Ниоле: Обнаженная натура

— Сам решай, — сказала она.

— Ну уж нет — ты у нас за концепцию ответственная. Так будем или не будем?

— Тогда давай о стриптизе сделаем. О политике — как получится. Собственно, эта моя работа и выросла из заметок о российском стриптизе.

— «Эти танцы неглиже — вовсе не стриптиз уже?» — рассмеялся он.

— Запомнил? — тоже улыбнулась она.

— Как такую рифму забудешь!

— А такое — «От стыда совсем не млея, для вас танцует Орхидея».

— Класс! А это что?

— Да так, сейчас в голову пришло, — откровенно засмеялась Ниоле. — У них там такие псевдонимы!

— Да, я читал. А нормальные стихи ты пишешь?

— Редко… Времени нет.

— Жаль. Я б твои вирши поиллюстрировал. Уж парадный портрет-то для форзаца сделал бы.

Они замолчали, глядя друг другу в глаза. В кухне отчаянно засвистел чайник.

— У, подлый! Пошли, а то ведь не отстанет.

Ни ей, ни ему чаю совсем не хотелось. Ниоле просто сидела над кружкой, а Сергей смотрел на Ниоле.

— Останешься? — наконец спросил он севшим голосом.

Ниоле едва заметно кивнула, не отрываясь от созерцания остывающего чая.

— Какая-нибудь футболочка найдется? — спросила она как бы между прочим.

— Да найдем… Мама мне их каждый раз дарит, когда я приезжаю…

— Мама? — искоса взглянула она.

— А кто же еще? Девушки мне парфюм дико дорогой дарят, помнится.

Сергей сидел за компьютером, от нечего делать сортируя снимки для альбома. Ниоле вернулась из душа одетая в темно-синюю футболку, которая на ней смотрелась как туника. Он повернулся и с интересом уставился на бледно-розовые ноги Ниоле, видные почти целиком.

— «Раздеваемся в быту, не скрывая красоту» — я точно цитирую?

Ниоле хихикнула, умильно на него глядя, но промолчала, подойдя вплотную.

— Почему уродливая мужская одежда порой так дивно украшает женщин, а? — спросил он, обнимая ее за талию.

— Наверное, по контрасту.

Одной рукой плотно гладя ее по упругому заду, Сергей, с трудом попадая стрелкой в нужные окошки, выключил компьютер. В комнате стало совсем тихо.

— Подождешь немного? — спросил Сергей с надеждой, словно Ниоле могла уйти немедленно и прямо в его майке. — Я сейчас.

Вернувшись, он нашел Ниоле в предусмотрительно разобранной им постели. Она оставила горящей одну лампочку в изголовье.

— Ох, бельчонок!.. — застонал Сергей, откидывая одеяло и обнимая Ниоле.

Ее ручки нетерпеливо растянули на нем пояс банного халата и скользнули по груди и дальше на плечи, скидывая с него одежду. Сергей довершил собственное обнажение, выкинув халат куда-то себе за спину.

— А это снять нельзя было? — недовольно пробурчал он, сдирая с нее футболку и трусики.

Он всем телом приник к ее мягкой, нежной плоти, и Ниоле ответила ему глубоким, чуть жалобный вздохом.

— Кошечка, я ждать не могу, извини, — простонал он и, отделавшись от прелюдии поспешным поцелуем, сразу вошел в нее.

Кажется, она была не против, расслабившись, обнимая его чуть неловко и поэтому ужасно трогательно и волнующе.

«Так вот чем отличается «дать» от «отдаваться»…» — смутно промелькнуло в его голове.

Ниоле именно ему отдавалась, а не… как девочки-модельки. Он только сейчас это понял.

Сергей очень старался показать себя умелым любовником, не оставив на теле Ниоле ни одного необласканного места, и решил закончить, только почувствовав соленую влагу на ее лице.

— …Сережа, это для меня… слишком, — прошептала она, когда в ней чуть улеглась поднятая им буря и она сама ослабила объятия. — Не надо так, а?

— Родная, как я могу контролировать свои чувства, — проговорил Сергей, отстраняясь, чтобы посмотреть на нее. — Я ведь не знаю — может, ты со мной в последний раз? Завтра я тебе надоем, и прости-прощай, бедный художник!

— Ну что ты… Зачем ты так говоришь?

Сергей лег рядом, а Ниоле положила голову ему на плечо.

— Я буду с тобой, пока ты сам этого захочешь…

— Это ответ настоящей музы!

— Выключи свет, а? У меня глаза устали.

Сергей протянул руку и щелкнул выключателем. Электронные часы на столике рядом показывали без двадцати одиннадцать.

«Успеем и отдохнуть, и утомиться, и не один раз, рыжик», — умиротворенно подумал Сергей, тоже прикрывая глаза.

Утром они позавтракали вместе, и Ниоле уехала к себе, попросив не провожать ее. Дискету со своими «нюшками» она увезла с собой. Это был своеобразный тест, который Ниоле пока не прошла.

«Она не доверяет мне полностью… — с легкой горечью подумал Сергей. — Ну что ж, значит, в вечном поединке страсти с разумом пока ведет разум».

Сергей еще раз проглядел отснятый материал — мало, мало… На одну треть от того, что надо. И что же дальше?.. Он открыл файл с Ниолиными изысками.

«Ох, вот конфетку можно сделать!» — затрепетал Сергей, наскочив на один небольшой абзац.

«Публичная нагота используется и как весьма сильное средство выражения социального протеста. Впервые такая тактика была применена в начале XX века. В бурные 60-е она распространилась на Западе повсеместно как живая иллюстрация к лозунгам вроде «Раздевание во имя разоружения», «Нагота, а не ядерные ракеты».

«Тут можно на старые газетные снимки наложить постановочные фото — конфетка получится… И остренько, и умненько! Леннона с Йоко Оно процитировать, как те голые фотографировались… Хотя их-то снимки пострашней вьетнамской войны».

Таких снимков — с некрасивыми, ледащими протестантами обоего пола — нашлась в Сети чертова куча, и с ними надо было разбираться специально. Скачав их в отдельную папку, Сергей принялся визуализировать другой пассаж.

«Почти каждый крупный показ меховых изделий сопровождается появлением защитников животных, как правило, минимально одетых. «Лучше ходить голыми, чем носить мех!» Если учесть, что эти демонстрации проходят, как правило, в холодное время года, то самоотверженность участников невольно вызывает уважение».

Вот эту страницу Сергей заполнил бы только своими работами.

«Добро пожаловать в Оймякон! Очаровательные девушки, чуть прикрытые треугольничками из соболя, шлепают по сугробам… И вокруг тунгусы с метеоритами! Чего-то я расшалился… Надо позвонить худруку».

— Але? — произнес голосок в трубке.

— Привет, ты как?

— Я нормально.

— Может, встретимся после обеда или вечерком? Мне кое-что обсудить с тобой надо.

— Можно и по телефону обсудить, — безнадежно проговорил голосок.

— Ну, давай по телефону. Я тему протестного нудизма хочу оживить своими фотками. У тебя найдется пара человек, пусть не первой молодости и не с суперданными, чтобы попозировали на улице с плакатами?

— Так холодно же.

— Я не настаиваю на завтра-послезавтра… Пока суд да дело…

«А то придется на Тверской искать…»

— Ладно, я подумаю.

— Вот-вот… Ты точно не хочешь куда-нибудь пойти сегодня?

— Нет, я отдохну лучше. Рабочая неделя впереди.

Они обменялись еще несколькими фразами и распрощались. На сколько времени уехали ее родители, Сергей спросить не решился.

«Еще отходит от вчерашнего, — самодовольно подумал Сергей. — Но это поправимо. Вопрос в том, готова ли она мне позировать… Как любовника она меня не стесняется… А вот моей камеры явно боится. А почему? Не та обстановка?.. Что там говорит теория?»

«Размундириваться в обществе незнакомца (незнакомки) одноименного пола более приемлемо, нежели перед таковым (вой) противоположного, например, на купании, в общих раздевалках в бане. Но в некоторых культурах нагота в присутствии посторонних даже одноименного пола считается неприемлемой и постыдной».

«Да, человек удивительно изобретателен в возведении крепостей и казематов для заточения своих естественных порывов».

«В некоторых европейских странах, например в Германии, Финляндии и Нидерландах, существует тенденция дозволять представителям обоих полов мыться и купаться вместе голышом (в Финляндии это принято в пределах одной семьи). Старинные германские бани построены по признаку разделения полов во время купания. Для Японии актуально диаметрально противоположное: старые бани, особенно сельские, — смешанные, а более новые разделены на женскую и мужскую. В обоих случаях плещутся самураи голышом».

«И почему я не старинный сельский самурай?»

Тут внимание Сергея привлек прелестный параграф, на который он как-то не обращал внимания. Озаглавлен он был многообещающе:

«Девкам стало жарко в бане,

Этот жар идет от Вани…

Наш северный климат, в принципе, к раздеванию не слишком располагает. Однако исторические корни у русской национальной наготы есть, и идут они… в баню. В баню обычно ходили в послеобеденное время. В нагретой парилке русские люди вдосталь охаживались вениками; зимой после этого они еще и катались в снегу. Особенных приличий мужчины и женщины, плескавшиеся за щелястой деревянной перегородкой, не соблюдали. Сталкиваясь в предбаннике, они только прикрывались руками или веником. Таким образом, русские неприкрытостью своего тела не тяготились, тем более что обнажение оправдывали конкретные обстоятельства».

«Ну, для этого и снимать-то ничего не придется, — разморенно-благодушно подумал Сергей. — Процитируем Кустодиева, Самохина, дополним документальными Маргошиными телесами — не разворот выйдет, а экскурсия на кондитерскую фабрику!»

После бурно проведенной ночи он все еще пребывал в состоянии того самого голодного мальчика, вдосталь наевшегося сластей.

«Может, и лучше, что Ниоле мне на сегодня отлуп дала… А то еще какой-нибудь любовный диабет заработаю».

Но следующий абзац, повергший его в некоторое смятение, убедил его в том, что не все пирожные им съедены и даже понадкусаны.

«Существовала на Руси каста «потворенных баб» — профессиональных сводниц, знавших, как и где можно увидеться с замужними женщинами, чтобы свести их потом с потенциальными возлюбленными. Потворенные бабы внедрялись в богатые дома, прикидываясь богомолками, знахарками. Вот тут-то оно и начиналось…

За особую плату потворенная баба могла устроить и пикантного толка шоу — провести денежного клиента в баню, где мылись дебелые русские красавицы, а он мог незамеченным, в специальный глазок, понаблюдать за процессом. Надо ли вам говорить, что о такой практике часто знали и сами женщины…»

«Ой как волнующе! Вопрос, как это изобразить… И как убедить читателя, что банный созерцатель держал руки по швам?.. Хороший абзац, но без непристойности проиллюстрировать его невозможно. А жаль».

Сергей снова принялся листать эссе в поисках того, к чему можно было без натяжки привлечь Ниоле в качестве обнаженной модели. Один абзац его сильно огорчил.

«Русский стриптиз еще раз подтверждает аксиому о неизбывном целомудрии русских женщин. Как правило, московские стриптизерки даже при полном отсутствии одежды, что составляет последнюю четверть номера, выглядят одетыми и невероятно невинными».

«Уж что есть, то есть».

Сергей еще полистал заветный файл. Ему казалось, что он знает его уже наизусть, но каждый раз он находил что-то новое. Прочтя пассаж, посвященный леди Годиве, Сергей чуть не подскочил на стуле — вот что надо! И чистенько, и необычно… Ниоле это не насторожит…

«Британский Ковентри знаменит любопытной легендой. В XI веке на его территории находилось небольшое государство Мерсия, где правил алчный герцог Леофрик, женатый на белокурой красавице леди Годиве. Насколько жители не любили герцога, настолько обожали его супругу. Как-то раз Годива попросила Леофрика уменьшить налоги. Тот согласился, поставив странное для хорошего мужа условие: она должна обнаженной проехать верхом на лошади через весь город. Годива, к его удивлению, согласилась принять унижение ради блага подданных. В назначенный день она выехала из замка именно так, как требовал Леофрик. Жители закрыли окна домов ставнями, чтобы не смущать молодую женщину, поступившуюся ради них своей честью. Один молодой человек нарушил условие, и Бог покарал нечестивца слепотой.

Согласно другому варианту этой легенды, леди Годива не была такой уж простушкой. Обладая редкой длины и густоты волосами, она просто распустила их, и они прикрыли ее наготу, как плащом. Хотя по нравственным меркам того времени оказаться простоволосой на людях тоже было не ахти как хорошо.

…С тех пор мерцающий призрак леди Годивы многократно встречался жителям и гостям Ковентри. А ее имя стало почетным титулом для обладательниц роскошных, особенно белокурых, волос».

«Хорошо же, девочка, — ужасаясь собственному коварству, размышлял Сергей, — если тебя, с твоей чересчур резонной натурой, нельзя выманить на полную обнаженку ни моим трепетным отношением, ни даже твоими собственными чувствами, выманим тебя именно резоном. Ты у меня — только для проб, как образец… Кому же такое не лестно? Вот и изобрази мне благодетельную леди с эталонными волосами на белой лошади… Надо попробовать, надо… Назначить фото-сессию на дневное время, чтобы исключить — якобы — сексуальный подтекст… Чистое искусство!»

За этими подловатыми размышлениями день пролетел очень быстро. Труднее всего будет выдержать паузу в один день — а пусть Ниоле подумает, отчего это он не звонит и не приходит.

Ниоле позвонила ему на мобильник в среду днем.

— Ох, бельчонок, извини… Пытаюсь осмыслить материал, прежде чем двинуться дальше…

— Голос у тебя какой-то…

«Утомленный, да».

— Ниоле, а ты не сможешь уделить мне часа два-три днем, ну завтра, послезавтра… В субботу? Но обязательно днем.

«Пусть знает, что секс тут ни при чем…»

— Ну, наверное, можно было бы…

«Озадачилась, почему днем».

— Мне важно, чтобы было естественное дневное освещение. Мы попробуем мое одно решение, а потом ты сама подберешь мне моделей.

— А завтра — хочешь, я приеду?

«Нравится девушкам руководить мужиками…»

Они договорились, что Ниоле приедет после двух часов. Сергей ясно уловил ее недоумение — а что будет в ходе этого свидания, или фото-сессии, или еще чего-то?

Сергей подготовился к этому последнему и решительному рывку. Ниоле будет позировать ему как леди Годива — одета только в свои волосы, или… Или он бросит все и уедет в тайгу заготавливать женьшень…

Ниоле приехала пять минут третьего. Она прямо из прихожей попыталась заглянуть в студию — а что там такого, ради чего она сюда примчалась, бросив фирму? Но там была только тренога с камерой перед дежурным ногастым стулом. Не было даже той шкурки на полу — Сергей ее предусмотрительно убрал.

— Кофе попьешь? Бутерброд? — сумрачно осведомился он, целуя Ниоле в ушко.

— Кофе — да, а вообще я пообедала.

Она присела за столик.

— А что… у нас на сегодня?

— Хочу прорепетировать на тебе…

— Как на кошке.

— Угу, как на Пусе. Знаешь, длинноволосые модели дико дорого стоят, поскольку их мало…

— Девочки питаются плохо. Волосы и не растут.

— Вот, а мне хочется воплотить твои измышления по поводу леди Годивы. Попозируешь? Для экономии?

Тут он слегка улыбнулся, хотя в целом был так же меланхоличен и отрешен. Никакого обольщения. Ни единой чувственной нотки.

— Нагота как элемент самопожертвования и добродетели, — пробурчал Сергей вроде как для себя.

— Конечно. Для экономии — святое дело. И ради добродетели. Вдвойне священно, — заговорщицки улыбнулась она.

— Как дивно мы друг друга понимаем. Там тепло, так что иди готовься.

— Леши, как я понимаю, не будет?

Она промокнула салфеткой губы.

— Нет, никакой особенный грим нам сегодня не нужен. И ты прекрасна своей естественностью. Так, чуть реснички, немного розового на губки… Ты это и сама можешь. Волосы распусти, ладно?

— Все? Тогда я пошла.

Он поймал ее за талию, когда она выходила из кухни, и чуть прижал к себе: вот видишь, я изо всех сил сдерживаю любовные порывы, но не всегда могу с собой совладать… Ниоле ответила ему, сжав его предплечье: да, я все понимаю, бедный ты, несчастный!

Сергей стоял за камерой, проверяя ее в последний раз, когда услышал за собой шлепающие шажки. Ниоле, одетая в снежно-белый махровый халат и тапки без задников, прошла мимо него и встала рядом со стулом.

— Чего делать надо? — спросила она совершено спокойно.

— Забирайся на стул — как на лошадку, верхом. Побудь леди Годивой. Пострадай за твоих подданных.

— Как скажешь.

И тут произошло то, чего Сергей так долго ждал и никак не ожидал получить так просто: Ниоле легко, даже без его просьб, скинула халат, под которым оказалась абсолютно голой, если не считать крошечных трусиков-танга бледно-розового, в цвет ее кожи, оттенка. Когда она села верхом на стул, тесемочка на бедре вообще стала незаметна. Ниоле поправила волосы и спросила, не оборачиваясь:

— Так нормально?

Сергей почувствовал, что в горле у него сразу высохло и он не может вымолвить ни слова.

— А? — повторила Ниоле, чуть оборачиваясь.

Сергей тихонько откашлялся:

— Да, вот так, чуть на меня… Ручку на бедро положи, так — горделиво.

Сергею удалось как-то унять это смешанное с невероятным удивлением… да, смущение. Он так долго добивался того, чтобы Ниоле перестала его стесняться, а когда это так неожиданно произошло, у него трясутся руки, отказывает голос… Он несколько раз нажал на кнопку.

— Так, Ниоле, — он постарался говорить возможно более деловито, — повернись анфас и сядь на краешек. Глазки подними к небесам, великомученица ты эдакая.

Ниоле спокойно развернулась, и почему-то видеть ее грудь Сергею было не то что неприятно — он бы мог хоть целый день пялиться на эти небольшие, но аккуратные выпуклости с бежевыми кружочками и розовыми каплями посредине… Как-то слишком вызывающе… Или она была сейчас чересчур греховно-доступна?

У него сладко-томительно заныло в совсем не подобающем для профессионала месте, но вид ее беззащитного, незагорелого тела, складочка, чуть заложившаяся на талии, когда она наклонилась вперед, были слишком притягательны.

— Ручками над головой изобрази что-нибудь… «Страшный суд» Микеланджело помнишь?

— Как не помнить… Хочешь меня «во адъ» обрушить?

— А что, это мысль, — многозначительно покачал он головой.

Постепенно успокаиваясь, он сосредоточенно нажимал на кнопку.

— Давай прервемся. Я свет переставлю.

«И призову к порядку своего лучшего друга… Цыц!»

— Как скажете, маэстро.

Прежде чем он успел ей помочь, Ниоле подхватила свой халат и накинула на плечи. Она подошла к окну и раздвинула пластиковые ленты жалюзи. Вид из студии был неважный, задний двор, но противоположное здание, к счастью, далеко.

— Соседи на тебя доносов не пишут?

— Пока уберегаюсь. Размялась? Давай в кадр.

Сергей убрал барный стул и поставил небольшую скамеечку, прикрытую тканью в цвет белого задника. Так будет легче вырезать на компьютере изображение.

— Залезай.

Ниоле опять, так же непринужденно, скинула халатик.

— Наклонись чуть влево… Волосы вперед сделай. «Персея и Андромеду» Пуссена помнишь? Вот изобрази мне ее.

— Фу, она же толстая! — выпучила Ниоле глаза и состроила ему гримасу.

Сергей успел нажать на кнопку.

— Будешь хулиганить — я тебя компьютерной графикой до рубенсовских параметров догоню или твою голову на Раечкин торс насажу.

— Да, с операторами и фотографами лучше не ссориться.

Они сделали еще десятка два снимков.

— На сегодня достаточно. Спасибо вам, уважаемая Ниоле Павловна, за добросовестный труд.

— Каково слышать, как тебя называют по имени-отчеству, пребывая в наряде Евы.

«После грехопадения», — заметил Сергей.

— Да, я все думал, кого ты мне напоминаешь?

— И кого? — поинтересовалась она, накидывая халатик.

— А Еву Кранаха. Она там тоже рыженькая и кудерчатая.

— Ой, не надо! Там Адам такой противный… А что у нас сегодня еще?

— Ну, ты свободна, я сейчас домой, на компьютер. Завтра днем подъеду к тебе с дискетой…

«А тебе она нужна? Скажи!»

— …чтобы не рисковать пересылкой по Сети. Правильно?

— Правильно, — не совсем уверенно ответила Ниоле.

Сергей чувствовал, что она внимательно на него смотрит, но делал вид, что безумно занят камерой.

— Не хочешь ждать до завтра…

«Или не доверяешь…»

— …поедем сейчас ко мне. Или приезжай вечером. М-м?..

— Я приеду. Вечером.

Сергей украдкой взглянул в ее сторону. Она стояла метрах в трех, положив руки в карманы халата, в смешных тапках с помпонами, явно только что купленных.

— Приезжай. Хочешь, я пиццу закажу?

— Тяжеловато на ночь.

— А ты поздно освободишься?

— Не знаю.

— Ну как приедешь, там и решим. Не проблема и в кафе спуститься побалдеть.

Ниоле, ничего не сказав, ушла в гримерку. Вернулась она одетая в джинсы и свитер, с заколотыми на темени волосами.

— Ты не со мной?

— Нет, у меня тут по хозяйству хлопоты. Но если ты хочешь…

— Нет, нет! Занимайся.

— Будешь стартовать ко мне — позвони, — сказал Сергей на прощание.

Не пошел Сергей с ней намеренно, чтобы как-то осмыслить происшедшее. Ниоле вдруг совершенно перестала его стесняться! И этим сильно стеснила его… Или после второй их ночи, вернее, первой настоящей, с вечера до утра, в одной постели, она, наконец, почувствовала себя его возлюбленной. В этом случае все было естественным следствием…

«А ведь я добился своего, добился! — вдруг затопило его гнусным, тщеславным ликованием. — Так и должно было быть! Она сама писала: партнеры, любовники, супруги ни в одном уголке этого мире не стыдятся друг друга… С любимыми не расставайтесь! И голой попы перед ними не стесняйтесь! Снимайте все! На видео, на фото! Пусть вам останется памятное что-то! Господи, у меня уже башню сносит!»

Размышлять на эту тему было необыкновенно приятно. Ниоле целиком принадлежит ему, нежится в его объятиях, позирует, едва прикрытая крошечной тряпочкой… Сегодня сама приедет к нему…

«Значит, Ниоле любит меня? Да?! Ох, сейчас запою — ма-ау, ма-ау!»

Теперь он уже не томился неопределенностью, а, напротив, растворялся в собственном довольстве. Сегодня ночью он будет с Ниоле особенно нежен и предупредителен.

Идя по центру, Сергей свысока поглядывал на мелькавших там и сям девчонок. Он, бесподобный обольститель маленьких, самоуверенных бизнес-леди…

— …Чего у тебя все городской занят? — прозвучал в мобильнике голосок Ниоле.

— Извини, бельчонок. В Сети сижу. Лошадок выбираю.

— Каких лошадок?!

— Для леди Годивы. Куда ж ей пешедралом-то да по Ковентри?

— А, да, — засмеялась она. — Ну а я уже в пути на троллейбусе верхом.

— Жду, рыжик.

Был уже восьмой час, когда в прихожую впорхнула Ниоле с пакетом в руке.

— Привет. Ну, я звоню, чтобы пиццу привезли?

— Нет, нет. Я сама сейчас чего-нибудь приготовлю…

«Ага, родители еще не вернулись… Остается у меня».

Ниоле нажарила каких-то национальных сырников с клубничным джемом, и они, чирикая от удовольствия, клевали их на бабулиной кухне, оклеенной обоями в трогательный голубой цветочек.

— Ну и что мы там наваяли? — чуть застенчиво спросила Ниоле, когда они допили чай.

— Пойдем покажу.

Они переместились в комнату. Сергей разбудил задремавший компьютер и стал выводить на дисплей Ниолины «нюшки». Он вырезал их из студийного интерьера и наложил на размытый, мерцающий фон. Кроме того, он чуть расфокусировал изображение, и снимки перестали быть изображениями конкретного человека… Красота как таковая.

— Нравится? — спросил Сергей, следя за выражением лица сидевшей рядом Ниоле.

— Да, — кокетливо взглянула на него она краешком глаза. — А я очень недурна…

— Ну, в руках мастера-то!

— Ах ты пра-ативный!

Она легонько шлепнула его по руке.

— А где лошадки?

Сергей успел еще днем поработать — вырезанную из фона Ниоле совместил с интернетовским имиджем гарцующих коняшек. Больше всего подошла смоляно-черная лошадка, но это было против традиционной легенды.

— Ой как здорово! А где я… просто?

— Здесь исходный материал, — показал он ей дискету. — Не рискую хранить эксклюзив на жестком диске. Вирусы, знаешь ли.

Он положил дискету с надписью «Ниоле-3» рядом с компьютером, давая понять, что она может ее забрать. Она этого не сделала.

— А что у нас… еще на сегодня? — спросила она, понизив голос и глядя на него чуть исподлобья.

Сергей взял с колена ее ручку и поднес к губам. Ее пальчики цепко обхватили его.

— Ты знаешь, у меня к тебе… и много, и мало.

Сергей крепко положил свободную руку ей сзади на шею и поцеловал, неторопливо, прислушиваясь к тому, как она отвечает ему.

— Это… много или мало? — спросила она шепотом.

— Это всего один поцелуй, но я хотел много чего им сказать. Получилось?

— Да, в общем да. Если я только правильно тебя поняла.

Она неумело состроила ему глазки, а Сергей подтянул ее к себе.

— Тебе завтра рано вставить?

«Что в переводе означает — ты останешься у меня?»

— Ну, я предпочитаю не опаздывать, хотя никто меня за это не депремирует, — улыбнулась она. — Я в душ забегу? Футболка моя там?

Ниоле промелькнула назад в комнату, когда он на кухне поливал обожаемые бабулей фиалки. Очень удачное применение паузы.

…Это лучшие моменты жизни — когда ты, словно продираясь сквозь катастрофически густеющий на твоем пути воздух, приближаешься к ложу, где дремлет, ожидая тебя, твоя возлюбленная. Легкое одеяльце, которым она прикрыта, кажется свинцово-тяжелым — так трудно его откинуть. Наконец ты склоняешься над своей любимой, а она, чуть смущенно улыбаясь, протягивает к тебе руки… Ты, наконец, приникаешь губами к ее шее, будто бы невзначай подставленной, ощущаешь, как, вроде само собой, в твоей пригоршне оказывается нечто нежное и упругое, увенчанное отвердевающим под жадными пальцами прелестным образованием… Твоя девушка томно вздыхает, даже чуть всхлипывает, давая тебе понять, что ждет твоих ласк, чуть подается вперед, чтобы вы соприкоснулись телами хоть на секунду быстрее. Ее горячие руки ползут по твоему телу на спину, а маленькая ступня гладит по голени. Девушка трепещет, все сильнее прижимаясь к тебе. Соблазн, громадный соблазн — сразу же погрузиться в ее жаркие, влажные глубины, но ты специально оттягиваешь этот момент, прикосновениями и поцелуями доводя ее до любовного сумасшествия. Пусть раскроется тебе навстречу еще охотнее… Но ведь и ты уже не способен себя более сдерживать, стремясь слиться с твоей нежной возлюбленной. Она тихо вскрикивает, и вот вы уже единое целое. Вы двигаетесь в едином ритме, может, она чуть отстает, но ведь ты — ее повелитель, ты сильнее и опытнее, безмолвно подсказываешь ей, что ей следует делать… Это такой немой разговор ваших тел, которые говорят друг другу: я весь твой, и я вся твоя, и нам безумно хорошо вместе! Ее горячие руки робко спускаются на твои бедра, скользят дальше… Ей любопытно, как ты устроен, да?.. Она ведь не слишком опытна. Поэтому тебе надо восполнить это своими усилиями, вести ее за собой, вверх, вверх, до пика наслаждения. И вот, вот ты извергаешь в ее трепещущее естество то самое ценное, что свято берег от других женщин, потому что она — любимая и единственная. Она принимает твой дар, едва дыша от наслаждения, благодарно обнимает тебя. А ты горд собой — как ты свел ее с ума, заставил забыть о себе, отдаться в твою власть.

…Успокоились и заснули они далеко за полночь, а может, к утру. Проснулся Сергей, когда уже светало.

«Ох, ну я и расстарался… Равноденствие с новолунием. Луна подшутила над своими водными детьми. Да, мы с Ниоле оба водяные знаки… Хорошо сочетаемся. Кстати, а где она?»

Ниоле спала, свернувшись клубочком у него за спиной. Будить ее Сергею не хотелось — это ж он утомил ее, заставляя разделить с ним его греховные желания. Бедная девочка так жалобно попискивала, стонала, опять была пряно-соленой от этих своих трогательных слез… Он смотрел на Ниоле через плечо, потом осторожно прилег, но тут Ниоле завозилась, чуть прокашлялась и тихо сказала: «Доброе утро».

— Доброе утро, бельчонок.

— Времени сколько?

— Семь, — соврал он.

— В восемь разбуди меня.

— Хорошо. Спи.

Сергей повернулся к ней и поцеловал в височек, отведя ее растрепанные медные кудряшки носом, поскольку руки у него были заняты.

«Пусть поспит полчасочка. Скажу, что задремал и пропустил время».

В полдевятого он встал и пошел варить им кофе. В комнате послышалась возня восставшей с любовного ложа Ниоле.

— Как времени-то много! — воскликнула она, пробегая в ванную. — А чего ты меня не разбудил? — недовольно пробурчала она, садясь у столика.

— Да успеешь ты на свою фирму.

— Домой заехать надо.

— Пусю выгулять?

— Переодеться.

— Не можешь в одном и том же два дня подряд прийти? — чуть насмешливо заметил Сергей.

— Не могу, — запальчиво произнесла она, грея ладони о кружку. — Каждая, даже самая бедная женщина должна иметь два платья и менять их через день. Чтобы никто не смел подумать, что она не ночевала дома.

— Чего-чего?! — засмеялся он. — Кто здесь это говорит? Это что за гнусное притворство?

Ниоле тоже засмеялась.

— Ну что поделаешь. Приходится, — виновато пожала она плечами.

— А чего ты боишься? У меня серьезные намерения. Я хотел получить тебя, и я получил.

— Ну, — она нацелилась на бутерброд с сыром, — пока не совсем.

— Почему? Все, чего я хотел, я добился. И ты, кстати, вольно или невольно сама мне помогала.

Сергею было страшно приятно стоять посреди своей кухни и свысока наблюдать, как Ниоле, аккуратно, как домашняя кошечка, лопает приготовленные им канапе. Ест из его рук.

— Это как?

— Ну, как… Сначала судьба послала мне твою дискету, потом тебя. Потом ты помогла мне с девушками. Когда я захотел получить тебя как модель, подсказку я опять же нашел в твоем исследовании.

— Не поняла? — Ниоле положила надкусанный бутерброд назад на тарелку.

— Ну, там же написано, что повсеместно не принято стыдиться наготы перед своими любовниками, супругами и так далее… — Сергей сел к столу и поднес чашку ко рту.

— Ну? — требовательно произнесла Ниоле.

Ее светло-русые брови сошлись на переносице, губы сжались до белизны. Сергея это насторожило.

— Что — «ну»? Чего ты напряглась? Все так и произошло, как ты писала. Я хотел, чтобы ты позировала мне голышом, но ты перестала стесняться только после того, как мы стали близки.

Ниоле поставила кружку на стол и подняла на него немигающие, какие-то высохшие от гнева и возмущения глаза.

— То есть ты затащил меня в постель только для того, чтобы потом раздеть перед камерой?

— Господь с тобой, Ниоле! Что ты говоришь?

Их разговор совершенно неожиданно свернул в странное русло, в какое-то негостеприимное каменное ущелье и понесся, недобро урча, в свинцовую тьму.

— А как я еще должна понимать твою «откровенность»?

— Во-первых, мы взрослые люди и никто никого никуда не тащил. Во-вторых, это же естественно.

— Что «естественно»? — начала подниматься из-за стола Ниоле.

— Что я снимаю свою девушку — голой, одетой, — а девушка помогает мне в работе. Что с тобой, я не понимаю?

Сергею показалось, что пол под его ногами начинает вибрировать, и все по нарастающей, и вот-вот начнут рушиться стены.

— Зато я теперь понимаю…

Ниоле вскочила, бросилась в комнату и стала собирать разбросанные там и сям вещи, бросая в сумку косметичку, органайзер, телефон.

— Значит, все это… — она потыкала пальцем в сторону неубранной постели, — было просто частью твоего бизнес-плана, да?

Сергей, выскочивший за ней в комнату, оторопело наблюдал, как Ниоле мечется по комнате рассерженно фыркающей белкой.

— Никакой не частью. Это не следствие и причина. Это две стороны наших отношений. Мы вместе работаем и вместе спим. Разве это не идеальный вариант?

— Для меня — нет.

Она бросилась в прихожую и, прыгая на одной ноге, стала обуваться.

— А что для тебя идеальный вариант?

— Теперь это уже не важно.

Она метнулась, едва не сбив Сергея с ног, назад в комнату, схватила с компьютерного столика дискету «Ниоле-3», сунула в карман куртки и вылетела в прихожую. Несколько секунд Сергей слышал, как она крутит замок, но ничего не предпринимал, поскольку не мог двинуться с места. Ниоле, наконец, справилась с дверью, и Сергей услышал, как она вышла, но тупо стоял, пока по ногам не потянуло холодом.

Сергей молча пошел и закрыл дверь за Ниоле.

«А что это вообще было?» — пытался он собрать испуганно разбежавшиеся мысли.

Он вернулся в кухню и вдруг как-то особенно явственно увидел недоеденный Ниоле бутерброд. Еще час назад все было так хорошо… А он начал нести какую-то самодовольную чушь, и Ниоле неверно ее истолковала… Вообразила невесть что, обиделась и сбежала.

«Ну, то, что между нами все кончено, она же не говорила», — неуклюже стал утешать себя Сергей, а какое-то гадкое чувство подсказывало, что так оно и есть. Все кончено.

Он промаялся досадой до обеда, потом позвонил Ниоле. Ее секретарь Лена после паузы ответила, что Ниоле Павловна просит его больше не звонить. Сергей взялся за компьютер и написал ей коротенькую, в опасении, что могут прочесть сотрудники, записочку.

«Ниоле, ты все неправильно поняла и неверно истолковала. Ты нужна мне во всех видах и проявлениях. Позвони. Мне без тебя плохо. Сергей».

Мама рассказывала ему, что его отец, бывший порядочным гуленой и пару-тройку раз уходивший из семьи, покупал себе прощение этой фразой: «Мне без тебя плохо».

«Любовь-морковь — это все ерунда. Но когда мужчина говорит, что ему плохо, — вот где подвох для женской стойкости».

Через некоторое время Сергею действительно позвонили, но это оказался заказ на выездную съемку. Вздохнув, он принял приглашение.

«Хоть отвлекусь… И заработаю».

Несколько дней Сергей был занят. В середине следующей недели ему позвонили домой.

— Это Сергей? — спросил незнакомый мужской голос. — Нам бы у вас мебель забрать. Вы когда у себя будете?

— Какую мебель? — опешил Сергей и вдруг вспомнил, что у него в студии стоит Ниолина псевдостарина.

Договорились, что вещи вывезут на следующее утро.

Студия показалась ему огромной, неуютной и чужой. Приехали грузчики, не те, зеленые, а другие, серые, вынесли стулья-диваны. Ниоле исчезала из его жизни неотвратимо — как вода просачивалась сквозь пальцы.

В офисе ее к телефону не звали. Дома тоже никто не снимал трубку, ни вечером, ни утром. Сергей попытался зайти в офис. Его не пустил охранник. Сергея начинало злить упрямство Ниоле. Ничего плохого он ей не сделал… Ни в чем не виноват… Что это — «испытание верности»? Или ее уязвленное самолюбие? Не ожидала, что ее собственное творение поможет ему заполучить ее с головой? И со всем остальным… Как выпросить у нее прощение?

Гудящая пустота, образовавшаяся после ухода Ниоле, неукротимо расползалась, захватывая все больше пространства его жизни. Работать или просто существовать становилось все труднее. В конце второй недели после их ссоры Сергей обнаружил, что около рта у него наметилась морщина. Ниоле надо было вернуть во что бы то ни стало. Но как?

«А что наш теоретик пишет по этому поводу?» — задался Сергей вопросом и открыл заветный файл.

«Вообще, нагота — она как алкоголь. Хозяйки знают — добавишь в сладкое капельку коньяка, и вкус резко обостряется. Нагота, добавленная к любому событию, гарантирует больший общественный резонанс. Она же, присоединенная к наказанию, усиливает воспитательный эффект.

Раздетость, полная или частичная, может быть частью телесного наказания или дополнительным моральным наказанием, особенно если это касалось публичных экзекуций. С последним в современную эпоху надо быть осторожнее, дабы самому не попасть под статью».

«Ну, спасибо, девочка!», — подумал Сергей и взялся за свою записную книжку.

Сначала он позвонил другу Лехе:

— Я тут с Ниоле поссорился…

— Как это тебе удалось? Она же овечка! Бяша!

— А взбрыкнула, что только держись… Ты мне не поможешь восстановить отношения?

— Да как же я могу?! — удивился Леша.

— А я скажу, как…

Следующей он позвонил красотке Марго.

— А, Серега, — загудело в трубке грудное контральто. — Как работа идет? Когда пропивать будем?

— Ой, теперь и не скажу… Такое дело…

Она выслушала его горестный рассказ и обещала помочь. Какая же женщина не посочувствует страдающему влюбленному?!

Звонил он и еще девушкам-моделям, и постоянным клиентам, жалуясь на свое разбитое сердце и прося поддержки.

— Что, первое апреля репетируешь, затейник? — спросил его однокашник, которого Сергей тоже пригласил на акцию «Помирись с любимой».

«А ведь точно… Пятница, тридцать первое марта. Скверик напротив офиса Ниоле. Сбор в тринадцать ноль-ноль. Форма одежды… м-да. Сколько мы так продержимся? Какой там прогноз?»

Дни стояли довольно теплые, к полудню совсем согревалось. На деревьях уже проклевывались почки, и в воздухе разливалось сезонное томление. В принципе, погода способствовала…

— …Ну чего, Серега? — протянул ему руку Леша. — Сколько народу нагнал?

— Пока ты один.

— Ничего. Я в училище поагитировал, народ придет. Все понимают. Вчера даже лозунги писали.

— Ну да?

К скверику стали подтягиваться, робко озираясь, группки незнакомых ему парней и девчонок. Было без трех минут час. В пятницу центр столицы был довольно безлюден, и сборище из сорока — пятидесяти человек бросалось в глаза. Еще немного, и бдительные граждане начнут звонить куда надо.

— Леха, проассистируй мне! Народ выстраивается вдоль ограды… ну и, того… по команде…

— Ага, понял.

— Потом выкидываем лозунги и начинаем скандировать: «Выйди к нам, Ниоле!»

— И сколько так… скандировать? — закусил пухлую губку Леша.

Сергей невесело усмехнулся:

— Пока не повяжут.

— Понял. А ты?

— А я сниму вас и тоже присоединюсь — а что делать? Начинаем?

— Начнем, пожалуй.

— …Так, пипл, — громко заговорил Леша, — все слухайте сюды!

…Да, это была одна из лучших его композиций. Вдоль чугунной ограды выстроились девушки и ребята, некоторые голышом, некоторые чуть прикрытые. Коль скоро стояли они в линию, то особенного стыда не испытывали, потому что друг друга просто не видели. Лешины однокорытники подняли плакаты «Я — красное сердечко — Ниоле». Вслед за Лешей и его приятелями все начали скандировать: «Выйди к нам, Ниоле!» — и в такт махать плакатами.

Сергей сделал несколько снимков с разных точек и вернулся к демонстрантам. Было градусов десять тепла, народ пока не особенно остыл, задорно скандируя и весело подпрыгивая на месте. По соседству стали собираться зеваки. Машины, проезжавшие мимо, резко, с визгом, тормозили, потом, не торопясь, уезжали. Пассажиры показывали поднятые вверх большие пальцы. Сергей пощелкал и болельщиков.

«Пара ДТП нам гарантирована… А вот начали присоединяться волонтеры», — обреченно подумал Сергей, заметив, как неподалеку, даже не сняв пальтеца, поспешно спускает брюки неопределенного возраста мужичок.

Сергей пригляделся к окнам офиса. Жалюзи на всех четырех окнах были подняты, и у них стояли люди. Ниоле среди них как будто не было.

«Делать нечего… Я не имею права не…»

Сергей побоялся даже мысленно назвать то, что ему следовало выполнить. Кошмарный сон оказался в руку.

…Оставшись только в кроссовках и с мобильником на шее, он стоял, как футболист в стенке, и прислушивался к собственным ощущениям. Голый, публично и на холоде… Да, правильно… усиление наказания… капелька коньяка… соль на рану… Краем глаза Сергей увидел, что со стороны ИТАР-ТАСС их акцию усиленно фотографируют. Объективы выглядели как жерла гранатометов.

Ребята начали уставать и замерзать, скандирование стало тише. И тут дверь офиса открылась. Оттуда выскочила девичья фигурка. Кажется, это была секретарь Лена. Она постояла у края тротуара, пережидая поток машин, перебежала улицу и, пряча смеющиеся глаза, приблизилась к Сергею.

— Ниоле сказала — вы поймете, — сказала она, протягивая ему целлофановый пакетик. — И, пожалуйста, заканчивайте это!..

«Безобразие», — прочитывалось в подтексте.

Сергей взял пакетик, естественно, перестав прикрываться. Лена, тихонько взвыв, повернулась и побежала назад.

«А, страшно!» — злорадно ухмыльнулся он и поглядел на дискеты.

Это были те самые — «Ниоле-1, 2 и 3».

«Вот ответ настоящей музы!»

— Всем спасибо, все сва-а-бо-од-ны! — громко провозгласил он, воздевая руки.

Демонстранты на полуслове прервали скандирование, разом повернулись голыми попами к зевакам и принялись судорожно натягивать одежду, висевшую на ограде сквера. Вдали послышался вой милицейской сирены.

«Кажется, успели».