Ночной портье

Действие

Пасмурный день, поблескивающий асфальт, атмосфера аквариума. По старой Вене идет чрезвычайно элегантный мужчина в темном пальто с зонтиком в руках. На этом фоне появляются титры, заканчивающиеся надписью «Вена. 1957 год». События фильма происходят именно в этом году, двенадцать лет спустя после окончания второй мировой войны. Город только что покинули советские оккупационные войска. Венцы впервые после войны предоставлены сами себе. Они начинают восстанавливать свою жизнь, пытаясь прежде всего уничтожить все следы войны, все, что они пережили. Они пытаются стереть свое прошлое. Пытаются...

Мужчина в темном подходит к гостинице «Отель дель Опера». Гостиница построена в начале века и внешне представляет собой типичное здание периода Jugendschule ("Молодая школа"). Мужчина стряхивает воду с зонта и входит в гостиницу.

«Отель дель Опера» — небольшая уютная гостиница, в которой обычно селятся люди, нуждающиеся в комфорте и покое. Здесь также постоянно проживают бывшие актеры, которые почти не покидают гостиничных стен. Через стеклянные входные двери вы попадаете в просторный вестибюль с множеством маленьких гостиных, здесь же располагаются бар, рестораны, банкетный зал и т.п. В эти часы вестибюль пуст. Никого, кроме мужчины в темном. Это Макс, ночной портье. Ему лет тридцать пять-сорок. Недурен собой и даже привлекателен, но угрюм. Глаза интеллигентные, но странным образом прищурены. Макс редко глядит в глаза собеседнику — может, оттого, что он слегка косит, а может, он слишком робок. Он направляется за стойку, похлопывая себя по пиджаку, как будто выбивая пыль. По дороге останавливается возле репертуарной афиши оперного сезона, чтобы поправить надорвавшийся уголок. Подходит к стойке, берет кружку, смачивает водой платок и вытирает руки. В это время к стойке приближается еще один ночной обитатель вестибюля. Это Штумм — служитель, который подносит багаж, моет полы и прочее. Он так же на ночном дежурстве, как и Макс. Это пожилой сухопарый мужчина, чрезвычайно любопытный, как, впрочем, и все люди его профессии. Ему бы так хотелось поболтать с Максом, но Макс держит дистанцию.

Штумм. Добрый вечер.

Макс. Что так рано?

Штумм. Я хотел бы утром уйти пораньше. Вот цветы, сигареты и газеты, которые заказывала графиня.

Макс. Спасибо.

Штумм. Она уже звонила?

Макс. Тебя это не касается.

Штумм. Да, но именно меня она всегда посылает за покупками...

Макс. Дать тебе на чай?

Штумм. Ох!

На щите зажигается лампочка вызова номера 42. Макс отключает контакт и поднимается наверх.

Макс выходит из лифта, идет по коридору. Его внимание привлекает записка, торчащая из-под двери номера 40. Макс нагибается, поднимает записку, читает, достает из кармана авторучку и пишет: «Зайду попозже». Затем он засовывает записку под дверь и направляется к номеру 42.

На кровати в номере 42 сидит далеко не молодая женщина в коротенькой кружевной ночной рубашке. У нее такое выражение лица, будто она не хочет заканчивать вечер вот так, в одиночестве. По всей комнате в беспорядке разбросаны ее вещи — ясно, что она живет в гостинице постоянно и основное время проводит у себя в комнате. Ясно и то, что эта женщина (графиня Штат) — бывшая светская красавица. Она протягивает руку Максу, и тот целует ее. Макс наклоняется над ней и по-матерински укрывает ее одеялом. Графиня принимает это с видом маленькой девочки. Макс наливает ей выпить и подносит бокал. Она пьет, а Макс собирается уходить, но она удерживает его.

Графиня Штайн. Макс, мне приснилось, что ты выступаешь перед аудиторией, которая тебе бурно аплодирует, и ты даже не пытаешься скрыться, как обычно.

Макс. Мне нужно идти.

Графиня Штайн. У меня так болит голова. Дай мне таблетку.

Макс достает лекарство и протягивает ей.

Графиня Штайн. Без воды?

Макс раздражается.

Макс. Глотай так, вода кончилась.

Графиня Штайн. Она у меня застрянет в горле и...

Макс. Ничего, не застрянет. Глотай.

Графиня даже не возражает, проглатывает две таблетки, кашляет, сжимает еще сильнее запястье Макса, чтобы удержать его.

Графиня Штайн. Мне все еще холодно, Макс.

Макс. Даже не знаю, чем тебе помочь.

Графиня Штайн. У тебя что, не хватает фантазии, Макс?

Макс. У вас тоже, графиня.

Графиня гладит его по руке и шепчет

Графиня Штайн. Глупенький, глупенький...

Макс резко вырывает руку.

Макс. Вам предоставить обычную услугу, графиня?

Вместо ответа она отворачивается, то ли чтобы заплакать, то ли чтобы выказать свою обиду. В это время Макс выходит из номера.

Макс спускается в подвал, входит в комнату гостиничной обслуги. На кровати спит парень. Это Адольф. Макс трясет парня, и тот просыпается.

Макс. Ступай в сорок второй. Она тебя ждет.

Адольф. Я устал. Дай мне поспать. Пойду потом.

Макс. Ты пойдешь сейчас.

Макс резко кладет ему руку на спину.

Макс. Деньги ты ведь потребовал вперед. За целый месяц. Мне нравятся люди, соблюдающие трудовые соглашения.

Адольф, уловив угрожающий тон Макса, подчиняется.

Адольф. О'кэй, о'кэй, но, правда, от нее разит какими-то духами, которые я терпеть не могу, может они и шикарные какие, но меня от них тошнит.

Макс. Куда ей до тебя, воняющего жареной рыбой и помоями...

Макс смеется. Адольф садится на кровать и начинает надевать носки.

Адольф. Почему помоями?! У меня мужской одеколон «Рубинштейн» для деловых и удачливых мужчин!

Адольф произносит это с иронией, Макс смеется и протягивает голому Адольфу трусы и брюки.

Макс и Адольф входят в лифт. Адольф застегивает рубашку, а Макс — ширинку на его брюках.

Адольф (иронически). Спасибо.

Лифт останавливается. Макс открывает дверцу, хлопает Адольфа по плечу, как бы напутствуя: «Держись, парень, ты должен исполнить свой долг».

Вестибюль гостиницы. Шумный приезд многочисленных постояльцев. Все вернулись из оперного театра и теперь бурно что-то обсуждают. Шум стихает, как только появляется пара, притягивающая всеобщее внимание. Дамы и господа спешат пожать им руки, а мужчину все поздравляют. Макс смотрит на пару в центре вестибюля, окруженную толпой. Ему плохо видна женщина, и он пытается рассмотреть ее среди множества лиц... Но вот часть присутствующих направляется к бару, а часть — к стойке ночного портье. Макс выдает ключи. Однако все его внимание приковано к одной паре... Вот они и подошли. Он — видный, красивый мужчина, она — невероятно привлекательная брюнетка лет тридцати.

Он. Двадцать пятый, пожалуйста.

Но Макс смотрит в упор только на нее, как на невесть откуда явившееся видение. Поначалу она в задумчивости не обращает внимания на ночного портье, но затем вдруг поднимает глаза и встречается взглядом с Максом... Вспышка изумления и замешательства озарила ее лицо, но она быстро взяла себя в руки. Муж в это время разговаривал с каким-то мужчиной и ничего не заметил, а лишь повторил.

Он. Двадцать пятый.

Макс тоже взял себя в руки. Он выдает ключ, и пара удаляется в сторону лифта. Макс провожает их долгим взглядом.

Штумм. Ты видел эту парочку? Кто такие?

Макс кивает, погруженный в собственные мысли. Открывает книгу регистрации гостей, смотрит, кто записан в графе «Номер 25».

Внутренний голос Макса. ...Энтони Атертон и Лючия Атертон...

Штумм подходит ближе.

Штумм. Они утром прибыли, и дневной портье говорит, что...

Макс резко перебивает его.

Макс. Что говорит?

Штумм. Что он дирижер.

Макс. Ну и что?

Штумм. Да так... ничего.

Штумм вновь принимается за работу. Макс в задумчивости идет закрывать входную дверь. Затем он садится на стул, обхватывает голову руками, словно хочет сосредоточиться. Его мысли в прошлом, его память пытается воскресить нечто давно ушедшее...

По улице проходит толпа депортированных мужчин, женщин, детей. Среди них юная и очень красивая брюнетка в летнем платьице, светлом, легком и прозрачном, как будто девушка собралась на праздник.

На одной стороне улицы — группа солдат и офицеров. Когда девушка проходит мимо них, они начинают разглядывать ее и что-то обсуждать между собой. Девушка испуганно скрывается в толпе.

Воспоминания Макса прерываются, так как появляется Клаус — постоянный обитатель гостиницы. С виду — настоящий джентльмен.

Клаус. Здравствуй. Ты ждал меня? Макс. Конечно, конечно.

Они направляются к стойке. Макс несет чемодан Клауса.

Клаус. Все тот же номер?

Макс кивает. Кладет на стол ключ и протягивает Клаусу книгу регистрации. Клаус берет ручку, но прежде чем расписаться в книге, смотрит Максу в лицо.

Клаус. Ты какой-то странный. Что, беспокоишься по поводу четверга?

Макс пожимает плечами. Клаус вписывает свою фамилию в книгу.

Клаус. Вот уж не стоит нервничать. Твое дело чистое. Можно сказать, никаких свидетелей.

Макс кивает, берет чемодан Клауса и направляется к лифту.

Клаус. Ты должен быть доволен. В последнее время мы занимались только тобой. Профессор говорит, что у тебя особый случай.

Макс ставит чемодан в лифт и собирается закрыть его.

Клаус. Чуть погодя придет профессор. Впусти его.

Макс. Хорошо. Спокойной ночи.

Лифт поднимается. Макс поворачивается на стуле и выключает свет в вестибюле. Вновь возникает воспоминание, прерванное появлением Клауса.

Большая комната, очередь из обнаженных людей (тех же самых, которых мы видели в толпе на улице). Немцы, проводят осмотр и сортировку заключенных. Среди офицеров — Макс в эсэсовском мундире. Он снимает происходящее на пленку. Среди заключенных и красивая девушка в нарядном платье. Но сейчас она голая и униженная. Макс направляет на нее объектив кинокамеры, подходит к ней все ближе и ближе...

Штумм подходит к Максу и зажигает свет.

Штумм. Ты что, спал?

Макс широко открытыми глазами тщетно пытается уловить ускользнувшее воспоминание. Он страшно раздражен, что ему помешали.

Макс. Нет! Оставь меня в покое!

Штумм явно обиделся. Отходит от Макса.

Штумм. Извини, но мне надо работать.

Макс не отвечает, он что-то обдумывает... Подходит к репертуарной афише и читает: «21 — 23 ноября. «Волшебная флейта» В. А. Моцарта. Дирижер — Энтони Атертон». Продолжая о чем-то размышлять, Макс отправляется на поиски Штумма и, найдя его, обращается к нему елейным голосом.

Макс. Извини меня... У меня тут неприятности.

Штумм. Какие, расскажи.

Макс. Сейчас не могу, но обязательно расскажу. Ты же знаешь, только с тобой я душу и изливаю... Ты не мог бы сделать мне одолжение?

Штумм. Если смогу...

Макс. Подмени меня завтра вечером.

Штумм. Как это?

Макс. Здесь за стойкой. Тебе что, не нравится моя служба? Наденешь мой пиджак и будешь вежливо так отвечать.

Штумм в изумлении смотрит на Макса.

Макс. Ну так сможешь или нет?

Штумм. Конечно, смогу.

Макс. Спасибо.

Макс возвращается на свое место. И в это враля раздается звонок.

Штумм. Я открою.

Макс встает со стула, когда вновь прибывший подходит к стойке. Это Ганс, профессор.

Макс. Это ты, Ганс?

Ганс. Ты что, спал?

Макс. Нет.

Ганс. Меня ждет Клаус. Он все в том же номере?

Макс кивает. Ганс направляется к лифту, приветствует Штумма, поднимается наверх.

Макс пытается вернуться к своим воспоминаниям.

Гостиничный номер супругов Атертон. Маэстро Энтони Атертон снял смокинг, надел элегантную шелковую пижаму и, ложась в постель, протягивает руку к стопке газет. Дверь в ванную открыта. Там Лючия Атертон с помощью ватного тампона перед зеркалом медленно-медленно снимает с лица косметику. Она взволнована, ее память блуждает где-то в прошлом, воскрешая тревожные события.

Энтони поднимает телефонную трубку.

Энтони. Бутылку холодной минеральной воды.

На пороге ванной в ужасе появляется Лючия.

Лючия. Не надо! Не надо! Не звони!

Но Энтони уже положил трубку. С изумлением он смотрит на жену.

Энтони. Что на тебя нашло?

Лючия сразу же приходит в себя.

Лючия. Ничего... извини.

Она возвращается в ванную, нон на этот раз закрывает за собой дверь. Из комнаты раздается голос мужа.

Энтони. Ты что, неважно себя чувствуешь?

Лючия отвечает ему, почти кричит.

Лючия. Нет! Все хорошо!

Однако Лючия на самом деле в большой тревоге. Она пытается успокоиться — хочет протереть лицо, льет жидкость из флакона на ватный тампон, но флакон падает. Только тут она замечает, что у нее трясутся руки. Она успокаивается, продолжает приводить себя в порядок. Замирает на месте. Слышен голос мужа: «Войдите». Слышно, как входит Макс, ставит поднос и спрашивает: «Больше ничего не надо?» Муж отвечает: «Нет, спасибо»... Макс закрывает за собой дверь. Наконец-то. Лючия неподвижна, кажется, она вот-вот потеряет сознание. Опираясь о стену, она потихоньку сползает на пол. Глаза ее смотрят вдаль, и она видит то, что, казалось, похоронено навсегда.

Вот она — юная, голая, бежит по белой комнате. Она подбегает к закрытой двери, а затем оказывается у стены. Офицер-эсэсовец (Макс) стреляет в нее с близкого расстояния. Она пытается увернуться, а он стреляет вновь. Офицер не хочет убивать ее, он хочет ее напугать. Она падает на пол в шоковом состоянии. Офицер поднимает ее и уносит.

Голос мужа возвращает Лючию в настоящее.

Энтони. Лючия! Ты идешь?

Лючия. Иду! Я еще не закончила.

Однако она так и остается сидеть на полу, как будто не хочет вовсе выходить отсюда.

Номер Клауса. Клаус, в пижаме и халате, сидит в кресле. На коленях у него — папка, в руках — лист бумаги. Напротив него сидит Ганс, который курит толстую сигару, отчего некурящий Клаус часто кашляет.

Клаус. ...Я мог бы продолжать зачитывать тебе строки из многочисленных дел. Документация, которую мне удалось собрать, обширна и надежна.

Ганс. Говори потише, осторожно!..

Клаус. Да кто нас может подслушать... Ладно тебе...

Клаус наливает коньяк, кашляет.

Клаус. Мне удалось выяснить, не спрашивай, каким образом, что известно о Максе ищейкам. Вот, послушай: «Максимилиан Тео Альдорфер. Сделал карьеру в окружении Кальтенбруннера. Служил в Венгрии в отделе 4Б. Проживает под вымышленным именем». И так далее... «В Нюрнбергском архиве на него заведена папка...» и так далее. В досье он обозначен цифрой три, что означает «мелкая рыбешка». Однако есть приписка: «Водил дружбу с «крупными рыбами»».

Клаус откладывает документ.

Клаус. Поэтому можно предположить, что он находится в розыске. У Макса была богатая фантазия. Он изображал из себя врача или санитара, что давало ему возможность делать сенсационные, ударные снимки. Понятно, что из всех его пациентов в живых не осталось никого. Однако вот взгляни на этот снимок...

Клаус показывает Гансу черно-белую фотографию массовой расправы. Указывает пальцем на фигуру убегающего человека.

Клаус. Этому вот удалось сбежать. Позже его поймали, но оставили в живых — выяснилось, что он отменный повар. К тому же он был очень услужлив. Сейчас у него собственный ресторан на берегу реки. Именно он предупредил меня, что Макс оставил в живых одну девушку...

Ганс. Найди ее.

Клаус. Конечно, ты видел Макса? Он показался мне очень взволнованным.

Ганс. Я прекрасно понимаю его. Не будем держать его в большом напряжении. Он единственный, кто еще должен пройти проверку... Я понимаю, Клаус, что эти документы находятся в надежных руках... но лучше бы от них побыстрее избавиться...

Лючия никак не может заснуть. Она включает радио, делает его потише, чтобы не разбудить мужа, и, в конце концов, выключает. Она ложиться поближе к Атертону, как бы ища его защиты, и закрывает глаза...

Ночь. Офицер несет девушку по коридору, в затем укладывает на кровать в белой комнате и привязывает ее руки к спинке кровати.

Лючия широко раскрывает глаза, садится и закуривает. Она явно не хочет избавляться от воспоминаний. Тишина ее раздражает. Она вновь включает радио и убавляет звук до предела.

Макс погружен в свои воспоминания, которые прерываются вызовом из номера 40. Макс смотрит в нерешительности на лампочку, затем отключает контакт и направляется к лифту.

Макс стучит в дверь номера 40 (того самого, v которого он задержался, чтобы прочитать записку). Из комнаты раздается: «Войдите». И Макс входит.

Номер 40, как и номер графини Штайн, явно не временное пристанище, а место постоянного пребывания его обитателя. На столиках множество фотографий в серебряных рамках, стены увешаны афишами. Хозяин этого номера — бывший танцовщик Берт Бегеренс, ему около пятидесяти. Он с нетерпением ждал Макса.

Берт. Ты что, забыл?

Берт растянулся на кровати с рассерженным видом.

Макс. Да нет. Я уже собирался прийти, но...

Берт. Ладно. Займись светом...

Берт встает и направляется к небольшому трюмо подгримироваться. Гостиная превращена в подобие сцены. Столы и кресла сдвинуты в стороны. Макс устанавливает свет... Берт ставит пластинку. Это Л Кавалер розы М Штрауса. Берт готов. Макс садится на стул в центре Л сцены М — он будет играть роль Софии, юной красавицы, которой сейчас будет объясняться в любви красивый юноша Оттавио. Берт с серебрянной розой в руках начинает танцевать перед Максом... Мак смотрит на танцовщика, пока его не уносят воспоминания...

Большая черная комната. Огромная фотография Гимлера. Перед группой офицеров танцует полуобнаженный Берт. Он намного моложе. А с пластинки на старом патефоне звучит Штраус...

Большая серая комната. Заключенные проходят по очереди перед эсэсовцами для осмотра и сортировки...

Вот и девушка, которую мы видели раньше. От стыда она низко опустила голову. Макс очень возбужден. Он не может отвести от нее глаз (он перестал снимать). Женщина эсэсовка осматривает ее, затем заглядывает в рот и отсылает к кучке других заключенных.

Номер Берта. Спектакль окончен... Макс достает из кюветки шприц. Берт лежит на постели ягодицами кверху. Макс кладет шприц на большой кусок ваты и оглядывает флаконы с лекарствами.

Макс. Что тебе ввести?

Берт. Люминал. Я без него не засыпаю.

Макс находит упаковку ампул с люминалом.

Макс. А ты пробовал читать перед сном?

Берт. Пробовал. Только сразу начинаю размышлять. А от этого еще хуже. Я встаю, выхожу... а чем это заканчивается, ты сам знаешь.

Макс вскравает ампулу.

Макс. Тебе нужен телохранитель.

Берт. Если бы ты захотел им стать, Макс...Если бы я был богачем, я бы нанял тебя...Ты согласился бы?

Макс. Конечно.

Берт. Ты говоришь так, потому что знаешь, что я не могу...

Макс приближается к Берту со шприцем и куском ваты.

Берт. Да ты бы и не согласился. Ведь ты никому не хочешь подтирать задницу. И правильно делаешь.

Макс делает укол.

Берт. Молодец... У тебя получается не больно.

Макс вытаскивает иглу.

Номер Лючии и Энтони. Лючия пьет кофе, а Энтони листает венские газеты, ищет отзывы на премьеру. Лючия явно погружена в воспоминания.

Энтони. (читает). «Необычайно элегантная интерпретация, которая останется незабываемым событием нынешнего сезона Фольксоперы...» И так далее... «Я должен признаться, не знаю, чего еще можно ожидать от маэстро Атертона, который пользуется в Вене вполне заслуженной славой...» (Поворачивается к Лючии) Ты что, меня не слушаешь? Тебя же всегда интересовали отзывы, и мы всегда читали их вместе...

Лючия (резко). Оставь меня в покое!

Атертон. Что ты сказала?

Лючия. Я сказала, что хочу уехать отсюда! Я хочу уехать из этого города!

Но Атертон все еще осмысливает прочитанное и, как будто не услышав Лючию, продолжает.

Атертон. А ты заметила, что вытворяла первая скрипка? Эта дура Готгер...

Лючия смотрит на него с презрением и кричит.

Лючия. Я сказала, что я уезжаю!

Атертон смотрит на нее с недоумением.

Атертон. Да ты с ума сошла, я должен быть в театре сегодня вечером.

Лючия. Я уеду одна.

Атертон. Куда же ты собралась?

Лючия. Прочь из этой гостиницы, из этого города...

Атертон подсаживается к ней на кровать.

Атертон. И прочь из этой страны.

Лючия кивает, затем вдруг зарывается лицом в подушку. Атертон смягчается.

Атертон. Не понимаю... Мне казалось, что ты с радостью поехала со мной.

Лючия трясет головой, как бы говоря «нет, нет и нет».

Атертон. Да и гастроли уже заканчиваются, осталось всего несколько дней. Уже завтра мы уезжаем во Франкфурт, где этот дурак импресарио, через три дня Гамбург, потом Берлин — и все.

Атертон пытается приподнять ее. Она поворачивается. Оказывается она не плачет, а смеется. Атертон ошеломлен, но тут же обнимает ее и ласково говорит

Атертон. Ты моя безумная, безумная, безумная...

Стук в дверь. Лючия сразу же напрягается, она явно напугана.

Лючия. Не открывай!

Атертон. Почему? Это портье с газетами. Утром пришли не все.

Стук повторяется.

Атертон. Войдите!

Лючия пытается взять себя в руки, но смотрит на дверь с явной тревогой. Дверь открывается, входит портье. Это не Макс, а дневной портье. Напряжение исчезает с лица Лючии. Портье кладет газеты, получает чаевые, прощается и выходит.

Макс, закончив работу выходит, из гостиницы вместе с Клаусом. Идет дождь.

Клаус. Назначено на один из ближайших вечеров. Подготовь помещение. Придут все. Они, кажется, напали на след одного свидетеля. Кое-что известно Марио, повару. Об этом будет разговор на совещании.

Макс. А нельзя было подождать еще некоторое время?

Клаус. Нет. Я считаю, чем быстрее мы закроем твое дело, тем лучше.

Они сердечно прощаются и расходятся. Макс смотрит на удаляющегося Клауса. В его голове созрел план...

Макс и владелец ресторана Марио, итальянец, сухопарый смуглый мужчина с усами, идут по направлению к реке.

Марио. ...Но ты ведь сюда приехал не пейзажами любоваться. Так в чем дело? Что-то произошло?

Макс. Судебное дело. Клаус вечно спешит...

Марио. Рано или поздно и ты должен был задуматься над тем, что ты натворил. Вы правильно делаете, что опережаете более неприятные события. В газетах часто сообщают то об одном, то о другом обвиняемом.

Макс. Вот именно. И только такие коллаборационисты, как ты, ускользают.

Ресторан Марио. Макс и Марио сидят за столом. Жена Марио Грета улыбаясь подходит к столу. Грете за сорок, блондинка. Она обращается к Максу, которого явно хорошо знает.

Грета. Поешь чего-нибудь?

Макс. Да, Грета, спасибо. Как идут ваши дела, хорошо?

Грета. Благодаря ему. Он занимается кухней.

Марио. Ступай, Грета. Нам надо поговорить.

От этих слов Грета мрачнеет.

Грета. Хорошо, увидимся позже.

Оставшись наедине, Макс и Марио продолжают разговор.

Макс. Ты уже видел Клауса? Он тебя о чем-нибудь спрашивал?

Марио. Да, я видел Клауса. Он расспрашивал меня о той девчонке, которую ты забрал тогда. Она была дочерью какого-то социалиста... кажется, из Вены... нет? Странные вы, однако, люди. Я же не собираюсь идти в полицию. Столько воды утекло! Клаус мне показал фотографию девушки. Я ему ответил, что не помню, я сказал, что не узнаю ее. Я хочу жить спокойно, да и Грета так думает.

Макс. Спасибо, Марио. Кроме того, я никогда никому не рассказывал, как ты спасал свою шкуру.

Марио. Смотря в какой ситуации эту шкуру спасаешь. Ты меня не ставь с собой на одну доску.

Макс. Я понимаю. Но все равно мне кажется, что было бы лучше раз и навсегда с этим покончить, а значит, поговорить спокойно еще раз. Ты как насчет рыбалки?

Марио. С удовольствием, только если не слишком далеко.

Макс. А может в это воскресенье?

Марио. Я не против.

Макс кивает, широко улыбаясь.

Вена. Фольксопера. Первое действие «Волшебной флейты». Дуэт Памины и Папагено. Маэстро Атертон дирижирует с той самой грациозностью, которая восхитила венских критиков. Лючия Атертон в поистине королевском наряде сидит в первом ряду. Она с большим вниманием наблюдает за мужем. У нее боковое место, поэтому ей виден его профиль. Из боковой двери появляется служитель с Максом. Он указывает Максу на свободный стул у стены примерно на уровне третьего-четвертого ряда. Макс дает ему чаевые и прежде чем отправиться на свое место, оглядывает сидящих в первом ряду, явно пытаясь найти того, кто ему нужен. И он ее находит. И тогда идет на свое место, берет стул и ставит его на уровне первого ряда. Садится. На Максе гостиничная униформа, мало подходящая для данного случая, однако на него никто не обращает внимания. Никто его не знает, никто не знает его истории, никто, кроме одной женщины, на которую он смотрит, не сводя глаз ни на мгновенье, — для этого он и пришел сюда. Чтобы смотреть на Лючию Атертон. Лючия не видела, как он вошел в зал, но она его чувствует. Она оборачивается и встречается с его взглядом. Ее охватывает сильное возбуждение, почти не выказываемое внешне. Она пытается совладать со своими чувствами. С большим усилием заставляет себя смотреть на сцену, на мужа, причем смотрит она на него так, как будто собирается вот-вот наброситься. А Макс продолжает смотреть на нее. Она сопротивляется из последних сил. У нее начинает дрожать рука.

Вестибюль гостиницы. За стойкой Штумм в униформе портье. Он переполнен чувством огромной ответственности и готов выполнить любую просьбу. Звонок не заставил себя ждать. Он снимает трубку. Это графиня Штайн.

Штумм. Макса нет... Я на подмене... Макс почувствовал себя плохо... Он пошел искать дежурную аптеку... Да, графиня, конечно.

Кладет трубку и идет к лифту.

Лючия Атертон делает отчаянные попытки игнорировать присутствие Макса, не чувствовать на себе его волнующий взгляд. Она испытывает сильное искушение либо обернуться, либо сделать нечто такое, что смогло бы разрушить незримый мост, наведенный Максом между ними. Но не может этого сделать. К тому же музыка Моцарта еще более усугубляет любовную тему, создает атмосферу, близкую к экзальтации. Максу удается подавить волю женщины, а именно этого он и хотел добиться. Теперь кое-что вспоминается более четко...

Большая комната типа больничной палаты. Макс лежит на кровати. Ищущая рука девушки... Макс неподвижен, и рука движется смелее...

Воспоминание прерывается на один миг, потому что Лючия роковым образом оборачивается: их взгляды встречаются на одно лишь мгновение, которое кажется бесконечным. И в глазах Лючии уже нет первоначального страха, сейчас в них отчаянье, но и отблеск какой-то жизненной силы, ранее нам не известной. Но все это лишь на мгновение. Лючия тут же отвернулась и немного склонила голову, как бы пытаясь сбить внутреннее напряжение. И вот вновь ее лицо обретает уверенность.

На сцене Тамино играет на волшебной флейте. Лючия все свое внимание сосредоточивает на теноре. Ария заканчивается, и Лючия вновь оборачивается, и на этот раз с невероятной уверенностью. Но Макса нет. Место его пусто. Лючия в замешательстве. Кажется, она сама вызвала к жизни этот образ. Она взволнована, хотя никто ее уже не смущает.

Вестибюль гостиницы. Дневной портье идет в бар и подходит к Энтони Атертону, который стоит рядом с женой.

Дневной портье. Маэстро, ваша машина подана.

Атертон. Спасибо, я уже иду.

Портье удаляется, Атертон встает, берет шляпу и плащ с кресла.

Атертон. Итак, послезавтра в отеле «Вебер», но если ты полетишь тем рейсом, которым хотела, я пошлю в аэропорт машину, чтобы тебя встретили. Лючия кивает, потом подходит к Энтони, обнимает его с большим душевным порывом, она просто стискивает его в объятиях. Энтони замечает тень печали на ее лице.

Атертон. Удивительная ты все-таки у меня. Вот сейчас, кажется, ты бы с удовольствием полетела со мной, да?

Линия кивает.

Атертон. А как же покупки, о которых ты столько говорила? Уже не хочешь?

Лючия. Нет.

Атертон. Сейчас у меня нет времени ждать тебя. Лети тогда вечерним рейсом. Хотя ты можешь полететь так, налегке. А вещи нам вышлют во Франкфурт... Ну так летим?

Лючия в замешательстве. Она не может решиться. Она вдруг засмеялась, но с такой тоской в глазах, что муж просто не может ничего понять.

Лючия. Какая же я дура!... Иди!.. Беги, а то опоздаешь на самолет.

Венская улица. Макс выбирается из старенького «Фольксвагена». На нем куртка, резиновые сапоги — он явно вернулся с рыбалки. Достает из багажника спиннинги и быстрым шагом входит в скромный дом на окраине Вены.

Он открывает дверь своей квартиры и сразу же попадает в гостиную. В комнате стол, диван, сломанное кресло и большая ширма, скрывающая подобие спальни — здесь кровать, шкаф и две двери, одна из которых ведет в ванную, а другая в крошенную кухню. Макс ставит к стене спиннинги, затем раздевается, бросая все на диван, включая корзину, из которой вываливается рыба. Идет на кухню, берет банку пива, пьет, садится на кровать, забирается под одеяло. Сразу же закрывает глаза, чтобы заснуть, но тут же открывает их — его тревожит недавнее воспоминание, голос Марио.

Голос Марио. Да здесь рыбой и не пахнет. Один мой посетитель уверял меня, что именно здесь он наловил четыре килограмма щук... Я, правда, ему не поверил — слишком быстрое течение. Форель может быть и водится, а вот щука нет. Ты что это? Макс! Ты что делаешь? Не надо, Макс!

Лючия бродит по пустынным улочкам Вены. Она оглядывается по сторонам, как это обычно делает человек, вернувшийся домой после долгих лет отсутствия и не находящий в себе сил сжечь воспоминания. Старые стены, сладкое, пронизанное музыкой рококо особняков, в одном из которых на улице Блютгассе жил Моцарт... Лючия входит в полутемный дворик... Читает на мемориальной доске, что именно здесь Моцарт написал «Волшебную флейту»... Лючия погружается в воспоминания, от которых ей никогда не избавиться.

Лючия в больничной палате... все вокруг зеленого цвета. Зеленоватые заключенные. Лючия лежит в постели. Макс присел к ней, чтобы перевязать рану на руке. Поначалу она испытывает отвращение и страх, но потом доверяется ему, а когда он целует ее рану, она становится его соучастницей.

Вена. Старый бар «Лоос», построенный в начале века. Возможно, первый в современном смысле бар в Европе. В той Европе-шлюхе, которая здесь с вызовом себя демонстрирует.

Воспоминания Лючии закончились, они продолжаются лишь на фоне звукового ряда. Лагерь, улицы, бар — все это образы одной и той же картины, элементы сплошного взволнованного чувства.

Старая Вена. Лавка антиквара. Старинный фарфор и часы с боем. Лавки и особняки на Куррентгассе и Йордангассе не меняются уже лет пятьдесят. Даже витрины не обновлялись. Слегка дрожащей рукой Лючия трогает хрупкие вещицы, интересуется ценами. Здесь также целая куча старых шалей, платьев двадцатых годов. Лючия выбирает одно из них. Это девичье шелковое розовое платьице с воланчиками... Всплывает какое-то воспоминание и тут же исчезает. Лючия покупает платье.

Большой зал в гостинице. Ночь. Макс один в довольно большом зале расставляет столы и стулья таким образом, что постепенно зал приобретает вид помещения, предназначенного для совещания, суда, а может, и для спектакля. В центре остается только один стол, в отдалении — стул. Макс на некотором отдалении от стола выстраивает в ряд еще пять стульев — совсем как в театре. Потом ставит на стол бутылку минеральной воды и один стакан.

Лючия Атертон по коридору третьего этажа подходит к лифту, но прежде чем нажать кнопку, задумывается. Она решает спуститься пешком. Бесшумно сходит вниз и, когда ее уже можно увидеть из вестибюля, вдруг замедляет шаг, как будто хочет ошеломить кого-то своим появлением. Кого? Макса?

Вестибюль пуст. За стойкой никого нет. Однако подальше в кресле спит Штумм. На нем униформа портье. По всей видимости ему дано задание охранять вход. Слышны чьи-то возбужденные голоса. Лючия идет в направлении, откуда раздается шум.

Дверь в банкетный зал приоткрыта, и Лючия может заглянуть внутрь, не приближаясь к дверям. В банкетном зале поодаль от других сидит Макс. Клаус расхаживает по залу и говорит. Вокруг стола сидят Ганс, Берт Бегеренс и еще два человека, которых мы видим в первый раз: Добсон и Курт. На столе открытая папка Клауса, в которой копается Ганс.

Клаус. Ганс постоянно упрекает меня в том, что я делаю слишком большой упор на реальную сторону нашего дела в ущерб психологическому аспекту, который он считает более важным. Но ведь я всего лишь адвокат, и вы прекрасно знаете, чего мне удалось добиться. Из трехсот наших бывших товарищей по партии, оказавшихся в эти годы на скамье подсудимых, более двухсот были привлечены к ответственности по показаниям свидетелей, а сто человек были выявлены международными военными трибуналами, созданными союзнической комиссией. Еще одной конторой, чрезвычайно опасной для нас, является Центр военной документации, расположенной здесь, в Вене. Вы только представьте себе: у них имеются списки восьмидесяти тысяч офицеров СС. Но я доберусь и до этих списков. Со временем я приглашу вас взглянуть на опаснейшие документы, содержащие доказательства против Макса. Там вся деятельность Макса, все, что вершилось по его приказам. Он сам отдавал приказы об уничтожении... Как всегда, необходимо выяснить, знают ли наши враги об этих документах или же я первый наткнулся на них в архивах... Если это так, то Макс может оставаться в тени, чего он и хочет.

Ганс. Мы же с вами вместе решили проанализировать все наши личные истории, рассказать все без утайки и без страха. Мы должны, наконец, понять, являемся ли мы жертвами чувства вины или нет. Если являемся, то мы должны от него избавиться. Ведь комплекс вины — это нарушение психики, это невроз.

Клаус. Давайте не будем обманываться. Память будоражат вовсе не тени, а конкретные глаза, осуждающие тебя, и перст, указующий на тебя при всем народе. У Марио, повара, есть информация о наличии свидетелей. Надеюсь, все его знают... Особенно Курт. Ему пригодилась бы эта информация. Именно поэтому я хотел, чтобы Марио тоже сегодня присутствовал. Но он неожиданно исчез. Никто не знает, где он?

Макс. Зачем нужны свидетели? Ганс, ты прекрасно знаешь мое прошлое. Зачем же копать еще глубже?

Ганс. Такова моя профессия. И ты ведь сам согласился с публичным расследованием, с групповым анализом наших историй.

Макс. Да. Все так. Один говорит, другие слушают. Но ведь в конце концов что-то должно произойти внутри нас?

Ганс. Кое-что происходит. Поначалу мы все испытывали страх, теперь уже нет.

Клаус. И еще кое-что происходит, Макс. Я исполняю роль дьявола. Для этого я нахожу опасные документы и в конце концов дарю их своим бывшим товарищам по партии, чтобы мы могли разжечь чудный костер. У меня также имеется список свидетелей, за которыми я слежу. Именно за ними и надо следить, Макс, потому что они сейчас не такие ручные, как раньше.

Берт. Макс, ты должен доверять Клаусу. Вспомни, когда мы разбирали мое дело, мне было так же плохо, как тебе сейчас. Но весь разговор, и обвинения, и защита пошли мне на пользу. Мы сцепились с Клаусом, ты помнишь, по поводу писем, компрометирующих меня, которые ему удалось отыскать. И все это пошло мне на пользу, в конце концов.

Курт. Главное то, что Клаус сжег что-то около тридцати документов, касавшихся тебя.

Берт. Но твои-то он сжег тоже.

Курт. Конечно. Нас теперь днем с огнем не сыщешь ни в одном военном архиве. Верно, Клаус?

Берт. И с тобой все так же закончится, Макс.

Макс. Клаус, живых свидетелей не осталось, даже если они и есть, оставим их в покое, пусть все забудут...

Лючия охвачена сильным волнением. Она удаляется на цыпочках, убегает. Она боится, что ее могут заметить, поэтому быстро овладевает собой, пересекает вестибюль. Она внешне спокойна, но напряжена, словно сомнамбула.

Гостиница. Штумм уже проснулся. Лючия подходит к лифту и, когда Штумм открывает перед ней дверцу, отрицательно качает головой и поднимается по лестнице пешком.

Номер Лючии. Она очень взволнована тем, что услышала. Она запирается на ключ. Идет в ванную. Здесь она включает и верхний свет и бра над зеркалом. Все предметы как бы теряют тепло, становятся холодно-мертвенными. Она пьет из-под крана, яростно извергающего воду. Не обращая внимания на брызги, попадающие ей на волосы, продолжает пить, затем открывает кран ванны и тут же его закрывает. Возвращается в комнату и замирает, прислонившись к стене...

...Та же самая комната как бы преобразуется в другую. Лючия Атертон «видит», как Макс ласкает юную Лючию. Он ласкает ее очень нежно и набрасывает ей на плечи какое-то необычное марлевое платьице. И это не просто любовная ласка, а некое подобие благоговения. Он берет ее за руку и заставляет кружиться в этой неубранной, грязной комнатенке. Здесь больше никого нет, и это кружение выглядит нарочито торжественно и чинно.

В это время группа бывших нацистов продолжает «совещание», так и не узнав, что их подслушивали. Клаус обращается к Максу, пытаясь внушить ему важнейшую мысль.

Клаус. Даже если в документе речь идет о тысячах людей, пусть даже десятках тысяч, он производит меньшее впечатление, чем один-единственный свидетель, живой и осмелившийся глядеть тебе прямо в глаза. Именно поэтому опасны свидетели. Именно поэтому я разыскиваю их с таким упорством и сдаю их в архив.

Ганс. Макс, наше следствие — сугубо личное наше дело. И оно имеет терапевтический эффект, верно? Чем сильнее столкновение, тем полезней результат. А ведь только свидетели могут спровоцировать его, вспомнив подробности, излив душу... Вы же сами видели, верно? Только под тяжестью их обвинений мы можем определить степень нашей способности защищаться.

Добсон. Мы должны защищаться. Война не окончена! Если ты хочешь жить, зарывшись в землю, как крот, то живи. А мы вновь обретем прежнюю волю и никогда не перейдем во вражеский стан.

Макс. Но я же никогда не сдавался! Я ведь здесь, с вами.

Ганс. И ты должен быть доволен, Макс... Я, Клаус, Курт и Добсон, и Берт, все мы уже чисты. Все свидетельства исчезли. Катарсис! Возрождение! Нам не пришлось выслушивать от тупых, скудоумных судей, готовых поставить нас к позорному столбу, дурацкие вопросы: «А почему вы не ослушались, почему не протестовали, почему не кричали во всю глотку, что происходило в том аду?...» Вот те на! Да потому что все все знали! Только всем было наплевать! И так было всегда, Макс... Или тебе хотелось оказаться на скамье подсудимых и услышать эти вопросы от стада баранов? Скажи спасибо Клаусу, умыкнувшему документы, которые позволили бы журналистам смешать тебя с грязью, как многих наших бывших товарищей по партии. А мы эти документы сожжем, как и все предыдущие

Макс. А я всегда считал, что этого недостаточно... Я хочу жить в одиночестве, как крот, зарывшись в землю.

Курт. Макс, когда государство развязывает войну, оно это делает, чтобы выиграть, а не проиграть. И разве это не абсурд, когда после этого устраивают охоту против лучших представителей нации?

Ганс. Если Курт говорит, как политик, коим он и является, то я скажу, как психиатр; тебя угнетает комплекс вины, он связывает тебе руки. Комплекс вины — это библейское изобретение.

Макс. А причем здесь Библия?

Ганс. Каин убил Авеля и был проклят. Библия полна мифов, которые порождают чувство вины. Пора перестать читать эту книгу и перейти к другой.

Возникает пауза. А потом вступает Клаус.

Клаус. Твои замечания, Ганс, весьма интересны, но я хотел бы вернуться к сути дела. Мне просто необходимо найти показания одного важного свидетеля, о котором как-то упомянул Марио.

Добсон. Так кто же это?

Клаус. Пока я знаю только одно - это женщина.

Клаус смотрит на Макса.

Макс. Ни о какой женщине я не знаю.

Лючия Атертон бродит по гостиничному номеру приложив руки ко лбу, как будто она в смятении… Наконец она принимает решение, снимает трубку и напряженно ждет, чтобы ей ответили… На проводе Макс, она делает усилие, чтобы казаться естественной.

Лючия. Закажите мне Франкфурт. Отель «Ве- бер»... Номер?.. Минутку!

Берет сумочку и начинает искать листок, который никак не может найти от волнения. Наконец возвращается к телефону с листком.

Лючия. Вы слушаете?.. 347-229. Прошу вас, побыстрее.

Кладет трубку и ложится на кровать.

Вестибюль гостиницы. Макс говорит по телефону. Он не один. Штумм готовится приступить к работе.

Макс. Франкфурт, да. Номер я вам уже дал. Да, верно, спасибо.

Вешает трубку. Замечает Штумма, который приветствует его, слегка приподняв шляпу. Небольшая пауза. Макс вновь снимает трубку.

Макс. Не надо. Отмените Франкфурт. Номер 347-229. Отмените заказ.

Кладет трубку. Достает из кармана телеграмму, предназначенную госпоже Атертон: она уже порвана на две части. Он рвет их еще раз и кладет в карман.

Номер Лючии. На кровати — открытый чемодан, куда Лючия беспорядочно складывает вещи: верхнюю одежду, платья, туфли... Она в панике. Прикуривает сигарету, чтобы успокоиться и подумать. Садится и снимает трубку.

Лючия. Я хотела узнать: а прямой линии нет? Я подожду... Хорошо.

Кладет трубку. Наконец она обретает спокойствие и пытается закрыть чемодан.

Лифт. Макс нажимает кнопку третьего этажа.

Коридор гостиницы. Через стеклянную дверь лифта Макс видит Штумма со шваброй и ведром.

Макс без стука входит в номер Лючии, предварительно открыв замок. Лючия замерла, она не может двинуться с места. Она молча смотрит на Макса: она парализована, оттого что Макс понял — она хочет уехать. Инстинктивно она отступает назад. Макс идет к ней. Лючия готова спрятаться в ванной, но Макс решительно, хотя и не грубо толкает ее в кресло. Лючия, вместо того, чтобы сесть, пытается по стенке пробраться к двери. Макс вытряхивает вещи из чемодана и роется в них. Не смотря на то, что он пытается что-то найти, не спускает глаз с Лючии. Увидев, что она пытается убежать, дает ей пощечину. До сих пор все происходило без слов. От этой тишины лишь возрастало напряжение.

Макс. Стой, куда это ты собралась?

Лючия, опомнившись от пощечины, все еще стоит, прислонившись к стене. Она не издает ни звука. Макс заставляет ее повернуться.

Макс. Я сразу тебя узнал. Зачем ты приехала? Кто тебя звал? Хочешь подать на меня в суд?

Макс подходит к двери и запирает ее на ключ. Лючия снова пытается укрыться в ванной. Макс догоняет ее и вновь бьет. Лючия с криком падает на пол. Макс хочет запереть и дверь ванной, но замирает, услышав крик Лючии, бросается к ней, приподнимает ее и опять укладывает. Она в глубоком обмороке. Макс идет в ванную, смачивает полотенце и возвращается в комнату. Кажется, он сожалеет о содеянном. Он кладет ей на лоб мокрое полотенце, наклоняется и что-то шепчет на ухо. Мы не слышим, что он говорит, но понимаем, что возобновляются отношения, существовавшие между ними в концлагере: сначала — насилие, потом — ласка. Лючия приходит в себя. Взгляд ее полон ужаса. Увидев Макс, она отпрянула. Макс терпеливо ждет, поглощая ее взглядом, полным незаданных вопросов. Она не отводит его руку, хотя оба напряжены, словно ищут контакта. Макс нежно проводит рукой по ее виску, а потом наклоняется и целует.

Объятия, и тут же — неистовство двух влюбленных, насильно разлученных и наконец обретших друг друга. Макс постепенно раздевает ее и, как ребенка, прижимает к себе. Для Лючии он — любовник, учитель, отец (не будем щепетильны) и даже отец всемогущий, который ее терзает и любит. И эта женщина, или, вернее, эта девочка, не имеет ничего общего с аристократической, благовоспитанной и даже желчной госпожой Атертон. А как же господин Атертон? Совершенно очевидно, что маэстро так и не научился читать по ее глазам, что таится в глубине ее души. Сейчас же с Максом она обрела жизненную силу и необузданное воображение.

Вестибюль гостиницы. Раздаются звонки и зажигаются лампочки номеров графини Штайн и Бегеренса. В вестибюле никого нет. К стойке подходит Штумм.

Штумм. Нет, никого нет... Нет, он поднялся наверх...

Штумм кладет трубку, отмечает вызовы и принимается за работу. В это время появляется Клаус. Он ищет Макса. Штумм видит, как он оглядывается и предваряет вопрос.

Штумм. Он отошел.

Клаус. Куда?

Штумм. Его вызвали.

Клаус. И надолго?

Штумм. Зависит от дамы...

Клаус протягивает Штумму чаевые.

Штумм. Одна американка, жена дирижера. Может ей было одиноко.

Клаус морщится от явного наушничества, но продолжает спрашивать.

Клаус. А как же муж?

Штумм. Он уехал.

Клаус. А почему же она с ним не уехала?

Штумм. Этого я не знаю, спросите у Макса.

Не вполне удовлетворенный полученной информацией, но полный подозрений, Клаус отходит от Штумма.

Макс уже оделся сам и одевает ночную рубашку на Лючию: делает он это нежно и уверенно. Полусонная Лючия полностью доверяется Максу. Он ее целует. Потом еще раз и еще через облегающую тело ночную сорочку. Она протягивает руку за стаканом, но Макс сам берет стакан, медленно приподнимает ее, чтобы она могла пить. Потом встает и кладет клочки телеграммы на живот Лючии.

Макс. Телеграмма от твоего мужа.

Лючия не отвечает, лишь отворачивается.

Макс. Если хочешь во Франкфурт, звонить не надо.

Макс гасит свет. Открывает дверь, которую он до этого закрыл на ключ.

Оказавшись в коридоре, Макс сразу же закрывает дверь на ключ и направляется к лифту. Вызывает лифт и вдруг замечает Штумма. Не скрывая удивления, Макс обращается к нему.

Макс. Ты что здесь делаешь?

Штумм. Работаю, ваше превосходительство.

Макс. В это время в коридоре делать нечего. И чем же ты занимался?

Штумм. Я же сказал!

Макс. Убирайся отсюда! Ступай вниз!

С загадочной улыбкой на губах Штумм собирается уходить. Макс заходит в лифт, явно обеспокоенный. Затем он направляется к бару, берет пиво.

Макс. (как бы размышляя). Казалось, все потеряно. И вот внезапно призраки обрели плоть... ее голос... ее тело... Это часть меня самого.

Венский крематорий. Похороны Марио. Очень скромная церемония — на ней присутствуют человек пятнадцать. Рядом с Гретой две ее дочери. Среди присутствующих Ганс и Клаус. Пастор сухо читает краткую проповедь. В это время появляются Макс и Берт с букетом цветов. Макс выражает свое соболезнование Грете (слов не слышно). Лицо Греты исполнено презрения. Берт и Макс подходят к Клаусу и Гансу.

Клаус. (Понизив голос). Грета не верит, что это был несчастный случай. Она обратилась к адвокату Морицу. Я его знаю и мог бы поговорить с ним.

Ганс. Не надо ни с кем говорить. Я поговорю с врачом Греты. Идемте отсюда.

На следующее утро. Лючия подходит к стойке дневного портье. В вестибюле царит оживление: кто-то приезжает, кто-то уезжает. В руках у Лючии сумочка и небольшой чемодан. Увидев ее, дневной портье извиняется перед клиентом и обращается к ней.

Дневной портье. Так вы сейчас уезжаете? Вызвать такси?

Лючия. Да, будьте добры. И бланк для телеграммы...

Дневной портье. Прошу, госпожа...

Лючия пишет: «Энтони Ащертону, отель «Хилтон», Берлин. Догоню тебя в Нью-Йорке. Я тебе все объясню. У меня все хорошо».

Лючия. Отправьте немедленно, прошу вас.

Дневной портье. Не беспокойтесь, госпожа.

Лючия дает ему большие чаевые и идет к выходу. За ней с чемоданами идет Адольф. Подъезжает такси. Адольф с водителем кладут чемоданы в багажник. Лючия достает из сумочки деньги и протягивает их юноше. Садится в машину и прощается с Адольфом кивком головы.

Лючия. Хайлингенштадгер, 28.

Такси трогается. Чуть позже автомобиль останавливается перед домом Макса.

Лючия с двумя чемоданами в руках с трудом поднимается по лестнице, останавливается, чтобы передохнуть, оглядывается. Убожество дома бросается в глаза. Двери квартир выходят на слабо освещенные лестничные площадки. Лючия ищет квартиру номер 25. Ей приходится преодолеть еще один лестничный пролет. Она тяжело дышит, остановившись перед нужной ей квартирой. Вновь оглядывается. Тень нерешительности промелькнула по ее лицу. Лючия достает из сумочки ключ и открывает дверь. Непонятный шум в темной квартире заставляет ее застыть на месте. Но это всего лишь кошка, выскочившая из комнаты. Лючия втаскивает оба чемодана и закрывает дверь. Она не хочет зажигать свет, пытается привыкнуть к темноте, правда, не полной, так как с улицы пробивается свет. В конце концов она начинает различать очертания мебели. Она садится на диван и начинает медленно снимать перчатки... На кровати спит Макс. Она раздевается и ложится рядом с ним. Кровать узкая, и Макс, почувствовав ее, прижимается к ней поближе.

Ночь. Макс ставит на плиту кофейник. Находит в мойке чашку, наливает кипящий кофе и возвращается к кровати. Лючия дремлет. Макс делает несколько глотков, и в это время Лючия открывает глаза. Он подносит ей ко рту ложечку кофе, и она пьет. Одну ложку себе — несколько ложек Лючии. С кофе покончено. Лючия садится на постели: она обнажена, и Макс одевает ее уверенно и нежно. Она безучастная, полусонная.

Они почти не разговаривают друг с другом. Вероятно, их прошлый опыт слишком много говорит за них. Они понимают друг друга по жестам и взглядам. Они обмениваются любовным жестом, который иные бы окрестили эротическим, хотя это всего лишь повторение античного жеста. С одной разницей — сейчас инициатором явилась она, а не он.

Вечер. Вестибюль гостиницы. Макс только что пришел на работу. В вестибюле постояльцы — кто. читает газеты, кто пьет у стойки бара. С улицы входит Берт с букетом роз. Смотрит издали на Макса, потом робко подходит к нему.

Берт. Добрый вечер, Макс. Надеюсь, я не опоздал?

Макс смотрит на него с удивлением и нетерпением.

Берт. Мне нужно подготовиться к спектаклю. Стравинский, «Жар-птица». Как мы и договорились...

Берт вручает Максу букет роз с явным неудовольствием, однако пытается казаться учтивым.

Макс. Нет, сегодня никаких спектаклей. Я не могу отойти от стойки.

Берт поправляет букет в руках Макса. Он очень разочарован.

Берт. Я надеюсь, что спектакль просто переносится. Заодно я еще хорошенько подрепетирую партию... Жаль только цветы вот...

Зажигается лампочка номер 42. Макс, явно нервничая, отключает контакт. Он в нерешительности — подниматься в комнату графини или нет? Она так любопытна... Макс колеблется, потом резко направляется к лифту.

Графиня пытается застегнуть молнию на спине темного вечернего платья. Входит Макс, который, как бы исполняя ритуал, вынимает из вазы с гардениями один цветок и вставляет его в петлицу. И только потом идет помогать «клиентке».

Макс. Подожди... сломаешь застежку.

Графиня. Спасибо. Хорошо... У тебя появилась женщина.

Макс. Нет.

Графиня. Спасибо. Макс, ты мне больше не доверяешь... ты изменился.

Графиня подходит к столу, где для нее накрыт ужин. Макс подвигает ей стул, а потом наливает белого вина. Графиня чувствует натянутость атмосферы. Наконец, молчание нарушает Макс, который решил довериться ей. Поведение Макса с этого момента меняется. Это больше не учтивый ночной портье, а закадычный друг, коим он и является.

Макс. Я нашел ее. Мою девочку.

Графиня. Ты хочешь сказать, твоя девочка в «то время»?

Макс. Эрика, я нашел ее! и никто не посмеет ее тронуть!

Графиня. А кто собирается ее трогать? А! Она же может свидетельствовать против тебя. Поэтому вы должны ее «сдать в архив».

Макс смеется, тряся головой.

Макс. Да нет. Ее — нет... никогда...

Графиня. Ты просто сумасшедший!

Макс. Она же моя девочка... она была совсем юной.

Графиня. Но сейчас-то уже нет.

Макс. Да! Для меня она осталась такой же.

Графиня наконец выдавливает улыбку.

Графиня. Макс, я никогда не видела тебя влюбленным.

Макс. Эрика, я думал, что она умерла, понимаешь?

Графиня. Какая романтическая история!

Макс. Нет, эта история не романтическая... (смеется) разве что библейская!

Графиня. Ну, расскажи, Макс...

Макс вроде и хочет рассказать, но не решается. Графиня настаивает.

Графиня. Макс, я умоляю тебя, расскажи.

Макс. Было это давным-давно. Ты понимаешь, о каком времени я говорю...

В большой комнате, украшенной к карнавалу юная - Лючия, подражая певичкам в кабаре, поет популярную тогда песню, сопровождая ее обольстительными жестами. Вокруг эсэсовцы и обслуга. Лючия поет для Макса, который наблюдает за ней с довольной улыбкой, как художник, который смотрит на свое произведение. Песня окончена, и в качестве приза Лючия получает от Макса большую коробку. Лючии так хочется заглянуть в эту таинственную коробку. Макса веселит любопытство девушки. Он открывает коробку — там отрубленная голова. Лючия сдавленно вскрикивает. Ее шок не пройдет никогда — можно предположить, что именно с этого момента она окончательно становится «соучастницей» своего мучителя.

Макс рассказал графине историю с дьявольским удовольствием, которое исключает жалость к нему самому и к Лючии. Это воспоминание вызывает у него истерический смех.

Макс. Его звали Иоганн, и он все время приставал к ней... Она меня попросила просто перевести его куда-нибудь... Не знаю с чего, но мне пришла в голову история Саломеи... и я не мог удержаться... Как видишь, это действительно библейская история.

Похоже, что графиня впервые в жизни растрогалась.

Графиня. Бедный Макс...

Макс. Я сказал ей, что сделал только то, чего она сама желала... или же я просто неправильно ее понял...

Графиня. Ты был безумен... ты и сейчас безумен...

Макс. Безумный или нормальный! Кому судить? И помни, мы с тобой в одной лодке.

Утро. Макс одевает Лючию. Стоя перед ней на коленях, надевает ей босоножки. Лючия забавляется. С этого момента происходит ее окончательное превращение в маленькую девочку. Теперь она хочет побаловаться: она пинает Макса ногой, тот падает, а Лючия прячется в ванной. Макс колотит в запертую дверь. В ванной Лючия продолжает шутить, насыпает на пол перед дверью битое стекло. Макс врывается в ванную и наступает босыми ногами на рассыпанное стекло. Это открытый вызов. Битое стекло становится стимулом для новой безумной игры, оно воскрешает другое воспоминание, которое они воплощают с большим знанием дела. Через некоторое время у них уже порезаны стеклом руки и ноги. Что делает Адольф под окнами Макса? Он курит и сплевывает на землю. Но понятно, что пришел он сюда не просто покурить. Макс обеспокоен. Бывшие товарищи по партии следят за ним?

Ночь. Гостиница. Макс на своем рабочем месте. В пустом вестибюле только он и Клаус, который тут же у стойки жестко ему выговаривает.

Клаус. Мы даем тебе такую возможность. Ты сам назначаешь дату следующего собрания и обязуешься соблюдать устав.

Макс. Я никогда не нарушал устав.

Клаус. Это ты другим мозги пудри, а не мне.

Макс. Вы мне не доверяете, я не доверяю вам.

Клаус. Вот здесь ты ошибаешься. Ты не понимаешь, что расследование, которое я провожу, поможет тебе освободиться от прошлого. Мы помогаем всем по очереди, верно?

Макс. Помогаете, заставляя шпионить друг за другом?

Клаус. Ну, тогда сам дай мне необходимую информацию. Например: где можно отыскать свидетельницу, о которой упоминал Марио?

Макс. Понятия не имею, о ком ты говоришь.

Макс решительно заканчивает разговор, протягивая Клаусу ключ от номера.

Макс. Когда тебя завтра разбудить?

Клаусу ничего не остается, как уйти. Но перед этим он смотрит на Макса с таким презрением, что становится ясно: они враги.

Утро. Макс после ночной работы возвращается домой. Судя по его лицу, он явно обеспокоен и даже разозлен поведением бывших товарищей по партии. Ищет глазами Лючию: она еще в постели, спит. Макс разворачивает сверток, который он принес с собой. Достает тяжелую цепь, ошейник и замок. Вынимает из-под одеяла руку Лючии и обвязывает ее цепью, потом проверяет длину цепи — до крюка, вбитого в стену на кухне. Лючия просыпается и не может понять его манипуляций.

Лючия. Это еще зачем?

Макс. Так тебя не украдут.

Лючия. Кто?

Макс. Клаус и Ганс, или Курт, или Берт, или кто-либо из их подручных.

Лючия начинает смеяться.

Макс. Что смешного?

Макс раздевается, чтобы лечь в постель.

Лючия. А если они придут с напильником?

Макс. Тогда пускай в ход ногти и зубы... (он ложится к ней). И вообще, какие могут быть шутки?

Квартира Макса. Ночь. Лючия сидит за кухонным столом: что-то жует и читает одновременно газеты. Выходит из кухни и пытается дойти до дивана, но цепь недостаточно длинна. Лючия не может подойти ни к креслу, ни к патефону: она берет с ночного столика газеты и садится прямо на пол. Глубокая тишина... Через некоторое время раздаются шаги на лестнице. Она перестает читать. Потом все замолкает, и она продолжает читать.

По лестнице поднимается Адольф. Остановился на лестничной клетке, ищет двадцать пятую квартиру. На цыпочках подбирается к двери.

Лючия настораживается, она услышала шаги и испуганно смотрит на дверь. Она встает и гасит свет. Теперь из-под входной двери пробивается свет с лестничной клетки.

Адольф упорно возится с замком... Лючия забилась в темный угол комнаты и напряженно прислушивается... Адольф не может открыть дверь. Он предвидел такой поворот дела, поэтому снимает слепок с замка. Свет в подъезде автоматически гаснет. Ему приходится искать выключатель, чтобы закончить работу.

Вся операция, которая показалась Лючии бесконечной, продолжалась считанные минуты. Наконец она слышит удаляющиеся шаги. И тогда ставит пластинку.

Макс появляется в лестнице в то время, когда вестибюль полон людей. Не поздоровавшись, он проходит мимо дневного портье прямо в служебный кабинет. Заметив Макса, дневной портье извиняется перед клиентом и идет за ним.

Дневной портье. Послушай...

Дневной портье входит в кабинет. Макс открыл все ящики и собирает свои вещи.

Дневной портье. Приходила полиция. Они ищут госпожу Атертон, жену музыканта...

Макс вздрагивает, но продолжает собирать вещи. Дневной портье взял какую-то книгу и листает ее. Макс хватает его за руку.

Дневной портье. Ты помнишь ее? Она оплатила номер...

Макс что-то бормочет. Кто-то в вестибюле зовет дневного портье, и тот, выходя, говорит Максу.

Дневной портье. Они тебя будут допрашивать...

Квартира Макса. Ночь. Горит люстра. В кресле напротив Лючии сидит Ганс. Сама Лючия сидит у стены на полу, по-прежнему в цепях. Ганс смотрит на нее с жалостью.

Ганс. Я тебе повторяю. Я здесь не для того, чтобы заставлять тебя поступать против собственной воли. Время насилия прошло, верно? Я здесь лишь для того, чтобы получить от тебя кое-какие объяснения, об этом меня просили и мои друзья. Ну, и наконец, мне просто хотелось взглянуть на тебя.

Лючия молчит.

Ганс. Я мог бы прийти в другое время, когда он бывает дома. Но я не с ним хотел поговорить. И я не хотел разговаривать с тобой в его присутствии. В связи с проходящим следствием он стал слишком подозрителен...

Лючия. Это естественно, он слишком хорошо вас знает.

Ганс. Что ты хочешь этим сказать?

Лючия. Он слишком хорошо знаком с вашей бухгалтерией смерти. Ничего не изменилось.

Ганс. Ты ошибаешься. Мы устроили свой собственный суд. Мы исцелились и живем спокойно.

Лючия. От этого не исцеляются.

Ганс. Это ты больная. Иначе бы ты не была с человеком, который тебя...

Лючия (резко перебивает его) Это мое дело.

Ганс. Я согласен. Ты просто помешалась, поэтому и осталась здесь копаться в прошлом.

Лючия. Макс не только прошлое.

Ганс. Почему ты не идешь в полицию?

Лючия не отвечает.

Ганс. Ну, почему? Состоялся бы суд, Максу бы вынесли приговор.

Лючия молчит.

Ганс. Если хочешь заявить в полицию, пойдем. Я тебя подвезу.

Лючия со смехом смотрит Гансу прямо в глаза.

Лючия. Я вас очень хорошо помню, профессор Фоглер. Вы сами отдавали приказы.

Ганс. Значит ты не забыла, что Макс был очень исполнительным штурмбаннфюрером. Помнишь, значит?

Лючия спокойно смотрит на него.

Лючия. Нет, не помню.

Ганс понимает, что он ничего не добьется от Лючии Атертон. Теряя терпение, он встает.

Ганс. Я тебя не заставляю вспоминать то, что тебе не хочется. Я пришел только за тем, чтобы попросить тебя дать показания и выяснить, правда ли, что ситуация, в которой ты оказалась, — результат твоего собственного выбора.

Лючия. Мне здесь хорошо.

Ганс. Значит вы хотите жить спокойно? Спокойно живется лишь в согласии с друзьями, соблюдая договоренности... объясни ему это... Мы могли бы подать в суд на Макса за убийство Марио. Но мы этого не сделали. Макс болен, и ему не следовало бы удаляться от нас... Видишь, он тебя похитил. Мы могли бы обвинить его и в этом.

Лючия. Я нахожусь здесь по собственному желанию.

Ганс пожимает плечами, как бы сомневаясь в этом.

Лючия. Он заковал меня в цепи из-за вас: он боится, что вы меня уведете.

Ганс смеется.

Ганс. Ты думаешь, что эта цепь может остановить того, кто хотел бы тебя похитить? Да вы просто двое безумцев. Ты можешь снять ее. Никто не хочет тебе зла...

Лючия смеется.

Лючия. Я знаю, чем кончают ваши свидетели. Макс мне рассказывал.

Ганс. Макс не понимает ни того, что говорит, ни того, что делает. Ум его помрачен.

Лючия утомлена разговором, она пожимает плечами и вдруг говорит.

Лючия. А теперь уходите! Прочь! Прочь!

Ганс. Я понял. Но если ты вдруг передумаешь, если цепь тебе покажется невыносимой — звони.

Ганс быстро уходит. Слышны его удаляющиеся шаги.

Утро. Макс возвращается домой. Соседка из квартиры напротив с собакой на поводке, увидев его на лестничной клетке, обращается к нему с беспокойством и любопытством.

Соседка. Я сегодня ночью слышала какой-то шум в вашей квартире. Может, что случилось?

Макс смотрит на нее холодно, хотя он и встревожен. Подходит к двери и сразу замечает, что кто-то пытался взломать замок.

Соседка. Может воры, господин Макс? Можно взглянуть... Боже мой.

Макс поворачивает ключ в дверях и сдерживает соседку, которая рвется зайти к нему.

Макс. Да все в порядке... Извините, мне некогда.

С этими словами он входит в сою квартиру, оставляя соседку сгорать от любопытства.

Страшно взволнованный, он входит к себе в квартиру и ищет глазами Лючию. Она сидит на полу и пытается щипчиками открыть висячий замок на цепи. Макс подбегает к ней.

Макс. Они приходили сюда? Что они с тобой сделали?

Лючия смотрит на него, улыбается и пожимает плечами, как бы говоря, что не произошло ничего особенного. Но Макс не отстает.

Макс. Кто это был? Их было много?

Лючия. Ганс.

Макс. Что ему было нужно? Он тебе угрожал?

Лючия отрицательно качает головой и продолжает возиться с замком. Макс начинает выходить из себя.

Макс. Ты будешь говорить? Я хочу знать все!

Лючия. Я устала.

Макс. Ты все мне должна рассказать!

Охваченный нетерпением и яростью, он хватает ее за плечи и трясет.

Макс. Ганс и камень может подкупить... Он свое дело знает, умеет подобрать подходящие слова... Что он тебе сказал? И что ты ему ответила?

Лючия. Ничего.

Макс бьет ее по лицу, она пытается закрыться руками, но у нее не получается.

Макс. Что он тебе обещал?

Лючия показывает ему прикованную руку.

Лючия. Мне больно.

Макс освобождает ее от цепи и нежно гладит.

Огромная терраса на крыше гостиницы. На террасе в тяжелых, темных пальто Макс, Берт, Клаус и Добсон.

Клаус выговаривает Максу.

Клаус. Твою свидетельницу ищет полиция. Ищет муж. И когда они ее найдут, она заговорит. И расскажет и о тебе, и о нас. Это ясно, как день.

Макс. Полиция ни за что не нападет на мой след, если Штумм и Адольф будут молчать.

Клаус. Они-то будут молчать. А вот твоя красотка в один прекрасный день, когда ей все надоест, пойдет и запоет шутки ради.

Макс. Она этого никогда не сделает.

Клаус. (в еще более язвительном тоне). А мы должны жить, затаив дыхание, и надеяться только на то, чтобы ваша любовь никогда не кончилась.

Берт спокойно пытается убедить Макса.

Берт. Ты должен сдержать слово, Макс. И довести расследование до конца. Ты должен привести сюда свою свидетельницу и передать ее нам.

Макс смотрит прямо в глаза Берту и с горькой иронией отвечает.

Макс. Игра в суд меня больше не интересует. И я никогда не отдам свою свидетельницу на ваше попечение.

Берт увидел в глазах Макса такую решимость, что не осмеливается продолжать.

Клаус. Суд — это не игра.

Макс. Напротив, это настоящее фиглярство. Вот что это такое.

Клаус выходит из себя и кричит.

Клаус. Это ты фигляр, ты и твоя шлюха!

Макс бросается на Клауса, но Берт останавливает его.

Берт. Не ссорьтесь! Давайте еще поговорим, а потом выслушаем Ганса.

Клаус поправляет на себе пиджак. На террасе появляется Курт, он тяжело дышит.

Курт. Нашли, куда забраться, черт возьми. Сюда даже лифт не доходит.

Клаус поправляет галстук и с презрением говорит Максу.

Клаус. Я так и предполагал, что совещание будет весьма оживленным и никто не будет услышан.

Курт. А с чего это вы вдруг так неожиданно собрались?

Клаус. Ганса нет в городе, и я был вынужден позвать тебя. Макс у себя дома прячет опасную свидетельницу и, мало того, не желает окончательного расследования его дела.

Курт. Суд состоится. Макс, развей мои сомнения, скажи честно: ты что, стал коммунистом?

Макс заливается смехом.

Макс. Все то же обвинение, я слышал его, даже когда дело касалось новорожденных.

Добсон. Макс, ты же один из нас, ты ведь ни какой-нибудь паршивый пораженец, ты уважаемый человек.

Макс (иронически). То есть как был дурным, так дурным и остался.

Добсон. Я тебе не позволю издеваться...

Берт (пытаясь примирить всех). Успокойтесь. Макс хочет жить тихо, мирно, и он имеет на это право. Пойми, Макс, мы ведь тоже хотим того же: жить спокойно, как нормальные граждане. У каждого из них почтенные профессии. И даже у меня (смеется.), бывшего балеруна, и то уважаемая должность... Ты, если бы хотел, мог бы сделать себе другую карьеру... Да и сейчас еще не поздно.

Макс. На это были свои причины, Берт. Я вел себя, как крот, предпочитая работать по ночам... (как бы разговаривая с самим собой.)... Просто при свете дня мне было жутко стыдно...

Макс действительно очень неуютно чувствует себя на свету. Клаус смотрит на него, как на червя, подходит к нему и торжественно заявляет.

Клаус. А нам не стыдно. Нам выпала честь быть офицерами самого важного подразделения третьего рейха, и если нам суждено будет воскреснуть, мы в точности повторим то, что совершили...

Макс с притворно серьезной миной выбрасывает руку в нацистком приветствии и щелкает каблуками.

Макс. Зиг хайль!

Курт, Берт и Клаус, застигнутые в врасплох, автоматически отвечают на приветствие.

Все. Зиг хайль!

Ухмылка Макса превращает торжественную минуту в фарс. Оскорбленные шуткой, все смотрят на Макса с раздражением. Только Берт, как всегда, очарован Максом. Макс уходит с террасы, почти радостно махнув рукой на прощание.

Лючия поставила пластинку. Это Фламенко. Бросила на кровать платье из скупки, надела испанский наряд. Танцует посреди комнаты, поглядывая в зеркало. Макс открывает дверь, в руках у него покупки, за ним следует посыльный, также с покупками в руках.

Макс. Приходила полиция, тебя ищут по заявлению мужа...

Лючия курит и не проявляет особого интереса к его словам.

Макс. Меня тоже допрашивали. Почему уехала, куда уехала. Кучу вопросов задали. Я вне подозрений. Клаус их убедил, что я уж точно ничего не знаю. Клаус это умеет. Я бросил работу, покинул гостиницу. Только тебя я не хочу покидать.

Звонок в дверь. Макс открывает. Это посыльный с коробкой в руках.

Макс. Поставь туда... Давай счет.

Посыльный ставит коробку на пол и протягивает счет. Макс достает бумажник и платит. Он не успевает положить бумажник в карман, как из квартиры напротив выходит его соседка с собакой. Соседка первой здоровается с Максом, взгляд ее падает на замок в его двери.

Соседка. (Обеспокоено). Так значит что-то произошло! Вы же сменили замок! Из-за воров?

Посыльный прощается, приподняв шляпу.

Макс. Старый уже просто износился. Пришлось поменять.

Посыльный. Я пошел...

Макс. Хорошо, Карл. Не забывай каждое утро подсчитывать расходы и...

В это время собака вырывается из рук хозяйки и пытается вбежать в квартиру Макса. Соседка бежит за собакой и уже готова сунуться в квартиру Макса.

Макс. Собака! Держите свою собаку ради Бога.

Макс резко останавливает собаку, рывком отдает поводок хозяйке и закрывает дверь перед ее носом. Набрасывает цепочку и входит в комнату. Лючия посреди комнаты возится, как ребенок, с всевозможными коробками, свертками, которые принес Макс.

Макс. Это тебе не игрушки!

Макс раскладывает вещи на кухне.

Макс. Какое-то время лучше не выходить из дома...

Лючия. Ты боишься?

Макс. А тебе советую даже не высовываться в окно.

Лючия. И когда это кончится?

Макс. Для тебя хоть сейчас, если ты обратишься в полицию.

Лючия смеется и пожимает плечами. Звонит телефон. Макс вырывает шнур.

Около бара напротив дома Макса останавливается машина, в которой сидят Штумм и Клаус. В машину садится Адольф, а Штумм выходит. Смена наружного наблюдения.

Штумм. Ты опаздываешь!

Адольф. А ты, значит, время засекаешь?

Клаус. Прекратите!

Консьерж из дома Макса переходит улицу и заходит к себе в каморку. Клаус наблюдает за ним.

Лючия кормит кота Макса, крошит печенье в миску с молоком. Макс говорит по телефону.

Макс. Колбасная лавка Грубера? Позовите Якоба... Якоб? Мне так и не доставили то, что я заказывал тебе вчера.

Якоб. Я послал мальчишку, но твой консьерж сказал, что ты уехал.

Макс в ярости.

Макс. Это вранье! Я здесь! Скажи мальчишке, пусть сразу поднимается ко мне наверх.

Якоб. Хорошо, сейчас пошлю, только успокойся.

У прилавка стоит Штумм и смотрит в глаза Якобу. Якоб кладет трубку.

Штумм. Спасибо Якоб.

Якоб (серьезно). Это мой долг.

Макс бросает трубку, пробормотав: «Сукин сын». Потом выходит, хорошенько закрыв за собой дверь.

Он идет ругаться с консьержем.

Дойдя до его каморки, застывает на месте. Там Клаус. О чем они разговаривают, не слышно. Консьерж показывает Клаусу большой снимок в рамке. Это изображение в форме. Клаус смотрит на фотографию и кивает при каждом слове консьержа...

Макс понимает, что консьерж уже на их стороне. Он возвращается домой.

Он возвращается домой, идет в кухню, пересчитывает скудные запасы еды.

Макс. С этой минуты мы должны все стрсго нормировать.

Лючия никак не реагирует.

Санаторий профессора Ганса Фоглера. Это огромный особняк в стиле гостиницы «Отель дель Опера»: и то и другое — творение Отто Вагнера. Санаторий расположен в огромном парке и огорожен высокой стеной. В саду много больных в белых одеждах. Кто-то просто прогуливается, кто-то с детский непосредственностью психических больных играет с медсестрами. Три-четыре медсестры наблюдают за больными. Среди пациентов мы видим Грету, вдову Марио. Она с тупым видом (ее напичкали транквилизаторами и психотропными препаратами) сидит на скамейке.

Ганс прогуливается с Клаусом, который посвящает его в подробности дела Макса.

Клаус. ...Вот уже три недели, как ему доставляют ни грамма съестного...

Ганс. А в доме никто не догадывается?

Клаус. Мы держим все под контролем. Да, мы должны будем как-то отблагодарить консьержа.

Мячик какого-то старичка подкатывается к ногам Ганса, он поднимает его и протягивает пациенту.

Ганс. Генерал, ваша бомба...

Генерал выхватывает мячик из рук Ганса и продолжает вполне серьезно играть. Ганс оборачивается к медсестре.

Ганс. Как он сегодня?

Медсестра. У генерала сегодня плохо со стулом.

Ганс. Вы ему дали таблетки?

Медсестра. Он их выплевывает.

Ганс. Значит, сделаем укол. Спасибо, Тильда.

Ганс и Клаус проходят дальше.

Клаус. И когда, ты думаешь, следует действовать?

Ганс. Подождем еще немного.

Клаус. И сколько же они могут еще держаться?

Ганс. Это зависит от обстоятельств... Однако я хочу, чтобы он остался в живых. Я хочу вылечить его. Суд мы устроим здесь, у меня...

Клаус. А что будет с ней?

Ганс. После суда, после того, как она выступит свидетелем обвинения в присутствии Макса...

Клаус. (Перебивает). А она пойдет на это?

Ганс. Пойдет... Она припомнит все, что Макс творил в лагере... Так поступали все, даже те, кто поначалу упорствовал... Как например, мой свидетель, ты помнишь?

Клаус. Здесь другое дело! Она так любит Макса...

Ганс. Возможно... не знаю.

Клаус. Она точно не будет свидетельствовать против него.

Ганс раздумывает.

Ганс. Верно. Что творится у нее в голове... я никак не могу постичь.

Клаус. Я считаю, что пора действовать, Ганс.

В квартире Макса беспорядок. В мойке на кухне стопка грязной посуды. Стол не убран. Постель разобрана. Макс выносит мусорное ведро на небольшую террасу, выходящую во внутренний дворик. Здесь валяются пустые бутылки, стоит еще одно мусорное ведро. Он пытается навести хоть какой-то порядок, отодвигает бутылки, чтобы освободить место. Вдруг совсем близко раздается глухой выстрел. Макс оборачивается и видит дырку в стене. Охваченный ужасом, он пытается вбежать в комнату, но спотыкается о бутылки и ящики. Раздаются глухие выстрелы: явно стреляют с глушителем, одна пуля задевает руку Макса. На его лице — гримаса боли. Он подносит руку ко рту — зализать рану.

Лючия еще спит. Макс идет на кухню, ищет аптечку. Находит, открывает и видит, что она полупустая. Там только вата, аспирин, какие-то коробочки, порошки. Макс прикладывает вату к ране. Затем начинает отламывать кусочки оставшегося хлеба, и, наконец, будто охваченный безумием, начинает баррикадировать мебелью входную дверь, опасаясь вторжения. Лючия, воспользовавшись моментом, протягивает руку за кусочком хлеба.

Макс. Не трогай!

Лючия испуганно отдергивает руку и вновь ложится. Глаза ее полны ненависти. Звонит телефон. Макс спешит поднять трубку — он надеется на помощь. На другом конце провода Оскар, его коллега, дневной портье из гостиницы. Он звонит из телефонной будки.

Оскар. Макс, это Оскар. Ты искал меня?

Макс. Да, спасибо тебе. Ты откуда звонишь, из гостиницы?

Оскар. Нет... понимаешь, оттуда я не могу звонить...

Макс. Понимаю. Прекрасно понимаю. Это неважно.

Оскар. Чего ты хочешь?

Макс. Оскар... послушай, я в безвыходном положении. Ты не мог бы...

Оскар. Макс, мне очень жаль... Но я дал слово... Я не могу...

Макс. Ты чего-то боишься?

Оскар. Ты сам знаешь, я не хочу... я не хочу впутываться... Ты понимаешь, что я хочу сказать... Макс, мне должны вот-вот назначить пенсию как ветерану войны.

Макс (смеется). Ну, конечно... Спасибо, Оскар... Спасибо.

В постели полусонные Макс и Лючия, они совсем ослабели. Лючия, не отрывая глаз, смотрит на вазочку с мармеладом. Не в силах побороть искушение, она встает с кровати, хватает вазочку и начинает поглощать мармелад, готовая съесть, кажется, и саму вазочку. Макс наблюдает за ней, полуприкрыв глаза. С террасы раздается кошачье мяуканье. Дверь закрыта с тех пор, как ранили Макса. Лючия зазывает кота, гладит его...

В машине на улице Штумм дает знак Адольфу. Тот смотрит наверх, опускает стекло, целится из револьвера. Лючия ничего не замечает. Берет кота на руки и вносит его в комнату как раз вовремя. Шутки ради кладет кота на шею Максу. Макс слегка вздрагивает, открывает глаза. Смотрит сначала на кота, потом на смеющуюся Лючию с вазочкой в руках. Поглаживая кота, встает и направляется к Лючии. Лючия убегая, смеется, хотя она боится, что ее будут бить. Макс догоняет ее и жестом показывает: «Отдай вазочку». После непродолжительной борьбы, когда вазочка падает и разбивается, Макс собирает пальцами мармелад с ковра. Лючия подбирает донышко вазочки с сохранившимся мармеладом. Она засовывает в рот осколок вазочки, чтобы облизать его. В это время Макс хватает ее за руки. Лючия вот-вот может порезать губы и лицо. Ей становится страшно, но тут же она бросает ему вызов: пытается одними губами очистить осколок вазочки от крошек мармелада. Макс смотрит на нее и не мешает. Теперь Лючия пытается освободиться от стекла, но Макс не дает ей шевельнуть руками. Напряжение длится несколько секунд, наконец, Макс вытаскивает стекло. Отчаяние, борьба, еда придают Лючии смелости — она начинает соблазнять Макса. Макс в восторге: как будто бы он заранее знал, чем это закончится.

Макс кормит Лючию из ложечки. Она покорно глотает. Вокруг страшный беспорядок. Макс оценивающе смотрит на Лючию. У нее отсутствующий вид, она неряшлива и голодна. Макс начинает отчаянно искать еду: в холодильнике, на столе — все пусто. Он идет к двери, отодвигает шкаф. Смотрит на лестничную клетку сквозь дверной глазок. Убедившись, что никого нет, выходит и подбегает к дверям соседки. Звонит. Некоторое время все тихо, затем раздается собачий лай. Соседка, накинув цепочку, приоткрывает дверь. Макс роется в бумажнике.

Макс. Госпожа... я не могу выйти. У вас не найдется чего-нибудь поесть? Вот возьмите... Купите мне...

Соседка. А почему бы вам самому не сходить? Вы что, больны?

Макс. Там у меня в квартире человек болен...

Соседка. К сожалению, я сегодня не собираюсь выходить.

Макс. Но... это так необходимо... что-нибудь поесть...

Соседка. Я же вам сказала, сегодня я никуда не собираюсь идти.

В конце коридора в гостиной на диване Макс вдруг замечает Адольфа, раздетого по пояс.

Макс. Подождите минутку.

Женщина, недовольная тем, что Макс увидел молодого человека, пытается захлопнуть дверь. Макс успел просунуть ногу. Адольф вызывающе смотрит на Макса и подходит к двери. Отталкивает соседку.

Адольф. Я здесь из-за тебя.

Макс. Принеси мне что-нибудь поесть.

Адольф. Сию минуту. Только отдай мне ее.

Макс вскрикнув от ярости, ногой, которой он держал дверь, бьет его в пах, Адольф кричит от боли и закрывает пах руками. Соседка успевает захлопнуть дверь перед носом Макса.

Номер графини Штайн. Хорн делает графине массаж. В отдалении сидит Клаус с рюмкой в руке.

Графиня. Клаус, не пей один...

Клаус, засмеявшись, наливает и ей.

Хорн. Мадам, моя битва с алкоголем, кажется бесполезна... Вот он, здесь. (Указывает на печень.)... я его чувствую... А здесь вот... все пирожные. (Трогает бедра.) И как бы я ни старался, мне это не согнать...

Клаус. Эрика, он тебе ни разу не звонил?

Графиня. Ни разу. Дурак неблагодарный... (Смотрит ему в глаза.) Вы не посмеете тронуть хоть один его волос. Вам отольется...

Клаус. А почему бы тебе самой не позвонить ему?

Графиня. Я об этом думала. Но как только вспомню, какое у него было выражение лица, когда он рассказывал мне про свою «девочку», меня как заклинивает.

Клаус. А может, попробуешь? А, Эрика?

И Клаус протягивает ей телефон. Графиня поначалу в замешательстве, но потом решается.

Графиня. Хорн?.. Халат... До завтра.

Хорн подает ей халат. Он недоволен, что прервали его работу. Выходит из номера.

Квартира Макса. На кухне на полу сидит Макс. Он смотрит на кастрюльку с водой, стоящую на плите. Звонит телефон. Он с трудом поднимается и, пошатываясь, идет к телефону. Лючия поднимает трубку — она сидит рядом с аппаратом. Какое-то мгновение слушает, потом передает трубку Максу.

Лючия. Макс...

Макс берет трубку.

Графиня. А что, девочка не умеет пользоваться телефоном?

Макс. Чего тебе?

Графиня. Я хочу помочь тебе. Что я должна сделать?

Макс. Пришли коробку конфет.

Графиня. Макс, товарищи по партии не шутят...

Макс. И правда, не шутят...

Графиня. Я не хочу терять тебя. Брось все и...

Макс. Моя девочка ждет кофе, все, пока.

Графиня. Не сходи с ума. Подожди. Скажи мне...

Макс бросает трубку. Графиня страшно раздосадована. Макс на кухне наливает кипяток в две кофейные чашечки и возвращается к Лючии.

Клаус и Берт сидят за столиком. Клаус только что вернулся из телефонной будки.

Берт. Ну?

Клаус. Не отвечает. Отключил... (Пьет коньяк.) Послушай, Берт, а почему бы тебе не пригласить Макса на один из твоих спектаклей?

Берт (ностальгически). Какие это были чудесные спектакли!..

Клаус. А ты их больше не устраиваешь?

Берт. Нельзя давать спектакль, если публике он не нужен.

Клаус. А Макс?

Берт. Он и был моей публикой. И я его потерял.

Ночь. Макс и Лючия спят обнявшись. От голода им очень холодно. Лючия дрожит... Глубокой ночью их будит шум... Прекратился... Опять... Кажется, со стороны двери... А может быть окна? Макс прислушивается, затаив дыхание. Лючия прижалась к его спине. Теперь ясно, что кто-то пытается взломать дверь. Макса охватывает паника. Он встает, хватает нож и направляется к двери.

Штумму удалось взломать замок. Он пытается открыть дверь, но она не поддается. Он наваливается всем телом, но безрезультатно. Штумм, испугавшись, что его может услышать кто-то из жильцов, прекращает свои попытки. Осматривается. Ножом перерезает электрический и телефонный кабели и уходит.

Когда все успокаивается, Макс и Лючия в изнеможении падают на кровать. Макс сжимает ее в объятиях, и, кажется, она засыпает. Некоторое время спустя слышен шум отъезжающего автомобиля. Это наверняка Штумм, возвращающийся домой после неудачного взлома. Макс начеку: он прислушивается к каждому подозрительному звуку. Лючия еще крепче прижимается к нему.

Лючия. Мне холодно...

Макс ложится на нее и целует... Она отвечает на его поцелуй... На этом пылкое излияние чувств прекращается.

Невыносимый голод гонит их на кухню, где он роется в мусоре, пытаясь отыскать что-нибудь поесть. Он вынужден двигаться в полной темноте, так как Штумм перерезал провода. Он шарит на ощупь среди коробок и банок, потом облизывает пальцы, бумагу, в которую была завернута еда. Продолжает шарить в безумии... Находит чудом сохранившийся гнилой пучок зелени и начинает пожирать его, словно животное... Оставшийся огрызок он несет Лючии, разжевывает его и кладет ей в рот. Она отрешенно жует... Макс подходит к окну и открывает его. В комнату проникает ночной свет. Он смотрит на улицу, и у него возникает неодолимое желание выйти в окно, освободиться. Вдруг в неожиданном порыве он отодвигает шкаф от двери, подходит к Лючии, приподнимает ее и начинает надевать на нее первую попавшуюся одежду. Однако тут же меняет свои намерения, возвращается к шкафу, достает девичье белое платье и надевает на нее. Обессиленная и дрожащая, Лючия радуется, как ребенок, а он продолжает одевать ее: белые носки, белые туфельки. А затем Макс надевает на себя офицерскую форму.

Макс и Лючия выходят на улицу. У нее вид девочки-невесты. Она крепко вцепилась в его руку, чтобы не упасть... Улица пуста. Во всяком случае, кажется пустой. Они подходят к машине. Он открывает дверцу, помогает ей сесть. Поправляет на ней платье и садится за руль. Машина трогается. Он держит ее руку в своей. Они совершенно спокойны.

Берт и Адольф заснули в своей машине, их будит шум мотора. Они тут же отправляются в погоню. Макс их видит в зеркальце, но это абсолютно его не трогает. Он спокоен и едет на той же скорости. Он включает радио, и они слушают музыку.

Рассвет застает их в поле. Они медленно идут по траве, рука об руку, как жених с невестой.

Их настигают выстрелы.

Они падают в траву.