Невинность и порок

Глава 4

Вне всякого сомнения, Уиллард Норрис был крайне недоволен.

Стэн огляделся кругом. Богато обставленный, просторный кабинет банкира казался слишком тесным для такого количества людей.

Стэн нахмурился, вспомнив, как натянуто держалась Пьюрити этим утром, когда спустилась из спальни.

Поездка в город оказалась для Стэна тяжелее, чем он мог предполагать. Все старались устроить его как можно удобнее, и тем не менее он почти обессилел.

Сначала надо было посетить контору единственного в городе адвоката, Джонатана Уивера, чтобы составить соглашение о партнерстве между семействами Томасов и Корриганов. Юрист принял их любезно и, доказав многолетнюю дружбу, сделал все очень быстро. Несмотря на отчаянность своего положения, Стэн не ожидал, что ему будет так трудно отказаться от половины доли.

К чести Джека, он безоговорочно принял все предложенные ему условия: обе семьи, становясь совладельцами, получали равные доли, а Джек взял на себя обязательство выплатить долги по ссуде. Кроме того, Томас не возражал против пункта, в котором указывалось, что ни один из партнеров не вправе продать свою долю ранчо в течение десяти лет.

И тем не менее пережитое Станом напряжение было так велико, что, к собственной досаде, ему едва удалось скрыть усталость, когда они направились в банк. Бак катил кресло хозяина, Пьюрити молча шла рядом, а Джек и Касс Томасы следовали за ними. Успокаивая себя мыслью, что продержаться осталось совсем немного, Стэн испытал ни с чем не сравнимое удовольствие, когда, преодолев порог банка, увидел перед собой Роджера Норриса.

«Негодяй», — отметил он мысленно.

Даже теперь при воспоминании о произошедшем Стэна охватывала настолько сильная ярость, что сердце его начинало бешено колотиться. Ему пришлось взять себя в руки, чтобы поддерживать видимость приличия. Зато он никогда еще не испытывал такую гордость за Пьюрити, как в тот момент, когда она взглянула прямо в глаза Роджеру. Взгляд ее был холодным, и Стэн мог поклясться, что видел, как сына банкира охватила дрожь.

Стэн помнил, какой вид был у Роджера, когда тот узнал, что он хочет поговорить с его отцом. Оценивающий взгляд, брошенный младшим Норрисом на Джека и Касса, был встречен ими с достоинством, и Роджер резко отвернулся и проводил их в кабинет отца. Заполняя все кресло своим грузным телом, Уиллард Норрис поднял глаза от официального документа, который вручила ему Пьюрити. Лицо банкира было плоским, как блин, но в то же время одутловатым. Гладко выбритое, оно лоснилось от пота. Стэну пришло в голову, что ему никогда не нравился этот человек, напоминающий поросенка, разодетого в пух и прах, поросенка с хорошо подвешенным языком, пышными седеющими бакенбардами и подозрительным отношением ко всему. Ему вдруг стало ясно, что искренне Уиллард улыбался только тогда, когда у кого-нибудь из его клиентов возникали денежные затруднения.

Стэн с трудом удержался от желания презрительно рассмеяться. Ему самому слишком часто приходилось видеть эту довольную ухмылку, но теперь обстоятельства изменились.

Норрис внезапно обратился к нему:

— В этом соглашении говорится, что Джек Томас и его сын — ваши новые партнеры и они обязуются выплатить ваши долги по ссуде.

— Совершенно верно. Томас готов принять на себя также и очередной взнос, просто для большей надежности.

Норрис нахмурился.

— В этом нет необходимости.

— Я так не считаю.

— Как вам будет угодно. — Банкир сдвинул брови. — Я рад, что вопрос о наложении ареста на имущество теперь снят. — Он отнюдь не выглядел довольным. — Мы только вчера говорили с сыном, что, если земля Корриганов будет отобрана за долги, это будет означать конец целой эпохи.

«Роджер, мерзавец», — мелькнуло в голове у Стэна.

— Надеюсь, вы понимаете, что я, прежде чем принять от вас этот аккредитив, должен проверить, есть ли деньги на банковском счете мистера Томаса.

— Это можно сделать без труда, — вступил в разговор Джек, и Стэн почувствовал глубокое удовлетворение, когда тот добавил: — И должен прямо сказать: мне не нравится, когда мое доброе имя или мои слова подвергают сомнению.

— Я вовсе не собирался обидеть вас, — нервно улыбнувшись, Норрис резко поднялся и протянул Джеку руку. — Рад был с вами познакомиться, мистер Томас.

Джек ответил ему холодным рукопожатием, после чего Норрис перевел взгляд на Касса и тоже подал ему руку, словно его последнее замечание было обращено и к нему тоже.

— Вы можете быть уверены в том, что мы и в будущем будем рады оказывать вам услуги. Сейчас же у меня назначена встреча, и я не могу задерживаться. — Он обернулся к сыну: — Надеюсь, ты сам сможешь уладить все детали, Роджер?

— С удовольствием.

Тут Стэн неожиданно почувствовал сильную слабость и поднес руку к виску.

— В чем дело, Стэн?

Голос Пьюрити раздался над самым его ухом, и Стэн понял, что он чуть было не потерял сознание. Пьюрити наклонилась к нему ниже, на лице ее отразилась тревога, и Стэн подумал, что, если ее лицо будет последним, которое ему суждено увидеть, прежде чем его глаза закроются навсегда, он может считать себя счастливейшим человеком на свете.

Эта мысль вызвала на его губах улыбку, и он ответил:

— Я очень устал, дорогая. Думаю, вы с Джеком сможете завершить все формальности, Бак же позаботится обо мне.

— Ты уверен, что тебе не нужна моя помощь?

Эти глаза… такие светлые… такие красивые… Да, ему чертовски повезло, что он оказался в тот день на берегу разлившейся реки!

— Стэн?

— Я прекрасно себя чувствую. Бак будет около меня.

— Стэн…

— Я же сказал, что здоров! — Усилием воли он заставил себя говорить уверенно. — Пока вы занимаетесь делами, я отдохну, а потом мы сможем отправиться домой.

Пьюрити колебалась.

— Ваш отец прав, Пьюрити. Пусть он отдохнет, а мы тем временем решим кое-какие вопросы. Прошу вас.

При звуке голоса Роджера Норриса Пьюрити резко подняла голову. Стэн понял, что никогда не сможет забыть ни выражения ее лица, ни презрительной гримаски, промелькнувшей на ее губах, когда она ответила с притворной неспешностью:

— Ну что ж… хорошо.

Стэн почувствовал, как сразу насторожился стоявший за его спиной Бак. Он не удивился, услышав скрипучий голос старого друга прямо у себя над ухом:

— Ты не должен позволять этому мерзавцу…

— Пьюрити сама обо всем позаботится, — прервал Бака Стэн.

— Но…

— Пойдем отсюда.

Проворчав что-то напоследок себе под нос, Бак развернул кресло, и они двинулись. Вдруг Стэн неожиданно улыбнулся. Ему подумалось, что, хотя дни его сочтены, сейчас он ни за какие богатства мира не согласился бы поменяться местами с Роджером Норрисом.

«Будь я проклят, если я не прав!» — мысленно ликовал он.

Идя за Роджером в его кабинет, Пьюрити испытывала глубокое презрение к нему: ей казалось, что от всего его благопристойного облика веет безнравственностью.

Утро выдалось нелегким.

Тайное посещение Бледнолицего Волка потрясло девушку. Как ни странно, она проснулась с ощущением мучительной неопределенности, был ли это всего лишь ночной кошмар или Бледнолицый Волк действительно приходил к ней в спальню. Однако как только Пьюрити переступила порог столовой и почувствовала на себе жесткий, пристальный взгляд его зеленых глаз, сомнения исчезли: она поверила в реальность происшедшего. Достаточно было поближе подойти к нему, чтобы по выражению лица понять, что никакое деловое соглашение не может отвлечь юношу от того, чем по-настоящему занят его ум.

Поездка в город затянулась до бесконечности. Несмотря на все попытки скрыть свое состояние, Стэн с каждой милей пути выглядел все более и более утомленным. Помимо прочего, он был явно расстроен, одним росчерком пера передав половину ранчо в чужие руки.

Как ни странно, все одолевавшие Пьюрити мысли отошли на задний план, когда, войдя в дверь банка, она увидела Роджера. Воспоминание о том, что он ударил ее по щеке, тут же наполнило ее гневом, и в ней снова вспыхнула решимость во что бы то ни стало заставить его заплатить за все.

Теперь уже этот миг был недалек.

Роджер остановился у порога кабинета. Обернувшись к Пьюрити, он распахнул дверь, приглашая девушку войти первой. Она оглянулась и, к своему изумлению, увидела, что рядом никого не было.

— Похоже, остальные ушли вместе со Стэном. Полагаю, ты и сама в состоянии уладить мелкие формальности. — Он понизил голос, придав ему нотку интимности. — Ты ведь не боишься остаться со мной наедине, а, Пьюрити?

«Значит, он по-прежнему готов добиваться своего», — внутренне усмехнулась девушка.

— Нет, нисколько. А ты?

С нарочитой неспешностью Пьюрити перевела на него взгляд. Чуть заметное подергивание щеки, внезапный огонек, вспыхнувший в его глазах, почти неуловимая перемена осанки — все говорило об охватившем его желании. В глубине души она почувствовала удовлетворение. Какой бы ни была причина влечения Роджера к ней, девушка понимала, что он не в состоянии преодолеть его.

Не дожидаясь ответа, Пьюрити вошла в кабинет. Когда дверь захлопнулась, она резко обернулась:

— Ты не ожидал такого поворота событий, Роджер? — Она с умыслом шагнула в его сторону, ее голос понизился до хриплого шепота: — Ты полагал, что, когда мы встретимся в следующий раз, обстоятельства будут совершенно иными и мне придется в отчаянии валяться у тебя в ногах, был уверен, что тебе останется только щелкнуть пальцами, и я окажусь в твоих объятиях. И уж конечно, где тебе помнить, как ты ударил меня.

Подбородок Роджера напрягся, он, казалось, застыл на месте.

— Я тогда вышел из себя и теперь искренне сожалею.

— Знаешь, ты почти добился своего. — Пьюрити приблизилась к нему еще на дюйм, не сводя с него пристального взгляда. — После того как Стэну доставили извещение о наложении ареста на имущество за неуплату долгов, я решила отправиться к тебе, чтобы умолять о помощи. Зная, что в твоих силах спасти ранчо, я готова была пойти на все что угодно.

Пьюрити замолчала, губы ее слегка приоткрылись. Она заметила, каким учащенным стало дыхание Роджера, когда тот снова бросил взгляд в ее сторону.

Девушка придвинулась еще ближе, почти коснулась его грудью, и прошептала:

— Скажи мне, Роджер, как бы ты поступил, если бы я пришла к тебе? Затащил бы меня в постель? Сорвал бы одежду, чтобы я предстала перед тобой в чем мать родила? Покрыл бы меня, как жеребец покрывает кобылу, лишь бы показать, кто тут господин? Избил бы кнутом, чтобы заставить умолять тебя об одолжении?

Щека Роджера продолжала судорожно подергиваться.

— Ты не ответил мне, Роджер, — не отступала Пьюрити. Видя, что он молчит, она тихо рассмеялась. — Ты почти добился своего. Почти…

Тишина в комнате стала угрожающей. На лбу Роджера выступили капли пота, лицо исказилось, дыхание стало прерывистым.

— Я как раз размышляла об этом… — Пьюрити понизила голос, она торжествовала. — Я задавалась вопросом, что со мной будет, если я позволю тебе все, ты хочешь, буду покоряться любой твоей прихоти… — Подавив приступ тошноты, вызванный одной этой мыслью, она продолжила: — Вчера вечером я долго не могла заснуть. Этот вопрос не давал мне покоя.

Единственным ответом Роджера были предательски стиснутые зубы, свидетельствующие о том, что он теряет самообладание. Пьюрити облизнула кончиком языка губы и спросила:

— Ты тоже думал о том, что могло бы случиться, если бы Бак той ночью не вышел из дома и тебе удалось бы довести задуманное до конца? Я пыталась представить себе эту картину, Роджер. — Собравшись с духом, она добавила: — И тогда я спросила себя… — Тут она умышленно сделала паузу. — Но теперь все изменилось.

— Нет, неправда!

По телу Роджера пробежала заметная дрожь, он и внезапно схватил ее за руки. Пальцы его тряслись, он уже не владел собой. Пьюрити почувствовала, что победа не горами, когда он хриплым голосом произнес:

— Еще не все кончено, если только ты сама этого хочешь. Я могу встретиться с тобой в каком-нибудь укромном месте подальше от ранчо, где мы будем одни и сможем заняться тем, о чем ты только что говорила. Тебе это должно прийтись по вкусу. Ты почувствуешь сладость власти, испытаешь восторг, который способно принести лишь наслаждение, смешанное с болью. Я дам тебе все, что ты в состоянии выдержать, а потом разрешу делать со мной то, что подскажет твоя фантазия.

На его лице отразилось нетерпение.

— У тебя сильные руки, и ты сможешь пустить их в ход по своему желанию. Я позволю тебе использовать свои пальцы, тело, губы, пока ты не станешь изнывать от желания, не уступающего моему. Мы с тобой отлично поладим, Пьюрити. — Карие глаза Роджера блестели от едва сдерживаемого возбуждения. — Я давно разглядел в тебе страстную натуру и не раз мечтал о тех мгновениях, которые ты так живо описала, пока страсть к тебе не начала сводить меня с ума.

— Ты хочешь меня, Роджер?

— Да… да.

Пьюрити прижалась к нему. Почувствовав охвативший его трепет, она потребовала:

— Умоляй меня.

— Ч… что?

— Умоляй меня.

Пьюрити расстегнула пуговицу своей рубашки.

— Мы запремся, а остальные пусть подождут. Мы можем заняться этим здесь… и прямо сейчас.

Роджер бросил беглый взгляд на дверь. Он нервно облизнул губы, затем резко отстранился.

— Нет!

Он обернулся, услышав ее властный голос:

— Умоляй меня, Роджер. Я хочу услышать от тебя эти слова.

Лицо Роджера блестело от пота. Капля влаги, выступившая на виске, скатилась по щеке. Его губы дрожали от видимого усилия, когда он с трудом выговорил:

— Прошу тебя…

— Этого мало. — Пьюрити смотрела прямо ему в глаза. — Я не слышу страсти в твоем голосе.

Он судорожно вздохнул.

— Пожалуйста… Я хочу, чтобы все было именно так, как ты сказала, — наслаждение, смешанное с болью. Ты не пожалеешь, клянусь тебе.

Пьюрити не отвечала.

— Пожалуйста! — Лицо Роджера приняло синевато-багровый оттенок. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Ты ведь это хотела от меня услышать? Я умоляю тебя!

Хриплые мольбы Роджера раздавались, нарушая тишину комнаты. Пьюрити сделала паузу, чтобы подольше насладиться моментом, и наконец вымолвила:

— Нет.

Роджер моргнул и посмотрел на нее так, словно не верил собственным ушам.

— Что… Что ты сказала?

— Я сказала: нет. Вряд ли тебе так уж трудно понять это слово. Ты хочешь меня… зато я не хочу тебя.

— Но ведь ты сама говорила…

— …что пыталась представить себя в твоих объятиях, и это правда. Однако я умолчала о том, что при одной мысли об этом мне едва не стало дурно. — Улыбка, столь же холодная, как и ее слова, чуть тронула губы Пьюрити. — Впрочем, ты еще можешь получить то, чего тебе так хочется. Дом терпимости Софи находится неподалеку. Тебе это место достаточно хорошо знакомо. Какая-нибудь из местных потаскушек будет рада тебе угодить.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что ты не нужен мне и никогда не был нужен! Для меня нет ничего хуже, чем позволить тебе прикасаться ко мне. Довольно скверно, не правда ли, если учесть, какое удовольствие ты получил, когда ударил меня по щеке в тот вечер на ранчо. Тебе ведь это доставило удовольствие, да, Роджер? — Улыбка ее стала зловещей. — Почти такое же, какое испытала я, видя тебя униженным.

— Сучка…

— Но ты по-прежнему хочешь меня, не так ли, Роджер?

— Сучка! Ты еще пожалеешь…

Роджер с угрожающим видом шагнул в ее сторону, но остановился, услышав за спиной какой-то звук. Через мгновение дверь кабинета внезапно распахнулась и в дверном проеме показалась широкоплечая фигура Касса. Пьюрити видела, каких усилий Роджеру стоило сдержать злость, между тем как Касс произнес спокойным, бесстрастным тоном:

— Все в фургоне. — Его зеленые глаза сузились. — Где документы?

Роджер растерянно кивнул, подошел к письменному столу и, не сказав ни слова, вынул из ящика папку с бумагами. На папке было написано имя Стэна, и Пьюрити укрепилась в мысли, что Роджер ждал ее, хотел увидеть ее унижение. Что ж, он получил хороший щелчок.

Норрис откашлялся, после чего произнес:

— Я уже подготовил все бумаги на тот случай, если Стэн найдет способ вернуть долг.

Роджер поставил свою подпись в нижней части последнего листа бумаги, затем поднял глаза.

— Вопрос можно считать решенным. Мой отец уже получил аккредитив от мистера Томаса.

— Вот как? — Выражение лица Касса по-прежнему оставалось невозмутимым. — Стало быть, уведомление о наложении ареста на имущество утратило силу?

— Да.

— Это все, что я хотел знать.

Забрав бумаги, Касс неожиданно подхватил под руку Пьюрити и увлек ее к двери. Девушка хотела было эапротестовать, но сдержалась, не желая доставлять удовольствия Роджеру. Она даже не обернулась, когда Касс потащил ее за собой прочь из кабинета.

Оказавшись в маленькой нише, скрывшей их от посторонних глаз, Пьюрити возмутилась.

— Сейчас же отпусти мою руку! — потребовала она.

Бросив на нее холодный пристальный взгляд, Касс возразил:

— Этот негодяй вполне заслуживает того, чтобы…

Пьюрити пришла в негодование:

— Ты подслушивал?

— Если бы я не появился вовремя…

— …я бы сама справилась с Роджером!

— Ты зашла слишком далеко!

— Это не твое дело!

— Вот тут ты ошибаешься! — отрезал Касс, блеснув глазами. — Отныне, если кто-нибудь приблизится к тебе, я буду следовать за ним по пятам как тень, если заговорит с тобой — услышу все до последнего слова, а если прикоснется к тебе — заставлю его поплатиться за это… потому что твоя жизнь больше тебе не принадлежит. Она моя. Жизнь за жизнь… кровь за кровь.

— Ты просто дикарь!

Касс рывком привлек ее к себе.

— И должен тебя предупредить: не пытайся пустить ход свои уловки, иначе будешь сожалеть об этом до конца своих дней.

Даже не удостоив его ответом, Пьюрити вырвала руку. Не обращая внимания на холодок, пробежавший по спине, она выбежала на улицу и направилась к фургону, в котором они приехали из «Серкл-Си».

Как только девушка увидела бледное, измученное лицо Стэна, весь ее гнев пропал. Когда Касс передал Стэну документы, она, призвав на помощь последние остатки самообладания, сказала:

— Уведомление о наложении ареста на имущество теперь утратило силу.

Стэн долго испытующе всматривался в ее лицо, после чего спросил:

— Значит, теперь все в порядке?

— Да.

— С Роджером все улажено?

— Все.

— И ничего не забыто?

Пьюрити в ответ произнесла лишь одно слово, сопровождавшееся жесткой усмешкой:

— Ничего.

— Вот и отлично. Нам пора домой.

Выезжая из городских ворот, Пьюрити решила держаться по возможности ближе к фургону. Она нахмурилась, когда Касс с самым равнодушным видом занял место дом с ней.

Устремив взгляд вперед, Пьюрити с трудом сдержала слова, уже готовые сорваться с губ. Время еще не пришло. Стэн заслужил право на душевный покой, который обрел в тот день благодаря Джеку Томасу. Она никому не позволила бы нарушить его спокойствие.

Что же касается Бледнолицего Волка, или Касса Томаса, или как там он предпочитает себя называть, то ему очень скоро придется убедиться: он имеет дело с противником, во всех отношениях равным ему.

«Ей это так просто с рук не сойдет!» — мысленно успокаивал себя Роджер. Расправив широкие плечи, он усилием воли старался унять дрожь. Его взгляд был направлен на дверь, за которой всего несколько минут назад скрылись Пьюрити и Касс Томас. Хороша парочка — безжалостная сучка и высокомерный полукровка! Будь они прокляты на веки вечные!

Вынув из кармана носовой платок, Роджер вытер лоб и верхнюю губу. Ярость вспыхнула в нем с новой силой, когда он вспомнил, какому унижению подвергла его Пьюрити. «Как я мог оказаться настолько глуп, что, забыв о здравом смысле, угодил прямо в ее ловушку?» — ругал себя Роджер.

Ощутив напряжение ниже пояса, Роджер выругался вслух и резким движением оправил брюки. Правда заключалась в том, что здравый смысл мгновенно покидал его, когда плоть заявляла свои права.

Пьюрити Корриган… прекрасные светлые глаза почти на одном уровне с его собственными, гибкая фигура, которую ему так не терпелось увидеть во всей ее гордой наготе… Он просыпался среди ночи, бесчисленное количество раз вспоминая свое последнее посещение «Серкл-Си» и ругая себя за вспыльчивость и недостаток самообладания. Больше всего его приводило в бешенство то, что он не в состоянии был выбросить девушку из головы. Ее образ преследовал Роджера, омрачая ему те часы, которые он проводил с другими женщинами, с готовностью предлагавшими ему себя. Пьюрити даже во сне не давала ему покоя!

Роджер швырнул носовой платок на стол и принялся расхаживать по комнате. Она сделала это умышленно. Она водила его за нос, зная, что один ее вид заставляет его изнывать от желания, что ему не терпится овладеть ее телом. Она нарочно мучила его и потому заслужила ту кару, которую он собирался обрушить на ее голову.

Роджер вдруг резко остановился. Нет, игра еще не закончена! — решил он.

Касс Томас… Роджер презрительно фыркнул. Полукровка… грубиян! Ни одна приличная женщина даже не взглянула бы в его сторону!

У Роджера ныло сердце, когда он вспомнил, каким властным жестом Томас взял Пьюрити под руку. Она даже не попыталась возразить. Неужели между ними что-то есть? Спала ли она с ним? Позволяла ли ему наслаждаться ее телом? Неужели она давала этому выскочке, полудикарю все то, в чем так упорно отказывала ему?

Роджер в изнеможении доплелся до стола и рухнул в кресло, уставившись невидящими глазами вперед. Он стиснул зубы, когда образ Пьюрити снова возник в его сознании — ее блестящие светлые волосы, ее насмешливая улыбка… Она заставила его пресмыкаться перед ней, опуститься до униженной мольбы, а потом ушла, опираясь на руку своего любовника!

Нет, черт побери! Ей так просто от него не отделаться! Рано или поздно она достанется ему, и тогда он найдет способ ее унизить. Он поставит ее на колени, будет наслаждаться плотской близостью с ней так долго, как ему заблагорассудится, пустит в ход все мыслимые ухищрения. А когда он устанет от нее, когда ее тело надоест ему до такой степени, что сам вид Пьюрити станет ему противен, он вышвырнет ее вон! Да, именно так он и поступит!

Роджер резко поднялся. Пьюрити Корриган еще не раз проклянет этот день. Как и Касс Томас…

Они медленно ехали по просторам прерий. Касс старался держаться рядом с Пьюрити. Он окинул беглым взглядом их небольшую группу. Бак, сидевший на козлах, хранил угрюмое молчание, которое, однако, не могло скрыть его тревоги. Джек, ехавший верхом почти вплотную к фургону, не произнес на обратном пути ни слова, хотя выражение его лица было красноречивее любых слов. Пьюрити же сохраняла видимость безразличия ко всему, оживляясь лишь тогда, когда обращалась к Стэну.

Им казалось, что они едут целую вечность под безжалостным полуденным солнцем. Стэн чувствовал себя плохо, и они вынуждены были несколько раз делать остановки, было очевидно, что общее беспокойство за Стэна росло.

Касс заметил, что Пьюрити обменялась с Баком взглядом, и тот остановил фургон. Девушка спешилась. Быстро забравшись в повозку, она опустилась на колени рядом со Стэном и поднесла к его губам флягу, затем вытерла его лоб и щеки влажным платком. Касс мог ясно прочитать на ее лице решимость любой ценой оградить Стэна от дальнейших тревог.

«Кто же она — ангел или исчадие ада?» — подумал юноша.

Укоряя себя в глубине души за эту мысль, Касс сделал над собой усилие, чтобы сохранить равнодушный вид. Он-то хорошо знал, на что способна Пьюрити Корриган! Ему стало это ясно, когда, найдя коня Парящего Орла и отправившись по его следам, он добрался до места, где следы его копыт были почти затоптаны конем неизвестного наездника, на одной из подков которого отчетливо виднелась зарубка. Тогда, миновав равнину, он спрятался в укрытии, выжидая благоприятный момент и наблюдая за всадником, уверенно державшимся в седле и обращавшимся с лассо с редким искусством. Ни тогда, ни теперь он не сомневался в том, что этот человек мог столь же ловко обращаться с оружием и при случае не замедлил бы пустить его в ход.

Несмотря на стремительность развивавшихся в тот день событий, он отчетливо помнил, как был потрясен, когда заглянул в светлые глаза Пьюрити. Не веря собственным глазам, он прижал ее к земле и, сорвав шляпу, высвободил волосы чудесного платинового оттенка, каких ему еще никогда не приходилось видеть.

С этого момента образы расплывались в сознании, однако голоса оставались.

Так он жив? Ну ладно, будь я проклят, если стану тратить на него еще одну пулю.

Босс здесь я!

Оставь его там, где он лежит! Никто в этой стране даже не обратит внимания на еще одного мертвого индейца!

Челюсть Касса словно одеревенела, и он почувствовал, как его вновь охватывает гнев. Еще одного мертвого индейца… — отпечаталось у него в мозгу.

Он не мог понять, почему его оставили в живых. Все стало ясно в тот день, когда на опаленной солнцем вершине холма он продумал план мести.

После визита в спальню Пьюрити Касс решил так или иначе заставить ее сказать ему правду, но тут совершенно неожиданно узнал, насколько напряженными были отношения между Пьюрити и Роджером Норрисом. Стоя под дверью, Касс слышал, как Пьюрити заставила Норриса исходить слюной от обуревавшего его желания, как поставила его на колени, а затем одним ударом разрушила все его надежды. Однаю она недооценила этого малого. Касс нисколько не сомневался в том, что, если бы он не вошел в кабинет вовремя…

Молодой человек отбросил эту мысль. Он не допустит, чтобы с Пьюрити что-нибудь случилось, будет защищать ее, не щадя собственной жизни, до тех пор, пока правда наконец не выплывет на поверхность.

Когда упряжка лошадей снова медленно тронулась в путь, Касс бросил беглый взгляд в сторону фургона, где погруженный в дремоту, ехал Стэн. Бедняге осталось жил не так долго, подумал он.

Пьюрити снова заняла свое место в седле и теперь ехала бок о бок с Кассом. Плечи ее были расправлены, подбородок гордо приподнят, глаза устремлены вперед. Она бесстрашно отомстила Роджеру Норрису и теперь не испытывала никаких опасений за свое будущее, хотя опять находилась в трудном положении.

Глаза Касса сузились. В груди Пьюрити Корриган билось сердце настоящего воина, каким бы черным оно ни было.

Словно движимый каким-то шестым чувством, Касс обернулся и поймал гневный взгляд Бака, явно недовольного тем, что все время видит его рядом с Пьюрити.

Стук копыт заставил Касса обернуться к быстро приближавшемуся к ним всаднику. Некоторое время спустя Нэш Картер осадил лошадь рядом с повозкой. Сразу оценив положение, он с нарочитым безразличием обратился к Пьюрити:

— Ну как, все в порядке?

— Да. — Она даже не улыбнулась. — Наложение ареста на имущество нам больше не грозит, однако Стэн очень устал и ему необходим отдых.

— Парни недоумевали, что могло вас задержать.

Пьюрити вздохнула:

— Нам пришлось несколько раз останавливаться, но, надеюсь, Стэну станет лучше, как только мы доберемся до дома.

Нэш кивнул и повернул лошадь так, чтобы следовать за фургоном. Не собираясь никому уступать место рядом с Пьюрити, Касс заметил что Картер и Бак обменялись взглядами. Он увидел также, как на лице молодого ковбоя вспыхнул румянец, а руки, удерживавшие поводья, сжались в кулаки.

«Ах вот оно что…» — подумал Касс.

Если бы солнце не палило так беспощадно, а он не был бы так раздосадован их медлительностью и терзавшим его смутным чувством беспокойства, Касс, наверно рассмеялся бы при виде тех баталий, которые развернулись вокруг Пьюрити.

Роджер Норрис, грязный развратник, хотел обладать ее телом.

Картер явно сходил по ней с ума и намеревался завоевать ее сердце.

Бак, верный сторожевой пес, поседевший на службе, старался защитить ее.

Что же до него самого, то ему нужна была только ее душа.

И он не сомневался в том, что в конце концов окажется победителем.

— Как ты себя чувствуешь, Стэн?

Голос Пьюрити странным эхом отдавался в тихой комнате Стэна. Солнечный закат за окном наполнил помещение золотистыми и розовыми отблесками, и впалые щеки больного, казалось, порозовели, однако Пьюрити понимала, что это не что иное, как игра света. Она не хотела себя обманывать. Поездка в город почти полностью истощила силы Стэна. Кожа его приобрела серый оттенок. Девушка навсегда запомнила выражение его лица, когда он сразу по возвращении на ранчо хотел усесться в кресло и не смог. Бак тотчас же поспешил ему на помощь, но Касс, превосходивший других ростом и физической силой, отстранил всех и, без видимых усилий подняв Стэна, отнес наверх в его комнату. Затем он удалился, предоставив тем, с кем Стэн чувствовал себя более свободно, устроить его поудобнее.

Усилием воли Пьюрити отбросила терзавшие ее мысли. В доме было очень тихо, хотя большинство работников все еще толпились в гостиной. Все уже отужинали, но по понятной причине не хотели покидать этим вечером дом. Тревожное предчувствие, которое Пьюрити читала в их глазах, отражалось, словно в зеркале, в ее собственном взгляде. Она поставила чашку на столик рядом с кроватью больного и через силу улыбнулась.

— Пит прислал тебе немного кофе. Он сегодня более крепкий, чем обычно, так что у тебя на голове волосы могут встать дыбом. Ни у кого из нас не хватило смелости пожаловаться, ведь ты помнишь, что было, когда кто-то однажды сказал Питу, что еда слишком остра. Он чуть не сжег нам все внутренности острым перцем, который добавлял во все блюда до конца недели.

Стэн слабо улыбнулся.

— Как не помнить? У меня до сих пор желудок не в порядке. — Пьюрити видела, каких усилий ему стоило поддерживать видимость улыбки, когда он попросил ее сесть на кровать рядом с собой и сказал: — Сядь. Мне бы хотелось с тобой поговорить.

— Ты уверен? — после некоторого колебания спросила Пьюрити. — Если ты устал, мы можем отложить беседу до завтрашнего утра.

— Сядь. Черт возьми, мне куда приятнее смотреть на твое лицо, чем спать. Кроме того, нам надо кое-что обсудить.

Пьюрити села. Ее горло болезненно сжалось, едва Стэн взял ее за руку. Он выглядел таким немощным. Она хорошо помнила то время, когда Стэн казался ей самым большим и сильным человеком на свете. Он спас ее, вытащив из реки. Тогда она вся дрожала и была сильно напугана, но, едва он привлек ее к себе, успокаивая, биение его сердца у ее щеки придало ей сил. Ее страх прошел сразу же, стоило ей взглянуть ему в глаза, и хотя с тех пор, как она поняла, что никогда уже не увидит своих родных, ее маленькое сердечко разрывалось от боли, присутствие Стэна служило для нее утешением.

Но это было так давно! Теперь все изменилось. От того человека, кроме доброты, светившейся в его глазах, придавая им особую, неземную красоту, почти ничего не осталось. Она даже мысли не допускала, что он мог…

С неожиданной силой сжав ей ладонь, Стэн прошептал:

— Перестань зря тревожиться. — В ответ на вырвавшийся у нее протест он добавил: — Знаю, что напугал тебя сегодня, но у меня еще осталось время, и я намерен им воспользоваться, чтобы привести в порядок наши дела. — Стэн сделал паузу, переводя дух. Взгляд его был проницательным и острым, когда он продолжил: — Сначала о главном. Ранчо теперь в надежных руках. Конечно, все обернулось не совсем так, как я хотел, но зато тебе не придется ломать голову над тем, где наскрести денег для очередного взноса в счет ссуды, именно это сейчас важнее всего. Десять лет — достаточный срок, чтобы твердо встать на ноги, а до тех пор тебе не придется ни о чем беспокоиться.

— Стэн…

— Тише. — Стэн улыбнулся. Он не утратил еще умения шутить. — Позволь старому и немощному человеку закончить. — Неожиданно его испытующий взгляд стал более пристальным. — Мне бы хотелось знать, что ты думаешь о Кассе Томасе теперь, когда страсти немного улеглись?

Пьюрити пожала плечами, понимая, что надо быть осторожной.

— Забыть прошлое оказалось не так просто, как я думала, — отозвалась она, тщательно подбирая слова. — Думаю, что и он чувствует то же самое.

Стэн ничего не ответил.

— Мне кажется, — предположила она, словно размышляя вслух, — что, как только мы узнаем друг друга получше, все образуется само собой.

Стэн нахмурился.

— Проклятие! А я-то надеялся, что вы поладите. Видишь ли, по правде говоря… у меня есть предчувствие насчет этого парня. Я не могу выбросить его из головы. Даже несмотря на то что Касс наполовину кайова, и это не по вкусу ребятам и даже тебе, понятие о чести заложено у него в крови. Я полагаю, что все еще может обернуться лучше, чем тебе самой кажется, и, когда меня не станет…

Пьюрити резко перебила его:

— Не говори так! Иначе я не стану тебя слушать.

— Никто не может жить вечно, дорогая. — Стэн снова сжал ее ладонь, затем слегка погладил ее. — Так или иначе, я не стал бы пытаться разжалобить тебя без определенной цели. Видишь ли, я хочу, чтобы ты дала мне обещание.

— Обещание! — отозвалась Пьюрити с неловким смешком. — Это нечестно. Ты пользуешься своим преимуществом.

— Пожалуй, ты права. Я не из тех, кто упускает благоприятный момент, и не дам тебе сорваться с крючка. Так что слушай меня внимательно. — Его взгляд был прикован к ней. — Я прошу тебя дать мне слово, что, если у тебя вдруг возникнут какие-нибудь осложнения, ты не станешь скрывать от меня правду, а придешь и все выложишь начистоту, каким бы больным я тебе ни казался.

— Стэн…

— Совсем немного нужно, чтобы утешить такого старика, как я, потому что, если говорить честно, на всем свете у меня нет никого дороже тебя…

— Стэн, пожалуйста…

— …и нет такой силы ни на земле, ни на небе, которая помешала бы мне встать на твою защиту, если она тебе понадобится.

У Пьюрити не нашлось слов для ответа. Стэн грустно улыбнулся.

— Знаешь, мне ведь тоже есть в чем раскаиваться.

Заметив ее удивленный взгляд, он объяснил: — Я так и не нашел времени всерьез заняться розыском твоей семьи. Наверное, подсознательно я очень боялся потерять тебя.

Глаза Пьюрити наполнились слезами.

— Мне очень жаль, дорогая.

Пьюрити невольно коснулась своего медальона. Ей стало немного легче от ощущения согретого ее кожей металла, и она смогла произнести слова утешения:

— Ты сделал все, что от тебя зависело, Стэн.

— Нет. Оглядываясь назад, я так не думаю. — Стэн вздохнул и неожиданно признался: — Знаешь, ты лучшее из всего, что было в моей жизни. Наверное, я не говорил тебе этого так часто, как следовало бы.

Пытаясь скрыть волнение, Пьюрити шутливо упрекнула его:

— Тебе не нужно было ничего говорить. Ты ужасно избаловал меня и тем самым выдал себя с головой.

— Ты совсем не избалована.

— В самом деле? Я-то хорошо помню тот день, когда ты купил мне ботинки ручной работы. Ты отдал за них столько, сколько никогда не тратил на свою собственную обувь. Потом, когда мне приглянулась гнедая кобыла…

— Я же сказал, что ты вовсе не избалована, и, стало быть, так и есть. — Стэн прищурился. — И не пытайся снова обвести меня вокруг пальца, меняя тему разговора. Я не забыл о том, что ты до сих пор не дала мне обещания. — Он выждал некоторое время. — Итак?

Пьюрити по-прежнему колебалась, и на лице Стэна отразилась тревога.

— Ты ничего от меня не скрываешь?

Он был слишком близок к роковой черте, чтобы Пьюрити решилась взволновать его. Она уступила:

— Ладно, будь по-твоему! Я готова обещать тебе все, что угодно!

— Тебе не нравится, когда кто-то посягает на твою независимость, да? Что ж, это одна из привилегий умирающего.

— Стэн…

— Хотя я и не собираюсь сыграть в ящик прямо сейчас, — на лице Стэна промелькнула слабая улыбка, — я очень устал. Думаю, на сегодня с нас хватит, но мы еще вернемся к этому разговору как-нибудь в другой раз.

Прервав беседу так же внезапно, как и начал ее, Стэн принялся мягко убеждать ее:

— Иди, закончи свои обычные дела и заодно скажи ребятам, которые ждут за моей дверью, что им незачем ходить с такими угрюмыми лицами. У такой старой развалины, как я, слишком много упрямства, чтобы так просто взять и отдать концы.

— О Стэн…

— Я так люблю тебя, дорогая!

Глаза Пьюрити увлажнились.

— Проклятие! Ты ведь не собираешься плакать?

— О! — Девушка с трудом сдержала слезы. — Ложись спать!

Быстро поцеловав его в щеку, Пьюрити направила к двери. Едва затворив ее, она встретила на себе испытующие взгляды притихших в ожидании мужчин.

Девушка сглотнула, чтобы избавиться от комка в горле.

— Стэн просил передать вам, что у него слишком много упрямства, чтобы так просто взять и отдать концы.

Не в силах произнести больше ни слова, Пьюрити стремительно вышла во двор.

— Тебе не кажется, что пора перестать меня избегать?

Вопрос отца заставил Касса резко повернуться к нему, а Джек воспользовался этим, чтобы окинуть беглым взглядом невозмутимое лицо сына. День выдался трудным: поездка в город и улаживание разных мелких формальностей окончательно подорвали здоровье Стэна.

Джек жалел друга, но при этом думал, что было бы еще хуже, если бы Стэн не заснул и уловил то напряжение, которое возникло по дороге домой. Джеку не надо было сообщать, что между Кассом и Пьюрити что-то произошло. Он это понял, как только они вышли из банка: на скулах сына вздулись желваки, а на щеках девушки горел гневный румянец. Стэн мог и не обратить на это внимания, зато Бак заметил. На обратном пути этот малый почти не сводил глаз с Касса, и если бы взгляды могли убивать…

Что касается остальных работников, они, по сути, игнорировали за обеденным столом как Касса, так и его самого. Пьюрити всей душой переживала за Стэна, что было вполне понятно, а Касс не делал ничего, чтобы хоть как-то наладить с ней отношения.

Прищурившись, Джек посмотрел на сына. Касс как-то изменился. Он не помнил, чтобы когда-либо его молчание было таким упорным, взгляд — таким холодным, в манере держаться проступало столько непоколебимой твердости.

Джек попытался взглянуть на Касса глазами постороннего человека и невольно нахмурился. Он и раньше подмечал в сыне черты, которые с самого детства выделяли его в среде сверстников: гордая осанка, проницательный взор на удивление светлых глаз, унаследованных от предков со стороны Томасов, необыкновенная ловкость неслышных движений. Джек не мог сказать, когда все эти качества стали представлять угрозу для других. Лишь в одном он был уверен, встретив загадочный взгляд сына: его мальчик стал другим.

— Похоже, ты обвел своего старика вокруг пальца, — заявил он прямо и, когда Касс ничего не ответил, добавил: — Пожалуй, нет смысла спрашивать, почему ты уговаривал меня стать совладельцем этого ранчо.

Касс по-прежнему молчал.

— Ты сам знаешь, что совершаешь ошибку.

Глаза Касса сузились.

— Ты настраиваешь против себя всех, вместо того тобы разрядить обстановку. Ни один из здешних работников, не говоря о Пьюрити или даже Стэне, не догадывается, что именно ты убедил меня сделать все для спасения ранчо.

— Это не имеет значения.

— Ах вот как? Знаешь, я уже был готов отказаться от сделки, а ты вдруг посоветовал мне согласиться на партнерство. Похоже, ты оказался прав. — Джек искоса посмотрел на Касса. — Что на самом деле имеет значение, так это то, почему ты это сделал. Тут дело вовсе не в моем долге чести, не так ли?

Касс ничего не ответил, и Джек начал терять терпение.

— Я задал тебе вопрос.

Ответа не последовало.

— Ладно, черт побери, если ты предпочитаешь молчать, буду говорить я! Позволь мне кое-что тебе объяснить. Какими бы ни были мотивы, мы оба подписали сегодня контракт и обязаны его выполнять! И для нас это не просто вопрос чести. Мы вложили в ранчо Корриган немалые деньги, что на некоторое время уменьшит доходы от «Рокинг-Ти». Стэн болен. Мы не знаем, как долго он протянет… и будь я проклят, если вернусь домой и оставлю вложенные мной средства в руках неопытной женщины, как бы высоко Стэн ни ставил ее способности.

Легкая тень, пробежавшая по лицу Касса, не ускользнула от внимания Джека.

— Я уже устал от этих твоих штучек. Если хочешь что-то сказать, говори!

— Ты заблуждаешься, если полагаешь, что Пьюрити Корриган неопытная женщина. Она столь же умна и ловка, как любой мужчина, и не уступит никому из работников на этом ранчо.

— Только потому, что Стэн дает ей советы.

— А вот тут ты ошибаешься.

— Не думаю… Наверное, я обманывал себя, когда полагал, что все обитатели «Серкл-Си» готовы забыть о прошлом. Нетрудно заметить, как здешние работники до сих пор смотрят на тебя, а ты — на них. Я уж не говорю о том, что Пьюрити превращается в ледышку, стоит ей взглянуть в твою сторону.

Касс покачал головой.

— Но сейчас слишком поздно думать об этом. Я сыт по горло тем, что есть. — Он сделал паузу, после чего добавил: — Так же, как и ты.

Джек помолчал, ожидая, что сын еще что-нибудь скажет, но тщетно. Тогда с нарастающим раздражением он начал говорить опять:

— Я передаю тебе свою долю. Теперь ты один несешь ответственность за это ранчо. Тебе придется так или иначе добиться, чтобы оно приносило доход, — так будет лучше для тебя же.

— Джек…

— Ну что Джек! Я твой отец и требую, чтобы ты взял дела в свои руки. Мы должны быть уверены, что все идет как надо. И не смотри на меня так! Я не могу слишком здесь задерживаться. Нам не хватает рабочих рук в «Рокинг-Ти», и ты сам знаешь, как волнуется за нас Джулия. Я не хочу надолго оставлять ее там одну. Так что тут все зависит от тебя.

Касс молчал.

Щека Джека подергивалась от еле сдерживаемого гнева.

— Знаешь, ты и впрямь крепкий орешек! Что ж, я тоже, и мое решение остается неизменным! Я только хочу напомнить тебе, что не кто иной, как ты, напал на женщину во время перегона прошлой осенью. Независимо от того, были у тебя основания для этого или нет, люди здесь имеют право так к тебе относиться.

— Любые мои слова бессильны что-либо изменить.

— Да, но Пьюрити может это сделать. Поговори с ней. Черт побери, между вами такая напряженность, что, кажется, ее можно резать ножом! Я это чувствую, и остальные тоже. Если бы Стэн не был болен, он бы первый приступил к тебе с расспросами. Поэтому настаиваю: разберись с этим немедленно, потому что завтра на рассвете я уезжаю, а мне хотелось бы отправиться в путь с чистой совестью.

— Завтра…

— Вот именно.

Джек выждал некоторое время.

— Касс, черт побери…

— Хорошо, я поговорю с ней.

Джек всматривался в лицо сына. Что-то было не так, и он продолжил еще более настойчиво:

— Она сейчас на конюшне, ухаживает за лошадью. Я видел, как она вошла туда несколько минут назад. Лучшего случая тебе не представится.

Взгляд Джека сделался еще более пристальным. Он был почти уверен, что заметил проблеск улыбки в светлых глазах сына, когда тот повернулся и направился к конюшне. Джек понял, что, несмотря на кажущуюся покорность Касса, волнение в его душе не утихло.

«Но почему?» — подумал он и не нашел ответа.

Касс подошел к конюшне. Движимый лишь одной мыслью, он осмотрелся. Работники выходили из дома и шли к бараку. Никогда еще ему не приходилось видеть более унылой компании. Парни умышленно не смотрели в сторону конюшни, и Касс понял: они не хотели столкнуться с Пьюрити. Вид у них был такой, как будто они опасались, что Стэн не протянет до утра.

Уголки губ Касса приподнялись в мимолетной улыбке. «Только не этот закаленный в боях старик!» — пронеслось у него в голове. Он поймал на себе испытующий взгляд Стэна, когда поднял его со дна фургона, чтобы отнести в комнату. Как бы ни был Стэн слаб физически, ум его не утратил прежней остроты и проницательности, так что Касс даже задавал себе вопрос, насколько осложнилось бы его положение, если бы этот человек был здоров и твердо стоял на ногах. Но Стэн инвалид, и при существующем положении вещей это только на руку ему, Кассу.

Остановившись в дверном проеме, Касс подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Зажженный фонарь был прикреплен к одному из стойл в дальнем углу. Он услышал какой-то шорох и заметил тень на дальней стене — очертания стройной женской фигуры. Не долго думая, юноша сделал шаг вперед, но тут же резко остановился: на полу недалеко от него лежал какой-то блестящий предмет. Касс наклонился и подобрал его.

Медальон.

Картина минувшей ночи представилась ему с такой ясностью, что у него перехватило дыхание: великолепные волосы, разметавшиеся по подушке, тонкие правильные черты неподвижного лица, погруженного в безмятежный сон, белая батистовая ночная рубашка, прилипшая к влажному телу и открывавшая взору его мягкие изгибы, маленький медальон в форме сердечка на фоне кремового оттенка кожи, до которой так и хотелось дотронуться. Касс как бы вновь почувствовал аромат этой кожи, ощутил шелковистость отливавших платиной, словно струившихся у него между пальцами прядей.

Рассердившись на себя за мысли, вызвавшие ответный позыв в его теле, Касс крепко сжал в руке медальон. Нет! Он слишком долго ждал случая отомстить, чтобы позволить плоти взять верх над доводами рассудка.

В крайней досаде Касс стремительно направился к стойлам. Пьюрити как будто не замечала его. Ни о чем не думая, она лихорадочно что-то искала, шаря ладонью по полу. Лежавшие в углу чепраки были раскиданы, стул перевернулся вместе с корзиной. Перебрав все в сумке с провизией, она запустила руку в мешок с зерном и стала ощупью искать в нем. Наконец девушка опустилась на колени, чтобы снова с особой тщательностью осмотреть пол.

Зная, что она ищет, Касс крепче сжал в ладони медальон.

Он никак не ожидал услышать всхлипывания. Между тем движения Пьюрити становились все более порывистыми. Она принялась широкими кругами водить рукой по полу, даже не обращая внимания на кобылу, привязанную рядом и в беспокойстве перебиравшую копытами почти над самой ее головой. Когда же она резко выпрямилась и, закрыв лицо руками, безудержно зарыдала, Касс неожиданно почувствовал глубокое волнение.

Поборов внезапное желание выступить вперед и, подняв Пьюрити на ноги, смахнуть слезы с ее лица, Касс напомнил себе, что чувство, которое владело сейчас этой женщиной, не имело ничего общего с угрызениями совести. Она потеряла всего лишь медальон, а Парящий Орел лишился жизни.

Эти мысли придали жесткости его тону, когда Касс вдруг произнес:

— Ты что-то потеряла?

Пьюрити словно оцепенела. Поспешность, с которой она вытерла глаза и вздернула подбородок, прежде чем подняться и приблизиться к нему, не ускользнула от внимания Касса. С удивлением он отметил ее бледность, влажные бороздки на щеках и дрожь в голосе, когда она ответила:

— Так, ничего важного.

Медальон обжег ему ладонь.

— Мне показалось, что пропавшая вещь для тебя слишком важна.

— Вот как? И все же это тебя не касается.

Касс стиснул зубы. Раз ей так угодно…

Он опустил медальон в карман и холодно произнес:

— Я вижу, ты расстроена. Со Стэном все в порядке?

— Да, он здоров.

Пьюрити хотела было пройти мимо него, но тут же остановилась, когда он добавил:

— Джек уезжает завтра.

— Завтра!

— Он не может надолго оставить без присмотра «Рокинг-Ти».

Пьюрити ответила с явным облегчением:

— Я не думала, что вы уедете так скоро.

Сделав паузу, чтобы добиться большего эффекта, Касс ответил самым небрежным тоном, на какой только был способен:

— Я никуда не уезжаю.

— Что?

— Джек считает, мне надо остаться для того, чтобы следить за ходом дел.

— Следить?..

— Он хочет, чтобы я взял на себя обязанности по управлению ранчо, пока оно снова не встанет на ноги.

— Этого не будет никогда!

— Уверяю тебя, что смогу снова сделать это ранчо доходным.

Пьюрити в ярости шагнула к нему, глаза ее сверкали.

— Черт побери, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду! Это ранчо принадлежит Стэну… и мне! Мы отдаем тут распоряжения, а не ты или твой отец, и два небольших взноса, сделанных в счет ссуды, не в состоянии этого изменить!

— Если бы не эти «два небольших взноса», вы со Стэном оказались бы перед заколоченной дверью.

Пьюрити покраснела. С явным трудом сдерживая себя, она предложила:

— Ладно, давай покончим с этим раз и навсегда. Что тебе от меня нужно?

— Я уже сказал тебе.

— А я ответила, что понятия не имею о том, что случилось с человеком по имени Парящий Орел! Ты был единственным индейцем, которого я видела в тот день прошлой осенью. Я даже не знаю, кто он такой!

Пристальный взгляд Касса был прикован к ней.

— Просто он был еще одним индейцем, чья жизнь «не стоит денег, потраченных на пулю».

Пьюрити замерла на месте. Поджав губы, она ответила:

— Повторяю в последний раз: если этот Парящий Орел, о котором ты говоришь, действительно исчез, то я не имею к этому никакого отношения.

— Если и так, то тебе должно быть известно, кто виноват.

— Мои люди — обычные ковбои, а не разбойники! Если бы кто-нибудь из них заметил индейца вблизи стада, то предупредил бы всех остальных, чтобы были настороже. — Касс ничего не ответил, и Пьюрити огрызнулась: — Можешь думать все, что угодно! Я устала от этого разговора.

Касс схватил Пьюрити за руку как раз в тот момент, когда она пыталась протиснуться мимо него. При одном прикосновении к ней словно вспышка молнии поразила все его существо, заставив понизить голос до хриплого прерывистого шепота:

— Я твердо намерен выяснить, что произошло в тот день, и именно ты рано или поздно расскажешь мне об этом.

— Зря тратишь время.

— У меня его более чем достаточно.

— Сейчас же отпусти меня!

Вырвав руку, Пьюрити, даже не обернувшись, выбежала из сарая. Подождав, пока она исчезнет из виду, Касс сунул руку в карман, нащупал медальон и стиснул его в ладони.

Пьюрити потеряла нечто очень ценное для нее.

Он тоже.

Ей нужно выяснить, что случилось с ее сокровищем.

И ему тоже многое необходимо узнать.

Она не прекратит поисков.

Он тоже.

Пат.

— Пьюрити это вряд ли понравится.

Короткое замечание Стэна повисло в воздухе. Он взглянул на Джека, который стоял возле его постели. Стэн очень устал, однако в тоне Джека, когда он несколько минут назад тихо постучал в его дверь и попросил разрешения войти, было нечто такое, что он сразу понял: дело не терпит отлагательства. Войдя, Джек завел разговор без обиняков. Он сообщил, что уезжает, оставляя здесь Касса, который возьмет на себя обязанности по управлению ранчо.

— Мне бы следовало обдумать этот вопрос еще до того, как было подписано соглашение. Возможно, мой рассудок был не настолько ясным, как казалось мне самому.

— Нет, ты рассуждал достаточно здраво. — Джек нахмурился. Он явно чувствовал себя неловко, но и на попятный идти не хотел. — Тебе нужно было спасти ранчо, и ты сделал правильный шаг, взяв себе партнера. Мне нужно вернуться на «Рокинг-Ти». — Джек отвел взгляд в сторону. — Джулия… Видишь ли, она не любит, когда я оставляю ее на ранчо одну. Если я отсутствую слишком долго, она начинает нервничать.

— Джулия — твоя жена.

Словно ища защиты, Джек посмотрел на Стэна.

— Да. Я встретил ее через три года после резни в индейском поселке. Ей нужно было иметь кого-то рядом, так же как и нам.

— Нам?

— Кассу и мне. Ему тогда только исполнилось восемь, но душа его уже ожесточилась. Черт побери, ведь он с ненавистью смотрел чуть ли не на каждого белого, попадавшегося ему на глаза! Мы нуждались в женщине с мягким характером, чтобы наша жизнь снова вошла в нормальную колею.

— Тебе незачем объяснять мне все это. Я тебя прекрасно понимаю. Вот Пьюрити хоть и не моя собственная плоть и кровь, но для меня все равно что родная дочь. И должен сказать, хотя тебе это едва ли придется по вкусу, что если бы дело касалось только меня, то, по правде говоря, мне легче было бы оказаться перед заколоченной дверью, чем обратиться к тебе за помощью. Сойти же в могилу, не будучи уверенным, что Пьюрити будет обеспечена, я не мог. Ради нее я поступился гордостью и не остановился бы ни перед чем, чтобы защитить ее.

Глядя на молчавшего Джека, Стэн неожиданно позавидовал ему. Джек был примерно одних лет с ним, однако, если не считать седеющих волос и обветренного, покрытого морщинами лица, он почти не изменился за те годы, что они не виделись. В его походке все еще чувствовались твердость и целеустремленность. Тело по-прежнему оставалось крепким и мускулистым, глаза светились здоровьем, хотя сейчас в них застыла грусть. Впереди у него было лет двадцать жизни, а то и больше, тогда как он, Стэн, уже стоял одной ногой в могиле. Но будь он проклят, если опять уступит!

Стэн, поджав губы, покачал головой.

— Знаешь, хочу тебе признаться: было время, когда я до такой степени ревновал к тебе из-за того, что все как будто складывалось в твою пользу, что это чуть меня не убило. — Он продолжал, не обращая внимания на хмурую складку, появившуюся на лице Джека: — Я не мог понять, как жизнь может быть такой несправедливой. Сначала Шепчущая Женщина предпочла тебя мне. Потом она подарила тебе сына. Твое ранчо на севере стало с каждым годом процветать, тогда как мои дела шли все хуже и хуже. Меня все время мучил вопрос, почему тебе должно было достаться все, а мне — ничего. Когда мне стало известно, что случилось с твоей женой во время резни в индейском поселке… я подумал, что у тебя по крайней мере остались светлые воспоминания и сын Шепчущей Женщины, чтобы помочь тебе преодолеть скорбь, тогда как все, что досталось мне, — полуразоренное ранчо и горькое сознание того, что все могло бы обернуться по-другому.

Стэн сделал паузу.

— Потом я нашел Пьюрити, и моя жизнь сразу изменилась. — Проворчав что-то чуть слышно себе под нос, Стэн сказал: — Быть может, у тебя нет желания меня слушать, но, думаю, следует внести в наши отношения, прежде чем ты уедешь, полную ясность. — Джек снова уклонился от его взгляда, и Стэн заметил: — Просто у меня создалось впечатление, будто ты хочешь что-то сказать и не решаешься.

Взгляд Джека переметнулся к нему.

— Что ж, пожалуй, ты прав. И моя жизнь тоже была далеко не такой радужной, как тебе казалось. Каждый раз, стоило мне взглянуть в лицо той, кого я любил больше жизни, я вспоминал: всем своим счастьем мы обязаны тебе. И она тоже это знала. Потом, когда я решил, что уже вернул тебе свой долг с лихвой, ты спас мне жизнь, и я опять оказался перед тобой в неоплатном долгу.

— Да, вероятно, мне следовало просто развернуться и уйти, когда тот янки взял тебя на прицел. Что же касается приданого…

— Я отдал Шепчущей Женщине все самое лучшее, что только мог!

— Я никогда в этом не сомневался.

— Но теперь моя жена — Джулия. Она согрела нашу с Кассом жизнь, когда мы оба потеряли под ногами почву, и теперь я буду заботиться о ней, как когда-то она заботилась о нас.

— Я же сказал, что все понимаю, но в то же время уверяю тебя: Пьюрити отлично справляется с работой, засуха или паводок, осенью наше финансовое положение должно упрочиться.

Взгляд Джека сделался жестким.

— Я не разделяю твою уверенность в способностях Пьюрити.

— Что?

— Ты с тем же успехом мог сказать мне, что она не может ошибаться.

— Пьюрити как работник не уступит ни одному мужчине!

— Она всего лишь женщина.

— Ну и что!

— Послушай, Стэн, я не собираюсь с тобой спорить, Касс останется здесь, пока твои дела не пойдут на лад!

— Все не так и плохо!

— Разумеется. — Джек кивнул. — Именно поэтому ты и вызвал меня сюда.

— Пьюрити тут вовсе ни при чем!

— Касс останется здесь.

— Я уже сказал тебе, что Пьюрити это не понравится! Она терпеть не может, когда ею командуют. И судя по тому, что я уже видел, стычка между ней и Кассом неизбежна.

— Тогда тебе самому придется с этим разобраться.

— Мне? Взгляни на меня. Я умираю! — возмутился Стэн.

— Поговори с ней.

— Зачем? Может быть, теперь половина этого ранчо и принадлежит тебе, но другая половина по-прежнему моя.

Джек решительно поднялся.

— Я знаю, это будет не просто. Касс таит в душе обиду, от которой не в состоянии избавиться.

— Ах, так, значит, это он таит обиду?

— Я поговорю с ним еще раз.

— Говорю тебе, из этого ничего не выйдет!

— И тем не менее, хочешь ты этого или нет, я уезжаю завтра, а Касс останется здесь. Все остальное зависит от тебя.

Оставшись один, Стэн посмотрел на захлопнувшую за Джеком дверь и тихо выругался. Выходит, Джек, которому досталось все, долгие годы таил к нему неприязнь. Теперь Стэн знал почему, не мог понять он лишь одного: почему Джек, несмотря на все свои преимущества, все еще относится к нему враждебно.

Стэн полагал, что желание Джека оставить Касса на ранчо в роли надсмотрщика следовало предвидеть, и все-таки новость застала его врасплох. Очень многим поневоле приходилось поступиться.

Стэн закрыл глаза. Если бы не усталость… если бы не эта проклятая слабость…

О черт! Он не мог даже умереть спокойно!

С этой печальной мыслью Стэн задремал.

Пьюрити была у него в объятиях, и Касс понял, к чему стремился все это время. Когда его губы коснулись ее полураскрытого рта, он заметил, как на миг у нее перехватило дыхание, почувствовал ее словно обмякшее тело. Его сердце бешено заколотилось, он перенес ее на кровать и приподнял тонкую батистовую рубашку, которая оставалась единственной преградой между их телами. Девушка не протестовала, напротив, она протянула к нему руки и привлекла его к себе.

Глубоко вздохнув, когда их тела соприкоснулись, Пьюрити прошептала ему на ухо слова, которые, словно эхо, отражали его собственные горячие мольбы, уже готовые сорваться с губ. Он не мог пресытиться ею. Она была сама ласка, сама нежность.

— Отдай мне медальон, Касс, — чуть слышно прошептала девушка.

Юноша не поверил своим ушам. Откуда она узнала?

— Мне он очень нужен. Я не должна его лишиться. — Ее бездонные серо-голубые глаза пронзили его, когда она попросила: — Застегни цепочку у меня на шее. Эта вещь — единственное, что я хочу чувствовать между нами.

Не в силах противиться, Касс, ощущая, как дрожат его пальцы, надел цепочку ей на шею и проверил застежку. Прекрасное старинное золото сверкало на ее нежной коже. Пьюрити была великолепна и теперь целиком и полностью принадлежала ему. Однако девушка вдруг отстранилась. Выражение ее лица изменилось, и она оттолкнула его.

— В чем дело, Пьюрити? Пьюрити, пожалуйста…

— «Пожалуйста»? — Пьюрити не сводила с него глаз. — Повтори то, что ты только что сказал, Касс.

— Нет.

— Если ты хочешь меня, умоляй.

— Ни за что!

Пьюрити крепко сжала рукой медальон. Обнаженная, во всей своей красе, она представляла собой столь восхитительное зрелище, что у него дух перехватило от желания.

Он хотел ее, не мог без нее, должен был ею обладать.

— Пожалуйста…

— «Пожалуйста»? Ты сказал: «Пожалуйста»? — Запрокинув голову, она рассмеялась ему прямо в лицо. Едва Касс услышал ее смех, он словно оцепенел. Она заставила его умолять ее, получила то, что хотела, и затем поставила его на колени!

Будь она проклята!

Гнев захлестнул Касса, и он с угрожающим видом схватил Пьюрити за плечи. Он почувствовал, как у нее перехватило дыхание, ясно увидел страх в ее глазах.

Касс не мог утверждать с уверенностью, когда именно его руки ослабли и протесты Пьюрити превратились в легкие вздохи.

Девушка лежала под ним, ее пылкая податливая плоть словно манила его. Она приняла его, когда он проник в нее. Ее руки обвили его шею. Она подняла к нему лицо. Их губы соприкоснулись…

Тут Касс громко вскрикнул, потому что зубы Пьюрити с силой вонзились в его нижнюю губу. Он ощутил привкус крови.

Зубы впивались глубже и глубже, смех становился все более громким, и раскаты его казались дикими, безудержными…

Вздрогнув, Касс проснулся.

С бьющимся сердцем, весь в поту, он резко выпрямился на кушетке и уставился в темноту, нарушаемую только слабым серебристым сиянием луны. В бараке не было слышно ни звука, если не считать похрапывания и едва заметных шорохов, свидетельствовавших о том, что мужчины спали. Ни один из них не мог заметить, как неспокойно он спал.

Хотя Касс проснулся, вспыхнувшие во сне чувства не угасали. Образ Пьюрити снова и снова вставал перед ним, заставляя смириться с теперь уже очевидной правдой. Семена желания были посеяны.

Снедаемый этой мыслью, Касс засунул руку под подушку и вынул оттуда медальон. Он долго рассматривал его в тусклом свете. Это была простая вещица в форме сердечка, потертая от времени. Касс вспомнил, с каким отчаянием искала Пьюрити этот медальон, вспомнил ее рыдания и понял, что он очень ей дорог.

Драгоценный металл в руке стал теплым, и Касс почувствовал, как ревность захлестывает его. Этот медальон — дар любви, и пламя ее обожгло ладонь, когда он сомкнул вокруг него пальцы.

Ей нужно во что бы то ни стало найти его! Пьюрити молча брела по залитому лунным светом двору. Небрежно одетая, с распущенными волосами, она осмотрелась вокруг, довольная тем, что рядом, насколько можно было видеть, никого не было. Девушка не хотела, чтобы кто-нибудь застал ее ищущей медальон и догадался, как глубоко потрясена она его пропажей.

Невольно протянув руку к шее, Пьюрити тяжело вздохнула. Не было дня в ее жизни, когда бы она так или иначе не обращалась за поддержкой к медальону. Он до такой степени стал частью ее самой, что ей иногда казалось, будто это маленькое золотое сердечко было соеднинено незримой цепочкой с ее собственным сердцем. В нем заключалось ее прошлое и надежда на будущее. Он был символом вечности и незыблемости уз любви. Без медальона она чувствовала себя беспомощной.

По дороге к скотному двору Пьюрити пыталась восстановить в памяти все, что делала в тот день, когда пропал медальон. После огорчившего ее разговора со Стэном она пошла к загону, где оставила свою лошадь. Кобыла упрямилась, когда она вела ее в конюшню, и ей потребовалось приложить немало усилий, чтобы справиться с животным. Девушка не имела понятия, сколько времени провела на конюшне, прежде чем обнаружила пропажу. Лихорадочные поиски ни к чему не привели. Затем пришел Касс, и пришлось отвлечься на разговор с ним.

Пьюрити протянула руку к фонарю, висевшему у входа в сарай, и дрожащими пальцами поднесла спичку к фитилю. Пламя словно распаляло ее воображение. Девушка не сомневалась, что в тот раз Касс явился к ней лишь для того, чтобы досадить, и точно так же была уверена, что он искренне верил всему, что говорил. Однако ей было не до него. Из головы не шел пропавший медальон, и, кроме того, она знала, что Касс не понял бы причину ее огорчения.

Впрочем, кто мог бы понять ее чувства, поверить, что после стольких лет она может до сих пор переживать из-за этой вещицы? А она между тем была твердо уверена, что, потеряв медальон, лишится единственной возможности отыскать своих сестер.

Подняв фонарь повыше, Пьюрити вошла в конюшню. Она ступала медленно и осторожно, осматривая узкий проход между стойлами. Дойдя до дальней стены помещения, огорченная девушка повесила фонарь на крючок и опустилась на колени. Пьюрити твердо решила во что бы то ни стало найти медальон, даже если поиски займут всю ночь. Когда же он найдется, силы вернутся к ней и она смело сможет смотреть вперед, в будущее, каким бы оно ни оказалось.

Уже на грани полного отчаяния Пьюрити поднесла дрожащую руку к щеке. Ладонь была грязная, но она, не обращая на это внимания, вытерла набежавшую слезу, опустилась на корточки и снова огляделась вокруг. Тени колыхались в мерцающем свете фонаря. Девушка ползком обыскала весь проход, шаря рукой в каждом темном углу. Она переставляла кадки с водой, разбирала инвентарь, небрежно сваленный в кучи, — медальона нигде не было.

Пьюрити закрыла глаза. Близилось утро, всего через несколько часов надо было приниматься за работу. Она очень устала. Спина разламывалась, голова болела, колени саднили, а ладони были стерты в кровь. Девушка усилием поднялась на ноги. В дальнейших поисках не было смысла.

Пьюрити хотела было уйти, но вдруг остановилась. Нет, она так просто не сдастся, обыщет все еще раз и не успокоится до тех пор, пока медальон снова не окажется в ее руке!

Вновь обретя решимость, девушка обернулась назад и тут у нее перехватило дыхание: она увидела стоявшего рядом с ней Касса. Свет фонаря подчеркивал его рост и ширину груди, придавая еще большую выразительность резко очерченным контурам скул и светлым глазам. Отблески пламени плясали на обнаженных плечах и тугих мускулах юноши, свободно рассыпавшиеся черные волосы эффектно выделялись на фоне загорелой кожи.

Девушка отступила на шаг, а Касс спросил:

— Что ты ищешь?

Пьюрити покачала головой:

— Ничего.

— Ты не хочешь сказать мне правду, — настаивал Касс.

Выйдя из терпения, Пьюрити огрызнулась:

— Какая тебе разница, что я ищу? Может быть, прихожу сюда каждую ночь, когда страдаю бессонницей, и это мое любимое развлечение!

— Пьюрити…

— Тебя это не касается, черт побери! — Сердце Пьюрити забилось сильнее. Внезапно девушку охватила дрожь, и она перешла на крик: — Я потеряла одну вещь, которую никак не могу найти, и буду продолжать поиски, даже если на них уйдет вся ночь!

— Должно быть, это что-то важное.

— Ты ошибаешься.

— Лучше скажи мне.

— Проклятие! — Пьюрити закрыла глаза. — Убирайся! Ты мне тут ни к чему. Мне время дорого.

— Отвечай мне, Пьюрити.

Открыв глаза, девушка раздраженно сказала:

— Мой медальон. Надеюсь, теперь ты от меня отстанешь?

— Почему он для тебя так важен?

— Просто важен, и все.

— Почему?

— Его подарил мне отец!

— Стэн?

— Нет, мой родной отец. Он преподнес каждой из нас по одинаковому медальону… двум моим сестрам и мне. — Пьюрити тщетно пыталась побороть охватившую ее дрожь. Она готова была разрыдаться. — Пожалуйста… оставь меня одну, — прошептала она.

Касса одолевали самые противоречивые чувства. Пьюрити стояла перед ним точно так же, как и в его сне. Слова девушки тронули его до глубины души. Он сам не знал, откуда ему было известно, что девушка вышла из дома, однако почему-то сразу догадался, где ее искать. Пьюрити даже не заметила его появления, а Касс, стоя в тени, наблюдал за тем, как она снова и снова осматривала пол и в конце концов опустилась на четвереньки, чтобы руками обшарить каждый дюйм прохода.

Касс вспомнил свой сон, который несколько отличался от действительности. Во сне Пьюрити была в тонкой прозрачной рубашке, сквозь которую просвечивали два соблазнительных маленьких бугорка. Сейчас же он видел ее в поношенной рабочей одежде, прилипшей к влажному телу. Свободные пряди волос спутались, и она не улыбалась, напротив, на грязном лице девушки виднелись следы слез.

Пьюрити казалась такой маленькой и беспомощной, несмотря на свой рост, что Касс невольно почувствовал сострадание к ней.

— А где сейчас твои сестры?

Пьюрити опустила глаза.

— Не знаю. Я не видела их с того дня, когда Стэн спас меня.

— Они погибли?

— Нет! — Глаза Пьюрити мгновенно раскрылись. — Они не могли умереть! Когда-нибудь я… непременно найду их.

Он помолчал, затем проронил:

— Сначала нужно найти медальон.

Вместо ответа Пьюрити коротко отрывисто кивнула. В сознании юноши один за другим замелькали предостерегающие сигналы, но ночь была такой тихой, и недавний сон слишком живо запечатлелся в его памяти. Пьюрити выглядела слишком уязвимой… как, впрочем, и он сам. Касс не мог больше позволить себе медлить. Сунув pyку в карман, он сжал медальон. Потертый металл жег ему кожу, когда Касс протянул золотую вещицу девушке. Разница между сном и действительностью снова бросилась в глаза, когда Пьюрити увидела миниатюрное сердечко. Не было ни смеха, ни движения в сторону, только в глазах, обращенных к нему, застыло выражение недоверия. На какой-то миг она лишилась дара речи, потом спросила:

— Где… где ты его нашел?

Касс ответил нарочито равнодушным тоном, далеким от его истинных чувств:

— Какая разница, где я его нашел? Уже поздно. Джек уезжает на рассвете, а перед этим он хочет поговорить с тобой и Стэном.

— Поговорить? О чем?

— О его планах относительно ранчо.

Пьюрити гордо расправила плечи.

— Его планах? Быть может, твой отец и совладелец этого ранчо, но он не мой хозяин.

Касс ничего не ответил.

— Как, впрочем, и ты.

Молчание между ними стало напряженным. Все признаки ее недавнего волнения исчезли.

— Я иду спать, — отрезала Пьюрити.

Касс сквозь опущенные ресницы наблюдал за тем, как она быстро вышла во двор и скрылась из виду.

Пьюрити проснулась с головной болью. Веки ее были воспалены, в глаза, казалось, набились песчинки. Утро наступило слишком быстро.

С первыми проблесками рассвета девушка спустилась на первый этаж, и тут же остановилась, увидев Касса Томаса Стоя у дверного проема, он оживленно разговаривал со своим отцом. Стэн, тщательно одетый, сидел в кресле рядом; выглядел он неплохо. Его вид порадовал Пьюрити, но ее радость несколько померкла от сознания того, что на этот раз она проснулась самой последней. Девушка терпеть не могла уступок: они раздражали ее.

— А, вот и она!

Пьюрити едва удержалась от того, чтобы скривить губы. Джеку Томасу оставалось только прибавить к этому нетерпеливое «наконец-то!». Словно для того чтобы лишний раз подчеркнуть это обстоятельство, Томас-старший по очереди окинул взглядом всех собравшихся, после чего заявил решительно:

— У меня нет времени подбирать выражения, поэтому хочу сказать вам вот что. Я должен уехать, а Касс будет заменять меня в мое отсутствие. Он знает, что нужно делать, чтобы ранчо снова встало на ноги.

Пьюрити взорвалась:

— Мы тоже, мистер Томас.

Девушка смело выдержала суровый взгляд Джека. Тот обратился к Стэну:

— Как я сказал, Касс будет действовать от моего имени. — Стэн кивнул, а Джек повернулся к сыну: — Я оставляю все в твоих руках. Джулии я передам, что ты вернешься, как только дела тут придут в порядок. Стэн сказал, что ты можешь забрать свои вещи из барака и перенести в пустую комнату наверху.

У Пьюрити все сжалось внутри.

— Но ведь это комната Стэна!

— Я все равно не пользуюсь ею больше, дорогая, — успокоил девушку Стэн. — Нет никакого смысла держать комнату пустой, раз я сплю внизу.

Пьюрити посмотрела на Касса, встретив холодный взгляд зеленых глаз, в которых было совершенно невозможно что-либо прочитать.

— Я уезжаю. — Джек обернулся к Стэну и протянул ему руку. — Касс позаботится обо всем.

Пьюрити удержалась от едкого замечания, вертевшегося у нее на языке.

После некоторого колебания Джек протянул руку и ей. Она сухо пожала ее, а Джек между тем добавил:

— Я уверен в том, что все образуется как нельзя лучше.

Пьюрити молча наблюдала за тем, как Джек сделал знак Кассу следовать за ним, после чего вышел в коридор.

Тут Стэн неожиданно заговорил, заставив ее повернуться к нему:

— Ты сегодня выглядишь уставшей, дорогая.

Пьюрити через силу улыбнулась:

— Зато ты, похоже, решил меня пристыдить, поскольку вид у тебя просто чудесный. Надеюсь, чувствуешь себя так же хорошо, как выглядишь, но в любом случае хороший завтрак не помешает нам обоим. Пит уже на кухне?

— Я? На кухне? — Пит высунул голову из-за угла, словно желая показать, что не пропустил ни слова из их разговора. — Разве я не всегда там? И, пока вы сами меня об этом не спросили, хочу сказать, что кофе уже готов.

— А как насчет печенья?

— Как бы ты ни старалась, еще не было такого случая, чтобы тебе удалось одной справиться со всем печеньем на столе, и сегодняшний день не исключение!

С улыбкой Пьюрити покатила кресло Стэна в столовую. Мысли девушки против ее воли все время воэвращались к отцу с сыном, которые скрылись во дворе. Она с трудом удерживалась от искушения поднести руку к медальону. Джек Томас несколькими словами дал им понять, что управление ранчо после его отъезда должен взяти на себя Касс.

«Посмотрим!» — усмехнулась мысленно Пьюрити. Что касается тех коротких мгновений минувшей ночью на конюшне, когда ей почему-то показалось, что суровый взгляд зеленых глаз смягчился, то девушка понимала: все это плод ее воображения. Она не чувствовала себя в долгу перед Кассом за то, что он нашел ее медальон. Рано или поздно она сама отыскала бы его. Ей нужно будет объяснить это Кассу, так же как и то, что она не собиралась подчиняться его распоряжениям.

Улыбка Пьюрити сделалась жесткой, когда она бросила взгляд в окно. Она могла себе представить, что именно говорил сейчас сыну Джек Томас.

Первые проблески зари уже появились на утреннем небе, когда Джек вскочил в седло и затем с хмурым видом взглянул на сына сверху вниз.

— Я полагаюсь на тебя, Касс, — сказал он парню. — Надеюсь, ты забыл о прошлом и будешь стараться, насколько возможно, поладить с ними обоими.

Касс кивнул.

— Знаю, что это будет не так-то просто. — Джек покачал головой. — С этой молодой особой ты можешь остаться не у дел. Не надо ее недооценивать. Когда я пожал ей руку, ее пожатие оказалось не менее крепким чем у мужчины.

— Я буду иметь это в виду.

Джек принял руку, которую протянул ему сын.

— Если тебе понадобится моя помощь, дай знать.

— Хорошо.

Джек пришпорил коня и поскакал вперед. Он отъехал всего на несколько футов, когда Касс добавил:

— Не забудь передать привет от меня ей.