Николай свет-Второй

Пролог

Вначале капли клубились как яркие красные звёздочки, зачаровывая меня своими неземными танцами, затем они начали сливаться нарушая первоначально идеальный узор. Чистая вода в ванне быстро загрязнилась, но температура этого раствора не понизилась, и вода, и кровь, и воздух были сегодня на редкость солидарны. Я чувствовала приятную слабость и гадала сколько же мне осталось, пока сознание не уплывёт окончательно.

На бортике ванны, прямо перед моим взглядом, стоят два фото из прежней жизни, первое фото Игоря, в форме и с чёрной рамкой, на втором, солнечном, Игорёк, я и Сашка, последний отпуск в Анапе. На бумаге мы вечно вместе, мы счастливы, ещё неделю нам купаться и загорать на песке Анапы. Сашке, нашей дочурке, на той фотографии пять и её улыбка на фото почти последняя, за весь сведущий год было не до смеха. А вчера Сашульку у меня отобрали. Кто? "Мама" и "Папа". Городок у нас небольшой, хоть и узловая станция, а ещё недавно числился станицей. Третий сын председателя пригородного совхоза, после переименованного в АО, считался завидным женихом, пусть и выбрал для себя службу в ментовке с частыми командировками в Чечню.

Раньше его родня-то меня просто недолюбливала, мол безотцовщина, дочь медсестры, да ещё пошла по стопам матери! Это "мама" так часто Игорьку на уши капала, думала, что я не слышу! Сволочь старая, шлюха горкомовская, когда "первый" ей отворот поворот дал успела не упасть вниз окончательно, приземлилась в постель к одному пареньку из "свиты". А теперь, когда она свою младшенькую подсунула в Выселки под одного из братьев губернатора, перед ними сам мэр лебезить стал. Со мной, вроде как, и свыклись, вроде уже и не чужая, а брательник мой, единственный, подгадил, в душу наложил по-чёрному. Хренов плиточник, объект отпахал, деньги на бригаду поделили, нажрался и потащил моего на рыбалку, а тому в очередную командировку через день, ну и поддался на уговоры. Отметили удачный улов беленькой, а на обратном пути брат Стёпа почему-то оказался за рулём нашего Нисана. Вот они и отъездились, соколики, Игорь всмятку, а брательник, с перебитым позвоночником, уже почти год тихо загибается под капельницей. Его-то жинка, как увидела это зрелище, ноги в руки, хату свою, на улице Карбышева, продала, детей в охапку и ходу к родне в Новотитаровскую, мне теперь одной со Степаном маяться, лекарство покупать, весь дом уже голый, всё продано.

"Мама" и "Папа" как от следователя узнали кто за рулём был и про процент у этого "кого-то" алкоголя в крови убить были готовы и меня и брата. Но подумали, сучье племя, и решили. что брату ещё хуже будет вот таким жить, а на лечение его мне пришлось тёткин земельный пай по дешёвке продать, теперь по двадцать пять штук деревянных в месяц на лекарства хочешь не хочешь, а вынь да полож! Да только хватило этих денег, мебели и шуб меньше чем на год. А тут ещё вчера навалилось, Сашульку забрали, а когда я к особняку и буянить начала, приехал сам наш главный мент, руками развёл и постановление показал. Говорит мне, мол, извини Светик, но не мой уровень, мне говорит, как и всем под страхом увольнения тебе даже в долг запрещено давать. А то я не знала! Сказал Иван Степанович дальше, что он только посланник, но просили передать, что ежели я в течении суток не уеду, куда угодно, то брательнику начнут обычные лекарства колоть, бесплатные, для бедных, а это значить он и дня не проживёт. Хату не продать и не заложить, все оповещены, да и часть её родителям принадлежит, а теперь, когда у них и опекунство над дочкой, продать вообще невозможно.

Если я уеду, у брата будет всё самое лучшее, ежели когда спину сшить смогут и доживёт, то они и операцию оплатят. Без денег меня отправляют в дорогу, суки, это уже "Мамы" задумка, она прекрасно знает, чем обычно расплачиваешься когда у тебя нет денег. а внучка взрослой станет, ей и фото покажут, вот, мол, мать какой была, в канаве в уездном N-ске жизнь закончила закономерно. Только я их обманула, потребовала договор, мол, в течении суток обязуюсь в городе не быть, а медпомощь прописала от и до, а договор заверяли нотариус и местный настоятель. И вот теперь для остальных я "собираю вещи и прощаюсь", добраться до меня уже не успеют. На полу возле ванны лежит Игорькова бритва, как-то он ей двух духов побрил, когда в связанных лейкопластырем рожках патроны закончились. Как оберег она у него была, во все командировки брал, а вот на рыбалку взять не догадался, ну да скоро свидимся, уж попеняю я ему за эту забывчивость.

Сознание уплыло окончательно, и следующий диалог в памяти не остался. Два голоса, оба молодые, я бы сказала студенты, первый говорит, она, мол, подойдёт, а второй отказывался. Минуты две они спорили, потом второй сказал, чтобы посмотрел на облик её дочери, первый сразу заткнулся, лишь буркнул, копируем, мол, но сбоить будет. И свет погас окончательно.