Глава 11. Тагир

– С ней всё в порядке? – в голосе Дмитрия слышится радость. Выдох. – У-у-уф… Боже! Тагир Тигранович, словами не описать, как сильно я вам благодарен… – кажется, в голосе мужчины даже слышатся слёзы радости и трепета. – Моя дочь – единственное, что у меня осталось. Моя кровиночка. Моя маленькая… Моя… всё. Она всё для меня, понимаете. Я о ней забочусь. Пылинки сдуваю. Опекаю. Иногда Настенька думает, что я сверх меры к ней строг, но это всё… на благо. Из-за страха потери. Я потерял жену, не могу потерять и дочь. Я… – его голос прерывается глухими всхлипами.

Дмитрий Соловьёв натурально рыдает из-за новости о спасении дочери, а я чувствую себя погано. Как будто в душу насрали целую тонну. Я же трахнуть его доченьку хотел. И если бы не его звонок, вытрахал бы, всю ночь на члене вертел, обучил бы всякому… Трахнуть хотел и хочу до сих пор. Член опадает, словно нехотя, за своё право борется.

– Дмитрий, с вашей дочерью всё в полном порядке! – ещё раз говорю я. – Я назову вам адрес. Это отель. Я ехал сюда… на встречу и забрал Ма… – блять, едва не оговорился. – Забрал в машину, привёз с собой. Сейчас Анастасия отдыхает.

– Я по гроб жизни вам обязан! – одухотворённо произносит Соловьёв. – Я в кровь лоб расшибу, но отплачу вам, Тагир Тигранович, добром. От всей своей души благодарен!

Я слушаю поток его благодарностей, а потом сухо и скупо называю адрес отеля. Дмитрий обещает приехать немедля.

По двери ванной слышится лёгкий стук. Малинка. Нет, блять, Анастасия Соловьёва осторожно стучит, скребётся, словно мышка. Я выключаю воду.

– Тагир? Ты там? У тебя всё хорошо?

– Да. Нормально всё. Вопрос один решал. Курил. Оденься.

– Что? Но…

– В другое место поедем.

– Ой! – радостно взвизгивает она. – Ты всё-таки решил помочь мне? Боже! Спасибо!

Наивная девчушка, стоя за дверью туалета, посылает мне воздушные поцелуйчики. Я понимаю это по яркому и звонкому звуку. Их так много…. Она могла бы завалить меня ими с ног до головы. А я… недостоин их. Наверное. Ей не место рядом со мной. Она слишком нежная и хрупкая. Точно не пара мне. Монстру кровожадному. С отцом будет лучше. Да. Так и должно быть.

– Одевайся, Настя!

Я выхожу и натягиваю куртку. Смотрю, как она торопливо надевает бюстгальтер и просит застегнуть, кокетливо глядя на меня через плечо.

– Ты чё? Мужики раздевают. Одевают горничные. Ты во мне горничную увидела?

Злюсь. Не на неё, на себя. Но Малинка в приступе радости этого не замечает. Одевает и хихикает, натягивая джинсы на голую задницу, успевает выкинуть трусики в мусорное ведро.

Через мгновение в дверь стучат.

– Я открою. Это, наверное, врач приехал, – говорю и открываю дверь, мгновенно отходя в сторону.

В комнату вваливается двое амбалов, громилы-мордовороты, а за ними гордо вышагивает Соловьёв.

– Настенька. Вот ты где, моё золотце. Мой сахарочек, иди к папе!

Малинка взвизгивает и обегает кровать, начав швыряться в Соловьёва и его людей всем, что под руку попадётся. Подушки. Пепельница. Абажур.

– Я не дамся тебе! Лучше убей меня! Я не пойду плясать под твою дудку, – рычит чудовищем Малинка.

Соловьёв спокоен, только на лице написано огорчение. Он даже почти не уворачивается от предметов, скорбно принимает удары. Вся его поза выражает сожаление, а Настя выглядит, как фурия взбесившаяся, осыпая своего отца и его седую голову проклятиями.

Кажется, Дмитрий не врал, говоря, что иногда с Настей бывает сложно. Да она же просто проблемная дочь! Наверняка, папа запретил ей курить или набивать тату, кобылка и взбрыкнула. А я, как лох, развесил уши, слушая её сказки о том, что Соловьёв – тиран. Просто кто-то с жиру бесится.

– Настя, прошу тебя, солнышко… Не устраивай сцен. Только не при уважаемом человеке! – говорит Соловьёв, смотря на меня, едва не кланяясь. Смотрит с такой благодарностью огромной и преданностью, как собака на своего хозяина. – Спасибо вам, Тагир Тигранович! От всей нашей семьи. Уверен, Настя потом придёт в себя и извинится за своё неподобающее поведение!

– Тагир Тигранович?! – переспрашивает Малинка. – Т-т-т-ты его знаешь?

Настя застывает на месте и опускает руки. Охранники, воспользовавшись паузой, мгновенно хватают её, зажимая между двух тел, огромных, как скалы.

– Знаю ли я Тагира Тиграновича?! Конечно, знаю. Это мой непосредственный начальник и просто очень хороший человек. И ты бы его тоже знала, Настя, если хотя бы иногда слушала о чём я с тобой разговариваю, а не затыкала уши наушниками с этой попсой…

Настя надламывается и повисает на руках охранников безвольной тряпичной куклой. Когда её проводят мимо меня, Настя бросает в мою сторону взгляд, шепча едва слышно:

– Ненавижу! Предатель! Трус!

Напоследок Соловьёв крепко пожимает мне руку и выходит, закрывая дверь. Ноги несут меня к окну, из которого видно парковку. Я вижу, как Настя пытается вырваться. Соловьёв подходит к ней, говорит что-то. Потом… девчонка плюёт отцу в лицо. Нарывается на воспитательные меры! Стерва. Проблемная дурочка. Характер дерьмовый. Никакого уважения к старшим, к отцу, а он принимал её оскорбления тут. В этом номере.

Но сейчас Соловьёв вытирает плевок рукавом пиджака и отвешивает сильную оплеуху дочери. Голова Малинки дёргается назад. Соловьёв резко машет в сторону машины. Настю забрасывают на заднее сиденье, как мешок. Машина срывается с места.

Вот и всё.

Я поступил правильно, но во рту разливается прогорклая желчь и хочется курить без перерыва.

Загрузка...