Ночной блюз

3

Вечером, собрав инструменты и вернув их в ящик, Вильям неторопливо направился к дому. Но на крыльце остановился и, сунув руки в карманы потертых джинсов, задумчиво уставился вдаль.

Пожалуй, сегодня мне лучше поужинать в своей комнате, решил он. Дороти явно не хочет, чтобы я проводил с ее сыном слишком много времени. Наверное, боится, что мальчишка привяжется ко мне. Эх, Лео, Лео! Ты так нужен своему сыну.

Его грудь сдавила страшная тоска.

Странно, подумал он, я давным-давно научился управлять эмоциями. Благодаря человеку, которого считал отцом. А в последние дни совсем расклеился.

— Вилли? — раздался за его спиной детский голосок.

Мужчина обернулся.

— А-а, Тед. Привет, дружище!

— Ты на меня не злишься? — Мальчик переступил через порог и подошел к своему новому взрослому другу.

Тот опустился на корточки и посмотрел малышу прямо в глаза.

— Почему ты решил, что я должен на тебя злиться?

Тедди пожал плечами.

— Не знаю. Мама, например, почему-то сегодня сердитая. Заставила меня читать книжку, которая мне не нравится. И вряд ли разрешит помогать тебе завтра.

Вильям развел руками.

— Ну, маму ты обязан слушаться. Кстати, после того как ты ушел, особая помощь мне и не требовалась.

Тедди округлил глаза.

— На тебя мама тоже злится?

— Нет, — ответил Вильям. — Наверное, она просто переживает за тебя, вот и не хочет, чтобы ты работал со мной.

Тедди сокрушенно вздохнул.

— Мама постоянно за меня волнуется. Но я ведь уже не малыш. — Он взглянул на Вилли так, будто сказал что-то очевидное и теперь не сомневался в том, что собеседник его понимает. Вилли с трудом сдержал улыбку. — В июле мне исполняется пять лет. А осенью я пойду в школу!

— Но для мамы, дружище, ты навсегда останешься малышом. — Вильям пожал плечами. — Так уж мамы устроены. С этим ты должен просто смириться.

— Но ведь твоя мама не волнуется за тебя так же, как моя? — спросил Тедди.

Перед глазами Вильяма возник расплывчатый образ матери, умершей двадцать лет назад. Она запомнилась ему замкнутой, несмелой и ушедшей в себя женщиной. Альфред Гринуэй уделял ей мало внимания. Всю свою энергию, все силы он вкладывал в «Гринуэй индастриал».

— Во-первых, я гораздо старше тебя, — ответил Вильям после непродолжительного молчания. — Ты, конечно, взрослый, но до меня тебе еще далеко. Так что не обижайся на маму, она еще долго будет заботиться о тебе, как о маленьком.

— А у тебя есть свои дети? — полюбопытствовал Тедди.

Вильям отрицательно покачал головой.

— Но ты такой большой, что запросто мог бы стать чьим-нибудь папой.

В этот момент на веранду вышла Дороти. Услышав слова сына, она остановилась как вкопанная.

Вильям усмехнулся.

— Конечно, я мог бы стать папой… Но…

— А моя мама тебе нравится? Она красивая и не замужем и… — взволнованно заговорил Тедди.

— Тед! — крикнула Дороти.

Тед и Вилли резко повернули головы.

У Дороти все кипело внутри. Ее собственный сын пытался уговорить практически незнакомого человека на ней жениться! Ей захотелось тут же схватить маленького негодника за руку, отвести в детскую и серьезно с ним побеседовать.

— Тед, Вилли, пора ужинать, — сказала она сухо, решив, что нотацию прочтет сыну позднее. Затем повернулась и пошла в кухню.

Поглощая за ужином пюре с ростбифом, Вильям не произносил ни слова и все время смотрел в тарелку. Тедди тоже ел молча, чувствуя, что у матери кошмарное настроение. Дороти же деловым тоном обсуждала с Анной планы на завтрашний день.

Вильям ощущал исходящую от этой женщины силу, нетипичную для представительниц прекрасного пола. Хотя он не мог не замечать ее постоянной озабоченности какими-то проблемами и усталость.

Что не дает ей покоя? — размышлял он. Почему, вернувшись сегодня из города, она выглядела настолько расстроенной? Зачем собирается взять ссуду в банке? Неужели так остро нуждается в деньгах?

Вопросы один за другим возникали в его голове, и он уже не сомневался в том, что получить на них ответы для него невероятно важно.

Не суй нос в чужие дела, одернул себя Вильям, испытывая внезапный прилив злости. Никогда в жизни ты никого не впускал в свою душу, а тут вдруг позволил проникнуть в нее сразу двоим — и этой женщине, и ее ребенку…

— Кто будет яблочный пирог? — спросила Дороти, поднимаясь со стула и убирая со стола грязную посуду.

— Я! — выкрикнул Тедди, вскидывая высоко вверх свою ручку.

— И я, моя хорошая, — произнесла Анна, сияя. — Если вы не попробуете ее яблочный пирог, Вилли, потеряете полжизни. Точно вам говорю.

Мужчина улыбнулся.

— Я вам верю.

Обрадованный тем, что обстановка разрядилась, Тедди заискивающе посмотрел в глаза матери.

— Тебе понравились наши новые ступени, ма?

— Отличная работа! — Дороти впервые за время ужина взглянула на Вильяма. — Даже не знаю, как вас благодарить.

— Просто позвольте мне сделать все, что в моих силах, — ответил тот. — Другой благодарности я не желаю.

— И разреши мне помогать Вилли! — попросил Тед. — Ведь сегодня мы работали вместе!

— Тедди — отличный помощник, — поддержал своего маленького друга Вильям. — Не знаю, что бы я без него делал.

— Вот видишь, мама! Я помогал Вилли очень хорошо!

— Ладно, ладно, — сдалась Дороти. Противостоять двум мужчинам она была не в состоянии. — Но ты должен пообещать мне, Тедди, что по утрам будешь прочитывать по две страницы своей книжки.

— Обещаю! — выпалил мальчик, задыхаясь от радости.

Около полуночи, провалявшись до этого в постели с полчаса и поняв, что заснуть ей все равно не удастся, Дороти надела длинный шелковый халат, тихонько выбралась из дома и вышла в сад.

В нем росли два могучих развесистых дуба. Между ними, когда Дороти была еще ребенком, отец установил деревянные самодельные качели с широким, вполне подходящим даже для взрослого человека сиденьем.

Опустившись на старые качели, Дороти обвела тоскливым взглядом притихший дом, клумбы с закрывшимися на ночь тюльпанами, кусты цветущей сирени.

Сколько тепла и любви хранят эти старые стены! — подумала она, и в ее глазах заблестели слезы. Я не хочу с ними расставаться, не хочу увозить из них сына… Что нас ждет впереди? Как нам быть?

Университет из-за беременности и родов ей пришлось бросить. После смерти отца финансовые проблемы не позволили возобновить учебу. А без профессии ей было крайне сложно найти работу.

С каждым днем ею все больше и больше овладевали всевозможные опасения, как бы отчаянно она ни пыталась бороться с ними. Сейчас же страх стал почти осязаем. Беспощадный и холодный, он надвигался на нее со всех сторон.

Прокручивая в голове всевозможные варианты выхода из сложившейся ситуации, она вспомнила даже о Леонарде Гринуэе. В конце концов именно этот человек доводился отцом ее сыну. При желании его можно было разыскать и рассказать ему о Тедди…

Нет, решительно сказала себе она. Узнав о существовании нашего мальчика, Лео только разозлится. Тед ему не нужен. В противном случае он бы давно связался со мной, чтобы узнать, не закончился ли наш скоротечный роман зачатием ребенка…

А Тедди так нуждается в отце…

Услышав звук чьих-то шагов, раздающийся со стороны бетонной дорожки, она повернула голову и увидела Вильяма.

Приблизившись, он виновато улыбнулся.

— Простите, что потревожил вас…

Дороти покачала головой.

— Ничего. Не извиняйтесь.

— Не спится из-за жары? — поинтересовался мужчина.

— Если бы… Так, одолевают разные мысли, — уклончиво ответила Дороти. — Когда меня мучает бессонница, я всегда выхожу в сад. Здесь так безмятежно и красиво ночью, что на душе делается легче.

— Сегодня мы с вами друзья по несчастью, — тихо произнес Вильям. — Я тоже не могу заснуть. Вот и вышел подышать свежим воздухом.

Некоторое время оба молчали.

— Пожалуй, я пойду, — сказал Вильям. — Доброй ночи.

Когда он повернулся к ней спиной и зашагал прочь, сердце Дороти начало сковывать привычное ощущение одиночества.

— Вильям! — крикнула она неожиданно для самой себя. И обрадовалась своему порывистому поступку. В это мгновение ей ужасно не хотелось оставаться одной. — Вы можете задержаться буквально на пару минут?

— Конечно.

Он вновь приблизился к Дороти и вопросительно взглянул ей в глаза. Сейчас они казались абсолютно черными, но в каждом из них сияло по капле золота — то было отражение желтого фонарного света.

— Я хочу попросить у вас прощения, — пробормотала она. — Сегодня днем мне следовало поблагодарить вас за все, что вы сделали, а я рассердилась из-за Тедди…

— И правильно! — Вилли криво улыбнулся. — Я действительно должен был посоветоваться с вами, прежде чем привлекать мальчика к своим занятиям. Вы ведь совсем меня не знаете и, естественно, встревожились за ребенка.

— Уверена, что вы не можете причинить ему никакого вреда, — сдержанно произнесла Дороти. — Я беспокоюсь о другом… Понимаете, Тед может сильно к вам привязаться, а потом, когда вашу машину отремонтируют и вы соберетесь домой, ему будет тяжело с вами расставаться…

Вильям почувствовал, что его душу наполняет совершенно незнакомое ему ощущение — трогательная нежность. Дороти выглядела настолько хрупкой и беззащитной, что он с удовольствием заключил бы ее в объятия и принял бы на себя все ее трудности и тревоги.

— Вы не думаете, что кое в чем ошибаетесь, Дороти?

У нее защемило в груди. Вильям впервые назвал ее так. Оказалось, что слышать свое имя из его уст ей чертовски приятно.

— Что вы имеете в виду? — спросила она полушепотом.

— Понимаете… Вы не в состоянии оградить своего сына от всех земных тягостей. Жизнь невозможна без расставаний, и Тедди должен привыкать к этому уже сейчас.

— Но ему всего четыре… — попыталась возразить Дороти.

— Почти пять, — поправил ее Вильям. — Он не настолько мал, как вам кажется. Уверен, я сумею объяснить ему, что должен уехать. И мальчик меня поймет, вот посмотрите.

Дороти пожала плечами.

— Понимаете, после того как моего папу подкосила болезнь, Тедди практически не общается с мужчинами. Вот я и решила, что расставание с вами он воспримет как очередную трагедию…

— Вы хотите сказать, что ни с кем встречаетесь? — спросил Вильям, уверяя себя, что интересуется этим только из-за Тедди.

— Ни с кем, — прямо ответила Дороти.

— Должен заметить, что мужчины в этом городе просто дураки, — сказал он и усмехнулся.

— Наоборот, — возразила Дороти, грустно улыбаясь. — Очень даже умные. Кому захочется связываться с измотанной жизнью женщиной, имеющей на руках маленького ребенка и к тому же живущей на старой ферме? — Она резко замолчала, осознав, что слишком уж разоткровенничалась. — Пожалуй, нам следует отправиться спать.

Хорошо, что Вильям стоял буквально в трех шагах от качелей и успел подскочить, когда, резко поднявшись на ноги, Дороти наступила на полу халата и чуть не упала. Он обхватил своими сильными руками ее за тонкую талию и удержал.

— Осторожнее!

— Спасибо, — выдавила из себя Дороти, страшно смущаясь.

Невероятно, но, ощутив ее тепло и запах, Вильям стушевался, а ведь на протяжении долгих лет он считал себя образцом бесстрастия и невозмутимости.

Очевидно, все дело в том, что я уже давно не был с женщиной, решил он, разжимая руки и отступая от Дороти на несколько шагов.

— Наверное, вам пришлось столкнуться сегодня с какими-то неприятностями. Правильно? Неудачно съездили в банк? — спросил он, старательно делая вид, что не произошло ничего особенного.

Дороти молча кивнула.

— Не удалось получить ссуду? — поинтересовался Вильям.

— Не удалось, — ответила она.

— И что вы намереваетесь делать?

Дороти пожала плечами.

— Признаюсь честно, я близка к полному отчаянию. У меня есть бабушкины драгоценности, но вряд ли я смогу получить за них большие деньги. Если в ближайшие два месяца я так ничего и не придумаю, наверное, продам ферму братьям Симмонс.

На следующий день после обеда, когда Дороти уехала в город за покупками, а Анна уложила Тедди спать, Вильям решил немного прогуляться. Он опять работал с раннего утра, успел многое привести в надлежащий порядок, поэтому нуждался в некотором отдыхе.

Выйдя за ворота, он зашагал вдоль той самой дороги, на которой произошло их с Дороти необычное знакомство. В его голове нескончаемой вереницей закрутились противоречивые и тревожные мысли.

Он думал о Дороти, жаждал облегчить ее страдания, надеялся на то, что счет, открытый на имя Тедди Леонардом, поможет ей выбраться из нужды и сохранить дом. Размышлял Вильям и о сыновьях Симмонса — человека, который скорее всего являлся и его биологическим отцом, а также о своем маленьком племяннике, так искренне и непосредственно проявлявшем к нему симпатию.

Дойдя до развилки, он свернул не на шоссе, ведшее в город, а на одну из сельских дорог. Как добраться до фермы Джона Берри и братьев Симмонс, ему было пока неизвестно, но вполне могло оказаться, что он ступил на верный путь.

Нет, он не собирался заявиться к ним именно сегодня. Все, что ему требовалось от этой прогулки, так это поразмять ноги и отвлечься от непривычной работы.

Было жарко. Увидев справа от дороги небольшую рощицу, Вильям с удовольствием свернул в нее, снял с себя рубашку, растянулся на земле в тени высоких дубов и закрыл глаза.

В последние дни с ним произошло столько событий, а его душу посетило столько эмоций, что он внезапно почувствовал прямо-таки кошмарную усталость. Пахло морем и лесом, и, разморившись на своем травяном ложе, он задремал.

А проснулся оттого, что услышал чей-то окрик.

— Эй, парень! Ты что тут делаешь? Заблудился, что ли?

Вильям распахнул глаза и увидел на дороге небольшой грузовик. В его кабине сидел седовласый человек лет шестидесяти пяти.

— Нет, я не заблудился. Просто пошел прогуляться, устал и лег отдохнуть, — ответил Вильям, неторопливо поднимаясь с земли, чтобы лучше рассмотреть незнакомца.

— А кто ты такой? — поинтересовался тот, с подозрением склоняя голову набок и прищуриваясь. — И что тут делаешь?

— Меня зовут Вильям Доусон. Я работаю на ферме Дороти Дженнингс.

— А я Джон Берри. — Он ухмыльнулся. — А я и не знал, что Дороти наняла себе работника.

— Вообще-то я устроился к мисс Дженнингс всего на две недели. А что, она обязана была доложить вам обо мне?

— Конечно нет. — Джон почесал затылок, наверное, придумывал, как объяснить свою предыдущую фразу. — Просто мы во многом друг другу помогаем, по-соседски, так сказать. И делимся друг с другом всеми своими новостями.

Вильям подошел ближе, и Джон Берри стал рассматривать его с особым вниманием, словно узнавал в нем давнего знакомого.

— Значит, именно по-соседски вы пытаетесь вынудить Дороти продать вам свою ферму? — спросил Вильям спокойно.

Джон встрепенулся.

— А это откуда тебе известно? Впрочем, какая разница? Знаешь, сынок, я стал слишком стар. Теперь делами занимаются мои ребята. С них и спрашивай.

— Где я могу их увидеть? У меня к ним серьезный разговор.

Джон удивленно осмотрел его лицо с чуть выдвинутой челюстью и впадинами вдоль щек. И понял, кого он ему напоминает: ребят Симмонса, много лет воспитывавшихся у него. Мэтью, Филиппа и Роджера.

— О чем ты хочешь с ними поговорить? — спросил он настороженно.

— Об Эмете Симмонсе, — ответил Вильям.

Вечером следующего дня, безумно волнуясь, Вильям сел за руль взятого в городе напрокат «ситроена» и завел двигатель. Джон Берри объяснил ему вчера, правда, с некоторой неохотой, как проехать к их ферме. Откладывать столь важное мероприятие на потом не имело смысла.

Когда его взгляду предстал огромный дом, утопающий в цветах, он разнервничался еще сильнее. Ему показалось, что записка, адресованная матери, и старая фотография, лежавшие в нагрудном кармане его рубашки, превратились вдруг в кусок раскаленного металла и жгут сердце. За считанные секунды он пережил шквал разнообразных чувств, но сумел взять себя в руки и, остановив «ситроен» у обочины, вышел из него с невозмутимым видом.

Дверь ему открыл высоченный темноволосый тип лет тридцати пяти.

— Очевидно, вы и есть тот самый Вильям Доусон, — прорычал он.

— Да, совершенно верно, — ответил Вильям, изо всех сил пытаясь не терять самообладания.

— Послушай-ка! — прогремел мужчина, переходя на «ты». — Не знаю, зачем ты к нам пожаловал, но скажу сразу: если тебя интересует судьба Эмета Симмонса, мы не желаем о нем разговаривать. С кем бы то ни было!

Откуда-то из-за его спины вынырнула быстроглазая рыжеволосая женщина.

— Дорогой, что-то ты разбушевался! — добродушно проворчала она. — Разве так встречают гостей? Проведи мистера Доусона в гостиную, выслушай его, а потом говори, что угодно! — Она повернулась к нему и улыбнулась, сверкая белыми ровными зубами. — Вас зовут Вильям Доусон, верно?

Он кивнул:

— Вильям Доусон. Можно просто Вильям.

— А я Клэр Симмонс, жена Филиппа. — Клэр отступила в сторону, увлекая за собой насупленного супруга. — Не стойте на пороге, Вильям.

Они прошли в просторную гостиную с прозрачными нежно-салатными занавесками на больших окнах, светло-зеленой мебелью и мягким золотистым ковром на полу. Все в этой комнате было пронизано домашним теплом, и Вильям, никогда не имевший ничего подобного, растрогался до глубины души.

— Познакомьтесь, Вильям, — сказала Клэр, указывая рукой на двух других мужчин, сидевших в креслах у камина. — Это Роджер и Мэтью. Их жены, Мэри и Лиззи, на кухне, готовят ужин. Принести вам кофе?

— Нет-нет, спасибо, — торопливо проговорил Вильям. Он не собирался задерживаться в этом доме надолго.

— Тогда я вас покидаю! — Перед уходом Клэр с шутливой строгостью пригрозила пальцем мужу. — Смотри, дорогой, сначала выслушай человека.

Когда мужчины остались одни, Филипп выпятил вперед богатырскую грудь и подбоченился.

— Итак?

Вильям достал из кармана фотографию и протянул ее своему собеседнику. Внутри у него все похолодело. Те мгновения, на протяжении которых Филипп и его братья рассматривали снимок, а потом и записку, показались ему самыми напряженными, самыми бесконечными в жизни.

— Мой брат умер полмесяца назад, — произнес он, с трудом заставляя одеревенелый язык двигаться. — Перед смертью он написал мне письмо и вложил в него эту фотографию и записку. Она адресована моей матери.

Когда последний из Симмонсов изучил письмо, все трое переглянулись.

— И что, скажи на милость, ты хочешь заполучить от нас? — проревел Филипп, буравя незваного гостя глазами.

Вильяму почудилось, что его сердце разорвалось на мелкие куски. Выхватив фотографию и записку из рук Филиппа, он, не сказав больше ни слова, выскочил из дома. И всю обратную дорогу проклинал себя за то, что поддался этой глупой затее.

Всю жизнь он был одиноким и нелюбимым и как-то с этим мирился. А теперь вдруг захотел семейного радушия и так чудовищно обжегся.

Затормозив у фермы Дороти настолько резко, что в воздух взмыл столб пыли, Вильям выскочил из «ситроена», влетел через черный ход в дом и стремительно прошагал в свою комнату. Некоторое время он сидел, будто в оцепенении, ничего не чувствуя, ни о чем не думая. И еще долго пробыл бы в таком состоянии, если б не услышал голос Дороти.

— Вильям… — несмело позвала она.

Он повернул голову и увидел, что его временная работодательница стоит в проеме двери и смотрит на него с сочувствием и жалостью.

— Извините… Я лезу не в свое дело, но вы так шумно подъехали к дому, что я сразу поняла: у вас что-то произошло, — пробормотала она.

— Правильно, вы лезете не в свое дело, — отрезал Вильям. Он пребывал в таком настроении, что не знал, чего ожидать от самого себя.

Лицо Дороти сильно побледнело. Еще с минуту она не двигалась с места, потом медленно повернулась и шагнула в коридор.

Догнав двумя огромными прыжками, Вильям схватил ее за руку и крепко прижал к себе. Она не сопротивлялась. Тогда он поднял ее на руки, внес в комнату, опустил на кровать и принялся покрывать ее лицо и шею жаркими, безудержными поцелуями.

Ему было нужно сейчас именно это. Получить хоть каплю чужого тепла, забыться в нем, обмануть себя. Пусть на ночь или даже на час, но представить, что тебя любят.