Невыносимый

Глава 3

Неделю назад, получив потрепанную визитку с названием фирмы, занимающейся логистикой, и коммерческим предложением о продаже, первый мой порыв – вышвырнуть нелепые бумажки. Я не из тех, кто ведется на просьбы, дурные шутки или шантаж. Благотворительностью я тем более не занимаюсь. Вот только к визитке и предложению прилагался еще один документ. Именно он вынудил притормозить и вчитаться в строки подробнее.

Если верить проведенному анализу ДНК, то выходило, что у меня есть… сын. Сам анализ оказался подлинным. Но установить адресата столь недвусмысленного послания не удалось. Как и не удалось разобраться, что за игру такую мне предлагают.

Шарады я люблю. Как и многоходовки. Вот и принял навязанные правила. До поры до времени. В конце концов, мне ничего особо не стоило купить фирму, близкую к грани банкротства.

Кто осмелился бросить мне подобный вызов?

Самый элементарный вариант – мать ребенка.

Почему сама не пришла?

Набивает себе цену?

Или поближе познакомиться захотела?

Кто ж этих баб знает.

Как так вообще получилось?

Святым я никогда не был. И тот факт, что я скорее заберу свое, а с ней церемониться не стану, думаю, каждая вполне себе может сразу усвоить. Я не из тех, кто прогнется под обстоятельства и будет плясать под чужую дудку. Торговаться со мной… Желаю удачи. Хотя вряд ли она поможет и спасет, когда я доберусь до того, что мне нужно. А я – постепенно, но подбирался. Неспроста устроил это мажорское представление с увольнением, пусть и не совсем так должно происходить изменение штата и численности сотрудников после регистрации перехода права собственности. На х*р мне не сдались все эти бесполезные, при деятельности которых фирма чуть не прогорела.

Можно было просто выгнать всех и все. Заочно. Как поступил с генеральным. Однако тех, кто хоть мало-мальски подходил под параметры матери для моего сына, я нарочно оставил. Как и выбил привычную почву из-под их ног. Если уж дамочка смогла скрыть от меня такое и не приползла раньше, с выдержкой у нее однозначно все в порядке, просто так себя не выдаст. К тому же, ни одна из девиц не показалась мне знакомой, даже после беседы. Было бы куда проще просто напрячь своих ребят, те умеют выбивать и вытаскивать правду. Из кого угодно. При любых обстоятельствах.

Но…

Развлекаться я тоже люблю. Да и не знает пока никто истинную причину. Слухи мне ни к чему.

И этого вполне хватает…

Ловушка захлопывается намного быстрее, нежели я рассчитывал. В личном деле Тумановой наличие детей не отмечено. В отличие от той же Беляевой. Или еще одной. У той и вовсе двое. Близнецы. Но я своему чутью привык доверять. Оно меня редко подводит. Безусловно, еще оставались некоторые неучтенные факторы, да и личные предположения – еще не доказательство. А значит, пора их раздобыть.

На том и концентрируюсь…

Лично.

Итогом оказывается, как ни странно, здание прокуратуры…

Не особо радужное обстоятельство.

Выходящая с центрального входа девушка замечает меня почти сразу. Останавливается на полушаге, едва не падая со ступени, в последний момент вовремя находит равновесие. Смотрит на меня в упор, не мигая, с идеально прямой осанкой, будто железный стержень вместо позвоночника. Невысокая. Миниатюрная. С принципами. Если вспомнить наш с ней недавний разговор. Или же искусно прикидывается. С бабской лживостью я знаком прекрасно. Иногда настолько искусная, что нереально не поверить. Они сами себе верят в такие моменты. И меня обманывают. И себя. Настоящих редко встретишь. Хотя по части «настоящего» конкретно в этой – много чего есть. В том плане, что никаких накладных ресниц, нарисованных бровей и прочей х*рни, которой так увлекаются многие. И даже грудь скромненького второго размера. А вот бедра – покатые. Я помню, насколько тонкая ее талия, еще когда была прикрыта лишь блузой, сжатой широким поясом юбки, над которым – пятно с отпечатком детской ладошки чуть выше лопаток. Уверен почти на все сто, что именно эту ладошку она сейчас сжимает. Мальчик лет… пяти? Или меньше. Одетый в светло-коричневый комбинезон с медвежьими ушками. И явно расстроенный, вон как то и дело показательно всхлипывает, косясь на мать, которая совершенно этого не замечает. Зато уверенным жестом одной руки задвигает его себе за спину, пряча от моего взгляда.

Весьма показательно!

– Ну, ма-ам, ты обеща-ала. А обещания надо выполнять, сама говорила, – слышится от ребенка, но никакой реакции, конечно же, так и не получает. – И в Канаду я никакую не хочу, – добавляет недовольно в еще одной попытке привлечь внимание матери.

Но она же у него с принципами. Упрямая. И, похоже, собирается свалить от меня обратно в здание.

В самом деле испугалась?

– Туманова, ты что, так моими увольнениями сегодня впечатлилась, что сразу в прокуратуру жаловаться на меня пошла? – отпускаю комментарием с добродушной усмешкой.

Я выбираю верное направление беседы, потому что девушка явно колеблется. По итогу, выбирает путь наименьшего сопротивления. В смысле, на этот раз не бежит. Или нет…

– Макс, ты ведь помнишь, где дедушкин кабинет? – обращается к мальчику, но смотрит при этом все равно исключительно на меня.

Словно боится пропустить момент, когда я перестану изображать из себя простодушного дурачка и вцеплюсь ей в горло.

Не сказать, что такое желание меня не посещает…

Прямо сейчас.

– Помню, – шмыгает тот носом, выглядывая из-за ее спины и с интересом рассматривая меня. – Но не пойду, – добавляет угрюмо. – Ты меня на каток не ведешь, я не пойду к дедушке, – выставляет ультиматумом.

Вот теперь девушка оборачивается к нему.

– Это что, шантаж? – переспрашивает, словно не веря, что правильно все расслышала.

– А ты обещания не держишь! – звучит встречным обвинением.

– Ну, знаешь! – явно обескуражена она поведением сына.

– Ребенок правильно говорит, Туманова, – поддакиваю, кивая, пользуясь моментом, шагая им навстречу.

– Вас забыла спросить, – ожидаемо огрызается девушка, а следом снова обращается к сыну: – Макс, я тебя прошу, просто сделай, как я сказала, потом, так и быть, будет тебе каток, – сдается под гнетом обстоятельств.

Этого времени мне вполне хватает, чтобы сократить разделяющее нас расстояние. И раз уж девчонка к диалогу со мной не особо расположена…

– Значит, тебя зовут Макс? – обращаюсь к мальчику, протягивая ему руку. – А я – Игнат.

И если сперва на мой порыв он закрывается от меня, прячась за мать, то после второго озвученного имени выглядывает обратно.

– Игнат? – повторяет. – Моего папу тоже зовут Игнат.

Туманова едва слышно ругается себе под нос, глядя на меня теперь с откровенной опаской. Делаю вид, будто не замечаю.

– Максим Игнатович, значит?

– Вообще-то Олегович, – поправляет он меня. – Но…

Но тут отмирает его мать.

– И на этом нам пора, – перебивает ребенка. – Всего доброго, Игнат Алексеевич, – бросает непосредственно мне, а затем снова сыну: – Ты же хотел на каток? Поехали!

Будь ее воля, теперь бы точно свалила. Если не в здание прокуратуры, так в такси. И мне стоит больших усилий оставить свои конечности при себе, а не вцепиться, если не в горло, так хотя бы в руку, банально запихнув обоих на заднее сиденье, чтобы увезти, куда удобно уже мне самому.

– Да. Верно, – сосредотачиваюсь непосредственно на девушке. – В машину садись, – добавляю пока еще в предложении.

– Нет, – выдыхает она, отступая к дверям.

– Что, с ночевкой тут останешься? – делаю вид, словно меня не бесит ее реакция, пряча эмоции раздражения за новой добродушной усмешкой. – Или как ты себе представляешь все то, что будет дальше? – вопросительно выгибаю бровь.

Я, конечно, имею некоторый запас терпения.

Но не безграничный же.

Судя по тому, что она до сих пор не обвинила меня в сумасшествии на фоне преследования и не засыпала встречными вопросами о том, что я тут вообще забыл, то я всецело прав. Уже практически больше не сомневаюсь, новый анализ ДНК в скором времени это подтвердит. Вот и в голубых глазах отражается замученная обреченность и смирение.

– Мой отец областной прокурор, учти это, когда решишь что-то сделать, – предупреждает, наконец, сдаваясь.

Да мне пох*р, кто у тебя отец…

Но да ладно.

– Что, например? – отзываюсь беззаботно, разворачиваюсь и спускаюсь со ступеней. – Так говоришь, словно похитителя во мне увидела, – открываю заднюю левую дверцу и снова разворачиваюсь к ней лицом.

Она приближается медленно, будто через силу заставляет себя делать эти шаги. Я отсчитываю каждый. Сын, поймавший настроение своей матери, тоже притихает. Хотя в машину садится с улыбкой победителя, осматриваясь вокруг с восхищением. А вот Туманова замирает у дверцы.

– Выбор без выбора или похищение – иногда это одно и то же, – говорит тихо только для меня, прежде чем присоединяется к ребенку и сажает его к себе на колени, не забыв пристегнуться раньше.

Включаю радио.

– Пересядь. На переднее. Или придется тебе меня терпеть еще на полчаса или час дольше, если не поговорим сразу.

Настраиваю звук так, чтобы основная громкость шла к задним колонкам. Пока еще тихо.

– Значит, потерплю, – доносится от нее негромкое, но уверенное. – У тебя все равно нет детского кресла, – добавляет через паузу.

Она ж с принципами…

– Ну, извини, я как-то не в курсе был до настоящего момента, что оно мне пригодится, – отзываюсь справедливо. – Но ты продолжай в том же духе. Меня все устраивает, – «утешаю» следом.

Громкость так и не прибавляю. Наоборот, ее почти совсем не слышно, когда автомобиль трогается с места.

– Каток где?

– Парк «Семейный».

Больше ничего не говорит, сосредотачивает внимание на сыне, слегка расстегивает детский комбинезон и стаскивает с него шапочку, заботливо приглаживая темные волосики.

– Хочешь пить? – интересуется.

– Не, – отрицательно качает он головой. – Мам, а давай купим такую же машину? Красивая, – заканчивает с восхищением, трогая черную тканевую обивку переднего кресла с пассажирской стороны.

– И кто ее будет водить? – улыбается она, с интересом ожидая ответа. – У меня нет прав, я не могу. Ты – еще маленький для этого.

– Так я же вырасту, – справедливо замечает он.

– Вот когда вырастешь, заработаешь, тогда и купишь, и будешь ездить на такой. Она, знаешь, сколько стоит?

– Много, да? – грустно вздыхает мальчишка.

– Очень много, – согласно кивает его мать.

Ребенок ненадолго замолкает.

– Значит, вырасту, заработаю, куплю и буду тебя катать, куда захочешь, – выносит вердиктом по итогу.

– Договорились, – целует девушка его в щеку.

Я делаю вид, будто интересуюсь только дорогой – тем, что впереди, поглядываю в зеркала только при перестроении. Но и этого вполне хватает, чтоб каждая черта мальчишки впилась в разум, оставляя вместе с собой какое-то странно убогое чувство чего-то существенного, не поддающегося определению.

В самом деле похож на меня?

Если вспомнить все свои нелепые детские фотки, которые родители в свое время с особым фанатизмом развешивали по всему дому, то выходило, что да.

Цвет глаз такой же.

Оттенок волос.

Мимика.

А может я просто самого себя убеждаю?

Многие дети похожи. Друг на друга. На других взрослых.

Не все ж теперь мои…

Сходу.

Сама мысль – у меня есть сын.

Она…

Странная.

Чуждая.

Никак не приживается в моей голове…

Просто машина. Просто поездка. Просто два малознакомых мне человечка позади. Ничего экстраординарного, по сути.

Или за все эти годы я просто слишком тщательно и основательно разучил себя что-либо чувствовать?

И вряд ли сумею научиться обратному…

– Мам, а я в эту Канаду надолго уеду? И почему нельзя с тобой остаться? Я не хочу без тебя, – выдирает из мыслей очередной вопрос мальчишки.

Туманова косится на меня и не спешит отвечать так сразу. Лишь по прошествии минуты подает голос.

– Давай обсудим это после катка, дома? – предлагает.

– Значит, надолго, – грустно вздыхает ребенок.

– Это если твой отец даст разрешение. Насколько я помню, вывозить ребенка за границу без согласия второго родителя, запрещено, – встреваю в разговор.

Да, пока еще не ставлю ультиматумом. Просто напоминаю ей о вероятном будущем, которое может наступить.

– Мой папа работает в другом городе, поэтому пока я дедушка, – сообщает ребенок раньше, чем Туманова успевает его одернуть.

– Дедушка? – переспрашиваю. – Дедушка… Олег?

С областным прокурором тесно общаться мне не приходилось, так что его имя я вспомнить не смог бы в любом случае.

– Платонов Олег Сергеевич, – вставляет уже сама Туманова, глядя на меня при этом странно оценивающим взглядом.

Загорается красный сигнал светофора, и я останавливаю машину на перекрестке. Все ее переглядывания я игнорирую. Оборачиваюсь, обхватив рукой кресло.

– Знаешь, Макс, сдается мне, что твой папа уже не в другом городе работает, – сообщаю ему доверительным тоном, склонившись ближе.

Конечно, мальчишка тут же загорается надеждой и воодушевлением.

– А где? – интересуется, глядя на меня во все глаза.

– Не стоит говорить того, чего не знаешь, – предупреждающе вставляет девушка тут же.

Позу я не меняю. Лишь слегка – наклон головы.

– Но ты-то знаешь наверняка, – перевожу взгляд на нее, глядя прямо в глаза. – Вот и скажи.

Молчит. Тоже смотрит и молчит. А я зачем-то пытаюсь нарыть в своей памяти хоть что-нибудь, что сделает ее той, кого я могу узнать. Довольно сложное занятие, с учетом, что я к блондинкам в принципе предвзято отношусь. Не мой типаж. Хотя пухлые губы – это как раз по мне. Они у нее еще и довольно яркие, даже без косметики. То ли кусает постоянно, то ли сами по себе такие.

– Говори, Тая, – напоминаю скорее себе, нежели ей.

А то что-то не туда и совсем несвоевременно мои мысли, связанные с ее губами, понеслись…

На своем имени она вздрагивает и отворачивается.

– Даже если он сменил место работы, это еще ничего не значит. Не нужно давать ребенку надежду там, где ее, возможно, нет, – произносит совсем тихо дрожащим голосом.

– Надежду? – выгибаю бровь.

Сигнал светофора меняется. Позади начинают пиликать машины, и я возвращаю внимание к дороге.

– Завтра видно будет, – добавляю, не нуждаясь в ее ответе.

После анализа ДНК.

На х*р сантименты.

– Так папа опять не приедет? – грустно вопрошает ребенок.

На этот раз молчу. Пусть сама выкручивается.

Хотя…

– А это уже от твоей мамы зависит, Макс.

И прям чувствую, как мне в затылок ввинчивается ее полный гнева взор. И последующий ответ несет в себе тот же отпечаток эмоций.

– Видишь ли, Макс, даже если твой папа приедет к нам, это не значит, что он сможет здесь задержаться.

– А что так? Он у вас летчик-испытатель что ли? – не удерживаюсь от насмешки. – Откуда столько сложностей?

До места назначения остается не так уж и много, и я ловлю себя на мысли, что сбавляю скорость до минимума. Фактически плетусь в веренице других машин. И все чаще поглядываю назад, на двух своих пассажиров, а не на дорогу.

– Ага, выездной травматолог, – язвит одна из них.

– Какая интересная профессия, – улыбаюсь снисходительно ей в ответ. – А познакомились вы с ним… где? В полевой реанимационной палатке?

– Как догадался?

– По анамнезу. У кое-кого тут явно проблемы с памятью. Возможно, была травма головы. Или иное невменяемое состояние.

– Точно, – криво усмехается она. – Лечение, как видишь, вышло что надо. С последующей амнезией. У врача.

Звучит, как обвинение…

И заставляет задуматься.

Игра слов – это, конечно, занятно, однако, если в итоге чувствуешь себя проигравшим, ощущение довольно мерзкое.

А я не из тех, кто привык к такому…

– Но ты же говорила, что вы на танцах познакомились? – разоблачает мать ее сын. – И что он тебя от плохих дядей спас.

Это что, еще одна ее сказка для ребенка?

– Так и есть. Но их же трое было, а папа совсем один. Поэтому он немного пострадал, – уже откровенно устало отвечает Туманова.

Да и до нужной точки назначения мы доехали. Остается лишь найти место для стоянки.

– Не хило вы так вылечились, в таком случае, – замечаю встречно, заворачивая между рядов припаркованных авто.

Девушка поджимает губы в недовольстве, но больше ничего не говорит, принимается одевать сына. Еще несколько минут и все готовы к тому, чтобы отправиться на каток. Я выхожу из машины первым. Следом за мной появляется Туманова, помогает выйти сыну и поспешно отходит от машины. Меня не дожидаются, беря направление в сторону входа парка. Вот только не доходят. Где-то сбоку слышится собачье рычание, лай и последующий скулеж.

– Макс, нет! – все, что успевает выкрикнуть девушка, а мальчишка со словами «там песика обижают» уже срывается с места и бежит в сторону звуков.

Бл*дство…

Беспризорные шавки могут быть очень даже опасными. Особенно, если их много, они напуганы и голодны или делят что-либо между собой. В общем, как некоторые слои человеческого общества, с которыми мне приходилось сталкиваться довольно часто, так что ничего нового я, поспешив за матерью с сыном, не увидел. Стая из нескольких кобелей кидаются на одного грязно-белого молодого пса, который уже почти и не сопротивляется, лежа на грязном снегу. Именно к нему и бежит ребенок, фактически накрывая того собой по итогу.

– Макс! – снова кричит Тая, бросаясь за ним.

Ловлю и отталкиваю ее в последний момент. Упускаю из вида, куда она приземляется, сосредотачиваюсь на глупой выходке мальчишки, не до нее сейчас, да и без разницы, если честно.

– Выстрели! – слышится полный отчаяния голос девушки. – Напугай их! Выстрели!

Самый легкий способ. Да и огнестрел при себе. Привычка. Но до него не доходит. Хватает и собственных сил, чтобы отогнать собак. Те, разумеется, не прекращают гавкать, прикрывая им свое трусливое отступление, но все же скрываются с глаз долой, когда я поднимаю мальчишку.

Обошлось…

– Господи, Максим, ты с ума сошел? – вскоре оказывается рядом с сыном мать, сжимая того в крепких объятиях. – Ты зачем это сделал? Ты же пострадать мог! – требует ответа, чуть отстраняясь, и легонько встряхивает мальчишку. – Я тебе сколько раз говорила, что от бродячих собак нужно держаться как можно дальше? Почему ты такой непослушный, а? – почти шепчет под конец, снова сжимая в объятиях.

– Но они же делали больно, – произносит ребенок в оправдание, не понимая, почему его ругают за вроде как хороший поступок.

– Да. Больно, – отвечает девушка срывающимся от волнения голосом и слезами на глазах. – Но это не повод, чтобы бросаться в толпу озлобленных животных, Максим! А если бы они тебя ранили? То больно было бы уже тебе! А еще мне! За тебя! Нельзя же так! – снова крепко прижимает к себе.

Я остаюсь в стороне ровно до этих слов. Слишком уж ярко накатывает глухое раздражение.

– Не учи его быть трусом и бояться за свою шкуру, только потому, что так мамочка велела и ей страшно жить, – морщусь брезгливо, опускаюсь перед Максом на корточки. – Но! – переключаюсь на него. – В чем-то она права. Ты подумал о том, как справишься с ситуацией, прежде чем пустился геройствовать? У тебя хватило бы сил? Если не знаешь наверняка, сперва научись, уже потом что-то делай.

– А я учусь, – пристыженно говорит Максим. – Я уже много месяцев занимаюсь каратэ, – поясняет гордо.

– Вас на каратэ учат падать ничком и притворяться трупом? – хмыкаю скептически.

– Нет, – обратно сникает мальчишка. – Но собачке же нужно было помочь, – приводит свой старый аргумент. – Я помог. Я не трус.

– Никто и не говорит, что ты трус. Но смелый падающий ничком труп – все равно труп. А это уже проявление не героизма, а глупости. Согласен? – выпрямляюсь.

– Ладно, – кивает и хитро улыбается. – В следующий раз тебя позову, – отворачивается от нас с его матерью и к пострадавшей собаке обратно направляется.

М-да уж…

Вот и в ответном взоре девушки явно та же реакция.

– Спасибо, – все же благодарит она меня едва слышно, поднимаясь обратно на ноги. – И за помощь, и за объяснения.

Кажется, хочет добавить еще что-то, но в итоге под предлогом помощи сыну сбегает из моего общества. Пострадавшая псина все еще лежит, не поднимается, зато все ладони мальчишке, кажется, вылизать успевает за это время. Можно подумать, только недобитого кобеля мне в моей жизни и «не хватает» ко всему прочему…