Нищие

Он вздохнул, подумав о том, что никто не станет спорить, что именно деньги частенько становятся и великим разрушителем. Из-за них распадаются семьи, друзья становятся врагами, деградируют умнейшие личности, превращаются в руины государства, совершаются миллионы разного рода преступлений. Чего греха таить, они, деньги, презирают слабых и ленивых. Зато всегда крутятся вокруг сильных и предприимчивых, к коим Кнорус причислял и себя. С тех пор, как появились первые денежные знаки, вокруг них не смолкают страсти, по-пpежнему они вырываются из-под власти человека, вызывая потрясения, сравнимые разве что с глобальными катаклизмами.

Ему представилось гневное лицо Афинской, и он подумал о том, что недаром деньги иногда называют лучшим и коварнейшим изобретением сатаны. Это он, мол, Дьявол, подбросил желтый металл людям, чтобы поссорить их, сделать жадными, завистливыми, вселить в человека ненависть и лживость.

Но как бы ни развивались дальнейшие события, а он был уверен, что деньги льнут к людям смекалистым и предприимчивым. А он - такой же предприниматель, как и его бывшая госпожа. Так что, с него взятки гладки. Он сам заработал свой кусок, так почему же должен с кем-то делиться?

Пора была звонить Агате. Он поднял трубку и на память набрал номер. В ту же секунду ответила Агата. * Слушаю. * Агата, это я, Кнорус. * Ты мне уже звонил? * Зачем, ты ведь только что вошла в квартиру, - как бы между прочим показал свою осведомленность Кнорус. * Ты за мной фискалишь? - после некоторой паузы, серчая, спросила Агата. * Я за тобой уже полгода фискалю. Только ты мне в ответ никаких знаков внимания не оказываешь. * Эх, Кнорус, тебе в отношении с женщиной гибкости и выдержки не хватает, - ответила она более мягко. - Я ведь не браток, с которыми ты в основном имеешь дело. И не научилась продаваться, как проститутка.

У него вдруг застучало сердце. Впервые за все время Агата так доверчиво и без иронии с ним разговаривала. Он догадался, что у неё с Юрайтом произошел окончательный разрыв, и теперь, когда она осталась в одиночестве, ему, Кнорусу, представлялся неплохой шанс завладеть сердцем девушки. * Агата, милая, не будет больше ни быков, ни нищих. Будешь только ты и я рядом с тобой. Я и мизинцем тебя не трону до тех пор, пока ты сама этого не захочешь. Я готов ждать ещё долгое время, но только ты должна быть рядом со мной.

Трубка молчала. * Не молчи. * Я думаю. * Да что думать! Бросай ты это попрошайничество и уедем. * Я уже бросила, Кнорус. Скрипка и переход на Мырле остались в прошлом. * Так ты о своем увольнении беседовала с Афинской? - спросил он вкрадчиво. * Ну, о чем же еще? * Долго она тебя мурыжила... * Юрайтом интересовалась. * Юрайтом? - переспросил он, как будто не понимал, о ком идет речь. * Да, Юрайтом. Сначала устроила выволочку за любовную интрижку. А когда я сказала, что между нами ничего не было, стала спрашивать, не рассказывал ли мне он о каких-нибудь цыганах. * И что ты ответила? - с беспокойством спросил Кнорус. * Да откуда мне знать! Послушай, Кнорус, ты позвонил, чтобы устроить мне допрос? * Нет-нет. Знаешь, я ведь тоже решил покончить с прежней жизнью и уехать отсюда. Поехали со мной, Агата... - вернулся он наконец к прежнему вопросу. * Отпусти эту сучку, которую держишь у себя в заложницах.

Он на несколько секунд задумался: уж не таким ли образом, посредством Агаты, Афинская хотела помочь Юрайту освободить девчонку и выловить его, Кноруса? Он не мог поручиться, что смилостивившаяся наконец над ним Агата не выполняет задание Афинской. Уж он-то знал, что женщинам нельзя верить. Даже тем, к кому испытываешь любовь и симпатию. * Только в обмен на тебя. * Пусть будет так. * Ты это говоришь от сердца или приносишь себя в жертву? * Послушай, Кнорус, не донимай меня дурацкими вопросами. Мне сейчас не до сентиментальностей. Разве тебе мало того, что я согласилась быть с тобой? Одно могу сказать - никому не хочу быть обязанной. Ведь Юрайт думает, что ты похитил его дурочку из-за меня.

Он опять задумался: неужели Агата действительно ничего не знает? Не знает, что девчонка Юрайта прежде всего служит ему щитом от нападения ребят из стаи Афинской? Не знает, что с помощью похищения Инки он заставил Юрайта взять всю вину на себя? Должна знать. Ведь во время их разговора с Юрайтом, она находилась в его квартире. Но может быть, она не поняла, о чем идет разговор? Может быть. * Хорошо, - сказал Кнорус, - я её отпущу, но только тогда, когда ты будешь у меня. * Говори, куда ехать. * Ты так спешишь упасть мне в объятия? - впервые за весь разговор с иронией спросил Кнорус. * Я хочу, чтобы вся эта комедия быстрее закончилась. * Тогда в одиннадцать часов вечера я буду тебя ждать около входа в ресторан "Арагви". Знаешь, где это? * Да уж - не лимита. * Тогда до встречи, - и он положил трубку.

По дороге на Пушкинскую площадь, лавируя между редкими автомобилями, он обратил внимание на многочисленных омоновцев и обилие милицейских автомобилей в Центре. "Никак очередную облаву на путан устроили", - подумал он и пожалел, что назначил встречу в Центре, да ещё около ресторана. Он знал, что, когда милиция устраивала в городе шмон, то в участок тащили правых и неправых, основываясь на принципе "там разберемся". Агату могли тоже усадить в автобус: чего это девушка поздним вечером околачивается около ресторана? Хотя Агата одевалась так, что её нельзя было бы принять за ту, на которых устроена облава. Да и по её лицу можно было бы сразу определить, что эта девушка не из ночных бабочек. Но чем черт не шутит, и Кнорус спешил к месту встречи, чтобы прибыть первым и не заставлять ждать ту, которую он, кажется, не на шутку полюбил.

Под плавную музыку в машине он продумал план своих дальнейших действий. Нет, он ни в коем случае не будет отпускать зазнобу Юрайта. До тех пор, пока одной ногой не будет стоять на трапе самолета или на подножке поезда. Впрочем, он мог бы закрыть её в квартире, обрезать телефон, распустить своих быков, и они с Агатой уедут. Пусть, если хочется, девчонка прыгает с шестого этажа или, раскрыв окна, орет на всю улицу о своем заточении. Это его уже мало будет волновать. Они будут уже в дороге. Правда, пока он не решил, куда они отправятся. Только не на юг. И только не в российский город. Скорее всего, на Украину или в Белоруссию - поближе к границе. И в той, и в другой республике у него имелись неплохие друзья, которые могли бы подсказать, как и где обзавестись заграничными паспортами с визами. В том, что в Польшу он сможет проникнуть без особых проблем, Кнорус нисколько не сомневался. Но ему-то нужно было дальше. А для этого необходимы паспорта, и хорошо бы с шенгенской визой.

Около Центрального телеграфа он развернулся на светофоре и поехал в обратную сторону. Возле памятника основателю Москвы Долгорукому свернул направо, спустился вниз и поставил свою машину около пивбара, который в простонародье раньше называли "Яма".

Теперь он поднялся вверх к памятнику и около здания Моссовета увидел милицейский автобус, в который обычно плотно набивали путан, выловленных на Тверской. Наряд милиции прохаживался по площади.

Милиционеры и он, Кнорус, почти в одно время заметили девушку, которая переходила Тверскую. Блюстители порядка пошли в её направлении, Кнорус перешел на легкий бег. Это была Агата. Когда она перешла дорогу, милиционеры и он поджидали её уже около обочины. Один из ментов и Кнорус вместе подошли к девушке. * Ваши документы. * Здравствуй, дорогая, - сказал Кнорус и обнял Агату за талию и обратился к милиционеру, - у нас свидание, сержант.

Милиционер пренебрежительно оглядел его, а затем снова обратился к девушке: * Свидание - не свидание. Почему правила дорожного движения нарушаете? Здесь нет перехода. * Извини, сержант. Если бы она обходила место нашей встречи по переходу, то разве встретились бы мы ровно в одиннадцать? - и он вытянул левую руку, предлагая милиционеру убедиться, что в данную минуту стрелки показывали ровно одиннадцать.

Мент на секунду задумался, стоит ли ему дальше качать права или оставить молодежь в покое, но около перехода к книжному магазину послышались веселые девические возгласы, и он со всей группой поспешил на голоса. * Неужели я похожа на проститутку? - словно саму себя спросила Агата и освободилась от руки Кноруса. * Нисколько, - ответил он и попытался поцеловать её в ухо. Но она снова увернулась. * А где девчонка? * Приедем и выпущу. * Тогда поехали.

Они спустились к Столешникам, и, когда садились в машину, он увидел Контролера.

Мальчишка стоял около пивбара, засунув руки в карманы, явно демонстрируя свое присутствие. * Посиди в машине, я сейчас, - он закрыл дверь и подошел к своему секретному агенту. * Ну как, продолжать наблюдение, - жуя резинку, небрежно спросил Контролер. * Нет. Все. Держи ещё сто баксов - и свободен.

Мальчишка взял бумажку и поднял её к свету фонаря: * Ништяк. Не фальшивая. * Я тебе сейчас по шее врежу, - улыбнулся Кнорус. - Фаль-ши-вая! Проваливай с глаз моих.

Контролер, не заставляя себя упрашивать, растворился в ночи. Кнорус вернулся к машине и сел за руль. * Давай, прокатимся по ночной Москве, попросила Агата. * С удовольствием, - поддержал он её предложение и добавил: - Возможно, этот город мы долго не увидим.

Они поехали по Пушкинской, потом свернули на Петровку и выскочили прямо к Большому театру. Около "Метрополя" повернули налево и помчались к Лубянке. * Куда ты собрался меня увезти? * Во Францию, Италию, Грецию куда захочешь. Но сначала поедем в Минск. * Тогда мне завтра необходимо заехать за вещами.

Он положил ей руку на колено, и она не воспротивилась этому. * Успокойся, Агата. Все необходимое мы завтра купим. И одежду, и чемоданы, и билеты на поезд. Только уладь вопрос с матерью, чтобы она тебя не искала. * Тогда я ей позвоню.

Они медленно ехали по Москворецкой набережной на третьей скорости. Кнорусу не хотелось убирать руку с её колена и поэтому он не переключался. Слева возвышались громадные, уже позолоченные купола Храма Христа Спасителя. * Ты крещеный? - спросила она. * Нет. Бабка хотела окрестить, но отец, ярый коммунист, запретил это делать. Мы с тобой покрестимся в Париже в соборе Александра Невского. * Я - крещеная. А тебе не советую креститься вдали от России. Человек, по-моему, должен креститься там, где родился. И умирать там же.

Они остановились на светофоре, и он убрал руку с её колена. * Как ты себе представляешь нашу жизнь, Кнорус? - вдруг спросила она. * Это будет зависеть только от тебя. * Тогда ответь мне честно, ты сильно насолил Афинской? * Зачем тебе это? * Я хочу все знать. И не хочу жить в страхе.

Он остановил машину на обочине дороги и прислонился подбородком к рулю. Рассказать ей все? Но не играет ли она с ним? А впрочем, что можно было ещё скрывать? Все обо всем знают. На него идет охота. И если даже Агата, выполняла какое-то поручение Афинской, то он, Кнорус, не позволит ей никаким образом до самого отъезда, связаться с хозяйкой. На это у него хватает ума. Так чего же тогда скрывать? Он решился на откровенность. Надо было поставить все точки и, самое главное, выяснить отношение Агаты к нему. * Без ведома Афинской я провел операцию и заработал очень большие деньги. Очень. И я не намерен ни с кем делиться, потому что понял основной закон: в волчьей стае, в которую мы с тобой попали, нужно жить по-волчьи. К тому же я не совсем доверяю тебе, Агата. Пока. Пока мы здесь. Пока за мной идет охота.

Агата вдруг закрыла лицо ладонями и сильно разрыдалась. * Ну, что с тобой? Ты боишься со мной уезжать? Не надо этого бояться.

Совершенно неожиданно она повернулась к нему и обняла за шею. * Я не люблю тебя, Кнорус. Я любила Юрайта. Но теперь все кончено. И я уеду с тобой. Здесь мне делать больше нечего. Я не хочу оставаться в этом жестоком городе ни дня, ни минуты. Я постараюсь полюбить тебя...

Он чувствовал на своей щеке её горячие слезы, и ему её стало до боли жалко. Вдруг вспомнились все его пошлые грубоватые ухаживания за ней. И ему стало стыдно, что он до сих пор не смог понять в этой девушке всю глубину её души. * Милая, успокойся. * Я ненавижу Юрайта, - рыдала она, - я ненавижу Афинскую, ненавижу всех её нищих, ненавижу себя. Давай, быстрее уедем отсюда, Кнорус! * Обязательно, Агата. Обязательно. * Я виновата перед тобой. * В чем же? - отстранил он её от себя и посмотрел в глаза. - Это я перед тобой виноват. Грубая скотина! * Нет-нет, Кнорус. До сей минуты я играла, - она всхлипывала и старалась говорить связно, но у неё ничего не получалось, - сначала я сама решила ехать... К тебе... Чтобы ты освободил... А потом Афинская одобрила мой план и попросила... Попросила... * Что попросила, Агата? Говори, что она попросила - это очень важно для нас! * Чтобы я узнала, где ты находишься.

Ему захотелось оттолкнуть её от себя. Ударить. Вышвырнуть из машины. Но она ещё крепче обняла его за шею и ещё громче разрыдалась. * Но я же не предала тебя, Кнорус. Я все тебе рассказала. Я шла на нашу встречу и думала, что если выдам тебя, то будет ещё одна жертва. И поняла: за что тебе мстить? Ты-то при чем в моих отношениях с Юрайтом? Да и заложницу ты взял вовсе не из-за меня. Все остальное - ваши дела с Афинской. Я не хочу о них знать ничего. Ничего!

Он обмяк, и теперь ему стало жалко её. Он гладил её по голове и повторял: * Успокойся. Все будет хорошо. Теперь мы вместе, и я знаю, что нам делать. Это хорошо, что ты все сказала. Поручи мне, и я все устрою, как надо. * Прости меня, Кнорус, теперь я перед тобой чиста, и ты все знаешь. * Я тебя понимаю.

Он завел машину и они поехали. Он вырулил опять на Тверскую, и через несколько минут они уже были на Белорусском вокзале. * Паспорт у тебя есть? * Да, - она порылась в сумочке, достала корочку и натянуто улыбнулась: Только это не заграничный.

Он взял документ. * Подожди меня здесь, - и добавил: - А заграничный совсем скоро будет.

Через полчаса он вернулся и, радостный, плюхнулся в кресло: * Завтра в восемь вечера мы уезжаем. В Минск. Значит, завтра у нас с тобой будет напряженный день. И тебя надо приодеть, и с оставшимися делами разобраться.

Она благодарно посмотрела на него.

До дома они ехали молча.

Ее, Агату, не раздирали больше муки по поводу предательства. Да и к Кнорусу она уже не испытывала такой неприязни и отчуждения, какими награждала его прежде. Ей, казалось, что действительно жизнь в этом городе для неё потеряна. Она не хотела больше видеть этих переходов с просящими людьми. Она не хотела больше видеть Юрайта. Она не любила Кноруса, но сейчас была благодарна ему за то, что он, один на этом свете, хоть как-то мог поменять её жизнь. А она этого хотела.

По дороге и Кнорус разработал новый план дальнейших действий. Он знал, что если привезет Агату на конспиративную квартиру, где быки держали в заточении Инку, то его подельщики сразу догадаются, что их шеф готовит почву к побегу вместе со своей зазнобой. Конечно, если они узнают об этом, то Кнорусу трудно будет от них добиться повиновения без дележа тех денег, которые лежали в сейфе. Делиться он ни с кем не намеревался. А значит, надо показать своим товарищам, что драпать в ближайшее время он никуда не собирается. Даже, наоборот, необходимо было обнадежить их, что все дела идут довольно-таки неплохо. В таком случае Агату им нельзя показывать. * Агата, - наконец сказал он, - сейчас я завезу тебя домой к моему давнему школьному товарищу. Побудешь у него до утра. Я постараюсь освободиться быстро. * Это какой-нибудь браток из твоей команды. * Нет-нет. С ними мы больше дела иметь не будем. Это действительно мой школьный товарищ. Он не знает никаких бандитских дел. Его не интересуют ни деньги, ни женщины. Для него есть единственное удовольствие - компьютер. Он просто зациклен на своих программах, модемах, Интернете.

Кнорус посмотрел на часы и продолжил: * Вот увидишь, хотя сейчас уже далеко за полночь, он сидит за своей машинкой и щелкает клавишами. На тебя он не обратит никакого внимания. Так что, ложись сразу спать и высыпайся. Завтра - нелегкий день.

Она не стала задавать ему никаких вопросов, понимая, что он выбрал и обдумал уже самый правильный и безопасный вариант. Агата теперь полностью доверилась Кнорусу и после всех переживаний и нервных потрясений желала лишь улечься в теплую кровать и закрыть глаза.

Они подъехали к дому, где жил одноклассник Кноруса, поднялись на третий этаж и позвонили в дверь. Прошла почти минута, но никто не открывал. Кнорус позвонил ещё и еще. Наконец за дверью послышались шаги, и на пороге появился худющий парнишка в свободном вязаном свитере и затертых джинсах.

Как ни в чем не бывало он спросил: * А, это ты? Давно звонишь? Я тут программкой одной занят. Ну, проходи.

На Агату он действительно не обратил никакого внимания. Как будто её и не было вовсе. * Твоя комната свободна. Раздевайся и отдыхай. * Я часа на три ещё отлучусь, а у тебя побудет Агата. * Как хочешь, - безвольно пожал плечами компьютерщик. - Пусть ложиться, а я пойду ещё немного посижу над программкой.

Они зашли в комнату, где была кровать и книжная стенка, заваленная журналами и компьютерной литературой. * Нам нельзя вместе ехать на явку. Подожди меня здесь до утра, - он собрался было уже выйти из комнаты, но в дверях повернулся и пристально посмотрел ей в глаза: - Я думаю, что ты уже никуда не сбежишь, и никому не будешь звонить? * Нет, Кнорус. С прошлым все кончено. * Я тебе верю.

Через полчаса он уже звонил в дверь явочной квартиры. Открыл Граф. * Доброй ночи, начальник. * Как дела? * Тихо все. * А что же не спите? Три часа уже.

Граф осклабился: * А мы тут в картишки режемся: кому первому предстоит с девчонкой. * А вам разве не все равно? - съязвил Кнорус. * Не скажи, шеф! Ведь первый считается организатором, а значит, и срок ему больше дадут.

На кухне два братка что-то выясняли между собой, Кнорус взял за рукав Графа и провел в гостиную. Они сели в кресла. * Послушай меня, Граф, внимательно.

Браток откинулся на спинку, закурил и недоверчиво посмотрел на Кноруса. * Завтра утром у меня встреча с Яхтсменом. За долю от нашей прибыли он согласен взять нашу группу под свое крыло... * Это сколько же в деньгах будет составлять его доля? * Шестьдесят тысяч. * Ни ху-ху себе! * А ты хочешь, чтобы Афинская или сам Яхтсмен нам головы поотрывали? * Надо все поровну поделить и разбежаться.

Кнорус презрительно посмотрел на него: * Куда же ты скроешься, Граф? * Каждый сам за себя отвечает...

Кнорус пустил в ход последний аргумент: * Хорошо, тогда сейчас же созываем коллегию и решаем большинством голосов. * Нет, - тут же привстал Граф, прекрасно зная, что все подельщики встанут на сторону Кноруса, и в таком случае он может не получить ни гроша. - Я согласен - вези деньги.

Кнорус бесцеремонно встал с кресла, достал ключ от сейфа, открыл его и сгреб все пачки с долларами в дипломат. * А все-то зачем берешь? - опять подозрительно прищурился Граф. * Для того, дорогой мой товарищ, чтобы вся дележка прошла без дураков.

Граф в недоверчивости заиграл челюстями: * А с этой девкой что делать будем? * Не выпускать её из квартиры до тех пор, пока я не улажу все вопросы с Яхтсменом. После переговоров я вернусь, и все тогда будет ясно. Но не вздумайте её хоть пальцем тронуть!

Он взял дипломат, прошел в прихожую и, приоткрыв дверь, снова обратился уже к бывшему братку: - Только без самодеятельности, Граф! * Понял, - кивнул тот поникшей головой.

Кнорус, радуясь, что все прошло без лишних эксцессов и истерик, чуть ли не бегом спустился к машине.

ГЛАВА 22. БУРДАКОВ

С самого утра у Бурдакова не было во рту, как говорится, и маковой росинки, хотя он любил плотно позавтракать. Лишь в перерывах между телефонными звонками он успел выпить чашку кофе и съесть небольшой бутерброд с сыром. Звонки сыпались как из рога изобилия. Мало того, что он лично сам руководил операцией "Бомж" в своем округе, так на его долю выпала ещё и общественная должность координатора всей операции по городу.

Во всех отделениях милиции ещё с ночи обезьянники были заполнены черно-серой потрепанной массой уличного народа. Утром он всыпал по первое число старшим отрядов за то, что те волокли в отделения не только бомжей, но и проституток, хватали с рынков без разбору всех лиц кавказской национальности, попадали за решетку и простые граждане, оказавшиеся в ночное время без паспортов.

Когда он утром пришел в отделение, в котором находился его кабинет, и заглянул в обезьянник, просто схватился за голову. На нарах разлеглись проститутки, на полу вповалку храпели пьяные бомжи, а случайно попавшие под милицейскую рейдовую косу граждане стояли около решеток и просили разрешения на звонок. Он не стал долго думать, а, полагаясь лишь на свой опыт и интуицию, профильтровал задержанных. Извинился перед теми, кто был в опрятной чистой одежде, выгнал жриц любви. Из камеры разом исчез аромат духов и косметики, вонь от пропитанной потом и нечистотами одежды.

Около отделения стояло ещё два автобуса, заполненных бомжами, которых среди ночи повытаскивали из подвалов, чердаков, канализационных коллекторов.

Он вызвал к себе в кабинет дежурного по отделению и устроил разнос: чтобы через час все задержанные бомжи были рассортированы на местных и приезжих и развезены по вокзалам, спецприемникам и распределителям.

Основываясь на проколах своего отделения, он приказал отправить циркулярное сообщение о недопустимости задержания любого другого контингента, кроме людей без определенного места жительства.

Когда первые меры были приняты, он вздохнул с облегчением и попросил секретаря сварить ему ещё чашечку кофе. Но был уже полдень.

Без стука к нему зашел старший оперативной группы лейтенант Стельнов, который расследовал дело об убийстве сутенерши. * Товарищ майор, утром задержанные ранее бомжи все-таки раскололись. И один из них вспомнил улицу и дом, куда его возили на профилактику братки. * Какую профилактику? - не понял Бурдаков. * Бандиты однажды решили, что он скрывает часть выручки. Ну и привезли его в свой офис для обработки.

Оперативник улыбнулся: * Так вот, его в тот раз так отколотили, что он напрочь забыл место расположения офиса. * Я чувствую, что вы тоже неплохо поработали кулаками, чтобы вернуть ему память.

Опер смутился: * Немножко.

Бурдаков тяжело вздохнул: * Когда-нибудь и вы будете смотреть на небо через железную решетку из-за своих методов. Ладно, не тяни резину... * В офисе взяли трех бандитов и в подвальном помещении обнаружили труп молодого парня. Бомжи сразу узнали его и показали, что это и был тот самый человек, который забирал у них выручку, а потом приказал ликвидировать сутенершу. * Вот как? А что говорят задержанные братки? * Они абсолютно ничего не говорят. Боятся. Для них лучше срок оттянуть, чем разделить участь с убитым. * Понятно. Или, иначе говоря, ничего не понятно. * Все понятно, товарищ майор. Мы хорошо пошарили в офисе и нашли несколько вещиц, которые говорят о том, что они принадлежали нашему давнему знакомому - Яхтсмену. О его принадлежности к этой бандитской группировке говорят и отпечатки пальцев, снятые с некоторых предметов в его кабинете. * Старый друг Яхтсмен! * Он самый, Михаил Иванович. Правда, Яхтсмен сутенерство почти забросил, и теперь делает свой бизнес на нищенствующих бомжах. Задержанные нами бродяги - как раз из его подразделения. * А на какую фирму он зарегистрировал свой офис? * В домоуправлении нам сказали, что помещение находится в аренде у фирмы "Интеллект", занимающейся ремонтом компьютеров. Но во всем помещении мы не обнаружили ни одного экрана, ни одной компьютерной коробки. * Да это, понятно, всего лишь вывеска. * Мы оставили своих людей в этой конторе, - оперативник понурил голову, - но, скорее всего, хозяин и его подопечные туда уже не вернутся. * Упустили кого-то? * Упустили, товарищ майор. * И как теперь собираетесь доказывать, чьих рук дело - убийство братка?

Оперативник пожал плечами: * Будем раскалывать задержанных бандитов. * Так они вам во всем и признались. Без Яхтсмена и других его сообщников доказать что-либо будет трудно. Оружие-то у задержанных было?

Старший оперативной группы отрицательно покачал головой. Бурдакова вдруг взбесил непрофессионализм его работников. Он не сдержался и стукнул по столу кулаком: * Даю вам сутки, лейтенант. Завтра в полдень Яхтсмен должен быть в камере. Вы меня хорошо поняли? * Так точно, товарищ майор.

Он больше не мог сидеть в своем кабинете и вместе с оперативником спустился вниз, в дежурное отделение, где несколько милиционеров занимались допросом бомжей. Он сделал знак рукой, чтобы на него не обращали внимания и присел в уголке на стул.

Старший лейтенант только приступил к допросу очередного бомжа: * Ну, рассказывай, мой сладкий, свою легенду.

Бомж в кирзовых сапогах, одетый в доисторическое полупальто и облезшую пыжиковую шапку, не заставил себя долго ждать. Стал говорить спокойно и уравновешенно, так, что его рассказу хотелось верить. * Раньше я работал начальником по снабжению в облагропроме. Жена была, дочка. Все было хорошо. Правда, соблазнов много. Приедут, например, из совхоза кабель просить, я выписываю, а мне в благодарность полсвиньи. Короче, посадили за нетрудовые доходы и использование служебного положения. Пять лет, как один день, в лагере. Жена после суда сказала: ждать не буду. Замуж вышла и дочку увезла. Вышел, куда податься? Украина в то время отделилась, там для меня уже было все чужим. * Так с Украины, значит? - перебил следователь.

Бомж утвердительно кивнул и продолжал свой рассказ. * Так вот. Уехал я в Москву. Снял комнату - руки у меня умелые - квартиры ремонтировал, дачи строил. Стал хлопотать о гражданстве, прописке. А тут в электричке украли все документы... * Все, хватит. Так в каком городе на Украине-то жил? * Под Харьковом. * Вот сегодня туда и поедешь, - он записал показания задержанного в протокол и крикнул сквозь двери постовому: - Давайте следующего.

Бурдаков одобрительно следил за действиями старшего лейтенанта. Тот не строил из себя внимательного слушателя, но и не был груб с задержанными. По крайней мере он понимал, что за дверями стоит целая вереница оборванных людей без крова и денег, которые ждут решения своей участи. Поэтому в данном случае, чтобы не затягивать прием, следователь разбирался быстро, но с соблюдением всех пунктов инструкции.

В кабинет ввели женщину неопределенного возраста. Она тут же упала на пол и сипло, но с убедительным надрывом запричитала, залилась натуральными грязными слезами: * Милаи мои. За что же вы меня забрали. Господи! Лучше бы я умерла! Мне уже шестьдесят лет и у меня рак матки...

Старший лейтенант не смог себя сдержать и засмеялся. На лице Бурдакова тоже появилась улыбка. Но бабка не обращала внимания и продолжала представление: * Всю жизнь я вкалывала в колхозе на эту страну - и какую мне дали пенсию?! А сыну моему вообще не платят зарплату, а у него трое детей! Мы три года копили деньги на билеты в Москву, чтобы здесь вырезать опухоль, - и вот мне говорят, что уже поздно. Я сплю прямо на перроне, меня топчут, как мусор! Если бы кто-то меня убил, я бы сказала "спасибо"... * Стой, бабка, стой. Из какого, говоришь, города приехала? * Из Тамбова, милый. * Сделаем запрос в местное отделение милиции и завтра же тебя туда отправим.

Бабка мигом поднялась с колен, соображая, хорошо это или плохо. Потом опять попробовала заголосить: * А лечение? * Так если здесь никто не вылечил, чего тебе по Москве слоняться? Вот, чтобы на перроне не топтали, и отправим тебя домой за государственный счет. Следующий.

Вместе с небритым, с засаленными волосами мужичком в кабинет вошел и дежурный по отделению. * Товарищ майор, там какой-то парень хочет сообщить об исчезновении человека. * Так отведите к оперативникам, - Бурдакову хотелось ещё с полчасика посмотреть на выступления самодеятельных актеров. * Он ни с кем не желает больше разговаривать - только с начальником отделения. * Хорошо, я сейчас поднимусь в кабинет к Стельнову. Ведите его туда.

Через пять минут дежурный открыл дверь кабинета лейтенанта Стельнова и жестом пригласил пройти парня.

Пока Бурдаков разглядывал шрамы на лице молодого человека, оперативник вытащил из папки чистый бланк и ничего не выражающим голосом спросил: * Фамилия, имя, отчество... * Юрайт... - сказал молодой человек и тут же спохватился, обращаясь к Бурдакову. - Товарищ майор, а нельзя ли обойтись без протокола? * Да в милиции это как-то не принято. Впрочем, давай пока поговорим без протокола. Что случилось? * Бандиты украли девушку... * Откуда? * Из моей квартиры. * Ну вот, видишь, - развел руками Бурдаков. - А ты говоришь обойдемся без фамилий и имен. Во-первых, ты уже сам попадаешь под подозрение - из квартиры исчезает девушка, и любой оперативник начнет с того, что сразу же постарается узнать, кому принадлежит эта квартира. Кто её хозяин, чем занимается? Во-вторых, нужно обследовать сразу эту квартиру. Не оставила ли исчезнувшая какие-либо личные вещи... * Зачем это? удивился Юрайт. Бурдаков видел, что парню импонирует доверительный тон, которым он повел с ним свой разговор, и не стал разубеждать его в том, что в милиции работают сплошные сухари, заносящие каждое сказанное слово в протокол. * Видишь ли, - сказал он, - у оперативников есть такое правило собрать все вещественные доказательства и полную информацию об исчезнувшем человеке. Для этого обследуется квартира. Если ты не поменял в ней обстановку, то о пропавшем можно очень много узнать. Недопитый чай, к примеру, или надкусанный бутерброд, укажут на то, что похитители застали человека врасплох. По оставшимся волосам на расческе можно установить группу крови, пригодится и зубная щетка, которой она чистила зубы. А эксперт-биолог сразу определит - не совершено ли в доме убийство. * Никакого убийства в доме не было. Ее похитили, когда она вышла из квартиры. * А кто мог похитить, ты хотя бы приблизительно можешь сказать? * Да. Но я знаю только одно - его зовут Кнорусом. Он из братков, которые работают в метрополитене с нищими. А ко мне на квартиру мы можем проехать даже сейчас. Инна у меня ночевала. Утром я ушел по делам. А её похитили, когда она выходила на лестничную площадку. Ей нужно было на занятия. * А кто она вам? - вмешался Стельнов. * Это имеет отношение к делу? - ответил вопросом на вопрос Юрайт.

Бурдаков встал со стула и прошелся по кабинету: * В моей практике был случай. Искал я одну девушку. Она с Украины, устроилась в Москве работать по лимиту, жила в общежитии. Встречалась с парнем, забеременела. Когда пришло время рожать, уехала к себе в Евпаторию. Через год вновь вернулась в Москву получить на фабрике, где работала, деньги за декрет. И исчезла - не вернулась домой. Как в воду канула. Мать её в мыслях уже похоронила, хотя труп и не обнаружили. Я уже тоже не особенно надеялся её найти, но дело на контроле держал. "Всплыла" она через несколько лет в Донецке. Сменила документы, вышла замуж, родила ещё одного ребенка. А о первом сыне, брошенном в Евпатории, забыла. * К чему это вы мне все говорите? Это не тот случай, - нервно сказал Юрайт Бурдакову. * Женщины непредсказуемы... * Это не тот случай, - повторил Юрайт. * - Хорошо, тогда от нас требуется оперативность, а от тебя - правдивые показания. Когда ты узнал о похищении? * - Часов через пять. * Каким образом? * Мне позвонили. * Кто? Да рассказывай все! Что я тяну из тебя по полслова! * Сам Кнорус и позвонил. * Значит, он от тебя чего-то хотел?

Юрайт задумался. Ведь не рассказывать же о монахинях, причастности Кноруса, Афинской и других людей к этому делу. В таком случае он выдаст всю свою фирму вместе с госпожой. За такие действия его по головке не погладят. * Я ему был должен деньги. * Много? И почему они тогда не разобрались конкретно с тобой, как это делается у братков? * Десять тысяч долларов. А меня брать не стали, потому как, наверное, рассчитывают, что я все-таки смогу их достать. * Каким же образом ты собираешься это сделать? * Вот в этом вся и загвоздка. * А как они собираются с тобой поддерживать связь? Ведь должны же они знать, нашел ты валюту или нет? * Скорее всего, будут звонить домой.

Стельнов, все это время только слушавший разговор, отодвинул протокол: * Так надо у него в квартире засаду устроить и прослушать телефон. Может быть, удастся засечь номер квартиры, из которой будут звонить. И тогда дело в шляпе. * Я не уверен, что за моей квартирой не ведут наблюдение братки. Может быть, они даже проследили, что я пришел к вам... * Ну, это уже наше дело, - перебил Стельнов, - надо срочно ехать на квартиру, обследовать её и ждать. * Бери с собой группу экспертов и поезжай. Этого воина тоже с собой забирайте. Там досконально и допросишь, - сказал Бурдаков и обратился к Юрайту: - Не стоит запираться, парень, если ты не виновен. Это только затруднит поиски. А если дело не раскроется в ближайшее время, кто знает, каким боком оно повернется! * А что может быть? * Всякое. По крайней мере опыт показывает, что значительная часть разыскиваемых, становится жертвами преступлений, чаще - убийств. Таким образом, преступники избавляются от свидетелей. Трупы нередко расчленяют и обезображивают, чтобы скрыть следы преступления. Я все это тебе откровенно рассказываю, потому что вижу - ты не красна девица, а понюхавший пороху человек. Поэтому, чтобы вызволить из беды твою возлюбленную, ты должен нам помочь. Стельнов, когда будете ожидать звонка, даст тебе необходимые рекомендации, что говорить и как себя вести. Все, с Богом!

Когда Юрайт уже выходил из кабинета, Бурдаков остановил его вопросом: * Шрамы-то чеченские? * Нет. Я в Таджикистане служил. На границе.

Когда опергруппа во главе со Стельновым уехала, Бурдаков вновь зашел в комнату, где выяснялись личности бомжей.

Рядом со старшим лейтенантом сидела Маргарита Белякова и сама вела допрос. Милиционер лишь что-то записывал в протокол и слушал. Перед ними сидела изможденная женщина. По всему было видно, что Беляковой с трудом удавалось вести разговор. Она то и дело отворачивалась, чтобы не видеть выбитый глаз на лице женщины, её бесформенно-тряпочных губ, дугой опущенных вниз. * Можно сигарету? - попросила бомжиха.

Старший лейтенант достал пачку "Явы", вытащил сигарету и отломал фильтр. * Боишься, что вену вскрою, начальник? - изобразила она на лице нечто вроде улыбки. * Кто тебя знает?

Маргарита вопросительно смотрела на инспектора, но тот и не думал ей что-то пояснять. По его лицу было видно лишь то, что он тяготится присутствием начальника отдела социальной защиты из окружной префектуры. Его можно было понять: бомжей в обезьяннике скопилась целая рота. И разбор мог затянуться надолго. Но Маргарита не обращала внимания на нервные вздохи инспектора и старалась вести с опустившейся женщиной задушевный разговор.

Когда старший лейтенант с мольбой в глазах посмотрел на вошедшего Бурдакова, тот сделал предупредительный жест рукой, пусть, мол, поговорит. И, обращаясь к Маргарите, пояснил: * Иногда сигаретный фильтр в руках задержанных может стать обыкновенным лезвием. Если его сдавить пальцами и поджечь, то, оплавляясь, бумага может стать такой же острой, как стекло.

Маргарита тепло посмотрела в его сторону и с благодарностью кивнула.

В коридоре раздался шум. Кто-то схватился за ручку двери с наружной стороны, и она распахнулась. Девушка лет восемнадцати вырывалась из рук сержанта: * Не пойду в эту вонючую камеру. Там полно бомжак...

Женщина вздрогнула, и её прорвало: * Все от нас отворачиваются. И не только вы, - она кивнула в сторону Маргариты, - меня даже последние пропойцы сторонятся. А задумывался кто-нибудь из вас над тем, что каждому дана жизнь, чтобы почувствовать себя человеком, а не валяться в подвале. * Кто вас так? - участливо спросила Маргарита под тяжелый вздох инспектора, которому, по всему было видно, надоело её сюсюканье.

Бомжиха жадно затянулась сигаретой, выпустила дым и, оценивающе посмотрев на Маргариту - насколько откровенна её жалость? - решила поделиться своим горем. * Били меня сильно. Такие же бродяги. Особенно, помню, зверствовал Аркашка. То руку перебьет, то со всего размаха бутылкой по голове. Боли не чувствовала. Может, оттого, что драки по пьянке происходили. А может, потому, что любила его. Какой-никакой, а мужик. Я его понимала. Всю жизнь маялся без женской ласки, заботы. А кому из мужиков не хочется покапризничать? Принесешь вместо "Тройного" другой одеколон, он сразу с кулаками...

Она затянулась и, оглядев присутствующих, спросила: * Задерживаю я вас, начальники?

Маргарита просяще посмотрела на Бурдакова - пусть, мол, выговорится. * Инспектор, - обратился Бурдаков к старшему лейтенанту, - Стельнов на задание уехал, кабинет свободный. Можете расположиться в нем и работать с бездомным контингентом. * Спасибо, Михаил Иванович, - поблагодарила Белякова за услугу, когда инспектор, собрав свои бумаги, вышел и опять перевела участливый взгляд на задержанную: - Продолжайте, я вас слушаю. * А вы-то кто будете, дамочка? - спросила бомжиха. * Я из отдела социальной помощи. * А-а-а, - протянула бомжиха, - важная персона. Стало быть, воспитывать меня будете. Но прежде чем воспитывать опустившихся, надо людям создать условия для жизни. Не такие скотские. Вот нам летом хорошо жилось. У нас на Лосинке землянка была. Лес, простор. Плохо, когда дождь. Но мы одежду в целлофан прятали. Утречком на дачу бегала. Их много вокруг. Лучка нарвешь, огурчиков. Торговала овощем на Лосиноостровской. Народ доволен, быстро все раскупалось: очень дешево продавала. Весной с могилок цветы собирала. Женщина какая-то сильно меня побила. Там её бабушка лежала. Расплакалась, то ли цветы ей жалко, то ли бабушку... К чему, спрашивается, покойнице цветы? А я бы хлебушка купила. Ведь, бывало, и кору от деревьев варили и грызли. Не столько от голода, сколько от тоски и безысходности.

Она тяжело вздохнула и загасила в пепельнице сигарету.

Честно сказать, Бурдаков никогда не слушал откровений от потерявших себя в жизни людей. Не то, чтобы брезговал, просто деловая круговерть не позволяла выкроить для этого времени. Да и он не выдачей гуманитарной помощи занимался, а отловом бандитов и преступников. Он бы и сейчас занялся делом, но ему так хотелось побыть с Маргаритой, пусть даже в присутствии жалующейся на жизнь бомжихи. Он расстегнул китель, показалось, что в кабинете слишком жарко, положил как школьник руки на стол, втянул голову в плечи и, изредка поглядывая на Маргариту, слушал. * Однажды хотела покончить с такой жизнью и повеситься. Но собачонка, которая жила со мной в землянке, удержала. Положит, бывало, голову у меня на коленях, и сопит от удовольствия. Как человек, только очень добрый. И я подумала тогда, что и нас, людей, как и собак, бездомными считают. А ведь бродяжничество, ох, как надоедает. Хочется приносить кому-то пользу, делать приятное. Пусть даже гавкать, охранять хозяйское добро. Потому и я стала по белу свету скитаться, когда поняла, что никому не нужна. Пустоцвет. А чем же я, извините дамочка, виновата, если меня, будто ту собачонку, выгнали из дома?

Она беззвучно заплакала. Маргарита поискала глазами графин с водой и, увидев его на подоконнике, взяла и наполнила стакан до краев. * Выпейте и успокойтесь.

Бомжиха дрожащей рукой взяла стакан, пролив чуть ли не половину содержимого себе на колени и, выпив, немного успокоилась. * Почему вас выгнали? - спросила Белякова.

Но женщина не ответила на конкретно поставленный вопрос. * Я ведь двадцать лет на "Москвиче" отработала. Честно, добросовестно. Грамоты были, благодарности. Потом умер от рака муж. Еще раньше погиб сын в Афганистане. Начала с рюмочки... До этого и вкуса водки не знала. Разве будешь от хорошей жизни пить? А на заводе, когда начали в рынок входить, пошли скандалы, простои. Оказалось, что никому наши "Москвичи" не нужны. Люди русским машинам стали предпочитать иномарки. А я уже последние деньги пропивала. И никто не подошел, не поинтересовался - что у меня на душе. Только и слышала: "Глядите, Шурка опять поддала. Совсем опустилась..." А у меня пред глазами лицо мужа, которому я даже памятник не могла поставить. Зарплату-то не платили. Выпью стопарик, закрою глаза, а он мне говорит: "Держись, Шура, я ж не виноват..."

Она закрыла глаза ладонями и сильно разрыдалась.

Маргарита, отвернувшись к стене, глубоко вздохнула. Бурдаков встал и открыл ящик стола, за которым сидел инспектор. Обнаружив там распечатанную пачку "Явы", он достал сигарету и протянул её женщине. Он не стал обрывать фильтр, словно забыв о всяких предосторожностях. Та взяла сигарету, продолжала рассказывать: * Россия стала такой, что никому уже чужое горе не интересно. Наоборот, если плохо, то стараются ещё хуже сделать. Кто её знает, возможно, все от такой жизни и стали злыми... Нашла на заводе таких же, как я, бедолаг, вместе пили, выслушивали друг друга, сочувствовали. В общем, меня выгнали с работы и из квартиры. Она служебной была. Выходит, за два десятка лет честной работы на квартиру я и не заработала...

Она, наконец, сама взяла со стола спички и, оторвав фильтр, подкурила сигарету. Выпустив дым, подняла глаза на Маргариту и пристально посмотрела ей в лицо: * Где ты раньше была? Я обегала сотни всяких благотворительных фондов и служб. И везде меня выслушают, сделают жалостливые лица, и на том делу конец. Я-то, воспитанная на советской эпохе, думала, что плохих, безучастных к чужому горю людей мало, а оказалось - очень много. И все поступают одинаково. Лежала как-то обессиленная на Ярославском вокзале. Несколько дней не ела, ноги от бродячей жизни стали, как тумбы. Вижу подходит мужчина, солидный, в шляпе и галстуке. Расспросил о жизни, голос мягкий, видно, жалко стало чужую боль. А солнце жарит, просто спасу нет. За целый день глоточка воды не испила. Попросила газировочки принести. Тут автобус. Мужчина стал извиняться: спешу в институт, лекцию читать. И сунул мне мятую тысячу. От этого, наверное, и появилась к людям злость, даже презрение. Ко всем. И потом, когда лезешь к кому-то в карман или тащишь у кого-то чемодан, то уже не думаешь, у какого человека стащила - доброго или злого... Раньше я боялась людям в глаза смотреть, стыдно было. Но стыд пропал быстро. Когда потеряла последнюю каплю человеческого достоинства.

Около месяца жила на вокзале, когда выгнали из квартиры, я тогда ещё на что-то надеялась. Никто даже и не думал, что со мной случились неприятности. Чисто одета, вымыта. Тут меня впервые и арестовали. Проверяли документы, а паспорта не оказалось. Потеряла где-то. Наручники надели. Я сопротивлялась. Это было мое первое настоящее унижение...

Бурдаков заерзал на стуле и покраснел. Он видел, как укоризненно посмотрела на него Маргарита, и подумал о том, что и она теперь готова причислять всех работников милиции к людям бездушным и черствым. Но что он мог сказать тем, кто не был посвящен в их трудности работы. Может быть, многие и готовы были поверить на слово тем людям, которых приходилось задерживать для проверки документов. Но сколько было случаев, когда на постового в это время наставляли ствол. Нет, он был не согласен с осуждением милиционеров, когда они при задержании пользовались наручниками. В криминальной России это был способ самообороны. * Ну, а дальше? - словно торопила Маргарита. * А дальше, как у всех. Привезли в приемник-распределеитель. Думала посадят в нормальную комнату. Но подводят к железной двери с огромным замком. Такую видела только в сказке "Золотой ключик". Впихнули в камеру. Одни доски с тараканами. Отказалась ложиться. Всю ночь стояла - поверишь?

Маргарита отвернулась от пронзительного взгляда женщины. Она представила себя на её месте и поежилась: неужели можно так, как со скотами? Почему-то ей вспомнились заметки из газет, как в цивилизованных странах заключенные отбывают наказание. Так ведь там телевизоры, компьютеры установлены в камерах!

Бурдаков догадался, о чем она думает. Ну что ж, Марго, помечтай. Ведь и он, простой исполнитель государственной воли, только выполняет приказания властей. Кстати, той же префектуры. * ... На вторые сутки сдалась. Незаметно сползла на пол. Оказалось, что спать можно. И не так уж страшно. Утром съела бурду...

Бурдаков все-таки не выдержал: * А тебе что из ресторана обед выписывать! * Миша, прекрати! - Марго вскочила со стула и посмотрела на него таким взглядом, как будто он был врагом народа. - Или сиди спокойно, или... Или оставь нас... * Ты мне приказываешь как представитель префектуры? - ещё больше взбеленился Бурдаков. * Если ты этого хочешь, то да!

Он достал носовой платок, вытер пот со лба и, едва сдерживая себя от гнева, опустился на стул. * Нервный начальник, - сказала женщина по имени Шура. * Я вас слушаю, - попросила Маргарита. - Пожалуйста, продолжайте.

Бомжиха победным взором посмотрела на Бурдакова и взяла из пачки ещё одну сигарету. Закурила. * Если ещё раз перебьет, - сказала она с гордостью в голосе, - больше ничего говорить не буду. * Не перебьет, - успокоила её Белякова и уже нежным просящим взглядом посмотрела на Бурдакова.

Он в согласии отвернул голову к окну. * Ну так вот, - выпустила она дым, - съела баланду. Ничего - терпимо. И, что самое главное - оказалось сытно. После этого пропал страх, а вместе с ним и чувство отвращения. Не зря говорят, что на чистом видна и пылинка... Так и началась бродячая жизнь: вокзалы, города, помойки, теплотрассы, вши... Очень быстро ко всему привыкаешь. И уже совсем не боишься, что тебя арестуют, посадят. Одно всегда при этом желание, когда попадаешь в очередной раз в КПЗ или в обезьянник - лишь бы тебя никто не трогал...

Она с вызовом посмотрела на Бурдакова и продолжала: * Разные сидели со мной женщины - и совсем сопливые, и седые. Говорят, что бомжи - самые никчемные люди. Не знаю. За десять лет бродяжничества встретила лишь нескольких "крутанутых". Дурочек, одним словом. Остальные же - нормальные граждане! Лежала рядом даже со стюардессами, артистками, музейными работницами. У всех одна история - то муж-пропойца бросил, то на работе что-то не заладилось. Или сын в больнице умер. А то и просто от неустроенной жизни. Не зря говорят, что мы слабая половина человечества, потому и быстрее, если некому успокоить, опускаемся ниже городской канализации. Ведь все одинаково начинают - рюмочка, другая...

Не докурив, она оторвала фильтр и кивнула в сторону Бурдакова: * Впрочем я на них зла не держу, милая дамочка. Они тоже люди зависимые. И всякие попадаются. Ведь как бы даже я ни ругала милицию, для нас, бомжей, они и становятся теми, кто протягивает руку. Пусть даже по долгу службы. Именно в распределителе ко мне первый раз отнеслись по-человечески. На "вы" даже обратились. Кто бы знал, что если бы и со стороны администрации завода ко мне было такое отношение, то, может, я вернулась бы к нормальной жизни... К маме бы поехала в деревню. Я ведь до сих пор никому не говорила, что она у меня есть. Да никто и не спрашивал... * А если мы вас за государственный счет отправим к маме, поедете? - смягчившись, спросил Бурдаков. * Не могу сказать, - пожала она плечами. - Ездила я к ней. После того, как уже год отбродяжничала. Ходила около дома и на окна смотрела. Стыдно было зайти. Слезы так и душили. Вот крылечко, тот же заборчик, только подкосился. Правда, постучалась все-таки. Мама вышла, смотрит на меня и не узнает. Я побоялась словно сказать. Вдруг вспомнит. Болезнь в то время у меня какая-то была - исказила лицо. Может быть, зимой простудилась в землянке. Так я и ушла. Мама долго смотрела вслед...

Мне часто снится один и тот же сон. И снится с тех пор, как я стала бродяжничать. Иногда - каждую ночь, иногда - раз в месяц... Других не помню. Ползут по болоту головы лошадей. Со всех сторон. Их много, много. И идут на меня. Пытаюсь убежать, а за спиной догоняют. Чавканье сотен копыт и злой хохот. С трудом лезу на какую-то пальму, а она скользкая, и я падаю всегда вниз. А дальше убежать некуда. Позади - болото, впереди - скользкие пальмы. Некуда бежать...

Дверь открылась, и в комнату вошел дежурный по отделению, обратился к Бурдакову: * Товарищ майор, лейтенант Стельнов на проводе.

Бурдаков посмотрел на часы. Было уже восемь вечера. Он кивнул Маргарите и вышел.

Стельнов сообщал, что позвонил неизвестный голос в квартиру Юрайта и спросил лишь одно: как, мол, дела? Юрайт ответил, что он сделал все, как велели. На том конце провода положили трубку, сказав лишь о том, что ещё перезвонят. * А кто звонил, тот самый Кнорус? - задал лишь один вопрос Бурдаков. * Нет. Кто-то из его братвы. Мы засекли их номер. Квартира на Красногвардейской. Два месяца назад её сдали в аренду, а хозяева выехали на год в Канаду. По контракту. * Оставь на месте похищения пару человек. Бери этого самого Юрайта и едем на задержание. В двадцать один ноль-ноль встречаемся около дома на Красногвардейской. Только без излишнего шума.

Бурдаков прошел в свой кабинет, вытащил из сейфа кобуру с пистолетом, посмотрел на бронежилет, висевший на вешалке и, поленившись снимать китель, накинул шинель.

Оперативная машина ждала его уже около подъезда.

ГЛАВА 23. ЯХТСМЕН

Яхтсмен со всей пышностью и серьезностью подготовил свой обряд венчания с Афинской. Он видел, что и она сама, великий организатор, не ожидала такого размаха. Мало того, с самого утра, когда они проснулись в его квартире, для неё были неожиданны все сюрпризы, о которых заблаговременно позаботился он, Яхтсмен.

Он, лежа в кровати, лапал её глазами, когда она, обнаженная стояла перед большим зеркалом в спальне и разглядывала свое лицо.

Ему по-прежнему хотелось лирики в их отношениях, и он с кровати сказал восхищенно: * Ты грациозна и красива, как древнегреческая Венера. Послушай, Таня, а мы до самой старости будем спать с тобой совершенно раздетые? * Как хочешь, - сказала она, не оглядываясь на него, - но, думаю, через энное количество лет ты сам этого не захочешь. * Ну, если не захочу, то в шкафу на верхней полочке лежит коробка - это для тебя подарок...

Теперь она вопросительно посмотрела на него. Это был первый её немой вопрос - неужели этот солдафон может начать приятно удивлять женщину с раннего утра? * Да-да, вон там, - показал он пальцем на роскошный шкаф.

Она подошла, открыла дверцу. На одной из полок лежала большая коробка. Ему было приятно смотреть, как аккуратно, не спеша, Афинская двумя руками, приподнявшись на цыпочках, вытащила короб, перевязанный шелковыми лентами, и поставила перед собой на трюмо. Так же, не спеша, она развязала банты и открыла коробку. Внутри был шикарный ночной пеньюар, в каких по дому обычно расхаживали богатейшие героини американских кинокартин.

Она пальчиками вытащила одежду и приложила к себе, как бы примеривая её при покупке. Прозрачная материя лишь придала телу Афинской розовый цвет. * Надень, - попросил Яхтсмен, закуривая в постели.

Великая артистка необыкновенными грациозными движениями облачилась в пеньюар, повернулась к своему избраннику.

Он ещё раз оценил формы её тела через прозрачный розовый материал. И ему тут же захотелось ещё раз удивить Афинскую. * А теперь посмотри в окно, - приказал он.

Она раздвинула шторы и облокотилась на подоконник: * Кроме твоих двух быков, ничего не вижу... * А "Линкольн" на площадке? * Вижу. * На нем мы поедем венчаться.

Она захлопала в ладоши, как девчонка: * Но зачем же такой длинный и роскошный? Черт побери, на многих машинах ездила, а на "Линкольне" ни разу... * А рядом с "Линкольном" красный "Ровер" стоит? * Да. * Это тебе мой подарок.

Несколько секунд она ещё стояла около окна, но потом развернулась и бросилась к нему на кровать: * Я не думала, Яхтсмен, что ты такой щедрый.

Зазвонил телефон. * Наверное, нам хотят сказать, - посмотрел он на часы, - что пора собираться. Венчание ровно в одиннадцать. В патриаршем соборе. * Это что на Бауманке? * Да, в твоей зоне, - с намеком на разделение территорий сказал он и поднял трубку. - Это тебя. Как могли вычислить, что ты находишься в моей квартире? * Я своему телохранителю дала твой телефон. Мало ли что может случиться. Мы ведь с тобой не в благотворительном обществе работаем.

Она слушала, и радость с её лица исчезала. Он наблюдал за ней и понимал, что что-то случилось. Когда она щелкнула кнопкой на телефоне, он вопросительно посмотрел на неё - что случилось? * Облава, - коротко сказала она. - Легавые объявили рейд по всему городу, хватают всех нищих и бомжей и распихивают по отделениям и распределителям. Правда, мои ребятишки успели проехаться по Москве и предупредить большую часть контингента. Но надо думать, что кто-то все равно попал к ним в лапы. Но мои-то ни черта им не скажут. К вечеру их всех отпустят... А твои?

Яхтсмен прыжком вскочил с постели: * Мои? Мои продадут с потрохами. Впрочем, продавать-то, по сути дела, нечего. Об этой квартире знают самые доверенные. Могут лишь офис вычислить.

Он вдруг успокоился, подумав о том, что в офисе, в общем-то, больше делать нечего. Если они соединились с Афинской, то он мог рассчитывать на новый кабинет в её "редакции". Именно из него он теперь собирался руководить объединением двух нищенских кланов.

Самое главное, успокаиваясь, вздохнул он, что успели ликвидировать Борща, который, если бы его взяли, очень многое мог рассказать следователям. Конечно, он не сомневался, быки этой ночью успели вывезти мертвое тело братка и где-нибудь в укромном месте предать его земле или воде.

Он надел халат и прошелся по комнате, все ещё прокручивая в мыслях, как будет развиваться ситуация, если менты начнут крутить его бомжей. И через несколько секунд совсем успокоился и снова повеселел. Контингент по большей части у него был новый, и никто не знал ни об офисе, ни о самом Яхтсмене. Лишь бы упрятали тело Борща. * Все нормально, - усмехнувшись, успокоил он свою невесту и самого близкого партнера по бизнесу. * Есть ещё одна новость, - сказала Афинская.

Он вопросительно поднял брови. * Мои ребята вычислили конспиративную квартиру Кноруса. * Вот как! Так это, скорее всего, хорошая новость! глаза Яхтсмена хищно загорелись, и он снова заходил по комнате. - Это очень хорошая новость! Это даже не новость, а наш общий свадебный подарок. Ведь наверняка в этой квартирке вместе с бабенкой у него ещё и куча денег. * Я в этом уверена, - согласилась Афинская. * Ну-ка, дай мне трубочку...

Афинская взяла телефон и спрятала его за спиной, внимательно глядя на своего любовника: * Подожди, Паша, не торопись. Расправиться с ним ты всегда успеешь. Не стоит сразу пороть горячку, ведь можно и самому в петлю угодить. За квартирой надо понаблюдать. Сам знаешь, как хорошо было бы знать, кто туда входит, кто выходит. А ну как на цыган нападем? А может быть, Кноруса милиция пасет. Всякое может быть...

Яхтсмен с умилением посмотрел на Афинскую. Ему стала приятна её забота о его безопасности. "Хитрая она все-таки баба", - ещё раз с удовольствием подумал Яхтсмен. С такой не пропадешь.

Он испытывал прилив нежности и благодарности. Он подошел к ней и тихо в ухо сказал: * Танюша, я тебя люблю. * То-то. Послушай женщину и сделай все так, как она сказала. Пусть твои ребятки, конечно, самые верные, понаблюдают до вечера за квартиркой. А у нас с тобой есть чем заняться. Не правда ли?

Она посмотрела на настенные часы и спросила: * Не пора ли мне надевать подвенечное платье?

Яхтсмен чмокнул её в щеку. * Ты - прелесть. Наводи марафет, а я пока сделаю пару звонков.

Она пошла в ванную и оттуда донеслось: * Повторяю - только без глупостей.

Он взял телефон и с сожалением подумал, что двое самых преданных и лучших его подельщиков должны были в этот день выполнять роль шаферов во время венчания и праздничного банкета в ресторане. Но ведь не сошелся свет на них клином, к тому же ему самому было бы спокойнее чувствовать этих братков рядом с собой. Да и велика ли задача, посидеть около дома Кноруса и просто понаблюдать за его квартирой? Нет, с этим заданием может справиться любой бык из его группировки. Но, слушаясь совета Афинской, он по телефону все-таки разыскал двух парней, с кем съел не один пуд соли, с которыми он начинал строить нищенское дело.

Когда все приказания и наставления были розданы, в комнату вошла Афинская. Она была в необыкновенном белом костюме. Юбка чуть ниже колен. На блузке - красный бант и красный цветок - в волосах. * Я думаю, подвенечное пышное платье в наши-то с тобой годы одевать глупо... * Ты - великолепна! только и смог сказать он. * А ты все ещё в халате, - с укоризной сказала Афинская и с иронией добавила: - Мне кажется, что ты передумал соединить со мной судьбу. А, Паша? * Одеваюсь, госпожа, одеваюсь, - кланяясь, вышел он из комнаты.

Через десять минут они вышли из подъезда и сели в "Линкольн". * Тебе очень идет черное, - похвалила Афинская. - И бабочка к лицу. Я тобой не перестаю восхищаться и зауважала ещё больше. Ты хотя бы крещеный? Мы ведь с тобой в церковь едем венчаться... * Насчет этого дела успокойся, - сказал он и подумал, что в тот день, когда он договаривался со священнослужителями о венчании, нужно было бы и покаяться во всех своих смертных и неблаговидных делах. Но тогда он отмахнулся от своей идеи. Теперь же, сидя в машине, он сожалел об этом. Хотелось начать новую жизнь чистым, хотя бы перед своей невестой. И покаяние - самое необходимое и самое важное таинство, одна из непреложных заповедей, данных человеку Богом, кем бы он ни был.

Без четверти одиннадцать они подъехали к Елоховской церкви. На площади перед храмом их ждали немногочисленные товарищи Яхтсмена. Афинская пригласила только двух своих подруг, с кем когда-то работала в театре. Жениха и невесту уже поторапливали. Через минуту вся немногочисленная свита выстроилась в указанном священником порядке.

Стоя в храме лицом к алтарю, Яхтсмен чувствовал, как держала его Афинская под руку. Все, подумалось ему, теперь-то она от него никуда не денется. Сколько лет он за ней гонялся! Любил, ненавидел, опять любил.

Священник в полном облачении вышел через царские врата. Он держал в руках Крест и Евангелие. Следом за ним вышел диакон с подносом, на котором лежали обручальные кольца.

Когда священник приближался к ним с двумя зажженными свечами, Яхтсмен уже не помнил, кто он и чем ему приходилось в жизни заниматься. Он не думал о своих грехах, вспоминался лишь деревенский мальчишка, который увлекался лодками и парусами. Тот мальчишка, которого мать, найдя у реки, взашей гнала домой и сажала за уроки. Яхтсмен не сомневался, что это, как и сегодняшний день, было лучшее время в его жизни.

Священник, приблизившись к ним, трижды благословил и дал по свече.

Яхтсмен с благоговением принял её из рук служителя церкви и, глядя на огонек, подумал, что свет - это знак радости. А горячее пламя дает тепло им обоим. Ему все ещё не верилось, что рядом с ним Афинская. Словно, чтобы удостовериться, он посмотрел на нее. Она держала свечу, и её губы что-то шептали, отсутствующий взгляд простирался где-то над алтарем. Свеча в её руках подрагивала. Ему хотелось, как и каждому верящему, думать, что огонь в его руках, здесь, в храме - символ чистоты и целомудрия. Что его жизнь не замкнута. Что он, как и все люди, живет в обществе людей. Он не хотел думать сейчас, среди каких людей ему приходится жить. Он хотел думать, что в эту минуту в нем побеждены рознь и себялюбие, и они вдвоем с Афинской источают свет любви, а выйдя из храма, станут одним единым существом.

Теперь его уже не угнетала мысль о том, что он не успел исповедоваться. Брачный обряд - это уже исповедь перед будущей женой и самим собой. Брак - это доброе. * Благословен Бог наш... - начал Великую ектенью о прощении и спасении венчающихся, священник. И прочтя несколько молитв о продолжении рода, о ниспослании им любви, о сохранении ими твердой веры и единомыслия, закончил: - Яко да Господь Бог наш дарует им Брак честен и ложе нескверное, Господу помолимся...

После молитв священник взял широкое золотое кольцо и трижды произнес: * Обручается раб Божий Павел рабе Божией Татьяне, - произвел крестное знамение и надел его на безымянный палец.

Афинская бледная и, казалось, совсем растерянная стояла, не шелохнувшись, когда священник и ей надел кольцо на палец и окрестил.

Затем со свечами в руках их повели на середину храма. Впереди шел священник, размахивая кадилом. Откуда-то сверху раздались голоса хора: * Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе.

Они остановились перед аналоем, на котором лежали Крест, Евангелие и венцы. Священник торжественным голосом нараспев спросил: * Имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание и твердое намерение быть мужем этой Татьяны, которую видишь перед собою?

После этого вопроса у Яхтсмена чуть ли не остановилось сердце. Он уже собрался с духом, чтобы ответить "Имею, честный отче", как из дверей храма раздался громкий пьяный голос: * Яхтсмен, браток, на хрен она тебе нужна!

Афинская вздрогнула и повернула голову к двери. Затем презрительно посмотрела на жениха. И Яхтсмену самому захотелось вышвырнуть этого подонка из храма. Это был голос Вазелина. Но он сдержал себя и локтем крепче прижал руку невесты к своему телу. Он сделал лишь невидимый кивок в сторону входа, и тут же застучали каблуки быков, которые приехали на венчание вместе с ним. Он спиной чувствовал, как Вазелина подхватили под руки и поволокли из храма. Но тот ещё успел крикнуть: * Погубит она тебя, браток! Не верь ей, сучке!

На лице батюшки не дрогнул ни один мускул. Он продолжал ждать ответа. * Имею, - собравшись, ответил Яхтсмен. * Не связан ли ты обещанием другой невесте? * Нет, не связан.

Священник перевел свой взор на Афинскую. Ее бледности словно и не было. Раскрасневшись, она, не раздумывая, ответила на вопросы батюшки.

Наступил главный момент венчания. Священник, взяв венец, окрестил им Яхтсмена и предложил поцеловать образ Спасителя, который был прикреплен к передней части венца. * Венчается раб Божий Павел рабе Божией Татьяне во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа...

Они вышли из церкви и, спасаясь от неодобрительных взглядов прихожан, сразу юркнули в машину. Яхтсмен при этом зацепился рукавом за ручку подъемника стекла и чуть было не разорвал пиджак.

Они поехали в сторону Центра. Афинская молчала, и Яхтсмен не задавал ей никаких вопросов.

Когда они расположились за ресторанным столом, накрытым на шесть персон, над ухом Яхтсмена склонился один из его телохранителей. * Яхтсмен, менты вышли на наш офис. * Что? Кого они там взяли? - кривясь в злобе, почти выкрикнул он. * Несколько братков. И труп.

Он постарался взять себя в руки. Афинская вопросительно глядела в его глаза. Он почти шепотом задал вопрос: * Кого взяли? * Успокойся, босс, с тех слова не вытянешь. * Что случилось? - с тревогой спросила Афинская теперь уже своего мужа. * Успокойся, дорогая. Мелкие неприятности.

Он не хотел, да и вообще не думал говорить Афинской о том, что уже давно замешан в мокрухе. Знал, она бы даже не согласилась разговаривать с ним, если бы ей было известно, как он поступил со своим быком Борщом. * Будем веселиться, - сказал он ей и повернулся к ожидавшему дальнейших приказаний быку. Так же полушепотом, чтобы не слышали сидящие за столом, сказал: * Всем на дно. И чтобы ни одна падла там больше не появлялась.

Браток кивнул и исчез.

Веселья не получилось. Дежурные тосты за молодоженов Яхтсмен запивал полными бокалами водки и через пару часов был пьян.

Он не помнил, как они снова вернулись к нему домой, как братки положили его в спальне, как Афинская в течение нескольких часов не расставалась с телефоном, а потом и вовсе уехала. Он, мертвецки пьяный, спал и не знал, где она была. А когда, немного проспавшись и протрезвев, открыл глаза, она была с ним рядом в подаренном пеньюаре. * Похмелиться хочешь? - участливо спросила она, увидев, как он морщится от головной боли. * Только душ приму. Освежусь немного.

Яхтсмен видел, что Афинской нравилось в этот вечер подчиняться ему.

Его мучила вина перед женой, что он так заправски надрался в ресторане. Но ещё больше он с тревогой думал об офисе, в котором поорудовали менты и, скорее всего, где-нибудь на улице оставили своих людей.

Он выпил две стопки водки. Ему полегчало, и тут же вспомнился утренний разговор с Афинской по поводу обнаруженной квартиры Кноруса. * Ну что с этим выродком делать будем? * С Кнорусом, что ли? - с полуслова поняла Афинская, о чем хотел спросить Яхтсмен.

Он кивнул. * Там все тихо? Что говорят твои шпионы? - благодушно усмехнулась она. - Если все тихо и компания на месте, нужно брать. Только без мордобоя.

Он взял сотовый телефон и набрал номер. Прослушав отчет руководителя наблюдательской группы, дал указание: * Дежурить на лестнице. Как только дверь откроется, можете брать. И всех - к Супу. Утром я приеду. Там будем разборки вести. * Девчонку-заложницу пусть отпустят, - подсказала Афинская.

Он согласно кивнул в ответ на её просьбу и сказал в трубку: * Пигалицу, которую они держали в заложницах, отпустите на все четыре стороны. Затем прошарьте всю квартиру. И запомните - Кнорус мне нужен с деньгами. И квартиру брать начинайте только, когда дверь будет открыта. Тихо. А то на весь дом шуму наделаете, как омоновцы.

Он положил трубку. * Ну что, моя царица? Давай, вдвоем отпразднуем наше венчание? * Ты бы, Павел, не пил до тех пор, пока Кнорус не окажется у нас в руках, - попросила Афинская без всякой надежды.

Но он, не обращая внимания на её просьбу, достал из шкафа бутылку французского вина и два бокала. Поставил на стол и, забыв о каких бы то ни было приличиях и этикете, стянул с себя рубаху. Остался лишь в брюках. Афинская села в кресло и наблюдала за его действиями, словно спрашивая, какие дальше будут предложения? * Я хочу угостить тебя вином сорокадевятилетней выдержки. * А почему не пятидесяти? * Можно было бы купить бутылку, которая была произведена на год позже. Но как раз в том году во Франции был плохой урожай, неважный виноград. И вино получилось неважное... * Я не знала, что ты так хорошо разбираешься в винах. * Нет, отрицательно покачал головой Яхтсмен, разливая вино, - я в них нисколько не разбираюсь. Это нам официант сказал... Ну, за тебя! За наш брачный и деловой союз!

Она подняла свой бокал, прикоснулась им к бокалу Яхтсмена, согласно кивнула в ответ на его тост и сделала небольшой глоток. * До дна! До дна! закричал Яхтсмен.

Но она поставила бокал на стол и ответила: * Милый мой, но такое вино не жрут стаканами, как водку и коньяк.

Яхтсмен прекрасно понял, что она намекает на обед в ресторане, но тем не менее осушил свой бокал до дна.

Она с недоверием заметила: * Во Франции редко в каких ресторанах официанты бывают откровенными, когда покупатель требует старое вино...

Яхтсмен вытянул ладонь вперед, как бы говоря, что в этом плане со старым вином все в порядке. Он снял носки, закурил и откинулся в кресле. * Когда мы задумали отдохнуть во Франции, то решили непременно объездить не только Париж, но и побывать на южных курортах. И вот какое открытие я для себя сделал, - Яхтсмен поднялся, подошел к бару и вытащил початую бутылку водки, - знаешь, Тань, можно я больше не буду пить эту кислятину? Моему желудку это грозит расстройством.

В ответ Афинская лишь пожала плечами и отхлебнула ещё глоток вина. Яхтсмен налил себе водки и, не откладывая, выпил. * Так вот. Сама, наверное, знаешь, что за границей таксисты, официанты, швейцары, продавцы, словом, люди сервиса, нынче стараются выучить хотя бы азы русского языка. Наших-то там становится все больше и больше. Мало того, работники сервиса и торговли даже стараются услужить русским, потому как мы подаем неплохие чаевые. * Впрочем, изучение русского языка для многих из них не составляет большого труда, - заметила Афинская, - достаточно понять несколько фраз и выражений, чтобы определить доволен клиент или возмущен. * Так вот и я к этому веду разговор, - согласно кивнул захорошевший Яхтсмен. - Слушай дальше... Мы уже прекрасно знали, что многие работники обслуги и сервиса хорошо уяснили многогранный смысл двух слов. Самым п...тым, на языке русского человека, считалось все лучшее и было пиком блаженства и восхищения. Самым х...вым было все плохое, а также выражалось недовольство или разочарование. Мы зашли в кафе в Монте-Карло, которое расположилось на уступе скалы прямо над морем. Официант тут как тут. Смотрит на нас вопросительно, мол, русские? И когда узнал, что мы из России, уж очень ему захотелось нам услужить. * По морде-то вы ему не дали сразу, вот он перед вами так и расстелился... - не утерпела Афинская . * Не перебивай, Таня! Оказывается, наш официант очень плохо понимал значение этих самых двух слов и чуть было за это не поплатился.

Афинская засмеялась - вот теперь что-то похоже на героев... * Мы заказали бутылку самого старого вина, - продолжал рассказ Яхтсмен, не обращая внимание на сарказм невесты. - Официант был наслышан о щедрости гостей из далекой России и старался нам всячески угодить. Через несколько секунд он уже лавировал к нашему столику с подносом, на котором, словно Эйфелева башня, возвышалась бутылка вина, покрытая пылью времен. * Тебе совсем не идет говорить красиво, Паша, - опять перебила его Афинская и, когда он уже с явным неодобрением взглянул в её сторону, замолчала. * Но Вазелина, помнишь его, почему-то насторожила "грязная" посудина, он провел пальцем по пыли и, высокомерно улыбаясь, показал грязный палец официанту. Спросил с подозрением, мол, что за х...вое винище ты нам здесь подаешь? А этот дурак официант оскалился в широкой улыбке, сам оттопырил большой палец и прицокнул языком: "Х...вое, х...вое! Самое х...вое вино!" Не понимаю даже, как я успел толкнуть официанта? Словом, только моя реакция увела голову француза от траектории полета бутылки, которая улетела под утес.

Яхтсмен дал Афинской просмеяться, с удовольствием отмечая, что его рассказ нравится ей. Он даже сам в это время забыл о всяких неприятностях и впервые за вечер без принуждения засмеялся. Она, как в театре, картинно хлопала в ладоши: * Ну, а дальше? Дальше, Пашуня... * А что дальше? - глядя на нее, спросил Яхтсмен. Ему почему-то подумалось, что теперь и у него в жизни создалась семья. Даже от её "Пашуня" веяло чем-то мещанско-семейным. - Дальше все шло по плану. Через несколько минут официант сидел за нашим столиком, и Вазелин с ним мирно беседовал. На столе стояла точно такая же бутылка вина с подвальной пылью. Вазелин, отпивая эту кислятину, - Яхтсмен тыкнул пальцем в бокал, который держала в руке Афинская, - учил француза русскому языку. Он показывал пальцем на соседние столики и говорил "То вино..." - "Х...е", - медленно произносил официант. "А это..." - Вазелин трогал бутылку, стоявшую на нашем столе. "П...тое", - отвечал официант. Вот и весь рассказ...

Афинская прыснула ещё сильнее. * Таня, - перебил её смех Яхтсмен и грустно заглянул ей в глаза, - ты меня действительно любишь? Или все это какая-то игра?

Казалось, он совершенно отрезвел.

Афинская поправила волосы ладонью, на секунду опустила голову, как бы проникая взглядом в бордовую жидкость, которая была в бокале. Затем всколыхнулась, поставила вино на стол и сложила ладони вместе перед подбородком и театрально заговорила: * Исполнена есть земля дивности. Как на море, на Окиане, на острове Буяне, есть бел-горюч камень Алатырь, на том камне устроена огнепалимая баня, в той бане лежит разжигаемая доска, на той доске тридцать три тоски...

Яхтсмен обозлился: * Я тебя первый раз в жизни спросил серьезно... А ты, актриса, опять паясничаешь... * Слушай меня, Паша, внимательно. Никто тебе не скажет про любовь лучше, чем актриса. Ты ведь и сам хотел, чтобы мы с тобой повенчались по русскому обычаю. Вот и слушай...

Яхтсмен налил в свою рюмку водки и выпил, откинулся на спинку кресла с таким видом, что, дескать, готов глядеть и слушать продолжение спектакля. * ... Мечутся тоски, кидаются тоски из стены в стену, из угла в угол, от пола до потолка, оттуда через все пути и дороги и перепутья, воздухом и аером, снова вошла в творческий образ Афинская. Она встала с кресла, заходила по комнате, не переставая говорить. * ...Мечитесь, тоски, киньтесь, тоски, и бросьтесь, тоски, в буйную голову Павла, в тыл, в лико, в ясные очи, в сахарные уста, в ретивое сердце, в ум и разум, в волю и хотение, во все его тело мощное, во всю его кровь горячую, и во все его кости, и во все его составы: в семьдесят составов, полусоставов и подсоставов...

Яхтсмен теперь уже с интересом слушал Афинскую. В её заговоре-заклинании было что-то магическое, неясное. Но ему очень нравилось, как она проникновенно говорила, хотя по телу почему-то пробежала дрожь. * ...И во все его жилы, - продолжала Афинская, не обращая на него внимания, - в семьдесят жил, полужил и поджилков. Чтобы Павел тосковал, горевал, мучился всяк день, по всяк час, по всякое время, нигде бы не пробыть не мог, как рыба без воды. Кидался бы бросался из окошка в окошко, из дверей в двери, из ворот в ворота, на все пути и дороги и перепутья с трепетом, тужением, зело спешно шел бы и бежал и прибыть бы без Татьяны, своей невесты, и минуты не мог. Думал бы о ней не задумал, спал бы не заспал, ел бы не заел, пил бы не запил и не боялся бы ничего; чтобы она ему казалась милее свету белого, милее солнца пресветлого, милее луны прекрасныя, милее всех и даже милее жизни своей... Ты согласен с моими словами, - вдруг спросила Афинская и в её глазах сверкнули какие-то отчужденные искорки. * Да, Таня, - сказал Яхтсмен, - ты мне дороже жизни. Я за тебя любому горло перегрызу. * Это хорошо, - опять как-то загадочно сказала Афинская и стала раздеваться.

Он неуверенной рукой потянулся к бутылке с водкой, взял её, чуть не опрокинув, налил полный бокал, из которого пил старое вино, и, разливая по бороде, выпил до конца. Он так и уснул в кресле, выронив бокал на пол.

Этот день для него стал самым радостным в жизни...

ГЛАВА 24. ЮРАЙТ

Юрайт уже два часа наблюдал, как следователи во главе с лейтенантом Стельновым осматривали квартиру. Правда, обычным осмотром назвать это можно было с большой натяжкой. Они лазили по книжным полкам, заглядывали в ящики тумбочек и столов, перевернули белье на кровати, которую Юрайт так и не застелил. В ванной Инка забыла расческу, и следователи аккуратно упаковали её в целлофановый пакет.

Сыщики ещё продолжали шнырять по квартире, а Стельнов, видимо, совсем недовольный результатами обыска, уселся в кресло напротив Юрайта и закурил. * Ну, что, солдат, куда вы девку-то дели? * Кто "вы"? - спросил Юрайт. * Ну, ты или твои подельщики... * Вы думаете, что говорите! - начал было возмущаться Юрайт, но милиционер недовольно поморщился и махнул рукой. * Да ладно тебе делать хорошую мину при плохой игре! Не первый день в уголовке работаю. Встречались деятели и почище тебя. И их раскручивали. * Я вас совершенно не понимаю... - Юрайт начал терять терпение. * Давай-ка, брат, все по минутам расписывай. Когда пришла, что делали, когда ты ушел, когда она. Где ты во время похищения находился, когда узнал... Кстати, ты где работаешь? * Разве это относится к делу? * А как же! Мы же должны знать, на какие средства ты живешь, да ещё дамочку содержишь. Помнится, ты говорил, что на юге с ней познакомился? Так чтобы на юг прокатиться, нужны бабки - и немалые! * Это к делу не относится, - категорично сказал Юрайт. - О нашей последней встрече, если того требует следствие, расскажу, а остальное - мое личное.

Стельнов устало вздохнул: * Ну, рассказывай о последней встрече. Об остальном у нас ещё будет время поговорить.

Юрайт, припоминая в деталях, стал рассказывать, как они расстались рано утром в квартире, как он ушел в город по своим делам. * Какие могут быть дела у безработного? - снова перебил Стельнов.

Юрайт замолчал, вспоминая, как он сбежал от Кноруса, и тот потом гонялся за ним по Казанскому вокзалу, как ему удалось все же обхитрить его и удрать на электричке. * Как раз у безработного, - сказал Юрайт, - дел и забот непочатый край. Даже, чтобы найти подходящую работу, требуется объездить немало контор... * В каких же ты побывал в тот день? - не унимался опер. * Это мои проблемы... * Ну, хорошо, - не веря ни в одно его слово, сказал Стельнов. - А почему ты не ночевал у себя на следующую ночь? Где ты её провел?

Юрайту вовсе не хотелось выводить следствие на Русича, у которого он остался пить водку. Но дядя Петя помимо Афинской и Агаты, которых Юрайт и не думал раскрывать милиции, был единственным человеком, который мог подтвердить алиби Юрайта. Конечно, пенсионер Русич сообразит, как вести себя с милиционерами, и поймет, что говорить можно, а что нельзя. Несомненно, он перескажет только ту часть их длинной беседы, когда они говорили о войне, поминали погибших. Он-то догадается, что не о фирме "Милосердие", ни о её штатах говорить операм никак нельзя.

Юрайт, не скрывая, рассказал, где и с кем он провел ночь после похищения Инки и как ему позвонил Кнорус.

Стельнов, тут же выписав на блокнотный листок адрес Русича, отдал его своему товарищу и сказал: * Расспроси старика обо всем поподробнее и сопоставь показания...

Когда следователь вышел из квартиры, капитан взглядом, ожидающим продолжения рассказа, посмотрел на Юрайта и, не дождавшись откровений, сам спросил: * Так говоришь, у твоей девчонки стрижка короткая? А мои ребята нашли в ванной и на полу длинные волосы... Чьи бы это были?

Юрайт смутился. В его планы не входило говорить о том, что в квартире была Агата. * Это следы старых увлечений... * А имена ты назвать не можешь? * Я не спрашиваю имен у уличных женщин. * Знаешь, дорогой мой воин, уличные женщины стоят немалых денег. Или с тобой они спят бесплатно? - опять ехидно сощурился Стельнов.

Юрайт в гневе вскочил с кресла: * Да какое вы имеете право вмешиваться в мою личную жизнь!

Он хотел было ещё что-то крикнуть о дарованных Конституцией свободах, но в ту же секунду схватился за живот и скорчился от боли. Наблюдавший за допросом милиционер, который сидел на стуле рядом с креслом Юрайта, неуловимым коротким движением нанес удар в область солнечного сплетения. Юрайт пересилил боль, разогнулся и с ненавистью посмотрел на обидчика: * Ты, козел...

Тут же подручный Стельнова снова ударил его левой в живот и, когда Юрайт опять скорчился, правой - крюком в подбородок. Юрайт плюхнулся в кресло и потерял сознание.

Он не смог бы точно сказать, сколько времени был в отрубе. Но кто-то брызнул на его лицо водой. Он открыл глаза и увидел Стельнова, который стоял около него с телефоном. Аппарат исправно выдавал позывные. * Так, парень, - сказал оперативник, - разговор веди не спеша. Если это звонят настоящие похитители, то это твой единственный шанс избежать решетки. Если нет - твое дело плохо.

Юрайт посмотрел на своего обидчика, но тот как ни в чем не бывало сидел на диване с трубкой, которую, видимо, уже подключили параллельно к телефонной линии. * Да, - сказал Юрайт, поднеся к уху трубку. * Ждешь, волнуешься? - голос Кноруса был бодрым и веселым. * Где Инна? - без всяких прелюдий спросил Юрайт.

Стельнов, свирепея, мимикой и жестами показывал ему, чтобы он потянул время и подольше подержал на проводе абонента. * Все тебе сразу знать хочется, - сказал Кнорус, и его голос стал серьезным. - Ладно, мне с тобой некогда трепаться. Запоминай адрес. Качалова, девятнадцать, квартира тридцать. Приедешь ровно к девяти часам вечера и заберешь свою дурочку. * Это без балды, Кнорус? * Я сказал - ровно в девять, - и он повесил трубку. * Ну? - вопросительно посмотрел на своего помощника Стельнов. * Звонили из телефонного автомата на Белорусском вокзале.

Стельнов тут же обратился к Юрайту: * Что может делать твой дружок на Белорусском вокзале?

Юрайт, совсем не приняв в расчет, что Кнорус может куда-либо уехать, не сразу ответил: * Там у него точки сбора денег. Впрочем, - уже сам себе говорил Юрайт, - Кнорус уже вышел из игры, и денег ему никто не отдаст. * Из какой игры? - тут же спросил Стельнов.

Юрайт молчал. * Ладно, про игры мы потом поговорим, - сказал Стельнов и скомандовал: - Бехтерев, остаешься здесь. Всех впускать - никого не выпускать. И позвони в отделение - пусть вышлют машину по адресу, где держат девчонку. Но только никаких самовольных действий. До моего приезда пусть следят за квартирой. А мы на Белорусский. Может случиться так, что этот похититель с девчонкой на вокзале.

Юрайт посмотрел на часы. Было без десяти семь вечера.

От "Щукинской" до "Белорусской" минут тридцать езды. Стельнов не терял времени даром и расспрашивал Юрайта. Теперь он, видимо, отбросив версию об участии самого Юрайта в деле таинственного похищения, уже без подозрения и злобы задавал вопросы. * Этот, кто звонил, из нуворишей, что ли? * Теперь да. * Почему теперь? * На этой неделе он сорвал неплохой куш.

Сказав про деньги, Юрайт вздрогнул. Ему пришла мысль о том, что Кнорус мог звонить с вокзала перед отъездом. Чтобы сохранить выручку от операции "Монахиня", ему, конечно, пора было смываться из столицы. Люди Афинской и Яхтсмена наверняка его уже разыскивали по всей Москве. И если найдут - то уж Кнорусу не поздоровится. Да и адрес, где держали Инку, мог быть чистейшей липой. Тем более что он назначил встречу на девять вечера - не для того ли, чтобы за эти два часа успеть подальше уехать. Ведь не мог не предположить Кнорус, что после его звонка Юрайт сразу же сообщит Афинской о месте и времени встречи. Значит, это просто обманный ход. Но где же тогда Инка? Юрайт подумал, что только Агата, которая вопреки его желанию уехала на встречу с Кнорусом, могла кое-что знать.

Они подъезжали к вокзалу. * Только без глупостей, парень, - сказал Стельнов, - не вздумай дать деру. * Куда же мне теперь от вас бежать? - зло ответил Юрайт. * Твоя задача, если хочешь увидеть свою пассию, - глядеть в оба. Ты один из нас знаешь похитителя в лицо. * Понял, не дурак.

Они выскочили перед входом в вокзал. Юрайт вглядывался в лица молодых мужчин в зале ожидания. Кноруса не было. Они вышли на перрон, от которого как раз медленно отходил поезд на Минск, прошли по площади, вдоль телефонных будок. * Мне нужно сделать один звонок, - сказал Юрайт Стельнову. * Кому? * Одной девчонке, которая может знать о планах Кноруса. * Ну так звони, что ты, как конь, топчешься на одном месте? * Нет жетона. * Он тебе и не нужен, - сказал Стельнов и потянул его в сторону отделения дорожной милиции.

Юрайт набрал номер, заранее зная, что через несколько секунд цифры телефона перекочуют в записную книжицу оперативника. Но он теперь не думал о том, как бы поменьше оставить следов. Его беспокоили Агата и Инка.

Трубку взяла мать Агаты. * Софья Павловна, а Ирину можно попросить к телефону? Это Юрайт. * А, Юра? Ты готовишься к экзаменам в театральный? начала было задавать дежурные вопросы пожилая женщина. * Софья Павловна, мне срочно нужно поговорить с Ириной. * Так ты разве не знаешь? Она ведь в отпуск уехала. На курорт. * На какой курорт? Она же не собиралась! * Сказала, что подвернулась горящая, почти бесплатная путевка, - в голосе женщины появились тревожные нотки. - А что, что-то не так?

Юрайт не стал больше волновать женщину: * Да все так. Только, проститься мы не успели. Я весь в делах был - забыл даже время отхода поезда спросить. * Так, сегодня она уехала. * Когда? * Сказала, что вечером, - совсем успокоилась Софья Павловна. - Вот только не запомнила я, Юра, на какой курорт она уехала. Склероз... * Ну, ладно, приедет. Всего хорошего, Софья Павловна. * Агата не собиралась ни на какой курорт, обернулся после разговора Юрайт к Стельнову. * Та-ак, - протянул капитан. Кажется, дело пахнет ещё одним похищением. А кто такая Агата? * Эта та девушка, длинные волосы которой вы обнаружили у меня в комнате. * А она какое отношение имеет ко всей этой истории? * Абсолютно никакого, - соврал Юрайт, но заметил, что Стельнов уловил в его голосе тревогу. * Слушай, парень, мне кажется, дело принимает серьезный оборот... * Надо ехать по указанному Кнорусом адресу.

Стельнов быстро пошел к машине. Юрайт поспешил за ним.

Они ехали по Тверской в сторону Медведкова. Юрайт молчал и глядел в окно. Они остановились на светофоре около "трубы" на Пушке, и от их машины врассыпную разбежалась стая подростков. Юрайт сообразил, что пацаны, видимо, подумали, что нагрянула милиция с очередной облавой. Из перехода поднималась группа музыкантов-духовиков. Эти отыграли свою смену и спешили в ближайшую забегаловку, чтобы обмыть свою часть гонорара. Другая половина заработанных денег завтра осядет в кармане Афинской. В конце Тверской, около телеграфа, пьяный бомж обхватил фонарь, видимо, прилагая последние силы, чтобы не рухнуть на землю. На асфальте по свежему снегу расползался черный мокрый круг. Прохожие с отвращением смотрели на опустившегося нищего и старались подальше обойти его стороной.

Юрайт подумал, что в это время и он бы выходил из перехода после своей рабочей смены. Но его размеренная и доходная нищенская жизнь закончилась больше недели назад, и с тех пор он ни разу не выходил на свой объект.

"Уазик" мчался в сторону проспекта Мира по Солянке.

В восемь часов вечера они были на месте. К машине подошли оперативники и сказали, что квартирой интересовались не только они. Полчаса назад на "джипе" подъехали какие-то ребята, двое из них сразу нырнули в подъезд. Буквально через пять минут один вышел, сел в машину, и "джип" куда-то бешено умчался. Другой из подъезда не выходил.

Во всей квартире, которая находилась на пятом этаже, горел свет. Сыщики установили, что квартира трехкомнатная. К телефону уже подключились, но пока никаких звонков ни туда ни оттуда не было. Фигура оставшегося парня из "джипа" маячила в окне между пятым и шестым этажом.

Стельнов по рации связался с отделением милиции и попросил прислать на подмогу омоновцев. Юрайт догадался, что Кноруса пасли люди Яхтсмена. В автопарке Афинской "джипа" не было. Он дернул за рукав Стельнова: * Кноруса пасут бандиты Яхтсмена. Они теперь наверняка постараются проникнуть в квартиру, чтобы отобрать деньги. * Яхтсмена, говоришь? Это не того самого сутенера, который в Центре выставлял своих шлюх? - спросил Стельнов. * Того самого, - подтвердил Юрайт и добавил: - Мне кажется, лейтенант, что Кноруса в квартире нет. Не такой он дурак, чтобы сообщить адрес и ждать, когда его пристрелят бандиты. * А кто же там может быть? * Братки - это точно. И Инка там. Может быть, вместе с Агатой. * Почему ты так думаешь? * Если Кнорус ударился в бега, то зачем ему лишняя обуза?

Браток Яхтсмена спустился на пролет ниже и уселся на подоконник между четвертым и пятым этажом. Снизу хорошо было видно, как он смотрел на руку с часами. Видимо, ждал подкрепления.

Юрайт беспокоился - если бандиты Яхтсмена первыми начнут штурм квартиры и ворвутся туда, то трудно будет предсказать, что они сделают со свидетелями. Конечно, если дело дойдет до стрельбы - то не пожалеют никого. Тем более, что апартаменты Кноруса с похищенной девушкой охраняли лихие ребята. Уж Юрайт-то хорошо знал Графа и его способности. Отъявленный бандит, по которому давно плачет решетка. Тем более, когда Граф узнает о предательстве Кноруса - ещё больше озлобиться. Ведь терять ему нечего.

Он хотел было уже поделиться своими мыслями со Стельновым, но кто-то сзади взял его за плечо. * Как ты думаешь, те, кто сидят в квартире, пощадят заложницу при штурме?

Юрайт обернулся. Рядом с ним стоял майор Бурдаков. * Навряд ли, товарищ майор, - Юрайта била мелкая дрожь, - скорее всего, прикрываясь заложницей, они постараются выскользнуть из квартиры. Там быки отчаянные.

В это время из-за угла дома вынырнул ревущий "джип", резко затормозил около дома, но его пронесло на десяток метров по скользкой дороге. Из машины выпрыгнули пять человек и, оглядываясь, все пошли к подъезду. Водитель "джипа" сдал задним ходом и остановился около самого подъезда.

Юрайта уже трясло. Он с мольбой посмотрел на Бурдакова, что же тот не предпринимает никаких усилий, чтобы остановить предстоящую бойню? * Успокойся, - сказал майор, - все продумано до мелочей.

Окна в пролете подъезда вдруг разом погасли. Негромко вскрикнув, из "джипа" вывалился водитель. Тут же люди в бронежилетах и в касках, с автоматами в руках поволокли его в сторону палисадника. Только теперь Юрайт увидел между покрытых снегом деревьев автобус, около которого тоже стоял человек с автоматом.

Несколько омоновцев тихо вошли в подъезд. Бурдаков, расстегивая на ходу кобуру пошел за ними. Затем обернулся и обратился к Юрайту. * Ну, что стоишь? Пошли на опознание. Я думаю, все закончилось.

В мертвой зимней тишине омоновцы выводили из подъезда задержанных быков. В одном из них Юрайт узнал Черноту, того самого быка, который больше всех отбивал ему почки, когда он находился в подвале Яхтсмена.

Они поднялись уже на третий этаж, когда вдруг, оглушая весь подъезд, раздались пистолетные выстрелы. В ответ стукнула короткая очередь из автомата. Стрельба была на пятом этаже, и Бурдаков, перепрыгивая через три ступеньки, бросился наверх. Юрайт тоже побежал за ним. Двери квартиры были настежь открыты, на пороге лицом вниз лежал Граф.

Юрайт за Бурдаковым вошел в квартиру. Он краем глаза увидел на кухне быков, стоящих широко раздвинув ноги, лицом к стенке. Он прошел одну комнату, затем заглянул в другую. На кровати, заткнув руками уши и уткнувшись головой в подушку, лежала Инка. Рядом стоял омоновец. Увидев Юрайта, он спросил: * Это заложница, что ли? * Инка, милый человечек! бросился к кровати Юрайт.

Инка повернулась к нему. Ее лицо было опухшее и красное от слез. В сапогах, офицерском бушлате и форменной шапке она сначала не узнала его и продолжала бесцветными глазами обводить комнату.

За спиной Юрайта опять раздался пистолетный выстрел, сразу застучали омоновские ботинки, и Инка вновь уткнулась в подушку, зажав уши. Омоновец кинулся к выходу из комнаты. Юрайт присел на край кровати, обнял Инку за плечи: * Я всегда буду с тобой, - сказал он.

Почувствовав, что он рядом с ней, Инка резко поднялась и обхватила его за шею: * Юрайтик, я так боюсь... * Все уже закончилось, моя хорошая. * Но там стреляют... * Больше не будут, - он взял её на руки и понес к двери. В большой комнате на полу была лужа крови. Юрайт подумал: хорошо, что Инка, которая в страхе зажмурила глаза и прижалась к его щеке, не видела эту кровь. Он вынес её на лестничную площадку, и только, когда он спускался, все ещё держа её на руках, она открыла глаза и оглядела его. * Почему ты сразу не пришел мне на помощь? * Я не знал, где ты находишься. А как узнал, видишь, сразу пришел.

Перед выходом из подъезда он поставил её на пол, снял свой бушлат и накинул ей на плечи. Они вышли на улицу. Почти во всех окнах дома горел свет, в лучах на землю медленно опускались хлопья снега. Около подъезда крутили мигалки две машины скорой помощи. Около одной из них суетились врачи. Рядом со скорыми - несколько милицейских автомобилей. Милиционеры просили прохожих отойти от подъезда, но зеваки и любопытные и не думали выполнять приказание. Впрочем, и стражи порядка не сильно-то настаивали операция была закончена. И по тревожным лицам можно было определить, что проведена она была не слишком удачно. Видимо, из омоновцев или оперативников кто-то пострадал.

Стельнов подошел к Юрайту, за руку которого мертвой хваткой держалась Инка. * Идите скорее к "уазику", - сказал Стельнов, и, оглядев бывшую заложницу, которая была в короткой юбке, отчего казалось, что на ней был лишь бушлат Юрайта, добавил: - А то совсем девчонка замерзнет.

Они сели в машину на заднее сиденье. Тут же вместе с шофером устроился Стельнов, приказал водителю ехать в отделение, и, повернувшись к Юрайту, рассеянно сказал: - Я тебя ненадолго задержу. Опознаешь по горячим следам бандитов, а потом вас отвезут домой. * Хорошо, - согласился Юрайт, крепче обняв за плечи Инку.

Когда машина тронулась он поинтересовался: * А что, кого-то из милиционеров ранили? * Бурдакова. В живот, - коротко ответил Стельнов.

Всю дорогу они молчали. Юрайту трудно было представить, что только сегодня днем он познакомился с начальником отделения милиции и, как показалось ему, совсем неплохим, чутким человеком, а вечером этого человека, который помог вытащить из плена его девчонку, подстрелили бандиты. Он чувствовал некоторую вину, что сразу не рассказал о быках Кноруса. Но ведь и он сам не знал, пока Кнорус не позвонил в квартиру, ни о том, где находится его любимая, сколько и кто из быков её охраняет. До самого вечера, пока не началась операция по задержанию, он был разгневан на Стельнова и его сотрудников за рукоприкладство.

Они подъехали к зданию, где располагались камеры предварительного заключения. Стельнов провел их в какой-то маленький кабинет, принес стакан с горячим кофе и один пряник. Поставил все перед Инкой. * Вы, мадам, пока посидите здесь - успокойтесь и погрейтесь. А я вашего жениха заберу на несколько минут.

Инка с тревогой посмотрела в глаза Юрайту. * Не бойся ничего, ободряющим голосом сказал Юрайт и кивнул в сторону Стельнова: - Ребятам надо помочь. Я скоро вернусь.

Его подводили к камерам, в которые только что пораспихивали боевиков Яхтсмена и Кноруса. Юрайт назвал всех, кого знал. Потом прошли в кабинет Стельнова и все запротоколировали. Когда с бумагами закончили, Юрайт спросил: * С майором серьезно? Жив ли? * Жив пока. Идет операция. * Жалко мужика, - вздохнул Юрайт и добавил: - Один из немногих, кто среди вас всех вызывает доверие. * Шел бы ты отсюда, пока тебя отпускают, - зло процедил Стельнов.

Юрайт не шелохнулся и продолжал сидеть, как будто что-то выжидая. Потом сказал: * У Кноруса была крупная сумма денег. Получил он её от цыган, которые, переодевшись в монашеские рясы, организовали акцию по сбору милостыни на дорогах и автомобильных развязках Москвы. Организовал без разрешения тех, кто управляет нищенским бизнесом. * Ты это на суде сможешь сказать? - вдруг оживился Стельнов. * Нет. * Почему? * Потому что... я сам служу нищим... - сказал Юрайт и добавил: - Наверное, уже отслужился.

В первом часу ночи на дежурной машине их привезли к дому Юрайта. В квартире по-прежнему находился опер. Он уже знал о ходе операции и, когда Юрайт зашел в комнату, стал натягивать на себя куртку. На пороге козырнул: * Ну что, до скорой встречи? Не буду вам мешать.

Инка, понурившись, сидела в кресле. Юрайт приготовил крепкий кофе. Девушка закапризничала: * Я этого кофе на конспиративной квартире вдоволь напилась. * Может, чаю? * Коньяк или водка есть? - спросила она.

Юрайт достал джин. Поставил перед ней бутылку и бокал. Инка налила чуть ли не до краев и одним махом выпила. Скривилась, а потом заплакала. * Три дня они там жрали водку и играли в карты. На меня, кстати, - она нервно всхлипнула, - кто первым будет, кто вторым, кто третьим. Спас ваш Кнорус, который приходил ночью, забрал какой-то чемодан с деньгами и наказал бандитам, чтобы меня никто не трогал. Но ещё бы сутки - и я бы переспала со всеми. Такая благодать - три крутых мужика! Вот счастье бабе подвалило! * Успокойся, - нежно попросил Юрайт. - А девушка с Кнорусом не приходила? * Кроме меня, в этой квартире никаких девушек больше не было. Я одна была на всех! Вот какая групповуха могла получиться! * Все позади. Я всегда буду с тобой... * Я всегда буду с тобой. Буду с тобой, - передразнила Инка. Только я больше не хочу быть с тобой.

Она налила ещё полбокала джина и выпила. Юрайт видел, что с ней начиналась истерика: * Я натерпелась от тебя. Скажи, за что? Что я им сделала? Что я тебе сделала?

Юрайт встал и подошел к окну. Молча глядел на редкие автомобили. * Кто ты, Юрайт? - с надрывом в голосе спросила она.

Он обернулся и посмотрел ей в глаза. * Человек... * Ты - нищий. Я это знаю. Мне братки сказали об этом. * Ну и что из этого? - спокойно спросил Юрайт. * А ничего. Понимаешь - ничего. Ничего между нами общего быть не может. Потому что ты - нищий! * Пусть будет так, как ты хочешь. Ложись лучше спать. Ты устала и перенервничала, - он пошел к шкафу, где хранились спальные принадлежности, но не успел ступить и двух шагов, как она ещё сильнее закричала: * Только не подходи ко мне. И не вздумай дотрагиваться. Уж лучше спать с бандитами, чем с нищим. Те хоть не опустились на дно городской канализации и имеют малость гордости и достоинства.

Он остановился, глядел на неё и не мог понять, что в течение десяти минут случилось с человеком. Затем молча прошел в прихожую, накинул на себя куртку и вышел из квартиры.

Он шел по ночной улице и думал о раненом Бурдакове, вышедшей замуж Афинской, неизвестно куда удравшем Кнорусе. Но перед глазами стоял образ Агаты - куда она делась? Неужели Кнорус, чем-то шантажируя, смог увезти её с собой? Да нет, не в самом Кнорусе дело. А в нем, Юрайте. Дурак смог бы догадаться, что Агата, как и обещала, пожертвовала собой ради Юрайта и Инки.

Когда утром Юрайт пришел домой, Инки не было. Дверь была не закрыта. На столе стояла пустая бутылка джина, в пепельнице гора окурков. Не было и его новой кожаной куртки.

В десять утра позвонила Афинская. Он рад был её слышать. Узнав, что произошло за ночь, он почувствовал, как она одобрительно ухмыльнулась. * Приезжай, сегодня, Юрайт. Будем с тобой начинать все заново. Ведь теперь весь город с тобой наш. Больше нет конкурентов.

Юрайт надел новый костюм, пошитый французскими модельерами, аккуратно повязал галстук. Он догадывался, что теперь ему не придется больше исполнять в каком-нибудь метрополитеновском переходе роль почиканного чеченцами офицера - старшего лейтенанта Контемировской дивизии. Скорее всего, в благодарность за молчание, Афинская назначит его своим заместителем. Он согласен был на новую должность.

Он надел осеннее черное кашемировое пальто, которое было явно не по погоде, посмотрел на себя в зеркало - усталые глаза, осунувшееся лицо. Он открыл дверь, но в это время зазвонил телефон. Звонок был из другого города. Ему не хотелось сейчас говорить с матерью о своих делах. И он сомневался - стоит ли подходить к телефону. В конце концов решил пожалеть старуху и ободрить её тем, что нашел хорошее место работы, что думает летом поступать в институт. Он прикрыл дверь и подошел к телефону, ожидая услышать материнские всхлипывания. * Да. * Юрайт, доброе утро, - в трубке раздался голос Агаты. * Здравствуй, Ира, - он молчал, не зная, что сказать дальше. * У тебя все нормально? * Да. * Девушку отпустили? * Да. * Она с тобой? * Нет. * Почему? - спросила Агата и сразу замолчала, словно почувствовав, что задала бестактный вопрос. Но Юрайт тоже молчал. - Тебе плохо, Юрайт? * Где ты? - только и нашел что спросить Юрайт. * Далеко, она несколько секунд помолчала и, словно догадавшись, что происходит с Юрайтом, быстро заговорила: - Я рядом, Юрайт. Я с тобой, рядом. Только не сегодня - завтра мы с тобой пойдем гулять на Арбат. Ты хочешь со мной пойти на Арбат?

Он молчал. * Хочешь, Юрайт? Отвечай... * Да, - сказал он и положил трубку. Пора было ехать в фирму "Милосердие"...

ГЛАВА 25. МАРГАРИТА

На двенадцать часов дня Маргариту Павловну пригласил префект на закрытое совещание по итогам рейда. Помощник префекта перезвонил ей ещё с вечера и попросил быть готовой.

На её столе лежала целая куча справок, обзоров, анкет с фамилиями бомжей и нищих, которые, по её мнению, не потеряли ещё надежду на нормальную домашнюю жизнь, и которым она хотела помочь.

Она была благодарна сотрудникам Бурдакова, которые сразу после окончания рейда успели подготовить все данные о задержанных. Теперь она точно знала, сколько бомжей было направлено в распределители, сколько было выслано из Москвы, сколько передано на руки родственникам. По протоколам задержания она ещё с вечера сделала справку о возрастных данных тех, кто остался без крова или вовсе не желал иметь крышу над головой. Картина, конечно, складывалась удручающая. Но больше всего её волновал тот факт, что профессию нищих и побирушек активно осваивали дети. По её приблизительным подсчетам, в столице насчитывалось около шестидесяти тысяч малолетних беспризорников. Конечно, многие из них считались так называемыми социальными сиротами. Это были дети, которые при живых родителях оказались на улице. У одних спились папаши, у других загуляли мамаши, третьи бомжевали вместе со своими родственниками, четвертые сбегали из родного дома по идейным соображениям.

Перед её глазами стояла одна из таких идейных девочек, которой только в этом году должно было исполниться шестнадцать лет. Звали её Галина. Первое впечатление Маргариты Павловны от разговора с Галиной было такое, что девчонка не позволит никому дать себя в обиду. Она одинаково резко разговаривала в обезьяннике со своими сверстниками, а на допросе и с самим инспектором по делам несовершеннолетних. Когда на девчонку оформили все документы для отправки в приют, Маргарита решила ещё раз выслушать юную нищенку. Девчонка долго не хотела разговаривать, а потом разоткровенничалась. Оказалось, что отношения между матерью и Галиной, которая жила на Украине, сразу складывались каким-то странным образом. В этой современной украинской семье царили средневековые итальянские страсти. Мамины родители ненавидели своего зятя, его предки в свою очередь терпеть не могли невестку с её родными. Но ещё чище был раскол в самой Галиной семье: её старший брат вместе с матерью был против всяких желаний и действий самой Галины и её отца. * Мы с мамой часто ругались, - вытирая слезы, рассказывала Галя Маргарите Павловне. - Мама не пьет и не курит. Вообще у нас нормальная интеллигентная семья. Но, как говориться, в семье не без урода. Этим уродом оказалась я. Мама почему-то меня ненавидит. Полтора года назад мы в очередной раз с ней сильно поругались, и она сказала: "Если тебе что-то не нравится - уходи. Из вещей бери только свое". Я ушла в вязаном костюме и с двумя комплектами нижнего белья. Приехала в Киев, где, кроме брата, никого не знала. В первый же день влипла. Шла по улице, ко мне подъехала машина. Какие-то ублюдки, угрожая ножом, затолкали меня в кабину и вывезли за город. В итоге меня семеро человек изнасиловали. Мне после этого было... сами понимаете. А потом втянулась, привыкла. Бомжевала, ночевала на чердаках, в подъездах, подвалах. Есть было нечего. Желудок сводило. Я умирала с голода. Стала заниматься проституцией. Бомжи и водили меня по квартирам, где я спала с этими козлами... Это противно. Но в один прекрасный день ко мне пристал какой-то парень. Здоровый такой. Хорошо одет. Доколебался до меня: хочу с тобой познакомиться - и все. Я ему очень понравилась, и он предложил мне поселиться у него.

Когда я ему все рассказала, мы с ним смогли одного пацана, который меня насиловал, посадить. Остальные мне потом пытались угрожать, но мой парень неплохо стоял в Киеве, и они от меня отстали. С Виктором, так его звали, мы прожили вместе полтора года. Он устроил меня на работу торговать в ларьке. Но однажды и его подставили, обвинили в краже и посадили на два года. Я сильно его любила и не смогла в Киеве больше без него жить. Вдобавок начались опять звонки с угрозами. Мне сказали, что меня либо поймают и на "колхоз" пустят... * Что такое "колхоз"? - переспросила Маргарита. - Подростков заставляют работать на полях?

Галя от души рассмеялась: * Какая же вы неграмотная! "Колхоз" - это когда собираются десятка два парней и тебя несколько раз пускают по кругу. Так вот, они угрожали, что изнасилуют или просто убьют. Поэтому я и удрала в Москву. Отсюда позвонила маме. Она мне заявила: "Либо ты возвращаешься домой, либо ты мне больше не дочь!" Я ей говорю: "Выбираю второе. Потому что когда я вернусь и вновь начнутся скандалы, я опять уйду из дома. А зачем мне эта беготня?" Она мне ответила: "Как хочешь. Только помощи от меня не жди". А я её не ждала и не жду...

Маргарита подумала - как бы не сбежала через пару дней Галина из этого приюта. Девчонка отчаянная...

Позвонила секретарь из приемной и напомнила, что через десять минут начнется совещание у префекта. Маргарита собрала все бумаги в папку, поправила перед зеркалом волосы, подкрасила губы. На совещании будет Бурдаков, и ей хотелось выглядеть красивой.

Все уже были в кабинете префекта, и только она заняла свое место, как руководитель округа взял с места в карьер. Он смотрел в общую справку, составленную сотрудниками милиции по результатам рейда, и делился своими размышлениями. Ксерокопии справки были и у всех участников совещания. * В ходе рейда задержано почти четыре тысячи бомжей. Это на семьсот человек больше, чем во время такого же рейда в прошлом году. Каков вывод? А вывод прост - бомжевание прогрессирует...

Маргарита обвела взглядом участников совещания и, не обнаружив за столом Бурдакова, вопросительно посмотрела на его заместителя Сергея Ефимовича Кондрашова. Он увидел её взгляд и в ту же секунду опустил глаза в справку. Ей показалось его поведение странным, потому что при встречах заместитель Михаила всегда преображался. Усталое лицо расплывалась в улыбке, глаза загорались, и он непременно шутил. Правда, шутки были довольно затасканными и плоскими, но Маргариту радовало, что её появление всегда приободряло Кондрашова. * Отправлено по месту жительства в другие регионы, - продолжал префект читать справку, - тысяча шестьсот двадцать человек. Ого! Это же сколько денег мы израсходовали на бесплатные билеты? * Сто восемьдесят миллионов рублей, - тут же ответил начальник финансового управления.

В ответ префект лишь хмыкнул: * Был бы толк. Вкусив столичной жизни, половина из них через неделю вернется к нам обратно. Ну, ладно, что тут дальше? Шестьсот с лишним человек отправлены в семьи. Двести в приемники-распределители, триста пятьдесят в приюты, остальные отпущены. Куда отпущены? - посмотрел он в сторону заместителя начальника управления внутренних дел. * По домам. Все эти люди имеют московскую прописку, свою жилплощадь. Это, Дмитрий Яковлевич, профессиональные нищие. С каждым годом их становится все больше и больше. * Почему? Льготы даем, пенсии увеличиваем. В Москве средний заработок у рабочих уже за сто пятьдесят долларов... * Так стоять с протянутой рукой все равно выгоднее. Во-первых, не пыльно. Во-вторых, никто за это не накажет. А самое главное попрошайничество дело очень прибыльное. Некоторые за пару дней по сто пятьдесят долларов зарабатывают. Ну, а в-четвертых - традиции. Первопрестольная ведь и в былые века была изрядно населена попрошайками и безработными. Из бывших братских республик бомжи в Москву, как навозные мухи, слетаются на это самое дело... Вся проблема в том, что Россия единственная из республик бывшего СССР, отменившая уголовную ответственность для бомжей. * Это не оправдание наших служб, а всего лишь отговорка, - строго сказал префект. - В прошлом году мэр подписал постановление "О мерах по усилению борьбы с бродяжничеством в Москве". И сегодня этот документ является правовой базой для соответствующей работы. Вам это известно, Сергей Ефимович?

Заместитель начальника управления внутренних дел молчал и что-то раскрашивал простым карандашом на справке. Казалось, вопрос префекта был задан кому-то другому. * Сергей Ефимович? - раздражаясь, повторил префект. - Вы меня не слышите? * Почему же? Отлично слышу. Только если внимательно прочитать тот указ мэра, то помимо разных карающих мер там предусмотрены и меры профилактические. Социальным службам города дано было задание создать сеть центров реабилитации для бомжей. Однако правительством Москвы вопрос финансирования так и не решен. Конечно, все мы люди и должны понимать: какие уж тут теплые и сытные приюты для деклассированных люмпенов, если сотрудникам милиции ничтожную зарплату задерживают уже несколько месяцев? В округе остался один-единственный приемник-распределитель... * Так ведь второй, по просьбе руководства управления внутренних дел, мы переоборудовали для нужд следственного изолятора. Разве вы об этом не просили? * Одну дырку закрыли, другую открыли... - словно самому себе сказал милиционер.

Префект, видимо решив отложить разнос, опять посмотрел в справку : * Детей-голодранцев развелось... Что все сироты, что ли?

Маргарита вздрогнула. Это был уже упрек в её сторону. Хотя упрекать, в принципе, было не за что. Она и сотрудники подобных отделов социальной защиты и так делали все возможное и невозможное, чтобы пристроить подростков хотя бы под казенную крышу. Ими за два года в столице было открыто одиннадцать детских приютов, из которых один был чисто девичий. Вспомнив об этом, Маргарита не могла, да и не хотела утаивать факт милицейского произвола. Конечно, ей не хотелось бы выносить сор из милицейской избы и на этом совещании упрекать работников внутренних дел в лице заместителя Бурдакова, но и молчать она уже больше не могла. Не имела права. Ведь дело дошло до того, что девичий приют, который находился в трехэтажном особняке, милиционеры просто затерроризировали. Дело дошло до того, что один из милиционеров высказал директору приюта непонятно откуда появившуюся версию о том, что в приюте готовят проституток для борделей на Западе. Доказать свои же фантазии милиционеры решились с помощью тех же воспитанниц, которых подолгу допрашивали в отделении. Но когда допросы ни к чему не привели, милиционеры, вооружившись автоматами, стали регулярно наведываться в приют под невинным предлогом "посмотреть". * Дмитрий Яковлевич, коли вы уж задели подростковый вопрос, то хочу сообщить, что забота нашей милиции о детях превратилась в последнее время в настоящий террор.

Префект в изумлении поднял брови. Кондрашов, сообразив, о чем хотела сказать Белякова, потупил глаза и принялся снова черкать что-то на справке. * Ровно неделю назад люди с автоматами устроили очередную атаку на девичий приют. Подняли и девочек, и воспитателей в семь утра. Воспитанницы решили, что их всех силой хотят отправить в подростковый приемник-распределитель. * В распределитель направляются самые трудные подростки. И в этом нет ничего страшного, - поправил её Кондрашов. * Ничего страшного? - возмутилась Белякова. - Те, кто успел побывать в вашем детприемнике, делятся страхами с остальными обитательницами приюта. И страхи вполне обоснованы. Хуже, чем в тюрьме строгого режима. Провинился один - все будут стоять шеренгой и пялиться в одну точку, пока у виновного не сдадут нервы, и он во всем не сознается... Одну девочку наказали за найденные в туалете окурки, а потом оказалось, что это сами воспитатели курили. В туалет - строем. На обед строем. Это что армия, что ли? Или воспитательное учреждение? Но это ещё куда ни шло! Девчонки вспоминают тамошние наказания. Из экстремальных методов - дубинки. Если есть время и желание - ставят на горох. Для самых непонятливых - карцер, в котором без еды и воды они могут просидеть до трех дней. Девчонки в родном доме не видели ничего хорошего, и мы действуем теми же самыми методами. Так вот, после налета автоматчиков на приют несколько девчонок пообещали покончить жизнь самоубийством. Я хочу заметить, что это не пустые обещания. У некоторых подростков патологический страх перед милиционерами. * Чего же это они нас так бояться? - ехидно спросил Кондрашов. * Могу сказать, Сергей Ефимович, - и Белякова с вызовом посмотрела на заместителя Бурдакова. Теперь даже, если бы на совещании присутствовал сам Михаил, она все равно бы сказала в глаза все, что думает о "воспитательных" методах некоторых сотрудников. * В тот приют мы отлавливали девчонок по вокзалам. Одна, например, из приличной семьи, жила с родителями в Минске. Но потом сбежала из дома и приехала в Москву, где на неё сразу же местные бандиты глаз положили. А способствовал в этом сотрудник муниципальной милиции. Еле успели перехватить... Другая девушка сюда поступать приехала. Провалилась, а денег на обратный билет уже нет. Пока работу искала, пришлось на вокзале ночевать. На вторую же ночь её задержал наряд милиции, изнасиловали и избили. А потом она попала в банду, курирующую Курский вокзал, - они хотели её заставить заниматься проституцией. Но она попала в тот самый девичий приют дико напуганная. Не желала даже говорить о своем горе, не то что в суд на насильников подавать. Но потом успокоилась, было, а тут на приют автоматчики совершили атаку. Думала, что ей отомстить пришли. Ну и за веревку...