Незримый мост

ГЛАВА СЕДЬМАЯ,

Саша Кустов напрасно тревожился о том, что не выполнил полученного приказания и не позвонил по телефону в Н…ск. Кузьминых было не до него, хотя он и не забыл, разумеется, о внучке Болдыревых. Не прошло и часа после отъезда Кустова в Фокино, как в отделение милиции поступило такое сообщение из городской поликлиники, что у старшего лейтенанта глаза полезли на лоб от удивления. Он поспешно оделся, отдал приказ дежурному встретить областное начальство, если оно прибудет до его возвращения, и чуть ли не бегом направился в поликлинику.

Никаких предположений или догадок в пути у него не возникало. События, одно поразительнее другого, следовавшие одно за другим в этот необычайный день, парализовали его способность вообще мыслить связно. Он и действовал не обдуманно, а просто в силу привычки. Случилось что-то, требующее его присутствия на месте происшествия, и он спешил туда, не думая ни о чем и не зная, что он будет там делать.

Если бы он мог рассуждать, как рассуждал обычно, то скорее всего остался бы в отделении, так как было очевидно, что точно так же, как и в случае с исчезновением Анечки и в других, произошедших сегодня, милиции делать было совершенно нечего. Это должны были хорошо понимать и те, кто вызвал его в поликлинику, но и они действовали, очевидно, по привычке. Случилось нечто выходящее из ряда обыденного, — значит, нужно сообщить в милицию!

Главный врач ожидал прихода Кузьминых в своем кабинете. Там же находился неизвестный старшему лейтенанту молодой человек — очень высокого роста, худощавый, со светлыми волнистыми волосами, чисто выбритый. Одет он был в новый с иголочки синий костюм.

— Познакомьтесь! — сказал главврач. — Это наш новый работник, доктор Фальк, прилетевший сегодня утром из Латвии. Кстати, у него есть к вам дело, товарищ Кузьминых.

— Дело мое может подождать. Не срочное! — Фальк говорил без акцента, но выговаривал слова очень замедленно.

— Мы попросили вас прийти потому, — нетерпеливо перебил его главврач, — что сами ничего не можем понять в том, что произошло.

— И думаете, что смогу я? Тогда расскажите подробно!

— Будет лучше, если вы увидите сами.

— Хорошо! — согласился Кузьминых. — Но почему вы не отправили капитана Аксенова домой?

— Мы собирались это сделать после того, как наложим давящую повязку. А для этого нужен рентгеновский снимок. Снимок был готов минут двадцать назад. У вашего начальника сломано два ребра.

— А потом вам помешало то, о чем вы сказали по телефону?

— Вот именно!

Доктор Фальк остался в кабинете. Идя по коридору, Кузьминых думал, что, как ни странно, он совсем спокоен и не чувствует ни малейшего волнения, хотя то, что его ожидает, более чем необычайное. Продолжительность возбуждения нервной системы имеет предел, а для него, старшего лейтенанта Кузьминых, таким, пределом явилась история с быком.

Возле одной из дверей, за которой, очевидно, и находился капитан Аксенов, толпилось человек шесть из персонала поликлиники.

Главный врач сказал недовольно:

— Праздное любопытство! Занимались бы лучше своим делом. Войдите! — обратился он к Кузьминых.

Старший лейтенанта перешагнул порог. За ним в палату вошли главный врач и медсестра.

Капитан, обнаженный по пояс, лежал на кушетке, обтянутой светло-серой клеенкой и покрытой белоснежной простыней. Было видно, как он равномерно и глубоко дышит, но дыхания не было слышно.

— Мы положили его сюда, — объяснила сестра, — чтобы он спокойно ждал, пока приготовят повязку. А теперь мы не можем…

— Постойте, — перебил ее главный врач, пристально всматриваясь в капитана. — Давно он так дышит?

— Как?

— А вы что, не видите? Разве может так глубоко дышать человек со сломанными ребрами?

— Я… Я не знаю. Как странно!

— Мне тоже показалось странным такое глубокое дыхание, заметил Кузьминых, — хоть я и не медик. Но, однако, я не вижу…

— Подойдите к больному! — сказал врач почему-то почти шепотом. — В том-то и дело, что мы тоже ничего не видим.

Старший лейтенант недоуменно пожал плечами. Между ними и кушеткой, на которой лежал Аксенов, не было ничего, и потому казалось, что подойти к больному ничего не стоит. Но Кузьминых помнил, ПОЧЕМУ его вызвали в поликлинику, и понимал, что слова врача не пустой звук. Именно на этом коротком, всего лишь метра в четыре, пути и ожидает его то неведомое, что заставляет этого пожилого и опытного хирурга так волноваться.

И все же он никак не мог ПОВЕРИТЬ…

Шаг… второй… третий… И вдруг старший лейтенант почувствовал, что четвертого шага он сделать не может. Что-то мягкое и упругое преградило ему путь. Казалось, что самый воздух внезапно сгустился перед ним и чуть заметно, но, несомненно, ОСТОРОЖНО толкнул назад.

Непреодолимое чувство протеста против какого бы то ни было насилия, свойственное характеру Кузьминых, заставило его сделать еще шаг вперед. И снова невидимая преграда остановила его. Снова ощутил он слабый, отчетливо воспринимаемый толчок назад. Не умом, а подсознанием он понял, что никакая сила не сможет преодолеть это “слабое” сопротивление. И дикая мысль, что перед ним не сгустившийся воздух и не завеса, а нечто обладающее разумом, сознательно не хотевшее причинять кому-либо вред, но запрещающее подходить к капитану Аксенову, сразу же превратилась в уверенность, что это так и есть.

С чувством страха Кузьминых отступил.

— Вот то-то и есть! — сказал главный врач.

Кузьминых справился с волнением. Против ожидания это удалось ему очень легко.

— Давно это появилось? — спросил он.

— Кто знает! Больного положили здесь после рентгена, минут сорок, сорок пять назад. А что к нему нельзя подойти, заметили минут за пять до моего к вам звонка. На часы я не посмотрел. Что же это такое, как вы думаете?

— Вопрос не по адресу. Подобные вещи вне компетенции органов милиции. Но я думаю, капитану Аксенову это не повредит. — “Скорее всего, пойдет на пользу”, — прибавил он мысленно, сам не зная, почему вдруг явилась такая странная мысль.

— Смотрите, он, кажется, просыпается, — сказал врач. Кузьминых обернулся и успел заметить, как снова закрылись глаза Аксенова. Капитан поднял руки, точно желая закинуть их за голову, сжал кисти и вдруг… сильно потянулся, резким движением расправив грудь. Даже человеку, ничего не смыслящему в медицине, стало бы ясно, что такое движение никак не вяжется со сломанными ребрами. Главврач ахнул.

— Что это значит? — спросил Кузьминых.

Аксенов повернул голову на звук его голоса. Увидев своего заместителя, он улыбнулся.

— Ну, вот меня и починили, — сказал он весело. — Можно встать, доктор?

— Кто вас “починил”? Почему вы думаете, что у вас все в порядке? — спросил главврач, подходя к Аксенову.

Видимо, он поступил так машинально и даже не заметил, что никакое препятствие не помешало ему это сделать. Но зато это сразу заметил Кузьминых.

“Неужели “этого” больше нет? — подумал старший лейтенант. — Куда же делась странная “завеса”, которая только что была здесь? Уж не потому ли она исчезла, что капитан проснулся и “завесы” больше не надо? Кому не надо?… Однако, — едва не сказал он громко, — мне сегодня приходят в голову совершенно дикие мысли!”

Он весь напрягся, делая шаг вперед. Но “завесы” действительно больше не было…

— Больно?

Пальцы врача осторожно ощупывали правый бок Аксенова. Но, очевидно, боль не появлялась, потому что капитан по-прежнему улыбался.

— У меня даже голова не болит, — сказал он.

— А почему вы думаете, что она должна болеть?

— От наркоза.

— Какого наркоза?

— Что-то я вас плохо понимаю, доктор, — сказал Аксенов. — Вы же чинили меня под наркозом, не правда ли? Иначе я бы не мог ничего не почувствовать. Разве не так?

— А сейчас вы что-нибудь чувствуете?

— Только одно — желание встать.

— Придется немного подождать. Сейчас сделаем вам повторный снимок.

— А это зачем?

Врач ничего не ответил и вышел. Почти тотчас же в палату вошла медсестра. Но Кузьминых успел прошептать на ухо капитану:

— Не было никакого наркоза. С вами ничего не делали. Вы просто заснули.

— Это странно! — сказал Аксенов. — Почему же я не чувствую боли при дыхании? Разве первый снимок ошибка?

“Вот, вот! — подумал Кузьминых. — Именно так и будут рассуждать все. И никто не поверит ни в какую “завесу”. Ошибка! И больше ничего!”

Он нисколько не сомневался в том, что капитан Аксенов уже здоров. Повторный снимок обязательно покажет, что перелома ребер нет. Но как и чем объяснить то, что зафиксировано на первом снимке? От фотодокумента не отмахнешься!…

— Помогите больному встать, — сказала медсестра.

— Я могу встать и сам. — С этими словами Аксенов легко поднялся на ноги.

Сестра укоризненно покачала головой.

Идя по коридору вслед за Аксеновым и сестрой, Кузьминых видел, что походка его начальника совсем не та, что была у него, когда он шел из своего кабинета к машине скорой помощи. Сомнения не было — капитан действительно здоров! В чем же тут дело?…

Этот же вопрос старший лейтенант задал и главному врачу. Тот удивленно посмотрел на него.

— О чем вы меня спрашиваете?

— О том и о другом.

— Относительно больного ничего сказать сейчас не могу. Подождем снимка. А относительно “другого”, позвольте повторить ваши же слова: вопрос не по адресу.

— Кого же спрашивать?

— Боюсь, что некого.

С минуту оба молчали.

— Не кажется ли вам, — сказал Кузьминых, — что все обстоятельства этого дела следует заактировать?

— Для чего? И для кого?

— Для тех, кто заинтересуется этим. Хотя вы и говорите, что спрашивать некого, думаю, что найдутся люди, которым наш акт может пригодиться.

— Кому это может пригодиться?

— Науке!

Снова молчание.

— Пишите акт, — сказал главврач. — И простите меня! Я совсем потерял голову. Разумеется, вы правы! Садитесь за мой стол.

Вошла медсестра и подала ему мокрый еще снимок.

— Милое дело! — сказал врач. — Посмотрите!

— Зачем мне смотреть? Я в этом все равно ничего не смыслю. Знаю, что капитан Аксенов здоров и перелома ребер у него нет. Больше нет!

— Что значит “больше нет”?

— Это значит, что перелом был, а теперь его нет. И именно потому мы с вами составляем акт.

— Фиксируем то, чего не понимаем?

— Да! И вряд ли поймем когда-нибудь.

— Тогда еще раз спрошу: кому же нужен наш акт?

— Науке! — повторил Кузьминых. — Но не медицине и не криминалистике. Впрочем, — прибавил он, — относительно медицины я, может быть, и не прав, судя по тому, что произошло с капитаном Аксеновым на наших глазах.

“А что же, собственно говоря, произошло на наших глазах? — тут же подумал он. — Ровно ничего! К капитану нельзя было подойти, потому что “нечто” мешало. Вот и все, что мы знаем. Правда, это “нечто” или “некто” вылечило его за то время, пока никто не мог подойти и помешать. Но чему помешать? Или, быть может, кому? Нет, лучше не пытаться найти разгадку! С ума можно сойти!”

— Давайте писать акт, — сказал он таким тоном, словно хотел успокоить себя и главного врача. — Что еще нам остается? Это тот редкий случай, когда думать вредно…

Сотрудники милиции не очень удивились, когда увидели своего начальника. Капитан выглядел как обычно, а на вопросы о самочувствии коротко отвечал: “Нормально!”, не вдаваясь в подробности.

Н…ск стоял на полпути между районным и областным центрами, поэтому ожидаемые машины прибыли почти одновременно. Из района приехали майор и капитан, а из области — подполковник и судебно-медицинский эксперт областного управления, психиатр по специальности. Его присутствие красноречиво свидетельствовало о возникших относительно Аксенова подозрениях.

— Ну что ж, давайте показывайте, что у вас здесь произошло, — сказал подполковник, и в тоне, каким была сказана эта фраза, отчетливо прозвучало: “если у вас действительно что-то произошло”.

“Ладно, дорогие товарищи, — подумал Кузьминых. — Хорошо смеется тот, кто смеется последним! Посмотрю я на вас через пару минут, там, в кабинете”.

Уходя в поликлинику, он запер дверь, чтобы никто не входил и ничего не трогал. Начальство должно было увидеть все в том виде, в каком он оставил, на случай, если захочет произвести следствие по всем правилам.

Кузьминых достал ключ и отпер дверь.

— Прошу вас! — сказал Аксенов.

Переступив порог, все остановились — гости от удивления, а хозяева в полной растерянности.

ТУШИ БЫКА В КАБИНЕТЕ НЕ БЫЛО!

— Так! — многозначительно сказал подполковник. — Этого следовало ожидать!

Капитан Аксенов протянул руку, указывая на что-то, лежавшее на полу.

Это были шесть кусочков свинца, в которых нетрудно было узнать слегка деформированные пистолетные пули. Они лежали на том самом месте, где упал СРАЖЕННЫЙ ИМИ симментальский бык, непостижимым образом исчезнувший из запертого кабинета.