Ночи в деревеньке подле Аришки

Деревенька.

Зима в этом году выдалась знатная, уже вначале октября лег снег и не стаял, как обычно. Не было плюсовой температуры в октябре, не случилось её в ноябре и в первой декаде декабре. А потому снег копился вдоль дорожек сугробами, на крышах домов и сараев, на лапах елей. И такая тишина стояла вокруг, словно бы природа притаилась и ждала чего-то – ни ветерка, ни трескучих морозов, ни ледяных дождей. А потом пришел декабрь, принеся с собой, во второй декаде, метели, снежные тучи, и такие холод и стужу, что жители их небольшой деревеньки забеспокоились за домашнюю скотину, загнали её кто куда: кто в теплый хлев, а кто и домой, в избу. Так и стали жить вплоть до тридцатого числа: до обеда свинцовые тучи сеют снегом, а во второй половине дня приходят трескучие морозы, да такие, что местные не особо желали нос совать на улицу. Так и сидели по домам, топили жаркими печами деревянные избы.

Надо сказать, что деревенька пребывала в самом сердце непроходимого леса, как раз меж известных поселков Аришка, Нижний Шкафт и Верхний Шкафт, почти рядом, километрах в пяти от родительского родника одноименной речушки – Аришки. И не было названия у деревушки, поэтому так и звали её все – просто Деревенька. К ним мало кто заглядывал. И особо желающих не было трястись по лесным партизанским тропкам, в надежде найти в пучинах зеленого океана затерянные сорок с небольшим дворов. К ним даже выборщики не заявлялись, а потому и в переписи они не участвовали. Да и как к ним добраться то было, когда самой лучшей дорогой была нитка колеи, проделанная внедорожними шинами и раскисавшая при первых каплях дождя. А обычные зеваки и проходимцы, не имели достаточных намерений и серьезной техники, чтобы беспричинно к ним навещаться. У остальных же редких желающих, обычно кроме хотелок ничего не имелось. Так к ним никто и не ездил. Зато местные периодически появлялись в ближайших поселках: кто в магазин, кто к врачам, а кто-то завести детей в школу. Иногда даже в Лунино ездили, а самые отважные до самого Никольска добирались! Самого настоящего города. Приезжали потом и рассказывали всякие небылицы про большие каменные дома, про широкие улицы и электрический свет, что ночью освещал дома и дороги. Лампы светили даже тогда, когда не было никого на улице! Им мало кто верил, потому, как в их деревушке не водилось это электричество, хотя все знали, что это такое. Да, как и не знать, когда целых три машины было у них, и у каждой впереди были ФАРЫ, светившие так ярко, что если долго на них смотреть, потом появляются красные мошки и еще долго ничего, кроме них, человек видеть не может. Это знал каждый ребенок в Деревеньке, как и то, что в машинах свет был из-за того, что она работала на бензине, который вырабатывал ток. А в городе, ток «шел» по проводам, чего быть вообще не может! Все дети пробовали ходить по натянутым веревкам, проводов-то у них не было, и ничего, кроме пары десятков шагов у самых ловких, ни у кого не получалось. Поэтому не верили этим смельчакам, бывавшим в Никольске, хотя охотно брали чудные подарки, привозимые теми.

Петька был одним из пятнадцати маленьких постоянных обитателей деревушки, и в этом году ему исполнилось целых шесть лет! Себя считал он взрослым, потому что уже этим летом сумел отогнать одной только рогатиной в руках здоровенного медведя от отца, когда тот беспомощно болтался на суку, зацепившись капюшоном охотничьей куртки, в попытках разорить улей диких пчел. Отец всегда был для него примером: сильный, высокий, с окладистой бородой и зычным голосом, не старый, но уже и не молодой. И тогда, в лесу, при встрече с медведем, Петя стал немного похожим на него. Правда сказать, потом он никому не говорил, как тогда было страшно, и как застыл, буквально заморозился от страха, выставив толстую ветку, которую он принял за рогатину, вперед, на медведя. А медведю было не до них, он просто проходил мимо, обирая кусты, обильно усыпанные красными ягодами. Зверь был сытым и, возможно, он просто не заметил полуобморочного, оцепеневшего мальчишку, державшего ветку и оттого, более похожего на еще один куст. А когда пропали последние звуки удалившегося косолапого, Петя вдруг вспомнил, что не дышит и залился истошным «Иииии. Иииии», пытаясь вобрать в себя весь воздух из леса. Надышавшись, вспомнил об отце и принялся помогать ему, чувствуя отвратительно липкую, необъяснимую вину за свой испуг и пытаясь найти ему оправдание. Но стыд прошел сам, когда отец положил свою тяжелую ладонь Пете на голову и одобрительно потрепал волосы, признавая его смелость. Так он стал взрослым. И уже потом придумал другую историю, где он был смелым и отважным охотником, который в одиночку схватился в смертельной битве с лесным чудищем и вышел победителем. Этим рассказом он сумел увлечь нескольких своих одногодок, которые безропотно в нем почувствовали лидера, но вот ту, которую он хотел больше всех удивить – Ленку, не смог. Лене было уже девять лет, и она была, как ему казалось, очень красивой. Общалась в компании взрослых парней, которым исполнилось по четырнадцать – пятнадцать лет. А для неё он так и остался неприметным «шестилеткой».

Со временем в его рассказах, появилось два медведя, а он становился древним воином с копьем, обвешанный шкурами диких животных. И вместо отца, которого он раньше спасал от верной гибели, появлялась испуганная красотка, которая шла через лес с лукошком в руках, несла пирожки. Он где-то слышал эту историю, но уже позабыл все факты. Просто считал особым шиком, стать спасителем девчонки. От осознания этого раздувался красными щеками, добавляя в свой тщедушный вид значимости и возраста. Но обычно, проходя с таким видом мимо Ленки и её подружек, добывал лишь смешки и веселые перешептывания. Петька понял, что девчонкам вовсе не интересно знать о подвигах настоящего охотника, и вообще их мало, что интересует из суровой мальчишечьей жизни, а потому, не имея, что ей больше предложить, бросил попытки привлечь Ленкино внимание и вернулся к обычным своим занятиям – играм с мальчишками в охотников и лесорубов.

Так прошло лето.

Медведь.

Петька сидел на старом, в барханах вспученных пружин, диване и смотрел на огонь, пляшущий за чугунной заслонкой и жадно пожирающий свежие, с каплями смолы, поленья. Пламя гудело, дерево потрескивало, жар согревал. А за окнами билась в исступлении пурга, цеплялась за крышу, стонала в печной трубе и запутывалась на крыльце, стучась в дверь. А потом, в отчаянии срывалась с места, унося за собой пуховые платки снежных масс. Хорошо!

Было утро тридцатого числа декабря. Отец уже ушел на работу, наказав сыну дел на целый день: следить за теплом, накормить скотину, дать зерна курам, убраться в доме и сготовить обед. Дел действительно много, но Петька встал рано и уже сумел переделать половину из списка, и сейчас у него была минутка, чтобы вот так посидеть у печки и послушать её волшебные звуки. Мальчику нравилось приходить к печке зимой, с мороза в тепло и слушать, как гудит и потрескивает её нутро, словно бы в ней была жизнь. Как у их кота Мурзика, которого они подобрали этой осенью в лесу и прижившегося теперь у них. И если почесать Мурзика, то он тоже, как печка начинал издавать теплые и уютные звуки, с наслаждением закрывал зеленые глаза под ласкающей рукой. Петя поискал глазами кота и нашел того уютно свернувшегося калачиком на старом сундуке, стоящим под вешалкой верхней одежды. Сундук был на этом месте, как себя помнил Петя и никогда никем не передвигался, и столько же на нем висел огромных размеров стальной замок, всем своим видом показывавшим, что тайное останется навсегда тайным. Хотя, как-то раз, почти десять месяцев назад, когда зима была уже «на излете», Пете удалось подсмотреть, как отец открывал сундук и что-то доставал из его бездонных недр и как Петя, с ужасом понимал, что в сундуке есть нечто, что может сильно ему, шестилетке не понравиться. Из недр этого сундучища, обтекая фигуру отца, лился зеленый свет, и слышалось некое движение и шуршание, а еще тихое постукивание. Тогда мальчик сильно испугался и поклялся себе, что не будет интересоваться, тем, что от него прячет отец. Но с тех пор прошло время, Петя повзрослел и его уже не так страшило то, что было внутри сундука, особенно после встречи с медведем. И он уже допускал мысль, что больше придумал, чем видел на самом деле, и что ничего не случиться страшного, если заглянуть под крышку одним глазком. Мальчик уже приметил место, куда отец прятал ключ от замка и просто ждал удобного случая, чтобы сделать задуманное. Но что-то пока сдерживало Петю и он, оправдывая свое бездействие, говорил сам себе, что еще не настало удобного случая.

Мальчик встал и прошел по коридору к вешалке и сундуку, погладил кота Мурзика, взял его на руки и посмотрел вниз – сундук манил его своими тайнами, но Петя был непреклонен. С котом на руках он вернулся к печке, сел на диван, усадил животное себе на колени и лениво почесал того за ухом. Но вместо привычного урчания услышал другой звук, Петя даже немного опешил сначала, решив, что послышалось. Но нет, звуки повторились именно такие, что он слышал.