Седан с потушенными огнями стоял рядом с мостом Пайни Фолс, и когда я проезжал мимо, из него высунулась девушка и произнесла:
— Пожалуйста!
Ее голос звучал повелительно, но не настолько, чтобы стать резким и противным.
Я затормозил, а после дал задний ход. Но в этот момент из седана выбрался парень. Света было достаточно, что бы я рассмотрел, что он молод, но это не мешало ему быть огромным. Он махнул рукой в мою сторону и произнес:
— Вали, приятель.
Девушка спросила:
— Вы сможете довезти меня до города? Прошу вас.
Она пыталась открыть дверцу седана. Ее шляпка была сбита и опускалась на один глаз.
— Конечно, — ответил я.
Парень сделал шаг в моем направлении, снова махнул рукой и прорычал:
— Свали.
Я вылез из машины. Парень двинулся на меня, когда прозвучал из седана другой голос, неприятный взволнованный голос:
— Полегче, Тони. Это Джек Бай.
Дверца седана распахнулась, и девушка выпорхнула наружу.
Тони сказал «Ох!» и его нога шваркнула по дороге. Но когда он увидел девушку, забирающуюся в мою машину, он закричал:
— Слушай ты не можешь ехать в город с…
Она уже была в моем «родстере» и сказала:
— Спокойной ночи.
Он посмотрел в мою сторону, вздернул голову и начал:
— Да будь я проклят, если я позволю…
Я ударил его. Это был нокдаун и его было достаточно. Я приложил его сильно, но я думаю, что он мог бы встать, если бы хотел.
Немного подождав, я спросил того в седане:
— Все в порядке?
— В полном, — последовал ответ. — Я им займусь.
— Спасибо.
Я забрался в свою машину. Дождь, до которого я хотел успеть приехать, начинался. Нас обогнал «купер» с мужчиной и женщиной внутри. Мы проследовали за ними через мост.
Девушка произнесла:
— Я вам очень благодарна. Я, конечно, была в безопасности, но все равно это было препротивно.
— Они не опасны, — сказал я. — Просто противны.
— Знаете их?
— Нет.
— А вот они вас знают. Тони Форрест и Фред Барнс.
Я ничего не ответил, она добавила:
— Они вас боятся.
— Я отважный.
Она улыбнулась:
— И чертовски милый. Я бы не поехала с ними поодиночке, но я подумала, что если их будет двое…
Она подняла воротник пальто.
— На меня попадает дождь.
Я опять остановил «родстер» и стал сражаться с верхом, который находился с ее стороны.
Когда я, в конце концов, справился, она произнесла:
— Значит, вас зовут Джек Бай?
— А вы Хелен Уорнер.
— Откуда вы знаете, — она поправила шляпку.
— Я вас видел, — я закончил атаковать верх и вернулся на свое место.
— Вы знали кто я, когда я к вам обратилась, — спросила она, стоило нам двинуться.
— Да.
— Глупо конечно было ехать с ними.
— А вы дрожите.
— Это от холода.
Я сказал, что, к сожалению, моя фляжка уже пуста.
Мы свернули на западную часть Хэллман-Авеню. На часах фронтона ювелирной лавки на углу Лоурел-стрит было четыре минуты одиннадцатого. Полицейский в черном непромокаемом плаще опирался на противоположную стену. Я не разбираюсь в духах, чтобы с точностью сказать, какие были у нее.
— Я замерзла, — заявила она. — Не могли бы мы где-нибудь остановиться и выпить?
— Вы действительно этого хотите? — мой вопрос, видимо, удивил ее. Она резко повернула голову и посмотрела на меня в тусклом освещении салона.
— Я бы не прочь. Ну, если вы не спешите?
— Нет. Мы можем зайти к Маку. Это три или четыре квартала отсюда. Но это негритянское заведение.
Она усмехнулась:
— Единственное, чего я хочу, так это не отравиться.
— Вы уверены, что хотите туда ехать?
Естественно, она переиграла с дрожью.
— Я замерзла, и еще рано.
Тутс Мак лично открыл дверь для нас. По тому, как он наклонил свою круглую лысую черную голову и произнес: «Добрый вечер, сэр. Добрый вечер, мадам», я понял, что он хотел, чтобы мы пошли куда-нибудь в другое место, но меня не особо интересовало, чего он там хотел.
Я бодро поприветствовал его:
— Хэлло, Тутс. Как твои дела?
В зале было буквально пару посетителей. Мы пошли к столику в дальнем от пианино углу.
Внезапно она уставилась на меня, ее глаза, до этого очень синие стали очень круглыми.
— Я думал, вы заметили еще в машине, — начал, было, я, но она меня перебила:
— Откуда у вас шрам?
Она села.
— Этот, — я провел рукой по щеке. — Драка несколько лет назад. У меня есть еще один на груди.
— Иногда нам нужно ходить плавать, — заключила она.
— Пожалуйста, сядьте и не заставляйте меня ждать выпивку.
— Вы уверены, что…
Она стала напевать: «Хочу выпить, хочу выпить, хочу выпить». У нее был маленький ротик с пухлыми губками. Он изгибался, не становясь при этом шире, когда она улыбалась.
Мы заказали выпивку. Мы быстро разговорились, выдумывали шутки и смеялись. Мы беседовали (о духах, которыми она пользуется), не особо слушая друг друга. Тутс мрачно посматривал на нас из-за стойки бара, он думал, что мы решили сжечь его взглядами. Это было неприятно.
Мы выпили еще по одной, а после я сказал:
— Ну, поплыли.
Она даже не обсуждала этот вопрос, была слишком взволнованная, чтобы оставаться на месте.
Когда мы вышли, я сказал:
— Слушай, здесь за углом стоянка такси. Но может ты не против, если я отвезу тебя домой.
Она взяла меня под руку.
— Я не против, пожалуйста.
Улица была плохо освещена. Ее лицо очень напоминало детское. Она убрала руку.
— Но если ты торопишься…
— Я думаю, что тороплюсь.
Она медленно произнесла:
— Ты мне нравишься, Джек Бай, и я очень благодарна за…
Я сказал:
— О! Не стоит благодарностей.
Мы обменялись рукопожатием. И я пошел назад, к бару.
Тутс все также стоял за стойкой. Он подошел ко мне.
— Напрасно ты это сделал, — сказал он, качая головой.
— Знаю. Извини.
— Напрасно ты это сделал. Это сослужит плохую службу нам обоим. Это не Гарлем, парень, и если старый судья Уорнер найдет свою доченьку гуляющей с тобой здесь… Это может сослужить плохую службу нам обоим. Ты мне нравишься, парень, но ты должен запомнить: нет разницы, какого оттенка твоя кожа, или, сколько колледжей ты закончил. Ты все равно остаешься ниггером.
Я ответил:
— А ты думаешь, кем бы я хотел быть? Китайцем?