Ночной патруль

Глава 1

Это лето выдалось до безумия жарким, и город Кривов буквально плавился от этого пекла. Лишь с наступлением ночи жара спадала, и молодежь со всего города съезжалась в городской парк, оккупируя ночные кафе под открытым небом, скамейки по краям центральной аллеи. Те, кому же не хватило места на них, устраивались на небольшом заборчике из литого чугуна. Из этой пятерки на заборе устроилась только Женька, не по годам рослая дивчина с курносым, симпатичным лицом, и синими, пустыми глазами заводной куклы. Все остальные привычно сидели на корточках. Несмотря на звучащую со всех сторон музыку и смех, всех пятерых, включая и Женьку, грызла тоска. Три выпитых бутылки из-под водки валялись на траве метрах в трех от них, но этого всем было явно мало. Казалось, что нужно добавить совсем немного, полстакана, может даже меньше, и придет ощущение столь ожидаемого счастья.

— Слышь, Серый, может, все-таки к матери на работу сходишь, у тебя все-таки день рождения, а не у нас? — обратился к самому длинному из них невысокий крепыш с широким, рябым лицом и мутными глазами хронического алкоголика. Серый, высокий парень с продолговатым черепом, и вечно полуоткрытым ртом, только чмокнул пухлыми губами, но его опередила сестра.

— Ага, счас! Ты, Куцый, матуху нашу, что ли не знаешь? Даст, потом догонит, и еще раз даст, — ответила за брата Женька. — Она вчера еще сказала, чтобы он забыл про день рождения. Бобов нет, и не будет.

Сашка Куценко, или Куцый, так все звали широколицего, выругался, и, опустив голову на руки, погрузился в раздумья. Через минуту он поднял ее, и, обведя собутыльников мутным взглядом, сказал.

— Может, бомбанем кого?

— Да можно. Кого только? — согласился Витька Куликов, третий из компании, по виду самый старший, лет двадцати двух. Четвертый парень, Толик, среднего роста, худощавый, чуть помедлил, но тоже кивнул головой в знак согласия.

— Да счас, скоро уж все расползаться будут, тогда и прищемим кого. Пошли, пройдемся, приглядим кого-нибудь, — сказал Сашка.

— Ну, вы идите, а мы вас здесь подождем, — сказал Витька, подсаживаясь к Женьке и пытаясь ее обнять.

— Вечно ты, Кулич, в кусты, как на дело идти, — сказал Сашка, а потом добавил. — А к Женьке не лезь, сначала сотку нам заплати, потом лапай.

— Да пошел ты, Куцый, на х…, - по-простому послал его Кулич, и начал нашептывать девице на ухо явно что-то интимное. Та на все это мало реагировала, лениво продолжая жевать свою вечную жвачку.

Проходя мимо кафе «Сафари» они обратили внимание на сидящую у крайнего столика необычную парочку. Худощавый, но широкоплечий мужчина лет тридцати обнимал за плечи красивую молодую женщину с длинными белокурыми волосами и шептал ей что-то на ухо. Все было бы ничего, но у той при этом из глаз текли слезы.

— Я боюсь, боюсь, Саша, — тихо говорила она, — все уже так устоялось, я к нему потихоньку даже привыкла. У нас с ним сейчас так все хорошо, так надежно.

— Лена, я не могу без тебя жить! — шептал он страстно и горячо. — Ты же знаешь, я уже со второй развелся, я просто понял, что мне нужна только ты! Одна ты, понимаешь!

— Но дети, Саша, дети, — пробовала возразить она. — Как они все это воспримут? Игорь уже такой большой, он привык называть его папой, тебя то он почти не знает.

— Они не только его, не забывай этого. Игорь мой сын, и кровь свое возьмет. А Валю я буду любить не меньше его, она же вся в тебя. Так что, все будет хорошо, все у нас будет прекрасно. Послезавтра я приеду и заберу вас к себе, в Железногорск.

Лена отчаянно помотала головой.

— Не надо, Саша, не надо, на надо это делать!

— Надо, надо, Лена!

Он повернул к себе лицо девушки, и сказал, твердо и уверенно.

— Ты ведь любишь меня, правда? Скажи что да?

Елена не сказала ничего, только молча кивнула головой.

— Послезавтра, во вторник, я приеду, ровно в десять, — повторил он, — жди меня.

— Надо будет все собрать… — начала она, но Сашка резко оборвал.

— Ничего не надо. Оставь все, все до последней тряпки. Мы купим все новое, все! Жизнь надо начинать заново. Деньги для меня не проблема. Ту квартиру я оставил Лельке, купил новую, на берегу Волги, чуть пониже нашего места. Там прекрасный вид, тебе понравится. Там даже виден край той беседки, в котором мы целовались в девятом классе, помнишь?

Куцый, проходя мимо, кивнул головой в сторону парочки.

— Смотри, какой парень упакованный. Мобила, цепура на шее, гайка солидная.

Они прошли до края парка, потом вернулись назад. К огромному разочарованию всей компании, так понравившейся им парочки за столом уже не было. Они подошли к Куличу с Женькой. Витька по-прежнему что-то впаривал на ухо томной девахе. Все трое уселись рядом, на заборе, перебросились парой фраз, и замерли, разглядывая проходящих мимо парней и девчат. Шел уже четвертый час ночи, и народ стремительно начал покидать гостеприимный парк. Никто из них не подходил в качестве жертвы, это были либо такие же голодранцы как они сами, либо проходили большой компанией, а им нужен был одиночка. И вдруг они снова увидели того парня. Он шел уже один, легкой, летящей походкой.

Александру Серову сейчас было как никогда хорошо, сегодня он решил главную проблему жизни. Перед его глазами до сих пор стояла Ленка, просто обворожительная в этом облегающем синем платье, с застывшими слезами на глазах. Он прошел парк, нырнул из света в столь привычную для Кривова темноту, прошел еще метров сто, и, когда перед ним выросла темная громада строящегося рынка, услышал за спиной хриплый голос:

— Эй, парень, дай закурить!

Глава 2

"Так, а где оркестр"? — подумал Юрий Астафьев, подходя к зданию, где размещался следственный отдел. Кроме него там размещалось еще множество разных служб, и ОБЭП, и ОБНОН, но сейчас встречали именно его, бывшего оперуполномоченного уголовного розыска Юрия Астафьева. На крыльце стоял сам начальник следственного отдела Александр Михайлович Зиновьев, рядом, три красивых девушки, одна из которых держала в руках большой букет цветов. Похоже, было, что ждали они именно его, ведь именно с этого дня Астафьев начинал работать в следственном отделе.

— Вот и наш новый работник! — провозгласил Зиновьев, спускаясь со ступеней и торжественно пожимая Юрию руку. Цветов, правда, Астафьеву не вручили, зато все девушки одарили его нежнейшей улыбкой.

— Какой загар, а! Сразу видно, человек с юга приехал, — порадовался новый начальник Астафьева, — Юра, я так рад, что вы, наконец-то, приняли мое приглашение.

Зиновьев в свои тридцать восемь лет успел набрать килограмм пятьдесят лишнего веса, и от этого по фактуре своей напоминал нетающего снеговика, круглого во всех частях своего тела. После того, как в прошлом году Юрий вычислил серийного грабителя по кличке Стаханов, Зиновьев начал активно сватать его под свое крыло. Следственный отдел по-прежнему оставался самым слабым звеном в ГОВД, и вскоре такую же просьбу Астафьев услышал от начальника криминальной милиции Попова. При этом тот прозрачно намекнул, что в дальнейшем Юрию может светить кресло, в котором сейчас сидит сам Зиновьев. Это изрядно покоробило Юрия, подсиживать коллег было не в его стиле. Но ему и в самом деле уже достаточно надоела суетная оперская жизнь. Все-таки, он уже семь лет работает "на земле", и ему как-то опостылела бесконечная череда убийств, краж, разбоев, все эти бомжи, уголовники, трупы, грязь и кровь. Но и другую жизнь, кроме ментовской, он себе уже не представлял. Так что, согласившись на переход в следственный отдел, он выторговал себе отпуск, и отгулял его по полной программе, все положенные законодательством и сроком выслуги тридцать суток.

Между тем идущий впереди по коридору Зиновьев продолжал тараторить как заводной.

— Мы решили поселить вас в кабинет номер тридцать, он вам уже знаком, к тому же там сейчас только один человек, Цымбалюк.

Затем он кивнул головой на девушку с букетом.

— Ну, а цветы это сейчас необходимый элемент интерьера, — пояснил Зиновьев, — в большинстве своем у нас девушки работают, так что у нас цветы в каждом кабинете стоят, только у вас не было.

Они поднялись наверх, около тридцатого Зиновьев остановился и торжественно пропустил нового сотрудника вперед. Но вот относительно пустоты кабинета это он изрядно погорячился. В комнате размером пятнадцать квадратных метров стояло и сидело человек десять, причем все они были в подавляющем преимуществе женщинами. Ничтожным меньшинством был средней упитанности мужчина в возрасте от тридцати пяти до сорока лет, в сером костюме, с прической ежиком. Как раз он к появлению своего нового коллеги отнесся с полным равнодушием, как сидел на столе спиной к входу, болтая с эффектной блондинкой расположившейся на подоконнике, так и остался в этом положении. Зато во взглядах всех остальных женщин Астафьев рассмотрел нешуточное любопытство. Юрий в этот момент словно увидел себя со стороны: рослый парень, с худощавым, поджарым телом, без капли лишнего жира, с внушительными бицепсами из-под рукавов серой тенниски. Копна светло-русых волос, правильные черты лица, и темный южный загар делали его похожим на этакого ковбоя, навеки завязавшего с Мальборо. Даже единственный природный дефект Юрия, глаза разного цвета, голубого и зеленого, нисколько не портили его. По части обольщения женщин капитан мог считать себя профессионалом, но в эту секунду он почувствовал себя так же неуютно, как аристократ около стенки перед строем матросов с винтовками наизготовку. Между тем начальник рассмотрел из-под мышки Астафьева столь многочисленное собрание, и возмутился.

— Так, и кто приказал вам всем здесь собраться?!

— Мы просто хотели познакомиться с нашим новым следователем, — за всех ответила та самая эффектная блондинка. — Давно слышали, но не видели.

— Ну что ж, тогда знакомьтесь: Юрий Андреевич Астафьев, капитан милиции, старший оперуполномоченный, а ныне ваш коллега. А теперь, давайте, быстренько выметайтесь, дайте ввести нового сотрудника в курс дела.

Девушки, нещадно стреляя глазками, проследовали мимо Юрия, обдав его, словно из пулемета, каждая ароматом своих духов. Из них по своей прежней работе раньше он знал двух-трех, не больше. В кабинете теперь остались только мужчины.

— Виктор Цымбалюк, — подавая руку, представился мужчина, блеснув в улыбке золотом вставных зубов.

— Что, единственный мужчина в отделе? — поразился Юрий.

— Нет, есть еще трое, но они сейчас все разгоне, кто где. Кто в отпуске, кто в командировке, — пояснил Зиновьев, доставая из шкафа и выкладывая на стол Юрию одно дело за другим. К концу этого тяжкого труда на столе образовалась стопка вышиной более полуметра.

— Вот, Юра, это теперь твой фронт работ.

Видя, что новый подчиненный хочет что-то возразить, начальник опередил его.

— Тут, Юрочка, тридцать дел, ровно столько, сколько в среднем приходится на каждого из нас, можно сказать, норма. Приступай, просмотри все, потом определишься по степени важности, и, самое главное, по срокам. Все, — он развел руки, — можешь начинать работать.

В это время на столе между ними зазвенел телефон, и Зиновьев машинально поднял трубку.

— Да, Зиновьев. Да, здесь. Кто?

До уха Астафьева дошел только шелест женского голоса, но потому, как Зиновьев скосился в его сторону, Юрий понял, что речь идет о нем.

— Хорошо, сейчас он подойдет.

Положив трубку, начальник следственного отдела снова развел руками. В глазах его читалась легкая досада и некоторое недоумение.

— Ну, Юра, поздравляю. Тебя прямо с ходу, с пылу, с жару, вызывает Попов. Судя по всему, у тебя, Юра, будет тридцать одно дело.

Глава 3

Начальник криминальной милиции подполковник Попов в отсутствии отбывшего в Чечню начальника ГОВД Николая Гомулы временно исполнял его обязанности, и, естественно, размещался в его кабинете. Секретарша, только увидев входящего Астафьева кивнула на дверь, дескать, проходи.

— Вызывали, товарищ подполковник? — спросил Юрий, заходя в кабинет.

— Заходи-заходи, Юрий Андреевич, — подбодрил его тот. Кроме него в кабинете был еще один человек, которого Юрий так же прекрасно знал. Подполковник Игорь Владимирович Серов ушел в отставку пять лет назад, с должности начальника милиции общественной безопасности. Но, кроме того, для Юрия он был просто дядя Игорь, отец его школьного друга Сашки Серова.

— Здравствуй, Юра, — Серов протянул Юрию руку, а Попов сразу разъяснил тому ситуацию.

— Вот, Игорь Владимирович пришел по твою душу. Просит, чтобы ты занялся делом его сына.

— Каким делом? — удивился Юрий.

— А ты что, не в курсе? — теперь уже удивился Попов.

— Я вчера утром только с юга приехал, проспал чуть не сутки, — пояснил Астафьев, — сегодня первый день как вышел.

— А, ну тогда понятно, — Попов глянул на часы, потом полез в карман и достал ключи, — сейчас у меня тут будет планерка, а вы идите ко мне в кабинет, там спокойно можете поговорить. Сразу скажу, Юрий Андреевич, много людей не дам. Лето, отпуска, выборы — сами все понимаете. Но зато, отберу лучших.

Они прошли в другой конец здания, в кабинете Попова первым делом сначала оба закурили, а потом Игорь Владимирович начал рассказывать.

— Три дня назад Сашка приехал к нам в гости, помог мне кое в чем, на даче там, с машиной. А на ночь глядя, умотал куда то в город, сказал, чтобы сильно не ждали. Мы обеспокоились уже утром, девять часов, его нет, десять нет. Тут мы с матерью заволновались уже не на шутку, если он задерживался, то обязательно звонил нам, предупреждал. Тем более у него с собой был мобильник. А тут ничего. Начали обзванивать знакомых — никто ничего не знает. Потом, часов в десять, Ленка призналась, с ней он был в ту ночь, в парке. Сидели в «Сафари», пили вино. Он ее проводил до дома, ушел примерно в три утра. Ну, тогда, мы давай звонить по обычному адресу: морг, больница. И нам говорят: есть похожий человек в реанимации, поступил под утро, без документов, с черепно-мозговой травмой. Оказалось, в самом деле — наш Сашка.

Серов остановился, затянулся сигаретой, потом продолжил.

— Он уже третий день лежит в коме, под искусственным дыханием, врачи говорят, что выживет вряд ли. Ждать когда он умрет, я не хочу, время идет, и я знаю что это такое в наших условиях. Юр, найди этих подонков. Не может такое пройти безнаказанно. Ты же знаешь, каким был Сашка. Я очень надеюсь на тебя. Ты способный парень, я в курсе всех твоих дел. И с Грибником ты хорошо поработал, и со Стахановым. Пожалуйста, Юра, найди их.

Он поднялся со стула, на секунду положил руку на плечо Астафьева, а потом быстро вышел из кабинета. Юрий остался сидеть на месте, он сейчас пребывал в шоковом состоянии.

С Сашкой Серовым он учился с первого класса по десятый, особо дружескими их отношения были класса до шестого. Затем они как-то отдалились, его место занял Вадик Долгушин, но и потом Серов был членом их компании, входил в те обязательные пять-шесть человек, которых всегда зовут на дни рождения и свадьбы. И вот, такой неожиданный поворот событий.

Минут через пятнадцать в кабинет осторожно заглянул рослый, черноволосый парень мощного сложения с широким, добродушным лицом. Увидев за столом вместо начальника Астафьева, он засмеялся, обнажив роскошные белые зубы.

— А я думаю, что это, Касьянов с ума, что ли, сошел, посылает меня к тебе в кабинет своего начальника.

— Заходи, Сергей, заходи, — махнул рукой Юрий, — тебя, что ли отрядили на это дело?

— Да, Касьянов сейчас вызвал, сказал, чтобы все бросал и шел к тебе в подчинение.

Это обрадовало Астафьева. Сергей Денисов был среди оперативников первого отделения милиции самым опытным и толковым. Денисов не просто вошел, он буквально влетел в кабинет, потому, что сзади его крепко подтолкнул вперед рыжеволосый милиционер с погонами майора.

— Проходи-проходи, не стесняйся, — сказал он обернувшемуся в возмущении оперативнику.

— Иван Михалыч! — укоризненно протянул Денисов, — Если бы на твоем месте был кто-то другой, то я бы сейчас ему просто бы дал, — Сергей поднял свой пудовый кулак, — по наглой роже, но тебе не могу.

— Чего это так? Боишься? — спросил майор, по-хозяйски усаживаясь за стол напротив Астафьева.

— Да еще чего, хрен ты угадал! — Хмыкнул Сергей. — Во-первых, я тебя чересчур уважаю, во-вторых, боюсь, что если ударю, то ты, Иван Михайлович, рассыплешься от старости.

— Хрен ты этого дождешься, — засмеялся его оппонент, — скорей кулак обломаешь.

Иван Михайлович Рыжов полностью соответствовал своей фамилии, его шевелюра была ярко рыжего цвета, так же как ресницы, и кустистые брови. Старейший участковый города, в свои сорок пять лет он смотрелся стариком на фоне своих молодых коллег. Тому же Денисову было все тридцать лет, и он, со своим пятилетним стажем работы в УГРо, был щенком по сравнению с Рыжим Чертом, так звали участкового уголовники, да и, потихоньку, за спиной, сами милиционеры. С точки зрения Астафьева Рыжов был идеальным участковым, знавшим свой участок как свои пять пальцев, и не жалевшим времени для постоянных рейдов по своему району. Рыжова уважали все, начальство, жители, и даже уголовники. Хотя с ними он, как раз, не сильно церемонился, и запросто мог вышибить дверь в каком-нибудь притоне, да и начистить морду самым рьяным его обитателям. Но, когда человек не покупается, и не мельтешит по мелочам, стараясь угодить начальству, это вызывает уважение даже у врагов.

— Можно, господин начальник? — раздался голос от порога.

— Николай Семенович? — удивился Астафьев. — Вас что, тоже прикомандировали к нам?

— Так точно, направлен в твою опергруппу, — доложил улыбчивый, седой человек в сером, в елочку костюме. Начальник экспертно-криминалистического отдела Сычев неизменно носил этот пиджак уже лет восемь, не меньше. При этом он не был таким уж бедным человеком, жена его держала мясной магазин на рынке, но просто была у человека такая мания, боязнью расставаться со старыми вещами.

— Это хорошо, — в этом отношении Астафьев был доволен. Опергруппа подбиралась небольшая, но очень сильная. Сычев был лучшим, старейшим экспертом, Денисов обладал цепкостью волкодава, и вряд ли кто знал этот район лучше, чем Рыжов.

— Ну, тогда давайте работать, — сделав паузу, Астафьев окончательно отогнал прочь эмоции. — Наверное, знаете, зачем нас собрали? Было нападение на сына Серова, Игоря Владимировича, он в тяжелом состоянии. Я сейчас займусь бумагами, постановлением о возбуждении и прочим. Сергей, тебе выяснить все у врачей, точное место, где они его подобрали, кто вызывал «скорую». Затем надо будет съездить на это место, посмотреть на предмет улик.

— Да я и так могу вам сказать, где это было, — хмыкнул Рыжов.

— Откуда это ты знаешь? Бабка нашептала? — не поверил Денисов.

— Ну, я уже был в больнице, смотрел его. Сразу, в понедельник, как посмотрел журнал происшествий. Первичный опрос с родителей я уже снял. Выяснил, что пропало, с кем он был той ночью. Вот, — он достал из папки бумагу, — гражданка Бегма, Елена Алексеевна. Проживает Ленина 10 квартира 15.

— Ты к ней ходил? — поинтересовался Юрий.

— Нет еще. Да тут много всяких других дел навалилось. Три кражи, два разбоя, грабеж. К тому же мало ли что там еще случится. Может он сам по пьянке упал, да головой о бордюр и ударился.

— Ага, потом поднялся, и снова на него упал. И так пятнадцать раз подряд, — засмеялся Денисов. — Никакой у тебя фантазии, Михалыч. Как тебя Шилов тогда пропесочил за это дело?

— Да Шилов этот ваш маньяк! — взорвался Рыжов.

Теперь засмеялись уже все остальные члены опергруппы. Месяца три назад молодой и рьяный зампрокурора города Игорь Шилов на собрании личного состава ГОВД пропесочил Рыжова именно из-за этих бордюров. Стоя на трибуне, он тогда потрясал пачкой отказных материалов Рыжова с одной и той же формулировкой: "Потерпевший шел пьяный, запнулся, упал головой на бордюр и получил ЧМТ". Тогда на Рыжова и еще троих участковых даже завели уголовное за сокрытие преступлений, но потом потихоньку спустили все на тормозах. После этого сорокапятилетний ветеран даже слышать не мог фамилию двадцати шестилетнего зампрокурора, и называл его не иначе как: "Этот маньяк Шилов".

— Нет, а что смеетесь? — возмутился Рыжов. — Что писать в протоколе, если эта тварь только после реанимации отошла, а уже понтует во всю: "Я его сам найду, голову оторву, нехрен вам там делать". То урки между собой что-то не поделят, то родственнички перепьют, давай друг друга мочить. Очнутся в реанимации, правду никто говорить не хочет, дело чтобы возбуждали тоже не хотят, вот и пишешь, что в голову взбредет.

— Да, в писателях тебе делать нечего, Маринина из тебя на пенсии хер получится, — вставил свое ехидное слово и Сычев.

— Да пошли вы на х…, - добродушно послал всех участковый. — На даче буду день и ночь копаться, больше мне на пенсии ничего не надо. А место преступления я и так могу указать с точностью до метра. Я, смотрел его одежду, вся одежда была в грязи, а грязь у нас сейчас в районе где?

— Какая грязь, откуда, Михалыч?! Месяц дождей уже не было, — возмутился Сычев, — скоро сдохнем от этой жары!

— Вот! — участковый назидательно поднял вверх указательный палец. — Грязь у нас осталась только в районе строящегося рынка. Там разлив канализации, вторую неделю течет, и никому дела про это нет.

— Да ладно из себя Шерлока Холмса тут изображать, — засмеялся Денисов, подмигнув Юрию, он кивнул головой в сторону Рыжова, — поди, прочитал запись в журнале регистрации больницы, вот и строит из себя, бог знает кого.

— Да, скажи честно, Михалыч, — поддержал его Сычев, — как перед прокурором, пейзаж оттуда срисовал?

— Нет, мало ли что там было написано! Там было написано, что пострадавший был обнаружен в районе строящегося рынка. А площадь стройки больше тысячи квадратных метров. А я тебе могу с точностью до сорока квадратных метров сказать, где это было.

— Ну, хорошо-хорошо, хватит об этом, — согласился Астафьев. В отличие от всех остальных товарищей по группе настроение его было не очень хорошее. Не нравилось ему это дело, очень не нравилось.

— Давайте думать, что еще будем делать, — сказал он. — Сергей, ты узнай, в каком кафе они сидели. Хотя, — Юрий поморщился, потер лоб, — что-то я сегодня плохо соображаю. Игорь Владимирович говорил же, что в «Сафари».

— Нельзя так долго отдыхать, тем более на юге, — посочувствовал Денисов. — Активное солнце, голову напечет.

— Да, это точно.

— Там упоминается такая Бегма, — напомнил Рыжов, — Елена Алексеевна. Ее и надо опрашивать в первую очередь.

— Это я сделаю сам, — заявил Астафьев.

— Это что за Бегма, не Володькина жена? — поинтересовался Денисов. — Длинный такой лейтенант, рыбак еще заядлый?

Рыжов засмеялся.

— Кому чего, а он сразу родственную душу вспомнил.

— Ты что, рыбак? — спросил Юрий, просто так, для информации.

— Да, и охотник. Так это его жена, или сестра?

— Она самая, именно его жена, — подтвердил Юрий.

— Он сейчас, вроде, во вневедомственную охрану перевелся, — припомнил Рыжов.

— Это тот парень, которого в Чечне ранило? И это не его брата инкассатора два года назад убили? — спросил Сычев.

— Да, он самый, — кивнул головой Астафьев. — Банда Герасимова тогда его убила на проходной. И Володька тоже везучий, в Чечне пулю в легкие схватил, еле выжил.

— У него, еще, кажется, двое детей, — припомнил Денисов.

— Сын и дочь, — кивнул головой Юрий.

— А что ж тогда его жена с чужим мужиком по ночным кафе шляндает? — Рыжов при этом как-то нехорошо осклабился.

— Отсталый ты человек, Михалыч, — засмеялся Сергей, — сейчас нравы гораздо проще.

— Ну, не совсем Серов был ей чужой, — пояснил Астафьев. — Сашка Серов отец ее первого ребенка. Он ей его сделал сразу после школы. Но, Игорю Владимировичу такая невестка была не нужна, так что осталась она одна с ребенком на руках. Тут ее Вовка и подобрал. Девчонка то уже от него, в законном браке произведенная

— И откуда ты, Юрий Андреевич, все это знаешь? — за всех спросил Сычев.

— Да, просто мы все когда-то учились в одном классе. Сашка, Ленка, Вовка, и я.

Денисов высоко поднял брови, переглянулся с остальными коллегами.

— Так что к ней с расспросами и допросами пойду я, — повторил Юрий.

В это время дверь открылась, на пороге появился Попов. Все четверо, как нашкодившие мальчишки, вскочили со своих мест, начали собирать свои бумаги. За разговорами они как-то забыли, что расположились в кабинете начальника криминальной милиции.

— Сидите-сидите, — остановил он их. — Работайте тут сегодня уж до конца. Я просто пришел сообщить последние новости, — он посмотрел на Астафьева, — только что позвонили, сказали, что Серов умер.

Юрий прикусил нижнюю губу, кивнул головой. Потом сказал: — Что, теперь можно передать дело в прокуратуру?

— Нет, я уже созванивался с Шиловым, дело будешь вести ты, они согласны, в виде исключения. Формально следователем будет считаться сам Шилов.

Попов ушел, Астафьев на пару минут ушел в себя, и никто не решился его потревожить, все терпеливо ждали, когда следователь справится с эмоциями. А Юрий был в лабиринтах своей памяти. Он снова увидел, как вернулся в девятом классе после долгого карантина по желтухе. Длинный школьный коридор, навстречу вальяжнной походкой идет Сашка Серов, в джинсовом костюме, с длинными волосами. Рядом, как всегда, Ленка Майорова, в синей школьной форме, сивые волосы забраны сзади в пучок. И, как всегда, за ней плетется безнадежно влюбленный, на голову выше всех, Володька Бегма.

— Юрка вернулся, братва! — кричит Сашка. — Встречай китайца!

Его потом еще долго, года два, звали Китайцем.

Наконец Юрий вздохнул, кивнул головой.

— Ну, ладно, теперь все будет по другому, — он обернулся к Сычеву и Денисову, — вы оба тогда езжайте в морг, досконально узнайте про все его повреждения, чем примерно они были нанесены, потом одежда, все дырки, порезы. Затем тряхните «скорую», это, наверное, тебе надо заняться, Сергей. Кто их вызвал, где они его нашли, и потом. Николай Семенович, проедешь на это место, поищите там орудие убийства. Голыми руками они убить его не могли. Сашка еще в школе лет пять ходил на бокс, потом, я знаю, очень плотно занимался карате. Он сам мог кому угодно голову оторвать, и то, что его убили, это уже очень странно. Возможно, их было слишком много. Так что там должно быть что-то такое, чем они ему проломили череп. И, Иван Михайлович, проверьте все местные кадры. Может, всплывет где-нибудь слушок про это дело.

Рыжов кивнул головой, все знали, что у него среди криминала самая большая агентура в городе. Потом Юрий вздохнул, и развел руками.

— Ну, а я возьму на себя самое тяжелое — разговор с Ленкой.

Глава 4

Первой, кого увидел Юрий из Ленкиного семейства, была ее мать Полина Андреевна. Сидя на краю песочницы она занималась сразу тремя важными делами: во-первых, щелкала семечки, во-вторых, присматривала за трехлетней внучкой, копошащейся в песке, и в третьих, зорко наблюдала за всем происходящим во дворе. Толстая, рыхлая баба в круглых очках, она была стопроцентной тещей, глупой, всюду сующей нос женщиной, сущим наказанием для бедного зятя.

— Тетя Поля, Ленка дома? — спросил ее Астафьев.

— Дома, — она махнула рукой, — третий день ревет как белуга, на работу сегодня не пошла, отгул взяла. И чего, спрашивается, убивается? Уж он над Ленкой больше измывался. Мне уж надоело это ее нытье, вот, вышли с внучкой свежим воздухом подышать.

"Слава богу, хоть она под ногами путаться не будет, а то ведь вечно у ней эта манера влезать с ногами в чужие разговоры", — подумал Юрий, с вежливой улыбкой проходя мимо Полины Андреевны.

На его настойчивые звонки долго никто не открывал, потом, наконец-то, послышались шаркающие шаги. Открыв дверь и увидев гостя, Лена не удивилась, и не обрадовалась.

— А, это ты, — каким-то тусклым, без всяких эмоций голосом сказала она. — Я, почему-то, так и думала, что ты будешь это дело расследовать.

— Игорь Владимирович попросил меня, — признался Астафьев, рассматривая хозяйку дома.

Она сейчас мало напоминала ту роскошную красавицу, которой всегда была Ленка. Васильковый цвет глаз перебила набухшая краснота белка, под ними темные тени. В старом байковом халате, в стоптанных шлепках, она развернулась, и, сгорбившись, побрела в зал. Там она пристроилась на краю дивана, поджала под себя ноги, голову опустила на диванный валик. Длинные, белые волосы прикрыли ее лицо. Эти волосы были удивительны. Многие модницы нещадно уродовали свои волосы перекисью водорода и другими импортными красками, чтобы добиться такого оттенка, а ей этот цвет даровала природа.

— Ты уже знаешь? — спросил Юрий.

— Да, мне уже трое позвонили, сказали. Доброхоты! Нравится людям делать другим больно.

— Ты можешь припомнить все, что у вас там было?

— Могу, — все тем же ровным тоном ответила Елена, — знаешь, я, как увидела его первый раз там, в реанимации, сразу поняла, что это все. Я же медсестра, я столько таких уже повидала. Дыхание Чейн-Стокса, он уже хрипел. Я ждала этого все три дня.

— Во сколько он тебе позвонил?

— Сначала в восемь. Предложил выйти, покататься на его джипе. Я отказалась. Потом он позвонил в девять, предложил сходить в парк, посидеть в кафе. Я сначала отказалась, так он полчаса обрывал мне телефон. Я положу трубку, он опять звонит. Тут мать допекла: "Иди-иди, пока мужа нет. Что с тебя, убудет что ли"?

— Тетя Поля? — удивился Юрий. — Она, вроде, его не очень жаловала. Сейчас вон сидела, ругалась.

— Это раньше она его на дух не переносила, после того, как Сашка меня с сыном оставил. А как он разбогател, так она мне всю плешь проела: "Вот, не надо было упускать парня, бороться до конца. Сейчас бы на золоте ели-пили".

— А Володька где был тогда?

— На дежурстве. Он теперь на двенадцать часов уходит, с шести вечера до шести утра, потом двое суток дома.

— Как у него со здоровьем-то?

— Да ничего, только быстро ходить не может, задыхается. И кровь часто носом идет. Деньги недавно получили, его боевые, думаем, что с ними сделать.

— Неужели?! Я думал, так их и зажмут.

— Да, я тоже так думала. Невезучий он у меня. Сколько мужиков из города в Чечню ездили, никого не ранило и не убило. А его и ранило, и документы его где-то умудрились потерять. Еле добились, чтобы все восстановили. С судом этим почти полгода нервы трепали. Да мне самой же везде пришлось ходить, до самого Глухарева дошла.

Она, наконец, выпрямилась, достала с журнального столика сигареты, закурила. Юрий последовал ее примеру. Теперь Елена казалась окончательно спокойной, и Юрий решил начать более интенсивные расспросы.

— Во сколько вы встретились?

— Ровно в одиннадцать, около Ваньки.

Юрий кивнул головой. Это место, памятник лихому чапаевскому кавалеристу Ивану Кривову, в честь которого и назвали город, в народе так и называли, «Ванькой». "Встретимся у Ваньки", — говорили влюбленные, и все было им понятно.

— Он был в джинсах, в синей тенниске, очень хорошего качества, плотной такой. Все та же фигура, широкие плечи, узкий в талии. Сашка за последние десять лет не прибавил ни грамма в весе. На руке часы, золотые, «Роллекс», он другую марку не признает. На шее золотая цепь, печатка, на поясе мобила. Короче, весь из себя такой крутой. Дурак! Он мне и без золота был нужен, а так, это все понты его и сгубили.

— Ты думаешь, его из-за этого убили?

— Ну а из-за чего больше? Ты знаешь, например, что у его мобильника в тот вечер села батарея? Он был «глухой», мертвый, понимаешь?! А он все равно нацепил эту дрянь на пояс. Как же, он без этого не так круто выглядит.

На глазах Ленки появились слезы, и Юрий поспешно перевел разговор на другое.

— Денег у него с собой было много?

— Да не очень. Мы взяли бутылку вина, шоколад, орешков. Все это часов до двух выпили и съели, он пошел заказывать еще, рублей не хватило, он пытался всучить продавщице доллары. Та, конечно, шарахнулась от них, кто у нас в Кривове долларами расплачивается? Все наши местные дурочки боятся, что им подделку всучат.

— И много у него было с собой этих самых долларов?

— Я видела две купюры по двадцать долларов.

— Это многие видели?

Она чуть задумалась, потом пожала плечами.

— Да, были там всякие. Я ведь первый раз в этот гребаный парк пришла. Сейчас проклинаю себя как никогда. Ну, сидела дома тридцать лет без этого парка, нет, поперлась искать романтики.

— О чем вы говорили?

— Он уговаривал меня бросить Володьку, уйти с детьми к нему. Обещал горы златые, и неземную любовь.

— И как, уговорил?

Она сильнее обычного затянулась сигаретным дымом, потом кивнула головой.

— Да. Не могу я от него избавиться, Юра. Это на всю жизнь, — она уже откровенно плакала, — как болезнь какая, неизлечимая. Может, он гипнозом владеет, не знаешь? Пока его нет, все так хорошо, так спокойно. А как появится, все! Думать больше ни о чем не могу, только о нем. Как собачка какая, поманит — бегу.

Юрий невольно отметил, что Ленка говорит о Сашке так, словно он до сих пор жив.

— Он сказал, что приедет через два дня, — продолжила она, — заберет меня и детей. Я уже все, решила для себя. Думала, придет Володька с дежурства, все ему расскажу, а тут в десять утра звонок, Раиса Михайловна звонит, спрашивает, куда ее сына дела.

Ленка нервно засмеялась.

— И ты знаешь, ведь это я ездила, опознавала Сашку в реанимации.

— Почему ты? — удивился Юрий.

— Серовы попросили. У Раисы Михайловны больное сердце, у Игоря Владимировича там что-то с машиной было, не заводилась она. И я, как дура, через весь город поперлась на автобусе. Там как увидела его, забыла про все, давай за Сашкой ухаживать, врачей теребить, им то все похрену было. Ну, лежит какой-то там, в агонии, все равно рано или поздно загнется. И, главное — кто я ему, спрашивается? Мать, жена? И, кстати, оказалось, что с женой то своей он еще не развелся. Разъехались они, это да, но на развод он еще не подавал. Так что вечером приезжает эта его Леля и выставляет меня из больницы с диким скандалом. Везде я оказалась виновата. Теперь получается так, что Сашка из-за меня погиб.

— А Вовка что?

— Он со мной не разговаривает. Пришел тогда со смены, и тут же умотал со своим Глебовым на рыбалку, на все двое суток. С рыбалки снова на дежурство. И молчит, молчит как пень.

Юрий кивнул головой, вздохнул, потом отодвинул со столика пепельницу и достал из папки чистый лист бумаги. Разговоры кончились, начиналась работа.

Глава 5

В это самое время Сергей Денисов был в самом неприятном месте города Кривова, в морге. Нет, сам морг был неплох, его сдали два года назад, но кто по доброй воле согласится посещать это печальное место? Только менты да сами работники морга. Сейчас один из них, главный судмедэксперт, Эдик Крылов, хромал вокруг лежащего на столе из нержавейки тела Александра Серова. Внешность Крылова была своеобразной: круглые, навыкате глаза, круглое же лицо с заостренным подбородком, при этом еще своеобразные уши, без мочек, в середине широкие, сужающиеся кверху, остроконечные, и расходящиеся кончиками в разные стороны. Он еще и стригся под квадратный ежик, и шутник Астафьев как-то сравнил его облик с мифическим гоблином.

— Ну, что можно сказать. На лице небольшие ссадины, на правой скуле небольшая гематома. Руки, — Эдик поднял одну руку, хмыкнул, — явные, сильные гематомы продолговатого типа, на второй… тоже самое. На левой руке одна, и на правой одна. На костяшках пальцев сбита кожа, явно парень махался перед смертью.

— А вот такие синяки от чего могут возникнуть? — спросил Сергей, кивая на руки Серова.

Эдик чуть задумался, потом еще раз посмотрел на руки.

— Били чем-то продолговатым, скорее всего с квадратным сечением. Вот тут он попал плашмя, — Крылов показал на обширный, продолговатый кровоподтек, — а тут ребром.

Сергей и сам заметил разницу. Этот синяк был тонким и длинным.

— Но кости у него целы?

Эдик помял руку, кивнул головой.

— Да.

— А голова?

Пристально рассмотрев голову покойного, а, затем ощупав ее, Эдик важно кивнул своей головой.

— Похоже на удар тупым предметом. Кости лобной части сломаны. Сейчас я займусь этим поподробней.

Он оглянулся в сторону инструментов, а Сергей сразу заторопился.

— Ну ладно, я тогда пойду, покурю. Потом подойду.

В дверях зала он встретился с Сычевым. Когда полчаса назад они приехали в морг, тот остановился на крыльце поболтать с каким-то знакомым мужиком, со счастливой улыбкой поведавший ему, что приехал забирать на вечный покой тещу. Теперь же у них прошла смена караула.

— Ты куда? — спросил Сычев, на ходу доставая из своего потертого дипломата фотоаппарат.

— Покурю. Я тебя в машине подожду.

Через полчаса Сычев появился на крыльце, покосился в сторону безмятежно дремлющего в своей машине Денисова, и закурил. Чуть подумав, он забрел в бурьян, густо росший рядом с приютом печали, сорвал тонкую травку овсюга, и, подойдя к машине, начал осторожно щекотать метелкой травы в носу у оперативника. Тот во сне сморщился, отмахнулся рукой, но упрямо не хотел просыпаться. Тогда эксперт засунул в нос всю метелку. Это проняло Денисова, он чихнул, и, проснувшись, начал отчаянно тереть нос.

— Что, Серега, нос к пьянке чешется? — со смехом спросил эксперт.

— Николай Семенович, опять эти твои пионерские шуточки?! Счас оставлю тебя здесь, обратно в отдел пешком пойдешь.

— Давай-давай, трогай, извозчик, — велел Сычев, усаживаясь в машину. Это был старенький «Москвич» четыреста двенадцатой модели, личное авто Денисова.

— Куда едем-то? — спросил тот эксперта. Сычев посмотрел на часы, прикинул что-то в уме, а потом решил.

— Поедем к рынку, поищем, чем они огрели этого бедолагу.

— Ты хоть примерно представляешь, что это могло быть?

— Что-то длинное, плоское, и достаточно легкое. Кости ведь у него целы. Там посмотрим, может эта штука там до сих пор и валяется.

Они подъехали к зданию строящегося рынка, Денисов притормозил, и они медленно поехали рядом, стараясь определить, где же лежало тело пострадавшего. Рынок представлял из себя громадное, недостроенное здание метров десяти в высоту, и более ста метров в длину. Само это строительство длилась уже года три. Строители быстро возвели крышу из металлоконструкций, к ней столь же быстро добавились стены из того же железа. По идее это должно было быть красивое здание из сплошного тонированного стекла, вот только деньги, выделенные на эту махину, как-то чересчур быстро кончились, и строительство замерло. Со стороны улицы здание ограждал деревянный забор, и только со стороны парка был небольшой, метров пять, прогал, дорога во внутренний двор стройки. Именно сюда и свернул Денисов.

— По идее это должно быть здесь, — сказал он, заглушив машину.

— Да, — подтвердил Сычев, рассматривая заполненную грязью колею. — Рыжий Черт как всегда прав, единственная лужа на весь этот район.

Они подошли поближе, начали рассматривать столь интересный объект. С тех пор, как ей заинтересовался Рыжов, с лужей произошли большие изменения. Канализацию прочистили, и лужа под лучами солнца начала стремительно уменьшаться в размерах.

— Похоже, они били его вот этим, — сказал Николай, нагибаясь над впаянными в засохшей грязи тремя обломками дерева. Это были куски квадратного деревянного бруса, каждый примерно сантиметров тридцати в длину, и сантиметров шести в ширину.

— Ты думаешь ими? — спросил Сергей Денисов.

— Да. Гематомы на руках видел? Раз попадали плашмя, а раз ребром.

Сычев достал фотоаппарат, начал делать снимки, Сергей присел рядом, спросил.

— Отпечатки будут?

— Какие отпечатки, Сергей, ты как первый день работаешь, ей богу! Посмотри на фактуру дерева, сплошные волокна, какие тут могут быть отпечатки.

В это время послышалось противное жужжание мопедного двигателя, и со стороны улицу в переулок въехал щуплый мужичонка лет шестидесяти в старой, серой от времени спецовке. На голове старичка красовалась потрепанная временем кепка, а в зубах тлела самая настоящая "козья ножка". Проехать дальше, на территорию стройки он не мог: слева была лужа, справа стояли эти два странных мужика.

— Это что вам тут надо, а?! — строго обратился к ним старичок. — Кто вам разрешил находиться на территории стройки?

— А вы, собственно, кто такой? — спросил с усмешкой Денисов.

— Я — сторож. Охраняю тут все.

— А что, там еще можно что-то стырить? — засмеялся Сычев, так же подходя поближе.

— А как же, материальные ценности!

— Что ж вы тогда средь бела дня оставляете объект без охраны? — сказал Денисов, показывая свои корочки. Старичок, хоть и страдал дальнозоркостью, но быстро уяснил себе, с кем имеет дело.

— Да что там воровать-то? — сторож развел руками. — Там и воровать то уж нечего. Все что надо было, уже уворовали без нас.

— А что же вы тогда тут охраняете?

— Само здание чтобы не разобрали. Там еще конструкции железобетонные остались, вагончики для строителей, кирпич. Я отъехал, чтобы харчей купить, а то мне тут еще сутки торчать.

— Ясно, — Денисов пристально посмотрел на сторожа, и решил, что будет лучше, если он будет обращаться на «ты», а то на «вы» он как-то напрягается. — И как тебя зовут?

— Дядя Коля. Самонов, дядя Коля.

Денисов кивнул головой, потом задал самый главный вопрос.

— А в ночь с субботы на воскресенья случайно не ты тут дежурил, а, дядя Коля?

— Да, я, а что?

— На этом месте убили одного парня. Ничего такого тогда не заметил, дядя Коля?

Старичок пожал плечами.

— Да нет, ничего такого не было. Грязь же еще была во весь переулок, кто сюда сунется, какой дурак.

— Ну, хорошо, покажи нам свои владения.

Они прошли дальше во двор. На обширной площади громоздились пирамиды силикатного кирпича, остатки металлоконструкций, стопки плит перекрытий. И у дальнего края двора размещался строительный вагончик. Денисов понял, что оттуда сторож никак не мог видеть переулок, и что в нем происходит.

— Ты где, там был? — спросил Сергей, кивая на сторожку.

— Да. Мне ведь главное, чтобы кирпич и плиты не уперли. А это без машины хрен сделаешь. Так что я сплю себе спокойно, прожектор работает, а если машина какая по улице проедет, по отблеску фар видно. Да и собаки есть, — он показал рукой на целый выводок псов самого разного размера, блаженно загоравших на прогретом бетоне, — они у меня службу хорошо несут. Чуть кто сунется, сразу такой лай поднимают.

— А «скорую», примерно в четыре утра ты, случайно, не видел?

Дядя Коля кивнул головой.

— Видел, рассвело уже, но фары ее видел. Я как раз по большой нужде вышел, что-то приперло с гороховой каши. И тут слышу, звук мотора, фары. Она в переулок было свернула. Я сразу насторожился, думаю: не за кирпичом ли приехали. Пальма еще тут залаяла, ну и весь выводок за ней. Но, смотрю, постоял, Уазик, развернулся, и уехал.

— А точно это была «скорая»? Откуда ты знаешь? Может совсем другая машина?

Сторож снисходительно засмеялся.

— А как же, милый мой. Я сорок лет в автохозяйстве слесарем проработал, звук любой машины на слух тебе скажу. Уазик это был, «булка», точно, как в аптеке.

Довольный собой он достал из кармана зажигалку, и прикурил свою безнадежно потухшую "козью ножку".

"Блин, а ведь он, судя по запаху, самосад курит. Вот чудак то еще", — подумал Денисов. А вот Сычев обратил внимание на нечто другое.

— Ну-ка, ну-ка, что это у тебя такое? — спросил он, забирая из рук сторожа зажигалку. — Смотри, Сергей, какая классная штука. «Зиппо», и фирма, не китайская подделка, настоящая, позолоченная. Пьезозажигалка, камешек тут стоит кварцевый. Щелк — и две тысячи вольт поджигают бензин. Бензиновая ведь, да, дядя Коля?

— Ну да.

— Точно, что ли позолоченная? — с удивлением спросил Денисов.

— Я тебе говорю. Дядь Коль, вы сколько здесь получаете?

— Шестьсот.

— Долларов?

Сторож засмеялся.

— Да каких долларов! Наших, деревянных, и то в срок не дают.

— А пенсия у тебя сколько?

— Тысяча четыреста.

— А откуда же у тебя тогда, дядя Коля, такая зажигалка. Она баксов сто стоит, не меньше. А тут еще и гравировка на боку, — Сычев, прищурившись, по очереди расшифровал причудливые вензеля. — "А.И.С."

— Где взял, дядя Коля? Колись, давай, — уже строго спросил Денисов.

Сторож поскучнел лицом, мотнул головой в сторону переулка.

— Да там и нашел, утром уже, в воскресенье. Сменился, выезжать начал, смотрю, что-то блеснуло в грязи. У ней одна крышка только торчала. Я отмыл, смотрю, хорошая вещь. Работает, главное.

— Это штука того, убитого парня, — пояснил Сычев. — Где вы ее нашли?

— Там, — сторож мотнул головой в сторону переулка.

— Покажи точней.

Они вернулись назад, в проулок, и у самого края лужи, рядом с дорогой, сторож ткнул пальцем в засохшую грязь.

— Вот, здесь она лежала. Говорю, у ней одна крышка торчала.

Сычев и Денисов переглянулись.

— А тело нашли там, — Сычев показал рукой в глубь переулка. — Тут метра два до дороги, а лежал он гораздо дальше.

Денисов забрал у Сычева зажигалку, подкинул ее, и, поймав, сказал ее временному владельцу.

— Придется, дядя Коля, ее у тебя конфисковать. В твоих хоромах стол есть?

— Да есть, — сказал изрядно потерявший жизнелюбие сторож.

— Вот пойдем сейчас, составим протокол. Запишем, что видел, что слышал.

И они направились к обшарпанному вагончику сторожки.

Глава 6

Утром они собрались уже в кабинете Астафьева, благо его сосед почему-то отсутствовала.

— Самое интересное, это с телефонными звонками, — сказал Денисов. — Было два звонка. Один в три сорок, второй в три сорок пять. Мне еще повезло, дежурила та же диспетчер, она вспомнила, что еще удивилась этому. Один голос был женский, второй — мужской.

— А какой — раньше, какой — позже? — заинтересовался Астафьев.

— Этого она уже не помнит. Но точно помнит, что никто из звонивших не назвал своего имени и адреса.

— Интересно, — сказал Сычев, и это было общее мнение всей опергруппы.

Выслушав все, что нарыли члены его опергруппы, Юрий задумался, машинально вертя в руках Сашкину зажигалку.

— Ты думаешь, что сторож здесь ни при чем? — спросил он Денисова. Тот отрицательно покачал головой.

— Нет, дедок чист, аки ангел. Я пробил его данные — типичный работяга, ни судимостей, ни приводов. Сорок лет проработал на одном месте, представляешь?

— С ума сойти, я бы рехнулся, — согласился Астафьев.

— А что, вот Михалыч, уже лет шестьдесят участковым пашет, и ничего, — съязвил Сычев.

— Мели-мели, Емеля, — Рыжов только чуть усмехнулся, да повел своими мохнатыми, рыжими бровями.

— Ладно, хватит зубоскалить, давайте думать, что дальше делать, — оборвал пикировку коллег Астафьев.

— Думать это ты у нас должен, наше дело выполнять, — развел руками Сычев.

— Ладно, если вы уж такие беспомощные, то первым делом займитесь работниками кафе, особенно «Сафари».

— Я подходил к хозяину кафе, продавщица и официантка, что были той ночью, будут работать сегодня днем, — сказал Сергей. — Я ими займусь. Фотографии только нужны.

— Хорошо, что напомнил, — и, порывшись в папке, Юрий протянул Сергею и Рыжову несколько снимков. — Вот, выпросил по два экземпляра у Ленки и у Серовых.

Это были явно портретные фотографии. На одной из них был весьма представительный, при галстуке и пиджаке Сашка Серов. На второй, сидящая на стуле со склоненной головой Елена Бегма, в красном платье в обтяжку, с распущенными волосами, напоминала некую одомашненную русалку.

— А симпатичная бабцо, губа у покойника была не дура, — сказал Денисов, с явным трудом отрывая взгляд от фотографии, которую у него рвал из рук нетерпеливый Сычев.

— Да, девица хоть куда, — согласился эксперт, — хоть туда, хоть суда.

— Пошляк, ты, Николай, — так же рассматривая снимки, заявил Рыжов, — главное, возраст у тебя уже такой, что не перевоспитаешь, ни пионерией, ни комсомолом. Даже партия тебя сейчас не проймет.

— Горбатого могила исправит, — согласился Юрий, — а его, пожалуй, и она не сможет.

— Да, все при ней, и фигура, и глаза, — продолжал Сычев. — У ней они в самом деле такие голубые?

— Даже чуть с фиолетовым оттенком, — подтвердил Астафьев, — только она здесь лет пять назад, сейчас Ленка не такая уж знойная. Но спутать ее с кем-то другим невозможно.

— Полюбовался, хватит, — отобрав снимки у эксперта, Денисов еще раз взглянул на кривовскую русалку, и сунул их в свою папку.

— Хорошо, с этим все ясно, — продолжил Юрий. — Теперь местные кадры…

— Прошелся я тут по некоторым адресам, послушал, что говорят — тишина. К Захаркиным заходил, — Рыжов покачал головой. — Пока ничего. Все в отказе. Сашку уже закрыли, Витька и Вовка где-то у бабки в Саратове. Колька сидит уж года два, скоро, поди, придет. Остальные еще не доросли до этого, так по гаражам да дачам цветмет тырят.

Астафьев одобрительно кивнул головой. Семейство Захаркиных было широко известно в городе своими криминальными традициями. Родители, сами прошедшие тюрьму и ссылку, нарожали столько детей, что сами временами забывали, сколько их у них в семье. Государство щедро платило за пополнение рядов уголовников детским пособием, и еще кучей всяких благ, в том числе и медалью "Мать героиня". Самое удивительное, что на свет появлялись одни особи мужского пола. Братья с ритмичной регулярностью садились в тюрьму, один уже погиб в зоне, второй на воле, от передозировки, но на смену им подрастали все новые и новые пасынки этой «героической» семьи.

— Надо еще по часовым мастерским пройтись, вдруг часы повредили в драке, надо же им будет их отремонтировать. А часы, тем более, редкие, дорогие. С этой, как ее…

— С монограммой, — напомнил, с усмешкой, Сергей.

— Да, вот именно.

Затем Юрий повернулся к Сычеву.

— Ну, а ты что скажешь, алхимик?

Сычев почесал затылок, затем начал рассказывать.

— Исследовал я его одежду, приятного, конечно, мало, одна сплошная корка грязи. Но, нашел я там два пятна крови. Одно на рубахе, и одно на джинсах. Что-то мне кажется, что это не его кровь. У покойного же не было открытых ран. Сейчас вот их надо проверить на группу крови. Отправил анализы в Железногорск, но, сколько они там с этим будут возиться — бог его знает. Могут неделю, могут и две. Что для них наш Кривов — так, деревня.

— Ну вот, — усмехнулся Юрий, обвел взглядом своих оперативников, — а говорили, что не знаете что делать. Что мне вас учить, все же сами знаете.

Астафьев снова взглянул на зажигалку, потер ее пальцами, невольно наслаждаясь мягкой, теплой полировкой металла.

— Ну, а я займусь этой зажигалкой, вдруг это не Сашка, а какой-нибудь другой сторож ее потерял.

Через пятнадцать минут Сергей Денисов подошел к кафе под открытым небом под звучным именем «Сафари». Мало кто знал из его постоянных посетителей о том, что это звучное имя возникло не от аристократической охоты на африканских животных, а от имени его владельца, Сафара Гараева. Два десятка белых пластиковых столика, бар, представляющий из себя передвижной вагончик с откидывающимся бортом, да железный мангал с запасом дров — вот и все скромное убранство этого ночного "очага досуга". Глянув на стоящие в стеклянном холодильнике ряды запотевших бутылок, Сергей невольно облизал губы, но, вспомнив, какая сумма находится у него в кармане, постарался перевести ход мыслей в деловое русло.

— Доброе утро, девушки! — громко сказал он, усаживаясь на высокий табурет. Девушек было двое, одна, явно помоложе, черноглазая, размещалась за стойкой бара, и как раз занималась тем, что перекладывала бутылки с пивом из ящика в холодильник. Вторая же, с коротко стриженными русыми волосами, курносая, лет сорока, с равномерностью робота протирала тряпкой белые, пластиковые столы.

— Добрый день, — отозвалась барменша, — что будите пить?

— Пить ничего не буду, на работе, а вот поговорить надо. Меня зовут Сергей, я из уголовного розыска, — он показал барменше свои корочки, потом спросил, — а вас как зовут?

— Оля, — ответила черноглазая дивчина, при этом она улыбнулась так, что на щеках появились две весьма аппетитные ямочки. Вторая же не соизволила даже глянуть в сторону оперативника, мерно продолжая свою простую работу.

— Хорошо, Оля, а как зовут вашу напарницу?

— Она Ирина.

— И давно вы тут работаете?

— Да нет, я вот с мая, как открыли кафе. Это Ирина уже года три здесь работает. Летом здесь, а зимой в «Волне». А что, к нам есть какие-то претензии?

— Да нет, к вам как раз нету.

Он достал фотографии, разложил их перед Ольгой на стойке.

— В прошлую субботу, в ночь на воскресенье, эта пара сидела у вас в кафе. Вы их не помните?

Девушка наморщила лоб, припоминая, но потом отрицательно покачала головой.

— Ой, знаете, тут так много народу ночью приходит. Мне еще в предыдущее дежурство фальшивую сотенную купюру всучили, так в ту ночь я больше на деньги внимание обращала, чем на людей.

— Говорят, что он, — Денисов ткнул пальцем в фотографию Серова, — попытался расплатиться с вами долларами.

— А-а, вот это я помню, — Ольга оживилась, — так это был он? Не похож. Тут он какой-то строгий, а тогда все что-то шутил, смеялся, я, правда, не помню, про что. Собственно, я помню не лицо, а вот руки, часы у него были очень красивые. Что-то там еще, — она снова сморщилась, — кольцо, что ли? Я еще подумала, какой крутой парень. Мне доллары, конечно, не нужны, я даже курс не знаю какой, да и откуда я знаю, что они настоящие, а не поддельные?

— А вы видели, где он сидел, с кем?

— Нет. Это ведь только кажется, что здесь ночью светло, а на самом деле чуть в сторону отойди и лиц уже не видно. Да, мне и не до этого. Ирина вон, она из обслуживала, может она вспомнит.

Денисов оглянулся в сторону напарницы Ольги, та, похоже, уже закончила свои косметические работы, но не спешила подходить к беседующим.

— Что-то ваша Ирина не горит желанием побеседовать с нами.

— Да она вообще не очень разговорчивая. Живет одна, двое детей. Каждая копейка на счету.

— Понятно. Ирина, можно вас пригласить сюда.

Женщина нехотя подошла.

— Ну, чего надо? — спросила она.

"Типичная мать одиночка, — подумал Сергей, глянув на блеклое лицо этой женщины. — Где-то я ее раньше видел, вот только где?"

Чувствовалось, что Ира давно махнула рукой на свою внешность. Стриглась где-то у подружек, про губную помаду и тушь уже забыла, не рассчитывая на рабочем месте завлечь какого-нибудь мужичка.

— Вы, случайно, не запомнили вот этих людей, — Сергей пододвинул ей снимки, — Они были у вас в прошлую субботу.

— А что они сделали? — даже не взглянув на фото, спросила официантка.

— Они ничего, но вот этого мужчину той ночью убили.

— Боже мой, — ахнула Олечка, снова всматриваясь в лицо Серова. Ирина так же просмотрела обе фотографии, и, как показалось Денисову, что-то дрогнуло в ее лице.

— Вот как, — как-то устало усмехнулась Ирина, и отодвинула от себя фотографии. — Не помню.

Она достала из передника сигареты, это был крайне дешевый "Тамбовский волк", и закурила. Затянувшись, она выпустила дым вверх, и застыла, опершись локтем на прилавок, в поднятой руке поднятая вверх сигарета. И тут Денисов вспомнил ее.

— А вы в «Парусе» случайно, раньше не работали? — спросил он.

Она покосилась на него, и нехотя буркнула: — Я много где работала, в том числе и в «Парусе». Только давно это было.

Да, Денисов теперь был уверен, что это именно та женщина, Ира-Вертолет. Так ее прозвали за редкую расторопность и общительность. Молодая, красивая, острая на язык, она чувствовала себя среди мужской, подвыпившей компании как рыба в воде. О ее хлестких ответах на разные сальности ходили целые легенды. "С тобой хоть куда, но только в разных самолетах и в разные стороны страны". "За тридцать рублей, хлопцы, вы и между собой договоритесь, вам это вдвое дешевле будет". Денисов тогда только пришел с армии, и в первый свой поход с друзьями в ресторан увидел эту женщину с потрясающей фигурой и с еще большей, просто удивительной энергетикой. После окончания рабочей смены она, на глазах у всех, выпивала залпом стакан коньяка и летящей походкой уходила домой. Кончилось это плохо. Незаметно, потихоньку, а потом все стремительней, и она и ее муж буквально рухнули в хронический алкоголизм. Ирину лишили материнства, и как-то в очередном жутчайшем запое она убила своего мужа. На следующий день она даже не могла вспомнить, что послужило причиной той ссоры. Восемь лет назад, тогда он еще работал в милиции водителем патрульно-постовой службы, ему довелось забирать Ирину с места преступления. Это был один сплошной комок пьяного горя, слез и причитаний.

— Ирина, давайте присядем, — Денисов взял женщину за локоть, оглянулся по сторонам, — лучше за тот столик, где сидели эти двое. Так где они сидели?

Ирина машинально кивнула головой в сторону крайнего от бара столика, рядом с дорожкой. Они устроились за столиком, Сергей так же закурил.

— Вы давно освободились? — спросил он.

Ирина не удивилась, не изменилась в лице, ответила спокойно, только глядела куда-то мимо Денисова.

— Три года, по амнистии вышла, условно-досрочно.

— Живете с детьми?

— Да, мне в прошлом году вернули материнство.

— Сколько им сейчас?

— Сыну четырнадцать, дочери двенадцать. Учатся хорошо. Мать у меня учительница, она хорошо их воспитала, пока я была там. Вот, только, умерла полгода назад.

— А что обратно в официантки пошли? Разве другой работы нет?

— А кто меня куда еще возьмет? Ни образования, ни профессии. А тут можно хорошо заработать, и чаевые, да и вообще… Мне детей нужно поднимать.

Она взяла фотографию Серова, всмотрелась в его лицо.

— Значит, говоришь, убили его?

— Да, здесь, около рынка. Все-таки помнишь их?

— Да, — Ирина кинула в урну окурок, — я им в тот вечер так позавидовала. Уж очень они хорошо ворковали, как два голубка. И все глаза в глаза, эта, сивая, все что-то плакала, но хорошо так, не от горя. Вот, я еще тогда подумала, какая у них хорошая любовь. Есть, значит, на свете счастье. Выходит, что сглазила.

— Может и так, — согласился Сергей, — кто знает. Ты не видела, случайно, никто их тут не пас? Может, кто-то из шпаны обратил особое внимание?

Ирина отрицательно покачала головой.

— Ничего такого не заметила. Тут за вечер да ночь столько народу перебывает. И малолетки, и проститутки, и малолетние проститутки, бандиты, и менты. Как в калейдоскопе, видишь одни руки да спины.

— Ну, хорошо, если что, где тебя найти?

— Сорокина пять, квартира десять.

— Ладно, всего хорошего тебе.

Денисов ушел, и к Ирине тут же подскочила любопытная Ольга.

— Слушай, и о чем вы с ним говорили?

— Да, о разном. Мать он мою хорошо знает, учился у ней.

— А, а я думала что-то по делу. Ты вспомнила что-нибудь?

— Нет, и тебе не советую. Потом по следствиям и судам затаскают.

К бару подошла веселая компания из трех дембелей, второй месяц обмывающих свою гражданскую вольницу. Один из них окликнул Ольгу.

— Эй, кареглазая, налей-ка нам пивка для рывка.

Глава 7

В это же самое время Иван Михайлович Рыжов с папочкой под мышкой привычным, быстрым, длинным шагом обходил свои владения. За четверть века, что он здесь был участковым, он знал если не всех, то, большую половину живущих в нем людей. Прежде всего, он знал, конечно, криминальный элемент: уголовников, рецидивистов, сожительниц этих уголовников, скупщиков краденого, цыган, торгующих наркотиками, и толстых бабок с рынка, торгующих из под полы паленой водкой. Затем он знал всех проживающих в его районе наиболее известных в городе людей: чиновников администрации, журналистов, врачей, музыкантов. Потом ему запоминались невольные жертвы краж и ограблений, чьи имена, адреса и лица он запоминал с автоматизмом видеомагнитофона. Остальных он просто не знал, и какой-нибудь Ваня Иванов мог всю жизнь прожить в соседнем доме, но не попадаться в поле зрения участкового, и, слава богу. При нашей жизни это наибольшее счастье.

Около магазина «Лебедь» Рыжов прищурился, и окликнул идущего чуть впереди и наискось от него мужичка.

— Сафонов, ну-ка постой!

Тот остановился. Это был невысокий, щуплого сложения мужичок, одетый в поношенную рубаху, старое трико и резиновые галоши на босу ногу. Его чуть раскосые глаза сейчас заплыли от многомесячной пьянки, и превратили в какого-то китайца. В руках его была бутылка с бледно-голубой жидкостью.

— Так, на денатурат уже перешел, Михаил? Молодец. Быстро ты доходишь до точки.

В свое время супруги Сафоновы произвели на свет восьмерых детей. Заниматься они этим начали еще при социализме. Тогда щедро платили за каждого ребенка, а Ольге так понравилось сидеть в послеродовом отпуске три года, что она начала рожать своих отпрысков как крольчиха. Ольга числилась во вредном цехе, так что ей, кроме денег, шел еще и стаж, позволявший уходить на пенсию в сорок пять лет. Мишка же работал на кирпичном заводе, на сортировке. По своей тяжести это место работы уступала только строителям египетских пирамид. Стоя на только что вытащенных из печи огненных вагонетках он под открытым небом, в любую погоду, разбирал кирпичи из специально сложенных кубов, на поддоны. Особенно им доставалось в жару, ибо кроме жара небесного, веяло жаром и с бетонных платформ, на которых обжигали кирпичи. Работать приходилось в кирзачах, вся остальная обувь просто не выносила подобных условий, и расклеивалась. В отличие от своего щуплого мужа эта дородная баба практически ни дня не работала. Она так подгадывала рождение очередного своего ребенка, что практически тут же после завершения послеродового отпуска, уходила сразу в декретный. Так что зарабатывать деньги приходилось Мишке. После пятого ребенка он на коленях умолял жену сделать перевязку труб, но та, несмотря на противодействие мужа, продолжала их рожать, ведь натура брала свое, и хотя бы раз в полгода, но Мишка исполнял свои супружеские обязанности. Когда у них умер шестой ребенок, девочка, Мишка на радостях ушел в запой. Потом она родила еще двоих, это уже в наше, капиталистическое время, когда жить стало трудно. Ну, а с год назад Мишка, совсем неожиданно бросил свою каторжную работу, и ушел в непрекращающийся до сих пор запой. Ольга быстренько сдала детей в приют, и исчезла из города в неизвестном направлении.

— По чем он сейчас? — спросил Рыжов, кивая на денатурат.

— Шестнадцать, — прохрипел Мишка.

— Все так же. А «паленка» — двадцать два?

— Да.

— Ясно, экономия превыше всего. И куда ты бежишь? У тебя дом же в другой стороне?

— Я к Толику.

— К какому Толику? У меня этих Толиков на участке десятков шесть.

— Арчибасову.

— А, вот ты с кем схлестнулся! Ну, пошли, мне как раз по пути.

Толик Арчибасов был колоритнейшей личностью. Простой, как песня, норильский горняк, отбарабанивший двадцать два года за полярным кругом. Однажды, году на десятом своей полярной эпопеи, ему не повезло, он попал в завал, получил двадцать шесть переломов, три недели был в коме, временно потерял зрение, но выздоровел, и продолжал работать. А потом у него начались проблемы с ногами. Сначала была адская, острая боль, такая, что он не мог ходить. Оказалось, что все дело было с одним из его изломанных позвонков. В Железногорске ему сделали операцию, но неудачно. Через пару лет правая нога начала гнить, пришлось ее отрезать по самое бедро. Затем начал гнить и вторая нога, неизбежно обрекая его на полную статичность жизни.

Жена бросила Арчибасова еще в Норильске, как только тот заболел. Так что Толик жил с престарелой матерью в небольшом, частном домике. Еще из переулка они увидели, что тетя Поля копается в огороде, и Сафонов осторожно, чтобы не звякнула щеколда, открыл калитку, и как тень проскользнул в глубь ограды. Рыжов усмехнулся, но последовал за ним так же на цыпочках.

В небольшой комнате, на диване, сидел двухметровый гигант с львиной гривой зачесанных назад волос. Широкий высокий лоб, со старым, уродливым шрамом, правильные черты лица, круглые, слегка навыкате глаза, очки, умный вид, с которым он ковырялся в будильнике. Профессор, да и только! На самом деле, Толик был прост как песня, и у него было три вида помыслов: как бы выпить, еще он любил ремонтировать часы, и смотреть по телевизору все мыслимые викторины.

— Ну, что, принес, Мишка, — спросил хозяин, не отрывая глаз от потрохов будильника. Сафонов буркнул что-то невразумительное, а участковый поздоровался во весь голос.

— Как поживаете, Анатолий Дмитриевич? — спросил он. Тот резко вкинул голову, и, обрадовано засмеялся.

— О, Иван Михайлович пожаловал! Давненько вас не было у нас.

Он отложил в сторону свой будильник, и протянул участковому свою руку, которую начитанный Рыжов каждый раз невольно по старинке называл «дланью». Такую руку в городе Рыжов видел разве что еще у Паши Зудова, так же «ребенка» немаленького роста и комплекции. Кроме гангрены Толик страдал от недостатка общения, и был рад каждому новому собеседнику.

— Присаживайтесь, господин участковый. Как поживаете?

— Да, что наши дела, по сравнению с вашими? Как дела, Дмитрич? — Рыжов кивнул в сторону единственной ноги инвалида, расположенной горизонтально, на диване, и прикрытую одеялом.

— Да, что с ней будет, не приживет уже. Мерзнет, собака. В такую жару, и мерзнет. Кровь не поступает.

Он откинул одеяло, и Рыжов с содрогание души увидел одну из самых неприятных картин в своей жизни. Стопа ноги Толика была неприятно черного цвета, сгущающегося по мере продвижения к краю организма. Вместо ногтя большого пальца вообще зияла черная дыра с какими-то лохмотьями. Кроме того, сразу резко усилился неприятный запах разлагающейся плоти. Рыжов повидал на своем веку много и убитых, и раненых, резаных, и избитых. Попадались вообще жуткие трупы, разложившиеся до потери человеческого облика. Но это зрелище было гораздо страшней, человек гнил буквально заживо.

— Ноготь вчера содрал, — сообщил инвалид. — А зачем он нужен, если уже отмер. Только мешает носки одевать. Кровища хлестала! Думал не остановлю.

Тут он заметил, что Сафонов уже открыл бутылку, и собирается налить в стакан денатурат.

— Э-э! Ты чего делаешь!? — возмутился он. — Дай сюда!

Он отобрал у Мишки бутылку, отлил половину синюшной жидкости в пустую бутылку, по ходу поясняя участковому назначение всех процедур, а так же историю их познания.

— Как у нас в начале девяностых завезли в Норильск этот импортный спирт, «Ройял»…

— Рояль? — подал голос оживившийся Мишка.

— Точно, — согласился Анатолий, — его у нас тоже все звали Роялем! Так, вот, народ начал травиться. И тогда, по Норильскому телевиденью начали показывать для нас, алкашей, просветительскую передачу. Сидят три хрена, ну, как мы сейчас с вами, и делают так.

Он, зажав горлышко одной бутылки большим пальцем, хорошо потряс ее, а потом, щелкнув зажигалкой, поднес ее к горлышку, одновременно открыв палец. Голубоватое пламя с коротким, внушительным рыком, ударило чуть ли не на целый метр.

— Эх, ты! Это ж надо! — рассмеялся Рыжов. — Красиво. Что это было?

— Так отжигаются сивушные масла. Но там, в той передаче, все было еще эффектней. Они перед этим свет выключали. И потом в темноте такой факел пламени! Затем мы заливаем полученный продукт кипяченой водой. Обязательно кипяченой! Теперь потрогай ее.

Рыжов потрогал бутылку. Она была, чуть ли не горячей.

— Вот, теперь идет окончательная реакция. Чуть постоит, и можно пить.

— Хитроумный ты мужик, Анатолий Дмитриевич, — признался Рыжов. — С квартирой то дело никак не продвигается?

Нет! Какая квартира, в дом инвалидов бы попасть, пока мать не умерла.

Получение какого либо благоустроенного жилья для инвалида принимало решающее значение. Скоро ему надо было ложиться на операцию, отрезать вторую ногу. Если с одной он еще как-то бултыхался по дому, то после этого становился совсем беспомощным.

Рыжов посмотрел на столик перед инвалидом, и спросил.

— Слушай, тебе никто в последнее время часы не приносил ремонтировать, «Роллекс», золотые.

— Приносили, а как же.

— Что, настоящие? — Рыжов даже подумал уже: "Вот удача!"

— Да, какие там настоящие! — махнул своей дланью часовщик. — Китайская паковка, одноразовое говно. Соседка нашла на даче, видать воришки потеряли, там шпенек сломался, они с ремешка и слетели.

— А, нет, а то настоящий «Роллекс», золотые, с именной, как это назывпается, все время из башки выскакивает. Ну, когда там буквами имя и фамилия владельца?

— Монограмма, — подсказал Толик, — хитрая штука.

— Да, с монограммой. Стоят они, говорят, две тысячи баксов.

— Ну! И кто же такие часы потерял? — удивился Толик.

— Да не потерял. Парня у нас тут одного убили, мужик так крутой был, бизнесмен. Все у него было фирменное, все с личной подписью.

— И ты хочешь, чтобы такие часы притащили мне? — хмыкнул инвалид. — Издеваешься что ли, Иван Михайлович? Мне все больше будильники таскают, да старые «Победы». Вон, пенсионеры со всей округи.

В самом деле, несколько будильников тикали на серванте, еще по стенам были развешены штук пять самых разных механизмов измерения времени, в том числе с кукушкой и гирями.

— Да, зачем издеваюсь, — Рыжов развел руки. — Они могли их в драке повредить, стекло, например, разбить.

— Ну, на такие часы ставят такие стекла, что по ним танки могут ездить. Эх, посмотреть бы, действительно, на такие часы! Мне даже не внешний вид, а механизм интересно посмотреть. Что же там у них такое, что они столько стоят?

— Вот, посмотри на всякий случай, — участковый достал из папки фотографию монограммы с зажигалки, — на часах была такая фигня… Да что ж я все время забываю, как она называется!

— Монограмма, — снова подсказал Толик, с интересом рассматривая снимок.

— Так что, если что, дай мне знать, — попросил участковый.

— Ладно, уговорил, — Толик обернулся к осоловевшему Сафонову. — Ну, чего ждешь, Мишка, наливай.

Тот с жадность схватился за бутылку, налил, и, первый, выпил.

— Иваныч, а ты будешь? — спросил Толик, наливая себе.

— Нет! — засмеялся участковый. — Издеваешься, что ли?

— Конечно, не все тебе надо мной издеваться. Я же знаю, что ты не пьешь, особенно на работе.

— Да, правильно понимаешь. Ты лучше, повтори свой салют, мне он уж больно понравилось.

— Счас, сделаем.

Он выпил свою долю, сморщился, заел килькой из небольшой тарелочки. И взяв в руки вторую бутылку, повторил с ней, все, что делал перед этим с ее предшественницей. Полюбовавшись голубым факелом, Рыжов засмеялся, и, махнув на прощанье рукой, вышел из дома.

— К кому же мне еще сходить насчет часов и прочего, — пробормотал он. — К Федьке Милютину, что ли?

Глава 8

В одиннадцать часов утра в третьем отделении милиции было еще приятно прохладно, словно там застоялся холод, от которого так страдали местные менты последние три зимы. Но сейчас тэны, самодельные «козлы», и плитки валялись по углам. Напала другая напасть, в отделении напрочь забилась канализация, и по коридорам жутко несло дерьмом.

— Тьфу, говнищем-то как несет! — выругался Демин, заходя в родные стены.

— Да, — согласился Колодников, — не медом пахнет.

— Нет, мало мы в переносном смысле в человеческом говне роемся, так теперь еще и обычным задушат, — продолжал возмущаться Демин. Они, невольно ускоряя шаг, проскочили в самый конец коридора, и ввалились во второй кабинет, где размещались большинство участковых. Сейчас там были двое, майор милиции Паша Зудов и молодой, месяц назад принятый на работу, участковый Николай Беляшкин. Они сидел перед монитором компьютера, на экране которого один за другим появлялись фотографические изображения каких-то не очень приятных людей.

— Ну что, Пашка, фотошоп установился? — спросил Демин, кладя руку на могучее плечо Павла. Тот, при своем почти двухметровом росте даже перед монитором был вынужден сидеть пригнувшись.

— Ну да, видишь, я уже часть наших орлов перекачал. Сейчас вот осветляю, а то качество ни к черту.

Компьютер был последним увлечением Паши Зудова. Забросив свои усовершенствованные аудиосистемы он по запчастям собрал первый компьютер, потом его модернизировал, а затем продал и купил новый, уже более мощный в кредит. Компьютер ни дня не стоял дома, тем более, что жене было не до этого, она выкармливала его крикливого «слоненка». Притащив его на работу, Павел начал методично закачивать в память компьютера всю свою немалую картотеку.

— Вот, Бочкарев Сергей, внук знаменитого нашего людоеда, — пояснил он Николаю.

— А отец его все сидит? — поинтересовался Колодников. — Не откинется, случайно, по амнистии? А то еще приедет на историческую родину, да на нашу с вами голову.

— Да нет, он много получил, лет двадцать, не меньше, — отмахнулся Демин.

— За что? — поинтересовался Зудов.

— Да тоже человека убил, солдатика какого-то. Он офицером был, где-то на Дальнем Востоке.

— А папашка его вообще человек восемь, наверное, съел, — сказал Зудов.

— Да ладно, восемь, о чем ты говоришь? Ну, соседа он зачефанил с картошечкой, это точно установили. А все остальное не доказано, — возразил Колодников.

— В самом деле, что ли? — удивился молодой участковый. — Что, так прямо взял и съел? Как это может быть?

— Нет, а куда тогда девалась его родня? — продолжал полемизировать с Колодниковым Демин. Чувствовалось, что он завелся. — Где родная сестра, где двоюродный брат, что приезжал его наставлять уму разуму. Уехал, и пропал. Вторая сестра, из Железногорска, тоже пропала. Потом еще один двоюродный брат приезжал с Дальнего Востока в гости, тоже потом ориентировку присылали. Исчез, как в воду канул.

— Нет, как это можно, прямо так взял и съел? — продолжал недоумевать Беляшкин.

— Ну да, просто взял и съел, — подтвердил Демин. — Он на чем прокололся. Толька музыку гонял громко, сосед этажом выше жене говорит: "Пойду, успокою этого козла". Ушел, и с концом. Та утром нам звонит. Мы с Рыжовым, Иван Михайловичем, поехали. Бочкарев открывать не стал, на хер нас послал, но Михалыч на это внимание не обратил, выбил дверь. И вот, начали мы шарить по квартире, диван поднимаем, а там ноги лежат. Эх и зрелище было, до сих пор мурашки по шкуре! Голова в холодильнике, руки и туловище под ванной. Мы спрашиваем его, а где внутренности? Сердце, печень, почки? Толька так себя по животу себя погладил: "С картошечкой срубал".

Николай скривился так, будто его сейчас вырвет.

— Фу, блин!

— А по виду и не скажешь, что людоед, — продолжал разошедшийся Демин. — Говорил всегда тихо, вежливо. Поваром работал, кстати.

— Да у меня он есть в картотеке, сейчас покажу, — сказал Зудов. — Где у меня буква «Б»? Я специально для истории забил эту фотку в картотеку. Вот.

Несколько минут Николай рассматривал добродушное, толстое лицо кривовского людоеда, потом поджал плечами.

— Ничего особенного.

— Вот именно, что внешне ничего особенного, — подтвердил Демин. — Книжки любил читать, музыку слушать, и голосок такой тонкий, пидарастический.

Демин кивнул головой на экран, где снова появилась фотография внука людоеда.

— А этот что сотворил?

— С Зыбиным и Серегиным изнасиловали одну девчонку, — пояснил Паша.

— Да какую там девчонку, на этой девчонке пробу ставить негде! — возмутился Колодников. — И заявление она потом забрала.

— Ну, как бы там ни было, а факт есть, — возразил Зудов. — Потом они же втроем грабанули кого-то по мелочам. Пока идут по условнику, но рано или поздно докатятся до зоны. Он живет на Псковской, вон, — он ткнул в сторону Беляшкина, — у Николая на участке.

В это время где-то в коридоре послышался шум, возбужденные, до крика, голоса.

— Что там еще такое? — недовольно нахмурился Колодников, выходя в коридор. Вслед за ним направился и Демин. В фойе перед окном дежурной части воевали трое: рослый, обширный в плечах мужик лет пятидесяти, женщина, с кондукторской сумкой на животе, и высокий, худощавый парень лет двадцати. Он очень активно рвался из рук обоих своих противников, но шофер, а Колодников сразу почему-то понял, что это именно шофер, явно обладал незаурядной силой. На пороге дежурной части стоял дежурный, капитан Фортуна, и, сунув руки в карманы брюк и подняв брови домиком, наблюдал за всем происходящим.

— Так, что тут происходит? — строго спросил Колодников.

— Вот, эта скотина, — шофер, обернувшись к нему распаренным лицом, — не платит за проезд, да еще и обзывается, хулиганит!

Колодников поморщился, но тут заговорила кондуктор.

— У нас ведь автобус платный, без льгот, а этот только сегодня за день проехал, два раза не заплатив. Подъезжаем мы к конечной, и тут снова он заходит. Мы его ссаживать, он ни в какую. До драки дело дошло.

— И что вы хотите от нас? — спросил Колодников.

— Как что?! — Возмутилась кондуктор. — Арестуйте его! Дайте пятнадцать суток.

— Да что ты говоришь?! А почему не пожизненно? — Демин выступил вперед. — Может и мне тогда сесть на пятнадцать суток? Забыла, как ты меня высадила вчера из автобуса?

— У нас нет льгот, — нервно заявила женщина, но глаза ее при этом забегали, — мы что, виноваты, что начальство нам приказало вас, милиционеров, не возить?

— Вот так, как две остановки проехать, так идите нахер, а как прижмет, так бегут к нам: «Защитите»!

Шофер и кондуктор замолкли, а Демин повернулся в сторону наглого «зайца».

— Это кто у нас тут? Куликов? Что, денег на наркоту не хватило, если за проезд уже не платишь?

— Да я не колюсь! — возмутился тот. — Это брат мой кололся, а мне это за падло. Я, лучше вмажу, чем эту херню вколю.

— Ну, ладно, — Колодников покосился в сторону кондукторши, — закроем мы его на сутки. Фортуна, отбери показания, и оформи там протокол за мелкое хулиганство.

— Да че, я там ничего не делал, это они просто взъелись на меня!.. — пробовал возмутиться тот, но Фортуна быстро затолкнул его в дежурку, заставил вывернуть карманы, и уже через пять минут парень с мощным унынием на лице сидел за решеткой обезьянника.

Демин и Колодников вернулись в кабинет, за время их отсутствия там ничего не изменилось. Павел методично заталкивал в сканер очередную фотографию, и терпеливо ждал, когда она проявится на экране.

— А почему она "Пилорама"? — спросил Беляшкин, ткнув пальцем в очередную фотографию довольно миловидной девушки.

— Где? — вмешался Демин. — А, эта! Да, точно, Нинка Половинкина, кличка «Пилорама». Одна из первых проституток в городе. Она «Петька», Зойка, — первые вышли на трассу, это еще году в девяносто первом.

— Она жива?

— А как же! Ты только не смотри, что она такая молодая, этой фотографии уже лет десять. Но минет делает — ай да ушел!

— Да, — молодой участковый с еще большим интересом посмотрел на снимок. В это время дверь отворилась, и вошел Иван Михайлович Рыжов.

— Привет, мужики! — сказал он с порога.

— О, Михалыч, а мы только тебя поминали, — обрадовался Демин. Он, в некотором роде, был учеником Рыжова.

— Чего это вы меня поминали? Опять ругали? — спросил майор, по очереди пожимая всем руки.

— Да нет, Тольку Бочкарева вспомнили, как мы его с тобой тогда его брали.

— Да, мой клиент. А ты отца его помнишь? — спросил он Демина.

— Отца, нет.

— Да, хотя, действительно, откуда! Ты тогда еще в ясли ходил. Семен Семенович, колоритная была личность! Выходил он в пять утра на улицу в одних трусах и майке, и подметал площадь перед пивной. Идет первый автобус, народ еще сонный, шофер тоже. А Семен выходит прямо перед капотом, метров за десять, руку так вперед выставит, голову вниз, останавливает его, и просит закурить. Шофер весь в поту, матерится, но что делать, дает прикурить. Долго он так дурью маялся. А потом Семен так же решил остановить электричку. Вышел на пути метрах за тридцать от локомотива, руку вперед выставил. А там тормозной путь полтора километра. Потом его долго с капота локомотива соскабливали.

— Да, веселая семейка, не людоеды, так уроды, — подвел итог Колодников.

Рыжов же сел за стол и спросил.

— Мысин мне тут характеристику на такого Сомова не оставлял?

— Сомова? — Демин нахмурился, припоминая, но потом отрицательно покачал головой. — Нет, не помню, а что он такое сделал?

— Да ничего, пока. Просто собрался в военное училище, вот и затребовали характеристику с места жительства. А он в нашем районе только неделю живет. А раньше жил в том районе, у Андрюшки, по Киевской.

Демин поискал в столе, поднял стекло и пересмотрел все бумаги под ним.

— Да нету ничего, может, у дежурного оставил?

Демин первый поднялся из-за стола, за ним отправился и Рыжов.

— Слушай, Володь, Мысин для Михалыча никаких документов не оставлял? — спросил Демин у развалившегося на диване Фортуны. Тот оторвался от мутного экрана старенького, еще времен социализма, телевизора, скривил недоумевающую мину, потом замотал головой.

— Не в курсе. Посмотрите, может там, что в бумагах есть?

— Ну, посмотри сам, ты сегодня тут хозяин.

Они перерыли все журналы, все другие неминуемо накапливающиеся бумаги, но ничего похожего на нужную характеристику не нашли.

— Нет ничего, Михалыч, — обратился к участковому Фортуна. Но тот был занят совсем другим. Он вертел в руках коричневое, кожаное портмоне. Это было очень популярное в народе изделие кожгалантереи, после процесса поглощения денег переламывающееся пополам, и потом легко помещающееся в задний карман брюк.

— Это чье такое? — спросил он у «хозяев» дежурки.

— Да вон, орел, сидит, — Фортуна оторвался от мутного экрана социалистического телевизора, и кивнул головой в сторону обезьянника, — по хулиганке проходит.

— Интересно, — лицо Рыжова озарила странная улыбка, слегка перекошенная, но одновременно удивительно счастливая. — Ну-ка, Володь, принеси мне папку из кабинета, а то тут без очков хрен что поймешь.

Фортуна не очень быстро, но сходил в кабинет участковых и принес папку Рыжова. За ним пришел и Колодников, начал звонить кому-то по телефону. Михалыч не торопясь, достал очки, включил настольную лампу, и долго рассматривал тиснение на кожаном боку портмоне. Потом он достал из папки фотографию, и попросил присутствующих.

— Ну-ка, гляньте. Сычев мне пару снимков сделал, сказал, что так я просто это не запомню, с моим маразмом. Мне это кажется, или, это, в самом деле, одно и тоже.

Фортуна и Демин с интересом уставились на кошелек, потом на фотографию.

— Это что еще за буквы? — спросил Демин.

— Это с зажигалки Серова, сына Игоря Владимировича, — пояснил Рыжов.

— Это, которого сегодня хоронят? — поинтересовался Фортуна.

— Ну да. У него все вещи были помечены этими буквами. Как это называется то мо, мо…

— Монограмма? — подсказал Фортуна.

— Ну да! Забываю все. Похоже?

— Один к одному, — согласился Демин.

— Он что, такой крутой мэн был, что у него везде эти монограммы были? — удивился Колодников, рассматривая фотографии.

— Ну да, какой-то там миллионер, да с большими понтами, — подтвердил Рыжов. — Зажигалка и то была позолоченная, с такой же фигней на боку.

Первым вывод сделал Колодников.

— Выходит, наш Куличок в этом деле поучаствовал.

— Ну, раз вы у него отняли, значит так, — согласился Рыжов, стараясь через стекло дежурки рассмотреть лицо сидящего напротив в обезьяннике человека.

— А кто это дело ведет? — спросил Фортуна.

— Юрка Астафьев.

— Юрка?! А чего не прокуратура? — удивился Колодников.

— А они с покойным были хорошие друзья, — пояснил Рыжов, — в одном классе учились, вот Игорь Владимирович и попросил, чтобы тот занялся этим делом.

В прокуратуре еще неизвестно кому оно достанется, а Юрка то точно убийц найдет, он парень дошлый по части извилин. Значит, этот вот с этим портмоне был? — кивнул Рыжов в сторону Кулича.

— Он самый, — подтвердил Фортуна. — Вон, он и акт подписал, что это его кошелек.

— Короче, надо Кулича брать за жопу, — сделал вывод Демин.

— Да, — согласился Андрей, — звони Юрке, пусть подъезжает.

— Хрен ты его сейчас найдешь, он на похоронах, — Рыжов взглянул на часы, — вот, час дня. Как раз сейчас должны Серова выносить.

— А что нам его ждать? Давайте сами сейчас его возьмем да и расколем, — предложил Демин. — Я этого Кулича прошлый раз брал, он тогда с Хорьком у одной бабушки со Степной телевизор вынесли. Нож при этом к горлу приставили.

— И что им дали за это? — спросил Фортуна.

— Ну, Хорек сел, у него уже судимость была. А этот козел проскочил, Ветрова пожалела его, условно два дала.

— Ты в группе? — спросил Колодников Рыжова.

— Да, я, Серега Денисов и Сычев.

— Ну и все! — обрадовался Демин. — Давай его к нам в кабинет, сейчас все вместе и навалимся и расколем.

Когда через пару минут Фортуна ввел Кулича в кабинет, тот сразу почувствовал себя очень неуютно. Пять пар глаз смотрели на него совершенно по-разному, при этом только в глазах самого молодого, Николая Беляшкина, было чистое любопытство. Все остальные рассматривали парня очень неодобрительно, но больше всего Витьке не понравились прищуренные глаза его старого знакомого, тезки, Виктора Демина.

— Садись, не стой, — велел он.

Куликов сел на стул напротив Демина, покосился в сторону сидящих сбоку на старом диване Колодникова и Рыжова, потом глянул на колдующих на столе у окна с компьютером здорового мента и еще кого-то молодого парня. Ничего хорошего от этого разговора он не ожидал, но, сильно и не беспокоился. По его мнению, он сейчас был как никогда чист.

— Ну, что, Куликов, как поживаешь? — по праву давнего знакомого спросил Демин.

— Да ничего, хорошо, — скромно ответил тот, стыдливо пряча руки между коленок.

— Где работаешь?

— У Армена, сторожем на складе. Месяц уже.

Среди участковых пробежал смешок.

— И что, часто Армена за этот месяц грабили?

— Да ни разу.

— С ума сойти! — восхитился Демин. Он сейчас играл первую скрипку, сидя напротив Куликова, остальные располагались кто где, Паши все возился с фотографиями, лишь изредка поглядывая на всех присутствующих. — И как Армен тебя только взял.

— Да мать моя у него бухгалтером работает, давно уже, лет пять.

— Значит и мать скоро работы лишится. А у ней, мне помнится, — Демин прищурился, напрягаясь, — ноги больные. Верикозное расширение вен.

— Чего это? — удивился Витька. — Почему это она должна работы лишиться?

— Ну, как почему, разве тебе не понятно? Все равно ты рано или поздно наведешь своих дружков на эти склады Армена. Потом мы их найдем, они сдадут тебя, и Армен, когда узнает, кто его нагрел на такую жопу, выгонит ее.

— Чего это! — попробовал возмутиться Витька, хотя, его на самом деле, так же посещали такие грешные мысли.

— Того это! Знаем мы вашего брата. Сам не догадаешься, так дружки помогут, — высказался Рыжов.

— С кем сейчас мутишься то? — поинтересовался Демин. — Хорька посадили, Валеру Котова тоже.

— Да ни с кем я сейчас, мне не до этого, я работаю.

— Да видим мы, как ты работаешь, — усмехнулся Колодников.

— День сторожем, две ночь вором.

— Ты скажи, почему ведешь себя так борзо? — спросил Рыжов.

Витька его не понял.

— А че, они сами виноваты, эти автобусники. У меня проездной, а они по нему не возят, только за деньги.

— А что у тебя, денег что ли, нет? Твой кошелек? — он кивнул на портмоне Кулича.

— Мой, — почти гордо заявил тот. Среди милиционеров прошелестел одобрительный смешок, все заулыбались, но Кулич не понял, к чему относится этот смех.

— Дорогой, что-то, больно, — заметил Рыжов, прекрасно понявший, куда ведет разговор Демин. — Поди украл у кого-нибудь.

— Да зачем, я его на прошлой неделе купил, в магазине, за двести рублей, — возмутился Витька.

— На какие это деньги? — Усмехнулся Демин.

— С первой зарплаты.

— Он туда будет складывать заработанные честным трудом сторожа миллионы, — поддел Витьку Колодников.

— Вот, счас посмотрим, сколько он заработал, — Демин взял в руки бумажник, открыл его, высыпал на стол все деньги, и терпеливо, все до последней копейки, пересчитал. — Сто пять рублей сорок пять копеек. И ты не хотел пожертвовать пяти рублей за проезд. Как тебе не стыдно? Сядешь ты скоро, я чувствую.

— Да за что, за эти пять рублей!? — возмутился Витька.

— Да нет, мы ни про это говорим, — усмехнулся Демин. — У тебя условный то еще висит?

— Ну.

— Что ну? Когда тебя судили?

— Прошлым летом, в августе.

— Сколько дали, два?

— Ну.

— Ну, вот, все сходится. Значит, сядешь точно.

— За что?! — возмутился Кулик.

— За то, что пять рублей не заплатил?

— Да нет, не за это. Твои вещи? — Демин кивнул на кучку того, что извлекли из карманов Витьки. Тот немного насторожился.

— Ну.

— Хрен гну! Твои или нет?

— Ну, мои.

— Вот ты и попался. Протокол изъятия оформлен, теперь ты сам это еще дважды подтвердил.

Демин взял в руки портмоне, ссыпал обратно туда деньги, и с издевкой помотал им перед глазами Витьки.

— Твой?

— Ну.

— Нет, ты меня этим «ну» уже достал! — взорвался Демин. — Не запряг еще, чтобы понукать! Еще раз промычишь свое это «ну», я тебе по башке этим гаманком дам!

— Так это твой бумажник? — спросил Рыжов.

— Мой.

— Где взял его? — это спросил уже Колодников.

— Купил, я уже говорил уже.

— Давно купил? Где?

— Да уж не помню где. В магазине, кажется.

— Креститься надо, коль кажется. Ты только что говорил, что купил его на той неделе, и за двести рублей. В каком магазине?

Только в этот момент Кулич насторожился. Он ведь прекрасно помнил, чей это бумажник.

— На Пионерской, в галантерейном.

— А вот нам кажется, что это бумажник совсем другого человека, — продолжил Демин. — Ты знаешь, что обозначают вот эти буквы?

— Какие? — удивился Витька.

— Да вот эти, — Виктор ткнул в монограмму. — «АИС».

Кулич подался вперед, прищурился, и тут Колодников понял все.

— У тебя какое зрение, Куликов?

— Дальнозоркость, плюс три.

— Понятно. Так что там выдавлено, что обозначают эти буквы?

— Да я откуда знаю! Название фирмы, наверное.

— Да нет, брат. Это личная монограмма Александра Игоревича Серова, — Демин глянул на часы. — Его хоронят сегодня, сейчас. Вот, минут десять как вынесли из дома.

— А…а, при чем тут я?

— Нет, Кулич, ты, в самом деле дурак, или притворяешься? — Демин начал заводиться. — Тебе русским языком говорят, что это лопатник парня, которого убили на днях. Сколько тот, три дня пролежал в коме?

— Да, три дня, — подтвердил Рыжов.

— А до этого кто-то хорошо настучал ему по голове, и вещички все пропали, да, Иван Михайлович?

Рыжов кивнул головой.

— В том числе… — он помотал бумажником, — это вот портмоне.

— Не знаю я чье это портмоне.

На эти слова все менты отозвались дружным смехом.

— Кулич, ты, вроде, по малолетке сидел? — спросил Колодников.

— Ну, было дело, по дури я тогда загремел. Год отсидел.

— Тогда должен жить по понятиям, а раз так, то понимаешь, чем это грозит тебе. Ты грохнул Серова?

— Да не знаю я никакого Серова!

— Хорошо, спросим по-другому, — согласился Колодников, — в ночь с субботы на воскресенье, с двадцать шестого на двадцать седьмое, ты был в парке?

Кулик исподлобья стрельнул на него глазами, и задумался. Проще всего было отказаться, но он действительно каждую свободную ночь ошивался в парке, и сказать, что в это время его там не было, было предельно глупо.

— Ну, был.

— Нет, ты достал меня этим «ну», — вздохнул Демин, и, перегнувшись, сделал вид, что сейчас ударит своего собеседника портмоне по голове. Тот, естественно, шарахнулся в сторону. Вид у Демина, с его рыжими зубами-клыками был сейчас более чем свирепый.

— Это называется, слова паразиты. У меня старший сейчас как раз проходит в школе, — пояснил Паша.

— Каков человек, такие и слова. Так это ты убил Серова? — спросил Рыжов.

— Да почему я! Не убивал я его!

— Тогда откуда у тебя его портмоне? — снова спросил Демин.

— Нашел.

Это заявление Кулича вызвало общий смех.

— Ты же только что говорил, причем трижды, что купил его? — напомнил Демин.

— Ну.

— Ой, бля… — Демин махнул рукой с зажатым портмоне и, если бы Витька не убрал голову, то непременно получил бы им по темечку. — Я точно сегодня башку ему проломлю. Дайте, что ли, закурить.

— Чей тогда это гаманок? — спросил уже Рыжов. — Ты же говорил, что купил его?

— Да не знаю я. Нашел я его! Откуда у меня деньги покупать его?

— Как откуда? На честно заработанный гонорар сторожа. Сколько там тебе Арам за это платит? Тысячу баксов, больше?

— Какую тысячу баксов! Восемьсот рублей.

— Хорошо. Знаешь, Куликов, что с тобой будет дальше?

— Нет.

— Хорошо, сейчас расскажу, — Демин загасил сигарету, сложил руки на груди, и почти весело посмотрел на своего собеседника. — Сейчас мы тебя закроем на двое суток. За это время мы узнаем о тебе всю подноготную, всех, с кем ты весело проводишь время в парке, тряхнем их. Мама твоя нам подскажет все, что надо. Она давно мечтает, чтобы пересажали ту шушеру, которая крутиться вместе с тобой. Найдем кучу улик, посадим их так же вот, как тебя, и хоть кого-то, но расколем. И тогда ты сядешь, сто процентов. Почему, ты знаешь сам. Условник у тебя есть, так что полетишь в зону майской птичкой.

— За что? Я же не убивал его!

— Но ты там был, в ту ночь, у тебя нашли вещи убитого. Все, значит, участвовал в преступлении.

— Да не убивал я его, меня там в тот момент вообще не было!

— Хорошо. Если не убивал и не присутствовал, то у тебя есть один шанс проскочить мимо зоны. Пойдешь свидетелем.

Витька оживился. Он действительно неплохо разбирался в уголовно-процессуальных штучках.

— Дайте закурить, — попросил он. Демин взялся, было, за свои сигареты, но потом вспомнил, что у Куликова есть свои, и кинул ему его пачку. Тот закурил, прищурился. Он понимал, что мать неизбежно расколется при допросе, а она хорошо знала нынешнее окружение своего сына. А идти соучастником преступления, даже по минимуму, было для него стопроцентным сроком. Это тем более было обидно, что он, в самом деле, в том ночном происшествии был больше свидетелем, чем участником.

— Хорошо, — сказал он, — я согласен идти свидетелем. И я действительно никого не убивал.

Глава 9

В тоже самое время Сергей Денисов заехал на своем «Москвиче» на привокзальную площадь. Прищурившись, он недовольно осмотрелся кругом, и пошел в сторону привокзального кафе с символическим названием «Разгуляй». Эта шарашка стоила многих кафе по части криминальных эпизодов, но не она сейчас интересовала оперативника, а человек восемь таксистов, укрывавшихся в тени здания от палящего солнца. До прибытия московского поезда, самого «клевого» по части клиентов, было еще много времени, и они убивали время в разговорах на самые разные темы.

— Здорово, мужики, — сказал Сергей, подходя. Многих он знал, если не по именам, то в лицо точно. Таксисты такой народ, что часто попадают в криминальные ситуации. Со многими приходилось встречаться и раньше.

— Привет, — явно обрадовался ему только одни из этих вечных извозчиков суеты, Петька Мурзин, одноклассник Денисова.

— Как дела? — спросил он.

— Да как в горящей бане, пару много, а толку мало, — пошутил Денисов.

Сергей достал из папки и показал таксистам лист с двумя фотографиями, жутко изуродованными плохим ксероксом.

— Вот, парни. Два гаврика сбежали вчера из Железногорского СИЗО при перевозки до здания суда. Ранили охранника, отобрали пистолет. Третьего их подельника то грохнули, а эти двое ушли. Обоим светил пожизненный, кстати, за дальнобойщиков. Накрошили они там человек восемь. Так что если увидите похожих кадров, уж звякните нам в дежурку.

Шоферня оживилась, и рассматривала снимки с обильными, и, чаще всего, нецензурными комментариями.

— Нихрена, вы, там, в ментовке, ничего не умеете делать. Отвезти, привезти, и то не смогли, — заявил мужик лет сорока с руками в наколках, и золотыми зубами.

"Сам, поди, козел, сидел", — подумал Сергей.

— Да, в автозаке даже не смогли отвезти до суда, что за уроды, — сплюнул самый старший из шоферов.

— А личики у них паршивые, отморозки, сразу видно, — заметил кто-то.

— Ага, Ваньку Жучкова такие же, поди, грохнули. Не нашли, кто, а, опер?

Денисов отрицательно покачал головой. Дело об убийстве таксиста Жучкова второй месяц висело на отделе полным «глухарем».

— Ну вот, что я говорил!? Нихрена вы не умеете работать, — обрадовался золотозубый.

— Да, Славик, тот бы сразу бы нашел.

— Ну, за этим не заржавело бы!

— с уважением сказал золотозубый.

Денисов поморщился. Одна из легенд о Славике, местном авторитете, гласила, что тот нашел убийц своего брата и грохнул их. Сейчас Славик баллотировался в мэры, и эту байку широко растиражировали все местные газеты.

— А как тут работать, — спросил Сергей, — скажи ты мне? Вы же вот не помогаете.

— Кто, я?! — взвился фиксатый. — Да я все рассказал, это же я видел, как Ванька сажал этого урода себе в такси, какой он, как был одет. Я с тех пор только и смотрю по сторонам, может, увижу еще этого козла.

— Хорошо, — согласился Денисов, — тогда вы вот что мне скажите. Кто из вас работал в ночь с субботы на воскресенье?

Таксисты переглянулись.

— Ну, я работал, — не очень охотно признался фиксатый.

— В ту ночь напали на одного парня, Александра Серова, тут, недалеко, около стоящегося рынка. Он три дня пролежал в коме, потом умер. Пропали золото: цепь, золотые часы, «Роллекс», фирма, не паковка, печатка золотая, бумажник, в нем двадцать долларов. Никто не подходил с таким набором?

Несколько секунд все молчали, потом все тот же таксист с золотыми зубами прищурился.

— Постой, Михеич что-то такое говорил про доллары.

— Когда? Что за Михеич? — оживился Сергей.

— Да старик тут один иногда подрабатывает извозом, на «Москвиче», еще четыреста двенадцатом. Он появляется раза два в неделю, большей частью ночью. Мужик серьезный, откуда-то из Курятника. Мы не возражаем, что он нам, не конкурент, так, на бензин заработать.

Сергей достал сигареты, закурил, машинально это повторили все остальные.

— А где точно живет этот Михеич, никто не знает? — спросил Сергей.

— Нет, хотя… — Петька Мурзин прищурился, — видел я его как-то в Курятнике. Вез клиента, смотрю, Михеич. Тот как раз свою лайбу из шланга мыл. Номер не скажу, а так показать могу.

— Ну что, тогда поехали, покажешь мне? — предложил Денисов. Петька глянул на часы, и утвердительно кивнул головой.

— Можно. Сейчас все равно тут мертвяк. Московский через час будет, как раз обернемся.

Глава 10

Рыжов и Денисов подошли к зданию ГОВД с разных сторон, но в одно время. На крыльце, словно дожидаясь их, стоял Юрий Астафьев, тормознувший, чтобы докурить первую, в это утро, сигарету. После церемониального обмена рукопожатиями сияющий Рыжов заявил.

— Ну что, нашел я тех, кто грохнул Серова.

— Да ты что? — поразился Юрий. — Как это ты сумел?

Рыжов продолжил рассказ уже на ходу.

— Случайно вчера зашел к нашим в третье отделение и первое что вижу, кошелек Серова, с этой, как его, с… — он замялся, Денисов открыл уже было рот, чтобы помочь ветерану, но тут Рыжова прорвало, — с монограммой! Ну, спутать ее с чем-то другим трудно. Спрашиваю — чей? Они кивают в сторону парня в обезьяннике, некий Куликов, Виктор. Кличка Кулич. Судим по малолетке, и сейчас на нем условник висит. Я его сразу взял в оборот, прижал, и за полчаса расколол.

О том, что в допросе участвовали и другие милиционеры, Иван Михайлович скромно умолчал. Они добрались до кабинета Денисова, самого ближнего из всех троих, и как-то машинально, свернули к нему, тем более что остальных двух оперативников в этом момент в нем не было. Так же машинально все расположились за столом, закурили.

— Ну, и что он показал? — нетерпеливо спросил Юрий.

— Он говорит, что сам в нападении участие не принимал, потом только в долю вошел, сто рублей ему дали. А убивали трое: Куценко, Вепрев и какой-то парень, которого он видел в первый, и последний раз. Зовут его Толик.

— Если Толик, то я могу и фамилию сказать, — заулыбался Денисов, — Журавлев. Живет по улице Некрасова, дом тринадцать.

— А это ты с чего взял? — удивился Рыжов.

Денисов усмехнулся.

— Работаем. И не вы одни, пишете, господин майор…

— Ну, ладно-ладно! — оборвал его Астафьев. — Скажите лучше, что это за кадры?

— А, ну своих то я знаю обоих, — Рыжов открыл свою папку. — Куценко тот еще отморозок, ему лет двадцать, кончил классов семь, после этого нигде не работал. Раза три получал по пятнадцать суток, и сейчас на нем висит условный срок за грабеж. Шапку снял, а мужик начал сопротивляться, так он лицо ему разбил. Я бы сразу за такое срок дал, а наши судьи все вошкаются с ними, все надеются перевоспитать. Законченный алкоголик, на его рожу посмотришь, и там все ясно.

— Хорошо, а остальные?

— Вепрев, Сергей, шестнадцать лет. Тоже проходил по хулиганке. Да, дебил он, — Рыжов махнул рукой, — шесть классов еле кончил, у него и справка есть, что он больше учиться не может. Постоянно нигде не работает. Пьет, мать гоняет. Есть еще сестра, Женька, на год старше. Тоже небольшого ума девушка. Она тоже была тем вечером в парке, но в нападении не участвовала. Как говорит Кулич, она даже вызвала Серову «скорую».

— Вот как? Откуда она ее вызвала? — спросил Астафьев.

— С вокзала.

— Вот на вокзале они и попытались разменять доллары, — Денисов перехватил нить разговора у своего более старшего товарища. — Журавлев подошел с ними к знакомому таксисту, но тот доллары не взял. Тогда они ушли, вернулись через час, и этот таксист, старик, Кузьмин, отвез его домой, в район Курятника. Расплатился тот парень уже рублями.

— Интересно!

— Смотри-ка ты, в самом деле работаешь, а я думал, только по девкам шляешься, — восхитился участковый.

— Менял доллары Куценко, где-то в бараках, — снова подхватил нить разговора Рыжов, — они оставались на остановке, поэтому к кому он ходил, Куликов не знает. Тот принес шестьсот рублей, они их и поделили. Кулич взял себе еще пустой кошелек, он ему очень понравился — натуральная кожа, новенький. А про монограмму он даже не понял, что это такое.

А то бы выбросил, или сжег.

— А где остальные вещи? — поинтересовался Юрий.

— Да, разделили, кто кому. Часы отдали Вепреву, цепочку взял Куценко, Женьке отдали печатку, мобильник Кулич не помнит кто взял.

Астафьев задумался.

— Ну что ж, пожалуй, можно брать этих орликов. Закроем их пока на двое суток, а потом посмотрим. Нужно идти к прокурору.

На оформление всех формальностей ушел час, после этого все разошлись в разные стороны. К двум часам дня Рыжов привез первого из задержанных, его мать и дежурного адвоката.

— Вот, Юрий Андреевич, можете полюбопытствовать: Сергей, как тебя по батюшке то? — обратился Рыжов к длинному, под метр восемьдесят, худому, парню.

— Александрович, — промямлил тот.

— Сестры его нет дома, говорят, уехал на Ильмень с подружками. Зато мать вот, как раз дома была.

— Хорошо, — кивнул головой Юрий, рассматривая своих будущих собеседников на ближайшие несколько часов.

Матери было на вид лет пятьдесят, среднего роста, с большой грудью, одетая в старое, застиранное платье. Волосы, нещадно сожженные химией, были непонятно красно-серого цвета, из-под которых проглядывала седина.

— Что он наделал то опять? — сходу спросила она. — Опять в драку какую-нибудь ввязался?

— Сейчас все объясним, не спешите, — пообещал Юрий, рассматривая его сынка.

Первое, что бросалось ему в глаза, продолговатая, дынеобразная голова. Все остальные черты лица различить было сложно. Под обеими глазами Вепрева зияли жуткого размера и цвета синяки. Судя по фиолетовым оттенкам и коричневым, с желтизной, краям, это были уже давние «украшения», и Астафьев попытался себе представить, что было, когда эти фингалы сияли в полную силу. Выходило не очень приятно для носителей этих «фонарей». Пухлые губы тоже, видно, пострадали при том же стихийном бедствии, но уже восстановили свою форму, от побоев остался только шрам в уголке губ. Еще один шрам украшал правую щеку героя. Сам рот был постоянно приоткрыт, что в купе с бровями «домиком» отнюдь не украшали его, а придавало какой-то «умоляющий» облик.

— Да-а! Кто это вас так, Вепрев, хорошо отделал? — не удержался, и спросил Юрий.

— Да, пацаны тут, с соседней улицы. Толпой налетели, отпинали, — пробормотал парень.

— Давно?

— Дней пять назад.

— В воскресенье он такой хороший пришел, уже с утра. Как раз под день рождения его так отхайдокали. Подарок ему такой сделали. Вот мне то же радость то была! — снова вступила в разговор мать Сергея. Вся ее жизнь сейчас читалась на постаревшем, неврастенически поддергивающимся лице. — Убьют так, как-нибудь, нахрен, и все, останусь одна на старости лет. Кто меня кормить будет, а?

— Почему, у вас же еще есть дочь? — напомнил Юрий.

— Да, — она махнула рукой, — Женька у меня получилась красивая, в девках долго не засидится. Вылетит из гнезда, и все.

— Понятно.

Адвокат, фамилия его была Дегтярев, устроился чуть наискось от своего подопечного, теперь перевес был трое, против одного Астафьева.

— Ну что ж, начинаем допрос Вепрева Сергея Александровича, 1987 года рождения, в присутствии матери, как вас зовут?

— Валентина Сергеевна Коптева.

Почему Коптева? — удивился Юрий.

— Это по третьему мужу. Он у меня умер пять лет назад.

— Хорошо. А паспорт при вас есть?

Убедившись, что перед ним действительно сидит мать Сергея Вепрева, а не тетя со стороны, Астафьев продолжил допрос.

— Хорошо. В присутствии матери, а так же адвоката Дегтярева, Валентина Исаевича. Итак, Сергей Александрович Вепрев, вы обвиняетесь по статье сто пятой уголовного кодекса Российской федерации в убийстве Серова Александра Игоревича.

— Господи! — ахнула мать. — В убийстве!? Вот дожила то какой радости!

Господи!!

— Чего!? — Серый даже вскочил с места. — Какого еще Серова? Никого я не убивал. Может, меня тогда чуть не убили.

— Когда — тогда? — быстро спросил Юрий.

— В субботу. И это, Серова я никакого я не знаю.

— А откуда вы знаете, что это было именно в субботу? Я числа не называл?

Сергея, похоже, заклинило. Он замолк, по глазам было видно, что он пытается найти какой-нибудь ответ.

— Так откуда вы знаете, что на нападение на Серова было именно в субботу, а не в какой-то другой день? — повторил Астафьев.

— Ну, скажи что-нибудь! — велела мать.

— Знаю, и все. Только никакого Серова я не знаю.

— То есть вы знаете, что нападение на Серова было в субботу, но самого Серова не знаете. Забавно.

— Я знаю, что парни там наезжали на одного, но фамилию его не знаю.

— Ну, конечно, у вас же не было времени спрашивать у человека, которого вы ограбил тем вечером, как его зовут.

— Никого я не грабил.

— Значит, свою вину вы отрицаете?

— Да. Не было ничего такого.

Юрий вдруг понял, что обычная тактика ловли подозреваемого в преступлении на ошибках и несуразностях в его показаниях, тут не пройдет. Парня просто клинило так, что тот отключался, как перегруженный компьютер. Надо было менять тактику.

— Хорошо, — вздохнул он, — начнем с самого начала. Скажите, Вепрев, где вы были в ночь с субботы на воскресенье, то есть с двадцать шестого, на двадцать седьмое июня?

— Ну, в парке сидел.

— Долго?

— Всю ночь.

— Я как раз на ночной смене была, вот они с Женькой и распустились, — пояснила мать, потом призналась. — Да, они меня и не спрашивают. Делают, что хотят.

— Хорошо, с кем вы там были? — спросил Астафьев.

— Да, я и не помню. Пьяный я сильно был. День рождения, все-таки.

— Ну, что-то рано начали отмечать, Сергей Александрович. День рождения у вас двадцать седьмого июня, а тогда было еще двадцать шестое. Тогда скажу прямо. По нашим сведеньям, среди тех, кто был в вашей компании, были такое люди как Куценко Александр, Журавлев Анатолий, Виктор Куликов? Ну, про вашу сестру я вообще не говорю, это само собой.

Вепрев притих, почесал голову. Он явно не знал, что делать.

Сережка и в самом деле пребывал в растерянности. Куцый сказал тогда, при расставании, чтобы все молчали как рыба. Он был уверен, что никто ничего не узнает. И тут это мужик называет всех, кто участвовал в деле, даже этого Толика, которого сам Серый видел в первый, и последний раз.

— Не помню, — снова пробормотал он. Говорил он так, словно во рту его была каша, при этом еще и пришепетывал.

Вепрева переклинило настолько плотно, что двадцать минут допрос не мог сдвинуться с мертвой точки. Устали все, а еще допекала жара, и открытые окна при закрытых дверях только усиливали духоту. Вспотели все, особенно Вепрев. Наконец Юрий сдался, и пошел еще более легким путем.

— Хорошо, чтобы вам было легче вспомнить, воспользуемся показаниями одного из членов вашей компании. Вы хорошо знаете Виктора Куликова?

— Ну.

— Что ну, знаете, или нет?

— Кулича? Ну, знаю. А, что?

— Так вот, он написал в своих показаниях, что вы в тот день именно в таком составе находились на территории парка отдыха, выпивали. Это было так?

Мощный мыслительный процесс в голове Серого наконец подошел к концу. Видно он решил, что раз Кулич написал все, как было, то и не стоит сильно мучится, что-то придумывать или отрицать.

— Дайте посмотреть показания этого Куликова, — попросил Дегтярев. Убедившись, что показания оформлены по всем правилам, он кивнул головой, и отдал листок Астафьеву. Этот жест Серый понял, как команду ему, что теперь надо говорить, как все было на самом деле.

— Да мы его не убивали. Он нас чуть не поубивал. Вон, — Сергей показал ладонью на свое лицо, — всю рожу мне расквасил. Мы всего то хотели его бомбануть, да и то не получилось.

— То есть вы отрицаете попытку убийства, но вы подтверждаете, что совершили попытку ограбления Александра Серова?

Серый беспомощно оглянулся по сторонам, на мать и адвоката.

— Вы хотели ограбить этого человека? — Юрий пододвинул ему Сашкину фотографию.

— Ну, хотели.

— И вам это удалось?

— Нет.

— Как же нет, когда вот Куликов пишет в своих показаниях, что ему лично достался портмане убитого, а вам часы. Где, кстати, эти часы?

— Цыганам отнес, — признался Серый.

— И сколько они вам за это дали?

— Сотню.

— Сколько?! — поразился Юрий. Со слов Сашкиной жены он знал, что эти часы стоили Серову не менее двух тысяч долларов.

— Так, а печатка у кого?

— У Женьки.

— Хорошо, начнем сначала. Сколько вы выпили водки и пива?

— Ну, три пузыря водки, потом пива баклажку…

— Сколько литров?

— Два. Потом еще наскребли на пузырь "Белой Леди".

Водка, на этикетки которой красовался автомобиль десятого семейства ВАЗа, самая дешевая и паршивая, почему-то в народе именовалась именно так романтично.

— Хорошо, кто предложил пойти ограбить кого-нибудь?

— Не помню, — буркнул Сашка.

— Кто-нибудь был против этого?

— Нет. Кулич только не пошел с нами, козел!

— Хорошо, что сделали все остальные?

— Ну, мы встали, пошли искать, кого можно будет бомбануть. Этот, мужик нам сразу понравился, мобила, цепь на шее, все такое. Не сильно здоровый.

— Дальше.

— Мы прошли по парку, вернулись — его нет. Потом смотрим — идет, один уже.

— А до этого он с кем был?

— Ну, с бабой какой-то, я уж не помню ее.

"Слышала бы это Ленка, — невольно подумал Юрий, — баба, да которую даже не запомнили".

— Дальше что было?

— Пошли за ним. Куцый его догнал, начал цепляться, потом и мы подошли.

— Драка была?

— Да.

— Ну, вот это уже самое интересное. Это подробней.

Глава 11

Тольку Журавлева Денисов брал прямо на рабочем месте, на его пищевой базе. Он приехал туда с машиной патрульно-постовой службы, «жигуленок» въехал прямо во двор, где еще с советских времен находились склады тогдашнего ГОРТОРГА. На заднем крыльце конторы сидели трое парней крайне молодого возраста, в синих хозяйственных халатах, солидно и не спеша смоля сигареты. Сергей с ходу попробовал определить, кто из них Журавлев, и не смог. Все трое выглядели школьниками, сбежавшими с нелюбимой химии на речку.

— Журавлев Анатолий есть такой у вас? — спросил он, подойдя вплотную.

— Ну, я, Журавлев, — признался самый низкорослый и худощавый. Денисов в упор уставился на него, ему была интересна реакция этого парня, в момент ареста. Если испугается, то, значит, точно, он убийца. Проверенный ход. Но в глазах этого парня пока читалось одно только недоумение.

— Переодевайся, поедешь с нами, в милицию, — велел Сергей. — А Куценко среди вас есть?

— Нет, он с понедельника не вышел на работу, — сказал еще один из троицы, и только в этот момент в глазах Тольки мелькнуло чувство страха.

Журавлев, как-то сразу ссутулившись, двинулся в здание, Денисов последовал за ним. В небольшой, довольно грязной раздевалке Толька подошел к одному из деревянных шкафчиков, но когда он открыл замок, то Серегей оттер его плечом, и сам сначала проверил карманы одежды, а потом и полки. Ничего похожего на похищенное золото, оружие или деньги он не нашел, и, отходя, кивнул парню головой.

— Переодевайся.

В машине они молчали, и, сдав задержанного в дежурную часть, Денисов поехал за последним членом банды.

Куценко жил в малосемейке на улице Короткой, пользующейся не очень хорошей репутацией. Вечные драки, регулярные кражи, периодично вспыхивающая поножовщина — все это было в постоянном меню этого вертепа нищеты и убожества. Это заметил даже временный напарник Сергея по этому выезду, сержант патрульно-постовой службы по имени Олег.

— Опять в этот притон, — сказал он, когда узнал адрес, куда им надо было ехать, — их специально что ли, этих уродов, там со всего города собрали?

— Почти что так, — согласился Денисов, — ты угадал. Просто, когда очередной алкаш или наркоман продавал свою квартиру, то ему покупали квартиру малосемейку. А тут, в этом доме, они самые дешевые, у черта на куличках, да и дом запущен донельзя.

Они подъехали к дому, вошли в единственный подъезд.

— Пятьдесят пятая, это какой этаж, второй, или третий? — спросил Сергей.

— Кажется третий, — решил Олег, — точно не помню.

Они поднялись на третий этаж, но коридорная система, обычная для этих домов, не предусматривала окон, так как, коридоры должны были освещаться лампочками. Увы, лампочки были слишком легкой добычей для обитающий там же наркоманов. Так что оба милиционера сначала на ощупь пошли не в ту сторону, подсвечивая себе зажигалками.

— Как они тут живут, в этой темноте? — спросил сержант. — Ведь тут ноги переломать можно?

— У них ноги не главное, главное вены и глотка, — пояснил Денисов.

— Тьфу, ты черт! Сорок восьмая! А где же пятидесятая и все остальные? Этажом выше, или в соседнем крыле?

Убедившись, что они пошли совсем не туда, оба развернулись, и приглушенно чертыхаясь, двинулись на свет, сочащийся из маленького окна на лестничной площадке. Они видели, как с лестничной клетки свернул в нужное им крыло какой-то парень. Когда они вошли в это крыло малосемейки, то он ковырялся в замочной скважине ключом.

— Эй, парень, пятьдесят пятая на этом этаже, или выше? — крикнул ему Олег.

Куцый уже повернул ключ, почувствовал, как подалась назад дверь, и, оглянувшись, он увидел, как на фоне света с лестничной площадки проявились две фигуры, причем один из вошедших, и как раз задавших этот вопрос, явно был в милицейской фуражке. Несмотря на пьяный угар, Куцый среагировал мгновенно. Единственный выход был недоступен, поэтому он толкнул дверь, заскочил в квартиру, и захлопнул замок.

— Ах, ты черт! — воскликнул Сергей, увидев странную реакцию этого местного жителя, — похоже, это как раз тот, кто нам был нужен!

Они подбежали к двери, и при помощи все той же зажигалки убедились, что это действительно столь нужная им квартира номер пятьдесят пять. Денисов забарабанил по двери кулаком.

— Куценко, открывай дверь, быстро! Кому говорю! Открывай, милиция!

Он прислушался, за дверью явно что-то происходило. Куцый метался по квартире как загнанный в клетку шакал. Он хватался то за нож, то за бутылку, потом подбежал к открытому окну, глянул вниз. Этот пейзаж ему не очень понравился, но рядом с окном, в метре, проходила древняя водосточная труба.

Когда Денисов понял, что хозяин квартиры не собирается открывать ему дверь, он толкнул ее, прислушался к своим ощущениям, и, отойдя на шаг назад, со всей силы ударил по двери ногой. С этой дверью подобное происходило уже много раз, так что, сильно она сопротивляться не стала, а развалилась на части, оставив замок и большой кусок дерева незыблемо торчать на своем месте. Прорвавшись в комнату, Сергей остановился, и начал оглядываться по сторонам. Олег же проскочил в кухню, заглянул в туалет.

— Его тут нет! — крикнул он.

Денисов метнулся к окну, глянул вниз, потом повернул голову влево, и увидел своего подопечного. Тот висел в каком-то метре от него, обняв как родную водосточную трубу. Пару секунд они смотрели друг на друга, потом Сергей кивнул ему головой.

— Ну, ты, коалу хренов, лезь, сюда! Кому говорю!

— Счас, как же, — прохрипел тот, и начал сначала медленно, а потом все быстрей скользить вниз. Сергей, перегнулся, попытался ухватить его за шиворот, но не дотянулся пару сантиметров. Между тем Куценко сползал все ниже и ниже, между вторым и первым этажом труба с грохотом развалилась, но Сашка благополучно приземлился на ноги, даже не ушибившись. Достигнув земли, он поглядел вверх, и, ухмыльнувшись, показал обоим милиционерам неприличный жест рукой. Лишь после этого, Куцый со всех ног припустился бежать.

— Ах, ты, сученок! — возмутился Сергей, примерился, было, дотянуться до трубы, но потом сплюнул, и, пробормотав, — очень надо ноги ломать, — достал мобильник, вызывать дежурную часть.

— Цыплаков! Денисов беспокоит. Слушай, крикни там всем: Куценко, Александр Игнатеьевич, побег при аресте, проходит по подозрению по сто пятой статье. Возраст двадцать два года, рост метр шестьдесят пять, плечи широкие, фигура атлетическая, короткая стрижка, лицо круглое, со следами сходящих побоев и свежих шрамов. Одет в серое трико и черную тенниску. Пусть перекроют вокзалы, и выезды из города.

— Упустил его, что ли его, Сергей? — спросил с явным ехидством дежурный.

— Нет, фору дал.

Отключившись, он посмотрел на своего напарника, почесал голову.

— Так, лопухнулись мы с тобой, Олег. Ну, тогда посмотрим, что у него тут интересного есть.

Мебели в обители Куцего было минимум: стол, две табуретки, старая кровать. Самой интересной деталью в его квартире была батарея пустых бутылок. Денисов насчитал двенадцать бутылок из-под "Белой Леди". Чувствовалось, что хозяин дома относился к «пушнине» бережно, аккуратно выстраивая стеклотару вдоль стены. В пакете, с которым он пришел, было еще две бутылки водки и баклажка с пивом. Осмотрев стол, Денисов хмыкнул.

— Законченный алкоголик. Хроник.

— Откуда ты знаешь? — удивился Олег.

— А, посмотри, один стакан, одна тарелка, одна вилка. Из закуски один хлеб. И ведь купил пойло, а пожрать ничего не взял. Пил в одиночку, считай целую неделю, ни черта не закусывал. Конченый кадр, синюшник.

Он пошарил по карманам оставшейся в нише одежды, перевернул вверх дном скудную обстановку на кухне, перетряхнул кровать, но не нашел ничего, чтобы могло бы сыграть роль улик по делу Серова.

— Ладно, поехали в отдел, а это прихватим с собой, — он взял пакет с бутылками. Тут должны быть отпечатки его шаловливых пальчиков.

Пока они ехали до отдела, Сергей все поглядывал по сторонам, надеясь, что удача все же подготовит ему встречу с беглецом. Но черная тенниска и серое трико никак не попадались на его пути.

В это время Куцый метался по городу, в тщетных попытках найти выход из положения. Злоба, похмелье, нервная трясучка после всего пережитого слилось в один гремучий коктейль. Когда он, наконец, остановился, и, забился в подъезд пятиэтажки, то первым делом пересчитал оставшиеся деньги. Получалось чуть больше сотни. Первой его мыслью было, все же опохмелиться. Дойдя до ближайшего кафе, он выпил сто грамм, купил пачку сигарет, и уже с посвежевшей головой нырнул в заросли тальника на одном из многочисленных пустырей города. Мысли его метались, между тем, что бы лечь на дно в самом Кривове, до того, чтобы уехать к черту на кулички. Но родственников и знакомых у него в Кривове было мало, к тому же с родней он давно уже испортил настроение, а друзья либо сидели, либо готовились сесть, так что все были на учете милиции. Наконец, он решил, что ему легче всего будет скрыться в Железногорске. Все же миллионный город, народу там как муравьев. Устроится где-нибудь на рынке грузчиком, потом купит какой-нибудь старый паспорт. Но сначала в Железногорск нужно было попасть. И он направился на вокзал. По ходу ему попался небольшой мини-рынок, и, глянув на шмотки, в изобилии разложенные на раскладушках, Куцый решил, что ему нужно немного сменить имидж. Не замедляя шага, он нагнулся, и прихватил синюю бейсболку, которую тут же напялил на голову.

— Эй, ты что делаешь! — закричала торговка узбечка. Она кинулась вслед за ним, догнала, вцепилась в бейсболку. Куцый, не оборачиваясь, со всей силы двинул ее локтем в живот, и женщина, ойкнув, осела на асфальт. Легкость, с какой ему достался головной убор, придала Сашке наглости. Он решил сразу не соваться на вокзал, а свернул на еще один мини рынок. Здесь, у тех же узбеков, он присмотрел синюю ветровку. Пощупав товар, он спросил у торговки: — По чем?

Сто рублей, — ответила она, беспечно щелкая семечки.

— Пойдет, — решил он, и натянул ветровку на плечи. Потом Куцый развернулся, и быстрым шагом начал удаляться от рынка.

— Эй-эй! Ты куда! Деньги отдай! — закричала торговка, а потом что-то залопотала уже по-своему.

Оглянувшись, Куцый увидел, что откуда-то из-за палатки вывалилось сразу человек пять мужиков, так же узбеков. Лица у всех были строгие, злые, и Куцый предпочел припуститься бежать, чем доказывать им свою крутость. Он свернул во двор одного дома, потом второго. Топот стал потише, но и у Куцего дыхалка так же была не безразмерная. Оглянувшись через плечо, он понял, что его сейчас преследует только один узбек, молодой парень лет двадцати. Так что, завернув за угол, он остановился, и когда тот выскочил из-за угла, сразу ударил его кулаком по лицу. Это парня ошеломило, но не выбило боевого пыла. Он схватил Куцего за руки, и закричал во все горло что-то на своем щебечущем языке. Очевидно, он думал, что его соплеменники где-то близко. Это взбесило Куцего, он еще раз попробовал ударить узбека по лицу, но тот по-прежнему крепко держал его за обе руки. Они топтались на месте, как два странных танцора. Под ногами их что-то звякнуло, и, опустив глаза, Сашка увидел, что это горлышко от разбитой бутылки, с торчащими осколками стекла. Тогда Куцый резко нагнулся, вырвав левую руку, схватил горлышко, и, снизу вверх, вонзил его в живот узбеку. Тот, жутко закричав, сразу его отпустил, и, согнувшись, упал на землю. Куцый же бросился бежать дальше, не сильно раздумывая, куда он бежит.

Так он случайно оказался около дома Сережки Вепрева, хотя к нему он совсем и не собирался идти. А у подъезда сидела Женя, нажевывая свою жвачку.

— О, привет! — сказала она. — Давно тебя не было видно. Если ты к Серому, то его нет. Соседка сказала, что его и матуху увезли менты.

— Хреново, — прохрипел Куцый, — за мной тоже приходили, только я ноги сделал. У тебя деньги есть?

— Откуда!

Куцый скривился, потом, опустив глаза, увидел на ее руке знакомую печатку.

— Ты че, еще не загнал ее? — спросил он.

— А на хрена, она мне так нравится, — Женька полюбовалась блеском золота.

— Дура, она же в розыске, это же улика! Из-за нее нас всех упекут лет на десять. Дай сюда!

Сорвав с руки ошеломленной девушки печатку, он сначала хотел ее забросить куда подальше, но потом передумал, и спрятал в карман.

— Если увидишь брата, скажешь, чтобы молчал как рыба. Не было ничего, в полный отказ что б шел, поняла?

— Угу. Только когда я его теперь увижу? Его, поди, уже закрыли.

— Болтать не будете, хрен, что они докажут. Я счас из города слиняю, перекантуюсь в Железногорске. Чао!

После этого он пошел в сторону, противоположную от вокзала, к району Соцгородских барков. Зайдя в один из этих приютов нищеты, Сашка постучал в дверь с фатальной цифрой тринадцать. Единственная в этой трущобе дверь эта была железной. Открыла ему остроносая, худощавая цыганка.

— Чего надо? — не очень любезно спросила она.

— Маму Розу позови, — попросил Сашка, — скажи, товар есть.

— Жди здесь, — велела цыганка.

Куцый осмотрелся по сторонам, и хмыкнул. Цыгане даже тут устроились по-своему. Прорубили стены, и соединили несколько комнат в настоящую квартиру. Комната, в которой он находился, была и кухней, и прихожей. Долго рассматривать этот цыганский дворец ему не пришлось. Из-за бархатных, красных штор показалась мама Роза, толстая цыганка преклонных лет, одетая в традиционный, цыганский костюм.

— Ну, чего надо? — так же неприветливым тоном спросила она.

— Вот, продаю. Смотри, какая классная вещь, — просипел Куцый, подавая ей печатку. Та поднесла ее к глазам, внимательно осмотрела.

— Золотая, не сомневайся.

— Вижу, не первый день живу на свете. Пятьсот, — сказала она, продолжая разглядывать золото.

— Да ты что, мама Роза, с катушек спрыгнула?! — возмутился Куцый. — Тут золота сколько, а сделано как! Мама Роза, ты уж не борзей!

— Это ты не борзей, Сашка! За этой гайкой крови, поди, немеренно. В ломбард не отнесешь, что с ней еще делать?

— Да, какая там кровь, ты че!? Я эту гайку на Ильмене нашел, на пляже. Крутые там бухали, видно кто-то потерял.

— Ладно, все вы эти сказки мастера рассказывать. На еще сотню, и вали отсюда, — доставая из обширных юбок пачку самых разнокалиберных купюр, сказала цыганка.

Куцый скрипнул зубами, но, взяв деньги, послушно вышел за дверь. С мамой Розой спорить было трудно, тем более качать права. Он знал, что в соседней комнате всегда сидело несколько сыновей мамы Розы, здоровенных жлобов, готовых намять бока любому, кто хоть повысит голос на их мамочку.

Только теперь Куцый, наконец, направился к вокзалу. Сначала он хотел идти пешком, но при виде проезжающей патрульной машины поспешно свернул к остановке и залез в подошедший автобус. Платить, по обыкновению, Сашка не стал, ехать было всего две остановки. В Кривове вокзал и автовокзал помещались на одной площади, с разных сторон. За последние годы к ним пристроились множество кафешек и забегаловок. Червь, съедающий Сашку изнутри, заставил его свернуть к одной из них. Он взял бутылку водки, два куска селедки, и отошел к крайнему столику. Он выпил первые сто грамм, когда в кафе вошли два таксиста.

— Нинка, налей-ка нам минералки похолодней, остуди душу, — с порога крикнул один из них, жизнерадостный весельчак.

— Может, лучше пивка, для рывка? — Засмеялась продавщица.

— Не, ну его нахрен, это пиво. Сегодня ментов по городу, ужас сколько. Сейчас возил мужика в Покровку, так на выезде всех подряд останавливали, даже автобусы.

— А что случилось то? — удивилась Нинка.

— Да, уголовника какого-то ловят. Сбежал, похоже.

— А что он сделал? — скучающей проводнице все было интересно.

— Что сделал, не говорят, — заметил второй таксист, — но приметы у него вполне конкретные: низкорослый, морда в шрамах, одет в серое трико и черную майку.

— Так что смотри, увидишь такого, сразу хватай, и тащи в милицию, — засмеялся весельчак.

Услышав это, Куцый застыл со стаканом в руках. А он ведь как раз хотел сесть на маршрутку, и добраться до Железногорска.

Одет он был сейчас неплохо, но проклятые синяки и шрамы сразу привлекали к нему внимание. Выпив еще сто грамм, Сашка завинтил пробку, сунул бутылку в рукав, и на ватных ногах вышел на улицу.

"Может, сесть на электричку?" — подумал он. Но, издалека глянув на электронные вокзальные часы, вспомнил, что ближайшая электричка до Железногорска будет через час, а значит, этот час придется болтаться на глазах у железнодорожной милиции. Тогда, он поглубже надвинул на брови свою бейсболку, и пошел на остановку городского автобуса.

Ему нужен был автобус номер шесть, идущий в самый крайний район города. Оттуда он уже хотел выбраться из города пешком, через дачи. Может, это бы и удалось, если бы Сашка по привычке не стал брать билет. Народу было много, но не чрезмерно, не как в час пик. Пробравшись к заднему стеклу, он уставился в окно, надеясь, что с его маленьким ростом его не заметят. Но от зоркого кондуктора не укрылось наглое пренебрежение общественными обязанностями.

— Эй, там, на задней площадке, передавайте за проезд! Мужчина в синей бейсболке, оплачивайте проезд.

Куцый сделал вид, что это его не касается. Кондуктор, поняв, что проблема более сложная, чем она думала, слезла со своего возвышения, и начала, расталкивая пассажиров, пробираться назад. Куцый почувствовал, как его резко дернули за плечо. Обернувшись, он увидел перед собой лицо разъяренной женщины лет сорока пяти. За день работы в этой удушающей жаре нервы у Ольки Михайловны Климкиной были взвинчены до предела. Ее даже не смутила эта страшная, вся в синяках и шрамах рожа. Таких она очень много повидала за десять лет своей кондукторской жизни.

— Так, ну ты что, ты самый хитрый, да?! Ну-ка, плати, давай! — закричала она.

— Я платил уже, — начал «петь» свою обычную легенду Куцый, — ты че, забыла что ли? Совсем с ума сошла?

— Ну, как же! Я полная дура! Что, думаешь, я совсем дура, что ли? Как же я тебя такого красивого не запомню. Плати, давай!

— Да, платил я, сейчас билет покажу.

Он начал шарить по карманам, сам, при этом косясь в окно. Увы, ехать надо было еще остановок пять, и сколько не тяни время, надо было что-то говорить.

— Ну, и где твой билет! — грозно спросила кондуктор.

— Да, здесь! — Куцый усилил свои поиски, потом начал осматривать пол вокруг себя. — Выронил, наверно.

— Ну, ну, начал танцевать, — ехидно вскрикнула Ольга Михайловна. — Плати, давай! Иначе сейчас ссажу!

Она дернула его за рукав, Сашкина рука так же невольно дернулась вниз, и бутылка, до этого удерживаемая только сгибом локтя вывалилась наружу. Она не разбилась, но от вида катящейся по полу бутылки озверели оба спорщика.

— Ага, на бутылку у тебя деньги есть, а на проезд пяти рублей не найдешь, да?! — Закричала кондуктор.

— Ты, сука, ты что делаешь то?! Я тебя сейчас пришибу за такое!

Сашка нагнулся, чтобы поднять свою радость, а разошедшаяся женщина толкнула его в зад, от чего тот плашмя расстелился на полу. Не удержавшись, Ольга Михайловна ткнула его ногой в тощий зад. Удар получился болезненный, в кость, и Сашка снова взорвался.

— Ты, падла! Ты что делаешь?! Я тебя сейчас пришибу, сучку!

Он поднялся на ноги, и двинулся на кондуктора.

— Я тебя сейчас сама пришибу, — сказала женщина, и, повернувшись в сторону шофера, закричала тому через весь салон. — Юра-Юра, останови автобус! Ссадить надо тут одного, особо наглого.

Автобус тут же остановился, зашипели простуженными голосами манжеты открывающиеся двери.

— Выходи! Освободите ему выход! — заорала кондуктор, и народ послушно расступился перед дверями. Куцый сейчас плохо соображал от злости. Он, в сопровождении толчков в спину разошедшейся женщины двинулся, было, к выходу, но, уже ступив на первую ступеньку, резко развернулся, и со всей силы ударил ее бутылкой по лицу. Кондуктор охнула, схватилась обеими руками за лицо, и медленно осела на пол. Из-под ее пальцев обильно хлынула кровь. Сашка же выскочил наружу, и побежал за угол ближайшего дома. Вслед ему неслись возбужденные голоса пассажиров.

— Держите его, гада! Смотри что делает!

— Вот сволочь!

— Что, убил кого?!

С помощью пассажиров женщину вывели из автобуса, кто-то из мужчин дал ей носовой платок.

Экипаж патрульно-постовой службы возглавляемый тем самым сержантом Олегом ехал в том же направлении что автобус номер шесть совсем по другим делам. Но, увидев остановившийся в неположенном месте автобус, толпу возбужденного народа, и главное, окровавленную женщину, Олег сразу велел шоферу свернуть к месту происшествия.

— Что случилось? В чем дело? — спросил он, подходя к толпе.

— Хулиган, ударил кондуктора по лицу бутылкой, — пояснил самый обстоятельный из свидетелей, пенсионер с овощной корзинкой в руке.

Олег быстро оценил обстановку.

— Так, вызови «скорую», скажи, у женщины сломан нос и сотрясение мозга, — велел он своему напарнику.

— Приметы это козла можете описать? — спросил он, вернувшись.

— Невысокий, такой, широкоплечий, в синей ветровке, в синей бейсболке, — начал припоминать пенсионер.

— Морда вся в синяках и шрамах, — подсказала ему бабушка, стоявшая рядом с Сашкой, и наиболее долго вынужденная любоваться личиком Куцего.

— Глаза мутные, как у желтушника, — дополнил и высокий парень, нервно куривший сигарету, и все поглядывающий на часы.

Это уже показалось Олегу чем-то знакомым.

— Постой, какие трико на нем были, какого цвета, кто-нибудь помнит?

— Серые, — сразу вспомнил парень. — Мы не скоро поедем?

— Нет. А под ветровкой что было?

— Черная майка.

— Все понятно!

Он отбежал к машине, торопливо схватился за микрофон рации.

— Двадцать шесть-сорок два вызывает Семеновку. Куценко видели в районе улицы Володарской. Он ехал в автобусе шестого маршрута, ударил кондуктора бутылкой по лицу, сломал женщине нос, похоже и на сотрясение мозга. Был одет в синюю ветровку и синюю бейсболку. Скрылся в районе, примыкающем к кладбищу.

— Семеновка, вас поняли. Этот же парень час назад тяжело ранил молодого узбека. Сделал ему «розочку» отбитым горлышком. Оставайся в том районе, сейчас пришлем подкрепление. Попробуйте его найти сами.

— Хорошо.

Как раз подъехала «скорая», так что, объехав автобус, «шестерка» патрульной службы свернула во двор дома, куда забежал Куценко. Того, конечно, давно там уже не было, и, поколесив по дворам, машина выехала к большому массиву гаражей. Дорога, ведущая к городскому кладбищу и дачам, просматривалась до самого горизонта, но никого похожего фигурой на Куценко на ней сейчас не было видно.

— Здесь он где-то, — решил Олег. — Не дурак же он в городе скрываться. Давай направо.

И они свернули в сторону гаражей. Поколесив между гаражными рядами минут пятнадцать без особого успеха, они увидели около отрытого гаража стоящий «Жигуленок» еще первой модели, и супружескую пару, явных пенсионеров. Мужчина, рослый, и на вид еще довольно крепкий, был явно не в себе.

— Ага, буду я еще какого-то там слушать! — орал он на жену.

— Но он мог тебя запросто зарезать.

— Счас, только сунулся бы! Сразу руки бы обломал!

Заинтересовавшись, Олег снова остановил машину, и высунулся из окна.

— Что случилось то, господа пенсионеры?

— О, милиция пожаловала! — обрадовался пенсионер новому объекту критики. — Как вас нужно, так вас нет! Всегда приезжаете, когда все уже прошло, и потом никого не находите.

— Так что случилось то? — терпеливо переспросил Олег.

— Черт один приходил, просил его в Железногорск довести.

— Черт? — удивился Олег. — Какой черт?

— Такой, сиплый, в синяках весь, синий. Синюшник хренов.

Олег начал догадываться, в чем дело.

— Что он просил, отвезти его в Железногорск? — переспросил сержант.

— Ну да, деньги совал, шестьсот рублей.

— И вы отказали?

— Да нахрен он мне нужен с его деньгами! Я с такой рожей его на метр не отвезу за все золото мира!

— Он вот так ему и сказал, — пожаловалась супруга боевого ветерана. — Вот, пырнул бы он тебя ножом, чтобы делали бы сейчас?

— Да я бы ему руки с этим самым ножом обломал по самые яйца! Я бендеровцев после войны в одиночку скручивал, а эти сопли вообще в бараний рог свернул бы.

— Да от тебя уж половина осталась, воин!..

— Вы скажите лучше, куда он пошел потом? В какую сторону? — прервал эту супружескую перепалку Олег.

А, туда, — ветеран махнул рукой дальше, в нужную сторону.

— И давно это было?

— Да, минут пять назад.

Милиционеры переглянулись.

— Догоним? — спросил Олег.

— Должны, далеко он уйти не мог, — согласился напарник, и врубил первую скорость. Теперь они неслись вдоль гаражного ряда со всей возможной скоростью. Парни уже предчувствовали свою удачу, но гаражи кончились, и они увидели не ожидаемую фигуру Куцего, а трех пацанов лет двенадцати. Один из них, самый маленький, горько плакал.

— Что случилось, воины? Почему у солдат слезы? — спросил, остановив машину, Олег.

— Мопед у Сашки отобрали. Отец только вчера купил, — пояснил самый рослый из пацанов.

— И кто отобрал? — сразу насторожился Олег.

— Да, алкаш какой-то, рожа такая страшная, синяя. Лешка вцепился в мопед, так он его ногой пнул в живот.

— Он такой невысокий, в синей бейсболке и ветровке? — спросил сержант.

— Да, точно он.

— И куда он уехал?

— Туда! — парни показали в сторону от дороги. Это было не очень хорошо, по этим тропинкам машина не проедет, а Куценко спокойно мог добраться до городских дач, а затем и до федеральной трассы.

— Так, рвем со всей возможной скоростью, — велел он шоферу, а сам взялся за рацию.

— Двадцать шесть — сорок два вызывает Семеновку. Куценко пробовал нанять машину, чтобы уехать в Железногорск. Потом он отобрал мопед и едет на нем в район дач около городского кладбища. Оттуда он может выйти на трассу и тормознуть машину.

— Семеновка, вас поняли, пошлем машины в ваш район. А за трассу не бойся, там как раз сейчас ДПС стоит.

В этом убедился и Куцый, когда, проскочив дачи, хотел подняться, вверх, на насыпь дороги. Гаишники стояли от него всего в ста метрах, но они как раз остановили фуру с молодыми арбузами, так что все их внимание было занято этим важным фактом, и они не обратили внимания на какого-то чудака на мопеде. А он заглушил мотор, и осторожно скатился обратно, к дачам. Там Сашка поставил мопед на подножку, и из-за угла начал наблюдать за гаишниками. А к тем вскоре подъехало пополнение. Переговорив с коллегами, машина с надписью ДПС на боку проехала дальше, и встала в пределах видимости от первой.

"Точно на меня охотятся, — понял Сашка. — Надо их как-то объехать".

Он завел мопед, проехал метров пятьдесят по дачным улицам, но потом движок этого бензинового недоразумения чихнул и заглох. Минут пять Куцый пытался завести мотор, но потом догадался отвинтить крышку, и заглянуть в бензобак. Убедившись, что он пуст, Сашка с матами оттолкнул мопед в сторону, в картофельную ботву, и, свернув в ближайший переулок, побежал в сторону кладбища. Теперь он был очень осторожен. Дойдя до последнего ряда дач, он зашел на участок, и выглянул из-за кустов малины. То, что он увидел, его не обрадовало. На дороге стояло две милицейских машины, еще одна, съехав с насыпи, направлялась в его сторону. Упав на землю, он переждал, когда шум мотора стихнет в глубине дачного массива. После этого он перевернулся на спину, сел, и, достав из-за пазухи заветную бутылку, долго и жадно пил из горла. Потом вытер губы, и хрипло пробормотал: — Хрен вы меня возьмете. Все равно уйду.

Уже поздно ночью, в кабинете начальника ГОВД собрались практически все руководители самых разных милицейских служб.

— Ну, что? Упустили мы этого урода? — спросил Попов. — Совсем упустили, или как?

— Да вряд или, куда он денется? Там он где-то, на дачах сидит, — сказал командир роты ППС Кайнаровский.

— Хорошо, если сидит, а если он все же прорвался в Железногорск, да потом там еще натворит делов. Вот нас тогда начальство приласкает по полной форме.

Потом Попов недовольно посмотрел в сторону главного кинолога с погонами прапорщика.

— Собаки у нас опять не сработали? Зачем мы их кормим, а? Деньги только на ветер выбрасываем.

— Да нет у нас сейчас хороших собак, выродки они, — начал оправдываться тот.

— И хороших кинологов, тоже нет, — продолжил Попов. Кинолог, немного смутился, но потом продолжил оправдываться.

— Эти пацаны ничего не умеют. А Антошкин, после того, как убили его Лорда, уволился. Не захотел больше брать другую собаку.

— Ладно, что будем делать? — спросил Попов.

— Ну что, как рассветет, мобилизуем всех, будем прочесывать массив, — предложил Кайнаровский.

— И одновременно с вами туда попрутся дачники, — возразил Попов. — Где гарантия, что он никому не приставит нож к горлу, и не потребует самолет до Пакистана? Это уже будет дело на всю страну.

— Ну, мы же перекроем все дороги, никого не пустим?

— Это, какими, интересно, силами? У тебя, сколько сейчас человек свободных?

— Десять. Остальные сидят на предвыборных участках, сами знаете.

— А прочесывать дачи кто будет? Опера и участковые?

— ДПС пускай поработает, не все им с дороги бакшиш гнать. Их там тридцать человек, вот как раз, на хорошую облаву, — хмыкнул начальник УГРО Касьянов.

— Нет, завтра министр сельского хозяйства приезжает в наш район, в Калиновку. Так что мы с восьми утра до пол второго дня в полном составе будем стоять вдоль дороги, охранять кортеж, — развел руками майор Баранов, начальник ГИБДД.

— Можно все сделать по-другому, — предложил сидевший в само дальнем конце стола Сергей Денисов. На это совещание он попал как мальчик для битья, все-таки все хлопоты с этим недоноском Куценко начались после его неудачи. Приколы коллег по этому поводу Сергей воспринимал болезненно, хотя виду не показывал, а отшучивался, как мог. Побить его забыли, но теперь свою идею он высказал до конца.

— Интересно, конечно, но получится или нет, это большой вопрос? — задумчиво спросил скорее сам себя, чем других, Попов. Все же отвечать за любое принятое решение придется ему. — Ну, ладно, давайте попробуем. Хотя надо еще подстраховаться, и выставить два экипажа на кольце.

Куцый спал эту ночь хорошо, практически без сновидений, и даже с комфортом. Старая кровать в одном из дачных участков была родной сестрой его собственной кровати, так что особенного дискомфорта Сашка не испытывал. Зато, проснувшись, он почувствовал голод, особый, специфичный голод алкоголика. Недельный запой пропитал его организм алкоголем, и каждая его клеточка его тела сейчас требовала продолжения банкета. Со стоном поднявшись на ноги он вышел на участок, подошел к налитому с краями баку с водой, и, опустив лицо долго пил холодную, живительную воду. Сполоснув морду он вытерся рукавом, напялив бейсболку, отправился в туалет. Закончив утренний моцион, Куцый подошел к калитке. Осторожно выглянув на дорогу в обе стороны, он постоял, и пошел в сторону федеральной трассы. На землю опустился редкий летний туман, и это несколько приободрило Сашку. Пробравшись на последнюю перед дорогой дачу, он долго рассматривал пейзаж с проносящимися по насыпи машинами, но не увидел ни одной милицейской машины. Зато буквально в пятидесяти метрах от него стояла машина, «семерка» с желтым маячком такси на крыше. Капот у машины был поднят, и водитель ковырялся в движке.

"Удачно, — подумал Куцый, — то, что надо". На всякий случай он нащупал в кармане деньги, которые получил от цыганки, не потерял ли, и уже, уверенно направился к машине. На ходу он продолжал оглядываться по сторонам, но ничего подозрительного не заметил.

— Эй, шеф, рябуха свободна? — прохрипел он, подойдя к машине вплотную.

— Свободна, только чуть сломана, — ответил таксист, продолжая ковыряться в моторе.

— Че, серьезное что-то? — спросил Куцый, заглядывая под капот, хотя сам в этом деле ни черта не понимал.

— Да нет, счас болты затяну, и поедем, — ответил водитель. Лица его Сашка не видел, на том была панама с опущенными полями.

А куда ехать то? — спросил шофер.

— В Железногорск.

— В Железногорск?! Это дорого будет, пятьсот рублей будет, не меньше.

— Да есть деньги, не сомневайся!

— Покажи.

Сашка воспринял этот приказ вполне нормально, он бы сам на месте шофера никому бы не доверял. Порывшись в кармане, он достал деньги, протянул их водителю. И, тут же получил сильнейший удар в солнечное сплетение. Куцый захрипел, и, согнувшись, начал опускаться на землю. Денисов опуститься ему не дал, ухватившись за шиворот он дождался, пока Сашка отдышится, а потом еще раз, со все силы заехал ему в то же место. Тот снова начал опускаться. Сергей и в этот раз не позволил ему это сделать, а завернул за спину сначала одну руку, потом вторую, и защелкнул на них наручники. После этого он развернул пленника к себе лицом, и назидательно погрозил пальцем.

— Говорил я тебе, слазь с пальмы, коала. Я тебе что, пацан, за тобой по всем дачам ночью гоняться. Да, кстати, а что ты мне тогда показал снизу?! Помнишь?

Он развернул Куцего боком, и ударил резко, с оттяжкой, ребром ладони по почкам. Сашка взвыл, а Денисов удовлетворенно кивнул головой.

— Будем считать, что урок вежливости на будущее проведен, и учеником с благодарностью усвоен. Поехали, а то мне машину надо хозяину возвращать. Петьке еще пахать сегодня на ней целый день.

Затолкав пленника в салон, Сергей закрыл капот, и, позевывая, развернул машину в сторону города.

— Сороковой говорит, Семеновка! Куценко у меня, через пять минут буду у вас. Можете снимать посты с дороги, — сказал он, в микрофон. Довольный, он воткнул микрофон в гнездо, и, скосившись в сторону притихшего за спиной пленника, заявил. — Это, Куценко, называется ловля на живца. Ты, мне, гад, сегодня такую рыбалку обломил!

Глава 12

Допросы продолжались уже третий день, и череда этих утомительных, и многочасовых разговоров начала сливаться для Юрия в одно бесконечное, нудное действие. Было плохо еще и то, что он ни как не мог отделить свое личное отношение, отдалиться от конкретных фактов. Его раздражали все действующие лица этого дела. Этот недоносок, мямля Вепрев, которому приходилось повторять каждую фразу два раза, что бы тот понял ее. И хронический алкоголик Куценко, с мутными белками сонных глаз, эта Женя, с лошадиным здоровьем, кукольным лицом и такими же мозгами. Не лучше был и единственный свидетель, пройдоха и жулик Кулич, со слащавым лицом недоношенного Алена Делона, и манерами квартального плейбоя. Астафьев ни как не мог хоть на время забыть, отдалить от себя тот факт, что эти уроды убили такого прекрасного парня, умницу и друга, как Сашка Серов. Ни один из них не стоил даже волоса с его головы. Единственный, в ком Юрий почувствовал что-то человеческое, был Толька Журавлев.

— Ну что ж, Журавлев Анатолий Михайлович, — Юрий поднял голову, и взглянул в лицо парня. — Что можете добавить по существу дела?

— Я не знаю… — голос парня сорвался, — я не знаю что говорить.

— Как что? Еще раз подробно расскажите, что вы делали в ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое июня.

— В парке был.

— Хорошо, с кем был, что вы делал?

— С Сережкой, я не знаю его фамилии, его звали то Серым, то Длинным. И с Сашкой Куценко. Еще там парень был, его все звали Куличом. Я не понял, кличка это его, или фамилия. Да, и, сестра этого Серого была там тоже, Женька.

— Вы сами-то как туда попали?

— Да, мы с Куцым работаем в одной базе, грузчиками.

— Что грузите?

— Да, что дадут. В основном ящики с пивом, водой, лимонадом, консервы.

— И давно вы с ним дружите?

— С Куцым? Да нет, он всего неделю работает у нас.

— А ты сколько там работаешь?

— Год уже, после школы сразу устроился.

— Ясно. И, значит, это Куценко пригласил тебя в тот вечер в парк?

— Да нет, мы просто задержались на работе, фургон с пивом сломался по дороге из Железногорска, ждали его. Кончили разгружать уже в одиннадцать. Хозяин расплатился деньгами и пивом, решили с ним, с Куцым, выпить его в парке. Потом подошли эти трое, с водкой, потом мы уже в ответную купили. Ну, и понеслось.

— Кто предложил ограбить Серова?

Журавлев отвел глаза.

— Не помню.

— А если вспомнить? Может, это ты предложил?

— Нет, — вот это было уже резко и от всей души, — не я.

— Тогда вспоминай кто.

— Не помню я.

— Ну, хорошо, это не так уж и важно, — Юрий потушил сигарету, — ты скажи другое. Почему ты пошел с ними грабить человека? От участкового характеристика на тебя хорошая, в школе тоже ничего плохого вспомнить не смогли. Родители, говорят, чуть в обморок не упали. И на тебе, участие в грабеже и убийстве, две статьи как минимум лет на восемь. Как это получилось?

По лицу Журавлева промелькнуло выражение, словно он сейчас заплачет. Вообще, за эти дни, проведенные в ИВС, парень сильно осунулся, словно постарел, начал больше сутулиться.

— Не знаю, по пьянке все было, само собой как-то.

— Да и несильно ты был пьян. Это можно понять по тому, как ты описал оперативникам все происходящее, — он поднял бумаги, переданные ему Денисовым, — Ну-ка, теперь мне еще раз расскажи, как вы шли за ним, кто, где? Возьми листок, нарисуй мне, как кто стоял в момент нападения.

Журавлев нехотя взял листок, нарисовал две продольных линии, потом кружочками начал отмечать, кто как шел.

— Ну, вот тротуар, тут шел Куцый с этим парнем, тут Серый, а слева я.

— Хорошо, а теперь еще раз подробно, как все было, шаг за шагом.

Толька напрягся. В памяти его снова возник тот надоедливый стрекот цикад, ночная прохлада, и острые искры звездного неба.

— Свои надо иметь, парниша, — весело заметил Серов, продолжая идти быстро, но и не прибавляя шагу.

— Ну, нету сейчас, кончились. Что тебе, за падло сигаретку дать хорошему человеку, — сипел Куцый, стараясь не отставать от него.

— Хорошему человеку не жалко, а тебе вот жалко.

— Чего! Что ты сказал?!

— То, что слышал.

— Ты что, меня не уважаешь?!

Теперь они шли рядом, Куцый был ниже ростом, но шире в плечах. Сзади, метрах в трех шел Серый, и, еще отстав от него метра на два, Толька. Так они прошли метров тридцать, темная громада рынка была уже совсем близко.

— С тобой, брат, я срать рядом не сяду, не только что уважать. У тебя все на роже твоей поганой написано, кто ты, и что ты.

Сашке сейчас было весело, даже смешно. Замыслы этих троих парней были ему вполне понятны, но страха не было, скорее наоборот, хорошая драка словно входила в план этой прекрасной во всех отношениях ночи.

— Нет, а че ты такой борзой, а? — начал напирать Куцый, — ты че, круче всех, да?

— Пошел нахрен, урод!

Они поравнялись с дорогой ведущей на стройку, громадная лужа преградила им дорогу, нужно было обходить ее слева, по асфальту, но это мешал сделать Сашке этот низкорослый парень, справа же тротуар поджимали кусты. Их всех словно заперло на этом пятачке земли. Куцый правой рукой схватил Сашку за плечо, развернул лицом к себе. Удар левой был у него поставлен хорошо, но в этот раз кулак рассек пустой воздух. Парень каким-то чудом ушел от его удара, и тут же зубы Куцего клацнули от прямого с низу, проведенного Серовым. Куцый начал заваливаться назад, Сашка хотел добавить еще, но в этот момент подскочили два остальных парня. Удар длинного парня Сашка отразил блоком, и тут же, перейдя на технику карате, ударил его по переносице, а потом, сделав шаг в сторону ребром левой ладони заехал щуплому пацану по уху, от чего тот тут же завалился в кусты. Но в этом момент Серов сам получил удар по уху от оправившегося Куцего. Это уже разозлило Сашку, он развернулся лицом к этому широколицему недоноску, и начал часто и резко бить его по лицу. Голова Куцего тряслась от ударов, он отступал назад, в лужу, но с ног не падал. И это злило Серова, он не мог понять, как этот парень до сих пор держится на ногах. Не мог этого понять и Толька. После удара, ошеломившего его, он стоял на коленях, даже не пытаясь встать и помочь Куцему. Но тут мимо него пробежал исчезнувший из его поля зрения Серый. В руках его была длинная, толстая палка.

Сашка вовремя заметил опасность, а то бы ему было худо. На развороте он ударил своего упрямого соперника ногой, так, что Куцый все же упал назад, спиной в лужу. А Серов уже стоял лицом к своему новому сопернику. Он снова сменил технику, и удар палки принял встречным блоком, с коротким, резким криком. Встретившись с его рукой, палка с треском обломилась. Примерно треть ее отлетела в сторону. Длинный еще раз нанес удар оставшейся в руках частью, но и она развалилась на две части. Это удар был более болезненным, и Сашка не дал парню время, чтобы снова воспользоваться оставшимся в руке обрубком. В этот раз он ударил ногой, снизу, в живот этого длинного парня. Тот захрипел, согнулся, и, выронив деревяшку, начал оседать на землю лицом вперед. Земли он не коснулся, зато встретился с коленом Серова, от чего замер, а потом начал заваливаться назад. Тем временем снова активизировался Куцый. Поднявшись на ноги, он, весь в грязи, снова двинулся на Серова. Тот еле успел отскочить от его кулака, и снова провел серию из трех ударов в голову. Широколицый практически не защищался, но и не падал, хотя каждый такой удар разозлившегося Серова стоил хорошего нокаута.

— Бля…, да что ж, у тебя, мозгов совсем нет! — выругался Сашка.

Толька по-прежнему наблюдал за всем стоя на коленях, его трясла нервная дрожь. Он видел, как с трудом поднялся на ноги Серый, потом он исчез где-то в стороне, и когда длинный появился снова, в руках его была железная труба…

Серый уже двинулся в сторону дерущихся, когда сзади раздался крик Тольки.

— Атаз, машина!

Серый, оглянулся назад, и увидел, как метрах в трехстах появились два огонька фар. Машина ехала очень быстро, и Толькина паника передалась и ему.

— Уходим, Куцый, менты! — закричал он, и, бросив трубу, побежал на другую сторону дороги. За ним метнулся Толька, а потом, пошатываясь, последовал и Куцый. Вслед им понесся смех. Парень, которого они хотели ограбить, во все горло хохотал над ними. Они пробежали переулком, перепрыгнули через небольшой забор, и остановились, только когда окончательно выбились из сил.

Куцый, немножко отдышавшись, начал материться.

— …твою мать, вы что там вошкались! Сразу надо было на него накатить, со всех сторон, под коленки подкатиться, с ног сбить, а потом бы мы его запинали!

— А х… ты нас не подождал! — разразился Серый. — Я подбежал, а ты уже лежишь! Толька вон, вообще, нихрена не делал.

— Да, а знаете как он мне по голове засадил? У меня до сих пор башка кружится как после карусели, — попробовал оправдаться Толька.

— Че ты прешь, гаденыш, ты глянь на нас!

Вид у обоих подельников Тольки был действительно ужасен. Один глаз Серого был совсем затянут опухолью, второй еще смотрел. Лицо Куцего было залито кровью. Один глаз у него тоже закрылся, лицо распухло, кроме того, он весь, с головы до ног, был в грязи.

— Айда к колонке, — прохрипел он, — мне надо отмыться от этой дряни.

Купание около колонки продолжалось минут двадцать. За это время они окончательно переругались, чуть не набили морду Тольке, и согнали холодной водой остатки хмеля.

— Бл…, как после вытрезвителя, — пробормотал Куцый, натянув на голове тело мокрую рубаху, — пошли, длинный, хватит плескаться, — крикнул он Серому, все пытавшемуся холодной водой сбить расползающуюся опухоль с левого глаза.

Они вернулись в окончательно опустевший парк, и нашли Кулича и Женьку сидевшими на одной из опустевших скамеек.

— О, а вот наши добытчики вернулись, — весело заметил Кулич, увидев движущуюся к ним троицу. — Что-то долго они с ним возились.

Но когда все трое появились под светом фонаря, Кулич присвистнул, и даже снял руку с плеча Женьки.

— Ни хрена себе, кто это вас так отхерачил?

— А ты догадайся с трех раз, — прохрипел Куцый, усаживаясь на скамейку.

— Что, этот мужик?

— Ну да. К-каратист оказался, — подтвердил Серый, опускаясь по другую сторону парочки.

— Да, какой каратист! Там хрен поймешь, там и бокс и все остальное. Я ему только два раза по морде попал, верткий как вошь, — скривился Куцый, — а лупит как кувалдой. Башка гудит как колокол.

— Да, хреново. Значит, догнатся нам сегодня не удастся? — предположил Кулич.

— Ну, если ты бабок не отвалишь, то нет, — поддел его Куцый.

— Откуда у меня бобы? — Кулич развел руками, потом огляделся по сторонам. — Че делать то будем?

Надо чето искать.

— Айда на вокзал. Может Житик там работает, он мне сотню должен, — предложил Куцый.

— Пошли, — согласился Кулич, — не сидеть же здесь сухими.

Они поднялись, и побрели к вокзалу. Уже светало, темнота уползала, оставляя вместо себя серый мрак. Впереди шли Женька с Куличом, за ними все остальные. Чем ближе они подходили к месту драки, тем больше Толька чувствовал себя не в своей тарелке. Ему казалось, что тот мужик до сих пор ждет их там, чтобы продолжить побоище. Но все оказалось совсем по-другому. Первым его заметил Кулич.

— Э-э, парни, это что такое? — спросил он, останавливаясь около все той же злополучной лужи. Они подошли ближе, и увидели странную картину. Тот самый парень, что так лихо их измордовал, боком лежал на самом краю лужи, так, что ноги были, в воде, а голова и плечи на суше. Из его груди вырывалось хриплое, булькающее дыхание, тело при этом дергалось, потом оно надолго замирало, и снова он с бульканьем и хрипом начинал всасывать воздух. Кулич первый присел, и внимательно всмотрелся в лицо мужчины.

— Бля, да он же кони двигает! — сказал он.

— Да ты чего гонишь? — удивился Куцый. — С чего это?

— Где гоню, сам глянь!

Куцый, Толька и даже Серый с его одним работающим глазом склонились над телом.

— Бля, а ведь в самом деле подыхает, — согласился Куцый.

— А говорил, два раза ударил! Чем ты так его ударил, что он подыхает? — поддел Кулич, нервно оглядываясь по сторонам.

— Да бля буду, рукой бил! Эти вообще до него дотронуться не могли! — он пренебрежительно ткнул рукой себе за плечо, в сторону Тольки и Серого.

— Я п-палкой его двинул два раза, — заметил Серый.

— Да толку то от того, что ты его этой палкой бил! Все локти ему отбил. Вон, только щепки валяются!

— Ладно, хватит вам базарить не по делу. Давайте его оттащим в сторону, а то, тут засекут нас с ним. Бери его за руки, — велел Куцему Кулич.

Они прихватили тело Сашки за руки, и поволокли его, матерясь от того, что теперь им приходится идти по грязи, в глубь переулка. Они прошли метров пять, потом где-то на стройке залаяла собака, тогда они бросили тело прямо в луже.

— Зажигалка у кого есть? — тяжело дыша, спросил Кулич.

— У меня, — Толька отдал свою зажигалку, и Кулич нагнулся над телом.

— Куцый, подсвети, — приказал он.

— Глянь, а все при нем! — с удивлением отметил Кулич. — И цепь, и печатка. Часы. О, и кошелек есть!

Он разогнулся.

— Все, больше у него ничего нет. Айда отсюда!

Матерясь, и стараясь ступать там, где было меньше грязи, они вернулись обратно на тротуар, и двинулись прежним курсом, на вокзал. Около первого же фонаря остановились, и начали рассматривать трофеи.

— Блин, тут одни доллары, да мелочь, — выругался, разобравшись с содержимым кошелька Куцый. — Карточки какие-то, документы, права.

— Это кредитные, нам они нахрен не нужны, — просветил Кулич. — А документы кинь вон через забор.

Серый тут же последовал его совету, и забросил права и кредитки за забор.

— Сколько долларов то? — поинтересовался Серый. — Дай посмотреть, я их еще ни разу не видел.

— Двадцать. На, зацени.

— Это сколько по-нашему то? — спросила Женька.

— Рублей семьсот, — сказал более просвещенный в таких делах Кулич. — Портмоне классное, натуральная кожа.

— Да забери его себе, — прохрипел Куцый.

— Возьму, нехрен делать, — оживился Кулич, засовывая добычу в карман. — А часы золотые, точно тебе говорю.

— С чего ты взял?

— Ну, будет тебе такой прикинутый парень таскать китайское дерьмо. Дай их мне.

— Хрен тебе! — окрысился Куцый. — Надо было с нами идти, да по морде получить столько, как я. На, длинный, считай, что это тебе подарок на день рождения.

Он отдал Серому часы, тот сразу надел их на руку.

— Печатку и цепь я себе возьму, — решил Куцый, — зря я, что ли, морду под его кулаки подставлял?

Никто возражать не стал, Куцый и в самом деле пострадал больше всех. Кроме синяков на его лице образовалось еще несколько рваных ран, очевидно, от печатки.

— А мобилу кому? — Кулич жадно схватился и за сотовый.

— Женьке отдай, пусть побалуется, — предложил Куцый.

— Нахрен он мне нужен, кому звонить то?

Ты лучше печатку мне дай.

— Да возьми, жалко, что ли!

— О, да он сдохнувший! — разочарованно сказал Кулич.

— Выкинь тогда.

— Еще чего, я его лучше цыганам отнесу, — сказал Кулич, засовывая мобильник себе в карман.

После дележки все двинулись дальше.

— А кто его все-таки, грохнул? — спросил Кулич. — Если не вы, то кто?

— Я сказал, что не мы. Да он ржал нам вслед, как лошадь на конюшне, поди, обоссался там от смеха? — Куцый даже скривился от подобных воспоминаний.

— Значит, его грохнули те, кто приехали на той машине? — подал голос молчавший до этого Толька.

— А что за машина была? — поинтересовался Кулич.

— Да хрен его знает, мы дожидаться ее не стали, слиняли.

— Она точно там, около него остановилась, — снова заметил Толька.

— А ты то откуда знаешь!? — окрысился Куцый.

— Я свет фар видел. Они там остановились.

— Так это были м-менты, или нет? — поинтересовался Серый.

— А хрен его знает, мы же слиняли раньше.

— Надо будет ему скорую вызвать, — неожиданно подала голос Женька.

— Чего это? — удивился Кулич.

— А че тебе, жалко, что ли? — спросила она. — Счас с вокзала позвоним, и все. Никто не узнает, кто звонил.

— Да звони, жалко, что ли, — отмахнулся Куцый. — Надо бы как-то эту зелень разбить. У таксистов, что ли, попробовать. Толька, ты пойдешь, у тебя хоть рожа не так разбита.

Отрабатывай теперь нам, сачок.

Так они вошли на привокзальную площадь.

— Значит, вы не убивали Александра Серова? — спросил Астафьев.

— Нет, — ответил Толька, и покосился на адвоката, сидевшего сбоку от него. Тот одобрительно кивнул головой.

— Хорошо, теперь такой вопрос. Что за труба была в руках у Вепрева? Какой длинны, толщины?

Толька поднял глаза, припоминая.

— Ну, длинная, такая вот, — он развел руки, показывая.

— Сантиметров семьдесят, — прикинул Юрий. — А толщина?

Толька оглянулся по сторонам, и указал на стояк отопления.

— Вот такая, точно.

— Это, кажется, три четверти дюйма? — напряг свои познания в столь далекой области знаний Юрий.

— Именно так, — подтвердил адвокат, — три четверти дюйма.

— А потом, когда вы подошли второй раз, вы ее видели?

Парень с недоумением пожал плечами.

— Не видел, не заметил. Я не обратил на это внимание.

В это время зазвенел телефон.

— Да, Астафьев.

— Юрий, чем занимаешься? — голос принадлежал подполковнику Попову.

— У меня сейчас допрос подозреваемого.

— Как закончишь, зайди ко мне.

— Да я, собственно, все, остались формальности.

— Тогда жду.

Через пять минут Астафьев входил в кабинет начальника.

— Присаживайся. Ну, что там с делом Серова? — спросил подполковник.

— Они сознаются только в попытке грабежа, и не более. Версии у всех очень похожие, но против них все улики. И портмоне, и отпечатки пальцев Вепрева на кредитках, что они бросили в районе рынка. Так что, осталось выяснить некоторые детали.

— Хорошо, молодцы, быстро вы сработали, — Попов помолчал, потом виновато развел руками. — Но, Юра, придется тебе это дело отдать в другие руки.

— Почему? — Астафьев был ошеломлен. — Там осталось совсем немного.

— Я все понимаю, но вернулся из отпуска наш хитроумный прокурор, Курдюмов, проверил текущие дела, и первым делом вставил перо в задницу Шилову, как раз по поводу того, что дело Серова ведет не прокуратура, а следственный отдел. Так что, готовься передавать это дело им.

— Это же все допросы, все очные ставки, все заново? Сколько время уйдет? Что там, Игорь, не мог прикрыть меня? Официально то он ведет дело.

— Да, но провести такого старого лиса, как Курдюмов, очень сложно. Кто-то ему стуканул, тот расколол Шилова, и все! Сливай воду!

— Это же еще неделя лишней работы, так получается?

— Да, но что делать?

— Попов как-то странно взглянул на следователя, и сказал.

— А знаешь, кому отдают это дело?

— Откуда же мне знать?

— Ольге Василевской, нашему новому следователю по особо важным делам.

— Василевская? — Юрий начал припоминать. — Редкая фамилия. Это не дочь…

— Дочь, — Попов кивнул головой.

— А-а! Понятно.

Леонид Васильевич Василевский был областным прокурором, и передача такого, почти законченного дела в руки его дочери теперь получала несколько двусмысленный оттенок.

— Понятно, — Юрий не мог скрыть своего разочарования.

— Спрячь свое «понятно» в карман, и иди, готовь документы на передачу дела.

Тем же вечером, в четыре часа, Юрий поднялся на второй этаж прокуратуры, и постучал в кабинет номер четыре.

— Войдите, — ответил резкий женский голос.

Ольга Василевская любила строгую прокурорскую форму. Темно-синий, приталенный, явно сшитый на заказ китель с серебряными погонами, галстук с двуглавым орлом на узле, все это шло к ее черным волосам, темно-карим глазам и точеной фигуре. Макияж она предпочитала резкий: темную губную помаду, активные тени, черную тушь на ресницах. Даже маникюр на ногтях был, вопреки моде, кричаще алого цвета.

Вся передача дела заняла не более часа. За это время Василевская ни разу не перешла с официального тона на какой-то иной.

— Какие еще следственные действия вы хотели бы провести? — спросила она Юрия в самом конце разговора.

— Тут есть несколько нестыковок, надо бы их разрулить. Например, нужно найти ту трубу, которую держал в руках Вепрев. Проломить голову Серову могли только ей. Затем, два телефонных звонка с вызовом «скорой». Теперь, что-то непонятное с кровью на одежде убитого. Там группа крови четвертая, резус положительный. Она не принадлежит никому из присутствовавших в тот день на месте происшествия, совершенно другая группа крови.

— Может быть, самому убитому? — предположила Ольга.

— У него не было открытых ран.

— Но, может, у него кровь шла носом. Кто знает?

— Нет, — Юрий отрицательно замотал головой, — у него третья группа крови, такая же, как у меня, это я точно помню. Мы в девятом классе все сдавали кровь на группу и резус. Из всего класса только у нас оказалась одна абсолютно одинаковой. Мы еще тогда с Сашкой шутили, что можем, в случае чего, друг у друга ее позаимствовать.

— Да, мне говорили, что вы с убитым были в дружеских отношениях, — Ольга закурила, откинулась на спинку стула, — это, наверное, сильно мешало в ходе следствия?

— Да, было такое, — признался он.

— Но главное вы сделали, нашли убийц своего друга, и это делает вам честь.

— Да, только Сашку ведь не вернешь. Ну, что, все?

— Да, тут вот еще распишитесь, — она пододвинула ему очередную бумагу.

Астафьев расписался, распрощался, и, выйдя, чуть подумал, и решил зайти к Шилову. С молодым заместителем прокурора у него давно наладились дружеские отношения, да и накопились кое какие дела, требующие вмешательства прокуратуры.

— Приветствую вас, Игорь Владимирович, — сказал он, заходя в кабинет.

Шилов улыбнулся, протянул ему руку. Астафьев в очередной раз удивился, насколько тот похож на эстрадную знаменитость Максима Галкина, только Шилов был русоволосый, и без следов одесского происхождения.

— О, Юрий Андреевич, как вы вовремя. Тут есть к вам пара вопросов. Что, передали дело Серова нашей "железной леди"?

— Да, пришлось. Самое обидное, что дело почти закончено, так несколько мазков осталось положить.

— Ты бы слышал, как на меня тут орал шеф, — Шилов закурил, усмехнулся. — Первый раз его таким видел. Думал, убьет.

— Вы, что, так ее и зовете, "Железная леди"? — не удержался, и спросил Юрий.

— Да, это еще на прежнем месте работы за ней закрепилось. Девочка с комплексами, не хочет, чтобы за ней шел шлейф дочери прокурора, и от этого чересчур переигрывает в официозе. У меня тоже отец прокурор, но я же не изображаю из себя статую Фемиды.

— Что же ее сунули к нам, в Кривов, в такую глушь? — удивился Юрий.

— Почему в глушь? Нормальное рабочее место. У вас дела тут еще интересней, чем в Железногорске. Правильно говорят, что Кривов это маленький Чикаго. Отсюда столько наших прокурорских стартовало наверх, ты представить не можешь.

— Ты тоже, стартанешь? — не удержался, и спросил Юрий.

Шилов белозубо улыбнулся.

— Ну не жить же мне здесь, имея отдельную квартиру в самом центре Железногорска? Отцовская еще квартира, в старом доме, там у меня до Волги триста метров, представляешь?

— Тоже верно, — согласился Юрий, а потом начал о деле. — Знаешь, по делу об смерти Иванова мне кажется, нужно объявить этого Алимова в розыск. Месяц его караулят по всем его точкам, и бесполезно. Ни машины, ни его. Сбил человека, и как в воду канул. У самих азербайджанцев к нему претензии, он там задолжал кому-то хорошо, тысяч на тридцать. А без него все дело встало, сплошная баранка. Похоже, слинял азик к себе домой, есть хурму и в ус не дует.

— Скорее всего. Хорошо, давай, приноси обоснование, подпишу.

Они обсудили еще несколько дел, висящих на Астафьеве, и он пошел домой, полностью уверенный, что никогда уже не вернется к делу об убийстве Сашки Серова.

Глава 13

На следующий день, в десять утра, все оставшиеся рядовые члены следственной группы подошли к зданию рынка. Лужа к этому времени высохла окончательно, от того места, где они изъяли обломки бруса, осталось три прямоугольных, окаменевших отпечатка.

— Ну, и где мы будем искать эту трубу? — сказал, крутя головой по сторонам, Иван Рыжов.

— А что думать, либо там, либо тут, — Денисов указал сначала рукой на забор, прикрывающий стройку, а потом на заросли тальника по другую сторону проулка.

— А где она тут вообще торчала? — спросил Сычев, доставая из дипломата фотоаппарат.

— И кто сказал, что она была куда-то воткнута? Да и что она вообще существовала?

— Сказал сам этот длинный парень, Вепрев, что ли? — напомнил Денисов. — Он ее из земли и выдернул. Журавлев так же видел ее в руках того же Вепрева.

— Да вот, наверное, здесь, — предположил Рыжов, кивая на дыру в земле, на самом углу газона, рядом с кустами. — Тут раньше какое-то ограждение было, канализацию, что ли, прорывало. Веревка тут висела, как я помню, с красными тряпками.

— А, может быть, тут на волков кто-то охотились? — с серьезной миной предположил Сергей.

— На тебя, что ли? Да ты не волк, Серега, ты собака, причем дворняга, — сказал Сычев. Нагнувшись, он положил рядом с дырой в земле линейку, и сфотографировал эту композицию.

— А вы тогда кто? Шакалы? — хмыкнул Денисов.

— Мы с Михайлычем волкодавы, запомни, — назидательным тоном сказал эксперт.

— И не тявкай, — поддержал его участковый, — против старших.

— Ладно, старшие, лезьте в кусты, а я пойду на стройку. Кто найдет трубу, ставит остальным пиво.

— Как раз наоборот, парниша! — парировал Сычев. — Наоборот!

— Конечно, все равно ты ничего не найдешь, — поддержал его Рыжов, и оба майора скрылись в зарослях тальника.

Обходить монументальный, даже без щелей забор ему было неохота, поэтому Сергей подергал доски, но мощные плахи были прибиты не менее мощными гвоздями, и, чертыхнувшись, Сергей полез через забор. Здоровье это ему позволяло, только жутко мешала неизменная папка. Примерно через полчаса он показался из-за забора, только уже форсируя его другим способом. Он нашел таки в заплоте незакрепленную снизу плаху, и, отодвинув ее, с кряхтение протиснулся наружу. Тут он долго, с озабоченным видом отряхивал брюки и тенниску от пыли. Вскоре из кустов выбрались и взмокшие Сычев с Рыжовым.

Глянув на них, Денисов не удержался от смеха.

— Вот бы сейчас кто из продвинутой молодежи на вас посмотрел. Он сразу бы сообразил, что голубые дяденьки занимались в кустах сексом, — съехидничал, закуривая, Сергей.

— Пошел ты нахрен со своей продвинутой молодежью, — мрачно ответил Сычев. — Ты, лучше, скажи, нашел что, или нет?

— Конечно, нашел, и пиво теперь с вас.

— Нет, ты же говорил, что пиво ставит тот, кто найдет трубу! — возразил Сычев.

— Но вы сами переиграли, так что пузырь за вами. И не надо делать такую невинную рожу, все заметано! Пошли, покажу.

Он подошел к забору, и с усмешкой жестом предложил старичкам лезть через него. Те переглянулись.

— Ты чего нас, за пацанов держишь? — спросил Сычев, за последний год заметно отрастивший себе животик. — Нашел, тоже мне, пионеров.

— Где тут ближайший проход? Далеко? — спросил Рыжов.

— Да, нет, тут, за углом, метров триста. Ну, ладно уж, пожалею вашу старость, на такой жаре гонять вас, в такую даль, — и Сергей с церемониальным поклоном отодвинул разведанную доску. — Прошу вас! Рыжов проскользнул нормально, а вот Сычев несколько даже застрял.

— …твою мать! — с эти веселым возгласом он пробился таки на стройку, сначала стряхнул с любимого пиджака остатки деревянной трухи, потом уже осмотрелся по сторонам. Рыжов уже стоял около торцевой стены рынка, рассматривая что-то на земле.

— Это она, что ли?! — крикнул он протискивающемуся в щель Денисову.

— Да, я тут облазил все в округе, ничего похожего больше нет. А так она лежит как раз по делу, запросто можно с дороги забросить.

Теперь они смотрели на нее втроем. Похоже, это был кусок какого-то старого поручня, большая часть ее была отполирована тысячами человеческих рук, и только небольшая часть, сантиметров десять, заржавела. Самый кончик трубы с другой стороны, около излома, начинал плавно изгибаться, похоже, дальше, было закругление.

— Да, похожа, что это именно она, — пробормотал Сычев, открывая свой неизменный кейс, — три четверти дюйма, — он прикинул на рулетке, — семьдесят два сантиметра длинна.

Потом он вытащил большую лупу.

— Ты ее не трогал? — строго спросил он Сергея.

— Нет, я не хочу тут оставлять свои отпечатки.

Внимательно рассмотрев находку, Сычев с довольным видом разогнулся.

— Похоже, в самом деле она. Вот, видите, этот конец заржавел, явно был в земле, она вон, еще немного осталась.

Он положил рядом с трубой линейку, сфотографировал все это, потом снова взял в руки лупу. Живот мешал ему, и, постелив протертый пакет, Сычев встал на колени, достал тальк, кисточку, аккуратно прошелся ей по всей длине трубы. — Похоже, что-то есть, — пробормотал он. — Точно есть какие-то отпечатки.

От былой флегматичности эксперта не осталось и следа. Николай достал из кейса прозрачные пленки, начал осторожно наклеивать их на трубу. Оба его спутника изнывали от жары, дело происходило на самом солнцепеке, а Сычев, казалось, даже не потел в своем сером в елочку пиджаке. Отодрав пленки от трубы, эксперт посмотрел их на свет, и удовлетворенно кивнул головой.

— Точно, есть тут пальчики, по крайней мере, один очень четкий. Теперь, мужики, осторожно подняли ее с двух сторон. С торцов берите, с торцов! — прикрикнул он на Денисова, примеривавшемуся, было, ухватиться за нее поосновательней. Они подняли ее так, как хотел этого Сычев, потом перевернули ее, и тот повторил все манипуляции уже с другой стороны. Внимательно рассмотрев и эти пленки на свет, он большую часть выбросил, оставив одну.

— Ну, вот и еще один пальчик. Да такой хорошенький!

Сычев просто сиял от восторга. Закончив с этим, он достал пакет, обернул им ту часть трубы, что с крюком, и взял в руки.

— Ну, все, можно идти. Хотя, стойте.

Он вскинул голову.

— Сколько тут метров до места преступления? — спросил он.

— А это смотря откуда считать? — спросил Сергей.

— Где оно, место преступление.

— Ну, например, — Николай задумался, — до тех деревяшек.

— По-прямой? Метров пятнадцать, — предположил Денисов.

— Да нет, меньше, — не согласился Рыжов, — метров десять.

— Какие десять, ты че?! Где здесь десять? Пятнадцать! — возмутился опер.

— Да что ты меня, учить будешь? — Рыжов махнул рукой, и вытер со лба платком пот. — Я знаешь, сколько раз за свою жизнь в таких замерах участвовал? Ты со своей бабой столько еще не трахался.

— Ой, да хватит болтать! То же мне, абхазский долгожитель. Давай поспорим? — предложил Сергей. Он знал, что раскрутить на выпивку практически непьющего Рыжова бесполезно, но попыток сделать это не оставлял.

— На что? — спросил Рыжов.

— На тоже пиво, бутылку.

— Да не пью я на работе, знаешь ведь!

— Давай, после работы.

— После работы уже не интересно, жара спадет, — подзудил спорящих Сычев.

— Вот именно! — согласился Сергей, — Сейчас по ходу зайдем в парк, и ты меня угостишь пивом. С тебя две бутылки.

— Это за что две то? — возмутился Рыжов. — Так скажешь еще четыре, потом ящик!

— За то, что я нашел трубу, а сейчас выиграю и этот спор, — назидательно подняв палец, поведал Сергей.

— Ну, мы это еще посмотрим!

— Вот именно, — согласился Сычев. — Давайте тогда, не будем гадать. Михалыч, возьми трубу, а я достану рулетку, и промеряю. Держите, с нуля.

Они так и сделали.

Пятясь, Сычев добрался до лазейки, снова с трудом, с матами в нее протиснулся, потом из-за забора донеслось:

— Двенадцать с половиной!

— Тьфу, ты! Ни то, ни се! — сплюнул участковый.

— Да, проскочил ты с пивом, Михалыч. Только бутылку мне будешь должен.

— Во! — Рыжий черт показал Сергею свой здоровенный кукиш. — На свои кровные похмелишься.

— Ну и жмот же ты, Михалыч! — помогая Сычеву скатывать рулетку, высказался Денисов, — Нет, чтобы человеку сделать приятное, так, чтобы я тебя зауважал.

— Да, — Рыжов остановился, глянул на него через плечо, — на мороженое могу дать, молочное, по три пятьдесят.

— Большего, я, значит, не заслужил?

— А на большее тебе еще рано, сосунок.

Так, препираясь, они добрались до машины, и, минуя парк с его манящими ловушками в виде холодного пива, поехали в управление.

Глава 14

На этот раз они встретились через два дня, столкнулись вечером, в коридоре следственного отдела. От Сергея Денисова как всегда веяло здоровьем и оптимизмом. При виде Астафьева он сверкнул такой белозубой улыбкой, что Юрий уже не сомневался, что за ту неделю совместной работы получил уважение оперативника на всю жизнь.

— Здравию, желаю, товарищ следователь, — шутливо приняв под невидимый козырек, приветствовал он Астафьева.

— Привет, Серега. Как дела?

— Да, дела, они все не убывают, а прибывают, — безнадежно махнул он рукой.

— Как там с нашим то делом, закончили? — поинтересовался Юрий.

Сергей как-то сразу погрустнел.

— Да, к концу идет. Двое во всем уже признались.

— Да ты что! — удивился Юрий. — Молодец "Железная леди", круто берет. И кто?

— Этот сначала раскололся, шепелявый.

— Вепрев?

— Ну да, а потом и мутный раскололся, все подписал.

— Куценко? — понял Юрий, а потом спросил, — А Журавлев как?

— А этот стоит на своем. Не бил, не убивали мы, не было такого.

Юрий почувствовал, что Денисов мается недосказанным, но здесь, в коридоре, под прицелом чужих глаз и ушей, говорить не будет.

— Давай-ка, Серега, пошли ко мне, чайку попьем, — и Юрий увлек оперативника к себе в кабинет.

— Да я чай то не очень потребляю, потею с него, как собака. Я в жару больше пиво люблю пить.

— Пиво я тоже люблю, — согласился Юрий, но поставил чайник греться, — но его у меня нет. Ну, садись, рассказывай. Как она их дожала?

Денисов махнул рукой.

— Я бы сам что угодно подписал, если бы она меня так допрашивала. Я раз посидел у нее на допросе, мне аж не по себе стало.

— А что такое? — удивился Юрий.

— Да она их по пять, шесть часов подряд их мурыжит. Да еще с таким напором! И говорит, главно, так убедительно. Поет каждому свое. Длинному, что он малолетка, все равно ему больше десяти лет не имеют право давать. Мутному толкует, что все равно он сядет в тюрьму, по тому же узбеку, по той бабе, кондуктору. А еще на нем условный висит. А так за убийство у него в зон будет авторитет соответствующий. Эх, и баба!

— Как, это же не полагается по закону? — удивился Юрий. — По последнему УПК допрос должен длиться не более двух часов. Я, правда, сам пару раз по часу лишнего прихватывал, но пять часов! Куда их адвокаты то смотрят?

— А у них сейчас всех один адвокат, Кукушкин, — усмехнулся Сергей.

— Это что еще за птица?

Вода закипела, и Юрий разлил ее по чашкам, бросив по пакетику цейлонского чая. Они отхлебнули, и отставили чашки в сторону, остывать.

— Кукушкин птица еще та! — начал рассказывать Денисов. С чая его сразу пробил пот, на носу выступили крупные капли. — Он работал тут, в следственном отделе. Лет пять назад кончил юридический, заочно, конечно, сразу ушел в адвокаты. Законы знает он хорошо, но чуточку не догоняет в самом процессе, мозгов не хватает. Проиграл он несколько, вроде бы, выигрышных дел, и теперь на адвокатском рынке совсем не котируется. Вот его и суют от государства всем, у кого мошна пустая. Берет он не дорого, действительно, зато дел таких полно, и ему на хлеб с водой хватает.

— Ну и что же он, не знает, что нельзя допрашивать по пять часов? — недоумевал Астафьев. — На этом же можно потом все дело развалить?

— Знает. Но Кукушкин еще со следаковских времен жутко ненавидит всех этих уголовников. По нему, так чем больше их сядет, тем лучше. Так что, он закрывает на это глаза. А те по малолетству этого не знают.

— Что же их, в ИВС старые уголовные кадры их не просветили? — усомнился Юрий.

— Может, и просветили, но их, по-моему, это вполне устраивает. Куценко, действительно, в любом случае садится, у него условный уже висит. Не за убийство сядет, так за все остальное, ему сейчас все похрену. А этот, с открытым ртом, через раз все понимает. Для него что зона, что санаторий, одинаково. Он не догоняет в положении вещей вполне конкретно. Сейчас он знаешь, какую дуру гонит? Он на себя все берет. По идее этот Куцый там верховодит, а Вепрев сейчас все берет на себя. Он же малолетка, ему больше червонца не влепят. И он это, якобы, предложил пойти ограбить, и он первый ударил, и трубой он бил. Дебил!

Они снова попробовали отпить из чашек, и снова отставили их в сторону.

— А еще знаешь, что было? — Денисов даже рассмеялся, — вывезли этого длинного недоноска на следственный эксперимент, давай, дескать, показывай, как все было. Как подошли, как дрались, как трубой бил? Ну, сначала он все гладко мычал, а потом она ему и говорит: "Покажи, куда трубу бросил?". Он башкой то по сторонам повертел, и ткнул пальцем в кусты. А трубу то нашли в другой стороне, на стройке. Я, лично нашел. Ну, мадам сделала такое лицо, дескать, ничего, все нормально. Но нас Николай на камеру снимал. Так она нас потом с Михалычем загоняла. Не та, говорит, эта труба, и все. Ищите ту, в кустах. А как не та, когда Сычев с нее два волоса Серова снял?!

— Волосы, значит, были? А отпечатки там были?

— Да, но только один этого длинного, а второй неизвестно чей. Нету его в нашей картотеке.

— Понятно…

Разговор вроде затих, они молча курили сигареты.

— А-а, да, слушай, еще что расскажу, — оживился Денисов. — Помнишь описание патологоанатома?

— Ну, конечно.

— Там череп был раскроен спереди, до затылка. А этот придурок показал, что он сбил сзади, справа налево!

— Не может такого быть! — Юрий возбужденно воткнул в пепельницу окурок. — Тогда он проломил бы Сашке череп справа, над ухом.

— Вот именно!

Юрий поднялся с места, прошелся, снова сел на место, и посмотрел на оперативника, пытающегося, все же справиться с горячим чаем.

— Совсем не остывает, — пожаловался он Юрию. — Вот жара, а! Скоро так кровь, пожалуй, закипать будет.

— Кто-то тут еще наследил в этом деле, да ведь, Сергей? Вот, только кто? Машина мне та не дает покоя. Журавлев говорил, что она останавливалась. Он видел отблеск фар. Таксистов бы еще тряхнуть.

— Это вряд ли, — Денисов отрицательно покачал головой, — я их уже полностью отработал.

— Кто еще постоянно ездит там, кроме таксистов? — начал вспоминать Юрий, — «Скорая»? Патрульная в тот день стояла, у них, как всегда, бензина не было.

— "Скорая", — подтвердил Денисов, — сынки наших барыг, как на подбор все на «десятках». Что за манера, всем «десятки» понакупили, носятся жутко, бьются как бабочки об стекло. А, да, еще вневедомственная мотается всю ночь.

Астафьева как подкинуло.

— Слушай, а почему мы тогда действительно не подключили к этому делу вневедомственную охрану? — Астафьев с досады даже стукнул себя кулаком по колену. — Они же там действительно всю ночь по этим улицам носятся.

Может, что и видели.

— А ты же что-то отрабатывал с вневедомственной? — припомнил Сергей.

— Да нет, это я узнавал, правда ли, что Бегма в ту ночь был на дежурстве. А про патрульные машины что-то совсем выпустил из вида. Надо опросить патрульных, работавших в тот день.

— Не патрульных, а старшего группы задержания, и водителя. У них это так называется, — поправил Сергей.

— А ты откуда знаешь?

— Да, я ведь тоже там начинал, шофером. И сейчас часто с ними работать приходится. У нас же на город ночью только одна патрульная машина, и шесть вневедомственной. Да и то, пэпээсники работают до трех ночи, а потом делай, что хочешь: убивай, режь, грабь. А эти всю ночь носятся.

Астафьев припомнил кое-что еще.

— Слушай, Сергей, помнишь, ты рассказывал про официантку, что работала той ночью?

— Ну, Ира-вертолет? А что?

— Надо бы ее расспросить, заходили ли этой ночью к ней в «Сафари» милиционеры, и какой службы.

— Ладно, пойду счас домой, зайду в парк, все как раз по пути. Я и адрес ее помню: Сорокина пять, квартира десять. Мне по пути. Только зачем это, Юрий, тебе нужно?

— Да черт его знает! — Юрий и в самом деле не знал, зачем ему нужны такие данные, но что-то в нем поднималось изнутри, то, что зовут наитием, или интуицией. — Но надо, Серега, надо.

— Ну, сделаем, раз надо, — Сергей пожал своими могучими плечами, улыбнулся, — нет проблем.

— Хорошо, а я зайду сейчас во вневедомственную, — Юрий взглянул на часы, и поднялся из-за стола, — у них в шесть вечера как раз пересменка. Может, застану тех, кто дежурил в ту ночь.

Они вышли, Юрий запер дверь. На столе так и остались стоять две полных чашки чая.

Глава 15

Юрий успел как раз во время, около небольшого здания отдела вневедомственной охраны стояло не менее десятка машин. Тут были и «шестерки», и «семерки», «девятки», самого разного цвета, но все с неизменными буквами «ОВО» на боку. Тот, кто был ему нужен, стоял на крыльце, неторопливо смоля сигарету. Володьку Бегму еще в школе прозвали Мослом. Он был действительно высок ростом, худ, и сутулился так, что из спины выпирали лопатки. По лицу его нельзя было назвать ни красавцем, ни уродом. Остроносый, рыжеватый. Он и в школе не хватал звезд, был в их компании на подхвате, один из ведомых. А ведущий был, конечно, Сашка Серов. Именно он был самой яркой звездой в их классе. Сашка просто искрился массой идей, которые они потом с азартом претворяли в жизнь.

Увидев Астафьева, Бегма улыбнулся, протянул руку.

— Привет, Юрка! Сто лет тебя не видел. Как дела?

— Да, все нормально.

— Ты, говорят, уже снова холостяк?

— Давно уже!

— Ну и ладно, главное, что мы тогда у тебя на свадьбе хорошо оттянулись.

— Да на здоровье! Как, кстати, у тебя здоровье то? — поинтересовался Юрий.

— Да, так, — Володька махнул рукой, — не очень.

— Ты больше не бегаешь?

— Нет, ты что! Какой бег, легкие как решето.

Раньше Володька увлекался бегом на дальние дистанции, для его сухопарого тела двадцать километров было не дистанцией. Еще два года назад он ежедневно пробегал по утрам для разминки километров по пять. Это спасло его в Чечне, после ранения. Другой бы просто не дожил до прихода помощи, а у него на это вполне хватило сил.

— Ты что к нам, по делам? — спросил Бегма.

— Да, все по Сашкиному делу. Надо кое-какие детали уточнить. Ты не помнишь, случайно, кто работал в тот день по тому маршруту, возле парка?

— Помню, но сейчас еще посмотрим по журналу, чтобы точней все было.

Он отвернулся в сторону, еще два раза затянулся, и, бросив окурок, сказал.

— Ну, пошли.

В дежурной части он взял один из журналов, полистал его.

— Вот они, точно. Николай Сюньков, старший группы задержания, и водитель Костя Панин. Оба работают у нас уже давно. Колька двенадцать лет, Костя года четыре. И, по моему, все по одному маршруту. Как, Андрей, ты то лучше знаешь?

— Да, точно так, — подтвердил лейтенант, сидящий за столом. — Палкой их отсюда не выгонишь.

— А что они у вас тут все так долго держаться? — удивился Юрий. Текучка в родственной, чем-то похожей патрульно-постовой службе была головной болью все начальников ГОВД за последние лет десять.

— А ты вот, сколько сейчас получаешь? — спросил Бегма.

— Ну, четыре.

— А я пять, хотя у меня и звание ниже, и выслуга меньше, — усмехнулся Володька.

— Прямо хоть к вам переходи, — покачал головой Юрий. — Ты кем сейчас, дежурным?

— Нет, дежурный вот, Андрей, — Бегма положил руку на плечо лейтенанта, — а я командир взвода.

— Разве ты не дежуришь? — удивился Юрий.

— Дежурю, как же. Только он дежурит двадцать четыре часа, а я двенадцать.

— И в чем же заключается это твое дежурство?

— Контроль за подчиненными. Я для них бич божий. Выезжаю на командирской машине, и проверяю, чтобы они не сидели где-нибудь рядом с парком, потягивая пивко, и слушая музыку с девками, а действительно постоянно находились на маршруте.

— И ты один в машине?

— Зачем, с водителем. Мы ведь тоже боевая единица, в случае чего сами задерживаем нарушителей. Вот, позавчера только с Глебовым скрутили одного пьяного мудака с ножом.

— Ясно. А вас, конечно, уже никто не контролирует? Хорошая работа, мне нравиться, — вздохнул Астафьев, потом посмотрел на часы. — Когда мне этих двоих можно будет увидеть?

— Да, хоть счас. Они как раз пришли на смену, а тут всех загнали на собрании, начальник там им что-то впаривает, какие-то новые указания.

И тут же за стеной послышался шум голосов, топот ног.

— О, вот теперь лови их!

Бегма, а за ним и Юрий вышел в коридор, и начал всматриваться в проходящих мимо милиционеров.

— Глебов! — над самым ухом Астафьева закричал кто-то. — Ты долг мне когда-нибудь отдашь?

Высокий, симпатичный, чернявый парень с густыми усами скобкой остановился в дверях, и изобразил на лице страшное недоумение.

— Какой долг, Олег? Ты про что? По-моему, ты уже мне должен, ей богу, — и он нырнул в дверь.

— Рыбой отдашь! — понеслось вслед ему. — Мешок карасей, и я все прощу.

— Николай, Костя, идите сюда, — скомандовал Бегма.

Николай Сюньков оказался невысоким, улыбчивым прапорщиком с комплекцией борца вольного стиля. Выбритая под ноль круглая голова, короткий, пипкой, нос, и добродушный прищур глаз выдавали в нем этакого добродушного увальня. Правда, с этим контрастировали круглые, накачанные плечи и могучие кулаки. Еще более мощно выглядел Костя Панин, высокий сержант с комплекцией терминатора среднего размера.

— Вот, следователь Астафьев хочет с вами поговорить, — сказал Бегма. В комнату между тем постоянно заглядывали милиционеры, что-то спрашивали то у Бегмы, то у дежурного.

— Тут можно где-то поговорить спокойно? — спросил у Володьки Астафьев.

— Конечно, пошли ко мне в кабинет.

— Нам на маршрут надо, — запротестовал Сюньков, но Юрий его успокоил.

— Я вас долго не задержу, всего пара вопросов, и вы свободны.

— Ну, хорошо, — согласился прапорщик.

Они прошли в другой конец здания, в небольшой кабинет с одним столом.

— Вот, это моя вотчина, — сказал Бегма, — только, Юрий, давай, действительно, быстрей с ними.

Не дай боже, тревожка сработает.

— Пять минут, можешь засечь, — предложил Астафьев. На раскачку времени не было, и он сразу перешел к делу.

— Вы хорошо помните ту ночь, я имею в виду ночь с двадцать шестого, на двадцать седьмое июня?

Они переглянулись.

— Ну, да, — сказал Сюньков, потом засмеялся, от чего глаза почти исчезли в складках морщин. — Тогда еще один комик полез в магазин, «Лаванда», на Морской, через решетку в форточку, да застрял. Мы приезжаем по тревожке, а из окна ноги торчат. Мы его потом полчаса как репку дергали.

Теперь оживился и Костя.

— Это в то дежурство? Ну, да! Эх, и хохма была. Мы его за ноги тащим, а он отрет от боли. Вы, кричит, мне позвоночник сейчас сломаете. А тут еще один вызов, уже из квартиры. Что делать? Этого не оставишь, вдруг слиняет? Хорошо, тут хозяин магазина подъехал. Мы его оставил этого гаврика сторожить, а сами туда смотались. Оказалось — ложное срабатывание.

— Ага, вернулись обратно, а тот так и торчит в форточке, — снова вступил в разговор Николай, — Этот, ара, его за это время еще отлупил по жопе палкой. С третьего раза его тогда выдернули из решетки.

— Хорошо, это вы запомнили отлично, — согласился Юрий. — А теперь другой вопрос. Вы, случайно, не проезжали около нового рынка в промежутке между тремя, и тремя тридцати утра?

Милиционеры снова переглянулись, оба наморщили лоб.

— Вряд ли, — высказался первым Николай. — Тот комик у нас застрял в час десять, да? — повернулся он к Косте, — до двух мы с ним промучились, а потом был мертвый час. Это можно проверить по журналу, там все с точностью до минуты.

— Да что журнал, он же не ответит, где вы были в это время. То есть, вы в то время там не проезжали? — подвел итог Юрий.

— Нет, — Николай почесал бритую голову, — помниться, мы мотались в районе Калинина, потом Соцгород, Курятник. Там в это время, обычно по огородам да стайкам лазят. Мы уже троих воришек там задерживали в июне.

— А вам что, с этого что-то идет? — удивился Юрий.

— Ну да, премия. Чем серьезней преступление, тем больше и бабок.

— Ладно, — Астафьев взглянул на часы. — Скажите, в ту ночь не было вызовов из парка?

— Нет, — Николай покачал головой, — редкий случай, но нет.

— Обычно, за ночь раза два-три приходиться туда выезжать. Молодежь, постоянно какие-то драки, свары, на продавщиц часто наезжают. А все кафе оборудованы кнопкой тревожной сигнализации. Чуть че, продавщицы жмут изо всех сил. Приезжаешь, а там уже все кончилось. А в ту ночь, как никогда, было тихо, — подтвердил Панин.

— А вы сами туда не заходили, не заезжали? Я имею в виду кафе «Сафари»?

Сюньков почесал свой короткий нос, и отрицательно покачал головой.

— Не, не заходили, и не заезжали.

— Хорошо, тогда все.

Юрий поднялся из-за стола, спросил: — Вы куда сейчас едете?

— Да, как обычно, по району.

— Подбросите до Степной?

— Можно.

Они вышли на крыльцо, здесь снова стоял с сигаретой в зубах Владимир Бегма.

— Ну, давай, — сказал Юрий, пожимая напоследок ему руку. — Ты что-то часто куришь, пожалей легкие то.

— Да ладно, от судьбы не уйдешь, — отмахнулся тот.

— Ну, смотри. Пока!

— Парни, подкиньте его, куда ему надо! — крикнул Бегма уже отошедшим к своей машине Николаю и Косте.

— Да мы и так ему уже предложили.

— Елене привет передавай, — крикнул на прощанье Юрий. Бегма только махнул в ответ рукой с зажатой в ней сигаретой.

Машина ехала по улицам Кривова, и Юрию было все интересно. До этого ему как-то не приходилось работать с вневедомственной охраной.

— Значит, у вас есть свой район, по которому вы постоянно и мотаетесь? — спросил он.

— Да, останавливаться нам вообще не положено. За годы тут уж каждую кочку знаешь, — словно подтверждая эти свои слова, Костя вильнул вокруг обширной выбоины в асфальте.

— И половину живущих здесь людей, — засмеялся Николай. — Вон, — он ткнул пальцем в бредущую по тротуару парочку сутулых парней, — братья Сизоватые, наркоманы. Сто процентов идут к цыганам за ханкой. Засекай их на обратном пути, выворачивай манжеты, и вот тебе готовая «палка» в отчетности.

— А этих вы знаете, кто убил Серова? Куценко, Вепрев?

Сюньков сплюнул в открытое окно.

— Еще бы не знать. Куцего я сам два раза брал за хулиганство. В парке он одному фраеру табло разбил, потом с Арамом что-то не поделил, витрину ему разгрохал кирпичом. Урод! Запихать бы его в зону подольше, на всю жизнь, чтоб в городе воздух не портил.

Они высадили его около нужного Юрию дома, а когда отъехали, Костя спросил напарника.

— А ты чего не сказал ему, что заходил тогда в «Сафари»?

Николай только поморщился.

— Да ладно, это уже не имеет значение. Все равно этих козлов уже раскололи. Че зря парню мозги пудрить.

А перед глазами его снова возникла та сцена: он заходит в «Сафари», покупает сигареты, разворачивается, и видит, что за крайним столиком сидит роскошная блондинка, жена Бегмы. И сидит не одна, а с каким-то симпатичным парнем. Пару минут он наблюдал за ними, чувствовалось, что тем очень хорошо. Парочка смеялась, они чокалась бокалами с темным вином, затем он ее обнял…

Воспоминания Николая оборвал голос из динамика рации.

— Горловка, сорок шестой, срабатывание по Ленина десять, квартира шесть.

— Погнали, Костя!

И, развернувшись, машина с надписью ОВО на боку помчалась в сторону нужного им дома.

Юрий вернулся домой в десять вечера, и почти тотчас раздался телефонный звонок. Звонил Денисов.

— Я зашел к Ире-вертолету, поговорили с ней по душам чуть не час, и она точно вспомнила, что был в ту ночь один мент из вневедомственной охраны. Заходил за сигаретами. Наша парочка тогда еще сидела в кафе.

— Она его, случайно, не знает?

— Только по имени, Николай. Невысокий, такой, круглый, смешливый.

— Все понятно, я знаю, кто это. Спасибо, Серега, огромное тебе спасибо. Отдыхай.

Закурив, Юрий откинулся на спинку дивана, и, начал ломать голову над загадкой, в поведении такого симпатичного парня, как Николай Сюньков. Зачем прапорщик соврал в таком простом вопросе, как посещение кафе "Сафари"?

Глава 16

В ту ночь ему приснился один из его дебильных снов. Вообще то Наташа, его бывшая жена, единственная, кому он рассказывал о них, называла их вещими. Ей можно было верить, по профессии она была психологом, да и в само деле, получалось, что они как-то помогали Юрию в работе. Но уж больно тягостным после таких снов было пробуждение. В этот раз ему приснились все: Куцый, с разбитой мордой, дебил Вепрев с заплывшими от синяков глазами, потом мелькнули оба парня из вневедомственной охраны. Они стояли на окраине леса, с автоматами наизготовку. Лица у обоих были нервные, Сюньков жестом показал: проходи-проходи! Потом был лес, он правой рукой отмахивался от еловых веток, а левой волок по земле что-то тяжелое. Сначала было темно, потом они выбрались на поляну, стало светлей. Впереди стояли какие-то люди, и, подойдя поближе, он рассмотрел синее платье и белые волосы Ленки, рядом с ней стояли все трое парней, пытавшихся ограбить Сашку, Ольга Василевская, в неизменном синем мундире. В руках у Елены был большой букет белых лилий, такие она несла в день похорон Сашки. Они подходили все ближе, и было видно, какие напряженные лица у всех ожидающих. Потом те начали расступаться, и Астафьев увидел впереди черный прямоугольник свежевыкопанной могилы, а за ним — рыжую гору могильной глины. Только тогда он посмотрел на свою ношу, и увидел, что тащит за руку чье-то тело. С другой стороны это же делал Володька Бегма, а сзади, с лопатой в руке шел улыбающийся весельчак Глебов. Он не видел лица человека, которого они тащили к могиле, только его затылок, но Юрий был точно уверен, что это был Сашка Серов. До могилы оставалось всего несколько шагов, когда Юрий вдруг почувствовал, как напряглась под его пальцами Сашкина рука, тот поднял голову. Но они с Володькой продолжали идти все тем же мерным шагом, и с ходу сбросили Сашкино тело в яму. Затем Юрий подошел ближе, глянул в могилу. Сашка лежал, привалившись к стенке могилы, и смотрел вверх живыми, полными муки глазами. А сверху ему на колени уже упал букет белоснежных цветов, потом начала сыпаться земля. Кто-то сунул ему в руки черенок, и Юрий сам начал мерно, как робот, бросать землю на Сашкино тело. И вскоре из-под земли было видно одно его лицо, потом и на него упало рыжая глина, и остались видны только эти живые, полные муки глаза…

Юрка вскочил как ошпаренный, в холодном поту. Более страшного сна он за свою жизнь еще не видел. Главное, он не мог понять, как он сам смог похоронить в могиле своего друга, причем живым? Кожа ладоней Астафьева до сих пор вспомнила то движение Сашкиного тела, и это его взгляд!

Глянув на будильник, Юрий выругался. Пять часов утра, ложиться сейчас снова, значит потом встать в семь с больной головой. Пришлось подняться, приготовить завтрак, на этот раз не на скорую руку, а по полной программе, с тушеным мясом и жареной картошкой. Все это время он думал об этом деле, что-то вертелось у него в голове, не хватало только какой-то небольшой зацепки.

Но на работе его закрутил обычный круговорот дел, пришлось провезти два тяжелых допроса, изрядно поругаться с оперативником по фамилии Мерзляков. Затем он долго просидел в криминалистическом отделе, у Сычева. Он рассчитывал получить ответ на один из запутанных вопросов следствия, но получил вместо этого еще одну загадку.

Так что про сон он на время забыл.

Ближе к двенадцати Астафьев решил сходить, купить себе что-нибудь перекусить. Но именно в этот момент открылась дверь, и в нее боком протиснулся невысокий мужчина, с широкими плечами, лет пятидесяти, одетый в дешевую марлевую тенниску китайского производства, причем купленную еще в прошлом году, и сейчас уже достаточно выцветшую от множества стирок.

— Можно? — спросил он. — Мне бы следователя Астафьева.

— Ну, я, Астафьев, что вам надо? — спросил Юрий, может быть, чуточку резче, чем надо.

Мужчина несколько заробел, потом подошел поближе, и представился.

— Я отец Толика Журавлева.

— А, ну садитесь, — предложил Юрий, — только я ведь уже не веду это дело, его передали в прокуратуру.

— Я знаю, но я хочу поговорить с вами.

Он, наконец, сел, и замолк.

— Так, что у вас ко мне? — спросил Юрий.

— Он не мог этого сделать. Толька не мог даже смотреть, как мы свинью режем, уходил. А тут человека убил. Не может такого быть.

Юрий вздохнул, опустил голову.

— Вы пробовали говорить с Василевской? — спросил он.

— Да.

— Ну и что?

— Она, выслушала, потом сказала, что мы плохо воспитывали сына, что вырастили убийцу. А он не может быть таким, понимаете? Он у нас поздний ребенок, нам, с женой было уже по тридцать пять, когда он родился. Толька тихий такой рос, спокойный. В школе не очень учился, на тройки. Да, и зачем это надо. В институт мы бы все равно его не вытянули. Осенью вот, в армию готовились его отправить. Мать, конечно, ревет, а я что сделать могу?

Он замолк, посидел еще пару минут, потом встал.

— Ну, я пойду.

— А что вы приходили то? — спросил Юрий.

— Да, не знаю. Тут, вчера свидание было, Толька говорил, что вы с ним по-человечески разговаривали.

Когда он скрылся за дверью, Цымбалюк, оторвавший от своей писанины, скептично заметил.

— Вот все они приходят, и у всех дети такие хорошие, лучше просто в мире нет. А, на самом деле, там клейма не где ставить. Я их столько тут уже таких вот видел. Тошнит уж порой. Хорошо, хоть мужик приходил, а то баба бы еще мокроты тут развела на два ведра.

— Виктор, а ты сколько лет тут работаешь?

— Я? Пять лет уже.

— А до этого?

— А до этого я служил в армии, был командиром роты, потом замполитом. А потом был внезапный дембиль, и пришлось ехать на родину жены, тут хоть крыша над головой. Вот и тащу сейчас эту лямку.

— Понятно.

Когда же в шестом часу вечера Астафьев снова вышел на улицу, то голова гудела от напряжения, а живот подташнивало от не хватки пищи. Идти домой и что-то готовить было выше его сил, и он свернул к ближайшему мини-рынку, там жарили потрясающе вкусные чебуреки. Взяв сразу три, он вгрызся в них с ожесточение волка, отца Маугли. И тут же Юрий нос к носу столкнулся с Ленкой Бегма. Она шла, в том самом синем платье, что он видел сначала на похоронах, а потом во сне, в руках была сумка с продуктами, а сзади небольшим довеском тащилась дочка. Ему Елена явно обрадовалась.

— Привет! — сказала она. — Ты что, ужинаешь по-холостяцки?

— Не угадала, обедаю.

— Бедненький! Вот, что значит, холостяцкая жизнь. Хоть к нам бы зашел, я бы тебя покормила нормальными щами.

— Да где там заходить, пашу целый день. Ты куда сейчас, домой идешь?

— Ну да, вот, сходила по магазинам, проветрилась немного. Я сейчас в отпуске, сижу дома, как сова. Скукота. Мама спать удрыхлась, у ней сейчас это все строго по расписанию: тихий час, обед, снова тихий час. А потом встает, и полночи шарашится по комнате, никому толком спать не дает. Пришлось, вот Вальку взять с собой.

Юрий нагнулся к девчонке, пощекотал ее за ухом. Валя застеснялась, прижалась к матери.

— Все-таки я не пойму, в кого у тебя дочь? — признался он. — Волосы твои, кожа, вроде, тоже твоя, а глаза ни Володькины, ни твои. И молчунья такая, ни в тебя, ни в бабку.

— Это она пока тебя стесняется, а дома болтает без умолку, никому покоя не дает. А глаза у ней, от соседки напротив, — засмеялась Ленка. — И не надо придумывать, глаза у нее мои, просто пока чуть темнее.

Юрий подхватил у ней сумки с продуктами, и взял обязательство проводить до самого дома.

Чувствовалось, что Ленка действительно соскучилась по общению, болтала охотно, и весело, хотя повода для смеха было мало.

— Игоря мы отправили в лагерь, он в нем себя чувствует лучше, чем дома, Сашкин характер, — продолжала рассказывать она, — Володька со мной почти не разговаривает, с работы — сразу на рыбалку. Рыбу эту уже не знаю куда девать. Я думала, деньги получим, куда-нибудь съездить, хоть на юг, в Сочи. Он, правда, хотел новую машину брать, его «Нива» уже разваливается от старости. Но сейчас он слышать про юг даже ничего не хочет, рычит как зверь. А тут сегодня буквально хватилась, заглянула ему в сберкнижку — оказалось, он позавчера десять тысяч снял. Я, кончено, закатила ему скандал. Так знаешь, что он мне сказал: кому-то на его работе срочно потребовались деньги отремонтировать крышу на доме. Представляешь?! Крышу кому-то надо покрыть! Мне не дает выехать с детьми на море, а сам швыряет деньги на ветер. Я тем более не поняла, он взаймы дал тому мужику, или нет? Чудо у меня, а не муж. Кстати, как там дела с теми малолетками что убили Сашку?

— Я не веду это дело, его передали в прокуратуру, — признался Юрий. — Но, говорят, двое сознались в убийстве. Улик против них много, посмотрим, что получится на суде.

— Слава богу, а то я думала, что их так и не найдут, — с явным облегчением призналась она.

— Почему? — удивился Астафьев.

— Да, вы же никогда и ничего не находите. Вот у нас в подъезде в прошлом году двух стариков убили, помнишь? Тогда весь город про это шумел? Так убийц ведь и до сих пор не нашли.

— Это старики Гусаковы?

— Ну да. Милые такие старики были, жизнерадостные. Он ветеран войны, на 9 мая все в орденах щеголял. Обидно, что они погибли, а убийца на свободе до сих пор.

Юрий усмехнулся, искоса глянул на Елену.

— Да найти то их нашли, посадить просто не смогли.

— Почему?

— Улик нет.

— И кто же их убил?

Юрий искоса посмотрел на Ленку, доел последний чебурек, и, вытерев губы, ответил.

— А вот это тайна следствия, и разглашать ее я не имею право. Кто знает, может еще дело повернется так, что сможем его со временем прищемить. Но, надежды, конечно, мало. Если, разве что, сам не раскается, да с повинной не придет.

— Ну, мне то ты можешь сказать? — спросила она.

— Это почему?

— Как почему!? — возмутилась она. — Ты что, мне не доверяешь? Я ни кому не скажу, ей богу! Ну, Юр, ну скажи мне!

При этом она так плотно прижалась к Юрию своим горячим бедром, и так ласково заглянула в глаза Астафьева, что тот просто растаял.

— Ну, зачем тебе это надо? — он уже был не рад, что завел этот разговор.

— Ну, интересно же!

— Не думаю, что тебе будет это так приятно.

— Почему?

Астафьев сделал последнюю попытку отделаться шуткой.

— По кочану. Знаешь такой овощ? Вот он и не велит.

— Ну, Юр, я никому не скажу, ей богу! Юрочка, скажи, а? Ю-юра!

Сейчас Елена пустила в ход весь свой мощный женский арсенал обольщения, ласково пела своим грудным голосом протяжное «Ю-юра», заглядывала снизу вверх своими невероятными глазищами, и Астафьев чувствовал себя так, словно его пыталась соблазнить собственная сестра. За многие годы их знакомства он именно так привык относиться к этой очень красивой, но чужой женщине своих лучших друзей, сначала Сашки, а потом Володьки.

— Ну, Юра, скажи, а? Ну что ты такой плохой.

От всей этой атаки Астафьев вспотел больше, чем жары.

— Сама ведь потом пожалеешь об этом, — предупредил он.

— Почему?

— Хочешь знать почему? — Юрий даже остановился, развернулся к ней лицом. — Потому что, убийца живет в их квартире.

Глаза у Ленки расширились.

— Там же сейчас живет их племянник с женой, приятные такие люди, врачи, — пролепетала она.

— Вот! Говорил я тебе, предупреждал? Именно эти приятные люди наняли завзятого алкаша Колю Горелова, тот грохнул молотком их зажившихся родственников, а потом принял из рук заказчиков стакан с метиловым спиртом. Поняла? Доказать ничего нельзя, убийца мертв. Все! Дело зависло.

Ленка явно оторопела.

— Жутко, — пролепетала она, — как же я теперь с ними здороваться буду? Я же каждое утро их вижу, они и ребенка своего в наш детский сад водят, туда же, куда я Вальку вожу.

— Ну вот, я же тебя предупреждал? И просили тебя за язык тянуть?

— А тебе обязательно надо было раскрывать тайну следствия!

Мог бы и промолчать! Закон, тем белее, нарушил.

Он довел Ленку до самого подъезда, они поболтали еще немного на нейтральные темы, а потом Валя потянула ее к двери.

— Мам, пошли домой! — прошипела она.

— Ну, сейчас, дочка, сейчас пойдем! Ну, Юра, счастливо тебе. Хоть с тобой душу отвела, — сказала Ленка напоследок, улыбаясь почти что счастливо.

Глава 17

На следующее утро Юрия подняли в шесть утра частая трель телефонного звонка. Оказалось, по мобильному звонил Попов.

— Юра, срочно собирайся, у нас ЧП. Убили милиционера, надо помочь, а народу мало. Дело темное, а ты в таких делах разбираться мастер. Машину за тобой мы уже выслали. Мы уже тут, на месте.

— Хорошо, Игорь Дмитриевич, скоро буду.

В подъехавшей через пять минут дежурке уже сидел Сычев.

— А, Николай Семенович! — засмеялся Юрий. — И вас выдернули с семейного ложа? Что, не доверяют молодежи?

— Да, что они умеют? — махнул рукой Сычев. — Отпечатки пальцев толком снять не могут, не только что-то более сложное.

— Так учить надо молодежь то! Вы ведь начальник криминально-экспертного отдела. Вот и передавайте юнцам свой богатый опыт. Вам, поди, скоро на пенсию?

— Да, два года осталось, — почему-то с глубоким вздохом ответил Сычев.

— Ну, тем более. И вас, майора, начальника отдела, как какого-то простого капитана, вроде меня, выдергивают из постели рано утром и везут к черту на кулички. Несолидно это.

Сычев засмеялся.

— А знаешь, Юра, это, конечно, действительно, уже тяжело. Но ты не представляешь, какой порой получаешь от работы кайф! Ведь такой опыт за спиной. Сейчас ищешь улики там, где двадцать лет назад и не подумал бы. А дело у нас сам знаешь, какое. Найдешь где-нибудь один пальчик, и все дело идет как по рельсам.

А нету этого пальчика, и все — дело разваливается, убийца ходит на свободе, да еще и посмеивается.

Юрий откровенно удивился. На его памяти это был первый случай, когда вечный циник Сычев так разоткровенничался.

Они проехали весь город, и выехали за окраину, в луга. Менялись ручьи, дороги, рощи. Прошло не менее получаса, пока они не достигли нужного им места. Бобик ГНР они увидели издалека, именно он подсказал им место, где произошло убийство. Единственное, что удивило Юрия, кроме него никаких других машин рядом не было. Машина их встала на косогоре, рядом с Уазиков ГНР, отсюда был виден берег, несколько тополей, заросли тальника. К небольшой полянке среди этого самого тальника была причалена деревянная лодка, а у самой воды, головой к реке лежало тело человека одетого в камуфляжный костюм. Юрий спустился вниз, остановился, не доходя до тела метров десять. Тут его обогнал озабоченный Сычев.

— Ни кому не заходить! — крикнул он, сам останавливаясь на остатках травы, и внимательно рассматривая обстановку впереди. На небольшой полянке среди зарослей тальника была давняя стоянка рыбаков. В самом центре чернели остатки небольшого костра, рядом, на большом куске полиэтилена, стояла недопитая бутылка водки, еще одна, пустая, лежала рядом, стояли две алюминиевых кружки, остатки черного хлеба, что-то, по виду напоминающее копченое сало. С этой точки, из-за плеча эксперта, Юрий видел только подошвы резиновых сапог убитого, тело того лежало под уклон, головой к воде. Чуть левей, носом к берегу, стояла деревянная лодка. Как понял Юрий, убитый и убийца приплыли сюда на веслах.

Оценив обстановку Астафьев снова взобрался на косогор, прошел метров пятьдесят, и лишь теперь понял, как сюда попало начальство. На такой же проплешине среди тальника был причален белоснежный катер. Кроме гэнэрщиков там присутствовал сам Попов, начальник УГРО Касьянов, недалеко от лодки из кустов выбрался прокурор города Курдюмов, и, к огромному удивлению Юрия, чуть поодаль курила свои длинные сигареты Ольга Василевская. На этот раз она была не в мундире, а в черном брючном костюме, плотно облегающим ее роскошную фигуру. Все остальное: макияж, маникюр — все было в обычном ее стиле.

"Она что, примчалась на самолете из Железногорска? Не понятно тогда, где парашют? Поди, закопала?" — подумал он.

— Ага, вот и пополнение! — обрадовался Попов, за руку поздоровался с Астафьевым. —

— Юрий Андреевич, решил вас оторвать от текущих следственных дел, просто дело действительно странное, непонятное, — пояснил Попов. — Убили сотрудника милиции, причем несколькими выстрелами в затылок. Ваши коллеги сейчас обшаривают весь берег, но, сами понимаете, народу мало — отпуска.

— Кто такой, кого убили то? — спросил Астафьев. — Я его знаю?

— Вполне возможно. Это сержант Глебов, из вневедомственной охраны.

Юрий даже задохнулся от неожиданности. Похоже, это отразилось на его лице, потому что Попов с участием спросил: — Юра, вам что, плохо?

— Да нет, просто я действительно немного знал его. Высокий такой, черноволосый, черноглазый, симпатичный парень с усами.

— Да, одни усы от него и остались, — сказал, подходя поближе, прокурор Курдюмов. Подошла поближе к беседующим и Василевская. — Лицо изуродовано выстрелами, и зря, вы, Игорь Дмитриевич, сказали, что двумя в затылок. Сычев сейчас сказал, что тут не иначе, как всю обойму всадили. Причем и спереди, и сзади, в затылок. Он там нашел отпечатки других сапог, возится с ними.

В это время раздался шум подъезжающей машины, на косогоре появилась еще одна «шестерка», из нее вылезло несколько человек, и среди них Юрий заметил мощную фигуру Сергея Денисова. К ним тут же поспешил Касьянов, начал, указывая руками, давать какие-то указания.

— А кто вообще сообщил об убийстве? — спросила Василевская.

На это ей ответил главный в группе немедленно реагирования майор Рязанов.

— Рыбаки с той стороны, по мобильнику. Они из Железногорска, две семьи, с детьми, стоят здесь табором уже три дня, отдыхают. Говорят, что эти двое подплыли на лодке уже по темноте, лиц они не видели, те сразу начали проверять сети. Потом развели костер, а часа в три ночи прозвучали выстрелы. Мужики по зорьке вышли порыбачить, смотрят — парень лежит на берегу, и как-то неестественно. Непохоже, что спит. Переплыли реку на «резинке», а тут такая картина.

— Надо установить, с кем он рыбачил, — решил Попов. — Их точно было двое? Не больше?

Рязанов кивнул головой.

— Да, это абсолютно точно. Две кружки, два ножа, две ложки.

— Хорошо, тогда надо установить, кто с ним чаще всего рыбачил, — решил Попов.

— Одного я точно знаю. И, похоже, это был как раз он. Бегма, Владимир Георгиевич, — сказав это, Юрий, наконец, закурил.

Все пристально посмотрели на него, Юрий даже не представлял, каким сейчас измученным выглядело его лицо.

— Редкая фамилия. Это не тот лейтенант из вневедомственной охраны? — спросил Попов. — Он еще в Чечне на пулю нарвался.

— А это не муж той дамы, которая была с Серовым в ночь убийства? — в свою очередь задала вопрос Василевская.

— Именно он, — подтвердил Юрий. — И у меня есть большое подозрение, что Глебова убил как раз Бегма. А до этого именно он, а не те три щенка, убил Александра Серова.

Василевская только улыбнулась, причем очень снисходительно.

— Запоздалая версия, они во всем уже признались.

— Но не все же, — возразил Юрий.

Ольга начала злиться. За эту неделю, что она проработала в Кривове, она поняла, что многое здесь делается не по закону и приказам начальства, а по каким-то личным связям. А это все противоречила всему, что она культивировало в себе долгие годы — незыблемости торжества закона.

— Журавлев тоже скоро все подпишет, даю вам слово, — пообещала она.

— И какой повод был у Бегмы убивать Серова? — спросил Попов.

Юрий грустно улыбнулся.

— Повод простой и вечный. Ревность. В тот вечер Володька узнал, что его жена Елена сидит в кафе с Серовым, это ему сказал один из его подчиненных…

— Горловка, сорок шестой, отвезите дежурного электрика на Полевую, — донеслось до ушей Николая Сюнькова и Константина Панина.

— Сорок шестой, Горловка, все понял, — отозвался Сюньков, и кивнул напарнику, — Поехали домой, Костя.

Все эти переговоры означали одно: где-то внутри охраняемой квартиры или помещения нарушена сигнализация, и нужно забросить туда электрика для исправления обрыва.

Пока они ждали электрика, подъехала командирская машина. Бегма сразу торопливо прошел в здание, а его шофер, Глебов, не спеша потянулся, вынул сигарету, и, не найдя зажигалку, подошел к их машине.

— Огоньку не найдется, мущщины, — проворковал он голосом прожженной путаны.

— Свою надо иметь, киска, — засмеялся Николай, и отдал Глебову свою зажигалку. Тот, закурив, вернул ее обратно.

— Что, опять два часа гоняли по всему городу? Не сидится лейтенанту на одном месте? Другой бы спал всю ночь, а этот рыскает, как волк, — спросил Николай, кивая в сторону ушедшего напарника Глебова.

— Ну да, натура такая, — согласился Глебов. — Да, по мне, так лучше такой командир, а то скучно сидеть на одном месте.

— Не там он катается, — с усмешкой заявил Костя, — в парк ему надо ехать. В «Сафари».

— Это еще зачем? — удивился Глебов.

— А там его жена сидит с каким-то кренделем, за крайним столиком. Сидят, винцо потягивают, ржут в две глотки. Целуются.

— Серьезно?! — Глебов даже выронил изо рта сигарету, затем торопливо подобрал ее с земли.

— Да, вот Колька видел. Скажи, Николай!

Сюньков только кивнул головой.

— И кто он такой? — поинтересовался сержант.

— Да, хрен его знает, — Сюньков засмеялся, — но парень упакован по полной форме, да и по морде не чета нашему лейтенанту. Такой холеный красавчик. Все обнимал жену лейтенанта, а она ему в глазки заглядывала.

Тут в дверях отдела показался хлипкого сложения мужичок с большой сумкой на плече.

— Ну, что, поехали? — подойдя, спросил он.

— Погнали, — согласился Костя. — Куда тебе?

— На Калинина восемь.

Машина отъехала, а Глебов, докурив сигарету, поспешил к своему начальнику.

Минут через пятнадцать комадирская «девятка» отъехала от здания отдела. Все это время Владимир Бегма боролся со своими чувствами. Когда Глебов передал ему то, что видел в «Сафари» Сюньков, Владимир в гневе сломал авторучку, и был готов бросить все и бежать туда, в парк. Он мгновенно понял, кто этот "упакованный красавец" и что ему нужно от Ленки. Но секундная вспышка прошла, и лейтенант даже не поднялся из-за стола. Он был очень терпеливым человеком, Владимир Бегма. Всю жизнь, все время он был на вторых ролях. В школе он был пристегнут к компании Сашки Серова, но не потому, что хотел этого, а потому, что там была Елена. В нее он влюбился сразу, как только увидел, он сейчас даже не мог вспомнить, в каком это было классе, не то в третьем, не то в пятом. Словом, как она только появилась в их классе, влюбился раз, и навсегда. Других женщин для него не существовало вообще. Тогда она не обращала на него внимания, кто такой был Владимир Бегма на фоне блистательного Александра Серова? Владимир терпел все, и бег на длинные дистанции, которым он как раз тогда увлекся, был как раз под стать его характеру. И он дождался своего часа. Когда Сашка в очередной раз бросил Елену ради какой-то богатенькой железногорской красавицы, и она готова была залезть в петлю, именно он пришел ей на помощь, и принял такой, какая она была, с взбалмошным характером, с мироощущением первой красавицы мира, и, одновременно, самой несчастной женщины на свете. Он пережил все, переживет и это ощущение очередного своего унижения.

— Авторучка есть? — спросил он Глебова.

— Конечно, — сказал несколько опешивший от такого вопроса сержант. Он отдал свою ручку, и, видя, как ровно и аккуратно лейтенант пишет очередной рапорт, спросил, — Владимир, ты чего? Там же твоя баба с этим…

— Заткнись! — резко оборвал его Бегма. — Это не твое дело, это наше, с ней дело. Не лезь, куда тебе ни надо.

Он дописал рапорт, положил его в папку, и, закурив, посмотрел на своего водителя.

— Ну что, Василий, прокатимся еще по городу?

— Поехали, что тут сидеть то? — легко согласился сержант. Он и в самом деле не любил сидеть на одном месте, и в этом они с лейтенантом нашли друг друга.

Они не собирались ехать в парк, искать Серова и его жену, разбираться. Мотнувшись по всему городу, они выехали на самую длинную улицу Кривова, здесь Глебов прибавил газу, а когда впереди замаячила темная громада строящегося рынка, они оба увидели в дальнем свете фар силуэты людей, перебегающих дорогу.

— Ну-ка, что там такое?! — заинтересовался Бегма. Он подался всем телом вперед, и сейчас со своим остроносым лицом походил на гончую, готовую к старту. Эта страсть открылась в нем недавно, просто какой-то охотничий инстинкт. Задержать очередного вора и нарушителя доставляло ему наслаждение, даже большее, чем привычная рыбалка.

— Сверни направо, я посмотрю что там, а ты займись этими бегунами.

Машина, подлетев к рынку, резко свернула направо, высветив стоящую посредине проулка фигуру человека. Глебов, выскочив, сразу припустился бежать через дорогу, а Бегма, лишь выйдя из машины, понял, кто стоит перед ним. Серов же вообще ничего не понимал, свет фар слепил его, он видел лишь темный силуэт высокого, сутуловатого человека. И лишь когда тот заговорил, понял, кто стоит перед ним.

— Сашка, ты? Что ты здесь делаешь, в этой луже? — спросил Бегма.

— А, Володька! — Серов засмеялся. — Вот что значит Кривов. Ночью, в пустом городе встретиться с одноклассником, это можно только тут.

Он посмотрел себе под ноги, сморщился, и, тихонько сругнувшись, начал выбираться из лужи.

— Что случилось то? — повторил Бегма.

— Да, три щенка хотели загрызть волкодава, — засмеялся Серов. — Если хочешь их выловить, то приходи завтра в приемный покой, узнаешь их по разбитым мордам.

Тут подбежал запыхавшийся Глебов.

— Ушли. Стрельнули куда-то в сторону, проходными дворами. Что было то?

— Попытка грабежа, — процедил, сквозь зубы Бегма, — отойди-ка в сторону, нам тут поговорить с глазу на глаз надо.

Вид довольного, преуспевающего Сашки опять поднял в глубине его души чувство злобы.

— Ты лучше скажи, зачем приезжал? Опять мою Ленку хочешь увести? — спросил он.

Серов доставший было сигареты и зажигалку, аж вскинулся.

— Твою Ленку!? Твою Ленку?! Володя, ты херню то не гони! Ленка была и есть только моя. Она моя, понимаешь! То, что ты с ней живешь под одной крышей, и она носит твою фамилию, это все фигня, это все до времени. Я только поманю ее пальцем, и она снова будет моя.

— Нет, — Бегма отрицательно замотал головой, — она уже не та. Мы прожили уже столько лет вместе. Она все про тебя поняла, ты ей не нужен. У нас семья, у нас есть общая дочь.

Сашка засмеялся своим характерным, открытым смехом.

— Володя, ты слишком много о себе мнишь. Ты для нее — никто! Если хочешь знать, я уже уговорил ее бросить тебя. Послезавтра, утром, я приеду, и заберу их к себе, всех. И Игорька, и Ленку, и Валю. Все решено, Володя! Все ре-ше-но!

— Врешь!

Сашка издевательски развел руки.

— Не веришь — не надо! Жди тогда до понедельника.

— Врешь! — снова повторил Бегма, но Сашка только усмехнулся, щелкнул зажигалкой. Прикурить он не успел, сильный удар в челюсть у Володьки не получился, помешали как раз поднятые руки Серова, но он выбил из его зубов сигарету, а из рук зажигалку. Сашка отшатнулся назад, ушел от удара с левой, поднырнул под Володькину руку, и со всей силы ударил его правой рукой в живот. Бегма согнулся от боли, и Сашка ударил его в лицо правым коленом. Тот вцепился в его рубаху руками, Сашка еще несколько раз попробовал ударить его ногой, но это у него уже не получилось, и они несколько секунд топтались на одном месте, как два пацана, с пыхтением и сопением. В это время очнулся опешивший Глебов, он подбежал к дерущимся, но Серов успел заметить новую угрозу, и, отшвырнул Бегму в сторону, так, что тот упал на асфальт тротуара. Встав в стойку, Сашка приготовился встретить нападение сержанта. Но тот, увидев это, встал как вкопанный. Что-то подсказывало Глебову, что с этим парнем ему лучше не связываться. Поняв, что все закончилось, Сашка расслабился, и начал рассматривать свою рубашку и джинсы.

— О, Володька, сколько ж крови из тебя вылилась, как из зарезанного поросенка, — усмехнулся он.

Бегма тем временем перевернулся на живот, встал на четвереньки. С лица его что-то капало, и, вытерев его рукой, он понял что, это действительно кровь из его разбитого носа. Еще под его руку попало что-то твердое, круглое, то, что он машинально сжал в руках. Уже поднимаясь на ноги, Бегма понял, что это какая-то железяка, обрезок трубы.

— Правду Ленка говорила, что ты слаб стал на кровь, — продолжал рассуждать Серов, — ни трахнуть толком не можешь, ни чего, — он нагнулся, пытаясь рассмотреть в скудном свете фар упавшую зажигалку. — Кстати, ты сильно обольщаешься, когда думаешь, что Валя твоя дочь. Понимаешь, ты тогда лежал в больнице, кажется с аппендицитом, а мне что-то сгрустнулось в Железногорске, вспомнилась Ленка. Ну, я тогда и мотнулся в Кривов. Хорошая тогда была ночь, в лесопосадке, в джипе. Да где же она!..

Договорить он не успел, свет фар заслонила темная фигура Бегмы, Сашка поднял вверх лицо. Он еще видел, как сверкнула в свете фар полированное железо, но что это, уже понять не успел. Труба со свистом опустилась на его голову. Бегма ударил его только раз, но вложив в этот удар всю свою накопившуюся злобу…

— Это было примерно так, — сказал в заключении Астафьев, — из этого же вытекает и мотив убийства Глебова. Тот просто стал шантажировать Бегму. На днях тот снял с книжки и отдал ему десять тысяч рублей, якобы на ремонт крыши. Очевидно, сержант зарвался, и у Володьки кончилось терпение. Вот он в ярости его и расстрелял.

— Почему вы думаете, что он был в ярости? — своим привычным, резким тоном, спросила Василевская.

— Ну, а в каком состоянии должен быть человек, чтобы выпустить в своего лучшего друга всю обойму? Сначала, я думаю, он выстрелил ему в лицо, а потом уже, когда тот упал, стрелял в затылок. В любом случае, нужно снять отпечатки пальцев Глебова.

— Зачем? — удивился Попов.

— На той трубе, которой убили Серова, есть один отпечаток, чей — не понятно. Он даже не Бегмы, я проверял.

— Откуда у вас его отпечатки? — удивился прокурор.

— Их брали у всех, кто отправлялся в Чечню, — напомнил Юрий.

— Это следственное действие не было отражено в деле! — вспыхнула гневом Ольга.

— Сравнительный анализ был проведен только вчера, по моей личной просьбе, — пояснил Астафьев, покосившись в сторону как раз появившегося на косогоре Сычева.

— Если вы правы, то сейчас меня волнует совсем другое, где сейчас Бегма, и что он собирается делать? — спросил прокурор.

Все переглянулись, и первый высказался Астафьев.

— С час, может два, он приходил в себя, наверняка пошел куда глаза глядят.

— Почему вы так думаете? — спросила Ольга.

— Иначе бы он уплыл на лодке.

— Да, они приплыли сюда на лодке, — пробормотал Попов, — но почему он не уплыл на ней же? Может, у них тут была машина?

— Нет, машины у них не было, мы уже проверяли, — сказал Рязанов. — Соседи не слышали звука мотора, да и следов протектора нет.

— Да нет, но на этой деревяшке до Кривова не доплывешь, где-то они должны были оставить свою машину. Тут где-то должен быть хутор, не помню его названия, — сморщился, припоминая, Курюдюмов.

— Петькин хутор? — спросил Попов.

— Может быть, — согласился прокурор, — я еще плохо знаю луга.

— Кто у нас тут есть из охотников или рыбаков? — Попов с задумчивым видом осмотрел своих подчиненных. — Денисов, кажется, охотиться. Сергей, Денисов, иди сюда! — крикнул он.

Денисов быстро взобрался на косогор.

— Сергей, слушай, ты эти места хорошо знаешь? — обратился к нему Попов.

— Да, есть немного.

— У кого и где они могли взять эту лодку, и оставить там свою машину?

— Ну, на Петькином хуторе, где еще то. Больше тут жилья нет.

— Что за Петька то? — не удержался, и спросил Курдюмов.

— Да хрен его знает, никакого Петьки там давно нет, деревня там так называется, домов десять, — пояснил Денисов. — Вот, там все останавливаются, и рыбаки, и охотники. Лодок там море, даешь полтинник, и она твоя. Удобно, и машина под присмотром, и лодку с собой таскать не надо. А отсюда по протокам в любой конец лугов доберешься. Здесь на Круглом такой карась!..

— Это далеко отсюда? — спросил Юрий.

— Круглое?

— Да нет, этот хутор, — отмахнулся Астафьев.

— Да нет, по прямой, если пешком, пара километров, не больше. На машине, конечно, дальше.

— Тогда, Сергей, возьми гэнээрщиков, и лети туда, — приказал Попов, — там попробуй найти Владимира Бегму. У нас есть большое опасение, что это он убил Глебова.

— Володька!? — поразился Денисов. — Да с чего это он? Он мужик, такой вроде, спокойный, неплохой парень, я с ним пару раз был на открытии сезона. Да и рыбачили как-то рядом. Чего это он?

— Долго рассказывать. Собственно, ты немного в курсе. Сергей, похоже, это он убил и Серова. Из ревности, — пояснил Юрий.

— Ах, вот оно что! — пробормотал Денисов.

— А Глебов его шантажировал, — продолжил Астафьев. — Учти, если даже он сорвался, то это страшено. Теперь он пойдет до конца и будет непредсказуем. Будь осторожен.

— Хорошо.

Денисов с группой немедленного реагирования отбыл, все как-то расслабились. Юрий же, отойдя в сторону, и закурив, начал думать о том, куда мог податься после убийства Бегма. И тут ему пришла в голову самая простая, и одновременно ужасная мысль. Он нервно оглянулся по сторонам, и подбежал к Попову.

— Игорь Дмитриевич, мне срочно нужна машина. Мне кажется, что Сергей не успеет его перехватить, слишком много прошло времени. Тогда Бегма прорвется в город, и может убить свою семью.

Попов понял его мгновенно.

— Бери «шестерку» на которой ты приехал. Хотя, я и думаю, что он наоборот, должен сейчас лечь на дно, — предположил Попов, — но кто знает, вдруг ты прав. Ты этого парня знаешь лучше всех.

— Я с вами, — заявила Василевская, — я не очень верю в вашу версию, и хочу все проверить сама.

— Хорошо, поехали, — согласился Юрий, и направился к машине. Он привычно уселся спереди, и лишь захлопнув дверцу, понял, что на это место претендовала Василевская. Та осталась стоять около закрытой дверцы с недовольным лицом. Но что делать, ей пришлось довольствоваться тем, что осталось.

Они молчали до середины дороги, Ольга курила одну сигарету за одной, рассматривала живописные окрестности лугов.

А Юрий все думал о том, что могло произойти этой ночью на берегу реки. Об этом же думал другой человек, так же ехавший в машине, совсем недалеко от них. Владимир Бегма выжимал из своей старой «Нивы» все, что мог. Но он, в отличие от Астафьева, просто вспоминал. Вспоминал эту ночь, треск костра, рыбный запах реки, ощущение истомы в мышцах после долгой работы веслами.

— Ну, — сказал Глебов, — вторую, что ли, откроем? За удачный улов, да и вообще. Хорошо сегодня идет рыбка.

— Давай, — Бегма махнул рукой, подцепил ножом кусок копченого сала, и отправил его в рот. После этого он лег на землю лицом вверх, глазами к звездному небу.

— Да, только здесь, в лугах, настоящий мужик чувствует себя мужиком, — свинчивая с бутылки пробку, философствовал сержант. — Вон у нас, в воде, полмешка рыбы есть. Утречком еще сети проверим, добьем его до верху, и на рынок. Давай, за удачу.

Они выпили, потом Владимир спросил.

— Куда тебе столько денег, Васька? Гребешь и гребешь? Рыба, дома живности столько, калымишь еще.

Глебов засмеялся.

— Эх, лейтенант, мало денег не бывает. Свой дом, это не квартира. Вот, сейчас думаю, пристрой сделать, а то маловата хатка. Дети подрастут, им простор нужен будет. А сейчас такие цены, что всю рыбу из лугов выгребешь, а даже конуру не построишь. Вот, только, если ты мне в этом поможешь, а, Володь?

Бегма приподнял голову.

— Чего? Что ты сказал?

— Ну, подкинешь мне еще денег, на пристрой?

— Я тебе вот только что десять тысяч отдал, — напомнил он.

— Да, что там, десять тысяч, — Васька махнул рукой. — Что сейчас на эти деньги купишь? Вон, взял оцинковку с рук, дерева на стропилы, и все, деньги кончились. Да ты не бойся, я много не попрошу. Я так прикинул, мне семидесяти тысяч хватит.

— Сколько!? — Бегма рывком поднялся с земли, сел. — Ты что, Васька, совсем охренел? Я тебе что, сбербанк? Мне эти деньги дались с такой кровью, я вон машину хотел новую взять.

— Да, возьмешь еще. Возьмешь ссуду в банке, я к тебе поручителем пойду. А мне нужно строиться пока лето стоит, Володя. У меня уже фундамент готов. Найму мужиков, они мне его до сентября отгрохают. Потом, правда, крышу, надо будет подвести. Не знаю, успею или нет. Давай выпьем за то, чтобы наши планы сбывались.

Он разлил водку, протянул стакан лейтенанту. Бегма пристально глянул на своего напарника.

— Ты что, так и будешь с меня деньги тянуть? — спросил он. — Сначала на крышу, потом на пристрой, потом на крышу для пристроя.

— Да ладно тебе, Вовка! — Глебов засмеялся, блеснул своей белозубой улыбкой. — Просто мне сейчас очень нужно, сейчас, этим летом. Ты же мне друг.

Бегма машинально взял стакан в руки. Глебов поднял свой.

— Ну, давай за дружбу, лейтенант.

Он выпил, подцепил кусок сала, и еще жуя, начал говорить.

— Другой на моем месте тогда сразу бы тебя вложил, а я нет, для меня дружба превыше всего.

И в Володькиной памяти сразу вспыхнуло былое.

"…Сашка, Сашка! Ты что, я же не хотел.

Но Серов ворочался в луже, и хрипел, дергаясь всем телом.

— Сашка! — снова вскрикнул Бегма. Он стоял на коленях перед телом друга, в руках по-прежнему была зажата злополучная труба.

— Все, хватит, лейтенант, уходим! Он получил по заслугам, ты молодец, но сейчас надо рвать отсюда когти!

Глебов оттаскивал лейтенанта от Сашки, но тот плохо понимал, что происходит.

— Все, все, уходим! Дай сюда! — он вырвал из рук Бегмы трубу, и, сильно размахнувшись, послал ее за забор.

— Сашка, — пробормотал, уже садясь в машину Владимир, — скорую надо вызвать.

— Сейчас в отдел приедем, и по телефону вызовешь скорую. Только не из дежурной части, а из кабинета позвонишь. Понял?

Он тронул машину с места, свернул на ближайшую улицу, и с облегчением перевел дух.

— Слава богу! Никто, вроде, не видел нас.

Потом он засмеялся.

— Ну, ты молодец, лейтенант! Я думал, ты спустишь все на тормозах, а ты так все хитро сделал. Сейчас все подумают что его грохнули эти пацаны. Правильно ты все сделал, Владимир. Одобряю полностью. Я бы еще и бабе, будь она моя, морду набил, на будущее, для профилактики.

— Заткнись, Васька, — прошептал Владимир. — Плохо мне.

Глебов оглянулся на лейтенанта, тот дрожащими руками пытался закурить.

— Да, ладно, тебе переживать, Владимир! Никто ничего не узнает, и я могила.

Они подъехали к отделу, остановились. Бегма словно оцепенел, он не мог даже вылезти из машины. Теперь закурил и Глебов. Посмотрев на лейтенанта, и оценив его состояние, он улыбнулся в свои густые усы, и похлопал его по плечу.

— Не дрейфь, командир, прорвемся".

Из этих воспоминаний его вывел голос Глебова.

— Да и зачем тебе деньги, лейтенант! У тебя есть главное, красивая жена. Береги ее, сиди дома, охраняй!

Эта шутовская фраза словно спустила какой-то курок в душе Бегмы. Он выдернул из наплечной кобуры пистолет, передернул затвор, и направил его в сторону Глебова. Поймав на мушку расплывчатое лицо сержанта, он на секунду задержался, и тогда дуло пистолета расплылось, а проявились испуганные глаза Глебова.

— Ты че, ты че, лейтенант! Я же пошутил, брось!

Но Бегма уже не мог говорить, горло сдавило злобой. Он нажал на спуск, и когда тело сержанта откинуло назад, и оно покатилось вниз, к реке, Владимир вскочил, подбежал к нему и всадил в затылок все, что было в обойме. После этого он развернулся, и пошел, не понимая, куда, и зачем.

— И я все-таки думаю, что Серова убили те трое, — заявила Василевская, выкидывая в окно очередной окурок. — У них все на лицах было написано, кто они, и что они.

— Они могли бы его убить, если бы у них это получилось, — согласился Юрий. — Они могли убить кого угодно, но только не Сашку. Сашка им этого бы не позволил.

Он видел лицо своей собеседницы в маленьком зеркальце заднего вида, но даже и по нему было видно, что Ольга подавлена.

— Значит, вы согласны разменять этих подонков на своего одноклассника, практически друга, человека, который только на секунду позволил себе выйти из-под контроля? — спросила она.

— А вы думаете, есть другой выход? — удивился Юрий. — Да, они подонки, рано или поздно они кого-то убьют, искалечат, и так же неизбежно сядут. Но, во-первых, Журавлев больше на такое не пойдет никогда. В этом я уверен. А во-вторых, если бы мы раньше поняли, что Сашку Серова убил Володька, а не эти трое, то Глебов сейчас бы был жив. Кстати, я все удивляюсь, как это вы так быстро оказались на месте преступления?

— Мы были на турбазе, в «Дубках», у Курдюмова с женой юбилей, двадцать пять лет совместной жизни. А она тут совсем близко, в двадцати минутах езды на катере.

— Знаем мы эти «Дубки», бывали.

"Ого! Оказывается, вам не чуждо ничего человеческого, — подумал Юрий, — даже пикничок на лоне природы".

В это время по рации тревожный голос прокричал: — Девятнадцать семьдесят семь, Ивановка! Белая «Нива» не остановилась на посту на въезде в город! Она уходит по Ульянова в сторону Толстого!

— Белая «Нива» как раз у Володьки Бегмы, — пробормотал Юрий. Он выдернул из гнезда микрофон и, включив передачу, закричал в него: — Всем кто слышит! Остановить белую «Ниву» любой ценой! Угонщик подозревается в двойном убийстве, и вооружен огнестрельным оружием!

Потом он повернулся в сторону водителя.

— Давай, гони быстрей!

Машина уже влетела в города, когда рация ожила снова.

— Нападение на экипаж ГИБДД на пересечении Ленина и Пионерской. Белая «Нива» не остановилась на приказ инспектора, а когда ее начали зажимать, оттуда открыли огонь. Один человек ранен, машина сильно повреждена.

— Поворачивай на Ленина, потом по выйдем на Рабочую. Только быстро! — скомандовал Юрий.

Шофер включил сирену, и притопил до упора педаль газа. Они проскочили несколько кварталов, а потом свернули во двор, куда показал Астафьев. Первое, что они увидели в нем, это была белая «Нива» с распахнутой водительской дверью, стоящая около второго подъезда.

— Так, вызывай сюда всех, срочно! — велел Юрий шоферу, а сам, выскочив, помчался к подъезду. Уже на лестничной площадке второго этажа он обнаружил, что за ним бежит и Ольга.

— Куда, сюда нельзя! — крикнул он ей.

— Еще чего! — фыркнула он.

— Скажите тоже!

Он подбежал к знакомой двери, когда оттуда резанул отчаянный женский крик, всплеск возбужденных голосов, а потом грохнули сразу два выстрела. Юрий, дернул за ручку, а когда убедился, что дверь заперта, заколотил в железную дверь обеими руками, и закричал: — Володька, не делай этого! Володька, не стреляй в нее! Это я, Астафьев, Юрка!

Он продолжал бить и бить в дверь кулаками, пока из-за двери не послышался тихий голос.

— Юрка, это ты?

— Да, Володя, это я!

— Все кончено, Юра. Я стрелял в нее. В нее, и ее мать.

— Зачем, зачем, тебе это надо было делать? — отчаянно вскрикнул он.

— Это она во всем виновата, понимаешь? — голос Володьки как-то переместился, Юрий опустился на колени, и понял, что тот сидит с другой стороны двери. — У меня вся жизнь из-за нее пошла не так. Я ее так любил… Ты это видел, ты это знаешь. Хорошо, что ты сейчас тут…

И, неожиданно, из-за двери раздался болезненный женский крик.

— Юра, Юра, он стрелял в меня! Юра, он убил мать…

— Заткнись! — закричал Бегма.

— Юра, он держит нас под прицелом, меня и Валю!

— Ленка, ты ранена? — закричал Юрий.

— Да, но, Юра, он хочет нас убить! Он хочет убить нас с дочкой!

— Володя, перестань, не делай этого, она же твоя дочь! — убеждал Астафьев.

Сзади, на лестнице, раздался топот, оглянувшись, Юрий увидел милицейские фуражки, и, среди них, курчавую голову Сергея Денисова.

— Что? — громким шепотом спросил тот, кивая на дверь.

— Одну убил, двоих держит под прицелом. Ленка ранена, — тихим голосом пояснил Юрий. — Посмотри, нельзя ли проникнуть в квартиру через балкон, я пока тут буду с ним говорить, — и снова обратился к Бегме. — Володя, отпусти их, прошу тебя. Не надо, не делай этого!

— У меня осталось два патрона. Я еще подумаю, кого из них убить. Она меня предала, понимаешь, Юрка. Сашка сказал тогда, той ночью, что Валя его дочь. Они ее сделали в то время, пока я лежал в больнице с аппендицитом.

— Нет! Нет! Нет! Ты что! — голос Ленки был полон отчаянья. — Ты вспомни, ты же лежал в больнице в апреле, и Валя родилась в апреле, ты посчитай! Это ни как не получается!

— Но он так сказал! — закричал Бегма. — Он так сказал, там, перед тем, как я его убил, ты понимаешь!? Если бы он этого не сказал, ничего бы не было! И он был жив, и Глебов, и я, и ты!

— Володя, Володя, вспомни Сашку! — Юрий снова стукнул кулаками в дверь. — Он не любил проигрывать, он всегда хотел выиграть любой ценой. Он соврал тебе, чтобы снова остаться победителем!

Юрий неожиданно услышал звук, который меньше всего ожидал услышать. Бегма смеялся.

— Юрка, ты, кажется, прав. Но это уже не имеет значения. Я устал быть вечно вторым. Понимаешь? Ты же хорошо знаешь меня. Я же — вечный неудачник. Да ты все это видел, ты же все знаешь. Это даже хорошо, что ты сейчас рядом, ничего тебе объяснять не надо. Мне ведь никогда не везло, ни в жизни, ни в любви. Вечно на вторых ролях, вечно где-то сзади, так, довесок для компании. Единственное, что я мог бы что-то сделать, это был спорт. Но надо было уезжать из Кривова, мне предлагали, хороший тренер предлагал. Но я не мог жить без Ленкиных глаз. Это был мой единственный шанс выбиться в люди, мне говорили, что я мог сделать на этом карьеру, войти в сборную страны. Но я все бросил ради нее. А потом Чечня, эта рана, и все. А тут, значит, меня еще и обманули. Как все глупо.

К Юрию подошел один из милиционеров, шепнул на ухо: — Он проник в квартиру через балкон. «Скорая» приехала.

Астафьев кивнул головой.

— Пусть поднимаются, — так же шепотом ответил он, а потом снова обратился к Бегме. — Володя, не все еще потеряно. У тебя есть жена, есть дочь, ты же их любишь, обоих любишь. Открой дверь, впусти неотложку.

— Поздно, Юрка, она уже умерла. Осталась только дочь. Да и ей зачем теперь жить, если у ней нет никого из родных. Она осталась одна в этом мире. Пусть будет с нами, там…

Он поднял пистолет. Валя, аккуратная, в розовом воздушном платье в оборочках, сидела на полу между ним и Еленой, держа в руках большую куклу. Она и сама сейчас походила на большую куклу. Владимир направил на ее ствол пистолета, она подняла лицо, и большие, серьезные глаза девчонки сразу напомнили ему глаза матери.

Юрий снова стукнул в дверь кулаком.

— Володя, не глупи! Пожалей ее! Слышишь!

В ответ раздался выстрел, Юрка, уже в отчаянье, заколотил в дверь руками. Неожиданно щелкнул дверной замок, послышался голос Денисова.

— Эй! Не стреляйте там, это я, свой!

Дверь распахнулась, к ногам Астафьева вывалилось тело Бегмы. Похоже, перед смертью он действительно сидел на полу, привалившись к двери. В его виске зияло пулевое отверстие.

— Это он сам, — пояснил, разводя руками, Сергей, — я ничего и сделать то не успел.

После этого он отступил назад, и Юрий увидел лежащую на полу Ленку. Странно, но его поразило, что на ней снова было то самое синее платье. Длинные, белые волосы разметались по полу, и на левой стороне груди расплывалось темное пятно. Рядом с ней стояла Валя, в розовом платьице, с куклой в руках. Она подняла на него свои огромные глаза, и только теперь Астафьев понял, что она действительно очень похожа на мать. Он бросился к Елене, приподнял голову. Она застонала, и Юрий с облегчением закричал: — Она жива! В «скорую» ее, быстро!

Врачи были где-то близко, так что буквально, через несколько секунд, появились носилки, тело Ленки переложили на них, при этом она снова застонала. Когда ее вынесли, Астафьев посмотрел на ребенка, потом оглянулся назад, и увидел в зале, на полу, громоздкое тело Полины Андреевны. Тело ее было настолько безжизненно, что Юрий даже не стал подходить ближе, тем более что в зал тут же прошел кто-то в белом халате, наклонился над ним. Он вернулся в прихожую, поднял на руки девчонку, и вышел из квартиры, перешагнув через тело ее отца.

Дальше нахлынуло такое опустошение, что Юрий не мог говорить, да и не понимал почти ничего, что ему говорили другие. Кто-то хлопал по плечу, кажется Попов, какая-то пожилая женщина забрала из его рук девчонку. Мелькнуло заплаканное, с потекшей косметикой лицо Ольги Василевской, но он даже не удивился этому. Затем Юрий долго сидел на краю песочницы, рядом с Сергеем Денисовым, и сбился со счету выкуренных сигарет.