Ничьи дети

1

Сирена.

Ошалело продирая глаза, они сыплются со своих трехъярусных коек, суют ноги в башмаки, на ходу напяливают хаки — одинаковые здоровенные парни, похожие друг на друга пустотой взгляда, тупым равнодушием лиц, одинаково вышколенные и покорные, одинаково стриженные под машинку.

Они стоят в строю. И как монотонный стук барабана — капрал выкрикивает их имена.

— Айз! — кричит капрал, и Айз делает шаг вперед и шаг назад.

— Найс!

— Хэт!

— Кэт!

— Дэй!

— Грей!

— Дэк!

— Стек!

— Дог!

— Виг!

Это каждый день, и так было всегда. Вся жизнь каждого из них — в этом. Что было до этого, никто не помнит. Все, что они помнят, началось с этого.

Их мысли коротки и односложны, как их имена. Их действия доведены до автоматизма. Айз машинально проглатывает у стойки что-то жесткое и безвкусное, что называют бифштекс, и выпивает кружку чего-то теплого, сладковатого, что называют кофе. Айз достаточно умен, он понимает, что кормят их не для того, чтобы доставить удовольствие; пища поддерживает силу, а сила нужна на полосе. Главное в их жизни — полоса.

Капрал выстраивает их лицом в поле. Перед каждым — своя полоса. Десять одинаковых полос. У каждого по ножу и правой руке. Десять коротких сверкающих клинков. Далеко, в конце полосы, так же, лицом в поле, стоят враги. Десять врагов. Для каждого — свой враг.

— Марш! — кричит капрал.

Айз бросается вперед. Все препятствия, которыми до отказа напичкана, полоса, нужно преодолеть за считанные минуты. Перемахнуть забор. Перепрыгнуть через канаву. Переплыть канал, зажав нож в зубах. Вскарабкаться на трехэтажную стену, подтягиваясь на карнизах, скользя и теряя опору Как обезьяна, взметнуться по канату и вместе с ним перелететь через яму. Ползти, ползти, ползти под колючей проволокой, не обращая внимания на шипы, вонзающиеся в спину. Стремглав промчаться по шатающемуся бревну — и ухитриться не потерять равновесия, не упасть. Только бы не упасть!

Все. Вот он наконец враг!

Айз уже понял, что это не настоящий враг, это брезентовое чучело, набитое пенькой; другие еще не поняли; но все равно, быстрее, быстрее кромсать жесткий прорезиненный брезент, резать, рвать ногтями, потрошить тугую пеньку; нет сил — зубами, но скорее, скорее добраться до красного мешочка величиной с кулак; он всегда в левом боку врага, этот желанный мешочек; и тем же путем, преодолевая те же препятствия, — назад, к капралу, быстрее, быстрее!

Они подбегают по одному, усталые, запыхавшиеся, довольные, руки по локоть и лица в красной краске, в правой руке нож, в левой — красный мешочек величиной с кулак, и каждый протягивает свой мешочек капралу — Айз, Найс, Хэт, Кэт, Дэй, Грей, Дэк, Стек, Дог, Биг.

Они толпятся вокруг капрала, в их взглядах появляется заинтересованность, на лицах — нетерпеливое ожидание: сейчас они будут получать жетоны. Тот, кто пришел первым, получит три желтых металлических кружочка, второй — два, третий — один. Остальные не получат ничего.

Они прекрасно умеют считать и знают свою выгоду. Жетон — все в их жизни, и они на все готовы ради жетона. Потому что за пять жетонов автомат в казарме выдает по вечерам стакан жгущей к веселящей жидкости, которую называют виски, а за десять жетонов, спущенных в прорезь двери дома, что ближе к Стене, автомат пропускает в клетушку, где ждет женщина.

Айз пришел третьим. Иной был бы рад, да он и сам радовался бы в другой раз, потому что не так-то просто отличиться среди десятка ребят, имеющих абсолютно равные шансы. Но сегодня он надеялся заработать два жетона — восемь у него уже было; а за девять дверь не открывается, некоторые недоумки попались на этом, теперь знают все; но раз не вышло, значит, не вышло, значит, надо ждать завтрашнего дня и постараться; конечно, лучше всего сначала выпить стакан виски, но для этого нужно десять да еще пять жетонов, целый капитал; столько почти никто не мог накопить, терпения не хватало.

Айз исподлобья глянул на Бига; Биг самый сильный в их десятке, зато самый тупой; Айз ловчее его, хитрее, проворнее. Но сегодня Биг пришел первым и получил три жетона; зачем они ему сегодня, все равно на три жетона ничего не получишь, а в запасе у Бига нет, это точно. Конечно, можно попросить у него один жетон; пока Биг накопит девять, Айз непременно вернет; но об этом и речь заводить не стоит, никто не даст, Айз уже пробовал объяснить им, не поняли, слишком сложно, да он и сам-то едва допетрил…

Они лежали на песке, отдыхали, кто дремал, кто бессмысленно уставился в небо, кто ковырял в носу, когда капрал крикнул:

— Строиться!

Мгновение — и они в строю.

— Сегодня вам будет проверка. Живой враг. Называется — собака. Враг, который кусает зубами. Премии повышены. Первый получает десять жетонов, второй — девять, третий — восемь и так далее. Последний — один жетон. Премии получают все. Ясно?

Это было что-то новое. Десять стриженых голов задумались, шевеля губами; подсчитывали, сколько получит четвертый, шестой, девятый; складывали с тем, что припрятано в специальных кармашках.

Капрал повел их серой улицей куда-то по направлению к Стене, мимо других таких же казарм, других полос, других улиц. Городок был достаточно велик; высокая бетонная Стена то исчезала за серыми прямоугольниками казарм, то вновь появлялась в просвете улицы. Они пришли во двор с десятью совсем особенными полосами. Десять коридоров из проволочной сетки, десять дверей за спиной, а впереди, на цепях, десять откормленных псов — налитые кровью глаза, вздыбленная шерсть, клокочущие, оскаленные клыками пасти.

— Внимание! Марш!

Двадцать врагов устремляются друг на друга; двадцать рычащих глоток; сорок налитых кровью глаз.

Айз хватает своего врага за шею — душить; комок пружинящих мускулов под рукой — вырвался, отскочил, сам нападает; пожалуй, это посложнее, чем брезентовое чучело; надо зажать пасть, капрал говорил, он кусается зубами; что такое — как огнем ожгло руку? — плевать; скорее, скорее, душить, резать, рвать ногтями еще горячее, извивающееся, хрипящее тело, ломать кости, разрывать сухожилия; где же тот мешочек величиной с кулак? — ага, вот он!

— Айз — десять жетонов. Биг…

Сколько получит Биг — не его дело. Он весь в красном, другие тоже; из раны в руке хлещет кровь. Появляется человек в белом халате, его называют доктор, он промывает и перевязывает рану; рана — пустяк, главное, теперь у него десять да еще девять жетонов, целое богатство, еще никогда не было так много.

Вечер. В казарме праздник. На стакан того, что называют виски, есть сегодня у всех. Айз тоже опрокидывает стаканчик, становится тепло, весело, беззаботно, но он помнит главное, что сверлит его мозг давно, он никогда не забывает об этом; не забыть бы об этом и сегодня.

Он отсчитывает десять жетонов и бережно, один за другим, опускает в прорезь двери; дверь открывается. В полутемной клетушке — девушка в короткой юбочке и куртке цвета хаки; у нее длинные льющиеся на плечи волосы; какая радость — эти волосы, нежные, щекочущие, шелковистые, их можно перебирать без конца и вспоминать что-то, чего никогда не было; она совсем молоденькая, моложе Айза, но глаза безразличные.

— Меня зовут Айз, — говорит он неуверенно. — А тебя?

— Шпринг.

— Шпринг, — повторяет он, касаясь ее волос. — Шпринг, весна…

— Скажи, Шпринг, ты не знаешь… никто не знает у вас, в женском корпусе, кто мы? Откуда мы?

Он всегда спрашивает об этом здесь; он задает эти же вопросы парням из других казарм; иные смеются над ним, иные задумываются, и лишь совсем немногие высказывают свои предположения; но при следующей встрече и те, и другие, и третьи смотрят осмысленнее, во взгляде пробивается интерес, и они уже сами спрашивают: «А правда, кто мы? Как ты думаешь, кто мы?» Ответов множество, и все разные; у Айза скопилась уже приличная коллекция крошечных фактов и самых невероятных догадок, он лелеет их, перебирает, классифицирует, хранит как зеницу ока, но настоящего ответа пока нет.

Не будет его и сегодня. Девушку не интересуют высокие материи, ее зеленые глаза наивны и лукавы, а рот смеется — полный белых зубов рот.

— Разве ты потратил свои десять жетонов, чтобы вести со мной умные разговоры?

Не знает! И эта не знает! А говорили, у них, в женских казармах, жизнь вольготнее. Но неужели никто не знает?

Она обнимает его голову, прижимает к груди, нежные волосы щекочут лицо, и ему представляется, что он маленький-маленький, совсем крошечный; как будто бы это называется — младенец; ему кажется — когда-то, давным-давно, это уже было с ним…

— Шпринг…

— Айз…

Ее волосы — теплый душистый дождь; ее руки — порывы ветра; ее глаза — зелень, омытая дождем после долгого зноя.

— Шпринг, весна… Ты никогда не задумывалась, что там, за Стеной?

— Там нет ничего.

— Я знаю одного парня, он залезал починять антенну главного корпуса; он говорит, за Стеной — лужайка, белые домики под красными крышами и синяя-синяя речка, а по ее берегам растут цветы: оранжевые, бирюзовые, сиреневые, желтые, розовые, фиолетовые…

Она недоверчиво улыбается.

— Это сказка, Айз. Мир не может быть таким ярким. Мир серый. А что такое цветы?

— Цветы? Ну, это — это самое прекрасное, что есть на свете. Когда-нибудь я принесу тебе столько цветов, сколько смогу поднять.

— Спасибо. Уже сейчас спасибо. Ты добрый. А ты-то знаешь, кто мы?

— Пока не знаю. Но узнаю обязательно. Пусть ради этого придется опрокинуть Стену!

— Опрокинуть Стену?! Возьми меня с собой — опрокидывать Стену!

Ему пора уходить; она удерживает его робкой, неумелой рукой; ей интересно, впервые в жизни интересно.

— Ты странный, Айз. Никогда таких не встречала. Мне хорошо с тобой. А ты придешь еще?

— Я приду. Но мы не встретимся больше, Шпринг. Здесь никто не может встретиться дважды. На ее лицо набегает тучка, дождем наливаются глаза.

— Я хочу, чтобы ты пришел еще, Айз. Чтобы ты пришел завтра! Чтобы ты не уходил никогда!

Все, отбой.

— Я приду за тобой, обязательно приду! А пока прощай, Шпринг, прощай, весна!

Теплыми дождевыми струями льются ее волосы; ее голос — задохнувшийся порыв ветра:

— Нет, нет, нет, нет, нет…

…Казарма. Пьяный Биг сидит на койке Найса, сразу видно, принял две порции, глаза помутнели.

— Мы — высшая каста! — кричит Биг. — Мы призваны стать владыками мира!

— Знаю, знаю, — бормочет Найс. — Но кто мы? Люди или не люди?

— Мы не просто люди, мы — сверхчеловеки!

Биг — порядочная дубина; крепко же вколотили в его башку эту чушь о сверхчеловеках. Но Айз — и многие другие тоже — не верят капралам, смеются над этой чушью; зато их постоянно мучает вопрос: кто они? А Бига ничего не мучает, Биг все знает.

Как-то доктор, перевязывая Айзу рассаженную о колючую проволоку ногу, спросил:

— Больно?

Айз пожал плечами; он не понимал, что такое больно; они все не знали боли.

— Бедные роботы, — пробормотал доктор, и шрам, рассекший его лицо от уха к подбородку, болезненно перекосился.

— Доктор, — осмелился Айз, — что называют роботом?

— Робот — это живая машина. Автомат, который может думать, но ничего не чувствует, — неохотно ответил доктор.

— А мы?

— Но, но! — озираясь, прикрикнул доктор. — Ты стал слишком много рассуждать! Разве забыл? Вы — сверхчеловеки, призванные стать владыками мира.

Кто же они? Если действительно только машины, тогда почему он так тоскует по правде? Почему эти проклятые вопросы не дают ему жить? И почему, расставаясь, кричала Шпринг: «Нет, нет, нет»? Может, их скупили младенцами у бедных родителей? Но тогда почему они так похожи друг на друга? И почему никто из них не помнит детства? Может, у них специально каким-то образом убили память? Отняли прошлое? Так кто же они, черт возьми?!

— Мы — нация господ! — пьяно орал Биг. — Мы — цвет мира!

Айз дал ему разок по шее.

— Заткнись, господин мира. Мы просто механические люди. Мы ничем не отличаемся от автомата для выдачи виски. Только он лучше нас, его работа — веселить людей, а наша работа — убивать.

Биг заморгал белесыми ресницами. Длинный Стек иронически хмыкнул. А Найс захныкал:

— Мы сироты. Мы бедные сироты. У нас нет мамы и папы. Мы ничьи дети…

По лицу Найса катились слезы.

«Роботы не стали бы плакать, — отметил Айз. — Роботы лишены чувств. Значит, мы все-таки не роботы. Но кто мы? Кто мы?!»

Он быстро уснул. Всю ночь мерещилась ему Шпринг, ее шелковистые волосы, ее ласковые руки. Она плакала у него на плече и шептала:

— Мы — ничьи дети… Ничьи дети… Но как же так — разве могут быть ничьи дети?

Он гладил ее волосы, и успокаивал, и уговаривал, но она все плакала. И тогда они вдвоем полезли на антенну главного корпуса — он хотел показать ей, что такое цветы. Они уже залезли высоко, очень высоко, еще чуть — и она увидит, как ярок мир за Стеной…

Сирена.

Ошалело продирая глаза, они сыплются со своих коек — Айз, Найс, Хэт, Кэт, Дэй, Грей, Дэк, Стек, Дог, Биг.