Ночная голубка

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Джоанна ела без всякого аппетита. Она была до такой степени расстроена словами Райлана Кемпа, что с трудом заставляла себя глотать острую похлебку и вареные овощи, не чувствуя их вкуса.

Но, снедаемая бессильной яростью, она тем не менее была вынуждена признать, что все сказанное этим бессовестным человеком — правда, от первого до последнего слова. Она действительно утрачивала способность к сопротивлению от одного лишь его поцелуя. Этот коварный демон только и делал, что испытывал на ней силу своих злых чар, а она, несчастная грешница, не могла противится им.

Она снова, в который уже раз, вспомнила своих родителей: слезы и жалкую покорность матери, злобу и бесчеловечность отца. От некоторых сестер и послушниц обители святой Терезы, многие из которых в прошлой своей жизни были продажными женщинами, она узнала, что означало слово «изнасилование», и, понимая, что мать ее покончила с собой из-за того, что отец учинил над ней гнусное насилие, чувствовала, что исступленная ненависть к свирепому и бездушному родителю буквально раздирает ей грудь. Но теперь, в некотором замешательстве вспоминая рассказы монахинь, она ловила себя на мысли, что, вероятно, не до конца постигла их смысл. Ведь женщина, которую пытаются изнасиловать, стремится всячески этому противодействовать, сопротивляется насильнику и борется с ним. Но ей, напротив, нравилось то, что с ней делал Райлан, — по крайней мере до тех пор, пока он не прекращал это делать.

Наверное, она действительно чего-то недопоняла или же слишком все упростила. Вероятно, насилие заключается в том, что мужчина ради удовлетворения своей похоти лишает женщину разума и воли, и лишь потом, когда к ней возвращается сознание, она испытывает боль и ужас от случившегося.

Но и это объяснение не давало ответов на вопросы, мучившие Джоанну. Она чувствовала стыд и раскаяние от того, что отдавалась ласкам Райлана. Она ненавидела и презирала себя за свою слабость и податливость. Но ни боли, ни ужаса она не испытывала.

Джоанна бросила на Райлана испепеляющий взгляд, но тот и бровью не повел, продолжая с завидным аппетитом поглощать приготовленный ею суп. А она не могла больше заставить себя даже поднести ложку ко рту. С какой радостью она выплеснула бы свою похлебку в это ненавистное лицо!

Словно прочитав ее мысли, Райлан поднял голову и одобрительно кивнул:

— Отличный суп, Джоанна. Уверен, что при такой хозяйке в кухнях Оксвича будет безупречный порядок. — В течение нескольких секунд он тщетно ждал ответа, но так как Джоанна молчала, невозмутимо продолжил:

— Не сомневаюсь также, что вы найдете общий язык с тамошними швеями, ведь все обитательницы монастыря святой Терезы мастерски владеют иглой. Но скажите, умеете ли вы прясть? И ткать?

Джоанна упрямо молчала, и он, отодвинув от себя пустую деревянную миску, усмехнулся и проговорил:

— Послушайте, миледи! Не заставляйте меня упрашивать себя! Ведь вы прекрасно знаете, что я могу заставить вас заговорить! — Он выразительно посмотрел на ее сжатый рот и, продолжая усмехаться, несколько раз провел указательным пальцем по своей нижней губе.

— Вы — дьявол! — взвизгнула она, забыв, что твердо решила не обращать на него внимания, и резко вскочила на ноги. Табурет, на котором она сидела, с грохотом опрокинулся на пол.

— Пусть так. Но вашего ответа я тем не менее добьюсь. Повторяю свой вопрос: Джоанна, умеете ли вы прясть и ткать?

Райлан смотрел на Джоанну в упор, не пытаясь скрыть того, что ситуация явно забавляла его. Девушка старалась побороть обуревавшую ее слепую ярость, не дав ей выплеснуться наружу, чтобы не уронить своего достоинства. Она подняла голову и окинула его презрительным взглядом. Ей было невдомек, что при такой нарочито прямой осанке груди ее выпятились вперед и отчетливо просматривались сквозь тонкую ткань рубашки. В полумраке тесной комнатки она выглядела одновременно невинной и искушенной, ангельски-чистой и безумно соблазнительной. Лицо Райлана мало-помалу утратило насмешливое выражение, но Джоанна приписала эту перемену в нем воздействию своих слов.

— Если бы я только могла надеяться, что мой ответ заставит вас изменить ваши гнусные намерения в отношении меня, я дала бы вам именно такой ответ. Но я уверена, что вам совершенно безразлично, каковы в действительности мои хозяйственные навыки. Вы станете принуждать меня к браку независимо ни от каких моих качеств и умений. Поэтому я не считаю нужным отвечать на ваши вопросы!

Гордо выпрямив спину, она повернулась и прошествовала в дальний угол комнаты. Однако внутри у нее все сжалось от страха. Ведь он и вправду может заставить ее ответить! Добился же он того, что она накрыла на стол и разделила с ним трапезу, как ни пыталась она противиться этому. Но во время еды он по крайней мере не говорил с ней, то есть не дразнил и не унижал ее, будучи слишком занят супом и овощами. Теперь же, подкрепившись, готов с новыми силами продолжать свою жестокую игру. Сжав кулаки так, что ногти больно вонзились ей в ладони, Джоанна с трепетом ждала, какое наказание он придумает для нее за столь дерзкий ответ.

Но Райлан снова, в который уже раз, удивил ее. Он не шелохнулся и не произнес ни звука. Это гнетущее молчание подействовало на нее сильнее самых яростных нападок. И когда он наконец вышел из-за стола, Джоанна принялась затравленно озираться по сторонам в поисках пути к спасению, немедленно утратив свой гордый и напыщенный вид.

— Вы безусловно правы. Я как-то позабыл, что опытная служанка сможет надзирать в вашем замке за пряхами и ткачихами. Да и поварню можно будет доверить чьему-либо попечению, лишь бы вы умели угождать своему супругу в другом, в главном.

Он рассеянно почесал живот как раз над повязкой из простыни, охватывавшей его бедра.

— Главными же вашими обязанностями, — продолжал он тоном патера, читающего проповедь, — станут неусыпные заботы о муже, о том, в частности, чтобы досуг его был наполнен разнообразнейшими удовольствиями. — Усмехнувшись, он с торжеством взглянул в ее испуганное и растерянное лицо и продолжал:

— А поскольку срок нашего пребывания здесь весьма краток, нам с вами, пожалуй, следует начать с изучения именно этих обязанностей.

Мысль о том, что сейчас он скорее всего снова станет целовать ее, — обожгла девушку. Она обхватила руками плечи и отступила назад, пытаясь придумать хоть какой-нибудь выход из создавшегося положения. Но увы, похоже, деться ей было некуда.

А Райлан продолжал смотреть на нее с какой-то, как ей показалось, злобной радостью, упиваясь своей властью над нею и ее полнейшей беспомощностью. Джоанна поняла, что сопротивление этому человеку бессмысленно и бесполезно. Своими нежными, страстными поцелуями он может добиться от нее чего пожелает.

— Начнем же по порядку с самых будничных, повседневных ваших забот, — произнес он, смакуя каждое слово. Но Джоанна знала, что отнюдь не сами слова доставляют ему такое удовольствие. Он придумал какой-то новый чудовищный способ унизить ее. Она настороженным взглядом следила за каждым его движением. Райлан протянул руку и пощупал свою одежду, сушившуюся на веревке.

— Разумеется, — продолжал он с широкой улыбкой, — жена, и никто иной, помогает мужу одеваться по утрам. Давайте займемся этим.

— Нет! — крикнула Джоанна, что было сил. От ужаса и удивления ее глаза чуть не вылезли из орбит. Неужели он не шутит?

— Вы просто представьте себе, что я ваш муж, Джоанна, и это не составит вам ровно никакого труда. Обещаю вам, что он будет молод и пригож. Старика или урода я и близко к вам не подпущу. Верьте мне.

— Нет! — повторила она, для пущей убедительности помотав головой. — Ни за что!

— Да! — сказал он тоном, не терпящим возражений. — Начните с рейтуз, затем наденете подвязки и поясной ремень, после этого — рубаху и куртку. Башмаки и оружие — в последнюю очередь.

— Вы… вы и сами можете одеться, без всякой посторонней помощи.

— Конечно, смогу! Но дело ведь не в этом. Не мне же придется одевать вашего мужа. А вам. Так что потренируйтесь-ка.

Джоанна, дрожа от возмущения, начала заикаться:

— Ва… ва… ваша одежда еще сырая!

В ответ он лишь весело улыбнулся. Его белые зубы сверкнули на фоне смуглого лица, и при виде этой чарующей улыбки у Джоанны перехватило дыхание. В эту минуту она до конца осознала весь ужас своего положения. Эта теплая тяжесть внизу живота, учащенное сердцебиение, влажные ладони и пересохшие губы могли быть свидетельством охватившего ее страха, но она понимала, что дело совсем не в этом. Ее состояние объяснялось просто — она желала этого человека, тело ее томилось по его ласкам. Это было ужасно! И страшилась она отнюдь не Райлана, а себя самой, грозившей ей потерей контроля над собой.

Она решила, что в данной ситуации лучше не противоречить ему и выполнить его унизительное требование. Иначе он станет принуждать ее к этому, а каким способом — об этом она вообще предпочитала не думать. Придется подчиниться его нелепому приказу и сделать то, чего он от нее хочет, как можно быстрее и сноровистее. Тогда он, возможно, хоть на некоторое время оставит ее в покое и даст ей возможность собраться с силами и с мыслями.

— Я хотела бы сначала одеться сама, — сказала она просительно, стараясь не смотреть на Райлана.

Слегка сощурившись, он склонил голову набок, затем протянул руку и пощупал ее тяжелое, сырое платье.

— Ваше одеяние еще не высохло.

Джоанна негодующе выпрямилась. Выходит, ей нельзя надеть непросохшую одежду, а ему можно?! Но когда она, нахмурившись, дотронулась до его вязаных рейтуз и льняных подвязок, ей пришлось признать, что они совсем не такие сырые, как ее платье из грубой шерсти. Хорошо хоть рубашка на ней высохла и перестала так тесно облегать фигуру. Но Джоанна знала, что будет чувствовать себя неловко и неудобно до тех пор, пока не оденется подобающим образом.

— Как вам угодно, — бросила она, гордо вскинув голову и упираясь руками в бока. От всей ее фигуры веяло негодованием и едва сдерживаемой яростью.

— Как вам угодно, — передразнил ее Райлан. — Вот такие слова любому мужу пришлись бы по вкусу. — Усевшись на табурет, он поманил ее пальцем: — Подойдите ближе, Джоанна. Мы начнем с рейтуз.

Будь Джоанна не участницей, а лишь свидетелем происходящего, она, вероятно, вволю посмеялась бы над этой сценой. По ее нахмуренным бровям, неестественно прямой спине, а также по тому, как нарочито медленно приближалась она к Райлану, можно было без труда догадаться, насколько неохотно подчинялась она его воле. Лицо лорда Блэкстона лучилось торжеством. Он был явно доволен собой. Но при этом стороннему наблюдателю стало бы очевидно, с какой неодолимой силой тянуло друг к другу этих двоих. Расстояние, разделявшее их, было пронизано таким напряжением, что в нем, того и гляди, могли засверкать искры.

Подойдя к Райлану вплотную, Джоанна остановилась, чтобы перевести дух. Как нелегко дались ей эти несколько шагов! Она знала, что сейчас ей придется опускаться на колени, чтобы помочь ему надеть рейтузы. Но унижение, которое ей предстоит испытать, — ничто по сравнению с терзавшим ее страхом. Ведь, ей не избежать прикосновения к его голой коже и, будь то его рука, нога или плечо, ей все равно придется пережить обжигающее, испепеляющее вожделение.

Тяжело вздохнув, она попыталась проглотить комок, подступивший к горлу, и встала на колени. Это была молитвенная поза, и сейчас Джоанна попыталась вспомнить знакомые с детства слова молитв, чтобы попросить у Бога заступничества, в котором она так нуждалась, но у нее ничего не вышло. Столь близкое присутствие этого человека, казалось, начисто лишило ее памяти. Она вопросительно взглянула ему в глаза, не зная, что ей делать.

— Начните с левой ноги. Наденьте штанину на мою левую ногу, — велел он ей низким, внезапно охрипшим голосом.

Она послушно взяла рейтузы и стала надевать одну из штанин на его протянутую ногу. Он молча смотрел на ее склоненную голову, наблюдая, как она неловкими движениями натянула узкую штанину, вязанную чулком, сперва на его ступню, затем на щиколотку, мускулистую икру и колено. Темные волосы, росшие на его ноге, щекотали ее нежную кожу. Под ее ледяными пальцами тело его казалось очень теплым, почти горячим.

Задыхаясь, она опустилась на пятки. Как хорошо, с одной ногой наконец покончено! Но неужели она все это время не дышала от волнения? На секунду она встретилась с ним глазами, но тотчас же опустила взор. Его огненный взгляд, казалось, прожег ее насквозь. Собравшись с духом, она надела штанину на его другую ногу. Ей с трудом удалось выровнять дыхание и унять дрожь в руках.

Но на этот раз она так торопилась, что вязаная ткань рейтуз перекрутилась на ноге, сильно натянувшись на колене.

— Расправьте ее у щиколотки. А потом слегка разгладьте. При этих словах Джоанна вздрогнула и сглотнула; стараясь контролировать свои движения, она не обратила внимания на то, каким хриплым стал его голос. Она знала лишь, что должна помочь ему одеться. И чем быстрее, тем лучше. Опустив голову, она принялась обеими руками расправлять перекрутившуюся штанину на его узкой щиколотке.

Ладони ее вспотели, на лбу выступила испарина. Она старательно разгладила неподатливую ткань на икре до самого колена, пытаясь совладать с охватившими ее чувствами, но те были слишком сильны. От смущения она не знала, куда девать глаза, и лишь старалась не встретиться взглядом с Райланом. Убрав руки с его колена, она продолжала смотреть в одну точку и внезапно осознала, что в фокусе ее зрения оказались чресла Райлана, едва прикрытые простыней.

— Сладчайшая Матерь Божия, — прошептала она едва слышно, но Райлан отозвался:

— Сладчайшая… — столь же тихим голосом, выдававшим, однако, то невероятное напряжение, в котором он пребывал. Затем он шумно вздохнул, и Джоанна вопросительно взглянула ему в глаза.

— Подвязки, — выдавил он как будто через силу, пальцем указав на упомянутый предмет туалета. — Подвязки.

Джоанна внимательнее всмотрелась в его лицо. Теперь оно выражало не злость, не насмешку и даже не торжество, а лишь боль и внутреннюю борьбу. Она продолжала недоуменно разглядывать его, забыв, что ей надлежало делать, но его голос вывел ее из задумчивости.

— Подвязки, — произнес он в третий раз. Преодолев минутное оцепенение, Джоанна осознала, чего он требовал от нее, и ужаснулась. Если прикосновение к его упругим икрам сквозь плотную ткань рейтуз было для нее тяжким испытанием, то как же ей удастся, не выдав своего волнения, натянуть подвязки до самых его бедер и закрепить их на талии? При мысли об этом девушка побледнела.

— Рубашка, — возразила она, слегка отодвигаясь от него и поднимаясь на ноги. — Теперь — рубашка.

— Да нет же…

— Именно рубашка, — перебила она его, резким движением сорвав его рубаху с веревки. Не дожидаясь, пока он встанет на ноги, Джоанна забежала ему за спину и набросила рубаху ему на голову.

Это был отнюдь не лучший способ помочь мужчине одеться, но Джоанна не могла позволить себе забивать голову подобными соображениями. Она знала лишь, что ей следует, не мешкая, натянуть на него рубаху. Длинный подол ее скроет ту часть его тела, что едва прикрыта простыней. Иначе она просто не сможет надеть на него подвязки… и тогда он примется целовать ее… Надо во что бы то ни стало избежать этого.

— Проклятье! Не дергайте меня за волосы! — взревел Райлан, стараясь просунуть голову сквозь вырез рубахи, которую Джоанна тянула и дергала за подол. — О-ой! Полегче!

Схватив ее за запястья, он прижал ее руки к своим плечам.

— Не так, Джоанна! Неправильно! — пробормотал он, не давая ей высвободиться. — А если вы будете допускать такие ошибки, то нам придется повторить все с самого начала.

Услышав такое, она замерла. Но он, похоже, не собирался осуществлять свою угрозу, ибо, издав короткий смешок, он притянул ее еще ближе к себе.

— Знаете, Джоанна, я не думаю, что мужчина может быть доволен столь непокорной женой. С другой стороны, ваше упрямое сопротивление способно лишь разжечь его пыл.

Резким движением он привлек ее к себе так, что ее живот оказался прижат к его спине, а груди — к его плечам. Он разжал ее руки и заставил ее сомкнуть их на своей груди. Ладони девушки касались его ребер.

— Как это происходит со мной, — добавил он так тихо, что Джоанна не расслышала его слов. Он склонил голову на ее плечо. Его мягкие волосы щекотали шею и подбородок девушки.

— Можете одевать меня, как вам нравится. И раздевать, — пробормотал он, дотягиваясь до ее уха.

«Боже, помоги мне», — думала Джоанна, чувствуя, как волна желания захлестывает ее.

— Вот так, — сказал Райлан и, прежде чем она успела прийти в себя, взял ее ладони в свои и провел ими по своей груди и животу.

Джоанна не могла пошевельнуться. В ней боролись вожделение, страх и любопытство. Он не выпускал ее рук, напротив, сжав их, он переплел ее пальцы со своими и продолжал медленно поглаживать ими по своей мускулистой груди. Джоанна стрепетом ощущала под своими пальцами его теплую кожу и мягкие, короткие вьющиеся волосы. Она и сама теперь участвовала в этом движении, и душу ее переполняли восторг и нежность.

Она глубоко, прерывисто вздохнула, и, услышав этот полный страсти вздох, Райлан замер, держа ее ладони у своих плоских сосков. Затем, будто его окатили холодной водой, он резко выпустил ее руки, встал с табурета и, стоя к Джоанне спиной, быстро натянул свою длинную рубаху, оправив подол, и лишь тогда повернулся лицом к девушке.

Джоанна продолжала неподвижно стоять возле табурета, опираясь на него одним коленом — иначе ее внезапно ослабевшие ноги подкосились бы. Ее била дрожь, сознание туманилось, и ей не хотелось думать о том, что Райлан снова вверг ее в грех, заставив испытать запретные чувства. Но просто отмахнуться от случившегося она тоже не могла. Она не питала к нему злости. Слава Богу, что он сам отстранился от нее. Ей навряд ли достало бы на это сил. Даже теперь ее все еще тянуло к нему.

Нет, не к нему, сказала она себе. Ведь она впервые испытала, что значит быть в объятиях мужчины. И окажись на месте Райлана любой другой, она наверняка почувствовала бы то же самое. Однако эта мысль вместо того, чтобы принести облегчение, еще больше расстроила ее. Неужели она до такой степени уподобилась развратнице Винне, что стала бы с восторгом и трепетом принимать ухаживания любого мужчины?

От этой мысли ей чуть не стало дурно, и она в ужасе зажмурилась. Боже милостивый, до чего довел ее этот ужасный человек!

Осознав свою слабость и податливость, Джоанна больше, чем когда-либо, затосковала о покинутом монастыре. Она во что бы то ни стало должна вернуться туда и принять постриг! Дав священный обет, она окажется в безопасности под сводами обители, она станет недосягаема для всех мужчин на свете и, следовательно, будет спасена! Весь остаток жизни она посвятит раскаянию, молитвам и добрым делам. Может быть, тогда ее тяжкий грех будет прощен.

Предаваясь этому безмолвному покаянию, Джоанна слышала, как Райлан ходит по комнате. Она открыла глаза и взглянула вето сторону. Он торопливо одевался. Лицо его оставалось в тени. Дождь все с той же неистовой силой колотил по окнам, и все так же свирепо ревело штормовое море. Но в домике было тихо, как в могиле. Джоанна наблюдала, как Райлан нервными, резкими движениями завершает свой туалет… Вот он надел и застегнул пояс.

Похоже, что он сам не свой от злости, подумала она. Что же именно рассердило его на этот раз?

Однако, когда он взглянул на нее своими темно-синими глазами, Джоанна заметила в них искорки смеха. Губы его были плотно сжаты, чтобы скрыть улыбку.

— Вы, — начал он голосом, в котором звучали насмешка и торжество, — вы никогда не станете монахиней! — Он окинул ее с ног до головы оценивающим взглядом, под которым девушка попятилась. — Совсем наоборот!

Эти беспощадные слова были столь созвучны ее собственным страхам, что Джоанна чуть не разрыдалась. С трудом проглотив комок в горле, она ответила:

— Неправда! Я стану хорошей монахиней! Все это произошло лишь потому… потому…

— Почему, интересно знать? Хотите, я объясню вам? Я просто постарался раздвинуть те строгие рамки, в которые вы себя насильственно заключили. Я добился того, что вы хоть ненадолго утратили контроль над собой и дали выход давно дремавшим в вас чувствам. Но ведь это прекрасно, Джоанна!

Джоанна поникла под градом этих обличительных, как ей казалось, слов и под его пристальным, немигающим взглядом. Само присутствие этого человека оказывало на нее чрезвычайно сильное воздействие, несмотря на разделявшее их расстояние. Его голос, его взгляд, все его существо, казалось, заполняли окружающее пространство. Магнетическая сила, присущая этому человеку, окутывала девушку мягкими, теплыми волнами, и желание отдаться на волю этих волн было почти непреодолимо.

— Вы требуете от меня признания в том, что я испугана? Так получайте его! Да, я действительно испугана! — ответила Джоанна голосом, полным боли и. тоски. — И я признаю также, что вы смогли вызвать во мне чувства, которые… которых я прежде никогда не испытывала. — Она глубоко вздохнула, не сводя с Райлана глаз, туманившихся слезами. — Все это правда. Но, несмотря ни на что, я стану хорошей монахиней. И не пытайтесь разубедить меня в этом! Пусть я согрешила…

— Согрешили?! Тысяча проклятий, женщина! Вы согрешили бы, навеки заточив себя в вашей всеми забытой обители!

— О! Да как у вас язык повернулся сказать такое?! Господь никогда не забывает чад своих! А тем более если они поклялись всю жизнь служить Ему! И если они раскаиваются в своих прегрешениях. А я раскаиваюсь в них. И вам тоже следовало бы…

Она запнулась, пораженная мыслью о том, что этот человек, что бы он ни содеял, навряд ли способен принести покаяние. Презрительно поджав губы, она добавила:

— Вижу, что вам этого не понять.

— Разумеется, где уж мне. Не сомневаюсь, однако, что когда-нибудь вы с такой же искренностью скажете мне, что были неправы.

Она сжала ладони в кулаки.

— Вы просто глупец, если верите тому, что говорите! — Кровь застучала у нее в висках, но она с усилием овладела собой. Дав волю своему гневу, она скорее окажется в его власти, чем если станет действовать сдержанно и осмотрительно.

Она с опаской обошла Райлана и боком протиснулась между столом и камином, чтобы поднять с пола одеяло, служившее ей защитой от его нескромных взоров. На фоне ярко пылавшего очага сквозь тонкую сорочку были отчетливо видны все изгибы ее стройного и гибкого тела. Не догадываясь об этом, она лишь заметила, как потемнел устремленный на нее взгляд Райлана. Этот взгляд, жадный и зовущий, ощущался почти как прикосновение.

Подхватив одеяло, она тотчас же как можно плотнее завернулась в него и почувствовала себя гораздо увереннее, без страха глядя прямо в глаза своего мучителя. Лицо его исказила гримаса боли. Мрачно нахмурившись, он глядел исподлобья, снедаемый внутренней борьбой. Но девушка не стала доискиваться причин происшедшей в нем перемены. Ей с избытком хватало и собственных проблем. Вероятно, он вспомнил о своем противостоянии королю. Но ей-то что за дело до этого?

Однако, если подумать, то ведь можно извлечь из сложившейся ситуации немалую пользу для себя.

Надежда окрылила Джоанну. Сердце ее учащенно забилось. Как же она раньше не додумалась до такого простого решения? Ведь если она найдет способ передать ему право распоряжаться Оксвичем, то необходимость выдавать ее замуж отпадет сама собой и он оставит-таки ее в покое. Ведь сэр Райлан добивается лишь того, чтобы Оксвич не достался королю, а она, Джоанна, — только средство в достижении этой цели. Но если найдется способ получить желаемое другим путем, она сможет беспрепятственно вернуться в монастырь святой Терезы.

Проникнувшись этой надеждой, Джоанна подавила легкое разочарование, которое незаметно прокралось к ней в душу при мысли о возвращении в монастырь, где ей придется провести весь остаток своих дней. Признав, что ей хочется этого гораздо меньше, чем прежде, она лишь подтвердила бы правоту его жестоких, циничных слов. Нет, она всей душой стремится назад, к мирной жизни под сводами обители святой Терезы. Она всегда знала, что там ее родной дом, и она не изменит своему намерению, что бы ни говорило и ни делало это чудовище. Надо немедленно поговорить об этом с сэром Райланом, решила она. Но действовать следует осторожно. Если она постарается держаться подальше от него, он без труда заметит, как она испугана. Подходить слишком близко тоже не стоит. Нет, совсем не стоит. Собравшись с духом, она как можно более непринужденно подошла к деревянному табурету и уселась на него. Девушка все время чувствовала на себе его пристальный взгляд, однако, когда она повернулась к нему лицом, оказалось, что он смотрит на огонь в камине.

— Скажите, вы хорошо обдумали свой план, прежде чем похитить меня? — начала она без предисловий. Он повернулся к ней и спокойно ответил:

— Это дело представлялось мне несложным и потому не требующим длительного обдумывания и подготовки.

Джоанна сжала челюсти, борясь с мучительным желанием сказать какую-нибудь дерзость в ответ на столь откровенное признание. Ее судьба, выходит, не стоила чьих-либо раздумий. Но не следовало злить его сейчас, когда она, возможно, нашла путь к избавлению.

— Разве вам не приходило в голову, что есть и другие способы не дать королю завладеть Оксвичем?

С минуту он молча глядел на нее, затем уселся на табурет у противоположного края стола, скрестив руки на груди и положив ногу на ногу.

— Нет, не приходило. Самым простым и очевидным решением этой проблемы был и остается ваш брак с одним из моих баронов.

Джоанна откинулась назад, но не потому, что этот ответ принес ей облегчение. Наоборот! Ей лишь хотелось увеличить разделявшее их расстояние, которое стало слишком мало, чтобы она могла чувствовать себя в безопасности. Ладони ее вспотели, и она несколько раз нервно облизала пересохшие губы. Райлан вскочил, с грохотом опрокинув тяжелый табурет.

— Не смейте!.. — Он умолк, не отводя взгляда от ее рта.

— Что — не смейте? — спросила она с вызовом.

— Не пытайтесь… — Он глубоко вздохнул и поднял глаза к потолку. — Не пытайтесь переубедить меня. Вы ничего этим не добьетесь, потому что другого пути нет.

— Но я готова отдать вам Оксвич.

— Вы не можете этого сделать.

— Но если он мой и по выходе замуж я стану там полновластной хозяйкой, почему же я не могу просто подарить его кому пожелаю?

— Он ваш, моя невинная крошка, лишь с соизволения короля. Он давно принадлежит вашей семье и переходит от отца к сыну — или к дочери в тех редких случаях, когда отсутствуют наследники мужского пола. Но вы обязаны владеть и распоряжаться этой собственностью на благо Англии. И в интересах короля.

— В таком случае ничто не помешает королю Джону лишить и меня, и супруга, которого вы пытаетесь мне навязать, права владеть и распоряжаться упомянутой собственностью, — возразила Джоанна, и от гордости, что ей удалось столь изящно и грамотно выразить эту умную мысль, лицо ее озарилось улыбкой.

Ее слова явно произвели на Райлана впечатление. Он слегка приподнял одну бровь и с расстановкой произнес;

— Теоретически такое возможно, но на практике осуществляется чрезвычайно редко. Если вы с мужем поселитесь в Оксвиче, король Джон окажется бессилен перед лицом совершившегося факта. Ни один лорд, вне зависимости от того, является ли он сторонником или противником моей политики, не поддержит короля в попытке отнять владения другого лорда. Кроме случаев явной государственной измены, разумеется. Потому что не захочет стать очередной жертвой, если король войдет во вкус. А у самого Джона достанет хитрости не идти в одиночку против меня или вашего мужа, ибо в Йоркшире у этого бесхребетного дурака нет сторонников. Именно поэтому нам так важно удержать за собой ваш Оксвич. Вам понятно? — Он бросил на нее взгляд, исполненный превосходства, и добавил:

— Ваш замок — драгоценный ларец Йоркшира, его сердце. А ключ к Оксвичу находится в ваших руках.

Джоанна смотрела на него во все глаза. Ей с трудом верилось, что она, смиренная послушница, стала важной фигурой в нескончаемых политических интригах, охвативших Англию. Ведь она — всего лишь женщина, дочь отнюдь не самого знатного из лордов. И все же, если Райлан говорит правду…

Она помотала головой, не в силах примириться с мыслью, что все ее надежды тщетны.

— Я… я все равно не выйду замуж, — прошептала она дрожащим голосом.

— Выйдете.

— А если никто не согласится взять меня в жены?

Он лишь усмехнулся в ответ:

— Нет такого мужчины, который отказался бы от вас.

Джоанна вспыхнула и, сощурив глаза, зло бросила ему:

— Вы хотите сказать, нет такого барона, который осмелился бы перечить вам! Но если я такая уж важная персона, если Оксвич имеет такое огромное значение, то почему бы вам самому не предложить себя мне в мужья?

Последние слова выскочили у нее непроизвольно, и она замолчала, не в силах поверить, что ее уста произнесли подобное. Да она не пошла бы за это чудовище даже под страхом пытки!

Эта мысль, по-видимому, и Райлану показалась нелепой, ибо он взглянул на девушку с удивлением.

— Я не могу, — ответил он сухо и, отвернувшись, стал смотреть в огонь. — Уверяю вас, Джоанна, супругом вашим станет славный малый, и он будет бесконечно счастлив назвать вас своей женой.

От ярости у Джоанны потемнело в глазах, и она ответила охрипшим голосом:

— Только потрудитесь уведомить его, что он добровольно связывает свою жизнь с ведьмой, ибо, попомните мои слова, я превращу его жизнь в ад!

— Это вы теперь так говорите, Джоанна. Но я… но он укротит вас, увидите! И ваша страстность не станет ему помехой, он сумеет обуздать её и направить в другое русло. Вы привлекательны, целомудренны, и у вас великолепное приданое. Лучшей жены и представить себе нельзя. А коли вы надеетесь в конце концов сбежать от меня, то предупреждаю вас, Джоанна, король Джон поступит с вами нисколько не лучше, чем собираюсь поступить я. Мое обещание подыскать для вас молодого пригожего дворянина остается в силе. Что же касается короля… — Не закончив фразы, он выразительно пожал плечами.

Джоанна вскочила на ноги и, опершись о стол, смотрела на своего обидчика горящими от ярости глазами. Одеяло соскользнуло с ее плеч и упало на пол, но она даже не заметила этого. Ее медно-рыжие волосы блестели и отливали золотом в тусклом свете очага.

— Вы — человек без чести и всех пытаетесь мерить своей меркой! — Голос ее дрогнул, и, проглотив комок в горле, она продолжала, тяжело дыша: — Вы надеетесь, что перехитрили всех и с блеском осуществили вашу гнусную интригу?! Хорошо же, я докажу вам, что вы ошибаетесь. Придет время, когда вы горько пожалеете, что так подло поступили со мной