться. Она говорила, что две головы лучше, чем одна, что у нее уже появились верные соображения что если они будут находиться вместе, возможно, найдут не один даже путь. Но эти слова не имели значения, просто они теперь не переносили разлуки. Когда они не были вместе — все повисало в воздухе. Это было ясно без слов. Уже сейчас, уезжая от нее, Джон почувствовал одиночество.

Она намеревалась поговорить с Таунсендом и узнать, насколько на него можно рассчитывать. Потом хотела переодеться. А Джон решил поставить машину в гараж — ибо в пределах города она была только помехой,— затем освежиться и на такси вернуться к Барбаре. .Так они договорились.

— Ах, Таунсенд,— начала Барбара, когда слуга открыл дверь,— я именно...

Она не закончила фразы, так как через открытую дверь библиотеки заметила, что там отец.

— Ничего важного, потом скажу,— быстро проговорила она.

— Хорошо, мисс,— ответил слуга.

Девушка вошла в библиотеку. Отец поднялся и спросил:

— Ну, как дела, Барбара?

— Плохо,— ответила она.— Совсем плохо, отец.

Девушка села. Отец тоже сел на свое место и испытующе посмотрел на дочь. Указал на коктейль, стоявший возле него на столе, и поднял брови, как бы приглашая.

— Нет, я снова ухожу,— сказала она.

— С Говардом? Но это излишний вопрос.

— Да, с Джоном. Отец, наше положение стало еще хуже.

Барбара объяснила отцу суть дела. Тогда он дал ей газету, ночной выпуск «Уорлд Телеграмм». Это было на первой странице. Заголовок гласил:

«УБИТА ПРЕСТАРЕЛАЯ ОТШЕЛЬНИЦА».

«Отшельницей» была Анжела Пьемонт, которую газета считала «богатой» и «из кругов высшего общества». Городская полиция и окружная криминальная полиция заняты раскрытием дела. «Мы узнали, что с ними сотрудничают в деле розыска и полицейские из Нью-Йорка». Инспектор О’Меллей в разговоре отказался подтвердить, что убийство миссис Пьемонт связано с другим преступлением — убийством красивой рыжей девушки, найденной в субботу мертвой в доме на Одиннадцатой улице, где она жила под именем Норы Эванс.

Барбара отдала отцу газету и сказала:

— Джона допрашивали и потом снова отпустили. Отчасти потому... потому что я заявила, будто он в это время был вместе со мной дома, отец.

Он спокойно взглянул на дочь, словно хотел сначала как следует подумать.

— Я полагаю, что это не соответствует истине,— медленно проговорил он.

— Да, это неправда,— ответила Барбара.

— А Таунсенд знает, что это неправда, так ведь?

— Да,— сказала девушка.— Ты ясновидящий?

— Когда дело касается тебя, то да,— ответил отец.— Ты, кажется, хотела обратиться с просьбой к Таунсенду? Полагаешь, что он тебе не сможет отказать?

— Я знаю его с раннего детства.

— Ты в нем уверена только поэтому? — спросил Мартин Филипс.

Девушка промолчала.

— Я вспомнил, что Таунсенд очень давно не получал отпуска. Это будет только отсрочка, но, вероятно, достаточно одной недели?

— Ты подумал обо всем,— сказала Барбара,—Неделя нам очень нужна. Только...

— Об этом не беспокойся. Он сможет уехать уже сегодня вечером. Ты вполне уверена в своем деле, Барбара?

— Вполне уверена.

Отец кивнул и выпил глоток. Девушка хотела встать.

— Наш банк проводил операции с ценными бумагами миссис Пьемонт, которые у нас хранятся,— сказал Филипс.— Я вспомнил это, когда прочел ее имя. У нас находится часть ее средств, значительные суммы она вложила в другие банки.

Барбара снова села и стала внимательно слушать.

— Не знаю, имеет ли это значение,— продолжал Мартин Филипс,— но здесь все в порядке.

— Ты... ты кого-то проверял?

Девушка закрыла глаза и тяжело дышала.

— Джона?

— Нет, нет, не твоего Джона, дорогое дитя,—ответил Мартин.— Ее консультантом по фондовым операциям и другим капиталовложениям был Генри Робертс. Но там все в полном порядке.

— Значит, он мог приезжать к ней на виллу для обсуждения каких-либо вопросов, не так ли?

— О да, это возможно,— ответил отец.

— А там жила эта девушка,— продолжала Барбара.— Та убитая девушка. На самом деле ее звали Юлия Титус. Она познакомилась с молодым человеком, выдававшим себя за Джона Говарда. Это... это мог быть мистер Робертс.

— Возможно. Мы, конечно, доверяем Робертсу, но это не меняет дела.

Мартин Филипс спокойно закурил сигару.

— Сегодня после обеда Робертса не было в банке,— продолжал он.— Ему поручено проводить переговоры вне банка. Из-за этого у меня не было удобного случая расспросить его.

— Ты его действительно расспросишь? Чтобы помочь Джону? — спросила она.

— Похоже, что Говард впутается в мою жизнь,— ответил отец очень мягким тоном.

Было почти шесть часов, когда Барбара поднялась в свою комнату на третьем этаже. Она стояла под душем, и ей казалось, будто вода, с шумом ударявшаяся о резиновую шапочку, все время говорила: «Робертс, Робертс, Робертс...» Это имя не выходило из головы, пока она вытиралась и одевалась. Если Робертс познакомился с этой девушкой и если... если?..

Исходный пункт у нас есть, думала она. Это только кончик нити, связанной узлом, но, имея этот кончик, можно распутать узел. Очень вероятно!

Барбара спешила, однако ей казалось, будто она делает все медленно. Без всякой нужды она так спешила, что, когда стала подкрашивать губы, руки ее дрожали. Пришлось заставить себя проделать это медленными осторожными движениями. В шесть двадцать она уже была готова и стояла в вестибюле у двери, ожидая увидеть такси, на котором должен приехать Джон.

Некоторое время ни одного такси не появлялось, затем они последовали одно за другим. Она уже наклонилась вперед, словно хотела выйти и открыть Джону дверцу машины, но все проехали мимо. Теперь одно такси повернуло из-за угла на их улицу, замедлило ход и, проехав немного дальше, остановилось. Из машины вышла дама с пуделем на поводке. Снова приблизилось такси и проехало мимо без пассажиров. И еще одно. Затем третье.

В 6.35 Барбара сжала кулаки. Она чувствовала, как сильно бьется сердце, глубоко вздохнула, но не успокоилась. Снова из-за угла показалась машина. Девушка невольно затаила дыхание, но и она — мимо.

Барбара попыталась привести в порядок свои мысли, которые мелькали столь же быстро, как билось сердце. Шесть тридцать — ведь это приблизительно, это не значит минута в минуту. Джон может приехать без двадцати семь или даже без десяти. На углу сменился свет светофора, два такси миновали перекресток. В одном из них должен быть Джон, она знала это. Должен! Она открыла дверь и вышла, чтобы сбежать по лестнице навстречу ему. Однако обе машины проехали мимо.

Без пяти семь девушка вошла в дом и, тяжело дыша, села перед столиком с телефоном. Она набрала номер Джона, услышала гудки и, подождав порядочное время, положила трубку.

Наверно, с Джоном что-то случилось, решила она, и эти слова застучали в ее голове. Должно быть, с ним что-то случилось. Что-то произошло!

Барбара встала, открыла дверь и вышла на улицу. Спустилась по лестнице очень осторожно, так как ее тело как бы застыло. Подозвав первое же такси, села в него и назвала шоферу адрес. Ее голос показался ей самой чужим.

Глава 13

Миллер терпеливо слушал, но было заметно, что терпение его истощается. И прежде чем Шапиро закончил свое сообщение, он покачал головой и сказал:

— Очень жаль, что у вас такое мягкое сердце, Нат. Хороший полицейский, но добросердечный.

— Эта книга...— хотел было добавить Шапиро, но Миллер еще энергичнее покачал головой и перебил:

— Эта девушка вас околдовала, Нат,— сказал он.— Она очаровательна и любит его. Как говорится, милая молодая пара. И это подействовало на ваше мягкое сердце. Но... Говард убил Титус и старую женщину. В этом убедился прокурор, как только узнал, кто была эта девушка. А вы приходите ко мне и рассказываете о книге, которую, наверно, кто-то стянул из городской библиотеки! И не имеете никакого понятия, что в ней написано. Знаете только, что там имеется фамилия Титус.

— Но может быть, мы при помощи этой книги нападем на след той персоны, которая унаследует деньги,— возразил Шапиро,—Хорошо,— добавил он,— этот случай ясен, но старая дама имела очень много денег.

— Но, дружище, почему вы не хотите предоставить это дело ее адвокату! — сказал Миллер.— Разве ваша задача — трудиться над этим? Сейчас вы покончили со служебными делами, так поезжайте-ка домой и расскажите волнующую историю вашей Розе, у которой такое же мягкое сердце. Сделайте это, Нат.

— В деле есть дыра,— сказал Шапиро еще более мрачным тоном. — И... возможно, кто-то попытается ее заштопать..

— Кто-то! — возмутился Миллер.— Опять этот «кто-то» — организатор заговора. Итак, послушайте, Нат. Вы мне нравитесь, хотя у вас слишком мягкое сердце. Почему вы не хотите заняться тем, чем надлежит? Как это делаю я и Мартинелли. Мартинелли сказал, что дело можно считать законченным и он представит его перед судом присяжных. Возможно, там найдется присяжный столь же чувствительный, как и вы.

Шапиро замолчал и от разочарования прищелкнул языком.

— Ну, что еще вас настораживает? — продолжал Миллер.— Парень познакомился с молодой Титус, очаровательной девушкой. Снял ей квартиру, возможно, пообещал на ней жениться. А затем ему встретилась другая девушка, тоже очаровательная и очень богатая. Дочь его шефа.

— Говард сам имеет кучу денег,—возразил Шапиро.— Внес двадцать тысяч долларов залога, так сказать, вытряхнул из рукава.

— Ол райт,— сказал Миллер.— Возможно, мы с вами назовем это кучей денег, но для него это не так. Ему нужны большие масштабы. Он влюбился в мисс Филипс, но имел связь с другой девушкой. Сказал ей: «Извини, дорогая, но я обманулся и теперь нашел другую, которая мне больше нравится. Мы с тобой хорошо провели время, а теперь получай чек и поезжай к своей доброй тетушке».

— Миссис Пьемонт не была ее теткой,— с мрачным видом возразил Шапиро.

Он должен прекратить придираться к этим проклятым мелочам, сказал ему Миллер.

— Ну если она и не была ее теткой, так что из этого?

— Ничего,— ответил Шапиро.—Итак, маленькая Титус разозлилась. Сказала: «Ну подожди, вот я сообщу ей о нашей связи, тогда посмотрим, как она будет реагировать!»

— Ясно, вы поняли меня,— подтвердил Миллер,— Так она и сказала. А он ей: «Не торопись, моя прелесть! Ты так все же не поступишь». А она ему...

— Очень хорошо,— перебил его Шапиро.— Итак, он убивает ее, чтобы дело не получило огласки.

— Он был страшно возбужден,— продолжал Миллер.— Почти не сознавал, что делает. Может быть, он хотел только припугнуть, а не убить.

— И старую даму тоже? — спросил Шапиро,— Как только она спустилась с лестницы, когда он искал фото?

— Нет. Ее из-за того, что она могла опознать его. Она видела его вместе с девушкой. Может быть, она заявила ему, что достаточно много знает об этом деле. Во всяком случае — он ее убил.

Миллер сделал паузу. Он был очень терпелив.

— Что же вам еще надо, Нат? — спросил он.— Ведь я знаю, что вас удовлетворила бы и половина этого материала.

Шапиро снова прищелкнул языком. Миллер —это босс, сказал он. Миллер и прокурор, а он только рядовой сотрудник. Хорошо, он поедет домой к Розе. Но он считает, что многое может разъясниться, если просмотреть в библиотеке заказы и узнать, кто последний интересовался родом Титусов в округе Рокленд.

Миллер тяжело вздохнул.

— Ясно,— сказал он.— Ясно, что нам делать, Нат. Развё я не говорил, что мы не будем этим заниматься?

— Вы хотите сейчас арестовать его? — спросил Шапиро.

— Завтра утром,— ответил Миллер.— Он не будет пытаться удрать, Нат. А если попробует — это только к

лучшему, не так ли? Тогда, наконец, вы проявите твердость?

— Возможно,— сказал Шапиро и вышел из кабинета Миллера.

Пройдя через комнату ожидания, он вышел на залитую солнцем улицу и направился к метро, чтобы ехать к Розе, у которой было также же мягкое сердце, как у него. Дома он собирался погулять с собакой, потом выпить с Розой по бокалу вина, а затем, может быть, сходить в кино и...

Он уже почти спустился по лестнице к станций метро, как вдруг повернулся и снова вышел на улицу. С печальной миной он зашел в закусочную, где съел бутерброд и выпил чашку кофе. Затем позвонил Розе и предупредил ее, что придет немного позже.

— Как всегда,— ответила Роза.— И надо же мне было выйти замуж за полицейского!

На табличке перед ней было написано: «Не волнуйтесь, мы успеем!» Но Барбара Филипс сидела застывшая, чуть пригнувшись, сжав кулачки и положив их на изящные бедра, будто приготовившись к прыжку. Губы она сжала так, что они стали похожи на тоненькие линии. Она мысленно торопила такси ехать еще быстрее, чем это было возможно. Когда машина останавливалась позади других перед светофором, она с трудом удерживалась, чтобы не закричать: «Скорее, скорее!»

Но несмотря на отчаянную спешку, в глубине ее сознания скрывалась безнадежность. Ехать было бессмысленно и не нужно. Телефон долго, долго звонил в пустой квартире.

Такого со мной еще не было, думала Барбара, и не должно быть. Я же ведь не ненормальная, не истеричка! Сию минуту он наверняка поднимается к ней по лестнице и звонит в дверь. Все произошло из-за какого-то пустяка, не имеющего значения. Может быть, не смог найти такси или в пути случилась небольшая авария, лопнула шина. Или отказал мотор. Многие такси уже стары, и с ним произошло что-то в этом роде, а позвонить по телефону неоткуда. А возможно, испортился его собственный телефон. Или...

Мне нужно вернуться домой, подумала девушка. Вернуться и спокойно ожидать, пока он не придет. Если он не придет... значит, его арестовали. Он ведь сказал, что придет, если его не арестуют. А она сделала все наоборот. Неправильно и даже глупо было хватать такси и спешить попасть в квартиру, где никого нет. Разве не глупо сидеть здесь, в машине, почти обезумев от страха, подгоняя себя нелепыми мыслями?

—- Только не надо волноваться, уважаемая мисс,— сказал водитель.— Быстрее ехать невозможно. Здесь очень большое движение, мисс.

Но разве она что-нибудь говорила? Определенно не говорила. Не говорила вслух: «Поезжайте быстрее!» Должно быть, я про себя так громко кричала, что человек почувствовал!

— Я знаю,— сказала она вслух.— Я сама это вижу.

— Только не волнуйтесь,— повторил водитель, и теперь она заметила, что он наблюдал за ней в зеркало.

Она собрала всю волю и откинулась на спинку, но уже через секунду снова сидела согнувшись. Такси опять стало двигаться медленно, почти ползло. Они выехали на середину улицы и остановились для поворота налево. Встречным машинам, казалось, не будет конца.

В веренице все же образовался просвет, водитель направился туда. У первого же дома он затормозил.

— Видите, мы не так уж долго ехали,— сказал он.

Барбара не имела понятия, как долго это было. Она, не глядя, дала ему банкноту и почти сердито покачала головой, когда он стал искать сдачу. С деньгами в руке он озадаченно посмотрел ей вслед, но она уже входила в дом.

Кабины лифта внизу не оказалось. Девушка стояла у лифта и упорно нажимала кнопку вызова, не отнимая пальца. Через какое-то время-—долгое или недолгое, она не знала — послышался шум спускающейся кабины. Как медленно! Наконец она услышала этот шум уже рядом с собой. Появился человек в униформе, укоризненно сказал из кабины:

— Ол райт, не нажимайте больше. Должно быть, страшно спешите?

— Извините,—ответила Барбара. — Мне надо к мистеру Говарду. Он живет на пятом этаже.

Она вошла в кабину.

— К Говарду?

Мужчина с любопытством посмотрел на нее.

— Да, пожалуйста.

— Пятый этаж,— сказал он, закрыл дверь, и кабина неуклюже и с шумом начала подниматься. Мужчина держал ручку управления и смотрел на Барбару. Он больше ничего не сказал, но во взгляде его было нескрываемое удивление. Девушка не заметила этого, она хотела только скорее подняться.

Лифт остановился, дверца открылась.

— Вторая дверь,— сказал мужчина и махнул рукой.

Когда девушка подошла к двери и остановилась, он все еще стоял у лифта и смотрел на нее. Только когда она нажала кнопку звонка, он вошел в кабину. Барбара подсознательно ощутила слабый стук закрывшейся решетчатой двери.

Она услышала звонок в квартире, отпустила палец от кнопки и подождала .секунду. Затем снова нажала, подольше. Потом отняла палец и прислушалась. Холод охватил все ее тело, а к горлу подкатился комок. Снова, отупевшая и без надежды, подняла она палец к кнопке, но не успела нажать, как услышала движение за дверью. Услышала звук медленных шагов, приближающихся к двери. Дверь открылась.

— Джон! — крикнула она.— О, Джон!

Она глянула на него, и лицо ее засияло, от души отлегло.

Но... его глаза были лишены выражения. Он сказал!

— Хелло.

Это прозвучало очень невыразительно. Она восприняла это слово очень странно — словно получила удар. -Свет ее глаз померк.

— Джон,— проговорила она.— Я... я ожидала. Я...

— Извини.

Снова тот же невыразительный тон.

— Мне кое-что помешало, Барбара.

Джон выговаривал каждый слог медленно и старательно, словно ему самому было неясно значение произносимых слов. И не отошел в сторону, чтобы впустить девушку в квартиру.

— Разве ты не хочешь...— начала она, запнулась и продолжала: — Отец кое-что сообщил мне. Нечто важное. Почему ты заставил меня ждать?

Она снова посмотрела на него. Теперь глаза Джона не были пустыми, но все же взгляд был странный.

— Что случилось? — спросила девушка.

— Случилось? — повторил Джон —Ничего не случилось. я...

Он замолчал, и ей показалось, что он слегка покачал головой.

— Меня арестуют. Я уже хотел идти. Почему ты... — Он запнулся.— Я в самом деле немного выпил. Разве ты не видишь, что я...

Он проговорил это медленно и слишком старательно, словно слова были совсем не его. А в глазах прочитала она то, что было скрыто, то, что настоящий Джон Говард прятал в глубине.

— Я...— начала она,— хорошо понимаю, Джон.

Она проговорила это монотонно, пристально глядя, все еще изучая его глаза, лицо. Это невероятно, подумала она. Это невозможно...

Она почувствовала, что зашаталась. Словно от удара, оглушившего ее, почти лишившего ее сознания.

— Хорошо,— будто издали донесся голос Джона.

Затем девушка почувствовала, что опирается рукой на его руку. И тогда он открыл шире дверь, посторонился и нежно обнял ее. Они вошли в квартиру.

С противоположной стороны комнаты из окна падал солнечный свет, обрисовывая на полу светлый четырехугольник. Остальная часть длинной и не очень широкой комнаты казалась темной. Направо в стене две двери.

— Я здесь еще не была.

— Да, ты здесь не была,— ответил Джон, и она почувствовала бессмысленность своих слов.

Тем же странным и непонятным тоном он продолжал:

— Извини меня, Барбара. Я так жалею обо всем. Я сделал ошибку.

— Ошибку? — повторила она.— Что ты хочешь этим сказать? Джон! Что с тобой случилось?

— Я... я измучился,—ответил он —Все так навалилось на меня, и я немного выпил, а потом добавил. Я полагаю...

— Я звонила тебе,—сказала девушка.— Были гудки, а ты не взял трубку. Ты слышал... и не захотел говорить?

— Да, так получилось!

Девушка закрыла лицо руками,и сжала пальцами лоб. Голос звучал приглушенно, когда она сказала:

— Ты знал, что я ждала тебя, и, вместо того чтобы прийти, напился? А когда звонил телефон, не подал голоса? Хотя знал, что я...

— Именно так и было,—ответил Джон,—Ты... ты обманулась во мне. Лучше всего тебе пойти домой.

Девушка отняла руки от лица и уставилась на него.

— Это именно так,—проговорил он искаженным и грубым голосом.— Тебе лучше пойти домой.

Во-первых, Миллер все-таки прав, думал Шапиро. Никакого «другого», никакого «заговорщика» на самом деле не существовало. Сто шансов против одного, что другого преступника не было. Убийства — это простые происшествия, такие же простые, как и все другие преступления. Тот, кто намеревался смошенничать, планировал все тщательно и выжидал подходящего времени. Тот, кто задумал обчистить банк, сначала должен был представить себе точную картину, как это должно произойти. Он не торопится, даже если подготовка длится неделями, так как все должно пройти гладко, иначе плохо кончится. Но кто задумал убийство, тот просто идет и убивает. Делает это без лишней болтовни. Убить легко, и никаких соучастников не нужно. Говард убил обеих женщин. Так почему бы мне не пойти домой и не погулять с собакой, спросил себя Шапиро.

Во-вторых: если все это проделал кто-то другой, зачем ему еще что-то предпринимать? Он ведь сделал все, что требовалось. Завтра мы арестуем Говарда, и через несколько недель — или, может быть, месяцев — он будет осужден. Обвинение представит Мартинелли, а он знает свое дело. Если на суде кто-нибудь станет утверждать, что мог участвовать «дубль» Говарда, то присяжные скажут «ха-ха!» и не помилуют его, так как он убил девушку, которая его любила, и старую даму. И что еще может сделать теперь этот мнимый двойник? Он проделал больше чем достаточно. Так размышлял Шапиро. «Погуляю по улице с собакой, выпью бокал вина и съем что-нибудь вкусное».

Он ожидал автобуса, лицо его было воплощением разочарования. Подошел автобус. Он сел и поехал, но не в Бруклин, а в противоположном направлении. Роза скажет: «Ты переутомился, Нат. Тебя всегда заваливают работой!»

В-третьих: кто-то украл книгу из библиотеки, так как в ней было его имя. Возможно, этот человек не знал, что он уже достиг цели. Он не слышал, что говорил Миллер, и не знал, что, по мнению Мартинелли, можно предъявить Говарду обвинение. Если же этому человеку стало известно, что они не арестовали Говарда в Хаутхирне, если именно он звонил туда, выдавая себя за адвоката Стила, то узнал, что все его труды напрасны и Говард снова на свободе. Впрочем, возможно, это звонил действительно адвокат Стил. Коли так, все в порядке и не имеет значения, что он хотел узнать.

Автобус остановился на углу Тридцать Шестой улицы и Пятой авеню. Шапиро вышел и, удрученный, направился на восток. Ему хотелось только еще раз оглядеться и, если ничего нового не обнаружится, ехать домой. Конечно, к тому времени Роза сама погуляет с собакой.

Он вошел в дом. Кабина лифта как раз была внизу.

— Ах, это опять вы,— сказал лифтер.

— Совершенно верно,— ответил Шапиро.— У мистера Говарда есть кто-нибудь?

— Туда направилась молодая девушка. Вы тоже к нему?

Вместо ответа Шапиро вошел в кабину. Лифтер со стуком закрыл дверь.

— Она только что пришла? — спросил Шапиро.

— Уже давно,— ответил лифтер.

Шапиро не мог понять, о минутах или часах идет речь. Вероятно, это и не имело значения. Он ведь пришел сюда сам не зная зачем.

— Пожалуй, высадите меня на четвертом этаже,— сказал он.— Оттуда я доберусь по лестнице.

Глава 14

Все еще безмолвно смотрела девушка в удивительно пустые глаза Джона. А тот повторил тем же хриплым голосом:

— Иди лучше домой, здесь ты уже ничего не поправишь.

Еще несколько секунд она молча смотрела на него, пытаясь за застывшей маской найти своего Джона. Затем ответила:

— Нет, сначала расскажи мне, что случилось! Почему ты так странно ведешь себя?

Ее голос снова стал ясным и спокойным, а тело больше не дрожало.

— Ты хочешь это уточнить, да? Таково твое желание?— спросил Джон.

— Да, таково мое желание,— подтвердила девушка.

Джон чуть заметно покачал головой. Ей показалось, будто на какой-то момент глаза его перестали быть такими пустыми. Но это было всего лишь на миг, и девушка подумала, не ошиблась ли она.

— Ты должна сама понять, что дела тебе не поправить,— сказал он.— Ты совершила ошибку.

Он сделал паузу.

— Поставила не на ту лошадь и просчиталась.

— Нет,— запротестовала девушка,— это совсем не честное объяснение.

— О, я ценю это,— продолжал Джон.— Ценю все, что ты пыталась сделать. Ты милая девушка. Ну, иди домой, там тебе будет лучше.

Он снова замолчал. Барбара смотрела на свои сжатые руки.

— Там будет безопасней,— заключил он.

— Ты «ценишь это»? Ты всерьез это сказал? Мне? Что ты ценишь то, что я сделала?

Джон кивнул.

— Что с тобой? — спросила девушка.— Что с тобой случилось?

Джон все время стоял спиной к окну, а сейчас немного повернулся. Глядя на его профиль против света, девушка еще отчетливей увидела застывшую на лице маску.

— Хорошо,— сказал Джон.— Это слишком для меня. Они сильны и слишком много обо мне знают.

Теперь он говорил громче, чем до сих пор.

— Слышишь! — сказал он громко и грубо.— Мне не удастся отделаться от них.

— Не удастся отделаться? — повторила девушка и заметила, что маска на момент исчезла с его лица.

— Мне нужно было выпить виски,— громко продолжал он.— Знаешь, как иногда бывает, когда выпьешь: путаница в голове проходит и все делается ясным. Не надо себя больше обманывать. Я выпил пару бокалов, а может быть, три или четыре, а потом сказал себе: «Все бесцельно, ты у них в руках». Итак...

— Определенно, ты заболел,— сказала Барбара.

— Нет,— возразил Джон.— Просто немного выпил, но достаточно, чтобы прояснить мозги. Все бесполезно. Почему ты не уходишь? Уходи и забудь об этом, так как...

— Нет, сначала я хочу услышать от тебя объяснение.

— Что я сделал все, в чем меня обвиняют? Ол райт. Я...

Джон замолчал, быстро повернулся и прошел через комнату к письменному столу, стоявшему у стены между дверей. Затем сел и очень быстро написал что-то авторучкой на листе бумаги. Девушка видела его спину и движения его руки. Написал он всего несколько слов, потом быстрыми шагами подошел и остановился перед ней,

— Прочти это,—предложил ей Джон.—Ты хотела услышать от меня объяснение, не так ли? Вот, я написал его здесь своей рукой. Это лучше, чем объяснять словесно. Написал и подписал.

Барбара ждала и снова задрожала всем Телом.

— Послушай,— продолжал Джон,— я прочитаю тебе вслух.

Он почти кричал, и тон его был грубый.

— Вот что здесь написано: «Я убил Юлию Титус, так как она пыталась шантажировать меня. Я убил старую даму...»

Вдруг он замолчал и протянул ей бумагу.

— Ты видишь? Вот подпись. Прочти сама, Барбара! Ты должна это прочесть!

Ее тело и руки стали бесчувственны. Она протянула руку и взяла бумагу.

Там не было того, что он читал. Было написано всего три слова, три понятных слова, которые прыгали перед ее глазами: «Уходи, ради бога».

— Вот так обстоят дела,— сказал Джон быстро и громко.— Таков я. Уходи, прежде чем...

Глаза его теперь ожили и заискрились. Барбара бросила взгляд на три написанных слова и увидела в умоляющих глазах Джона тревожный блеск.

С трудом заставила она себя казаться внешне спокойной и сжала губы, чтобы без дрожи ответить ему.

— Хорошо,— проговорила девушка равнодушным тоном.— Я пойду, Джон. Я буду...

Она повернулась. В голове ее помутилось, и она сделала пару шагов к столу, стоявшему почти посредине комнаты, воздух которой был насыщен угрозой, пока еще ей непонятной.

На столе стояли бокалы с виски. Их было два...

Ее тело словно приросло к полу, она была не в силах двигаться, не могла положить записку на стол. Она стояла, уставившись на бокалы, и сознавала, что время- не ждет, но несколько секунд не могла себя заставить положить бумагу. Наконец ей это удалось, но она вдруг услышала шум и, повернувшись спиной к столу, бессильно оперлась руками о край.

Джон уже стоял возле нее, она даже не слышала, как он подошел. Дверь, находившаяся теперь в поле ее зрения, была открыта, и в проеме стоял мужчина. Лицо его было в тени, так как он стоял спиной к свету, но по виду он был похож на Джона Говарда — или на другого мужчину того же роста и с обычной фигурой. Незнакомец держал наготове револьвер.

— Глупо, что я мог про это забыть, Джонни,— сказал незнакомец непринужденным дружеским тоном.— Тяжело для молодой дамы, что эта тонкая игра не удалась. Но так уж получилось...

Он поднял револьвер.

В тот же момент Джон прыгнул, но не к мужчине, а к Барбаре. Он крепко обнял ее и заслонил своим телом.

Она затаила- дыхание и тотчас услышала мощный звук выстрела. Почувствовала, как Джон вздрогнул, и быстро повернулась. Она увидела незнакомца в дверях, смотревшего на свою руку, в которой уже не было оружия. Рука была прострелена, и он смешно тряс ею, словно прищемил палец.

— Ол райт, мистер,— послышался из передней от входной двери усталый меланхоличный голос.— Если вы поднимете руку, потеряете меньше крови.

В комнату вошел высокий худой мужчина с озабоченным лицом. Он покачал головой и сказал:

— Раньше я лучше стрелял. Собственно, нужно было только выбить из руки револьвер. '

Барбара дрожала, она судорожно глотнула, будто в горле что-то застряло, и взглянула на Джона.

— Ну, все в порядке,— сказал Джон.— Ты еще не знакома с мистером Вудсоном, не правда ли? Мистер П. И. Т. Вудсон, его полное имя Питер Ирвинг Титус Вудсон.

Джон взглянул на Вудсона и медленно проговорил:

— К сожалению, мистер Вудсон не может подать тебе руки. А вы,— обратился он к вошедшему другим тоном,— как вы смогли так быстро прийти, мистер Шапиро?

Когда Джон поставил машину в гараж и около половины шестого вошел к себе в квартиру, Пит Вудсон уже ждал его. Он приготовил себе выпивку и удобно устроился. Явился, чтобы заставить Джона написать «небольшое милое признание».

— По этому случаю,— сказал он, помахивая револьвером,— налейте себе бокал, Джонни, и покрепче.

Джон это сделал. Затем Вудсон, угрожая оружием, приказал ему сесть, и Джон подчинился. А потом все для него проходило словно во сне.

— Значит, «Т» было сокращением от Титус,— сказал Джон и выпил глоток.

— Вы очень хитры,— ответил Вудсон и тоже выпил.

— Я сказал ему,— обратился Джон к Барбаре,— что он действовал слишком длинным обходным путем, и тогда он — веришь или нет — пустился со мной в дискуссию. Сказал, что после первой разыгранной карты он настойчиво и последовательно развивал свою стратегию. По сравнению с этим его бридж ничего собой не представлял, утверждал он. Обо мне говорил в прошедшем времени, словно меня уже не было в живых.

Джон и Барбара снова были в «Монет», сидели рядом на диване за угловым столиком. Особого голода они не чувствовали, а пить Джону не хотелось, так как он выпил три больших бокала виски, ожидая, когда Пит Вудсон убьет его. Но в «Монет» вечером было очень тихо, а они прежде всего нуждались в спокойствии.

— Его план был точно таким, как мы предполагали,— продолжал Джон.— Он рассказал мне его подробно и подтвердил каждый пункт. Поясняя, почему был выбран я, он сказал: «Вы очень подходили к программе, Джонни» и многословно убеждал, что лично против меня он «вообще ничего не имел». А я стал с ним обсуждать подробности, чтобы отсрочить неминуемую смерть. Он беседовал спокойным тоном и часто повторял: «Ловко, Джонни, очень ловко!»

Джон сделал паузу, посмотрел на свой бокал, из которого почти не пил, и покачал головой.

— К сожалению, тебя, Барбара, я обрисовал ему не особенно остроумно,— сказал Джон,— так как боялся, что в этой ситуации дело может плохо кончиться для тебя.

— И ты должен был сделать письменное признание, а потом... потом лишиться жизни? Так ведь?

— Да, так запланировал Вудсон. Он почти извинялся за это. В остальном он был вполне здравомыслящим. «Джонни»,— обращался он ко мне тем же тоном, что и в клубе, где часто говорил: «Наш добрый старина Джонни». Он правильно оценил ситуацию, был уверен, что полиция в ближайшее время не придет, и действовал в соответствии с этим. Он только не мог понять, чего они еще ожидают и почему отпустили меня на свободу в Хаутхирне. Это он расценивал как неслыханную халатность полиции.

— Боже мой, Джонни,— сказал он.— Ведь я представил им вполне достаточно материала для обвинения, не правда ли?

У Джона даже создалось впечатление, что Вудсон ожидал дружеского сочувствия по поводу того, что все его труды и усилия не получили должного признания со стороны полиции.

— Поистине так,— сказал Джон.— Его тон не оставлял в этом сомнений.

Но револьвер Вудсон все время держал наготове. Когда зазвонил телефон, он только покачал головой и помахал оружием. Развязка, похоже, приближалась. Наконец Вудсон сказал, что все это очень хорошо, но теперь надо приняться за серьезные дела.

— Напишите только, что вы их убили,— сказал он,— большего я не требую, Джонни.

— Я спросил, для чего? — продолжал Джон.— Будет написано признание или нет, он ведь все равно меня убьет. Он ответил, что в сущности я прав.

— Невероятный человек! — воскликнула Барбара.

Но Джон покачал головой и сказал, что в последние дни он научился верить в невероятное.

— Знаешь, у меня все еще есть чувство, будто все перевернулось,— признался он.— Я стал сомневаться в порядке вещей.

— Ты верил, что мир укрощен,— сказал девушка.— По крайней мере в основах. Знал, что существует насилие и ожесточенная борьба, но считал, что их развитие всегда можно предсказать. Так считают многие мужчины. Почему ты должен был написать письменное признание, если он все равно намеревался тебя убить? Зачем?

Этого Джон не знал. Но признание написал, желая выиграть время — минуты или даже секунды. Пока он жив, могло что-нибудь случиться. И случилось в самом деле.

— Случилось то, что ты позвонила в дверь,— сказал Джон.

Вудсон приказал ему в любом случае выпроводить посетителя, кто бы он ни был. Он встал за дверью спальни и угрожал оттуда Джону револьвером.

— И тебе тоже,— сказал Джон.— Когда ты вошла, он прикрыл дверь, но не совсем. Ну я тебе не буду повторять, что я пытался сделать.

— Иначе он убил бы и меня,— добавила Барбара,— Чтобы создать впечатление, будто я узнала о твоих преступлениях, из-за этого ты меня убил, а затем написал признание и покончил жизнь самоубийством.

— Да,— согласился Джон.— С точки зрения Вудсона, иначе поступить было нельзя.

Джон с радостью заметил, что Барбара, войдя в квартиру, не заперла за собой входную дверь. Это был последний шанс. И он был реализован...

— Посмотри туда,— сказала девушка.

В дверях стоял высокий худой мужчина. Видимо, очень усталый, он стоял возле двери и вглядывался в слабо освещенное помещение. Заметив Барбару и Джона, он подошел к ним. Это был сержант Шапиро.

— Добрый вечер, мисс Филипс,— проговорил он глухим голосом.— Добрый вечер, мистер Говард. Миллер хочет поговорить с вами, мистер Говард.

Джон поднялся.

— О, это не так срочно,— сказал Шапиро.— Он хочет уточнить некоторые подробности. О чем вам рассказывал мистер Вудсон и тому подобное. Зайдите завтра в любое время, когда вам удобно.

Джон на секунду застыл, полусидя-полустоя.

— Это будет перед обедом,— решила Барбара,— Завтра после обеда мы идем в отдел регистрации брака.

Еще в смешном полусогнутом положении Джон взглянул на нее.

— Чтобы сделать оглашение,— пояснила девушка.

Джон посмотрел на Шапиро.

— Мистер Шапиро, разрешите предложить вам бокал?— спросил он.

Поскольку речь шла о вине, Шапиро охотно согласился.

— Все трудные дела,— заметил он,— портят мне желудок.