Нить судьбы

ГЛАВА 4

По дороге к лесу Надийка нарвала целый букет полевых цветов, складывая их цветочек к цветочку. Она перебегала от одной травинки к другой, кружилась, пела и смеялась, а у старухи на сердце повис тяжёлый камень. Она молча наблюдала за тем, как Надийка склоняется к цветам, вдыхает их аромат, порой чихает от сладкой пыльцы, что остаётся на её носу жёлтыми пятнышками, как она аккуратно и бережно собирает яркие соцветия алых гвоздичек и синих колокольчиков, сиреневые шарики короставника и голубой цикорий, ярко-жёлтые воздушные облачка медовника и кувшинчики льнянки, белоснежные ромашки, головки дикого лука и розоватый тысячелистник. Букет получился большим и пёстрым.

И вот, спустя с четверть часа, они пришли к месту. Здесь, в царстве старой королевы ели, как обычно было тихо и сумрачно. Лишь слышалось журчание ручейка и пахло сырой землёй. Захариха присела передохнуть после пути, а Надийка принялась убирать старую траву, которой заросла могилка и сухие ветви, что нападали сверху. Девочка убрала пожухлый букет, что лежал у креста, и положила новый, разгладив каждый лепесточек и придирчиво оглядев со всех сторон – ладно ли получилось. Захариха тем временем расстелила в стороне старенькую скатёрку, что захватила она с собою из дома, и разложила нехитрую снедь из своей корзины.

– Пойдём-ка, милая, перекусим с тобой.

Но только они с внучкой принялись за трапезу, как тут же в кустах послышалось потявкивание.

– О, пришли! – воскликнула Надийка, – А мы вам гостинец принесли.

Она разложила вяленое мясо на траве перед кустами и отошла обратно к бабушке. Из-за ветвей можжевельника показались волчьи морды. Звери, осторожно ступая, вышли из укрытия, обнюхали угощение и аккуратно принялись за еду. Покончив с трапезой, волки прилегли тут же, возле людей, положив морды на широкие свои лапы и вздыхая, как будто понимая, что что-то должно произойти нынче. Наконец, Захариха собралась с духом и вымолвила:

– Сядь-ка, внучка…

– Чего, бабуся?

– Я кое-чего рассказать тебе хочу. Помнишь, ты спрашивала меня, кто здесь похоронен?

И старуха начала свой невесёлый рассказ. Надийка слушала её, не моргая, глядя на бабушку округлившимися глазами, полными слёз. И как только Захариха закончила своё повествование, Надийка встала с места, подошла к могилке, опустилась на коленки, обняла её своими ручками и, плача, тихонько запела. О чём она пела, никто не знал, знало только её сердце, которое рвалось сейчас на части. Захариха тоже заплакала. Волки поднялись, и, подвывая, и тихонько повизгивая, беспокойно закружились друг возле друга.

Надийка подошла к волкам, обняла их и поцеловала их умные морды. Те положили головы ей на плечи, глядя на Захариху.

– Спасибо вам, я вас никогда не забуду, – прошептала девочка.

Затем Надийка подошла к старухе, взяла её ладони в свои, поцеловала их, прижалась к ней:

– Бабуся, – и опять заплакала, – Пойдём домой.

Старуха собрала свой скарб в корзинку, Надийка поклонилась могилке матери и волкам, и, не оглядываясь, пошла прочь из леса.

Всю дорогу до дома девочка молчала, а придя домой, сразу же ушла к себе в комнату, легла на кровать и не выходила целый день. Захариха её не беспокоила, она принесла ей молоко и хлеб, но девочка ни к чему не притронулась. Так и прошёл весь день. Вечером, войдя в комнату к внучке, старуха увидела, что та с мокрым от слёз лицом уснула, сжимая в руках вышитую салфетку с маками и золотыми колосьями пшеницы. Захариха вздохнула тяжело, укрыла девочку одеялом, поцеловала, благословила, и тихо прошептала:

– Утро вечера мудренее, завтра будет новый день.

Утром следующего дня Захариха проснулась с неведомым чувством облегчения, на сердце её было тихо и спокойно, и она поняла, что поступила правильно, рассказав Надийке о её матери. Она поднялась с постели, и неспешно направилась в комнату внучки, кряхтя и разминая затёкшую за ночь больную спину. Заглянув к девочке, Захариха увидела, что та сидит за столом у окна и что-то с усердием, высунув язычок, рисует угольком на дощечке.

– Внученька, ты уже встала? – ласково спросила Захариха, подойдя ближе и пригладив рукой волосы девочки.

Надийка подняла на бабушку своё личико, веки её были припухшими, и старуха поняла, что ночью она вновь плакала.

– Бабуся, смотри! – девочка протянула бабушке свою дощечку и та ахнула. С рисунка глядело на неё лицо той женщины, которую она похоронила в лесу.

– Кто это? – слабым голосом спросила она у внучки.

– Это моя мама, – ответила девочка, – Я видела её сегодня во сне и вот, по памяти, нарисовала. Похожа, бабуся?

– Похожа, – вздохнула старуха и присела на кровать.

Надийка подошла, присела рядом, и, прижавшись к бабушке, спросила:

– Бабуся, а как ты думаешь, что в её жизни случилось?

– Не знаю, милая, – покачала головой Захариха, – Времена были тяжёлые, что уж там да как получилось, я не знаю.

Надийка посмотрела внимательно в её глаза и произнесла:

– Бабуся, я кушать хочу.

– Ох, я дура старая, – всплеснула руками Захариха, – Идём-ка завтракать!

Старуха рада была тому, что девочка оживает и начинает приходить в себя после перенесённого потрясения. Целый день Захариха гадала, чем бы ей занять внучку, чтобы та не думала лишний раз о горестном, и не переживала о маме. Но девочка сама нашла себе занятие. Захариха ушла в огород, занялась своими делами, а когда вернулась, то увидела, что девочка сидит, склонившись над вышивкой у окна.

– Что это там у тебя, милая?

– Да вот, бабуся, вышиваю, – и Надийка протянула ей свою работу.

Захариха взяла платочек в руки, рассмотрела узор и цветы, что раскинулись по нему и подивилась.

– Красиво как, – похвалила она внучку, – И как ты это придумала?

– Не знаю, бабуся, – пожала та плечиками, – Как-то само вышло.

С того дня Надийка уже и дня не могла прожить без того, чтобы не сесть за своё любимое занятие. Она вышивала скатёрки, салфеточки, рушники, благо ткани у Захарихи были в запасе, и Надийка вытаскала их потихоньку из большого бабушкиного сундука.

– Пора бы и на ярмарку идти, за тканью, – подумала про себя как-то раз старуха, открыв свой сундук и увидев, что он практически пуст, не осталось ни ниток, ни ткани, – Вот, в эту субботу и отправлюсь.