Ночной всадник

Глава 4 Цепь

Едва войдя в дом, они столкнулись с высоким темноволосым мужчиной с глубоко посаженными темными глазами. Его загорелая кожа приобрела бронзовый оттенок, и он мог бы показаться красивым, не будь его черты так резко вырезаны и грубо отделаны. Довольно длинные волосы незнакомца развевались сквозняком из открытой двери. В нем было что-то диковатое, и сердце Рэндалла дало сбой. Когда мужчина увидел девушку, то его лицо сразу просветлело, но при взгляде на Бирна свет погас.

– Ты не нашла доктора, Кети? – спросил он.

– Доктора Хардина нет, и я привезла вместо него доктора Бирна.

Высокий мужчина лениво осмотрел Рэндалла с головы до пят и протянул широкую ладонь:

– Как поживаете, док?

Бирн решил, что все мужчины в горах очень большие. Такие физические размеры несколько раздражали. Они постоянно вынуждали его защищаться. Он то и дело извинялся перед самим собой и суммировал собственные достоинства. Сейчас у него возникла более серьезная причина для недовольства. Совершенно очевидно, что мужчина не принял всерьез незнакомого доктора.

– А это, – продолжала Кети, – мистер Дэниелс Бак. Есть новости?

– Почти нет, – покачал головой Бак. – Когда наступил вечер, он сказал, что ему, кажется, холодно. Я накрыл его пледом. Тогда он просто сидел, уставившись в никуда. Но недавно начал нервничать.

– Что он делал?

– Ничего. Я только чувствовал, что он возбужден. Примерно так же, как лошадь, перед тем, как собирается понести.

– Вы хотите пройти в свою комнату, доктор, или пойдете к нему прямо сейчас?

– Сейчас, – решил Бирн и последовал за Кети через прихожую.

Интерьер комнаты напомнил Рэндаллу скорее неовикторианский стиль, чем привычное для горной провинции оформление. На полу лежал ковер, сплетенный из нитей всевозможных цветов, но подобранных в грубоватый узор: красный в центре и серо-голубой по краям. Обитые зеленой тканью неглубокие стулья меняли цвет на мышиный, когда свет падал на подлокотники и спинки, и заставляли ваши колени торчать по-идиотски далеко и высоко. В одном конце комнаты Бирн увидел застекленный шкафчик, заполненный морскими раковинами и безделушками, а над ними крест в стеклянном ящике, окруженный веночком из роз. Большую часть стены заполняли гравюры, на которых изображалось все что угодно – начиная Ниагарским водопадом и заканчивая леди Гамильтон. Другой угол комнаты занимала картина с изображением лошадей, финиширующих ноздря в ноздрю. Художник изобразил благородных скакунов существами с огромными крупами и мускулистыми спинами, плавно переходившими в тонкие ножки фавнов. Эти животные летели словно птицы, приняв самые странные позы: передние копыта поднимались выше голов, а задние доставали до кончиков хвостов. Жокей на первой лошади сидел совершенно спокойно, но тот, что проигрывал, размахивал плетью и выглядел механической куклой из-за своих ярко-розовых щек. Вдоль дорожки в грациозных позах стояли мужчины в очень облегающих брюках и дамы с обнаженными плечами и туго затянутыми талиями. Вся компания опиралась на трости или сложенные зонтики и даже развернулась спинами к дорожке, словно считая свою беспечную болтовню более интересной, чем стремительный финиш.

Под ужасающим действием и еще более ужасающим покоем этой картины на кушетке полулежал больной, обложенный подушками и завернутый в индейское одеяло.

– Папа, доктора Хардина нет в городе, – сообщила Кети. – Я привезла доктора Бирна, он недавно приехал.

Больной медленно повернул к посетителям седую голову, и его густые брови слегка поднялись и опустились – мимолетная тень раздражения мелькнула на его очень суровом лице, обрамленном длинными белыми волосами, словно окутанном арктическим холодом. Больной был худым, ужасно худым, но все же не таким, как Бирн. Невероятная худоба мужчины подчеркнула размеры высокого лба и заставила божественно сиять его глаза. Рэндаллу хватило только одного взгляда, чтобы оценить беспокойство, о котором упоминала Кети. Он словно ощутил огонь, пылавший в Джозефе Камберленде и пожиравший тело старика. Больной терпеливо отнесся к осмотру, и доктор нашел его пульс слабым, быстрым, но ровным. Температуры не наблюдалось, небольшой жар легко объяснялся скоростью пульса.

Бирн содрогнулся. Он работал в основном в лабораториях и редко сталкивался со смертью, но старик именно умирал. Смерть могла прийти через неделю или через месяц, но больной неминуемо погибнет. Огонь все еще пылал в старом ковбое, но для него уже не осталось топлива.

Бирн снова взглянул на старика, но более внимательно. Огонь без топлива!

Рэндалл что-то тихо про себя воскликнул, нагнулся, чтобы осмотреть Джозефа Камберленда. Доктор словно восхищался больным.

Внезапно он выпрямился и принялся расхаживать по комнате, размышляя вслух. Кети внимательно прислушивалась, стараясь разобрать слова. Рэндалл быстро повторял:

– Эврика! Эврика! Я нашел!

Нашел что? Триумф духа над материей.

На кушетке лежал мертвец. Сердце билось не так, как у нормальных людей, руки заледенели, даже само тело остыло, однако человек жил.

Или, точнее, жил его мозг, заставляя подчиняться измученное и изнуренное тело. Доктор Бирн снова повернулся и взглянул в лицо Джо Камберленда. Ему казалось, что он понимает, куда устремлен ясный взгляд больного, освещенный постоянным отчаянным вызовом, не допускавшим гибели тела.

Все вокруг изменилось для Рэндалла Бирна. Девушка исчезла. Стены комнаты растаяли. В него вглядывались глаза мира, а великие мудрецы мерили шагами комнату рядом с доктором, покачивали головами и повторяли: «Это невозможно».

Но перед ними лежал факт, опровергавший все.

Прометей украл огонь с небес и заплатил за него вечной смертью. Старик же платить отказался. Вовсе не наблюдалось комы или транса, Джо выглядел живым, абсолютно живым. Он день ото дня терял силы в страшной битве, особенно ужасной из-за того, что происходила она в тишине. Камберленд не мог получить ни помощи, ни поддержки, не мог победить, мог только отсрочить поражение.

Да, мудрецы улыбались бы и качали головами, если бы Бирн представил это дело их вниманию, но доктор так точно и аккуратно вел записи и имел стольких свидетелей, что мудрецам пришлось бы признать истинность его слов. И науке, заявившей, что материя неразрушима, что сознание материально, что мозг нуждается в пище, как любая другая мышца, придется склонить голову и задуматься.

Взгляд Кети заставил Бирна остановиться. Возбуждение преобразило доктора. Его ноздри вздрагивали, глаза светились. Он быстро дышал и раскраснелся как римский воин. Такое волнение вызвало ответный румянец на щеках девушки.

Она предложила проводить Бирна в его комнату, как только тот пожелает. Он согласился. Ему хотелось остаться одному и подумать. Но когда они покинули спальню больного, хозяйка остановилась в прихожей. Бак Дэниелс топал за ними, тщетно пытаясь идти медленно.

– Ну? – спросила Кети.

Войдя в дом некоторое время назад, она сбросила голубую накидку, и ощущение мальчишеской самоуверенности, наполнявшей его в дороге, исчезло. Рэндаллу пришлось теперь столкнуться с чем-то более сложным. Если при первой встрече с Кети ему показалось, словно подхваченный блеском зеркала солнечный луч ударил его по глазам, то теперь девушку окутывали пастельные тона, так как в плохо освещенной прихожей волосы Кети потускнели, лицо побледнело, даже глаза затуманились страхом. Хотя Бирн и почувствовал ее близость, но все тепло пропало под натиском холода окружавшей опасности.

– Существует мнение, – произнес доктор, – что заключение после первого осмотра неточно, хотя не стоит все же пренебрегать ценностью первого впечатления. Самое большее, что я вправе вам сообщить, следующее: по всей вероятности, не существует непосредственной угрозы, но мистер Камберленд серьезно болен. Кроме того, причиной является отнюдь не его возраст.

Безусловно, Бирн не собирался выкладывать все, что думал, – время еще не пришло. Девушка вздрогнула. Сейчас она напоминала ребенка, ожидавшего сурового наказания за проступок, им не совершенный. Доктор смутно осознавал, что подобные новости следует преподносить помягче, и добавил:

– Мне наверняка понадобится еще осмотреть больного, прежде чем я приду к определенным выводам и назначу лечение.

Кети посмотрела мимо доктора, и сразу же тяжелыми шагами приблизился Бак Дэниелс.

– По крайней мере, – выговорила она, – я рада, что вы честны. Не хочу, чтобы от меня что-либо скрывали. Бак, ты не проводишь доктора в его комнату? – Она слабо улыбнулась. – Это очень старомодный дом, мистер Бирн, но надеюсь, что мы сможем устроить вас достаточно удобно. Просите обо всем, что вам понадобится.

Рэндалл поклонился. Кети предупредила, что обед подадут через полчаса, и вернулась в комнату, где лежал Джо Камберленд. Девушка шла медленно, опустив голову, словно несла тяжкий груз. Бирн последовал за Баком вверх по лестнице. Шествие сопровождалось позвякиванием шпор с огромными колесами, способными мертвой хваткой вцепиться в бока непокорной лошади.

Бак вошел в комнату и пошарил над головой, прежде чем зажег лампу, подвешенную к потолку на двух цепях. Ее круглая горелка светила не хуже электролампочки и озаряла все детали старомодной спальни: голую окрашенную дверь, кровать с четырьмя столбиками – архитектурный реликт тех времен, когда кровати строили, а не просто делали. Здесь также стоял комод с пухлой передней стенкой и висело прямоугольное зеркало в золоченой раме. Ветер задувал в окна и раскачивал кружевные занавески. Комната выглядела очень уютной, и при одном лишь взгляде на кровать доктор сразу вспомнил о гудевших мышцах и тяжелой голове.

Порыв ветра, словно невидимая призрачная рука, распахнул дверь в смежное помещение, и, пока дверь медленно и таинственно ползла, доктор заглянул в соседнюю комнату. Он разглядел только тот угол, куда падал свет от лампы. На полу лежало нечто пластичное и коричневое. Сначала доктор принял это за змею, но затем понял, что перед ним огромных размеров цепь, одним концом прикрепленная к стене. Другой конец заканчивался стальным ошейником не менее впечатляющих размеров. По всему телу доктора пробежали мурашки.

– Черт! – взорвался Бак. – Как эта дверь открылась? – Он яростно захлопнул ее. – Она снова ходила туда, полагаю, – хмурясь, пробормотал ковбой.

– Кто? – поинтересовался доктор.

Дэниелс отмахнулся.

– Не ваше… – горячо начал он, но вдруг смолк и тяжелыми шагами удалился.