Но много миль еще пройти

Уильям Нолан

Но много миль еще пройти

Один в гудящем корабле, в лабиринте бесчисленных отсеков, подобных пчелиным сотам, Роберт Мэрдок ждал смерти. Пока ракета неотвратимо двигалась к Земле, - словно гигантская серебряная игла, прошивающая черный бархат космоса, он отсчитывал свои последние часы, зная, что надежды нет.

Мэрдок возвращался домой после двадцати лет странствий в космосе.

Домой. К Земле. В Тейер - небольшой городок в штате Канзас Чистый воздух, тенистая улица и белый двухэтажный дом в конце квартала. Домой после двух десятков лет, промелькнувших среди звезд.

Ракета вспарывала тишину космоса, ее атомные двигатели, как огромное сердце, пульсировали где-то внизу, а Роберт Мэрдок неподвижно сидел у круглого иллюминатора, видя и не видя бездонную черноту, окружавшую его.

Мэрдок вспоминал.

Тревожные глаза матери, когда она неслышно молилась за него, потом обняла и долго-долго не отпускала, перед тем как он поднялся на борт корабля. Обветренное лицо отца - высокого мужчины, и как тот, прощаясь, до боли стиснул ему руку.

Он силился и не мог представить их старыми и седыми: отца, который ходит с палкой, и мать, придавленную грузом прожитых лет.

А он сам?

Ему сорок один, и космос истощил его так же, как степи Канзаса истощили его отца. И он боролся с бурями, работая вне Земли, с жуткими, чужими бурями, похуже тех, что ему приходилось переносить на своей планете. И он трудился на равнинах под жгучими звездами, которые были намного ярче родного Солнца. У него было угловатое, суровое лицо с глазами, глубоко спрятанными под резко выступающими надбровьями.

Роберт Мэрдок вытащил из кармана стереоснимки родителей. Добрые, улыбающиеся, ждущие лица... Осторожно развернул он последнее письмо матери. Она упрямо не желала посылать магнитные ленты: жаловалась, что не узнает свой голос в записи и ей очень трудно вслух выражать мысли перед металлическим зевом холодного и равнодушного аппарата. Она пользовалась только старомодной ручкой, медленно выводя слова уже почти архаичным шрифтом. Последнее письмо он получил перед самым отлетом на Землю. Она писала:

"Дорогой мой!

Мы так волнуемся! Вместе с отцом мы несколько раз прослушали твой голос. Ты сообщаешь, что возвращаешься, наконец, домой к нам, и мы оба благодарим бога, что ты невредим. Ох, как мы хотим видеть тебя, сыночек! Ты знаешь, мы не очень себя хорошо чувствовали последнее время. Сердце у отца такое, что выходить надолго из дому ему теперь уже нельзя. А тут еще он переволновался, получив известие о твоем возвращении. Да и у меня здоровье пс блестящее, опять сильно кружилась голова на прошлой неделе. Но серьезного ничего нет (и ты, пожалуйста, не волнуйся), потому что доктор Том говорит, что я еще довольно сильная и эти приступы пройдут. Я стараюсь как можно больше отдыхать, чтобы чувствовать себя совсем хорошо, когда ты прилетишь. Последи, Боб, чтобы ничего не случилось. Мы молим бога, чтобы ты вернулся здоровым и невредимым. Думы о тебе все время наполняют наши сердца. Наша жизнь снова приобрела смысл. Приезжай скорее, Боб, скорее!

Любящая тебя мама".

Роберт Мэрдок отложил письмо и сжал кулаки. Ему оставалось несколько часов, а до Земли еще несколько дней! Тейер бесконечно далек; ему не добраться живым.

И снова, уже в который раз, ему показалось, что чей-то голос прошептал последние строки древнего стихотворения Роберта Фроста:

Но много миль еще пройти

И обещания сдержать мне нужно,

Прежде чем засну в пути.

Он обещал вернуться домой и сдержит слово. Вопреки самой смерти он возвратится на Землю.

- Не может быть и речи! - говорили ему врачи. - Вам не добраться до Земли. Вы умрете.

Потом они ему все показали. Они рассчитали его смерть с точностью до секунды; ему сообщили, когда именно прекратит биться его сердце и когда остановится дыхание. Болезнь эта, привезенная из чужого мира, была неизлечима. Для Роберта Мэрдока смерть была определенностью.

Тем не менее, заявил он врачам, он отправляется на Землю. И с его планом согласились.

Сейчас, когда ему оставалось меньше тридцати минут жизни, Мэрдок шел по одному из длинных коридоров корабля, отстукивая секунды каблуками по металлическому полу.

Он готов сдержать свое обещание.

Остановившись перед стенным шкафом, он повернул небольшую ручку. Дверца отъехала в сторону. Мэрдок поднял глаза на высокого мужчину, неподвижно стоявшего в темной глубине. Он протянул руку и быстро что-то переключил. Высокий мужчина заговорил:

- Уже пора?

- Да, - ответил Роберт Мэрдок. - Пора.

Высокий мужчина легко ступил в коридор; луч света обрисовал его глубоко запавшие глаза, почти скрытые нависшими надбровьями. Лицо его было суровым и угловатым.

- Вот видишь, - неожиданно улыбнулся он, - я действительно совершенен.

- Ты прав, - сказал Мэрдок. Иначе, подумал он, и не может быть, в совершенстве весь смысл. Не должно быть ни единого изъяна, даже малейшего.

- Меня зовут Роберт Мэрдок, - сказал высокий мужчина в аккуратной космической форме. - Мне сорок один год, и я в полном уме и здравии. Я пробыл в космосе двадцать лет и теперь возвращаюсь домой.

Скупая торжествующая усмешка пробежала по усталому лицу Мэрдока.

- Сколько еще ждать? - спросил высокий мужчина.

- Десять минут. Быть может, еще несколько секунд сверх этого, медленно проговорил Мэрдок. - Они сказали, что я не почувствую боли.

- В таком случае... - высокий мужчина замолчал и отрывисто вздохнул. Мне жаль.

Мэрдок снова усмехнулся. Машина, как бы совершенна она ни была, не может испытывать сожаление. И все-таки ему стало легче от этих слов.

Он отлично справится, думал Мэрдок. Он будет на моем месте, и старики никогда не заподозрят, что не я вернулся домой. Через месяц, как условлено, машина передаст себя представителю компании на Земле. Да, он отлично справится.

- Запомни, - сказал Мэрдок, - когда ты будешь уезжать, они обязательно должны поверить, что ты возвращаешься в космос.

- Разумеется, - ответил робот. И Мэрдок услышал, как его собственный голос стал объяснять: когда пройдет месяц, который я должен пробыть с ними, они проводят меня до ракеты. Они увидят, как она стартует с Земли, направляясь в космос, и они будут знать, что я не вернусь еще два десятилетия. Они смирятся с тем, что их сыну пришлось возвратиться в космос, потому что здоровый астронавт не имеет права оставить службу, пока ему не исполнится шестьдесят. Уверяю тебя, все будет точно, как ты рассчитал.

Обязательно получится, говорил себе Мэрдок, ведь учтены все детали. Андроид обладает той же памятью, что и я; его голос - это мой голос, его мелкие привычки - мои привычки. А когда он оставит стариков, якобы возвращаясь к звездам, мои магнитные ленты будут пересылаться им из космоса, как и раньше. До самой их смерти. Они никогда не узнают, что меня нет в живых.

- Ты уж готов? - негромко спросил высокий мужчина.

- Да, - кивнул Мэрдок. - Я готов.

Они медленно зашагали по длинному коридору.

Мэрдок вспоминал, как гордились старики, когда его приняли в Специальную службу. Он оказался единственным счастливцем во всем Тейере. Это был чудесный день! Играл городской оркестр, и мэр города - старый мистер Харкнесс в очках, нацепленных на кончик носа, - произнес речь. Он сказал, что Тейер гордится своим сыном... И мать плакала от радости.

Все же то, что он отправился в космос, было единственно правильным шагом. Другим ребятам не так повезло, им не довелось увидеть осуществление своей мечты.

Начиная с того дня, когда он наблюдал возвращение лунной экспедиции, он ни минуты не сомневался, что станет астронавтом. Холодным декабрьским днем он, мальчик двенадцати лет, смотрел, как ракета опускалась в столбе огня, оттаивая и испепеляя замерзшую землю. В глубине сердца он знал тогда, что однажды она унесет его к звездам. С тех пор он только и мечтал подняться ввысь и улететь далеко от Земли, к бескрайним, чужим горизонтам, к чудесным мирам, которые даже невозможно себе представить.

Мало кто мог отказаться от всего ради космоса. Даже сейчас, двадцати лет спустя, ему ясно слышался голос Джули: "Я верю, ты меня любишь, Боб, но недостаточно. Не так, чтобы отказаться от своей мечты". И она оставила его, так как знала, что для нее нет места в его жизни. Там был только космос, бездонный космос, и ракеты, и пламенеющие звезды...

Он вспомнил последнюю ночь на Земле, когда он внезапно ощутил манящую безграничность вселенной. Он вспомнил бессонные предрассветные часы, и чувство напряженного ожидания, охватившее небольшой белый домик, и себя самого, лежавшего в тишине уютной комнаты. Он вспомнил дождевые капли, застучавшие к утру по крыше, и гром, расколовший небо Канзаса. И громовые раскаты незаметно влились в атомный гул ракеты, уносившей его далеко от Земли, далеко, к мерцающим звездам... далеко...

Далеко.

Высокий мужчина в аккуратной форме астронавта закрыл внешний шлюз и посмотрел на тело, уплывавшее в черноту. Корабль и андроид были единым целым, сочетанием двух сложных и совершенных механизмов, точно выполняющих свое задание.

Для Роберта Мэрдока путешествие закончилось, долгие мили подошли к концу.

Когда светлым июльским утром ракета опустилась в Тейере, в штате Канзас, там уже собрались толпы людей, рукоплескавших и выкрикивавших имя Роберта Мэрдока. Пришли все городские чины, каждый с тщательно отрепетированной речью; звуки городского духового оркестра всплывали в голубую высь, и ребятишки размахивали флажками. Потом толпа затихла. Атомные двигатели умолкли, открылся люк.

Появился Роберт Мэрдок, рослый герой в космической форме, отражавшей солнце тысячью сверкающих бликов. Он улыбнулся и поднял руку в приветствии, и толпа снова зашумела и зааплодировала.

А на краю поля его ждали двое: сгорбленный старик, ухвативший трясущейся рукой палку, и старая женщина с покрытым сетью морщинок лицом и влажными глазами.

Когда астронавт, наконец, добрался до них, продираясь через напиравшие ряды восторженных поклонников, он попал в их объятия. Они ухватили его за руки и повели за собой, оглядывая блестящими от слез глазами.

Роберт Мэрдок, их любимый сын, вернулся домой.

- Ну что ж, - заметил один из толпы, стоявший с краю, - вот они и встретились.

Его сосед вздохнул и покачал головой.

- И все-таки мне кажется, что это не то. Нехорошо как-то.

- Но ведь именно этого они и хотели, - сказал первый. - Так они написали в своих завещаниях. Он все равно улетит через месяц. Еще на двадцать лет. Зачем отнимать то короткое время, которое у него есть, зачем все портить? - Говоривший сделал паузу и показал на удалявшиеся фигуры. Они ведь безукоризненны, не правда ли? Ему никогда не узнать.

- Пожалуй, вы правы, - ответил второй. - Ему никогда не узнать.

Они глядели вслед старикам и их сыну, пока те не скрылись из виду.