Никогда не сдаваться! Лучшие речи Черчилля

В 1895 году в возрасте 46 лет умер лорд Рэндольф Черчилль. Получив известие о смерти отца, Уинстон твердо решил при первой же возможности уйти в отставку с военной службы и посвятить себя политике, дабы поддержать семейную традицию. Отец всегда был для Уинстона кумиром, несмотря на то, что они часто не ладили, потому что сэр Рэндольф вообще не слишком жаловал собственного сына.

После того, как во время Англо-бурской войны в Южной Африке Черчилль-младший сначала попал в плен к бурам (это случилось в ноябре 1899 года), а затем совершил дерзкий побег, его имя долгое время не сходило с первых страниц газет. Это дало молодому человеку возможность при почти полном отсутствии денег начать политическую карьеру: в октябре 1900 года жители города Олдем в графстве Ланкашир избрали 25-летнего Черчилля в парламент, членом которого он оставался с одним-единственным незначительным перерывом, при шести монархах, вплоть до октября 1964 года.

В скором времени Черчилль понял, что расходится во взглядах со многими коллегами по Консервативной партии, особенно в отношении протекционизма, ярым противником которого он всегда был. В мае 1904 года он отмежевался от консерваторов, присоединившись к находившимся в оппозиции либералам. Его переход в другую партию оказался очень своевременным: не прошло и двух лет, как консерваторы потерпели сокрушительное поражение на выборах. В новом либеральном правительстве во главе с Гербертом Асквитом Черчиллю предложили пост заместителя министра по делам колоний. Это назначение положило начало его стремительному взлету к вершинам британской политики: став министром торговли в 1908 году, уже в 1910 году он возглавил министерство внутренних дел, а еще через год получил пост первого лорда адмиралтейства. На этой должности ему пришлось заниматься подготовкой британского флота к войне с Германией.

Первая политическая речь: «Пересохшая сточная канава радикализма» 26 июля 1897 года

Клавертон-Даун, Бат

Первое публичное выступление молодого Уинстона, 25-летнего офицера одного из британских полков, дислоцированных в Индии, состоялось по прибытии на родину в отпуск. Бравого вояку пригласили на благотворительный вечер, который проводила Лига подснежника (организация, созданная в память о Бенджамине Дизраэли) в особняке, где сейчас находится Американский музей. Уже в самой первой, тщательно составленной, отрепетированной и выученной наизусть речи проявилось столь свойственное Черчиллю обостренное чувство социальной справедливости: еще на заре своей политической карьеры он знал, насколько тяжелы условия жизни и труда большинства британцев, и не боялся поднимать столь болезненные для общества темы. В книге мемуаров «Мои ранние годы» Черчилль так описывает обстоятельства своего первого выступления:

Да, порой парламент нелегко расшевелить, но заседают там отнюдь не бездельники! (Одобрительные возгласы.) Нынче парламентариям предстоит принять решение, имеющее чрезвычайно большое значение для рабочего люда нашей страны. (Аплодисменты.) Я тешу себя надеждой, что желание неопытного юнца (каким наверняка кажусь вам я) высказаться на столь серьезную тему не покажется вам верхом самонадеянности и вы проявите должную снисходительность к упрямому энтузиазму молодости. (Одобрительные возгласы и смех.) Это решение, если оно будет принято, гарантирует рабочим, занятым в опасных отраслях промышленности, защиту от нищеты и голода в случае травм на производстве. (Одобрительные возгласы.) Радикалы назвали предложенный ими законопроект «Биллем об ответственности работодателей», но им не удалось добиться его принятия. Тори, как известно, с такими делами обычно справляются гораздо лучше. (Одобрительные возгласы.) Мы дали этому законопроекту куда более точное название: «Законопроект о компенсационных выплатах рабочим». (Смех и одобрительные возгласы.) Этот законопроект предусматривает кардинальные преобразования в сфере трудовых отношений. Он поможет людям справиться с тяжелейшими бедами, которые нам с вами даже представить трудно, – всю правду о них знают лишь те, кто пережил их сам. (Аплодисменты.) По статистике, ежегодно в нашей стране 6000 человек погибают на производстве, а еще 250 000 – получают травмы различной степени тяжести. Масштабы трагедии поистине ужасают: ни одно даже самое кровопролитное сражение за всю историю человечества не становилось причиной такого колоссального количества жертв. (Одобрительные возгласы.) При этом я вовсе не берусь утверждать, будто все работодатели – злодеи и никто из них никогда не проявлял участия и доброты по отношению к своим работникам, однако предлагаемая нами мера призвана придать зыбучим пескам добровольной благотворительности гранитную твердость закона. (Одобрительные восклицания.) Пока компенсации предусматриваются лишь для тех, кто занят в опасном производстве. Радикалы, которые всегда недовольны предложениями либералов, но приобретают склонность к либерализму, как только речь заходит о чужих деньгах (смех), задаются вопросом, почему бы не распространить действие этого закона вообще на всех. Подобные скоропалительные популистские решения вполне в духе радикалов. Их тактика напоминает мне историю о человеке, который, узнав о пользе проветривания, выбил все окна в собственном доме и вскоре умер от ревматизма. (Смех и аплодисменты.) Консерваторы обычно действуют несколько по-другому. Политика консерваторов намного осторожнее – прежде чем соваться в воду, они считают нужным узнать, где брод, а если такового нет, то вовсе предпочитают остаться на берегу. (Смех.) Тише едешь – дальше будешь, как говорится. (Одобрительные возгласы.) Однако этот законопроект мог бы стать подлинным символом прогресса в законотворческой деятельности тори, доказав тысячам наших соотечественников, занятых в различных отраслях промышленности, что консерваторы хотят им помочь и имеют для этого все необходимые полномочия (одобрительные возгласы) и что от поднимающейся волны консервативной демократии можно ожидать гораздо большего, чем от пересохшей сточной канавы радикализма… (Смех и одобрительные восклицания.)

В этот юбилейный для Британской империи год нет недостатка в тех, кто утверждает, что наше отечество достигло пика славы и могущества и вскоре начнет приходить в упадок, подобно Вавилону, Карфагену или Риму. Не верьте лжепророкам! Отриньте их мрачные предсказания! Докажите на деле, что наша нация полна сил и жизненной энергии, что англичане твердо намерены сохранить империю, унаследованную от отцов (одобрительные восклицания), что британский флаг все так же гордо реет над нашими кораблями, что к нам по-прежнему прислушиваются европейские соседи, а наш монарх искренне любим всеми своими подданными. Только тогда мы сможем продолжать следовать тем курсом, который предначертан нам свыше, и только тогда мы сможем выполнить свою миссию, став гарантом мира, законности и порядка и подарив все эти блага цивилизации множеству разных народов, населяющих самые удаленные уголки Земли. (Громкие одобрительные восклицания.)

«Побег!» 23 декабря 1899 года

Здание муниципалитета города Дурбан, провинция Наталь, Южная Африка

Отправившись в Южную Африку в качестве корреспондента газеты «Лондон Морнинг Пост», Черчилль должен был освещать для этого издания события Англо-бурской войны. Однако 15 ноября 1899 года во время стычки англичан с повстанцами, которая вошла в историю как «инцидент с бронепоездом», Черчилль оказался в плену у буров (выходцев из Голландии, поселившихся в Южной Африке). Свой 25-й день рождения он провел за колючей проволокой в лагере для военнопленных в Претории, замышляя побег. В ночь с 12 на 13 декабря он бежал из плена и 10 дней спасался от преследователей (ему пришлось провести несколько суток в кишащей крысами угольной шахте, где его укрыл англичанин, руководивший отрядом горнорабочих). После долгих странствий Черчиллю удалось добраться до Португальской Восточной Африки – там он наконец обрел свободу. Более подробное описание обстоятельств пленения и побега читатель может найти в мемуарах Черчилля «Мои ранние годы».

Затем наш герой отправился на корабле в Дурбан, где его ждал радушный прием британских поселенцев. В книге «Мои ранние годы» Черчилль так описывает обстоятельства своего прибытия в этот город:

Бегство из плена на время сделало Черчилля национальным героем, обеспечив ему известность, которая заложила прочную основу для столь желанной карьеры в политике.

Нынче не время произносить длинные речи. Все слова давно сказаны, пора действовать! Мы ведем войну, и ее исход далеко не очевиден. Но за нами – великая империя, которую поддерживают многочисленные колонии, верные нашему правительству, и мы должны довести начатое до победного конца, чтобы старый добрый «Юнион Джек» стал вновь развеваться над Южной Африкой, знаменуя наступление эпохи мира, свободы, равенства и порядка. Я еще раз благодарю вас за теплый прием. Думаю, любой англичанин, искренне преданный своей родине, испытал бы столь же глубокое чувство благодарности по отношению к верным и преданным колонистам Натальи, какое сейчас переполняет меня.

«Годовщина со дня моего побега» 13 декабря 1900 года

Отель «Вальдорф-Астория», Нью-Йорк

В 1900 году после победы на выборах в парламент от города Олдем, что в графстве Ланкашир, Уинстон Черчилль отправился в шестинедельный лекционный тур по США и Канаде, посвященный Англо-бурской войне и героическому побегу из плена. Он надеялся, что сборы от лекций помогут ему поправить финансовое положение. Выступая перед американцами, Черчилль был обескуражен тем, что многие из его слушателей сочувствовали бурам. Марк Твен, председательствовавший на первой встрече в Нью-Йорке, представил оратора публике, начав с весьма остроумной похвалы в его адрес: «По отцовской линии господин Черчилль англичанин, а по материнской – американец. Без сомнения, человек с таким происхождением не может иметь недостатков».

Прошел ровно год со дня моего побега. Об этом событии много говорили и писали и в вашей стране, и в Англии, но большинство рассказов, разумеется, не имеют никакого отношения к действительности. Я сбежал, перемахнув через забор с колючей проволокой, пока часовой раскуривал трубку. Мне удалось незаметно пробраться по улицам Претории и забраться в вагон, набитый мешками с углем – среди них-то я и затаился.

Увидев, что поезд поворачивает не туда, куда мне нужно, я выпрыгнул из вагона. Потом я долго шел, сам не зная куда и еле волоча ноги от голода. Наконец я понял, что выбора нет: нужно обратиться к кому-нибудь за помощью, как бы рискованно это ни было. Я постучал в дверь какой-то лачуги, ожидая увидеть на пороге бура, но, к счастью, ее хозяином оказался англичанин по имени Джон Говард, который в конечном счете и помог мне пробраться к своим.

Первая речь в парламенте: «В знак уважения к светлой памяти одного человека» 18 февраля 1901 года

Палата общин

26-летний парламентарий занял свое место в рядах тори в новом парламенте. Первое заседание состоялось спустя месяц после смерти королевы Виктории; его открыл король Эдуард VII. Через четыре дня Черчилль произнес свою первую парламентскую речь, в заключение которой он сказал несколько слов в память об отце, лорде Рэндольфе Черчилле, который тоже в свое время (хотя и неудачно) подвизался на политическом поприще и всего шесть лет не дожил до триумфа сына. На следующий день обозреватель газеты «Тори Дейли Телеграф» так написал о выступлении Черчилля: «У него была великолепная возможность проявить себя, и он в полной мере сумел ею воспользоваться». В репортаже, опубликованном в газете «Дейли Экспресс», говорилось: «Битком набитый зал палаты общин слушал его речь затаив дыхание».

Насколько я понял, мой уважаемый коллега, которого мы только что имели честь выслушать, предлагал внести поправку в ответный адрес[1]. Впрочем, саму эту поправку, с текстом которой нам предлагалось ознакомиться в прессе, вряд ли можно назвать радикальной. Но сколь бы незначительной она ни казалась, проблема в том, что ни уважаемый коллега, ни его политические соратники не соизволили обсудить ее в палате или выставить на голосование. Если сопоставить умеренность данной поправки с той более чем дерзкой речью, которую произнес уважаемый коллега, невольно напрашивается вывод о том, что своей умеренностью поправка обязана в основном здравомыслию его однопартийцев, а вся ответственность за резкий тон прослушанного нами выступления лежит в первую очередь на самом ораторе. В приватном разговоре со мной другой уважаемый член парламента высказал предположение, что в сложившихся обстоятельствах, возможно, было бы уместнее, если бы вместо произнесения речи без вынесения поправки на обсуждение уважаемый коллега вынес поправку на обсуждение и воздержался от выступления. Разумеется, я ни в коем случае не стремлюсь ограничить свободу слова моего уважаемого коллеги – я бы не стал этого делать, даже если бы меня об этом попросили. Мой собственный опыт и опыт тех великих людей, которые навечно вписали свои имена в историю палаты общин, показывает, что никакое чрезвычайное происшествие в жизни нации, за исключением разве что реальной угрозы вражеского вторжения на территорию страны, ни в коем случае не должно являться поводом для ограничения свободы слова и введения запрета на выражение собственного мнения с парламентской трибуны. Более того, я не думаю, что буры вообще придадут хоть какое-то значение речам уважаемого коллеги. Мне кажется, ни один народ на свете не слышал в свой адрес так много сочувственных слов и при этом не получал так мало реальной помощи, как буры. Если бы я был буром-повстанцем – а будь я буром, я бы наверняка не отсиживался в тылу, – я наотрез отказался бы верить всему этому сочувственному бреду, даже если бы он был изложен в документе за подписью целой сотни уважаемых членов парламента…

Какую политику следует проводить правительству в сложившихся обстоятельствах? Я полагаю, по этому поводу в палате общин царит почти полное единодушие: правительству необходимо создать такие условия, в которых продолжение военных действий стало бы для буров невозможным и невыносимым, а капитуляция перестала бы казаться им затруднительной и позорной. Пусть правительство с максимальной отдачей работает одновременно по обоим направлениям. Кстати, в этой связи я полностью разделяю мнение, высказанное в прошлом году моим старшим коллегой, также представляющим Олдем: бурам нужно объяснить, на каких именно условиях им предлагается сложить оружие. Я искренне надеюсь, что уважаемый министр по делам колоний сделает все возможное, чтобы убедить этих несчастных храбрецов прекратить сопротивление и вернуться домой, к мирной жизни; ведь в том случае, если они все-таки согласятся пожертвовать независимостью родины ради тех свобод, которые сулит им подданство Британской империи, им будет гарантирована защита собственности и свобода вероисповедания, их интересы будут защищать специальные представительные учреждения и, наконец, что также немаловажно, бурам следует объяснить, что британская армия примет их капитуляцию на почетных условиях в знак уважения к мужеству и стойкости противника. Я верю, что господин министр не спасует перед трудностями, которые наверняка возникнут при решении поставленных задач, проявит необходимую настойчивость и сможет внушить этим людям мысль о необходимости мирного и добрососедского сотрудничества с Великобританией. Мы предлагаем свои условия перемирия, но только бурам решать, примут они наше предложение или нет. Безусловно, они могут отказаться даже от столь выгодного для них соглашения и сражаться до конца, как им велит старинный боевой клич: «Смерть или независимость!» (Одобрительные восклицания националистического характера.) Такая перспектива развития событий нас не особо радует, потому что в этом случае война неизбежно перейдет на новый этап, весьма печальный и страшный. Если буры не прислушаются к голосу рассудка и откажутся пожать протянутую им руку дружбы, если они не поддержат наши инициативы и не примут предложенные условия, тогда, как бы мы ни восхищались их решимостью и стойкостью, нам не останется ничего другого, как продемонстрировать свойственную и нашей нации решимость и стойкость в борьбе за дело, которое мы считаем правым…

В заключение я хотел бы поблагодарить уважаемых членов палаты за доброжелательность и терпение, с которыми вы меня выслушали. Я прекрасно понимаю, что достопочтенные коллеги были столь благосклонны не по причине особого расположения ко мне лично, а в знак уважения к светлой памяти одного человека – уверен, все присутствующие знают, кого именно я имею в виду.

«Вновь поднимая “истрепанный флаг”» 13 мая 1901 года

Палата общин

Всего через три месяца после своей первой парламентской речи Черчилль, вновь оказавшись на трибуне, обрушился с резкой критикой в адрес военного министра Вильяма Бродрика в связи с его планами военной реформы. Сделав основным объектом своих нападок «армию господина Бродрика», как ее назвал Черчилль, молодой парламентарий вновь поднял «истрепанный флаг бережливости и экономии», то есть фактически вернулся к тому самому вопросу, ради которого его отец пожертвовал политической карьерой. В этом выступлении Черчилль впервые не побоялся пойти против собственной партии. В дальнейшем его оппозиционный настрой постепенно усиливался, и после трех лет упорного противостояния наконец наступил кульминационный момент, когда Черчилль «перешел на другую сторону» палаты общин, отмежевавшись от консерваторов и присоединившись к Либеральной партии.

При всем моем глубочайшем уважении к военному министру я считаю необходимым без дальнейших отлагательств заявить о том, что расходы на содержание сухопутных войск, заложенные в предлагаемом им бюджете ведомства, чрезмерно завышены и должны быть сокращены если не в этом году, то по крайней мере после окончания боевых действий в Южной Африке. Я считаю, что тратить 30 миллионов в год на армию – непозволительная роскошь, и в дальнейшем необходимо учесть этот серьезный просчет нашей имперской политики. Думаю, постоянное увеличение расходов на вооруженные силы не может не вызывать тревогу у сторонников правительства и крайнюю неприязнь – у членов парламента, представляющих избирательные округа с высокой долей рабочего электората.

Я намерен предложить правительству Его Величества свой план сокращения военных расходов. Одной из практических мер экономии, безусловно, может стать резкое снижение числа боеспособных экспедиционных подразделений. Стоит сразу оговориться, что я ни в коем случае не требую ограничить финансирование военной операции в Южной Африке: раз уж мы имели несчастье быть втянутыми в этот конфликт, теперь нам нужно быть готовыми на любые траты ради скорейшей победы. Разумеется, в условиях военного времени глупо и абсолютно недопустимо экономить на содержании солдат, на технике и боеприпасах. Что меня на самом деле возмущает, так это раздутый годовой бюджет военного ведомства, обеспечивающий боеспособность регулярной армии. Наши расходы растут с поистине угрожающей быстротой. Имеет ли палата общин представление о тех суммах, которые Британия тратит на вооружение? Давайте проследим динамику роста военного бюджета: 17 миллионов – в 1894 году, 18 – в 1897-м, 19 – в 1899-м, 24 – в 1900-м и, наконец, не менее 29 миллионов 800 000 – в году нынешнем…

В связи с этим, с вашего позволения, я хотел бы напомнить вам об одном полузабытом эпизоде из прошлого. Полузабыт он в основном потому, что сейчас, можно сказать, находится в «сумеречной зоне»: газетная шумиха вокруг него уже утихла, а историки до него пока не добрались. Речь идет о том времени, когда к власти в нашей стране пришли представители Консервативно-юнионистской партии. Их поддержало значительное большинство избирателей, почти столь же сильное и сплоченное, как то, что сейчас выступает за правительство Его Величества. И когда пришло время обсуждать военный бюджет, как всегда, завязалась ожесточенная борьба между казначейством и оборонными ведомствами. Я говорю «как всегда» – потому что до сих пор без борьбы никогда не обходилось. Не знаю, как оно получится на этот раз. Нынешнее правительство использовало все свое влияние в поддержку оборонных ведомств, вынудив канцлера казначейства уйти в отставку после долгого противостояния, исход которого поначалу не был ясен. Однако в конце концов правительству все-таки удалось одержать победу, так что канцлеру казначейства пришлось покинуть свой пост: вместе с его уходом, судя по всему, канули в Лету и планы экономии и сокращения расходов – нынче о подобной чепухе уже никто и не вспоминает… Впрочем, как известно, мудрые мысли проходят испытание временем, и я очень рад, что уважаемые коллеги дали мне возможность сейчас – 15 лет спустя – вновь поднять «истрепанный флаг бережливости и экономии»…

Я здесь для того, чтобы отстоять необходимость сокращения расходов. Полагаю, настало время от имени нашей партии выступить в поддержку этого не самого популярного решения – очень важно, чтобы это сделал не кто-нибудь из оппозиции, а именно консерватор, неразрывно связавший свою судьбу с партией тори, радеющий о могуществе Британской империи и отнюдь не склонный к космополитизму. Именно такой человек сейчас обязан выразить протест против политики постоянного увеличения бремени государственных расходов. И если вы согласитесь с тем, что необходимость в таком решении назрела, то я с должной скромностью и в то же время, поверьте, с законной гордостью осмелюсь предложить вам свою кандидатуру в качестве главного поборника бережливости, потому что у меня, как мне кажется, есть на это полное моральное право, ведь это дело буквально досталось мне в наследство от моего отца, лорда Рэндольфа Черчилля, который, задавшись целью глобальной экономии, решился на огромные жертвы – думаю, не будет преувеличением сказать, что подобной самоотверженности не проявлял ни один министр, кроме него, за всю новейшую историю…

Наша империя, давно шагнувшая за пределы Британского архипелага, зиждется, как известно, на коммерции и мореплавании. И история, и география нашей страны, и все наши знания о нынешнем положении дел в мире однозначно свидетельствуют о том, что политический авторитет и материальное благополучие Британии полностью зависят от экономического доминирования наших товаров на мировых рынках и военного господства нашего флота на море. И потому, хотя бы из сентиментальных побуждений, не говоря уже о соображениях практического характера, мы ни в коем случае не должны бездумно уподобляться прочим европейским империям, склонным к бряцанию оружием. Мы обязаны понимать, что нам никогда не добиться ни превосходства в военной силе, ни столь необходимой внешнеполитической безопасности, при этом излишние издержки на содержание армии обязательно негативно скажутся на других сферах нашей жизни. Нам нужно научиться черпать силу из других источников. Не пора ли, например, подумать о высших моральных ценностях? Чувство собственной правоты – правоты перед Богом и людьми – должно стать основанием земной власти, и его значимость во всем мире будет расти по мере совершенствования человечества, обеспечивая надежную защиту всем, в ком живы совесть и честь. Я говорю о моральной правоте, которая могла бы защитить буров лучше любых пушек и винтовок, если бы только прежде они не заслужили репутацию агрессивных и порочных невежд. В отличие от них мы сумели завоевать славу высоконравственной нации, и именно наш непререкаемый авторитет оберегал нас от вмешательства других европейских держав в войну с бурами на самых тяжелых ее этапах, ибо, какую бы клевету и ложь ни распространяли о нас противники в своих выступлениях или на страницах газет, им никто не верил, потому что всем правителям и гражданам других государств была очевидна лишь одна истина: Британия всегда приносит пользу народам своих доминионов и помогает им стать богаче и счастливее. Поэтому сейчас мы допустим фатальную ошибку, если позволим той моральной силе, которой с незапамятных пор славится наша страна, ослабеть или даже полностью иссякнуть ради дорогостоящих и опасных милитаристских игрушек, заполучить которые так жаждет господин военный министр.

«Эпоха больших событий и маленьких людей» 21 ноября 1901 года

Торжественный обед в Обществе любителей знания, Ливерпуль

Эта речь прозвучала тогда, когда у власти в государстве находилось правительство консерваторов, а потому данное выступление вполне можно рассматривать как очередное подтверждение того факта, что новоиспеченный парламентарий не слишком уважал лидеров правящей партии, членом которой сам являлся.

Что меня особенно поражает в современной жизни, так это полное отрицание значимости в ней отдельного человека. Так, в производственной сфере огромные массы рабочей силы организованно противостоят еще более грандиозным массам капитала, и в каких бы отношениях – вражды или сотрудничества – эти две силы ни находились, их взаимодействие в конечном итоге неизбежно приводит к подавлению индивидуальности. Если обратиться к сфере политики, то и там можно заметить постоянное усиление влияния коллектива и общественности на ход событий и одновременно с этим – неуклонное снижение значимости отдельно взятой личности. В истории палаты общин были периоды, когда ею руководили Пит и Фокс, Берк и Шеридан. Потом им на смену пришли Пил и Брайт, Дизраэли и Гладстон. Нынче политики уже не те, однако никогда прежде положение правительства не было столь стабильным и надежным, как сейчас. Мой отец, ныне покойный лорд Рэндольф Черчилль, был одним из последних политиков старой школы…

При самом неблагополучном стечении обстоятельств наша страна вскоре напрочь лишится здравомыслящих и независимых граждан. Если это произойдет, то во всей Англии не останется иных мнений, кроме двух: мнения правительства и оппозиции. Постоянное единодушие членов кабинета по всем вопросам вызывает у меня крайнее беспокойство. Лично я искренне верю в индивидуальность. Авторитет палаты общин, а значит, и ее политическое влияние напрямую зависят от личности каждого заседающего в ней парламентария.

Мы живем в эпоху больших событий и маленьких людей, а потому, чтобы не стать рабами собственной системы и не дать запущенному нами самими механизму подавить нас, мы должны поощрять в себе и окружающих любые проявления оригинальности, должны всячески экспериментировать и учиться беспристрастно оценивать результаты непрерывной работы всемогущей человеческой мысли.

«Наш военно-морской флот должен быть сильным ради мира во всем мире» 17 января 1903 года

Олдем, Ланкашир

Молодой член парламента от Олдема вновь идет в атаку против «армии господина Бродрика».

Провал армейской реформы – это вам не шутки. Рано или поздно парламенту все равно придется обсудить этот вопрос. Сколько денег потрачено впустую! Сколько времени потеряно! А главное – исчерпан тот потенциал общественного интереса к армии, который пробудила война и который должен был способствовать проведению столь нужных и важных реформ. Впрочем, есть одно обстоятельство – хотя, пожалуй, и не самое приятное, – которое может стать для нас утешением: составленный план реформы совершенно не соответствовал нашим насущным потребностям, а потому не должен был и даже просто-напросто не мог увенчаться успехом! С самого начала он не выдерживал никакой критики, и его провал казался неизбежным.

Ведь никто из нас никогда всерьез не верил в то, что Англии срочно нужны три армейских корпуса, готовых в мгновение ока погрузиться на корабли и атаковать противника в любой точке мира. На самом деле создание таких корпусов – опасная и провокационная мера. Такого количества войск нам, пожалуй, хватит, чтобы развязать конфликт с какой-нибудь крупной европейской нацией, но его будет явно недостаточно, чтобы довести этот конфликт до победного конца. (Одобрительные возгласы.) Для оборонных целей Англии достаточно небольшой регулярной армии. И нам вовсе ни к чему раздувать штат военного ведомства за счет добровольцев, которые станут лишь обузой для нашего бюджета. (Одобрительные восклицания.)

Вообще говоря, что может быть вреднее и опаснее для британской армии, чем постоянное, почти маниакальное стремление нашего военного руководства копировать немецкую систему (одобрительные возгласы), немецкую форму и немецкие порядки? Иногда мне кажется, что все наше правительство в полном составе заболело немецкой корью (смех). В этой весьма непростой эпидемической обстановке случай господина Бродрика кажется самым тяжелым: наш военный министр не только сам весь покрылся коревой сыпью с головы до ног (смех), но и заразил целую армию.

Возможно, кто-нибудь из присутствующих упрекнет меня в том, что я постоянно критикую имеющиеся планы армейской реформы, но никогда не говорю о том, какая же армия, по моему мнению, нам на самом деле нужна. На это возражение я отвечу так: тот, кто в деталях не знает специфику военного ведомства, кто не сведущ во всех тонкостях, известных сотрудникам министерства обороны, вряд ли в состоянии сформулировать хоть сколь-нибудь полезные соображения по этому сложному вопросу, однако с учетом вышесказанного я все же возьму на себя смелость внести ряд конструктивных предложений. Во-первых, будущая регулярная армия Британии должна почти в полном составе нести службу за рубежом. При этом, как мне кажется, ее надлежит разделить на несколько крупных гарнизонов, дислоцированных в различных частях империи – в Индии, Египте, Южной Африке, а также в ряде ключевых крепостей и угольных портов, которые нам, действительно, стратегически необходимы. Таким образом, на территории страны останется лишь несколько регулярных подразделений. Разумеется, это должны быть отборные воинские части (одобрительные возгласы), которым, вероятно, будет назначено более высокое жалованье – хочется верить, в соответствии с уровнем подготовки и компетенции их личного состава. В любом случае эта армия должна быть очень небольшой: в самый раз для того, чтобы справиться с каким-нибудь Махди или Безумным Муллой, то есть предпринять не слишком масштабную военную экспедицию. При этом, разумеется, внутренние подразделения не следует ориентировать на ведение войны против России, Германии или Франции. В случае серьезного международного конфликта оборону родной земли от иностранного вторжения мы доверим огромной армии йоменов, народному ополчению и добровольцам. (Одобрительные восклицания.) Именно на эти силы мы сможем положиться в трудную минуту, как это уже было во время войны в Южной Африке, и нам придется потратить немало сил и средств, сэкономленных путем сокращения числа регулярных соединений, для того, чтобы наша добровольческая гражданская армия была достойна нашего доверия и полностью соответствовала предъявляемым к ней высоким требованиям. И наконец, пожалуй, самое главное: мы должны всегда помнить о британском военно-морском флоте и необходимости его надлежащего финансирования (громкие одобрительные восклицания) – ведь только флот способен уберечь наш остров от захватчиков и обеспечить безопасность коммерческой деятельности наших граждан по всему миру. Именно на военно-морские силы возложена задача охраны границ нашей огромной империи. (Одобрительные восклицания.)

Возможно, наступит день, когда уважаемые члены правительства – то есть те, в чьих руках сосредоточена реальная власть, – займутся рассмотрением этого наиважнейшего вопроса и продумают все варианты его решения с той же тщательностью, усердием и талантом, с какими в свое время мистер Бальфур разрабатывал закон «Об образовании», а мистер Чемберлен – закон «О пособиях по нетрудоспособности». (Одобрительные возгласы.) Осмелюсь предположить, что, как только этот счастливый день наступит, все наши утопические планы относительно грядущих подвигов британской армии в континентальной Европе, которые определяют нынешнюю недальновидную политику военного ведомства, тут же будут преданы забвению, а на смену им придут гораздо более реалистические представления о наших насущных потребностях в сложившихся обстоятельствах. Результатом этой смены курса в военной политике должно стать более мудрое и бережливое отношение к имеющимся ресурсам, а также такие меры, как распределение регулярных воинских частей по доминионам, подготовка добровольческой гражданской армии для защиты Британии и, что самое важное, дальнейшее развитие военно-морского флота, о котором я могу сказать лишь одно: он должен во что бы то ни стало оставаться сильным ради мира во всем мире. (Одобрительные восклицания.)

«Марионетка плутократии» 4 июня 1904 года

Дворец Александры, Лондон

31 мая 1904 года Черчилль перешел на другую сторону палаты общин, заняв место на скамьях оппозиции, то есть примкнув к либералам. Поводом для смены партийной принадлежности стало несогласие Черчилля с политикой Консервативной партии, шедшей на поводу у протекционистских картелей и выступавшей против свободы торговли. Через несколько дней после разрыва с консерваторами Черчилль вместе с лидерами Либеральной партии – сэром Генри Кэмпбеллом-Баннерманом и Ллойдом Джорджем – присутствовал на праздновании 100-летия со дня рождения Ричарда Кобдена, члена Либеральной партии, ярого сторонника фритредерства и основателя Манчестерской школы экономики. Черчилль выступил перед собравшимися с приветственной речью.

Вы, наверно, спросите меня, как там консерваторы? Знаете, похоже, я у них нынче не в чести. (Смех.) Они мне сами посоветовали вступить в Либеральную партию. (Одобрительные восклицания.) И я сразу понял, что это отличная идея. (Снова одобрительные восклицания.) Можно даже сказать, гениальная. (Смех и одобрительные восклицания.) Вообще-то, я искренне уважаю консерваторов. Их партия существует очень давно, и многие ее члены вписали свои имена в историю нашей страны, совершив немало важных и полезных дел в составе правительства. Но на нынешнем этапе Консервативная партия позволяет себя использовать: она стала игрушкой в руках одного весьма амбициозного человека. Консерваторы выбрали самый что ни на есть реакционный и ошибочный политический курс. Они позволили себе рискнуть доверием избирателей, рискнуть хлебом насущным и благополучием населения страны. И вследствие этого в будущем – причем, скорее всего, в самом ближайшем будущем – Консервативную партию ждет сокрушительное и, как мне кажется, абсолютно заслуженное поражение на выборах. (Одобрительные восклицания.)

Впрочем, кроме проигранных выборов, консерваторам грозит куда более серьезная опасность. Как известно, есть вещи похуже поражения – например, бесчестье. Консервативная партия стоит на пороге коренных перемен, которые, безусловно, затронут самую суть ее идеологии и отразятся на ее положении в обществе. В результате проведенных преобразований она уже не будет ни национальной партией, ни конституционной партией, ни имперской партией, ни даже партией аристократов – ей предстоит ужасная участь стать партией капиталистов. (Одобрительные восклицания.) Консервативная партия на наших глазах превращается в марионетку плутократии, в машину для расклейки ценовых ярлыков, в центральное управление трестов, в оплот банковского капитала и монополий, объединившихся для того, чтобы совместными усилиями разграбить Содружество, развратив его верных служителей отвратительным пороком коррупции. (Громкие одобрительные восклицания.) Именно в этом кроется главная опасность, от которой наиболее прозорливые и мудрые из консерваторов пытаются уберечь свою партию, и, каких бы политических взглядов мы с вами ни придерживались, думаю, всем нам хочется верить в то, что эти здравомыслящие люди обязательно справятся со своей задачей. Что в этой связи нам следовало бы сказать политику, заварившему эту кашу, – господину Чемберлену? Как пали сильные! (Смех.) «Вчера еще единым словом Цезарь всем миром двигал»[2], а теперь бедолаге приходится сидеть тихо рядом с капелланом. (Смех.) Всего год назад мистер Чемберлен планировал покорить всех избирателей в стране и готовился к головокружительным победам и свершениям, а нынче он даже не решается принять участие в парламентских дебатах. (Одобрительные восклицания.) Разумеется, господин Чемберлен отрицает, что намеренно уклонился от дискуссии в палате общин. Я даже могу его понять. Сегодня утром в одном военном донесении мне встретилась фраза, которая удивительно уместна в данной ситуации: наш коллега вовсе не испугался противника, а «предпринял стратегическое отступление». (Громкий смех.) Надо сказать, что господина Чемберлена весьма рассердили слова лорда Хью Сесила (одобрительные восклицания), обвинившего его в трусости. Лично я его ни в чем таком не обвиняю: мне кажется, увильнув от дебатов (смех), Чемберлен поступил как мудрый и предусмотрительный человек. Ведь, по правде говоря, все аргументы, выдвигаемые им и его некомпетентными соратниками, настолько нелепы, а результаты их расчетов – настолько неверны (смех), что нет абсолютно ничего удивительного в том, что мистеру Чемберлену недостает смелости обнародовать их в ходе свободных и честных дебатов в палате общин. (Одобрительные восклицания.) Уж лучше он прибережет их для очередного заседания Лиги тарифной реформы из тех, что обычно проводятся где-нибудь в глубинке и куда всего за 15 шиллингов пускают нарядно одетых избранных представителей рабочего класса и даже безработных. (Смех.)

Сегодня мы собрались здесь, чтобы отпраздновать 100-летие со дня рождения Ричарда Кобдена, и я очень горжусь тем, что накануне этого славного юбилея именно мне была оказана высокая честь предложить парламентариям для рассмотрения столь значимую резолюцию. Вообще-то, нынче принято всячески критиковать и Манчестерскую школу, и самого мистера Кобдена. Однако я смею надеяться, что среди вас все же найдутся те, кто, как и я, считает, что в нынешних условиях правительству нашей страны стоит переосмыслить и, быть может, вновь взять на вооружение гуманные, я бы даже сказал, почти филантропические социальные доктрины Брайта и Кобдена. (Одобрительные восклицания.) При этом, безусловно, не стоит воспринимать все суждения Кобдена как истину в последней инстанции, ведь созданная им политическая теория отнюдь не совершенна. Однако в крепком основании восходящей к небесам лестницы всеобщего цивилизационного прогресса и просвещения, каждая ступень которой полита потом и кровью многих поколений, заложена огромная монолитная плита философии Кобдена. (Одобрительные восклицания.) На ней покоятся прочие плиты, валуны и камни – общественные стандарты, отчеты о социальных реформах и прочие документы, регламентирующие ответственность империи перед ее гражданами. Лестница эта, однако, по-прежнему далека от завершения, и главному каменщику предстоит с ней еще изрядно повозиться. Вы легко в этом убедитесь, прогулявшись по улицам Лондона. (Одобрительные восклицания.) И все же мы верим, что Кобден старался не зря, что на заложенном им фундаменте продолжится бурное строительство, и мы никогда не откажемся от тех достижений, которые подарил нам его блестящий ум. (Одобрительные восклицания.) Мы часто спорим друг с другом, у нас разные взгляды на некоторые вещи, порой мы не знаем, куда и как нам двигаться дальше, но мы все согласны с тем, что назад отступать ни в коем случае нельзя. (Громкие продолжительные одобрительные восклицания.) Мы ни за что не отступим, потому что принципы, которые мы отстаиваем, нужно во что бы то ни стало передать от нынешнего поколения всем последующим. Меняются люди, меняются нравы и обычаи, меняются правительства и премьер-министры, даже министры по делам колоний – и те меняются (смех): иногда они переходят на другую работу, а иногда – кардинально меняют свое мнение. (Смех.) Но основные принципы нашего бытия остаются неизменными. И те экономические выкладки, которые наши великие отцы и деды приводили в качестве доказательства своей правоты в пылу дебатов 60 лет назад, в 1904 году не менее актуальны, чем в 1846 году. Они останутся актуальными до тех пор, пока на планете живут люди – эти странные существа, которые никак не могут обойтись без торговли.

«За свободу торговли» 16 июня 1904 года

Читем-Хилл, Манчестер

Черчилль стал яростным противником протекционизма и неоднократно выступал в поддержку фритредерства.

Причина, по которой мы здесь собрались и по которой я выступаю перед вами в качестве кандидата от Либеральной партии, представляющего северо-запад Манчестера, а также в качестве сторонника свободной торговли, состоит в том, что один высокопоставленный политик вдруг взял и изменил свое мнение. Непостоянство вообще свойственно политикам. Некоторые из них меняют взгляды, чтобы не менять партию. (Смех.) Некоторые, наоборот, меняют партию, чтобы не менять взгляды. (Снова смех.) Каких только преображений не случалось в английской политике, но мне кажется, история еще не знала более странного превращения, чем то, которое произошло с господином Чемберленом. (Одобрительные возгласы.) Ведь именно этот человек в свое время проявил себя большим радикалом, чем сам Гладстон, заставив уйти в отставку правительство либералов в 1885 году, ну или по крайней мере немало поспособствовав его отставке, а также убедил герцога Девонширского покинуть Либеральную партию и правительство либералов в 1885 году. Памятуя о перечисленных фактах биографии господина Чемберлена, нельзя не удивляться тому, что нынче, в 1904 году, этот чемпион мира по изворотливости пытается спровоцировать отставку правительства консерваторов, отстаивая при этом куда более консервативные и реакционные взгляды, чем любой из членов правительства тори. Наблюдая данное явление, думаю, вы согласитесь, что оно воистину уникально и, можно даже сказать, исключительно (смех и одобрительные восклицания): ведь это уже не политический маневр, а скорее акробатический номер, вроде тех, которым рукоплещут зрители в цирках и на ипподромах. Есть такой особо опасный трюк, который мне напомнило поведение господина Чемберлена, – я имею в виду «мертвую петлю». (Смех.) Захватывающее зрелище, знаете ли. Возможно, вы его видели. Даже у самых опытных циркачей этот номер получается далеко не всегда. В случае успеха исполнителя ждут бурные и продолжительные аплодисменты. Ну а при неудачном исходе бедолагу обычно уносят со сцены на носилках. (Смех.) Однако независимо от успешности трюка он всегда вызывает интерес у зрителей и заставляет замирать их сердца в ожидании непредсказуемой развязки…

Надеюсь, осенью мне удастся более подробно рассказать избирателям о своей точке зрения на все вышеперечисленные вопросы. Когда придет время выборов, я обращусь к вам за поддержкой и в своих предвыборных листовках затрону именно эти актуальные темы. Там так и будет сказано: «Голосуя за Черчилля, вы голосуете за дешевое продовольствие, за мир, за сокращение расходов и за реформы».

Сторонникам протекционизма не удалось доказать, что у нашей страны нет будущего; как не удалось им доказать и то, что они якобы знают, как привести нашу нацию к процветанию, и что их знание применимо на практике. По сравнению с другими странами мы, без сомнения, самая что ни на есть процветающая нация, а если проанализировать экономические показатели на душу населения, то скорее всего окажется, что мы едва ли не богаче всех на свете. Однако даже если бы наши дела не обстояли так благополучно и нам действительно грозил бы кризис, протекционизм лишь ускорил бы наше падение и усугубил наши беды. Что странного в том, что после завершения масштабной и весьма дорогостоящей военной кампании в стране наблюдается некоторая экономическая напряженность? Два года назад, выступая в Бирмингеме, господин Чемберлен сказал, что у Англии хватит денег на не одну, а на две таких войны. И что же? Сегодня бирмингемский шарманщик поет совсем другую песню. (Смех.) Оказывается, Англия обескровлена, а колонии вот-вот отсоединятся от нас, если только мы не купим лояльность Канады пошлиной в два шиллинга с четверти и не обеспечим преданность Австралии пошлиной в пенни с фунта. (Смех.)

Без сомнения, господин Чемберлен движим самыми благородными побуждениями, чего нельзя сказать о его сторонниках – богатых землевладельцах и состоятельных промышленниках, которые во время выступлений всегда толпятся у него за спиной, бесцеремонно толкая друг друга. Какую цель они преследуют? Вряд ли им дорого единство империи и ее благополучие. (Смех.) Я могу зачитать вам материалы, свидетельствующие о том, что рабочий люд Испании, Франции и Германии гораздо в большей степени не удовлетворен своим нынешним положением, чем английские рабочие, и что движение в поддержку свободной торговли набирает обороты и в Германии, и в США. При этом я отнюдь не считаю все страны мира нашими врагами. (Громкие одобрительные восклицания.) Посещая столицы европейских государств, наш король всячески старается укреплять дружеские отношения между народами. Однако какой в этом толк, если в то же самое время в нашей стране группа узколобых деятелей, возглавляемая упомянутым ранее высокопоставленным лицом, с фанатичным упорством распространяет местечковые предрассудки, объявляя каждого иностранца врагом британской нации и разжигая рознь между народами, населяющими планету? (Одобрительные восклицания.) Союз англосаксонской расы – это великий идеал, и если он когда-нибудь будет достигнут, то только за счет упрочения, а не сокращения дружественных торговых взаимоотношений между нашей страной и Соединенными Штатами. Все сторонники свободной торговли единодушно выступают против бредовой идеи тарифной войны с США и обращаются за поддержкой к ланкаширцам, надеясь, что, как и раньше, Ланкашир укажет народу британских островов дорогу к славе и мудрости. (Громкие одобрительные восклицания.)

«Еда миллионам достается втридорога, а рабочая сила миллионерам – за бесценок» 13 мая 1905 года

Манчестер

Сын и биограф Уинстона Черчилля Рэндольф (отец составителя этого издания) вспоминал: «Черчилль допускал голословные обвинения лишь в выступлениях на публике; его речи в палате общин всегда были самым тщательным образом продуманы и аргументированы». В этой речи он подвергает критике Консервативную партию (которую он для себя переименовал в «протекционистскую») и ее лидера Артура Бальфура, тогда занимавшего должность премьер-министра.

Что бы там ни говорили, лично у меня нет никаких сомнений насчет того, как лидер «протекционистской» партии распорядится своей победой, если ему все-таки удастся ее добиться. Нам ли не знать, чего ожидать от партии капиталистов и монополистов, сплотившихся в крепкий союз и способствующих процветанию коррупции внутри страны и разжиганию розней на международном уровне? В их интересах – мошенническое жонглирование тарифами и тирания партийного аппарата. У них высокопарной болтовни – на миллион, а настоящего патриотизма – ни на грош. В государственном бюджете зияет огромнейшая брешь, при этом весь наш народ не просыхает в пабах. Еда миллионам достается втридорога, а рабочая сила миллионерам – за бесценок.

«Британское гостеприимство» 9 октября 1905 года

Читем-Хилл, Манчестер

К моменту произнесения этой речи Черчилль с головой погрузился в политические баталии северо-западного Манчестера – именно в этом северном индустриальном округе через три месяца он собирался баллотироваться на всеобщих выборах в палату общин в качестве кандидата от Либеральной партии, чтобы отстаивать свободу торговли.

Если закон «О безработице» был самой обычной фикцией, то закон «Об иностранных гражданах» оказался фикцией вопиющей и в придачу отвратительно глупой. (Смех.) Я не собираюсь оспаривать необходимость законодательства, регулирующего въезд в страну иностранных граждан. Но в том виде, в каком этот закон был буквально протащен через палату общин перед самым закрытием парламентской сессии, он выглядел по меньшей мере абсурдно и мог вызвать гомерический хохот даже у глухонемого. Хотя прямое предназначение такого закона состоит в том, чтобы не допустить въезд в страну нежелательных элементов, будь то преступники, больные или просто идиоты, в нем тем не менее имеется положение, в соответствии с которым представители любой вышеупомянутой категории могут легко въехать в нашу страну при условии, что они прибудут не на самых дешевых местах, а хотя бы третьим классом. Таким образом, впервые в истории допуск в страну осуществляется лишь на основании материального благополучия иммигранта: всего пара шиллингов – и вы из нежелательного лица превращаетесь в долгожданного гостя. Кроме того, в законе особо оговаривается еще одно абсурдное условие: иностранец, прибывший на корабле, на борту которого, кроме него, находится не более 19 граждан других государств, имеет право беспрепятственно сойти на берег. Разумеется, этот закон никак не повлияет на экономическую и политическую ситуацию в Англии. С другой стороны, он наверняка может вызвать недовольство и создать ненужные проблемы для многих достойных людей, ищущих убежища на наших берегах. Он идет вразрез с традициями британского гостеприимства, которыми мы всегда так гордились и которые не единожды приносили нам неплохие дивиденды. (Одобрительные восклицания.)

«Больше никаких орденов для герцогов» 14 декабря 1905 года

Клуб Либеральной партии, Манчестер

4 декабря правительство консерваторов во главе с Артуром Бальфуром подало в отставку. Консерваторы надеялись воспользоваться замешательством в рядах Либеральной партии, которая уже 20 лет подряд находилась в оппозиции, и удержать власть. Однако изменившаяся политическая ситуация заставила либералов сплотиться, что позволило сэру Генри Кэмбеллу-Баннерману сформировать либеральное правительство, в котором Уинстону Черчиллю была предложена первая в его карьере министерская должность: заместителя министра по делам колоний. Вскоре после этого назначения состоялись всеобщие выборы, на которых Черчиллю удалось одержать победу в северо-западном Манчестере с перевесом в 1241 голос.

Выступая в Манчестере, господин Бальфур сказал, что известие о его отставке было принято без должной благодарности теми, кто так долго ее добивался. По моему мнению, сэру Генри Кэмбеллу-Баннерману особо не за что благодарить господина Бальфура. Ведь тот подал в отставку отнюдь не из уважения к своему политическому сопернику – он ушел потому, что его заставили это сделать. (Одобрительные восклицания.)

В каком состоянии он оставил нашу экономику? Вся собственность давным-давно заложена и перезаложена, баланс банковских счетов в минусе, ежегодные поборы неимоверно раздуты, государственный бюджет весьма ограничен. К тому же напоследок, как вы помните, правительство Бальфура ударилось в филантропию и сделало государственные облигации столь дешевыми, что они стали по карману даже не слишком состоятельным людям. (Смех.) Что касается сэра Кэмбелла-Баннермана, то он лишь принял предложение нашего монарха, которого члены правительства ради внутрипартийной рокировки оставили один на один со всеми проблемами, причем в не самый подходящий момент. Вряд ли текущее состояние общественно-политической сферы, законодательства, системы управления, парламента и финансов даст нынешнему премьер-министру хоть какой-нибудь повод для выражения признательности в адрес своего предшественника. (Одобрительные восклицания.) На самом деле недавняя смена правительства была не просто переходом полномочий от одной доминирующей партии к другой – это событие скорее сродни ликвидации неплатежеспособного предприятия, которым управляли с помощью довольно сомнительных и, прямо скажем, непрозрачных методов и которое в конце концов довели до весьма и весьма плачевного состояния. (Одобрительные восклицания.) Фирма «Бальфур, Бальфур и Ко.» обанкротилась, а ее директор, всем нам известный бирмингемец, человек широких взглядов и разнообразных дарований, скрылся в неизвестном направлении два года назад, не расплатившись по счетам. Ходят слухи, будто бы он подвизался на миссионерском поприще. (Громкий смех.) Между тем его фирма окончательно захирела, и пришло время ее ликвидировать. (Одобрительные восклицания.) Сити больше не принимает ценные бумаги этой конторы, их цены на бирже упали ниже некуда. (Одобрительные восклицания и смех.) Больше никаких синекур для проходимцев, никаких орденов для герцогов, никаких титулов для «придворной» прессы (смех) – пора положить всему этому конец! Нынче сэр Генри Кэмбелл-Баннерман займет пост управляющего – ему уже официально переданы полномочия по руководству разорившимся предприятием. Отныне он будет заботиться о правах кредиторов и интересах акционеров в полном соответствии с законодательством нашей страны.

«Дар Англии» 31 июля 1906 года

Палата общин

Спустя пять лет после решительной победы над бурами, которая досталась Британии дорогой ценой, Черчиллю было поручено составить для побежденных конституцию, гарантирующую им право на самоуправление. Следует отметить, что Черчилль блестяще справился с поставленной задачей, о чем красноречивее всего свидетельствует тот факт, что во время обеих мировых войн буры оставались верны Британии. В этой своей речи Черчилль предпринял тщетную попытку убедить консерваторов в необходимости поддержать правительство, одобрив подготовленный документ, чтобы трансваальская конституция стала «даром Англии», а не просто частной инициативой Либеральной партии.

Итак, я изложил суть составленного мной конституционного соглашения и хотел бы попросить уважаемых членов палаты рассматривать все его пункты как единое целое, поскольку они взаимообусловлены и взаимозависимы. Их надлежит либо все разом принять, либо отклонить. Надеюсь, мои слова не будут восприняты как знак неуважения к комитету. Разумеется, я сознаю, что всю ответственность за решение данного вопроса несет правительство, и если будет высказано предложение изменить избранный нами политический курс, исполнительной власти придется изыскивать средства для реализации нового плана. Пока что мы готовы утвердить это соглашение от имени Либеральной партии. По нашему мнению, она обладает вполне достаточным для этого авторитетом. Однако мы бы предпочли действовать не только от имени партии, а для этого нам необходимо ваше одобрение.

Я ничего не требую, я лишь хочу обратиться к уважаемым представителям оппозиции, которые обладают богатым опытом общественно-политической деятельности и которые до конца своих дней не смогут забыть о нашей общей великой ответственности перед Южной Африкой. Вы – лидеры партии, которая, даже находясь в меньшинстве в палате общин, все равно представляет почти половину населения нашей страны. Я поставлю вопрос таким образом: не сочтете ли вы возможным немного подождать и поразмыслить, прежде чем обрушиваться на составленный нами наиважнейший документ с поспешной критикой? И еще вопрос: не соизволите ли вы присоединиться к нам, чтобы мы все вместе даровали Трансваалю конституцию, тем самым обеспечив ей более высокий политический статус? Сколь бы значительным ни было либеральное большинство, конституция, предложенная лишь нашей партией, станет не более чем частной инициативой; зато, если вы присоединитесь к нам, эта конституция превратится в дар всей Англии. Я уверен, что, когда это произойдет, нам не придется ждать подтверждений тому, что мы поступили правильно. Мы искренне надеемся, что наши труды очень скоро увенчаются успехом. Наше сотрудничество в этом вопросе может стать первым реальным шагом к тому, чтобы вывести южноафриканский вопрос за рамки межпартийной борьбы, ведь мы уже имели возможность убедиться в том, что эта борьба отнюдь не способствует его скорейшему разрешению и вдобавок часто негативно сказывается на авторитете партий. Я прошу вас учесть это обстоятельство. С вами или без вас, мы все равно пойдем дальше, и, если нам удастся сохранить поддержку парламентского большинства, вскоре, в строгом соответствии с соглашением, будет издан официальный указ о пожаловании конституции.

«Дело миллионов обездоленных» 11 октября 1906 года

Сент-Эндрюс-Холл, Глазго

Будучи внуком герцога, Черчилль тем не менее с ранних лет обладал обостренным чувством социальной справедливости. Его глубоко шокировала откровенная нищета, в которой жили миллионы простых людей. Именно поэтому он выступал в поддержку таких радикальных по тем временам начинаний, как введение пособий по безработице, установление минимальной заработной платы и улучшение условий труда, в частности, для шахтеров.

Дело Либеральной партии – это дело миллионов обездоленных, и, поскольку мы считаем, что на настоящий момент в мире не придумано более надежных и эффективных средств борьбы с социальными недугами, чем те, которыми располагаем мы, наш долг состоит в том, чтобы защитить свой план действий от любых нападок, чем бы они ни были продиктованы: жадностью, злобой или страхом перед реформами.

Сейчас, пожалуй, нет необходимости пускаться в дискуссию относительно философских расхождений между социализмом и либерализмом. Между индивидуализмом и коллективизмом нет четкой грани. Ее нельзя провести ни в теории, ни на практике. Именно с этим связано главное заблуждение социализма. Давайте не будем повторять чужие ошибки. Человек не может быть только коллективистом или только индивидуалистом. Мы все с вами и индивидуалисты, и коллективисты. Человек вообще двойственен по своей природе. И человеческое общество также двойственно в своей организации. Человек есть одновременно и уникальная личность, и стадное животное. В некоторых ситуациях ему приходится быть коллективистом, в других он остается – и всегда будет оставаться – индивидуалистом. Нашему «коллективу» нужны армия, флот и государственный аппарат, мы коллективно содержим почту, полицию и правительство, коллективно организуем уличное освещение и водоснабжение, коллективно пользуемся новыми коммуникационными технологиями. Однако мы не можем коллективно любить, как не можем жениться на коллективе или выйти замуж за коллектив; едим мы тоже каждый сам по себе и умираем не всем коллективом сразу. В этом полном событий мире каждый из нас о чем-то грустит, чему-то радуется, на что-то надеется, переживает свои личные победы и поражения…

Я с нетерпением жду введения всеобщих стандартов минимального уровня жизни и оплаты труда и искренне надеюсь на их постепенное повышение по мере развития производства. Мне кажется, что при любых обстоятельствах либералы не могут позволить себе забыть о таком важном аспекте внутриполитической жизни, как социальная сфера, и я рекомендовал бы вам не бояться обсуждать подобного рода предложения, пусть даже кое-кто из старой гвардии будет коситься на вас и ворчать, что ваши реформы попахивают социализмом. Поверьте мне на слово, и вскоре вы поймете, что я прав. Если вы видите, что государственное предприятие не приносит выгоды, отчего бы не начать пользоваться услугами частных предприятий в той же сфере? Собственникам ведь тоже нужно дать возможность подзаработать.

В настоящее время обществом движет одна сила – конкурентный отбор. Возможно, такой принцип социальной организации несовершенен, но именно он определяет коренное отличие цивилизованного общества от племени варваров. Вообще говоря, это главное достижение современного человечества, которое стоило нам нескольких столетий упорного труда и множества жертв. Это бесценное сокровище, которое наши деды и отцы сберегли для нас и передали нам по наследству. И какими бы отвратительными ни были пороки современного общества, преимуществ и достижений у нашей социальной системы все-таки гораздо больше. К тому же нынешняя система обладает почти бесконечным потенциалом для дальнейшего совершенствования: думаю, постепенно мы избавимся от ее недостатков и преумножим те блага, которые она нам дает. Я не призываю ослабить напор конкурентной борьбы, но, думаю, нам вполне по силам сделать так, чтобы проигравшие в этой борьбе не чувствовали себя брошенными на произвол судьбы. Важно провести черту, ниже которой не будет опускаться уровень жизни наших граждан и уровень оплаты их труда, притом что выше этой отметки они смогут свободно конкурировать друг с другом, по мере сил и способностей. Мы хотим создать условия для дальнейшего развития нашего общества в обстановке свободной конкуренции, и нам ни в коем случае нельзя допустить его деградации. При этом мы отнюдь не собираемся подрывать устои современной науки и цивилизации, мы лишь хотим закрыть зияющую бездну страховочной сеткой. И если Утопия, мысль о которой согревает сердца и будоражит воображение миллионов простых тружеников, когда-нибудь станет реальностью, то это, скорее всего, произойдет именно благодаря развитию и совершенствованию существующего общественного устройства, основанного на принципах конкуренции. Лично я искренне верю в то, что, если Либеральная партия возьмется за это благородное дело и впредь будет заниматься им так же активно, как сегодня, либерализм станет главной и основной идеологией столь необходимой нам социальной эволюции.

Несмотря на то, что я еще достаточно молод, мне довелось почти шесть лет отслужить в армии, а поэтому я позволю себе использовать военную метафору. Как известно, на войне нет более опасной и важной операции, чем арьергардный бой, в ходе которого нужно суметь вывести арьергард с поля битвы в условиях пересеченной местности. В долгой войне человечества с природными стихиями основная часть нашей армии уже одержала победу, добралась до безопасного места и разбила лагерь под ласковым солнцем, у источников свежей воды, среди плодородных полей, близ прекрасных городов. Однако наш арьергард увяз в узком грязном ущелье, он все еще борется за выживание в гористой местности, отбиваясь от беспощадного врага. Арьергарду приходится заботиться о раненых, его путь загроможден разбитой техникой, оставленной впереди идущими подразделениями, его задерживают отставшие от основных частей и те, кто не в силах идти дальше. Всякая армия обязана помнить об арьергарде! Именно там должны быть самые храбрые солдаты и самые надежные генералы. Нужно задействовать все премудрости военной науки и все возможные ресурсы для того, чтобы спасти арьергард, – при этом, разумеется, нельзя приказать основной части армии вернуться за отставшими товарищами, покинув завоеванные позиции и упустив стратегически важную победу над жестокими силами природы. Важно суметь подтянуть арьергард, спасти его и привести туда, где всем нам будет безопасно и спокойно жить.

Такова основная цель Либеральной партии, и совместными усилиями мы наверняка сумеем ее достичь.

Джордж Бернард Шоу: «Вулкан» 22 октября 1906 года

Фри-Трейд-Холл, Манчестер

Сочувствующий социалистам драматург и писатель был не вполне по душе Черчиллю, но в этой речи политик отзывается о Бернарде Шоу в добродушно-шутливом тоне.

Вчера в Манчестере я встретился с Джорджем Бернардом Шоу. Он был настолько любезен, что поделился со мной своими взглядами на то, как создать нового человека и как способствовать развитию общества. Вообще, как мне показалось, Бернард Шоу подобен вулкану – много шума, дыма, клубы горячего пара, неожиданно ослепительные вспышки молний, потоки кипящей лавы, тучи пепла, разлетающиеся во все стороны… Впрочем, посреди всего этого разгула стихии, под пепельным слоем сумасбродства и чепухи то тут, то там сверкают крупинки чистого золота, выплавленного в обжигающем пламени истины. Так что не могу сказать, что этот вулкан мне не понравился. Пусть он и не велик, зато не успокаивается ни на минуту. Быть может, вам интересно знать, какими же средствами этот человек предлагает бороться с нынешними проблемами и трудностями? По его мнению, средство всего одно, зато какое: надо отрубить голову лорду-мэру. (Смех.) Вот так – раз и готово! По долгу службы я имел честь несколько раз встречаться с лордом-мэром, и, хотя я не сомневаюсь в том, что занесенный над его головой топор заставил бы его трудиться гораздо усерднее, мне все же кажется, что проделанная этим человеком немалая работа заслуживает несколько иной награды.

«Моя поездка по Африке» 18 января 1908 года

Национальный клуб Либеральной партии, Лондон

Во время парламентских каникул Черчилль, будучи заместителем министра по делам колоний, отправился с визитом в британские колонии Восточной Африки. По возвращении на родину он со свойственным ему энтузиазмом делился с соотечественниками впечатлениями от поездки.

Если вы спросите, какое чувство возникало у меня чаще всего во время недавнего путешествия, какие эмоции я в основном испытывал на протяжении своих долгих странствий, я откровенно отвечу вам: я постоянно всему изумлялся. Это была далеко не первая моя поездка за рубеж. Ранее мне уже довелось побывать на двух противоположных оконечностях Африки: на севере, в Судане, и на юге. Да и по Индии я поездил немало. Но должен признаться, что нигде за пределами Европы я не видел столь изобилующих красотами и богатствами стран, как те, что я посетил во время последней поездки, по завершении которой я оказался здесь, на этом великолепном приеме в честь моего возвращения на родину. На территории Восточно-Африканского протектората есть места, которые по красоте ландшафта, свежести воздуха, плодородию почв, обилию зелени и воды – одним словом, по всему своему природному богатству намного превосходят любые ранее упомянутые мной страны и даже вполне могут составить конкуренцию самым прекрасным уголкам Англии, Франции или Италии. (Одобрительные восклицания.) Я побывал в Уганде: эта страна – один огромный цветущий сад; куда ни посмотришь, всюду видишь неистощимое, безудержное, бьющее через край изобилие. Я не сомневаюсь, что на основе мощной системы озер и рек, которую нельзя не заметить на карте Африки, вскоре там обязательно разовьется торговля и производство тропических товаров. Я также уверен в том, что в будущем этот континент станет играть важную роль в экономическом развитии всего мира.

Социализм: «Было ваше – стало наше!» 22 января 1908 года

Читем, Манчестер

Молодая Лейбористская партия выступила в поддержку правительства либералов. Сейчас такой союз партий, пожалуй, назвали бы «либерально-лейбористским пактом». В то время в рядах Лейбористской партии было немало радикальных социалистов, поэтому Черчилль выступал категорически против их участия в либеральной коалиции, хотя понимал, что рискует из-за этого лишиться поддержки рабочего электората. Терять голоса избирателей в преддверии выборов было крайне неблагоразумно, а потому Черчиллю приходилось лавировать и искать компромисс.

Социалисты – по крайней мере те из них, кто относят себя к радикалам и революционерам, – очень любят повторять, что они возрождают принципы раннего христианства. Они считают себя христианами от политики, хотя, судя по их манере выражаться и по той атмосфере зависти, ненависти и злобы, которая царит в их рядах, ни за что не скажешь, что они так тщательно штудируют учение основателя христианства, как они сами об этом заявляют. (Одобрительные возгласы.)

Между социалистами раннехристианской эпохи и теми, кто почитает Виктора Грейсона своим апостолом, есть одно существенное отличие: в основе социализма первых христиан была идея «Все мое – твое», тогда как в основе социализма Грейсона лежит идея «Было ваше – стало наше». (Одобрительные восклицания.) И я не побоюсь заявить, что ни одно политическое движение никогда не сможет реально помочь народу, если его представители будут полниться злобой и завистью, как нынешние социалисты-радикалы.

«Слово – освободитель человека и наций» 17 февраля 1908 года

Писательский клуб, Лондон

Во время службы в армии Черчилль совмещал офицерские обязанности с работой военного корреспондента. Он писал о боевых действиях на северо-западе Индии, на афганской границе, в Судане и Южной Африке. Результатом его многолетней работы стали шесть внушительных томов публикаций, в том числе подробная биография его покойного отца.

В этом мире счастливы те, для кого работа – это источник удовольствия. Я бы даже сказал, что только такие люди могут быть по-настоящему счастливы. К сожалению, их не так уж много, гораздо меньше, чем кажется многим. Вероятно, большинство представителей литературной профессии относятся к этой категории счастливчиков. В их жизни по крайней мере есть место для настоящей гармонии. По моему мнению, возможность получать удовольствие от работы – это та классовая привилегия, за которую стоит бороться, и меня нисколько не удивляет, что люди склонны завидовать тем, кто зарабатывает себе на жизнь, изливая на бумаге свои фантазии, мысли и чувства, ведь каждый час такого труда – это час подлинного наслаждения, а отдых, пусть он и необходим, сравним с изнурительно длинным антрактом в интереснейшем спектакле, после которого хочется скорее вернуться к начатому делу. Увлеченному творцу выходной день кажется каторгой.

Плохо пишет человек или хорошо, есть ему что сказать или нет, располагает он литературными способностями или напрочь обделен ими – в любом случае он, как правило, получает удовольствие от самого процесса сочинительства. И когда ранним солнечным утром садишься за стол, зная, что тебя ждут четыре часа полной тишины и покоя, когда перед тобой – стопка чистой бумаги и любимая ручка, только что заправленная лучшими чернилами (смех), – именно в такой момент наступает истинное счастье. Полное сосредоточение сознания на приятном занятии – что может быть лучше? И неважно, что происходит вокруг! Пусть себе палата общин и палата лордов творят что угодно. (Смех.) Пусть повсюду свирепствуют варвары и безбожники. Пусть американский рынок катится в тартарары. Пусть все ниже и ниже падают цены на государственные облигации и все выше и выше поднимают свои лозунги суфражистки. (Смех.) Нам ни до чего нет дела – по меньшей мере на четыре часа мы покидаем этот сумбурный и склочный мир. Ключом собственного воображения мы открываем потайную дверцу в страну вечных истин и абсолютных ценностей. (Одобрительные восклицания.)

Порой, устав от политических дрязг, я утешаю себя мыслью о том, что путь к отступлению мне не отрезан. Вне политики меня ждет мирная вечноцветущая страна литературного творчества, где ни один негодяй не сможет мне досадить, где мне никогда не придется скучать или сидеть сложа руки. Именно в такие моменты я искренне благодарю Бога за то, что при рождении он наделил меня любовью к сочинительству. Именно в такие моменты я с глубокой признательностью вспоминаю всех тех благородных храбрецов, которые в разные эпохи и в разных странах боролись за священную для нас ныне свободу слова. (Одобрительные восклицания.)

Как богат и выразителен английский язык! Нельзя написать и страницы без того, чтобы не восхититься его красотой и разнообразием, гибкостью и глубиной. Если английский писатель не может выразить свою мысль на хорошем английском, вряд ли эта мысль в принципе достойна того, чтобы быть выраженной. Нужно знать и любить английский язык…

Я искренне уважаю древних греков, хотя, разумеется, знаю о них только с чужих слов. (Смех). Так вот, мне бы хотелось, чтобы наши педагоги следовали примеру этого великого народа по крайней мере в одном. Знаете ли вы, каким образом древним грекам удалось превратить свой язык в самый изящный и лаконичный инструмент для выражения мыслей из всех, известных человечеству? Может быть, они тоже тратили уйму времени на изучение более древних языков? Может, без устали зубрили мертвые языки своих предков? Вовсе нет! Главным образом они изучали греческий. (Одобрительные восклицания.) В первую очередь их интересовал родной язык. Они любили, лелеяли и обогащали его, и именно поэтому он дожил до наших дней и стал эстетическим эталоном, которым человечество не устает восхищаться. Тут нам есть чему поучиться у греков. В современном мире наш с вами язык уже сейчас звучит на просторах огромнейшей империи, а значит, самое время нам уподобиться древним грекам и посвятить себя его изучению. Нужно как можно больше времени и внимания уделять родному языку, ведь именно от него в значительной мере зависит грядущий прогресс человечества.

«Что есть общество?» 4 мая 1908 года

Киннерд-Холл, Данди

8 апреля Герберт Асквит сменил на посту премьер-министра сэра Генри Кэмбелла-Баннермана. В тот же день новый премьер назначил 33-летнего Черчилля министром торговли, таким образом сделав его членом кабинета. В то время назначенные члены кабинета министров должны были сначала пройти обязательную процедуру переизбрания в своих округах, и только после этого им полагалась оплачиваемая государственная должность. Избиратели в округах, которые представлял Черчилль, не захотели поддержать его кандидатуру. В итоге с перевесом в 429 голосов победил другой кандидат. И тут на помощь Черчиллю пришли жители шотландского города Данди, которые в ходе дополнительных выборов, состоявшихся вскоре после произнесения этой речи, обеспечили Черчиллю безоговорочную победу. А некоторое время спустя, 12 сентября 1908 года, состоялась свадьба Уинстона Черчилля и Клементины Хозьер.

Что есть общество? Сейчас я расскажу вам, как его себе представляют социалисты. Как мне кажется, «общество», по их мнению, – это сборище неприветливых и не слишком хорошо воспитанных людишек, которым удалось обеспечить своим вожакам победу на недавних выборах, и теперь их избранники строго взирают на свой электорат сквозь бесчисленные решетки, окошечки и щели, строго обращаясь к нему с вопросом: «А где ваши билетики?» (Смех.) Вот так штука! За всю историю с нашим народом никогда не обходились настолько бесчеловечно! (Аплодисменты.) Дамы и господа, я считаю своим долгом отметить, что никто из нас не может и не должен быть только коллективистом или только индивидуалистом. В каждом человеке присутствуют оба эти начала: каждый из нас и коллективист, и индивидуалист. В каких-то сферах мы действуем сообща. В других – сами по себе. (Одобрительные восклицания.) Совместными усилиями мы можем многое – например, у нас есть общая армия, флот, государственный аппарат и даже министр торговли! (Аплодисменты.) Но едим мы тогда, когда хочется лично нам. (Смех.) И мы не просим женщин выходить замуж за всех нас сразу. (Смех.) Отсюда сам собой напрашивается вывод о том, что оптимальное решение этого вопроса находится строго посередине, между двух крайностей. Достичь компромисса и примирить идеи коллективизма и индивидуализма не так-то просто, и именно эту проблему нам предстоит решать в ближайшем будущем. (Аплодисменты.) Причем я готов сразу заявить, что однозначно поддерживаю тех, кто считает, что государство и муниципалитеты должны уделять большее внимание коллективистскому началу в своей деятельности. В этой связи я также хотел бы, чтобы государство взяло на себя некоторые новые функции. В частности, мне кажется, его присутствие должно стать более активным в тех сферах деятельности, где доминируют монополии. (Аплодисменты.) Я имею в виду, например, систему трамвайного сообщения, а также крупные социальные проекты, имеющие прерогативный и привилегированный статус, – там, безусловно, есть чем заняться дельным государственным чиновникам. Однако, когда заходит речь об идеологии и философии, отрицающей всякую индивидуальность и предполагающей ее полную замену коллективным сознанием, я выступаю против подобных заблуждений. Мне искренне хочется верить, что подобные бредни никогда не найдут реальной поддержки ни в умах, ни, что еще важнее, в сердцах здравомыслящих людей. (Громкие одобрительные восклицания.)

«Я и есть министерство торговли» 4 февраля 1909 года

Обед в Торговой палате, Ньюкасл-апон-Тайн

Если есть в правительстве ведомство, которое может рассчитывать на благосклонное отношение общества, так это министерство торговли. В некотором смысле я и есть это самое министерство торговли. (Смех.) Раньше в его состав входило несколько человек, образовывавших совет, но вот уже много лет заседания совета не проводятся. Нынче один человек составляет кворум. Так что я сам себе кворум. Однако в более широком смысле министерство торговли – это эффективный аппарат, выполняющий важные государственные функции и обрабатывающий огромные объемы данных. Его весьма многочисленные служащие ни в чем не уступают самым образцовым представителям британского чиновничества. В то же время в некотором смысле министерство торговли стоит особняком. Дело в том, что оно активно взаимодействует сразу со всеми партиями и сотрудничает с руководителями не только промышленных предприятий, но и профсоюзов. При этом, если возникает необходимость решить какой-нибудь важный вопрос, все заинтересованные стороны готовы в любой момент предоставить министерству самую достоверную и полную информацию, какая у них есть. Закон наделяет министерство широкими полномочиями, но круг обязанностей этого ведомства в силу целого ряда причин часто оказывается еще шире. И промышленники, и профсоюзы знают, что в министерстве торговли к ним отнесутся со всей справедливостью и что в процессе примирения противостоящих коалиций и враждующих социальных классов не будет никаких сомнительных махинаций и подковерных интриг. Это, без сомнения, придает министерству особый статус, гораздо более высокий, чем тот, который изначально был гарантирован ему парламентом. (Одобрительные восклицания.) В основе деятельности министерства лежат три главных принципа, которые достаточно четко сформулировал мой предшественник на этом посту: «Даруйте, примиряйте и достигайте компромисса».

Бюджет: «Мы не можем себе позволить ни жить, ни умереть» 22 мая 1909 года

Фри-Трейд-Холл, Манчестер

Я отлично понимаю, что нынешний бюджет превратил вашу жизнь в кошмар (смех), а потому не могу не поблагодарить вас за столь теплый прием. Когда я думаю о понесенном нами ущербе – о том, как мы по недосмотру потеряли Южную Африку (смех), как оказались утрачены золотые прииски, как наша непобедимая армия, которую взялся реорганизовывать господин Бродрик (смех), стала фикцией и как, несмотря на ежегодно выделяемые адмиралтейству 35 миллионов фунтов, мы вдруг оказались без флота, без единой утлой лодчонки (смех), – так вот, когда я осознаю, что вдобавок ко всем этим напастям страна нынче изнывает под бременем непосильных налогов, так что любой уважающий себя консерватор скажет вам, что он, к сожалению, не может себе позволить ни жить, ни умереть (смех), – в общем, когда я задумываюсь над всем этим, господин председатель, я начинаю еще больше ценить то радушие, с каким вы встречаете меня здесь, в Манчестере. Да, господа, когда я размышляю о колониях, которые мы потеряли, об империи, которую мы настроили против себя, о хлебе и молоке, которые мы каким-то чудом забыли обложить налогами (смех), об иностранцах, которых мы почему-то все еще не обобрали (смех), и о прекрасных дамах, которых мы тоже не тронули (смех), меня, признаться, очень сильно удивляет то, что вы рады снова меня здесь видеть.

«Грубое нарушение конституционных обычаев» 4 сентября 1909 года

Театр «Палас», Лестер

В стране назревал конституционный кризис: палата лордов, состоявшая в то время из представителей землевладельческой аристократии, намеревалась отклонить так называемый «народный бюджет», подготовленный канцлером казначейства либералом Дэвидом Ллойд Джорджем. Он настаивал на необходимости дополнительно выделить 4 миллиона фунтов стерлингов на выдачу пенсионных пособий престарелым, а также на финансирование строительства семи новых дредноутов (линкоров) для британского флота. Средства для этих нужд планировалось изыскать за счет взимания добавочных налогов с состоятельных граждан, в особенности с владельцев недвижимого имущества. Откровенная речь Черчилля, содержавшая угрозы в адрес членов палаты лордов, вызвала крайне негативную реакцию со стороны короля, так что он даже отправил письмо с комментариями по этому поводу в редакцию газеты «Таймс» (где оно было опубликовано от имени королевского секретаря). Видимо, король и впрямь был глубоко возмущен, ведь этот его поступок не имел прецедентов в британской истории.

На всеобщих выборах, которые последуют за отказом палаты лордов одобрить этот проект бюджета, может решиться – должна решиться и обязательно будет решаться – судьба не только этого бюджета. (Одобрительные восклицания.) Как справедливо заметил в 1894 году ныне покойный лорд Солсбери, «бюджеты приходят и уходят». У каждого правительства свой годовой финансовый план. И до настоящего времени каждое правительство имело право принимать необходимые меры по изысканию средств, требуемых для покрытия запланированных расходов. Бюджет, как известно, принимается ежегодно. И каким бы необычным ни был бюджет, представленный моим уважаемым коллегой, какие бы серьезные последствия ни повлекли за собой те политические меры, реализации которых он призван способствовать, в конечном счете данный финансовый законопроект по сути своей является обычным документом, принимаемым на регулярной основе. Зато если палата лордов не одобрит бюджет, это станет из ряда вон выходящим событием. (Громкие и продолжительные одобрительные восклицания.) Это будет грубым нарушением конституционных обычаев и правовой практики, сложившейся более чем за три столетия в нашем государстве, и с этим, думаю, согласился бы любой, кому довелось править нашей страной за минувшие 300 лет. Протест палаты лордов прямо противоречит всем традициям прошлого. А на что же, кроме этих самых традиций, может опереться палата лордов? (Одобрительные восклицания.) Думаю, этот протест равнозначен попытке мятежа, причем организованного не беднотой, а богатеями, не народными массами, а привилегированным меньшинством, не во имя прогресса, а в интересах реакции, не с целью укрепления государства, а ради его ослабления. Такой мятеж, что бы вы о нем ни думали, будет иметь историческое значение, и его последствия при любом варианте развития событий обязательно дадут о себе знать в будущем, причем не только в этом году, но и во все последующие годы – впредь нам придется с этим жить. (Одобрительные восклицания.) Одним из таких последствий, безусловно, должно стать изменение права вето, которым наделена палата лордов. (Все более громкие одобрительные восклицания.) Если наши противники победят (выкрики «Они не победят!», «Не бывать этому!»), они тем самым подтвердят свое право не только отклонять законодательные инициативы палаты общин, но и контролировать государственные финансы. А если они проиграют, мы лишим их права вето. (Громкие и продолжительные одобрительные восклицания.)

Положа руку на сердце, я заявляю вам, что это противостояние не в наших интересах. У нас есть дела и поважнее. Но если без борьбы не обойтись, то сейчас для нее самый подходящий момент. (Громкие одобрительные восклицания.) Вряд ли британской демократии когда-либо еще представится такая возможность. Во всяком случае в ближайшем будущем. Вряд ли когда-либо сложатся столь же благоприятные обстоятельства. Вряд ли на повестке дня окажутся более животрепещущие вопросы. (Одобрительные восклицания.) Разве вообще могут найтись вопросы значимей того, который мы обсуждаем сегодня: что облагать налогами? Необходимость налогообложения признается всеми, но следует ли нам взимать налог на роскошь, излишества и товары, производимые монополиями, или же на предметы первой необходимости, нужен ли налог на так называемый «незаработанный доход» от земли, на хлеб насущный, добываемый тяжелым трудом? Сможем ли мы последовательно реализовать политику конструктивных социальных реформ, которая сейчас на наших глазах постепенно набирает обороты? Принесет ли она положительные результаты или будет незамедлительно свернута, позволив многоуважаемым лордам вновь сосредоточиться на разработке новых видов оружия и бессмысленных внешнеполитических авантюрах в угоду ура-патриотическим настроениям? И наконец, еще один вопрос: кто будет решать судьбу британского народа в году 1909-м от Рождества Христова? Останется ли последнее слово в политических делах за представительным органом, избранным почти 7 миллионами граждан и действующим в интересах каждого из них? Или же британцы подчинятся диктатуре жалкой кучки титулованных персон (смех), которые никого не представляют, ни перед кем не несут ответственности и стремглав несутся в Лондон лишь для того, чтобы проголосовать в интересах своей партии, своего класса и в первую очередь в своих личных интересах? Вот какие вопросы нам придется решить в ходе нашего противостояния, и я искренне рад, что вся ответственность за развязывание этого конфликта, если таковой будет иметь место, ляжет на палату лордов. (Одобрительные возгласы.) Стоит ему начаться, и нас уже будет не остановить! Мы обязательно добьемся своего! (Одобрительные возгласы.) Мы готовы полностью посвятить себя этой борьбе и вести ее до победного конца (громкие одобрительные восклицания), а весь ущерб, который в результате будет нанесен нашим общим национальным интересам, мы обязательно взыщем с поверженного противника! (Громкие одобрительные восклицания.)

«Древнейшая и достойнейшая из монархий» 4 декабря 1909 года

Эмпайр-Хаус, Саутпорт, Ланкашир

Консерваторы резко критиковали Черчилля за то, что он переметнулся на сторону их политических противников и предал интересы собственного класса. Стремясь опровергнуть подобные обвинения в свой адрес, Черчилль прилагал все усилия для того, чтобы показать себя преданным сторонником института наследственной монархии, при этом, однако, осыпая градом презрительных насмешек членов верхней палаты парламента, которые, подобно августейшим особам, передавали свои титулы по наследству.

Доказать преимущества наследственной монархии как формы правления довольно просто. История любой страны, события любой эпохи, соображения здравого смысла и, наконец, всевозможные доводы теоретического и практического характера – все свидетельствует о том, что нет и не может более мудрой идеи, чем идея о необходимости вывести верховное руководство страной за скобки частных амбиций, политических дрязг и перипетий партийной борьбы. (Возгласы одобрения.) Истинный правитель должен быть выше всего этого. При этом не стоит забывать о том, что в нашей стране установлен режим ограниченной монархии – монархии конституционной. Наш монарх царствует, но не правит. Эту максиму мы заучиваем со школьной скамьи. Полномочия правительства реализуются министрами, которые несут ответственность перед парламентом. При этом члены палаты общин, за которых проголосовали миллионы британских избирателей, могут по своему усмотрению переназначать этих самых министров (следует отметить, что порой парламентарии пользуются этим своим правом чересчур часто). У британской монархии нет интересов, которые бы не совпадали с интересами британцев. (Одобрительные восклицания.) Монархия объединяет и сплачивает наш народ. Она защищает общие и неизменные интересы нации, и сейчас, после всех кардинальных преобразований, которые произошли в мире за последние 100 лет, после стольких успехов, которых нам удалось достичь в обустройстве демократического государства, можно с уверенностью сказать, что английская монархия – не только древнейшая и достойнейшая, но также самая крепкая и надежная из всех монархий современного христианского мира. (Одобрительные восклицания.)

«Всем, что у нее есть, аристократия обязана цивилизации» 17 декабря 1909 года

Виктория-Опера-Хаус, Бернли, Ланкашир

За день до этого выступления лорд Курзон произнес речь в городе Олдем, в том самом избирательном округе, где прежде баллотировался Черчилль. Курзон отстаивал принцип наследования титулов и власти и говорил об огромном значении невыборной части парламента – палаты лордов. В своей речи Черчилль возражает своему оппоненту, едко насмехаясь над его аргументами.

Начиная свою избирательную кампанию в Ланкашире, в порядке дискуссии я неоднократно обращался ко всем представителям Консервативной партии с одним и тем же вопросом: я умолял их объяснить мне, на каком основании палата лордов продолжает существовать как институт власти и реализует право управлять нами? На каком основании дети членов палаты лордов априорно располагают полномочиями повелевать нашими детьми? (Одобрительные восклицания.) Брошенный мной вызов был весьма отважно принят (смех) лордом Курзоном. (Недовольные возгласы.) Что и говорить: палата лордов вряд ли смогла бы найти себе более достойного и, я бы даже сказал, более заносчивого защитника! И вот в среду в Олдеме… Знаете, есть такой город Олдем? (Смех.) Кажется, я тоже кое-что о нем слышал. (Смех.) Так вот, в Олдеме лорд Курзон выступил перед широкой публикой, предложив всеобщему вниманию то, что у меня язык не повернется назвать иначе, как блестящим экскурсом в историю средних веков…

Вряд ли кто-либо стал бы возражать против палаты лордов как таковой, если бы она лишь предоставляла возможность потомкам выдающихся людей получить законодательные полномочия при условии, что их поддержат избиратели. Однако вместо этого суть сего института власти сводится к тому, что сыновья, внуки, правнуки и все грядущие потомки выдающихся людей до самого скончания веков могут заседать в парламенте независимо от того, нравятся они избирателям или нет. Из этого следует, что в нашей стране с давних пор существует некая элита, представители которой наследуют законодательные полномочия от предков и передают их всем своим, даже самым дальним, потомкам. При этом объем и характер таких полномочий никоим образом не зависит от характера, умственных способностей и опыта тех, кто ими наделяется (смех), и распоряжаться своим статусом парламентария они могут исключительно по собственному усмотрению, не задумываясь о нуждах и потребностях общества. Думаю, если изложить суть нашей политической концепции на заседании обычной британской коллегии присяжных заседателей, все ее члены сочтут эту самую концепцию никуда не годной и немедленно отвергнут. (Одобрительные восклицания.) Почему же эта система до сих пор действует в нашей стране? Полагаю, она сохранилась по той причине, что демократический электорат, который существует в Британии с 1885 года, никогда не принимал палату лордов всерьез. С ее членами обычно не слишком считались, ибо всем было ясно, что эта часть парламента пребывает в состоянии упадка, можно сказать, в глубокой коме, за которой со временем неизбежно последует кончина. И вдруг, ко всеобщему удивлению, палата лордов выходит на авансцену политической жизни, не просто реализуя свое право вето в отношении законопроекта, представленного на ее рассмотрение одной из партий палаты общин, и, разумеется, игнорируя значимость этого законопроекта и его популярность среди избирателей. Нет, нынче палате лордов этого мало: она претендует на новые полномочия, стремится контролировать государственный бюджет, фактически добивается статуса основного органа власти в нашей стране. (Одобрительные восклицания.) Вот почему стоит обратить пристальное внимание на эти притязания. Думаю, что, проанализировав сложившуюся ситуацию, вы поймете всю их абсурдность…

Теперь я перехожу к третьему основополагающему доводу лорда Курзона. «Всеми своими достижениями, – помнится, сказал он, цитируя великого французского писателя и агностика Эрнеста Ренана, – цивилизация обязана аристократии». (Смех.) Слушателям в Олдеме этот афоризм наверняка пришелся по вкусу. (Смех.) Без сомнения, каждый тамошний герцог, граф, маркиз и виконт принял сей комплимент на свой счет. (Громкий смех.) Вот только интересно знать, кого лорд Курзон имел в виду под аристократией? Из его аргументации явно следовало, что он подразумевал вовсе не аристократию «духа», к которой, насколько я понимаю, относятся самые талантливые и умные представители каждого поколения, самые мудрые, смелые, щедрые, одаренные, красивые, сильные и активные люди. Если бы Курзон говорил о них, нам, вероятно, пришлось бы с ним согласиться. Демократия как таковая как раз и подразумевает всеобщее единение под руководством лучших из лучших. Однако в контексте приведенной лордом Курзоном цитаты и исходя из его аргументации, явно направленной на то, чтобы доказать необходимость сохранения палаты лордов в ее нынешнем виде, можно сделать однозначный вывод: под аристократией оратор понимает наследственных законодателей, баронов, графов, герцогов и прочую знать. Я далек от намерения оскорбить эту самую «прочую знать» (смех), равно как и представителей благородного сословия в других странах. Я просто хочу отметить, что именно Курзон имел в виду, говоря о пользе аристократии в своей олдемской речи. И я вынужден повторить, что его доводы следует признать бессмысленными и абсурдными. (Одобрительные восклицания.)

«Всеми своими достижениями цивилизация обязана аристократии». Пожалуй, скорее наоборот: всем, что у нее есть, аристократия обязана цивилизации. (Громкие одобрительные восклицания и просьбы повторить сказанное.) Ведь именно простые люди чаще всего порождают великие идеи, которые ведут человечество к прогрессу, и именно народ берется за любую масштабную и тяжелую работу, результатами которой пользуются все последующие поколения.

«Если солдаты начнут стрелять по мирному населению, это будет катастрофа» 7 февраля 1911 года

Палата общин

Черчилль произнес эту речь, находясь на посту министра внутренних дел. Поводом для выступления послужила критика в его адрес со стороны консерваторов и социалистов – первые обвиняли Черчилля в том, что в горнодобывающие районы Южного Уэльса во время забастовки шахтеров, сопровождавшейся массовыми беспорядками и погромами, не были оперативно введены войска, тогда как вторые, напротив, упрекали министра в злоупотреблении силовыми мерами. Возглавлял атаку консерваторов лидер оппозиции – Артур Бальфур.

Вчера на меня обрушился с обвинениями не кто-нибудь, а сам лидер оппозиции, и, представьте себе, он критиковал меня вовсе не за чрезмерное применение силы, а, наоборот, за недостаточность принятых мер, за то, что усмирять бастующих изначально были посланы полицейские, а не военные – дескать, войска следовало направить в Уэльс гораздо раньше. При этом в ходе своей вступительной речи, в начале сессии, уважаемый коллега уделил данному вопросу столько внимания, что я искренне удивился, не услышав от представителей оппозиции в ходе развернувшихся дебатов ни слова поддержки в адрес оратора и ни слова критики в адрес правительства и министра внутренних дел, хотя я намеренно дал возможность высказаться всем желающим. Позвольте мне в таком случае просто процитировать слова достопочтенного коллеги. Как вы помните, он сказал следующее:

Сразу подчеркну, что данное обвинение кажется мне весьма серьезным…

В связи с этим я бы хотел обратить внимание палаты на тот факт, что силы, направленные правительством в долину Ронты по просьбе начальника полиции и местных властей, во всех отношениях лучше подходили для той задачи, которую им предстояло выполнить, нежели армейские пехотные подразделения, о которых нам говорили утром. Как ни крути, опытные полицейские, умеющие усмирять толпу, значительно более эффективно справляются с такого рода поручениями, чем солдаты, особенно пехотинцы. Стоит отметить, что мы послали в район конфликта столько пеших и конных констеблей, что они с лихвой могли бы заменить две пехотные роты, о которых тут шла речь. Кроме того, в поддержку полицейским мы дополнительно направили два эскадрона кавалерии. Таким образом, обвинения в том, что правительство недооценило масштаб трагедии и не направило на борьбу с бунтовщиками достаточное количество надлежащим образом подготовленных блюстителей порядка, не имеют под собой никаких оснований. Напротив, мы послали туда больше полицейских и военных, чем просили тамошние власти, и это были очень опытные и надежные люди…

Нас можно обвинять в чем угодно, только не в нерешительности. Допустим, в неуступчивости, но уж точно не в нерешительности. Мы ни минуты не сомневались в необходимости использовать полицию в авангарде, а военных – в качестве подкрепления. Меня всерьез беспокоила мысль о том, что воинские соединения, спешно переброшенные по железной дороге на значительное расстояние, прибудут ночью на станцию назначения и окажутся не готовы к противостоянию с разъяренной толпой. Я представил себе, как солдаты выйдут из вагонов, построятся в шеренги и, исполненные решимости и волнения, отправятся на борьбу с бунтовщиками, а потом растеряются, увидев перед собой своих сограждан, которые прежде никогда не имели дело с военными и которые, скорее всего, даже не знают, чем те вооружены и в каких обстоятельствах им разрешается применять оружие. Именно такой непредсказуемой и сложной ситуации я хотел по возможности избежать, в то же время ни на минуту не забывая о необходимости обеспечения законности и порядка…

Как, должно быть, известно уважаемым членам палаты, шахтеры Южного Уэльса – это хорошо образованные, миролюбивые, разумные и законопослушные люди, на долю которых, позволю заметить, выпало немало суровых испытаний – пожалуй, даже гораздо более суровых, чем нынешнее, – причем, по моему мнению, в происшедшем вряд ли стоит винить только их самих. Полагаю, основными зачинщиками беспорядков выступили молодые головорезы и забияки из других районов страны, а потому мне представляется необходимым официально выступить в защиту репутации шахтеров Южного Уэльса. В последнее время эти несчастные работяги регулярно подвергались критике и нападкам со стороны людей, не имеющих ни малейшего представления о реальном положении дел. Вообще, как мне кажется, местные власти и руководители предприятий иногда слишком поспешно и без достаточных на то оснований призывают на помощь войска. Помощь армии им, как известно, ничего не стоит, тогда как на содержание полиции расходуются средства из местного бюджета. Вдобавок ко всему довольно распространено мнение о том, что чуть ли не вся британская армия готова когда угодно и где угодно помочь любому горе-администратору, не поладившему со своими подопечными. Местные власти просят прислать военных, ни минуты не сомневаясь в том, что солдаты непременно придут им на выручку, часто не задумываясь о специфике армейского вооружения и о тех трудностях, с которыми может быть сопряжено использование военной силы в мирное время. Разумеется, мы должны блюсти закон и порядок, но я также искренне убежден в том, что одной из главных задач государственной политики является сглаживание противоречий и предотвращение столкновений между солдатами и простыми рабочими, вовлеченными в трудовые конфликты. Думаю, члены палаты не могут не отдавать себе отчета в том, что любое подобное столкновение, каким бы безобидным оно ни казалось, всегда сопровождается применением огнестрельного оружия и гибелью людей, тем самым пороча репутацию нашей армии, которая комплектуется на добровольных началах и для которой вследствие этого весьма важен ее престиж среди гражданского населения страны. Кроме того, часто в результате подобных столкновений в людях просыпаются враждебность и озлобленность, которые затем отравляют жизнь целых поколений. Если наши солдаты начнут стрелять по мирному населению, это будет катастрофа. Пожалуй, только нашей нации – из великого множества других наций – удавалось в течение долгого времени избегать печальных и, я бы даже сказал, противоестественных происшествий такого рода. И в нынешних обстоятельствах я как министр внутренних дел, в силу служебных обязанностей облеченный ответственностью за разбитые головы и окна своих сограждан, вынужден был решиться на дополнительные расходы и, кажется, сумел надлежащим образом организовать работу полиции. Я также готов взять на себя ответственность за то, что попытался избежать ситуации, в которой британским солдатам пришлось бы пролить кровь мирного населения нашей страны. Слава Богу, нам удалось предотвратить подобного рода трагедию в Южном Уэльсе.

Страхование по безработице 22 мая 1911 года

Палата общин

Черчилль выступал за принятие мер, которые гарантировали бы материальную помощь британским семьям, чьи кормильцы остались без работы. Вместе с канцлером казначейства Дэвидом Ллойд Джорджем они стали основными вдохновителями социальной реформы, которая имела далекоидущие последствия для всего населения Великобритании.

Ни один вопрос в сфере политики не заботит меня так сильно, как вопрос о создании масштабной системы страхования. Я убежден, что с введением страхования по безработице больше медлить нельзя, причем лучше сначала реализовать эту программу и лишь потом заняться проблемой страхования на случай потери трудоспособности. Сколь бы вескими ни были доказательства необходимости скорейшего введения страхования на случай потери трудоспособности, аргументы в пользу высокого приоритета страхования по безработице ничуть не менее – и скорее даже более – убедительны. Несколько лет назад все мы наконец осознали, насколько неудовлетворительно положение дел в этой сфере и насколько наша цивилизация беззащитна перед лицом данной проблемы, которая регулярно возникает в тех случаях, когда люди, которые хотят работать и обеспечивать свою семью, не имеют возможности трудоустроиться и в результате оказываются лишены средств к существованию. Разумеется, такое положение дел не могло не вызвать озабоченности среди мыслящих представителей нашего общества. Так уж устроены люди, что им свойственно быстро забывать пережитые страдания и страхи. Но значит ли это, что нашему обществу надлежит продолжать балансировать между паникой и апатией?

Нынче принято говорить о недальновидности и ограниченности рабочего люда. Без сомнения, часть ответственности действительно лежит на самих безработных, но разве можно ожидать от простого труженика, у которого нет особых радостей в жизни и которому приходится постоянно напрягать все свои силы для того, чтобы заработать на хлеб насущный, что он будет анализировать циклы деловой активности и, подобно чиновникам министерства торговли, делать на основе наблюдений выводы о факторах и тенденциях развития мировой экономики? Недальновидность обычных работяг вполне простительна. А вот можно ли сказать то же самое о палате общин? Ведь мы, парламентарии, обладаем всеми необходимыми знаниями и опытом, и именно в наших руках будущее страны. Значит, мы обязаны предпринимать нужные меры и заботиться о тех, за кого несем ответственность. Что о нас подумают избиратели и как мы станем оправдывать собственную недальновидность, если очередной кризис опять застанет нас врасплох? Простому рабочему может казаться, что он не нуждается в страховании по безработице – ведь она может миновать его. Большинство наемных тружеников, занятых в отраслях, на которые распространяется страхование, действительно, скорее всего, сохранят свои рабочие места. Но если один трудяга способен избежать горькой участи, то целое государство, а равно и палата общин, в конце концов неизбежно столкнутся с этой проблемой. Рано или поздно она наверняка станет главным вопросом на повестке дня, она заставит нас всех задуматься, но выхода уже не будет. Какой смысл вводить страхование по безработице, когда она уже нагрянула и от нее никуда не деться? Вряд ли мы сможем убедить безработных застраховаться от того, что с ними уже произошло. Нам нужно прямо сейчас, пока в стране наблюдается относительное экономическое благополучие, позаботиться о накоплении фонда страхования, который в будущем поможет нам пережить кризисные годы. Мы должны учесть как благоприятный, так и неблагоприятный сценарий дальнейшего развития событий. И к решению этого вопроса пора приступить без промедления, пока проблема безработицы не столь актуальна и не является темой активных политических дебатов. Если мы хотим успеть создать резервный фонд финансирования, надо действовать немедленно. В разработке полноценной системы страхования нам очень помог канцлер казначейства. Именно он составил проект этой системы и предложил его на суд общественности. Этот человек сделал все от него зависящее, чтобы дать нам возможность реализовать все наши благие начинания, и я полагаю, что разработанная господином канцлером модель со временем станет залогом единства британского общества и процветания нашей страны. Изучение вопросов страхования неизменно вызывает у меня некоторый трепет, потому что всякий раз, обратившись к этой теме, я чувствую, что имею дело с абсолютно новой силой, которую можно использовать во благо человечества. Эта сила не только способна обеспечить порядок в стране и предотвратить смуту, она не только демонстрирует способность нации как единого коллектива поставить себе на службу бережливость и самоотверженность отдельно взятой личности – нет, это воистину волшебная сила, использующая магию усредненных расчетов во имя благополучия миллионов людей.