Невозможная загадка

Глава 4

На следующий день Джонс не пошёл в школу. Он остался дома, под пуховым одеялом, но не сказал родителям почему.

– Если ты не заболел, то должен идти, – сказал отец. Джонс перевернулся на другой бок и уставился в стену.

– Не заставите, – сказал он. Он почувствовал, как с него стянули одеяло, и сжался в комочек.

– Дорогой, в чём дело? – спросила мама; она присела рядом с ним и стала гладить его по волосам. – Что случилось?

– Это всё из-за волшебного мира, – сказал Джонс. – Больше ничего не скажу.

– Но мы не сможем помочь, если ты не объяснишь, что случилось.

Джонс с трудом сдержался. Так захотелось рассказать о том, что Мэйтланд явился ему накануне, но мастер заставил его поклясться, что он сохранит тайну, и Джонс знал, что он подслушивает каждое его слово. Он до сих пор не понимал, как мастер явился ему, хотя он умер. И теперь чувство вины за то, что он ослушался Мэйтланда, – чувство, которое он до сих пор так хорошо скрывал, – разъедало его изнутри, будто яд. Мэйтланд запретил Джонсу ходить на вечеринку и поддерживать Руби и голосование Гивенса. Он волшебным образом управлял мальчиком, как марионеткой, и когда Джонс попытался улизнуть, силой вынудил его остановиться. Мастер, как оказалось, мог заставить его делать всё, что ему заблагорассудится.

Так что привычная жизнь, где было место и родителям, и школе, и охоте на монстров вместе с Руби, накрылась медным тазом. Мэйтланд велел ему попрощаться с родителями и вернуться в свой старый дом, чтобы продолжить обучение.

– Я важнее твоих родителей, мальчик, – сказал Мэйтланд. – Я спас тебя от ведьмы и воспитал. Ты в долгу у меня и обязан преумножить моё наследие. Иначе твоя жизнь превратится в кошмар. Я тебе это гарантирую. Вместе мы найдём способ исправить твою Инициацию.

Его слова, как шипы, ранили сердце Джонса. Он не видел теперь ни отца, ни мать – лишь призрачный силуэт Мэйтланда, притаившийся в углу комнаты.

Джонс стиснул зубы, глядя на расплывчатые очертания мастера. Он обязательно придумает, как сохранить жизнь, которую построил для себя. Но, потерев уставшие глаза и заметив озадаченные лица родителей, он вдруг понял, что понятия не имеет, как это сделать.

Руби спала плохо. Стоило ей закрыть глаза, и она видела Опустошителей и их учеников на вечеринке – они таращились на неё. Когда она наконец уснула, ей приснилось, что Слуп выставил её на посмешище перед всеми, а потом он превратился в эльвита с синей шерстью, против которого её магия не действовала. Он навис над ней со своей хитрой зубастой улыбкой и когтями вместо пальцев. Руби с криком проснулась и отшвырнула одеяло.

Следующие несколько часов она провела в лесу возле дома, представляя, что деревья и кусты – это Слуп, обрушивая на них все заклинания, какие знала, – они шипели и сгорали, рассыпались в порошок и разлагались. Когда руки заныли от усталости и искры обожгли ей пальцы, было далеко за полдень, и она поплелась обратно к дому. Голосование пройдёт этой ночью, и, скорее всего, она упустила все шансы обернуть ситуацию в свою пользу. Гивенс предупредил её об этом, он сказал, что слухи о её скандале со Слупом облетят всех и вся и вызовут сомнения, что женщина и магия совместимы.

Руби знала, что Джонс вернётся из школы не раньше обеда, так что с ним не поговоришь. К тому же она сомневалась, что он станет слушать, раз он вообще не явился на вечеринку и не сказал ей ни слова с их последней охоты на эльвита, которая чуть не закончилась трагедией. Единственным, кто мог составить ей компанию, был револьвер. Он с важным видом выслушал её рассказ о вечеринке, затем вздохнул.

– Жаль, ты не взяла меня с собой, я бы не дал гневу ослепить тебя. И рассказал бы замечательные истории о Пустынных землях, чтобы занять гостей. К примеру, тот случай, когда я…

– Есть предложения, что делать сейчас?

– Не-а.

– Ну, спасибо за помощь.

Руби откинулась на спинку стула. Она оглядела кабинет, книги на полках и встала. Она задумчиво провела пальцем по корешкам.

– Придётся изловить самое опасное существо в Пустынных землях до сегодняшнего голосования, если ты хочешь что-то изменить, а это невозможно, – сказал револьвер, словно прочитав её мысли.

– Знаю.

Собственный голос показался ей далёким, будто из сна, будто говорил кто-то другой. Её палец задержался на книге с золотым тиснением:

Справочник по дрессировке щенков скакка

Северина Лафура

Руби пролистала страницы, ещё когда Джонс дал ей яйцо скакка; они с Мэйтландом надеялись, что из яйца появится щенок. Это был подарок в благодарность за то, что она помогла ему. Хотя Руби несколько раз осмотрела яйцо, она так и не нашла в себе смелости вывести детёныша. По правде говоря, она боялась. Руби видела взрослого скакку на свободе, в его естественной среде обитания – на кладбище. Он был крайне агрессивен, не говоря о чудовищных размерах, с неё ростом, а то и больше. Вряд ли ей удастся выдрессировать животное, которое будет помогать ей в Пустынных землях. Действительно, первые страницы книги Лафура, которые она теперь перечитала, не оставляли сомнений в том, как это сложно:

Дрессировать скакку не под силу обычному Опустошителю. Требуется выдающееся мастерство, чтобы не только отыскать яйцо и вывести щенка, но и удержать пса после рождения и добиться послушания. Это руководство предназначено для незаурядного Опустошителя и раскроет ему тайны успеха, которые позволят одержать победу над столь великолепным и грозным зверем. Многие пытались, но лишь немногие добились успеха.

Руби пролистала дальше, выборочно читая абзацы, и постепенно составила для себя план. «Что я теряю?» – подумала она. Когда ей показалось, что она прочитала достаточно, она обратилась к револьверу:

– Поможешь дрессировать скакку?

– Ну и шуточки у тебя! – ответил револьвер и вдруг так громко расхохотался, что Руби испугалась, как бы он не выстрелил ненароком.

– Смейся сколько хочешь, но ты только подумай, что будет, если я появлюсь на сегодняшнем голосовании со щенком скакка, вылупившимся из яйца и готовым к дрессировке, – револьвер загоготал пуще прежнего.

Руби захлопнула книгу и вышла из кабинета.

Когда она открыла чёрную жестяную коробку, она увидела яйцо на подстилке из бумажных полосок. Оно выглядело точно так же, как когда она впервые увидела его, – небольшой чёрный овальный камень с тоненькими серебристыми прожилками. На этот раз она не стала брать его в руки. У неё ещё с прошлого раза остался некрасивый шрам на указательном пальце.

Она снова порылась в справочнике и внимательно прочитала раздел про вылупление щенка:

С яйцом следует обращаться с большой осторожностью, используя особые щипцы, поскольку малейшее тепло человеческих рук запустит процесс. В дикой природе постепенный рост температуры в почве весной и летом служит естественным инкубатором для яйца.

Опустошитель должен обеспечить новорождённому щенку обильное питание, которое в дикой природе приносит мать. Детёныш крайне прожорлив. Это врождённый инстинкт, призванный повысить его шансы на выживание, поскольку, если у щенка достаточно еды, он быстро вырастет и сможет защитить себя. Опустошитель должен решить, до каких размеров вырастить пса в первые часы его жизни, если он планирует оставить его у себя.

Руби глянула на варёную говядину, бекон и связку сосисок, разложенных на кухонной столешнице. Мэйтланд заказал мясо давным-давно, готовясь к дрессировке скакка, оно хранилось в холоде, под чарами. Руби надеялась (как, должно быть, и Мэйтланд), что это убедит крошечного щенка остаться, вместо того чтобы прислушаться к инстинкту и вернуться на «землю мёртвых», небольшое кладбище в деревушке в Йоркшире, где Джонс и Мэйтланд вырыли яйцо.

На всякий случай Руби откупорила бутылку с чертенятами и велела им рассредоточиться по кухне, чтобы не дать щенку сбежать. Если верить справочнику, нужно непременно удержать детёныша подле себя в первые часы после вылупления. Щенок должен привыкнуть к запаху и голосу хозяина, а также его движениям и выражению лица. Именно этот изначальный контакт влияет на будущую преданность скакка. Обильная пища удержит его достаточно долго, чтобы возникла привязанность. По крайней мере теоретически.

Руби задумалась, вспомнит ли её щенок. Когда он случайно вылупился первый раз, сразу после её знакомства с Джонсом, он укусил её и оставил шрам на пальце. Джонс водворил крошку обратно в коробку как раз вовремя, чтобы он восстановил скорлупу, но помнит ли он вкус её крови? Руби задумчиво потёрла шрам.

Справочник упоминал о том, что некоторые Опустошители экспериментировали – давали щенкам попробовать свою кровь, чтобы установить более тесную связь. Это сработало лишь однажды. А в большинстве случаев привело к серьёзным травмам, даже смерти, поскольку зверь вырос с жаждой человеческой крови. Все эти истории промелькнули в голове Руби, когда она внимательно оглядела чертенят, расставленных по всей кухне.

– Ну, поехали, – объявила она. – Делайте так, как я скажу.

И она взяла яйцо.

Тепло её рук вызвало мгновенную реакцию, и чёрное яйцо изменило цвет на тёмно-красный, словно спелая слива. Тонкие серебристые прожилки исчезли, и верхушка яйца треснула, затем немного приподнялась. Два красных глаза показались в щёлочке. Чёрный нос-пуговка принюхался к воздуху. И тут крошечный рот принялся за яйцо, разгрызая его на куски, пока на ладони у Руби не оказался маленький чёрный щенок с ошмётками скорлупы вокруг него и даже в его жёсткой шерсти. Указательный палец Руби – тот, на котором остался шрам, – дёрнулся, будто вспомнил, какие у этого малыша острые зубки. Быстро и бережно Руби опустила его на пол и протянула ему сосиску, намного длиннее самого щенка.

Скакка понюхал угощенье, и Руби пришло в голову, что сосиска слишком большая и надо начать с чего-то более скромного, но вдруг щенок набросился на сосиску и откусил столько, сколько поместилось в его пасти. Ему, кажется, понравился вкус мяса, и он откусил ещё раз. Его глаза бегали по кухне, пока он жевал. Чертенята занервничали, хотя и были намного крупнее скакка. Руби объяснила им, что щенок будет быстро расти – и чем больше он съест, тем больше вырастет.

– Внимание, – предупредила она их, потому что крошечный чёрный комочек проглотил последний кусок сосиски, оглядел кухню и уже нацелился на ближайшего чертёнка. Руби сунула ему под нос ещё одну сосиску. Он проглотил её в мгновенье ока. Тогда Руби протянула ещё одну, и скакка схватил её, потряхивая головой, будто играл с палкой, но вдруг замер, бросил огрызок сосиски на пол, плюхнулся на хвостик и рыгнул.

Это послужило предупреждением о том, что произошло дальше. Все части крошечного пёсика выросли одновременно: мордочка вытянулась, бока раздвинулись, ноги удлинились, на широких лапах блеснули когти, намного острее и опаснее, чем раньше. Щенок сразу стал размером с крупную крысу, но поджарый и сильный, его чёрная шерсть стала блестящей и густой, будто его окутывал кусочек ночи. Руби услышала, как чертенята в один голос ахнули.

Скакка навострил уши и зарычал. Но тут он потянулся, зевнул и занялся оставшейся сосиской.

– Ну вот, не так уж и плохо, правда?

Руби сама не знала, зачем она это говорит: чтобы успокоить себя или ободрить пёсика?

Скакка гавкнул в ответ, завиляв хвостом. Он принюхался, не сводя глаз с большого куска бекона высоко на столешнице, затем снова тявкнул, попробовал допрыгнуть, но угодил в дверь буфета. Когда Руби положила мясо на пол, в контейнере из алюминиевой фольги, скакка откусил громадный кусок, с жиром и костью, и его мордочка залоснилась.

Руби догадалась, что ему захочется пить, и предложила воды, пододвинув миску, которую заранее наполнила, как советовал справочник. Крошечный розовый язычок принялся жадно лакать, но вдруг щенок остановился и снова рыгнул, затем глухо зарычал. Он опять вырос, больше чем вдвое.

Теперь он походил на самого обычного пса, хотя и маленького, кроха впился в остатки бекона.

К тому времени как Руби взяла со столешницы кусок говядины, скакка уже покончил с угощением и снова присматривался к чертёнку, который охранял дверь кухни.

– Сюда… – сказала она и запнулась, не зная, как обратиться. Она покачала кусок мяса, но скакку больше заинтересовал живой, дышащий чертёнок.

– Стоять на месте, – приказала Руби, прежде чем чертёнок сбежал. – Брось ему что-нибудь, и он от тебя отстанет.

Но когда скакка подошёл ближе, чертёнок запаниковал и стал пятиться к двери. Скакка не отставал ни на шаг, будто был привязан к чертёнку резинкой, и бросился на бедняжку.

– Нет! – крикнула Руби. – Фу!

Скакка обернулся и зарычал, затем принюхался, одной лапой прижимая чертёнка к полу. Руби снова поманила его говядиной.

– Давай же, – сказала она. – Смотри, какая вкуснятина. Намного лучше жёсткого чертёнка.

Скакка обнюхал чертёнка ещё раз и недовольно зарычал, а затем зашлёпал к Руби. Вдруг он замер на полпути, навострил уши и обернулся к двери из кухни. Он смотрел куда-то вдаль, поверх съёжившегося чертёнка, который всё ещё лежал на полу.

Руби ничего не расслышала, но уши скакки поворачивались, стараясь уловить источник звука. Она подумала: возможно, это и есть тот момент, о котором говорится в справочнике, когда скакка слышит зов дома – земли мёртвых. Книга предупреждала, что зов послышится вскоре после рождения. Если скакка вернётся в Йоркшир, она не сможет взять его на голосование да и вообще выдрессировать, потому что связь с землёй, в которой лежало яйцо, слишком сильна и разорвать её невозможно.

Руби поблагодарила судьбу, что пёс ещё не слишком большой, когда протянула руку к ошейнику и поводку, которые Мэйтланд купил заранее, вместе с мясом, и бесшумно сняла их со столешницы.

Вдруг скакка бросился к двери. Руби раскрутила поводок и швырнула его в воздух, кожаная полоска вытянулась змеёй, становясь всё длиннее и длиннее, чары Мэйтланда гудели в ней. Ошейник раскрылся и аккуратно обвил шею скакка. Поводок туго натянулся, но Руби удержала его, пёс дёрнулся в нескольких дюймах от двери, и она потащила его обратно.

Он повалился на пол мохнатым шерстяным комочком. Но в следующее мгновение был уже на ногах, шерсть на загривке встала дыбом, красные глаза свирепо горели. Он забился, как рыба на крючке, но снять ошейник не смог. Когда пёс попробовал укусить кожаный поводок, это ему явно пришлось не по вкусу, и он сразу прекратил, кашляя и отплёвываясь.

Тогда он зарычал и ринулся на Руби. Скакка вцепился в её голень, и Руби с грохотом полетела навзничь. Когда она открыла глаза, скакка стоял над ней, и с его зубов капала слюна. Его крошечные красные глазки горели огнём, и Руби показалось, что он улыбнулся, прежде чем ушлёпать прочь. Она попыталась схватить поводок, но промахнулась и стукнула кулаком по полу.

Раздался свист шлепковой пыли, затем шаги.

– Руби?

Это Джонс.

Он появился из прихожей и остановился на пороге кухни. Мальчик поглядел на чёрного пёсика, который смотрел на него снизу вверх.

– Джонс! Не выпускай его. – Руби заметила, что Джонс дрогнул, когда пёс зарычал. – Не такой уж он и большой, – сказала она, с трудом поднимаясь на ноги. – Он не посмеет на тебя напасть.

Скакка рыгнул и стал вдвое больше.

Теперь это был пёс среднего размера, который легко мог причинить серьёзный вред. И собака прекрасно это понимала, сверкая глазами на Джонса. Мальчик осторожно положил руку в карман пальто и достал рогатку.

– Не стреляй в него, – прошипела Руби, когда Джонс вложил серебряную дробь в седло. – Я возьму его на сегодняшнее голосование. Чтобы показать всем, какая я особенная.

– Это скакка, Руби, – проговорил Джонс как можно спокойнее. – Нужна не одна неделя, чтобы выдрессировать такого зверя, если вообще получится. Возьмёшь его сегодня и можешь распрощаться с победой на голосовании.

– Джонс, я уже распрощалась с ней вчера. Ты бы знал, если бы удосужился прийти. Слуп сделал всё, чтобы я опозорилась перед всеми. Ты бы меня остановил. Всё было бы хорошо, если бы ты не бросил меня.

– Я не мог прийти. – Руби хотела возразить, но Джонс опередил её. – Руби, не стоило тебе выпускать этого пса. Его невозможно дрессировать. – Пёс оскалил зубы и зарычал. Он принялся царапать пол когтями, высекая искры на деревянных половицах. Джонс натянул рогатку. – Ты всего лишь девочка! Зря я тебе дал яйцо. Надо было оставить его себе и вылупить щенка самому и сделать всё правильно.

– Джонс, что ты несёшь? Как ты можешь такое говорить?

В ответ мальчик только заворчал. Руби вдруг пришла в голову блестящая мысль, она направилась прямо к скакке, намереваясь доказать Джонсу, что он ошибается. «И мне всё равно, если он ещё злится из-за вчерашнего, – подумала она, поднимая конец поводка. – Я ему покажу…»

– Джонс, сидеть!

– Что?

– СИДЕТЬ!

– Ты смеёшься надо мн…

– Садись, Джонс! – повторила Руби решительным и властным голосом, волшебные искры обвили пальцы её свободной руки.

– Но…

– Сидеть, я сказала! – рявкнула она на мальчика, и искры потянулись к нему, словно змеиные головы. – Я тебе покажу, на что способны девочки.

Джонс поморщился и проворчал что-то сквозь зубы, прежде чем медленно опуститься на пол, всё ещё целясь в пса из рогатки.

– А ты, – сказала она, сердито глядя на скакку, – ты останешься здесь!

Руби вспомнила, что советует справочник. Опустошитель должен показать, кто в доме хозяин, иначе скакка не станет слушаться. Но пёс не собирался признавать, что она главная.

– Сидеть! – велела она чертенятам, и они сразу выполнили приказ. Затем она подошла к скакке. – И ты тоже, сидеть. – Красные глаза упрямо таращились на неё, и пёс оскалился. – Сидеть!

Отсветы волшебных искр на кончиках её пальцев танцевали в глазах скакки. Он оглядел всех, кто был на кухне, и увидел, что все сидят, кроме неё.

И вдруг он понял. Недовольно заскулив, он повалился на пол, зевнул и стал часто и шумно дышать. Руби подошла на шаг ближе, затем ещё на шаг, и вот она уже стояла возле скакки.

– Молодец, – сказала она тихо. – Хороший мальчик.

Медленно она протянула руку – ещё немного, ещё чуточку, и потрепала пса по голове, и сердце её запело от радости.

– Видишь? Просто ему нужна твёрдая рука, – она сердито глянула на Джонса. Мальчик нахмурился и, казалось, смотрел сквозь неё. – В чём дело? На что ты смотришь?

– Мне нужно что-то тебе сказать.

– Так говори.

– Я приказываю тебе покинуть этот дом. Он больше не твой. Прочти это письмо, – сказал он, достал конверт из кармана пальто и положил на пол. – Прочти, и ты всё поймёшь, а у меня нет времени болтать с девчонкой.

– Джонс, что на тебя на…

– Просто прочти это чёртово письмо! И сделай так, как я прошу. Без вопросов. – Джонс вышел из комнаты, не добавив больше ни слова.

Через мгновение Руби услышала свист шлепковой пыли. Он ушёл.