НОЧНОЙ ОХОТНИК
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
БЕГЛЕЦ
ГЛАВА 1. Паршивое слово «никогда»
1
Есть такие дни, которые переворачивают всю твою жизнь. Она уже никогда не будет такой как прежде. И пока не проживешь такой вот день, никогда не поймешь истинного значения слова «никогда».
Но самое паршивое не в последствиях, хотя они ломают судьбы. Самое паршивое, знаю на своем опыте, — это то, что такие особенные дни никогда заранее не узнаешь. И опять это паскудное слово… никогда…
Первый день осени. Первое сентября. Для того, кто закончил школу уже лет десять назад, успел оттарабанить в универе и даже, черт побери, армию пройти, этот день имеет совершенно другой эмоциональный окрас. Это такая легкая печаль о прошлом, подкрашенная осенней меланхолией и дождливой прохладой.
Питер суетлив в этот день больше обычного. И мне вполне хватило этой суеты пока добирался на работу. А потому обратно, когда выяснилось, что работы почти нет и можно валить домой, решил не на метро, а пешим ходом. В этом мне повезло — живу от работы поблизости.
Закинув спортивную сумку на плечо, нещадно резал путь подворотнями. В этом мне тоже повезло, благо детство прошло на улице, как у нормального пацана, знаю все как свои пять пальцев.
Мой отец, царствие ему Небесное, к воспитанию единственного сына подошел серьезно.
— Пусть другие сыновей отправляют пилить скрипку, — уронил он как-то вечером, когда речь зашла о кружках дополнительного развития. — Вначале закалка характера, потом все остальное.
Сказано — сделано. Так я влип в спорт. Бокс, потом самбо, потом модные в то время восточные единоборства. В общем, говоря словами отца, так закалялся характер. Всякой культурой-шмультурой мозги особо не забивал, хватало спортивных секций, а потому остаток свободного времени, пока родители были на работе, проходил вот в таких подворотнях.
Эх, первое сентября!..
С несколько снисходительной полуулыбкой я рассматривал первоклашек в костюмчиках, лениво вспоминал собственное детство, и пер домой в самом благостном расположении духа. А как же? Нежданный выходной, да еще сегодня Анька из Турции возвращается, куда пару недель назад улетела с родителями! Если повезет, встретимся с ней вечерком. Ох, соскучился!
Свернув, где надо, пересек очередной двор, и вдруг уперся в новенькие стальные ворота, перекрывающие арку. Покрутился, подергал за ручку — не пройти, кодовый замок.
Черт подери! Любят же теперь дворы наглухо запирать! Город переполнен, и жильцы из тех, у кого денег хватает, стремительно закрывают для непрошенных гостей собственную территорию. В этом их понять можно, кому понравится, когда бомжи в парадных спят да под лестницей гадят. Никому, конечно, но мне теперь обходить придется.
Вышел из арки назад, огляделся. Сразу заметил второй ход. Там еще заделать не успели, хотя строительные работы уже идут: горка песка у стены, кирпичи, лишь трудолюбивых строителей не видно. Только здоровенный черный внедорожник с наглухо тонированными стеклами.
Ну, я не самосвал, с джипом в арке как-нибудь да разминёмся. И двинул туда.
…Никогда…
Из салона внедорожника послышалась трель мобильника. Через открытое окно я услышал мужской голос с сильным кавказским акцентом, прозвучало что-то односложное, вроде «да, понял», и сразу взревел турбированный движок тачки.
…Никогда…
Джип чересчур резко прыгнул из арки, скрипнули колеса, когда машина развернулась носом к выезду, а задом к подъезду.
Я отшатнулся машинально, хотя до тачки еще метров пять. Не успел и рта открыть, как из водительского окна высунулась черноволосая лохматая башка.
— Пошел на хер отсюда! Быстро!
Вообще-то, после такого хорошо бы этого «дружелюбного» парня к стоматологу отправить — новые зубы примерить. Но спорт тем и хорош, что здорово дисциплинирует. Ты и так знаешь, на что способен, и кого сможешь на клумбу уложить, цветочки нюхать. Только после подобной воспитательной «беседы» с ментами проблем не оберешься. Так что иди оно все лесом, я не гордый.
Сжав зубы, я продолжил путь к арке. Обошел песчаную горку, приготовился переступить кирпичи…
…Никогда…
— Я папе расскажу! Он вас…
И оглушительный «щёлк» пощечины! После чего взвился тонкий девичий крик, который так же быстро оборвался, сменившись чем-то неразборчивым.
Есть ситуации, в которых не колеблешься. Никогда. Потому что поступить иначе не можешь, иначе ты просто уже не человек, а тварь тупая. И это был тот самый миг.
Я развернулся, мозг привычно заработал в ускоренном темпе, как сотни часов до этого работал на ринге. Время замедлилось, все стало фрагментарным.
Черный джип газует. Водитель отвернулся куда-то назад, поза напряженная, словно сейчас решается его судьба. Со стороны пассажиров распахнуты обе двери.
1
— Ага… приходит в себя!
Дышать было трудно. В горле саднило, жгло, словно мой спарринг-партнер нанес в то место пару запрещенных приемов. О том, чтобы говорить, и речи не было.
Перед глазами плыло, словно в калейдоскопе, кружили цветные мухи. Наконец, я смог разглядеть силуэт человека. А спустя пару минут взгляд прояснился настолько, что можно было разобраться в ситуации.
Во-первых, я лежу на собственной кровати. Инвалидное кресло неподалеку, срезанная петля валяется на полу.
Во-вторых, рядом, развалившись на стуле, восседает незнакомый мужик. Вполне благообразный, подтянутый, с интеллигентным лицом и встревоженными глазами. За его спиной, где-то в прихожей, трутся двое. Телохранители?
Увидев, что я пришел в себя, мужчина усмехнулся, хотя веселья в его глазах не было.
— Хочешь покончить с жизнью, парень, закрывай входную дверь на замок.
— Кх… — только и смог ответить я.
Но мужик понял.
— Кто я? Я… хотя нет, это не важно. Важно другое — кем я прихожусь той девочке, которую ты спас от охамевшего зверья. Понимаешь?
Еще бы...
Громко размешивая в стакане что-то мутное, из кухни вышел еще один незнакомец.
— Это поможет, — сухо сообщил он. — Горло повреждено, но не критично. Мы успели вовремя.
Он помог поднять голову, поднес стакан к моим губам. Я послушно глотнул, по пищеводу потекло что-то горячее, расслабляющее. Переждав, доктор велел сделать еще пару глотков. Опустевший стакан забрал, и, не дождавшись новых приказаний, удалился.
— Полицейские сказали, что ты очутился возле моего дома случайно, — не то сказал, не то спросил мужчина, когда мы остались наедине. — Это правда?
Я закрыл глаза. Несмотря на действие лекарства, внутри зарождалась неприятная дрожь. Адреналин от пережитого? Или страх, что все придется делать заново?
Отчаяние, как цыганское проклятье, медленно, но верно возвращалось, от него цепенело в груди и холодило кровь.
— Какая… — прохрипел я. — Какая разница…
— Это верно. Но ты спас мою дочь, Илья. Действительно спас… — Он помолчал, глядя куда-то в сторону. Его кулаки сжались так, что костяшки побелели, а голос дрогнул от злости. — Та мразь, которую ты задушил во дворе, не выпустила бы Варю живой.
Значит, действительно задушил? Хоть что-то хорошее…
— Это ты оплатил… лечение? — говорить было все еще тяжело. Да и не хотелось, но, чтобы эти вот ушли, нужно было разговор закончить.
— Это меньшее из того, что я мог сделать.
— Спасибо. Теперь все?
Мужчина помолчал. Я открыл глаза, наткнулся на его внимательный взгляд. Казалось, он сейчас пытается принять какое-то непростое решение.
— Ты хотел покончить с собой.
На это даже отвечать не нужно, но видимо от действия лекарства на меня вдруг напала болтливость. Немилосердно хрипя, спросил, кривя губы:
— А ты бы смог с этим жить?
Мужчина отвел взгляд, но меня уже понесло.
— Вот ты такой охренный тут: в костюмчике, дерьмом каким-то брендовым несет, с бодигардами! А теперь представь, что нет больше всего этого! Представь, что теперь один! Да, на хрен, — один!!! По ночам просыпаешься из-за того, что постель под тобою мокрая, а ты, тупой урод, с непривычки пеленку забыл подстелить! Да ты хоть раз пытался гребаный памперс поме… твою мать!!! Взрослый мужик, и…
Все вокруг размылось, чувства захлестнули!
Я что-то орал, матерился, жаловался и проклинал! До тех пор, пока не выкричался до потери голоса. Закрыв от стыда лицо ладонями, просто взвыл. Но даже на этот вой сил не хватало…
В квартире наступила тишина. Пугающая, мрачная тишина.
Скрипнул стул. Я решил было, что все, визит окончен, но мужчина громко приказал:
— Все вон!
Подчинились без пререканий. Паркет скрипнул от шагов, мягко щелкнула входная дверь. Мы остались одни.
Некоторое время мой нежданный гость молчал, пристально глядя мне в глаза, потом спросил в упор:
— Скажи, Илья, и пусть из-за этого вопроса я покажусь тебе конченым садистом, но… если бы еще раз… если бы ты вновь увидел, как это зверье мою Варьку…
Я отвернулся, страшась того гнева, что просыпался во мне при воспоминании о той драке, в которой все потерял. Прорычал:
— Тогда я бы не дал ему выстрелить! Успел бы первым…
Послышался горький смешок.
— То есть, ты даже не раздумывал о том, что мог просто сбежать?..
1
Хлопок! Удары молний! Лютый мороз и свет!..
2
[…соединение установлено]
[телеметрия получена]
[объект в системе]
[загрузочная секвенция завершена]
[синхронизация]
[… … …]
[активация]
…Удар был внезапным!
Я рухнул в грязь, в плече заныло, едва сустав не вывернуло. Свет и электрический гул исчезли.
Перевернувшись на спину, я содрал с головы осточертевший мешок. Тут же закашлялся, когда в горло попала вода.
Ливень! С ночного неба бьют тугие струи ледяной воды, ни зги не видно.
— Где я?!
Мой охрипший голос потонул в шуме дождя.
— Эй! — простонал я. — Черт побери! Поднимите меня!!!
В ответ только шелест ливня.
Да что с ними со всеми такое?! Блин! Какого дьявола?!
Сердце все еще истово колотилось, я дышал мощно и часто, фыркал от воды, и никак не мог поверить, что все закончилось именно так.
Как?..
Сколько времени прошло? Когда именно меня выбросили на обочину, как мусор? В памяти только свет и гром. Больше ничего. Неужели провалы? Но не помню ни уколов, ни таблеток. Может быть, галлюциногенный газ? Ну, это похоже на правду.
Из груди вырвался нервный смешок. А спустя секунду я прямо-таки захохотал, давясь водой.
Вот так приключение, мать его! Вот так приклю…
Перевернувшись набок, облокотился на локоть. Все еще фыркая от смеха, встал на колени и поднялся…
На ноги!!!
Мир качнулся, я брякнулся задницей прямо в лужу, разбрызгивая грязь. Несколько секунд тупо таращился на свои вполне настоящие голые ноги! Дрожащими руками ощупал, не в силах поверить, что это не мираж, подвигал пальцами ног.
— Мамочка…
Чувствую!!!
Чувствую, черт подери!
— Они… — прошептал я потрясенно. — Настоящие…
По щекам потекло, и это был отнюдь не дождь. Когда это я успел стать таким слюнтяем?.. Однако ничего с собой поделать не мог, да и, откровенно говоря, не хотелось! Это было… чудом?! Да пес с ним, как это назвать! Но мои ноги…
[тестирование профиля завершено]
[анализ личности завершен]
[высшая нервная деятельность в норме]
[активация режима истории…]
[объект разблокирован для взаимодействия с миром…]
Глаза резанул слепящий свет. Над дорогой взмыл по дуге белый шар, оставляя синий дымный след.
Я вскинул голову. Что это за световая ракета такая? Не падает, а плавно движется по кругу, да и сам шар большой, размером с голову.
— Что…
Шум дождя прорезал яростный лай. Влажная тьма изрыгнула три массивные тени, они ринулись ко мне. Я в испуге дернулся, прямо на заднице отползая с дороги. Огромные псы взвились на дыбы, из раскаленных пастей вырываются облачка пара. Еще мгновение, и эти желтые, чудовищно острые клыки начнут рвать мою плоть, с урчанием захлебываясь кровью!
Быстро-быстро работая руками и ногами, я отползал, пока в спину не уперлось что-то твердое. И только сейчас до меня дошло, почему псы скачут на месте, а не бросаются рвать меня в клочья — длинные толстые цепи! Псов удерживает кто-то, там, в темноте.
— Далеко не ушел, да, ублюдок?
Злорадный голос раздался откуда-то сзади и сверху. Я быстро поднял взгляд. И…
Каким-то чудом увернулся от летящего прямо в челюсть кулака!
Тут же кувыркнулся в грязи, вскочил на ноги.
— Шустрый урод, — с уважением процедил мужик. — Но мы и не таких ломали.
Белый шар кружил над дорогой, освещая все неровными всполохами — будто рядом работали дуговой сваркой.
Из пелены ливня выскочили еще двое. Все одеты странно: грубая одежда из кожи, какие-то тулупы, кафтаны или хрен его разбери, что за фуфайки! На лицах балаклавы из мешковины, на каждой дыры для глаз и рта, а сама ткань покрыта угольным узором, изображая паутину.
Чувствуя, что от такой быстрой смены обстановки начинаю сходить с ума, я примирительно выставил руки. Прохрипел:
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
НА ДНЕ
ГЛАВА 1. Изгнанник
1
В бок мощно впечаталось что-то твердое, я охнул от жгучей боли!
С трудом получилось раскрыть заплывшие после вчерашней драки глаза. Оказалось, меня банально пнули сапогом по ребрам, как шелудивого пса, который развалился на дороге.
— Осторожнее, Дик! — предупреждающе гаркнул кто-то. — Калеку никто не купит.
Дик, потный детина с мешком на голове, что-то хрюкнул раздраженно. Сделал вид, что заносит ногу для нового удара, я сжался. Дик захохотал от удовольствия, но бить не стал, с видом победителя прошел мимо.
Я чуть расслабился, хотя и зря — тело немилосердно ныло. Болел каждый сантиметр плоти, словно я отработал боксерской грушей несколько недель кряду, а потом еще угодил вначале под жернова комбайна, после чего и мясорубку пережил.
Жутко хотелось пить, язык распух, губы потрескались.
[режим истории активен: формируется легенда вашего «рождения»]
Я замер… что это?
Слова, звуки, сообщения — что за чертовщина?..
Вижу эти ярко-зеленые строчки на периферии зрения, так мелко, что и взгляд не сфокусировать, но почему-то успеваю прочесть и запомнить. Как так?
Я подвигал глазами — строчки оставались примерно в одном месте: в левом верхнем «углу».
Будто в очках дополненной реальности, их вижу лишь я, и…
[— ВНИМАНИЕ —]
[пока вы находились в беспамятстве, произошли некоторые изменения вашего статуса…]
[показать логи статус-чата?]
Мысли путались, а для предположений еще слишком рано. К счастью, я из нового поколения, для которого Интернет — это лишь часть жизни, высокие технологии не пугают, чем бы они на самом деле не являлись. В конце концов, даже магия может быть всего лишь талантливо настроенными спецэффектами.
— Показать, — приказал одними губами.
[вы в плену]
[вы истощены]
[выносливость снижена до 5% от нормы]
[вы испытываете сильную жажду]
[внимательность снижена до 10% от нормы]
[вы испытываете лютый голод]
[сила снижена до 10% от нормы]
[вы травмированы: ушибы, ссадины, растяжения, переломы ребер, сотрясения]
[ловкость снижена до 5% от нормы]
[потери здоровья: до 2,5 единиц в час]
Надо же, как у меня все хреново…
С трудом проморгался, голова шла кругом, да и зрение подводило: то возникала болезненная резкость, то все расплывалось.
Меня покачивало. Я сообразил, что лежу на грязном, воняющем кровью и мочой деревянном помосте… а, нет, это не помост. Это дощатый пол телеги. И она, — я бросил осторожный взгляд наверх, — это крытый дырявыми шкурами фургон. Полог опущен, через дыры в шкурах пробиваются лучики света. Слышится лошадиное фырканье и позвякивание сбруи.
«Надолго же меня вырубили… куда мы едем?»
Я попытался перевернуться, на запястьях зазвенело.
Кандалы?..
Да, они, родимые. И на ногах тоже. Более того, цепи соединены между собой еще одной — поперечной, которая намертво крепится к полу фургона: ни рук поднять, ни выпрямиться. У пса и того поводок длиннее…
Снаружи послышался резкий окрик, звякнуло железо. Ответ возницы я не разобрал, словно тот прозвучал на незнакомом языке.
[— ВНИМАНИЕ —]
[формирование истории завершено…]
[загрузка мнемонических файлов…]
[…12% …38% …52% …67% …91%]
[загрузка завершена]
[воспроизведение…]
Все исчезло!
Замелькали картины, настолько яркие и живые, что забыл дышать!
* * *
…Небольшое поселение на склоне высокой горы, чья вершина прячется в облачной бороде. Везде ошеломительная свежесть и зелень, а ручьи настолько чисты, что вода в них едва ли не целебная. В селении всего-то полторы дюжины домов, вокруг частокол из бревен, в центре крохотная площадь, но оно гордо зовется городом.
1
Снаружи царила суета. Кто-то на кого-то орал, другой оправдывался, третий радостно что-то доказывал.
Дважды слышал, как мимо промчались всадники, их провожали ругательствами, дескать, совсем не смотрят, куда прут. Вдруг зашлись лаем псы, у меня мурашки пошли по спине, когда вспомнил их клыкастые раскаленные пасти. В ответ кто-то заверещал, принялся умолять. Ему презрительно скомандовали: «беги!»
— Ну, Бертран, сколько поставишь? — послышался веселый голос.
— На этого червяка?! — возмутился второй. — И гроша не дам — трави так!
— Ох ты и скряга… Ладно. Митус, спускай собак!
Сердце екнуло и застыло, когда я понял, что именно там происходит!
Песий лай взвился на октаву, потом стал удаляться. В нем отчетливо слышался свирепый восторг и голод.
Чем все закончилось — не узнал. Воображение довольно живо обрисовало далекий жалобный крик, но не уверен, действительно ли его слыхал. Во-первых, шума снаружи прибавилось; а во-вторых, полог фургона откинулся, и ко мне сунулся Дик. Глаза его блестели, в расширенных зрачках плескалось радостное безумие.
В ладони Дика блеснул кинжал с кривым лезвием.
— Видишь это? — оскалился Ловец. — Клянусь собственной матерью, которую, видят Медные боги, я люблю больше всего на свете, что без промедлений перережу твою глотку, если вздумаешь бежать. Понятно? Кивни, ублюдок, если в состоянии понимать людскую речь!
Я кивнул, но, видимо, недостаточно убедительно. Дик, помедлив, решил для начала обезопаситься. И сделал это типичным для него способом: без замаха ударил ногой, коротко и мощно… раньше я бы легко увернулся, но сейчас мешали цепи, да и с ловкостью моею что-то…
Меня швырнуло на спину, кандалы больно резанули кожу на запястьях. Подбородок горел от удара, а во рту стало солоно от крови.
— А теперь кивни еще раз, тварь!
Очень хотелось плюнуть прямо в этот исчерченный паутиной мешок на его башке, но вовремя заработали инстинкты. Боль слишком реальна, вот прям действительно слишком! И… довольно зыбкий, но все же неоспоримый аргумент: «вернуться ты обратно не сможешь», «жизнь с ноля, парень».
А у меня и так «с ноля» хреново получается, как у того танцора, да и кому понравится, когда тебя дубасят что есть силы? Нет-нет, я не мазохист, уверяю! А проверять на собственной шкуре, что будет, когда силы окончательно меня оставят… нет!
Я быстро кивнул.
На этот раз Дик удовлетворился. Хмыкнув, прижал лезвие кинжала к моему горлу, а сам довольно неуклюже принялся крутить чугунным ключом в отверстии замка. Ясное дело, кандалы и не думал снимать — просто отцепил ту железяку, которая крепилась ко дну фургона.
— Помни — ты без Знака. Если сдохнешь, то навсегда!.. А теперь вставай, ублюдок!
Я успел вскочить быстрее, чем он ударил, двинулся к выходу. Цепи моментально натянулись, меня рвануло назад.
— Куда, тупая тварь?! Я разрешал?
Я стиснул зубы от боли. Рывком кандалы разорвали кожу, по запястьям потекло горячее, липкое. Крови было неожиданно много. Видимо, это немного остудило пыл Ловца, он толкнул в спину.
— Пшел! И чтобы без глупостей!
Честно говоря, обстановка стала действовать угнетающей. Где-то в душе возник липкий страх, меня начало колотить. Я привык сражаться, привык отвечать на агрессию достойно, а сейчас, как баран на бойне!
Я приблизился к выходу. Кто-то снаружи помог: отдернул шкуру полога, я спустился по скрипучей деревянной лестнице. В ногах был отвратительная слабость, они дрожали, будто я перевыполнил план в качалке раза в три: мышцы были, но сил в них не осталось.
Белое солнце ослепило, я зажмурился. Вокруг шум и гам, звенит железо, фыркают кони. Отовсюду вонь разгоряченных и давно не мытых тел, ко всему примешивается дух дикого зверя и стальной привкус свежей крови.
— Дик, вывел ублюдка?.. Ага, сюда его!
Вновь рванули цепь, от неожиданности я упал. По коленям ударило: желтая земля утоптана до твердости камня! Сколько же здесь людей ежедневно бывает?!.
— Быстрее! Сейчас регистраторы придут!
— Вставай, ублюдок!
Новый рывок, и кандалы распороли кожу сильнее, я взвыл от боли. Рядом пронеслось что-то черное, взмыленное, у лица щелкнуло, будто в миллиметре от носа захлопнулся капкан-медвежатник! Меня обдало зловонием и жаром.
Я отпрянул поспешно, даже отпрыгнул! Брякнулся на задницу, рядом оглушительно захохотали. Я не обращал внимания, сердце колотилось, как пойманная птаха. Несмотря на жару, по спине лил холодный пот! Один из Ловцов, хохоча от удачной шутки, оттаскивал за поводок здоровенного пса, жуткую помесь бультерьера и быка.
— Хочешь к нему на ужин? — проревело над ухом. — Нет? Тогда вставай!
1
Толпа поредела, мы выбрались на свободное место. Впереди я увидел частокол и деревянные ворота, оббитые ржавым железом. Одна створка ворот приоткрыта, мимо часовых то и дело проводили рабов.
Почему-то эти невзрачные с виду ворота производили угнетающее впечатление. Нет, не концлагерь, чьи фотки видал на старых фотографиях, но что-то вроде, что-то вроде. Смерть и муки под замком, скрытые простыми на вид заборами и воротами…
— Этого куда? — крикнул часовой моему конвоиру.
— На каторгу. Определили на нижние уровни, в Обитель проклятых.
Часовой бросил на меня удивленный взгляд, оглядел с ног до головы.
— Что-то он не похож на бунтовщика или матерого убийцу.
Озлобленный жарой и собственной скотской работой конвоир огрызнулся:
— С каких это пор ты стал разбираться в ублюдках, Жар? Твое дело записать и пропустить! А мне нужно эту тварь вниз доставить. Сечешь?
Часовой пожал плечами, записал мое имя на пергаменте, от старания высунув кончик языка. Конвоир, не дождавшись окончания процедуры, потянул цепи.
— Вперед! Вперед, ублюдок.
Мне туда, за ворота, очень не хотелось, но теперь в моем восприятии слишком многое изменилось. Узнав о перманентной гибели (что бы это, черт подери, ни значило!), поневоле решил действовать осторожней. Тем паче, как сообщила система, профиль и его настройки разблокировались. Надеюсь, когда доставят на место, мне дадут время, чтобы во всем разобраться и прочесть все доступные гайды и энциклопедии. Иначе слишком уж хардкорно получается…
С полминуты мы шли по коридору, образованному двумя заборами. Он вел по очень длинной спирали. Я сообразил, увидев наверху часовых с копьями и дротиками, что это своеобразная «полоса жизни»: беглецы, если таковые здесь есть, будут вынуждены бежать по открытой местности, а на головы им полетит все, что умеет убивать или калечить.
Потом «коридор» резко сменил направление, мы прошли вторые ворота. И…
Замешкавшись, я едва не упал.
— Осторожнее, болван! — рявкнул конвоир, но без особой злобы. Чуял, что открывшаяся взгляду картина сбивает с ног не хуже доброго удара в челюсть!
Мы оказались перед громадным… нет, не так, — перед ГРОМАДНЫМ кратером!
В диаметре он, наверное, километра три! Дух захватывало при виде этой дыры в земле! Сколько же людей понадобилось, чтобы прорубить ее?!! Сколько народу здесь перемерло?!
Кратер уходил вниз на несколько десятков, а то и сотен уровней. Вдоль его стен протоптаны дороги по кругу, но ни одна не уводила на нижний уровень. Все сообщение между «этажами» велось по специальным лесам или подъемникам, у которых караулили десятки тяжеловооруженных стражников.
В стенах каждого уровня прорублены норы, в их тьме угадывались факелы и лампады. Кажется, там целые шахтные города!
Специальными механизмами, вроде древних подъемных кранов на рычагах и противовесах, поднимали на поверхность странный камень. Я успел заметить и белые, как сахар, блоки; и прозрачные, как стекло, розоватые полосы; и черные с красными прожилками плиты.
Внизу сновали люди, отсюда они напоминали оглушенных муравьев. Толкали тележки, ныряли и выныривали из нор. И при этом никто не поднимал головы, словно один вид чистого и свободного неба мог убить, как убивает долго голодающего человека сытный ужин.
— Не сильно-то оглядывай, — посоветовал конвоир. — Это рай в сравнении с тем, куда определили тебя.
В его голосе мне почудилось сочувствие.
— Что же… — Мой голос против воли дрогнул. — Что же там меня ждет?..
Конвоир пожал плечами.
— Говорят, что ублюдки в Обители проклятых дольше недели не живут. Так что… если у тебя хватит духу, можешь прямо отсюда, пока за тобой принудительно Знак воскрешения не закрепили, с краю броситься.
Я с дрожью посмотрел вниз. И, несмотря на огромный диаметр Рудника, даже намека на дно не заметил. Лететь там столько, что… у-ух!
Но…
— Если внизу мне дадут Знак реинкарнации, — проговорил я задумчиво, — как же тогда другие ухитряются погибнуть за неделю? Их не оживляют?
Конвоир оскорбленно вскинулся.
— Думаешь, я вру?! Дурень! Ублюдки не выдерживают, и сами к Ночным в лапы отправляются! А это куда хуже смерти.
Я покачал головой.
— Как знать… Но летать мне сегодня точно не хочется.
Конвоир сплюнул разочарованно. Видно, очень не хотелось ему со мной возиться. Раздраженно дернул цепь.
— Тогда чего встал, урод?! Двигай вперед!
«Вперед» — оказалось одной из многочисленных клетей у края кратера.
Дощатый пол, проволочная сетка вместо стен, и толстый, но гнилой от времени канат: вот и вся конструкция местного лифта. В свете непрерывно довлеющего над моей Кармой проклятья, кататься на этом выкидыше механики не хотелось от слова вообще!
1
Вот, значит, почему все боятся перманентной гибели? Тупо начинаешь заново со случайными характеристиками?..
Черт подери!
Я сжал и разжал пальцы. Сжать их в кулак до конца не получалось, мешали длинные черные ногти. Хотя, язык не поворачивается назвать их ногтями — когти, и это еще самое мягкое выражение. Такие себе острые, чуть загнутые штуки, почти что оружие.
Но это далеко не все!
Кожа у меня теперь красновато-серого цвета! Грубая, бугристая, словно в чешуйках. Руки явно длиннее, чем были, и уж точно уже, тоньше. Не руки, а плети!
Я быстро опустил взгляд…
Только этого мне еще не хватало!
Ноги тоже длинные и худые, считай — одни кости. Вдобавок вместо привычной человеческой стопы там… гм-м-м… как это назвать-то?! Раздвоенные… что?.. нечто среднее между птичьей лапой и суставчатой ногой Чужого! Какие-то рессоры, черт подери, с когтями-шипами!
Нет, блин, ну я вообще красавчик!
Худой, буквально обтянутый кожей скелет: реберная клетка выпирает, живот впалый, едва не прилипает к позвоночнику! Ниже пупка набедренная повязка из куска серой истлевшей ткани.
Я возмущенно колыхнул кры…
Крыльями?!!
Завертелся на месте, пытаясь максимально вывернуть шею и разглядеть, что же там на спине.
М-да… крылья — это очень, просто очень круто сказано! Два чахлых кожистых отростка, будто настоящие крылья ободрали, оставив болтающиеся лохмотья.
[Дарк, режим вашей истории остается открытым]
[перезапуска обучающего квеста не последует: доступ к Профилю и сопутствующим опциям сохранен]
[вы находитесь на II уровне Перерождения]
[Спасибо, что остаетесь с нами!]
Ну слава богу! Не выдержал бы повторного захвата в плен или «просмотра» ложных воспоминаний! Хватит! Хватит, черт подери! Настало время разобраться, что здесь к чему, и чем все это дело нужно разгребать.
Не успел подумать, как в правом верхнем «углу» проступила кровавая надпись:
Вы получаете скрытое Достижение «Колесо сансары»: погибните без Знака реинкарнации хотя бы один раз.
Награда: Эпическая отметка в Карму (+1 к расовому значению); +10 ед., опыта.
О, как! Ну хоть что-то, ей-богу, а то все лупят и лупят, как сидорову козу…
И тут же:
Вы получаете скрытое Достижение «Ты уйдешь со мной!»: погибните вместе с дуэльным, квестовым или вашим врагом по Истории одновременно.
Награда: +1 к Харизме; +100 ед., опыта.
Э, погодите!
Так кто я такой?!
Только подумал, и сразу едва видимые иконки на периферии зрения выросли, подчиняясь моему взгляду, я перебрал каждую: настройки, профиль, достижения, дневник, умения, дополнительные умения, каталог, панель быстрого доступа…
Профиль! Вот, что мне нужно.
Хлоп!
И словно вылетел из тела, воспарив метра на полтора сзади и сверху. От неожиданности дернул бесплотной рукой — мир принялся вращаться.
Ага! Теперь могу рассмотреть новое тело?
Боги, ну и урод! Нечто среднее между чахлым, давно не жрущим вурдалаком и каким-то ксеноморфом. Красноватая грубая кожа, худой, как жердь, пара черных недо-крыльев за спиной, желтоватые глаза без зрачков, черные волосы, висящие сосульками вдоль лица с грубыми, будто высеченными в камне чертами.
Да-а-а…
Так, а что, собственно, скажут в самом профиле?
Имя: Дарк [0]
Раса: Ночной охотник
Класс: Ассасин
Профессия: - - -
Ранг: Новичок
Опыт: 110/150
Здоровье: 15/100
Выносливость: 3/25
Урон: 1-2
Екарный бабай…
1
Возврат в пещеру с активной маскировкой прошел без сучка и задоринки. Я высунул патлатую башку из трещины в стене, взглянул на потолок. Между сталактитов угадывалась изрядно поредевшая стая свернувшихся в коконы летучих мышей.
Осторожно спрыгиваю. Ближайшая ко мне мышь встревоженно шевелится. Жду несколько секунд, вновь активируется скрытное передвижение. Иду к скелету в каске. Сверлю его взглядом, едва не беру череп в руки, как Гамлет, да только все без толку. Даже внимательность не качается.
Тем же макаром обшариваю остальную часть пещеры, заглядываю в ковши вагонеток, даже ворошу когтем мусор — ничего. Зато между стеной и грудой ржавых рельсов нахожу небольшую плантацию грибов. Тонкие ножки, «вьетнамские» шляпки. Трогать не спешу, ну его. Выпадающее сообщение холодно информирует, что Интеллект у меня хоть и повысился, но все равно я в этом мире еще дуб дубом, так что название и действие грибов остается для меня загадкой.
Мысленно показываю фигу, возвращаюсь к иероглифу. Всматриваюсь. И — о, чудо! — он подергивается рябью, складывается в явно не человеческие письмена, однако я понимаю смысл: охотничьи угодья Ночной расы!
Есть! Оно! Сородичи где-то рядом.
Оглядываюсь. Выбор из двух направлений. Куда идти? Логика бессильна, ибо в пещере ни дуновения сквозняка, ни света или других подсказок.
Морщу лоб, пока не вспоминается старый, проверенный годами способ. Тогда лезу в кошелек, достаю свеженькую золотую монету. На одной стороне профиль льва (пусть будет орел), на другой кулак — это решка. Загадываю направление, бросок…
Вот так. Значит, выпало идти в сторону опрокинутых вагонеток и грибной плантации.
Ладно, я не гордый. Спрятав монету, пылю туда. Почти добираюсь до выхода из пещеры и резко торможу, матеря себя последними словами.
У меня же, черт подери, минус двадцать пять к удачливости! Стоит ли тогда доверять… случаю?.. Или системе? А знает ли эта абстрактная «Система» о моих мыслях? Читает ли?..
Чувствую, что от недостатка знания начинаю заговариваться. Внятно получаются только русские народные, да и те не литературные, хотя с языка слетают, как песня. Однако все равно кардинально меняю направление и ухожу в противоположную сторону.
Несколько минут пробираюсь по извилистой пещере, дважды миную развилки. Немного волнуюсь, когда вспоминаю, что относительно недавно тут прошла здоровенная крыса. Не думаю, что взятый мною первый уровень будет серьезным подспорьем в борьбе с нею, а потому…
С потолка с шелестом вдруг обрушивается нечто черное, молниеносное. Я даже заорать не успеваю, как меня мгновенно заламывают в крутой захват…
2
Пытаюсь сбежать, но в плечи вцепились крепкие пальцы, жмут так, что в глазах белеет. Мельком отмечаю, что урона нет, но боль все равно реальна.
— Кто… — хриплю я. — Какого…
Сердце колотится о реберную клетку, словно ему осточертело в этой костяной тюрьме и готово пробить головой себе выход наружу! А сил вырваться не хватает, вот реально, как в тиски попал! Никакие въевшиеся в рефлексы ухищрения не помогают!
«Перманентная гибель, — мысль проносится сизым голубем в голове. — Все. Куда дальше? Кладбищенский падальщик? Чумная крыса? Какая роль из тысяч негативных?..»
Не успеваю додумать, как захват вдруг ослабевает. А через секунду пропадает вовсе. Враг отодвигается на шаг.
Позорно сплевываю пыль с губ, поднимаюсь. Боль в вывернутом плече мерно пульсирует. Дебаффов или урона по-прежнему нет.
— Новая душа? — слышу тяжелый хрип. — Демоны тебя забери!
Передо мной высокий Ночной охотник! Он немногим отличается по виду от меня, по крайней мере, физически напоминает дистрофика, но теперь-то я ни за что не вступлю с ним в драку, научен, спасибо. Знаю, что силища в этих руках-плетях, как у Подгорного!
Зато одет неизвестный куда круче моего: легкие кожаные доспехи, перчатки, поножи и налокотники. За спиной тонкий меч, на поясе сдвоенные ножны с кинжалами, куча крючочков с бутылочками, мешочками, «звездочками».
— Очухался? — спрашивает он мрачно.
На его лице ни одной эмоции. Та же красноватая кожа с серыми «шрамами»-прожилками, желтые глаза без зрачков, взгляда не уловить. Только волосы, не как у меня паклей вдоль головы и до плеч, а осторожны сбриты, лишь на затылке тугой хвост.
— Чего молчишь? Не сильно я тебя помял? — А, когда я машу головой, он спрашивает: — Как зовут-то тебя, пришелец?
— Дарк. А…
— Калхун, — отвечает охотник, в его хищной улыбке вижу множество острых треугольных зубов.
Удивленно щупаю языком свои — ага, и у меня тоже. Как акула, е-мое. Такими нечаянно собственный язык прикусишь, и все, бывай навык оратора, и здравствуй навык немого охотника.
1
У ворот, или, как обозвал эти могучие створки Калхун, — у Врат была небольшая пробка. Без толчеи, все цивильно, но очередь понемногу собиралась.
— С работяг налог снимают, — объяснил мой проводник. — Ну, или проверяют, нет ли преступников. Все в норме. С тобой тоже задержка будет. Регистрация.
— А это не больно? — спросил я, но Калхун, конечно, отсылку не распознал.
В общем, задержались в очереди минут на пятнадцать, я пока народ рассматривал да прикидывал, что тут и как. И, к слову, ни то ни другое у меня толком не вышло. Без просмотра личных характеристик выводов о народе никаких сделать не смог, а по внешнему виду и подавно определить ничего нельзя. Так что просто глазел, пока Калхун не подтолкнул:
— Спишь, Дарк?
— А?
— К писарю иди, зовут тебя!
Я выскочил из очереди, вплотную приблизился к створкам.
— Кто такие? — спросил мрачный стражник.
Высоченный и широкоплечий лоб перегородил дорогу. Он телосложением выгодно отличался от нас с Калхуном. Видно, что у него вполне определенные профессия и класс. Твердолобый, с толстым сплющенным носом и выпирающей челюстью, он походил на Существо из «Фантастической четверки».
— Вот, служивый, новую душу привел, — сообщил Калхун.
Стражник взглянул на меня пристально. Сказал, будто волкодав гавкнул:
— Откройся, странник.
Представитель местного правительства требует открыть служебный доступ к вашим характеристикам.
Статус требования: постоянное служебное открытие во время пребывания в пределах территории подчиненного Города.
Подчиниться?
Да / Нет
Ну конечно подчиниться!
Фигуру стражника на миг окутало призрачное сияние, он вгляделся в мою стату.
— Хорошо, — кивнул, движением головы закрывая мой профиль. — Проходите к писарю.
Калхун несильно ткнул кулаком мне в плечо, качнул головой:
— Я и так пройду, а ты иди, регистрируйся. Подожду на той стороне.
— Спасибо.
— Только не задерживайся! Ждать не буду.
Я кивнул, прошмыгнул мимо стражника. Во Врата так и не пустили, ибо каморка писаря оказалась прямо у стен города. Под настороженными взглядами стражников сунулся в двери, увидал стол из камня, толстую, просто нереально толстую и большую книгу. Страницы чуть ли не в полметра шириной! Рядом поблескивала горсть монет, чуть дальше — чернильница.
— Новая душа?
За столом горбатился такой старый Ночной, что его расу я даже не сразу признал. Сухой, вот прямо прутик, с иссохшей серой уже, а не красноватой кожей. Седой, с тусклыми желтыми глазенками.
Старик-писарь поднял дрожащую лапу с резой — такой остро заточенной костью вместо пера.
— Как звать тебя, странник?
— Дарк.
— Куда идешь?
— Сородичей ищу, хочу навыками овладеть, профессией облагородится.
— Сюзерену клятву давал?
— Какому? — тормознул я.
— Любому.
— Не-а. Свободен, аки сокол.
Писарь поднял голову от испещренных рунами страниц, хитро взглянул.
— Совет нужен?
— Конечно.
Бледные губы писаря растянула улыбка, старик чуть приподнял край книги и куда-то уставился мимо меня. Я почесал в затылке, искренне недоумевая, чего от меня хотят. Старик нахмурился, стрельнул глазами на горсть монет, потом на меня, затем на книгу.
А-а-а-а…
Я полез в кошель, достал единственный медный грошик. Ну не серебро же за совет давать! Быстро положил под обложку книги, она тяжело придавила монетку.
Сделка совершена!
— Не ценишь ты советы мудрецов, битых жизнью, — прошамкал писарь разочарованно. — Но я все равно окажу тебе услугу, и дам даже два совета.
— Спасибо, отец.
— Первый: чтобы устроиться на работу, не обладая ремеслом, у тебя лишь один вариант — отправляйся во дворец и присягай на верность Его Светлости королю Ночи. Пусть тебя в армию определит. Какое-никакое довольствие будет, рост, не пропадешь.
Гм-м… мне такой совет не нравится. Да и до него самому легко додуматься.
1
Наступала ли ночь в вечной тьме глубочайшего подземелья?
Трудно сказать. Если вспомнить время суток на поверхности, до того, как я помер, тогда сейчас как раз вечер. Или даже поздний вечер. В любом случае, профиль пока не сообщал никаких подробностей, правда, я и сам в нем еще не разобрался толком. Однако некоторую усталость ощущал вполне физически. И это сказывалось на понижении Выносливости еще на 10% процентов. Срочно требовался отдых. И еда. Побольше еды!
Разбитая дорога повела прямо к центру Блошиных нор. Везде лужи и грязь, но мусора встречалось уже не так много. По обе стороны каменные домики, мне все хотелось обозвать их старыми склепами: камень, везде одинаковый серый камень, грибные плантации и черный кустарник.
Изредка встречались прохожие, но на меня особо-то не смотрели, каждый занимался своими делами.
Наконец, среди зарослей черных кустов, увидал арку, сложенную из гранитных глыб. На ржавой цепи поскрипывала шильда с надписью: «таверна Кровавая пена».
Именно то, что мне нужно!
Я завернул туда, увидал вход в подземелье, сбежал по разбитым ступеням. От покрытых плесенью стен шел противный холодок.
Лесенка сделала полный оборот, и вывела меня в просторный зал. В лицо дохнуло теплом, от жаровни накатывали запахи углей и жареного мяса. Рот моментально наполнился слюной.
В помещении было светло не только от привычных уже зеленых светильников, но и от большого камина, где потрескивали поленья вполне человеческого огня. Сразу вспомнились факелы каторжников, слепившие до рези в глазах. Почему сейчас нет такого же эффекта? Неужели не в самом огне дело?
Еще один вопрос, который требовал разбирательства. Мне нужно знать как можно больше, чтобы выжить в этом мире.
Оглядевшись, двинулся мимо низеньких столиков к подобию барной стойки. Мерный гул голосов отдыхающих не дрогнул, что местному люду до еще одного нищего? Как болтали за кружкой пива, так и продолжили.
При моем приближении Ночной, только что протиравший бокалы за стойкой, нахмурился. Буркнул недружелюбно:
— Чего тебе?
Его открытый в общий доступ профиль сообщил, что я собираюсь беседовать с хозяином таверны «Кровавая пена» мэтром Ульрихом Колобоем. И этот мэтр, нужно сказать, был самым толстым Ночным, какого я пока встречал.
— Свободные комнаты в твоем заведении есть? — спросил я.
— Может и есть, — через губу ответил он, вытирая руки о замызганный белый фартук, который не висел, а вполне реально лежал на его выпуклом брюхе. — А у тебя деньги есть, оборванец?
«Черт подери! — разозлился я. — Первым делом нужно приодеться! Задолбали дебаффы к Харизме!»
А вслух спросил:
— Положим, что деньги есть. Сколько стоит место в твоем гадюшнике?
Отношение мэтраУльриха Колобоя к вам ухудшается!
Текущий статус: Недоверие (24/25)
Черт! Блин!
Жаль, чертовски жаль, что сболтнул лишнего! Неужели сдержаться не мог?!
Хозяин скривился.
— Тебе ли называть мое заведение гадюшником, рвань?.. Ну, хорошо, удиви меня. Я сдам тебе комнату за одну золотую монету в неделю. Потянешь?
— Золотой?! — едва не вскричал я. — Да ты шутишь!
— Это самая дешевая комната, — улыбнулся хозяин, довольный, что его мысли подтвердились. — Если у тебя нет денег, — тогда проваливай.
— Постой, неужели ты не можешь войти в положение? Сам, небось, когда-то на первой ступени был. Хоть кредит какой дай…
Ваш уровень Кармы слишком низкий, чтобы активировать системный выбор и надеяться на Удачу!
Ваш уровень Харизмы слишком низкий, чтобы влиять на других существ!
— Нет! — категорически отказался хозяин. — Ты не на рынке, чтобы торговаться! Нет денег — нет комнаты. Проваливай к чертям людским!
Неужели я всерьез надеялся, что в квартале нищих будет царить взаимовыручка и коммунизм?..
Но сам-то я тоже хорош: какого черт лез на рожон? «Гадюшник»… Эх, сказывается усталость, сказывается.
— Прими мои извинения, хозяин, — сказал я уже спокойней. — Я был непозволительно груб. Устал с дороги.
— Нет денег, нет и…
— Я все понял, не повторяй. Я сейчас уйду, но подскажи напоследок: где мне отыскать Старца-висельника?
Мэтр Ульрих метнул в меня острый взгляд.
1
…Зеленые горы с высоты птичьего полета казались мшистыми валунами на дне кристально чистой реки, над которой медленно ползет туман облаков. Воздух пронзительно холоден и так легок, что сердце наполняется энергией и жаждой действия. Такой воздух пьянит сильнее монастырского вина; вкус этого воздуха, глотнув однажды, не забыть никогда.
Молчаливо и гордо ловит вольный ветер могучий кондор. Великанская птица раз за разом кружит над пышным лугом. Внизу стадо овец, их сопровождает овчарка и малец с дудой. Парнишка то и дело запрокидывает голову, морщась от солнечного света, с тревогой следит за кондором.
Несмотря на юный возраст, пастушонок знает, что, в отличие от своих сородичей-падальщиков, этот кондор — хищник. Злой и опасный, и справиться с ним он не сумеет в одиночку, а до родного городка пока добежит, и все — тю-тю! — овцы не досчитаешься.
Кондор закладывает вираж, ложась на левое крыло. Далеко-далеко внизу по сочной траве скользит его хищная тень. Заметив тень, испуганно блеет овца, но овчарка моментально загоняет ее обратно в табун.
Забыв про дуду, мальчишка вновь щурится в небо, бессильно проклиная кондора. Тот упорен и настроен на длительную охоту.
Ду-у-у-у-у…
По горному склону течет сильный протяжный звук.
Мальчишка подпрыгивает, роняя дуду, оглядывается.
Ду-у-у-у-у…
Кондор злобно клекочет, и, резко рванув в сторону, ускользает на волне попутного ветра куда-то за кромку леса.
Победа! Удача! Однако пастушонок даже не смотрит в небо. Он забыл и про стадо: умная овчарка сейчас пытается в одиночку собрать в кучу напуганных гулом овец.
Ду-у-у-у-у…
В третий раз звук сильнее. Он грозен и тосклив одновременно.
По сигналу распахиваются городские ворота, что и не ворота даже, а так, участок стены-частокола, только на петлях.
Несколько минут никого не видно. Потом появляется одинокая фигура. Молодой парень шагает быстро, идет не оглядываясь. Едва смолкают его шаги, как ворота с жутким скрипом захлопываются. На городской стене не видно ни одного зеваки, хотя обычно странника провожают чуть ли не всем населением городища.
Разинув рот, пастушонок глядит во все глаза. Он впервые в жизни сталкивается с изгнанием! Это надо же — всем миром отрекаются от соотечественника! Но и он хорош… допустил, чтобы его верный друг, сам Греп-дерзкий, сын вождя, погиб! Какая утрата для народа.
Изгнанник немного отдаляется от города, а потом резко сворачивает с размокшей от недавнего ливня дороги, и роса на траве быстро смывает с его сапог грязь — сок родной земли. Он не должен унести с собой ничего кроме одежды, да и ту сожжет, едва обзаведется обновкой.
Таков закон. Отныне изгнанник никто, ублюдок без права на наследную фамилию и титулы. Теперь про него сотрут все упоминания на фамильном древе, остервенело затрут чернила тряпкой, словно позорное пятно на платье гулящей девицы.
Изгнанник не ведает, что сейчас его провожают сразу несколько пар глаз: пастушонок, возвращающийся к охоте кондор, и отец Грепа.
Вождь вглядывается в изгнанника тайком, находясь в собственном доме. Он может видеть на расстоянии потому что рядом с ним сейчас сидит та, которая послужила истинной причиной трагедии.
Черноволосая красавица-ведьма совершает пассы над осколком зеркала. Взгляд вождя прикован к его поверхности, он внимательно следит за уходящим человеком. Странно, но в глазах вождя нет тоски и злобы, боль утраты исчезла с его лица. Более того, лик вождя стал чужим, словно за ним, как за маской, спрятался совершенно другой человек.
Когда ведьма в последний раз проводит над зеркалом ладонью, и изображение подергивается дымкой, вождь поднимает тяжелый взгляд на красавицу. Голос его глух:
— Ты уверена, что на этот раз все получится?
Вместо ответа красавица хохочет, и этот мелодичный смех, будто сыплются серебряные монеты, Дарк узнал бы мгновенно.
— Верь мне.
Дарк уходит, унося за плечами проклятье, уходит, чтобы никогда больше не возвратиться.
Когда его фигура исчезает вдали за холмом, мальчишка-пастушонок вскрикивает, и бросается искать в густой траве потерянную дуду.
Тень кондора вновь ложится на зелень луга…
2
Тяжелый сон почему-то запомнился лишь отрывочно. Казалось, я наяву ощущал свежесть горного воздуха, аж мышцы звенели от силы! И в то же время на душе была странная тоска, будто и не спал вовсе, а бродил по окутанному туманом болоту. Подует ветерок, обозначится в тумане разрыв, — и увижу картинку! А следом опять лишь саван холодного тумана…
Пару минут я лежал в кровати, пытаясь вспомнить больше подробностей.
Опять горное селение. Снова дальняя дорога. Вновь чувство потери.
Хорошо запомнились материнские глаза. Несмотря на тяжесть момента, они всякий раз теплели, едва мать смотрела на меня. И от этого отрывочного, но яркого воспоминания становилось еще горше.