Незнакомец из-за моря

Глава первая

В начале мая Англии достигли потрясающие новости. Войска Британии и Португалии не только прорвались за тесные границы укреплений, воздвигнутых вокруг Лиссабона, но после серии маневров и контрманевров, перемежающихся самыми кровопролитными сражениями этой войны, полностью вытеснили французов с португальской земли. Массена, один из величайших французских генералов, командовавший крупнейшей армией, когда-либо доверенной Наполеоном одному из своих заместителей, потерпел сокрушительное поражение. За четыре недели англичане смогли продвинуться на триста миль, потеряв всего четыре тысячи человек против двадцати пяти тысяч у противника. С характерной для него сухостью лорд Веллингтон объявил португальцам, что беспощадный враг бежал через Агеду и жители страны могут вернуться в свои дома.

Критики наконец затихли. Даже самые ожесточенные виги, что так долго предрекали крах и разгром и кричали о недисциплинированности и некомпетентности, изменили свои взгляды. Обе палаты парламента выразили признательность за проведенную кампанию, и никогда прежде ораторы не были более единодушны. Как писал Россу Каннинг: «Но поменяй Принни свое мнение (и отношение), все пошло бы коту под хвост».

Некоторые противники, такие, например, как преподобный доктор Холс из Труро, предсказывали, что теперь уж Наполеон возьмет кампанию в свои руки и сметет «джонни» обратно в море, но ничто не могло помешать подъему национальной гордости и оптимизма. Проклинаемый всеми генерал Веллингтон внезапно стал фигурой международного масштаба.

Привычка радоваться делам, совершенно его не касающимся, не была присуща натуре сэра Джорджа Уорлеггана. Однако, проезжая в почтовой карете по Хай-Кросс, он ощутил, как и его собственная душа вспыхивает искрами при виде танцующих языков пламени праздничного костра. Остановившись у Большого дома, он быстро поднялся по ступенькам. В дверях его встретил лакей в парике.

Сейчас Джордж как никогда скучал по Элизабет — все еще скучал по прошествии стольких лет. Недавно один новоиспеченный вдовец, каким некогда случилось быть и самому Джорджу, сказал в его присутствии: «Что толку от имущества, если владеешь им в одиночестве». И Джордж полностью познал эту горькую истину. Невозможно было скрывать счастливый поворот судьбы, постигший его теперь, после двух месяцев серьезных треволнений. Тем не менее, его мать, Валентин и маленькая Урсула находились в Кардью. Матери в любом случае нездоровилось, к тому же у нее отсутствовала всякая деловая жилка — порой некоторые даже задавались вопросом, как ей удалось воспитать Джорджа, — Валентин же был слишком молод, а еще замкнут, язвителен и невыносим, чтобы разделить с ним страхи и облегчение.

Изысканная и утонченная красавица, в которой Джордж так нуждался, одиннадцать лет назад умерла при родах и теперь обратилась лишь в горстку праха и кучку костей. Несмотря на весь свой аристократизм, Элизабет сумела бы разделить его чувства. Они насладились бы этим вместе. Однажды, думал он, и ожидание, быть может, окажется не столь долгим, даст бог, он встретит женщину, которой сможет доверять. Он не видел Харриет Картер со времен званого вечера у Гордонов. Он не имел права искать её руки, когда мог предложить ей в качестве свадебного подарка лишь свое вероятное банкротство. Единственным человеком одной с ним плоти и крови — если можно приписывать ему наличие подобных субстанций — в этом доме оставался лишь старик Кэрри. И уж ему-то, без сомнения, лучше прочих удалось бы постичь причину удовлетворенности Джорджа. Но без всяких эмоций. Разговор больше напоминал бы беседу с бухгалтерской книгой.

Войдя в гостиную, Джордж протянул руки к камину. Мысль отправиться на поиски дяди не приносила удовольствия. Он потянул за колокольчик.

— Сэр?

— Принеси мне бренди. 1801 года. Наполовину пустой графин найдешь в моем кабинете. И, Бейкер, спроси моего дядю, не будет ли он столь любезен явиться сюда. Если он уже отошел ко сну, попроси его спуститься.

— Слушаюсь, сэр.

В ожидании Джордж с наслаждением расправил плечи. Даже с введением платных дорог долгая езда в почтовой карете продолжала оставаться испытанием. Бренди принес другой лакей. В комнатах для слуг знали: искать утешения в хозяйском алкоголе — плохая идея, сэр Джордж всегда помнил уровень жидкости в графине и точное количество бутылок в погребе.

Джордж взял бокал и сделал глоток. Шаркая, вошел Кэрри. Он еще не спал, но его черный шерстяной сюртук отлично сошел бы за халат.

— Итак, ты вернулся. Давно пора, — фыркнул дядя. – Ты шлялся где-то четыре дня. За четыре дня мы потеряли шесть тысяч. В среду чуть не началась паника. Фермеры и прочий сброд съезжаются на ярмарку. Остатки твоей собственности на севере придется продать, даже по бросовой цене.

— Не было никакой паники, — поправил его Джордж. – Стабильный отток. Утрата доверия и ничего больше. Все банки нынче переживают суровые времена.

— Мы переживаем их из-за твоей глупости! Чтоб ты знал, на прошлой неделе клиенты раз за разом отказывались от наших векселей и требовали золото! А лавочники… Должен поставить тебя в известность, что лавочники этого города предпочитают векселя Банка Корнуолла!

— Теперь этому настанет конец.

— Слышал я кое-что. — Кэрри дергал длинным носом. — Оправдания, которые придумали местные лавочники — они утверждают, будто у них нет сдачи, чтобы не сдавать серебро и медь с наших векселей! Теперь этому настанет конец? О чем это ты?

— Последние три ночи я провел с сэром Хамфри Уильямсом, — сказал Джордж, – у него дома в Солтэше. Он старший партнер Банка Корнуолла и Дэвона в Плимуте, а кроме того — человек, обладающий большим влиянием. Мы пришли к соглашению.

— Мне известно, кто такой Хамфри Уильямс. — Кэрри замолк, комкая рукой подол своего одеяния. Казалось, еще чуть-чуть, и можно было бы расслышать, как в голове его вращаются шестеренки. – К какому соглашению?

— Мы станем партнерами. Свободное, но обязывающее партнерство, в котором один гарантирует другому свою поддержку. Разумеется, до определенного предела, хотя распространяться об этом не стоит.

— Сколько?

— Для начала – двадцать тысяч фунтов.

— Как мы можем гарантировать подобное в нынешнем положении?

— Её частично покроют, как ты изволил выразиться, остатки моего северного имущества. Ты советовал мне избавиться от него, я так и сделал. Продал все до последнего! Ты доволен? Позволь тебе налить.

Кэрри отмахнулся от предложения, словно от назойливого комара.

— Но чтобы как-то повлиять на мнение обывателей…

— О чем-то стоит объявить публично. Разумеется. В том и есть весь смысл соглашения. Подобное заявление немедленно восстановит доверие. Банк Дэвона и Корнуолла хорошо известен даже здесь, в западной части графства.

Оба умолкли. Подойдя к окну, Джордж выглянул на улицу. Огней праздничного костра отсюда было не видно, однако на колокольне церкви Святой Марии плясали блики мерцающего света.

— И что они получат? – спросил Кэрри.

— Сэр Хамфри всегда мечтал о расширении сферы своих интересов. Постоянные взаимоотношения с нами позволят его банку увеличить влияние, охватив большую часть Корнуолла.

С улицы раздался взрыв смеха.

— Как считаешь, мы выиграли войну? — спросил Кэрри. — Их по-прежнему в двадцать раз больше. Я поставил бы на то, что они снова нас погонят, да лелею теперь некоторые надежды на счет этого Уэлсли.

— Веллингтона.

— Уэлсли. Он начинал с этим именем. Итак, теперь ты наконец избавился от всех этих безумных инвестиций.

— Уверен, что пожалею об этом. Даже эта война не может тянуться вечно. В долгосрочной перспективе они принесли бы большую прибыль. Но теперь наши позиции в безопасности. Доверие будет восстановлено в полном объеме.

Кэрри поскреб голову под домашней шапочкой.

— Полагаю, ты ждешь моего одобрения. Но я страдаю подозрительностью. И подозреваю, что эти люди будут вмешиваться в наши дела.

— Не будут. Это оговорено. У каждого из нас свой путь, кроме оговоренных гарантий. — Джордж во второй раз наполнил свой бокал бренди. Первый уже согревал его сердце и желудок. Тепло очага расслабляюще ласкало спину. – Кое о чем мы еще не договорились. О смене названия.

— Что?!

Сделав осторожный глоток, Джордж потер подбородок и выглянул в окно, а затем сгорбился и развернулся.

— Это еще не решено. Сэр Хамфри предложил… Ввиду того, что собственное его имя не отражено в названии банка, и учитывая его известность в графстве... и здесь мне нечего возразить... он предложил нам назваться «Уорлегган и Уильямс».

Кэрри тут же засопел.

— Боже, Джордж. Да если бы твой отец был жив!

— Но его нет, дядя. И я не думаю, что в исключительных обстоятельствах он стал бы сильно упираться. Было время, и тебе не стоит об этом забывать, когда нам следовало бы считать подобное честью. Имя Уильямса рядом с нашим!

— Ты знаешь, как он относился к нашему имени! Отлично знаешь, Джордж! Мне казалось, что ты относишься к нему так же! Всегда такой гордый, такой уверенный, что имя Уорлегганов стоит уважать – о да, и бояться!

— Заметь, — сказал Джордж, — я не предлагаю от него отказаться. Я предлагаю лишь связать с ним еще одно – и какое, в конце концов. Наше имя должно быть первым… Вне зависимости от всех неосмотрительных инвестиций, которые я, возможно, некогда сделал, пришла пора объединиться. Времена маленьких банков канули в прошлое. В этом году Корнуолл постигло по меньшей мере четыре банкротства: Робинсон в Фоуи, капитан Кудлипп в Лонсестоне…

— Мелкая рыбешка! – прорычал Кэрри. – Мелюзга! Мы мелкими не были — не настолько. Но из-за твоих грубых ошибок… К тому же… Следовало бы посоветоваться со мной. Нужно было спросить совета у меня, прежде чем проводить подобные комбинации!

— Ты рассуждаешь о нашем имени, — сказал Джордж. — Но кому его носить? Тебе семьдесят один. Мне вот-вот стукнет пятьдесят два. Есть только Валентин. Возможно, через пять лет он захочет войти в дело, но пока я не вижу ни малейших признаков подобного желания. Я действительно не уверен, что его характер хоть когда-то позволит ему взять бразды правления. Я часто призывал его к дисциплине. На самом деле, я возлагаю больше надежд на малышку Урсулу, но она не будет всю жизнь носить фамилию Уорлегган. Мы не обучили никого, способного взять на себя ответственность — и это был наш собственный выбор, ведь мы никогда не желали делегировать полномочия, но сейчас нам нужна новая кровь. Эта связь, этот договор — первый шаг.

Кэрри кашлянул и сплюнул в огонь. Шипящая слюна пузырилась на решетке.

— Я простудился, — пробормотал он. — Постоянно простужаюсь. Прямо как твой отец.

— Тебе стоит больше отдыхать и двигаться. Устраивать себе побольше выходных.

— Кому нужны выходные? — раздраженно заявил Кэрри. — Отдохну после смерти, скорое пришествие которой ты столь уверенно предсказываешь. Тогда имя Уорлегганов может катиться к дьяволу, мне плевать!

— Возможно, так и будет, — пробормотал Джордж себе под нос.

— А? Что-что?

— Какие бы чувства тебя сейчас ни обуревали, дядя, я уверен, ты свыкнешься с мыслью о подобном союзе. Уверяю, это не только уменьшит тревожные настроения в графстве, но и обеспечит нам огромную свободу пользоваться собственными деньгами без угрозы, маячащей за нашими спинами. Заметил ли ты, что Банк Корнуолла пытается раздувать незначительное пламя волнений? Потому что я, кажется, заметил!

— Он, вне всякого сомнения, не сделал ничего, чтобы нам помочь. Если учесть сотрудничество с твоим другом Полдарком, я этому не удивлен.

Джордж налил себе еще полбокала. Он никогда не видел ничего хорошего в том, чтобы переусердствовать с алкоголем, даже по случаю такого праздника. А это действительно был праздник. Он словно выбрался из темного зловещего коридора, что бы там ни говорил Кэрри. Трагически потерянных денег не вернуть. Но он может начать строить все заново. И стоило только взглянуть на принадлежащие ему промышленные и торговые предприятия графства, чтобы понять — они надежны, уж точно процентов на девяносто, а их перспективы весьма высоки. В течение последних жутких месяцев, он часто и столь же искренне, как и Кэрри, задавался вопросом — какой дьявол заставил его столь глубоко увязнуть в делах, ему совершенно не понятных, и почему со всем имевшимся у него тогда состоянием он не позволил леди Харриет принять или отклонить его брачное предложение.

Теперь его тылы защищены, и он может начать возрождение.

В глубине сознания Джорджа болезненно шевелились какие-то замечания, брошенные Кэрри, какие-то оброненные им слова – крошечный червячок сомнений, едва ли заслуживающий внимания, но отнюдь не оставшийся незамеченным. И он определил источник.

— Жаль, — бросил он.

— Чего?

— Я продал акции Уил-Лежер Джону Тренеглосу за четыреста фунтов. Я придержал бы их, будь обстоятельства менее напряженными.

— Тебе от них не было никакого проку, — язвительно бросил Кэрри. — Кто еще мог дать столько за заброшенную шахту?

Джордж допил свой стакан.

— Давай, дядя. Последний бокал перед сном.

— Ох, хорошо, если ты так настаиваешь. Но должен предупредить, это вызывает у меня изжогу.

— Четыреста фунтов за дырку в земле. Сомневаюсь, что там найдется что-нибудь еще. Но это же рядом с собственностью Полдарка, и я слышал, дела на Уил-Грейс обстоят не очень хорошо. Подозреваю, за Тренеглосом стоит Полдарк. Я предпочел бы помешать его деятельности.II

Письмо от капитана 43-го Монмутширского пехотного полка Джеффри Чарльза Полдарка капитану Россу Полдарку, Нампара, Корнуолл.

Под Альмейдой, 18 апреля 1811 года

Дорогой дядя Росс!

Лишь во время передышки, когда мы бок о бок стояли под пулями на туманном склоне Буссако, мне в голову пришла мысль, что ты мне совсем не дядя, а кузен или, полагаю, если быть совершенно точным, двоюродный дядя.

Тем не менее, прежде ты был мне дядей, а потому дядей должен остаться.

Помнишь ли ты то сентябрьское утро после атаки? Когда ты бросился в атаку, жаля врага пулями, словно мальчишка перепрыгивая через камни и мертвых французов, стреляя и пронзая противника наравне с лучшими. Подобное неповиновение приказу, как мне кажется, фактически можно было бы приравнять к мятежу. Повезло, что удалось достать тебе полковой мундир — хотя сидел он туго, и, как я обнаружил позже, разошелся по швам на плечах. В противном случае ты рисковал получить пулю в спину от кого-нибудь из наших разгоряченных парней! В тот день я подумал: «В этой битве сражаются два кузена, два Полдарка, и будь я проклят, если знаю, от кого дух захватывает больше». Убивать и самому быть убитым — дело довольно грязное, но мне кажется, в тот день на нас снизошло в некотором роде вдохновение!

Я перечитываю твое письмо из Лондона. Счастлив, что ты благополучно добрался до дома. Мне стыдно, что я не удосужился написать ответ. Для всех нас эта зима выдалась тяжелой, многие из лучших офицеров больны или ранены, некоторые же из худших выпрашивали — и получали! — отставку, чтобы вернуться домой. Временное бездействие и болезнь оказались одинаково утомительны, но с начала марта мы шли в наступление и сражались, шли в наступление и сражались. И так день за днем, блестяще и ожесточенно.

Увы, время это нельзя назвать счастливым, ибо наши непрекращающиеся победы были отравлены ужасами, поджидающими нас в отвоеванных деревнях и городах. Знаешь ли, кузен — ради разнообразия, пожалуй, назову тебя так... Так вот, знаешь ли, кузен, прежде я считал, что сражаюсь со свирепым, но храбрым и благородным врагом? Я столкнулся с многочисленными примерами уважения и дружбы между французами и англичанами.

Зачастую было трудно помешать сближению между простыми солдатами до и после битвы. Они словно бойцы на ринге. Как только драка заканчивается… И генералы ничуть не отличаются. Сульт, который воздвиг Муру памятник в Корунье, наглядный тому пример. Но здесь, в отношении к португальцам... Мы шли, маршировали, ехали, а мимо нас тянулись мили покойницких, гниющих трупов, изнасилованных и замученных женщин, детей, повешенных вниз головой, оскверненных церквей, искалеченных священников, мужчин с выколотыми глазами… Это изменило мое мнение. Может ли простая война превратиться в возмездие? Для португальцев — вне всякого сомнения.

Теперь мы встали лагерем под Альмейдой. Там оставили гарнизон французы, и дьявольской работенкой будет выкурить их оттуда. Как ты наверняка отметишь, я снова вернулся на ту реку, где потерял кусок челюстной кости. Я пережил эту зиму, но удача от меня отвернулась. Я потерял своего хорошего друга Сандерса. И Партриджа. Ядро оторвало ему голову вскоре после того, как мы покончили с завтраком. Ты встречал обоих, так что должен помнить. Партридж — это длинноволосый блондин.

Кстати, ваше военное ведомство смягчило свое отношение к повышениям и удостоило Гектора МакНила чести быть произведенным в очередное звание! После твоего отъезда я неоднократно встречался с ним. Достойный уважения человек, однако голова его полна рассказов о скверных старых днях, когда каждый житель Корнуолла — по его мнению — был контрабандистом.

Выражаю глубочайшую свою любовь тете Демельзе, Джереми, Клоуэнс и Изабелле-Роуз, Дрейку, Морвенне, Сэму, Заки Мартину, Бену Картеру, Джеки Хоблину, Джуду и Пруди Пэйнтерам — коль они еще живы — и всем прочим твоим друзьям, которые, как тебе кажется, могли бы помнить меня, и которым я могу быть представлен.

Я тоже мог бы получить отпуск, если бы просил. Но я не стал — отчасти потому, что, как я считаю, война на полуострове входит в победную фазу, отчасти потому, что воссоединение (что за библейское слово!), иначе сказать возвращение, мне кажется неуместным. Я знаю, что многие друзья были бы мне рады, но с учетом моих обязательств, это все еще не настоящее воссоединение.

Возможно, со временем все изменится.

Как прежде, твой любящий племянник, (кузен — двоюродный племянник?)

Джеффри Чарльз

Объявление в «Королевской газете Корнуолла» от 18 мая 1811 года.

«Банк Уорлеггана уведомляет о начале сотрудничества с банком Плимута, Солтэша, Бодмина и Лискерда в Корнуолле и Дэвоне, начиная со следующего понедельника, 20 мая 1811 года.

Эти изменения ни в коей мере не затрагивают активы и векселя Банка Уорлеггана, Труро, а призваны лишь еще лучше защитить интересы клиентов, а также расширить возможности банка. С этого времени Банк Уорлеггана будет называться Банк Уорлеггана & Уильямса. Партнерами выступят сэр Джордж Уорлегган, сэр Хамфри Уильямс, мистер Кэрри Уорлегган и мистер Руперт Крофт.

Письмо лорда Эдварда Фитцмориса мисс Клоуэнс Полдарк, 16 июня 1811 года.

Дорогая мисс Полдарк!

Рискну написать Вам снова, убедив себя в том, что мое первое письмо, быть может, затерялось в дороге, возобновить, пусть лишь насколько то позволяют формальности письма, нашу февральскую дружбу и сказать, что я искренне надеюсь на Ваше благополучное возвращение домой. Верю, там Вы сумели насладиться всеми разнообразнейшими прелестями, что предлагают нам весна и лето. Корнуолл так далеко отсюда, и хоть на западе я чувствую себя местным жителем, мне никогда не доводилось бывать в вашем округе, лишь однажды я добирался до Эксетера.

Вместе с этой запиской или вскоре за ней последует письмо от моей тетушки с приглашением провести конец июля с нами в Бовуде. Это семейный обычай (и я до сих пор охотно ему следую) — большую часть сезона провести в Лондоне, затем пару недель в Уилтшире, а затем отправиться в наш шотландский домик, чтобы поохотиться на глухаря. А это значит, нас ждут прекрасные дни в Бовуде, где соберется большая часть моей семьи, и мы с тетушкой были бы очень рады увидеть там Вас. И хоть это далековато от Корнуолла, путь не длиннее половины дороги в Лондон. Надеюсь, нам удастся убедить Вас, что путешествие того стоит.

Разумеется, письмо тетушки будет адресовано Вашей матушке, а, кроме того, будет содержать приглашение и для неё, чтобы Вы не чувствовали себя неловко без сопровождения.

Поверьте, дорогая мисс Полдарк, ваш приезд доставил бы нам огромное удовольствие.

С искренним уважением,

Эдвард Петти-Фитцморис

Глава вторая

В последнюю пятницу мая Джереми поделился с матерью своей идеей навестить мисс Тревэнион.

— Ты получал от неё вести? — спросила Демельза.

— Нет.

— Ты писал ей?

— Однажды. И не дождался ответа.

Демельза взглянула на своего рослого сына. Глаза юноши были пусты. Так пуст бывает взгляд молодых людей, попавших в неприятности.

— Твоему отцу не понравилось письмо миссис Беттсворт.

— Знаю. Но выждал два месяца. Думаю, у меня есть право их навестить.

— Конечно. Мне сообщить отцу?

— Когда я уеду.

— Не думаю, что он будет против.

— Следует ли подождать два месяца? — спросил Джереми.

— Нет, — криво улыбнулась Демельза.

Они направились к конюшне.

— Когда-то у тебя была лошадь по имени Каэрхейс, — произнес Джереми. — Это было до моего рождения?

— Да, еще до того, как в нашей семье появился достаток. Мы продали ее, когда нуждались в деньгах.

— Откуда у нее такое имя? В то время ты была знакома с Тревэнионами?

— По-моему, у нее уже было это имя, когда мы ее купили. Спроси лучше у отца.

— Как-нибудь. — Джереми стал седлать лучшего чалого коня по кличке Колли (краткое от Коллингвуд). Его купили для охоты, но с годами Джереми стал питать отвращение к этому развлечению, и теперь главным образом скакал галопом по вересковым пустошам. Демельза заметила, как принарядился Джереми, — таким она его еще не видела.

— Джереми.

— Да?

Она помогла затянуть подпругу.

— Знаю, ты ужасно расстроился, и я ничем не могу тебе помочь. Это так меня огорчает. Я даже не могу дать тебе совет.

— Никто не может.

— Да ты его и не примешь. Верно. Нет смысла старикам говорить молодым, особенно своим детям, что они и сами через это прошли. Такое не берется в расчет. Это отражает лишь собственные переживания, ревность или потрясения. Все мы рождены одинаковыми, но при этом каждый из нас уникален, и все мы страдаем.

Джереми похлопал ее по руке.

— Но есть кое-что важное, — добавила Демельза. — Никогда не забывай, что ты Полдарк.

Колли стал проявлять нетерпение в предвкушении прогулки. Джереми похлопал его по морде.

— Маловероятно, что я об этом забуду.

— Я имею в виду... — Демельза помедлила. — Семью твоего отца, а не мою. Меня огорчит, если шахтерское происхождение будет вставлять тебе палки в колеса.

Что ж, наконец-то она это произнесла.

Джереми выглянул из конюшни, в его глазах ничего не отражалось.

— Ты время от времени берешь меня в церковь. Мы ведь ходим туда всей семьей несколько раз в год.

— И?

— Говорят: чти отца и мать. Эту заповедь я исполняю. Понимаешь? Не беспокойся. Я исполняю всю заповедь, а не половину. В этом нет ничего такого. Если кто-то научит меня иному, то точно не ты.

— Я лишь...

— Я прекрасно знаю, о чем ты говоришь. А теперь, мама, занимайся своими делами, а я займусь своими. Никакая девушка...

Он запнулся.

— Это может быть не она. А ее родители.

Джереми взглянул на мать и язвительно улыбнулся.

— Это мы посмотрим.

Замок купался в море колокольчиков. А над ними трепетало кружево молодых буковых и березовых листьев. В бухте мерцало прозрачное море.

Джереми впустил престарелый лакей, как будто вечно носивший мятые чулки.

— Пойду погляжу, сэр. Не знаю точно, где сейчас мисс Кьюби, сэр. Покорнейше прошу садиться, сэр.

Джереми не принял приглашения. Вместо этого он прошелся по большой и высокой гостиной, где в марте они музицировали. Клавесин Клеменс открыт, на нем лежало несколько листов с нотами. У камина стояли туфли, а пламя никак не желало умирать и пускало тонкие дымные спирали. К стене прислонились четыре ружья. На диване лежали две развернутые лондонские газеты: «Таймс» и «Морнинг пост». Со стен рассеянно взирали портреты предков Тревэнионов.

После долгого ожидания дверь открылась, и у ног Джереми с лаем запрыгали два спаниеля.

— Дорогой мой Полдарк! — Это был майор Джон Тревэнион, его плотно сжатые губы растянулись в приветствии. — Как хорошо, что вы пришли. Как поживаете? Вокруг свирепствуют болезни. Прошу, проходите сюда. Здесь куда удобнее.

Он повел его в кабинет — комнату поменьше размером и более светлую, с видом на пустошь. Как обычно, там был приличный беспорядок. В уголке у камина сидела за вышивкой миссис Беттсворт. Она улыбнулась такими же плотно стиснутыми губами, как у сына, и оторвалась от работы, чтобы протянуть руку, над которой склонился Джереми.

Они поболтали о погоде, инфлюэнце, нехватке лошадей из-за войны, о том, как трудно найти приличных каменщиков для строительства замка, о приближающихся в Бодмине скачках — о них майор, похоже, был весьма осведомлен. Это поле битвы было Джереми не по нраву. По правде говоря, худшее из возможных, но он не позволил себя заболтать или сбить с толку.

— Вообще-то я приехал навестить мисс Кьюби, — неожиданно произнес он. — Прошло уже больше двух месяцев с нашей последней встречи.

После короткой паузы Тревэнион ответил:

— Кьюби в добром здравии, но сейчас ее нет дома. Она навещает кузенов в Трегони. Но я скажу ей, что вы заходили. Я передам ей... э-э-э... ваше сообщение, если хотите.

— Скажите ей, я разочарован тем, что на Пасху ей не позволили навестить мою семью на северном побережье.

— Не позволили? — Майор Тревэнион уставился на мать налитыми кровью глазами, но она не обратила на него ни малейшего внимания. — Думаю, у нее были другие обязательства. Разве не так? Что ж, мне очень жаль, Полдарк. Нам всем жаль. Сказать по правде, матушка воспитывает всех детей в строгости и не позволяет им свободу, которую жаждут получить многие современные девушки.

— Может быть, она получит немного свободы, чтобы приехать в другой раз? Например, с Огастесом?

— Огастес в Лондоне, — сказал майор Тревэнион. — Он получил должность в Казначействе, где, как мне кажется, его дарования раскроются в полной мере. Он пишет занятные письма.

— Мистер Полдарк, — вмешалась миссис Беттсворт, — будьте добры, передайте мне тот зеленый шелк.

Джереми поспешил выполнить просьбу.

— Он пишет занятные письма, — продолжил майор Тревэнион и засмеялся, не успев рассказать шутку. — Говорит, что ехал в наемной карете, где на полу вместо ковра лежала солома. Ходил на службу в Вестминстерское аббатство, и там помимо него присутствовал лишь один прихожанин. А в лавках, по его словам, полно оскорбительных карикатур на любых известных персон. Французов, англичан, американцев...

Ненадолго повисла тишина.

— Надеюсь, мисс Клеменс в добром здравии? — спросил Джереми.

— Да, благодарю вас. На прошлой неделе мы вместе ездили в Ньютон-Эббот, моя кобыла Роузленд выиграла там приз королевы Шарлотты... На обратном пути дороги вокруг Плимута заполонили солдаты — и пешие, и в экипажах, они направлялись на корабли. Подкрепления для Португалии и Индии. Слава Богу, война стала менять направление к лучшему, давно пора.

— Несомненно, — согласился Джереми.

— Представляете, из-за этой бесконечной войны стало так трудно найти людей, что приходится платить тридцать фунтов в год даже самому паршивому лакею. Даже женщины стали просить больше. Я плачу кухарке тринадцать фунтов в год. Как справляется ваш отец?

— По правде говоря, — ответил Джереми, — я не интересовался этими вопросами. Большинство слуг работают у нас очень давно. У нас нет лакеев, в основном женщины, которые помогают моей матушке, и еще двое слуг выполняют разную работу по дому.

— И сколько акров составляет ваше поместье?

— Кажется, около сотни.

— У нас тысяча, и половина обрабатывается. А еще есть около пяти сотен акров на полуострове Роузленд, довольно плодородная земля. Но разумеется, больше всего меня волнуют пятьсот акров вокруг замка. Они закрыты от ветров, и здесь можно выращивать редкие кустарники. Если бы у меня было время, я бы вам их показал.

— Мисс Кьюби показывала некоторые, когда я был здесь в последний раз.

— Вот как? Ах да.

Миссис Беттсворт подняла голову.

— Надеюсь, вы простите нас, что мы не приглашаем вас к обеду, мистер Полдарк. Вы же понимаете, когда в доме осталось так мало членов семьи, нам нужно совсем мало, и для кухарки будет довольно затруднительно изменить меню в такой поздний час.

Джереми поднялся.

— Разумеется. Я понимаю. — Он посмотрел на хозяев. — Хотя, пожалуй, не вполне понимаю. Прошу меня простить. Я вырос в семье, где привыкли выражаться прямо. И в результате не могу оценить любезность, которая маскирует неодобрение. Я бы предпочел прямое объяснение причин этого неодобрения, нежели скрывающие его бессмысленные слова. Миссис Беттсворт... Майор Тревэнион... Всего вам хорошего.

Он поклонился и шагнул к двери. Его рука на дверной ручке дрожала от гнева.

— Подождите, Полдарк. — Джон Тревэнион отпихнул спаниеля, суетящегося у его ног. — Матушка, собакам нужно прогуляться. Я провожу мистера Полдарка к лошади.

— Разумеется, — сказала она и на мгновение застыла с иголкой в руках. — Хорошего вам дня, мистер Полдарк.

Джереми не замечал ничего вокруг, шагая по холлу и крыльцу. За парадной дверью, выходящей на укрытую от моря сторону, тянулся арочный проход. У выхода из него он привязал к коновязи Колли.

Тревэнион не поспевал за ним, но нагнал, когда Джереми уже собирался сесть в седло. Ветер растрепал тонкие каштановые волосы Тревэниона.

— Недостаточно хорошая партия, — сказал он.

— Что?

— Вы попросили назвать причину. Разве это не очевидно? Вы недостаточно хорошая партия для Кьюби. Тревэнионы живут в этом самом месте уже пятьсот лет. С 1313 года, если быть точным. Это кое-что да значит. Вы приятный молодой человек, Полдарк, что-то в вас есть. Вы были бы желанным гостем в этом доме. Но в качестве мужа моей сестры, а ведь именно этого вы добиваетесь, это ясно, вы и близко не годитесь. Понятно? Это достаточно очевидно? У нас более высокие цели. Простите.

— А Кьюби?

— Ах, Кьюби... Она любит флиртовать. Разве вы не заметили? Ей нравятся молодые люди, да и кому бы не нравились в таком-то возрасте? Она считает, что многих держит на привязи. А мы против этого не возражаем, пусть получит свою долю романтики. Но вы стали слишком серьезно к этому относиться. Понимаете? Она еще очень молода. Через пару лет мы подберем ей мужа, мы втроем - она, наша матушка и я — выберем вместе, и подходящую партию.

Получившие свободу спаниели игрались на гравийной дорожке неподалеку от Колли, и лошадь беспокойно перебирала ногами при их приближении.

— И какая же опасность в том, что я отношусь к этому серьезно, если ваша сестра относится несерьезно?

— Моя сестра бывает серьезна два или три раза в год. И что? Прошлой осенью она воспылала детской любовью к каменщику, но скоро это переросла, повстречав другого молодого человека, — он расхохотался. — Всё это было вполне приемлемо, потому что выходило из ряда вон. Но вы — джентльмен, а значит ваше внимание нужно рассматривать под другим углом. Если вы считаете нас нелюбезными, прошу, войдите в наше трудное положение.

— Трудное положение, — ответил Джереми, едва овладев своим голосом, — трудное положение в том, чтобы рассказать соседу, что он недостаточно хорош, поскольку, хотя и джентльмен, но явно слишком мелкий. — Он вскочил в седло. — Это правда. Наше поместье не так велико, как ваше, а родословная не так длинна. Но задумайтесь вот над чем. Вы Беттсворт, ставший Тревэнионом. Мне же не пришлось менять фамилию.

Худой и напыщенный майор вспыхнул. В двадцать четыре года он стал шерифом Корнуолла, и никто давно уже не осмеливался говорить ему подобное.

— Советую вам убраться отсюда, мистер Полдарк, — сказал он.

Было пять часов пополудни, и Джереми не убрался. Он остановил лошадь на возвышенности, на проселочной дороге в полумиле от замка. Ему понадобилось некоторое время, чтобы найти этот наблюдательный пост. Отсюда он не видел арочный проход перед дверью дома, но прекрасно мог разглядеть все дорожки и тропки, из него ведущие. Он провел здесь уже два с половиной часа. Колли прекрасно перекусил в изгороди на обочине, но Джереми совсем ничего не ел. Но он не чувствовал голода. Он смог бы остаться здесь хоть еще на двадцать часов, если нужно.

Дважды мимо него проходили угрюмые селяне. Солнце скрылось за бегущими облаками. На другом склоне начали косить траву, вчетвером на широком поле: две женщины в чепцах и два мальчика. Вскоре после ухода Джереми майор Тревэнион обогнул дом и отправился к его незаконченной части. Там никто не работал, и дело явно не продвинулось после Пасхи. Тревэнион вскоре вернулся и скрылся внутри. Около трех часов няня повела двух маленьких мальчиков на прогулку по берегу. Там они пробыли около часа. Не считая этого, за весь день никто не выходил и не входил в замок.

В голосе миссис Беттсфорт, подумал Джереми, есть валлийские нотки. Не солгали ли они насчет Кьюби, может быть, она не уехала, может, ее заперли в комнате наверху, накручивал себя он. Но они никак не сумели бы заранее заметить его появление. А Кьюби, пусть и самая юная в семье, не из тех, кто будет молча страдать. Она заколотила бы в дверь. Но Джереми был знаком с дисциплиной, царящей в подобных семьях. Кьюби не знала отца, он был драгуном и погиб еще до ее рождения, его роль принял на себя старший брат. Была ли миссис Беттсворт столь уступчивой, как выглядела, или на самом деле именно она всем распоряжалась?

Колли стал беспокоиться, ему надоело столько времени нести на себе хозяина. Но если он спешится, то почти ничего не увидит.

На склоне холма возникло облачко пыли. Там шла дорога, по которой он приехал. За высокой, покрытой многочисленными майскими цветами живой изгородью он увидел въезжающих в ворота лошадей. Он развернул Колли и переместился на пару шагов. Мужчина и две женщины. Сердце Джереми заколотилось. Он узнал одну из женщин и был почти уверен насчет второй. Мужчина был одет во что-то вроде мундира.

Джереми спешился, отпер ворота и провел лошадь на поле, с другой стороны поля последовали вторые ворота и дорога. Но он не стал садиться в седло.

Он услышал голоса и девичий смех. Джереми их не видел, а они не увидят его, пока не покажутся из-за поворота в двадцати ярдах вверх по склону.

Даже сейчас, когда стояла сушь, у обочины журчал ручеек. Склон пестрел цветами государственного флага — красная смолевка, белый сердечник и яркие полупрозрачные колокольчики. Повсюду торчали гигантские папоротники.

И вот они показались. Это были Клеменс и Кьюби. А человеком в форме по счастью оказался лакей.

Они остановились. В любом случае, обойти его было невозможно. Джереми снял шляпу.

— Добрый день.

Клеменс рассмеялась. В отличие от Кьюби, она красотой не блистала, но была очень дружелюбной. Смех прекратился, и веселость сменилась удивлением. Кьюби медленно покраснела.

— Я заезжал с вами повидаться, — сказал Джереми, но вас не было. Надеюсь, вы в добром здравии.

Клеменс похлопала лошадь по холке.

— Мистер Полдарк. Какой сюрприз! Ну разве это не сюрприз, Кьюби? Совершенно удивительно.

— Большой сюрприз, — согласилась Кьюби.

— Я виделся с вашей матушкой и братом, и мы поговорили о том, о сем. Как Огастес?

— Он в Лондоне. — Клеменс бросила взгляд на сестру. — Мы возвращаемся к чаю. Возможно... вы хотели бы к нам присоединиться?

— Благодарю, но я уже попрощался. Было бы неподобающе возвращаться.

Лошади забеспокоились, топчась на узкой дороге.

— Уортон, — сказала Клеменс, — вы поедете со мной. Я хочу перемолвиться словечком с миссис Кларк из усадьбы. Мисс Кьюби присоединится к нам через несколько минут.

— Да, мисс.

Клеменс наклонилась и протянула руку.

— Всего хорошего, мистер Полдарк. Жаль, что вы нас не застали. Может быть, в другой раз...

Джереми поцеловал ее перчатку.

— Разумеется.

Он отвел лошадь к обочине, чтобы остальные могли проехать. Кьюби не двигалась. Ее лицо было скорее угрюмым.

Когда Клеменс с лакеем скрылись за следующим поворотом, Джереми сказал:

— Вы спасли меня от таможенников, а теперь не желаете знать.

Она быстро взглянула на него, а потом посмотрела на море.

— Есть закон, — продолжил Джереми, — по которому всё, что приносит море, принадлежит хозяину поместья.

Она подоткнула локон под треугольную шляпку и направила лошадь на поле, где та могла пощипать траву.

— Или хозяйке, — сказал Джереми.

— Прошу вас, не шутите со мной.

— В школе я знавал одного мальчика, который всегда смеялся, когда ему было больно.

— Зачем вы сегодня приехали? Разве письма было недостаточно?

— От вашей матушки? Нет. Почему вы не ответили на мое?

— А что хорошего это бы принесло?

— А вы не считаете, что я заслуживаю объяснения из первых уст? В последнюю нашу встречу вы меня поцеловали и...

— Я не целовала! Это вы...

— Вы меня поцеловали. Никаких сомнений! И назвали «дорогой Джереми». И попросили снова приехать. Даже если это был легкомысленный порыв, а я в это не верю, я имею право на объяснение из первых уст. Вы так не думаете?

Кьюби снова посмотрела на него, но опять лишь на миг, смущенным, туманным взглядом.

— Я вела себя глупо. Сказала так просто от желания пофлиртовать...

— Так говорит и ваш брат.

— Правда?

— Да. Я с ним поговорил. Рядом с вашей матушкой он холодно произносил любезности. А у двери я попросил его объясниться, и он объяснил. Сказал, что я недостаточно хорош для вас. Вот что я чувствую, но что чувствуете вы?

— Думаю, мне пора.

— Вы этого хотите?

Она хотела проехать мимо, но Джереми схватил ее лошадь под уздцы.

— Конечно же, я не хочу, — сердито сказала она. — Мой брат может думать, что ему угодно.

— А ваша матушка?

— Естественно, я прислушиваюсь к ней.

— А она явно с ним согласна.

— У меня есть собственное мнение.

— Я так и подумал. — Джереми сглотнул, собираясь с мыслями. — Я знал... встречал многих юных леди вашего возраста в разных частях графства. Я наблюдал, как тщательно за ними присматривают и контролируют. Всегда только «да, мама» и «нет, мама», и ни шагу за пределы приличий. Они часто выходят замуж за тех, кого для них выбрали... Из всех знакомых мне девушек вы меньше всех похожи на такую. Вы скорее будете следовать собственным предпочтениям. Мне и в самом страшном сне не приснится, что вы с матерью и братом вместе и хладнокровно решите, за кого вам выйти замуж!

— Кто так сказал?

— Он.

Они замолчали, лишь лошади рвали траву и работали челюстями, а иногда позвякивала упряжь.

— Я выйду замуж по своему выбору и без всяких ограничений. Но разве это не доказывает мое утверждение, что вы мне безразличны? Мое поведение было... просто развлечением.

— Клянусь, — с горечью произнес Джереми, — я почти вам поверил.

— Что ж, тогда дайте мне проехать! Глупец! Разве тогда я не сказала вам, что не всё так однозначно?! Разве я не сказала вам, не просила вас никогда не воспринимать меня серьезно?

— Теперь вы говорите как человек, которому не всё равно.

— Мне просто хочется сделать вам больно! Этого недостаточно?

— Больно? Да я умираю от отчаяния!

Кьюби сглотнула и рассмеялась сквозь слезы, хлынувшие из глаз.

— Никто не умирает из-за любви. Я точно знаю. Поэты так превозносят любовь, что считается необходимым по ней плакать.

— Что вы и делаете, — сказал Джереми, поднеся руку к лицу.

Она натянула поводья и тронула лошадь хлыстом, послав ее мимо Джереми по дороге. Они посмотрели друг на друга затуманенными взорами.

— Прощайте, — сказала она. — Может, вы мне и небезразличны. Но этого мало. Это не вы мне не подходите, а я вам. Вспомните тех, кто покоится на церковном кладбище — нам повезло больше. Они бы всё отдали, лишь бы обрести наши разбитые сердца!

Она поехала дальше. Ее шляпка наклонилась, а стройная фигура раскачивалась в такт неровной поступи лошади по крутому склону. Кьюби слегка повернула голову, но потом решительно не стала оборачиваться.

Глава третья

Праздник летнего солнцестояния, или день Иоанна Крестителя, это волшебная ночь. Вершина солнцеворота, когда солнце встает высоко в зените и оказывается дальше всего от экватора, будто застыв на одном месте. Это время человеческих жертвоприношений и поклонения солнцу; время змеиных сборищ, гадания на ветвях и предсказаний смерти.

Давным-давно корнуольские кельты считали эту ночь особой, сверхъестественной. Однако первые пуритане и методисты неодобрительно смотрели на языческие празднования, и со временем таинство упростилось до праздника с фейерверками и гуляниями для молодых, да парой обрядов для забавы, в которые уже мало кто верит.

Но посреди веселья, смеха и танцев люди ощущали нечто древнее христианства, древнее атеизма, древнее безверия. В ясные ночи, которые выдавались особенно часто, можно было уловить странное молчание, шепот, ощутить дрожь при виде странной тени; люди озирались в мерцающем свете костров, бросая случайные взгляды туда, где свет угасал, а тьма сгущалась сильнее всего.

Конечно, эта ночь никогда не бывает непроглядно черной с заката до рассвета, ведь солнце не успевает уйти за горизонт достаточно далеко, а море отражает на небе его лунно-бледные отсветы. Такая светлая ночь не создана для сна, и люди гуляют, выискивая души друзей.

Демельза не верила в языческие практики и сверхъестественные обряды, но и не отвергала их. Она считала, что в мире есть много необъяснимого, а излишняя категоричность не идет на пользу. Просыпав соль, можно потратить секунду, чтобы бросить щепотку через левое плечо, и кому от этого станет хуже? Она не приносила в дом цветы боярышника и не садилась за стол тринадцатой. А некоторые из снадобий, которым в детстве обучила ее Мегги Доус, прекрасно работали. Просто нужно подходить ко всему непредвзято и принимать вещи такими, каковы они есть.

Однако, устраивая прием в честь летнего солнцестояния и включив в него нескольких старых обычаев, она руководствовалась только всеобщим желанием возобновить утерянный было праздник. В течение нескольких лет, за исключением 1802-го, костры были запрещены из-за Наполеона и угрозы его вторжения. Так же, как и двести лет назад, когда Испанская Армада угрожала Англии, огонь на маяках зажигался только в случае тревоги.

Это правило с той поры не изменилось, но со времен великой победы Нельсона опасность отступила. Няньки все еще пугали непослушных детей Наполеоном и его ужасами, французский император оставался по-прежнему непобедим. Он подчинил Европу, но море и господствующий здесь флот ему не покорились. Более того, этот год ознаменовался другой великой победой, к тому же на суше. Первая победа на суше, которую кто-либо мог вообще упомнить. В честь этого события запускали фейерверки пару месяцев назад. Так почему бы не зажечь их снова?

Не совсем так, как в былые времена, когда в Гаррак-Зансе, неподалеку от Сеннена, на мысу Лендс-Энд, разводили первый костер, а за ним следовали костры на холме Тренкром и у часовни Карн-Бри, пока по всем холмам Корнуолла не зажигалась цепочка огней. Но не будет ничего дурного, если зажечь пару костров там и сям. Самая высокая точка рядом с Нампарой находилась к югу от мрачноватых построек Уил-Мейден, у новой часовни и за леском потрепанных ветром сосен. Бен Картер пришел спросить, нельзя ли зажечь там костер, и это навело Демельзу на мысль устроить праздник на открытом воздухе.

Тем более, что как раз выдался редкий случай, когда все ее любимые оказались дома.

Но она подхватила идею деревенских не только ради себя или Росса. Обоих ее старших детей нужно было взбодрить, отвлечь от раздумий. Прием на Пасху ни к чему не привел, как и несколько ее прочих предложений. Когда в тот вечер в конце мая Джереми приехал домой, то обнаружил мать в саду и, поговорив пару минут о пустяках, вдруг расплакался, и она положила его голову на свое плечо, как будто он снова стал малышом. Вскоре всё закончилось, он высморкался в платок, и больше они никогда об этом не вспоминали. Демельза была рада, даже горда тем, что оказалась в нужном месте, но это происшествие показало всю глубину страданий сына.

Весь месяц после этого они вели себя как ни в чем не бывало, но Джереми часто отсутствовал — иногда на шахте Уил-Лежер, забывая про обед, но нередко уезжал на Колли, никто точно не знал куда, но это точно не имело отношения к шахте и насосу, который он намеревался сконструировать и собрать. Он был погружен в себя и пытался занять себя работой, чтобы отвлечься. Он внезапно повзрослел, но не совсем так, как ожидалось. Демельза почти желала, чтобы в нем вновь проснулся интерес к Вайолет или Дейзи Келлоу, пусть даже к узкоглазой и сумасбродной Агнете Тренеглос.

Что касается Клоуэнс, то после отъезда Стивена Каррингтона в ее жизни всё пошло наперекосяк. Второе письмо от лорда Эдварда пришло, когда она только отправила запоздалый ответ на первое, а еще через несколько дней — ожидаемое приглашение от леди Изабел Петти-Фитцморис. Клоуэнс обронила несколько слов, получив приглашение, но с тех пор они его не обсуждали. С ответом нельзя было тянуть.

После начала работ в старой шахте в доме стал чаще появляться Бен Картер, он оказался единственным поклонником Клоуэнс, находящимся всегда при ней.

Но кто знает, насколько это было преимуществом. Клоуэнс никогда не обращалась ни с кем грубо, но воспринимала его как данность, скорее как брата и товарища — она и сама несколько раз спускалась в Уил-Лежер.

По крайней мере, язвительно сказала Демельза Россу, вместе с ним для Клоуэнс представлены все слои общества. Младший брат одного из богатейших пэров Англии, тридцатилетний красавчик, моряк-авантюрист с темным прошлым, и бородатый шахтер без гроша в кармане и их крестник.

— Всё это пройдет, — уверял ее Росс. — Ты слишком сильно беспокоишься. Клоуэнс внезапно встряхнется и выйдет замуж за кого-то совершенно другого.

— Не то чтобы я беспокоилась, — ответила Демельза. — Просто размышляю.

— Я подозреваю (и надеюсь), что в случае с Клоуэнс это надолго. Я верю в ее здравый смысл.

— Хотелось бы и мне верить.

— А ты не веришь?

— В ее здравый смысл — да. Но женщин часто захватывают чувства.

— Как и мужчин.

— Ты о Джереми?

— Сейчас — да, ведь он считает, что сделал выбор. Разумеется, он пройдет через это. Но я бы с удовольствием надавал бы этому претенциозному Тревэниону по заднице. Мерзкая жаба. Сказать Джереми, что он Тревэнион с 1313 года!

— Пятьсот лет — долгий срок. А когда первый Полдарк приехал из Франции?

— В 1572-ом. Это ничего не значит, Демельза. Ничего. Я тебе уже говорил. Люди, которые бахвалятся предками — как корнеплоды. Все их превосходство — под землей.

— Да, но всё же...

— Но какое это вообще имеет значение? Кто может утверждать, что твои предки не жили здесь прежде моих? Имеет значение только то, кто ты есть. Подумай вот над чем: чья родословная длиннее, чем у других? Разве не все мы произошли от Адама?

— Но общество смотрит на это по-другому.

— Значит, оно смотрит на это неправильно! Имени придают такое значение! Но у всех есть имена! Потому что Полдарки владеют имуществом, и Боскауэны владеют имуществом, и Данстанвилли, и Тревэнионы, и все остальные... Карны, Смиты, Картеры, Мартины и Нэнфаны... И даже Пэйнтер, мы все когда-то произошли от общего предка. Кому-то повезло или он был похитрее, или имел способности, чтобы забраться выше остальных, и продолжил карабкаться наверх в течение веков, но этим он не заслужил больше похвалы или почета.

— Ты прав, разумеется. Это верно. Но всё же... Я горжусь фамилией Полдарк, хотя бы по замужеству. Ты тоже ею гордишься, Росс, а иначе не восставал бы так против неуважения Тревэниона к нашему сыну.

— Я восстану против неуважения к нашему сыну со стороны любого человека.

Джереми удивился бы, услышав эти слова. Он вовсе не был уверен, что отец им гордится.

Брезжил рассвет кануна летнего солнцестояния, покапал мелкий дождик. Но он не затянулся надолго, и даже такие пессимисты, как Джуд, сидящий перед дверью хибары и выпускающий струйку дыма, как потухший вулкан, согласился бы, что вечерок, похоже, славный. Так оно и вышло. Солнце опускалось в молочное море, и у костра рядом с Уил-Мейден в радостном предвкушении собрался народ. Не одобрял этого только брат Демельзы, Сэм, он не считал это событие христианским праздником, но его подкупило, если можно так выразиться применительно к нему, приглашение произнести молитву перед разжиганием костра.

Пол Келлоу привел свою сестру Дейзи, а Вайолет осталась дома. Пришли сестры Поуп под присмотром грума, но белокурая и своенравная красотка миссис Поуп осталась дома с мужем. Хорри Тренеглос, Агнета и два их младших брата, а также супруги Энис с двумя дочерьми представляли на празднике дворянское сословие. Около тридцати престарелых жителей из Меллина, Сола и Грамблера уже расположились вокруг костра. Молодые и более крепкие отправились в шествие от старой шахты Грамблер.

Разложили столы, на них возвышались горы булочек, шафрановые кексы, пирожки, имбирное печенье, кексы с маком, а также два огромных, как колеса повозки, сдобных пирога. И три бочонка эля. А также гора картофеля, чтобы запечь его на углях, когда костер догорит. Позади столов стояли в карауле величественные матроны — миссис Заки Мартин, миссис Шар Нэнфан, миссис Бет Дэниэл — чтобы все получили свою порцию угощений и ждали очереди.

— Дай им волю, так они столы бы перевернули, — заговорила Демельза, — хватая все подряд и расталкивая тех, кто послабее.

— Вряд ли будет хуже того, что я однажды видел на банкете у мэра, — добавил Росс. — За главным столом вели себя вроде бы достойно, но что касается остальных, то в толкотне гости за пять минут очистили тарелки, десять вилок тянулись по всем направлениям, к гусятине или ребрышкам, их вмиг растащили по кусочкам. Когда принесли вино, бутылки и бокалы непрерывно летали из стороны в сторону. Жара и шум стояли, как в настоящем сражении.

Демельза засмеялась.

— Что ж, здесь у нас хоть свежий воздух.

Шествие с факелом началось в десять. Диковатый молодец по имени Сефус Биллинг возглавлял шествие в сопровождении Певуна Томаса, распевавшего самым высоким дискантом. За ними шли три скрипача, двое из церковного хора, затем несколько поющих молодых женщин. Вокруг прыгали и размахивали факелами молодые люди, изображая солнечный путь, но скорее ради того, чтобы факелы горели ярче. Позади факелоносцев следовало пятьдесят отставших, они болтали, смеялись и старались подхватывать песни.

В центре костра стояли три жестяные бочки, над ними каркас в форме палатки из деревянных балок, сломанных мачт и старых досок, принесенных приливом. Настоящее расточительство, потому что через четыре-пять месяцев любая семья будет рада дровам, но что уж поделать. Никто бы не поблагодарил, если бы сейчас их стали раздавать. Поскольку в праздник костер должен выглядеть зеленым, молодежь прошла несколько миль, чтобы набрать ветки ели, боярышника, платана и вяза. Их прислонили к каркасу, чтобы внешне костер выглядел как лесная пирамида.

Когда вдали, в уходящем свете уже можно было наблюдать и слышать факельное шествие, Дейзи Келлоу, держа за руку Клоуэнс, сказала Джереми:

— Когда это закончится, почему бы нам не сходить на церковное кладбище?

— Зачем? — спросил Джереми.

— Но ведь это древнее поверье. Если встать у дверей церкви, то можно увидеть всех, кто умрет в этом году. Их тени поднимутся и поочередно, начиная с того, кто умрет первым, постучат в дверь и зайдут в церковь.

— Если мы их увидим, какой нам от этого прок?

— Никакого, просто будем трястись от страха.

— Есть и другое поверье, — отозвался Бен Картер. Он стоял рядом с Клоуэнс, но не осмеливался взять ее за руку. — Что души покидают тела и устремляются туда, где умрут, будь то суша или море.

— Мне это кажется отвратительным, — произнесла Клоуэнс. — Разве не лучше беспокоиться о живых?

— Но это и есть жизнь, — сказала Дейзи. — Именно это и делает ее такой волнующей. Уверена, если увижу себя входящей через церковную дверь, сразу упаду в обморок.

Ее брат добавил:

— Она упадет в обморок, если увидит себя входящей в дверь не с тем, с кем надо!

— Пол! Не знала, что ты рядом! Как ужасно подкрадываться и подслушивать! У нас очень серьезный разговор!

— Когда Джуд был могильщиком, — заговорил Джереми, — он вечно жаловался, что в процессе рытья могил натыкается то на кость, то на череп. Когда придет мой час, надеюсь, что мне хватит места в гробу, чтобы переворачиваться всякий раз, когда обо мне будут говорить гадости.

— Когда умерла моя старшая сестра, — сказала Дейзи, — я не могла спать, все думала о ней, лежащей в холодной глине у церкви святого Эрни.

— А на ее похоронах, — заговорил Пол, — священник был в стельку пьян. Он раскачивался перед алтарем, как будто находится посреди моря во время шторма.

— Пол, не надо!

Шествие приближалось, факелы описывали мерцающие полукруги в голубоватом воздухе.

Малыш Джон и Робин Гуд

Вместе на базар идут.

И мы винца с собой возмем,

И вслед за ними побредем.

— Что за чудное зрелище, — восхитилась Дейзи. — Видела бы это Вайолет — ей нравятся такие празднества.

— Ей опять нездоровится?

— Ох, все тот же кашель и легкая лихорадка. Но я твердо верю, что она поправится, мама так вокруг нее суетится — потеряв одну падчерицу, она боится за другую. Но ночной воздух столь свеж и нежен, не думаю, что он так уж вреден.

А Джордж святой

Как рыцарь дан

Для королей простых христиан.

Он как король был с головой,

Вернув нам в Англию покой,

На день-деньской...

По мере того, как певцы окружали костер, факелы то гасли, то разгорались. Пение перешло в покашливание и смешки, певцы стали робеть в присутствии благородных. Росс сделал знак Сэму, который вышел вперед и прочел молитву.

— О Боже Иисусе Христе, Свете Истинный. Ты сотворяешь каждого человека, приходящего в этот мир, благослови этот костер, который нас радует и который мы зажгли в честь рождества святого Иоанна Крестителя; одари нас своей благодатью и огнем Твоей любви, которую мы обретем в Тебе. Ибо Тебя святой Иоанн провозгласил Спасителем мира, живущего и царствующего с Отцом Небесным отныне и до века. Аминь.

Демельза с трудом убедила Кэролайн Энис побыть Цветочной Королевой. Когда Сэм окончил молитву, Росс кивнул, и Певун Томас с Сефусом Биллингом ткнули факелами в зеленую пирамиду. Десяток других последовали их примеру, с восторгом, идущим из далекого прошлого, а не от произнесенной христианской молитвы. Сэм горестно ссутулился, но его ободряюще коснулась рука Розины, и ему полегчало.

Как только пламя охватило жестяные бочки, Кэролайн шагнула вперед и кинула в огонь букет цветов и трав. Там были и целебные, и дурные травы. Из полезных: зверобой, бузина, дубовые листья, клевер и наперстянка. Из дурных: плющ, крапива, ежевика, щавель и куколь. Кэролайн поклялась, что никакая сила на земле не заставит ее говорить причудливые корнуольские слова, но одна такая сила по имени Демельза смогла пробраться сквозь ее возражения и заставить нехотя их выучить, хотя и сама не знала их значения.

Otta kelmys yn-kemysks

Blesyow, may fons-y cowl leskys,

Ha'n da, ha'n drok.

Re dartho an da myl egyn,

Glan re bo dyswres pup dregyn,

Yn tan, yn mok!

Она произносила эти слова в полной тишине, и только она отступила, как полыхнули языки пламени — вырвался восторженный крик наблюдателей, и те заплясали вокруг костра, а дикое пламя делало их похожими на демонов. Заблаговременно все опрокинули стаканчик-другой.

Джереми вздохнул и хмуро посмотрел на извивающийся и обжигающий огонь. Только что кто-то удалился в тень старой шахты, так похожий на... Он протянул было руку, чтобы привлечь внимание Клоуэнс, но та увлеченно болтала с Беном, и Джереми тут же отдернул руку.

Многие девушки в лучших летних платьях танцевали, тридцать-сорок человек держались за руки и кружили вокруг костра. Джереми взглянул на того человека еще раз, но он уже исчез. Призрак, как рассказывал Бен, появился в том самом месте, где он когда-нибудь умрет?

Вскоре Росс тронул его за руку:

— Пламя гаснет...

Для деревенских фейерверки стали неожиданным и изысканным развлечением, и целых двадцать минут Джереми, Бен, Пол Келлоу и Хорри Тренеглос запускали в воздух ракеты, петарды, серпантин и хлопушки под возгласы, крики и смех наблюдателей. В самый разгар этого действа костер обрушился, разметав искры в вечернее безветрие.

Джереми и Пол собственноручно соорудили петарды. В металлических банках содержалась смесь нитрата стронция, хлората калия, серы и сажи, что произвело ярчайший свет, окрасивший всё вокруг в демонический красный цвет. Когда утихли залпы, то под взрыв восхищений и рукоплесканий зажглась еще одна серия банок, содержащая хлорат калия, хлорид свинца, нитрат бария, серу и смолу, и теперь ночь окрасилась зеленым светом.

— Какой ты волшебник! — сказала Дейзи Джереми. — Как это называется?

— Наверное, бенгальские огни, но точно не знаю.

— Пол говорит, ты гений. Он рассказывал о твоих опытах в литейном цеху Харви.

— Пол явно перепил. Это ведь наша тайна! Ему не следовало тебе рассказывать!

— А Клоуэнс знает?

— Нет.

— Получается, теперь я стала частью важной тайны! Восхитительно! Не стоит бояться, я никому не скажу.

— Думаю, очень скоро об этом узнают, но пока, если ты не против...

— Конечно, Пол очень увлечен. А отец как раз открывает новое предприятие в Пензансе. Он считает, что будущее за паровым двигателем, тот заменит лошадей. Правда?

— Лет через десять — отчего же нет?

Джереми не желал обсуждать это здесь и с ней.

— Ты станешь изобретателем?

Джереми снова остановил взгляд на танцующих.

— Ох, да ну. Я практик, а не изобретатель. Я пытаюсь предвидеть будущее и воспользоваться лучшими идеями.

— Ты возьмешь меня с собой как-нибудь?

— Куда?

— На рыбалку...

— То есть, на так называемую рыбалку?

— Разумеется...

— Что ж, я...

— Уж сколько раз я просила Пола, а он отказывал, говорил, что это не для женщин. Интересно, почему? Твоя матушка рассказывала, что ездила на той паровой машине в Лондоне, как там она называется? Не думаю, что женщин следует лишать последних новостей в области механики.

Джереми пристально смотрел ей в глаза. Дейзи провела кончиком языка по губам и улыбнулась.

— Пока что в Хейле мало интересного, — сказал он.

— А что?

— Только гайки и болты.

— Нет, правда, скажи.

— Котел. Несколько колес. Пара клапанов. Рамка в форме кровати. Длинный дымоход, который время от времени пыхтит: пуф-пуф-пуф-пуф.

— Как необычно!

— Ага, это задумка Тревитика. Я же говорил — я беру лучшее. Вместо того, чтобы сжимать пар, его выпускают.

— Разве повозка еще не собрана?

— Нет. И еще не скоро. Всё пока отложено, мы обсуждаем вполне традиционный насос для шахты.

— Но можно ли мне прийти?

— Если хочешь. Но теперь я официально посещаю литейный цех, чтобы вести переговоры о насосе. Нет нужды выходить на рыбалку. Единственное препятствие — поездка за двадцать миль.

— Буду ждать с нетерпением, — сказала Дейзи. — И не думай, что я не могу ездить верхом так же быстро, как ты.

— Ох, знаю, знаю. Видел, как вы с Клоуэнс носились по пескам, как черти. Удивительно, как ты не упала в пруд.

Подошли Бен и Клоуэнс.

— Настало время для последнего хоровода перед ужином. Пошли!

Деревенские взялись за руки и закружили вокруг костра, Певун Томас и Сефус Биллинг выкрикнули: «Глаз! Глаз!». Бен и Клоуэнс подтолкнули Джереми и Дейзи к концу цепочки, за ними последовали трое Тренеглосов. Шествие двигалось дальше, удалялось от яркого огненного свечения к лесу, до Уил-Мейден, вокруг молельного дома методистов и вниз по холму, к огонькам Уил-Грейс, где до сих пор одиноко лязгал и вздыхал насос, а на фоне освещенного заревом ночного неба вздымались шахтные постройки. Потом вниз к Нампаре и дальше к пляжу, продираясь сквозь чертополох и высокие мальвы с криками: «Глаз! Глаз!». По пляжу, почти до утеса под Уил-Лежер; там, по решению двух предводителей, вереница людей развернулась и устремилась обратно к дымящемуся костру на холме.

Мимо Нампары, вдоль ручья, вверх по заросшей тропинке, оставив Уил-Грейс слева. У начала тропинки, в нескольких сотнях ярдов от пищи, эля и тлеющего костра, два предводителя остановились и образовали арочный проход, «глаз», соединив руки над головами. Под этой аркой, через «глаз» должна была пройти странная процессия из шестидесяти человек. Проходящие разлетались, как скворцы, к обильным столам и ожидающим матронам.

Супруги Энис выпили стаканчик эля с шафрановой булочкой, прежде чем покинуть Полдарков вместе с двумя своими девочками и няней.

Перед уходом Кэролайн сообщила Демельзе:

— У меня дурные вести. Моя тетушка Сара наконец-то победила свою извечную склонность падать в обморок при мысли о том, чтобы приехать и повидаться со мной в этом диком графстве. Она написала, что приедет через пару-тройку недель. Но, моя дорогая, это ведь целая свита! Не только лакей и горничная, но и полковник Гектор Уэбб, этот дамский угодник! Клоуэнс познакомилась с полковником Уэббом, когда гостила у нас. Моя тетушка, несмотря на возраст, не может обойтись без ухажеров.

— Но миссис Пелэм — чудесный человек, — возразила Демельза. — Я была бы рада снова с ней повидаться.

— Что ж, несомненно, ты с ней повидаешься. Мы рассчитываем, что вы с Россом поможете нам развлечь эту чудесную (согласна), но неутомимую городскую даму. Вряд ли она была где-нибудь западнее Бэйзингстока... Но погоди-ка... Это не помешает вашей поездке в Бовуд? Когда это?

— В конце июля. Но пока еще точно не известно, Кэролайн. Я даже не знаю, хочет ли Клоуэнс ехать. И даже если ей захочется, нам не с кем ее отправить. У нас так мало близких родственников.

— Полагаю, тебе лучше поехать самой.

— Тогда меня не будет больше трех недель! Что будет делать Росс?

— То, что делал, разлучаясь с тобой на долгие месяцы. А разве Клоуэнс ничего не намекала на этот счет?

— Пока что нет.

— Значит, спроси. Ты же ее мать.

— Не дразни меня. Как... даже если мы решим поехать, как я смогу войти в большой дом и забыть, что всего лишь дочь шахтера?

— Моя дорогая, ты преодолела многие суровые испытания в обществе. Если только ты не собираешься войти в дом в металлической каске со свечой, вряд ли они догадаются.

— Тебе-то смешно, Кэролайн, а мне не до смеха. Там будут всевозможные ловушки, в которые я могу угодить. И мне ненавистна мысль, что Клоуэнс будет за меня стыдно.

— Скорее тебе будет стыдно за Клоуэнс, которая славится привычкой называть вещи своими именами! Ну же, ты ведь должна знать ее истинные чувства. И если ей захочется поехать, тебе следует ее сопровождать.

— Почему бы тебе ее не сопровождать, Кэролайн?

У столов сгрудилась шумная толпа. Молодые люди соревновались друг с другом в прыжках над костром.

— Я не смогу из-за миссис Пелэм, — ответила Кэролайн. — Но если Клоуэнс все же поедет, а это правильно, правильно для вас обеих, то тебе следует поехать с ней.

— Но ты же так любишь подобные приемы!

— Ты тоже получишь удовольствие, если поедешь. И обещаю, я одолжу тебе Энид.

— Энид? Твою горничную?

— Ну да. А кого же еще? Без нее тебе не обойтись. Ты нравишься ей, она нравится тебе. Уверена, она с радостью поедет.

— Кэролайн, ты же знаешь, я не могу притворяться, будто мне нравится праздно сидеть, вышивать, прогуливаться по парку и мило беседовать о последнем романе мистера Скотта! Теперь у нас куда более благоприятные условия, и наверное, Россу следовало бы почаще выводить меня в общество, но я такая, как родилась, и менять что-либо уже поздно.

— Рада это слышать, — заключила Кэролайн.

Вечер почти закончился. Огромное разнообразие пирогов и печенья иссякло, бочки с элем опустошили, помосты и столы приставили к старой стене шахты в ожидании дневного света, когда их можно будет убрать. Костер, в который иногда подкидывали трескучие еловые ветви или коряги, умирал, постепенно оставляя после себя лишь горстку тлеющих углей. Большую часть картошки уже запекли (три четверти картофелин нетерпеливые руки выхватывали из углей слишком рано, поедая их затем наполовину сырыми, охая и ахая от прикосновения к горячей кожице).

Старики, дети и землевладельцы отправились спать. Однако некоторые молодые люди, из тех, что лишь недавно справили двадцатилетие, остались сидеть вокруг затухающего костра с последними картофелинами в руках. Кто-то предпочел блуждать в темноте: любовники, уединившиеся парочки или юноши и девушки, поддавшиеся мимолетному влечению. Разумеется, среди них не встречалось людей респектабельных, методистов, или же тех, за чьими действиями наблюдали старшие — кивая, перешептываясь и лукаво подталкивая друг друга локтем. Завтра вся деревня будет судачить о том, что Нелл Бант была не столь благоразумна или Уилл Парсонс наконец оступился или что Кейти Картер стоит два раза подумать, прежде чем она решит, что с Певуном Томасом её ждет что-нибудь хорошее.

Среди желающих встретить новый день оказались и друзья Джереми и Клоуэнс. После нескольких пинт эля в голове Джереми вновь вспыхнули болезненные воспоминания о последней встрече с Кьюби, и он с большей охотой отправился бы в постель, но остальные смутили его своими шутками и смехом. Хорри Тренеглос принял приглашение Дейзи, и спустя некоторое время они оказались у кладбищенских ворот церкви Сола. Некоторое время молодые люди сидели на траве, рассказывая друг другу сказки о призраках, настраивая друг друга на более подходящий дню Всех Святых, а не летнему солнцестоянию лад. С того места, где они сидели накренившаяся квадратная громада церкви почти растворялась в накрывшей мир тьме, но там, где простиралось море, короткая ночь приобрела цвет индиго и кобальта, а звезды казались тусклыми и едва заметными.

Они в некотором роде разбились на пары. Бен был на седьмом небе от счастья, что сопровождал Клоуэнс всю ночь. Она относилась к нему теплее, чем когда-либо прежде, и это предполагало больший интерес к нему, как к мужчине. Джереми был рядом с Дейзи, и Дейзи завладела его вниманием. Боль, эль и долгая печаль заставляли его взглянуть на эту жизнерадостную девушку, которая, как он понял, готова была предложить ему себя, сделай он первый шаг. Хорри Тренеглос проводил время с Летицией Поуп. Она была простовата, но молодой человек, судя по всему, не возражал. Пол Келлоу гулял с милашкой Мод. Пол, так похожий на благородного, которым не являлся, подкупил грума, и тот ждал у ворот дома Тревонансов, чтобы уже оттуда сопроводить Мод. Агнета Тренеглос находилась в обществе сына отцовского управляющего. Два младших брата скрылись в ночи, прихватив с собою двух деревенских девчонок.

Никто не знал, который час, но никого это не заботило. Пол нашел себе забаву, пугая Мод. С этой целью он отвел её на кладбище, где они уселись на поросшей травой могиле, и юноша шепотом рассказал ей страшную историю. Мод оттолкнула его, но, закончив хихикать, стала утверждать, что вовсе не испугалась рассказа, просто её щекотали его губы, касавшиеся щеки. Остальные тоже пожелали услышать вышеозначенную историю, и теперь вся молодежь расселась на надгробия, переговариваясь и перешептываясь.

— Я не очень-то верю в эти старые сказки о гниющих трупах, которым вздумалось погулять, — сказал Бен Клоуэнс. — Я даже не уверен, что после смерти нас ждет какой-то другой мир. Но если так оно и есть — он будет очень далек от подобного. Не думаю, что могилы когда-нибудь разверзнутся.

— Ты скептик, Бен. Но не ты ли сам говорил, что в канун Дня летнего солнцестояния души покидают свои тела и блуждают там, где им суждено умереть?

— Говорил. Но это не значит, что я верю. Уж не больше, чем в сказку мисс Дейзи о призраке на церковном крыльце, указывающем, кому суждено умереть в течение года. Боюсь, это старушечьи бредни. А вы что об этом думаете?

— Есть многое в природе, друг Горацио... — процитировала Шекспира Клоуэнс.

— О чем это вы?

— Это из пьесы, которую я учила в школе, Бен. Все девочки её учили и немилосердно перевирали.

После паузы он спросил:

— Я никогда не интересовался... вам понравилось в Лондоне?

— Довольно-таки. Но там не хватает воздуха. И слишком много людей, чтобы его хватало. И слишком много домов, слишком много магазинов, слишком много телег, вагонов, лошадей и... ох, всего.

— Вам бы понравилось жить там?

— Там все так странно, — сказала Клоуэнс. — Люди в Лондоне не пьют молоко — они предпочитают наливать его в чай, кофе и всякое такое, но в очень маленьких количествах. Молочницы приходят рано утром. Они несут на плечах коромысло и звонят в каждую дверь, предлагая молоко и сливки. Но даже если ты проснулся — не стоит вставать рано. Кажется, в Лондоне до десяти никто не шевелится. Хотя и в десять не заметно большого оживления. Когда пробуждается знать, на дворе уже два или три часа пополудни... а затем они не ложатся до самого утра.

— Это меняет местами ночь и день, — заметил Бен.

— Ну, да, если день вообще наступает. Разумеется, я была там в самое холодное время года, но все камины создают над городом огромную тучу дыма. Иногда даже в полдень сложно добраться до конца улицы, а если солнцу удается пробиться сквозь завесу, то оно желтое, словно прозрачная гинея. В воздухе плавает пепел, и одежда в мгновение ока становится совсем грязной.

— Кажется, вам лучше в Нампаре, — сказал Бен.

Клоуэнс зевнула.

— Точно не знаю, но в чем я точно уверена, так это в том, что хочу спать. Скоро буду храпеть, как сова. Но я не отправлюсь в постель до рассвета. Как думаешь, он скоро?

— Может, через час, — с наслаждением сказал Бен. — А может, через два. Но сейчас — самое темное время.

Джереми, скрестив ноги, сидел на могильном кургане чуть дальше, слушая Дейзи — та беззаботно рассказывала о приеме в Редрате. Все гости там оделись животными. Джереми и Дейзи скрывало от остальных высокое прямоугольное надгробие, возведенное в год Трафальгара в память о сэре Джоне Тревонансе. Они находились ближе всех к заросшей тропинке, ведущей в церковь. Тьма, уединение и очарование момента захватили Джереми. Дейзи была в белом. Струящаяся за спиной шаль, накинутая на светлое шерстяное платье, придавали девушке какой-то неземной вид. Даже во тьме её сияющие глаза не потеряли своего блеска. Нежный овал лица Дейзи, красивый, легкий и полный веселья голос... Куда красивее Кьюби. Гораздо более многогранная, живая и веселая. К черту Кьюби!

И помянув про себя черта, Джереми внезапно опустился на колени рядом с Дейзи, обнял ее и начал целовать. Её губы после первого удивленного вздоха уступили, как и тело. Прекрасные черные волосы рассыпались по земле. Это был самый невероятный любовный опыт.

Спустя минуту она слегка оттолкнула его, а он — слегка отстранился. Тем не менее, они продолжали держать друг друга в объятьях, почти совсем близко.

— Джереми! — сказала она. — Ну и ну, Джереми! Ты меня удивил! Я и помыслить ни о чем подобном не могла, и не думала, что мог ты! Ты такой удивительный... Такой поразительный.

— Канун дня летнего солнцестояния, — ответил Джереми. — Зачем оставлять все призракам?

Девушка подняла взгляд к небу.

— День уже наступил. Остался час, может, чуть больше.

Он держал её мягкие и теплые руки в своих. В сплошной тиши подул легкий ветерок.

Дейзи прошептала:

— Ты удивил меня, Джереми. Так... так страстно. Кажется, у меня все губы в синяках.

— Ох, надеюсь, что нет.

— А еще ты меня испугал. Сердце до сих пор бешено колотится. Вот, послушай.

Взяв его руку, она приложила её к своему платью. И явно неслучайно рука прикоснулась прямо к груди.

Девушка тихо рассмеялась.

— Нет, ниже. Я верю, что ты просто ошибся в поисках моего сердца.

— Кажется, я слышу стук, — сказал Джереми. — Но очень слабый.

Дейзи тихонько придвинулась и потянулась к нему губами. В полной тишине они ощутили дуновение холодного ветерка. Заметив это, молодые люди прервались. Взгляд Дейзи скользнул за плечо Джереми, и, в ужасе на ком-то остановившись, остекленел. Джереми медленно развернулся, чтобы посмотреть в ту же сторону. Хотя сейчас мир освещали лишь звезды, да свет, идущий с моря, их привыкшие к мраку глаза сумели разглядеть детали кладбища.

К ним приближалась, почти плыла, тихо ступая по траве, Вайолет Келлоу. Больная сестра. Она была облачена во что-то темное, с темным плащом за спиной. Полная противоположность Дейзи. Однако её походку, её лицо, длинную тонкую руку, застывшую на шее, нельзя было не узнать. Она прошла мимо, ярдах в десяти, и направилась к церковной паперти.

Вслед за ней, так же бесшумно, проследовал Стивен Каррингтон. Его рыжеватые волосы поблескивали в свете звезд.

Глава четвертая

На следующий день в Соле и Грамблере многие проснулись с больными головами. Некоторые мужчины сожалели о содеянном, а некоторые женщины разделяли эти чувства. Пожилые же люди выражали свое недовольство жизнью по причинам более мирским. Однако, несмотря на сетования, все согласились, что праздник удался, и канун дня летнего солнцестояния был лучшим из тех, что проводились прежде.

Возвращение Стивена Каррингтона в Сол вызвало в деревнях разговоры. Он заявился в пивнушку вдовы Треготнан двадцать третьего числа, около восьми вечера. Поговорив со вдовой, Толли Трегирлсом и их клиентами, он узнал все новости, и в ответ на расспросы рассказал, что сошел на берег в Сент-Айвсе всего пару дней назад и надеется снова найти прибежище у Уилла Нэнфана, покуда не отыщет что-нибудь более постоянное. Узнав про праздничный костер, он спросил, можно ли на него посмотреть. Как обычно, у Салли-забери-покрепче кошелек Стивена значительно полегчал. Какими бы недостатками ни обладал молодой человек, скупость в их число не входила.

К несчастью для ухаживаний Стивена (если таковыми еще оставались его намерения), появление на кладбище не осталось незамеченным для Клоуэнс. И, каким бы странным и пугающим оно ни было, девушка не верила, что за Вайолет к церкви следовал лишь его призрак.

Это стало для Клоуэнс настоящим потрясением. Не столько моральным, как бы жестоко это ни было. Не столько сверхъестественным, потому что леденящий душу холод сменился кипящим гневом. Скорее физическим. Тело и душа девушки вспыхнули, стоило ему появиться. И это стало для Клоуэнс откровением, а с учетом неподобающего поведения Стивена — откровением пугающим. Если думаешь, что влюблен в кого-то, и вдруг он появляется, всем своим видом демонстрируя взаимность, то, вне зависимости от сложностей и препятствий, встреча будет желанной. Однако, если он явно волочится за другой женщиной, и, быть может, его вообще ни капельки не волнует твое состояние, но все твое существо ликует при встрече — место твое в долине теней. Страдая, ты не желаешь знать и терпеть его существование, не желаешь слышать его слов, не желаешь его видеть. Вся любовь выворачивается наизнанку, словно какое-то выпотрошенное животное, и жизнь кажется невыносимой.

Дейзи в ту ночь чуть не свалилась в обморок. Выросшая в куда менее скептичной среде, чем Клоуэнс, она приняла свою сестру за призрака, который предсказывал раннюю смерть. И даже после того, как все кончилось, она никак не могла избавиться от суеверного ужаса. Хотя все разгуливавшие по кладбищу особы были живы и обладали теплой плотью и кровью, девушка по-прежнему считала, что пророчество их появления все же может исполниться в будущем году. Дейзи жаждала добиться Джереми, но те двое, крадущиеся среди освещенных звездным светом могил, помешали ему объясниться. Частично осознавая это, Джереми, который вовсе не был дураком в делах, касающихся женщин (не считая Кьюби), был только рад. Оглядываясь назад, он достаточно хорошо понимал, что мог совершить неосмотрительный поступок, и от последствий потом трудно было бы ускользнуть. Теперь момент упущен. Но ему было жалко Дейзи, он относился к ней с теплотой.

Двадцать четвертого июня, довольно поздно вечером, Джереми с отцом поскакали в Труро, где встретились с Джоном и Хорри Тренеглосами и составили документ, согласно которому Уил-Лежер снова открывалась. Весь последний месяц, если не дольше, они расчищали старые туннели и углубились на десять саженей. Чтобы сдерживать воду, они использовали самодельные насосы, приводимые в движение мулами. Им удалось обнаружить определенные признаки хорошей меди, но невозможно отыскать руду на глубине, не разрабатывая жилу слой за слоем.

Прежде чем принять окончательное решение, молодые люди и их отцы провели несколько встреч, на которых присутствовали и другие, способные дать совет. Например, Заки Мартин и Бен Картер. Хотя Росс пару раз задавался вопросом — разве, несмотря на всю свою осторожность, он не стал думать об этом предприятии, как только получил предложение? Вид заброшенной шахты на утесе за пляжем, так близко от Нампары, неосознанно раздражал его немногим меньше, чем лицезрение шахты, работавшей под крылом Уорлегганов. Итак, теперь мертвый сезон окончен.

Нотариус, молодой человек по имени Баррингтон Бардетт, лишь недавно повесил свою медную табличку на Пайдар-стрит, но Россу он понравился с первого взгляда, и потому вся компания отправилась именно туда. Рискованные вложения в Уил-Лежер собирались разделить на тридцать шесть частей. Росс и Джон Тренеглос покупали по пять, аналогичное число приобретали и Джереми с Хорри. Остальные шестнадцать долей будут предложены инвесторам. Джон ратовал за то, чтобы выбросить на рынок больше акций, но у Росса оставались неприятные воспоминания о тех временах, когда он оказался в меньшинстве, а потому он настаивал, чтобы контрольный пакет принадлежал им.

Акции выставили по двадцать фунтов стерлингов за штуку, и еще двадцать фунтов подлежали уплате в течение трех месяцев. Раз ни Джереми, ни Хорри собственных денег не имели, предприятие сулило большие затраты для их отцов. В конце концов Уорлегганы расстались со своими правами за четыреста фунтов стерлингов. Мистер Кинг из банка Корнуолла скучным голосом обратил внимание на то, что банку придется выплатить долю мистера Джона Тренеглоса, поскольку Джон, хоть и владел землей, всегда находился на грани разорения, однако, учитывая участие в деле Росса, мистеру Кингу тяжело отказать, как бы ему ни хотелось.

Они отобедали в «Белом олене». Во время трапезы Джереми и Хорри вовсю старались не уснуть, а Джон — не напиться. Росс наслаждался вином и бренди, но в целом старался не сильно потакать своим желаниям перед двухчасовой поездкой до дома. В конце концов, Росс был не сильно похож на Джона. В дни юности они с Фрэнсисом дрались с ним и его братьями, эта мальчишеская вражда продлилась довольно долго.

Старик Хорас, отец Джона, был человеком жизнерадостным, добродушным и прекрасно знал греческий. Но дети его выросли грубыми, жестокими и имеющими непомерное пристрастие к выпивке. Затем, двадцать четыре с лишним года назад, неуклюжий Джон, всегда уделяющий внимание Демельзе, женился на Рут Тиг, которая всегда была неравнодушна к Россу. Подобные обстоятельства не привели к улучшению отношений. Рут, как правило, недолюбливала Демельзу, а Джон на памятном балу у Бодруганов клялся, что затащит Демельзу в постель. Однако в конце концов оказался разочарован, вместе со старым Хью Бодруганом и этим проклятым шотландцем МакНилом, явившимися с той же целью.

Кроме того, в 1802 году имел место памятный случай, когда они обедали и остались на ночь в одном доме. Тогда Джон предложил Россу поменяться на ночь женами. В конце концов, сказал он, в этой стране сложно найти что-нибудь свежее, не считая случайной деревенской девки или потаскухи в Труро. Он напирал на то, что, хотя он всегда поддержит свою драгоценную жену в трудную минуту — и никто, слышите, никто не сможет сказать, что он подвел малышку Рут, — немного разнообразия, смена кобылки, никому вреда не причинит.

Что же до Рут, ох, сказал он, она возражать не станет. Потому что несколько лет назад, когда между ними вышла ссора, настоящая потасовка, а все из-за того, что он позволил себе завалиться в постель прямо в бриджах для верховой езды, Рут заявила, что ей плевать, увидит ли она его снова, если Росс всего в паре миль, за полями и песчаными дюнами. А в отношении миссис Полдарк Рут неоднократно давала ему понять, что он, мол, красивый грубоватый парень и наверняка сможет подарить ей величайшее удовольствие. Некоторые женщины говорили, что ж, могу заверить, дорогой друг, некоторые женщины говорили, что такого как я — еще поискать надо.

Росс отказался, а затем поднялся по лестнице, чтобы поделиться этой историей с Демельзой. Та возмутилась.

— Но ты же знаешь, что я всегда мечтала о нем, Росс. Как ты мог отказаться? Только подумай, ведь завтра мы могли бы сравнить впечатления!

Тем не менее, годы, остывающие страсти, взросление детей и добрососедские отношения в той местности, где соседей вообще мало, все чаще сводили их вместе. Соломенные волосы Джона поседели, он отказался от некоторых наиболее активных физических упражнений, а его глубоко посаженные глаза редко полностью открывались, словно он провел слишком много времени, щурясь на солнце в поисках лис. Рут, окруженная детьми, иногда заходила к Демельзе, а иногда даже приглашала её на чай, чтобы спросить совета насчет Агнеты, своей доставляющей хлопоты дочери.

Итак, теперь Уил-Лежер, шахта, где Росс начал работы четверть века назад, снова открылась. Компания, её акции и капитал, были зафиксированы в юридическом документе, и ветреным облачным днем, который вовсе нельзя было предсказать по прекрасному восходу солнца, четверо акционеров возвращались домой. Они ехали по двое, Хорри и Джереми в сотне ярдов впереди.

После сытного обеда и изрядного количества выпитого эля, двоим молодым людям, весьма довольным проделанной с утра работой, нечего было больше сказать друг другу. Они ехали, полагаясь на инстинкты и часто моргая, чтобы не заснуть. За их спинами шел более оживленный разговор. Говорил в основном Джон, хоть иногда он покачивался в седле и дважды едва не потерял шляпу.

— Будь я проклят, — вещал он. — Эти выскочки. Этот парень, Кинг, из вашего банка! Мне интересно, почему ты его терпишь? Как будто это его собственные деньги. Из тайника под кроватью. Могли бы нанять в банк клерка с лучшим воспитанием и манерами.

— Банк не совсем мой, Джон, — сказал Росс. — На самом деле, если бы спокойствие и уверенность наших клиентов зависели от моих капиталовложений, нас уже постиг бы незамедлительный крах, и завтра мы вынуждены были бы свернуться.

Джон хмыкнул и качнулся.

— Что за сплетни я слышал об Уорлегганах? Святой Боже! Они, и в стесненном положении! Да это кажется просто невозможным. Можешь кинуть в меня камнем, но я желаю, чтобы они заплатили за весь ущерб, причиненный обывателям.

— Джордж безрассудно влез в долги, ожидая скорейшего окончания войны. Полагаю, это сыграло свою роль. Банковское дело построено на доверии куда больше, чем все остальное. И всё же до банкротства дело не дошло. Но соглашение с Банком Плимута стало результатом этой истории. Теперь они достаточно себя обезопасили.

— Что ж, полагаю, именно поэтому мы получили шахту так дешево. Даже не думал, что все получится. Пошел на это только потому, что меня донимали Рут и Хорри.

Они продолжили ехать в молчании.

— У тебя нет проблем с парнем? — спросил Джон, кивая головой на фигуры впереди. Шляпа свалилась ему на глаза.

— Проблем?

— Путается с кем ни попадя. Я ни с кем не путался, пока не выбрал Рут. А Хорри шляется по всему графству. — Джон поправил шляпу. — Надеюсь, он не слишком серьезно относится к этой проклятой девице Поупов. Они не того класса, а папаша у неё такой самодовольный, что иногда кажется — вот-вот лопнет. Ведь вроде это с ней Хорри провел прошлую ночь?

— Не знаю. Они все вместе сидели у праздничного костра. Думаю, Джереми главным образом был с Дейзи Келлоу.

— Ха. Ну, уж эта никого не поймала, это точно. Хотя она, по крайней мере, приятна на вид и на ощупь.

Росс посмотрел на своего спутника и нового партнера. Как жаль, что это не Фрэнсис. Уил-Грейс прибрала кузена много лет назад, и стала причиной многих проблем между Россом и Джорджем Уорлегганом.

Под влиянием внезапного порыва он сказал:

— Не так давно Джереми очень понравилась одна из Тревэнионов, но ничего не вышло.

— Тревэнионов? Из Каэрхейса?

— Да.

Джон посмотрел на небо.

— Черт возьми, дождь собирается. В этом проклятом графстве ничего невозможно предсказать. Погода непостоянная, словно женщина... Что пошло не так?

— С Джереми? Ничего. Но брат девушки ему отказал. Майор Тревэнион.

— Разумеется, я его знаю. Мы родня.

— Вот как?

— Ну, что-то вроде того. Моя кузина Бетти вышла замуж за его дядю. Они живут рядом с Каллингтоном. Бетти Беттсворт. Звучит глупо, правда?

Джон рассмеялся, отчего его шляпа снова съехала.

— Что ж, твой майор Тревэнион сказал «нет». Видимо, он стоит во главе семьи.

— О, разумеется. Будь уверен. Но он не мой. Я вижу его раза два в год. Будучи в ополчении, я чаще видел его брата. Ты ведь никогда не был в ополчении, правда? А его брат был. И поэтому я с ним встречался. Проклятый фарс, по большей части.

Спустя несколько минут настанет время расставаться. Вероятно, Росс мог бы пригласить Джона на чай, но в его нынешнем состоянии...

— Ну разумеется, — сказал Тренеглос, потерял и снова нашел стремя. — Могу понять, что имел в виду Джон.

— Что? О чем ты?

Услышав тон Росса, Тренеглос приподнял бровь.

— Ох... с твоим парнем все хорошо, Росс. Но им не нужен Полдарк.

— Насколько я знаю, джентльмен напомнил моему сыну, что Тревэнионы живут здесь с 1313 года, — ледяным тоном произнес Росс. — К счастью, Джереми хватило сообразительности...

Его прервал резкий голос Тренеглоса.

— Не в этом дело... Ты меня знаешь... знаешь мою семью. Мы ведем свой род от Робера де Мортена и сэра Генри де Тайса. Куда уж древнее. И что, думаешь, Тревэнион будет рад сделать Хорри своим зятем? Он ему в лицо плюнет! Ему не нужны родословные. Ему нужны деньги.

— Что ж, несомненно, некоторая сумма не была бы лишней...

— Нет, нет, не так. Этот безумец близок к банкротству. Он потратил всё состояние на этот проклятый замок — и не может закончить его. Не может рассчитаться с работниками, не может купить материалы. И делает ставки на скачках. Поэтому много лет продает землю. Два года назад мой шурин, банкир из Сент-Остелла, купил у него три участка — неподалеку от Трегони, в Сент-Эрме и Веряне. Он закладывает все направо и налево, расстался с вещами, которые принадлежат семье со времен Босворта. Теперь он собирается прибегнуть к последнему ресурсу. Если он выдаст одну из своих сестер за богача, способного протянуть руку помощи — майору будет все равно, откуда возьмется жених. Будь у Джереми двадцать тысяч фунтов, он стал бы самым желанным женихом Великобритании!

Два молодых человека, ехавших впереди, остановились у развилки. Левая тропа вела в Киллуоррен, где жили Дуайт и Кэролайн Энис, правая шла по краю земель Бодруганов, делала широкий полукруг за Меллином и заканчивалась в Мингуз-хаусе.

Тренеглос дернул поводья и рассмеялся.

— Как бы то ни было, у Джереми и без того отличный выбор. Не стоит зацикливаться на одной девушке, пока ты молод. Мне было около тридцати, когда меня подцепила Рут. Если ты посчитаешь, что кто-то из моих отпрысков достаточно хорош — Агнета, или Фейт, или Пола — только дай знать! И, быть может, Джереми разбогатеет, а? Говорят, он гений.

— Кто, Джереми?

— Да. Так отзывается о нем Хорри. Пару раз в неделю он наведывался на литейный завод в Хейле, чтобы узнать о силе пара. Так сказал Хорри. Это ведь он предложил поставить этот насос, правда? Его разработка, по большей части. По словам Хорри, и вся идея тоже. Мы с тобой на что годимся? Ты отличишь один конец котла от другого? Черт меня дери, если я на это способен. Сомневаюсь, что Хорри разбирается в этом лучше. Но он был там вместе с Джереми, Полом Келлоу и Беном Картером — больше четырех раз плавал на вашей проклятой рыбацкой лодке. Кажется, Джереми занимался этим больше года. Но ты и сам всё узнаешь. И... и скажи парню... передай ему от меня, что в мире куча разукрашенных юбок, готовых перед ним задраться. Не стоит киснуть из-за тщедушных сестричек Тревэнион.

Ни одна дорога или тропа не вела от развилки прямиком в Нампару, но, перепрыгнув через пару живых изгородей и перейдя бурлящий ручей, они оказались на вересковой пустоши, которая тянулась до сторожки у Мингуз-хауса, а дальше начинались земли Полдарков.

Джереми встрепенулся от сна и почувствовал себя чуть более живым. Его печаль из-за Кьюби оказалась где-то по другую сторону стены, что он так трудолюбиво возвел вокруг себя. Шаткие укрепления могли сломаться от легкого нажима, но сейчас Джереми сосредоточился на шахте и работе, предстоящей после подписания сегодня документа в присутствии Баррингтона Бурдетта. Когда же мысли его обратились к темам более личным, он подумал о прошлой ночи и о волнении, которое испытал, целуя и лаская другую девушку. Джереми знал, что может повторить это в любое время. И в следующий раз, быть может, никакие призраки не помешают им продвинуться немного дальше. И еще немного дальше. И еще. Тело красивой девушки располагало к подобным экспериментам.

Отец рядом с ним ехал молча, но Росс никогда не был болтлив, разве что в компании жены, и потому Джереми не обращал на это внимания.

— Ты намекнул, что хотел бы разработать насос для шахты, — вдруг сказал Росс.

— Да, отец.

— И я всегда откладывал этот вопрос, говоря, что он третий на очереди, и что прежде, чем будут решены две основные проблемы, в обсуждении мало смысла. Что ж, теперь они решены.

— Да, отец.

Росс окинул сына долгим, оценивающим взглядом.

— Полагаю, ты получил в области создания насосов не только теоретические, но и некоторые практические знания.

— Кто тебе сказал?

— Ты. Когда мы обсуждали это впервые.

— Я? Ах да, конечно. Я забыл, — уклончиво ответил Джереми.

— Как ты помнишь, в тот раз я сказал, что мне необходимо убедиться в твоей способности спроектировать подобный двигатель, прежде чем мы на это согласимся. Ошибка в таком деле может стоить нам гораздо больше сэкономленного на отказе от приглашения опытных инженеров, это очевидно.

— Да, ты говорил об этом.

— И?

— Я вполне согласен с этим. Вопрос в том, решишь ли ты после своих проверок, что дело стоит риска.

— Ты можешь убедить меня в том, что это так?

— Могу попытаться... — Джереми колебался. — Думаю, лучше всего мне принести план, чертежи. Возможно, ты не пожелаешь говорить «да» или «нет», не узнав еще чьего-нибудь мнения. Но я вполне согласен с этим.

Они двинулись дальше.

— Как тебе удалось так многому научиться? — спросил Росс.

Джереми замялся.

— Я изучаю двигатели для шахт с тех пор, как научился ходить.

— О да. В целом все так. Но...

— В этом мне помогал советом Питер Карноу. И Аарон Нэнфан, сам знаешь, он двадцать лет проработал инженером на Уил-Анне. И, разумеется, я обсуждал эту идею с мистером Генри Харви из Хейла. Он внес собственные предложения. Это не просто... не просто фантазии.

— Я так и не считал.

Джереми боролся с нежеланием говорить о вещах, которые раньше хранил в строжайшей тайне.

— Доктор Энис... Дядя Дуайт... он тоже помог.

— Дуайт? Каким образом?

— Купил энциклопедию Риса, как только она вышла. Я регулярно брал ее почитать.

— Я только слышал о ней.

— Её публикует доктор Абрахам Рис. Энциклопедия еще не завершена, но в ней много полезных статей.

— Никогда не видел тебя за их чтением.

— Я читал наверху, в постели. Там было легче сосредоточиться.

Росс пристально посмотрел на сына.

— Разумеется, я изучал и другие материалы, — сказал Джереми. — «Трактат о механике». И его часть — «Доклад о паровых двигателях», она вышла отдельно пару лет назад. Я написал автору, доктору Грегори. С тех пор мы регулярно переписываемся. Я также несколько раз писал мистеру Тревитику.

— Ты был весьма скрытен, — заметил Росс.

— Прости...

— Ты виделся с Тревитиком после его возвращения?

— Нет. Дважды заезжал, но, к несчастью, его не оказалось дома. Однако я встречался с мистером Артуром Вулфом.

— Вулфом?

— Я говорил о нем, если помнишь. Я навестил его, и он оказался... очень полезен. Своими советами и предложениями. Вначале... Мне продолжать?

— Разумеется.

— Несколько месяцев назад я бы решил разрабатывать двигатель, руководствуясь принципом прямодействующего поршня мистера Тревитика. Он упрощает конструкцию и значительно сокращает число деталей. Я по-прежнему считаю идею блестящей. Но мистер Вулф убедил меня... и мистер Симс из Гвеннапа, с которым я также имел возможность пообщаться, а у него, пожалуй, практического опыта в этом деле больше, чем у других... Оба они считают, что все слишком упрощено и поршень будет подвергаться избыточной нагрузке из-за постоянного воздействия на него атмосферы, а также мы будем терять много пара из-за отсутствия охладителя. Принимая во внимание... Ты понимаешь меня, отец?

— Немного.

— Даже принимая во внимание то, что оба они конкуренты мистера Тревитика, я всё равно вижу слишком много истины в их аргументах. Поэтому я надеюсь создать несколько более традиционный двигатель, но с паром высокого давления и прочими проверенными и надежными нововведениями.

— Неужели эти господа избавили тебя от собственных мыслей на этот счет?

Джереми коротко хихикнул.

— Ни в коем разе. Оба были очень кратки. Но у обоих есть двигатели, которые можно исследовать. Боюсь, я торгую твоим именем влиятельного владельца шахты.

— Другими словами, они думали, будто ты собираешься предложить им деньги за разработку насоса?

— Не уверен, что они так думали. Я никогда не делал подобных предложений. Мы расстались на хорошей ноте.

— И ничьи патентные права не будут нарушены?

— Нет... я предложил оплатить консультации мистера Вулфа. Но не думаю, что это обойдется дорого.

Они ехали трусцой. Капли дождя оседали на одежде.

— Но когда придет время принять решение, — резко сказал Джереми, — я согласен не продавливать собственные проекты, если, рассмотрев их, ты не изменишь своего мнения в лучшую сторону — или не предпочтешь более безопасный проект. Меня так же, как и любого другого, волнует успех предприятия.

— Кто это бродит вокруг Уил-Грейс? — спросил Росс.

— Боже... это же Стивен Каррингтон! Помнишь, я говорил, что он вернулся вчера ночью?

— Прекрасно помню.

— Интересно, он едет из Нампары?

Похоже, погода совершенно не волновала Стивена.

Он направился прямиком к всадникам. Улыбнулся, помахал рукой и заспешил к воротам, чтобы поравняться с лошадьми.

— Джереми! Какая встреча! Я надеялся найти тебя на шахте!

— Стивен. Рад тебя видеть. — Молодые люди пожали друг другу руки. Джереми хотел было спешиться, но Стивен уже оказался рядом. — Нет, мы были в Труро. Отец, могу я представить тебе Стивена Каррингтона? Мой отец, капитан Полдарк.

Росс и Стивен также обменялись рукопожатием. Стивен крепко сжал руку Росса — может быть, даже слишком крепко.

— Члены моей семьи много о вас рассказывали, — любезно сказал Росс.

— Вы не имели бы удовольствия слышать эти истории, если бы не ваш сын, — ответил Стивен. Когда Росс окинул его вопросительным взглядом, он добавил: — Меня вытащили из воды, словно селедку. Джереми спас мне жизнь.

— Душераздирающе, но не совсем точно, — возразил Джереми. — Состояние твое оставляло желать лучшего, но ты лежал на полузатонувшем плоту. От нас потребовалось лишь вытащить тебя на берег.

— А после этого леди из Нампары заботились обо мне, пока я не оказался способен сам присмотреть за собой. Как видите, сэр, я все еще в долгу перед вами.

— Что ж, вне всякого сомнения, вы найдете способ оплатить долг, — сказал Росс. — Вы снова оказались здесь?

— Я обещал вернуться, сэр. Обещал себе... да и другим. Но как долго я здесь пробуду — зависит от обстоятельств.

— Ты только что из Нампары? — спросил Джереми.

— Нет. Увидев, что глава семейства дома и мы с ним не знакомы, я подумал, что подобающе будет для начала испросить его разрешения.

— Боже мой, какая деликатность, — сказал Росс. — Разумеется, вы можете посещать Нампару, когда пожелаете. Но я ценю вашу обходительность.

Обходительность? Поступок действительно любезный. Или же подобным образом молодой человек просил разрешения ухаживать за Клоуэнс?

— Благодарю вас, сэр. Джереми, я слышал, ты открываешь новую шахту. Покажешь мне её, если я приеду завтра до полудня?

— Ты можешь увидеть её прямо отсюда. Пока мы лишь расчистили мусор, оставшийся с прежних работ и пробили несколько пробных шурфов на глубине. Следующий шаг — создать насос.

Стивен глянул сквозь пелену дождя. Капли воды усеивали гриву его густых волос, однако дождь как будто скатывался с волос, словно их, подобно утиным перьям, покрывало какое-то натуральное масло.

— Моих знаний о добыче металлов не хватит, чтобы стать полезным советчиком. Но мне хотелось бы узнать что-нибудь новое.

— Приходи в одиннадцать, — предложил Джереми. — Сможешь перекусить вместе с нами.

Стивен выжидающе посмотрел на Росса, тот улыбнулся, пришпорил лошадь и поехал дальше.

— Тогда я буду рад принять приглашение, — ответил Стивен.

Примерно в это же время Демельза зашла к Клоуэнс — та латала прореху в нижней юбке, накануне вечером девушка зацепилась за ежевику. Несколько минут они обсуждали праздник кануна летнего солнцестояния. Обе тщательно старались избегать упоминания о возвращении Стивена Каррингтона. В конце концов Демельза сказала:

— Клоуэнс, я должна ответить на письмо леди Изабел Петти-Фитцморис. Забыть о нем еще на неделю будет невежливо...

Дочь продолжала шитье.

— Клоуэнс...

— Я слышу тебя, мама, но что ты ответишь?

— Только то, что скажешь ты.

— По крайней мере, ты можешь мне помочь. Что будет значить согласие? Что я принимаю ухаживания лорда Эдварда всерьез? Тогда...

— Полагаю, это значит, что две недели ты проведешь во владениях Лансдауна. И более ничего. Если лорд Эдвард хоть немного тобой увлечен, это, несомненно, поможет ему разобраться в своих чувствах. А тебе, в свою очередь, поможет разобраться, нравится он тебе или нет. Как ты знаешь, сама я никогда не находилась в подобном положении, и потому едва ли могу дать дельный совет. Но это — дружеский визит. Можешь не искать в нем что-то большее.

Клоуэнс перевернула юбку.

— Знаешь, я почти никогда не пользовалась ни одним из тех замечательных швов, которые узнала от миссис Граттон? Елочка, крестик, строчка. Я могла бы обойтись без них, — она подняла взгляд. — Так пойдет?

— Пойдет. Но с другого края у тебя еще зацепка.

— Проклятье, — пробормотала Клоуэнс.

— Вряд ли в Бовуде, — заметила Демельза, — от тебя ждут подобных выражений.

— Этого я и боюсь! Мама, кажется, мне не стоит туда ехать. Лорд Эдвард — приятный молодой человек. Не то чтобы очень красивый, но очень приятный. Думаю, даже добрый. И очень знатный. Папа крайне высокого мнения о его семье, а ты знаешь, что он редко имеет хорошее мнение о подобных семьях. Но против меня играют две вещи. И ты наверняка знаешь обе! Во-первых, что младшему брату маркиза делать с неизвестной девушкой из самой глухой глубинки Корнуолла? У неё к тому же ни денег, ни земли, ни положения. Вся его семья будет против! Поехав в Уилтшир, я скорее стану мишенью для оценивающих взглядов, холода и насмешек. Во-вторых, я не знаю, относится ли он ко мне, как...

Подойдя к окну спальни, Демельза наблюдала за пузырящимися каплями дождя, скапливающимися в желобе. Они жались друг к другу, словно строй солдат, а затем одна за другой бросались вниз, как полк на линии огня.

— Думаю, тебе стоит позабыть о первой причине. Обо всем. Что до нашего положения, помни — твой отец обрел известность. Вполне возможно, он даже более уважаем в Лондоне, или в парламентской жизни Лондона, чем здесь. — На несколько секунд при воспоминании о невыносимом высокомерии майора Тревэниона Демельзу переполнило раздражение. — Твой отец близок с мистером Каннингом, мистером Персивалем и многими другими. Он — вовсе не пустое место, а это значит, что и ты имеешь вес. И посмотри, кто отправил приглашение? Мы не просили об этом. Его послала тетушка Эдварда, она заменила ему мать. Ты мне рассказывала. Поэтому, думаю, тебе нужно выбросить из головы первую проблему. Что до второго... раз ты не знаешь, чувствуешь ли нечто особенное к лорду Эдварду, можешь найти много иных тем для разговоров. Можно сказать, что раз для тебя ничего не поставлено на карту, ты даже получишь большее удовольствие от визита, чем это получилось бы, имей он значение. Разумеется, тебе кажется, учитывая твою прямоту, что ты не способна скрывать свои чувства, о чем дашь ему понять достаточно скоро, дабы он не питал иллюзий. Если ты так считаешь, тогда ехать действительно не стоит, ни в коем случае. Было бы нелогично и неприлично вести себя подобным образом.

— А ты хочешь поехать? — спросила Клоуэнс.

— Нет.

— Но ты поедешь, чтобы сопровождать меня?

— Да.

— Мы будем идеальной компанией.

— Прошлой ночью я пыталась убедить Кэролайн поехать вместо меня, если ты согласишься.

— И что она сказала?

— Что правильно будет поехать мне.

Клоуэнс оторвала нитку зубами.

— Выйдет дорого. Вероятно, даже очень дорого, мы же не можем ходить босиком.

— Рада видеть, что сегодня ты в чулках... Клоуэнс, не стоит задумываться о мелочах. Хочу ли я поехать? В чем мы будем? Нужно сосредоточиться на том, что действительно важно.

Клоуэнс вздохнула.

— Полагаю, ты права. Что ж, мама...

— Да?

— Дай мне время до завтра. Всего один день. Я честно обещаю дать ответ через двадцать четыре часа.

— Очень хорошо.

— И еще, мама...

Демельза уже собралась уходить.

Клоуэнс улыбнулась. Первый раз за день.

— Спасибо.

Стивен явился на следующий день и вместе с Джереми отправился на Уил-Лежер. Снова шел дождь, но день стоял теплый, даже жаркий. Солнце проникало сквозь прорехи в облаках, кудрявых и белых, словно локоны парика. Молодые люди шли по пляжу, и море рядом шептало и бормотало.

Стивен сказал, что он первый раз спускался в шахту, и ему быстро хватило впечатлений.

— Боже, да я не стану шахтером за все золото Вест-Индии! При спуске камни как будто давят на тебя со всех сторон. И вот-вот упадут! Это ужасает. Словно, если земля пожелает вздыхать слишком часто, ты окажешься навсегда зажатым под тоннами мокрых камней.

— То же самое происходит после смерти, — сказал Джереми, только что мысленно покинув девушку, которую он целовал на кладбище две ночи назад.

— Что ж, благодарю покорно, я пока жив. По мне, лучше море, ветер и дождь. Я скорее готов столкнуться со штормом на протекающей шхуне!

— Что в конце концов стало с «Филиппом»?

— Мне пришлось разделить доход со вдовой капитана Фрейзера. Старая потаскуха. Пыталась возбудить против меня дело. Якобы за ограбление. Была б её воля, она обвинила бы в убийстве старика меня, а не французов! Но в конце концов я уехал с небольшим состоянием в кошельке. Временно припрятал все под полом в спальне Уилла Нэнфана. Теперь я ищу, куда вложить деньги, чтобы удвоить мой капитал.

— И поиски привели тебя сюда? — спросил Джереми.

Стивен рассмеялся.

— Да, может быть. Не посоветуешь чего-нибудь?

— Не теперь.

— Если честно, Джереми, я вернулся, потому что хотел. Здесь очень мило. Вы, корнуольцы, добрые и дружелюбные. Прежде я не встречал такого отношения. В особенности твоя семья...

Они сидели на краю невысокой скалы. Убегая к пляжу, среди песка и камней петляла дорога. Хоть день был безветренным, море раз за разом величественно обрушивало на берег похожие на горы валы белой пены.

— Открытый простор — вот что по мне, не сомневайся! — сказал Стивен. — Посмотри на море! Разве не замечательно! Ты знаешь, какие вложения я хочу сделать?

— Еще один корабль?

— Угадал. Но не просто люггер вроде «Филиппа». Размером со шхуну, на которой я плыл, когда мы пытались сбежать от французов.

— Это дорого обойдется.

— Знаю. Гораздо больше, чем у меня сейчас. Но ты рассказывал мне об этой своей шахте, Уил-Лежер, где мы ползали, как слепые кроты. Все вы владеете долями. Твой отец, ты, эти Тренеглосы... и прочие. А я хотел бы купить подобным образом корабль. На паях. Четверть ты, четверть я. Пол, если у него есть деньги...

— У него их нет. Как и у меня...

— Ах... жаль. Но ты не возражаешь?

— Разумеется, нет.

— Уверяю тебя, Джереми, именно так финансируются многие приватиры. Респектабельные торговцы вкладывают деньги. Нанимают капитана. Он собирает команду. И они отправляются на поиски приключений. И если посчастливиться ухватить большой куш, экипаж получает долю, а торговцы забирают остальное. Я знаю капитана, который в итоге собрал достаточно, чтобы выкупить все доли.

— Приватиры. Хм.

— На войне все средства хороши. Тебе это известно. Во всяком случае, я хочу поступить именно так. Если не получится, то стану шахтером!

Джереми рассмеялся.

— Серьезно... Если тебе нужны инвесторы, разве не разумнее искать их в Бристоле?

— Я пытался. Но ничего не вышло. Эта потаскуха, вдова капитана Фрейзера... Она отравила умы людей. Распространяла всякие бредни. Лживые слухи обо мне. Некоторые купились на её басни и решили, что мне нельзя доверять. Поэтому я вспомнил о моих друзьях из Корнуолла и больше не пытался.

— Тебе нужно в Фалмут, а не сюда. У нас ничего нет. Даже порта.

— На этом можно заработать настоящие деньги, — сказал Стивен. — Большие деньги. Сорвать огромный куш. Покуда еще идет война. Ведь она не будет продолжаться вечно.

— Надеюсь на это.

— Как и я. Но ты должен признать, хотя война — отвратительная штука, это время дает людям возможности забраться наверх, заработать денег и стать лучше. Поступки, за которые в мирное время ожидает виселица, в военное время делают из тебя героя...

Джереми не ответил, думая о причинах собственной горечи и неудовлетворенности. В последние несколько недель он мечтал о каком-нибудь внезапном изменении в жизни — набеге на французский форт вроде того, что совершил отец, или вступлении в армию, чтобы добиться быстрого повышения. Или он мог разбогатеть благодаря Уил-Лежер и купит титул. А затем он отправится в Каэрхейс и встретится с Кьюби...

— Стивен...

— Да?

— В тот день, когда за нами гнались таможенники. Ты притворился, что хромаешь?

Стивен заколебался, а затем ухмыльнулся.

— В некотором роде, Джереми. Хотя я вывихнул лодыжку. Мне казалось, что это, возможно, единственный путь спасти люггер.

— Ясно...

— Я искал тебя по всему побережью.

— Да, я знаю. А когда возвращался, не видел ли ты третьего таможенника... того, что ты сбил?

— Видел, — рассмеялся Стивен. — И сбил его с ног второй раз. Он охранял люггер.

— Ох, так ты... — Джереми вопросительно посмотрел на друга.

Спустя несколько секунд Стивен снова заговорил.

— Другого выхода не было. Он стоял там, под лодочным навесом. Он не нашел ружье — я закинул его в кусты — но держал нож, товарищи оставили его в карауле. Я заметил его прежде, чем он меня. И свернул в сторону. Когда я уходил, он как раз зашевелился.

— Ох, — повторил Джереми.

Стивен оглянулся на друга.

— В любом случае, пришлось рискнуть. Смогу ли я удрать от них и скрыться. Когда я возвращался, остальные могли погнаться за мной, а не за тобой.

Джереми рассмеялся.

— Наверное.

Наступила длинная пауза.

— Что ж, — сказал Стивен, — знаю, что пришлось бы мне сейчас по вкусу. Купание.

— Я не стал бы возражать. Но сегодня тебе стоит держаться у берега. С такой волной шутки плохи.

Они спустились по крутой и скользкой тропе, повернули к пещере у подножья утеса и разделись. Ноги у Стивена были коротковаты, но в остальном он был прекрасно сложен. На его груди курчавились золотистые волосы, спускаясь узкой дорожкой к пупку. На правом бедре и ребрах виднелись следы ранений. Последняя отметина выглядела недавней.

— Это от таможенника? — спросил Джереми, указывая на шрам.

— Что? О да. Оставил свое жало.

Раздевшись, они побежали к морю и мгновенно скрылись в воде. Не обратив внимания на предупреждение Джереми, Стивен нырнул в первую волну и поплыл дальше. Через мгновение он перевернулся и поднялся на поверхность, смеясь и отплевываясь. Его накрыла другая волна. Когда Джереми ударила первая волна, он быстро последовал за Стивеном, избегая больших волн, проплывая по гребням или соскальзывая в их чрево, прежде чем они разбивались. Внезапно его охватила радость от того, что Стивен вернулся. Несмотря на желание обладать Дейзи, ужасная боль в его сердце никуда не делась. Не помогала ни работа, ни игра, ни выпивка, ни похоть. Может, со временем у Стивена получится ее излечить. Его смелое и беспечное отношение к жизни было само по себе живительным. Когда находишься в обществе человека, которому все нипочем, то и сам становишься таким же.

Джереми и Стивен пробыли в море минут двадцать. Вода в это время года была еще холодной, но они гребли так яростно, что вылезли разгоряченными. Они пробежали милю по пляжу туда-сюда и обсохли на жаре. Потом рухнули у входа в пещеру, запыхавшись и хохоча, потому что едва не столкнулись с Бет и Мэри Дэниэл — девушки подбирали принесенные приливом обломки и были бы возмущены таким зрелищем.

Солнечный луч пробрался сквозь облака и упал на молодых людей — они натянули штаны и улеглись на песке, наслаждаясь солнцем.

— Знаешь, Джереми, вот это жизнь, — сказал Стивен. — Тебе повезло больше всех на свете.

— Правда?

— Родиться здесь, около моря и в доме, где есть достаток. Ты не богач, но ни в чем не нуждаешься. Только подумай, с самого рождения просыпаться каждое утро и смотреть на это море, песок, утесы. В этом нет ничего постыдного, ужасного или нечестного. Все, что у тебя есть, непорочно: солнце, песок, ветер и облака, сменяющие друг друга. Если бы у меня было еще лет семьдесят, я бы хотел провести их здесь!

— Спустя несколько лет тебе бы это наскучило и захотелось бы уехать. У тебя мятежный характер, сам знаешь. Тебе бы захотелось выбраться отсюда, чтобы сражаться с миром.

Стивен откинулся назад.

— Кто ж знает? Может, и так. Но когда я представляю собственную жизнь... О, есть места и похуже. Я трудился на ферме, учился читать и писать. Но разве не наш образ жизни формирует характер? Я всю жизнь боролся за выживание, и иногда мне приходилось лгать и обманывать. Кому же захочется лгать и обманывать здесь?

— По-видимому, в наших краях все же есть скромная доля таких людей.

— Может быть, человеческой природе чуждо счастье. Но при возможности я бы попытал счастья здесь.

В глубине пещеры щебетали пташки.

— А как поживает мисс Клоуэнс? — спросил Стивен.

— По-моему, весьма неплохо.

— Она будет плохо обо мне думать?

— С чего бы?

— Из-за позавчерашней ночи.

— Ты сам узнаешь за обедом.

— Она говорит обо мне?

— Иногда.

— В смысле, с тех пор как узнала, что я вернулся.

Джереми стряхнул песок с груди.

— Стивен, я не знаю, какие чувства ты испытываешь к Клоуэнс, а она к тебе. Я даже не знаю, как истолковать твое появление в обществе Вайолет Келлоу в ночь твоего возвращения. Если тебе тяжело это слышать, мне жаль. Почему бы...

— Значит, она меня видела. Или кто-то ей рассказал?

— Она тебя видела. Я тоже тебя видел.

Стивен вздохнул.

— Жаль... Ты ведь меня знаешь, Джереми. Я действую спонтанно. Могу прямо сейчас отправиться в море. Я не мешкаю. Может, я и беспечный, но каков уж есть. А потом я проклинаю себя за глупые порывы. Знаешь, Богом клянусь, когда я добрался до Грамблера позапрошлой ночью, то сразу же решил в первую очередь повидаться с Полдарками. Как же иначе? Разве это не естественно? Вы мои настоящие друзья. Но тогда я подумал, как переступлю твой порог, не имея места для ночлега? Ты мог бы решить, будто я ожидаю, что ты меня приютишь. Поэтому я сразу же направился к Нэнфанам и узнал про костер. Вот я и подумал, обойду Нампару и, может, найду Джереми и Клоуэнс и присоединюсь к ним у костра. Потому я и пошел вместе со всеми, но сбежал, когда увидел тебя там. Ты был с Дейзи Келлоу, а мисс Клоуэнс была с Беном Картером, и все выглядели как парочки, вот я и решил не навязываться. Потом увидел высокого мужчину, и кто-то назвал его капитаном Полдарком, и я подумал, что канун Иванова дня — не самое подходящее время, чтобы вот так явиться с бухты-барахты, все слишком заняты, может, лучше дождаться утра. Поэтому я отправился к Нэнфанам, чтобы лечь пораньше.

Он замолчал. Две женщины поравнялись с ними на пляже, и Джереми помахал. Те помахали рукой в ответ.

Стивен продолжил:

— Говорил же, я порывистый человек. Я как раз проходил через ворота Фернмора, там горел свет, ну, я и вошел. Мистера Келлоу не было, а миссис и мисс Келлоу уже в плащах без конца спорили, потому как Вайолет сначала сказала, что ей нездоровится, а потом передумала и решила пойти к костру. Тогда я сказал миссис Келлоу, мол, если вы позволите, я отведу мисс Вайолет к сестре, и вам не придется выходить. В общем, я ее убедил, вот так всё и вышло.

Джереми потянулся за сюртуком и вытащил часы.

— Но ты так и не привел ее к сестре.

— Что ж, по-моему, ты лучше меня знаешь сестер Келлоу, Джереми. Попробуй управиться хоть с одной из них, сумеешь? Они как резвые лошади. Я сказал мисс Вайолет, когда мы добрались до костра, а она пошла дальше. Тогда я сказал: «Мисс Вайолет, эта дорога на пляж», а она ответила насмешливым и наглым тоном: «Заткнись, парень, и следуй за мной».

Джереми натянул рубашку.

— Уже почти время обеда. Можешь сначала подняться ко мне в комнату и привести себя в порядок.

— Ты меня знаешь, — повторил Стивен. — Дареному коню в зубы не смотрят. Может, и следует, но это не в моем характере. Вайолет — красотка, и с ней можно развлечься. Ты ведь знаешь, что обе девицы Келлоу такие.

— Да, — замялся Джереми. — Думаю, нам пора.

Стивен вел себя героически, был вежлив и не надоедал никому назойливыми разговорами. На вопросы Росса насчет «Филиппа» отвечал достаточно подробно. Рассказал, что сражение с двумя французскими военными кораблями случилось во время шторма. Капитан Фрейзер погиб при прямом попадании из пушки французов, и часть команды решила сдаться. Но выстрел, убивший капитана Фрейзера, снес фок-мачту, и прежде чем французы успели помочь, корабль пошел ко дну где-то у рифов к западу от островов Силли. Скорее всего, остальная часть команды утонула, только он, Гаррисон и Морду спаслись на плоту.

Он также выразил живой интерес к шахте Уил-Лежер, к вероятному расположению жил, способам разработки, проблемам с водой и ее откачкой. Он показал собственную сообразительность и понимание темы разговора.

Росс решил, что он вероятно, из тех молодых людей, которые полностью сосредотачиваются на том, к чему вдруг проявят интерес, и впитывают больше и быстрее, чем те, кто будет учиться дольше. Но, вероятно, интерес может так же быстро угаснуть.

Пальцы Джереми, как он заметил, малость загрубели, а лицо временами озарялось страстью, когда он что-то объяснял Стивену. Как там сказал Джон Тренеглос? «Хорри говорит, твой сын гений». Конечно же, Хорри — не самый умный молодой человек, его легко удивить. Но все же это кое-что значит. Почему Росс не разглядел в своем сыне больше, чем беспечность, замкнутость, никчемность, поверхностное отношение к жизни? После его возвращения домой беседы с Джереми дали кое-какое представление о том, что же происходит в голове его сына. Росс был близорук, какими часто бывают отцы, и попал в ту ловушку, от которой в своей гордыне считал себя защищенным.

Сидя за столом и слушая двух молодых людей, он признавал свою ошибку, хотя и не мог подавить недовольство Джереми из-за проклятой скрытности, сбившей его с толку.

Росс еще не рассказал Демельзе о «рыбалке». Сначала он сам возьмется за Джереми.

В целом обед прошел успешно, но только не для Стивена. Клоуэнс сослалась на колики и извинилась за отсутствие. За полчаса до обеда она сказала матери, что приняла приглашение провести некоторое время в Бовуде с Лансдаунами.

Глава пятая

Насос на Уил-Лежер начали устанавливать в начале июля. О том, как его разместить, пришлось немало поразмышлять. Хотя до сих пор все строения шахты находились на вершине утеса, если установить насос ниже, то осушение могло бы частично идти самотеком и понадобились бы более короткие трубы. Поэтому выбрали нижний уступ утеса, в ста ярдах от шахты, породу подорвали и выкопали, соорудив площадку — крохотную, но вполне достаточную. Потом вычислили точное место для насоса и котла и вырыли хранилище для угля глубиной около девяти футов, а затем углубились еще на три фута, чтобы сделать фундамент для всего сооружения.

Снова открыли старую каменоломню у мельницы Джонаса, и на протяжении трех недель до того, как заложили первый камень, от рассвета до заката бесконечная вереница телег пересекала вересковые пустоши, заросли кустарников и песчаные дюны. Они везли гранит и песчаник — самый надежный камень из тех, что можно было найти. Но все равно пришлось разобрать остаток стен Уил-Мейден — они были как раз из гранита, Росс также договорился с каменоломней неподалеку от Сент-Майкла, поскольку им могло понадобиться еще четыреста тонн камня лучшего качества для постройки защитной стены, которая примет на себя вибрации и напряжение.

Трудность при открытии шахты заключалась в необходимости построить помещение для насоса — достаточно крепкое, чтобы простояло долго, и достаточно большое, чтобы насос мог работать. Бывали случаи, когда здание рушилось из-за неправильно заложенного фундамента или из-за слишком сильной вибрации насоса. Никто не знал, не забросят ли Уил-Лежер года через два, но при строительстве помещения для насоса следовало рассчитывать на оптимистичный прогноз.

Позаботившись об устройстве дренажа, заложили стены широкого фундамента, камень за камнем на известковом растворе, самые крупные гранитные глыбы — у основания, их всегда клали на более широкую сторону, а дополнительную прочность придавала железная арматура, идущая вдоль всей конструкции. Когда стены поднялись выше, на высоту дверного проема, на всю толщину стены вставили новую арматуру десяти-двенадцати футов длиной и скрепили между собой, чтобы она держала стены железной хваткой. Наверху в стене оставили отверстия для закрепления насоса. А еще чуть выше — отверстие побольше, чтобы приладить балансир. Дальше находился третий этаж, черепичная крыша и высокий кирпичный дымоход.

Даже при хорошей погоде и если не возникнет серьезных проблем, строительство помещения для насоса заняло бы не меньше двух месяцев. Предстояло еще построить большой угольный склад, а Джереми пытался найти подходящую впадину в песчаных дюнах, чтобы чуть углубить ее и выложить смесью известки, песка, воды и гальки, устроив таким образом резервуар для дождевой воды. Иначе пришлось бы везти воду бочками из ручья Меллинджи, а до него было больше мили. Пока что они не нашли среди песков и камней на утесе какой-нибудь родник, а от ручья воду отвести бы не удалось, поскольку шахта стояла выше.

К сожалению, парадокс заключался в том, что после стольких трудов и расходов по откачке воды из-под земли ее нельзя было использовать, чтобы подавать пар для механизма, поскольку в ней содержалось слишком много солей и котел быстро бы заржавел. Конечно, этой водой можно будет промывать породу или воспользоваться в дробилке олова, если таковое обнаружится. Старые строения шахты предполагалось переоборудовать под остальные нужды.

Чтобы не нанимать слишком много новых работников, Росс направил сюда двадцать сдельщиков и каменщиков с Уил-Грейс. Сдельщики были наименее квалифицированными и самыми малооплачиваемыми шахтерами, в основном они соединяли тоннели и шахтные стволы, ставили крепь и занимались текущим ремонтом. Они были рабочими муравьями шахты.

Как только по округе разошлись новости об открытии шахты, Нампару стали осаждать ищущие работу шахтеры. Росс взял несколько человек, но объяснил им, что будет нанимать на работу только после установки насоса и когда шахта начнет приносить отдачу. А сейчас, не считая строительства помещения для насоса, нужны были только поденщики, пробивающие стволы, куда уходила вода из всей шахты.

На следующий день после начала работ Стивен предложил Джереми свою помощь. Он сказал, что ему всё равно, чем заняться — погонять мула, замешивать раствор, класть камень или копать канавы, лишь бы чем-то заняться, пока он ищет постоянное место. Поскольку Джереми колебался, он добавил:

— Оплата мне не нужна, разумеется.

— Почему это?

— В Нампаре все были ко мне добры. Я хочу хоть как-то это возместить. У меня крепкие мускулы, об этом можешь не беспокоиться.

Джереми оглядел снующих на плато под ними рабочих.

— Тебе нечего возмещать.

— Ты и сам тяжко трудишься, — сказал Стивен, — то там, то сям на подхвате. Разве ты получаешь за это плату?

— Нет... Но...

— Но ты — сын владельца. Да? Что ж, я друг сына владельца. Вполне разумно, правда же? А кроме того...

— Что?

— Ну, по правде говоря, мне не хочется трудиться шесть дней в неделю. Мне нужно свободное время, чтобы осмотреться, я бы одолжил у тебя лошадь и поискал бы чего-нибудь интересного по округе. Мне нужно немного свободы, к примеру, пару дней в неделю, чтобы проехаться по окрестностям или в Фалмут — кто знает? Но когда я здесь — то я здесь и не хочу сидеть без дела. А что может быть лучше, чем помогать тебе с новой шахтой?

Джереми по-прежнему раздумывал.

— Тогда приходи, когда хочешь, — сказал он. — Я передам Бену и Заки Мартину, чтобы они знали, если меня вдруг не будет. Жалованье у нас невелико, но выплачивают его ежедневно. Несколько шиллингов наберется. Думаю, так будет правильно. Думаю, нам бы всем этого хотелось.

Стивен поразмыслил, а потом пожал плечами.

— Ну, раз ты настаиваешь, я сдаюсь. Могу я приступить завтра? В шесть утра, вместе с остальными?

Сэр Джордж Уорлегган удивился, получив приглашение от доктора Дуайта Эниса и его жены на обед во вторник, двадцать третьего июля, в четыре часа. После визита к ним в Лондоне он затаил на Дуайта жгучую обиду за совет, который тот ему дал. Он осыпал Дуайта проклятьями, как и всех прочих людей, связанных с его злосчастными спекуляциями. Лишь через несколько месяцев Джордж смог объективно оценить ситуацию и признать, что Дуайт выразился как нельзя более точно. Старый король был бодр, но разум так к нему и не вернулся, он перестал быть полноправным монархом, события подтвердили правоту Дуайта. Только сам Джордж виноват в том, как воспользовался полученными сведениями. Но это еще больше его раздражало, и потому обида осталась.

Лишь после того, как он прочел записку и стал придумывать благовидный предлог отказаться, он перевернул листок и увидел, что Кэролайн написала на обороте: «Если Валентин дома, прошу, возьмите его с собой. Моя тетушка миссис Пелэм две недели пробудет с нами. В честь ее приезда мы и устраиваем этот прием в разгар мертвого сезона».

Он поскакал в Киллуоррен незадолго до четырех, вместе с сыном и грумом, и отметил, что при всем своем богатстве, молодости и предприимчивости Кэролайн почти никак не усовершенствовала дом после кончины дядюшки-скупердяя, Рэя Пенвенена. Странно, что Дуайт Энис, человек прогрессивных взглядов, когда речь заходит о медицинских теориях, такой же молодой и энергичный, знакомый со множеством докторов и ученых страны, не снес это крыло и не построил взамен нечто современное, а мог бы даже стереть всё строение с лица земли и построить новый дом. Джорджу не пришло в голову, что кому-нибудь может в самом деле нравиться подобное сооружение.

И первыми, кого он увидел при входе в большую гостиную, оказались два Полдарка. Не Росс и Демельза, слава Богу, даже Кэролайн Энис не стала бы заманивать его в такой капкан, как бы выразился старый Хью Бодруган, а их сын и дочь, тоже ничего хорошего. И с кем они разговаривают? Джордж был человеком сдержанным, и мало что могло его тронуть до глубины души. Но сейчас его чувства были словно открытой книгой, а ветер шелестел ее страницами.

Леди Харриет Картер улыбнулась в ответ на слова Клоуэнс, белые зубы сверкнули из-за слегка изогнутых губ. Она была в платье цвета шафрана с кремовым кружевом на декольте и рукавах. Брошка и серьги с топазами. Ее волосы как всегда сияли — столь же ослепительно черные, как у Элизабет — ослепительно белокурые. Только теперь Джордж обратил внимание на остальных присутствующих, поприветствовал миссис Пелэм, полковника Уэбба. Одного гостя с длинной шеей, похожего на Робеспьера, звали Поуп, его прелестная молоденькая жена выглядела едва ли старше его же двух дочерей с глупенькими улыбками. А темноволосого и худого юнца звали Келлоу или что-то в этом роде.

Джордж склонился над рукой Харриет — на мгновение она осталась в одиночестве.

— Сэр Джордж. — Она была холодна, но совершенно не смутилась. — В последний раз мы встречались на приеме у герцогини Гордон, вы собирались отвести меня посмотреть на белого льва адмирала Пеллью.

— Это верно, мэм, я...

— Увы, потом ни с того ни с сего вы извинились и скрылись, как призрак, привидение, фантом. Дела, так вы сказали. И они заняли полгода.

— Это наверняка выглядело с моей стороны чрезвычайно невежливо.

— Да, именно так. Естественно, поскольку я человек сообразительный, возникло простое объяснение.

— Леди Харриет, могу вас заверить, это очень далеко от истины. Как раз наоборот.

— Что наоборот? Прошу вас, просветите меня.

Джордж набрал в легкие воздуха.

— Я искренне хотел бы объяснить в двух словах всё произошедшее, но увы, это займет час или больше. Возможно, мне никогда не удастся объяснить, как так вышло.

Он умолк. Леди Харриет подняла брови.

— Как так вышло?

Джордж взглянул на Клоуэнс, но она разговаривала с Валентином. Джереми отвернулся.

— Объяснить, — сказал он, — что мое беспокойство в тот вечер объяснялось исходом переговоров, которые я начал... нет, уже завершил, из-за желания стать более... более состоятельным в глазах вашей семьи...

— Моей семьи? А она-то какое имеет к этому отношение?

В голове Джорджа мелькнула тень тревоги. Леди Харриет явно была не слишком искренней.

— Вы сами понимаете.

— Нет, не понимаю.

— В таком случае, как-нибудь я вам объясню.

— Почему не сейчас?

— Потому что еще не время. Потому что сейчас едва ли подходящий момент... В таком окружении...

Она оглядела гостей и повернулась обратно с намеком на усмешку во взгляде.

— Что ж, сэр Джордж, вы писали такие занятные письма... Разве что нынче вы случайно окажетесь рядом со мной за столом...

По замыслу Кэролайн, Харриет и правда сидела за столом рядом с Джорджем. А Клоуэнс — рядом с его сыном. Она видела Валентина всего дважды за последние десять лет. Он совершенно изменился и стал привлекательным, но в декадентском стиле. Волосы постоянно падали ему на бровь, глаза были слишком умудренными для столь юного возраста, но он обладал огромным обаянием.

— У Тревэнионов я виделся с Джереми. Но не с малышкой Клоуэнс. Когда я в последний раз вас видел, вы и впрямь были малышкой Клоуэнс. Но это больше не так.

Его взгляд скользнул по ней, и Клоуэнс почувствовала, что он уже познал женщин и прекрасно понимает, как она выглядит без платья. Нельзя сказать, что это чувство было совсем уж неприятно. Его приветливая улыбка лишала взгляд оскорбительного смысла, делала его дружелюбным, пусть и полным желания, но не постыдного.

— Вы вернулись домой из Итона?

— Да, дорогая. Мы ведь вполне взрослые, правда? То один, то другой из нас наконец-то выбирается в мир, пока мир не утратит всю свою привлекательность. Кажется, я первым стану совершеннолетним через несколько месяцев, да? Родился во время лунного затмения, так говорили. Какое несчастье, так говорили. А вам везло в последнее время?

Похоже, он собирался задать несколько вопросов о ее личной жизни.

— Вы остановились в Кардью? — спросила Клоуэнс.

— Мотаюсь между Кардью и Труро. Должен признаться, дорогая кузина, мне немного не хватает веселой молодежи в местном ландшафте. Почему бы вам не заехать? Вместе с Джереми. Мне кажется, мы могли бы найти общие интересы.

— Не уверена, что нам будут рады.

— Эта глупая застарелая вражда. Она давно уже похоронена, разве не так? Поэтому сегодня здесь нет ваших родителей?

— Они приезжали вчера вечером. Тетушка Кэролайн решила...

— Я точно знаю, что она решила. Ваш отец и мой отец вечно накидываются друг на друга, как два кота в переулке. Но всё же никогда не дрались на дуэли. Кстати, почему? Это бы всё прояснило. Смело бы одного или другого с дороги и сделало бы жизнь лучше. Мой отец слишком медлителен. Не годится для оружия, мой-то папа. Его руки подходят скорее для того, чтобы носить мешки с деньгами, и даже не скрываясь. А вашего отца я всегда представлял скачущим на войну с ружьем на плече.

Валентин бросил взгляд на сэра Джорджа, беседующего с привлекательной брюнеткой справа от себя. Перед выходом из дома между отцом и сыном произошла шумная ссора. По пути домой из Итона Валентин провел неделю в Лондоне и существенно увеличил свои долги, новости об этом он сообщал постепенно, и худшее разразилось именно сегодня. Сэр Джордж рассвирепел. Пожалуй, таким его Валентин еще не видел. Какая-то случайная фраза Валентина, какое-то случайное упоминание о золоте в банке, вывело сэра Джорджа из себя, и он обозвал Валентина распутным и ни на что не годным бездельником, которому стоило бы прекратить сорить деньгами и поступить в армию, вместо того чтобы выставляться и жеманничать, как повеса, позор семьи и фамилии.

Сказано было очень резко, и Джордж именно так и думал. Обычно Валентину удавалось сыграть на естественной отцовской гордости за сына и смягчить его гнев на свое беспутное поведение. Но не в этот раз. Он что-то неверно рассчитал и скрыл свою тревогу под ответной злостью. Когда он ответил в третий раз, то решил, что сэр Джордж его ударит. Так что фраза про дуэль и ее возможные последствия не была случайной. Сейчас он бы совершенно не огорчился, увидев своего замечательного и могущественного отца лежащим в луже крови на каком-нибудь пустыре и склонившегося над ним доктора, с серьезным видом качающего головой.

А вместо этого отец сидел за столом напротив и увлеченно беседовал с этой дамой. Кто она и почему вызывает у отца такой пыл? Готова продать ему прокатный стан? Или литейный цех? Или оловоплавильное производство? Владеет ли она долей в банке, которую он жаждет купить? Больше уж точно ничто не может так всецело поглотить отцовское внимание. Валентин прекрасно знал поведение отца в обществе, когда тот вроде бы занят разговором, но при этом его глаза блуждают по комнате, словно в поисках более тучного пастбища.

И тут Валентин поймал взгляд отца и пораженно понял, что эту увлеченную беседу вызвал интерес иного рода. Для молодого человека подобное поведение отца было настоящим откровением. Валентин давно уже решил, что трудно придумать нечто менее привлекательное для его отца, нежели мысли о женщине. Но это оказалось именно так. Если только он не полностью ошибся в оценке отцовского взгляда, то он проявляет интерес к этой даме.

Привлекательной, этого не отнять, уже зрелой, но очень привлекательной. Но его отец так стар...

— А вы? — спросила Клоуэнс, откровенно его рассматривая.

— Что я? — Валентин закашлялся, чтобы скрыть выражение своего лица.

— Вы только что говорили о том, чтобы скакать на войну.

— Как мой сводный брат? Как сказать. Я часто езжу на охоту, как вы знаете, но птицы не станут отстреливаться, правда? И думаю, я слишком люблю жизнь, чтобы бессмысленно ею рисковать. Хотя сегодня отец предположил, что мне следует поступить в армию.

— Серьезно?

— Я не вполне уверен. Это скорее была угроза, чем побуждение.

— С какой стати ему вам угрожать?

— Потому что я живу не по средствам.

— В Итоне?

— И в Лондоне. У меня там друзья, и мы умеем веселиться. Мне не позволено вернуться туда в конце каникул, придется ехать прямо в школу. По правде говоря, Клоуэнс...

— Что?

— Я говорил серьезно. Почему бы вам с Джереми не приехать ко мне на день-другой на следующей неделе? Тогда я не буду чувствовать себя заключенным, а отец будет в отлучке, так что вам нечего бояться попасть в неловкое положение.

— Мне жаль. Джереми будет здесь, но я завтра уезжаю в Уилтшир.

— С визитом? Повидать друзей?

— Да.

— И надолго?

— Недели на три, надо полагать, если считать с дорогой.

— У вас в Уилтшире воздыхатель?

— Да.

— В таком случае, вы наверняка меня обманываете. Если бы это была правда, разве вы ответили бы так прямо, даже не покраснев?

— Я не краснею.

— Готов поспорить, как-нибудь нужно это исправить, — засмеялся Валентин. — Не забывайте, кузина, на самом деле вы не настоящая моя кузина... Кстати, — он понизил голос, — как зовут мою соседку с другой стороны?

— Миссис Поуп. Миссис Селина Поуп.

— Она падчерица того высокого тощего старика?

— Нет, его жена.

— Боже правый!

На другом конце стола его отец в этого время сказал:

— Что ж, мэм, вы просите объяснений, и это ваше право. Но здесь?..

— Вы могли бы заметить, сэр Джордж, что признания за обеденным столом редко слышит кто-то кроме персоны, которой они предназначены, поскольку все говорят слишком громко. Но не позволяйте мне на вас давить.

Джордж глотнул вина. Обычно он пил мало из опасения, что кто-то может воспользоваться его состоянием.

— Раз вы так проницательны, леди Харриет, от вашего внимания наверняка не ускользнуло, что я думаю о вас далеко не только в качестве друга. Когда я заезжал повидаться с вашим братом, герцогом, он четко дал понять, что не считает мое происхождение достаточно высоким, чтобы я мог лелеять подобные мысли. После долгих раздумий я убедил себя, что богатых простолюдинов не так уж редко допускают в высшее общество и обращаются как с равными, если, конечно, их состояние значительно.

Лакей поставил перед ним новую тарелку, и Джордж подцепил вилкой тушеного палтуса.

— Я прекрасно вас поняла, сэр Джордж. Права ли я, предположив, что вы затеяли новое предприятие...

— Да, затеял. Увы, оно закончилось катастрофой. Я не встречался с вами с тех пор по той причине, что эти спекуляции не только не укрепили мое положение, но напротив, почти лишили меня состояния.

— Так они завтра уезжают, — обратилась Кэролайн к Джереми.

— Да. Да, мы выезжаем в шесть и проводим их до кареты, а потом приведем лошадей обратно.

— Думаю, это пойдет им на пользу. Ты же знаешь, как я люблю их обеих.

— Да, разумеется.

— Особенно твою мать, хотела бы я познакомиться с ней раньше! Ты можешь поверить, что когда мы впервые встретились, то смотрели друг на друга с подозрением и недоверием?

— Я не знал.

— Мы ведь из таких разных миров. Я из искусственного и элегантного общества Оксфордшира и Лондона. А она с другой планеты, но восхитительно земная. Наша дружба только крепче от того, что пустила корни в обоих мирах. Вот почему я так хотела, чтобы они приняли это приглашение.

— Я не понимаю.

— Клоуэнс такая же разумная и земная, как твоя мать, хотя и немного в другом смысле. Эдвард Фитцморис, который явно в нее влюбился, элегантный и утонченный, живет в мире условностей и моды. Не могу предугадать, сблизятся ли они или разойдутся при более длительном знакомстве. Но это знакомство несомненно принесет пользу обоим. Оно откроет глаза на другую сторону жизни. Не думаю, что Эдвард когда-либо прежде встречал девушку вроде Клоуэнс, говорящую, что думает. А она лишь одним глазком увидела лондонскую жизнь, и ей пойдет на пользу узнать об этом больше. Что касается твоей матери... В юности она часто выходила в свет, и всегда с большим успехом. В последние годы твой отец часто отсутствует, и она редко приезжает в Лондон. Она по-прежнему иногда в себе сомневается, особенно без Росса.

— А вы никогда не сомневаетесь?

— А ты?

Джереми поразмыслил и улыбнулся.

— Нет, — сказал он.

Глава шестая

Миссис Пелэм сидела рядом с полковником Уэббом, но обнаружив, что тот поглощён беседой с привлекательной и изящной миссис Селиной Поуп, обернулась к другому соседу, которого Кэролайн самонадеянно посадила здесь, зная, как её тётушка обожает общество красивых молодых людей.

— Позвольте узнать, мистер Келлоу, какова ваша профессия? Как я понимаю, вы не служите в армии?

— Нет, мэм, пока нет. Хотя мне обещали патент в будущем году. В настоящее время я помогаю отцу. Он владеет и распоряжается самым большим количеством экипажей в Корнуолле. — Пол никогда не мог обойтись без небольшого преувеличения.

— Вы имеете в виду общественные экипажи?

— Да, мэм, в основном. Каждую неделю он отправляет по три экипажа из Фалмута в Плимут. И ещё — из Хелстона, Труро и Сент-Остелла. Мы также надеемся в скором времени наладить сообщение с Пензансом, однако здесь имеются сложности с дорогой через устье реки во время прилива.

— Сложности есть на всех дорогах, — с чувством сказала миссис Пелэм.

— Вы прибыли в дилижансе, мэм?

— Нет, в почтовой карете.

— Значит, возможно, вы воспользовались некоторыми из наших лошадей.

— Насколько я могла заметить, лошади были превосходны.

— В отличие от дорог? Да, мэм, но уверяю вас, сейчас они лучше, чем пять лет назад. Конечно, я надеюсь, что когда-нибудь...

— Да?

— Должно быть, после лондонского общества вы находите эту беседу скучной.

— Вы сказали, что надеетесь... Слушать рассказ о надеждах молодого человека никогда не наскучит.

Пол улыбнулся.

— Даже если рассказ о его надеждах может оказаться не слишком интересен? Вот на что я надеюсь: вероятно, в скором времени мы сможем обходиться без большей части лошадей, и, таким образом, экипажи станут проходить без остановок расстояния в три-четыре раза большие, чем сейчас, а благодаря внедрению паровых экипажей расстояния покажутся вдвое короче.

Сара Пелэм подавила дрожь.

— Вы и в самом деле думаете, что когда-нибудь это осуществится?

— Я в этом уверен.

Она взглянула на его узкое и смуглое, прямо-таки кошачье лицо — юность так уверенно строит планы.

— Полагаете, люди согласятся принять возрастающую опасность и дискомфорт?

— Я не считаю, что они заметно увеличатся, мэм. А вот экономия времени окажется весьма существенной.

— И это при дополнительном риске опрокидывания экипажа? И ещё опасность обжечься вырвавшимся паром!

— Дороги непременно надлежит улучшить. Однако в любом случае, это возможно лишь после окончания войны. В Эршире есть человек по фамилии Макадам, внедряющий новые методы. А что касается опасности пара — она преувеличена. Совсем недавно, — небрежно добавил Пол, — я работал с двигателем, и, как видите, нисколько не пострадал от ожогов.

— А ваш отец тоже верит во всё это? И надеется пустить паровые экипажи по дорогам Корнуолла?

— Отец пока не имеет к этому отношения. Он происходит из старинного рода, коммерция не интересует его так, как молодых людей. А также и всякого рода новшества. Над этим работаю я, строю планы на десять лет вперёд. Лет через пять настанет время показать ему преимущества пара и то, как следует работать с Королевскими почтовыми экипажами и наземным транспортом.

Красноносый, напыщенный и потрёпанный жизнью человек, вечно пьяный и всегда в долгах, без сомнения, был бы польщён тем, что его описали как почтенного представителя старинного рода, но Пол, беседуя с незнакомкой, которой вскоре предстоит вернуться в Лондон, чувствовал, что может позволить себе небольшую вольность, даже немного сверх обычного.

Подали телячью грудинку в белом вине с молодой морковью и свежей малиной.

— Миссис Поуп, вы мной пренебрегаете, — сказал Валентин.

— О, напротив, мистер... э-э-э... Уорлегган, — обернулась к нему Селина Поуп. — Вы так увлеклись беседой с мисс Полдарк, что у меня вряд ли есть шансы на успех.

— Мисс Полдарк приходится мне кем-то вроде кузины, хотя наши родственные связи очень сложны.

— Прошу, расскажите об этом.

— Понимаете, кузен её отца женился на моей матери. Потом он погиб в результате несчастного случая, мать вышла замуж за сэра Джорджа Уорлеггана, в результате чего на свет появился я.

— Я вообще не называла бы это родством, — сказала миссис Поуп.

— Именно так я и сказал мисс Полдарк.

Селина Поуп, светловолосая и стройная, с тонкими чертами лица, высоким лбом и изящными локонами, внезапно напомнила Валентину мать. Он вздрогнул и на мгновение прикрыл глаза.

— Что с вами? — спросила миссис Поуп. — Я вас чем-то расстроила?

— Несомненно, — ответил Валентин, приходя в себя. — Тем, что, пусть и в шутку, обвинили меня в пренебрежении такой красотой и обаянием.

— О, благодарю вас, — сказала миссис Поуп. — Но моё обвинение — не шутка, я совершенно серьёзна.

Когда она улыбалась, сходство с Элизабет исчезало. Губы у миссис Поуп были более упрямыми, глаза чуть косили, а выражение лица казалось менее сдержанным.

— Что ж, — сказал Валентин, — поскольку я обвинён, признан виновным и осуждён без суда и следствия, каков же мой приговор?

— Ох, сэр, я не судья, я жертва.

— Тогда я вынесу себе приговор сам: постоянное внимание к вам на весь остаток вечера.

Селина Поуп осторожно облизнула губы кончиком языка. Молодой человек казался таким зрелым, а его манеры — столь настойчивыми, что вряд ли стоило обращать внимание на то, что она более чем на десяток лет старше.

— Это ваш отчим? — бесхитростно спросил Валентин.

— Нет, мой муж.

— О, простите. А эти две юные леди?

— Его дочери от предыдущего брака.

— И вы живёте по соседству, миссис Поуп?

— В Плейс-хаусе. Прежде он принадлежал Тревонансам.

— Да, это мне известно. Вы часто бываете в обществе?

— Нас редко приглашают, — откровенно призналась миссис Поуп.

— Тогда вы позволите мне навестить вас?

— То есть моих падчериц?

Валентин бросил на неё отнюдь не невинный взгляд.

— Да, разумеется...

В столовую заглядывало заходящее солнце, в лучах плыли блики пылинок, шум разговоров повышался и снова затихал...

— Я не знаю, как расценивать ваше признание, сэр Джордж, — сказала леди Харриет, — как великолепный комплимент или величайшее оскорбление.

— Оскорбление? Как это возможно?

— Я абсолютно уверена, что вы испытываете ко мне самые искренние чувства. Поскольку вы, вероятно, осведомлены о том, какие о вас ходят слухи, вас не обидит, если я скажу, что глубоко впечатлена тем, как вы рисковали ради меня — особенно учитывая вашу репутацию. Вашу осторожность. Коммерческую расчётливость. И даже — иногда — излишнюю бережливость.

Джордж пристально смотрел на стоящую перед ним тарелку, не прикасаясь к еде.

— Итак?

— Да? — спросила она.

— В этом причина вашей обиды?

— Нет, это признание комплимента. Меня оскорбляет, что вы, сэр Джордж, считаете, будто я подобна множеству других вещей в вашей жизни, и вы можете меня купить.

— Нет, нет! У меня вовсе не было такого намерения!

— Тогда прошу вас, скажите, как это понимать?

Джордж, как загнанный разъярённый бык, окинул взглядом стол, но все присутствующие казались полностью поглощёнными собственной едой и разговорами.

— Я уже объяснял, леди Харриет. Я не надеялся, что ваш брат, герцог, одобрит моё внимание к вам. И я полагал, что с более значительным состоянием мог бы рассчитывать на более серьёзное отношение. Я уже сделал всё, что мог, пытаясь объяснить...

— Разумеется, сделали. Что же касается денег, чем больше имеешь, тем больше потеряешь. Ведь правда?

— Не совсем. Сейчас я вполне состоятелен, пройдет какое-то время, пока все не восстановится. Я не выиграл, а должен признаться, наоборот — проиграл; иными словами, мое положение или обстоятельства не улучшились в глазах вашего брата, герцога. Отсюда мое затруднение и нежелание навязываться вам в течение последних шести месяцев...

— Сэр Джордж, мне бы хотелось, чтобы вы не называли его моим братом и герцогом. Первое является правдой и имеет значение. Последнее, хотя и верно, не имеет никакого значения. Все это очень интересно... — Леди Харриет на минутку вернулась к еде. — Все это очень интересно. Вы знаете, сколько мне лет?

— Нет, мадам.

— Мне тридцать, и я вдова. Вдова тупицы, который пил без меры, много ездил верхом и постоянно ругался. Да, милый сэр Джордж, тупицы, пусть даже с безупречным происхождением. Я не тихая и покорная девушка, сэр Джордж. Уж точно не была такой с ним. И не буду с любым другим мужчиной. Еще меньше я слушаюсь брата, он живет своей жизнью, и да сопутствует ему удача. Мне плевать на его понятия и убеждения. Если бы он нашел мне богатого и знатного мужа, я бы рассматривала достоинства претендента, невзирая на чувства брата. Точно так же, если я когда-нибудь буду рассматривать потенциального мужа, то не побегу первым делом знакомить его с «моим братом герцогом», и плевать мне, одобрит он это или нет... Так что, сэр Джордж, если вы сейчас в стесненных обстоятельствах, то учтите, что ваши спекуляции никак не помогли бы меня завоевать, но и хуже вы в моих глазах выглядеть не стали. Это все, что я пока могу сказать. Повернитесь к даме слева от вас. Ей ужасно хочется поговорить. Несомненно, хочется узнать ваше мнение о ее акциях и ценных бумагах.

...Полковник Уэбб рассказывал Кэролайн, что несмотря на обнадеживающие новости из газет, он считает, что армия в Португалии застряла перед Бадахосом и рекой Гвадиана. Веллингтон не мог без риска продвинуться вперед или назад. Как и Мармон [11]. Лично он сочувствовал войскам, оказавшимся в ловушке этой чумной страны.

— Боже, помоги им всем, — проговорил Уэбб, вытирая усы. — Жара, насекомые и лихорадка, не говоря уже о змеях, даже нет нужды в сражении, чтобы заполнить госпитали и могилы...

— До тех пор, пока французы будут находиться в таком положении...

— Ох, всё еще хуже, поскольку они жертвы банды головорезов, наводнивших все уголки страны и называющих себя испанской армией, они нападают на французские посты с редкой свирепостью. Говорят, с помощью этой тактики войска Франции каждую неделю уменьшаются на пару сотен человек уже несколько лет. Есть один человек, забыл его имя, ах да, Санчес, всякий раз, когда он ловит посыльного, то с особым курьером посылает его голову и его депеши Веллингтону.

— Никогда не встречала испанца. Несомненно, это самая жестокая нация.

— Увы, но у них есть на то причины, мэм. Злодеяния французов над ними не имеют названия. Иногда думается, что Всевышний спит.

Полковник Уэбб обратился к Дуайту, а Кэролайн повернулась к Джереми.

— Клоуэнс часто виделась со Стивеном Каррингтоном, не знаешь?

— Насколько мне известно, только дважды, пока я был здесь, а я часто с ним виделся.

— Тебе он нравится?

Джереми нахмурился.

— Да, родители тоже спрашивали меня об этом. Сама необходимость спрашивать как будто ставит ответ под сомнение.

— Что тебе в нем нравится?

— А что может нравиться в человеке? Его общество. Пока он рядом, некогда скучать.

Кэролайн отломила воздушное печенье.

— Знаешь, есть такая корнуольская поговорка, Дуайт вспомнил ее по другому поводу. В ней говорится: «Спаси незнакомца из моря, и он превратится в твоего врага».

— Не могу вообразить, что такое произойдет со Стивеном. У него доброе сердце, и думаю, он уж постарается не стать моим врагом.

— А Клоуэнс он нравится?

— О да.

— Немного больше, чем полагается?

— Вам следует спросить ее саму, тетушка Кэролайн.

— У меня не хватит смелости!

Джереми засмеялся, а Клоуэнс словно почуяла, что говорят о ней, и взглянула через стол.

— Как же красива миссис Энис, — сказал ей Валентин. — По мне, так слишком худая, но цвет ее лица и волос мне очень даже по вкусу. Как и ее высокомерие. А вы надменны, Клоуэнс? Это добавляет девушке блеска.

— Я это запомню.

— Но не одобрите?

— О, не мне говорить...

— Вы думаете, мои вкусы слишком похожи на католические?

— Я не думала об этом.

— Что ж, большое удовольствие приходить на обед, где так много привлекательных женщин. Не припомню даже, где еще столько встретишь. Не считая миссис Пелэм, потому что она пожилая, а тут раз, два, три, четыре, пять! Вы хоть представляете, сколько тысяч удручающих простушек живет в мире? А еще сотни откровенно уродливых. Хорошенькие светятся, как маяки... — Валентин с излишним изяществом взмахнул вилкой, а затем другим, более тихим тоном заговорил:

— Ваша мать очень даже хорошенькая.

— Мне тоже так кажется.

— Я помню ее, хотя видел давно. Из-за нее дрались на дуэли в Лондоне, меня там не было.

— Это случилось давно.

— В 1799-м, в год смерти моей матери.

— Правда? Я не помню. Сожалею.

— Мне тогда было пять лет, как и вам. — Валентин прищурился, как будто силился вспомнить. — Думаю, моя мать была очень хороша собой. По-моему, она была красива. Я хорошо ее помню. Есть, конечно, пара портретов, что висят в Кардью и напоминают о ней. Почему бы вам не взглянуть на них?

— Мне бы хотелось, — сказала Клоуэнс. — В сентябре, может быть, пока вы не вернулись в Итон?

— А еще у нас будет рождественская вечеринка, — добавил Валентин. — Приедете на нее?

Дамы встали, и тогда Джордж спросил:

— Когда мне можно будет вас навестить, мэм?

Харриет держала бокал вина у губ, слегка касаясь зубов.

— В этом месяце у меня много дел.

— Вот как.

— Да, это удивительно занятое время. Пусть даже нет охоты, но есть, чем заняться. Я много бываю в обществе, сэр Джордж.

— Нисколько не сомневаюсь в этом.

— В тесном корнуольском мирке новости разлетаются быстро.

— В самом деле, — холодно согласился Джордж.

Помолчав, Харриет поставила бокал.

— Лучше в августе. У меня появится больше свободного времени.

— Тогда...

— В субботу будет удобно?

— Я сделаю все, чтобы это случилось.

— Приходите на чай во вторую субботу августа.

— Будет прием?

— Если пожелаете.

— Нет, вовсе не желаю.

— Очень хорошо, — согласилась Харриет. — Приезжайте в пять, я буду одна, только с Данди в качестве сопровождающего.

Бену Картеру предложили должность капитана Уил-Лежер и велели приступить сразу же, как только работы на шахте потребуют его присутствия. Бен всегда жил сам по себе, одиночкой, и чутье подсказывало ему отказаться. Но дед, как и Джереми, попытался его убедить:

— Это не как раньше, — сказал Заки. — Я работал на Полдарков почти всю жизнь и сам занял бы эту должность, позволь мне здоровье. Знаю, твоя мать предпочла бы отказ, но это ее собственные предрассудки. Но даже если ты спросишь, она скажет тебе то же самое. Капитан Полдарк рисковал своим положением и здоровьем, чтобы спасти твоего отца.

— Дело не в этом, — ответил Бен. — Нет на земле человека, на которого я бы хотел поработать больше, реши я вообще на кого-то работать. Но я вырос и хочу жить сам по себе.

— Знаю. Тебе нравится такая жизнь. Но если ты живешь сам по себе и работаешь сам на себя всю жизнь, то так и не поймешь, на что способен. Замкнутый и ополоумевший. Так что мой тебе совет, прими предложение и вливайся в новую жизнь. Твоя рыбалка и прочие дела никуда не денутся. А если что-то пойдет не так, ты всегда сможешь уйти.

— Думаю, ты прав, — с благодарностью произнес Бен.

Теперь он работал с остальными, строя помещение для насоса и углубляя шахтный ствол. Получая сорок шиллингов в месяц, он чувствовал себя лучше, чем когда-либо в жизни. Но дело даже не в деньгах. Он презирал деньги и мог бы с легкостью прожить на то, что давала земля.

Одной из тайных причин принять должность был шанс почаще видеть Клоуэнс. А одним из неприятных сюрпризов стало то, что Стивен Каррингтон тоже работал на шахте. Хотя они даже не разговаривали, Бен огорчился, однажды утром увидев Стивена среди шахтеров, готовящихся углублять ствол. Было в нем нечто неприятное. Слишком уж простой и щедрый, слишком открытый, такому нельзя доверять.

Кто он, черт возьми, такой? Безработный моряк, а держит себя так, словно самый молодой капитан королевского флота. И, что непростительно, положил глаз на Клоуэнс. И, что страшнее всего, она, кажется, тоже положила на него глаз. Разве возможно, чтобы ее впечатлило его широкое храброе лицо, кудрявые светлые волосы и несдержанные манеры? Разве возможно, чтобы Клоуэнс, такая красивая, открытая, земная и очень честная девушка, которую Бен боготворил, досталась такому человеку?

Чтобы пробурить шурф для насоса размером девять на девять футов, потребовалось восемь человек из расчета четыре рабочих дня по шесть часов. Это значило, что при твердом грунте уйдет около месяца, чтобы углубиться на пять саженей. То есть, когда будет закончено строение для насоса, они опустятся на шестьдесят футов, и если потребуется еще месяц для установки насоса, к тому времени они опустятся на самые низкие уровни. И тогда останется лишь соединиться с подземным тоннелем.

Бен с завистью смотрел, как работает Стивен, и не находил причин для жалоб. К несчастью для Бена, его соперник был сильным и способным. Кроме того, Бен почти не видел Клоуэнс, поскольку та по-прежнему избегала Стивена. Она старалась появляться в шахте, когда его нет или когда поблизости остальные.

Конечно же, она знала, что когда-нибудь ей придется с ним столкнуться... Если только ему не надоест, и он опять не сбежит. Хотелось ли ей этого? По-видимому, да. Но она спрашивала себя, не лучше ли прямо отказать, столкнувшись с ним, чем смотреть, как он в одиночку теряет присутствие духа? В любом случае, в разговоре с Джереми не было и намека на его ход мыслей. Или она, уверенная, что может отослать его, выкинуть с позором, вообразила, что играет куда большую роль в его жизни, чем на самом деле?

За неделю до званого обеда встреча наконец произошла.

Вечером в Нампару зашла Дейзи Келлоу и, услышав, что все мужчины в Уил-Лежер, решила, что им с Клоуэнс следует тоже пойти. Но там Дэйзи обнаружила, что платье слишком пылится от работ и ушла вместе с Полом — тот два дня назад вернулся из отцовской каретной мастерской в Труро и теперь гулял без особого занятия. Клоуэнс решила, что слишком рано идти домой, и даже если Стивен где-то орудует киркой, это не помешает.

Поэтому она осталась, обращаясь главным образом к Бену, а затем, когда он занялся делом, — к Джереми, изредка обращая внимание на Стивена, но в основном избегала с ним разговоров. Они сооружали второй этаж, где будут находиться цилиндрические балки. Концы балок предполагалось встроить в стены, но площадку не будут сооружать, пока не закончат всё строение. Она ждала, когда Джереми пойдет домой обедать, но тот попросил:

— Передай маме, что я появлюсь часа через полтора. Не хочется терять время до заката. Ты не против? Или оставайся, если хочешь.

— Нет, я лучше пойду. А то они будут волноваться.

Бен придвинулся к ее плечу:

— Сходить с тобой?

— Нет, Бен, я бы не стала тащить тебя с собой.

— Никого ты не тащишь. Он уже почти закончил.

— Нет, — засмеялась Клоуэнс. — Увидимся утром.

— Ага. Надеюсь.

Она поскользнулась и скатилась по обрывистой дорожке к пляжу. Песок окутывали сумерки. Прилив находился на среднем уровне, море спокойно. В заводях отражалось хмурое вечернее небо.

— Можно мне прогуляться с тобой? — послышался голос позади, и она чуть не подскочила.

Нервы натянулись до предела. Должно быть, он видел, как она уходит, и отложил инструменты. Или сам собирался уходить.

— Я просто иду домой.

Она подпрыгнула, Стивен следом за ней.

— Знаю.

Он старался идти с ней в ногу. Она же пыталась, чтобы голос звучал неопределенно, ни дружески, ни холодно.

— Я редко вижу вас, мисс Клоуэнс.

— Правда? Что ж...

В Нампаре светилось одно окно, в родительской спальне. Света в гостиной отсюда не было видно: мешал травянистый уступ скалы.

— По-моему, ты меня избегаешь.

— С чего ты взял?

— За три недели мы виделись только однажды. Именно так. Ты не спустилась к обеду, когда меня пригласили твои родители. Ты так много сидишь взаперти в такую отличную погоду.

— Сижу взаперти?

— Ты ведь знаешь. А когда выходишь гулять, то всегда не одна.

С прошлого года его волосы отросли и достигли плеч, из-за чего в нем стало проглядывать что-то львиное. Но ни грамма лишнего веса — лицо осталось худым.

— Ты получила мое письмо?

— Какое письмо?

— Которое я написал. Где сказал, что возвращаюсь.

— О да.

— И когда я вернулся, к несчастью, ты увидела меня с мисс Вайолет Келлоу.

— Почему к несчастью?

Стивен остановился, но поскольку Клоуэнс двинулась дальше, ему пришлось сделать несколько быстрых шагов, чтобы ее догнать.

— Я объяснил Джереми. Он объяснил тебе?

— Что тут надо объяснять?

— Ты знаешь, что надо было объяснять. Послушай, Клоуэнс, я думал, ты открытая девушка...

Чуть ниже отметки вечернего прилива песок испещряли мелкие ямки, борозды и волны. Клоуэнс нахмурилась, разгладила ногой песчаные борозды и продолжила путь.

— Я объяснял Джереми. Мне не хотелось врываться к вам тем вечером, когда я только что вернулся, я ведь так и не познакомился с твоим отцом. Когда же я пришел к костру, ты общалась и смеялась с тем парнишкой, Картером. И смотрела на него... Поэтому я пошел домой, обратно к Уиллу Нэнфану, чтобы лечь пораньше, но по пути встретил Вайолет Келлоу. Ей ужасно хотелось посмотреть на костер, хотя у нее был жар и кашель, который так пугает многих девушек. Она веселая, беспокойная и упрямая. Мне стало ее жаль, и я пошел с ней. Она такая живая и по-своему красивая. Но для меня она ничего не значит. Вон как тот камень! Только ты меня волнуешь!

Клоуэнс совсем не понравилось, что она выглядит ревнивой, избегающей его девицей, которая ходит задрав нос и позволяет мужчинам за ней бегать. Но остановиться и выяснить отношения с ним здесь, на пляже, было невозможно. И всё же она остановилась.

— И ты хочешь, чтобы я поверила в эту историю!

— Это истинная правда!

— Думаешь, меня это волнует?

— Ну конечно же, волнует, иначе ты бы не разозлилась! Если для тебя гроша ломаного не стоит, с кем ты меня видела, ты бы показала, что тебе все равно. Ты была бы столь же дружелюбной, как когда я уехал. Разве не видишь, что сама себя выдала?

Клоуэнс уставилась на фонари, освещавшие шахту. Они мерцали и мигали на фоне утеса и темного неба. Она устремила взор туда, черпая в огнях утешение. Они излучали спокойствие, равновесие, дружелюбие, в них не было боли. А чуть дальше, в доме, точно так же ее мать, отец и сестра сидели за ужином. Знакомая и любимая семья, никаких ссор и бедствий. А она стоит здесь с этим человеком, и ее так захлестывают чувства, что сбивают с ног, как приливная волна. Это причиняло ужасные муки. Но не только муки, иначе бы она просто развернулась и ушла. Хотелось одновременно ранить Стивена и исцелить.

Ее же раны болели.

— Это правда, Стивен, мне не всё равно. Ты кое-что значишь для меня. Насколько много, мне пока трудно сказать. Но кое-что значишь, это правда. А я значу для тебя...

— Всё.

Стивен шагнул к ней, но она попятилась.

— Говоришь, я важна для тебя. Какой бы ни была твоя история о встрече с Вайолет Келлоу, какой бы ни была правда, мне не следовало так себя вести. Если бы... если бы у меня были к тебе чувства, то после долгого отсутствия неужели я бы пошла с первым встречным и всю ночь напролет гуляла с ним по пляжам и кладбищам, даже не повидавшись с тобой? Как ты думаешь, таким образом я бы показала, насколько ты меня волнуешь?

Пока она говорила, в ней нарастал гнев, едва не превращаясь в свирепость, а душу мучили горькие страдания.

— Нет, — ответил он. — Конечно же, ты права. Мне так жаль. Вероятно, я не заслуживаю ничего, кроме холода. Но уверяю тебя, я не хотел. Я поступил опрометчиво, под влиянием порыва. Она вышла, а я сказал: «Привет, мисс Вайолет» — и меня вынудили.

— Ее тоже вынудили? — неожиданно для себя спросила Клоуэнс.

— Нет-нет, ты же не думаешь ничего такого, я повел себя просто по-дружески! Черт побери, она всего лишь больная девчонка, у меня и в мыслях не было к ней прикасаться! Это несправедливо...

Зная слухи о мисс Келлоу, Клоуэнс сомневалась. Действительно сомневалась, но его голос действовал успокаивающе, сглаживал остроту чувств. К несчастью для нее, его близость мешала рассуждать здраво. Зубы Стивена были хороши, но один верхний клык сломан, что сразу привлекало ее внимание, когда он улыбнулся. Короткие пальцы, сильные, но не слишком крупные руки, обрезанные чистые ногти, несмотря на грязную работу. Из открытого ворота рубашки выглядывала длинная шея. Рыжеватые волосы кудрявились около ушей, как пряди чистого золота. Высокие скулы, твердо очерченные чувственные губы и ямочка на подбородке; серо-голубые глаза, почти как у ее отца, но более открытые, на этом лице отражался весь его опыт жизни, вместе с желанием обладать ей...

— Ох, — произнесла она, — это всё так мелочно... Мелочная ссора из-за мелкого приключения. Я не столько зла на тебя, сколько мне стыдно за себя. Поживем — увидим. Если ты остаешься...

— С радостью, любимая, с радостью это оставлю, даже больше — забуду об этом...

Положив руки ей на плечи, он притянул Клоуэнс к себе и поцеловал, его губы чувственно двигались на ее губах.

— Знай, нет никого, кроме тебя, не может быть никого другого...

— Откуда мне это знать?

— Потому что я тебе говорю. Разве ты не понимаешь, что это так?

Он потеребил бант на вороте ее платья. Клоуэнс дала ему пощечину.

Стивен отпрянул, приложив ладонь к щеке. Все произошло слишком быстро, только теперь он это понял и ругал себя за ошибку, хотя сам тоже разозлился.

— Такое будет явно непросто забыть, а? У вас сильная рука, мисс Клоуэнс.

— Сожалею, что такого не случалось с другими твоими дамами. Неужели ни у кого из них не было собственного мнения?

Он убрал руку и осмотрел ее, словно ожидал увидеть там кровь.

— Сильные руки... Однажды, мисс Клоуэнс, я расцелую их. Укушу. Буду лизать их. Когда вы будете принадлежать мне. Когда мы будем друг другу принадлежать. Думаю, это случится. А вы как считаете?

Он повернулся и сердито двинулся прочь по песку. Она смотрела на него, пока Стивен не скрылся из вида.

Пока они разговаривали, сумерки уже превратились в кромешную тьму.

Глава седьмая

Без женской половины семьи жизнь Полдарков не особо изменилась. Лето выдалось солнечным, пшеницу и овес убрали рано. Сено сложили в стога. Картофель уже лежал в погребах. Яблоки, груши и айва созревали и наливались. Набрали торфа и дрока на зиму. В общем, совсем неподходящее время года, чтобы бросать усадьбу, не говоря уже о мальвах, и Демельза в последний момент чуть не всплакнула.

— Нет, — сказал Росс. — Пришло время проверить, насколько ты хорошо за ними ухаживала. Все слишком зависят от твоего решения, да дело и не только в этом. Пусть сад хоть разок обойдется без тебя. Если что-то случится, здесь буду я и позабочусь о том, чтобы не рухнула крыша.

— Ну ведь правда будет не хватать двух пар рук. Летом Клоуэнс занята не меньше меня.

— Тем больше причин вам обеим устроить перерыв.

Демельза вспомнила о двух уложенных сундуках наверху.

— И мы так много потратим! Это уже слишком, всего на две недели, а ведь мы совсем не так благоденствуем, как прежде.

— Иначе это было бы просто позорно, — сказал Росс.

Она внимательно посмотрела на него.

— Но ты сам так сказал!

— Ты хочешь, чтобы твоя дочь появилась в обществе, одетая как поденщица на шахте? А что касается тебя, то разве тебе позволительно выглядеть, как бедная родственница?

— Тем больше причин для меня не ехать.

— И к тому же Кэролайн столько всего вам одолжила. Шали, туфли, сумочки и прочие мелочи.

— А еще вуаль, зонтик, французские часы, плащ с капюшоном и чепец. Какой стыд, что пришлось столько всего у нее одалживать! Она, наверное, полностью опустошила свои комоды и шкафы!

— И с большим удовольствием. Сама знаешь. Так она вместе с вами получает удовольствие от поездки. Так что уж постарайтесь насладиться ей хотя бы ради Кэролайн, если не ради меня.

— Ох, мы постараемся, — ответила Демельза. — Обещаю, мы постараемся.

Когда Демельза и Клоуэнс уехали, лишь Изабелла-Роуз скрашивала жизнь, и Росс проводил больше времени с Джереми. Его сын уходил рано и возвращался поздно, полный энергии и идей, разъезжал по округе по делам Уил-Лежер, но двигало им не только первоначальное воодушевление. Росс несколько раз порывался рассказать Джереми о своем разговоре с Джоном Тренеглосом по пути домой на Иванов день. Но ему казалось, что тем самым он бросит тень на Тревэнионов и некоторым образом — на Кьюби. Росс помнил, как восемнадцатилетним юнцом впервые влюбился в девушку из Трегони, и отец пытался дать ему несколько мудрых советов, и как он их возненавидел. Даже одно упоминание имени девушки отцом было как будто он втаптывал в грязь нежный цветок. Слова разрушили утонченность отношений.

Его отец, конечно же, не был самым тактичным человеком на свете. Но если бы и был? Похоже, Росс уже давно идет с Джереми не в ногу. И разве не все молодые люди восстают против вмешательства родителей, даже простого интереса к их любовным отношениям? К тому же практически разрушенным.

Идет не в ногу с Джереми? Да, всё же это так, несмотря на решение вместе открыть шахту. Не открыто, конечно. Теперь они часто общались по будничным делам и вполне по-дружески. Росс ничего не говорил по поводу походов на рыбалку, чувствуя, что Джереми должен рассказать сам. Джереми молчал. Может, он и не собирался ничего рассказывать. Неужели он считает, будто Россу неинтересно, как он столькому научился? И зачем эти увертки, боже ты мой? Неужели его родители — это злобные монстры, от которых нужно прятаться? Или дураки, чтобы не обращать на них внимания?

И разве сейчас, когда они остались в доме почти в одиночестве, не самое время всё это прояснить, открыть, что за этим кроется?

После ужина в первый вторник Джереми предоставил Россу возможность подобного рода, мимоходом упомянув Каэрхейс.

— Когда мы ехали домой после подписания соглашения, — начал Росс, — отец Хорри был слегка навеселе. Я упомянул Тревэнионов и сказал, что ты у них бывал, и он начал о них рассказывать. Ты знал, что они родственники?

— Кто?

— Тренеглосы и Тревэнионы.

— Нет.

И Росс повторил большую часть разговора. Когда он закончил свою краткую речь, то сделал паузу, но Джереми молчал. Его лицо хранило непроницаемое выражение, он налил себе бокал портвейна.

— Я решил, что тебе следует знать, — сказал Росс. — Что бы это ни принесло... Возможно, это проясняет отношение майора Тревэниона, хотя и не делает его более достойным... Мне следовало догадаться о чем-то в этом роде.

— Почему?

— Ну, в наши дни деньги ценятся везде, в особенности среди землевладельцев Корнуолла, где денег так мало. Родословная имеет значение, но состояние — куда большее. Еще печальнее, что этому подвержены и обладатели такой обширной собственности, как Тревэнионы. И погубили их не капризы судьбы, а немыслимая гордость и претенциозность человека, строящего подобный особняк.

— Ты говоришь, это проясняет отношение Тревэнионов. Но проясняет ли это отношение Кьюби?

Лицо Джереми исказила гримаса боли, когда он произносил это имя. Но он его произнес, а значит был готов это обсуждать.

— Тревэнион гораздо старше ее. На одиннадцать или двенадцать лет, так? Он уже давно занял место ее отца. Если ее матушка согласна с ним, то воспитанной девушке сложно пойти против их желаний.

Джереми одним глотком выпил портвейн.

— Ты с ней не встречался, отец...

— Да, — спокойно ответил Росс. — Разумеется, не встречался.

Джереми налил себе второй бокал и посмотрел через стол на Росса. Тот кивнул, и бутылка портвейна перешла в его руки. Повисла долгая и довольно неприятная пауза.

— И как я должен изменить мнение?

— Ох, не знаю... — выдавил Джереми.

— Она ведь очень молода?

— Да.

— Это ведь имеет значение, правда?

— Она молода, но не думаю, что ее так просто убедить, даже угрозами, заставить согласиться с чужими планами относительно ее будущего... Если только она сама не захочет.

— У нее есть старшая сестра?

— Да. Милая девушка.

— Я про то...

— Я знаю, о чем ты, отец. Но Клеменс выглядит простушкой. Не думаю, что она привлечет богатого человека.

— Даже Кьюби может не привлечь, — сказал Росс. — Какой бы она ни была хорошенькой и очаровательной. Прошу, не пойми неправильно. Но в графстве не так уж много богатых молодых людей или даже не очень молодых. Помни о том, что обычно бывает наоборот — это мужчины ищут девушек с приданым. Тревэниону придется найти кого-то не только с приличным состоянием, но и желающего одолжить существенную часть или заняться домом и прочими делами. Это не так-то просто.

Джереми снова допил портвейн.

— Ты пытаешься меня утешить?

В его голосе звучали сарказм и злость.

— Что ж, теперь, когда мы знаем истинную причину возражений, по крайней мере, можно заново оценить ситуацию.

— Найди мне состояние, и всё будет хорошо.

— Ох, в этом-то и сложность.

— Но что в этом хорошего? Если я отправлюсь в Индию и вернусь богачом, очарует ли меня девушка, которая выходит за меня замуж, только потому что я больше предложил?

— Не думай сразу так категорически, — ответил Росс после паузы. — Как я сказал, семья давит даже на самых решительных девушек. И к тому же она ведь до сих пор не замужем и не связана обязательствами. Даже самые благие планы...

Джереми поднялся из-за стола и подошел к открытому окну, где только шахтные огни на Уил-Грейс мерцали в сливовом мраке вечера. В комнату залетел мотылек и пьяно натыкался то на одно препятствие, то на другое.

— Но я и впрямь настроен категорично.

— Но не стал еще категоричней?

— Да, даже больше.

— Тогда мне жаль, что я тебе рассказал... Думаю, ты неправ, Джереми.

— Ты склонен придерживаться своего видения, отец.

— Разумеется.

Снова повисла напряженная тишина. Росс не хотел, чтобы гнев Джереми на него повлиял.

— К тому же и положение самих Тревэнионов может измениться.

Мотылек добрался до свечи, подпалил крылья и трепыхался на столе, пытаясь снова взлететь.

— А теперь, — сказал Джереми, — думаю, я пойду спать.

Росс наблюдал, как Джереми прошел по комнате, взял открытую книгу и нашел щепку, чтобы использовать вместо закладки. Пожалуй, сейчас неподходящий момент для разговора и на другую тему, но Росс всё же решился.

— Может, ты останешься еще ненадолго?

— Отец, я не в настроении это обсуждать.

— Я тоже. Это полностью твое дело, и я упомянул об этом лишь потому, что решил — ты должен знать о словах Джона Тренеглоса. Это еще не всё.

— У нас обоих был долгий день...

— В тот день, когда я говорил с Джоном Тренеглосом, он сказал кое-что еще. Он сказал, что твои походы на рыбалку — всего лишь прикрытие, обман. На самом деле ты регулярно посещал предприятие Харви в Хейле, чтобы изучить практическую сторону инженерного дела, свойства и потенциал паровых машин.

Джереми отложил книгу, отметив страницу щепкой.

— Это правда? — спросил Росс.

— Да, это правда.

— И какова же цель этих уловок?

— А это важно?

— Да. Думаю, это важно.

— Почему?

— Потому что, похоже, ты всячески пытался от меня это скрыть. И от твоей матери. Изучение теории паровых машин, твои книги, письма, которые ты написал и получил и, что важнее всего, практический опыт.. Ты даже попросил Дуайта не упоминать одолженные тебе книги. Думаешь, это не заслуживает объяснений?

Прошло немало времени, прежде чем Джереми снова заговорил.

— Ты считал все эти эксперименты опасными, — пробормотал он.

— Когда? Разве я так говорил?

— Да. И никогда не верил в возможности пара под давлением.

— Я пока еще не знаю, в чем заключаются эти возможности. Пожалуй, никто не знает. Определенно, среди них есть и опасные.

— А когда я выказал интерес, ты велел мне держаться от этого подальше.

— Разве?.. Да. — Кончиком ложки Росс поддел мотылька, и тот снова стал трепыхаться. — Да, припоминаю. И ты решил, с глаз долой — из сердца вон. Так?

— Наверное, я не думал именно в таких терминах. Но да.

— Полагаю, ты понимаешь, что поставил меня в неловкое положение?

— До сих пор не понимал.

— Что ж, пока ты рос и взрослел, мне казалось, ты ничем особо не интересуешься, не имеешь цели и направления.

— Маме тоже так кажется?

— А разве нет? Конечно, твоя мать, как и любая на ее месте, старается видеть только хорошее. Как и я. Я говорил себе, что жду слишком многого за такой короткий срок. Но иногда твое отношение ко многим вещам выводит меня из себя. Несмотря на все предпринимаемые усилия. Ты наверняка заметил.

— Да.

— Иногда, выслушивая тебя, я показывал или хотя бы ощущал не столь поразительную выдержку. Не то чтобы у меня не развито чувство юмора... Но эта бесцельность и легкомыслие...

— Это просто иной вид юмора, — проговорил Джереми.

— Может, и так. Но, видишь ли, пусть даже легкомыслие, но оно не казалось бы бесцельным, если бы... Я понял, что мое суждение, мнение о тебе, называй как хочешь, было основано на неверных сведениях или недостатке сведений. Пусть некоторые вещи и раздражают, но это лучше, чем чувствовать себя... одураченным.

— Понимаю, о чем ты. Если это мой промах, то я сожалею.

— Может, и неважно, что ты этого не чувствуешь.

— А тебя больше порадовало бы, если бы ты узнал, что я ослушался твоих строгих указаний и поступил по-своему?

— Боже ты мой, мальчик, разве твои родители тираны, что нужно обманывать их и лгать, чтобы сделать по-своему?! По крайней мере, почему бы сначала это не обсудить?

— Ты бы не одобрил. Что ты еще можешь сказать?

— Вряд ли я настолько закостенел, как ты утверждаешь.

— Именно так мне казалось.

— Я хорошо знал Фрэнсиса Харви, и мне он нравился. Когда у тебя растет сын и он играет с опасным механизмом, недавно угробившим твоего друга, то ты говоришь ему: «Не смей! Не то поранишься». То же самое и с паровым двигателем высокого давления, я точно таким же образом посоветовал бы тебе остерегаться быстрых течений у берега или держаться подальше от недавно отелившейся коровы, или не спускаться в шахту, закрытую много лет назад, потому что доски уже сгнили. Если став старше, ты не поймешь, что значит сыновняя почтительность, то и отцом будешь никудышным!

— По-моему, дело совсем не в этом.

— Нелегко вспомнить истинные чувства после стольких лет. Может, я испугался, что ты слишком стал восхищаться Тревитиком.

Джереми выдохнул:

— Наверное.

— Показ его недосягаемых для ума изобретений в Лондоне был восхитителен, — продолжил Росс, — но потерпел крах, что меня не удивило. Как и то, что взрыв убил тех людей. А чего он с тех пор достиг?

— Провел удивительный эксперимент в Пенидаррене, когда локомотив вез пять вагонов с грузом железа весом десять тонн и семьюдесятью пассажирами целых десять миль. Просто чудо!

— Это случилось до эксперимента в Лондоне.

— Может быть. — Джереми расстроила хорошая память отца. — Но все равно это чудо, и на него следует равняться.

— Теперь же Тревитик болен, — сказал Росс. — Вернулся в Корнуолл и мало что сделал после всех этих лет в Лондоне. Как ты сказал однажды, ты не сумел с ним встретиться. — И когда Джереми был уже готов ответить, Росс добавил:

— Не думай, что это предубеждение. Самой большой радостью для меня было бы увидеть его оглушительный успех.

— Мистер Вулф тоже верит в силу пара. Только вот у него нет никакого желания заниматься паровыми экипажами.

— Что ж, тогда мне следует спросить самого себя, есть ли еще какая-нибудь причина, кроме заботы о твоей безопасности, из-за которой мне могла не понравиться твоя практика.

— Разве это так важно? К чему эти вопросы? Чего ты от меня хочешь?

— Ничего, конечно же. Только чтобы ты больше мне доверял.

— Снова прошу прощения, — с неохотой повторил Джереми.

— Это могло быть ложной гордостью, — сказал Росс.

Джереми с удивлением взглянул на отца.

— Что, твоей?

— Похоже на то. Иногда даже вопреки собственной натуре возникают ложные представления, свойственные человеку нашего положения. Как ты заметил, всю жизнь я трудился рядом со своими работниками и не думал о мозолях и грязных ногтях, лишь бы шахта и усадьба процветали. Но изучение принципов пара и самодвижущихся экипажей на практике подобает... скорее кому-то вроде кузнеца высокого уровня.

— Это тоже имеет значение?

— А какой другой молодой человек твоего положения захотел бы так поступить? Это ведь совсем не то, что стоять в сторонке, наблюдать с умным видом и ободрять изобретателя. Это все равно что поступить в армию, но не офицером. — Росс задул одну свечу, чтобы спугнуть мотылька. — Боже всемогущий, как же самодовольно и старомодно это звучит! Только не считай, что я согласен с таким мнением, я просто попробовал проанализировать собственные мотивы и высказать их.

Джереми налил себе третий бокал портвейна.

— Я натолкнулся на такое же мнение, когда впервые пришел к Харви, отец. Мистер Генри Харви с радостью пригласил меня как сына капитана Полдарка посмотреть на свое предприятие, но ему с трудом верилось, что я хочу работать с гайками и болтами. «Так не делается, дорогуша!»

Раз он перешел на комический жаргон, это значило, что напряжение утихает.

— Даже сейчас я не понимаю, в чем тут прелесть, — сказал Росс.

— Паровой машины? То есть, для меня?

— Естественно.

Джереми запер окно на задвижку.

— Я наверняка уже об этом рассказывал.

— Другим — может быть. Мне ты не удосужился сообщить.

Юноша удивленно приподнял брови, стараясь не обострять отношений.

— Уже поздно, отец.

— Не думаю.

Джереми стоял в нерешительности, понимая, что сейчас сталкиваются две силы.

— Это своего рода условие?

— Нет, конечно же, нет.

Джереми все еще не решался.

— Что ж... Разве это не очевидно? Мощный паровой двигатель — это самое замечательное открытие после изобретения колеса...

— Правда?

— Ну... Учитывая его мощность. В отличие от пороха, его использование в мирных целях безгранично. В конце концов, он обеспечит свет, тепло, заменит лошадь и корабль. Это изменит цивилизацию!

— К лучшему? — спросил Росс.

— Уверен в этом. В любом случае его мощь уже никуда не денешь. Мы не можем вернуться обратно. Если не мы разовьем это изобретение, то им займутся другие.

Росс смотрел на сына, который, несмотря на нежелание продолжать разговор, помогал изгнать мотылька из комнаты, прежде чем запереть окно.

— Накануне приближающегося субботнего собрания мне важно узнать об этом как можно больше.

— В том-то и дело. Я не хочу, чтобы на решение по поводу паровой машины повлияло то, что я твой сын! Выбор должен быть беспристрастным.

— Значит, таким он и будет. Давай будем практичными. При всем уважении к инженерам из Труро или Редрата, окончательное решение будет за мной. Что знают Тренеглосы? А Карноу и Аарон Нэнфан уже советовались с тобой...

— Приедут мистер Харви и мистер Уэст.

— Да, я на это рассчитываю.

Наступило молчание. Джереми допил портвейн и безо всякого изящества вытер рот рукой.

— Что ж, когда наступит суббота, тогда и увидим, отец.

Росс задул еще одну свечу.

— Не так давно я снова взглянул на старый насос Уил-Грейс и поговорил с Питером Карноу. В последние недели ты много раз сравнивал его с тем, что предстоит создать, и весьма нелестно. Но Бет спроектировал Тревитик, по крайней мере, ее делали по его чертежам. Неужели за двадцать лет его замыслы изменились столь коренным образом?

— Когда сделали Бет, уже несколько лет существовал патент Джеймса Уатта на конденсатор пара, и если бы на него посягнули другие инженеры, они отправились бы под суд. Уатт был довольно неразборчив в средствах, верно?

— Да, так говорили.

— В Уил-Грейс у нас паровая машина «Болтон и Уатт» мощностью всего на несколько фунтов выше атмосферного давления, с некоторыми улучшениями, конечно, с помощью Булла и Тревитика; это хороший механизм и прослужит еще много лет при должной эксплуатации. Таких много в окрестностях. Правда, многие работают не в меру своих возможностей из-за невежества и пренебрежения. Не скажу такого про Бет. Но даже самых ее лучших возможностей все равно недостаточно.

Росс затушил третью свечу и зажег две в переносных подсвечниках.

— Когда впервые истек срок патента «Болтон и Уатт», — продолжил Джереми, — они забрали всех своих опытных инженеров и представителей. Мердок ушел год назад, а на него полагалось так много шахт... Кажется, в последние годы мало кто из корнуольцев разбирался в этой науке или имел опыт. Верно? Ты это знаешь лучше меня...

— Полагаю, именно так. И нет конкуренции, никакого «Болтон и Уатт» против «анти-Болтон и Уатт». Какой бы ни была причина, но точно знаю, дела обстоят паршиво.

— Но ведь это не остановит изобретения. Люди продолжают пробовать. Конечно, главный прогресс будет в котлах высокого давления, все новые идеи двигаются именно в этом направлении, но есть и другие. Главное — это точность производства.

— И Харви уверен, что ее добился.

— Да... О да. Мой насос для Уил-Лежер не слишком отличается от недавно сделанных. Но, как ты понял по результатам замеров, он намного меньше, чем на Уил-Грейс. Однако ты увидишь, насколько он мощнее и дешевле.

Росс вручил один подсвечник Джереми. Он много размышлял о сказанном, но пока ничего не решил.

— Интересно, как там поживают твоя мать и Клоуэнс.

— Наверное, очень хорошо.

— Наверное.

Всё еще препираясь, но уже по-дружески, они поднялись наверх, чтобы отправиться спать.

Обсуждение в субботу длилось с одиннадцати до часу, и в результате решили сконструировать насос, разработанный сыном главного акционера. Затем подали обед — простую мужскую еду, после чего мистер Генри Харви и мистер Уильям Уэст отправились в долгий путь домой. На следующей неделе сын главного акционера три раза приезжал в Хейл, дважды вместе с Хорри Тренеглосом, а в последний раз — с Полом и Дейзи Келлоу.

Смотреть еще было не на что, и в любом случае, когда насос будет готов, его отправят по частям морем, если позволит погода, и полностью соберут на месте. Пола прежде всего интересовал самодвижущийся экипаж, так же как и Дейзи, хотя здесь тоже не на что было смотреть, как Джереми и предупреждал в канун дня летнего солнцестояния. Тем не менее Дейзи нашла чем себя занять, пока Джереми углубился в беседу с мистером Харви, Уэстом и Полом.

Когда они собрались домой, Дейзи спросила:

— Что все это значит, Джереми? «Горловина должна быть сделана из клинообразной трубки, муфты и железобетона». Так ты сказал?

— Прости, Дейзи. Я предупреждал, что это все очень скучно.

— Да, но что это значило?

— Мистер Уэст полагает, что такие нагревательные трубки могут иногда ломаться, но никогда не взорвутся. Это ведь важно, правда?

Она опустила глаза.

— Прости, если я докучаю тебе своими глупыми вопросами.

— Ты никогда мне не докучала.

— Хорошо, — сказала она, слегка улыбнувшись. — С Иванова дня ты давал мне для этого мало возможностей.

— Тогда это я должен извиняться, а не ты, Дейзи, за то что был так занят шахтой и насосом, что почти не оставалось времени на что-то еще.

Это было правдой только отчасти, поскольку он намеренно искал предлоги. Искал, чем отвлечься от романа с Дейзи. Но она была не той девушкой, которую легко можно соблазнить, или, соблазнив, легко бросить. А здравый смысл подсказывал ему, что женитьба на другой в отместку не станет рецептом счастливого брака.

Несмотря на то, что их отношения были довольно непростыми, она ему нравилась, с ней было приятно проводить время. Что-то влекло его к ней. Дейзи была привлекательной девушкой с хорошей фигурой, а также живым, веселым и ярким характером. Джереми знал, что ему достаточно только кивнуть. Значит, нужно держаться от нее на расстоянии, как друг, дабы не обидеть, но соблюсти баланс, но эти добровольные ограничения раздражали.

И все из-за девушки, которая отвергла его и надеялась выйти замуж за богача. Его отец, похоже, надеялся, что Джереми утешит рассказ о положении Тревэнионов. А его это совсем не порадовало. Преграда, стоящая между ним и Кьюби, стала даже больше из-за того, что заключалась в деньгах. По существу, первая помеха была нелепой и не слишком обидной. Но деньги — другое дело. Это можно зафиксировать на бумаге, прибавить или отнять. Добавить золотые числа к золотым числам. Это было конкретное препятствие, которое как раз можно устранить, но только одним путем.

Джереми понятия не имел, с чего начать. Он никогда не имел особого желания разбогатеть. Пройдут многие годы, прежде чем его проект парового экипажа осуществится на практике, если это вообще произойдет. Что касается шахты — это затея рискованная, но если только шахта не окажется вторым Долкотом, то вряд ли он разбогатеет настолько, чтобы подойти Тревэнионам.

А если случится чудо, то, как он сказал отцу, что хорошего в женитьбе на девушке, которой нужны лишь его деньги?

Он шутил и немного флиртовал, пока ехал с Дейзи домой, но где-то в уголке сознания позволял себе небольшую роскошь подумать о Кьюби — лишь ненадолго и изредка, поскольку это причиняло страдания и вносило сумятицу в сердце. День подошел к концу, он оставил Дейзи с Полом в Фернморе, пообещав обоим снова встретиться утром, так что последние надежды и увертки испарились. Надо навсегда забыть о Кьюби Тревэнион, а не на неделю или месяц. Она не для него. Есть и другие девушки. Например, Дейзи. Но больше не следует видеться с Кьюби. Иначе это разобьет ему сердце. Она никогда не будет ему принадлежать.

Джереми прискакал домой еще до захода солнца, но не мог заставить себя войти. Он ощущал смертельную усталость, боль и страдание — еще сильнее, чем прежде. Джереми решил прогуляться до Уил-Лежер, чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей о себе. Обратить внимание на кого-то другого.

Там находился его отец.

Поначалу Джереми невольно захотелось избежать встречи с ним, спрятаться, чтобы не обсуждать свое настроение. Каким-то образом отец знал его слишком хорошо и в то же время не слишком...

Но порыв прошел. Росс поднял руку, с улыбкой поприветствовал его и продолжил осматривать строение. Джереми присоединился к нему.

Хоть что-то хорошее случилось за эту чертову неделю, подумал Джереми. Произошедший между ними разговор без каких-либо ссор разрядил обстановку. Впервые в жизни он увидел ранимость отца. Раньше он казался ему грозным, уверенным в своем положении и достижениях. Отец и мать были настоящей парой: им вполне хватало друг друга, казалось, они могли справиться с любой проблемой или чрезвычайной ситуацией. Во время того разговора за ужином он был уверен, что отец притворился, будто знает о прогрессе в шахтных насосах меньше, чем на самом деле. Но тем не менее, само это притворство, если оно имело место, как и характер всей беседы предполагали... Возможно, у его неуязвимого отца есть только одна слабость — чувства и благополучие собственных детей. Это была новая мысль.

Строение поднялось уже на два этажа. Даже стоя на нижнем выступе утеса, оно торчало на фоне неба. Когда постройка завершится, когда появятся своды дверей и окон, резкий скат сланцевой крыши и каменный дымоход, она будет соответствовать архитектурной традиции, сочетающей благородство и пользу.

Вскоре Росс спросил:

— Что-то не так?

— Нет...

Именно этого вопроса он и боялся.

— Я имею в виду, чуть больше проблем, чем обычно.

Джереми иронично улыбнулся.

— Нет.

Росс рассматривал строение.

— Будет выглядеть несколько больше, чем на Грейс. Когда мы строили там помещение для насоса, то перебивались с хлеба на воду. Без устали искали медь, но так и не нашли. Я вел переговоры с акционерами Уил-Радиант о продаже насоса, и вдруг мы наконец нашли олово. Помню лицо Хеншоу, когда он принес мне те образцы... — Росс помолчал. — Не забывай, Джереми, я понимаю твои чувства. Однажды я сидел в той же лодке.

— Какой лодке?

— Наверное, мне следует назвать это кораблекрушением... Я имею в виду, когда любишь женщину и теряешь ее.

— История повторяется... Но ты нашел...

— Кого-то получше, знаю. Но в то время это было сложно представить.

Джереми отбросил ногой камушек.

— Жаль, что капитан Хеншоу ушел. У него был наметанный глаз на жилы.

— Он до сих пор получает прибыль от шахты. Но предложение из Уэльса было более чем щедрым. Я не мог стоять у него на пути.

— Думаю, Бен прекрасно справится.

— Тоже надеюсь на это. Он станет другим, когда придется думать о тридцати-сорока работниках. Таких чудаков, как он, в графстве немало. Это непременная черта корнуольского темперамента.

— Не думаю, что мне сильно нравятся некоторые черты корнуольцев.

— Ну, если ты думаешь о той черте, о которой подумал и я, то она корнуольцам несвойственна. И вообще, чем дальше на восток, тем сильнее она проявляется.

— Наверное, я просто терпеть не могу саму человеческую природу.

— Несомненно, только некоторые черты.

Вдруг Джереми неожиданно спросил:

— А тетушка Элизабет вышла замуж за твоего кузена Фрэнсиса Полдарка тоже из-за денег?

Росс оторопел. Это было так неожиданно. Но он сам напросился на этот вопрос.

— Ее мать так решила. На Элизабет огромное влияние оказывали родители. К тому же было не то сообщение, не то слух, что я погиб в Америке от ранения. Когда я вернулся, они с Фрэнсисом были уже помолвлены... Это очень сложная тема.

— Все темы сложные, отец. — Джереми усмехнулся и отвернулся. — Бен долго раздумывал о нашем предложении. Думаю, в конечном счете он принял его из-за Клоуэнс.

Росс нахмурился.

— А теперь что за таинственность?

— Никакой тайны... Ты... Надеюсь, ты знаешь, что Бен всегда был... в общем, безнадежно влюблен в нее.

— Я знал, что она ему нравится. Но не знал, что так сильно.

— О да. По-моему, он не питает надежд, но думает, что если по-другому не сработает и каким-то чудом она обратит на него внимание, он повысит свое положение, заработает денег, станет равным, как говорится.

Росс помолчал, затем произнес:

— Боже, какие же мы отвратительные.

— Согласен.

Возвращаясь домой, они шли по омытому приливом мягкому песку, хрустевшему под ногами, как свежевыпавший снег.

Росс спросил:

— Скажи, а у Беллы уже есть ухажер?

— Только ее морская свинка.

Они перебрались по ступенькам через изгородь и направились домой. В саду Стивен изучал цветы Демельзы.

— Стивен! — поприветствовал его Джереми.

— А, — кивнул Стивен. — Добрый вечер, сэр. Надеюсь, я не помешал.

Росс тоже кивнул.

— Вовсе нет. Прошу, заходите.

— Эти высокие цветы, сэр, эти огромные стебли с розочками. Не припомню, чтобы видел такие.

— Мальвы, — уточнил Росс. — Жена неравнодушна к ним, но их ломает ветер.

Стивен понюхал цветок.

— Не пахнет.

— Совсем немного. Вы хотели поговорить с Джереми?

— Ну, не совсем. Хотел потолковать с вами, капитан Полдарк, сэр. С Джереми тоже, если он надумает остаться. Это вроде как деловой вопрос. Решил прийти и перекинуться с вами словечком.

Росс взглянул на окно Нампары. Миссис Гимлетт недавно зажгла свечи. Изабелла-Роуз не заметила приближения отца и вертелась вокруг Джейн Гимлетт. Сколько же у малышки жизненных сил! Куда больше, чем у двух других в ее возрасте.

— Деловой?

— В некотором роде, сэр. Конечно, вы ведь знаете, что я работаю на Уил-Лежер.

— Да, разумеется.

Стивен пригладил густые волосы.

— Как вы знаете, капитан Полдарк, мы с вашим сыном подружились, пока вы были в отъезде. С тех пор как я вернулся в эти края, он рассказывал об Уил-Лежер и о том, что планирует. Что ж, я верю в это предприятие, капитан Полдарк, и всецело поддерживаю.

Наступило молчание.

— Итак?

— Несколько недель назад я спустился в шахту с Джереми, но работа в шахте не для меня! Мне как никогда захотелось побыстрее выбраться из этой дыры на поверхность! Но я размышлял о самом предприятии, к тому же я азартный человек. Вы знаете, каково это — чувствовать, что все идет, как надо? Уверен, Уил-Лежер преуспеет.

— А суть дела в... — начал Росс.

Стивен приблизился. Он держал небольшую кожаную сумку.

— Суть дела в том, что я бы хотел вложить деньги в шахту. Уверен, Джереми рассказал вам, я продал свой трофей в Бристоле. Получил, конечно, не всю стоимость, а только часть. Итак... Джереми говорил, есть доля в Уил-Лежер, которую вы желаете продать. По двадцать фунтов за долю. Я бы хотел две.

Полдарки переглянулись. Джереми приподнял брови, показывая отцу, что это тоже для него неожиданность.

— Сообщение о продаже долей, — сказал Росс, — опубликовано в «Королевской газете Корнуолла» от тринадцатого июля. Как указано в объявлении, следует подать заявку мистеру Баррингтону Бердетту, в Труро, Пайдер-стрит, дом семь. Не знаю точно, не раскуплены ли уже акции. Разумеется, я не возражаю, чтобы вы вкладывали деньги, но должен предупредить. Вы производите впечатление молодого, но умудренного опытом человека, Каррингтон, и вполне разумного. Но вложение денег в шахту несет за собой особые риски, и я должен предупредить. Это чуть безопаснее, чем ставить деньги на лошадей или играть в карты, но не намного.

Стивен смотрел ему прямо в глаза.

— Но вы этим занимаетесь, капитан Полдарк.

Росс улыбнулся:

— Однажды мне повезло, хотя я чуть не стал банкротом. Скажем так, это у меня в крови.

— Я сам по натуре немного игрок, — сказал Стивен. — Я считаю, если не ставить многое на карту, то и жить не стоит. А работа в шахте меня заинтересовала. Так случилось, что я здесь. Так или иначе, я должен где-то работать. Это чутье, можно сказать. Если бы не ваш сын, меня бы не было в живых, он мой счастливый талисман. Так что вместе со своими друзьями я бы хотел рискнуть.

— Наверное, пусть лучше Джереми расскажет, как это устроено, — сказал Росс. — Тех, кто вкладывает деньги в шахту, называют акционерами, и каждый вносит денежный вклад в распорядительский фонд в соответствии с числом долей. Если предварительная оценка каждой доли составляет двадцать фунтов, то я должен обеспечить сто фунтов, как и мистер Тренеглос, Джереми и Хорас Тренеглос. Если вы купите две доли, то заплатите сорок фунтов. Подождите... это еще не всё. Каждые три месяца проводится собрание, на котором предоставляется финансовый отчет о потраченных средствах. Когда открывается новая шахта, как эта, иногда на первом же ежеквартальном собрании возникнет необходимость внести еще один аналогичный взнос. Это удваивает вложение. Подобное может случиться снова. В дальнейшем, возможно, надо будет еще вложиться. Когда акционер больше не может найти денег на свою долю или просто не хочет платить, он выставляет ее на продажу. Если шахта к тому времени не приносит доход, то ему, скорее всего, придется продать ее с большим дисконтом. Когда же определенное число акционеров не может или не хочет оплачивать взносы, шахту закрывают. Вы это осознаете?

— Вполне осознаю, — ответил Стивен. Он покачивал сумку у бедра. — Наверное, я смогу внести второй взнос. А потом посмотрим. Но...

— Мой отец, — подключился Джереми, — верно указал на риски. Есть, конечно, и приятная сторона: иногда акционеры собираются на ежеквартальные собрания и казначей лишь распределяет прибыль. Ее распределяют сразу: золотом, банкнотами или векселями. Я всегда считал успешные собрания акционеров подходящей мишенью для разбойников, отец, ведь многие акционеры по такому случаю напиваются в стельку.

Росс хотел что-то сказать, как из дома вдруг вылетел шквал кудряшек, лент и юбок Изабеллы-Роуз и обрушился на него, застав врасплох.

— Белла, Белла, Белла! — он подхватил дочь на руки и закружил.

— Папа-а-а, — захныкала она, — миссис Кемп говорит, что я останусь без ужина, потому что была г-г-груба с ней! Говорит, я ущипнула ее, а я не щипалась, только лишь ухватила ее за юбку, а она говорит, что это тоже г-г-грубо! Она не разрешит мне зажечь свечи, потому что я уронила жир на ковер. Ты видел когда-нибудь, чтобы я роняла жир на ковер? Видел, папа, видел?

Росс поцеловал ее в щечку, которая вовсе не была в слезах, как он заметил.

— Моя маленькая Белла, миссис Кемп — очень добрая женщина и несет за тебя ответственность, пока мама в отъезде, понимаешь? Мамы здесь нет, так что миссис Кемп за главную. Понимаешь, что это значит?

— Да, папа, так странно, что ты считаешь, будто я этого не понимаю! Но она сказала, что я ущипнула ее, а это не так, и...

— Белла, совсем не помешает попросить прощения у миссис Кемп, о нет, я не говорил, что ты щипалась, но вот извиниться, что тянула ее за юбку, надо. И тогда, если ты извинишься, она, может, и разрешит тебе остаться на ужин. Понимаешь, с нами будет ужинать мистер Стивен Каррингтон, поэтому не думаешь ли ты, что не стоит терять ни минуты и примириться с миссис Кемп?

— Благодарю, сэр, — сказал Стивен, когда девочка, немного поколебавшись, помчалась обратно.

— Не могу обещать доли в деле, — сказал Росс, — но ужин мы гарантируем.

Он вошел первым, и молодые люди проследовали за ним. Пока Клоуэнс в отъезде, самое время узнать побольше об одном из ее ухажеров, думал он, и составить о нем собственное мнение.

Глава восьмая

Миссис Полдарк и мисс Полдарк уже неделю жили в Бовуде. Они выехали из Труро во вторник утром и прибыли в большое поместье в четверг к чаю.

Миссис Полдарк никогда прежде так не беспокоилась. Ей много раз доводилось встречаться с крупными землевладельцами, богачами и аристократами, но ничего похожего на этих. Теперь она куда лучше знала, как себя вести и как всё заведено, но сейчас, почти в первый раз в жизни, она была без Росса. Она не брала в расчет безумный прием у Бодруганов в начале девяностых, тогда она была в такой ярости и так задета, что ей было на всё плевать. Во всех остальных случаях Росс находился рядом. А сейчас он остался за миллион миль, а ей предстояло встретиться с людьми, которых она никогда прежде не встречала и не очень-то жаждала увидеть. Более того, она собиралась у них жить, и это усложняло всё еще больше, к тому же ее сопровождала камеристка, пусть милая и учтивая, однако служившая тягостным дополнением.

Но как бы ей ни было трудно, Демельза пережила бы всё, кроме одного. Сейчас она могла подвести не только себя, но и дочь.

Больше всего ее тревожил акцент. Как только она познакомилась с Россом, задолго до того, как он на ней женился, пока она еще работала на кухне, Демельза начала внимательно слушать его речь и попыталась скопировать. После свадьбы она научилась читать и писать, а ее острый ум впитывал всё, что говорил Росс. Но хотя Демельза старалась говорить грамматически правильно, и это у нее вполне получалось, она не обращала особого внимания на акцент. В графстве, среди тех, кто прекрасно знал о ее происхождении, казалось слишком претенциозным говорить с чуждым акцентом.

Разумеется, за годы он малу-помалу сгладился и теперь стал не так заметен. В Корнуолле — уж точно. Лишь во время редких визитов в Лондон Демельза замечала легкую картавость, в некоторой степени она имелась даже у Росса. Но его голос был звучным голосом образованного человека с едва заметной примесью регионального акцента. В голосе Джереми слышалось больше корнуольских интонаций, чем у Росса.

Клоуэнс обладала неосознанной способностью меняться в зависимости от окружения. Но матери часто не могут судить о дочерях объективно, как подозревала Демельза. Быть может, нашептывали ей ужасные подозрения, именно потому ее и пригласили? В первый вечер они, казалось, бесконечно ехали по огромному парку с оленями, а когда наконец прибыли, колеса тоже как будто бесконечно шуршали по гравию перед особняком с колоннами. Демельза решила, что там устроили большой прием или бал. Люди в вечерних нарядах расхаживали по саду и толпились в холле. Было еще светло, где-то играла музыка, тихими волнами прокатываясь между разговорами и смехом.

В Бате они сели в почтовую карету, и Демельзе хватило ума расплатиться заранее, чтобы не попасть в неловкое положение, занимаясь расчетами, пока лакей в ливрее забирает багаж. К ним вышли три дамы, Энид почтительно осталась в сторонке с одним из маленьких саквояжей. Последовали кошмарные и ледяные две минуты, пока вытаскивали багаж — в их сторону были направлены несколько любопытствующих моноклей и раздался шепоток из-за вееров. Потом по лестнице сбежал высокий и полноватый молодой человек.

— Дорогая мисс Полдарк! Миссис Полдарк, как я понимаю. Вы оказали нам честь своим приездом, мэм. Прошу меня простить за такое число гостей. Четверг — особый день. Прошу вас, входите, надеюсь, поездка была не слишком утомительной. Моя тетушка в доме и горит желанием вас поприветствовать. Вас застал в пути дождь? Хоукс, Харрис, займитесь горничной миссис Полдарк. Позвольте взять у вас этот несессер, миссис Полдарк. Слуги обо всем позаботятся. Какая удача, что вы прибыли как раз вовремя — к завтрашнему дню. Мисс Полдарк, позвольте...

В холле от группки гостей отделилась дородная и простоватая женщина небольшого роста. Она была одета в алый шелк, на золотой цепочке болталось пенсне, в руке она держала слуховую трубку. Леди Изабел Петти-Фитцморис.

— Дорогая миссис Полдарк. Мисс Полдарк. Как чудесно, что вы проделали весь этот путь, чтобы нас повидать! Вы наверняка утомились. Что? Увы, обед закончился час назад. Но мы найдем для вас что-нибудь. Что? Чиверс, прошу, отведите миссис Полдарк и мисс Полдарк в их комнаты и подайте легкие закуски. Что? Четверг — такой суматошный день. Но мы почти всё время заняты, так или иначе.

От другой группы к ним подошла хорошенькая девушка в мерцающем белом шелке и с отсутствующим видом взяла гостей за руки. Но на ее лице зажглась приветливая улыбка, когда лорд Эдвард представил их своей сводной сестре, маркизе Лансдаун. Не прекращая болтовню, их провели наверх, в большую спальню с видом на озеро и примыкающей к ней гардеробной. Поскольку в доме было много гостей, леди Изабел решила, что им будет достаточно двух смежных комнат.

Демельза оттаяла, эта пухлая маленькая женщина, напоминавшая ей тетушку Бетси Триггс, сразу ее тронула, тут же нашлись подходящие слова, чтобы выразить свою признательность и восхищение комнатами и видом из окна. Через полчаса, хотя им показалось, что почти мгновенно, Энид и другая горничная распаковали вещи и исчезли: спустились вниз перекусить, а Демельза и Клоуэнс удобно устроились на маленьких полукруглых стульях напротив друг друга за столом, где стояли блюда с половиной лосося, жареным каплуном, куском ветчины, силлабабом и сыром чеддер, ваза с фруктами и три бутылки рейнского вина.

— Ну что ж, вот мы и здесь! — провозгласила Демельза, лучезарно улыбаясь дочери поверх края бокала.

Клоуэнс была довольна, хотя оставалась спокойной и даже безразличной, и чуть съязвила:

— Похоже, голод нам не грозит! Вот было бы чудесно питаться прямо здесь!

— Первые впечатления, — начала Демельза, — разве настолько ужасно — учитывать первые впечатления?

— Только не в том случае, когда впечатления приятные.

— А у тебя они плохие?

— Нет, — рассмеялась Клоуэнс.

— Столько людей. Это дом или город?

— Лорд Эдвард объяснял, что по четвергам дом открывают. Мне не совсем понятно, что это значит, не считая того, что завтра толпа исчезнет. Похоже, на этот прием на открытом воздухе может прийти любой желающий. Лансдауны проводят в этом доме мало времени в году, вот и устраивают приемы, пока они здесь.

Демельза помогла Клоуэнс с лососем и положила кусочек себе.

— Как необычно — иметь столько собственности и так раскошеливаться! Боюсь, твой отец бы сказал, что неподобающе одной семье иметь так много. Все же признаюсь, я не думала, что при столь недолгом знакомстве можно произвести такое благоприятное впечатление, какое они произвели на меня.

Клоуэнс подняла бокал.

— Завтра все может поменяться, мама. А пока нам стоит выпить за первые впечатления.

— Что я с радостью и сделаю.

Они выпили.

— В первый раз в жизни, — заявила Клоуэнс, — или почти в первый — я будто бы взволнована!

Упоминание лорда Эдварда о том, что они «прибыли как раз вовремя — к завтрашнему дню» означало, что в пятницу все отправляются в Чиппехем, на скачки. Они выехали в полдень в двуколках, портшезах и нескольких неспешных четырехместных ландо, по дороге останавливались, чтобы подкрепиться и потратили на поездку четыре часа. Осмотрели лошадей — три были из конюшни Лансдауна — сделали ставки, во все глаза смотрели на гонки, подбадривая криками, выпили много белого вина. Демельза одолжила бинокль, чтобы лучше рассмотреть лошадь, первой выбежавшую из-за угла, а лорд Эдвард щедро делился биноклем с Клоуэнс.

Пикник на свежем воздухе и общая атмосфера гонок великолепно подходила для знакомств, никого особо не волновало, кем является его или ее сосед, пока все внимание было сосредоточено на безупречных чистокровных животных. Как ранее призналась Демельза в слуховую трубку леди Изабел Петти-Фитцморис, она никогда еще не была на скачках, но это свидетельство упущения молодости чуть позднее затмил тот факт, что она знает толк в лошадях и животных в целом, особенно по части болезней. Клоуэнс познакомилась с двумя молодыми дамами: достопочтенной Эленой Фэйрборн и мисс Флоренс Гастингс, слегка отстраненной и покровительствующей; тем не менее, день выдался приятным и очень познавательным.

На приеме, посвященном скачкам, присутствовало около двадцати человек, а учитывая упоминания оставшихся, похоже, в доме жили еще с полдюжины гостей. Было бы непросто за такой короткий срок точно определить, откуда все эти люди, бродившие по дому после завтрака — то ли это гости, то ли члены семьи, то ли дворяне, то ли высший эшелон прислуги. Попытки разделить людей на приеме по возрасту или полу не предпринимались. Вместе с маркизой насчитывалось двадцать шесть человек, так что вероятность привлечь внимание была ничтожной. Высокая, светловолосая и привлекательная леди Лансдаун порхала вокруг в свободном ниспадающем наряде, но когда ей предоставлялся случай приблизиться к конкретному человеку и заговорить, смотрела в глаза с обезоруживающей прямотой и без лицемерия.

Вдобавок еще и Эдвард. Клоуэнс захотелось, чтобы помимо матери здесь присутствовал и отец, потому что там, где суждения Демельзы были прирожденными и интуитивными, не хватало его бодрящих предубеждений для придания картине глубины. Если бы он сказал что-то совершенно неподобающее, Клоуэнс могла бы оценить собственные суждения.

Демельза решила, что прием на открытом воздухе — это заранее продуманный ход со стороны Фитцморисов. Все провели день с большим удовольствием, даже выиграли деньги — Клоуэнс аж восемь гиней, но немного и проиграли — Демельза, к примеру, четыре гинеи. Разгоряченные и расслабленные белым вином, все стали разговорчивей, не слишком обращая внимание на чье-либо положение в обществе. Утомленные вином и солнцем, насладившись сытным обедом в Бовуде без необходимости наряжаться, дамы вскоре начали зевать за веерами, вернулись изрядно уставшие и рано улеглись спать.

Но все же день выдался необычным, а следующий за ним более обычный день вполне отвечал опасениям Демельзы.

Завтрак около половины десятого — на два часа позже обычно принятого у Полдарков. В половине одиннадцатого священник, мистер Магнус, прочел молитву в холле, после чего все перебрались в великолепную библиотеку, чтобы обсудить планы на день или послушать предложения как провести время. В этот день, в субботу, все молодые люди отправились на охоту или рыбалку до пяти часов. Они привыкли откладывать обед на более позднее время, а ужин и вовсе перестал иметь значение. Новый вид обеда назывался ланчем, он служил неким мостом между завтраком и главной трапезой в половине седьмого, когда всем следовало принарядиться.

Итак, в субботу для шестнадцати дам, предоставленных самим себе, наступили испытания. К счастью, хорошая и теплая погода не вынуждала сидеть дома, играть в карты, вышивать или вести светские беседы. Пешие прогулки или в экипаже являлись частью обычного пребывания в Бовуде — гуляли кругами по парку, а в экипаже совершали более широкие круги, по дороге осматривая всевозможные достопримечательности. Предложения, куда именно можно сегодня отправиться, женское общество встречало восторженными возгласами.

На зеленом пологом склоне на противоположном берегу озера виднелся дорический храм. Поездку устроили так, чтобы добраться туда примерно к часу дня, слуги подали холодные закуски, а дамы уселись в плетеные кресла под зонтиками, ели, пили, болтали и восхищались видами, цветами и водоплавающими птицами.

— Скажите, мисс Полдарк, — заговорила мисс Гастингс, когда ей подали вино, — чем вы занимаетесь в это время дня у себя дома? Клянусь, мне одной было бы не интересно всем этим наслаждаться!

— Когда летом погода хорошая, — ответила Клоуэнс, — у нас с мамой обычай, иногда вместе с папой и с братом, когда они дома, пойти поплавать.

— В море? — удивилась мисс Фэйрборн. — Как необычно! Но разве это не вредит... цвету лица? А в остальное время вы ничем не заняты?

— Вовсе нет, — ответила Клоуэнс. — Обычно все утро мы занимаемся домашним хозяйством, а поскольку привыкли рано обедать, до трех часов, то приятно окунуться в море хотя бы на полчасика. Выходишь бодрой и... свежей.

— Какая занимательная картинка, — зевнула мисс Гастингс. — Но признаюсь, это довольно неудобно.

— Принц-регент в Брайтоне оборудовал все по последней моде, — добавила леди Лансдаун. — Вам повезло, что ваши купальные кабинки так близко, мисс Полдарк.

— Ох, у нас нет купальных кабинок.

Наступила полная тишина.

— В Пензансе есть купальные кабинки, — продолжила Клоуэнс, — но это в тридцати милях.

— Не томите, откройте же нам тайну, — взмолилась мисс Фэйрборн. — Вы пользуетесь накидкой?

— Пользуемся, — ответила Клоуэнс, — но редко, ведь дом совсем рядом. Достаточно накинуть плащ.

— Но в таком случае, разве за вами не могут подсматривать местные простолюдины?

— Те несколько простолюдинов, которые могут подсмотреть — наши арендаторы.

Молодец, подумала Демельза. Что ж, моя дочь любит называть вещи своими именами.

— Как занимательно, — произнесла мисс Гастингс. — Дом рядом с морем можно использовать как кабинку для купания! Надеюсь, море ведь вас не затопит?

— Иногда морские брызги долетают до окон. Но это совсем не опасно, уверяю вас.

— А когда вы купаетесь, — не унималась мисс Фэйрборн, — скажите, что вы надеваете на голову, чтобы волосы не намокли?

— Ничего не надеваем, — сообщила Клоуэнс. — На солнце волосы быстро высыхают.

Все охнули.

— Хм! Но разве они не становятся безобразно грязными и липкими?

— Совсем немного. Позже их легко промыть.

— Некоторые пьют морскую воду, чтобы улучшить здоровье, — вставила леди Лансдаун. — Это было повальным увлечением примерно год назад.

Демельза начала волноваться, вдруг у Клоуэнс спросят, какого рода наряд они носят. Лично ей не нравилось купаться голой или в странных жакетах и нижних юбках из модных журналов, но у нее был собственный наряд, напоминающий греческий хитон без рукавов, короткий и перехваченный в талии веревкой. Она поняла, что такой наряд вызовет у присутствующих дам глубочайшее потрясение.

После ланча все посетили пещеру Отшельника, сырую и убогую, по сравнению с разнообразными пещерами, созданными морем на краю пляжа Хендрона; затем роскошный оглушительный водопад в три яруса, искусственный, как и озеро, но от этого не менее красивый. Еще там находился склеп Лансдаунов.

Дамы входили и заходили из экипажей в развевающихся платьях и с яркими зонтиками, похожие на порхающих бабочек, смеялись, болтали и наперебой восхищались особенностями и красотами каждого пейзажа. Полдарки отнюдь не скучали, все действительно было красивым, необычным или любопытным, но чувствовали себя как-то неловко, потому что некоторые дамы высказывались излишне высокопарно, неестественно, выражая радость и восхищение. Демельза и Клоуэнс по-прежнему не всегда находили нужные слова. Раз или два Демельза успела вставить замечание, но это оказалось непросто.

Обед в субботу был главным событием дня и прошел по всем правилам — впервые после их возвращения. В четыре дамы ушли отдыхать и готовиться к обеду, к шести спустились в лучших нарядах и вели светскую беседу, прежде чем отправиться из библиотеки в столовую. Леди Изабел пояснила Демельзе, что в недавние времена пары просто шли из малой гостиной в столовую, но эту традицию забросили, поскольку слишком мало места для надлежащего «шествия». С другой стороны, это дает преимущество: если мужчины будут сильно шуметь после обеда, то в дальней библиотеке дамы не услышат.

Поскольку еще ни разу в жизни Демельза не тратила больше получаса на подготовку даже к самой важной церемонии, то первый час у нее ушел на послание Россу, а в оставшееся время она помогла Энид с Клоуэнс.

До сих пор их наряды выдерживали «осмотр». На скачках их одежда оказалась более мрачных тонов, чем у других, а сегодня не хватало лент и кружев, ну да ладно. Этот вечер куда более важный. Если верить Россу, то здесь сплошь одно сумасбродство, ничего более. Хорошее воспитание — вот что имеет значение, взгляды, остроумие и утонченность, в которых, Росс был уверен, им нет равных. Ему легко говорить, он родился с полным представлением, какое место занимает в мире, не всем даровано такое преимущество. Почему бы ему не приехать и не вывести в свет собственную дочь на приеме в высшем обществе?

Что ж... Кэролайн заставила их потратить средства, а когда оказалось, что госпожа Треласк совершенно не знакома с последними модными веяниями или просто лишена идей, Кэролайн обеспечила ее этими идеями. Итак, Клоуэнс спустится к обеду в платье в греческом стиле из прекрасного индийского муслина. Платье со шлейфом и отделкой из серебряной бахромы. Рукава госпожа Треласк назвала «черкесскими», а верхняя часть платья напоминала укороченную сорочку. Волосы оставили прямыми, но с мелкими завитками у лба, и вплели ряд жемчужин неправильной формы. Она надела белые атласные туфельки с серебряными пряжками. Она выглядит настолько прекрасной, что едва можно поверить, решила Демельза.

Что касается Демельзы, то, как и подобает матроне среднего возраста, ее платье было скромнее, из скандинавского голубого атласа, отделанного тесьмой и с нашитыми спереди по всей длине серебряными пуговицами.

Когда же наконец они спустились, Демельза шла в паре с мистером Магнусом, священником, а Клоуэнс — с Эдвардом. Обед прошел хорошо, за ним последовали музыка и карты, но в этот вечер джентльмены начали зевать, и в скором времени все вновь удалились на отдых.

В воскресенье повторилось то же самое, за тем исключением, что джентльмены остались дома, все сходили в церковь. Вечером же Клоуэнс вел под руку сам лорд Лансдаун, оказав ей большую честь, а ее мать — полковник Поуис-Джонс, приехавший в отпуск из Португалии залечивать раны, полученные в сражении у Барросы. Острый слух Демельзы вчера вечером уловил, как полковник поинтересовался, что это за женщина, и высказал замечание о ее чертовской привлекательности, а значит, по всей видимости, их поставили в пару по его просьбе.

Невысокому, аккуратному и подтянутому полковнику было лет сорок пять. Волосы коротко острижены — «уже привык к этому, и вши не заедают, мэм» — его поношенный вечерний наряд уже лоснился, кожа имела желтоватый оттенок — «благодарю за это Индию, мэм», но глаз по остроте не уступал задиристому петушку, да и вел он себя аналогично. Не то чтобы под крышей этого респектабельного дома могло что-нибудь случиться, но намерений он не скрывал.

Темноглазая Демельза с чувственными губами и чистой кожей была как раз в его вкусе. То, что возраст ее дочери приближался к восемнадцати годам, еще больше добавляло огня. Что касается чувств миссис Полдарк, то она знала много Джонсов и считала эту фамилию принадлежностью простолюдинов, однако приставка «Поуис» имела некое таинственное кельтское значение, которого Демельза не сумела распознать, хотя и сама происходила из кельтов. Похоже, Поуис-Джонсы некоторым образом были потомками Глендуров и Лливелинов из валлийских королей [12].

Полковник рассказывал об этом за обедом, а Демельза одновременно слушала и старалась не терять из виду Клоуэнс, пока та беседовала с хозяином. Теперь Клоуэнс надела уже другой вечерний наряд — из алой парчи, который выгодно подчеркивал цвет волос и кожи. Они привезли только пять платьев для Клоуэнс. Кэролайн сказала, что этого хватит, но Демельза была не слишком в этом уверена.

Молодой маркиз Лансдаун выглядел куда привлекательней своего брата, хотя, пожалуй, слишком суров, и шея чуть длинновата. Но в целом приятный человек — умный, рассудительный, он понимал свое положение в той мере, какой определялись его обязанности. Немногим более года назад он был лордом Генри Петти, членом парламента от Камелфорда, с ожидающей его заметной, но не обязательно успешной карьерой члена парламента. А потом из-за смерти сводного брата, не оставившего наследника, появилось все это. Титул маркиза, большое поместье и другие владения, три места в парламенте, доход в двадцать шесть тысяч фунтов в год. У любого перехватит дыхание.

А младший брат? Едва ли будет настолько богатым, но обеспеченным точно. Что еще можно пожелать для своей дочери? Но, конечно же, не положение в обмен на счастье.

Но какой у нее еще есть выбор? Есть ли необходимость для нее принимать решение так рано, еще до восемнадцати? Будут ли ее просить принять решение? Может, лорд Эдвард пригласил и других юных леди. Может, неделя закончится объявлением помолвки с достопочтенной леди Эленой Фэйрборн, дочерью лорда Тьюксбери (сейчас он как раз с ней любезничал). Или с мисс Флоренс Гастингс, кузиной графа Сассекса. Но разве приемы устраивают только ради того, чтобы выбрать невесту? Почему молодые люди не могут просто встречаться, не вызывая при этом глупые толки?

— Простите? — переспросила Демельза Поиус-Джонса.

— Ваш муж — военный, как мне сказали. А племянник служит в 43-м полку, да? Чертовски отличное подразделение, эта Легкая дивизия Крауферда. Его прозвали Черным Бобом. На реке Коа только она и спасла положение. Хотя Веллингтон в тот день разозлился на Боба. Ваш муж еще за границей?

— Нет, вернулся домой несколько месяцев назад.

Поуис-Джонс разочарованно хмыкнул.

— Вы должны приехать ко мне после того как погостите здесь. Это всего в одном дне езды на запад, в Раднордшире. Или полтора дня в почтовой карете, так будет удобней.

— Весьма любезно с вашей стороны, полковник. Но вы же сами видите, я с дочерью.

— Должно быть, вас выдали замуж еще ребенком, мэм, но черт побери, берите и ее! У меня двое ленивых сыновей, глядишь, они слегка оживятся при взгляде на нее. Или на вас. Черт побери, именно на вас, мэм...

— Муж ждет меня...

— Ох, что за вздор о мужьях? На что они нужны после десяти лет брака? Только чтобы дать вам фамилию, положение в обществе и жилье. Просто для мебели, больше ни на что не годятся.

— А вы разве не из их числа?

— Был, мэм, был. А потом дамочка упорхнула с моим кузеном. Вот ведь юный олух, надеюсь, он получил по заслугам. А завтра...

— Завтра? — подняла брови Демельза. — Кто говорил про завтра?

— Я, сию минуту. Вы должны поехать со мной на прогулку.

— Это приказ?

— Да.

— Как солдату 43-го полка?

— Черт побери, да, если вам угодно.

— Полковник, я не могу. Подумайте о моей репутации.

— Ваша репутация, мэм, в компании офицера и джентльмена находится в надежных руках. Не бойтесь.

— И вы считаете, что хозяйка дома это одобрит?

— Чертовски в этом уверен.

— А моя дочь?

— А ей-то что? Только не говорите, что она так беспокоится о матери. Для детей это несвойственно.

— Она обожает отца.

Полковник Поуис-Джонс пожал плечами.

— Всё равно противоестественно. Ненавижу семейные узы. На мой взгляд, мэм, после рождения ребенка супругам следует разделяться.

— Так делают сливки.

— Сливки?

— Корнуольские сливки. Сначала их подогревают, а потом отделяют.

— Я знаю, чего вы хотите, мэм.

— Чего же? — вызывающе спросила Демельза.

После недолгих раздумий полковник всё же не осмелился сказать то, что намеревался. Он надулся.

— Вы мне не доверяете. Вот в чем дело. Думаете, я какой-то разбойник из болот Уэльса, покушающийся на вашу честь, вот как вы думаете!

Демельза отломила кусочек хлеба.

— Что касается первого, то нет, сэр. А что касается второго, разве это не так?

Полковник забрызгал кусочками пищи салфетку, пытаясь скрыть смех.

— Боже мой, конечно да!

Элегантный обед продолжился.

Глава девятая

Во время обеда лорд Лансдаун время от времени заговаривал с Клоуэнс. Он направлял беседу, позволил Клоуэнс рассказать о том, что ей нравится и не нравится, и с явным интересом задавал вопросы о ее жизни в Корнуолле. Она убедила себя, что это обычная манера поведения вежливого хозяина. Лишь особые обстоятельства их визита предполагали (раз у Эдварда нет родителей), что, возможно, старший брат хочет больше узнать о провинциальной девушке, которой заинтересовался Эдвард. Выступал ли лорд Лансдаун в роли его отца, как майор Тревэнион для Кьюби? И не укажут ли Клоуэнс на дверь, как поступили с Джереми?

Они много говорили о ее отце, и в этом пришли к чудесному единодушию — оба хорошо о нем отзывались, потом перешли к Джереми, и Клоуэнс упомянула его интерес к пару. Увлеченная этой темой, она преодолела свою застенчивость и рассказала о походах на рыбалку, которые всех озадачивали, и чем они на самом деле оказались.

Генри Лансдаун улыбался вместе с ней.

— И ваш отец вовсе не был расстроен, когда узнал правду?

— Я не уверена, что он уже знает! Но если бы мой брат спросил разрешения, то сомневаюсь, что получил бы его от отца. Мы все слегка беспокоимся, это ведь опасно.

— Зимой этот дом отапливается паром, — сказал лорд Лансдаун. — Я недавно установил эту систему.

— Правда, сэр? Я скажу Джереми. Он будет рад это услышать.

— Утром я провожу вас в подвал и покажу, как это работает. Тогда вы сумеете объяснить брату.

— Благодарю, милорд. Вы очень любезны.

Лансдаун поддел ложкой силлабаб и пригубил его.

— Мисс Полдарк, после окончания войны, надеюсь, мы будем стоять на пороге величайших открытий. Французы устроили политическую революцию. Даже если падет Наполеон, они не сумеют восстановить прежний режим. Или повернуть время вспять. В нашей же стране, частично из-за нашей предприимчивости, частично из-за войны, происходит революция в механике, и пар — ее важная часть. Мне кажется, она изменит Англию. Произведенные на наших мануфактурах товары нужны по всей Европе. Когда их смогут свободно покупать, в Англии начнется эпоха процветания. Хотя сейчас для севера и центральной части Англии настали тяжелые времена, это изменится. И пусть многие будут порицать подобные изменения, я считаю, что простой люд, рабочий люд, мальчишки с ферм, покинувшие дома, чтобы трудиться на фабриках, я считаю, они получат свою долю от этого процветания. Разумеется, нужда, болезни и несправедливость никуда не денутся, но уровень жизни поднимется. И не только уровень жизни, но и уровень надежд на хорошую жизнь. Мы стоим на пороге нового мира.

Клоуэнс улыбнулась ему.

— Уверена, мой брат был бы в восторге от ваших слов, сэр. И не сомневаюсь, что он бы с ними согласился.

— Возможно, однажды мы встретимся, — сказал лорд Лансдаун.

С его стороны это было весьма великодушно и предполагало, что соседка по столу пришлась ему по нраву.

Следующий день выдался дождливым, но во вторник солнце выглянуло из-за туч над огромным парком, и полковник Оуэн Поуис-Джонс возобновил атаку и уговорил миссис Полдарк выехать на долгую прогулку. Но Демельза также настояла на своем, и Клоуэнс отправилась с ними. Не только Клоуэнс, но и лорд Эдвард Фитцморис.

Они поехали в открытом ландо — не совсем то, на что рассчитывал Поуис-Джонс, он хотел прокатиться с Демельзой в легкой двуколке, пустив пару серых лошадей в галоп, или что-то в этом роде, но когда они поехали вчетвером, да еще и с кучером, прогулка вышла куда более размеренной. Тем не менее, вскоре его настроение улучшилось.

— Боже, — воскликнул он, — здесь, на этом самом холме, корнуольцы под предводительством Хоптона и Гренвиля крепко стояли против проклятого пресвитерианина Уоллера, но Гренвиль погиб, и кто победил в тот день — неясно, хотя Уоллер покинул позиции [13]. Говорят, обе стороны понесли такие потери, что было лишь волей случая, кто отступит первым. А теперь, если мы вернемся в экипаж, я отвезу вас в Рандуэй-Даун, где круглоголовым [14] задали жару. Принц Мориц скакал из Оксфорда во всю прыть и прибыл как раз вовремя, чтобы чаша весов перевесила.

— В те дни нас здесь еще не было, — сказал Эдвард Фитцморис Клоуэнс.

— В какие дни?

— Во время гражданской войны. Кажется, поместье принадлежало некоему Бриджмену. Наша семья поселилась здесь всего шестьдесят лет назад. Дом был недоделан. Отец превратил его в такой, каким вы видите его сегодня.

— Вы ирландцы? — спросила она.

— Почему вы спросили?

— Фамилия Фитцморис звучит как...

— Петти торговали тканями в Хэмпшире. Но один из них, поумнее, стал профессором Оксфорда, уехал в Ирландию и купил там поместье. Его сын женился на дочери графа Керри, и их сын унаследовал титул, так эти фамилии стали связны друг с другом и с тех пор не разделялись... Но расскажите лучше о себе.

— О моей фамилии? Полдарк? Даже не знаю. Наш предок приехал вместе с гугенотами и женился на корнуольской девушке из семьи Тренвитов. А потом...

— Так значит, мы похожи, мисс Полдарк.

— Правда?

— А разве нет?

— Пожалуй, нет. Ведь вы обладаете крупным состоянием и обширными землями, а у нас мало собственности.

— Я о том, что наши семьи произошли примерно одинаковым образом. Но должен подчеркнуть, мисс Полдарк, что собственность и состояние принадлежат моему брату. Я же довольно беден. Завтра вы должны осмотреть мой собственный дом, Бремхилл.

— Кхе-кхе, — прокашлялся полковник Поуис. — Мы вас ждем, Фитцморис.

— Прошу прощения. — А на ухо Клоуэнс лорд Фитцморис прошептал:

— Вы когда-нибудь стреляли из лука?

— Нет. Никогда.

— У нас есть стрельбище. В двух шагах отсюда. Интересно...

— Что?

— Позволят ли они нам отлучиться?.. Полковник Поуис-Джонс!

— Да, сэр?

— Вы не могли бы поехать в Раундуэй без нас? Я тут подумал...

— С удовольствием, мой мальчик.

— Что такое? — встрепенулась Демельза.

— Миссис Полдарк, оказывается, мы совсем близко от стрельбища лучников, и я подумал, вашей дочери может быть интересно выпустить пару стрел. Признаюсь, я и сам новичок в этом деле, мне и самому придется учиться. Но вы с полковником Поуис-Джонсом можете доехать до Раундуэя, как собирались, и подобрать нас на обратном пути.

— Стрельба из лука, — сказал Поуис-Джонс, почесывая подбородок. — Из лука, вот как. И где стрельбище?

— За ближайшим холмом. Мой брат Генри — большой умелец, а этот вид спорта требует сноровки, но у меня мало времени для практики.

— Там поле или что-то в этом роде?

— О да, особое поле. Всё специально устроено. Если вы повезете миссис Полдарк в Раундуэй, как и было запланировано...

В бритой голове полковника несколько мгновений крутились шестеренки.

— Тогда поедем все вместе, — объявил он, как всегда по-военному, как командир отряда.

— Куда поедем? — спросила Демельза.

— Испробуем удачу в стрельбе из лука. Чертовски хорошая идея, должен признать.

— Сэр, вам с миссис Полдарк нет никаких причин отменять запланированную поездку, — в замешательстве сказал Эдвард. — Я думал, мы отправимся вдвоем с мисс Полдарк...

— Вздор, — ответил полковник. — Я и сам любитель пострелять из лука. Весьма приятное занятие. А вы, мэм?

— Что ж, — сказала Демельза, изумленная переменой намерений полковника. Она считала, что это разделение будет ему на руку, и теперь даже немного сочувствовала Эдварду, желающему остаться наедине с Клоуэнс хоть на несколько минут. — Что ж... Признаюсь, я надеялась увидеть Раундуэй. Полковник, вы же сами рассказывали об этом сражении, и я предвкушала, как увижу это место и услышу ваши дальнейшие объяснения.

— Поедем завтра, — отрезал полковник Поуис-Джонс.

— Но, полковник, сегодня чудесный день для прогулки.

— Вздор... Прошу прощения, мэм, но взгляните на эти тучи. В любой момент может начаться ливень. И что мы тогда будем делать? Нет... Стрельба из лука. Приятное занятие. Вы никогда не пробовали, мэм?

— Нет. И ничего об этом не знаю.

— Тогда вас нужно обучить. Стрельба из лука — весьма простой спорт. Не требуется особых навыков.

В некотором смятении они двинулись вверх по холму, Эдвард от досады покусывал большой палец, Клоуэнс тихо шла рядом с ним, слегка обмахиваясь розовой перчаткой, Поуис-Джонс предложил похожую на стальной крюк руку Демельзе, и та прикоснулась к ней кончиками пальцев, а кучер в ландо ехал по узкой дороге в отдалении, на случай, если он им понадобится.

Загадочная перемена настроения полковника стала понятной, когда они оказались на стрельбище. Эдвард взял из павильона луки и стрелы и сделал несколько умелых выстрелов в мишень, а потом предложил попробовать остальным. Обучение, как выяснилось, требовало весьма тесной близости. Демельза отметила, что Эдвард хотя и часто прикасался к Клоуэнс во время обучения, но вел себя безупречно. В отличие от полковника Поуис-Джонса. Он явно хотел прижать к себе Демельзу, пока одной рукой придерживал ее руку на луке и показывал, как оттягивать тетиву. Поскольку учитель был на дюйм ниже ученицы, обучение не имело особого успеха, хотя своих целей полковник достиг. Первая стрела Демельзы криво взлетела вверх и приземлилась в сорока футах от мишени. С поля вспорхнули скворцы.

Шляпка Демельзы съехала набок, она сняла ее и бросила на траву.

— Право, полковник, думаю, будет лучше...

— Нет, стойте смирно. Почти попали. Позвольте мне.

Урок продолжался, и Демельза пыталась увернуться от объятий полковника, как только могла. Вторая стрела Клоуэнс полетела точно в цель, но все-таки на десять футов не долетела.

— Браво! — воскликнул Эдвард. — Блестящая попытка! А если поднять лук чуть выше...

— Пусть мама попробует еще разок.

Вторая стрела Демельзы ушла в противоположную сторону от первой. На сей раз с поля разбежались овцы. Полковник Поуис-Джонс удовлетворенно облизал сухие губы и стиснул ее руку.

— Еще разок, дорогая.

— Интересно, почему все местные овцы в черных чулках, — сказала Демельза.

— Ох, это не чулки, мэм, — ответил лорд Эдвард. — Это такая порода... — он запнулся.

Клоуэнс покатилась со смеху.

— Прошу прощения, — обратился к ней Эдвард. — Ваша матушка... Никогда не знаешь, шутит она или всерьез.

— Мы давно с этим мучаемся, — призналась Клоуэнс.

— Сейчас моя проблема в том, — сказала Демельза, — что стрела запуталась в юбке, и если полковник позволит мне выстрелить, я либо порву материю, либо прострелю собственную ногу.

— Нет, мэм, я лишь пытаюсь помочь прицелиться в мишень! Осторожней! Видите, острие стрелы может поцарапать вашу прелестную ручку. Умоляю, не отодвигайтесь!

Но при первой же возможности Демельза осторожно высвободилась из его объятий.

— Покажите нам, как стрелять, полковник. Нет ничего лучше для обучения, как хороший пример. Об этом постоянно твердят в церкви.

— Да-да, — отозвалась Клоуэнс, приходя ей на помощь. — Прошу вас, Эдвард. Сегодня такое теплое утро. Пускай сначала посоревнуются два джентльмена, а мы посмотрим на них и восхитимся мастерством.

И вот, в зеленый полдень, когда вокруг жужжали пчелы, а стайка птиц лениво щебетала в духоте кустов, мужчины сняли сюртуки, как будто готовились к кулачному бою, и выпустили по двадцать стрел за приз в десять гиней.

Вопреки уверениям лорда Эдварда, у него оказался более зоркий глаз и он победил со счетом одиннадцать к пяти, остальные четыре стрелы не попали в мишень.

Деньги перешли из рук в руки, все сели на каменную скамью и болтали о том, о сем, пока не подошло время возвращаться к ланчу.

Они быстро отпустили Энид, и, поправляя прическу, Клоуэнс сказала матери:

— Тетушка Кэролайн меня об этом предупреждала.

— О чем?

— Она сказала, берегись, Клоуэнс, смотри, как бы твоя матушка не отвлекла на себя внимание лучших кавалеров. Она в этом не виновата, бедняжка, просто ничего не может с этим поделать.

— Тетушке Кэролайн стоило бы дать тебе совет получше, — выдохнула Демельза. — Это уж точно! Или ты включаешь полковника Поуис-Джонса в число лучших кавалеров? И ответь, будь добра, неужели я хоть одно мгновение его поощряла?

— Мне нужно подумать, чтобы ответить, мама. Но дело не только в полковнике. Скажем, мистер Магнус в первый вечер. И сэр Джон Эгертон. И другие, к примеру, тот французский аристократ, де Флао.

— Боже мой, да он мне в сыновья годится! Ну почти, — признала Демельза.

— Но он вполне взрослый, чтобы быть не только сыном.

— Ох, ну он же француз! Они почти все такие. — Демельза вспомнила двух замечательных французов, с которыми была знакома лет шестнадцать назад, давно уже погибших во время неудачной высадки на Бискайском побережье, когда ее муж рискнул жизнью, а брат чуть с жизнью не расстался.

— И всё равно, — сказала Клоуэнс, — теперь я в полной мере осознала, почему папа прячет тебя в Нампаре.

— Надо полагать, ты понимаешь, насколько неподобающе для дочери говорить такое матери. Лучше подумай о своем собственном положении.

— Но именно это я и делаю! Уверена, тебе стоит лишь взглянуть на Эдварда с нужным выражением, и он тут же забудет меня и побежит за тобой. Ох, ну и космы!

Демельза отложила гребень.

— А если серьезно, Клоуэнс? Хоть на мгновение. Ты хочешь, чтобы из этого что-то вышло?

Клоуэнс замерла и посмотрела в окно.

— А ты хочешь, чтобы из этого что-то вышло?

— Я хочу, чтобы у тебя что-то вышло.

— Хм...

— А это другое?

— Хотелось бы мне знать. Я... я его не люблю.

— Ты любишь кого-то другого? — На лицо Демельзы легла лень.

— Нет...

— А он... я про лорда Эдварда... Думаешь, его намерения серьезны?

— Судя по его поведению, подозреваю, что да.

— Мне тоже так кажется... О чем вы шептались перед тем, как мы подошли?

— Он всего лишь говорил, как рад, что я наконец-то назвала его просто Эдвардом, а не лордом Эдвардом.

— Не понимаю я этих тонкостей.

— Что ж, в этом тоже виновата ты, — сказала Клоуэнс. — Я думала лишь о том, как спасти тебя из цепких лап этого полковника-валлийца, и имя слетело с губ совершенно ненамеренно.

— Как я вижу, я виновата во всем.

— А еще он пригласил меня посетить его дом. Это недалеко отсюда, как оказалось, дом принадлежал семье Лансдаунов, прежде чем они купили это поместье.

Демельза провела пальцами по платью, проверяя, всё ли с ним в порядке.

— Клоуэнс...

— Да, мама?

— Не знаю, как это сказать. А может, в этом нет необходимости. Возможно, всё уже понятно.

— Пожалуй, лучше тебе все-таки облечь мысли в слова.

Демельза еще колебалась, глядя на дочь.

— Клоуэнс, тебе предстоит принять решение, и не позволяй влиять на него...

— Чему?

— Я не хочу, чтобы на твое решение повлияло то, что лорд Эдвард — богатый аристократ и владеет многими вещами, которые тебе недоступны.

— Разумеется, мама.

— Но это также означает, что ты не должна иметь против него предубеждений из-за его богатства. В тебе так много от отца, и ты прекрасно знаешь его отношение к богатству и привилегиям. Я... я не думаю, будто он женился на мне только потому, что я дочь шахтера, но ироничность этого поступка наверняка пришлась ему по душе... Но в некоторых вещах он такой же твердолобый, как и остальные, как ты сама прекрасно знаешь... Кажется, лорд Лансдаун ему нравится, поскольку в парламенте их взгляды во многом совпадают. И потому... — она умолкла и пристально посмотрела на Клоуэнс. — Постарайся обдумать всё хорошенько, оценить свои мысли, чувства, привязанности, отзывается ли он теплом в твоем сердце и есть ли это тепло в его сердце. Любовь может прийти. Но главное — думай только об Эдварде... — Демельза пожала плечами. — Я знаю, это невозможно.

— Но такой брак, если до этого дойдет, он тебя обрадует?

Демельза задумалась.

— Мне следовало бы порадоваться, учитывая обстоятельства. Но нет, Клоуэнс, я не обрадуюсь, если это не принесет тебе счастья. Но конечно, я была бы рада такому жениху. А какая бы мать не была счастлива на моем месте?

Клоуэнс снова принялась распутывать колтун в волосах.

— В любом случае, мама, я уверена, это просто каприз. У Эдварда наверняка здесь бессчетное число юных леди, и он всех их учит стрельбе из лука. Завтра я поеду взглянуть на его дом, во время прогулки вместе с другими гостями. На следующей неделе мы благополучно уедем домой и нашей самой важной проблемой будет какую шляпку выбрать для путешествия.

— И ты с нетерпением ждешь отъезда?

Клоуэнс задумалась на мгновение.

— Нет. Мне здесь нравится.

— Мне тоже.

— Вчера вечером я заметила, как один джентльмен пригласил тебя поиграть в бильярд. Это был сэр Джон Эгертон?

— Да.

— И как тебе удалось отказаться?

— Я сказала ему, что наверняка сломаю стол.

— Как ты думаешь, мама, для обучения игре в бильярд необходим такой же тесный контакт, как и при стрельбе из лука?

— Нет, если за этим присматривают другие дамы.

Демельза начала играть в вист, когда Джереми уже стал взрослым, и она даже пристрастилась к картам — в то время ее и Клоуэнс уговорили составить компанию. Потом они время от времени играли, когда был дома Росс. Так что ни она, ни Клоуэнс не стали отрицать, что умеют играть, когда их пригласили на пару партий. Обычно бесстрашная Клоуэнс испытывала приступ паники и даже слегка тряслась, играя в карты.

Демельза дважды играла в паре с Поуис-Джонсом и надеялась, что ее периодические оплошности испортят чудесную дружбу, но, похоже, ничто не могло разрушить его высокое мнение о Демельзе. Два вечера в доме играл оркестр, а еще два устраивали танцы. Правда, ничего особенного, в зале не танцевало больше девяти или десяти пар, никакой толчеи. Клоуэнс в кои-то веки с благодарностью вспоминала уроки миссис Граттон, а Демельза пусть и не знала все па, но двигалась с легкостью, и этого было вполне достаточно. Приятные вечера, когда на тебя смотрят, но при этом не оценивают и не критикуют. И в значительной мере за это следовало отдать должное леди Лансдаун — она, пусть и дочь графа, но порхала по залу с таким беззаботным очарованием, что каким-то образом отметала любую чопорность и строгость, которые могли бы всё испортить.

Посещение Бремхилла прошло в компании двух других гостей — вполне удачно, но без определенного результата. Четверг был очередным днем визитов, в пятницу — снова скачки, в субботу — любительский спектакль, в котором убедили принять участие Клоуэнс.

Босоногая Клоуэнс, думала Демельза, скачущая по пляжу на вороном коне бешеным галопом, с развевающимися белокурыми волосами, прямодушная, сбежавшая из школы только потому, что посчитала обучение нудным, неспособная вести легкомысленные беседы, каких ждут от элегантных юных леди, теперь готовилась предстать перед утонченной публикой в образе некой Марии из пьесы под названием «Школа злословия».

Ее роль, как выяснилось, была самой сложной, потому что остальные могли изображать персонажей карикатурно, а Клоуэнс предстояло появиться практически в образе самой себя. Она облачилась в старомодное платье из кремового и желтого шелка, с оборками, узкой талией и низким декольте, оно напомнило Демельзе ее первое бальное платье, почти четверть века назад. Чуть-чуть пудры и румян, но волосы и кожа Клоуэнс выглядели превосходно. И она исполнила роль лучше, чем кто бы то ни был, двигалась и произносила реплики с легкостью без подсказок.

Боже мой, думала Демельза, до чего же это странно! Я, мать, сижу здесь, словно вдова средних лет, вращающаяся в высших кругах. Веду себя с чопорным достоинством, руки сложены на ридикюле, ноги составлены вместе, как положено, грациозно улыбаюсь, когда со мной заговаривают, наклоняю голову то так, то эдак — самая что ни на есть леди, а ведь на моей спине до сих пор сохранилось два шрама от отцовского ремня, в семь лет я научилась ругаться, материться и сплевывать, у меня были вши, я подбирала отбросы в канаве и присматривала за шестью недокормленными младшими братьями.

И хотя один умер, осталось пятеро. Один — кузнец и методистский проповедник, второй — управляющий судоверфью, трое — шахтеры, перебиваются с хлеба на воду и ковыряются в земле, как слепые черви. И благодарение Господу, что ниспослал нам перчатки, потому что мои руки не белы как лилии, в отличие от всех, кто сейчас меня окружает. Не прошло еще и двух недель, как эти руки отдраивали кастрюлю, которую не сумела как следует почистить Эна. А до того они трудились многие годы.

Во мне другая кровь, не такая, как в этих дамах, думала Демельза, я другая и цветом кожи, и фигурой. Но, не считая нескольких неловких моментов, которые они благородно не заметили... Леди Изабел — просто ангел, жаль, что приходится кричать в ее слуховую трубку. И кто бы подумал, что леди Лансдаун осталось всего три месяца до родов? Хотела бы я оказаться на ее месте. Хотела бы я, чтобы Джереми снова было три года, как ее сыну. Вот бы мне было двадцать шесть, как ей, и вся жизнь лежала бы впереди. Жизнь... она утекает, как песок из разорванного конверта. Что ж, я еще не совсем стара. Но меня тревожит хромота Росса и морщины вокруг его рта, а многие мои друзья больны, состарились или умерли.

И что ждет Клоуэнс? В юности дети цветут, а потом случайность, наклонности и наследственность решают, какие плоды принесут эти цветы. Жаркое солнце? Безумный ветер? Мороз? Клоуэнс уж точно не чувствует себя не в своей тарелке среди аристократов, не благоговеет перед ними. У нее нет памяти о прошлом, она никогда не видела Иллаган, грязь, болезни и пьянство. Если она выйдет замуж за аристократа, ей это придется по нраву. Но неужели никто из родственников не попытается отговорить Эдварда от такой неподходящей партии? Может быть, они каждый день его отговаривают. Как младший брат он должен жениться на деньгах. Хотя, вероятно, для такой состоятельной семьи это не имеет значения.

Эдвард играл Чарльза Сэрфеса и прекрасно смотрелся в белом парике. Он олицетворял все самое лучшее, что может найтись в молодом человеке: немного неуклюжий, но добрый, столь же ответственный, как и его блистательный старший брат, разумеется, член парламента, благородный виг и сторонник ответственного либерализма, а теперь, когда его брат будет заседать в палате пэров, таланты Эдварда раскроются в полной мере... А также заботливый и любящий муж. Чего же еще желать? Демельза вспомнила Нампару, и внезапно она показалась унылой и холодной. Не для нее, слава Богу. Потому что Росс для нее — всё, и по счастливой случайности она имеет такое же значение для него. Но речь о ее детях.

Джереми влюбился в Кьюби Тревэнион, хотя и не должен был, но так уж случилось. Он погрузился в создание насоса и свои надежды на революционную силу пара, но на самом деле опустошен, лишился всех жизненных сил, потому что девушке с милым личиком по финансовым причинам отказано в возможности с ним встречаться. И вот, здесь, в этой комнате, ее дочь только что сорвала аплодисменты, сыграв отрывок из пьесы, роль главного героя в которой сыграл молодой человек, явно проявляющий к ней интерес. Преграды в этом случае существовали лишь из-за чувств ее дочери. Дома, в уютном и теплом доме, сотворенном ее руками, Клоуэнс не ждет более радостный или удачный выбор, как и Джереми.

Разумеется, она еще совсем молода. Если из этого ничего не выйдет, другие варианты, ожидающие ее в Нампаре, не останутся единственными и последними. Но Кэролайн права, Клоуэнс должна увидеть мир.

Демельза очнулась и обнаружила рядом с собой привлекательного седовласого мужчину.

— Чудесная пьеса, мэм. Вас нужно поздравить с такой очаровательной дочерью.

— Благодарю, сэр Джон.

— Могу я осмелиться напомнить об обещании, которое вы дали вчера вечером?

— О каком?

— Вы так часто клялись порвать ткань на столе, если вам дать в руки кий, что я подозреваю в вас эксперта, боящегося постыдить нас своим мастерством. Полковник Поуис-Джонс и мисс Карлайл готовы стать нашими соперниками, если вы окажете мне честь, став моей партнершей.

Демельза питала слабость к Эгертону.

— Сэр Джон, клянусь вам, я новичок. Если вы поставили на кон деньги, советую найти другого партнера. Как насчет леди Изабел?

— Она даже счет не услышит.

— А зачем слышать счет? Не лучше ли просто загонять шар в нужную лузу?

— Ну вот, я же говорил, вы прекрасно понимаете суть игры! Посмотрите, соперники уже ждут нас в дверях.

И она отправилась играть в бильярд, показав в этой игре больше мастерства, чем с луком и стрелами. Во-первых, ей не мешали сосредоточиться обжимания полковника Поуис-Джонса, а во-вторых, научившись поддерживать кий вихляющей левой рукой, она поняла, что если закрыть один глаз и смотреть, как старый моряк в подзорную трубу, она может успешно прицелиться и послать шар в нужном направлении. Она не всегда достигала желаемого результата, но вполне, похоже, порадовала сэра Джона Эгертона и достаточно часто приводила в замешательство полковника Поуис-Джонса и мисс Карлайл, чтобы почувствовать вкус победы.

Игра закончилась под теплые одобрительные возгласы, и Поуис-Джонс сказал, что, дескать, будь он проклят, но у миссис Полдарк наверняка есть собственный бильярд в том медвежьем углу, где она живет. Во вторник он возвращается в Радноршир и с удовольствием поиграет в Клвид-холле, если выдастся такая возможность. Как оказалось, сэр Джон Эгертон уезжает вместе с полковником и собирается погостить у него несколько дней по пути к себе в Чешир.

Демельза поднялась наверх раньше Клоуэнс, та появилась на полчаса позже, и, несмотря ни на что, в приподнятом настроении. В заучивании ролей, переодеваниях и репетициях оказалось больше подлинного веселья, и юные леди почувствовали настоящее единение. Даже мисс Флоренс Гастингс смеялась, хотя обычно считала подобное неподобающим.

— Думаю, мне стоит чаще ходить в театр, — сказала Клоуэнс. — Проблема в том, что в Труро и Редрате слишком много мелодрам с кровью и резней. Я же предпочитаю комедии вроде той, что мы играли сегодня.

— Может быть, тебе стоит чаще бывать в Лондоне, — ответила Демельза, — но ты как будто этого не очень-то хочешь.

— А разве там на сцене не меньше крови? — спросила Клоуэнс.

— Столько же. Те, кому неохота ходить в Тайберн [15], с удовольствием смотрят на фальшивые казни.

Клоуэнс распустила волосы и тряхнула ими.

— Интересно, что сейчас происходит дома.

— Они спят, надо полагать. Если не устроили какую-нибудь забаву. Знаешь, полковник Поуис-Джонс и сэр Джон Эгертон приглашают нас с собой в Уэльс, когда они уедут во вторник.

Клоуэнс рассмеялась.

— И ты веришь, что мы вернемся обратно в целости и сохранности?

— Зависит то того, что ты имеешь под этим в виду.

— Не думаю, что папа это одобрил бы.

— Тебе бы стоило послушать высказывания полковника Поуис-Джонса по поводу мужей. Он считает их досадным недоразумением.

— Вряд ли мне захочется иметь подобного мужа, — сказала Клоуэнс.

— Мне тоже не хотелось бы такого для тебя.

В воскресенье после церкви они планировали отправиться в Бат, посмотреть аббатство и выпить минеральной воды. Погода снова стала ясной и теплой, и это была последняя вылазка перед тем, как разъезжались гости.

Но случилось так, что Демельза, хотя и хотела поехать, но не смогла — с раннего утра ее свалила очередная мигрень. Весь день она провела в постели.

В Бате лорд Эдвард попросил Клоуэнс стать его женой. Со всей возможной деликатностью и любезностью она ему отказала.

Как и предполагалось, гости разъехались во вторник утром. Полковник Поуис-Джонс, с наскоку предприняв последнюю безуспешную попытку завоевать Демельзу, печально отбыл вместе с сэром Джоном Эгертоном. Вскоре после них в собственном экипаже уехала домой в Дорсет достопочтенная Элена Фэйрборн вместе с горничной и грумом. Мисс Гастингс разделила экипаж с мистером и миссис Доусон. Миссис Полдарк и мисс Полдарк немного припозднились, поскольку почтовая карета в Бат не прибыла вовремя. Пришлось поторопиться, потому что дилижанс из Бата в Таунтон ждать не будет, и эта спешка пришлась кстати — не осталось времени для прощаний.

Напоследок Демельза наклонилась и поцеловала леди Изабел Фитцморис в щеку, все остальные тоже были весьма добры, но особенно ей полюбилась леди Изабел. Лорд Эдвард спустился по ступеням, чтобы попрощаться, и вел себя крайне любезно, хотя и несколько скованно. Карета заскрипела по гравию, когда кучер заложил поворот, послышалось стаккато копыт и фырканье лошадей, и они тронулись. Когда экипаж покатился по чудесной аллее в сторону далеких ворот, Эдвард развернулся, поднялся по лестнице и задумчиво вошел в большой дом. Тот казался таким тихим после суматохи последних двух недель. В четверг семья начнет собираться, а в пятницу отбудет в Шотландию. Как раз успеют к началу сезона охоты на тетеревов.

В просторной спальне с видом на ухоженный сад Эдвард подошел к столу и вытащил из ящика письмо, которое еще в пятницу написал капитану Россу Полдарку. Он прочитал его пару раз, а потом разорвал и бросил в корзину для бумаг, высморкался и подошел к окну — взглянуть, не видно ли карету. Она уже скрылась из вида. Лорд Эдвард спустился вниз к остальным.

Понравилась книга? Поблагодарите переводчиков:

Яндекс Деньги

410011291967296

WebMoney

рубли – R142755149665

доллары – Z309821822002

евро – E103339877377

Группа переводчиков «Исторический роман»

Книги, фильмы и сериалы

vk.com/translators_historicalnovel