Ночные крылья. Человек в лабиринте. Полет лошади

1

Весь Вилширский бульвар полностью был предоставлен пешеходам.

В прежние времена начерченные вдоль тротуаров белые линии и выступающие поребрики предназначались для безопасности пешеходов, как бы отделяя их от проезжей части. За долгие годы на бульваре даже выросли деревья. Белые линии остались только для велосипедистов.

Для пешеходной улицы Вилшир был слишком широк. Казалось, что люди, не исключая тех, кто ехал на велосипеде или мотоконьках, сиротливо жмутся по краям дороги: ведь он был рассчитан на автомобильное движение.

Сохранились давно никому ненужные дорожные знаки. Когда-нибудь городским властям придется навести здесь порядок.

Джерибери Джансен жил в пристройке, где раньше располагался прибрежный мотель, как раз на пути из Бейкерсфилд в Сан-Франциско. В былые годы теплыми ночами «Отдых в тени» заполнялся автомобилистами, платившими за комнату в этом райском уголке по десять долларов с носа. Теперь он стал отличным многоквартирным домом с бассейном и всем, что полагается для комфорта жильцов.

Когда Джерибери вышел из своей квартиры, в трансляторе находилась девушка. Он успел лишь скользнуть по ней взглядом, как она исчезла. Джанис Вулф. Жаль, что он не вышел чуть раньше… она ведь даже не видела его.

Возле транслятора редко кто-нибудь задерживался надолго, поэтому здесь никто ни с кем не встречался.

Это ведь не клуб, где назначают свидания. Транслятор перемещений представлял собой стеклянный цилиндр с закругленной крышей. Все необходимое оборудование скрывалось под полом, а на уровне грудной клетки помещался жетоноприемник и кодонабиратель, такой же, как на кнопочных телефонах.

Джерибери вставил свою кредитную карточку ЦИА в прорезь чуть ниже жетоноприемника, нажимая на соответствующие кнопки, набрал код и выдернул карточку. Через долю секунды он уже шел по коридорам здания Центральной Информационной Ассоциации, которая находилась в самом центре Лос-Анджелеса.

В огромном офисе царило полное запустение. Вся его площадь использовалась полностью только один раз, несмотря на то, что десятки сенсаторов стекались сюда, но каждый на несколько секунд. Одна стена состояла из выстроенных в ряд трансляторов перемещений, а в самом конце находился стол босса.

Малоподвижная работа и солнце Невады сделали свое дело — Джордж Бейли располнел, а его кожа покрылась стойким южным загаром. Каждое утро он добирался к месту службы с помощью дальнобойных трансляторов, находившихся в «Лос-Анджелес Интернейшнл».

Увидев Джерибери, он молча помахал рукой. Значит, сегодня все будет как обычно. Джерибери взял одну из камер, перекинув через плечо мягкий ремень. Внимательно изучив несколько вывешенных над столом листков с рядами цифр, он выбрал один.

Затем быстро отошел в сторону, чтобы не столкнуться с тремя своими коллегами-сенсаторами, выходившими из трансляторов. Приветствуя друг друга кивком головы, все расходились в разные стороны. Когда он подошел к двери, перед ним в транслятор проскользнула какая-то женщина. Ничего не поделаешь — час пик. Он улыбнулся ей, занял соседний транслятор и, заглядывая в путевой листок, набрал код.

В это утро он ни с кем даже словом не перекинулся.

Восточный конец Вилширского бульвара представлял собой обычное Т-образное пересечение высоких блочных строений. Уже нажимая на кнопки, Джерибери оглянулся. Ничего сенсационного? Кажется, нет. Он старался давить на кнопки шариковой ручкой, но это не помогало, на пальце образовалась непроходящая мозоль.

В столь ранний час улицы сити были совершенно безлюдными. Затем перед глазами Джерибери начали мелькать автомобили, двигавшиеся по шоссе Пасадена-Харбор. Выйдя из транслятора, он пару минут наблюдал за работой грузовиков и бульдозеров, покрывших эту часть дороги слоем рыхлой земли. «Старым машинам найдено новое применение» — так это событие уже охарактеризовали его коллеги-сенсаторы. Он двинулся дальше.

Все трансляторы походили друг на друга как две капли воды. Он чувствовал себя так, словно находился в кинозале с круговой панорамой и наблюдал за всем происходящим вокруг. Он привык к тому, что действительность напоминает кадры кинопленки, меняющиеся с головокружительной быстротой. Он направился западнее Вилшира в ожидании какого-либо случая, сенсации.

Такой способ сбора сенсационных новостей зарекомендовал себя как самый дешевый и эффективный. ЦИА могло позволить себе содержать помимо постоянного штата лишнюю дюжину сенсаторов, работающих по договору. Временные сотрудники получали небольшую зарплату плюс премию за каждую сообщенную сенсацию и еще премии за новости, вошедшие в выпуск. Сумма получалась довольно кругленькая, а после того, как руководство ЦИА упорядочило коды, выросла еще больше. Последовательное передвижение по определенному маршруту давалось сотрудникам легче и быстрее.

Джерибери знал Вилшир как свои пять пальцев. Ему было двадцать восемь лет, и он еще помнил, как здесь ходили легковые автомобили и грузовики и подмигивали прохожим одноглазые светофоры. Город, конечно, стал совершенно другим, но больше всего изменился этот бульвар.

Набирая код, Джерибери не переставал думать о происшедших переменах. В Браун Дерби старую автостоянку переоборудовали в небольшую площадку для игры в гольф. В ближайшее время та же участь ждала и все остальные. Он связался с Бейли, которого не заинтересовало это сообщение Джерибери.

Миракл Майл, самый живописный из окружающих районов, неожиданно оказался очень модным — «охотники за покупками» толпились возле трансляторов, многие предпочитали идти пешком, чтобы не стоять в очереди на перемещение. Создавалось впечатление, что пешеходы разделены на определенные возрастные группы — взрослые сиротливо жались к поребрикам, а подростки невозмутимо разгуливали по середине улицы. Джерибери уже не раз замечал в действиях людей подобные странности. А все дело было в том, что он сам с детства был приучен переходить улицу только в указанных местах и по соответствующему сигналу светофора. Эта привычка до сих пор иногда давала о себе знать, и он смотрел по сторонам, прежде чем ступить на бывшую проезжую часть.

Джансен двинулся дальше на запад в соответствии с заданными в листке координатами.

Молл стал пешеходной улицей еще тогда, когда трансляторы перемещений являлись лишь теоремой квантовой механики. Целые кварталы здесь занимали магазины, рестораны и театры, размещенные в невысоких зданиях с просветами голубого неба между ними.

Трансляторы перемещений были расставлены в этом районе на каждом шагу. Вокруг них бурлила жизнь. Прохожие сновали туда-сюда. Даже наличие у некоторых складных велосипедов не мешало им использовать трансляторы. Для экономии времени многие держали в руках кошельки с жетонами. После полудня на этих пятачках начиналось настоящее столпотворение — десятки людей, толкая друг друга, атаковали трансляторы.

Спор возник на улице перед входом в магазин «Пенни Департмент». В глаза бросалась только безапелляционность и резкость полицейского, и было слышно, как пронзительно кричит высокая спортивного типа женщина средних лет. Вокруг них собралась толпа — не из-за того, что прохожих интересовал уличный инцидент, а просто спорящие перегородили тротуар, и людям приходилось обходить их. Некоторые все же останавливались узнать, в чем дело. Многие свидетели происшествия впоследствии вспоминали, как полицейский упорно повторял: «Мадам, я должен арестовать вас по подозрению в магазинной краже. Что бы ни говорили…» Пусти он вход после этого свою шок-дубинку, и ничего бы не произошло… возможно. Но и тогда их все равно окружили бы прохожие. Толпа уже запрудила весь Молл, были слышны крики, брань, оскорбления, диалоги типа: «Дайте пройти» — «Да не могу я, идиот». Напряжение нарастало. Однако разобрать хоть единое слово в этом хаосе было практически невозможно.

Джерибери Джансен оказался здесь в 12.55. Уже вставляя в прорезь кредитную карточку, он еще раз осмотрелся. Его взгляд скользнул по старым магазинам, располагавшимся в конце улицы, на секунду остановился на входе в лавку «Романофф». Может, там есть что-нибудь интересненькое? Иногда ведь здесь все-таки появляются знаменитости, о которых говорят везде — на кухнях и на заседаниях правительства. Но нет, кажется, тут нет ничего сенсационного. Он решил отправиться дальше, и вдруг его внимание привлекла толпа перед входом в лавку «Пенни» в двух кварталах отсюда.

Несколько трансляторов располагались гораздо ближе к месту происшествия, но он не знал их кодов. Джерибери вынул карточку и вышел на улицу, послав предварительно сигнал в студию, но сообщения делать не стал. Подробности случившегося можно передать и позже. Он включил камеру. Похоже, дело здесь нешуточное.

Два квартала он пробежал на одном дыхании. Еще не совсем разобравшись в случившемся, он очень волновался, что инцидент будет исчерпан до его прибытия.

Джерибери окликнул совсем молоденького, остолбеневшего от неожиданности паренька.

— Прошу прощения, сэр. Не могли бы вы рассказать, с чего все началось?

— Не-а. Извините, я сам только подошел, — сказал юноша и отошел в сторону. Нужно будет вырезать его из записи. Но окружающие их люди уже стали удивленно вертеть головами, заметив появление… худощавого молодого человека с открытым, выражавшим явное любопытство, дружелюбным лицом, увенчанным копной вьющихся мелким бесом рыжеватых волос. В глаза бросался маленький микрофон в уголке рта, миниатюрный наушник в ухе, кошелек на поясе. В руках — гиростабилизированная телекамера с микрофоном направленного действия. Сенсатор… Пара цепких глаз задержалась на нем чуть дольше остальных.

Женщина взмахнула рукой, в которой держала кошелек. Полицейский, не успев отреагировать, получил сильный удар по голове — в кошельке, совершенно очевидно, лежало нечто тяжелое.

Страж порядка упал как подкошенный.

Все произошло в считанные секунды.

Джерибери, подготавливая камеру к работе, торопливо бубнил себе что-то под нос. Вопросы, звучавшие в наушнике, отнюдь не сбивали ход его мыслей, а, наоборот, являлись как бы планом репортажа. Гиростабилизированная камера мгновенно ожила у него в руках. Она поплыла за обладательницей увесистого кошелька, которая, локтями освободив себе путь сквозь толпу, одарила Джерибери ядовитым взглядом и побежала по направлению к транслятору перемещений. Не ускользнуло от всевидящего ока камеры и то, как кто-то, в суматохе разбив витрину ювелирного магазина, схватил целую пригоршню драгоценностей и со всех ног бросился прочь.

Микрофон направленного действия зарегистрировал сигнал тревоги.

Полицейский все еще лежал на тротуаре.

Джерибери поспешил к нему на помощь. Ему неожиданно пришло в голову, что из всех присутствующих один офицер полиции наверняка знает все подробности случившегося. Голос из наушника сообщил, что на место происшествия скоро прибудут конкуренты, да и сам он уже видел выходивших из транслятора коллег, в руках которых были камеры, как две капли воды похожие на его собственную. Многих из них он знал в лицо.

Он встал на колени рядом с полицейским.

— Сэр, расскажите, пожалуйста, что тут произошло.

Человек в форме с трудом открыл глаза и ошеломленно посмотрел на вопрошающего. Затем он пробормотал нечто нечленораздельное, уловимое только высокочувствительным микрофоном. Джерибери не разобрал, что именно, из-за шума толпы. Позже, в выпуске новостей, он расслышал эту первую фразу:

— Где моя каска?

Джерибери повторил свой вопрос:

— Что случилось?

В то время, как сотрудники ЦИА опрашивали прохожих, из транслятора появилось несметное количество стражей порядка, которым пришлось пустить в ход шок-дубинки, чтобы пробраться сквозь толпу.

Некоторые из зевак, одновременно являвшихся свидетелями, покупателями и прохожими, решили побыстрее покинуть место происшествия — решение мудрое, но рискованное: окружающие трансляторы вряд ли могли одновременно обслужить всех страждущих. Каждая из этих стеклянных темниц была занята пассажиром, который изо всех сил старался изнутри открыть дверь, в то время как на нее налегали люди снаружи. Как только прибывшему удавалось вырваться на свободу, этого счастливчика в кабине тут же заменял следующий прибывший. Вот почему те, кто находился снаружи, практически не имели возможности попасть в трансляторы перемещений. Большинство прибывающих были случайными прохожими, оказавшимся здесь, чтобы просто поглазеть на происшествие. Но некоторые несли большие картонные транспаранты, ярко раскрашенные, аляповатые, с еще не высохшей краской, а у других карманы были набиты камнями.

Джерибери, стоявшему на коленях возле полицейского и пытавшемуся добиться от него хоть чего-нибудь вразумительного, послышались взрывы. Он поднял голову и понял, что прохожие взбунтовались.

— Это мятеж, — сказал он, трепеща и холодея от страха. Эту его реплику зафиксировал микрофон.

Толпа заволновалась, и он отошел подальше от магазина. Оглянувшись, он попытался разглядеть, что стало с полицейским. Если он до сих пор лежит на асфальте, он, возможно, ранен… Толпа, однако, хлынула в сторону. Люди, как ни странно, не обсуждали между собой произошедший на их глазах инцидент — обычно среди зевак всегда находятся дающие информацию и собирающие ее. Но в тот день многие сами могли рассказать о происшествии вновь прибывшим. Огромная людская масса пришла в движение.

Растрепанная молодая женщина с безумными глазами пробралась поближе к Джерибери. На ее лице отражалась борьба ярости и удовольствия.

— Легализуйте непосредственный электродный стимулятор! — закричала она, обращаясь к нему. Набрав в легкие побольше воздуха и развернув к себе стеклянный глаз и микрофон камеры Джерибери, снова провозгласила: — Узаконьте, я требую это!

Джерибери направил камеру в сторону огромной дисплейной витрины магазина «Пенни». Стекло уже успели разбить, какие-то люди, крадучись, пробирались сквозь образовавшиеся отверстия внутрь, явно не с целью что-либо купить. Джерибери поднял камеру высоко над головой и заснял воров. Не прошло и несколько секунд, как перед объективом появились три транспаранта, один из которых гласил «ТАНСТААФЛ», на другом было изображено облако в форме гриба и выведены слова «ВЛАСТЬ РАЗВРАЩАЕТ!», а содержание третьего осталось тайной для Джерибери — толпа снова отхлынула, и ему пришлось отпихивать окружающих, чтобы устоять на ногах. В тисках толпы оказались и мужчины, и женщины, и дети, и он сам мог стать одним из пойманных в ловушку.

Как это получилось? Он видел все почти с начала, но осознать не мог.

Он старался не опускать камеру, и неожиданно в кадре появился высокий, здоровый, сильно обросший детина, несущий под мышкой полдюжины двадцатидюймовых телевизоров. Вор, завидев направленную на него камеру и торжествующее лицо сенсатора, зарычал на Джансена.

Неожиданно для себя Джерибери осознал, что здесь найдется достаточно людей, которые не захотят попасть на экран. Верзила побросал свои телевизоры и локтями начал расчищать себе путь к Джерибери. Жертва средств массовой информации явно жаждала крови. Чтобы избежать расправы, Джерибери пришлось бросить камеру. Оглянувшись, он увидел, как разъяренный грабитель с размаху разбил ее о фонарный столб.

Идиот. Все равно этот эпизод, записанный на пленку, уже попал в агентства ЦИА в Лос-Анджелесе и Денвере.

Неуправляемая толпа росла и растекалась по соседним улицам, и Джерибери волей-неволей подчинился общему движению. Он думал лишь о том, как бы унести отсюда ноги.

2

Неожиданное событие на улице Молл застало органы защиты правопорядка врасплох. Полиции удалось окружить район, где сконцентрировались силы бунтовщиков. Людей выпускали из оцепления исключительно небольшими группками и только через пикеты…

На экранах телевизоров появлялись усталые, ошарашенные люди, по одному выходящие из оцепленного полицейскими квадрата. Карманы одного мужчины были набиты ворованными наручными часами. Он ничего не имел против конфискации награбленного при условии, что его отпустят восвояси. Девушка с отсутствующим взглядом ничего не выражающих глаз вцепилась руками в палку, приклеенную к измятому картонному транспаранту, от яркости красок которого осталось одно воспоминание.

— Все трансляторы перемещений в округе заперты. Оцепленная территория насчитывает четырнадцать городских кварталов. Зевак пытаются выдворить оттуда… Все происходящее будет освещаться нашими сотрудниками с вертолета, принадлежащего ЦИА…

Большинство уличных фонарей отключили — они отбрасывали на Молл причудливые тени. В окнах мебельного магазина мерцали желтоватые огоньки. Люди внизу, копошившиеся, как в муравейнике, разгневанные направленными на них с вертолета камерами, размахивали руками и, видимо, кричали что-то в адрес репортеров.

Спокойный грудной голос продолжал:

— Мы, к сожалению, не получаем сообщений с блокированной территории. В эпицентре происшествия находятся десять корреспондентов ЦИА и огромное количество полицейских, но они молчат…

— Многие мятежники вооружены. Один из вертолетов ЦИА был обстрелян еще утром, но, к счастью, рухнул за пределами обозначенного квадрата. Ответный выстрел, сделанный с другого вертолета, угодил в кирпичную стену, рядом с которой находились двое мужчин, бросившихся прочь. Нам до сих пор не известно, откуда у них взялось оружие. Полиция предполагает, что боеприпасы были украдены из находящегося на улице Молл филиала спортивного магазина Керра.

— С чего же все началось? — С голубого экрана на зрителей смотрело загорелое квадратное лицо, обладатель которого был известен во всех англоязычных странах. Сообщая хорошие новости, он расплывался в улыбке и попыхивал зажатой в передних зубах сигаретой. Сейчас он не улыбался. Выражение его лица было не просто растерянным, а скорее потрясенным.

Джерибери Джансен безучастно оглянулся назад.

Он бросил камеру и видел, как ее разбили. Кошелек и наушник он швырнул в мусорный бак. Во время мятежа выгоднее оказалось раствориться в толпе, перестать быть репортером. Прошел уже час с того момента, как его выпустили из оцепления, а он все еще бесцельно брел, куда глаза глядят. Его удручало сознание, что он практически потерял свою индивидуальность, стал безликой частью толпы.

Он остановился перед витриной магазина радиотоваров, где были выставлены телевизоры. Сквозь стекло раздавался грудной, хорошо поставленный голос Уоша Эванса:

— С чего же все началось?

Эванс исчез, а на экране появились кадры, снятые камерой Джерибери. Раздраженная толпа, обеспокоенная тем, что на пути возникло неожиданное препятствие… полицейский в синей форме, коренастая женщина с тяжелым кошельком…

— Офицер пытался арестовать подозреваемую в магазинной краже женщину, личность которой до сих пор не установлена, когда на место происшествия прибыл этот человек…

А вот и сам Джерибери Джансен с высоко поднятой над головой камерой — он попал в репортаж, снятый другим корреспондентом ЦИА.

— Берри Джером Джансен — исчезнувший сенсатор. Именно он запечатлел скандал: женщина размахнулась кошельком, полицейский упал, закрывая руками голову, — описал его своему боссу как начавшийся мятеж, — На экране возник Бейли, сидящий за своим столом в офисе в ЦИА Джерибери вздрогнул и поежился. Раньше или позже ему придется написать объяснительную записку Бейли, отчитаться за пропавшую камеру. Он отснял неплохой материал, использованный в выпуске новостей. Значит, его ждет премия… если только Бейли не захочет взыскать с него стоимость камеры…

— Джордж Линкольн Бейли выделил группу своих сотрудников для освещения инцидента. Кроме того, он пустил репортаж практически в прямой эфир, монтируя его по мере поступления информационного материала. Таким образом, каждый житель США, имеющий телевизионный приемник, получил возможность наблюдать необузданную жестокость, свидетелями которой стали видавшие виды сенсаторы ЦИА.

На экране снова появилось загорелое лицо. Потом, словно через прорванную плотину, на улицу Молл начали стекаться толпы людей, совершенно озверевших и сокрушающих все, что попадалось под руку.

— Почему? — Уош Эванс усмехнулся, показав ослепительно белые зубы. — Кажется, есть профессиональные бунтовщики, которым это дело просто по душе.

Джерибери взъерошил волосы. Он никогда не слышал, чтобы подобные события комментировались таким вот образом.

— Теперь, кажется, все стихло. Кому же хочется быть замешанным в организации мятежа? — Уош Эванс начал загибать свои длинные, тонкие пальцы с розовыми ногтями. — Во-первых, чтобы утихомирить взбунтовавшуюся толпу, необходимо огромное число полицейских. Во-вторых, как можно больше сенсаторов. В-третьих, любому желающему разрешается обратиться к общественности.

На экране, за Уошем Эвансом, замелькали транспаранты, плывущие над волнующимся морем голов. Лицо девушки, такое огромное, что был виден один рот, перекосилось от ярости, и она пронзительно закричала: «Узаконьте электродное удовлетворение!»

— Любой, у кого есть что сказать. Любой жаждущий быть услышанным. Здесь репортеры! И камеры! И общественность!

Камера в руках сенсатора задергалась. Из транслятора перемещений выходила сама Анжела Монк! Несравненная Анжела Монк, порнозвезда, совершенно непринужденно чувствовавшая себя в белом платье из редкой крупной сетки, не терявшая самообладания, пока не поняла, в какую заварушку она попала. Красотка хотела было скрыться незамеченной, но несколько сильных рук вытащили визжащую приму из транслятора до того, как она успела набрать код.

— … Есть здесь и те, кто уже однажды участвовал в подобных событиях. Таких немало. Теперь они испытывают уже не такие чувства, как в прошлые разы. Однако эти категории составляют лишь малую часть присутствующих. Сколько же людей имели глупость просто прийти поглазеть на мятежников? Немного, но они прибыли из самых отдаленных уголков США и даже из других стран. И чем больше людей собиралось на улице Молл, чем громче они спорили и скандировали, тем лучшие условия создавались для грабителей. — Эванс загнул последний палец. — А они стекались отовсюду. В наши дни можно добраться из одного конца страны в другой за доли секунды.

Теперь лицо Эванса красовалось уже на фоне иных событий. Разбитые вдребезги витрины; приглушённые завывания полицейских сирен. Зависший в воздухе вертолет ЦИА. Похожий на гориллу детина, держащий под мышкой ворованные телевизоры.

Эванс спокойно взглянул с экрана на своих зрителей.

— Вы стали свидетелями событий на улице Молл. Неопознанный магазинный воришка, скрывшийся сенсатор, принявший обыкновенную уличную стычку с полицией за мятеж…

— Господи, Боже мой! — Джерибери Джансен мгновенно очнулся от своих раздумий. — Они же обвиняют во всем меня!

— Вы не одиноки — меня тоже, — сказал Джордж Бейли. Он запустил пальцы в свои белокурые блестящие волосы, обрамляющие загорелое лицо и спускавшиеся до плеч. — Вы — второй в цепи виновников случившегося, я — третий. Если бы только им удалось найти эту женщину, которая ударила полицейского!

— Она все-таки скрылась?

— Бесследно. Джансен, вы похожи на черта.

— Мне следовало сменить костюм. В этом я снимал мятеж, — неестественно засмеялся Джерибери. — Хорошо, что вы еще здесь. Надеетесь таким образом удержаться в своем кресле?

— Нет. Мы всю ночь заседали на конференции; разошлись только минут двадцать тому назад. Черт побери этого Уоша Эванса! Вы слышали…

— Кое-что.

— Пара директоров хотят уволить его. Однако это будет похоже на древний метод тушения пожара с помощью бензина. Внесены и более мудрые предложения… Вы были у врача?

— Со мной все в порядке. Отделался легкими ушибами… устал и проголодался. Я потерял камеру.

— Вам еще повезло, что сами остались живы.

— Я знаю.

Джордж Бейли сложил руки на груди.

— Жаль, что именно я должен сообщить вам об этом. Нам больше не потребуются ваши услуги, Джансен.

— Что? Вы увольняете меня?

— Да. Давление общественности. Мне не хотелось бы обманывать вас. Короткий репортаж Уоша Эванса сделал свое дело. Получается, что вы спровоцировали мятеж на улице Молл. Лучше всего, если мы сможем сообщить, что за это вас лишили работы.

— Но я ни в чем не виноват!

— А вы подумайте обо всем, что произошло. — Бейли смотрел мимо него. — Я тоже несу ответственность за случившееся. Администрация ЦИА может и меня вышвырнуть отсюда вслед за вами.

— Подождите… — Джерибери замолчал и, собравшись с духом, начал снова: — Подождите минуточку. Если я правильно вас понял… А как же свобода средств массовой информации?

— Мы и это обсуждали.

— Я ничего не преувеличивал, не передергивал факты. Вначале я сообщил как раз об уличном инциденте. Когда он перерос в мятеж, я назвал его мятежом. Я что, обманул кого-то? Сказал неправду?

— Смотря с какой стороны подходить к этому вопросу, — устало ответил Бейли. — У вас была возможность направить объектив камеры в другую сторону, однако вы брали в кадр дерущихся и спорящих, а я выбирал самые захватывающие моменты. Мы с вами отлично поработали — происходящее выглядело как настоящий, хоть и маленький мятеж. Повсюду стычки! Затем все желающие попасть в самую гущу событий поспешили на Молл, как и сказал Эванс, и через какие-нибудь тридцать секунд маленький мятеж перерос в бесчинства разбушевавшейся толпы.

Он помолчал.

— Знаете, какие поступили предложения? Ввести лимит времени на сводки новостей и закон, запрещающий освещение событий до истечения двадцати четырех часов после того, как они имели место. Можете вообразить себе что-нибудь более глупое! В течение десяти тысяч лет наши коллеги стремились доносить до людей последние новости как можно быстрее и сообщать о них по возможности более полно, а теперь… Однако, Джансен, я ни черта не понимаю в проблеме свободы средств массовой информации. Мятеж так и не удалось подавить, и все винят в этом только вас. Вы уволены.

— Благодарю вас. — Джерибери, казалось, из последних сил поднялся со стула. Бейли тоже едва двигался, но к тому времени, как он успел обойти свой стол, Джерибери уже набирал код в трансляторе.

Он окунулся в темноту теплой ночи. Его мутило; он выглядел несчастным и смертельно усталым. Пробило два часа ночи. Костюм на нем измялся, порвался, в общем, был в непотребном виде.

Джордж Бейли вышел из транслятора прямо вслед за ним.

— Ну, подумали? А теперь, Джансен, давайте поговорим серьезно.

— Откуда вы узнали, что я здесь?

— Нетрудно было догадаться, что вы отправитесь прямо домой. Джансен, я не хочу, чтобы вы из-за этого переживали. На такой сенсации вы сможете сделать кучу денег. ЦИА хочет получить эксклюзивное право на ваше интервью о мятеже, вашу точку зрения. Три с половиной тысячи баксов.

— Вот уж расщедрились!

— Плюс к тому они обещают в течение двух недель выплачивать вам выходное пособие и целую кучу премий. Мы использовали большинство из отснятого вами материала. Уверен, что, когда буря уляжется, вас еще будут умолять вернуться обратно.

— Уляжется, говорите?

— Несомненно. Новости теперь устаревают мгновенно, уж я-то знаю. Джансен, почему вы не хотите заполучить тридцать пять сотен баксов?

— Вы только что изобразили меня зачинщиком мятежа на улице Молл. Почему же меня так низко ценят? Одну минуточку. Кто хочет взять у меня интервью?

— А вы как думаете?

— Уош Эванс!

— Он — человек справедливый. Вы получите право на собственную точку зрения, — заверил его Бейли. — Сообщите мне, если все-таки надумаете. У вас появится возможность защитить себя и при этом еще и получить кругленькую сумму.

— Нет, такой возможности у меня уже никогда не будет.

— Как знаете. — Бейли удалился быстрым шагом.

3

Появление трансляторов перемещений обрушилось на Эрика Джансена и его родных как гром среди ясного неба.

Вначале никто не придал этому событию должного значения.

Главе семьи было двадцать восемь лет (а Берри Джерому Джансену — три), когда «Джамп Шифт Инкорпорейшн» продемонстрировала увеличенный тоннельный эффект диода на свинцовой пластине. Эрик, увидевший это по телевизору, нашел сей проект одним из самых перспективных.

Добывание денег никогда не являлось самоцелью для Эрика Джансена. Он писал стихи, статьи и короткие рассказы, отполированные до блеска, восхищавшие узкий круг посвященных читателей; иногда продавал их нищенствующим издателям, сотрудничество с которыми казалось ему наиболее престижным. Доходы приносили лишь унаследованные им акции. Вложи он вовремя деньги в акции «Джамп Шифт Инкорпорейшн» и… Однако многие в те дни совершили подобную ошибку. Тогда такой шаг казался слишком рискованным.

Когда коммерческие трансляторы перемещений начали использовать для перевозки грузов, Эрику исполнился тридцать один год. Внедрение этого изобретения не застигло его врасплох, хотя многие не верили в чудеса до тех пор, пока они не изменили жизнь человечества. Однако Эрик Джансен относился к данному феномену с большой осторожностью.

Он обнаружил, что существуют определенные специфические ограничения на увеличение тоннельного эффекта диода. Телепортация через разницу в высотах приводила к коренным изменениям температуры, понижение на семь градусов по Фаренгейту через каждую милю подъема и наоборот, благодаря концентрации энергии. Сохранение кинетической энергии и вращение Земли наложили ограничения на дальность горизонтального перемещения. Пассажир, направляющийся на запад, будет неожиданно для себя подброшен вверх из-за разницы между его собственной скоростью и скоростью Земли; тот, кто держит путь на восток, резко потеряет высоту; при перемещении на север или юг он будет отброшен в обратном направлении.

Грузовые и пассажирские трансляторы появились в каждом американском городе, но лишь один Эрик Джансен понимал, что они всегда будут выполнять перемещения только на короткие расстояния: даже десятимильный рейс окажется слишком утомительным для пассажира, которому при приземлении придется двигаться со скоростью полмили в секунду!

Акции «Джамп Шифт» стремительно поднимались в цене. Эрик Джансен решил, что это еще не предел.

Прежде чем начать действовать, он все тщательно обдумал.

Он продал все принадлежавшие ему акции компании «Дженерал Телефон». Если кому-то будет необходимо поговорить с другом, то, несомненно, намного приятнее сделать это при личной встрече, чем по телефону. «Поездка» в трансляторе займет не больше времени, чем обычный звонок. Он постарался сбыть свои акции «Дженерал Моторс», что явилось мудрым решением, но вокруг было предостаточно умных людей, и цена на эти акции резко упала. Зато ему удалось расстаться с акциями различных компаний, производящих мотоциклы и скутеры. Позже он пожалел об этом — люди придумали себе новое развлечение, и все поголовно стали ездить на мотоциклах и скутерах. Это увлечение особенно распространилось, когда с улиц исчезли автомобили.

Однако теперь у него появились свободные деньги… и реальная возможность обставить всех своих соперников.

Цены на акции авиакомпаний упали сразу после резкого снижения стоимости всех остальных транспортных компаний. Еще до того, как его соотечественники успели осознать свою ошибку, Эрик Джансен вложил все свои деньги в ценные бумаги именно этих компаний, а также и тех, что производили самолеты. Первые трансляторы перемещений в любом городе сначала служили для связи с аэропортами. Надоевшие всем утомительные получасовые поездки из центра, высокие цены за проезд навсегда ушли в прошлое. А вот с самими авиаперевозками трансляторы конкурировать еще не могли!

Естественно, по-прежнему заранее нужно было проходить регистрацию… и самолеты летали только по расписанию… и во время рейсов до сих пор пропадал багаж…

Авиаполеты, несомненно, были привычнее, зато перемещения на короткие расстояния теперь стали бесконечно проще (именно бесконечно: попробуйте разделить десять минут — время, потребное для поездки транспортом, — на ноль). Рынок был наводнен видеокассетами, так что телевидение в те дни исполняло чисто информационную функцию — люди узнавали самые свежие новости, не выходя из дому; им было достаточно просто включить телевизор.

Что касалось акций телефонных компаний, то они оставались в цене — люди все еще звонили друг другу, особенно, если абонент находился на большом расстоянии. Привычка предупреждать звонком о своем приезде давала себя знать. Сообщая свои координаты, люди первым делом, как правило, называли номер телефона, а уж потом — код транслятора.

Как бы то ни было, авиакомпании продолжали существовать, но выплачивали слишком низкие дивиденды. Берри Джером Джансен рос в обстановке экономического бума. Его отец, при всей своей ненависти к трансляторам перемещений, все же пользовался ими по мере надобности.

Джерибери воспринимал эту странную неприязнь как свойство натуры своего отца, но не разделял ее. Он просто не обращал на трансляторы ни малейшего внимания, считая их всего-навсего удобным приспособлением, необходимым в работе сенсатора; короче, он их не замечал.

До того дня, когда они круто изменили его жизнь.

4

К утру накапливалось множество телефонных сообщений, которые он прослушивал обычно во время завтрака.

С полдюжины агентств новостей заявляли о своем желании приобрести эксклюзивное право на материал Джерибери о мятеже. Звонил Бейли из ЦИА и сообщал, что цену повысили до четырех тысяч. Остальные о деньгах умалчивали; среди них был и представитель «Плейбоя».

Это заставило его задуматься. В «Плейбое» хорошо платили, они к тому же были большими любителями прошедших незамеченными событий.

Трое позвонили, чтобы заявить о своем желании прикончить его. Двое из них не пожелали появляться на экране телефона, третьей оказалась седеющая полная дама, состоявшая сплошь из жира, ненависти и несбывшихся надежд, которая, замахнувшись кухонным ножом, без обиняков доложила о своих намерениях. Джерибери вздрогнул и отключил ее. Его не на шутку заинтересовало, сможет ли кто-нибудь из них заполучить номер кода его транслятора.

В почтовом ящике лежал чек — выходное пособие и премия от ЦИА. Вот это другое дело.

Он складывал тарелки в посудомоечную машину, когда снова зазвонил телефон. Джерибери засомневался, но решил снять трубку…

Звонила Джанис Вулф, обладательница хорошенького личика, больших карих глаз и целой копны длинных вьющихся каштановых волос. Да, это тебе не убийца-инкогнито! Улыбка сошла с ее губ, как только она увидела его.

— Ты кажешься каким-то угрюмым. Попробуй приободриться!

— Я готов! — с жаром сказал Джерибери. — Заходи ко мне. Квартира шесть, код транслятора…

— Я же живу рядом. Ты что, забыл?

Он засмеялся.

— Да, забыл. К людям привыкаешь независимо от того, где они живут. Джордж Бейли, скажем, живет в Неваде; он добирается на службу с двумя пересадками, при помощи трансляторов перемещений, установленных в международных аэропортах Лос-Анджелеса.

Такие дальнобойные трансляторы установили на авиалиниях — это произошло уже после того, как его отец, чтобы прокормить семью, постепенно продал большинство своих акций. Они приносили доход в течение двух лет. И если подумать…

Раздался звонок в дверь.

За чашечкой кофе он рассказал Джанис о мятеже. Она слушала с сочувствием, задавая попутно вопросы и вызывая его на откровенность. Сначала Джерибери хотел позабавить ее и старался рассказывать обо всем с юмором, но в конце концов понял, что, во-первых, она вряд ли когда-нибудь останавливалась поглазеть на уличную перепалку и, во-вторых, ей уже известны все детали случившегося.

Знала она и о том, что его уволили.

— Поэтому я и позвонила. Они сообщили это в утреннем выпуске новостей, — сказала она.

— Очень важная новость!

— Чем ты теперь собираешься заняться?

— Напиться как свинья. Если не будет иного варианта, то в гордом одиночестве. Не согласишься ли ты провести со мной этот никчемный уик-энд?

Она задумалась.

— Ты зол на весь белый свет.

— Да, наверное. Я стал невыносимым человеком. Слушай, Джанис. Ты случайно не знаешь, каков принцип действия дальнобойных трансляторов?

— Нет. А что?

— Без них мятеж на улице Молл не вспыхнул бы. Этот чертов Уош Эванс мог хотя бы упомянуть об этом факте… хотя мне самому это только что пришло в голову. Надо же, в истории еще никогда не было такого молниеносно разгоревшегося мятежа.

— Я принимаю твое предложение, — решилась Джанис.

— Что? А отлично.

— Но согласись, что нельзя начать пить прямо с раннего утра!

— Приходится признать. Ты сегодня свободна?

— Я свободна все лето — преподаю в школе.

— Ясно. Так чем же мы займемся? Как насчет зоопарка Сан Диего? — высказал он первую пришедшую на ум идею.

— Звучит забавно.

Ни один из них не двинулся с места. Малюсенькая кухня Джерибери выглядела очень уютно. К тому же они выпили еще не весь кофе.

— Только не думай обо мне плохо. Я просто хочу забыться, начать все сначала.

— Продолжай.

— Я сказал, что хотел.

— Я тоже, — тихо ответила она. — Ты хочешь избавиться от своего прошлого? Ладно, давай. Потом можешь попробовать вновь обрести корни.

— А кого ты учишь?

Она рассмеялась.

— Пятиклашек.

Они замолчали.

— Знаешь, что такое штамповочная линия? Уош Эванс хочет взять у меня интервью! После всего, что он наговорил обо мне!

— Неплохая идея, — удивленно отозвалась она. — Он дает тебе шанс изложить свою точку зрения. Ты ведь на самом деле не являешься зачинщиком мятежа, правда?

— Нет!., нет! Джанис, этот просто чертовски славный парень хочет сделать из меня отбивную котлету. К тому времени, как я появлюсь на экране, во всем мире будут судачить о Человеке-Ставшем-Инициатором-Мятежа-На-Улице-Молл, потому что он…

— Он просто-напросто комментатор.

Джерибери расхохотался.

— Прикидывается простаком, — заявил он. — Знает, что на него устремлены миллионы глаз. Ты когда-нибудь видела его смущенным? А слышала, чтобы у него не хватало слов? Мой отец говорил так о своем творчестве, но так можно сказать и об Уоше Эвансе: самое сложное, чтобы это выглядело совсем просто, настолько просто, что любой олух будет уверен — и ему это под силу. Черт возьми, я знаю, что послужило причиной мятежа на Молл. Да, выпуск новостей — в этом Эванс прав. Но сделали свое дело и дальнобойные трансляторы перемещений. Стоит только взять их под контроль, и мы будем навсегда застрахованы от подобного рода событий. Но что я расскажу обо всем этом Уошу Эвансу? Я ведь совершенно не разбираюсь в технике!

— Так уж и не разбираешься!

Джерибери Джансен уставился в свою чашку с кофе. Через некоторое время он сказал:

— Я знаю, где можно все выяснить и найти тех, кто даст исчерпывающую информацию по интересующему меня вопросу. Такие действия называются «работа локтями». Нам постоянно твердили об этом на лекциях по журналистике, и я овладел этой тактикой.

Он взглянул на нее, и они встретились глазами. Затем он перегнулся через стол, чтобы добраться до телефона.

— Алло? Привет, Джансен. Передумали?

— Да, но…

— Отлично, замечательно! Я сведу вас с…

— Да, но…

— Ладно, продолжайте.

— Мне потребуется некоторое время для получения кое-каких сведений.

— Ну уж нет, черта с два, Джансен, вы же знаете, что времени у нас в обрез! Устаревшие новости перестают быть новостями. А что вы там задумали?

— Меня интересуют трансляторы перемещений.

— Господи, зачем? Ладно, не обращайте внимания, дело ваше. Какую отсрочку вы просите?

— А сколько дадите?

— Чертовски мало.

— Бейли, сегодня утром ЦИА подняло цену на мой репортаж до четырех тысяч. Чем это вызвано?

— Вы что, ничего не видели? Об этом же трубят на каждом углу. Мятежники прорвали оцепление полиции. Теперь у них в руках уже значительная часть Венеции, а их количество увеличилось вдвое — полиция не заблокировала ближайшие трансляторы, точнее, опоздала с этим на двадцать минут. Целых двадцать минут! — Казалось, что Бейли заскрежетал зубами. — Мы приостановили репортаж, пока оцепление не было прервано. Мы-то свою работу приостановили, а вот Эй-Би-Си пустила информацию в прямой эфир по всем каналам. Вот откуда о последних событиях узнали вновь прибывшие бунтовщики.

— Тогда… получается, что мятеж немного затянулся, и никому не известно, когда он закончится.

— Именно. А вы собираетесь тянуть резину. События не стоят на месте, не так ли? — Помолчав, он продолжил: — Извините. Эти ублюдки из Эй-Би-Си. Так сколько вам потребуется времени?

— Как можно больше. Неделю.

— Не иначе как вы вздумали издеваться надо мной. Скажите спасибо, если получите двадцать четыре часа, и то сам я это решить не могу. Почему бы вам не переговорить с Эвансом напрямую?

— Хорошо. Соедините меня с ним.

На экране загорелась надпись: ПАУЗА Голубые узоры постепенно выстроились в двадцатидюймовый калейдоскоп. Не отрываясь от телевизора, Джерибери сказал:

— Если этот мятеж будет разрастаться, я имею шанс стать не менее знаменитым, чем Гитлер.

Джанис, поставив рядом с ним чашку горячего кофе, добавила:

— Или чем корова миссис О’Леари.

На экране появилось изображение:

— Джансен, вы можете заскочить сюда прямо сейчас, не откладывая? Уош Эванс хочет лично обсудить с вами детали.

— Ладно. — Джерибери отключился. Он ощутил какой-то странный трепет внутри… словно он чувствовал колебания земли, которые становились все резче и резче. Несомненно, все в мире случается очень неожиданно…

Джанис заметила:

— Пропал никчемный уик-энд.

— Нет еще, дорогая. Ты хоть понимаешь, куда я ввязался? Мне придется не спать ночами, понять, что такое телепортация, как она влияет… с чего же начать?

— С Уоша Эванса. Лучше не заставлять его ждать.

— Ты права. — Он залпом выпил свое кофе.

— Спасибо. Спасибо, что пришла и подала мне хорошую идею. Посмотрим, чем все это кончится. — Он быстрым шагом вышел, на ходу натягивая куртку.

Рост Уоша Эванса составлял пять футов четыре дюйма. Его почти всегда показывали крупным планом, и поэтому зрители часто забывали о его габаритах. В середине телеинтервью, когда камера то удалялась, то снова приближалась к двум раскрасневшимся спорящим физиономиями, грудной уверенный голос и смуглое, подвижное, выразительное лицо Уоша Эванса могли убедить кого угодно в чем угодно.

Уош Эванс взглянул на Джерибери Джансена и произнес:

— Интересно, следует ли мне извиняться перед вами?

— Ну, вы подумайте, а я подожду, — сказал Джерибери. Он как раз справился со всеми пуговицами на куртке.

— Скорее всего, нет. Я на самом деле просто осветил события, связанные с мятежом на Молл, и считаю, что с профессиональной точки зрения справился с этой задачей не самым худшим образом. Я вовсе не говорил зрителям, что вы являлись зачинщиком, а просто изложил голые факты.

— Кое-что вы все-таки упустили из виду.

— Хорошо. Значит, нам есть о чем поговорить. Присаживайтесь.

Они сели, поглядывая друг на друга уже гораздо спокойнее.

Джерибери сказал:

— Наша беседа не предназначается для прессы, и ее не следует расценивать, как интервью, которое я в будущем собираюсь дать, но за деньги. Сбивать себе цену, как вы понимаете, было бы просто глупо.

— Я принимаю ваши условия. Мы предоставим вам запись этого разговора.

— Я делаю свою собственную, — Джерибери слегка постучал по внутреннему карману, где что-то пощелкивало.

Уош Эванс ухмыльнулся:

— Понятное дело, мой мальчик. Итак, о чем же я умолчал?

— О трансляторах перемещений.

— Ну конечно, если бы трансляторы блокировали раньше…

— Если бы трансляторы вообще не существовали.

— Вы шутите? Но сейчас всем не до шуток! Джансен, если бы да кабы… Трансляторы перемещений никуда не денутся.

— Я знаю. Но подумайте как следует — сенсаторы появились гораздо раньше этого «чуда века». Мои коллеги используют это новшество с момента его изобретения.

— И что?

— Почему же подобный мятеж не был поднят раньше?

— Я, кажется, понимаю, к чему вы ведете. Хм. Трансляторы в аэропортах?

— Ну да.

— Джансен, вы что же, на полном серьезе собрались предстать перед этой тупой толпой и призвать с экрана телевизора не использовать дальнобойные трансляторы?

— Нет. Я… еще сам точно не знаю, что из этого получится. Теперь вы понимаете, как важно иметь хоть какое-то время для сбора информации по этому вопросу.

— Ага, — промычал Эванс и задумался.

Джерибери продолжал:

— Посмотрим на обратную сторону медали — вы что, намерены убедить зрителей в том, что программы новостей приносят только вред и их нужно отменить?

— Нет. Возможно, неплохо было бы наложить кое-какие ограничения на деятельность сенсаторов. Мы приблизились к тому пределу, когда уже следует снизить скорость поступления новостей. Механизм не заработает при полном отсутствии трения. То же самое касается и цивилизации… Однако мы, кажется, нарушаем наш договор.

— Этим вы только навредите себе.

— Ох, ничего страшного. — Эванс размял пальцами сигарету. — Итак, запрещение информационных выпусков привело бы к тому, что на телевидении не останется ничего, кроме образовательных программ и рекламы игрушек и кукурузных хлопьев. Не знаю, чем это может закончиться, Джансен.

— Все ясно, — сказал Джерибери.

— Вы хотите, чтобы я отнесся к случившемуся беспристрастно? — Эванс захихикал. — Я поддерживаю обе стороны. Договоримся, что интервью я у вас возьму сегодня в десять вечера Таким образом, в вашем распоряжении двенадцать часов…

— Двенадцать часов!

— Этого ведь достаточно, не так ли? Вы хотите исследовать проблему телепортации. Я смогу включить это в программу, пока люди еще интересуются мятежом. И делаю я такой шаг не для повышения своего рейтинга, а просто потому, что нам обоим есть что сказать. — Джерибери хотел было перебить его, но Эванс продолжал: — Тысячу мы вам дадим в задаток, а после того, как интервью будет отснято, — еще три. Если разговора не состоится, то вы, конечно, их не получите.

Джерибери согласился на такие условия.

— Я хочу попросить вас лишь об одном. Сделайте так, чтобы Бейли на время «забыл» аннулировать мою кредитную карточку. Мне, возможно, придется поездить.

— Я скажу ему, но не знаю, получу ли его согласие.

5

Через некоторое время Джерибери уже был в «Лос-Анджелес Интернейшнл», где располагалось огромное количество трансляторов перемещений, стеклянных цилиндров, увенчанных закругленными крышами и ничем не отличающихся от своих уличных собратьев. На противоположной стене, находившейся довольно далеко от Джерибери, горели большие красные буквы TWA. С минуту он не двигался с места, обдумывая план действий. Потом решительно набрал код.

Очутившись в «Отдыхе в тени», он снова начал нажимать на кнопки.

Теперь он оказался в конце другого ряда трансляторов. На стене красовалась эмблема «Юнайтед».

Зал был пуст, и только служащий в синей форме натирал пол.

Джерибери вышел наружу. Он, не отрываясь, разглядывал стоявшие длинной цепью трансляторы, в которых время от времени появлялись люди. Большинство их них, даже не взглянув наружу, начинали снова набирать цифры. Некоторые сбивались, раздраженно бормотали что-то себе под нос, повторяли набор и мгновенно исчезали. Пассажиров было так много, что на какой-то момент все поплыло перед глазами у Джерибери.

Прямо под эмблемой тянулся нескончаемый ряд прилавков, между которыми стояли весы для багажа. Аэропорт содержался в безупречной чистоте, но казался безлюдным, ненужным. Он был похож на пустынный сказочный дворец с постоянно появляющимися и исчезающими в стеклянных прозрачных трансляторах персонажами.

Голос за спиной Джерибери произнес:

— Что вам угодно?

— Где здесь кабинет управляющего?

Человек в форме указал на бесконечно длинный коридор.

— Отдел эксплуатации находится в самом конце. Я пойду вперед и доложу о вашем приходе.

Коридор оказался гораздо длиннее, чем мог себе представить Джерибери. Шаги в нем отзывались гулким эхом. Этот переход отнял неимоверно много драгоценного времени… Навстречу выехала открытая повозка и медленно поравнялась с Джерибери. Чопорный пожилой мужчина в застегивающемся на одну пуговицу пиджаке сказал:

— Здравствуйте. Вас подвезти?

— Благодарю, — Джерибери уселся рядом с ним и достал кредитную карточку ЦИА. — Я хочу получить некоторую информацию для… документального фильма. Меня интересуют дальнобойные трансляторы перемещений.

— О, вы попали как раз по адресу. Меня зовут Нилс Кьерульф. Я участвовал в их установке и несу ответственность за их эксплуатацию.

— Каков принцип их действия?

— С чего же начать? Вы знаете, на чем основана работа обычного транслятора?

— Конечно. Груз как бы исчезает во время перемещения, подобно электрону в тоннельном диоде. — Ответ был взят из научного раздела какого-то журнала, но Джерибери счел возможным выдать его за свои собственные мысли.

Старик Нилс Кьерульф был очень худощав, от его глаз и уголков рта, когда он улыбался, расходилось множество морщинок. Густые седые волосы обрамляли высохшее лицо. Он сказал:

— От этой теории пришлось отказаться. Когда посылают груз, скажем на Марс, приходится признать, что при десятиминутном перелете все-таки что-то остается. Действует принцип сохранения энергии.

— Понятно. А что именно остается?

— В приведенном примере — супер-нейтрино. Во всяком случае, так мне объяснили. Я не физик. В колледже я работал по коммерческой части. Несколько лет назад меня отправили на годичную переподготовку, чтобы я мог работать с дальнобойными трансляторами. Если вас интересует теория, вам следует получить консультацию у кого-нибудь из «Кейп Кеннеди». Ну вот, мы уже на месте.

Перед ними были два эскалатора, один из которых плавно двигался вверх, а второй — бездействовал. Они воспользовались первым. Джерибери спросил:

— Почему офис расположен так далеко? Подумайте только, сколько времени мы потеряли, пока добрались сюда!

— Вы что, никогда не слышали о катастрофах, которые случаются с «Боингами 707»? Понимаете, если разбивается самолет, то, во-первых, стоит оглушительный грохот, а, во-вторых, никто не хочет, чтобы при этом пострадали сразу все административные здания.

При выходе с эскалатора находились две полукруглые комнаты. Одна представляла собой немыслимый лабиринт из стульев и кушеток, разделенных низкими перегородками. Все это было изготовлено из хрома, окрашенного в бледно-оранжевый цвет. В другой вместо кушеток разместились кронштейны для приборов. Джерибери насчитал шесть человек, следивших за дисплеями.

Раздался тихий треск, отдаленно напоминавший звук жужжащей электробритвы. Джерибери крутил головой во все стороны, пытаясь уловить его источник. Едва он понял, что шум доносился откуда-то снаружи, как через стеклянную стену увидел маленький самолет, плавно севший на взлетную полосу.

— Да, мы до сих пор функционируем как аэропорт, — сказал Нилс Кьерульф. — Прыжки с парашютом, спортивные полеты, полеты планеров — все это осуществляется на нашей территории. Я и сам иногда летаю для удовольствия. Пилоты, работающие на настоящих реактивных самолетах, всегда нас ненавидели; наши спортивные самолеты требовали столько же посадочного времени, как «Боинги 747». Теперь мы имеем свои взлетные полосы.

— Похоже, что вы когда-то работали управляющим…

— Да, в этом аэропорту, еще до того, как люди узнали о возможности телепортации. Я был уверен, что это открытие разорит нас, и в течение тридцати лет следил за этим процессом.

— Не обижайтесь, но почему именно работнику с таким богатым опытом администрирования потребовалось изучать квантовую физику перемещений? Неужели не нашлось другого варианта?

— В этой области катастрофически не хватало специалистов, мистер Джансен. Ведь трансляторы изобрели не так давно.

— И чему вы научились за два года? У вас бывают поломки оборудования?

— Да, такое иногда случается. Примерно каждые две недели что-нибудь выходит из строя. Тогда транслятор бездействует, пока не найдут и не устранят неисправность. Иногда на это уходит около часа.

— А что же происходит с пассажиром?

Кьерульф искренне удивился.

— Ничего. Он остается там, откуда стартовал, или гигантское нейтрино, о котором мы говорили, отсылается обратно отправителю, но только в случае, если отсутствует возможность передать его по назначению. Самое страшное, что может случится, — потеря контроля над ограничителем скорости, и тогда… но мы научились не допускать этого. Мы просто временно перестаем принимать пассажиров, и основная нагрузка ложится на наших смежников. Теперь уже не существует конкуренции между компаниями. Почему? «TWA», «Юнайтед», «Истерн» и остальные всегда рекламировали «самую лучшую пищу во время полета», «самые комфортабельные кресла», «самых хорошеньких стюардесс» и все такое. Сколько времени вы проводите в трансляторах перемещений? Изменив всю систему, мы сделали так, что стоит набрать код «Лос-Анджелес Интернейшнл» или другого аэропорта, и пассажирам не надо ждать, пока их обслужит какой-то определенный аэропорт. Это выгодно всем — на отсутствии рекламы можно сэкономить целое состояние. Нет надобности создавать новые крупные тресты. Однако старые пока существуют и приносят доход. Но никто всерьез не занимается этой проблемой — просто нет острой необходимости. Система и так исправно функционирует. У каждой компании есть свой амортизатор изменения скорости. Мы не можем отключиться все сразу. В случае необходимости любая компания сможет управлять целой системой дальнобойных перемещений.

— Мистер Кьерульф, что такое амортизатор изменения скорости?

Кьерульф удивленно взглянул на него. Джерибери пояснил:

— Я учился на журналиста.

— Ясно.

— Это не праздное любопытство. Мой отец потерял все свое состояние, когда погорели авиакомпании…

— Я тоже, — сказал Кьерульф и вяло улыбнулся, словно вспомнив то, что некогда принесло немало горя.

— Да?

— Иногда мне приходила в голову мысль сбыть все акции. Но я считал, что трансляторы не смогут заменить воздушное сообщение, потому что имеют ограниченный радиус действия. Тем не менее, все обернулось иначе, и я разорился.

— Мой отец рассуждал точно так же.

— А теперь трансляторы перемещают пассажиров в любую точку земли, и я работаю на них, а они работают на меня. Я не нахожу ни одной весомой причины, из-за которой было необходимо внедрять систему дальнобойных перемещений в аэропортах Здесь, конечно, много свободных площадей, все организовано… но, если посмотреть правде в глаза, необходимости доводить авиакомпании до разорения не было.

— Теперь говорить об этом слишком поздно.

— Возможно. Настанет день, когда мы превратимся в заурядное предприятие. — Кьерульф обвел взглядом полукруглую комнату и окликнул сидевшего возле плоской стены мужчину: — Дэн!

— А? — отозвался тот, не поднимая головы.

— Я не могу отлучиться на двадцать минут для беседы с представителем средств массовой информации?

Мужчина встал, а потом уселся на стул. Он медленно оглядел комнату. Джерибери догадался, что со своего рабочего места незнакомец видел все приборные доски. Последовал ответ:

— Конечно идите, какой разговор.

Воспользовавшись автокаром, они вернулись в здание аэропорта и вошли в транслятор. Джерибери вставил в прорезь кредитную карточку ЦИА и подождал, пока Кьерульф набрал код.

Они оказались в бетонном строении. За большими квадратными окнами, почти на уровне пола, плескалась и дыбилась водная гладь. Сотрудники, заинтересовавшись, на секунду оторвались от своих наблюдений, но, узнав Кьерульфа, снова склонились над рабочими местами.

— Озеро Мичиган. А вот там… — Кьерульф указал на огромный белый, похожий на купол холм, и Джерибери, понял, что это был большой круглый остров, — … находится амортизатор изменения скорости, принадлежавший «Юнайтед Эйрлайнс». Все подобные приборы выглядят точно так же, только они плавают в разных озерах, морях и океанах. «Аэрофлот» для этой цели использует Каспийское море, амортизатор компании «TWA» находится в Мексиканском заливе.

— Так что же это такое?

— По существу, это размягченное железо, помещенное в пенопласт, что обеспечивает плавучесть. От него подпитывается приемник перемещений. Видите, как двигается все это сооружение?

Мнимый остров медленно приподнялся из воды на несколько футов, потом так же медленно погрузился обратно. Водная зыбь, по мере приближения к станции, превращалась в волны.

— Сами понимаете, что весит эта махина немало. Сейчас я объясню, как она работает. Вы знаете, что вращение Земли ограничивает расстояние, на которое можно переместить груз. Пожелав попасть отсюда, скажем, в Рио-де-Жанейро, вы бы оказались подвешенными в воздухе и, кроме того, сбились бы с намеченной траектории в сторону. Но, вероятнее всего, вас подбросило бы вверх, так как Рио и эта станция находятся примерно на одинаковом расстоянии от экватора. Однако, если вы воспользуетесь дальнобойным транслятором, приемник заберет кинетическую энергию и передаст ее амортизатору скорости, принадлежащему «Юнайтед Эйрлайнс». Эта масса железа будет совершать колебания вверх-вниз или в стороны до тех пор, пока ее не остановит вода… или кто-то не начнет перемещаться сюда из Рио, а корпус амортизатора автоматически охладится.

Джерибери задумался.

— А как же сохранить вращение? Получается, что вы оказываете влияние на скорость движения Земли.

— Так и есть. На ее вращение можно воздействовать, нужно только следить, чтобы куда-нибудь уходила лишняя энергия. Для охлаждения корпуса амортизатора, в случае его перегрева, предусмотрены специальные насосы.

Джерибери вынул «Минокс».

— Вы не будете против, если я произведу съемку?

— Нет, ради Бога.

Кинокамера «Минокс», конечно, не могла заменить качественный аппарат, но, в сущности, это не имело большого значения.

Если бы он располагал временем, то непременно вернулся бы сюда… однако, скорее всего, ни одной лишней секунды для этого не останется. Джансен отснял сотрудников станции за работой и запечатлел Нилса Кьерульфа на фоне окон. Почти минуту он потратил на съемку гигантского искусственного острова, надеясь запечатлеть его движение, и был вознагражден — купол погрузился в воду, отплыл немного в сторону и вскоре снова показался над водой. Волны неистово бились о стену станции. Струя молочного пара вырвалась с вершины белой громадины.

— Отлично, — радостно пробормотал себе под нос Джерибери. Он убрал складные опоры, сунул камеру обратно в карман и повернулся к Кьерульфу, который с большим интересом наблюдал за действиями репортера — Мистер Кьерульф, не могли бы вы рассказать мне что-нибудь о контроле помещений? Такая система существует?

— Что вы имеете в виду? Таможню?

— Не совсем… а впрочем, расскажите и о таможне.

— В Лос-Анджелесе есть таможенный зал, который находится в «TWA». Вы в последнее время не выезжали за границу? Нет? В общем, в каждом крупном аэропорту существует таможенный зал. В маленьких городах он обычно всего один. Если вы набираете любой зарубежный код, вас направляют в таможенный зал, принадлежащий одной из наших компаний. Трансляторы, установленные там, не снабжены кодонабирателями. Чтобы продолжить путь, необходимо пройти пункт таможенного контроля.

— Умно придумано. А на перемещениях в пределах США предусмотрены какие-нибудь ограничения?

— Нет. В этом случае от пассажира требуется лишь оплатить рейс «шоколадными» долларами и набрать код. Другое дело, если этот человек находится под наблюдением полиции и собирается покинуть пределы города. Тогда стражи порядка имеют право установить контрольные пункты в залах с большим скоплением трансляторов. Иногда мы даже приостанавливаем работу аэропорта с тем, чтобы дать детективу возможность как следует разглядеть интересующего его пассажира.

— А «въезд» в наш город свободный?

— Да, но вообще-то существует возможность… — Кьерульф беспокойно оглянулся и только тогда продолжил: — с помощью дистанционного управления отключить любой из трансляторов от ближайшей системы эксплуатации «Джамп Штифт». Что вы имеете в виду, мятеж на улице Молл?

— Да.

Все темы для разговора были исчерпаны. Он расстался с Нилсом Кьерульфом в аэропорту «Юнайтед» в Лос-Анжелесе и набрал код таможенного зала.

В течение нескольких минут он наблюдал пассажиров, условно разделив их на две группы.

К первой относились туристы, путешествовавшие вдвоем, иногда с одним, двумя детьми. Они с любопытством поглядывали по сторонам, почти все торопились и выглядели немного испуганными, а одеты были нелепо. Перед тем как выйти из транслятора, они обычно недоверчиво оглядывали зал. Иногда такие пассажиры объединялись по несколько человек.

Вторую — составляли бизнесмены, прибывшие по одному. На них были строгие, чуть старомодные костюмы, а в руках они держали чемоданы, отличавшиеся от подобных только размером. Почти все они выглядели солиднее туристов, держались с чувством собственного достоинства, и покидали транслятор, едва появившись в нем.

У барьера стояли четверо мужчин, облачённых в одинаковые темно-синие костюмы с нашивками на рукавах. Джерибери, находившийся «по ту сторону», не привлекал их внимания. Он уже было решил набрать код Мехико, а потом вернуться… когда один из таможенников заметил Джерибери и узнал в нем сенсатора.

Его звали Грегори Шеффер. Этот невысокого роста, плотный, не молодой уже человек присел на барьер, обхватив колени обеими руками.

— Конечно, я уделю вам столько времени, сколько потребуется. Сегодня не напряженный день. Наши трансляторы работают в полную силу исключительно накануне таких праздников, как Рождество, Новый год, День Бастилии. Посмотрите вокруг, — сказал он, энергично жестикулируя пухлой рукой.

— Поток пассажиров за последние полгода вырос в четыре раза. Раньше я всегда просматривал каждую сумку, просто чтобы чем-то заняться. Если количество пассажиров будет увеличиваться такими темпами и дальше, в следующем году нам придется удвоить штат таможенников.

— Почему вы так думаете?..

— Вам известно, что дальнобойные трансляторы функционируют уже целых два года без перерыва? И только последние шесть месяцев начало прибывать столько людей. Им приходится снова привыкать путешествовать. Посмотрите, сколько вокруг пустого места! До того, как создали «Джамп Штифт», тут яблоку негде было упасть. Люди просто забыли, как много разъезжали по свету двадцать лет назад. Сколько воды утекло!

— Да, конечно, — Джерибери с трудом вспомнил, зачем пришел. — Мистер Шеффер…

— Грег.

— Джерибери. Основная задача таможни — не допустить контрабанды, не правда ли?

— Ну… так было раньше. Теперь мы можем снижать ее количество, и то не очень эффективно. Ни один нормальный человек не станет проносить контрабандные товары через таможню, ведь существуют более безопасные пути.

— Какие?

— Возьмем, к примеру, бриллианты. Их ведь практически невозможно повредить. В Канзас перемещают грузовой транслятор из… ну, в южной части Тихого океана всегда находится точка с той же широтой и долготой, что и нужный район США. Стоит только бросить якорь в определенном месте, и становится ненужным амортизатор изменения скорости. Таким образом можно ввезти в страну партию швейцарских часов. Хотя для этого пришлось бы изрядно потрудиться — поместить каждую в противоударную упаковку.

— Боже милостивый! Выходит, можно запросто доставить любую контрабанду куда угодно.

— Практически да. И необязательно даже прибегать к этой «океанической» уловке. Так что, я думаю, наша служба давно устарела, — подытожил Шеффер. — Да и законы о борьбе с контрабандой тоже пора обновить. Вы ведь не будете печатать то, что я сказал?

— Я не назову вашего имени.

— Тогда все в порядке.

— Вы не могли бы проводить меня к трансляторам прибытия? Мне бы хотелось сделать несколько кадров.

— Зачем?

— Я еще сам точно не знаю.

— Позвольте посмотреть ваши документы. — Грегори Шеффер по привычке не доверял людям, дающим уклончивые ответы на конкретные вопросы. В течение нескольких секунд он внимательно изучал карточку ЦИА и вдруг воскликнул: — Джансен! Мятеж на Молл!

— Точно.

— Что там все-таки произошло?

Потратив полминуты, Джерибери вкратце описал события, невольным свидетелем которых он явился.

— Так вот, теперь я пытаюсь понять, как это случилось. Если бы существовала возможность остановить людей, не дать им толпами скапливаться на улице Молл…

— Вы пришли не по адресу. Смотрите, сейчас здесь всего-навсего дюжина пассажиров, а мы работаем не покладая рук.

Представьте только, что бы мы делали, если бы сюда стали перемещаться люди сотнями?

— Однако у меня не пропало желание осмотреть трансляторы прибытия.

Шеффер задумался, пожал плечами и повел его по залу. Он, как тень, стоял за спиной Джерибери, пока тот осматривал и снимал то, что его интересовало.

Трансляторы практически ничем не отличались от уличных, вот только вместо кодонабирателя сверкала блестящая металлическая панель.

— Я не знаю, что находится под ней, — сказал Шеффер. — По мне, наши трансляторы — точные копии тех, что установлены на каждом углу. Кстати, на то, чтобы убрать из них кодонабиратели, тоже потребовалось немало труда.

В этих словах содержалось рациональное зерно, но Джерибери было от этого ничуть не легче.

6

Запись передачи «Вечерняя викторина» была намечена на два часа дня.

Через двадцать минут после начала знаменитость удобно устроилась в кресле, постукивая по подлокотникам кончиками пальцев. Он, кажется, не обращал никакого внимания на миллионы глаз, устремленных в этот момент на телеэкран. Это незаменимая и редкая привычка. На этот раз первый «вечерний» гость — ведущий одной из постоянных рубрик известного научно-популярного звукового журнала.

Он говорит:

— Вы когда-нибудь видели, чтобы вода в море была красной? На побережье в Хермоса Бич такое случается довольно часто. Я провел там последний уик-энд. Днем вода просто грязная и мутная; от нее исходит пренеприятный запах. А вот ночью…

Он говорит с таким запалом, что способен передать свои чувства через телеэкран пятидесяти миллионам умов. Его действительно волнуют поднимаемые передачей проблемы. Этот человек способен выражать то, что чувствует, более красноречиво, чем многие его соотечественники. Он подается вперед; его глаза сверкают, голос срывается.

— Эти микроорганизмы вспыхивают синим огнем! Светящийся планктон перемешался с влажными песчинками. Это свечение исходит не из поверхностного слоя. Чтобы поверить моим словам, нужно увидеть эту красоту своими глазами, — заключает он.

Эта телевизионная передача выйдет в эфир вечером, в половине девятого.

7

Стандартные трансляторы: а существуют ли параметры их стандартизации?

Какие компании, кроме «Джамп Штифт», производят их? Монополия? А надолго ли? Скачок в космос?

Исследователи космического пространства тесно связаны с проблемой телепортации. Но эта тема оказалась слишком узкой и не очень интересной. Совсем опустив эту сугубо специальную часть, он выиграет драгоценное время. Джерибери задумался, а потом заменил вопросительный знак на восклицательный.

От двенадцати часов, предоставленных ему Эвансом, осталось только девять.

Из шести наиболее посещаемых клубов квартала самым спокойным считался «Погребок де Руа». В его зале, отделанном камнем и деревом, никто не мешал посетителю думать о самом сокровенном. Задняя стенка бара была разделена на ячейки, в которых покоилось несколько сот бутылок вина. Джерибери, вглядываясь в разноцветные огоньки, отражавшиеся в стекле, сделал из прозрачного бокала маленький глоток шампанского и записал первую пришедшую ему в голову мысль.

Социология. Как открытие телепортации повлияло на развитие общества?

Автомобили.

Нефтяные компании. Нефтяные акции. Смотри последние номера «Уолл Стрит Джорнал».

Мятеж ваттов? Чикагский мятеж?

Последний пункт он сразу же вычеркнул. Чикагский мятеж, кажется, является политическим событием. Больше ему не удалось вспомнить ни одного подобного случая — слишком давно все это было. Он записал: Предупреждение мятежей. Действия полиции.

Преступления? После установки трансляторов, позволявших в считанные минуты исчезнуть с места происшествия, уровень преступности резко вырос, не правда ли?

Ему, бесспорно, придется заглянуть в полицейский участок, хотя он не хотел делать этого всеми фибрами своей души. Однако там можно узнать что-нибудь полезное.

Джерибери, естественно, не ставил перед собой задачу убедить всех в ненужности трансляторов перемещений.

Он записал. ЦЕЛЬ. Показать, что трансляторы создают опасность возникновения мятежа. Это социальная проблема, требующая безотлагательного решения. Чтобы быть до конца честным, он добавил: Толпы меня раздражают. В считанные минуты улица Молл превратилась в место скопления взбудораженных людей. В некоторых местах это может повторяться регулярно. Секунду помедлив, он написал: Таити. Иерусалим. Мекка. Остров Пасхи. Стоунхендж. Ущелье Олдовей.

Джерибери встал. Пора сделать несколько телефонных звонков.

— Доктора Уайта, пожалуйста, — попросил Джерибери, глядя на экран телефона.

Диспетчер «Семи шестерок», представшая перед его взором, была полной противоположностью сексуального символа. Эта дама по возрасту годилась Джерибери в тёти; она была довольно статной, но красотой не блистала. Женщина выслушала его с холодным достоинством, которое могло в любую минуту превратиться в холодную суровость.

— Берри Джером Джансен, — представился он, стараясь быть как можно учтивее.

Увидев на экране надпись ПАУЗА и медленно двигавшиеся по верхней его части красные фигуры, он приготовился терпеливо ждать.

Опорные клубы созданы довольно давно и пользовались большой популярностью у населения. Каждый гражданин принадлежал одному из этих клубов, а некоторые являлись членами сразу нескольких.

Однако «Семь шестерок» резко отличался от своих собратьев. Его номер телефона знали все от мала до велика. Максимальное количество членов этого клуба, уже и так достаточно большое со дня его основания, на самом деле следовало увеличить в несколько раз, чтобы он смог принять всех желающих. В него вступали президенты, короли, лауреаты Нобелевской премии, люди, живущие по всему земному шару. Местонахождение клуба оставалось тайной, покрытой мраком. Где-то в умеренном поясе Земли.

Середняки и принадлежавшие к кругу Джерибери должны были набраться смелости перед тем, как набрать номер 666-6666, но ему это не представлялось чем-то сложным. Общению и раскованности он научился на тренингах во время обучения журналистике. Выйти на источник — если даже это высокостоящая организация; не забывать о вежливости, заранее набраться терпения, ни за что не отступать от намеченной цели и никогда не жалеть о потраченном времени.

Его всегда забавляло, что слово «журналистика» до сих пор не вышло из употребления, хотя газеты уже давно стали достоянием истории. В Конституции, призванной защищать права газетчиков, все еще фигурировало понятие «пресса». Однако изменить законы — дело нехитрое…

На экране снова появилось изображение.

Робин Уайт был пожилым ученым-физиком, чей авторитет в данной области был неоспорим еще в те времена, когда «Джамп Штифт» впервые продемонстрировал телепортацию. Теперь, по прошествии двадцати пяти лет, он являлся последним оставшимся в живых специалистом, входящим в знаменитый штат исследователей «Джамп Штифт». Правда, теперь его череп сверкал розовой лысиной, а лицо заметно округлилось и обмякло. Его внешность соответствовала типичному портрету чьего-нибудь любимого дедушки.

Он очень внимательно оглядел Джерибери с головы до пят и сказал:

— Мне было любопытно взглянуть на вас. — Затем потянулся к рычагу, чтобы отключиться.

— Я не делал этого, — поспешно сказал Джерибери.

Уайт задержал руку.

— Нет?!

— Я не несу ответственности за события на улице Молл и надеюсь доказать это.

Старик задумался.

— И собираетесь подключить к этому меня? Каким образом?

Джерибери решил рискнуть.

— Мне кажется возможным доказать связь с мятежом на Молл и существованием трансляторов. Вся проблема в том, что я недостаточно подкован в вопросе технологии создания трансляторов перемещений.

— И вам требуется моя помощь?

— Вы являетесь автором этого изобретения, — уверенно сказал Джерибери. — Как только оно появилось, начали вспыхивать мятежи, подскочил уровень преступности, буйным цветом разрослась контрабанда. Вы что же, собираетесь отмахнуться от этих проблем?

Робин Уайт звонко рассмеялся, откинув голову и демонстрируя белые, ровные зубы. Джерибери терпеливо ждал, гадая, попадется ли собеседник на его удочку.

— Ладно, — сказал Уайт. — Приезжайте. Хотя подождите, о чем это я? Вы не можете попасть в «Семь шестерок». Нам лучше где-нибудь встретиться. «Л’Оранжери» в Нью-Йорк Сити. Жду вас в баре.

Изображение исчезло. «Быстро же он сдался», — подумал журналист. — «Давай, идиот, нужно успеть, пока он не передумал».

В Нью-Йорке как раз близился час коктейля. Зал «Л’Оранжери», отделанный полированным деревом, был освещен тусклым светом. На мармитах подогревались шведские фрикадельки. Джерибери съел несколько штук, он не хотел пить на пустой желудок. Поужинать до этого он не успел.

Появился Робин Уайт, одетый в серый плащ на кокетке, переходившей в короткую пелерину, которая отливала всеми цветами радуги — последний писк моды. Уайт сделал глоток молока.

— Я постепенно избавляюсь от своих грехов, — сказал он. — Пристрастие к спиртному было последним, но оно еще иногда дает о себе знать: очень трудно совсем перестать пить. Я согласился встретиться с вами потому, что меня подкупило ваше умение убеждать людей. Как ваше имя?

Берри Джером Джансен.

— Давайте проще. Я — Роби. А как можно вас называть?

— Джерибери.

Уайт засмеялся.

— Я не могу называть взрослого человека Джерибери. Давайте сойдемся на Берри.

— Как вам угодно, сэр.

— Что вас интересует?

— «Джамп Штифт» — большая компания?

— Ооох, довольно-таки большая. Хотя все познается в сравнении.

Джерибери, до этого момента не понимавший, смеется ли над ним Уайт или нет, отогнал прочь свои сомнения.

— Сколько видов трансляторов вы выпускаете?

— Трудно сказать. Три типа бытовых и около дюжины — для космических исследований, но их до сих пор производит только экспериментальный цех. Мы на этом теряем деньги, так как их серийное производство еще не налажено. В чертежах у нас уже есть космический корабль, способный переноситься к любому приемнику…

Джерибери напомнил ему:

— Вы сказали, что существует также три вида бытовых трансляторов.

— Да. Существуют также бытовые грузотрансляторы. Третья модель — огромный передвижной транслятор для перемещений объемных предметов или живых кашалотов. Груз может быть установлен внутри практически в любом месте и зафиксирован в нужном положении при помощи вертолетных ремней. Можете себе такое представить? — Уайт сделал глоток молока. — При этом вам надо принять к сведению, что я уже давно не у дел. Я занимаю должность Председателя правления, но всеми делами ведают молодые перспективные специалисты, а я даже в цехах никогда не бываю.

— Обладает ли «Джамп Штифт» монополией на производство трансляторов перемещений?

Последовавшая за этим вопросом реакция была характерна скорее для сенатора, чем для опытного бизнесмена, — плотно сжатые губы и прищуренные глаза.

— Я неудачно выбрал слово! — быстро среагировал Джерибери. — Я просто хотел спросить, кто производит трансляторы, хотя уверен, что марка вашей фирмы стоит на подавляющем большинстве выпускаемых в США пассажирских трансляторов.

— Абсолютно на всех, но монополия здесь не при чем. Трансляторы могла бы сделать другая компания, но это было бы для них слишком дорого. Цены снизятся только тогда, когда будет налажено массовое производство. Вот представьте себе… Возьмем, к примеру, «Чайл», который производит чуть меньше миллиона пассажирских трансляторов модели «Джамп Штифт». Предположим, что они будут выпускать свои собственные. Тогда им придется наладить свою сеть перемещений или подстраиваться под смежников и копировать старую чужую модель. Ведь трансляторы, используемые в городе, должны иметь один и тот же объем.

— Естественно.

— Вообще-то, в мире существует примерно десять трансляторных сетей, самой большой из которых пока является советская, а самой маленькой, думаю, бразильская.

— А что происходит в приемнике с воздухом?

Уайт расхохотался.

— Я ждал этого вопрoca! Наконец он успокоился. — Единственным возможным решением было посылать воздух из приемника в отправитель, а это означает, что каждый отправитель будет одновременно и приемником.

— Следовательно, становятся возможными бестаможенные перемещения, ведь будет известно, кто, когда и откуда отправится.

— Конечно, но разве вы стали бы рассчитывать на это?

— Да, если бы захотел провезти что-нибудь контрабандой, минуя таможню.

— Что вы имеете в виду?

— Я просто представил себе такую ситуацию. Трансляторы прибытия на таможне называются так потому, что в них отсутствуют кодонабиратели…

— Да, помню. Тип 1 производится без кодонабирателей.

— Ладно. Предположим, что вы незаконно хотите ввезти в страну партию какого-либо товара. Вы перемещаетесь на аргентинскую таможню, но потом ваш друг из Калифорнии переносится тоже в Аргентину прямо в ваш транслятор, а вы после этого — в его транслятор, в Калифорнию, и оказываетесь уже вне пределов досягаемости таможенников.

— Замечательно, — сказал Уайт. — Но, к сожалению, существует предохранитель, не дающий пассажирам перемещаться в уже занятый транслятор.

— Черт!

— Извините, — сказал Уайт. — Вас это на самом деле интересует? Существуют более простые способы контрабанды, и их много. Хотя вообще-то мне извиняться не за что, да и сам я никогда не требую извинений.

— Я пытаюсь понять, можно ли предотвратить новый мятеж путем реконструкции кодонабирателей.

Уайт задумался.

— Снимать их со всех трансляторов бесполезно. Если вы действительно хотите застраховаться от подобных событий, надежнее всего было бы остановить людей, не дать им прибывать на место происшествия. Может быть, имеет смысл установить в трансляторах счетчики?

— Хм.

— Как это все происходило, Берри?

— Толпы народу — как будто прорвало плотину. Трансляторы закрыли снаружи, но недостаточно быстро. Возможно, в этом все дело. Наверное, стоит блокировать их при первых же признаках возникающего бунта?

— Против нас ополчились бы тысячи людей.

— Да и вы сами не остались бы в стороне, да?

— В 70-х и 80-х уже пыталась ослабить освещение улиц и витрин. А борьбу с непристойными телефонными звонками помните? С ними не могли поделать ничего, и это злило людей, провоцировало их на необдуманные поступки… именно поэтому и вспыхивают мятежи, Берри. Всегда находятся те, кто готов крушить все на своем пути.

— Как это?

— Так случались все мятежи, которые я помню, — улыбнулся Уайт. — Хотя уже давно не было ни одного, и в этом есть заслуга «Джамп Штифт». Мы устранили некоторые причины, постоянно раздражавшие людей. Смог. Транспортные пробки. Медленную доставку почты. Грязные меблированные комнаты — теперь служащим вовсе необязательно жить поблизости от офиса, где они трудятся. Погоня за местом работы. Толпы на улицах. Вы когда-нибудь попадали в уличный затор?

— Разве только когда был совсем маленьким.

— Один мой друг, профессор в колледже, долго мучился оттого, что жил далеко от работы. Пять раз в неделю ему приходилось тратить целый час, чтобы добраться до колледжа утром, и час пятнадцать, чтобы попасть домой вечером. Можете вообразить себе такую ситуацию? Естественно, пришлось бросить преподавательскую деятельность и начать писать.

— Еще бы!

— Такие вещи случались сплошь и рядом, — серьезно продолжал Уайт. — Причем имейте в виду, ему пришлось бы совсем туго. Деятельность «Джамп Штифт» не может стать причиной, вызывающей мятежи. Как раз наоборот, она избавила людей от многих проблем.

Он замолчал, очевидно ожидая, что Джерибери согласится с его доводами.

Пауза затянулась, и собеседники уже начали чувствовать себя неловко… тем не менее, единственным, что Джерибери нашел возможным сказать, дабы исправить положение, было:

— А как же мятеж на Молл? — Он остался верен себе.

— Допивайте скорее, — резко сказал Уайт. — Я кое-что покажу вам.

— Покажете мне?

— Допивайте, и уйдем отсюда, — Уайт сделал три больших глотка, осушил свой стакан молока и поставил его на столик.

— Готовы?

— Конечно.

В стеклах зданий, расположенных на Мэдисон авеню, отражались лучи заходящего солнца. Робин Уайт, выйдя из «Л’Оранжери», повернул направо. В четырех футах находился транслятор перемещений.

Не дав Джерибери вставить в прорезь его карточку ЦИА, он сказал:

— Платить буду я. Идея ведь моя… кроме того, все равно некоторые из кодов засекречены. — Он вставил свою карточку и набрал три кода.

Дважды перед их взором не появилось ничего, кроме рядов дальнобойных трансляторов. На третий раз в глаза ударил яркий солнечный свет и потянуло морем. Вдали прямо из воды поднимался большой цилиндр с закругленной крышей. Перед ним простирался песчаный пляж; над водной гладью то тут, то там играли волны. На неровной металлической поверхности цилиндра выделялись оранжевые буквы:

«ДЖАМП ШТИФТ». ТРАНСПОРТИРОВКА СВЕЖЕЙ ВОДЫ.

— Я бы мог подвезти вас поближе на лодке, — сказал Уайт. — Но это будет лишь пустой тратой времени, так как вы там ничего не увидите. Внутри — вакуум. Знаете, как действует это сооружение?

— Конечно.

— Открытие телепортации было равнозначно появлению лазерной техники. Главное — сделано грандиознейшее изобретение, а уж как его использовать, каждый думал сам. Целых двенадцать лет мы производили исключительно телепортационные насосы для различных муниципалитетов, чтобы стало возможным переправлять свежую воду во всех направлениях. Однако проблема всегда заключалась в том, где взять эту самую свежую воду, а не как ее транспортировать. И знаете, во что переросла наша первая идея? Новый проект однажды ночью приснился моей секретарше. Она умудрилась записать все, что увидела, и на следующее утро мы все, по очереди, пытались разобрать ее почерк… но не в этом дело. Идея оказалась простой. На высоте тридцати четырех футов над уровнем моря устанавливается бак без дна, герметически закрытый со всех сторон. На его крыше — телепортационный насос. Когда воздух из бака телепортируется, морская вода закипает. С этого момента можно начинать телепортировать пар, который конденсируется, и заказчики получают свежую воду. Хотите сделать снимки?

— Нет.

— Тогда давайте посмотрим, какие результаты дает этот наш агрегат, — предложил Уайт и набрал код.

Теперь солнце светило ярче. Транслятор находился у стены длинного деревянного строения. Вдали виднелись плоские залежи соли, а за ними похожие на синие привидения горы. Уайт открыл дверь.

— Ууф! — вырвалось у Джерибери.

— Долина Смерти. Жарко, да?

— В такие минуты у меня просто не хватает слов; я, конечно, не уверен, но, по-моему, здесь жарко, как в доменной печи. — Джерибери с головы до пят стал покрываться потом. — Я сейчас представляю, что нахожусь в сауне. Почему бы не установить транслятор прямо здесь?

Они обошли деревянную постройку и попали… в оазис. Джерибери почувствовал себя совсем разбитым. С одной стороны барака царила суровая красота безжизненной пустыни, с другой — искусственные насаждения, бесконечные ряды деревьев.

— Мы можем вырастить хоть черта в ступе поблизости от этого строения. Начали мы с финиковых пальм, потом перешли на апельсиновые и грейпфрутовые деревья, затем пошли ананасы, рисовые плантации, манго. Короче говоря, здесь приживаются все тропические растения, правда, при условии их достаточного снабжения водой.

Джерибери уже успел заметить водонапорную башню, с виду похожую на отправитель. Он сказал:

— Хорошая почва тоже не помешала бы.

— Ну, конечно. Земля в Долине Смерти оставляет желать лучшего. Нам приходится постоянно подвозить сюда удобрения. — Струйка пота стекла по щекам Уайта. Его лицо приняло суровое выражение. — Но дело в принципе. С помощью телепортации человек получает возможность жить в любом регионе планеты. Работая на Манхэттене, в центре Лос-Анджелеса или где угодно, вы можете поселиться в…

— Неваде.

— Или на Гавайях, или в Большом Каньоне! Скученность людей в городах являлась причиной мятежей. Наша компания способна хоть на некоторое время избавить человечество от этой проблемы. Продвижение происходит медленно, люди, перемещаясь, вынуждены сталкиваться друг с другом. Однако, благодаря нашей деятельности, появилась надежда.

Джерибери молча обдумывал сказанное его спутником, а потом спросил:

— А как насчет окружающей среды?

— Что?

— Долина Смерти признана экологически чистым местом с уникальным климатом. Как на ней отразится неограниченная подача воды?

— Скорее всего, ситуация в корне изменится.

— Вот вы говорите, Гавайи, Большой Каньон. Слава Богу, еще существуют законы, запрещающие возводить многоквартирные дома в местах, являющихся национальными памятниками. На данный момент на Гавайях приблизительно такая же плотность населения, как в Нью-Йорке. С помощью ваших трансляторов каждый может оказаться там, где пожелает, верно?

— Да, наверное, — медленно сказал Уайт. — Загрязнение окружающей среды… Хм. Что вы знаете о Долине Смерти?

— Здесь жарко, — по лбу Джерибери струился пот.

— Раньше Долина Смерти была внутренним морем, причем соленым морем. Потом произошли существенные изменения климата, и оно высохло. Интересно, как это отразилось на экологической обстановке?

Джерибери поскреб затылок.

— Море?

— Да, море! И тот факт, что оно высохло, дало толчок экологическому дисбалансу, однако таким образом зародилась новая экологическая ситуация. То же самое теперь делаем и мы. Ладно, оставим наш спор. Я хочу показать вам кое-что. Так значит, загрязнение, да? — Уайт вцепился в руку Джерибери изо всех сил.

Старик явно разозлился. Оказавшись в трансляторе, он долго не мог вспомнить код. В конце концов дрожащими пальцами он нажал несколько кнопок, потом сделал паузу и набрал еще номер.

Промелькнул зал аэропорта, потом наступила кромешная тьма.

— Ох, черт. Я забыл, что здесь сейчас ночь.

— Где мы?

— Проект мелиорации пустыни Сахара, автор Рудольф Хилл. Нет, выходить здесь нечего, вы все равно ничего не увидите в темноте. Вы знаете что-нибудь об этом проекте?

— Здесь пытаются насадить настоящие леса, где будет все, что необходимо, начиная с деревьев и заканчивая животными. — Джерибери старался разглядеть хоть что-нибудь сквозь стеклянную стену транслятора, но тщетно. — Ну как, получается?

— Пожалуй, да. Если мы будем продолжать в том же духе еще лет двадцать, эта часть Сахары превратится в лесной массив. Вы и на этот раз станете утверждать, что мы нарушаем экологический баланс?

— Ну, в данном случае, возможно, цель оправдывает средства…

— В былые времена Сахара была покрыта буйной растительностью. Люди, использовавшие эту землю под пастбища в течение тысячелетий, загубили ее, превратив в пустыню. Мы намерены стимулировать обратный процесс.

— Ясно, — сказал Джерибери. По раздавшимся щелчкам он догадался, что Уайт набрал код. Теперь сквозь стекло сияли звезды, и было видно небо, на фоне которого отчетливо вырисовывались кроны деревьев.

Он мимоходом взглянул на мелькнувшие огни аэропорта и спросил:

— Как мы миновали таможню?

— Территория, на которой претворяется в жизнь Проект Хилла, официально принадлежит США. — Уайт снова набрал номер. — Настанет день, когда, всего несколько раз нажав на эти кнопки, вы сможете попасть куда угодно, — проговорил он. — Конечно, коренная реконструкция наших трансляторов станет нам в копеечку. Ну вот мы и на месте.

Слепящее солнце, песчаный пляж, бескрайнее море. Они очутились возле отеля, располагавшегося на самом берегу. Джерибери последовал за Уайтом, который уверенно шагал к воде.

Они остановились там, где заканчивался песок. Ласковые волны подкатывали прямо к их ногам.

— Карпинтерия. Этот пляж рекламируется как самый безопасный в мире. Он, несомненно, при этом является еще и самым скучным. Здесь не бывает штормов. Вы наверняка слышали о Карпинтерии, Берри?

— По-моему, нет.

— Экономическая катастрофа. Недалеко отсюда, в районе Санта Барбара, потерпел крушение нефтяной танкер. Все ближайшие пляжи буквально почернели, так как оказались залиты нефтью. Я был среди добровольцев, вызвавшихся спасать птиц, очистить от нефти их перья. Однако они все равно погибли. То, о чем я вам рассказал, Берри, произошло почти пятьдесят лет назад.

Джерибери начал смутно припоминать давно забытый урок истории.

— Мне казалось, что это случилось в Англии.

— В мире было много подобного рода случаев. Теперь нефть переправляется в трансляторах перемещений, да и не очень-то широко ее применяют.

— Автомобилей нет.

— Практически нет нефтяных скважин.

Они вернулись к отелю.

Через стенку сооруженного под водой стеклянного колпака был прекрасно виден искусственный риф, состоявший из остовов старых машин. Казалось, что их контуры стерлись, а форма изменилась под воздействием грязи, времени и облепивших их стай рыб. Проржавевшие насквозь металлические корпуса служили прекрасным убежищем для обитателей морского дна. Создавалось впечатление, что эта груда металла была свалена сюда только вчера — ни одну «машину» не отнесло в сторону.

Риф постепенно удалялся, исчезая в темноте.

Вот все, что осталось от автомобилей.

— Восточная река казалась настолько грязной, что люди поговаривали, что вода в ней способна самовозгораться, — сказал Уайт. — Теперь вы видите ее собственными глазами.

Мимо проплывали различные предметы. Куски пластмассы и металла были окружены пятнами отвратительной пены.

— Да, чистой эту воду не назовешь, — констатировал Джерибери.

— Вы правы, но только не подумайте, что эта река входит в канализационную систему. С помощью телепортации стало гораздо легче избавиться от этой гадости.

— Похоже, все дело в том, что сам я никогда не был свидетелем экологических катастроф, о которых вы рассказываете — разлитая нефть, озеро Мичиган, Миссисипи. Вы, может быть, преувеличиваете. Так какова же роль телепортации в мероприятиях по очистке, к примеру, загрязненных водоемов?

— Существуют записи, фотографии.

— Но людям-то гораздо проще сваливать все отходы в реку. Им наплевать на ваши расчудесные бездонные мусорные баки.

— Ну естественно.

— Причем собранные вами шлаки все равно нужно где-то захоронить.

Уайт взглянул на него с интересом.

— Очень проницательное замечание, Берри. Перейдем к следующему этапу.

Загородив спиной кодонабиратель, Уайт начал нажимать кнопки.

— Номер засекречен, — объяснил он. — Отправляемся в экспериментальную лабораторию компании «Джамп Штифт». Помещений нам требуется немного — опыты, связанные с телепортацией, практически безопасны…

Однако помещений оказалось предостаточно, и размещались они в огромном сборном здании из гофрированного железа. Сквозь прозрачные панели Джерибери увидел и соседние постройки, расположенные далеко друг от друга. Солнце стояло под углом сорок пять градусов. Знай он, где север, можно было бы рассчитать широту и долготу.

Очень высокая черноволосая женщина в белом халате встретила старика восторженными криками.

— Джемини Джоунс, — представил ее Уайт. — Джем, куда вы направляете радиоактивные отходы?

— В четвертое здание.

Копна черных, как смоль, волос обрамляла голову женщины-физика, делая ее похожей на черный одуванчик и зрительно прибавляя лишние дюймы к ее росту. Она взглянула на Джерибери с неподдельным любопытством.

— Сенсатор?

— Точно.

— Никогда не пытайтесь обмануть кого-нибудь. Вас выдают глаза.

Все трое вошли в транслятор и отправились в четвертое здание. Прошло несколько секунд, и они уже разглядывали металлический цилиндр через несколько запломбированных стеклянных панелей.

— Примерно каждые двадцать минут мы получаем груз, — сказала Джем Джоунс. — На каждой большой электростанции в США установлен отправитель, связанный с нашим приемником, который мы не отключаем ни на секунду. Если груз автоматически отсылается обратно, нам приходится выяснять причину. Это отнимает массу времени, потому что обычно неисправность оказывается в спусковом корабле.

— Спусковом корабле? — переспросил Джерибери.

Джемини Джоунс была искренне удивлена его полным неведением. Уайт сказал:

— Берри, как вы думаете, какие отходы представляют наибольшую опасность?

— Расскажите мне, пожалуйста, об этом сами.

— Я говорю о радиоактивных отходах, доставляемых сюда с атомных электростанций. Мы, в свою очередь, отправляем их на спусковой корабль. Неужели вы об этом ничего не знали?

— Я, конечно…

— Спусковой корабль — это передвижной телепортационный приемник с космическим зондом, у которого открыт один конец. Груз перемещается со скоростью, отличной от скорости спускового корабля, работающего исключительно в вакууме.

— Груз, — тихо предупредила Джем Джоунс.

Что-то непонятное появилось в металлическом цилиндре и исчезло еще до того, как Джерибери успел приглядеться.

— А где он находится, этот спусковой корабль?

— Вращается вокруг Венеры, — сказал Уайт. — Первоначально это входило в план освоения Венеры. С помощью спускового корабля появляется возможность перемещать все что угодно: топливо, кислород, пищевые продукты, воду и даже не очень громоздкие транспортные средства. Вокруг каждой из планет Солнечной системы, кроме Нептуна, вращается корабль. Перед тем как вернуться с Венеры, экспедиция оставила корабль на орбите. Вначале думали, что он даст возможность отправить туда еще одну группу исследователей, но, поразмыслив, решили, что эта планета для нас не очень интересна. Ведь мы используем ее лишь в качестве свалки — это все, на что она годится. К тому же теоретически не существует никаких помех для перемещения отходов через вращающийся вокруг Венеры спусковой корабль, пока он правильно ориентирован. Отправителей много, приемник — один. Конечно, возможна перегрузка, и тогда все отсылается обратно в отправитель, цикл повторяется. Как видите, никаких проблем.

— И сколько это стоит?

— Очень дорого. Ужасно. Затраты огромны, но следует учитывать, какую опасность таят в себе радиоактивные отходы. Я не перестаю надеяться, что когда-нибудь мы сможем от них избавиться и вовсе. — Уайт замолчал; он выглядел озабоченным. — Ничего, если я присяду?

Вокруг стола были расставлены складные стулья. Уайт тяжело опустился на один из них; Джем Джоунс поддерживала его под локоть. Она спросила:

— Может быть, вызвать доктора Жанеско?

— Нет, Джем, я просто устал. Здесь где-нибудь есть автомат с кока-колой?

Джерибери, найдя автомат, опустил «шоколадный» доллар и получил взамен две банки кока-колы. Повернувшись, он чуть было не задел Джемини Джоунс.

Она заговорила почти шепотом.

— Вы его просто загоняли. Вам не кажется, что стоит дать ему отдохнуть?

— Это он меня загонял! — прошептал ей в ответ Джерибери.

— В это нетрудно поверить. Постарайтесь устроить так, чтобы он успокоился.

Уайт открыл банку и залпом выпил почти все содержимое.

— Мне уже лучше, — он вздохнул.

— Теперь-то вы понимаете, что мы очищаем мир, а не загрязняем его?

— Да, я согласен.

— Спасибо.

— Мне не следовало бы спрашивать об этом вас. Сколько вы получили за мятеж на Молл?

Джерибери смутился.

— Мятеж на улице Молл еще не закончился, и они все еще обвиняют меня.

— А вы все еще обвиняете «Джамп Штифт».

— Смотря с какой стороны подойти к делу, — терпеливо сказал Джерибери. — Если даже… скажем, десять человек из каждого миллиона получат возможность ограбить магазин, то по США это составит четыре тысячи человек. Эти преступники запросто попадут в Санта Моника Молл за время, которое потребуется для набора двадцати одной цифры.

— Что же вы нам предлагаете? Больше ничего не изобретать?

— Нет, я совсем не об этом. — Джерибери открыл еще одну банку кока-колы.

— Что же тогда?

— Я сам толком не знаю. Но одна проблема влечет за собой другую. Означает ли это, что следует вообще отмахнуться от проблем?

— Ну что ж, давайте решим хотя бы одну.

Они сидели, потягивая кока-колу. Обоим очень хотелось отдохнуть. «Я выбился из сил в погоне за стариком!» — подумал Джерибери.

— Слишком велика плотность населения, — сказал он вслух.

— Конечно.

— Может быть, создать один приемник, рассчитанный на много отправителей. Фактически… каждый транслятор в городе принимает пассажиров из любого другого. А реально ли создать такой, который будет настроен только на отправку?

Уайт поднял глаза.

— Конечно, если присвоить не указанный в справочнике код.

— Но ведь воздух необходимо передавать обратно в отправитель.

— Быть может, следует включить в код такого приемника букву Н, которая есть только в номерах участков полиции и пунктов пожарной охраны. Н означает «непредвиденный случай».

— Неплохо придумано. Такие трансляторы следует установить в местах, где существует возможность большого скопления людей.

— Такое может случиться где угодно, вы же сами говорили.

— М-да.

— Нам придется удвоить количество трансляторов, расположенных по всей стране… или вдвое сократить число трансляторов прибытия. Тогда, чтобы добраться в место назначения, пассажиру потребуется делать пересадку. Так стоит ли огород городить?

— Сомневаюсь, чтобы это был последний мятеж, — заметил Джерибери. — Популярность перемещений к далеким местам растет, превращаясь в своеобразный туризм. Ваши трансляторы коротких перемещений резко сократили число тех, кто любил путешествовать. Дальнобойные трансляторы дали этим людям такую возможность. Вы можете себе представить, что будет, если вспыхнет непрекращающийся мятеж? Грабители, кочующие от толпы к толпе, «вооруженные» увесистыми кошельками, прикарманивающие все, что попадется им под руку…

— Я не хочу даже думать об этом.

Джерибери положил руку на плечо пожилого ученого.

— Пусть это вас не волнует. Вы необыкновенный человек. Вы творите чудеса. Вы ничуть не виноваты в том, как люди используют ваши изобретения. Быть может, именно вы спасли мир. Степень загрязнения окружающей среды прогрессировала со страшной скоростью до тех пор, пока на арене не появилась «Джамп Шифт».

— Видит Бог, это чистая правда.

— Мне придется покинуть вас. Я должен еще многое увидеть собственными глазами, а время не ждет.

8

Таити. Иерусалим. Мекка. Остров Пасхи. Стоунхендж. Места с мировой известностью, чьи названия невольно всплывают в памяти. Набрать код одного из них в порыве может любой.

Мекка. Вереницы мусульман (количество можно уточнить и позже) стекаются сюда пять раз в день. Коран призывает каждого мусульманина совершить хотя раз в жизни паломничество к святыне. Единственной отраслью промышленности, развитой в этом городе, является изготовление предметов религиозного культа. И попасть в такое место можно, нажав всего несколько кнопок…

Стоунхендж Загадка древности. Кто, когда и зачем возвел эти каменные постройки? Ни один ученый не способен дать четкий ответ на этот вопрос. Дорога, идущая от северо-восточного гористого склона мимо могильных холмов, вела… к стоявшему на возвышенности дальнобойному транслятору.

В Стоунхендже сейчас примерно одиннадцать часов вечера. Час ночи в Мекке и Иерусалиме. Эти города уже спят. Джерибери вычеркнул их из списка.

Эйфелева башня, египетские пирамиды, сфинксы, Ватикан, черт побери, во всех известнейших местах мира уже стемнело. Что он увидит там в полночь?

Тогда…

Таити. Стоит только сказать «рай в тропиках», и каждый услышавший благоговейно прошепчет: «Таити». Гавайи, конечно, ничуть не уступают, но расположены они слишком близко ко всем цивилизованным городам, поэтому от их самобытности уже осталось одно воспоминание. Таити, находящийся в южном полушарии, расположен в уединенном месте и по этой причине избежал такой участи.

Все поплыло перед глазами, когда он закончил набирать код. Джерибери прислонился к стене, испуганно озираясь по сторонам. Ведь он погибнет, если не произошла передача скорости! Должно быть, просто слегка нарушилась синхронность.

Он слишком много знал, вот и все.

По эту сторону барьера находилось шесть трансляторов разного типа. Единственный таможенник с унылым видом пропускал мимо себя непрерывный поток пассажиров, похоже, не разглядывая ни одного из них.

Джерибери присоединился к этой движущейся толпе.

Вокруг него были в основном мужчины. Многие держали в руках видеокамеры и лишь некоторые — чемоданы. Среди пассажиров угадывались англичане, американцы, французы, немцы и даже испанцы и русские. Большинство были одеты в светлые… и дешевые костюмы. Туристы, прошедшие таможенный досмотр, толпились возле прямоугольных трансляторов отправления, у которых одна из стен была стеклянной и которые принадлежали Общему Рынку. Джерибери заметил напряженное и испуганное выражение на многих лицах. Может быть, их смущало это новое, чистое, современное здание, где, казалось, уже начинается «райский остров», кондиционеры и яркое освещение?

Выстояв очередь, чтобы позвонить, Джерибери обнаружил, что автомат не принимает ни его денег, ни его кредитной карточки. По дороге к прилавку, где меняли валюту, он рассматривал трансляторы. Получив целую пригоршню французских монет, он вернулся к автомату.

Компьютерный справочник реагировал на английскую речь и моментально сообщил коды трансляторов, установленных в центре Папеэте.

Наконец-то он снова ощутил себя сенсатором. Набрав код, он всматривался в мелькавшие пейзажи, оглядывался по сторонам, опуская в прорезь жетоны, и снова набирал код. Жетоноприемник был расположен очень высоко, и жетоны казались слишком большими и тонкими. К тому же, кодонабиратель представлял собой диск с отверстиями. Несмотря на эти мелкие неудобства, Джерибери, однако, вскоре полностью освоился в трансляторе.

Перед ним простирался пляж, ограниченный недостроенными гостиницами причудливых форм. Он сразу понял, что наибольшее количество людей в Папеэте можно увидеть на пляже и в воде. Загорающих было так много, что позже он не мог вспомнить цвет песка на побережье — его плотно закрывали человеческие тела.

В центре располагались высотные здания со стеклянными фасадами, строительство некоторых из них уже завершилось, а другие были еще недостроены. Встречались в городе как хижины, так и великолепные особняки. Однако, что бы ни попадалось ему на пути — всюду виднелись палатки и навесы, установленные в спешке. Они располагались перед трансляторами, кафе и туалетами, что очень мешало прохожим. Протянувшийся на несколько кварталов рынок под открытым небом был с обоих концов блокирован палатками и тентами, так что попасть туда можно было лишь с помощью транслятора.

«Они зашли еще дальше нас, — подумал Джерибери. — Если есть трансляторы, то кому нужны улицы?» Эта мысль не позабавила его, а, наоборот, привела в ужас.

По дороге ему повстречалось несколько нищих. Вначале он не обращал на них внимания, так как шел очень быстрым шагом. Но как только он выходил из очередного транслятора, хотя бы пара горожан решительно направлялась в его сторону. Он остановился у стеклянной стены какого-то здания, окруженного палатками, и стал ждать.

Нищие. В некоторых из них безошибочно угадывались коренные жители — эти мужчины, женщины и дети необычайно походили друг на друга бронзовой кожей, одеждой, акцентом и движениями. Однако они оказались в меньшинстве. А подавляющее большинство составляли белые люди, иностранцы. Они подходили к Джерибери с распростертыми объятиями, улыбаясь или придавая своим лицам скорбное выражение, и начинали тараторить на языке, который он, по их мнению, должен был понимать. Половина из них не ошибалась в своем выборе.

Он пробовал набирать различные коды — нищие одолевали его повсюду.

Итак, Таити оказался мечтой состоятельных людей.

Ему надоело слоняться по Папеэте, и, заглянув в свой список кодов, Джансен набрал тот, который переместил его за город.

Когда он открыл дверь, воздух клубами вырвался из транслятора. Джерибери пришлось как следует зевнуть, так как за время перемещения у него заложило уши.

Какой пейзаж! Он находился недалеко от вершины гранитной горы. Перед ним простиралась долина с пышной растительностью. Все вокруг было зеленым и желтым, над головой — белые облака, вдали — серо-голубые скалы, а еще дальше — море.

Поблизости располагался автобусный вокзал, и к Джерибери как раз приближался старый автобус дальнего следования. Водитель затормозил и с дружелюбным видом прокричал что-то на французском языке. Джерибери улыбнулся в ответ и решительно замотал головой. Водитель пожал плечами, и автобус пронесся мимо.

Вряд ли здесь с самого начала был устроен вокзал. Чтобы добраться сюда до изобретения трансляторов перемещений, нужно было было потратить многие и многие часы. Перебазировав сюда автобусный вокзал, бюро путешествий преуспевало.

Автобус был переполнен. Предприятие оказалось очень выгодным.

Джерибери долгое время стоял, не двигаясь, упиваясь пышной красотой острова. Так вот чем прославился Таити! Демографический взрыв ничуть не отразился на самобытности местной природы, и это казалось настоящим чудом.

Он вовремя вспомнил, что предоставленные ему двенадцать часов вот-вот истекут, и нехотя направился к кассе.

Молодой человек любезно улыбнулся ему:

— Я вас слушаю.

— Вы говорите по-английски?

— Конечно. — Черты его лица и цвет кожи выдавали коренного таитянина. Он довольно чисто говорил по-английски, а еле заметный акцент был отнюдь не французским. — Вы хотите приобрести билет на экскурсию?

— Нет, благодарю. Я бы хотел побеседовать с вами, если у вас найдется свободная минутка.

— Что именно вас интересует?

— Таити. Я — сенсатор.

Лицо молодого человека стало менее привлекательным.

— Вы хотите рассказать всем о нашем острове?

— Вроде того.

На лице кассира не осталось уже и следов улыбки.

— Можете вернуться в свою страну и сообщить, что Таити и так битком набит.

— Я обратил на это внимание в Папеэте.

— Мне посчастливилось иметь дом в Папеэте — говорили, надежная недвижимость. Но мою семью силой заставили уехать оттуда! Из дома было даже толком не выйти… — он так разгорячился, что стал говорить с паузами. — Его плотно окружили палатками… — Он употребил слово, которого Джерибери не расслышал. — У нас не хватало денег, чтобы купить транслятор мгновенного действия. Да мы и не могли бы подвезти его к дому, потому что… — Джерибери снова не понял этого слова. — … запрудили улицы. Полиция оказалась бессильна.

— Почему?

— Их слишком много. Мы же не звери и не способны расстреливать людей в упор, а лишь это способно остановить их. Они приезжают сюда без денег, без одежды, и остановиться им негде. Но, однако, это не самая большая проблема. Расскажете об этом, когда вернетесь?

— Я записываю на пленку все, что вы говорите.

— Объясните, что самые противные те, у которых куча денег. Они строят отели повсюду, и я не сомневаюсь, что в конце концов наш остров превратится в одну сплошную гигантскую гостиницу! Смотрите сами! — Он махнул рукой, указав куда-то вниз к подножию горы. — Клуб «Плейбой» строит под нами новый отель.

Джерибери взглянул на временные постройки и на огромную стальную коробку с вертолетными роторами на ней. Он достал «Минокс» и запечатлел все это на пленку, затем отснял панораму находившихся вдали гор и закончил съемку, увековечив с помощью камеры хмурое лицо молодого человека в билетной кассе.

— Скваттеры, — неожиданно произнес кассир. — Я никак не мог толком вспомнить это слово. Я уверен, что в нашем доме, как только мы его покинули, поселились скваттеры. Не забудьте сказать, что они нам осточертели.

— Обязательно скажу, — заверил его Джерибери. Напоследок, перед тем, как покинуть эту долину, он окинул ее долгим взглядом. Буйная изумрудно-зеленая растительность, серо-голубые горы, полоса моря вдали… но его глаза задержались на сплошном потоке стройматериалов, выгружаемых из грузового транслятора третьего типа, принадлежавшего клубу «Плейбой».

Остров Пасхи. Огромные, большелицые, торжественные каменные статуи с головами из красноватого вулканического туфа. Карикатуры на них встречались даже чаще, чем фотографии («Помолчи, пока не уедут эти археологи!» — шепчет одна статуя другой), которые, несмотря на свою достоверность, едва ли могли дать представление о невозмутимой торжественности каменных гигантов. Но и на этот древнейший остров можно попасть за считанные минуты — стоит только набрать код…

Проблема в том, что в справочнике наверняка нет данных о трансляторах на острове Пасхи.

Несомненно, должна существовать какая-то возможность попасть туда с помощью транслятора, но вряд ли перспектива появления на острове Пасхи миллионов иностранных туристов вызывает энтузиазм у правительства Перу.

Итак, существовала и обратная сторона медали — трансляторы перемещений давали возможность попасть в любую точку земного шара, но с тем условием, что там тоже должен быть установлен транслятор. Набирая код аэропорта «Лос-Анджелес Интернейшнл», Джерибери удовлетворенно улыбался.

9

В полицейском участке, находившемся на Пьюрдю авеню, не нашлось ни единого человека, изъявившего желание побеседовать с сенсатором.

Его профессиональное терпение не покидало его, хоть и казалось несовместимым с постоянными перемещениями. В конце концов, один из дежурных соблаговолил выделить немного времени и произнес:

— Послушайте, все очень заняты. Мы заканчиваем расчищать улицу Молл после мятежа.

— Заканчиваете? Мятеж подавлен?

— Почти. Нам пришлось убрать из Чикаго все трансляторы, способствовавшие увеличению толпы бунтовщиков. Теперь эту технику, конечно, придется устанавливать снова. Но инцидент исчерпан.

— Отлично!

— Рано радоваться. Я ведь не говорю, что все виновные наказаны. Банда грабителей умудрилась подтащить грузовой транслятор ко входу в магазин «Пенни». Таким образом им удалось поместить туда награбленное и скрыться самим. Когда они появятся снова, мы такой наглости уже не потерпим. Правда, теперь бандиты вооружены.

— Ряды мятежников постоянно пополнялись?

— Можно сказать, что да. Послушайте, у меня нет времени на разговоры. — Он вернулся к телефону.

Следующий полицейский, которого остановил Джерибери, узнал его с первого взгляда.

— Так это вы заварили всю эту кашу! Не мешайте работать.

Джерибери вышел на улицу.

Летний закат. Наступило время коктейля… прошло три с половиной часа.

Выйдя из полицейского участка, Джерибери почувствовал, что у него кружится голова. Он прислонился к стене. Наверное, виной всему постоянные перемещения — за сегодняшний день он сменил слишком много мест, временных поясов и климатических зон. Из вечернего Нью-Йорка он окунался то в сырость морского побережья, то в жару доменной печи в Долине Смерти, то в ночную Сахару. Трудно было даже перечислить все те места, где он побывал.

Почувствовав себя лучше, он направился к «Погребку де Руа».

Каждый человек ищет оптимальную для него пропорциональность между переменами и постоянством. Если ничего не меняется, ему становится скучно. Отсутствие стабильности ввергает его в панику, лишает возможности адаптироваться к данным условиям. Тот, кто за десять лет сменил шесть жен, никогда не расстанется со своим местом работы. Тот, кто постоянно ездит в служебные командировки, не бросит свою подругу. Женщина, прикованная к дому и семье, вскоре почувствует непреодолимое желание изменить что-нибудь в своей внешности, завести любовника или постоянно участвовать в карнавалах.

Смену событий обеспечивают трансляторы перемещений, а вот стабильность обрести очень трудно. Для многих воплощением постоянства и стабильности являются клубы, некоторые из них имеют филиалы в разных городах. Член такого клуба, покинув свой родной Вайоминг, находил его в Денвере. Люди, вступившие в один и тот же клуб, очень часто становились похожими друг на друга. Те же, кто привык к постоянной смене ролей, менял клубы, как перчатки.

Клубы предоставляли людям редкую возможность общения, чего теперь уже не могли обеспечить ни автобусы, ни аэропорты, ни даже дворы. Некоторые из них предлагали развлечения, в некоторых велись серьезные споры и дискуссии. В «Пляжном клубе», к примеру, можно было сыграть партию в пинг-понг.

«Погребок» действовал на приходивших сюда людей умиротворяюще. Поданный по первому требованию клиента стаканчик виски и прохлада полутемного бара сразу пришлись по вкусу Джерибери, и сейчас он почувствовал острую необходимость во всем этом. Вглядываясь в огоньки, отражавшиеся в расставленных вдоль стенки бутылках, он пытался вспомнить вертевшуюся у него на языке фамилию. Как только она, наконец, всплыла в памяти, он поспешно записал ее и продолжил самозабвенно потягивать виски.

Гарри Мак Корд был начальником полиции Лос-Анджелеса в течение двенадцати лет, а на службе состоял и того больше. В отставку он ушел лишь год назад. Чтобы найти его номер, компьютерному справочнику потребовалось немало времени — Мак Корд жил в Орегоне.

Его маленький домик стоял в сосновом бору. С веранды была видна разбитая грязная дорога, служившая здесь единственным связующим звеном с цивилизованным миром, и создавалось впечатление, что она вот-вот затеряется в высокой траве. Однако установленный неподалеку транслятор оказался на удивление новым.

Удобно устроившись на веранде, они взяли в руки по кружке пива.

— Преступление — вещь совершенно обычная, — сказал Гарри Мак Корд.

— Меня интересует зависимость количества неправомерных поступков от наличия трансляторов на месте их совершения, — объяснил Джерибери. — Хотелось бы знать, повлияла ли возможность в считанные секунды скрыться от полиции на результативность вашей работы.

— Так вот вы о чем!

Джерибери терпеливо ждал, когда он снова заговорит.

— Изобретение трансляторов довольно-таки круто изменило нашу жизнь, а соответственно повлияло и на деятельность органов правопорядка. Трансляторы появились в… когда? В тысяча девятьсот девяностом году? Но их внедрение происходило достаточно медленно, чтобы мы успели к ним привыкнуть. Общеизвестным, например, является тот факт, что поначалу некоторые люди устанавливали трансляторы прямо у себя в гостиных, а когда у них из квартир выносили всё подчистую, обвиняли нас в недостаточной бдительности… — Начав говорить очень неторопливо, Мак Корд постепенно набирал скорость. Он уже давно был крупным общественным деятелем и слыл прекрасным оратором. — Итак, начнем. Кража со взломом: В данном случае трансляторы даже приносили кое-какую пользу. Если дом или квартира стояли на сигнализации, охрана получала возможность почти моментально прибыть по тревоге на место преступления. В случае, когда вор, заметив блокировку, сразу же покидал дом, он не успевал ограбить свою жертву.

Существовали также усложненные системы сигнализации, запиравшие изнутри дверь транслятора и тем самым задерживавшие преступника до прибытия полиции. Находились, естественно, профессионалы, которые были способны проникнуть в стоявшую под охраной квартиру, и при этом в полицию не поступало сигнала тревоги. Тогда не оставалось практически никакой надежды задержать их после того, как они исчезали с места происшествия. Попадались, наоборот, и раззявы, которые не успевали покинуть дом только потому, что забывали купить заранее жетоны для транслятора.

Небезызвестен и некий Лон Виллис, который, пробравшись в квартиру, баррикадировал снаружи дверь транслятора. Заметив, что сработала сигнализация, он проникал в одну из соседних квартир и исчезал с помощью транслятора, установленного там. Его система работала безотказно — он отнимал у нас столько времени, что поймать его становилось несбыточной мечтой. Но однажды вечером он вскрыл квартиру, находившуюся под охраной, и, заметив это, хотел было прибегнуть к своей обычной хитрости, но хозяин соседней квартиры легко ранил его, и этого оказалось достаточно, чтобы мы смогли задержать вора.

Убийство: Понятие алиби с появлением трансляторов исчезло навсегда. Преступник, веселившийся весь вечер на званом ужине в Париже, вполне мог застрелить в этот вечер кого-нибудь на Гавайях. Причем вся «процедура» занимала столько же времени, сколько требовалось на мытье рук.

Так поступал Джордж Клейтон Ларкин. Он не учел лишь Того, что мы можем найти его по номеру кредитной карточки, которой он оплачивал перемещение, — сказал Мак Корд. — По собственной глупости попалась и Люсиль Доуни — у нее закончились жетоны, и ей пришлось купить их в киоске. И это с запачканными кровью рукавами!

Воры-карманники: У вас есть карман с «замком»?

— Конечно, — ответил Джерибери. Его внутренний карман с прочной пластмассой, вшитой в подкладку, застегивался на молнию, открыть которую можно было только обеими руками. — Украсть что-нибудь из него очень трудно, но все же возможно.

— Что у вас там лежит? Кредитки?

— Верно.

— Вы ведь можете за три минуты заморозить их действие. Карманные кражи уже невыгодны, иначе толпа воров напала бы на участников мятежа на Молл.

Контрабанда: Никто и не пытается бороться с этим видом преступлений.

Наркотики: Пока что мы не нашли способа, оградившего бы нас от ввоза их в страну. Наркотики может приобрести любой, кому они нужны. Мы арестовываем всех, кто причастен к наркобизнесу, и что из этого? Лично я делаю ставку только на Дарвина.

— Что вы этим хотите сказать?

— Следующее поколение откажется от наркотиков, потому что их родители не лишены здравого смысла. Если бы это зависело от меня, я бы узаконил это пресловутое «электродное удовольствие». Электрод, вживленный в ваш мозговой центр удовольствия, даст вам все то, чего сейчас ожидают от наркотиков, и тогда на вас уже не сможет рассчитывать ни один торговец этим товаром.

Мятежи: Мятеж на улице Молл стал первым удавшимся мятежом за последние двадцать лет. Полиция всегда имела возможность попасть к месту событий еще до того, как инцидент перерастал в мятеж, — заявил Мак Корд. — Мы называем это явление синдромом толпы и стараемся предотвратить его возникновение. Мы поставили перед собой такую задачу с тех пор… с тех пор, как это стало реальностью. — Он замолчал, обдумывая, стоит ли говорить дальше, и затем решительно продолжал: — Обратите внимание, трансляторы с жетоноприемниками обычно сначала устанавливались в местах, где сосредоточены магазины, а уж потом — в жилых кварталах. Мятежи вспыхивали и до того, как «Джамп Шифт» поместила свои трансляторы в районах бедноты.

— Разумно.

Мак Корд рассмеялся.

— Я рассказал вам только половину. Когда трансляторы появились в трущобах, мятежи почти прекратились. Люди перестали быть привязанными к своим домам, начали перемещаться по стране.

— Как вы думаете, почему полиция не пресекла мятеж на Молл?

— Забавно было наблюдать за происходящим, да? Я стал непосредственным свидетелем — случайно оказался в тот день на Молл. Вы видели, что происходило около грузового транслятора, находящегося в подвале магазина «Пенни»?

— Нет.

— Там работали профессионалы, уверенные в своих силах, не допускавшие ни единой ошибки. Похоже, что они действовали по определенной схеме. Мы проследили передвижение награбленных ими вещей до грузоприемника, находящегося в центре Лос-Анджелеса, но так и не узнали, куда они отправились дальше, так как кто-то из преступников остался, повредил приемник и скрылся. Настоящий профессионализм. Некая хорошо организованная банда решила использовать мятежи в своих корыстных целях.

— Вы считаете, что это была для них проба пера?

— По-моему да. Похоже, они поняли, что настало их время. Видимо, эти люди достаточно хитрые и проницательные, так как осознали, что с внедрением дальнобойных трансляторов синдром толпы стал возникать гораздо чаще, чем раньше. Это новый вид преступлений. Когда я думаю об этом, я немного жалею, что ушел в отставку.

— У вас есть какая-нибудь идея по поводу усовершенствования трансляторов? Возможно ли облегчить работу полиции?

Мак Корд не стал распространяться по этому поводу — он слишком плохо разбирался в устройстве трансляторов.

Семь часов. Интервью с Эвансом намечено на десять.

Джерибери вернулся в «Погребок» в надежде, что вкусный обед уменьшит его страх перед камерой.

Он отверг несколько предложений провести время в теплых компаниях. Интервью висело над его головой как дамоклов меч и делало его скучным собеседником. Он сел подальше от остальных посетителей и продолжал записывать приходившие в голову важные мысли. Ему не могла помешать даже дымившаяся перед ним тарелка с супом.

Трансляторы отправления. Перемещают пассажиров куда угодно; принимают только из полицейских участков и пожарных станций.

Полиция может закрыть все расположенные в соседних кварталах трансляторы. Кроме трансляторов отправления? Нет, это позволит грабителям быстро скрыться с места преступления. Но остановить их не представляется возможным. Во всяком случае, так смогут выбраться с захваченной мятежниками территории хотя бы случайные прохожие.

Ха! Трансляторы отправления перемещают пассажиров исключительно в полицейский участок!

Он зачеркнул последнее предложение и написал: Все трансляторы перемещают пассажиров только в полицейский участок! Однако зачеркнул и эту фразу, заменив ее более распространенным вариантом:

1) Сигнал о начале мятежа поступает из полицейского участка.

2) Все ближайшие трансляторы перестают принимать пассажиров.

3) Все ближайшие трансляторы перемещают пассажиров только в полицейский участок.

Он приступил к еде. Прошло несколько минут, вдруг он задумался, отложил вилку в сторону, снова начал писать:

4) Миллионы бунтовщиков, оказавшись возле полицейского участка, разносят его вдребезги.

Надо же, идея оказалась такой удачной, и все-таки она не безупречна!

Джерибери скучал над чашкой кофе, когда еще одна хорошая мысль пришла ему в голову. Он направился к телефону.

Секретарша «Семи шестерок» пообещала соединить Джерибери с доктором Уайтом, как только тот появится в клубе. Джансен ограничил время разговора, и, ему показалось, она обрадовалась этому.

Мак Корда не оказалось дома.

Джерибери вернулся к своему кофе. От волнения его бросило в дрожь. Он бы многое отдал, чтобы узнать, выполнима ли задача, которую он сформулировал. Если все это окажется пустой затеей, он будет вхолостую распространяться… перед миллионной аудиторией.

Прошло уже двадцать минут, и он собрался было снова подойти к телефону и позвонить в «Семь шестерок», как официант сообщил, что доктор Робин на проводе.

— Как я понимаю, необходимо произвести кое-какие усовершенствования, — сказал Джерибери. — Позвольте мне высказаться, каким должен быть результат, а вы подумайте, пожалуйста, возможно ли такое, хорошо?

— Я слушаю.

— Первый шаг — полиция сообщает о возникшем синдроме толпы, то есть о том, что и случилось на улице Молл. С помощью экстренных выключателей, находящихся в Штабе, выводятся из строя трансляторы, расположенные в том или ином квартале.

— Такая система существует и сейчас.

— В настоящее время эти выключатели просто отключают трансляторы, а я бы хотел, чтобы они несли большую нагрузку — переключали трансляторы на экстренный режим работы: чтобы они могли принимать лишь людей из полицейских участков и с пожарных станций, а пассажиров перемещать только в полицейские участки.

— Это вполне осуществимо, — Уайт прикрыл глаза и задумался. — Ясно. Тогда полицейские смогут отпустить ни в чем не повинных прохожих, госпитализировать пострадавших, задержать явных грабителей, зафиксировать фамилии свидетелей… правильно. Блестящая идея. Для этого следует произвести реконструкцию приемника, снабдить его дополнительной камерой.

— Возможно. По крайней мере, приемник в этом случае будет под надежной охраной.

— Мне кажется, стоит обеспечить полицейских и представителей правительства специальными приспособлениями, которые позволят им пользоваться блокированными трансляторами.

— Замечательно.

Неожиданно Уайт замолчал и нахмурился.

— Существует одна загвоздка. По-настоящему сплоченная, многочисленная толпа может разнести участок полиции или серьезно помещать его работе. Вам это приходило в голову?

— Хорошо бы наладить связь не с одним, а с несколькими полицейскими участками.

— Назовите точную цифру. Существуют ведь ограничения в радиусе действия… Берри, о чем вы думаете?

— Сейчас дальнобойные трансляторы устроены так, что пассажир должен набрать по меньшей мере три кода, чтобы достигнуть цели. Помнится, вы говорили, что способны сократить их количество до двух. А одним кодом ограничиться можно?

— Не знаю.

— Я спрашиваю об этом для очистки совести, — заметил Джерибери. — Проблема состоит в том, что и эти меры не лишат мятежников возможности стекаться в определенное место со всех концов Соединенных Штатов. Вот если бы мы могли задействовать полицейские участки по всей территории государства! По мере заполнения камеры приемника, мы бы отправляли ее в Сан-Диего или Орегон!

Уайт рассмеялся.

— Видели бы вы сейчас свое лицо! Берри, вы мечтатель и витаете в облаках.

— То, что я предлагаю, невыполнимо?

— Нет конечно, ваша идея — утопия. Хотя подождите минутку. — Уайт поджал губы. — Выход есть. Все бы получилось так, как вы говорите, если бы в полицейском участке был установлен дальнобойный приемник. Нужно соединить всю систему с амортизатором скорости! Я же объяснял вам, что причин, мешающих пассажиру набрать код дальнобойного приемника из любого транслятора, не существует.

— Тогда мой план станет реальностью!

— Сообщив зрителям о своем проекте, вам придется попросить, чтобы они субсидировали его. Произвести необходимые усовершенствования не составит для нас особого труда. Мы способны снабдить страну сетью трансляторов экстренного действия за пару лет.

— Вы позволите сослаться на ваши слова?

— Конечно. Мы продаем трансляторы — это наш бизнес.

10

Ток-шоу — единственная развлекательная программа, сохранившаяся на телевидении. К кассетам обычно прилагается сопроводительный лист; чего можно ожидать от очередного ток-шоу, зритель заранее не представляет. Эта передача своеобразна, не похожа ни на какую другую, не требует больших денежных затрат и, при всем этом, обладает высокой конкурентноспособностью.

«Вечерняя витрина» обычно выходит в эфир в 20.30.

Они начинают прибывать около девяти вечера, группами выходя из трансляторов, расположенных чуть в стороне от жилых домов, и кружат по улицам в поисках тропинок, ведущих к побережью. Затем перебираются через высокую каменную стену, возведенную, дабы отгородить песок от домов, и, наконец, замирают, переполняемые благоговейным страхом.

Планктон, сияющий синим огнем, выплескивается на берег из черных морских глубин.

По прошествии нескольких минут Хермоса Бич уже запружен толпой людей. Мужчины, женщины и дети прибывают сюда парами и даже целыми семьями. Они держатся за руки и вглядываются в бескрайнюю водную гладь. Они пританцовывают, как дикари, в надежде оставить как можно более четкие отпечатки на влажном песке и вскрикивают от радости, увидев синее свечение у себя под ногами. Намного выше, на сухом песке, валяется разбросанная одежда. В море полным-полно купающихся, которые, как дети, забавляются голубыми россыпями.

Когда они отправились на это побережье, движимые услышанным в «Вечерней витрине» рассказом, многие были уже навеселе или побросали какие-то дела. Те, кто оказался здесь, радовались предоставившейся возможности позабавиться. У некоторых были сумки, у других — просто кошельки с жетонами.

Непрерывная цепочка людей тянулась вдоль побережья на север и, минуя пристань Хермоса, на юг. Больше всего народу толпилось возле пирса. Все новые и новые зрители прибывали на пляж, спускаясь друг за другом прямо к морю, чтобы присоединиться к тем, кто их опередил.

Джерибери Джансен оказался в студии за час до назначенного Эвансом времени.

Тут царил абсолютный беспорядок, и кишащие повсюду люди делали студию похожей на муравейник. Джерибери решил отправиться на поиски Уоша Эванса, когда тот, обогнав его, резко остановился прямо перед сенсатором.

— Послушайте, — сказал Джерибери. — Не считаете ли вы нужным обсудить кое-какие детали до начала интервью?

Эванс показался ему каким-то растерянным.

— Да, да, — невнятно пробормотал он и, набрав в легкие побольше воздуха, выпалил: — Ваши новости уже не актуальны, Джансен. Нам даже незачем снимать это интервью.

Джерибери грубо выругался:

— Я слышал, что полиция разогнала бунтовщиков…

— Больше того, они поймали женщину, ограбившую магазин.

— Отлично!

— Выслушайте меня, Джансен. По сделанным вами фотографиям ее узнали около тысячи человек, но прав оказался лишь один из них. Эту дамочку зовут Ирма Хеннеси, живет она в Джерси Сити, но разъезжает по всей стране, объясняя это тем, что нападать дважды на один и тот же магазин — не в ее правилах. Она — просто находка, Джансен, мечта сенсатора. Я не хочу вас обижать, но собираюсь сегодня вечером взять ее под залог из тюрьмы. Я буду делать интервью с ней.

— Значит, я больше не зачинщик мятежа на Молл? У вас новая игрушка — Ирма Хеннеси. Что ж, прекрасно. Я вовсе не горел желанием стать знаменитостью. Я свободен? — Он думал о том, что суета прошедшего дня, собранные сведения и потраченное время — все оказалось мартышкиным трудом. Если теперь ему удастся хотя бы записать лекцию для звукового журнала, это можно будет считать огромной удачей.

К действительности его вернул голос Эванса:

— Кстати, в Хермоса Бич начался новый мятеж, как две капли воды похожий на предыдущий.

— Черт побери, вы серьезно?

— Серьезнее некуда. — Уош Эванс закурил и продолжил: — Вы ведь знакомы с Гордоном Лундтом, звездой звукожурнала? Он участвовал в «Вечерней витрине», и его кто-то дернул за язык рассказать, что морская вода в Хермоса Бич — красная. Что случилось дальше, понятно и идиоту — каждый американец, услышавший его слова, решил, что непременно должен собственными глазами увидеть «красное» море.

— Какие оттуда поступают известия?

— В последней сводке сообщалось, что жертв нет. Домов они пока не крушат. Кажется, эта толпа зевак настроена вполне дружелюбно, и, к тому же, там нечего стащить, кроме песка. Похоже, этот мятеж пройдет тихо и мирно, Джансен. Но следует все же учесть, что народу там до черта.

— Все правильно — неизбежно возникнет синдром толпы, — сказал Джерибери. — А подобная ситуация возможна в любом месте, где установлены трансляторы.

— Правда?

— Синдром толпы существовал во все времена. Однако с появлением дальнобойных трансляторов люди стали свободно перемещаться по всей Земле. В некоторых местах, таких как Таити, сохраняется постоянная опасность его возникновения. Я сказал что-то смешное?

Уош Эванс как-то странно улыбался.

— Просто я убедился, что мы никогда не найдем вам достойной замены. Вы, как школьник, добросовестно готовились к предстоящей «контрольной», да?

— Целый день, — признался Джерибери. Он вытащил из кармана «Минокс». — Я побывал повсюду, где считал нужным, связывался с людьми, достаточно компетентными в интересующем меня вопросе. Я даже записал на пленку некоторые из их рассказов. В его руках появился диктофон. — Понятное дело, у меня было мало времени, чтобы отобрать наиболее удавшийся материал…

— Сейчас не время думать об этом, — Эванс забрал у него камеру и диктофон. — Ваш труд не пропадет зря — мы используем то, что вы приготовили, в специальном выпуске. В данный момент мы ждем новостей из Хермоса Бич. Все сказанное вами доказывает, что вам понятен механизм возникновения «синдрома толпы» и известны методы борьбы с этим явлением. Вы согласитесь дать интервью?

— Я… конечно.

— Тогда отправляйтесь в ЦИА и получите у Джорджа Бейли новую камеру. Так… сейчас уже четверть десятого. Даю вам полчаса, подготовьте как можно больше материала и возвращайтесь. Ваша задача — изучить возникший в Хермоса Бич «синдром толпы». Именно это станет темой нашей беседы.

Джордж Бейли встретил Джерибери непонимающим взглядом. Он выразительным жестом указал на единственную оставшуюся на столе камеру, откинул рукой волосы со лба и вернулся к дюжине светящихся телеэкранов.

Джерибери, взяв в руки камеру, проверил, работает ли она. Убедившись в ее исправности, положил в карман лист с кодами Хермоса Бич и отправился к трансляторам. Выпитый за день кофе булькал у него в животе. Внезапно он остановился с задумчивым видом.

Вполне достаточно одного центра контроля за вспыхнувшими мятежами. Тогда не нужна никакая система связи с полицией. Потребуется лишь один дальнобойный приемник на всю страну и здание величиной со стадион Янки, откуда будет вестись «управление» мятежом. Этот вид преступления только зарождается, так что на создание такого центра уйдет гораздо меньше времени и денег, чем на организацию сети полицейских участков.

Но об этом позже. Пора приниматься за работу. Он вошел в транслятор, набрал код и исчез из поля зрения.

I

За двенадцать тысяч лет до рождества Христова, во времена, когда чудеса казались людям делом привычным и естественным, один колдун владел древним секретом, много раз спасавшим его жизнь.

Впоследствии он, правда, сожалел об этом. Благодаря тайне Магического Колеса, он прожил несколько обычных человеческих жизней. Воинствующий демон Глирендри и его тупой пленник-варвар, наверняка, уже давно убили бы его, но даже сам дьявол не стал бы тягаться с тем, кому известен секрет предков.

Теперь все уже кончено, и лишь отголоски прошедших событий тех давно минувших дней расходятся по свету, как круги на воде от брошенного в пруд камня.

Противостояние Глирендри и Колдуна было слишком похоже на сказку, и не стоит даже об этом рассказывать. Настанет день, когда каждый уважающий себя чародей волей или неволей осознает, что сила его волшебства может исчерпать себя. Вот вам и еще одна до смешного простая и одновременно страшная тайна. Удивительным теперь кажется лишь то, что никому это не приходило в голову раньше.

Через год после схватки Колдуна с Глирендри, летним вечером Аран Соглашатель пришел в деревню Шейл с твердым намерением украсть Магическое Колесо.

Аран был тощим восемнадцатилетним юношей с худым удлиненным лицом и острым подбородком. Его глубоко посаженные глаза зорко следили за всем происходящим вокруг; короткие прямые темные волосы свисали почти до бровей. Ни для кого не оставалось загадкой, кем он был; любой пожимавший ему руку человек сразу соображал, в чем тут дело, — ладони Арана были покрыты блестящей шерстью. Но вот если бы кто-нибудь вдруг догадался о выполняемой им миссии, его сразу сочли бы сумасшедшим.

Дело в том, что Колдун являлся предводителем Гильдии Волшебников. Все знали, что у него есть имя, но никто не решался произнести его вслух. Дух окрестившего его демона — тень которого позже заточили в вытатуированные на спине Колдуна руны^[7] — необыкновенно опасный телохранитель, верно?

Но и Аран не был беззащитен. С его плеча свисала старая рваная кожаная котомка, зашитая через край и выглядевшая крайне небрежно. Судя по виду, в ней могли лежать орехи, засохший сыр, хлеб, но никак не деньги. На самом деле в ней помещались амулеты, чары которых могли пригодиться ему больше, чем сыр и хлеб, а пропитание себе Аран доставал ночью по пути в деревню.

К пещере Колдуна он подошел вскоре после захода солнца. Ему не раз объясняли, как с помощью волшебства перехитрить нечистую силу, охранявшую Колдуна. Чтобы до конца использовать свои чары, Арану требовался голос и руки, вот почему ему необходимо было сохранять человеческое обличье — это очень нервировало его. Как только луна залила окрестности своим мутным серебристым светом, он нараспев проговорил слова заранее выученного наизусть заклинания, вынул из сумы живую летучую мышь и слегка подтолкнул ее к зарешеченному входу в пещеру.

Раздался взрыв, и летучая мышь превратилась в парящее над каменным полом кровавое облачко. Арана чуть не стошнило, и он хотел было убежать прочь, однако, поборов панический страх, протиснулся вслед за мышью между прутьями решетки.

Те, кто послал его сюда, несколько раз детально описывали пещеру, чертили подробнейшие планы — теперь он запросто смог бы ограбить ее с завязанными глазами, на ощупь. Он бы даже, пожалуй, предпочел темноту мерцающему синеватому свету, исходившему от привязанного к потолку предмета, являвшегося трофейной светящейся стрелой. Он действовал быстро, но в то же время скрупулезно следовал полученным советам, стараясь не сбиться с «безопасного маршрута».

Несмотря на то, что в лаборатории Школы Меркантильных Гуманитариев в Атлантиде были широко представлены различные магические атрибуты, большинство вещей, принадлежавших хозяину пещеры, оказалось незнакомо Арану. Еще не наступил век серийного производства. Он на минуту задержался у стола. Зачем это Колдуну потребовалось точить стеклянный кинжал?

В этот момент его взгляд упал на потемневший от времени металлический диск с начертанными по краю рунами — несомненно, он отыскал то, за чем пришел. Он торопливо снял таинственный предмет со стены и пристегнул его ремнем к бедру, дабы освободить руки на случай, если понадобится драться. Он уже развернулся, собираясь покинуть эту мрачную пещеру, когда ниоткуда раздался смеющийся голос.

— Эй, паршивец, положи эту штуку на место, сукин ты сын…

Аран превратился в волка.

Резкая боль пронзила его бедро! Аран, принявший человеческое обличье, был худеньким подростком, волк же из него вышел здоровенный и страшный. Однако в данный момент ничто не могло ему помочь. Его тело сковала жгучая, невыносимая боль. Аран-волк взвизгнул и сделал попытку избавиться от мучений.

Постепенно он пришел в себя. Его голова гудела, бедро нестерпимо болело, запястья и колени горели. Неожиданно он сообразил, что, должно быть, врезался головой в стену и потерял сознание.

Он лежал на боку с закрытыми глазами, не подавая никаких признаков жизни. Попытавшись незаметно пошевельнуться, он понял, что связан по рукам и ногам. Ну что ж, его учили заклятью, развязывающему узлы.

Пожалуй, лучше не пользоваться им до тех пор, пока обстановка не прояснится.

Он слегка приоткрыл глаза.

Оказалось, что Колдун сидел рядом в позе «лотоса» и с улыбкой разглядывал своего пленника. В руке он держал тонкий ивовый прут.

Колдун был высоким, пышущим здоровьем мужчиной. Его сильное тело покрывал ровный бронзовый загар. Легенда гласила, что Колдун всегда ходил раздетым по пояс. Определить его возраст не представлялось возможным — ему в равной степени могло быть как двадцать, так и пятьдесят лет. На самом деле ему уже стукнуло сто девяносто, и он гордился этим, так как его внешность и сильный организм свидетельствовали о могуществе его волшебства.

Взглянув на стену, Аран убедился, что Магическое Колесо вернулось на свое законное место.

Будет теперь караулить следующую жертву! Настоящее Магическое Колесо было медным, и те, кто послал сюда Арана, прекрасно знали об этом. А эту приманку, похоже, сделали из серебра, поэтому она окислилась и обожгла его.

Вид у Колдуна был сонный, а взгляд отсутствующий. Вероятно, еще не все потеряно, его можно застать врасплох.

— Хплир… — только и успел произнести Аран, как Колдун хлестнул его по горлу.

Ивовый прут обладал свойством пружины — Аран задохнулся и замолчал; он помотал головой, стараясь сделать хоть глоток воздуха.

— Это слово состоит из четырех слогов, — сообщил ему Колдун до боли знакомым голосом. — Ты никогда не произнесешь его.

— Проклятье, — сказал Аран.

— Я хочу знать, кто тебя подослал.

Аран не отвечал, хотя дыхание его уже восстановилось.

— Ты не заурядный вор, но ты и не волшебник, — почти мечтательно произнес Колдун. — Я слышал, как ты наизусть декламировал заклинание. Ты использовал лишь самые распространенные заговоры, которые легко заучиваются, но произносил ты их к месту. Тот, кто следил за мной, обладает даром предвидения и очень прозорлив. Он изучил все применяемые мной средства защиты, — мягко сказал старый волшебник. — Нетрудно догадаться, что я недоволен этим. Я хочу знать, кто и зачем собирает сведения обо мне.

Аран безмолвствовал, и Колдун продолжал:

— Он располагает полной информацией и догадывается, чем все это может закончиться, потому и не рискнул встретиться со мной с глазу на глаз. Вместо себя он послал круглого дурака. — Колдун посмотрел Арану прямо в глаза. — Или он счел, что оборотню будет легче одолеть меня? Кстати, тебе лучше на время остаться в человеческом обличье.

— Вы заранее знали, что я появлюсь здесь?

— У меня было предостаточно оснований для этого. Тебе не приходило в голову, что я сам обладаю способностью предчувствовать и предвидеть события? Зато такая мысль посещала твоего хозяина, — заметил Колдун. — Он обезопасил тебя, погрузив в зону непостоянности, где предвидение бессильно.

— Почему же этот план не сработал?

— Я сохранил возможность предвидеть то, что происходит в зоне постоянности, простофиля. Кто именно прокрался в пещеру, оставалось для меня загадкой, но я видел все вокруг этого невидимки. Проследив твой путь, я сразу понял, что тебе тут надо, — ты шел прямо к цели. Кроме того, на полу появились отпечатки босых ног. Я имел удовольствие разглядеть их еще до того, как ты их оставил. Ты просто превзошел себя, сделав попытку проникнуть сюда при свете полной луны, вместо того чтобы укрыться под покровом темноты сумерек. Если не принимать во внимание перечисленные мелкие погрешности, вылазка прошла довольно удачно. Запустить в мою пещеру оборотня было блестящей идеей. Только тщедушный мальчишка вроде тебя мог просочиться между прутьями решетки, но такой хилятик наверняка проиграл бы схватку с хозяином. Однако крупный волк должен был одержать победу в предстоявшем единоборстве.

— Драка прошла просто на «ура».

— Меня интересует, как им удалось подбить на это жителя Атлантиды. Они, должно быть, четко представляли себе, что может получиться из их затеи. Тебе что, даже не объяснили, зачем нужно мое Колесо?

— Оно нейтрализует чары, — ответил Аран.

Оборотень был раздосадован и вовсе ни капельки не удивлен, что Колдун говорит на понятном ему языке.

— Нейтрализует ману, — поправил его Колдун. — Ты знаешь, что такое мана?

— Сила, стоящая за чарами.

— Они втемяшили тебе в голову даже это! Может, они сообщили тебе и о том, что, когда мана покидает данную зону, ее никакими силами нельзя вернуть туда? Никогда!

Аран перевернулся на бок. Полностью уверенный в том, что вот-вот отправится на тот свет, он считал, что ничего не изменится, если он позволит себе некоторую вольность в разговоре.

— Что-то я не понимаю, почему общеизвестные факты нужно держать в секрете. Эта вещица — Магическое Колесо, — всемогуща. Она даже способна навсегда устранить опасность войн! Вы владеете самым действенным из всех когда-либо изобретенных видов оборонительного оружия!

Казалось, Колдун не понимал, о чем идет речь. Аран продолжал:

— Не верю, что вы никогда не задумывались над этим. Смотрите сами — ни одно заклятье врагов не страшно Атлантиде, если там будет Магическое Колесо, способное поглотить все нападки недоброжелателей!

— Теперь мне ясно, что тебя послал не министр обороны Атлантиды. Он разбирается в таких вещах гораздо лучше. — Колдун окинул его пронзительным взглядом. — Или тебя прислали с Греческих островов?

— Не понимаю.

— Ты разве не знаешь, что Атлантида — остров, тектонически неустойчивый? Единственным, что отводит волны от Атлантиды, являются заклинания величайших волшебников мира.

— Вы лжете.

— Зато ты вполне искренен. — Колдун как бы отмахнулся от одолевавших его тревожных мыслей. — Но Колесо способно нанести непоправимый вред не только твоей Атлантиде, но и любой другой территории. Одного его оборота достаточно, чтобы навсегда сделать окружающее пространство недоступным для волшебства, для заговоров и заклинаний. Я ведь уже говорил тебе об этом. Так какой же дурак решится привезти домой такую штуку?

— Я.

— Ты? Зачем?

— Войны сидят уже у нас в печенках, — резко ответил Аран, не обращая внимания на то, что употребил злополучное «мы». — Магическое Колесо положит конец этим вечным баталиям. Вы можете представить себе армию, вооруженную одними лишь мечами да кинжалами? Никаких смертельных заклятий, никаких провидцев, вынюхивающих планы противника, никаких демонов-убийц, исподтишка губящих людей! — Глаза Арана сверкали. — Воины скрестят мечи, встретившись лицом к лицу; кровь и бронза сольются воедино, и никому не будет пощады, не будет надежды на исцеляющие заговоры. Естественно, что ни один король не согласится вести войну на таких условиях! Люди, наконец-то, перестанут убивать друг друга!

— Наверное, где-то в глубине души я всегда был пессимистом; вот и теперь эта затея кажется мне очень сомнительной.

— Вы смеетесь надо мной, не желаете поверить моим словам, — презрительно сказал Аран. — Лишившись маны, вы станете обыкновенным смертным человеком, и ваш возраст моментально сведет вас в могилу!

— Должно быть, ты прав. Ну, а теперь давай посмотрим, кто же ты есть на самом деле. — Колдун дотронулся прутом до котомки Арана и замер в такой позе на несколько секунд. Юноша сгорал от нетерпения узнать, чем закончится эта процедура. Конечно, если подведут заклинания и сума откроется, то…

В данном случае все заклинания оказались бессильны. Колдун, порывшись в мешке, извлек оттуда еще одну летучую мышь, несколько листов пергамента, на части из которых были начерчены различные фигуры (очевидно, они являлись конспектами лекций по геометрии), а другие были исписаны крупным аккуратным почерком.

— Над этим немало потрудился какой-то школьник, — заметил хозяин пещеры. — Все начерчено по линейке, ошибки подчищены и исправлены. Идиот! Он забыл поставить крючкообразный хвостик в чертеже Водоворота. Странно, что он еще остался жив. — Колдун взглянул на своего пленника. — Выходит, меня атакуют дети? Эти заклинания сочиняли с полдюжины учеников!

Аран не ответил, но понял, что скрывать что-либо в дальнейшем бесполезно.

— Тем не менее, они не лишены способностей. Итак, ты член организации Соглашателей, верно? Туда входят юноши призывного возраста. Держу пари, что тебя поддерживает половина студентов выпускного класса Школы Меркантильных Гуманитариев. Похоже, они следят за мной в течение уже многих месяцев, чтобы выведать, как своевременно обезоружить меня. Так ты хочешь положить конец войне с Греческими островами и думал, что это можно сделать, заполучив Магическое Колесо? Ну что ж, я вот-вот решу отпустить тебя восвояси, отдав тебе предмет ваших надежд. Это послужит тебе хорошим уроком за то, что ты хотел ограбить меня.

Он внимательно поглядел в глаза Арана.

— Ты ведь осуществишь свой план, правда? Я спрашиваю: правда?

— Оно бы мне все-таки пригодилось.

— Ты потопишь Атлантиду. Неужели все Соглашатели записались еще и в предатели?

— Я не предатель, — Аран говорил тихо, но враждебно. — Мы хотим изменить жизнь в Атлантиде, а не погубить остров. Если бы мы стали обладателями Магического Колеса, весь мир подчинился бы нашим требованиям!

Он попытался освободиться от сковывавших его движения веревок и снова вспомнил слово, способное освободить его. Потом можно было бы стать волком и удрать отсюда! Протиснуться между прутьями решетки, кубарем скатиться вниз по склону холма, исчезнуть в лесу и… здравствуй, свобода!

— Пожалуй, я сделаю из тебя консерватора, — неожиданно заявил Колдун.

Он поднялся на ноги и слегка провел ивовым прутом по губам Арана, и тот сразу почувствовал, что не в силах открыть рот. Только теперь он осознал, что находится полностью во власти хозяина пещеры… и вообще, сейчас он обыкновенный, пойманный с поличным воришка.

Колдун отошел к столу, и взору Арана представилась яркая, выполненная красными, зелеными и золотистыми чернилами, витиеватая пятигранная татуировка на его спине. Юноша вспомнил о том, что ему рассказывали о телохранителе Колдуна.

— Недавно мне приснился сон, — сказал хозяин пещеры. — Я увидел, что найду применение стеклянному кинжалу. Решив, что сон вполне может оказаться пророческим, я вырезал…

— Глупость какая-то, — перебил его Аран. — Какой прок от стеклянного кинжала?

Оборотень заметил этот самый кинжал с аккуратно отшлифованным четырехгранным клинком, тщательно отточенными лезвиями и странной формы рукояткой, снабженной предохранителем, как только вошел в пещеру. Оружие было укреплено на столе с помощью двух обшитых лисьей кожей зажимов. Лезвие, обращенное кверху, Колдун обработать еще не успел.

Сейчас он занимался тем, что извлекал кинжал из зажимов. Аран молча наблюдал, как Колдун острым осколком алмаза, видимо стоившего его обладателю немалых денег, выцарапывал какие-то знаки на одной из граней кинжала, тихим вкрадчивым голосом нашептывая своему детищу слова, не долетавшие до слуха Арана. Затем он замахнулся им словно… настоящим кинжалом.

Юноша настолько испугался, что не мог поверить своим глазам. Он чувствовал себя козленком, которого вот-вот возложат на жертвенник. Акт жертвоприношения сам по себе был переполнен маной, а тем более, если в жертву приносили живого человека., но этому не бывать! не бывать!

Колдун занес кинжал высоко над головой и с размаху глубоко всадил в грудь Арана.

Оборотень вскрикнул, явственно ощутив нож в своем теле! Боли не было, лишь дальний ее отголосок, еле заметное покалывание — кинжал оказался всего-навсего прозрачной иллюзорной тенью, пронзившей сердце Арана Соглашателя! В доказательство тому из груди юноши торчала рукоятка!

Колдун еле слышно, торопливо пробормотал какие-то заклинания, после чего стеклянная рукоятка растворилась в воздухе и стала невидимой.

— Сделать прозрачное стекло невидимым очень легко. Клинок будет находиться в твоем сердце, но не думай о нем. Пусть тебя это не волнует. Ни один человек не сможет увидеть мой кинжал. Но будь осторожен: если ты окажешься в зоне, где волшебство бессильно, клинок обретет естественные свойства, и тебе придет конец…

Аран тщетно пытался разомкнуть губы.

— Ты хотел узнать секрет Магического Колеса — что ж, дело твое. В нем просто-напросто действуют кинетические чары, но только незамкнутые с одной стороны. — Он произнес заклинание от начала и до конца. — Колесо набирает скорость вращения, пока не вберет всю ману, имеющуюся на данной территории. Имей в виду, что после этого оно часто распадается на мелкие кусочки, и, чтобы вновь собрать их воедино, необходимо знать специальное заклинание… — Он медленно и отчетливо произнес волшебные слова. Казалось, что он только в эту минуту заметил, как Аран извивается на полу подобно рыбе, выкинутой прибоем на берег. — Хплирапрантри, — изрек Колдун.

Веревки мгновенно упали. Аран, покачиваясь, поднялся на ноги. Обнаружив, что снова обрел дар речи, он взмолился:

— Вытащите кинжал из моего сердца, прошу вас.

— Знаешь, чтобы унести мою тайну с собой в Атлантиду, ты должен выполнить единственное условие. Как я понимаю, ты все еще не отказался от своей затеи? Знай, прежде, чем использовать Колесо в своих целях, тебе придется поведать людям о его магических свойствах. Сделать это очень легко. Такое крупное государство, как Атлантида, наверняка имеет немало врагов, верно? Ты поведаешь им о том, как за одну ночь можно потопить ваш остров.

Аран машинально ощупывал то место, куда вонзился кинжал, но ничего не чувствовал.

— Вытащите его, — упрямо повторял он.

— По-моему, лучше оставить все на своих местах. Теперь мы оба висим на волоске от смерти, мальчик-волк. Прощай, и не забудь передать от меня привет студентам Школы Меркантильных Гуманитариев. Ох, чуть не забыл — не надо возвращаться обратно через ущелье Хвирин.

— Потомок обезьяны! — пронзительно закричал Аран, но больше не мог произнести ни слова — вдруг оказавшись возле решетки, он превратился в волка и, даже не коснувшись прутьев, выскользнул наружу. Его мозг инстинктивно реагировал на клинок, пронзивший сердце, а зловещий смех Колдуна продолжал звучать у него в ушах, пока он спускался с холма. Он не смолкал, даже когда оборотень почувствовал живительную лесную прохладу.

Его следующая встреча с Колдуном состоялась лишь через тридцать лет в тысячах миль от той злополучной пещеры.

II

Если подворачивался удобный случай, Аран путешествовал, приняв волчье обличье. На дворе стоял век всемогущего волшебства; оборотень мог изменять свой внешний вид в любую из тех минут, когда луна заливала Землю белым, прозрачным светом. Аран-волк имел возможность добывать себе пропитание обманным путем, а попросту — грабить жителей окрестных деревень и городов. При этом он сохранял деньги, которые наверняка должны понадобиться ему для скорейшего возвращения на родной остров.

У него в голове вертелась отборная брань в адрес Колдуна.

Один раз он даже не удержался и, поднявшись на невысокий холм, повернулся на север, в сторону деревни Шейл. Он ощетинился, вспомнив громкий смех хозяина пещеры и стеклянный кинжал. Он мысленно представил себе горло Колдуна и почувствовал во рту солоноватый вкус его крови, брызнувшей фонтаном из прокушенной артерии. Но тотчас же перед глазами Арана предстал яркий, замысловатый узор на спине Колдуна, и оборотень отчетливо осознал, что потерпел поражение, — сражаться с призрачным демоном он бы никогда не отважился. Аран завыл и повернул к югу.

Через некоторое время он понял, что приближается к горному массиву Нилдисс, как бы центральной оси континента. За грядой скал плескалось море, где на волнах соблазнительно покачивались лодки, готовые унести его домой вместе с тайной, доверенной ему Колдуном. Может быть, следующему смельчаку повезет больше…

И Аран, не задумываясь, направился к ущелью Хвирин.

Некогда эта непрерывная цепь гор была непреодолимым препятствием для торговцев. Позже, примерно тысячу лет назад, чародей из Ринилдиссена совершил истинное чудо — расколол горный массив пополам, словно ударив по нему топором. Окруженное со всех сторон отвесными скалами, ущелье Хвирин плавно спускалось к побережью, а его сравнительно пологие склоны казались отполированными рукой неизвестного умельца.

Частенько там приходилось вылавливать разбойников, и делать это с каждым годом становилось все труднее — в районе ущелья заклинания против бандитизма не срабатывали, и в ход вместо них пускались обыкновенные мечи. Такие усилия компенсировались хотя бы тем, что горные драконы-людоеды исчезли сами по себе не так давно.

Аран остановился у входа в ущелье и, углубившись в раздумье, присел на задние лапы.

Ведь Колдун, желая сыграть со своим пленником злую шутку, мог нарочно направить его в обход, по горной гряде Нилдисс.

Однако кости драконов, валяющиеся поблизости от ущелья, говорили сами за себя — драконы подыхали там, где волшебство бессильно. Эти гигантские кости, несомненно останки рептилий, попадались тут на каждом шагу. По непонятным причинам некоторые из них расплавились, слившись воедино с окружающими скалами и выглядели теперь так, будто их возраст составлял десятки миллионов лет.

Аран и раньше пробирался через ущелье в волчьем обличье. Если бы эта территория была полностью лишена магических чар, то он бы с радостью принял свое изначальное человеческое обличье. Или он теперь никогда больше не станет восемнадцатилетним юношей?

«Скорее всего, я смогу пройти здесь, только оставаясь волком, — размышлял Аран. — В этом случае, меня может убить лишь оружие из серебра или платины. Стеклянный кинжал станет чувствителен, но… Черт! Я неуязвим, но волшебство ли это? Если в ущелье Хвирин бессильны заклинания…» — Он вздрогнул.

Клинок никогда не причинял ему боли, кроме каких-то отдаленных ощущений, да и те исчезли примерно за полчаса и уже не возобновлялись. Но Аран точно знал, что кинжал на месте — притаившаяся, невидимая смерть, пронзившая его сердце и терпеливо поджидавшая своего звездного часа.

Даже если клинок материализуется, а из груди опять будет торчать рукоятка, он все же сможет выжить — но только в обличье волка. Но, Боже, какой жгучей будет боль! И он уже никогда не станет человеком.

Аран повернулся и побрел прочь от ущелья Хвирин. Вчера по пути он набрел на какую-то деревню. Может быть, ему окажет помощь живущий там волшебник?

— Стеклянный кинжал! — Волшебник расхохотался. Этот упитанный, веселый, но уже начинающий лысеть мужчина явно привык к безбедному существованию. — Я внимательно выслушал твой рассказ. Так что же тебя, собственно, беспокоит? У него есть рукоятка, правильно? Это заклинание показалось тебе каким-то особенным?

— Не думаю. Перед тем, как всадить этот нож в мое сердце, он нацарапал какие-то руны на одной из его граней.

— Все ясно. Плату я беру заранее. И лучше обернись волком — просто, чтобы действовать наверняка. — Он назвал сумму, заплатив которую Аран рисковал остаться совсем без денег, необходимых на дорогу домой. Поторговавшись, они остановились на цене, которая вполне устраивала обоих, и приступили к работе.

Через шесть часов волшебник сдался. Он охрип; его глаза покраснели под действием необычно пахнущего и столь же необычно окрашенного дыма, окутавшего комнату; его руки были покрыты разноцветными пятнами.

— Я не могу ни прикоснуться к рукоятке, ни сделать ее видимой. Мне не под силу даже ощутить, что она существует. Если я применю еще более сильнодействующее заклинание, ты имеешь шанс распрощаться с жизнью. Я ничем не могу помочь тебе, мальчик-волк. Кто бы ни наложил на тебя это заклятье, он явно умеет больше, чем простой деревенский волшебник.

Аран потер грудь в том месте, где кожа была покрыта пятнами смывающихся красителей.

— Его называют Колдун.

Толстяк напрягся.

— Колдун? Ты сказал Колдун? И ты даже не подумал предупредить меня заранее? Убирайся отсюда сию же минуту!

— А как же мои деньги?

— Я не стал бы ввязываться в такое дело, даже если бы ты предложил мне в десять раз больше, чем дал! Меня, самого заурядного волшебника, ты вздумал поставить лицом к лицу с Колдуном! Мы оба могли бы отправиться на тот свет. Раз ты теперь еще и берешь на себя смелость требовать, чтобы я вернул твои деньги, пойдем к вождю и попросим его разрешить наш спор. Но, по справедливости, ты должен немедленно оставить меня в покое.

Аран вышел из дома, выкрикивая оскорбительные слова и проклятья.

— Если хочешь, попробуй обратиться к другим чародеям, — кричал ему вдогонку волшебник. — Попытай счастья в Ринилдиссен Сити! Но сразу предупреди, с чьими заклинаниями им придется бороться!

III

Чтобы принять такое решение, Колдуну надо было буквально пересилить себя, но его подстегивал тот факт, что некогда принадлежавшая ему одному тайна теперь передавалась из уст в уста. В создавшейся ситуации он счел необходимым проследить хотя бы за тем, чтобы чародеи всего мира правильно поняли смысл его объяснений.

По вопросам, касающимся истощения запасов маны и секрета Магического Колеса, Колдун решил обратиться в Гильдию Волшебников.

— Думайте об этом каждый раз, когда пользуетесь чарами, — прогремел он, но после данного им сугубо технического описания Колеса, эти слова показались всем детским лепетом. — Учтите, что всему есть предел; может исчезнуть и мана. С каждым годом ее становится все меньше, так как тысячи волшебников относятся к этой важной проблеме совершенно безалаберно. В давние времена миром правила горстка богоподобных людей, но их энергия нейтрализовала ману, являвшуюся для них источником жизни.

Представьте, что однажды ее запасы будут полностью исчерпаны, и тогда канут в Лету все демоны, драконы и единороги, тролли, кентавры и рухи, чей обмен веществ во многом зависит от чар. Тогда сразу же испарятся воздушные замки, и никто уже никогда не поверит в то, что они существовали. Тогда всем магам придется срочно превращаться в кузнецов и лудильщиков, и жить в мире станет нестерпимо скучно. В вашей власти приблизить или отдалить тот день!

Следующей ночью он видел сон.

Дуэли между волшебниками часто напоминают рассказы с приключенческим сюжетом, которых ходит по свету огромное множество, но лишь немногие из них правдивы. Победитель в подобном поединке почти никогда не выдает секреты своего мастерства, а проигравший обычно умирает.

Магов-новичков часто поражает то, что на удивление долгие и тщательные приготовления к дуэли почти никогда не находят применения, оказываются тщетными. Поединок с Волшебником Холма начался с того сновидения, которое неизбежно должно было присниться Колдуну в ночь, последовавшую за памятным днем его выступления перед членами Гильдии. Это соперничество продолжалось затем целых тридцать лет.

Враг в этом сне так и не появился, зато Колдун увидел яркий, вполне безобидный сказочный замок, расположенный на холме невероятных размеров, казавшемся взметнувшейся волной на фоне окружавшей его равнины, поросшей травой. Построенный на гребне этой «волны», замок, казалось, наполовину висел в воздухе.

Колдуну снилось, что он нахмурился. Такой холм непременно опрокинулся бы, не удержи его кто-то особым заклинанием. Дурак, создавший этакую, никому не нужную громадину, лишь потратил впустую бездну маны.

Колдун сосредоточился, стараясь ничего не упустить из виду и запомнить все до мелочей. По склону холма извивалась узкая тропинка. Вдруг все перемешалось, как часто бывает в снах. Он не мог сообразить, поднимался ли он туда один или его кто-то сопровождал; прошел ли он живым через ворота, или, подойдя к ним, умер в страшных муках, поскольку в него вонзились огромные острые клыки.

Он сделал над собой усилие и проснулся, пытаясь понять, что к чему.

Призрачный спутник был необходим, так же, как и ворота. У него не было никакой возможности увидеть то, что происходило за ними, во дворе соперника. Для того, чтобы столь тщательно блокировать его собственные чары, кто-то, видимо, пустил в дело Магическое Колесо.

На то, чтобы придумать заклинание, способное лишить Волшебника Холма дара предвидения, ушло целых три дня. Три ночи Колдун спал крепко, без сновидений. Чужие чары действовали также магически, как и его собственные.

IV

В порту покачивались на волнах поставленные на якорь большие корабли.

Были там и грузовые суда, чьи причудливые демонические носовые украшения ограничивали амплитуду их движения. Однако расходившиеся от этих гигантов волны периодически вспугивали крыс, постоянно облеплявших швартовы. Пассажирский лайнер под флагом Атлантиды был снабжен двумя одинаковыми аутригерами, сделанными из цельных кусков дерева. В ближайшем доке непонятным образом зависла над водой изящная яхта, принадлежащая волшебнику. Аран с тоской смотрел на все эти корабли.

У него ушло слишком много денег на переход через горы. Через неделю после того, как он оказался в Ринилдиссен Сити, его взял на работу в качестве телохранителя, сторожевого пса, один торговец коврами. У Арана тогда не оставалось ни единой монеты, он проголодался и смертельно устал.

В данный момент купец Ллорагинези и его секретарша Ра-Харру заключали какую-то коммерческую сделку с капитаном нильского грузового судна. Аран поджидал их у причала и с поддельным безразличием разглядывал корабли.

Вдруг он насторожился — мимо проходил бородатый мужчина в форменной капитанской юбке.

— Эй, капитан! Вы идете в Атлантиду? — окликнул его Аран.

Бородач бросил на него хмурый взгляд:

— А тебе что за дело?

— Я бы хотел послать туда письмо.

— Обратись к волшебнику.

— Лучше бы обойтись без него, — ответил Аран. — Вряд ли он осмелится сказать одному чародею, что хочет отправить с ним указания по поводу того, как можно ограбить другого чародея. Если бы не это, его послание уже давно было бы в Атлантиде.

— Я возьму дороже, и по назначению оно попадет позже, — почему-то удовлетворенно сказал бородатый капитан. — Кому и по какому адресу передать письмо в Атлантиде?

Аран дал ему городской адрес и извлек из кармана запечатанный конверт, который он вот уже три месяца постоянно носил с собой.

Аран тоже пересиливал себя, принимая такое решение. Его письмо содержало предупреждение о тектонической неустойчивости Атлантиды и соображения по поводу того, как можно проверить, не солгал ли Колдун. О том, что он знает, как изготовить Магическое Колесо, Аран умолчал.

Далеко в море без устали резвились дельфины и водяные. Судно, идущее к Атлантиде, подняло паруса, которые тут же надул откуда-то внезапно появившийся ветер. Постепенно он стих, очевидно, удаляясь из гавани вслед за кораблем.

Теперь ждать оставалось совсем недолго — деньги на обратную дорогу Арану отошлют незамедлительно. Не оплати он дважды напрасные старания чародеев, его карман бы не опустел, да к тому же и результат оказался плачевным — справиться со стеклянным кинжалом было невозможно. Оценив ситуацию, Ллорагинези не делился коммерческими тайнами со своим телохранителем, так как прекрасно понимал, что Аран не задержится у него ни на минуту после того, как получит деньги.

Хозяин и секретарша спускались по сходням: Ллорагинези для своей комплекции передвигался весьма грациозно; перед ним неторопливо шла девушка, несущая на голове образцы ковров. Когда к этой процессии присоединился и Аран, Ра-Харру, обращаясь к торговцу, сказала так громко, чтобы ее мог услышать и юноша:

— Я буду отсутствовать на работе пять дней, начиная с завтрашнего. Вы ведь знаете… — Она покраснела.

— Хорошо, хорошо, — рассеянно ответил Ллорагинези, кивая головой.

Аран тоже знал, в чем дело. Он улыбнулся, но не поднял глаз. Его взгляд мог бы смутить ее… а он отлично знал, кто такая Ра-Харру. Волосы у нее были короткие, черные, жесткие; нос большой, но такой плоский, что почти сливался с лицом; из-под темных и густых бровей испытующе смотрели огромные карие глаза, а аккуратные заостренные уши слишком высоко посажены. Словом, такая прехорошенькая девушка вполне могла понравиться любому, не говоря уж о ее сородичах, людях-волках.

Они шли, держась за руки. Он чувствовал прикосновение ее узких, твердых ногтей, а блестящая шерсть, покрывавшая ее ладони, приятно щекотала пальцы Арана.

В Атлантиде он бы наверняка предложил ей выйти за него замуж, имей он хоть немного денег, чтобы содержать ее. Здесь об этом не могло быть и речи, хотя уже больше месяца между ними сохранялись теплые дружеские отношения. Ночная жизнь Ринилдиссен Сити таила в себе множество соблазнов для влюбленной парочки, а Ллорагинези временами прекрасно обходился и без них.

Возможно, хозяин просто преднамеренно устраивал все так, чтобы они могли оставаться вдвоем. Сам он не относился к людям-волкам, и ему, видимо, доставляли удовольствие волнующие мысли о связывающих Арана и Ра-Харру сексуальных отношениях. Однако секс здесь был не при чем — для занятий любовью отводилось всего несколько дней в месяц. Именно в это время Аран не встречался с ней, потому что она находилась под домашним арестом в доме ее отца, а юноша даже не знал, где она живет.

Прояснилось все лишь через пять ночей.

Он следил за Ллорагинези, когда тот отправился в Дом Удовольствий, хозяйкой которого была Адриенна. Хозяин собирался провести ночь… на парящем в воздухе надувном матрасе, о котором Аран не раз слышал, но никогда его не видел. Что ж, сладкий сон — не последнее из удовольствий.

Стояла теплая ночь, воздух благоухал десятками ароматов. Аран двинулся домой, широко шагая по находившемуся неподалеку от заведения Адриенны пустырю. Эта широкая, ровная площадка в свое время служила приютом для дворца Шилбри Мечтателя; существование этой постройки полностью зиждилось на колдовских чарах, что уже само по себе являлось большим достижением. С тех пор прошло триста лет, и, в конце концов, дворец, как сказал бы Шилбри, слегка поизносился.

Настал тот день, когда этот воздушный замок бесследно исчез, и теперь на пустыре не действовало ни одно, даже самое примитивное заклинание.

Аран где-то узнал, что семьи людей-волков занимают несколько кварталов в одном из жилых районов. Вскоре, учуяв специфический запах, он удостоверился в том, что был на зерном пути. Сгорая от любопытства увидеть, какое жилище может позволить себе в Ринилдиссене богатый оборотень, Аран свернул на одну из улиц.

Еле уловимый запах привел его к высокому, нелепой формы дому с латунной дверью… он внезапно потерял власть над собой, ибо другой, всепоглощающий запах забился в его ноздри, проник в его кровь, овладел его мозгом. Весь остаток ночи он выл перед заветной дверью, но никому не было до этого дела, и никто не пытался его остановить. Соседи, вероятно, уже успели привыкнуть к подобного рода вещам или просто-напросто понимали, что он скорее умрет, чем покинет это место.

Несколько раз Аран слышал, как откуда-то сверху ему отвечали грустным и одновременно страстным воем, и безошибочно узнал голос Ра-Харру. В глубине души он понимал, что через несколько дней ему придется приносить извинения за свое поведение, так как она решит, что он пришел сюда преднамеренно, но, к несчастью, ничего не мог с собой поделать.

Аран выл и плакал — это было его песней грусти, разлуки и стыда.

V

Стажер Гильдии Волшебников, искавший черные опалы, первый на своем пути увидел деревушку под названием Гат. Ему крупно повезло не только потому, что он сразу же нашел заветные самоцветы, но и потому, что никто не мешал ему собирать их — деревня как будто вымерла. Удивленный таким оборотом дела, ученик мага огляделся вокруг и сразу же заметил развалины замка, находившиеся на безжизненном, голом участке земли. Возможно, они возвышались здесь уже многие века. Или возведенная при помощи чар постройка рухнула, когда в округе совсем не осталось маны, а случиться это могло хоть вчера, хоть на прошлой неделе.

Последняя версия казалась весьма сомнительной, но подобные вещи случались сплошь и рядом. Стажер набил карманы черными опалами — без этих камней нельзя было сделать действенным ни одно заклятье. Выполнив задание, он повернул обратно, но его еще долго не покидали мысли о безлюдной деревне.

— Сначала я решил, что это дело рук работорговцев, — рассказывал он затем Колдуну. — Поблизости я не обнаружил ни одного трупа. Те, кто продают рабов, никогда не убивают людей, если только не наталкиваются на серьезное сопротивление.

Но почему тогда эти разбойники даже не притронулись к драгоценным камням, разбросанным прямо на дороге вперемешку с сеном? У меня создалось впечатление, что какой-то ювелир тайком перевозил их, и… его фургон был чем-то разбит вдребезги. Но почему же все-таки никто не собрал самоцветы?

Об этом разрушенном замке Колдун вспомнил лишь через три года, услышав название Шискабил от севшей ему на плечо сороки. Она плавно спустилась с небес и прошептала:

— Колдун?

Он отправился в путь, как только услышал заветное слово.

Шискабил — так называлась деревня, состоявшая из каменных домиков, окруженных каменной стеной. Видимо, жители оставили ее совсем неожиданно — на тарелках засохла и покрылась плесенью еда, мясо в печах сгорело дотла. Колдуну не встретился ни один живой человек, не нашел он и трупов. Стена полностью сохранилась, но повсюду были видны следы насилия: расколота вдребезги мебель, взломаны замки, двери сняты с петель, разбросаны копья, мечи и самодельные дубинки. Но больше всего ужасало то, что все вокруг было залито кровью, запекшейся темной человеческой кровью. Воображение упорно рисовало прошедший здесь кровавый ливень.

Хлабфут Увечный был самым юным членом Гильдии Волшебников. Этот худощавый, серьезный молодой человек все еще не мог избавиться от страха перед данной ему властью над магическими чарами. Вид деревни Шискабил невероятно удручал его. Он понуро брел, чуть сгорбившись и стараясь обходить лужи крови.

— Странно, правда? Но я не случайно послал именно за вами, — сказал Хлабфут. — За пределами деревни — мертвая зона. Мне пришло в голову, что кто-то использовал там Магическое Колесо.

Некогда плодородная земля, ставшая теперь совершенно безжизненной, казалась особым предзнаменованием — грядет время, когда чары окажутся бессильны. В центре деревни находилась словно специально сваленная сюда груда камней, между которыми уже начали пробиваться зеленые побеги.

Колдун начертил линию вокруг злополучного места — он не имел желания ступать туда, где волшебство было бессильно. Колесо за все время пригодилось ему лишь однажды, в поединке с Глирендри, после того как демон тени Колдуна погиб от дьявольского меча. Колесо тогда впитало всю его молодость, за несколько секунд превратив Колдуна в двухсотлетнего старца.

— В деревне, несомненно, произносили заговоры, — заметил Хлабфут. — Я испробовал здесь простейшие заклинания — уровень маны катастрофически низкий. Однако лично я что-то не припоминаю ни одного знаменитого мага родом из Шискабила, а вы?

— Я тоже.

— В общем, что тут произошло, не понятно, но в любом случае тут действовала магия, — это слово Хлабфут произнес почти шепотом, так как знал, что магия бывает и пагубной.

Они обнаружили ведущую в контур, очерченный ими, зигзагообразную тропинку к еще не до конца омертвевшей зоне на ограниченном ими участке земли. Одного жеста Колдуна оказалось достаточно, чтобы камни зашевелились, словно собираясь принять прежние очертания.

— Значит, этот замок кому-то принадлежал, — сказал Хлабфут. — Интересно, как ему удалось добиться такого эффекта?

— Как-то раз я достиг подобного эффекта. Скажем, вы приложили к меньшему Колесу сверхмодные кинетические чары. Оно начинает крутиться в бешеном темпе и нейтрализует ману на совсем небольшой территории…

Хлабфут закивал головой.

— Все ясно. Кто-то прокатил Колесо по узкой тропинке и создал нечто наподобие преграды, чтобы волшебство не действовало на живую зону.

— А контур он оставил незамкнутым, имея таким образом возможность вносить и выносить оттуда свои магические атрибуты. Дорожку, ведущую к входу, он сделал зигзагообразной, чтобы внутрь не могло проникнуть ни одно заклинание. Таким образом, никто не мог теперь предугадать его действий. Вот только непонятно…

— Вот только непонятно, что он так тщательно прятал.

— А мне непонятно, что все-таки произошло в Шискабиле, — сказал Колдун. Внезапно у него в памяти всплыла непреодолимая преграда, которой был окружен замок Волшебника Холма. С той ночи, когда Колдун сражался с безликим противником, прошло двенадцать лет.

Следующая разрушенная таким же образом деревня была обнаружена неподалеку еще через одиннадцать лет.

Деревня Хацорил была больше и известнее, чем Шискабил. Колдун услышал о ней, когда пропал караван, груженный слоновой костью и ценными породами дерева.

По всей видимости, жители покинули свои дома всего за несколько дней до того, как туда прибыли Колдун и Хлабфут. Перед их глазами снова предстала та же кошмарная картина — недоеденная пища на столах, недопеченные пироги, расколотая мебель, беспорядочно разбросанное повсюду оружие, сломанные двери…

— Но нигде нет следов крови. Интересно, почему? — Хлабфут напрягся как струна. — Все остальное абсолютно идентично с предыдущим случаем. Население деревни внезапно покинуло обжитые места — не исключено, что их увели отсюда насильно. Прошло целых десять лет; нет, больше. Я уже почти забыл… Вы оказались здесь чуть раньше меня. Обнаружили мертвую зону и развалины замка?

— Нет, хотя и искал.

У молодого волшебника была покалеченная нога. Он мог бы заговорить это врожденное уродство, но при этом рисковал лишиться половины своих сверхъестественных сил.

— Как бы нам не ошибиться! Если мы имеем дело с тем же самым субъектом, то на данном этапе он коренным образом изменил тактику.

Следующей ночью Колдуну приснился яркий цветной, но очень запутанный сон. Он проснулся с мыслями о Волшебнике Холма.

— Давай-ка поднимемся на несколько расположенных поблизости возвышенностей, — предложил он утром Хлабфуту. — Я пришел к выводу, что трагедия этих деревень как-то связана с Волшебником Холма. Скорее всего, на одной из вершин мы обнаружим мертвое пятно.

Эта ошибка чуть не стоила ему жизни.

Когда Хлабфут попытался взобраться на последний холм, песок начал струиться из-под его ног, то и дело съезжавших с гладких, скользких булыжников; крупные камни с шумом скатывались вниз непрерывным потоком. Близился закат, но, потеряв терпение и обследовав все холмы в округе, они не сдавались, одержимые идеей найти в конце концов то, что искали.

Хлабфут, двигавшийся очень медленно, все еще оставался почти у самого подножия, когда Колдун стал карабкаться вслед за ним.

— Хватит, спускайтесь вниз! — смеясь, прокричал он. — Какой кретин будет возводить постройки на вершине этой кучи песка!

Хлабфут оглянулся и завопил:

— Возвращайтесь немедленно — вы стареете!

Колдун провел рукой по своему лицу и почувствовал трещинки внезапно появившихся морщин. Он скатился вниз в мгновение ока, не забыв, однако, о мерах предосторожности, дабы не поломать хрупкие старческие кости. По земле за ним тянулся след множества выпавших серебристо-седых волос.

Покинув границы опасной для него, лишенной маны территории, Колдун захихикал фальцетом.

— Я ошибся, но зато понял, что он предпринял. Хлабфут, мертвая зона находится внутри холма.

— Прежде чем отправиться на поиски, нужно подвергнуть вас действию омолаживающего заклинания, восстановить ваш прежний возраст, — Хлабфут выложил на траву свои магические принадлежности: кусок древесного угля, серебряный нож, пакетики с травами…

— Такой контур обладает малой мощностью и отсасывает ману изнутри, поэтому его необходимо постоянно передвигать. Вместо этого Волшебник придал холму форму волны. Как только чары были нейтрализованы, холм как бы накатился на замок и поглотил его. Такая операция, без сомнения, будет проделана им еще раз.

— Умно, ничего не скажешь. Так что же, по вашему мнению, стряслось в деревне Хацорил?

— Похоже, что это навсегда останется для нас тайной. — Колдун потер вновь образовавшиеся в уголках его глаз морщинки. — Что-то ужасное. Что-то очень страшное.

VI

В тот день Аран прохаживался по базару, разглядывая ковры.

Обычно это занятие доставляло ему истинное удовольствие — развешанные повсюду, они превращали эту часть города в разноцветный лабиринт. Чаще всего вскоре с разных сторон раздавались знакомые ему голоса. За этим следовала дружеская болтовня, заканчивающаяся почти всегда выгодной сделкой.

Аран торговал коврами в Ринилдиссен Сити уже целых тридцать лет. Из скромного молодого помощника Ллорагинези он постепенно превратился в опытного продавца, выгодно сбывающего собственный товар. Наиболее качественные и самые дешевые ковры поставлялись в Ринилдиссен Сити по морю и на верблюдах со всего континента и с близлежащих островов. Оптовые торговцы, лавочники и приезжие богатеи, жаждущие украсить свои особняки, отовсюду стекались в Ринилдиссен. В полдень ковры, отливающие всеми цветами радуги, освещаемые лучами находившегося в зените солнца, выглядели особенно привлекательно… но на этот раз их красота не трогала Арана — он был поглощен мыслями о родном острове.

Неожиданно из-за развешанных выделанных шкур сфинксов показался не знакомый ему человек. Лысая, как яйцо руха, голова вовсе не старила его; сразу становилось ясно, что этот мужчина полон сил. Раздетый до пояса, он походил на грузчика в порту, что никак не вязалось с его шикарными брюками и высокомерным смешным видом. Сам того не желая, Аран лая, Аран смотрел на него очень недружелюбно, хотя, приглядевшись, нашел в нем что-то знакомое.

Человек прошел мимо, даже не взглянув на продавца.

Какая-то неведомая сила заставил а Арана обернуться, и он даже подскочил от неожиданности. Широко раскрытыми глазами он смотрел на пеструю пятигранную татуировку, красовавшуюся на спине незнакомца.

— Колдун! — воскликнул Аран и тут же пожалел об этом.

Колдун, оглянувшись, окинул его презрительным взглядом, каким обычно отвечают на радостный вопль обознавшегося нахала-прохожего.

Колдун совсем не состарился со дня их встречи, если не считать выпавших волос. Однако Аран понимал, что за прошедшие тридцать лет сам он изменился до неузнаваемости. Из бойкого восемнадцатилетнего юноши он стал пятидесятилетним мужчиной с лицом, носившим отпечатки бурно прожитой жизни. Не забыл он и о том, что поседел и облысел, а кроме того, прекрасно помнил обстоятельства, при которых он познакомился с Колдуном.

Аран провел тысячи бессонных ночей, раздумывая о возможных путях мщения хозяину пещеры в деревне Шейл, но, как ни странно, сейчас его единственным желанием было избежать встречи с ним.

— Прошу прощения, сэр, — вежливо сказал он.

Но в этот момент ему в голову, видимо, пришла какая-то хорошая мысль, и он добавил:

— И все-таки мы уже встречались.

— Где и когда? Я что-то не припоминаю, — холодно сказал Колдун.

Ответ Арана был преисполнен чувства собственного достоинства, которое приходит к человеку вместе с возрастом и деньгами.

— Я пытался ограбить вашу пещеру, — сказал он.

— Неужели! — Колдун подошел поближе. — Ах да, тот самый парнишка из Атлантиды. Вы, наверное, позже обворовывали и других волшебников?

— Я привык к более размеренной жизни, — спокойно парировал Аран. — И, кстати, я располагаю неопровержимым доказательством того, что мы с вами знакомы.

— Доказательством? — Колдун разразился таким громким и заразительным смехом, что в их сторону повернулись головы всех продавцов и посетителей базара. Не переставая хохотать, он взял Арана под локоть, увлекая его куда-то в сторону.

Они медленно брели по торговому кварталу, причем Колдун, конечно, шел чуть впереди.

— Я не должен сбиваться с определенного маршрута, — объяснил он. — Я сам составил этот план. Итак, мой мальчик, чем ты занимался все эти тридцать лет?

— Пытался избавиться от вашего дурацкого стеклянного кинжала.

— Стеклянный кинжал? Ну да, помню. Но у тебя ведь наверняка хватало времени и на другие увлечения?

В этот момент Аран чуть не ударил Колдуна. Но он еще не получил от него того, что хотел, и поэтому сдержал нараставшее в нем раздражение.

— Своим чертовым ножом вы пустили под откос всю мою жизнь, — заметил он. — На обратном пути мне пришлось обходить ущелье Хвирин за тридевять земель. В итоге я оказался в совершенно незнакомом мне городе с пустым кошельком. У меня не оставалось денег ни на дорогу домой, ни на то, чтобы платить волшебникам, а это означало существование с пронзившим мое сердце ножом. Тогда я нанялся на службу к торговцу коврами по имени Ллорагинези и стал его телохранителем и, по совместительству, сторожевым псом. За эти годы я сам стал преуспевающим и богатым торговцем коврами в Ринилдиссен Сити; у меня две жены, восемь детей, есть уже и правнуки, и теперь я уже вряд ли когда-нибудь вернусь в Атлантиду.

Они купили вина у проходившего мимо разносчика, несшего на плечах два огромных бурдюка, и по очереди выпили из принадлежавшего продавцу латунного кубка.

— Так ты, в конце концов, извлек кинжал? — поинтересовался Колдун.

— Нет, и вам бы следовало знать об этом лучше меня! Что за заклинание вы применили к вашему «произведению искусства»? Лучшие чародеи континента не смогли даже прикоснуться к кинжалу, сделать его видимым, не говоря уже о том, чтобы извлечь его из моей груди. Если бы им это удалось, я бы не торговал сейчас коврами.

— Это почему же?

— Я бы давным-давно накопил денег на дорогу в Атлантиду, не обращайся я по очереди ко всем волшебникам в округе с просьбой избавить меня от этого несчастного клинка. Продажа ковров стала для меня постоянным источником получения денег для оплаты услуг ваших коллег. В конце концов, я оставил чародеев в покое и разбогател. Единственным делом, которое я довел до конца, было рекламирование вашей особы по всем окрестностям.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил его Колдун.

Арану было не по душе шумное веселье его спутника. Он решил положить конец этому бесполезному разговору.

— Я рад, что мы встретились, — сказал он, — потому что у меня есть проблема, решить которую для вас — пара пустяков. Вы можете рассказать мне что-нибудь о Вейвихиле, Волшебнике Холма?

Ему показалось, что Колдун напрягся.

— Что именно тебя интересует?

— Использует ли он в своих заклинаниях чрезмерное количество энергии.

Колдун вопросительно поднял брови.

— Видите ли, мы стараемся запретить применение в Ринилдиссен Сити магических чар. Если такая обширная и значимая территория перестанет подчиняться волшебству, это будет национальным бедствием — никто не сможет остановить наводнение или ураган, предотвратить набеги варваров. Вы находите в моих словах что-то смешное?

— Нет, нет. Но какое отношение имеет ко всему этому стеклянный кинжал?

— Это вас не касается, Колдун, и будет моей тайной, если только вы не станете читать мои мысли.

— Нет, конечно. Прости.

— Я бы хотел подчеркнуть, что здесь затронуто не просто благополучие жителей Ринилдиссен Сити. Если этот город станет мертвой зоной, водяным придется покинуть свою родную гавань. Совсем недалеко от доков они построили настоящий подводный город. К тому же, на них держится вся работа в порту и успех рыболовного промысла…

— Ну что ты так горячишься! Успокойся, я с тобой абсолютно согласен, и ты это знаешь, — он усмехнулся. — Следовало бы знать!

— Извините. Я всегда зацикливаюсь на чем-то одном. Прошло уже десять лет с тех пор, когда в Ринилдиссен Сити видели последнего дракона, а те, которые обитают в округе, изменились до неузнаваемости. Когда я впервые оказался здесь, у драконов были даже свои лавки в самом центре города. Что вы делаете?

Колдун поспешно вернул разносчику вина пустой кубок и настойчиво тянул Арана за рукав.

— Пойдем со мной, пожалуйста, иначе я собьюсь с дороги.

— С дороги?

— Я следую туда, куда меня ведет предвидение, и могу погибнуть, если собьюсь с курса. Так на чем ты остановился?

— Взгляните вон туда, — Аран указал на прилавки с разложенными на них фруктами.

Стоявший там тролль, человек с обезьяньей головой, был весь покрыт жесткой коричневой шерстью. Судя по величине, им встретилась самка, но у нее вместо грудей были только соски, как у обезьян. В руках она держала плетеную корзину. Она выразительно посмотрела на палец Арана, направленный в ее сторону, карими человеческими глазами и сразу перевела взгляд на дыню, которую собиралась купить.

Эта сцена вызвала какую-то почтительность к троллю, предку давно вымершего Homo habilis, но при этом была совершенно обычной и будничной. Миллионы различных видов погибли в Африке от засухи, но уже несколько веков назад волшебники научились возвращать их к жизни.

— По-моему, ты пытаешься решить одну из стоящих передо мной проблем, — тихо сказал Колдун. Теперь он стал очень серьезен, от былой веселости не осталось и следа.

— Замечательно, — с притворной радостью откликнулся Аран. — Лично я никак не могу понять, сколько маны расходуют тролли Вейвихила. Следует начать с того, что уровень содержания маны никогда не был очень высоким, и, значит, Вейвихил должен использовать сверхмощные заклинания, чтобы его питомцы могли хотя бы передвигать ногами, — Аран автоматически провел кончиками пальцев по груди. — Мне страсть как не хотелось бы уезжать из Ринилдиссен Сити, но, если здесь перестанут действовать магические чары, выбирать не придется.

— Мне необходимо выяснить, какие заклинания у него в ходу. Расскажи мне что-нибудь о Вейвихиле, ладно? Постарайся вспомнить все, что знаешь.

Большинство жителей Ринилдиссен Сити встретили волшебника Вейвихила очень радушно.

С давних пор все привыкли к слугам-троллям. Обладавшие недюжинной силой, не чувствительные к боли, они были способны выполнить любое задание своего господина. Они могли работать даже в дни официальных всенародных праздников и при этом не нуждались в отдыхе и ни разу не были уличены в воровстве.

Но древний Ринилдиссен день ото дня терял свои запасы маны. Многие годы люди не встречали в городе ни одного тролля, а те, которые все-таки решались войти в ворота Ринилдиссен Сити, обращались в пыль.

И тут появился Вейвихил. Количество принадлежащих ему троллей казалось неиссякаемым, причем они могли благополучно пересекать границы города. Желающих приобрести таких слуг оказалось больше чем достаточно, и за своих троллей Вейвихил получал кругленькие суммы золотом и безграничное уважение горожан.

— Полвека грабители по праздникам беспрепятственно делали свое черное дело, — рассказывал Колдуну Аран. — Теперь в Ринилдиссен Сити снова создана состоящая из троллей полиция, так что людей обвинить не в чем — они просто благодарны этим бесстрашным существам, а соответственно, и Вейвихилу, которого, несмотря на мои возражения, избрали членом Муниципального Совета, то есть наделили безграничной властью. Теперь он волен делать в Ринилдиссен Сити все, что ему вздумается.

— Очень грустно слышать об этом. Почему ты сказал, что его избрали, несмотря на твои возражения? Ты тоже входишь в Совет города?

— Да. Именно я провел в жизнь большинство законов, запрещающих использование в городе магических чар. Справедливости ради скажу, что многие, не менее важные мероприятия мне провести не удалось. Все проблемы в том, что Вейвихил производит своих троллей далеко за пределами Ринилдиссен Сити, а вот где именно — узнать не удается пока никому. Если он и наносит удар по уровню маны в городе, то делает это откуда-то извне.

— И что же тебя волнует?

— Представьте себе, что тролли поглощают ману, едва появляются на свет! Как вы думаете, такое может быть?

— По-моему да, — ответил Колдун.

— Я так и знал. Вы можете повторить то, что только что сказали, на заседании Муниципального Совета? Ведь…

— Нет, и не проси.

— Но это необходимо! Я не в силах в одиночку убедить в этом горожан. Вейвихил, наиболее влиятельный волшебник в округе, дает показания, прямо противоположные моим! Кроме того, члены Совета сами имеют слуг-троллей. Если мы с вами правы, получается, что самых уважаемых горожан обвели вокруг пальца, а они ни за что не захотят признать это. Тролли погибнут, как только сами же снизят уровень содержания маны до критического.

Выпалив последнее предположение, Аран умолк, понимая, что Колдун стоически ждал конца его пламенной речи.

Колдун выдержал паузу, заменившую восклицательный знак после конечной фразы, а потом сказал:

— Так дело не пойдет. Выступать с этим вопросом в Совете — то же самое, что метать бисер перед свиньями.

— Неужели он непобедим?

— Боюсь, что да.

Аран тщетно пытался понять, смеется ли над ним Колдун, или говорит серьезно. Его лицо сохраняло совершенно невозмутимое выражение… Аран столько раз видел это лицо в ночных кошмарах. «Зачем я здесь? — спрашивал он самого себя. — Я хотел задать ему профессиональный вопрос по поводу троллей и сделал это… а теперь…»

— Что же ты замолчал? Я должен получить как можно больше информации о Вейвихиле. И пожалуйста, шевели мозгами, — сказал Колдун. — Он давно приехал сюда?

— Вейвихил появился в Ринилдиссен Сити семь лет назад. Никто не знает, откуда он взялся, и говорит он без какого-либо определенного акцента. Его дворец стоит на холме, который, похоже, вот-вот рухнет вниз. Почему вы все время киваете?

— Я знаю, о каком холме ты говоришь. Продолжай дальше.

— Он появляется в городе не очень-то часто, а когда бывает здесь, приводит с собой несколько предназначенных для продажи троллей. Иногда он приходит исключительно, чтобы проголосовать в Совете по какому-нибудь важному вопросу. Невысокого роста, смуглый…

— Это, скорее всего, кажущаяся внешность. Не обращай на меня внимания, опиши его — я с ним никогда не встречался.

— Он невысокого роста, смуглый человек с длинным носом и заостренным подбородком и сильно вьющимися темными волосами. Чаще всего он бывает одет в мрачный плащ из какого-то приятного на ощупь материала, похожую по форме на цилиндр шляпу, сандалии. Кроме того, он никогда не расстается со своим мечом.

— Неужели! — Колдун громко рассмеялся.

— Что тут смешного? Я и сам иногда ношу с собой меч. Ну, волшебники, вообще-то, в два счета справляются с вооруженными людьми при помощи заговоров!

— Не в этом дело. Меч считается символом мужской силы.

— Да?

— Ты меня понял, правда? Чародею меч ни к чему, у него есть более эффективные средства защиты. Когда практикующий волшебник носит повсюду с собой меч, это значит, что ему необходимо средство от импотенции.

— Это приносит ожидаемые результаты?

— Естественно. Чары, о которых идет речь, направлены непосредственно на установление отношений между двумя субъектами. Но для того, чтобы они вступили в силу, нужно взять меч с собой в постель! — загоготал Колдун, но тут же осекся, когда его взгляд упал на спешившего мимо слугу-тролля.

Он проследил глазами, как этот человек-обезьяна проскользнул через ворота в высокой белой стене. Они покинули пределы торгового квартала.

— Мне кажется, что Вейвихил занимается некромантией^[8].

— Некромантией? А что это такое? Звучит как-то противно.

— Специальный термин для обозначения новой отрасли магии. Это и на самом деле не особо приятное занятие. Давай свернем здесь налево.

Они очутились на узкой темной улочке, по обеим сторонам которой теснились двух - и трехэтажные дома. Дорога была очень грязной, но, как только Колдун сердито заворчал и сделал какие-то пассы руками, середина ее полностью очистилась от мусора. Колдун торопливо повел своего спутника в конец проулка.

— Вот здесь, я думаю, мы можем остановиться. Садись, если хочешь. Мы, по крайней мере я, точно задержимся тут на некоторое время.

— Колдун, вы что, вздумали издеваться надо мной? Зачем мы кружим по всему городу? Неужели это столь необходимо для победы в поединке между двумя волшебниками?

— Закономерный вопрос. Ты знаешь, что находится в самом конце этой улицы?

Аран прекрасно ориентировался на местности, зная город как свои пять пальцев, и запутать его было не так-то просто.

— Дворец Правосудия?

— Точно. А чуть подальше — пустырь рядом с Домом Удовольствий, самое гиблое место во всем Ринилдиссен Сити. Раньше там стоял дворец Шилбри Мечтателя.

— Можно поинтересоваться…

— Как и следовало ожидать, в здании суда запасы маны тоже на исходе. Десять тысяч обвиняемых и тридцать тысяч юристов, каждый из которых просит оправдания или требует осуждения, поглощают огромное ее количество. Когда между мной и Вейвихилом располагается один из этих участков, он лишается способности предсказывать мои действия.

Аран задумался.

— Но вы-то знаете, где он сейчас.

— Нет. Я лишь иногда догадываюсь, где он может находиться в данный момент. Видишь ли, и Вейвихил, и я сам научились вполне профессионально выводить из строя дар предвидения противника. Но сейчас, вдобавок ко всему, меня сопровождает не знакомый ему сообщник, вот я и решил, что в эти минуты он следит за мной особенно тщательно, и не желаю доставить ему такое удовольствие. Понимаешь, Колесо изобрел я, а Вейвихил, используя мою идею, создал, по меньшей мере, две ero модификации. Естественно, истратив при этом гигантское количество маны. Кроме того, у меня имеются основания подозревать его в массовых убийствах Так как здесь есть доля и моей вины, я считаю своим долгом покончить с этим злодеем. Мне ничего не остается, как убить его.

Аран вспомнил, что жены ждали его дома с горячим обедом и что он собирался положить конец разговору с Колдуном несколько часов назад. Не забыл он и рассказанную ему некогда историю о том, как мирянин вмешался в поединок двух магов, и что из этого вышло.

— Что ж, мне пора, — сказал он, поднимаясь. — Желаю вам победы на дуэли, Колдун. И если понадобится моя помощь…

— Будьте моим союзником в этом сражении, — скороговоркой произнес Колдун.

Аран затаил дыхание, но потом рассмеялся.

Колдун с присущим ему одному терпением ждал, пока собеседник успокоится. Как только у него появилась возможность быть услышанным, он сказал:

— Мне все время снилось, что я встречу сообщника: единомышленника, который проводит меня к воротам замка Вейвихила. Однако, сны мне помочь не смогут. Этот волшебник — опасный и бесстрашный противник. Я предчувствую, что, отправившись к нему один, погибну.

— Подберите себе другого помощника, — посоветовал ему Аран.

— Нет, слишком поздно. Время не ждет.

— Посмотрите, — Аран хлопнул ладонью по своему дряблому животу. — Для человека у меня не очень много лишнего веса, — сказал он. — И я не вызываю отвращение своим видом. Но, обратившись волком, я бы выглядел как будто на сносях! Я уже много лет не обращался в волка. Хотя, что это я? Я вовсе не собираюсь доказывать вам что-то, — резко сказал Аран и быстро пошел прочь.

Колдун догнал его, когда он уже выходил из темного проулка.

— Клянусь, ты не пожалеешь, если останешься. Я еще не все тебе сказал.

— Не заходите так далеко, Колдун. Вы собьетесь со своего драгоценного пути, — засмеялся Аран, глядя ему прямо в глаза — Почему я должен принять вашу сторону? Если я вправду так необходим вам для того, чтобы одержать победу, лучшей мести мне не придумать! Я провел сотни ужасных ночей — мне постоянно снились кошмары, в которых я видел вас и ваш треклятый стеклянный кинжал! Так умрите же, Колдун. Я опаздываю к обеду.

— Шш, — прошептал Колдун, и Аран заметил, что он смотрит куда-то через его плечо.

Аран почувствовал всепоглощающую ненависть к стоявшему перед ним человеку. Однако он перехватил его взгляд, и проклятия застряли у него в горле.

К ним приближался тролль, самец с огромным тюком на спине.

Колдун все энергичнее жестикулировал по мере того, как человек-обезьяна подходил ближе. Или это были какие-то магические пассы?

— Пойми, — сказал Колдун. — Я бы мог сказать тебе, что бороться с судьбой бесполезно, и тебе бы стоило поверить мне как специалисту. Но на самом деле, утверждая это, я бы покривил душой. Лучше я предложу тебе взамен за услуги избавление от стеклянного кинжала…

— Идите к черту! Я уже научился жить, нося в сердце этот нож..

— Человек-волк, если у вас до сих пор не хватило ума научиться у меня чему-нибудь полезному, усвойте хотя бы, что не следует богохульствовать в присутствии чародея! Извините. — Тролль проходил как раз мимо них. Колдун взял его за руку. — Вы поможете мне? Я хочу снять с его спины этот тюк.

Пока они стаскивали мешок, Аран не переставал удивляться своему поведению. Может быть, какие-то чары обрекли его на вечную покорность? Тюк оказался очень тяжелым. Арану пришлось приложить всю свою силу, хотя основной удар Колдун принял на себя. Тролль смотрел на них ничего не выражающими карими глазами.

— Отлично. Если бы я имел неосторожность провернуть эту операцию в любой другой части города, об этом бы, без сомнения, стало известно Вейвихилу. Но я знаю наверняка, где он находится в данный момент — в Доме Удовольствий, принадлежащем Адриенне. Этот идиот ищет меня там! Здание суда он уже облазил. Но не в этом дело. Ты слышал о деревне Гат?

— Нет.

— А название Шискабил тебе не знакомо?

— Нет. Хотя постойте. — Житель этой деревни как-то раз купил у него комплект из шести зеленых ковров. — Да. Эта деревушка находится к северу от Ринилдиссен Сити. Там… что-нибудь случилось?..

— За одну ночь все жившие там люди словно куда-то испарились. Остались все их пожитки и лужи непонятно откуда взявшейся крови.

— Все правильно, — Аран почувствовал, что в его душе зародилось ужасное подозрение. — Это всегда было трудно объяснить.

— Началось все в деревне Гат. Позже та же участь постигла жителей Шискабила и Хацорила. Причем размер населенного пункта с каждым разом увеличивался. В Хацориле он действовал уже с умом — умудрился спрятать свой дворец и не оставил за собой крови.

— Но что он делает? Куда исчезают люди?

— Что ты знаешь о мане, Аран? Тебе известно, что это сила, стоящая за чарами, и что ее запасы истощаются день ото дня. А что еще?

— Я не волшебник, а торговец коврами.

— Ману можно поставить на службу добру или злу; ее можно нейтрализовать или передать другому предмету или человеку без его согласия на то. Некоторые люди, по всей видимости, носят в себе определенное количество маны, но обычно она сконцентрирована в камнях причудливой формы, в предметах религиозного культа или в метеоритах.

— Очень много маны расходуется во время убийств, — продолжал Колдун. — Так много, что это количество бывает опасным для жизни окружающих. В свое время мой учитель многократно предупреждал нас об опасности работать поблизости от места, где совершено убийство, рядом с трупом убитого человека и оружием, использованным с этой целью. Кстати, военное оружие — совсем другое дело, оно не приносит никакого вреда. Война и убийство имеют совершенно разные цели. Некромантия использует убийство в качестве источника магических чар. Эта отрасль магии — самая мощная. Она стала быстро развиваться после того, как уровень маны по всему миру заметно снизился. Так вот, я считаю, что Вейвихил практикует эту самую некромантию, — констатировал Колдун и повернулся к все еще стоявшему тут же человеку-обезьяне. — Через несколько секунд нам станет это известно наверняка.

Тролль оставался неподвижным, его длинные руки были опущены и прижаты к бедрам. Он смотрел на Колдуна слишком человечьими карими глазами, и в его взгляде сквозило чувство собственного достоинства, странным образом контрастировавшее с его низким обезьяньим лбом и сплошь покрытым шерстью телом. Он не сопротивлялся, когда Колдун надел ему на шею какой-то похожий на ожерелье предмет.

Превращение свершилось настолько неожиданно, что Аран попятился, ловя ртом воздух. Ожерелье Колдуна висело теперь на шее человека. Перед ними стоял бородатый блондин лет тридцати пяти, одетый в форменную юбку, какие носят привратники. Его живот был, очевидно, вспорот одним взмахом меча или сабли. Аран ощутил исходивший от него запах — он умер три или четыре дня назад, не считая того времени, которое он прожил после этого с помощью примененных к нему чар. Он так ни разу и не пошевелился, покорно ожидая своей участи; на его лице не дрогнул ни один мускул.

— Вейвихил изобрел что-то типа вечного движения, — сухо заметил Колдун и тут же сделал несколько шагов назад, спасаясь от трупного запаха. — В убитом сохраняется именно такое количество энергии, какое нужно послушному рабу, и еще остается чуть-чуть на то, чтобы придать ему облик тролля. Он потребляет из окружающей среды больше маны, чем живой человек, но что из этого? Когда в деревне Гат ее запасы истощились, тролли Вейвихила стали убивать своих хозяев. Затем вдвое большее количество слуг двинулось в Шискабил. В Хацориле они, очевидно, пользовались удавками, не проливая таким образом ни капли крови, да и сами они не могли пораниться. Хотелось бы знать, куда он отправится после Ринилдиссен Сити.

— Никуда! Мы расскажем о его преступлениях в Муниципальном Совете!

— Имей в виду, что Вейвихил сам является его членом. Так дело не пойдет. Ты не заставишь членов Совета хранить эти сведения в тайне. Кто-нибудь, в конце-концов, сболтнет Вейвихилу, что это ты порочишь его честное имя.

— Но уж вам-то они поверят!

— Достаточно будет того, что в нашей правоте усомнится лишь один из них. Как только он скажет Вейвихилу, тот отпустит своих троллей на все четыре стороны. Нет. Тебе следует сделать три вещи, — у Колдуна был вид пророка. — Пойти домой. На следующей неделе увезти своих жен и детей из Ринилдиссен Сити.

— О, Господи!

— Обещаю, ты не пожалеешь о том, что послушался меня. В-третьих, если решишься, приходи ровно через неделю на заре к северным воротам. Не забудь пройти мимо Дома Удовольствий, — приказал Колдун, — и задержись там на несколько секунд — под действием мертвой зоны ты перестанешь оставлять следы. Сделай то же самое и сегодня. Мне бы не хотелось, чтобы Вейвихил следил за твоими действиями. Ну, иди, — сказал Колдун.

— Я не знаю, как поступить!

— У тебя есть неделя на размышления.

— А если я не соглашусь, как мне известить вас?

— Никак, но это не имеет значения — я пойду в любом случае, с тобой или без тебя. — Колдун резким движением снял ожерелье с шеи стоявшего рядом трупа, повернулся и стал быстро удаляться, стараясь не сбиться с пути.

Мертвец снова превратился в тролля. Он проводил уходящего Арана взглядом больших почти человеческих карих глаз.

VII

Наступило утро, близился рассвет. Дом Удовольствий, принадлежащий Адриенне, был окутан плотным туманом.

Торговец коврами Аран вышел из дома, постоял немного на крыльце, а потом, дрожа как в лихорадке, решительно ступил в прохладу раннего утра.

Он держал наготове меч, дабы внезапно напавший противник не застиг его врасплох. Туман, все такой же густой, начал понемногу светлеть. Пару раз Арану показалось, что за ним по пятам следуют какие-то темные исполинские тени, но нападения так и не последовало. На рассвете он подошел к северным воротам.

Колдун уже поджидал его в условленном месте. Его сопровождали две гигантские ящерицы — уродцы величиной с бунгало. На одной из них лежал багаж, на другой, как на тандеме, были установлены два седла.

— Садись позади меня, — настойчиво приказал Колдун. — Неплохо было бы попасть на место до наступления ночи.

Несмотря на утреннюю прохладу, пронизывавшую насквозь, Колдун был раздет до пояса. Он повернулся к Арану, устроившемуся позади него.

— Ты что, похудел?

— Я постился в течение шести дней и делал упражнения для того, чтобы сбросить лишний вес. Мои жены и дети четверо суток назад уплыли в Атлантиду. Вы можете легко догадаться, каким удовольствиям после этою я предавался в заведении Адриенны.

— Я не верю своим глазам. У тебя плоский, как доска, живот!

— Волк способен не есть очень долго. Прошлой ночью я проглотил невероятное количество пищи, так что сегодня я уже не возьму в рот ни крошки.

Как только они пересекли границу Ринилдиссен Сити, туман рассеялся. Утро, выбранное Колдуном для начала решающего поединка, оказалось ясным, солнечным и жарким. Когда Аран сказал об этом, Колдун признался:

— Сгустившийся туман — моих рук дело. Надо же мне было запутать Вейвихила, замести следы.

— В темноте мне почудилось какие-то преследовавшие меня тени. Вы и тут позаботились?

— Нет.

— Спасибо и за это.

— Вейвихил хотел лишь припугнуть тебя, Аран, а нападать не имело никакого смысла. Он отлично понимал, что убить тебя по пути к воротам ему не удастся.

— Так вот зачем вам понадобились эти навьюченные ящерицы. А я-то гадал, как вы думаете остаться незамеченным.

— А я и не собирался прятаться. Он знает, что мы приближаемся и ждет нас.

Земля вокруг замка Вейвихила изобиловала чарами, что становилось ясно с первого взгляда: повсюду гигантские грибы, словно соревнующиеся друг с другом в форме и окраске; лишайники, принявшие очертания людей и зверей; деревья с искривленными стволами и ветвями, которые угрожающе зашевелились, чувствуя приближение груженых ящериц.

— Я мог бы наделить их даром речи, — заметил Колдун, — но тогда перестал бы доверять им. Они наверняка стали бы сообщниками Вейвихила.

Освещенный красноватыми лучами заходящего солнца, замок Вейвихила, расположенный на вершине волшебного холма, казался сложенным из плит розового мрамора. Устремленная вверх башня была как будто специально построена для заточения похищенных девушек. Сам холм, увиденный Араном впервые, больше походил на угрожающе поднятый к небу кулак, чем на ударяющуюся о скалы волну.

— Мы не станем раскручивать здесь Магическое Колесо, — сказал Колдун, — иначе на нас рухнет все это сооружение вместе с горой.

— А я бы и не позволил вам использовать Колесо.

— Не переживай, я не взял его с собой.

— Куда идти?

— Вверх по дорожке. Ему известно, что мы уже близко.

— Ваш демон-тень готов к схватке?

— Демон-тень? — Колдун был явно озадачен. — А! Я не сразу сообразил, что ты имеешь в виду. Глирендри убил его тридцать лет назад.

Слова застряли у Арана в горле, а потом с хрипом вырвались наружу.

— Почему же вы тогда не носите рубашек?

— Сила привычки. Причуд у меня более, чем достаточно. А с чего ты так разволновался?

— Не знаю. Я с утра разглядываю вашу спину и, похоже, рассчитывал на помощь этого демона-тени. — Аран сглотнул слюну. — Выходит, нас всего двое?

— Да, ты и я.

— И вы даже не возьмете с собой ни меча, ни кинжала?

— Нет. Ну, пошли?

Противоположная сторона холма представляла собой склон под углом в шестьдесят градусов. Ящерицы не смогли передвигаться по узкой извилистой тропе, поэтому Аран и Колдун спешились и стали медленно карабкаться наверх.

— Нам не поможет никакая хитрость. Мы сможем проникнуть лишь до ворот и ни на шаг дальше. Об этом известно Вейвихилу… извини. — Колдун бросил вперед на дорожку пригоршню серебряной пыли. — Земля чуть было не скинула нас вниз. Похоже, Вейвихил ничего не принимает на веру.

Ничего не почувствовавшему Арану оставалось лишь прислушиваться к словам своего спутника. Это оказалось единственной поджидавшей их на пути опасностью.

Латунные ворота были отделены от дороги квадратным прудом, через который был перекинут горбатый мостик. Они уже приближались к нему, когда из ворот выскочил первый «посланник» Вейвихила.

— Что это? — прошептал Аран. — Я никогда не видел ничего подобного.

— Потому что ничего подобного в природе не существует. Это — гибрид. Назовем его улиткодракон.

… Спиралевидная раковина улиткодракона оказалась настолько широкой, что полностью загородила ворота. Изящное, гибкое животное полностью высунулось наружу и изогнулось так, чтобы получше разглядеть незваных гостей. Блестящая чешуя покрывала лишь голову и шею, оставляя беззащитным мягкое серовато-коричневое туловище. Устремленные на приближающихся врагов глаза казались сделанными из черного мрамора; щелкавшие зубы были ослепительно белыми и очень острыми, а два самых больших даже блестели.

Колдун, все еще стоявший перед мостом, крикнул:

— Эй, стражник! Тебя предупредили о нашем приходе?

— Нет, — ответил дракон. — Если бы вас ждали в замке, я бы знал об этом.

— Ждали! — оглушительно захохотал Колдун. — Мы здесь, чтобы убить твоего хозяина. Любопытнее всего то, что ему известно о нашем приближении. Почему же он не дал тебе никаких указаний?

Улиткодракон наклонил покрытую чешуей голову.

Не дождавшись ответа, Колдун сказал:

— Он уверен, что мы все равно не отступимся и проникнем во двор любой ценой, но предпочел не говорить тебе об этом.

— Очень мило с его стороны. — Голос дракона, очень низкий и оглушительно громкий, походил на грохот падающих с гор камней.

— Да, ты прав. Однако, если исход нашей битвы предопределен самой судьбой, почему бы тебе не освободить нам путь и не уйти в горы? Мы никому не выдадим твоего секрета.

— Не положено.

— Ты — плод магических экспериментов, улиткодракон. Звери, чья жизненная энергия подпитывается чарами, развиваются совершенно непредсказуемо в тех местах, где уровень содержания маны минимален. Большинство подобных мутантов нежизнеспособны. Это относится и к тебе, — сказал Колдун. — Раковина вряд ли явится защитой от решительного и терпеливого врага. Ты рассчитываешь на то, что спасешься бегством?

— Именно этот вопрос не дает мне покоя, — отозвался стражник. — Допустим, я пропущу вас, а сам уйду, а что дальше? Вполне вероятно, что мой хозяин расправится с вами, когда вы проникнете к нему в покои. Тогда он задастся вопросом, как вам удалось миновать охрану. Через пару недель он решит, что пора оттащить от ворот никому не нужную раковину. К тому времени, если повезет и ветер будет дуть в спину, я преодолею уже полпути к лесам. Быть может, он не заметит меня в высокой траве, — протрубил дракон величиной с бунгало. — Нет, уж лучше мне попытать счастья здесь, у ворот. В этом случае я, по крайней мере, буду знать, кто победит.

— А ведь ты прав, черт возьми, — воскликнул Колдун. — Прими мои соболезнования, улиткодракон.

И он занялся обращением моста в твердую субстанцию. Та его половина, что была ближе к ним, оказалась изначально твердой, а противоположная — до того, как ею занялся Колдун, представляла собой отраженную тень.

— Под водой проходит граница мертвой зоны, — предупредил он Арана. — Смотри не упади.

Улиткодракон почти целиком скрылся в раковине, и лишь покрытая чешуей голова торчала наружу, когда Колдун и Аран начали переходить мост.

Аран побежал.

Он все еще сохранял человеческое обличье. Вейвихил, скорее всего, не догадывался о том, что Аран — оборотень. Ни на секунду не сомневаясь, что они смогут миновать злополучные ворота, он приберег свое последнее оружие до встречи с хозяином замка и пошел на противника с обнаженным мечом.

Дракон выпустил огненное облако.

Аран прошел сквозь огонь — его хранил заветный амулет.

Но видеть сквозь облако он не мог. Почувствовав впившиеся ему в плечо острые зубы, он задохнулся от боли. Аран вскрикнул и опустил блестящее лезвие меча на отливающую металлом чешую. Разжавшаяся челюсть тщетно пыталась достать Колдуна, который отошел назад и залился громким смехом…

Но Колдун был безоружен!

Дракон рухнул на землю. Его толстенная шея оказалась перерубленной почти пополам, несмотря на покрывавшую ее чешую. Колдун вытер о брюки свое оружие и победоносно поднял его над головой.

Аран внезапно почувствовал, что его тошнит.

Колдун снова расхохотался.

— Какой прок от стеклянного кинжала? Самое забавное, что если ты волшебник, то все ждут от тебя применения чар, а не обычного оружия.

— Но, но…

— У меня в руках самый обыкновенный стеклянный кинжал. На нем не лежит ни единого заклятья — именно поэтому Вейвихил ничего не знает о его существовании. Я нашел его в пруду пару дней тому назад. Стекло практически незаметно в воде, особенно таким простофилям, как Вейвихил.

— Простите, что я слушал вас с таким нескрываемым интересом — я просто-напросто не питаю особой любви к стеклянным кинжалам. Ну, так что же дальше?

Труп и раковина улиткодракона все еще загораживали проход через ворота.

— Если мы попытаемся пробраться во двор где-нибудь в другом месте, можем угодить в ловушку. Придется перебираться через эту громадину.

— Быстрее, — сказал Аран.

— Верно, быстрее. Помни, что он может встретить нас где угодно.

Колдун разбежался и вмиг оказался на вершине спиралевидной раковины.

Аран последовал его примеру, стараясь не отставать.

— К нему в покои, — сказал улиткодракон.

Пока Аран карабкался на раковину, его не покидала картина, вызванная этими словами. Вейвихил, наверное, дожидается их в подвальных помещениях или, наоборот, в верхнем этаже башни, то есть в наиболее безопасном месте. Арану и Колдуну придется с боем пробираться по коридорам, преодолевая всевозможные препятствия, а хозяин замка в это время будет оценивающе наблюдать за их маневрами. Подобные легенды о битвах волшебников передавались из уст в уста…

Аран был голоден, как настоящий волк. Это обстоятельство давало ему силы, наделяло энергией, какой он не ощущал в себе уже десятки лет. Он перескакивал с места на место, словно вместо ног у него были пружины, а тело его весило не больше перышка. Как только он добрался до вершины раковины, Колдун повернулся к нему — в его взгляде отражался плохо скрытый испуг.

И тут Аран увидел, что по деревянному настилу им навстречу поднимается целая орда вооруженных до зубов скелетов. Должно быть, Вейвихил послал им навстречу целую сотню своих воинов. Аран вскрикнул и обнажил меч. Но разве можно убить скелет?

Колдун тоже начал выкрикивать какие-то незнакомые слова на языке Гильдии.

Скелеты завыли. Казалось, что их приподняло и швырнуло вперед каким-то неожиданно поднявшимся ураганным ветром. Они уже начали терять форму, извиваясь, подобно кольцам табачного дыма. Аран успел заметить, как растворился в воздухе последний скелет.

Вот это да! Должно быть, всех их заставил двигаться какой-то демон, а Колдун загнал его в ловушку, пустовавшую, поджидая свою добычу, целых двадцать лет.

Аран и Колдун ошибались, предполагая, что нападать начнет многоликий демон.

Внезапно Аран заметил стоявшего на другом конце двора и отчаянно жестикулировавшего Вейвихила, который уже заканчивал произносить заклинание.

Оборотень повернулся и хотел уже криком предупредить своего спутника об опасности, но в этот момент увидел, что с ним сделало заклятье противника. Колдун моментально состарился. Он выглядел растерянным, когда выплюнул в ладонь горстку почерневших камешков, оказавшихся его зубами. Закрыв глаза, он начал медленно оседать на землю.

Аран подхватил его под руки.

У него создалось впечатление, что он держит не человеческое тело, а груду невесомых костей. Он аккуратно опустил Колдуна на раковину. Из груди старика вырывались хрипы и стоны, и было ясно, что жить ему осталось недолго.

— Аран Торговец коврами!

Аран взглянул вниз.

— Что вы сделали с ним?

Волшебник Холма был, как обычно, одет в темный плащ; обут в сандалии, а на голове красовалась высокая шляпа. На поясе у него висел неизменный меч с большой рукояткой.

— Мне бы хотелось поговорить о том же. Я вывел магическую формулу, которая обладает тем же действием, что и Колесо Колдуна, но только направленным. Я доходчиво объясняю?

— Мне все ясно.

— Если пользоваться языком обывателей, я высосал из него всю силу волшебства. Именно это превратило его в двухсотдвадцатишестилетнего старца. Насколько я понимаю, такой исход поединка оставляет победу за мной? Я вот только сомневаюсь, стоит ли даровать жизнь тебе, Аран. Ты представляешь, что сделает с тобой мое заклятье?

Аран прекрасно знал, чем все это для него может закончиться, но…

— Будет лучше, если вы скажете мне об этом сами. И объясните, откуда вы все узнали.

— Помогли коллеги. После того, как я понял, что вы являетесь моим противником, я, естественно, начал наводить справки о вас. Вы, похоже, обращались ко множеству волшебников с просьбой избавить вас от этого иллюзорного кинжала, пронзившего ваше сердце.

— Да, более чем к дюжине. Что дальше?

— Иди с миром и никогда больше не возвращайся.

— Я хочу взять с собой Колдуна.

— Он мой враг.

— И в то же время мой сообщник. Я не оставлю его здесь, — упорствовал Аран.

— Ладно, забирай его.

Аран склонился к лежащему старику. Ему, в его сорок восемь лет, уже был знаком горький привкус поражения, но отведал он и всепоглощающий энтузиазм борьбы. Но его спутник теперь стал лишь высохшей и невесомой мумией. На данный момент перед Араном стояла единственная задача — спустить хрупкое старческое тело со скользкой раковины.

Вейвихил монотонно бубнил какое-то заклинание!

Аран поднялся — и как раз увидел последний жест Волшебника Холма. Затем чары вступили в силу.

В первую секунду ему показалось, что материализовался торчавший в его сердце кинжал. Но боль разлилась по всему телу, словно миллионы микроскопических иголочек вонзились изнутри в каждую мышцу. Странным образом изменилась форма его шеи, вытянулись конечности, череп сплющился, нос удлинился, губы деформировались, обнажив острые зубы, а глаза потеряли цветоощущение.

Превращение было самым быстрым и самым полным за всю жизнь Арана-оборотня. Его разум погрузился в темноту. Обыкновенный волк беспомощно, кубарем скатился с огромной раковины прямо во двор, глухо ударился о землю, опершись на лапы, яростно зарычал и решительно двинулся по направлению к Вейвихилу.

Волшебник оторопел. Он начал повторять заклинание, быстро-быстро бормоча его по мере того, как к нему приближался Аран. Он закончил, когда волк находился на расстоянии всего лишь одного прыжка до цели.

На этот раз никакого превращения не произошло; оборотень бросился на своего противника, и тот попытался отскочить назад, но острые зубы настигли его, прокусив насквозь горло.

Именно в это мгновение Аран понял, что все происходившее с ним до того — только цветочки, ягодки ждали его впереди.

Вейвихил, без сомнения, должен был умереть. Его поврежденная сонная артерия сильно пульсировала, из горла вырывались леденящие кровь булькающие звуки… Волшебник Холма выхватил из ножен меч и набросился на врага.

Аран-волк кинулся прочь, но оружие Вейвихила полоснуло его прямо по сердцу. Рана моментально зажила, и это ничуть не удивило оборотня. Он вскочил, побежал и был опять сражен, снова вскочил…

Создавалось впечатление, что эта схватка бесконечна.

Укус на шее волшебника уже не кровоточил — его тело было обескровлено, но он все еще двигался. Живым казался и его меч. Аран атаковал, только когда он убеждался в том, что это безопасно, но меч снова и снова настигал его. И каждый раз, нападая, он откусывал кусок плоти Вейвихила.

Он все еще не терял уверенности в победе, у него просто не было иного выхода. Раны на его теле моментально заживали, укусы же, сделанные им, не затягивались. Аран срывал мясо с костей волшебника.

Просветление в его мозгу так и не наступило. Им двигал не человеческий разум, а звериное чутье. Он постоянно загонял Вейвихила на скользкие плиты, где тот уже потерял почти всю свою кровь. Четыре ноги, естественно, оказывались устойчивее двух. Все то же чутье подсказывало, что не следует выпускать врага со двора, хотя он и пытался уйти. Скорее всего, где-нибудь в замке у него был запас излечивающего волшебства. Но Аран ни за что не давал ему возможности воспользоваться им.

Вейвихил, несомненно, применил какое-то заклинание, удерживавшее его теперь на грани жизни и смерти. Должно быть, теперь он искренне раскаивался в этом. Аран-волк покалечил его, снова и снова впиваясь зубами в колени врага с явным намерением перегрызть все мускулы и сухожилия, лишив противника возможности двигаться. В конце концов, он добился своего, но Вейвихил продолжал борьбу, стоя на коленях. Приблизиться к нему оборотень мог, лишь рискуя получить несколько сильных ударов мечом…

Все происходящее стало казаться Арану кошмарным сном.

Арак Соглашатель ошибся. Если Аран Торговец коврами мог сражаться без устали, выдирая живую плоть из тела умирающего человека, при этом созерцая кровоточащие раны, если Аран мог терпеть такую боль, ради того, чтобы заставить страдать врага…

То ни истощение запасов волшебства, ни что-либо иное не в силах заставить людей навсегда забыть о войнах. Они все равно будут продолжать убивать друг друга мечами, камнями или любым другим попавшим под руку оружием до тех пор, пока существует род человеческий.

Внезапно к Арану вернулся разум. Причиной тому, вероятно, был заколдованный меч: мана, которую забрал из его тела Вейвихил с помощью своей формулы, заменившей Магическое Колесо, была возмещена этим волшебным оружием.

И в то же мгновение он осознал, что этот меч ожил.

Вейвихил превратился в груду окровавленных костей. Возможно, он не умер, но, тем не менее, не мог уже двигаться и драться. Мен, который все еще сжимали костлявые пальцы, не останавливался ни на минуту, стараясь не подпускать оборотня к своему хозяину.

Аран увернулся от проскользнувшего мимо клинка. Он схватил зубами рукоятку и выдернул оружие из остатков того, что некогда было рукой Волшебника Холма. Он почувствовал непроизвольное, но упорное сопротивление, которое, естественно, преодолел без особых усилий.

Для того чтобы забраться на раковину улиткодракона Арану пришлось принять человеческое обличье.

Колдун был еще жив, хотя звуки, доносившиеся из его горла, скорее напоминали рычание, чем человеческое дыхание. Аран прикоснулся клинком меча к неподвижному телу и замер в ожидании.

Колдун снова помолодел. Конечно, он уже не выглядел таким бодрым и здоровым, как прежде, но, во всяком случае, не походил больше на мертвеца. Когда он очнулся и протер глаза, на вид ему было около семидесяти.

— Что случилось? — спросил он.

— Вы пропустили все самое интересное, — заметил Аран.

— Похоже, тебе пришлось нелегко. Прими мои извинения. Все-таки с тех пор, как я взял верх над Глирендри, прошло тридцать лет. Ни одному волшебнику еще не удалось полностью скопировать Магическое Колесо — для этого нужно не просто повторить его, но и добавить что-то свое.

— Он опробовал на мне свою формулу.

— Да? — Колдун захихикал. — Насколько я понимаю, ты недоумеваешь по поводу этого кинжала.

— Я думал об этом, не скрою. Куда он делся?

— Висит у меня на поясе. Неужели ты решил, что я оставлю его в твоем теле? Мне привиделся вещий сон о том, что кинжал мне еще понадобится. Вот я и забрал его. И наверняка…

— Но он был в моем сердце!

— Я создал его отражение, которым и пронзил твое сердце, а потом рассеял его.

Аран судорожно дотронулся до того места, откуда, насколько он помнил, когда-то торчала стеклянная рукоятка.

— Ты, сукин сын! Как можно было издеваться надо мной целых тридцать лет, заставляя думать, что нож все еще во мне!

— Ты пришел ко мне в дом, чтобы обворовать меня, — напомнил Колдун. — Я не звал тебя — ты был непрошенным гостем!

Аран Торговец обращался с грабителями точно так же. Скрывая досаду, он сказал:

— Это была просто маленькая шутка великого мага, верно? Не мудрено, что ни один из ваших коллег не смог извлечь кинжал из моей груди. Бог с ним. Теперь объясните мне, почему своим заклинанием Вейвихил обратил меня в волка.

Колдун осторожно сел.

— Что? — изумленно произнес он.

— Он сделал какие-то пассы руками и тем самым резко снизил содержание маны в моем теле. После этого я принял волчье обличье. Я даже утратил способность мыслить, мой разум притупился. Вместе с тем я стал неуязвим. Если бы не его заколдованный меч, он одним махом разрубил бы меня пополам.

— Что-то я не понимаю. Ты должен был оставаться человеком все это время. Иначе…

Пронзившая его мозг мысль, по всей видимости, поразила его — и без того бледные щеки приобрели землистый оттенок.

— Тебе вряд ли придется по душе то, что я скажу, — сказал он, помолчав.

Выражение этого старческого лица, изможденного и очень печального, не оставляло Арану никакой надежды.

— Продолжайте, — взмолился он.

— Колесо — не такое уж древнее изобретение. Первые мертвые зоны появились гораздо позже. Создавшаяся теперь ситуация ни с чем не сравнима. Люди, особо не задумываясь над этим вопросом, издавна считают, что оборотни — люди, способные становиться волками. Это кажется всем совершенно очевидным. Ведь вы даже не можете принять звериное обличье, пока не взошла луна. Вы обладаете человеческим разумом. До сих пор никто не имел веских доказательств того, что вы — люди, а не волки.

— Вы хотите сказать, что я — зверь?

— Не подвергаясь действию волшебства, ты останешься навсегда волком, — согласился Колдун.

— А что это меняет? Всю свою жизнь я прожил по-человечески, — прошептал Аран. — Какая разница, хотя… Ну, да.

— Это не имело бы ровным счетом никакого значения, если бы у тебя не было детей.

— У меня их восемь. И у них будут свои дети. В один прекрасный день запасы маны на всей земле снизятся до минимального уровня. И что же тогда, Колдун?

— Ты уже обо всем догадался сам.

— Они навсегда превратятся в животных, станут обычными псами.

— И ничего с этим не поделаешь.

— Однако выход существует! Я сделаю так, что ни один волшебник не войдет больше в ворота Ринилдиссен Сити! — Аран провозгласил свой план, стоя на гигантской раковине так, словно она была трибуной. — Вы слышите меня, Колдун? Все представители вашей профессии попадут в опалу, сама магия станет абсолютно никчемной, ненужной. Мы сохраним необходимое количество маны для обитателей моря и для драконов!

Похоже, он претворил в жизнь свои далеко идущие планы. Прошло четырнадцать тысяч лет, но люди, населяющие земли, где раньше находился Ринилдиссен Сити, до сих пор бережно хранят легенды об оборотнях. Волшебников в тех местах, конечно, не осталось.