Незримый клинок

У каждого из нас свой путь. Эта мысль кажется такой простой и очевидной, но человеческие взаимоотношения нередко складываются так, что мы отказываемся от своих заветных чувств и желаний во имя других людей и зачастую далеко уходим от своего пути.

Но все же если мы хотим быть по-настоящему счастливы, то должны следовать зову своего сердца и в одиночку найти собственный путь. Я осознал эту истину, когда покинул Мензоберранзан, и убедился в правильности своего пути, когда попал в Долину Ледяного Ветра и нашел там прекрасных друзей. Но после последней жестокой битвы в Мифрил Халле, когда на дворфов обрушилась, похоже, половина населения Мензоберранзана, я понял, что мой путь ведет в другие земли, что нужно отправляться в путешествие, где взору откроются новые горизонты. И Кэтти-бри почувствовала то же самое, а поскольку ее желание оказалось созвучным моему, но при этом глубоко личным, я с радостью согласился быть ее спутником.

У каждого из нас свой путь, я с болью осознал это тем утром в горах, когда Вульфгар решил расстаться с нами. Как мне хотелось остановить его! Как хотелось умолить его остаться, а если не получится, избить до бесчувствия и притащить обратно в лагерь! Когда мы расстались, я ощутил в сердце такую же пустоту, как тогда, когда узнал о его гибели в пасти йоклол.

А потом, когда я возвращался в лагерь, боль потери в моей душе заглушило чувство вины. Может, я с такой легкостью отпустил Вульфгара из-за тех отношений, что связывали его и Кэтти-бри? Может, какой-то частью своего существа я воспринимал возвращение своего друга как помеху тем чувствам, что зародились между мной и ею за время, прошедшее после того, как мы вместе ушли из Мифрил Халла?

Но когда я вернулся к своим спутникам, ощущение вины уже развеялось. У меня была своя дорога, у Вульфгара – своя, так пусть и Кэтти-бри найдет свою. Со мной ли, с Вульфгаром, кто знает? Но какой бы путь она ни избрала, я не стану пытаться изменить ее выбор таким способом. И я отпустил Вульфгара не ради какой-то личной выгоды. Но на душе у меня действительно было тяжело. Я отпустил друга без возражений, потому что понимал, что ни я, ни другие не смогут сделать ничего, чтобы исцелить его раны. Мне нечего было сказать ему в утешение. И хоть Кэтти-бри удалось пробиться к нему, Вульфгар, ударив ее, все разрушил.

Отчасти Вульфгара гнал от нас страх. Он считал, что не сможет совладать с чудовищами в своей душе и, находясь во власти страшных воспоминаний, может и в самом деле ранить кого-нибудь из пас. Но главное – ему было стыдно. Как он сможет взглянуть в глаза Бренору после того, как ударил Кэтти-бри? Как он сможет посмотреть в лицо ей? Какие тут возможны слова извинения, если все могло повториться вновь, и он сам это знал? Но и без этого вопиющего происшествия Вульфгар чувствовал себя слабым, поскольку образы, оставшиеся после пребывания у Эррту, имели столь большую власть над его душой. Ведь если рассуждать здраво, это были всего лишь воспоминания, нечто совершенно неуловимое, и они не должны были до такой степени поработить сильного мужчину. Но в том прямолинейном и материалистичном восприятии мира, к которому привык варвар, быть порабощенным какими-то воспоминаниями означало непростительную слабость. В его культуре проиграть бой не считается зазорным, зато бежать с поля битвы – это глубочайший позор. Соответственно, неспособность победить громадное чудище вполне понятна и простительна, но неспособность сопротивляться чему-то неосязаемому, вроде воспоминания, равняется трусости.

Надеюсь, он поймет, что это не так. Он поймет, что не должен испытывать стыд за свое бессилие в борьбе с неотступными ужасами и искушениями Абисса. И потом, когда он сбросит с себя тяжкий груз позора, то найдет способ победить страхи и чувство вины за то, что поддался искушениям. И тогда он возвратится в Долину Ледяного Ветра, к тем, кто любит его и будет рад его возвращению.

Только тогда.

Я надеюсь на это, но верить не могу. Вульфгар бежал к диким скалам Хребта Мира, где живут йети, великаны и гоблины, где волки, учуяв добычу, будь то олень или человек, уже не отступятся от нее. Я ведь не знаю, спустится ли он с гор в тундру, которую хорошо знает, уйдет ли в более спокойные южные земли или же будет бродить по опасным горным тропам, играя со смертью, надеясь вновь вернуть себе ту храбрость, которую, как ему кажется, он утратил. Не исключено, что он слишком заиграется, и тогда смерть победит его и положит конец его мучениям.

Я боюсь этого, но ничего не могу изменить.

У каждого из нас свой путь, и Вульфгар пошел своим. И, насколько я понимаю, его тропа так узка, что для спутника на ней нет места.

Дзирт До'Урден

Глава 8. Непреднамеренный призыв

Они шли молча, потому что ожидание приключений и радость снова быть вместе померкли с уходом Вульфгара. Когда Дзирт вернулся в лагерь и объяснил, почему варвар не с ним, реакция товарищей его поразила. Сначала, как и следовало ожидать, Кэтти-бри и Реджис в один голос закричали, что нужно пойти и найти его, тогда как Бренор пробурчал что-то насчет «глупых людишек». Вскоре девушка и хафлинг поостыли, а потом Кэтти-бри уверенно заявила, что Вульфгар должен сам выбрать свой путь. Ее гнев на него уже прошел, и, к ее чести, она не испытывала к варвару никакой враждебности.

Но зато она все поняла. Как и Дзирт, она осознала, что чудовищ, терзавших душу Вульфгара, не изгнать ни дружеским участием, ни яростью битвы. Она попыталась иначе сблизиться с ним, и ей это удалось, но после им обоим стало предельно ясно, что она все равно ничем не может помочь ему, что Вульфгар должен помочь себе сам.

Так они и шли вперед, четверо друзей и Гвенвивар, держа данное Камлейну обещание сопровождать его в долине и по южной дороге.

Этой ночью Дзирт нашел Кэтти-бри в восточной части лагеря. Девушка вглядывалась во тьму, и нетрудно было догадаться, кого она надеялась там разглядеть.

– Он не скоро вернется к нам, – негромко произнес дроу, подходя к ней.

Кэтти-бри кинула на него беглый взгляд, потом снова повернулась в сторону темных очертаний горных вершин.

Там ничего не было видно.

Они немного постояли молча, и потом она тихо сказала:

– Он принял неправильное решение. Я знаю, что он должен сам себе помочь, но ведь он мог остаться с нами, неужели обязательно уходить для этого подальше от людских глаз?

– Он не хотел, чтобы кто-нибудь из нас стал свидетелем его внутренних битв, – ответил Дзирт.

– Гордость всегда была его слабым местом, – сразу отозвалась Кэтти-бри.

– Таков уж его народ, таким был и его отец, и отец его отца, – сказал дроу. – Варвары тундры не приемлют ни своих, ни чужих слабостей, а Вульфгар убежден, что его неспособность справиться с простыми воспоминаниями хуже, чем просто слабость.

Кэтти-бри кивнула. Ей даже не нужно было ничего говорить вслух, потому что и она, и Дзирт понимали, что в этом Вульфгар сильно заблуждается: самые сильные враги зачастую живут внутри нас.

Дзирт протянул руку и легонько провел пальцем по сильно распухшему носу девушки. Она вздрогнула, но не от боли, просто потому, что прикосновение было неожиданным.

– Ничего страшного, – сказала она,

– Бренор бы с тобой не согласился, – ответил дроу.

Кэтти-бри улыбнулась, подумав, что, если бы Дзирт действительно вернулся в лагерь вместе с Вульфгаром после того происшествия, им всем вместе пришлось бы оттаскивать разъяренного дворфа от варвара. Но теперь даже Бренор был настроен иначе. Много лет он относился к Вульфгару как к сыну, и после мнимой гибели варвара сам все равно что умер. Теперь, когда варвар снова покинул их, уже из-за внутренних терзаний, Бренор очень тосковал по нему и наверняка простил бы его… если бы Вульфгар, конечно, должным образом покаялся. Да они бы все простили Вульфгара от чистого сердца и постарались сделать все, что в их силах, лишь бы помочь ему одолеть душевные противоречия. Но в том-то и беда, что вся их помощь была бы бесполезна.

Дзирт и Кэтти-бри до глубокой ночи просидели, глядя на пустынные пространства тундры, и голова девушки покоилась на крепком плече дроу.

Следующие два дня и ночи прошли спокойно, без происшествий, не считая того, что Дзирт еще несколько раз замечал следы великана – возможно, приятеля Реджиса, который, по всей видимости, неотступно следовал за ними. Однако он по-прежнему не предпринимал никаких попыток подойти к лагерю, поэтому дроу не особенно тревожился. К полудню третьего дня после ухода Вульфгара они увидели на горизонте Лускан.

– Вы почти у цели, Камлейн, – заметил Дзирт, когда возница крикнул, что ясно различает очертания города и даже похожее на дерево строение, где размещалась городская гильдия чародеев. – Нам было приятно путешествовать вместе с вами.

– И разделить с вами такую прекрасную еду! – радостно поддержал его Реджис под общий смех.

– Может быть, если вы все еще будете в южных землях и соберетесь в Долину Ледяного Ветра, когда мы вернемся, мы снова пойдем вместе, – закончил Дзирт.

– И будем счастливы иметь таких спутников, – ответил торговец, тепло пожимая руку дроу. – Счастливого пути, куда бы он ни привел вас, но мое пожелание – всего лишь дань вежливости, поскольку я не сомневаюсь, что путь ваш действительно будет счастливым. Пусть все чудовища вовремя замечают, что вы идете, и прячутся подальше!

Повозка быстро покатилась по ровной дороге, ведущей к Лускану. Четверо друзей довольно долго смотрели ей вслед.

– Мы тоже могли бы пойти с ними в город, – предложил Реджис– Полагаю, тебя там хорошо знают, – добавил он, взглянув на Дзирта. – Вряд ли твоя принадлежность к темному народу доставит нам какие-нибудь неприятности…

– Да, я могу спокойно войти в Лускан, – отозвался дроу. – Но ведь мой путь – наш путь – лежит на юго-восток. Впереди еще долгая-долгая дорога.

– Но в Лускане… – начал было Реджис.

– Пузан думает, что мой мальчик тоже может оказаться там, – бесцеремонно перебил его Бренор. По его тону было заметно, что он и сам был бы не прочь отправиться вслед за повозкой торговца.

– Может быть, – согласился Дзирт. – И я надеюсь, что так оно и есть, потому что Лускан далеко не так опасен, как необжитые скалы Хребта Мира.

Бренор и Реджис изумленно поглядели на него, потому что не поняли, почему бы, раз он согласен с их предположением, не отправиться вслед за торговцем?

– Если Вульфгар в Лускане, то нам лучше повернуть в другую сторону, – ответила за Дзирта Кэтти-бри. – Незачем теперь с ним встречаться.

– Что ты такое говоришь? – спросил совершенно сбитый с толку дворф.

– Вульфгар ушел от нас по своей воле, – напомнил ему Дзирт. – Неужели ты думаешь, что за три дня что-то изменилось?

– Как знать, если не спросишь, – возразил Бренор, но тон его уже был не столь уверенным, потому что он, очевидно, начал понимать, каково истинное положение вещей. Конечно же, Бренор, так же как и все они, хотел найти Вульфгара и убедить его отказаться от принятого решения. Но это было невозможно.

– Если мы сейчас встретимся с ним, это лишь оттолкнет его от нас еще больше, – сказала Кэтти-бри.

– Сначала, увидев нас, он разъярится, потому что решит, что мы нарочно путаемся у него под ногами, – согласился с ней Дзирт. – Потом же, когда его гнев утихнет, если утихнет, он почувствует еще больший стыд за свое поведение.

Бренор фыркнул и вскинул руки в знак того, что сдается.

Все они, от души надеясь, что Вульфгар действительно в Лускане, бросили последний взгляд на город и пошли своей дорогой. Они направлялись на юго-восток, обходя город стороной, а потом дальше по южной дороге, которая через неделю привела бы их к Глубоководью. Оттуда они рассчитывали с каким-нибудь торговым судном поплыть на юг, к Воротам Бальдура, а потом вверх по реке, к городу Ириабору. Там их снова ждала пустынная дорога, по которой им предстояло пройти несколько сотен миль к Кэррадуну и храму Парящего Духа. Реджис спланировал все путешествие еще в Брин-Шандере, пользуясь картами и рассказами торговцев. Хафлинг решил, что отплывать из Глубоководья удобнее, чем из Лускана, потому что из большой гавани Глубоководья суда уходили ежедневно, и многие из них шли к Воротам Бальдура. Но на самом деле ни он, ни все остальные не были уверены, действительно ли такой путь лучше. Карты, которые можно было раздобыть в Долине Ледяного Ветра, были далеко не полными и к тому же устаревшими. Дзирт и Кэтти-бри, единственные из всей компании, кто прежде бывал в храме Парящего Духа, перенеслись туда при помощи магии и совершенно не представляли себе, как добраться туда обычным способом.

И все же, несмотря на тщательную подготовку хафлинга, друзья начали сомневаться в успехе путешествия такого размаха. Оно было рассчитано и подготовлено с любовью к приключениям, с желанием побывать в прославленных местах большого мира, с непоколебимой уверенностью в своих силах и способности проделать столь далекий путь. Но теперь, когда Вульфгар покинул их, и любовь, и уверенность как-то померкли. Может, лучше просто отправиться в Лускан, обратиться в знаменитую гильдию чародеев и нанять какого-нибудь мага, который при помощи волшебства связался бы с Кэддерли, и могущественный священник пришел бы к ним по воздуху и быстро покончил бы с их делом. А может, правители Глубоководья, во всех землях известные своей приверженностью к справедливости и обладавшие властью ее вершить, приняли бы кристалл у путешественников и, как поклялся Кэддерли, нашли бы средство его уничтожить.

Если бы в это самое утро хотя бы один из четверых друзей выразил вслух свои сомнения по поводу путешествия, на этом оно и закончилось бы. Но поскольку все были расстроены уходом Вульфгара и ни один не желал сознаваться, что не может думать ни о чем другом, пока их друг в опасности, то все молчали. А когда солнце опустилось за море, город Лускан и надежда встретить там Вульфгара остались уже далеко позади.

Однако гигантский приятель Реджиса все так же следовал за ними тенью. Когда Бренор, Кэтти-бри и хафлинг разбивали лагерь, Дзирт набрел на свежие следы великана, ведшие в рощицу, футах в трехстах от того пригорка, который они выбрали для стоянки. Теперь уже соседство великана невозможно было считать простым совпадением: Хребет Мира уже давно скрылся из виду, а обитавшие там существа чрезвычайно редко решались вступать в обжитые окрестности города, где специальные отряды следили за местностью и истребляли диких исполинов.

К тому времени, как Дзирт вернулся в лагерь, хафлинг уже спал. Рядом с ним стояло несколько пустых тарелок.

– Настало время встретиться лицом к лицу с нашей большой тенью, – обратился дроу к своим спутникам, затем подошел к Реджису и основательно тряхнул его.

– Неужели на этот раз позовешь нас драться? – ехидно поинтересовался Бренор.

– Надеюсь, что драки не будет, – ответил дроу. – Насколько нам известно, этот великан ничем не угрожал повозкам, ехавшим по дороге через Долину Ледяного Ветра, и, по-моему, нет причины вступать с ним в бой. Лучше уж без оружия убедить его возвращаться домой.

Реджис сел и обвел всех сонным взглядом, после чего хотел снова нырнуть под одеяло, но не успел, так как Дзирт ловко подхватил его и резко поставил на ноги.

– Сейчас не моя вахта! – захныкал хафлинг.

– Ты привел к нам великана, так что тебе и уговаривать его вернуться восвояси, – ответил дроу.

– Великана? – захлопал глазками хафлинг, не понимая, в чем дело.

– Твой рослый дружок, – пояснил Бренор. – Он идет за нами по пятам, и мы думаем, что пора бы уж ему отправляться домой. Так что давай-ка бери свою хитроумную подвеску и заставь великана уйти, или мы зарубим его на месте.

По лицу Реджиса было ясно, что ему все это не нравится. Великан здорово помог ему в битве, и он даже немного привязался к громадному дикарю. Хафлинг энергично потряс головой, прогоняя остатки сна, похлопал ладошкой по плотно набитому животику и полез за башмаками. Хоть он и торопился как только мог, но к тому времени, как он наконец собрался, все остальные уже вышли из лагеря.

Дзирт бок о бок с Гвенвивар первым вступил в рощу. Дроу шел по земле, ступал по сухой листве и пробирался между гибкими ветками неслышно, как тень, а пантера временами шла рядом, а иногда прыгала по нижним веткам толстых деревьев. Великан даже не пытался прятаться – на поляне горел большой костер. Дроу и пантера шли на свет, остальные следовали за ними.

Не доходя до места ярдов десять, Дзирт услышал размеренный храп, но когда до великана было рукой подать, вдруг послышался громкий шорох, – очевидно, великан внезапно проснулся и вскочил на ноги. Дзирт замер на месте и обвел глазами окрестные деревья, думая обнаружить стражей, давших знать о них чудовищу, но никого не увидел, только ветер не переставая шелестел листвой.

Уверившись, что великан один, дроу сделал несколько шагов и вышел на полянку. Теперь ничто не заслоняло костер и великана, и в самом деле оказавшегося Джангером. Появление дроу его не удивило.

– Как странно, что мы снова встретились, – заметил Дзирт, непринужденно положив локти на рукояти сабель и всем своим видом показывая, что у него нет враждебных намерений. – Я думал, ты вернулся в свой дом в горах.

– Он велел мне поступить иначе, – ответил Джангер, и дроу снова удивился, как уверенно и складно он говорит.

– Он? – переспросил Дзирт.

Бывает зов, на который нельзя не отозваться. Уж ты-то должен это понимать, – пояснил великан.

– Реджис, – позвал Дзирт, не оборачиваясь. Трое друзей двинулись к нему, довольно тихо, по их меркам, но для чуткого уха темного эльфа шум их шагов казался почти громоподобным. Не поворачивая головы, чтобы не злить великана, Дзирт заметил, что Гвенвивар подобралась поближе, неслышно прокравшись по толстой ветке. Теперь она могла достичь великана одним прыжком.

– Хафлинг сейчас его принесет, – сказал Дзирт. – Может, когда ты поймешь, откуда исходит зов, тебе будет легче от него избавиться.

На лице громадного дикаря отразилось недоумение.

– Хафлинг? – недоверчиво спросил он. Бренор проломился сквозь кусты и стал рядом с Дзиртом, за ним, держа в руке лук, вышла Кэтти-бри, а потом появился и Реджис, громко жалуясь, что ветка хлестнула его по лицу и оцарапала.

– Он велел Джангеру идти за нами, – объяснил Дзирт, указывая на рубин. – Покажи-ка ему, что есть дорога получше.

Реджис, улыбаясь до ушей, вышел вперед и стал легонько покачивать подвеской.

– Уйди с моих глаз, хорек, – загремел великан, намеренно не глядя на хафлинга. – На сей раз я не потерплю твоих штучек!

– Но он зовет тебя, – возразил Реджис, вытянув руку с рубином подальше и пальцем другой раскручивая его, так что камень переливался огнями, отражая в гранях пламя костра.

– Ну и что, – ответил гигант. – Ты мне не нужен.

– Но у меня камень.

– Камень? – повторил гигант. – Что мне какие-то безделушки, когда я слышу голос Креншинибона?

Все друзья при этих словах изумленно раскрыли глаза, за исключением Реджиса, которого настолько увлекли манипуляции с камнем, что он даже не понял слов великана.

– Посмотри же, как он кружится! – самозабвенно восклицал он. – Он зовет тебя, дорогой мой друг, он велит тебе… – Но тут он визгливо вскрикнул «эй!», потому что Бренор с такой силой дернул его назад, что ножки хафлинга оторвались от земли. Он сделал несколько мелких шажков, пытаясь удержать равновесие, но не устоял и упал в кусты.

Джангер внезапно бросился вперед, замахнувшись так, словно хотел отпихнуть дворфа, и в тот же миг над его головой просвистела серебряная стрела. Великан испугался и встал как вкопанный.

– Следующей я снесу тебе голову, – предупредила Кэтти-бри.

Бренор без помех отступил назад.

– Ты безоглядно пошел на ложный зов, – спокойно произнес Дзирт, изо всех сил стараясь не усугублять положение. Дроу не испытывал особенной любви к великанам, но к этому бедняге чувствовал почти что симпатию. – Ты сказал «Креншинибон»? Что такое Креншинибон?

– Ну ты-то хорошо это знаешь, – отозвался гигант. – Лучше всех, темный эльф. Сейчас ты владеешь им, но Креншинибон не хочет находиться у тебя и выбрал меня в качестве владельца.

– Все, что я доподлинно знаю о тебе, – только имя, великан, – мягко продолжал дроу. – Твой народ всегда воевал с расами поменьше, но все же я даю тебе возможность вернуться к Хребта Мира, домой.

– Так я и сделаю, – хохотнул великан, непринужденно прислоняясь к дереву, скрестив ноги. – Как только получу Креншинибон. – И в то же мгновение хитрый великан отломил толстую ветку и швырнул в них, главным образом для того, чтобы вынудить Кэтти-бри с луком отскочить в сторону. Джангер шагнул вперед, но Дзирт молниеносно выхватил сабли, бросился к великану и проскочил у него между ног.

Великан развернулся, чтобы схватить дроу, и в этот миг на него ринулся Бренор. Он рубанул топором по сухожилию на его щиколотке, и тут же шестисотфунтовая пантера тяжело упала великану на плечи. Джангер покачнулся. Он, быть может, и устоял бы, но Кэтти-бри всадила стрелу ему в поясницу. Вопя и извиваясь, Джангер свалился наземь. Дзирт, Бренор и Гвенвивар сразу бросились врассыпную.

– Иди домой! – крикнул Дзирт великану, привставшему на четвереньки.

Джангер с протестующим ревом ринулся на дроу, растопырив руки. Но тут же отдернул их – из глубоких сабельных порезов с обеих ладоней струилась кровь. Почти сразу новая стрела Кэтти-бри вонзилась ему в бедро, и он снова скорчился от боли.

Дзирт все еще надеялся уговорить великана, но Бренору болтовня уже надоела. Он влез на спину распростертого гиганта, быстро перебирая ногами, чтобы удержаться, потому что Джангер пытался сбросить его. Гигант стал поворачиваться, но дворф, перепрыгнув через его плечо на ключицу, нанес удар топором быстрее, чем Джангер успел вскинуть руки. Топор глубоко вонзился великану в лицо.

Громадные ручищи обхватили Бренора, но силы в них оставалось уже немного. Гвенвивар прыгнула вперед и когтями и зубами вцепилась в одно из предплечий великана, своей тяжестью опустив его руку книзу. В другую руку метко выстрелила Кэтти-бри.

Бренор удержался, схватившись за рукоять топора, и великан вскоре затих.

Реджис вылез из кустов и пнул ветку, которой запустил в них великан.

– Черви в яблоках! – воскликнул он. – Зачем было его убивать?

– А что, имелся выбор? – проворчал Бренор, выдергивая топор из раскроенного черепа гиганта. – Разве можно договариваться с врагом, который весит пять тысяч фунтов?

– Я вовсе не рад, что нам пришлось его убить, – согласился Дзирт. Он вытер клинки о рубаху поверженного чудища и сунул их в ножны. – Для всех было бы лучше, если бы он просто вернулся домой.

– Рубин мог бы внушить ему это, – запальчиво заметил Реджис.

– Нет, – ответил дроу. – Твой камень обладает большой силой, никто в этом не сомневается, но он бессилен перед очарованием Креншинибона. – Говоря это, он открыл мешочек на поясе и вынул легендарный осколок хрусталя.

– Ты его вытащил, и теперь его зов будет только явственней, – хмуро сказал Бренор. – А у нас впереди еще долгий путь.

– Ну и пусть он созывает чудовищ, – вмешалась Кэтти-бри. – Тем легче нам будет их убивать.

Всех поразило, с какой ненавистью она это произнесла, но, поглядев на переливавшийся разными цветами синяк на лице девушки, они тут же вспомнили, в чем причина ее злости.

– А вы заметили, что эта чертова штука не действует ни на кого из нас? – спросила она. – Так что, похоже, те, кто послушен ее призыву, вполне достойны того, чтобы угодить к нам в руки.

– Видимо, власть Креншинибона распространяется лишь на тех, кто уже носит зло в душе, – согласился с нею Дзирт.

– Поэтому наше путешествие обещает стать еще интереснее, – сказала Кэтти-бри. Правда, она не добавила, что, принимая во внимание это новое обстоятельство, ей бы хотелось, чтобы и Вульфгар был с ними. Но остальные думали то же самое.

Они обыскали лагерь великана, а потом повернули обратно, к своему собственному костру. Учитывая, что хрустальный осколок, возможно, будет пытаться избавиться от них, взывая ко всем чудовищам в округе, друзья решили впредь удвоить ночные дозоры – чтобы двое бодрствовали, а двое спали.

Реджису это ужасно не понравилось.

Глава 9. Добиваясь одобрения

Он наблюдал, стоя в тени, как чародей неспешно входит в комнату. В коридоре раздавались чужие голоса, но Ла Валль, не обращая на них внимания, захлопнул дверь, прошел к маленькому комоду у стены приемной и зажег на нем всего одну свечу.

Энтрери стиснул руки, не в силах решить, окликнуть мага или же просто молча убить за то, что тот не сообщил ему о намерениях Пса Перри.

Ла Валль отошел от комода к большому напольному канделябру, держа в одной руке чашу, а в другой – тоненькую горящую свечку. С каждой зажженной свечой комната озарялась все ярче. Энтрери вышел из укрытия и стал за спиной поглощенного делом чародея.

Его безошибочное чутье воина тут же подало сигнал тревоги. Что-то – вот только что? – на самом краю сознания обеспокоило его. Может, дело в том, что Ла Валль слишком уж спокойно себя вел, а может, виной был слабый шум, доносившийся снаружи.

Тут Ла Валль обернулся и отпрянул, увидев стоящего посреди комнаты Энтрери. Вновь убийца ощутил укол беспокойства. Чародей не казался особенно испуганным или удивленным.

– Неужели ты всерьез думал, что Пес Перри победит меня? – с издевкой спросил Энтрери.

– Пес Перри? – переспросил Ла Валль. – Я не видел его…

– Не лги мне, – оборвал Энтрери. – Я слишком давно знаю тебя, Ла Валль, и ни за что не поверю в твое неведение. Нет никаких сомнений, что ты наблюдал за Псом Перри и что тебе известны абсолютно все передвижения абсолютно всех игроков.

– По-видимому, не всех, – сухо ответствовал маг, указывая на незваного гостя.

Энтрери и в этом усомнился, но вдаваться в подробности не стал.

– Ты согласился предупредить меня, когда Пес Перри отправится за мной, – громко произнес он. Если где-то поблизости были телохранители чародея из гильдии, то пусть знают о его двойной игре. – Он напал на меня с мечом, а никакого предупреждения от моего друга Ла Валля я не получил.

Ла Валль тяжко вздохнул, шагнул в сторону и устало опустился в кресло.

– Я действительно знал об этом, – сознался он. – Но я не мог ничего сделать, – поспешно добавил он, заметив, как грозно сощурился убийца. – Ты должен понять. Любые контакты с тобой запрещены.

– Сетка из водорослей, – как бы про себя заметил Энтрери.

Ла Валль развел руками.

– Но мне также известно, что Ла Валль редко принимает подобные приказы во внимание, – продолжал убийца.

– На этот раз все иначе, – раздался чей-то чужой голос. В комнату из кабинета волшебника вошел худощавый мужчина, хорошо одетый и аккуратно причесанный.

Мышцы Энтрери напряглись; он только что проверял то помещение, как и две другие комнаты в покоях мага, и был уверен, что там никого не было. Теперь стало ясно, что его здесь действительно поджидали.

– Глава моей гильдии, – представил Ла Валль, – Квентин Бодо.

Энтрери уже и сам догадался, кто перед ним.

– Приказ о сетке из водорослей исходит не от какой-то одной гильдии, его отдали три самые влиятельные организации, – пояснил Квентин Бодо. – Нарушить его – значит самим себя уничтожить.

– Даже если бы я попытался связаться с тобой посредством магии, это все равно обнаружили бы, – стал оправдываться Ла Валль. Он хихикнул, пытаясь придать более непринужденный тон разговору: – Но в любом случае я не считал это необходимым, ведь справиться с Псом Перри для тебя – семечки.

– Если так, то почему ему позволили напасть на меня? – спросил Энтрери, обращаясь к Бодо.

Глава гильдии пожал плечами:

– Он никогда особенно не подчинялся мне.

– Что ж, пусть это тебя больше не беспокоит, – мрачно заявил Энтрери.

Бодо слабо улыбнулся.

– Ты должен понимать, в каком мы положении… – начал он.

– Я что, должен доверять словам человека, отдавшего приказ убить меня? – спросил Энтрери, недоуменно подняв брови.

– Я не… – попытался возразить Бодо, но его слова были прерваны еще одним голосом, женским, донесшимся из кабинета мага.

– Если бы мы считали, что Квентин Бодо или кто-то еще из высоких членов его гильдии знал о готовящемся покушении и поддерживал его, в этом дворце сейчас уже не осталось бы в живых никого.

В комнату вошла высокая темноволосая женщина в сопровождении мускулистого мужчины с черными изогнутыми усами и второго, более стройного, лицо этого человека было полностью скрыто под капюшоном темного плаща. За этой троицей показалась пара вооруженных телохранителей, и последний из них закрыл за собой дверь, но Энтрери догадался, что где-то поблизости должен быть еще кто-то, скорее всего маг. Невозможно было представить, чтобы даже от очень невнимательного взора в соседней комнате могло укрыться столько людей без магического вмешательства. К тому же вошедшие были очень уж благодушны. Пусть даже все они блестяще владели оружием, вряд ли они могли рассчитывать легко справиться с Энтрери без чьей-то помощи.

– Я – Шарлотта Веспере, – представилась женщина, и ее колючие глаза вспыхнули. – Познакомься с Кадраном Гордеоном и Лапой, они, как и я, заместители паши Басадони. Да, он по-прежнему жив-здоров и рад был узнать, что ты вернулся.

Энтрери знал, что она лжет. Если бы Басадони был здоров, гильдия вышла бы на него гораздо раньше и при менее опасных обстоятельствах.

– Ты состоишь в гильдии? – спросила Шарлотта.

– Когда я покинул Калимпорт, не состоял ни в одной, а вернулся я совсем недавно, – ответил убийца.

– Теперь состоишь, – промурлыкала Шарлотта, и Энтрери понял, что возражать бесполезно.

Что ж, значит, его не убьют – по крайней мере пока. Ему не надо больше быть настороже ночи напролет, ожидая новых покушений, и иметь дело с наглыми дураками вроде Пса Перри. Гильдия Басадони заявила права на него, и, хотя ему было позволено принимать заказы со стороны, когда он не занят делами гильдии, приходилось подчиняться Кадрану Гордеону, не вызывавшему у него никакого доверия, и Лапе.

Ему бы радоваться такому повороту событий, думал он, сидя поздней ночью на крыше «Медного муравья».

Но почему-то Энтрери был не в восторге. Он мог жить теперь так, как раньше, если бы хотел этого. Обладая непревзойденным мастерством, он мог бы вскоре вновь вознестись на ту вершину славы, которая однажды уже ему покорилась. Но он чувствовал, что такой славой уже не удовлетворится. Он легко мог снова стать лучшим наемным убийцей в Калимпорте, но вряд ли этого хватит, чтобы заполнить пустоту в его душе.

Просто-напросто он не испытывал никакого желания возвращаться к прежней жизни и убивать за деньги. Угрызения совести тут были ни при чем – ничуть не бывало! – просто при мысли о прежней жизни он не ощущал ни малейшего воодушевления.

Однако Энтрери, всегда мысливший трезво, решил, что всему свое время. Он перемахнул через край крыши, приземлился уверенно и беззвучно, немного прошел по улице и толкнул входную дверь.

Все взоры обратились на него, но он, никого не удостоив своим вниманием, прошел через гостиную прямиком к задней комнате. Здесь к нему бросился хафлинг, чтобы преградить дорогу, но Энтрери лишь взглянул на него, и малютка остановился, а убийца прошел за дверь.

Снова вид непомерно раздавшегося Дондона неприятно поразил его.

– Артемис! – радостно вскричал Дондон, но от Энтрери не ускользнули напряженные нотки в его голосе. Впрочем, голос дрожал у любого, если знаменитый наемный убийца появлялся в доме без предупреждения. – Входи, друг мой! Садись и поешь. Составь мне компанию.

Энтрери посмотрел на горы недоеденных сластей и на двух размалеванных девиц по обе стороны раздувшегося хафлинга. Он сел поодаль, не притронувшись ни к одной из тарелок, и предостерегающе взглянул на одну из девушек, когда та попыталась подойти к нему поближе.

– Тебе стоит научиться расслабляться и наслаждаться плодами своей работы, – сказал Дондон. – Говорят, теперь ты снова с Басадони, значит, свободен.

Хафлинг, похоже, не заметил иронии последней фразы, но от Энтрери она не ускользнула.

– Что хорошего в твоей трудной и опасной работе, если ты не умеешь отдыхать и предаваться удовольствиям, которые можешь себе позволить? – спросил Дондон.

– Как это случилось? – без обиняков спросил убийца.

Дондон смотрел на него, и на его обрюзгшем лице было написано непонимание.

Энтрери вместо объяснения обвел глазами комнату, блюда, шлюх и громадное пузо Дондона.

Хафлинг погрустнел.

– Ты же знаешь, почему я здесь, – печально сказал он.

– Я знаю, что ты здесь… скрываешься, и одобряю, это правильное решение, – ответил Энтрери. – Но к чему все это? – И он снова посмотрел на переполненные тарелки и девиц. – К чему?

– Лучше уж наслаждаться… – начал Дондон, но Энтрери не стал его слушать.

– Если бы я предложил тебе вернуться к прежней жизни, ты бы согласился?

Дондон тупо смотрел на него.

– Если я сделаю так, чтобы по улицам разнеслось, что Дондону позволено без помех выходить из «Медного муравья», ты будешь рад? – не отступал Энтрери. – Или же тебе нравится иметь эту отговорку?

– Ты говоришь загадками.

– Я говорю правду, – осадил его Энтрери, стараясь посмотреть прямо в глаза хафлингу, хотя эти заплывшие сонные щелки внушали ему отвращение. Невероятно, что вид хафлинга вызывал в нем такую ярость. Желание выхватить кинжал и вырезать этому несчастному сердце было почти нестерпимым.

Но Артемис Энтрери не убивал в порыве чувств, поэтому он обуздал свою внезапную ярость.

– Ты вернешься? – очень внятно повторил он вопрос.

Дондон не ответил, даже не моргнул, и в его молчании Энтрери прочел то, что боялся услышать.

Дверь в комнату распахнулась, и вошла Двавел.

– Какие-то трудности, господин Энтрери? – любезно поинтересовалась она.

Энтрери поднялся и направился к открытой двери.

– У меня – никаких, – ответил он, проходя мимо нее.

Двавел поймала его за рукав – опасный ход! Но к ее счастью, Энтрери был слишком занят раздумьями о Дондоне, чтобы проучить ее.

– По поводу нашего соглашения, – сказала Двавел. – Мне могут понадобиться ваши услуги.

Энтрери долго стоял молча. И без ее нелепых притязаний у него было о чем подумать.

– А что же ты дала мне взамен тех услуг, которые просишь? – спросил он.

– Сведения, – ответила женщина. – Как мы и договаривались.

– Ты мне сообщила о сетке из водорослей, о чем я и сам уже почти догадался, – ответил Энтрери. – Если не считать этого, Двавел мне ничем не помогла, так что расплатиться за это будет нетрудно.

Женщина открыла рот, намереваясь, очевидно, возразить, но Энтрери отвернулся и вышел в зал.

– Мои двери могут для тебя закрыться! – крикнула Двавел ему вслед.

Собственно говоря, Энтрери это ничуть не тревожило, потому что вряд ли ему захотелось бы еще раз увидеть жалкого Дондона. Но все же, исключительно ради эффекта, он обернулся и вперил в женщину грозный взгляд.

– Это будет неразумно, – только и сказал он и вышел из здания на темную улицу, после чего вновь влез на крышу.

Там, наверху, проведя некоторое время в раздумьях, он понял, почему так возненавидел Дондона. Он увидел самого себя, как в зеркале. Конечно, он никогда не раздулся бы до такой степени, потому что обжорства не было в списке его пороков, но он увидел в хафлинге существо, сломленное гнетом самой жизни, предавшееся отчаянию. Дондона сломил обычный страх, именно из-за него он согласился жить под замком, предаваясь похоти и обжорству.

А он, Энтрери? Может быть, его одолеет безразличие?

Он просидел на крыше всю ночь, но так и не нашел ответов на свои вопросы.

В дверь постучали с точными промежутками: два удара, потом три и снова два; и, выбираясь из постели, он уже понял, что за ним пришли из гильдии Басадони. Энтрери, как правило, принимал меры предосторожности – и, как правило, не спал по полдня, – но сейчас он ничего делать не стал, даже не взял свой знаменитый кинжал. Он просто подошел к двери и, ничего не говоря, открыл ее нараспашку.

Он не знал стоявшего за ней молодого нервного человека с очень коротко стриженными черными волосами и темными бегающими глазами.

– От Кадрана Гордеона, – сказал парень, протягивая свиток.

– Стой! – окликнул Энтрери парня, который сразу собрался уйти.

Молодой человек обернулся, и убийца заметил, что одной рукой он скользнул под полу светлого плаща. Там, очевидно, было спрятано оружие.

– Где Гордеон? – спросил Энтрери. – И почему он не пришел сам?

– Прошу вас, дорогой господин, – сказал молодой человек с сильным калимшанским акцентом, беспрерывно кланяясь. – Мне велено только передать вам это.

– Кадраном Гордеоном? – уточнил убийца.

– Да, – ответил парень, энергично кивая. Энтрери закрыл дверь и услышал топот парня, со всех ног пустившегося бежать по коридору, а потом вниз по лестнице.

Он постоял, разглядывая свиток. Ясно, почему Гордеон не пришел лично. Этим он выказал бы ему слишком много уважения. Лейтенанты гильдии боялись его – но не того, что он их поубивает, а того, что он вознесется выше их. Так что, воспользовавшись услугами какого-то незначительного гонца, Гордеон пытался показать, кто есть кто, дать Энтрери понять, что он лишь чуть повыше обычных исполнителей.

Решительно тряхнув головой, мысленно соглашаясь на эту глупую игру, убийца развязал бечевку и размотал свиток. Указания были довольно просты: имя человека, его последний известный адрес и примечание, что убить его нужно как можно быстрее. Если возможно, этим же вечером, самое позднее – на следующий день.

В самом конце была приписка о том, что этот человек не принадлежит ни к одной гильдии, не имеет в городе заметного положения, не состоит в охране торговцев, а также не имеет влиятельных друзей и родственников.

Энтрери внимательно все прочитал. Одно из двух – или ему дали очень опасного противника, или же, скорее всего, Кадран Гордеон намеренно подобрал для него слишком простое задание, чтобы унизить. В прежние времена Энтрери нанимали для убийства глав гильдий, чародеев, знати и капитанов стражи. Видимо, Гордеон и другие двое лейтенантов считали, что, поставив перед ним такие сложные задачи, с которыми он, конечно, успешно справился бы, они бы способствовали возвышению Энтрери. Может быть, они боялись за собственное высокое положение.

Какая разница, решил убийца.

Он последний раз взглянул на указанный адрес – этот район Калимпорта ему хорошо был знаком – и пошел собирать нужные для работы вещи.

Слышен был плач детей, потому что в лачуге было всего две комнаты, да и то перегороженные только плотной занавесью. Весьма непривлекательная молодая женщина склонилась над детьми – Энтрери наблюдал за ней из-за занавески. Она упрашивала малышей успокоиться и не шуметь, говоря, что скоро придет папа.

Через секунду она вышла из задней комнаты, даже не подозревая, что убийца притаился за занавеской у бокового окна. Энтрери проковырял в ткани небольшую дырочку и смотрел, как она принялась за работу. Ее движения были резкими и нервными – он понял, что женщина на грани срыва.

Еще одна занавесь, заменявшая дверь, отодвинулась, и внутрь вошел тощий человек с осунувшимся лицом: глаза его глубоко запали, щеки и подбородок заросли многодневной щетиной.

– Ну что, нашел? – резко спросила женщина. Он удрученно покачал головой.

– Я же умоляла тебя не связываться с ними! – воскликнула женщина. – Я же знала, что ничего хорошего…

Она не договорила, увидев, что его глаза расширились от ужаса. Глядя через плечо жены, он увидел, как из-за занавески показался убийца. Мужчина развернулся, словно намереваясь сбежать, но в этот миг женщина тоже оглянулась и закричала.

Мужчина застыл как вкопанный; он не мог ее оставить.

Энтрери совершенно невозмутимо наблюдал за ними. Если бы мужчина не остановился, он просто метнул бы в него кинжал и убил еще прежде, чем жертва ступила бы за порог.

– Только не трогай мою семью, – взмолился несчастный, поворачиваясь и подходя к Энтрери. – И не здесь.

– Ты знаешь, почему я пришел? – спросил убийца.

Женщина заплакала, однако муж нежно, но твердо взял ее за плечи и подтолкнул к той комнате, где были дети.

– Я в этом не виноват, – тихо произнес мужчина, когда она вышла. – Я просил Кадрана Гордеона. Я сказал ему, что как-нибудь сумею раздобыть деньги.

Прежнему Артемису Энтрери это было бы безразлично. Прежний Артемис Энтрери не стал бы тратить время, чтобы выслушать свою жертву. Прежний Артемис Энтрери просто выполнил бы задание и ушел. Но сейчас он почувствовал слабый интерес и поскольку других срочных дел у него не было, не стал спешить.

– Я не причиню тебе неудобств, если ты пообещаешь не причинять вреда моей семье, – сказал мужчина.

– А ты думаешь, что можешь причинить мне неудобства? – спросил Энтрери.

Его убогий противник беспомощно покачал головой.

– Пожалуйста, – взмолился он. – Я только хотел для них лучшей жизни. Я согласился и даже рад был переправлять деньги с улицы Портовиков на место, потому что за эти несложные задания я мог бы получить денег больше, чем за месяц честного труда.

Все это Энтрери не раз слышал и раньше. Частенько глупцы – их называли «верблюдами» – вступали в гильдию, выполняя роль мальчиков на побегушках за плату, казавшуюся им сказочным богатством. Таких «верблюдов» гильдии нанимали лишь для того, чтобы в соперничающих гильдиях не знали, кто будет перевозить деньги. Но обычно соперникам все же становились известны и личности «верблюдов», и маршруты. Груз похищали, а бедняг «верблюдов», если им удавалось ускользнуть живыми, немедленно убирала гильдия-наниматель.

– Но ты же понимал, как опасно иметь с ними дело, – заметил Энтрери.

Тот кивнул:

– Я хотел выполнить только несколько заданий, а потом бросить.

Энтрери только рассмеялся, услыхав такую бессмыслицу. «Верблюд» не мог просто прекратить доставлять посылки. Любой, кто соглашался на это дело, сразу узнавал так много, что гильдия просто не могла отпустить его. Оставалось только два пути: либо «верблюду» улыбалась удача и он проявлял себя настолько хорошо, что добивался более высокого положения внутри цеха, либо его (или ее, потому что женщин тоже нанимали) убивали во время ограбления или позже.

– Умоляю тебя, только не здесь, – снова попросил мужчина. – Не надо, чтобы жена слышала мои предсмертные крики, а сыновья видели мой труп.

Энтрери почувствовал горечь во рту. Никогда еще он не испытывал такого омерзения, никогда, казалось, не видел более убогого человеческого существа. Он вновь обвел взглядом жалкое жилище, где занавеси заменяли двери и стены. В лачуге была единственная тарелка, из которой ело, наверное, все семейство, сидя на единственной старой скамье.

– Сколько ты должен? – спросил он, вдруг почувствовав, хотя сам с трудом в это верил, что не сможет убить этого несчастного.

Мужчина удивленно посмотрел на него.

– Целое состояние, – сказал он. – Почти тридцать золотых.

Энтрери фыркнул и сорвал с пояса кошелек, спрятанный за спиной. Взвесив его на ладони, он решил, что там, по меньшей мере, пятьдесят монет, но все равно бросил кошелек мужчине.

Бедняга, совершенно ошеломленный, поймал его и так долго глядел на него, выпучив глаза, что Энтрери стал опасаться, как бы они у него не вылезли из орбит. Потом он взглянул на наемного убийцу, но его раздирали настолько противоречивые чувства, что на лице отражалось только смятение.

– Дай слово, что ты больше не будешь связываться ни с одной гильдией после того, как выплатишь долг, – сказал Энтрери. – Твои жена и дети достойны лучшего.

Мужчина открыл рот, чтобы ответить, но потом просто бухнулся на колени и стал кланяться своему спасителю. Энтрери повернулся и вышел из лачуги на грязную улицу.

Он слышал, как спасенный выкрикивает бесконечные благодарности за его милосердие. На самом деле никакого милосердия в поступке Энтрери не было. Его совершенно не волновала судьба ни этого несчастного, ни его уродливой жены, ни наверняка уродливых детей. Но все же он не мог убить беднягу, хотя и понимал, что оказал бы ему дружескую услугу, навсегда избавив его от столь жалкого существования. Нет, Энтрери не хотел тешить Кадрана Гордеона тем, что по его приказу совершил такое позорное убийство. Такими «верблюдами» должны заниматься мальчишки лет двенадцати, первый год состоящие в гильдии. Со стороны Кадрана дать такой заказ мастеру вроде Энтрери было величайшим оскорблением.

И он не собирается с этим мириться.

Энтрери быстро шел по улице к гостинице, где снимал комнату. Там он собрал свои вещи и немедленно съехал, после чего оказался перед входом в «Медный муравей». Он хотел силой вломиться туда просто ради того, чтобы доказать Двавел, насколько нелепа была ее угроза закрыть для него двери заведения. Но после передумал и пошел прочь. У него не было настроения иметь дело ни с Двавел, ни с кем бы то ни было еще.

В другом конце города он обнаружил маленькую таверну без вывески и снял комнату. Вероятно, он оказался на территории другой гильдии, и если они узнают, кто он такой и с кем связан договором, неприятности не замедлят себя ждать.

Но ему было все равно.

День не принес с собой никаких событий, но Энтрери не почувствовал себя спокойнее. Он понимал – что-то готовится. У него было достаточно и средств, и искушенности в тайных делах, чтобы выйти на улицу и все вызнать, но не было к тому никакого желания. Он решил пустить все на самотек.

Вечером второго дня он спустился в обеденный зал маленькой таверны, заказал ужин и сел в дальнем углу, решив поесть в одиночестве. Он не прислушивался к разговорам, ведшимся за столами, однако заметил, как в таверну вошел необычный гость – хафлинг, которых редко можно было встретить в этой части города. Вскоре хафлинг пробрался к нему и сел на длинную скамью по другую сторону стола.

– Добрый вечер, господин хороший, – сказал коротышка. – Что, вкусный у вас ужин?

Энтрери внимательно оглядел хафлинга, понимая, что его еда того вовсе не волнует. Он посмотрел, нет ли у него оружия, хотя и подумал, что вряд ли Двавел набралась бы достаточно смелости, чтобы подослать кого-нибудь к нему.

– Можно ли мне попробовать? – довольно громко спросил хафлинг, обходя стол.

Энтрери, поняв намек, зачерпнул полную ложку размазни из своей тарелки, но не стал протягивать ее хафлингу, дав ему возможность подойти поближе, не вызывая подозрений.

– Меня послала Двавел, – негромко сказал малыш. – Тебя разыскивает гильдия Басадони, они просто в бешенстве. Они знают, где ты, и получили разрешение от Рейкерсов прийти и схватить тебя. Жди их сегодня ночью. – Договорив, хафлинг съел немного и снова сел за стол, потирая животик.

– Передай Двавел, что теперь я у нее в долгу, – сказал Энтрери.

Коротышка, едва заметно кивнув, пошел к стойке и заказал тарелку размазни. Ожидая заказ, он затеял разговор с трактирщиком, а потом съел свою размазню, не отходя от стойки, предоставив Энтрери обдумать сказанное.

Убийца прикинул, что мог бы сбежать, но ему не хотелось. Нет, решил он, пусть приходят, и будь что будет. Он рассчитывал, что они все равно не собираются убивать его. Закончив есть, Энтрери вернулся в свою комнату, чтобы все как следует подготовить. Сначала он отодрал одну из досок внутренней обшивки стены, выходившей на улицу, опустил руку в пространство между ней и наружной обшивкой, дотянулся до балки, державшей пол его комнаты, и положил на нее свой знаменитый кинжал и кошелек. Потом он аккуратно вставил доску на место, а на пояс вместо кинжала повесил другой клинок из своего арсенала, немного на него похожий, но не обладавший никакой магической силой. Затем, скорее не ради безопасности, а для того, чтобы не вызвать подозрений, он сделал простейшую ловушку и сел на единственный в комнате стул. Он достал кости и стал бросать их на маленький ночной столик, убивая за игрой время.

Была уже поздняя ночь, когда послышались первые шаги по лестнице наверх – человек, судя по всему, пытался идти крадучись, но создавал больше шума, чем если бы Энтрери шел нормальным шагом. Звук шагов стих, убийца стал напряженно вслушиваться и уловил тихий скрежет металлической пластинки, вставленной между дверью и косяком. Опытный вор одолеет эту ловушку за пару минут, поэтому он скрестил руки на затылке, откинулся спиной к стене и стал ждать.

Шум прекратился, и повисла долгая напряженная тишина.

Энтрери принюхался: где-то что-то горело. На какой-то миг он решил, что они могли подпалить все здание, но пахло горелой кожей. Он перевел взор вниз и тут почувствовал жгучую боль в области ключицы. Цепь ожерелья на его шее – в котором были хитро замаскированы несколько отмычек – соскользнула с рубашки на голое тело.

И только тогда убийца понял, что все металлические предметы на нем раскалились докрасна.

Энтрери вскочил и сорвал цепь с шеи, потом одним движением сбросил на пол пояс с раскаленным кинжалом.

В тот же миг дверь распахнулась, к нему подскочили два солдата Басадони, а следом влетел третий, нацелив на него арбалет.

Однако стрелять он не стал, как не бросились на него и остальные, хоть и держали мечи наготове.

Следом за стрелком вошел Кадран Гордеон.

– Можно было бы и просто постучать, – зло сказал Энтрери, глядя на свои полыхавшие жаром вещи. От раскаленного кинжала доски пола уже начали дымиться.

В ответ Гордеон швырнул к ногам Энтрери странную золотую монету с изображением головы единорога.

Энтрери взглянул на Гордеона и только повел плечом.

– «Верблюда» нужно было убить, – сказал Кадран.

– Слишком большая честь для него.

– Разве тебе это решать?

– Не бог весть какое решение, сравнительно с тем, что я когда-то…

– Ах, вон что! – перебил его Кадран театральным восклицанием. – В этом и заключается ваше заблуждение, господин Энтрери. Понимаете ли, то, что вы когда-то знали, делали или же должны были сделать, совершенно не важно. Ты не глава гильдии, не лейтенант и даже пока не полноправный солдат, и я сомневаюсь, что когда-нибудь им станешь! – продолжал он другим тоном. – Ты потерял самоконтроль – этого я и ожидал. Все, что тебе надо было, – заслужить одобрение, и если бы ты заслужил его в тот раз, то, возможно – только возможно, – снова мог бы вступить в гильдию.

– Заслужил одобрение? – со смехом переспросил Энтрери. – Уж не твое ли?

– Взять его! – скомандовал Гордеон двум солдатам, ворвавшимся в комнату первыми. Они с опаской двинулись к убийце, а он добавил: – Человек, которого ты пытался спасти, казнен, равно как его жена и дети.

Энтрери слушал вполуха, да его и не слишком волновала судьба тех несчастных, хоть он и понимал, что Гордеон отдал приказ об уничтожении всей семьи лишь затем, чтобы уязвить его. Теперь перед ним стояли гораздо более важные вопросы. Следует ли ему сдаться Гордеону и позволить вернуть себя в гильдию, где ему, вне всякого сомнения, назначат физическое наказание, а затем отпустят.

Нет, он не потерпит такого обращения ни от этого человека, ни от какого-либо другого. Он напряг мускулы великолепно тренированных ног, хотя двум подходившим солдатам казалось, что он стоит опустив руки с раскрытыми ладонями, словно в доказательство того, что не представляет для них никакой угрозы, и совершенно расслабился.

Они хотели ухватить его за руки, зайдя сбоку с обнаженными мечами, а третий тем временем держал под прицелом грудь наемного убийцы.

Мощным прыжком Энтрери взлетел в воздух, подобрал ноги под себя, а потом, раскинув их, нанес ошеломленным солдатам по сокрушительному удару, и они разлетелись в разные стороны. Приземлившись, он схватил того, что справа, и мигом притянул к себе, чтобы заслониться от стрелка. И как раз вовремя. Потом толкнул застонавшего солдата на пол.

– Первая ошибка, – сказал он Гордеону, вытаскивавшему устрашающего вида саблю.

Другой солдат уже поднимался на ноги, но тот, в чьей спине глубоко засел дротик из самострела, лежал не шевелясь. Стрелок спешно перезаряжал оружие, но Энтрери больше тревожился о том, что где-то поблизости должен быть маг.

– Не приближайся, – велел Гордеон солдату. – Я сам его прикончу.

– Чтобы заработать себе имя? – спросил Энтрери – Но я же безоружен. Представь, как к этому отнесутся в городе?

– После того как ты умрешь, мы вложим тебе в руку оружие, – заверил его Гордеон со злорадной ухмылкой. – А мои люди подтвердят, что это была честная схватка.

– Вторая ошибка, – почти неслышно вымолвил Энтрери, потому что схватка действительно была даже честнее, чем лейтенант мог себе вообразить. Подчиненный Басадони сделал прямой выпад, и Энтрери выставил вперед локоть, чтобы упредить удар, намеренно промахнулся, зато в то же время чуть отступил назад, вне пределов досягаемости Кадрана Лейтенант стал кружить, Энтрери повторял его движения. Потом убийца ринулся вперед, но взмахом сабли Кадран Гордеон заставил его отступить, хорошо удерживая защиту.

Однако Энтрери не собирался принимать его игру. Он сделал это обманное движение лишь затем, чтобы передвинуться относительно противника и подготовиться для следующего удара.

Гордеон стал наступать, и Энтрери отскочил. Кадран еще приблизился, и убийца сделал резкий шаг вперед, вовлекая его в хитрый и опасный ответный маневр. Но тут же остановился, потому что наконец встал на нужное место и, к удивлению всех присутствовавших, с силой топнул ногой.

– Что такое? – спросил Гордеон, мотая головой и оглядываясь, потому что посмотреть вниз он не додумался и не видел, что от сотрясения раскаленная цепь чуть подскочила в воздух, и Энтрери сумел подцепить ее носком.

В следующее мгновение Кадран ринулся вперед, рассчитывая, что уж теперь он точно убьет соперника. Энтрери сделал взмах ногой, и цепь полетела лейтенанту в лицо. К чести Гордеона, он успел перехватить летящее нечто рукой – как и рассчитывал наемный убийца – и тут же взвыл. Цепь намоталась ему на руку, прожигая на коже алые полосы.

Энтрери в мгновение ока очутился рядом с ним. Он выбил меч из руки лейтенанта, и оружие отлетело далеко в сторону. Сжав кулаки и чуть выпятив средние костяшки, он ударил противника одновременно в оба виска. В глазах у Гордеона потемнело, он безвольно уронил руки, а Энтрери с силой ударил его лбом в лицо. Гордеон стал заваливаться назад, но убийца поймал его и повернул спиной к себе, потом пропустил руку у него между ног и ухватил за запястье. Чуть повернув его так, чтобы он оказался вровень со стрелком, Энтрери изо всех сил толкнул лейтенанта прямо на перепуганного солдата с самострелом. Гордеон так тяжело ударился об оружие, что разрядил арбалет.

Оставшийся в живых солдат бросился на Энтрери сбоку, но он был не особенно умелым воином, даже по меркам Кадрана Гордеона. Наемный убийца без труда уклонился от его неуклюжего выпада, а потом сделал быстрый шаг вперед, даже не дав солдату возможности отдернуть клинок назад. Ухватив его за запястье руки, державшей меч, он высоко поднял ее, шагнул вперед и вывернул солдату запястье так, что тот от боли уже не мог ничего сделать.

Солдат начал отбиваться свободной рукой. Энтрери взялся ладонью за лезвие меча и, пока парень не сообразил, что он делает, отклонил его назад через запястье, отчего невыносимая боль волной прошла по всему телу солдата. Чуть передвинув руку, Энтрери легко вынул меч из пальцев противника и быстро повернул его.

Потом убийца отдернул назад руку и всадил меч снизу вверх в брюшину солдата, пропоров ему и живот, и легкие.

Молниеносным движением, не озаботившись даже вытащить меч, он развернул умиравшего, намереваясь и его толкнуть на стрелка. И в самом деле, упорный стрелок уже прилаживал новый дротик. Но в дверях появился куда более опасный враг – чародей в развевающихся одеждах. Энтрери заметил, что он поднял какой-то тонкий прутик – очевидно, волшебную палочку, – но в следующий миг можно было различить только мелькание рук и ног, потому что он толкнул на мага убитого солдата, и оба отлетели прочь.

– Разве я еще не заслужил твоего одобрения? – прокричал Энтрери оглушенному Кадрану Гордеону, при этом стремительно перемещаясь, потому что стрелок не спускал его с прицела, а магу почти удалось подняться на ноги. Убийца почувствовал жгучую боль в боку – туда угодил дротик, но стиснул зубы и с ревом, заслонив руками лицо и подтянув под себя ноги, выпрыгнул в окно, проломив переплет, и пролетел десять футов до тротуара. Едва коснувшись земли, он оттолкнулся и сделал боковой кувырок, а потом еще один, чтобы погасить силу удара. Потом вскочил и бросился бежать, а в стену совсем рядом с ним вонзился дротик, пущенный из самострела вслепую.

Все вдруг пришло в движение, потому что отовсюду, из всех мыслимых укромных уголков стали появляться солдаты Басадони.

Энтрери пустился бежать по какому-то переулку, перескочил через верзилу, наклонившегося, чтобы ухватить его поперек туловища, и резко свернул за угол. Быстро, как кошка, он полез на крышу, пробежал по ней, перепрыгнул через другой переулок на крышу противоположного дома и помчался дальше.

Он спустился на широкую улицу, потому что понимал: преследователи будут поджидать его в переулках. Он стремительно взобрался на стену какого-то здания, руками и ногами уцепившись за едва заметные шероховатости, и замер, распластавшись так, что совершенно слился со стеной.

Вокруг раздавались крики «Взять его!», прямо под ним пробегали солдаты, но, к счастью для Энтрери, крики постепенно стихали и становились все реже. Он чувствовал, что полученное ранение серьезно, вероятно даже смертельно, хотя кровопотеря и была небольшой. В конце концов он с трудом сполз по стене, сил едва оставалось на то, чтобы держаться на ногах. Положив ладонь на бок, он ощутил, что толстый плащ насквозь пропитан горячей кровью, и при этом нащупал самый кончик глубоко засевшего дротика.

Теперь он едва дышал. А что это могло означать, он хорошо понимал.

Однако удача сопутствовала ему, потому что, когда он вернулся к харчевне, солнце еще не взошло, а на улице почти не осталось солдат Басадони, хотя наверняка внутри они были. По обломкам на тротуаре Энтрери легко разыскал свое окно и прикинул высоту, на которой находился его тайник. Нужно было пробраться туда неслышно, как тень, потому что он слышал доносившиеся из его комнаты голоса, в том числе и голос Гордеона. Энтрери полез вверх, находя надежные зацепки и изо всех сил стараясь не стонать, хотя на самом деле ему хотелось вопить от боли.

Он терпеливо и тихо расковыривал старое, подгнившее дерево. Наконец ему удалось оторвать обшивку и вытащить кинжал и маленький кошель.

– Не иначе как он воспользовался магией, – едва не переходя на визг, кричал Гордеон. – Проверь-ка еще!

– Никакого волшебства нет, господин Гордеон, – послышался другой голос, видимо, чародея. – Если у него и были какие-то магические предметы, вероятно, он продал их еще прежде, чем попал сюда.

Несмотря на боль, Энтрери улыбнулся, услышав, как Гордеон громко заскрипел зубами и что-то с досады пнул ногой. Маг был прав, но ведь они изучили только его комнату, а перекрытия не проверяли.

С кинжалом в руке наемный убийца плелся по все еще безлюдным улицам. Он надеялся, что наткнется на какого-нибудь солдата Басадони, чтобы обрушить на него накопившуюся ярость, хотя сомневался, что у него сейчас хватит сил даже на зеленого новичка. Вместо солдат он набрел на пару пьянчуг, один из которых спал, приткнувшись к стене дома, а другой разговаривал сам с собой.

Беззвучно, как смерть, убийца приблизился. Его драгоценный кинжал обладал на редкость полезной особенностью – он мог высасывать жизненные силы из жертвы и переливать их в тело владельца.

Сперва Энтрери расправился с болтавшим пьяницей, а потом, почувствовав себя значительно сильнее, закусил складку плаща и выдернул дротик, чуть не потеряв сознание от невыносимой боли.

Но он взял себя в руки и занялся спящим.

Вскоре он вышел из переулка, и никто не смог бы поверить, что этот человек недавно получил серьезное ранение. Он снова чувствовал себя полным сил и почти надеялся на то, что Кадран Гордеон все еще поблизости.

Однако он понимал, что противостояние только началось, и, хорошо зная, насколько велики возможности гильдии Басадони, был уверен, что они значительно превосходят его силы. И даже его исключительного мастерства может оказаться недостаточно.

Они наблюдали за тем, как люди, жаждавшие его убить, вошли в таверну. Они видели, как он в прыжке проломил окно, а потом помчался по улице. Их глаза были зорче глаз солдат Басадони, и они видели, как он пережидал, распластавшись на стене, и беззвучно рукоплескали мастерскому трюку. И теперь, понимая, что их главарь сделал мудрую ставку, они с облегчением смотрели, как он выходит из переулка. И даже сам Артемис Энтрери, лучший убийца из всех наемных убийц, не подозревал, что они где-то поблизости.

Глава 10. Неожиданное и безрадостное возмездие

Вульфгар шел вдоль линии предгорий Хребта Мира, искренне надеясь, что па него бросится какое-нибудь чудовище и он сможет высвободить клокочущую внутри ярость. Несколько раз он набредал на какие-то следы и пытался следовать им, но следопытом он был плохим. Хоть он отлично переносил суровый климат, его умение идти по следу нельзя было даже сравнить с мастерством дроу. Равно как и его способность ориентироваться.

Когда на следующий день он поднялся на утес и огляделся, то неожиданно для себя обнаружил, что пересек по диагонали край горного хребта и все южные земли широко расстилаются перед ним как на ладони. Вульфгар оглянулся назад, думая, что в горах больше вероятности ввязаться в битву, но помимо воли его взгляд снова обратился к открытым полям, темным островкам леса и множеству длинных и неведомых дорог. Он почувствовал, как забилось сердце, как проснулась в нем жажда открытого пространства, желание вырваться за границы замкнутого мира Долины

Ледяного Ветра. Может, в большом мире ему удастся испытать нечто такое, что затмит бесконечный мучительный морок образов в его голове? Может, отрешившись от знакомого окружения, одного и того же день ото дня, он избавится и от ужасов Абисса?

И Вульфгар двинулся вниз, в южные земли. Часа через два он натолкнулся на новые следы – скорее всего орков, – но теперь прошел мимо. Когда солнце скрылось, горы уже остались позади. Он стоял и смотрел на закат. В подбрюшьях темных облаков собиралось рыжее и красное пламя, и небо на западе казалось исчерченным сияющими полосами. Выше, в нежной голубизне небес, в просветах облаков проглядывали редкие бледные звездочки. Он стоял и смотрел, а между тем все цвета погасли, из полей в небо поднималась тьма, и над его головой понеслись рваные облака. Звезды мерцали. Вульфгар решил, что это миг его возрождения. Начало новой жизни – жизни человека, одинокого посреди большого мира, человека, полного решимости думать о настоящем, а не о прошлом, и предоставить прошлое самому себе.

Он сделал привал на равнине, под раскидистыми ветвями ели. Однако, несмотря на всю его решительность, кошмары преследовали его и здесь.

Тем не менее на следующее утро Вульфгар шел, покрывая размашистым шагом милю за милей, следуя за направлением ветра, полетом птицы или прихотливыми изгибами ручейка.

Дичи было вдосталь и ягод тоже. С каждым днем ему казалось, что прошлое все меньше цепляется за него и меньше сковывает шаг, а каждую ночь ужасные сны как будто терзали его чуточку слабее.

Однажды он набрел на удивительный тотем. Невысокий столб, вкопанный в землю, в верхней части которого было вырезано подобие крылатого коня, внезапно перенес Вульфгара в далекое прошлое. В его памяти вспыхнуло воспоминание о случае, произошедшем много лет назад, когда они с Дзиртом, Бренором и Реджисом отправились на поиски родины предков дворфа, Мифрил Халла. Какая-то часть души Вульфгара хотела уйти подальше от этого тотема, бежать прочь, но внутренний голос настойчиво требовал отмщения. Почти не отдавая себе отчета в том, что делает, Вульфгар нашел свежий след и пошел по нему. Вскоре он подошел к пригорку, с вершины которого увидел стоянку – несколько разбросанных шатров из оленьих шкур, вокруг которых занимались своими делами высокие сильные люди с темными волосами.

– Небесные Кони, – пробормотал варвар, вспомнив название племени, оказавшего им помощь в бою, который он и его друзья вели с отрядом орков. После того как орки были разгромлены, Вульфгара, Бренора и Реджиса взяли в плен. Обращались с ними с должным уважением, и Вульфгару было даже предложено принять участие в состязании в силе. Он легко победил в нем самого сына вождя. И тогда, следуя традициям чести варваров, ему предложили стать членом племени. Но к несчастью, в качестве испытания верности Вульфгару приказали убить Реджиса, чего он, конечно, сделать не мог. С помощью Дзирта друзья сбежали, но потом шаман по имени Вальрик Зоркий Глаз, прибегнув к черной магии, превратил Торлина, сына вождя, в ужасного призрака и послал его в погоню.

Друзьям удалось победить призрака. Когда после смерти Торлин вновь принял свой облик и у ног Вульфгара осталось лежать его израненное тело, варвар поклялся отомстить Вальрику Зоркий Глаз.

Пальцы Вульфгара бессознательно сжали рукоять могучего боевого молота. Он вглядывался в даль, взор его блуждал между палатками и наконец различил сухую подвижную фигуру, прошедшую мимо одного из шатров, – это вполне мог быть Вальрик.

Но тут же Вульфгар напомнил себе, что шамана может не быть в живых, потому что тот уже много лет назад был довольно стар. И вновь он почувствовал желание сбежать с этого холма и броситься прочь, прочь от всего, что могло бы напомнить о его прошлом.

Но образ Торлина, его растерзанное тело – наполовину человека, наполовину крылатого коня – так ясно стоял у него пред глазами, что он не смог уйти.

Целый час он рассматривал стоянку с более близкого расстояния, откуда мог различать лица людей.

И понял, что Небесные Кони переживают не лучшие времена. Похоже, они выдержали нелегкие битвы, потому что повсюду виднелись раненые, а число шатров и людей было значительно меньше того, что он помнил по старому времени. Большинство в лагере составляли женщины, старики и мальчишки. Объяснением могла служить цепочка из четырех десятков столбов, уходивших к югу, на которых были насажены головы орков. Время от времени стервятники спускались на них, устраивались в спутанных волосах тварей и с удовольствием клевали их глаза и носы.

Вульфгару больно было видеть, что Небесные Кони так пострадали, потому что, несмотря на клятву отомстить их шаману, он считал само племя гордым и достойным народом, очень похожим на его собственный по традициям и укладу. Он подумал, что надо бы оставить их в покое, но, когда уже повернулся, чтобы уйти, заметил, как откинулся полог, закрывавший вход в один из шатров, и наружу выскочил тощий старик. Он был совсем древний, в белом одеянии, сшитом так, что, когда он поднимал руки, за его спиной как будто появлялись крылья, но главное – у него на глазу была повязка с огромным изумрудом. Когда старик проходил мимо, варвары почтительно склоняли головы; один ребенок даже метнулся к нему и поцеловал ему руку.

– Вальрик, – пробормотал Вульфгар, потому что ошибки быть не могло – это действительно был шаман.

Вульфгар пошел вперед неспешной уверенной походкой, поигрывая Клыком Защитника. Уже одно то, что он вступил на территорию стоянки и никто не преградил ему путь, говорило о том, в каком упадке и унынии находилось племя, ведь варварские племена никогда не позволяли себе такой беспечности.

А Вульфгару удалось пройти мимо первых шатров и даже приблизиться к Вальрику Зоркий Глаз. Шаман изумленно воззрился на него, потом старика заслонил высокий воин среднего возраста, сильный, но очень худой.

Ничего не сказав, воин сразу замахнулся на пришельца тяжелой дубиной. Однако Вульфгар быстрее, чем того ожидал противник, сделал шаг вперед, перехватил дубину свободной рукой и с силой, превышавшей всякое воображение, вывернул воину запястье и выдернул дубину из его руки, а потом отбросил ее далеко в сторону. Воин взревел и бросился на незнакомца. Но Вульфгар выставил вперед руку и отпихнул его назад.

Тут же из шатров повыскакивали все мужчины племени, хотя их было значительно меньше, чем когда-то, и встали вокруг Вальрика, заслонив шамана от пришельца. Вульфгар ненадолго отвел глаза от ненавистного Вальрика и, осмотрев отряд, увидел, что все это не очень сильные воины. Большинство были или слишком молоды, или слишком стары. Совершенно очевидно, что недавно Небесные Кони выдержали жестокую битву и еще не оправились от нее.

– Кто ты, пришедший незваным? – спросил один из мужчин, большой и крепкий, но уже начинавший седеть.

Вульфгар пристально вгляделся в него, в его проницательные глаза, лохматую гриву темных с проседью волос, довольно густую для человека его возраста, в твердый, гордо очерченный рот. Он был похож на одного воина из племени Небесных Коней, которого Вульфгар знал когда-то давно, храброго и честного человека. Правильность догадки Вульфгара подтверждалась и тем, что человек заговорил прежде всех остальных, не дав сказать слова даже Вальрику.

– Отец Торлина, – вымолвил варвар, поклонившись ему.

Человек взглянул на него с удивлением. Похоже было, он не знает, что сказать.

– Ерик Убивший Волка! – пронзительно выкрикнул Вальрик. – Это вождь Небесных Коней.

А кто ты, что пришел незваным? Кто ты, говорящий о давно пропавшем сыне Ерика?

– Пропавшем? – недоверчиво повторил Вульфгар.

– Его взяли боги, – ответил Вальрик, размахивая покрытыми перьями рукавами. – Для божественного преследования, священной погони.

Вульфгар понял, что столкнулся с давней чудовищной ложью. Торлина, превращенного в отвратительного призрака, Вальрик послал в погоню за Вульфгаром и его спутниками. Молодой воин умер страшной смертью у них на руках, в чистом поле. Но Вальрик, видно, решил скрыть ужасную правду от Ерика и придумал эту историю, чтобы не лишать вождя надежды. Священную погоню вдохновляли боги, и она могла длиться много десятков лет.

Вульфгар понимал, что ему следует быть предельно тактичным, потому что любым неосторожным или резким замечанием можно было вызвать гнев Ерика.

– Священная погоня продолжалась недолго, – сказал он. – Потому что боги – мои боги – увидели, что она не ведет к добру.

Вальрик широко открыл глаза, видимо начиная что-то смутно припоминать.

– Кто ты? – снова спросил он, и голос его едва заметно дрогнул.

– А ты разве не помнишь, Вальрик Зоркий Глаз? – спросил Вульфгар, двинувшись к нему, но и воины сразу же сомкнулись вокруг шамана– Неужели Небесные Кони так скоро забыли лицо Вульфгара, сына Беарнегара?

Вальрик прищурился, вспоминая.

– Неужели Небесные Кони забыли северянина, которого готовы были принять в свое племя, северянина, который путешествовал вместе с дворфом, хафлингом и… – он помедлил, зная, что теперь-то они уж все вспомнят, – и чернокожим эльфом?

– Ты! – вскричал Вальрик, выпучив глаза и тыча трясущимся пальцем в сторону варвара.

При упоминании о дроу, пожалуй, единственном темном эльфе, которого варвары видели за всю свою жизнь, память всех остальных тоже прояснилась. Начались перешептывания, и многие воины покрепче ухватились за оружие, готовые по первому слову броситься на незваного гостя и убить.

Вульфгар стоял спокойно.

– Я Вульфгар, сын Беарнегара, – раздельно повторил он, глядя на Ерика Убившего Волка. – И я не враг Небесным Коням. Наши народы в дальнем родстве, и жизнь наша похожа. Я вернулся потому, что поклялся это сделать, когда увидел на поле тело мертвого Торлина.

– Мертвого Торлина? – пронеслось эхо голосов, и воины сгрудились теснее.

– Я и мои друзья не желали зла Небесным Коням, – продолжал Вульфгар, понимая, что говорить ему осталось недолго. – Ведь мы вместе в тот день сражались против общего врага и победили.

– Ты отказался остаться с нами! – взвизгнул Вальрик. – Ты оскорбил мой народ!

– Что тебе известно о моем сыне? – спросил Ерик, отстраняя рукой шамана и подходя ближе.

– Я знаю, что Вальрик отдал его духу Крылатого Коня и послал убить нас, – ответил Вульфгар.

– Ты признаешь это и при этом без опаски приходишь на стоянку нашего племени? – спросил Ерик.

– Я знаю, что ваши боги не были благосклонны к той погоне, потому нам удалось уничтожить существо, в которое превратился твой сын.

– Убейте его! – заверещал Вальрик. – Убейте, как тех орков, что напали на нас во тьме ночной!

– Стойте! – выкрикнул Ерик, раскинув руки.

Ни один из Небесных Коней, хоть и преисполненных желания убить чужака, не двинулся с места, они были похожи на стаю охотничьих собак, сдерживаемых поводками.

Ерик стал перед Вульфгаром. Вульфгар прямо посмотрел ему в глаза, но между тем заметил, что Вальрик за спиной вождя копается в кожаной сумке на боку, в которой хранил таинственные волшебные вещества.

– Мой сын мертв? – спросил Ерик, стоя почти вплотную к варвару.

– Твой бог оставил его, – ответил Вульфгар. – Потому что его дело, то есть дело Вальрика, не было правым.

Однако, несмотря на осторожность, Вульфгару не удалось подготовить вождя. Новость о гибели сына была столь оглушительной и такой тяжелой, что любые объяснения или оправдания были излишни. С исступленным воплем вождь бросился на Вульфгара, но варвар ожидал этого, поэтому высоко поднял руку, чтобы предотвратить удар, и с силой опустил вниз, стукнув вождя по вытянутой руке, отчего тот даже покачнулся. Вульфгар бросил Клык Защитника, сильно толкнул Ерика в грудь, и тот отлетел на несколько шагов назад, к своим оцепеневшим воинам.

Подхватив на ходу молот, Вульфгар бросился вперед, но воины уже пришли в себя, и Вульфгар с досадой увидел, что к Вальрику ему не подобраться. Он надеялся, что, прежде чем его убьют, ему удастся швырнуть молот между головами варваров, но тут всех поразил шаман, потому что сам выскочил вперед, распевая слова заклинания, и бросил в Вульфгара горсть травы и порошков.

Вульфгар ощутил магическое вмешательство. Все воины, включая Ерика, отступили на пару шагов, а вокруг варвара словно сомкнулись громадные черные стены. Вся его сила вдруг куда-то ушла, и он вынужден был застыть на месте.

Новые и новые волны парализующей энергии накатывали на него, а Вальрик скакал вокруг, пригоршнями разбрасывая порошок и усиливая заклятие.

Вульфгару казалось, что он стал тонуть, что земля сейчас поглотит его.

Но такие чары были ему знакомы. В те годы, что он провел в Абиссе, приспешники Эррту, и особенно коварные суккубы, часто пользовались похожими чарами, чтобы сделать его беспомощным и вытворять с ним все, что угодно. Он так часто испытывал подобное вмешательство, что со временем научился противостоять ему.

Вульфгар воздвиг в душе сплошной заслон яростного гнева, распаляя его воспоминаниями об Эррту и о суккубах, заслон, через который не проникали никакие чары. При этом он прилагал большие усилия, чтобы внешне казаться покорившимся, и стоял совершенно неподвижно, опустив молот вниз. Он слышал, что воины вокруг приветствуют Вальрика Зоркий Глаз, и краем глаза видел, что некоторые уже начали ритуальный танец, воздавая хвалу своему богу и Вальрику, его человеческому воплощению.

– О чем он говорит? – обратился Ерик к Вальрику. – Что за дух обуял Торлина?

– Я же тебе говорил, – ответил тощий шаман, подойдя вплотную к Вульфгару. – Все дело в эльфе-дроу! Этот человек, который выглядит так достойно, путешествовал с темным эльфом! Разве кто-нибудь, кроме Торлина, мог бы перевоплотиться и уничтожить такого опасного врага?

– Ты же говорил, что Торлин отправлен в священную погоню, – возразил Ерик.

– Так я думал, – солгал Вальрик. – И может, так оно и есть. Зачем верить россказням этого чужака! Ты видел, как легко чары Утгарда сломили его, и вот он стоит перед нами, слабый и беспомощный! Скорее всего он вернулся потому, что все трое его спутников погибли, убитые могучим Торлином, а сам он понял, что далее при помощи дроу не сможет справиться с твоим сыном, не сможет иначе отомстить за своих друзей.

– Но Вульфгар, сын Беарнегара, одолел Торлина, когда они состязались в силе, – вставил кто-то.

– Это случилось до того, как он прогневал Утгарда! – выкрикнул Вальрик. – Смотрите, вот он стоит, подавленный и беспомощный…

Но едва он это произнес, Вульфгар неожиданно ступил вперед и положил ладонь на лицо тщедушного шамана. Показав нечеловеческую силу, варвар поднял Вальрика в воздух и с размаху опустил на ноги, после чего начал его отчаянно трясти.

– Какой бог, Вальрик? – рычал он. – Чего стоят твои воззвания к Утгарду, когда сам я – воин Темпоса? – И в подтверждение своих слов, все еще держа шамана одной рукой, он напряг мускулы, поднял его вверх и долго держал на весу, совершенно не обращая внимания на то, что старик извивался и махал руками. – Если бы Торлин убил моих друзей в честном бою, я не пришел бы мстить, – обратился он к Ерику. – Я здесь не затем, чтобы поквитаться за них, потому что все они живы и здоровы. Я пришел поквитаться за Торлина, это был человек чести и большой силы, а этот негодяй гнусно использовал его.

– Но Вальрик наш шаман! – раздалось множество голосов.

Молодой варвар опустил старика на землю, заставив встать на колени, и отклонил его голову назад. Вальрик судорожно цеплялся за предплечье Вульфгара и кричал: «Убейте его!» – но тот нажал чуть сильнее, и из горла шамана понеслись невразумительные хрипы.

Вульфгар обвел взглядом кольцо воинов. Пока Вальрик у него в руках, он, возможно, выиграет немного времени, но потом они все равно убьют его. Однако собственная жизнь Вульфгара ничуть не волновала. Он помедлил, потому что его поразило выражение лица Ерика, который, казалось, был совершенно уничтожен. Вульфгар пришел с вестью, сломившей гордого вождя, и варвар понимал, что если сейчас убьет шамана, а потом и многих других в столкновении, которое неминуемо последует, то Ерик уже вряд ли когда-либо оправится. Равно как и все племя.

Варвар посмотрел на жалкого шамана. Думая, как поступить, он нечаянно надавил еще сильнее. Тщедушный старичок перегнулся почти пополам, и казалось, вот-вот переломится. Как было бы просто – надавить еще чуть-чуть и сломать ему хребет.

Как просто и как бессмысленно. Со стоном досады, не имевшим ничего общего с состраданием, он поднял Вальрика с земли, перехватил второй рукой между ног и вновь поднял высоко над головой. С ревом он отшвырнул его на десяток футов прямо в стену шатра. Вальрик упал, а сверху на него посыпались шкуры и колья.

Воины бросились на чужака, но он уже схватил Клык Защитника и широким взмахом заставил их отступить, выбив оружие у некоторых, а одному едва не снеся руку.

– Стойте! – велел Ерик. – И ты, Вальрик, тоже! – властно обратился он к шаману, уже выбравшемуся из завала и вновь призывавшему смерть на голову Вульфгара.

Ерик прошел к варвару, минуя своих воинов. Северянин видел в его глазах ясное желание убить его.

– Я буду скорбеть, если мне придется убить отца Торлина, – спокойно произнес Вульфгар.

Этими словами он задел нужную струнку; лицо старого вождя смягчилось. Не говоря ни слова больше, варвар повернулся, чтобы уйти, и ни один из воинов не воспрепятствовал ему.

– Убейте его! – бесновался Вальрик, но Вульфгар развернулся и швырнул молот. Оружие, крутясь, пролетело двадцать футов в мгновение ока и с силой ударилось о грудь коленопреклоненного шамана. Он упал, уже мертвый, на кучу шкур и шестов.

Все обернулись к Вульфгару, и многие Небесные Кони готовы были наброситься на него.

Однако Клык Защитника неожиданно вновь оказался у него в кулаке, и все отпрянули.

– Его хранит его бог Темпос! – выкрикнул кто-то.

Вульфгар вновь повернулся и пошел прочь, с горечью подумав, как это далеко от истины. Он думал, что Ерик побежит за ним или прикажет воинам убить его, но за спиной у него воцарилась гробовая тишина. Ни приказов, ни возмущения, ни движения. Ничего. Ерик и все племя, обессиленные потерями, настолько были потрясены вестью о кончине сына вождя и правдой о его судьбе, так ошеломлены внезапным и жестким отмщением Вальрику, что просто оцепенели.

Покидая стоянку Небесных Коней, Вульфгар не почувствовал облегчения. Он шагал по дороге, злой на Вальрика, и на всех этих проклятых Небесных Коней, и на весь этот проклятый мир. Пнув камень на дороге, он подхватил еще один, довольно увесистый, и далеко швырнул его, громко взревев от досады и бессилия. Вульфгар шел куда глаза глядят. Вскоре он набрел на след нескольких орков, возможно, даже тех же самых, что напали на Небесных Коней прошлой ночью. След был легко различим – пятна крови, смятая трава и поломанные побеги уводили с основной тропы в маленькую рощу.

Почти не рассуждая, Вульфгар повернул в ту сторону, грубо ломая деревца, рыча и бормоча проклятия. Но постепенно он немного успокоился. Его бесило отсутствие в жизни большой цели и смысла, но теперь вместо них появилась маленькая близкая цель. Он шел теперь по следу осторожнее, обращая внимание на боковые дорожки, где могли затаиться разведчики-орки. И в самом деле, одну такую тропку с двойной цепочкой свежих следов он и обнаружил. Он тихо двинулся по ней, внимательно вглядываясь в тени и укромные уголки.

День уже клонился к концу, легли густые тени, и Вульфгар понял, что ему нелегко будет обнаружить орков раньше, чем они увидят его. Наверняка они настороже – иначе и быть не может после такой тяжелой битвы.

Вульфгар много лет бок о бок с Дзиртом дрался с разными человекоподобными существами, учась распознавать их особенности и боевые приемы. Сейчас ему необходимо было сделать так, чтобы орки не предупредили о нем основные силы. И он знал, что для этого нужно.

Спрятавшись в придорожных кустах, варвар обмотал молот гибкими побегами, стараясь насколько возможно замаскировать оружие. Потом обмазал лицо грязью и обвалял в пыли плащ, чтобы было похоже, будто он рваный. Грязный, прикидываясь израненным, он вышел из кустов и пошел по дороге, сильно прихрамывая, стеная на каждом шагу и время от времени восклицая: «Моя доченька!»

Очень скоро он почувствовал, что за ним следят. Тогда он стал еще больше припадать на ногу, один раз даже упал и, воспользовавшись остановкой, осмотрелся получше.

В ветвях ближайшего дерева он заметил темный силуэт орка, нацелившего на него копье. Еще несколько шагов, и эта тварь попытается его прикончить.

Он понял также, что поблизости находится еще один орк, хоть и не разглядел его. Вполне возможно, тот стоял на земле, готовый подбежать и прикончить варвара, как только в него вонзится копье. Эти двое должны были предупредить своих соплеменников, но они понадеялись, что легко прикончат встречного доходягу и обберут его до того, как доложат главарю.

Вульфгару нужно было быстро обезвредить их, но он не осмеливался подойти ближе к тому, кто держал копье. Он поднялся на ноги, сделал еще один неуверенный шаг, потом постоял и воздел глаза и руки к небу, как бы сокрушаясь о пропавшем ребенке. Затем, снова чуть не упав, развернулся и направился в ту сторону, откуда пришел, громко всхлипывая и судорожно вздрагивая плечами.

Он был уверен, что орк не устоит перед соблазном легкой добычи. Мускулы его напряглись, он лишь чуть-чуть повернул голову и услышал шорох в кроне.

Варвар резко обернулся, когда копье едва не коснулось его. Мгновенно, с невиданным для человека его роста проворством, он поймал оружие за древко, прижал к боку и с притворным стоном свалился наземь, извиваясь. Правой рукой он придержал копье, а из левой не выпускал Клык Защитника.

Справа послышался треск веток, но варвар лежал на спине, терпеливо ожидая.

Второй орк выскочил из кустов и стремглав кинулся к нему. Вульфгар, рассчитав движение с почти предельной точностью, откатился в сторону и вскочил, а копье выпустил. Поднимаясь, он с разворота размахнулся Клыком Защитника. Но орк отпрыгнул, и оружие просвистело в воздухе, не задев его. Вульфгар, не обращая на это внимания, продолжил поворот вокруг своей оси и приметил второго орка на ветви дерева. Он метнул молот, однако не смог остановиться и посмотреть, попал ли, только услышал треск, вопль и звук падения раздробленного тела сквозь ветки.

Тот орк, что был рядом, взвизгнул, швырнул свою дубину, развернулся и попытался сбежать.

Дубина попала Вульфгару в грудь, но он даже не покачнулся. Секунда, и он уже поставил орка на колени, как недавно Вальрика, далеко отклонив назад его голову, так что позвоночник прогнулся вперед дугой. Сразу перед глазами встал образ коварного шамана. Потом варвар надавил изо всех сил, с яростным ревом отбиваясь от размахивавшего руками орка. Он слышал, как хрустнул позвоночник, и руки жертвы потянулись вверх, судорожно сотрясаясь.

Вульфгар отпустил его, и мертвый орк упал на землю.

Клык Защитника снова оказался в руке варвара, и он вспомнил о втором нападавшем. Обернувшись, он довольно кивнул сам себе, увидев, что противник лежит под деревом мертвый.

Чувствуя, что жажда крови распаляется с каждой новой жертвой, и не ощущая удовлетворения, Вульфгар побежал обратно к основной дороге, а потом дальше по ней. Лагерь орков он обнаружил, когда уже спускались сумерки. Там оказалось больше двадцати тварей, остальные, наверное, были неподалеку – разведывали окрестности и охотились. Ему надо было бы подождать, пока наступит ночь, когда лагерь затихнет и большинство орков уснет. Повременить, осмотреться получше и разобраться, насколько силен отряд.

Надо было бы подождать, но Вульфгару не терпелось.

Клык Защитника пронесся по воздуху, пролетел между двумя орками поменьше и угодил в одного здорового, сбив и его, и второго, с которым он разговаривал.

Следом с диким ревом ринулся Вульфгар. Он ухватил копье одного перепуганного орка, не глядя ткнул им в другую сторону, пронзив орка сбоку от себя, выдернул и обрушил древко на голову первого, переломив деревяшку пополам. Схватив оба обломка, он воткнул их в череп орка с двух сторон и, когда тот попытался дотянуться и ухватиться за остатки древка, попросту перебросил его через себя. Тяжелым ударом он свалил еще одного противника, который как раз собирался выхватить меч, а потом, громко рыча, обрушился еще на двоих и сбил их с ног. Он сыпал удары направо и налево, пинался, толкался – разбрасывал орков вокруг себя любыми способами. А они, по правде говоря, стремились скорее убраться с его пути, чем нападать на чудовищного великана.

Вульфгар поймал одного, развернул и ударил его лбом в лицо, потом придержал за патлы и съездил кулаком по гадкой роже.

Варвар метался в поисках новой жертвы. Вскоре Клык Защитника вернулся к нему, и он метнул его на десяток футов. Молот врезался прямо в голову одного нерасторопного орка.

Орки подступали, размахивая дубинами. Вульфгар принял один удар, потом другой, но на каждый синяк или царапину со стороны орков он отвечал тем, что хватал одного из них и разрывал на части. Потом Клык Защитника снова вернулся к нему, и наступление орков захлебнулось, отбитое мощными взмахами молота, хотя сам вид Вульфгара, покрытого кровью, дико ревущего и размахивающего жутким оружием, уже достаточно напугал трусливых орков. Кто мог, бежал в лес, кто не успел, тот умирал от рук могучего варвара.

Чуть позже Вульфгар вышел из разоренного лагеря, лупя Клыком Защитника по стволам деревьев. Он знал, что за ним сейчас наблюдает множество глаз. Но он также знал, что никто не осмелится напасть на него.

Вскоре он вышел на возвышенность, откуда увидел последние закатные лучи, такие же раскаленные полосы, как и те, что видел днем раньше с южных отрогов Хребта Мира.

Только теперь величественное зрелище не тронуло его сердце. Теперь он понял, что надежда освободиться от прошлого была напрасной, что воспоминания будут терзать его, куда бы он ни пошел и что бы ни делал. Он не почувствовал удовлетворения, отомстив Вальрику, и не ощутил никакой радости, разгромив орков.

Он вообще ничего не почувствовал.

Вульфгар даже не удосужился смыть кровь с одежды или перевязать многочисленные неглубокие раны. Сначала он шел на закат, потом – наперегонки с луной, поднявшейся у него за спиной и начавшей свой путь к западному горизонту.

Тремя днями позже он оказался перед восточными воротами Лускана.

Глава 11. Боевой Маг

– Не входи сюда! – вскричал Ла Валль, а потом добавил просительно: – Умоляю тебя.

Но Энтрери смотрел на него с непроницаемым выражением лица.

– Ты ранил Кадрана Гордеона, – продолжал Ла Валль. – Причем гораздо больше ты уязвил его гордость, чем плоть. Поверь мне, это намного опаснее.

– Гордеон – дурак, – огрызнулся Энтрери.

– Но у этого дурака – войско, – поддел его чародей. – Нет второй такой гильдии со столь же прочным положением на улицах, как Басадони. У них столько сил и возможностей, как ни у кого, и все это они обратили против Артемиса Энтрери, можешь мне поверить.

– А может, и против Ла Валля? – с ухмылкой спросил убийца. – За то, что разговаривал с тем, на кого охотятся?

Ла Валль ничего не сказал, только не сводил тяжелого взгляда с человека, который, вероятно, приговорил его уже одним своим присутствием в его комнате.

– Можешь рассказать им все, что потребуется, – разрешил Энтрери. – Правда. Не пытайся обманывать их ради меня. Скажи, что я пришел сюда без приглашения, чтобы поговорить с тобой. И скажи, что ран на мне не было, несмотря на все их усилия.

– Хочешь их подразнить?

– А разве это имеет значение? – пожал плечами Энтрери.

Ла Валль промолчал, и убийца, коротко поклонившись, подошел к окну, обезвредил неуловимым движением руки одну ловушку, осторожно протиснулся, чтобы не задеть остальные, скользнул по стене и неслышно спрыгнул на улицу.

Он решился пройти мимо «Медного муравья», но только мимоходом. Все же хафлинга у дверей его заметили. К удивлению убийцы, в переулочке, куда выходила боковая стена здания, вновь открылась потайная дверь и Двавел Тиггервиллис вышла поговорить с ним.

– Боевой маг, – предостерегающим шепотом произнесла она. – Его зовут Мерле Паризо. У него слава непревзойденного бойца во всем Калимпорте. Опасайся его, Артемис Энтрери! Беги! Беги из города и вообще из Калимшана! – Сказав это, она скользнула в щель и исчезла за стеной.

Серьезность ее слов и тона заставила убийцу призадуматься. Одно то, что Двавел вышла предупредить его без всякой выгоды для себя, – ведь чем бы он отплатил ей, если бы последовал совету и бежал из города? – но с риском потерять все, могло означать, что ей велели сказать именно это. Или же что боевой маг не делал никакой тайны из своих намерений.

Так что не исключено, что этот чародей чересчур самоуверен, решил Энтрери, однако то было слабое утешение. Боевой маг! Волшебник, целиком посвятивший себя искусству вести бой с помощью магии. Пусть он и самоуверен, но он имеет на это право. Энтрери сражался и убивал многих чародеев, однако всю безнадежность нынешнего положения понимал вполне. Для опытного воина, если только он успел подготовить удобное поле боя, обычный маг не был серьезным соперником. Но даже если и нет, задача все равно не являлась такой уж тяжелой, поскольку чародеи по самой своей природе были рассеянны и медлительны. Как правило, маг должен был предвидеть схватку хотя бы за день, чтобы подготовить все необходимые силы и заклинания. Но чаще всего чародеи, целиком поглощенные своими изысканиями и слишком несобранные, не ожидали нападения. Зато, если маг сам вел преследование, а не был преследуемым, его нелегко было застать врасплох. Энтрери понимал, что дела его плохи, и даже стал всерьез раздумывать, не последовать ли совету Двавел.

Впервые после возвращения в Калимпорт наемный убийца понял: плохо остаться без друзей и пособников. Он вспомнил, как редко выживают в Мензоберранзане отпрыски погибших Домов.

Может, Калимпорт не так уж и отличается от города дроу?

Он двинулся к своему новому жилищу – пустой хибаре в самом конце переулка, но потом передумал. Не исключено, что чародей, столь искусный в боевой магии, является также и мастером по части предвидения. Хотя Энтрери понимал, что это не имеет большого значения. Раз уж все так сплелось, то Мерле Паризо наверняка действовал от имени гильдии Басадони, и, если ему понадобится обнаружить Энтрери при помощи чародейства, гильдия охотно предоставит в его распоряжение всех своих прорицателей.

Куда же идти? Ему не хотелось оставаться посреди улицы, где маг мог нанести удар издалека или, например, подняться в воздух и обрушить на него свою силу. Поэтому он стал осматривать здания, ища местечко, где можно было бы укрыться на время, при этом все время сознавая, что за ним могут следить при помощи магии.

Ни на мгновение не забывая об этом, Энтрери даже не слишком удивился, когда в предположительно пустой задней комнате какого-то темного склада перед ним в клубе оранжевого дыма внезапно возникла закутанная в длинную мантию фигура. Дверь за наемным убийцей сразу наглухо закрылась.

Энтрери быстро огляделся, обнаружил, что в комнате нет других выходов, и выругался: угораздило ж его зайти именно сюда. Он снова подумал, что, будь у него друзья и знай он хорошо нынешний Калимпорт, этого бы не случилось. Его ждали повсюду, куда бы он ни пошел. Они всегда были на шаг впереди, следили за каждым его движением и, очевидно, успели приготовить поле битвы. Энтрери подумал, что глупо было даже соваться в этот город, предварительно не разведав и не разузнав всего, что требовалось, чтобы выжить здесь.

Однако убийца напомнил себе, что не время предаваться мыслям о том, что было бы, если бы… Он вытащил кинжал и стал в боевую стойку, целиком сосредоточившись на происходящем. В том, что дверь магически заперта, он не сомневался.

– Вот он я, Мерле! – со смехом воскликнул чародей, широко раскинув руки.

Широкие рукава его мантии вздулись парусами, и из них посыпался дождь разноцветных огней. Он взмахнул руками еще раз, простер их перед собой, и на убийцу обрушилась молния. Но Энтрери уже успел метнуться в сторону, сделал кувырок, и огненная волна не задела его. Он бросил взгляд назад, надеясь, что дверь вышибло, но она устояла.

– Что ж, ловко увернулся! – похвалил Мерле Паризо. – Но, право слово, жалкий наемник, неужели ты хочешь продлить этот спектакль? Может, постоишь спокойно, пока я не покончу с тобой, быстро и по-доброму? – Он вдруг оборвал свои издевки и снова углубился в заклинания, потому что Энтрери бросился на него с кинжалом в руке. Мерле не сделал ни малейшей попытки уклониться от убийцы, метившего ему в лицо, продолжая бормотать слова заклинания.

Кинжал словно уткнулся в каменную стену. Энтрери не удивился – любой мало-мальски дальновидный чародей приготовил бы такую защиту, – но его поразила сила сосредоточенности Паризо. Маг ни на мгновение не отвлекся от своего занятия, даже не моргнул, когда перед самым носом у него блеснула сталь оружия. В следующий миг туча волшебных снарядов отбросила Энтрери назад.

Убийца бросился в сторону, нырнул и сделал кувырок, предвидя новую атаку. Сейчас Мерле Паризо смеялся над ним с непоколебимой самоуверенностью.

– И куда ты побежишь? – издевался он. – На сколько у тебя достанет сил увертываться?

Если бы Энтрери принимал издевки чародея близко к сердцу, ему было бы трудно держать себя в руках. Многие воины похуже на его месте легко дали бы слабину, последовали бы совету чародея и уступили неотвратимому.

Но только не Энтрери. Все его безразличие как рукой сняло. Раз жизнь повисла на волоске, все сомнения и размышления были забыты. Теперь он жил со всей полнотой, в венах пульсировал азарт. Проблемы надо решать по мере их поступления, подумал он. Сначала надо было найти способ пробиться сквозь «каменную кожу» – магическую преграду, неуязвимую для оружия. Секрет был в том, что она могла выдержать только ограниченное число ударов. Вертясь волчком и увертываясь, Энтрери добрался до стула, выломал ножку, сделал кувырок и швырнул ее в чародея, ровным счетом ничего не добившись, конечно.

На него обрушился новый град волшебных снарядов, обдав жгучей болью. Однако он только передернул плечами и бросил в мага одну за другой еще две ножки.

Потом полетела четвертая. Следом Энтрери швырнул сиденье. Довольно жалкий снаряд, потому что вряд ли он мог причинить магу вред, даже если бы его не окружала невидимая броня, но зато исчез еще один невидимый защитный слой.

Все же Энтрери пришлось поплатиться за издевательское нападение. Новая молния Мерле Паризо настигла его, и он отлетел к стене, перевернувшись в воздухе. Плечо горело, волосы встали дыбом, сердце бешено колотилось.

Рыча от отчаяния и боли, убийца снова ринулся к магу, со свистом рассекая воздух кинжалом.

– Л сколько еще раз выдержишь ты?! – выкрикнул он, всаживая клинок снова и снова.

Ответом были танцующие языки пламени, окружившие Паризо без всякого вреда для него. Энтрери заметил зарождающееся пламя слишком поздно, чтобы удержать руку, и кинжал прошел сквозь огонь, снова не пробив волшебную броню. Зато Энтрери досталось. Огненный щит повторил его удар, но направил его против него же, и на ребрах и так израненного убийцы появилась новая глубокая рана.

Энтрери с воплем отпрянул, однако так, чтобы оказаться напротив двери, и быстро пригнулся, как только в него полетела новая молния.

Выпрямившись, убийца с удовольствием заметил, что деревянная дверь и впрямь кое-где треснула. Он схватил еще один стул и швырнул его в мага, одновременно бросаясь к двери.

Однако тут же замер, услышав стон Мерле Паризо, и круто развернулся, решив, что «каменная кожа» наконец пробита.

Но тут же сам взревел от досады.

– Ах, как умно, – кисло отметил он, поняв, что этой уловкой чародей всего лишь выиграл время для нового заклинания.

Он повернулся к двери, но не успел сделать и шага, как его отбросило назад. Противоположная стена полыхнула огнем, отрезая единственную возможность бегства.

– Ты хорошо сражаешься, наемный убийца, – откровенно признал Мерле Паризо. – Надо сказать, этого я и ожидал от Артемиса Энтрери. Но, увы, сейчас ты умрешь. – И он извлек волшебную палочку, направил ее на пол у ног Энтрери и зажег там огненную точку.

Энтрери упал ничком, набросив на голову остатки плаща, а точка взорвалась и превратилась в огненный шар, быстро заполнивший собой всю комнату, обжигая легкие, но нисколько не вредя Паризо Чародея надежно защищал собственный пламенный щит.

Энтрери вскочил, едва различая, что перед ним. Огонь и дым застилали ему глаза, пожар охватил все здание. А Мерле Паризо стоял в пламени и громко смеялся.

Надо было выбираться любой ценой. Убийца понял, что не сможет справиться с магом и не устоит против его невероятной магической силы. Он повернулся к двери, решив броситься сквозь стену огня, но тут прямо перед его лицом в воздухе возник пламенеющий меч, рубивший направо и налево. Ему пришлось броситься в сторону и выставить против невидимого противника кинжал. Порождение воли Мерле Паризо, овеществленное благодаря мощному заклятию, теснило его, заставляя отступать. Меч не подпускал убийцу к двери.

Но Энтрери теперь был в своей стихии. Он легко уклонялся и отражал удары. Меч не направляла ничья рука, так что наносить удары можно было лишь по самому клинку, а для Энтрери это не составляло труда. Но вдруг появился еще один пламенный меч. Никогда еще наемный убийца не видел ничего подобного и даже не слышал о столь сильном чародее, способном управлять двумя магическими порождениями одновременно.

Он увертывался и кувыркался, уклонялся как мог, но клинки неутомимо преследовали его. Он попытался прорваться мимо них к двери, но опередить их было невозможно. Он взглянул на Паризо. Тот был едва различим в густом дыму, но по-прежнему стоял под защитой огня, задумчиво постукивая по подбородку волшебной палочкой.

Энтрери уже с трудом выносил жар. Горели стены, пол и потолок. Дерево жалобно затрещало, и рухнули балки перекрытия.

– Я не уйду, – послышался голос Мерле Паризо. – Хочу посмотреть, как ты распрощаешься с жизнью, Артемис Энтрери.

Сияющие мечи теснили его, действуя в полнейшей согласованности, и Энтрери сознавал, что чародей уже почти добился того, что хотел. Наемный убийца, лишь на волос избежав удара, поднырнул под клинки и метнулся к двери. Прикрывая лицо руками, он ринулся прямо в огненную стену, решив проломить дверь.

Он налетел на какую-то очень твердую преграду, видимо, волшебную стену. Ему пришлось отступить обратно в горящую комнату, где его поджидали мечи. Мерле Паризо спокойно стоял, поигрывая волшебной палочкой.

Но тут чуть поодаль от мага из воздуха возникла рука в зеленой перчатке, без всяких признаков тела, в пальцах у нее было нечто напоминающее большое яйцо.

Глаза Мерле Паризо расширились от ужаса.

– К-кто? Что?… – бормотал он, заикаясь. Рука бросила яйцо на пол, оно разлетелось, и появилось большое круглое облако пыли, оно поднялось в воздух и стало переливаться разными цветами. До ушей Энтрери донеслась музыка, он расслышал ее даже сквозь рев пожара. Несколько нот, постепенно повышавшихся, вдруг сменились низкими и перешли в протяжное гудение.

Сияющие мечи исчезли. Исчезло и пламя, преграждавшее путь к двери, хотя обычный огонь по-прежнему ярко полыхал вокруг. Померк также и пламенный щит, защищавший Мерле от огня.

Чародей громко закричал и стал беспорядочно размахивать руками, пытаясь применить какое-то новое заклинание, – видимо, для того, чтобы исчезнуть, потому что теперь он ощущал жар так же, как Энтрери.

Наемный убийца сообразил, что волшебство потеряло силу и невидимая магическая преграда тоже должна была испариться, так что теперь он волен беспрепятственно покинуть комнату. Но он глаз не мог оторвать от Мерле, который отступал назад в полнейшей растерянности. Изумив их обоих, маленькие язычки пламени вокруг чародея начали видоизменяться и превращаться в крошечных человекоподобных существ, затеявших вокруг мага странный хоровод.

Чародей, пятясь, споткнулся о какую-то доску и упал навзничь. Огненные человечки, как стая голодных волков, бросились на него, воспламеняя одежду и прижигая кожу. Паризо открыл рот, чтобы закричать, но одно из существ нырнуло ему прямо в глотку. И голос сразу же прервался в сожженной гортани.

Рука в зеленой перчатке поманила Энтрери.

Стена позади убийцы рухнула, заграждая прямой путь, и повсюду разлетелись угли и искры.

Перемещаясь очень осторожно, но быстро, убийца по широкой окружности приблизился к руке и понял, что это вовсе не бесплотная рука, а вполне телесная, но принадлежит она кому-то, кто скрывается в межуровневом пространстве.

Энтрери почувствовал, как подгибаются колени. Он уже почти решился, несмотря ни на что, броситься к двери, но тут послышался шум, и стал падать потолок. Исключительно из чувства самосохранения Энтрери метнулся к межуровневым вратам. Если бы он успел подумать, то, может быть, предпочел бы смерть.

Глава 12. Обретение пристанища

Он помнил город, но очень смутно. Лишь однажды, давным-давно, он побывал здесь проездом, в те дни, когда еще был полон юных надежд и мечтаний о будущем, когда только искал Мифрил Халл. Теперь он шел по Лускану, вбирая в себя образы и звуки рынков под открытым небом и всеобщей суеты северного города, пробуждающегося после зимней спячки, и почти ничего не узнавал.

Множество глаз останавливались на нем, поскольку такого могучего, широкоплечего великана почти семифутового роста, с привязанным за спиной поблескивавшим молотом, не каждый день можно было увидеть. Варвары временами посещали Лускан, но Вульфгар даже по сравнению со своими крепкими соплеменниками казался огромным.

Он не обращал внимания на чужие взгляды и перешептывания за спиной и продолжал блуждать по улицам. Он заметил Небесную Башню Аркана, знаменитый дворец гильдии чародеев Лускана. Здание легко было узнать, поскольку оно имело форму громадного дерева с распростертыми ветвями. Но даже этот знакомый вид ничем не помог варвару. Он был здесь так давно, что, кажется, уже целая жизнь прошла с тех пор.

Он ходил час, два. Теперь Вульфгар не только разглядывал все, что его окружало, но и вспоминал. В его голове проносились картины последних дней, особенно мгновения безрадостной расплаты. Перед его мысленным взором стоял Вальрик Зоркий Глаз, падающий на кучу шкур и шестов, и Клык Защитника, проламывающий шаману грудь.

Вульфгар провел рукой по спутанным волосам и побрел дальше. Он был совершенно измучен, потому что после встречи с Небесными Конями спал лишь несколько часов, да и то урывками.

Закончив битву с орками, он бесцельно шагал по дороге на запад, пока не заприметил вдалеке очертания города. Стража у восточных ворот Лускана не хотела впускать его, и он, пожав плечами, повернулся, чтобы уйти прочь. Тогда они окликнули его и сказали, что он может войти, если обязуется закрепить оружие за спиной и не снимать его.

Вульфгар не собирался вступать в драку, равно как не собирался выполнять указание стражников, если драться все же придется. Он только кивнул и прошел в ворота, а потом стал бродить по улицам и рынкам.

Когда солнце уже начало клониться к закату, а тени удлинились, он нашел еще одно знакомое место. Ему встретился указатель, на котором было написано: «Улица Полумесяца», здесь Вульфгар бывал прежде. Чуть дальше по улице он увидел вывеску «Кортик», то была таверна, которую он знал по прежнему пребыванию, там его втянули в отвратительный скандал. Присмотревшись теперь к таверне, да и к улице вообще, он удивился, как можно было ожидать чего-то иного.

Это был квартал низов общества, здесь ошивались головорезы, бродяги и беглые слуги. Варвар опустил руку в почти пустой кошель, побренчал несколькими последними монетами и понял, что именно здесь его место.

Он направился в «Кортик», немного опасаясь, что его узнают и придется ввязаться в новую потасовку, прежде чем его выставят за дверь.

Но, само собой, его никто не узнал. И он тоже не приметил ни одного хоть мало-мальски знакомого лица. Обозревая помещение, варвар задержал взгляд на стене около длинной стойки бара – именно ее обшивку молодой Вульфгар протаранил головой одного грубияна, чтобы научить того вежливости.

Тогда он был заносчивым юнцом, готовым драться в любую минуту. Сейчас он тоже с наслаждением пустил бы в ход кулаки или оружие, но уже по другой причине. Теперь он дрался, чтобы дать выход ярости, вне зависимости от того, вызвал ее стоящий перед ним человек или нет. Теперь он дрался потому, что это было не хуже всего остального. И наконец, была крохотная надежда, что он проиграет и какой-нибудь неведомый противник положит предел его постоянным мучениям.

Но Вульфгар не думал об этом, как не думал ни о чем другом, идя к стойке и расталкивая столпившихся там людей. Он скинул плащ и сел, даже не подумав спросить у сидевших рядом, свободно ли место.

Потом он долго сидел молча, пока множество происшествий и звуков – разговоры вполголоса, скабрезные шуточки в адрес служанок, которые бойко и язвительно огрызались, – не слились в общий неназойливый гомон.

Голова Вульфгара упала на грудь, и от этого движения он очнулся. Поудобнее устраиваясь на стуле, варвар заметил, что хозяин, все еще крепкий и широкий в плечах старик, стоит напротив него, протирая стакан.

– Арумн Гардпек, – представился он, протягивая руку.

Вульфгар взглянул на протянутую ладонь, но сам руки не подал.

Ничуть не смутившись, хозяин продолжал вытирать стакан.

– Что-нибудь выпьешь? – спросил он. Вульфгар покачал головой и отвел глаза, менее всего настроенный сейчас вести бесполезный разговор.

Арумн же оперся о стойку и наклонился к нему.

– Я не хочу неприятностей в баре, – спокойно произнес он, окидывая взглядом могучие бицепсы варвара.

Вульфгар только отмахнулся от него.

Время шло, народу стало еще больше. Однако к Вульфгару никто не приставал. Он позволил себе немного расслабиться, вновь уронил голову на руки и заснул.

– Эй, ты! – донеслось до него откуда-то издалека. Потом кто-то тряхнул его за плечо, он приоткрыл сонные глаза и увидел над собой улыбающегося Арумна. – Пора уходить.

Вульфгар смотрел на него, ничего не понимая.

– Где ты остановился? – спросил хозяин. – Я могу попросить кого-нибудь проводить тебя.

Вульфгар долго молчал, глядя на старика мутными глазами и пытаясь сообразить, где он.

– А ведь даже не пил! – гоготнул кто-то рядом. Вульфгар обернулся, чтобы посмотреть, кто это был, и увидел нескольких здоровенных громил, судя по всему – службу безопасности Арумна Гардпека, стоящих полукругом позади него. Вульфгар снова повернулся к хозяину.

– Где ты остановился? – повторил тот свой вопрос. – А ты закрой рот, Лягушачий Джози, – добавил он, обращаясь к охраннику, который подначивал варвара.

– Нигде, – пожал плечами Вульфгар.

– Дело твое, но здесь ты оставаться не можешь! – буркнул еще один и подошел поближе, намеренно задев варвара плечом.

Вульфгар спокойно оглянулся и смерил его взглядом.

– Захлопни пасть! – быстро вмешался Арумн и продолжал, снова обращаясь к Вульфгару: – Я мог бы сдать тебе комнату за пару серебряных монет.

– У меня мало денег, – сознался Вульфгар.

– Тогда продай мне свой молот, – предложил кто-то за его спиной.

Вульфгар обернулся и увидел Клык Защитника в руках одного из верзил. Теперь уж варвар окончательно проснулся и требовательно протянул руку, желая немедленно получить оружие обратно.

– Что ж, может, я и верну его тебе, – ухмыльнулся парень, видя, что Вульфгар встал и сделал шаг к нему. При этом он поднял Клык Защитника так, как если бы собирался не отдать его, а проломить варвару череп.

Вульфгар остановился и неспешно обвел взглядом охранников. На его лице появилась недобрая улыбка.

– Так, значит, хочешь купить его? – обратился он к тому, кто держал его молот. – Тогда ты должен знать, как его зовут.

Вульфгар громко произнес имя молота, и оружие исчезло из рук верзилы и появилось в руке варвара. Но Вульфгар, не дожидаясь этого мига, сделал громадный шаг вперед и наотмашь ударил верзилу кулаком, так что тот отлетел и грохнулся на стол.

Остальные кинулись к великану-варвару, но тот уже держал рукоять молота и с такой легкостью размахивал им, что они сразу поняли: нечего затевать с ним драку, иначе их ряды значительно поредеют.

– Тише! Тише! – крикнул Арумн, выбегая из-за стойки и разводя драчунов.

Двое бросились помогать тому, кого Вульфгар толкнул. Он был оглушен, так что им пришлось вести его и поддерживать.

Арумн заставил всех отойти. Он стоял прямо перед Вульфгаром, однако совершенно не испытывал страха – или только делал вид.

– Мне бы подошел такой силач, как ты, – заметил он. – Ты опрокинул Рифа одной левой, а ведь Риф – один из лучших моих бойцов.

Вульфгар взглянул на поверженного противника, сидевшего в другом конце помещения вместе с остальными, и фыркнул.

Арумн провел его назад к стойке и усадил, потом обошел ее, достал бутылку, поставил ее перед великаном и сделал приглашающий жест.

Вульфгар отпил большой глоток и почувствовал, как вниз покатилась горячая волна.

– Предлагаю комнату и бесплатную кормежку, – сказал Арумн. – Есть будешь вдосталь. А взамен будешь следить, чтобы в таверне было тихо, а если драки все же завяжутся, будешь прекращать их.

Вульфгар бросил взгляд через плечо.

– А с этими как же? – спросил он, снова отхлебнув из бутылки, закашлялся и отер губы рукой. Крепкий напиток хорошо продирал.

– Они помогают мне, когда я попрошу, так же как и хозяевам других заведений на улице Полумесяца и на всех окрестных улицах, – пояснил Арумн. – Я подумывал о том, чтобы нанять своего собственного охранника, который работал бы только на меня. Ты мне подходишь.

– Но ты ведь совсем меня не знаешь, – возразил Вульфгар и залпом выпил полбутылки. Тепло быстро распространялось по ставшему слегка вялым телу. – Не знаешь, кто я и откуда.

– Меня это не интересует, – ответил Арумн. – Такие, как ты – я имею в виду северян, – у нас редко бывают. А вы славитесь как хорошие бойцы, и, судя по тому, как ты вздул Рифа, справедливо.

– Так, говоришь, комната и кормежка? – спросил Вульфгар.

– И выпивка, – добавил Арумн, указывая на бутылку.

Вульфгар тут же поднял ее и опорожнил. Он протянул ее обратно Арумну, но бутыль как будто выпрыгнула у него из пальцев, а когда он попытался снова ухватить ее, то только неловко подтолкнул к хозяину, и тот быстренько убрал ее.

Вульфгар попытался сесть прямее, но ему пришлось крепко зажмуриться, потому что все поплыло у него перед глазами. С трудом подняв веки, он увидел перед собой новую полную бутылку и, не мешкая, поднес ее горлышко к губам.

Через час Арумн, тоже немного принявший, помог варвару подняться по лестнице в крохотную комнату. Он попытался уложить Вульфгара в кровать, но койка была слишком маленькой для такого великана, и оба упали на нее, а потом свалились на пол.

Они от души расхохотались – Вульфгар впервые смеялся так с той поры, как вышел из ледяной пещере.

– Народ начинает собираться только после обеда, – сказал Арумн, брызгая слюной. – Но ты мне не понадобишься до самого вечера. Тогда я тебя позову. И думаю, тебя придется хорошенько потрясти, чтобы разбудить!

Оба снова расхохотались, и Арумн, пошатываясь, пошел к двери, оставив Вульфгара в одиночестве.

В полном, абсолютном одиночестве.

Варвар был поражен. Он сидел один в маленькой комнатенке, но Эррту больше не мучил его. Все мысли, все воспоминания, и плохие, и хорошие, слились в один сплошной туман. На дне бутылок с крепким ликером пряталось его избавление.

Арумн пообещал ему жилье, еду и выпивку.

Последнее радовало Вульфгара больше всего.

Энтрери стоял в переулке неподалеку от того склада, где его бой с Мерле Паризо чуть не окончился победой мага, и смотрел на пожарище. Языки пламени вздымались высоко над крышами близлежащих строений.

Рядом с ним стояли трое. Они были почти одного роста с наемным убийцей, чуть более изящно сложены, однако с отлично тренированными мышцами.

Но главное, что отличало их от людей, была кожа цвета черного дерева. На одном из них была надета широченная шляпа с громадным плюмажем.

– Во второй раз я спасаю тебя от верной гибели, – сказал тот, что был в шляпе.

Энтрери вперил в него тяжелый взор: больше всего ему сейчас хотелось выхватить кинжал и всадить его в грудь темного эльфа. Однако он хорошо знал, что Джарлакс надежно защищен от столь грубых посягательств.

– Нам о многом нужно поговорить, – сказал дроу и сделал знак одному из своих спутников. Тот словно бы одной силой мысли открыл еще один межуровневый проход, ведший в комнату, где уже собралось несколько темных эльфов.

– Это Киммуриэль Облодра, – пояснил Джарлакс.

Энтрери знал это имя – по крайней мере родовое. Дом Облодры когда-то занимал третье место в иерархии правящих Домов Мензоберранзана и был самым опасным, потому что его члены владели псионическими силами – непонятной и редкой магией разума. В Смутное время, когда способности членов Дома Облодры, в отличие от всех других обладателей волшебных сил, не претерпели изменения, они воспользовались возможностью упрочить свое положение и даже осмелились угрожать Матери Бэнр, главе правящего Первого Дома. Однако когда все странности Смутного времени закончились, магические силы вновь стали послушны, но зато псионические дали сбой, и Дом Облодры был уничтожен. Дворец Облодры вместе со всеми обитателями тварь, воплощавшая гнев Паучьей Королевы Ллос, утянула в гигантскую расщелину Клорифту.

«Что ж, – подумал Энтрери, глядя на стоявшего перед ним дроу, – значит, кто-то все же уцелел».

Вслед за Джарлаксом он прошел через псионическую дверь – а что еще ему оставалось? – причем не сразу смог унять головокружение, а затем по знаку наемника занял свое место в маленьком помещении. Все темные эльфы, кроме Джарлакса и Киммуриэля, организованно вышли, чтобы нести дозор у дверей комнаты.

– Мы в безопасности, – уверил Джарлакс Энтрери.

– Они следили за мной с помощью магии, – сказал убийца. – Поэтому Мерле Паризо и удалось устроить западню.

– Мы следим за тобой таким же образом уже несколько недель, – с усмешкой сказал Джарлакс– Так что можешь мне поверить, больше они за тобой не наблюдают.

– Значит, ты пришел за мной? – спросил убийца. – Не слишком ли большой труд, чтобы забрать одного жалкого риввил'а? – спросил он, употребив слово из языка темных эльфов, которым пренебрежительно обозначались представители других народов.

Джарлакс рассмеялся.

– Забрать тебя? – переспросил он. – А что, ты хочешь вернуться в Мензоберранзан?

– Да я бы убил тебя или вынудил бы тебя убить меня задолго до того, как мы приблизились бы к этому городу, – без тени усмешки ответил Энтрери.

– Не сомневаюсь, – спокойно ответствовал Джарлакс, ничуть не задетый. – Ты там чужой, как мы чужие в Калимпорте.

– Тогда зачем пришли?

– Потому что Калимпорт – это твой город, а Мензоберранзан – мой, – ответил дроу с широкой улыбкой, словно теперь все должно было стать ясно как день.

Энтрери хотел расспросить его поподробнее, но потом откинулся на спинку стула и стал прикидывать. Джарлакс всегда был отщепенцем и всегда держал нос по ветру. Этот дроу, руководивший влиятельной бандой наемников Бреган Д'эрт, кажется, умел извлечь выгоду из любого положения. В Мензоберранзане правили женщины, жрицы Ллос, но при этом Джарлакс и члены его банды, почти все без исключения мужчины, имели очень высокое положение. Так зачем ему понадобилось разыскивать Энтрери и являться сюда, где, как он только что сам признал, темные эльфы чувствовали себя совершенно чужими?

– Ты хочешь, чтобы я был твоим подставным лицом, – догадался убийца.

– Боюсь, я не понимаю, что ты хочешь сказать, – ответил Джарлакс.

Теперь Энтрери ухмыльнулся, услышав откровенную ложь.

– Ты хочешь протянуть лапу Бреган Д'эрт до самой поверхности, в Калимпорт, но хорошо понимаешь, что с тобой и твоими соплеменниками не станут разговаривать даже обитатели сточных канав.

– Мы можем с помощью магии изменить наше обличье, – возразил дроу.

– А к чему лишняя морока, если у тебя есть Артемис Энтрери? – парировал убийца.

– А разве он у меня есть? – быстро спросил эльф.

Энтрери секунду подумал, потом пожал плечами.

– Я предлагаю тебе защиту от врагов, – сказал Джарлакс. – Даже более того, я дам тебе власть над твоими врагами. Обладая некоторыми знаниями и своим мастерством, а также тайной поддержкой Бреган Д'эрт, ты вскоре станешь владыкой улиц Калимпорта

– И марионеткой в руках Джарлакса, – добавил Энтрери.

– Партнером Джарлакса, – поправил его наемник. – Марионетки мне не нужны. Вообще-то я считаю их только помехой. Преуспевают же партнеры, потому что каждый стремится работать лучше, чтобы достичь большего. Кроме того, разве мы не друзья, Артемис Энтрери?

Энтрери нарочито громко рассмеялся. Сочетание слов «Джарлакс» и «друг» было настолько диким, что напоминало старую уличную поговорку, смысл которой был в следующем: самые неприятные и угрожающие слова, которые может произнести калимшанский уличный торговец, – это «верь мне». Именно это Джарлакс сейчас Энтрери и сказал.

– Твои враги из гильдии Басадони скоро будут называть тебя пашой, – продолжал дроу.

Энтрери и бровью не повел.

– Даже правители города и всего Калимшана будут считаться с тобой, – сказал Джарлакс.

Энтрери молчал.

– Я хочу знать сейчас, прежде чем ты выйдешь из этой комнаты, принято ли мое предложение, – добавил Джарлакс ледяным тоном.

Энтрери прекрасно понял, что это значило. Или он согласится играть по правилам наемника, или его убьют.

– Партнеры, – вынужденно согласился Энтрери – Но направлять меч Бреган Д'эрт в Калимпорте буду я. Будешь наносить удар там и тогда, как решу я.

Джарлакс кивком выразил свое согласие. Затем он щелкнул пальцами, и в комнату вошел еще один темный эльф. Он встал рядом с Энтрери – видимо, должен был его сопровождать.

– Выспись как следует, – пожелал Джарлакс наемному убийце. – С завтрашнего дня начнется твое восхождение.

Энтрери ничего не ответил и вышел. После его ухода из-за занавеси вышел еще один дроу.

– Он не солгал, – заверил он Джарлакса на языке темных эльфов.

Хитрый наемник довольно улыбнулся. Хорошо иметь на службе такого полезного сотрудника, как Рай'ги Бондалек из Чед Насада Раньше он был верховным магом в этом городе дроу, однако после переворота стал изгнанником и нашел приют в Бреган Д'эрт. Джарлакс давно уже имел виды на Рай'ги, потому что этот дроу не только владел данной богами магией, но также хорошо разбирался в искусстве чародеев. Как повезло Бреган Д'эрт, что Рай'ги стал изгнанником!

Рай'ги, конечно, и понятия не имел, что Джарлакс сам приложил руку, чтобы переворот в Чед Насаде состоялся.

– Этого твоего Энтрери, похоже, не слишком прельщают сокровища, которые ты ему сулишь, – заметил Рай'ги. – Он, конечно, сделает как обещал, но без особого рвения.

Джарлакс ухмыльнулся, потому что ничего другого от Энтрери и не ожидал. За те месяцы, что наемный убийца жил в Мензоберранзане, глава банды хорошо изучил его. И знал его желания и мотивы, быть может, даже лучше, чем сам Артемис Энтрери.

– Одно сокровище я от него утаил, – сказал он. – Но пока что Артемис Энтрери сам еще не понимает, как страстно желает его. – Джарлакс сунул руку под полу плаща и достал амулет на серебряной цепочке. – Я забрал его у Кэтти-бри, – пояснил он. – Он связан с Дзиртом До'Урденом. Когда-то ее приемный отец, дворф Бренор Боевой Топор, получил его от леди Аластриэль, правительницы Серебристой Луны, чтобы разыскать этого дроу-скитальца.

– Тебе многое известно, – заметил Рай'ги.

– Благодаря этому я жив, – ответил Джарлакс.

– Но Кэтти-бри должна знать, что он пропал, – вмешался Киммуриэль Облодра. – Поэтому она и ее друзья наверняка уже что-нибудь предприняли, чтобы разорвать связь предмета и эльфа.

Джарлакс покачал головой.

– Тот медальон, что принадлежит Кэтти-бри, мы подложили ей в карман до того, как она покинула город. Этот – его копия, повторяющая и внешность, и магические возможности, его изготовил один колдун. Скорее всего женщина вернула оригинал Бренору Боевому Топору, а тот отдал его леди Аластриэль Думаю, она хотела бы получить его обратно или хотя бы забрать у Кэтти-бри, поскольку обе они, похоже, не устояли перед чарами бродяги Дзирта До'Урдена.

Оба его собеседника скривились, представив себе, что дроу может иметь какие-то чувства к не-дроу, одному из тех существ, которые в языке темных эльфов определялись словом «иблис» – «ничтожество».

Но Джарлакс, на которого красота Кэтти-бри тоже произвела впечатление, не стал их разубеждать.

– А если это копия, магия, заключенная в нем, так же сильна? – спросил Киммуриэль, делая ударение на слове «магия», словно ожидая объяснений, чем эта вещь может быть им полезна.

– Магические чары создают как бы связующие каналы, – объяснил Рай'ги Бондалек. – И я знаю, как можно расширить и усилить эти каналы.

– В молодости Рай'ги потратил много лет, совершенствуясь в своем деле, – добавил Джарлакс. – И его умение высвобождать древние силы старинных реликвий Чед Насада сыграло большое значение в его восхождении к должности верховного жреца. То же самое он может сделать и сейчас, даже усилить магию, сделав ее мощнее, чем в оригинале.

– Чтобы мы могли найти Дзирта До'Урдена, – сказал Киммуриэль.

Джарлакс кивнул:

– Разве можно придумать лучший подарок для Артемиса Энтрери?