Незваная гостья

Глава 2

Полтора года спустя

Опыт внетелесных переживаний у меня был три раза в жизни. Первый раз – когда родители сказали нам, что разводятся, бум, ни с того ни с сего и, насколько я могу судить, без уважительной причины.

Второй раз – когда папа объявил, что у него новая подружка по имени Криста, менеджер по продажам спортивной одежды, с которой он познакомился в баре.

А третий происходит прямо сейчас.

– Ты слышала? – доносится до меня встревоженный голос Бин. – Эффи? «Зеленые дубы» проданы.

– Да, – странно хриплым голосом отвечаю я. – Я тебя слышала.

Ощущение такое, что я парю высоко и смотрю вниз на саму себя. Я, в униформе официантки, прислонилась к передней стене дома номер 4 по Грейт-Гровнер-Плейс, Мейфэр, и, закрыв глаза, отворачиваюсь от яркого солнечного света.

Проданы. Проданы. «Зеленые дубы». Ушли на сторону.

Они уже год как были выставлены на продажу. Я почти поверила, что они вечно будут продаваться, надежно заныканные на онлайн-портале недвижимости Rightmove. И не уйдут на сторону.

– Эффи? Эфелант? Ты в порядке?

Голос Бин проникает в мои мысли, и я возвращаюсь к реальности. Я снова в своем теле. Стою на тротуаре, где мне вообще-то не место. Кейтеринг «Сальса Верде» не одобряет, когда обслуживающий персонал прерывается на телефонные разговоры. Или для похода в туалет. Вообще прерывается, с любыми целями.

– Да. Конечно! Конечно, я в порядке. – Я выпрямляю спину и резко выдыхаю. – Бог мой, это всего лишь дом. Ничего страшного.

– Это как посмотреть. Мы в нем выросли. Понятно, что это расстраивает.

Расстраивает? Кто сказал, что я расстроена?

– Бин, меня время поджимает, – быстро говорю я. – Я на работе. Дом продан, как ни крути. Пусть делают что хотят. Уверена, Криста уже подыскала себе в Португалии роскошную виллу со встроенным сейфом для своих побрякушек. Как, говоришь, она их называет – цацки?

Я сквозь эфир чувствую, как морщится Бин. Мы с ней по-разному смотрим на многие вещи – от бюстгальтеров на косточках до заварного крема, но прежде всего на тему Кристы. Бин считает ее милашкой. Ей бы быть дипломатом. Она ищет в Кристе хорошее. А я просто на нее смотрю.

Мой мозг автоматически вызывает образ папиной подружки: светлые волосы, белые зубы, искусственный загар, надоедливая такса. Когда мы только познакомились, я была поражена. Она оказалась такой молодой. Такой… другой. Я уже была сражена самим фактом того, что у папы есть подружка. А потом мы с ней познакомились.

Я пыталась проникнуться к ней симпатией. Или, по крайней мере, быть вежливой. Я в самом деле пыталась. Но это невозможно. Поэтому я, скажем так… пошла другим путем.

– Ты видела их сегодняшнюю фотку?

Я не могу отказать себе в удовольствии позлословить, и Бин вздыхает.

– Я уже говорила тебе, что не смотрю.

– А ты посмотри! – говорю я. – Потрясающая фотка, на которой папа и Криста в ванне с пеной держат бокалы шампанского. Хештег «сексзашестьдесят». Правда прелесть? Потому что я ломала себе голову, есть ли у папы секс, и теперь я это знаю наверняка. И это хорошо. Иметь подтверждение. Но ведь Кристе слегка за сорок? Ей ведь тоже полагается хештег. И да, он определенно снова побывал в солярии.

– Я не смотрю, – спокойным, решительным тоном повторяет Бин. – Но я разговаривала с Кристой. Судя по всему, планируется вечеринка.

– Вечеринка?

– Прощальная. Задумана с размахом – смокинги, кейтеринг и все дела.

– Смокинги? – Я не верю своим ушам. – И чья это идея – Кристы? – Я думала, она собирается раскошелиться на виллу, а не на пафосную вечеринку. – И когда это будет?

– В этом вся фишка, – говорит Бин. – По-видимому, вопрос вентилируется уже какое-то время, только папа молчал, чтобы не сорвалось. Так что у них все на мази. Переезд запланирован на среду, а вечеринка будет в субботу.

– На среду? – Я чувствую внезапное опустошение. – Но это же… Это…

Скоро. Слишком скоро.

Я снова закрываю глаза – новости рикошетят сквозь меня, отдаются во мне болезненными ударами и уколами. Мозг снова переносит меня в тот день, когда наш мир изменился навсегда. Мы сидели на кухне счастливые и разморенные, пили глинтвейн и знать не знали о том, какой бомбой нас вот-вот накроет.

Разумеется, оглядываясь назад, я вижу, что приметы были. Стиснутые руки Мими. Влажные глаза отца. Осторожные взгляды, которые они бросали друг на друга. Даже елка-доходяга сейчас представляется чем-то символичным.

Но ведь при виде тщедушной елки вам автоматически не приходит на ум: Погодите… что-то елка маловата… родители как пить дать разводятся! Я вообще ничего не подозревала. Все говорят: «Вы должны были о чем-то догадываться». Но я, честное слово, ни о чем не догадывалась.

Даже сейчас порой после пробуждения я переживаю блаженные мгновения, как вдруг, уух, все вспоминаю. Мими и папа развелись. Папа встречается с Кристой. Мими живет в квартире в Хаммерсмите. Прежняя жизнь закончилась.

Далее, конечно же, в голову начинают лезть катастрофические подробности моей собственной жизни. Мало того что родители расстались и наша семья почти распалась. Я веду нескончаемую войну с Кристой. Я больше не общаюсь с папой. Четыре месяца назад меня уволили. Жизнь повернулась ко мне задом. Я словно в тумане. Иногда у меня такое ощущение, словно кто-то умер, только поминок и цветов не было.

И после Доминика, который оказался насквозь двуличным, настоящего бойфренда у меня нет. (На самом деле, если считать «лицом» каждую девку, с которой он тайком чпокался, его можно назвать пятиличным, и я поверить не могу, что подписала за него все рождественские открытки, потому что он сказал, что у меня красивый почерк. Дура я наивная, вот кто.)

– Понимаю, все происходит быстрыми темпами, – извиняющимся тоном говорит Бин, как будто это ее вина. – Не знаю, что будет с мебелью, думаю, ее поставят на хранение до лучших времен. В любом случае я свои вещи заберу. Папа с Кристой пока намерены снимать жилье. Криста сказала, что сегодня разошлет приглашения по электронной почте, и вот… я хотела тебя предупредить.

Все происходит настолько стремительно, думаю я, что дух захватывает. Развод. Подружка. Продажа дома. А теперь еще вечеринка. Я пытаюсь представить, что это будет за вечеринка в «Зеленых дубах» без Мими в роли хозяйки, и не могу.

– Я вряд ли пойду, – с ходу говорю я.

– Не пойдешь? – встревоженно спрашивает Бин.

– Настроения нет, – как можно небрежнее говорю я. – И, кажется, вечер субботы у меня занят. Что ж, хорошо тебе повеселиться. Передай всем привет от меня.

– Эффи!

– Что? – говорю я, изображая непонимание.

– Я считаю, что тебе следует пойти. Это будет последняя вечеринка в «Зеленых дубах». Мы все там будем. Это наша возможность попрощаться с домом… почувствовать себя семьей…

– Это больше не наш дом, – без обиняков говорю я. – Криста все испортила своей «стильной» покраской. И мы больше не семья.

– Нет, семья! – потрясенно возражает Бин. – Конечно, мы семья! Как ты можешь такое говорить!

– Ладно, как скажешь.

Я мрачно смотрю себе под ноги. Что бы там Бин ни говорила, но это правда. Наша семья уничтожена. Разбилась вдребезги. И никому не под силу собрать нас вместе.

– Когда ты в последний раз разговаривала с папой?

– Не помню, – лгу я. – Он занят, я занята…

– Но ты с ним поговорила как следует? – обеспокоенно спрашивает Бин. – Вы во всем разобрались, после того…

После того вечера, когда я наорала на Кристу и в ярости выскочила из дома – это имеется в виду. Только она слишком тактична, чтобы так формулировать.

– Конечно, – снова лгу я, потому что не хочу, чтобы Бин огорчалась из-за наших с папой отношений.

– Я не могу до него дозвониться, – говорит она. – Все время отвечает Криста.

– Ага.

Я стараюсь, чтобы в моем голосе звучало как можно меньше заинтересованности, потому что единственный способ справиться с ситуацией с папой – это отстраниться от нее. Особенно это касается Бин, которая имеет манеру вносить разлад в мою душу именно тогда, когда я считаю, что все улеглось.

– Эффи, приходи на вечеринку, – снова подступает с уговорами она. – Не думай о Кристе. Подумай о нас.

Сестра такая рассудительная. Она способна взглянуть на ситуацию чужими глазами. В ее лексиконе выражения типа «с другой стороны», «твои доводы действительно веские» и «я понимаю, чем ты руководствуешься». Пожалуй, мне следует попробовать быть рассудительной, как она, в приступе самокритики думаю я. Или, по крайней мере, попробовать высказаться рассудительно.

Я закрываю глаза, делаю глубокий вдох и говорю:

– Я понимаю, чем ты руководствуешься, Бин. Твои доводы действительно веские. Я подумаю об этом.

– Вот и хорошо, – в голосе Бин слышится облегчение. – Потому что иначе «Зеленые дубы» исчезнут навсегда, и будет слишком поздно.

«Зеленые дубы» исчезнут навсегда.

Ладно, сейчас я не в состоянии обдумать эту мысль. Разговор пора заканчивать.

– Бин, мне пора, – говорю я. – Потому что я на работе. Временно тружусь на ответственном посту официантки. Потом поговорим. Пока.

Когда я пробираюсь обратно в огромную мраморную кухню, в ней стоит гул голосов обслуживающего персонала. Флорист выгружает цветы, повсюду большие ведра со льдом, парень, которого называют хаус-менеджером обсуждает сервировку с Дамианом, владельцем «Сальса Верде».

Организовывать такой большой шикарный ланч – это все равно что ставить спектакль, и я, наблюдая за работой поваров, чувствую себя более оптимистично. Мне просто нужно работать и состоять при деле. Да. Это и есть ответ.

Когда я лишилась работы по организации мероприятий, это было большое потрясение. (И дело не в том, что я косячила. Но даже если так, то, по крайней мере, косячила не я одна, потому что турнули весь отдел.) Но я изо всех сил стараюсь быть позитивной. Каждый день я нахожу новые вакансии, а работа официанткой поддерживает меня в финансовом плане. Никогда не знаешь, какой вариант выстрелит. Может быть, «Сальса Верде» станет моим спасательным кругом, думаю я, оглядываясь по сторонам. Может быть, так я снова вернусь к организации мероприятий. Кто знает, что может случиться?

Поток моих мыслей останавливается, когда я замечаю, что флорист, приятного вида седовласая дама, явно зашла в тупик. Заметив мой взгляд, она тут же говорит:

– Будь добра, помоги, а? Перенеси это в холл, пожалуйста. – Она мотает головой в сторону огромной композиции из белых роз на металлической подставке. – Мне нужно спасать пионы, а это загромождает место.

– Конечно, – говорю я и берусь за подставку.

– И зачем тебе это? – говорит Эллиот, один из поваров, когда я волоку композицию мимо него, и я ухмыляюсь в ответ. Он высокий и загорелый, с голубыми глазами и спортивной фигурой. Мы уже немного болтали раньше, и я на глаз прикинула его бицепсы.

– Я знаю, что ты любишь белые розы, – с кокетливой улыбкой отвечаю я.

Может, достать ему один цветок или это будет слишком?

Да. Слишком. А еще – кража.

– Эй, ты в порядке? – чуть тише спрашивает он. – Я видел тебя на улице, и ты казалась напряженной.

У него такое открытое лицо, такая искренняя озабоченность в глазах, что я сразу проникаюсь к нему доверием. Слегка.

– О, я в порядке, спасибо. Я только что узнала, что наш семейный дом продан. Мои родители расстались полтора года назад, – поясняю я, потому что у него непонимающий вид. – То есть я пережила это. Очевидно. Но тем не менее.

– Понимаю, – сочувственно кивает он. – Обидно.

– Да, – киваю в ответ я, испытывая признательность за понимание. – Вот именно! Обидно. Вопрос – почему? Потому что все это случилось как снег на голову. У нас была счастливая семья, понимаешь? Все говорили: «Вау! Посмотрите на Талботов! Вот счастливые люди! В чем их секрет?» И вдруг мои родители заявляют: «Знаете что, детки, мы расстаемся». Оказывается, в этом был их секрет. И я до сих пор… ну, ты знаешь. Не понимаю, – тише договариваю я.

– Ясно. Это… – Эллиот, похоже, сбит в толку. – Хотя хорошо, что они дождались, пока вы выросли, верно?

Все так говорят. И на это бессмысленно возражать. Какой смысл говорить: Ну как вы не понимаете? Сейчас я оглядываюсь на свое детство и задаюсь вопросом, а вдруг все это было ненастоящим?

– Ты прав! – Откуда-то вдруг у меня появляется бодрый тон. – Нет худа без добра. А твои родители все еще вместе?

– Да вообще-то.

– Здорово, – радостно улыбаюсь я. – Действительно здорово. Трогательно. Но все может закончиться, – добавляю я, потому что лучше ему быть начеку.

– Верно. – Эллиот мнется. – Я имею в виду, что у них, кажется, все прочно…

– У них все кажется прочным, – торжествующе говорю я, потому что он сам ухватил суть проблемы. – Именно! У них все кажется прочным. И вдруг – бабах! Они разъезжаются, и у папы новая подружка по имени Криста. На случай если такое случится, я рядом.

Заранее сочувствуя, я похлопываю его по руке.

– Спасибо, – говорит Эллиот несколько странным голосом. – Я учту.

– Нет проблем. – Я снова одариваю его самой теплой улыбкой. – Пойду отнесу цветы.

Транспортируя цветочную композицию вверх по лестнице в холл, я ощущаю внутри легкое тепло. Он славный! И, кажется, проявляет интерес. Приглашу-ка я его выпить. Как бы невзначай. Но в то же время обозначу свои намерения. Какую формулировку используют в объявлениях о знакомстве? Для приятного времяпрепровождения и более.

О, привет, Эллиот, я тут подумала, может, сходим в паб для приятного времяпрепровождения и более?

Нет. Вообще не катит.

В любом случае, когда я возвращаюсь на кухню, сразу становится ясно, что момент не тот. Запарка больше обычного, и уровень стресса за время моего отсутствия стал на порядок выше. Дамиан ругается с хаус-менеджером, а Эллиот пытается вставлять комментарии, одновременно выдавливая сливки на шоколадный десерт. Я восхищаюсь его мужеством. Дамиан даже в хорошем настроении внушает трепет, чего уж говорить, когда он в ярости. (Рассказывают, что один повар спрятался в холодильнике, лишь бы не столкнуться с Дамианом, хотя это, конечно, неправда.)

– Эй, ты! – рявкает другой повар, стоящий у огромной кастрюли с гороховым супом. – Помешай-ка минутку.

Он передает мне деревянную ложку и присоединяется к дискуссии.

Я нервно смотрю на бледно-зеленую жидкость. Суп – выше моей компетенции. Надеюсь, я не накосячу. Хотя как можно испортить суп помешиванием? Никак. Конечно, я справлюсь.

Я кругами вожу ложкой, и тут пищит телефон. Я неловко вытаскиваю его из кармана, а другой рукой продолжаю мешать. Это сообщение от Мими – как только я вижу ее имя, у меня в ушах сразу звучит ее певучий ирландский акцент. Я открываю сообщение и читаю:

Я нажимаю на прикрепленное фото, и тут же на меня обрушиваются воспоминания. Это мой шестой день рождения, и Мими превратила весь дом в цирк. В огромной гостиной со сводчатым потолком она поставила шатер, надула миллион воздушных шаров и даже научилась жонглировать.

На фото я в балетной пачке стою на старой лошадке-качалке. Хвостики у меня на голове растрепались, и я выгляжу самой счастливой шестилеткой в мире. Папа и Мими стоят по обе стороны от меня, держат за руки и улыбаются друг другу. Двое любящих родителей.

Я сглатываю ком в горле и увеличиваю масштаб, по очереди вглядываясь в их молодые оживленные лица, точно я детектив, ищущий улики. Лицо Мими, обращенное к папе, сияет улыбкой. Он так же нежно улыбается ей. Я смотрю на снимок, и живот будто сводит тисками. Что пошло не так? Они были счастливы, они были…

– Эй!

Чей-то голос врывается в мои мысли. Громкий, сердитый. Я вскидываю голову, вижу, что на меня надвигается Дамиан, и сердце уходит в пятки. Нет. Не-ет. Вот фигня. Я бросаю телефон на рабочий стол и принимаюсь энергично мешать суп, надеясь, что его «Эй!» было адресовано кому-то другому, но он внезапно оказывается в шаге от меня и буровит сердитым взглядом.

– Ты, как тебя там. Что с лицом? У тебя лихорадка?

В замешательстве я подношу руку к лицу. Оно мокрое. Почему оно мокрое?

– Погоди-ка. – Он подходит ближе, в ужасе глядя на меня. – Ты ревешь?

– Нет! – Я поспешно вытираю лицо и изображаю бодрую улыбку. – Господи, нет! Конечно, нет!

– Хорошо, – его голос звучит зловеще вежливо. – Потому что если ты…

– Нет! – с излишней горячностью говорю я, и в этот самый момент огромная капля шлепается на зеленую поверхность супа. От ужаса в животе возникает спазм. Откуда она взялась?

– Ты ревешь! – взрывается он. – В этом долбаном супе твои долбаные слезы!

– Нет! – отчаянно говорю я, и тут еще одна слеза шмякается в кастрюлю. – Я в порядке!

У меня вырывается всхлип, и, к моему ужасу, в суп отправляется очередная огромная капля.

О боже, кто бы мог подумать, что все это – из моих глаз?

Дрожа, я поднимаю голову, наталкиваюсь на взгляд Дамиана, и тут меня начинает колотить по полной программе. Судя по наступившей тишине, все на кухне смотрят на нас.

– Вон! – вырывается у него. – Вон! Чтобы духу твоего здесь не было!

– Вон? – с запинкой переспрашиваю я.

– Слезы в долбаном супе. – Он с отвращением мотает головой. – Убирайся!

Я сглатываю несколько раз, прикидывая, существует ли способ исправить ситуацию, и прихожу к мысли, что его нет.

– За работу! – неожиданно орет Дамиан остальным, и на кухне снова начинается лихорадочная активность.

Я в легкой прострации снимаю фартук и направляюсь к двери, а все старательно избегают моего взгляда.

– Пока, – бормочу я. – Всем пока.

Проходя мимо Эллиота, я хочу затормозить, но сейчас я слишком потрясена, чтобы беззаботным тоном озвучить приглашение.

– Пока, – говорю я, обращаясь к полу.

– Погоди минутку, Эффи, – низким голосом говорит он. – Я сейчас.

Пока он моет и вытирает руки, а потом подходит ко мне, в моей душе разгорается пламя надежды. Вдруг он пригласит меня на свидание, мы полюбим друг друга и это будет наша прелестная история о том, как все начиналось…

– Да? – говорю я, когда он подходит.

– Просто я хотел спросить тебя кое о чем, пока ты не ушла, – говорит он тише. – Ты с кем-нибудь встречаешься?

О боже! Это происходит!

– Нет, – как можно небрежнее говорю я. – Нет, я ни с кем не встречаюсь.

– А надо бы. – Он окидывает меня сочувственным взглядом. – Потому что мне кажется, что на самом деле ты еще не пережила развод своих родителей.