— Вы утверждаете, что ваше имя Полина Григорьевна Зайцева?
— Да — Женщина недоумевающе пожала плечами. — Мой паспорт у вас. И вообще я не понимаю, что все это значит. Я буду жаловаться… Третий день меня держат в заключении.
Полковник Радунов, сдерживая улыбку, выложил на стол продуктовую сетку и дамскою сумочку с никелированной застежкой.
— Это не ваши вещи?
— Не мои. Надо не иметь вкуса, чтобы покупать такие сумочки.
— Так, так! — Радунов достал из палки бумагу. — Значит, вы Зайцева?
— Конечно.
— Удивительное сходство, — продолжал полковник, протягивая женщине фотоснимок. — Посмотрите, не вы ли это? Правда, снимок сделан двенадцать лет назад. Тогда вы выглядели моложе. Фотография найдена в архивах гитлеровской разведки. Узнаете?
Женщина опустила голову, пряча паза.
— Полина Григорьевна Вербер, — сказал Радунов, сделав ударение на последнем слове. — Вербер. Дочь русского белоэмигранта, родилась в Гамбурге в 1924 году. В 1944 году окончила разведывательную школу гестапо. Оставлена для работы на территории Советского Союза. После войны перешла на службу к новым хозяевам… Рассказывать дальше?
— Не надо. — Женщина подняла голову и посмотрела в лицо полковника. — Можете не утруждать себя. Я — Вербер.
— Вы отравили мичмана Ляликова?
Женщина качнула головой, собираясь ответить отрицательно. Радунов опередил ее. Достав из желтого чемоданчика пригоршню таблеток, он спросил резко:
— Ваши?
— Да.
— Через Ляликова вы узнали о новом оружии для «Мятежного»?
— Да. Он был болтлив, — усмехнулась женщина, — и он любил меня. Единственный мужчина, предлагавший мне вступить в законный брак.
— Вы узнавали от него о приходе новых кораблей?
— Это было нетрудно. Ляликов помог мне узнать много важного. Мой шеф был доволен.
— Какие это сведения?
— Долго перечислять. Мичман знал расположение складов, технические данные о кораблях.
— Куда Ляликов тратил деньги?
— Какие?
— Пять тысяч, что вы дали ему?
— Ах эти! Хотел купить дом для нас где-то в деревне.
— Почему отравили его?
— Показалось, подозревает меня.
— Отучили его курить?
— Не люблю мужчин, от которых пахнет дымом.
— Почему вы ушли из парка? Разве пароль был неверный?
Женщина бегло посмотрела в сторону Сечина, ответила насмешливо:
— Грубая работа. У связного должны были быть одеты тапочки. А у вашего сотрудника оказались туфли. К тому же поношенные. Связной не потащит такие из за моря… — Женщина сделала паузу. — Давайте, гражданин полковник, говорить серьезно.
— Пожалуйста.
— Я понимаю, что попалась, и знаю, что ждет меня. Впрочем, к этому я готовилась. Рано или поздно это все равно случилось бы. Я предлагаю вам выгодный ход. Вы гарантируете мне свободу. Я уезжаю за границу и обязуюсь больше не работать против Советского Союза…
Радунов спокойно слушал, поглаживая рукой волосы. Сечин, возмущенный наглостью Вербер, побагровел от негодования.
— Так вот. За это я сообщу вам многое. Очень многое. Иначе вы не добьетесь от меня ни слова… Вы не пожалеете, отпустив меня.
— Глупости, — спокойно ответил Радунов. — Забудьте об этом. Вас будут судить. Полное признание может смягчить меру наказания. Это все, что могу вам сказать.
Женщина плотно сжала губы и отвернулась.
— С кем связаны вы здесь, в городе?
Женщина молчала.
— Увести, — распорядился полковник.
— Какая наглость! — возмущенно сказал Сечин, когда Вербер вышла из кабинета.
— Заговорит, — улыбнулся Радунов. — Это не первый случай. Коммерческий подход к делу — чувствуется заграничное воспитание… Ну, что нового у вас, Иван Иванович? Докладывайте. Подходила ли лодка'?
— Да. Сегодня, под утро. Но оставалась в нейтральных водах. Напряжение на линии, идущей в парк, падало в это время. Электростанция тут ни при чем, я узнавал. Передатчики в это время работали только наши, зарегистрированные. Остаются неизвестными два вопроса: как узнает резидент сведения и с помощью чего передает их.
— Неизвестен и сам резидент, — напомнил Радунов. — Вербер заговорит не сразу.
— Разрешите мне, товарищ полковник, проверить, не пользуется ли резидент инфракрасными лучами.
Радунов задумался, постукивая по столу пальцами.
— Ну, что же! — Полковник прошелся по кабинету. — Займитесь этим сегодня ночью.
— Нужно, чтобы «Мятежный» находился в море.
— Я позабочусь об этом.
В кабинет вошел дежурный офицер.
— Вас хочет видеть капитан первого ранга Майский, — доложил он.
— Майский? Он здесь?
— Да.
— Просите, просите его.
Радунов поднялся навстречу капитану 1 ранга, крепко пожал его руку.
— Как раз кстати, Георгий Степанович. Мы только что вспоминали вас. Нужно, чтобы «Мятежный» сегодня вышел в море.
— И я по этому поводу. Ругаться с вами хочу, — сердито ответил Майский. — Сколько же времени эта проклятая лодка будет ходить возле наших берегов? Не пора ли покончить с ней. Обидно просто, ей-богу. Она разгуливает, а мы сидим сложа руки.
— Не хотите ли чаю? — спросил Радунов улыбнувшись. — Грузинский чай и заварен крепко, по-флотски. — Помолчав, полковник продолжал серьезно. — А с лодкой придется подождать. Всему свое время. Пускай пока ходит на здоровье… Так что, пьем чай?
— Давайте, — согласился Майский, расстегивая ворот кителя…
От Радунова Сечин сразу направился в библиотеку, помещавшуюся на первом этаже здания. Библиотекарша, пожилая женщина, встретила его с улыбкой:
— Что вас сегодня будет интересовать, Иван Иванович? Опять электростанции?
— Нет. С электростанциями разобрался. Меня теперь интересует невидимый свет.
— А… Вот недавно получили книгу об ультрафиолетовых лучах.
— Не подойдет. Мне нужно об инфракрасных.
— Так это тепловые…
— Вот, вот о них.
Женщина скрылась за стеллажами, и через четверть часа перед Иваном Ивановичем лежала стопка книг.
— Выносить нельзя, — предупредила библиотекарша, когда Сечин взял книги со стойки.
Иван Иванович прошел в читальню. Здесь был столик, за которым он любил работать: крайний справа, у окна. По привычке, укоренившейся с годами, всякое дело начинать с трудного, он взял из стопки самую толстую книгу «Техника ночного видения».
Через пять минут Сечин был настолько увлечен развернувшейся перед ним картиной использования инфракрасных лучей, что забыл обо всем на свете. Иван Иванович, не отрываясь, перелистывал страницу за страницей. Ему и раньше приходилось слышать об этом новом средстве связи, но изучением его он не занимался. Дела, которые он вел, не соприкасались с этой областью, а свободного времени не оставалось. Теперь, увлекшись новым, интересным открытием техники, Иван Иванович читал не отрываясь.
Сечин вышел из библиотеки взволнованный, с покрасневшими от напряженной работы глазами. Перед тем как направиться в порт, он прошелся по городу, вспоминая прочитанное.
Инфракрасные лучи — это тепло… Обычное тепло солнца, костра, печки. Любой предмет, горящий или нагретый, испускает инфракрасные лучи. Человек чувствует тепло на расстоянии; если холодно — садится ближе к печке, если жарко — подальше. Тепло — это свет, но свет, который человек не видит. Нагретые кирпичи печки или батареи центрального отопления не светятся. Угли, покрытые пеплом, не различишь в темноте, но их тепло греет. Но далеко ли распространяются лучи тепла? Судя по солнцу, на миллионы километров. Даже на миллиарды километров: астрономы научились улавливать тепло, идущее от звезд.
Значит, если какой-либо предмет нагреть до нескольких сотен или даже тысяч градусов, то чувствительный к инфракрасным лучам прибор будет способен различить этот предмет в кромешной тьме. Так ученые пришли к выводу, что тепло, как и видимый свет, можно различить ночью. Они стали создавать одно устройство за другим и, наконец, сконструировали такой прибор, который улавливал тепловые лучи на довольно далеком расстоянии. Такое устройство назвали теплопеленгатором.
Но как видеть ночью те предметы, которые не излучают тепла? Ученые ответили и на этот вопрос. Попробуйте направить солнечного «зайчика» на холодную вещь, она нагреется. Выходит тепло, инфракрасные лучи отражаются. Тепло отражают любые холодные предметы: айсберги, броня кораблей и самолетов. К прибору, улавливающему тепловые лучи, присоединился и прожектор, в который вместо лампочки поставили мощный источник тепла, закрытый особым фильтром, пропускающим только инфракрасные лучи. Если невидимый луч такого прожектора направить ночью на танк, то на экране приемного устройства видно будет четкое изображение бронированной машины…
Резкие сигналы автомашины прервали размышления Сечина. Ветер с моря освежил его. «Инфракрасные лучи — еще одна версия, — подумал он. — Как-то все обернется теперь. Посмотрим, повлияло ли на ход дела исчезновение Луковоза».