Вивианна по-прежнему отказывалась поверить в то, что только что случилось. Она постаралась вспомнить, о чем говорилось в заключительной части письма мисс Афродиты.
«Когда вы привлечете к себе его внимание, вам следует надлежащим образом воспользоваться этим. Облизывайте губы, представляя себе, что целуете его. Снимите шляпку и перчатки так, как будто вы раздеваетесь и делаете это только для него одного. Проводите по платью руками так, как будто вы поглаживаете свое обнаженное тело. Положите руку ему на колено и скажите что-то лестное и приятное. Он непременно отреагирует на это. Но не забывайте, что очень важно держаться от него на расстоянии вытянутой руки. Помните, mon chou, что вы должны дразнить и распалять его».
Она должна? Что ж, какое-то время все именно так и было. Поправляя одежду и облизывая губы, Вивианна почувствовала, что испытывает немалое удовольствие от своих собственных прикосновений. Возможно, это настоящее безумие, но следует признать, что ничего подобного ей не приходилось испытывать за всю ее жизнь.
Самое поразительное состояло в том, что Оливер Монтгомери правильно отреагировал на все то, что она сделала. Неужели все мужчины так примитивно устроены? Подчинить его своей власти, пусть даже ненадолго, оказалось совсем не сложным делом.
Но затем все пошло отнюдь не так, как предполагалось. Оливер стал так страстно целовать и обнимать ее, что она тут же забыла обо всех наставлениях мисс Афродиты, унесенная его ласками к вершинам наслаждения.
Она потерпела поражение.
Не пребывай она сейчас в таком сильном смущении – и не осознавай так остро свое состояние, – она непременно попросила бы высадить ее из кареты и охотнее пошла бы пешком, только бы не сидеть рядом с ним. Ее тело все еще сотрясала дрожь, особенно в том месте, которое он так нежно ласкал и на котором играл, как умелый скрипач на хорошо настроенной скрипке. При воспоминании об этих сладостных мгновениях Вивианне показалось, что каждая клеточка ее тела жаждет продолжения подаренных Оливером ласк.
Вивианна, конечно же, понимала, что ей следовало остановиться, но она не нашла в себе сил воспротивиться его настойчивости. «Я сама не захотела этого». Она настолько увлеклась новыми, ранее незнакомыми ей ощущениями и получала такое невыразимое удовольствие от его рук и губ, что забыла обо всем на свете и просто не захотела, чтобы он остановился. Это было именно то, чего она ожидала от него с самого начала – испытать физическое наслаждение в объятиях мужчины, который ей понравился, но с которым ее официально ничего не связывало. Отдать себя в руки человека, искушенного в искусстве любви.
Неужели после этого она уподобилась какой-нибудь развратной, падшей женщине? Безнравственной женщине, презревшей все общественные приличия? Вивианна не верила в это. Она просто не могла согласиться с подобным сравнением. Нет, она не совершила ничего такого, что уравняло бы ее с теми женщинами, которые за деньги продают свое тело. И к сожалению, следует признать, что, несмотря на испытанное ею наслаждение в объятиях Оливера, поставленной цели она пока не добилась. Оливер Монтгомери так и не согласился оставить Кендлвуд в покое. – Вивианна!
Ей не хотелось смотреть на него. По крайней мере пока не хотелось.
– Вивианна! – повторил он, как будто наслаждаясь звучанием ее имени. – Вам нечего стыдиться. И нечего бояться.
– Я ничего не стыжусь, и мне незачем бояться вас, – отозвалась она, удивляясь собственной непривычной интонации. Нет, она вовсе не боится его. Она боится себя.
Она совсем потеряла голову, унесенная вихрем наслаждения. Забыла и о наставлениях Афродиты, и о судьбе приюта. Как же она могла забыть о приюте для несчастных сирот? Стоило ей угодить в объятия красивого повесы и довериться его ласкам, как она забыла об истинной цели своей поездки в Кендлвуд.
– Вивианна!
Медленно и с явной неохотой она наконец повернулась к нему лицом. Зная, что ее щеки все еще пылают предательским румянцем, она тем не менее смело встретилась взглядом с Оливером.
– Вам понравилось то, чем мы с вами только что занимались, Вивианна. Этого не нужно стыдиться. В этом нет вашей вины.
Она вовсе не испытывала чувства вины в том смысле, который он вложил в свои слова, но знать об этом ему незачем.
– Мне понравилось, но это не было... то есть... вы ведь не стали проникать... в меня... – Вивианна окончательно смутилась, не найдя правильных слов, и скомкала фразу.
– Вы верно сказали, я не проник в вас, – понизив голос, сказал Оливер и улыбнулся улыбкой, которую Вивианна тут же мысленно назвала развратной. – Но я собираюсь непременно сделать это. В самом ближайшем будущем.
Его слова заставили Вивианну вздрогнуть.
Карета замедлила ход и свернула с дороги. Вивианна посмотрела в окно и увидела два знакомых обветшавших столба и скульптуры львов у входных ворот Кендлвуда. Сразу за воротами находился старый фонтан, давным-давно пересохший, окаймленный неухоженной, буйно заросшей цветами клумбой. Впереди возвышалась громада Кендлвуда – чудовищного воплощения навязчивой идеи прадеда Оливера.
Мысли о Вивианне и не до конца удовлетворенной страсти отодвинулись в дальние уголки сознания, стоило Оливеру вспомнить то время, когда он обнаружил в особняке мертвого Энтони. Это было раннее утро, только-только начинало светать. Он должен был заехать в Кендлвуд за братом и, забрав его с собой, отправиться вместе с ним в их поместье в Дербишире. Однако из-за ужасной сцены, разыгравшей предыдущей ночью, он почти забыл об этом. Рыдающая Селия и побледневшее лицо потрясенного до глубины души Энтони... Нет, в то утро Оливер приехал в Кендлвуд для того, чтобы все объяснить брату. Объяснить! Это было нелегкое дело, сравнимое с подвигом Геракла. Впрочем, на самом деле он просто хотел извиниться. Как бы он сейчас хотел повернуть вспять те ужасные мгновения и пережить их заново, с самого начала!
Но вместо того чтобы принести извинения, он испытал чудовищное потрясение, увидев брата мертвым.
Только теперь Оливер понял, насколько сильно он тогда был охвачен такими разноречивыми чувствами, как ужас, горе и раскаяние. Но на этот раз он приехал в Кендлвуд не для того, чтобы снова погрузиться в воспоминания прошлого. Для этого еще найдется достаточно времени, но только после того, как он поймает убийцу Энтони и докажет окружающим вину этого безжалостного негодяя...
Оливер соскочил с подножки кареты на землю и предложил Вивианне руку. Она приняла ее, но, сойдя на землю, тотчас быстро убрала свою руку, всем своим видом показывая, что все еще не чувствует себя в безопасности рядом с Оливером.
Он смерил ее взглядом собственника. Не ей нужно опасаться его, а, наоборот, ему следует проявлять предельную осторожность в общении с ней. Он мысленно сравнил себя с порохом, готовым в любую секунду взорваться от близости с зажженным фитилем.
Однако все мысли игривого содержания тут же вылетели у него из головы, когда из дома выбежала стайка детей – больше десятка человек – в одежде самых разных расцветок и покроя, которая делала их похожими на пестрых экзотических птиц. Следом за ними появились две женщины среднего возраста, довольно скромно одетые. Они поспешили навстречу приехавшим, не бегом, конечно, но и не спокойным прогулочным шагом.
– Мисс Гринтри! – закричали юные воспитанники приюта радостно, будто Вивианна явилась к ним, чтобы спасти от неминуемого несчастья. – Мисс Гринтри приехала!
Оливер чертыхнулся себе под нос.
Пожалуй, все получится еще хуже, чем он предполагал. Намного хуже.
Вивианна бросила на него быстрый взгляд, однако понять его смысл Оливер так и не смог. В следующее мгновение их окружили дети, которые начали радостно кричать и одаривать гостей улыбками. Через секунду к ним подошли сестры Битти и принялись успокаивать детей, забавно хлопая в ладоши.
– Отступите от мисс Гринтри, дети! Да, вот так! А теперь поклонитесь ей, девочки и мальчики! Отлично, Эдди и Джим! Прекрасно, Эллен!
Лицо Вивианны расплылось в счастливой улыбке, которая была абсолютно искренней и безыскусной, потому что она вкладывала в нее все свое душевное тепло.
– Вы уже, видимо, знакомы с лордом Монтгомери, – произнесла она. – Милорд, это мои друзья мисс Сьюзен Битти и мисс Грета Битти.
– Да, мы уже знакомы. В прошлый раз, милорд, когда вы приезжали в Кендлвуд... – улыбнулась мисс Сьюзен Битти.
В тот приезд Оливер пытался отыскать тайную комнату, построенную его прадедом, и не нашел ее.
– Мы от души благодарны вам, лорд Монтгомери, за ваш приезд. Мы тронуты вашей добротой. Так же, как и наши дети. – Эти слова Сьюзен произнесла совершенно искренне, хотя адресовала их скорее Вивианне, а не Оливеру.
– Неужели? – удивленно поднял брови Оливер, бросив взгляд на забавные мордашки собравшихся вокруг него детей. Один из них, маленький веснушчатый мальчик, с бойкостью обитателя лондонских улиц, поинтересовался:
– Это ваши лошадки, мистер?
– Мои.
– Наверное, стоят целую уйму денег?
– Да, они стоят немалых денег.
– Можно мне на них покататься?
– Что, на всех сразу? – удивился Оливер.
Лицо мальчишки расплылось в улыбке.
– А вы когда-нибудь видели льва, мистер? Настоящего, не такого, какие стоят у ворот, не каменного.
– Наверное, видел. В зоологическом саду. Но ты же не собираешься кататься на льве, так же как на моих лошадях?
– Нет, мистер! Хотя я могу покататься и на каменном льве. Если хотите, я вам покажу, как это делается.
– Нет, спасибо, я уж лучше буду кататься на лошадях. Так будет безопаснее, это уж точно.
– Вы смешной, мистер! – заулыбался юный наездник на каменных львах.
– Эдди! Неужели ты снова ходил туда, где мы вам не разрешаем появляться? Ты же знаешь, что там опасно находиться.
Заметив неодобрение на лице Греты Битти, Эдди виновато склонил голову. Однако Оливер заметил, что мальчик продолжает улыбаться, и сделал вывод, что, несмотря на видимую строгость попечительниц приюта, у них хорошие отношения с воспитанниками. Сам он вырос, не испытывая особых ограничений и запретов, правда, родительской ласки не знал. Он рос едва ли не сиротой, несмотря на то что в ту пору его ветреный отец был еще жив. Его дед и тетка, леди Марш, практически заменили ему родителей. Кроме того, за ним присматривал и старший брат, Энтони.
С кем же Энтони был рядом в ту роковую ночь, когда трагически оборвалась его жизнь?
– Не хотите ли чаю, лорд Монтгомери? – предложила мисс Сьюзен.
– Конечно, он выпьет с нами чаю, так ведь, милорд? – ответила за него Вивианна, упорно стараясь не встречаться с ним взглядом.
– Благодарю, с удовольствием, – ответил Оливер, делая вид, что не замечает внимательных взглядов детей. Особенно его смущал Эдди, стоявший к нему ближе всех остальных. Оливер с трудом подавил в себе желание проверить, на месте ли его часы, которые обычно хранятся в жилетном кармане. Некоторым ребятишкам было лет по десять, другие – совсем малыши, только недавно научившиеся ходить. Девочке, прижимавшей к груди уродливую тряпичную куклу, было лет пять-шесть. Оливер улыбнулся ей и обрадовался тому, что та ответила ему стеснительной улыбкой.
– Это Эллен, – пояснила мисс Сьюзен и придвинулась ближе к Оливеру, чтобы девчушка не смогла расслышать ее слов. – Мать продала ее в публичный дом. Есть люди, которые верят в то, что использование невинных детей способно излечить от сифилиса.
Оливер почувствовал, что бледнеет. Он никогда не слышал ни о чем подобном, хотя и знал, что вполне возможно и такое. Однако при взгляде на стоявшего рядом с ним ребенка ему сделалось не по себе. Одно дело слышать, другое – видеть своими собственными глазами.
– Слава Всевышнему. С девочкой ничего не успели сделать, – продолжила мисс Сьюзен будничным тоном. – Одна из девушек в публичном доме любезно согласилась отдать нам Эллен за небольшое вознаграждение. Я не имею ничего против подобных заведений, лорд Монтгомери, если обе стороны добровольно и в достаточной степени честно вступают в определенные отношения, но продавать детей...
– А этот мальчик... Эдди, кажется?
– Он очень мил, не правда ли? – оживилась его собеседница. – Отец бросил его, оставив на попечение своей подружки. Та обходилась с мальчиком самым бесчеловечным образом, и Эдди сбежал от нее и стал жить на улице. Он был воришкой, но мы надеемся, что сумеем отучить его от старых привычек и сделать из него честного, благонравного человека.
С другой стороны к Оливеру подошла мисс Грета и, взяв его под руку – для того, чтобы он не сбежал? – зашагала рядом с ним к дому.
– Знаете ли вы, лорд Монтгомери, что школ для детей бедняков не существует, за исключением церковноприходских и созданных на средства благотворителей? Наше правительство не считает нужным давать образование таким детям.
– Но закон о бедных от 1834 года...
– Да, закон о бедных существует, – ответила мисс Грета и недовольно поджала губы. – Когда-то обездоленным помогали те церковные приходы, к которым они относились. Сейчас же их сгоняют в работные дома, где они получают скудное количество пищи. Но это сопровождается распадом семей, и детей часто отрывают от родителей.
– Я даже не предполагал...
– Работные дома, лорд Монтгомери, – это своего рода машины. Это фабрики, больше напоминающие тюрьмы. Там людей одевают в одинаковую одежду и кормят в строго определенное время. Все подчинено жесткому распорядку. Личное время для их обитателей не предусмотрено. В работных домах происходит жестокое обезличивание людей. В нашем приюте мы стараемся соблюдать индивидуальный подход к нашим воспитанникам.
– Так, значит...
– Дети в нашем приюте, – не дала ему договорить мисс Грета, – учатся чтению, письму, арифметике. Это самые важные учебные предметы. Но этим мы не ограничиваемся. Мы стараемся развивать и природные наклонности детей. Мы учим их также и музыке – у нас даже есть фортепьяно, и мы надеемся обзавестись и другими музыкальными инструментами, – а также немного французскому языку и танцам. Девочек мы, конечно же, учим основам приготовления пищи и рукоделию. Нам стало известно, что некоторые уважаемые в соседней деревне люди готовы помочь нам в обучении детей началам простейших ремесел. Думаю, что влияние наставников-мужчин пойдет на пользу нашим мальчикам. Как жаль, что у нас здесь нет лошадей. Я слышала о том, что в настоящее время существует большой спрос на конюхов и кучеров. Вот, например, Эдди, он просто обожает лошадей.
– Я поражен! – отделался кратким ответом Оливер.
– Но самое главное, – сказала Вивианна, – помимо образования, пищи и крова, мы даем детям любовь. Некоторые из них никогда не знали материнской ласки. Можете представить себе их чувства? Вы знаете, что это такое – никогда не ощущать любви?
– Ну, вообще-то... – Оливер замялся, потому что не смог припомнить тех минут, когда отец уделял ему внимание. До той поры, как он пошел в школу, его всегда отдавали на попечение гувернанток и частных учителей. Страдал ли он в детстве от недостатка родительской любви? Вряд ли, он просто не ожидал ничего подобного. Или, может быть, от рождения он был неунывающим ребенком. Однако Оливер понимал, что если попытается сейчас объяснить это Вивианне, то она скорее всего неверно истолкует его слова.
– В настоящее время число наших воспитанников невелико. Но мы надеемся на то, что придет время, когда будем в состоянии принять в наш приют больше детей. Это, конечно же, зависит от величины пожертвований, получаемых нами от тех людей, которые сострадают, как и мы, обездоленным детям. В настоящее время самое главное для нас – это то, что у них есть крыша над головой.
Оливер сразу понял, что имелось в виду под последней фразой – это означало, что они надеются отстоять Кендлвуд. Но он не сделает этого. Он не сможет. Кендлвуд необходимо снести до основания, ведь лорд Лоусон верит, что он, Оливер, сделает это. Уничтожение Кендлвуда играет решающую роль в его плане поимки убийцы Энтони. С сиротами ничего не случится, ведь он предложил им другой дом, в Бетнал-Грин. Что мешает им принять это предложение? Почему они никак не хотят понять, что своего решения он не изменит? Войдя в дом, Оливер сразу же посмотрел на то место возле лестницы, где когда-то увидел бездыханное тело брата, и остановился как вкопанный. На короткое мгновение у него перехватило дыхание.
Он с особой остротой ощутил боль утраты. В свои последние приезды в Кендлвуд он не испытывал подобного. Он закалил свое сердце и привык находиться в непробиваемой броне хладнокровия. Но сегодня, скорее всего из-за Вивианны, он почувствовал себя уязвимым и неготовым к неожиданностям, и такая расслабленность оглушила его с силой кузнечного молота.
Когда Оливер впервые увидел мертвого Энтони, он сначала поверил в то, что его брат, впав в отчаяние, застрелился из собственного пистолета. Только спустя некоторое время, когда потрясение и горе немного ослабли, его начали одолевать смутные сомнения. Ему вспомнились намеки, которые Энтони делал в отношении лорда Лоусона: по прошествии некоторого времени они стали складываться воедино, как разрозненные фрагменты мозаики.
Получалось примерно следующее. В руки Энтони случайно попали некие письма, которые при их огласке могли бы вызвать грандиозный скандал, способный погубить репутацию лорда Лоусона. Энтони был в смятении, не зная, что делать с этими письмами, и именно их судьбу он и хотел обсудить с Оливером в ту ночь, когда он обнаружил здесь Селию. В ту ночь, когда Энтони не стало.
Сначала Оливер никак не мог предположить, что это могло быть убийство. Он все еще тяжело переживал ту сцену с Энтони и Селией, размышляя о том, что ему тогда следовало сказать брату и чего он ему так и не сказал. Он переживал потерю брата так тяжело, что думал, что никогда не сможет оправиться от горя. Однако позднее, месяца через два после смерти Энтони, к нему неожиданно приехал Лоусон. Они отправились в библиотеку, где принялись коротать вечер за графином бренди.
Лоусон, конечно, прямо-таки источал участие и сочувствие и постоянно повторял, что сожалеет о смерти Энтони, а потом... Потом лорд Лоусон неожиданно переменил тему и заговорил довольно сухо и прозаично о каких-то его личных бумагах, которые находились на хранении у Энтони.
– Это самые обычные документы, мои старые письма, – небрежно произнес он, искоса посмотрев на Оливера. – Вы когда-нибудь видели их, Оливер?
Оливеру стало не по себе от этого вопроса.
– Налейте себе еще, Оливер. Давайте выпьем. Кстати, Энтони когда-нибудь упоминал об этих письмах?
Лоусон задал этот вопрос с непринужденной улыбкой, которая показалась Оливеру улыбкой хищника, приготовившегося к прыжку. В следующее мгновение Оливер взял себя в руки. Усилием воли он заставил себя отвести взгляд в сторону, чтобы Лоусон не заметил выражения его глаз. Затем, притворившись пьяным, изобразил сонливость, типичную для человека, хватившего лишнего. Он опустил голову на положенные на стол руки, сделав вид, что уснул. До его слуха сразу же донеслись какие-то звуки, и он понял, что его гость принялся методично обыскивать ящики письменного стола. Занялся поиском писем, которые, по его словам, ровным счетом ничего не значили...
Когда Лоусон ушел, Оливер поднял голову, выпрямился и долго сидел, устремив взгляд на горевший в камине огонь. Только сейчас он начал догадываться об истинных причинах смерти брата: Ему вспомнились намеки, которые Энтони отпускал в адрес Лоусона, и довольно нелестные характеристики этой восходящей звезды британской политики, вспомнилось обеспокоенное выражение лица брата в дни, предшествовавшие его смерти. Все это сложилось теперь в определенную картину и позволяло сделать вывод о причастности Лоусона к смерти Энтони. Оливер понял, что если бы не приход к нему этого неприятного человека и не его повышенный интерес к каким-то письмам, то он никогда ни о чем не догадался бы.
Несколько дней спустя, когда Лоусон снова спросил у него о письмах, Оливер притворился, что не сразу понял, о чем идет речь. Теперь он окончательно понял, что сам оказался в опасности. Если лорд Лоусон хотя бы на мгновение поверит в то, что Оливер угрожает его благополучию, то без колебаний убьет и его. Оливер пришел к выводу, что безопаснее всего сыграть роль недалекого прожигателя жизни, проматывающего свое состояние в трактирах и борделях и не представляющего никакой угрозы для Лоусона. Этакого безобидного простачка, неспособного и мухи обидеть. Это давало возможность, прикрывшись такой маской, пристально наблюдать за всеми шагами ничего не подозревающего Лоусона.
В последующие недели Оливер тщательно осмотрел каждый уголок в доме, надеясь найти злополучные письма. Он искал их буквально повсюду, но безуспешно. Возможно, они в той самой потайной комнате, секрет которой был известен только Энтони. Того отличала такая же страсть ко всему загадочному, как и его прадеда.
К тому времени, когда Оливер окончательно утвердился во мнении, что письма спрятаны где-то в Кендлвуде, в особняке уже разместился приют. Единственный способ найти письма, понимал он, – это разобрать весь Кендлвуд.
Так он и поступит.
Разберет по кирпичику. Если, черт побери, Вивианна позволит ему это сделать!
Сестры Битти приготовили чай в небольшой старой гостиной, где они принимали Оливера и в прошлый его визит в Кендлвуд.
Они заговорили с Оливером о своих надеждах на будущее приюта. Усомниться в их преданности своим подопечным и искренности питаемых к ним чувств было невозможно. Оливер слушал их не перебивая, но, похоже, просто не понимал, да и не хотел понимать смысла их слов. Хотя нет, временами его глаза вспыхивали сочувствием, когда мисс Сьюзен принялась рассказывать о забавных малышах Эллен и Эдди. Он, конечно же, симпатизировал детям, но... как-то не до конца, недостаточно полно.
Когда сестры закончили свой рассказ, Оливер какое-то время сидел молча, задумчиво глядя в пространство перед собой. Потом он заговорил. Голос его прозвучал размеренно и спокойно.
– Я понимаю, леди, что вы пытаетесь улучшить, насколько это возможно, жизнь своих питомцев. Я бы никогда не сказал, что не согласен с тем, чему вы посвящаете свою жизнь, и никогда не осмелился бы усомниться в важности вашей деятельности. Единственное, что я хочу повторить, – это то, что вам больше не удастся заниматься этими делами в стенах Кендлвуда. Я уже предлагал вам переехать в другое место. Я еще раз предлагаю вам это.
Лицо его сохраняло прежнее невозмутимое выражение, и Вивианна поняла, что он так и не передумал. И не передумает.
Она встала из-за стола.
– Мне кажется, что нам пора возвращаться, – заявила она, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно. – Надеюсь, что у лорда Монтгомери еще будет время, чтобы подумать о нашем будущем...
– Мне не нужно времени на дальнейшие раздумья, – парировал Оливер, также вставая. – У вас остается всего несколько недель для того, чтобы приготовиться к переезду в другое место. Мое прежнее предложение о Бетнал-Грин остается в силе.
В комнате воцарилось молчание.
Выйдя из дома, Вивианна с трудом забралась в карету, в которой еще совсем недавно испытала неземное блаженство. Дети сейчас занимались приготовлением уроков, но все равно прилипли к окнам, провожая взглядами карету и радостно махая ей вслед. Оливер чуть запоздало помахал им в ответ. Вивианну снова поразило его отношение к детям. Вопреки ее ожиданиям он отнесся к ним очень человечно, приветливо улыбался, вступал в разговор и вел себя так, будто ему действительно было приятно находиться в их обществе.
Карета тронулась с места. Кендлвуд вскоре остался позади.
– Я крайне разочарована нашей поездкой, – сухо произнесла Вивианна. – Несмотря на ваши заверения, я думала, что вы все-таки осознаете свою ошибку.
Его лицо приняло угрюмое выражение.
– Вивианна, мне бы очень хотелось чем-то порадовать вас, но, к сожалению, я вынужден в очередной раз сказать – нет.
– Но...
– Мне нужен Кендлвуд. Я должен снести его. Все будет именно так. У меня нет другого выбора.
– Нет другого выбора? – удивленно повторила она. – Вы говорите так, Оливер, будто выполняете какую-то особую миссию. Неужели от вины за смерть брата можно избавиться, только снеся до основания Кендлвуд?
– Вы ничего не знаете о том чувстве вины, которое я испытываю. Вам этого не понять! – каким-то усталым тоном ответил Оливер. – Вы ошибаетесь, если считаете, что я хочу это сделать только для того, чтобы загладить мою вину перед Энтони. Я хочу отомстить за смерть брата, мисс Вивианна, а не умиротворять его неутомимый дух, – добавил он и улыбнулся горькой усмешкой.
– Отомстить? – снова удивилась Вивианна.
Лицо Оливера приняло выражение холодного высокомерия.
– Мне кажется, я сказал достаточно. Давайте не будем больше возвращаться к этой теме.
Когда карета отъехала от Кендлвуда на почтительное расстояние, Эдди выглянул в окно и печально вздохнул. Он надеялся показать этому смешному джентльмену каменного льва. Его наверняка заинтересовал бы этот лев, а Эдди давно хотелось рассказать о нем кому-нибудь. Мисс Грете и мисс Сьюзен все равно об этом не расскажешь. Нет, они добрые и ему очень нравятся, но они разволнуются и велят ему никогда не приближаться к этому опасному месту. Мисс Гринтри тоже очень хорошая, но она скорее всего тоже обругала бы, конечно, не обидев его, потому что она тоже очень добрая.
Кроме того, Эдди не хотел, чтобы кто-нибудь помешал ему исследовать дальше это загадочное место.
Ему почему-то казалось, что этот джентльмен обязательно поймет его и, может быть, даже отправится туда вместе с ним. Вот уже несколько недель подряд Эдди тайком заглядывал в черную дыру под каменным львом, но успел пока разглядеть лишь ступеньки, уходящие вниз, в непроглядную тьму. Там, наверное, можно найти очень интересные вещи. В следующий раз он спустится вниз по этим ступенькам и посмотрит, что там находится.
Теперь он не будет бояться темноты. Эдди немного подумал и решил, что, пожалуй, возьмет с собой Эллен. Она хотя и девчонка, но спутником и товарищем может быть неплохим. Он станет держать ее за руку, и им вдвоем будет не так страшно. Эдди улыбнулся, почувствовав себя гораздо увереннее.