Глава вторая Из записок Турецкого

1

Сегодняшнее утро началось с того, что Ирина Генриховна заявила мне, что подает на развод.

Ирина Генриховна — моя пока еще законная супруга, но в силу определенных причин в последнее время я называю ее не иначе как по имени-отчеству.

Вообще-то Ирина не в первый раз собралась со мной разводиться, но сегодня она была настроена особенно воинственно. Я хотел ей напомнить, что развод касается не только нас двоих, есть у нас и третий человек — дочь Ниночка. Но Ирина пребывала в такой ярости, что все равно бы меня не услышала.

На своем веку я немало повидал женской ярости — по долгу службы, так сказать. Кто не знает, могу сообщить свою должность: старший следователь по особо важным делам при Генпрокуроре России Александр Борисович Турецкий.

Так вот: видел я женщин в ярости, но такую, какой была Ирина сегодняшним утром, видеть не доводилось.

Это была не женщина и даже не разъяренная фурия — это была никому не подвластная стихия, с которой бороться совершенно безнадежно.

Я и не боролся.

Собственно, ничего нового я о себе не узнал. Претензии все те же, что и всегда: я плюю на семью, я шляюсь ночами, ребенок меня не видит, работаю слишком много, ночую черт знает где и при такой жизни обязательно скоро сдохну.

В общем, сгорю на работе.

Но этот тон, господа, эти интонации, эти испепеляющие взоры… Короче, я едва успел накинуть что-то на себя и, втянув в плечи голову, поспешил из дома вон.

Ну и жизнь! Как будто на работе мало неприятностей.

Да, господа, как ни прискорбно мне об этом говорить, но супружеская жизнь моя как-то незаметно и естественно въехала в какой-то тупичок. Когда собственную жену по имени-отчеству величаешь — дальше ехать некуда.

Конечно, можно было избежать всего этого накала страстей, если бы я вовремя принял меры. Но я вел себя беспечно, и несколько недель назад моя супруга, мать моего ребенка, торжественно мне объявила: я, мол, гражданин Турецкий, с тобой больше разговаривать не намерена.

Больше всего меня задело слово «гражданин». Будто я подследственный. И потом, если ты называешь меня гражданином Турецким, то почему на «ты»? Короче, я вышел из себя.

— Вот что, Ирина Генриховна, — сказал я. — Вы мне все время говорите, что я чужой вам. С этого момента я называю вас по имени-отчеству и ночую на диване. Прошу понять меня правильно.

Но она поняла меня, естественно, неправильно. Она тут же решила, что я завел себе любовницу, что было явной неправдой: я не могу встречаться постоянно с одной и той же женщиной. И если уж говорить о любовницах, то только во множественном числе. Извините за подробность. Если быть честным, положив руку на сердце, то все давно шло к этому. Уж не знаю, за что невзлюбила меня моя жена, но последние месяцы жизни как таковой у нас не было. Я уж не говорю о сексе.

Даже думать не хочу, чем я ей так стал невыносим. О себе на этот счет помолчу.

Пока.

2

Приехав в следственную часть, я поднялся в свой кабинет. Несмотря на довольно раннее время, Лиля Федотова, член моей следственной группы, уже сидела за своим рабочим столом и делала вид, что работала.

А может, и вправду работала — плохо я разбираюсь в этом. Мне часто кажется, что у молодых работа на втором месте, а на первом — любовь, развлечения, танцульки.

Лиля — тоже следователь, мы делим кабинет на двоих. Это удобно — она помогает мне в расследовании ряда дел.

Ее совсем недавно утвердили в должности следователя Генпрокуратуры. Я надеялся, что этот отрадный для нее факт каким-то образом повлияет на длину ее юбок. (У меня в глазах мерцало от ее бесконечно длинных ног. Ноги у Лили красивые, и это постоянно отвлекало меня, так сказать, мешало работе.) Однажды мне даже показалось, что она вообще без юбки пришла. Но оказалось, что это были такие шорты.

Раньше, когда Лиля Федотова работала в Мосгорпрокуратуре и была временно включена в мою бригаду, это был совсем другой человек. Я даже предполагал, что она в меня влюблена: так восхищенно и преданно поглядывала она на меня. Но вот она стала работать в штате Генпрокуратуры, под моим началом — и куда что подевалось. Теперь это была уверенная в себе, независимая девушка с собственным взглядом и суждениями о многих вещах. Теперь я стал думать, как бы подкатиться к ней.

И вот предлагаю ей потолковать о деле, находящемся в ее самостоятельном производстве, решил помочь как опытный «важняк» неопытному молодому специалисту.

И что же? Просто ошеломляющий отказ получил я от девчонки, которая совсем недавно заглядывала мне в рот, едва я только его открывал.

С тех пор в свободное от следственных действий время я мечтал о том, как бы организовать нашу встречу в какой-либо пустующей квартире.

— Здрасте! — поприветствовал я ее и прошел к своему столу.

Бумаг на нем было немерено.

Лиля подняла голову и как бы только что меня увидела.

— Здравствуйте, Александр Борисович, — неожиданно приветливо поздоровалась она. — Что-то вид у вас неважный. С женой поругались?

— А что, заметно? — удивился я.

Она смотрела на меня с жалостью.

— Увы, Александр Борисович. У вас скорбное выражение лица.

Я посчитал за лучшее промолчать. Какое-то время мы сидели в полной тишине, и только изредка я ловил на себе ее косые взгляды, полные нескрываемого любопытства.

— Что у нас нового по ограблению Бета-банка? — спросил я.

Вместо ответа на мой вопрос Лиля посмотрела на свои наручные часики.

— У вас еще есть двадцать минут, — сказала она мне.

Я уставился на нее в недоумении:

— Чего?

— Через двадцать минут вас ждет к себе Константин Дмитриевич, — пояснила Лиля. — У него какое-то срочное совещание. Просил вас предупредить.

— Я давно уже в кабинете, — хмуро заметил я. — Неужели трудно было сразу сказать о совещании?

Но на Федотову моя хмурость не произвела впечатления. Она глянула на меня через плечо и ответила:

— А что случилось? До совещания еще семнадцать минут. Вы не опоздаете. И вообще — не хмурьтесь, никто не виноват, что вы с женой поругались.

— Это не ваше дело, — не нашелся я что ответить.

— Так точно, не мое, — согласилась Лиля. — Можете пренебрегать своей женой сколько вам угодно. А у меня дела. Мне нужно составить постановление о предъявлении обвинения.

Я остыл. И даже почувствовал легкие угрызения совести. И чего, в самом деле, выдумываю? Но не извиняться же теперь перед этой заносчивой дамочкой?

— Во сколько совещание?

Она снова посмотрела на свои часики:

— У вас есть еще пятнадцать минут.

Ф-фу! Вот где мне эти женщины! Как это там? «Карету мне, карету!» Только куда тебе из Москвы, Турецкий? Терпи и не бушуй.

Чтобы не наговорить еще каких-нибудь глупостей, я встал и вышел из кабинета. За оставшееся до оперативки время можно спокойно выкурить сигарету.

А еще лучше — две.

3

В кабинете заместителя Генерального прокурора России по следствию Константина Дмитриевича Меркулова, моего друга и шефа Главного следственного управления, кроме хозяина кабинета и вечного врио-начальника МУРа Славы Грязнова, тоже хорошего моего товарища, сидели еще трое мужчин весьма представительного вида.

С первыми двумя я, можно сказать, прошел большой и нелегкий путь: вместе мы раскрыли немало сложных и запутанных преступлений. Остальные трое были мне незнакомы. Меркулов, впрочем, быстро устранил это обстоятельство.

— Знакомьтесь, — сказал он, едва я появился на пороге. — Старший следователь по особо важным делам Александр Борисович Турецкий. — Указав на незнакомых мужчин, он обратился ко мне: — А это представители крупнейших московских банков, Саша.

Игнорируя Грязнова — успеется, еще поздороваемся, — я стал пожимать руки гостям Меркулова.

— Александр Аркадьевич Горшенев, — сказал первый из них, — представитель Бета-банка.

— Турецкий.

— Фаизов Ильдар Николаевич, — назвался второй, пожимая мне руку. — Банк «Россия».

— Цой Роберт Ильич, — сказал третий. — Банк «Ройяль».

— Турецкий, — произнес я и удивился: — «Рояль»? Почему — «Рояль»?

— «Ройяль», — нажимая на «и краткое» посреди слова, поправил меня Роберт Ильич. — Это значит — королевский.

— Ах вон оно что! — почему-то обрадовался я.

Грязнов кивнул мне и не преминул вмешаться:

— Не обращайте внимания на некоторые особенности поведения господина Турецкого. Он очень любит театр. Иногда играет и в жизни. Но подтверждаю: перед вами один из лучших «важняков» прокуратуры.

— Спасибо на добром слове, — поклонился я. — Куда прикажете сесть, господа хорошие?

Меркулов, разумеется, тут же меня одернул.

— Хватит, Саша, — строго проговорил он. — Садись, куда хочешь. — Он подождал, пока я сяду, и обвел глазами всех присутствующих. Ну что ж. Пожалуй, мы можем начинать.

У мужчин из банков был непроницаемый вид. Первым начал представитель Бета-банка Горшенев. Хорошенько прокашлявшись, он начал:

— Дело вот в чем, господа. В последнее время сложилась ситуация, которая в нас, работников банковской системы, вселяет определенные опасения. Я бы сказал даже, что не просто опасения, а серьезную тревогу.

На какое-то время за столом воцарилась тишина. Горшенев словно побаивался продолжать.

Меркулов помог ему:

— В чем же заключается ваша проблема? Мы, конечно, можем кое о чем догадываться, но, видите ли, для нас в некоторой степени неожиданность то, что вы пришли сюда вместе. Насколько я понимаю, в вашем бизнесе вы являетесь конкурентами?

Вопрос был риторическим, но Горшенев счел нужным на него ответить.

— В общем-то это так, хотя представления о конкурентной борьбе между банками в сознании обычного обывателя носят, как правило, уродливые представления…

Мне пришлось вмешаться.

— Константин Дмитриевич не совсем обычный обыватель, — заявил я этому чем-то напуганному, но не потерявшему самоуверенности банкиру. — Он не из тех обывателей, которые любят рыбалку, но не ездят на нее из-за боязни подхватить простуду.

Меркулов посмотрел на меня и досадливо поморщился. И, переведя взгляд на Горшенева, мягко предложил:

— Продолжайте, пожалуйста, Александр Аркадьевич. Так что вас тревожит больше всего?

Горшенев продолжил:

— Дело в том, что происходит нечто странное. За последнее время, как вы знаете, несколько банков подверглись ограблениям.

Меркулов бросил взгляд в мою сторону: мол, не выскакивай, веди себя спокойно и внимательно слушай.

— Так вот, — продолжал Горшенев. — Сначала это… как бы это точнее выразиться… сначала это вызвало у меня одно серьезное подозрение. Особенно после того, как был ограблен наш Бета-банк. Я, как мне показалось, утвердился в этом своем подозрении. А после того, как я поговорил на эту тему с коллегами из других банков, у меня исчезли последние сомнения. Как и у моих коллег.

— Так в чем же у вас теперь нет сомнений? — терпеливо спросил у него Меркулов.

Горшенев помолчал, будто собираясь с духом, а потом вдруг как-то по-мальчишески выпалил:

— Им все известно!

Я увидел, как Меркулов и Грязнов посмотрели друг на друга. То, что они как бы проигнорировали мою особу, сильно меня озадачило. Очень интересно…

— Кому — им? — спокойно спросил Меркулов, хотя ответ на этот «оригинальный» вопрос лежал на поверхности.

— Преступникам, — ответил Горшенев. — Тем, кто грабит наши банки.

— Что, по-вашему, им известно?

— Боюсь, что все, — тяжело вздохнул Горшенев. — Наши счета, передвижение финансов, смысл договоров с предприятиями.

Фаизов и Цой смотрели прямо перед собой. По всему было видно, что то, о чем говорит Горшенев, с ними согласовано и одобрено ими.

У представителя Бета-банка, говорили они всем своим видом, есть полномочия говорить и от имени наших банков.

— Откуда у вас такие сведения? — продолжал расспрашивать Меркулов.

Александр Аркадьевич поправил узел галстука и расстегнул воротник, словно ему стало душно.

— Это не совсем сведения, — ответил он, — это скорее наши умозаключения. Результат анализа наших служб безопасности.

— Ваши службы безопасности работают вместе?

— То-то и оно. Поначалу работали по отдельности, но пришли к совершенно идентичным выводам.

Меркулов какое-то время молчал, потом посмотрел на Грязнова, на меня и так же внимательно посмотрел на каждого из гостей.

— Хорошо, — сказал он. — О том, на чем основываются эти выводы, мы поговорим позже. Меня интересует, как конкретно они звучат.

— Звучат они зловеще, — вмешался Фаизов. — Им известно не только то, о чем говорил здесь Александр Аркадьевич, но и еще кое-что. Например, когда обналичиваются крупные суммы, предназначенные для перевозок. И это не только настораживает, но и пугает. Если передвижение счетов и вообще все, что связано с финансами и безналичными расчетами, можно объяснить элементарным взломом защитной системы наших компьютеров, отчего им становится известен банк всех наших данных, то объяснить их осведомленность о перевозках наличных сумм лично мне представляется очень затруднительным. Я бы даже сказал, что в некоторых случаях это просто невозможно. Но они почему-то обо всем знают.

— Но разве вы не заносите в компьютер обналичивание? — спросил Меркулов, не сводя взгляда с Фаизова. — Разве без этого можно вообще обналичивать деньги?

Фаизов охотно ответил:

— Боюсь, вы не понимаете, о чем идет речь. Чтобы обеспечить полную секретность, данные об обналичивании заносятся в компьютер за минуту до того, как начинается операция по перевозке. За это время невозможно раскрыть эту, мягко говоря, служебную тайну. Я уже не говорю о том, чтобы спланировать ограбление. А у них, надо признаться, это получалось лихо.

— Даже слишком, — встрепенулся молчавший до сих пор Роберт Ильич Цой.

— Ну что ж, — сказал Меркулов. — Если я правильно вас понял, главный вывод, которым вы решили поделиться с нами, заключается в том, что преступникам каким-то образом известно все, что делается в ваших банках. Так?

— Совершенно верно! — подтвердил Горшенев.

— И, как нам кажется, — добавил Цой, — дело здесь совсем не в проникновении в компьютерный банк наших данных. Точнее, не только в этом.

— У вас есть какие-то предложения, пожелания? — спросил у них Меркулов.

У банкиров был уже заранее приготовлен ответ на этот вопрос.

— Мы решили, — сказал Горшенев, — назначить премию. В случае успеха вашего расследования все три наших банка переведут на счет Генеральной прокуратуры России по полмиллиона долларов. Думаю, что чуть позже к нам присоединятся еще некоторые солидные банки.

И тут Грязнов подал голос.

— Между прочим, — заговорил он немного обиженно, как мне показалось, — здесь не только прокуратура, я представляю МВД, точнее, Московский уголовный розыск, то есть МУР.

Меркулов, успокаивая его, поднял вверх ладонь.

— Разберемся, — сказал он. — Братьев по оружию мы никогда не забывали. В сущности, господа, предложение ваше, наверное, дельное, а умозаключения не лишены смысла. Разумеется, с вашей помощью мы проведем тщательное расследование. У нас уже есть соображения на этот счет. Можно сказать, что мы уже выработали определенное решение. — Он взглядом погасил вспыхнувший в моих глазах вопрос. — Что касается вознаграждения, не думаю, что найдется какая-то причина нам отказываться от него. У прокуратуры, как и у всех, есть дыры, которые нужно латать.

Он встал, всем своим видом давая понять, что совещание закончено. Разумеется, все остальные встали тоже, включая и меня.

— До свидания, господа, — попрощался Меркулов с посетителями.

Взглядом он приказал мне и Грязнову остаться.

Господа банкиры покинули кабинет. Я бы сказал: важно удалились.

Меркулов обратился к оставшимся, то есть ко мне и Грязнову.

— Ну? — спросил он. — Что скажете?

Грязнов мечтательно вздохнул.

— Полмиллиона долларов! — Он даже пальцами прищелкнул. — И есть перспектива эту сумму увеличить. Я согласен на треть.

— Не раскатывай губу раньше времени, — остановил его Меркулов. — Эти денежки еще заработать надо. Да и не за денежки работаем.

— Вам не платят зарплату? — жалостливо посмотрел на нас Грязнов.

— Не в этом дело, — оборвал его Меркулов. — Работать надо в любом случае — платят, не платят.

— Кстати, — вспомнил я. — Что там за гениальное соображение, даже решение, о котором совсем недавно ты здесь вел речь?

Меркулов перестал брюзжать, настроился на деловой лад.

— Собственно говоря, за этим я и пригласил вас сюда, господа хорошие, — сказал он.

— Да? — поддел его я. — А я думал — только из-за этих акул нарождающегося капитализма.

— И из-за них тоже, — с неудовольствием глядя на меня ответил Меркулов. — Но разговор с ними — всего лишь прелюдия к нашей беседе.

Мне не нравился его тон. Какой-то не по-меркуловски торжественный, если не сказать — напыщенный. Что это его сегодня так разобрало?

— Итак, — продолжал заместитель Генерального прокурора Российской Федерации Константин Дмитриевич Меркулов, — принято решение, причем на самом верху, — создать специальную следственно-оперативную группу на базе следственной части нашей прокуратуры и Московского уголовного розыска.

Грязнов спросил:

— Речь идет о расследовании дел об ограблениях банков?

— Так точно, — кивнул Меркулов. — Эта группа, о которой идет речь, получает кодовое название «Пантера».

— Вот так, да? — не удержался я. — А почему именно пантера? Не тигр, не осел, к примеру?

— Ты против? — поморщился Меркулов.

Действительно, зачем это я?

— Да нет, — пожал я плечами. — Мне все равно, хоть кенгуру.

— Итак, группа именуется «Пантера», — повторил Меркулов и взял в руки лист, лежавший на его столе. — В группу входят тринадцать следователей прокуратуры и милиции, шестнадцать оперативников и тридцать силовиков-милиционеров.

— Это что, готовый список? — вспыхнул Грязнов. — Ты составил список без согласования со мной? Откуда известно, кого именно я намеревался включить в эту группу из числа моих людей?

— Этот список касается только работников следственной части Генпрокуратуры, — объяснил ему Меркулов. — Список ваших людей я жду у себя на столе к четырнадцати часам.

— Но… — попробовал возразить ему Грязнов, однако Меркулов перебил его, причем довольно жестко.

— Никаких «но»! Решение согласовано с твоим министром. Так что будь добр — к четырнадцати часам.

Я с утра был не в своей тарелке, все мне было что-то не так, и сейчас еще несло по наезженной колее.

— Я не против этого решения, — сказал я, — группа сможет неплохо поработать. Но не кажется ли тебе, Костя, что уж слишком все это с большим размахом? Не получится ли, что наша громоздкая пушка будет стрелять по воробьям? Фигурально, конечно, выражаясь.

Но моя образная речь разгневала Меркулова. Он затрубил, как раненый слон:

— Я эту группу не карандашиком на листке сочинил! Я ее пробил в инстанциях! Знаешь, сколько пришлось уговаривать шефов различных ведомств! Работать совместно, я имею в виду нас, МВД, ФСБ и прочие силовые структуры. Намного лучше, чем порознь…

— Не мог бы ты выражаться спокойнее? — сказал ему я. — Раз ты понимал, что создание такой мощной оперативно-следственной группы жизненно необходимо, значит, ты представлял себе, против кого собираешься бороться сам и против кого нацеливаешь нас, прокурорских и милицейских следователей и оперсостав МУРа?

Меркулов утих и кротко ответил:

— Представлял.

— Ну так посвяти же и нас, — предложил ему я.

Грязнов с интересом смотрел на нас обоих.

— Да! — сказал я. — И будьте любезны, господин государственный советник юстиции второго класса, объясните, почему я, ваш ближайший друг и помощник, ни ухом ни рылом не знал о ваших намерениях? Что за тайны мадридского двора?

Костя не удостоил меня ответом. Обратился к нам с чем-то совсем другим.

— Скажите мне оба, кто из вас слышал о некоем Портнове Феликсе Михайловиче?

— Как? — насторожился Грязнов.

— Портнов Феликс Михайлович, — повторил Меркулов, глядя на Грязнова.

Я тоже поглядел на Славу. Мне это имя ничего не говорило.

— Боюсь ошибиться, — сказал Грязнов, — но не далее как вчера мне докладывали о нем.

— Докладывали? — заинтересовался Меркулов. — В связи с чем? Я имею в виду — в связи с каким делом?

— В связи с убийством в отеле «Балчуг» некоего господина Грымова, — ответил Грязнов. — Дело в производстве Московской прокуратуры, а розыск ведем мы.

— Да, — сказал Меркулов. — Мне уже известно об этом убийстве гражданина Италии. Ну так что же тебе докладывали? Каким боком в нем замешан Портнов?

— Этот потерпевший Грымов должен был с ним встретиться в вестибюле отеля, — ответил Грязнов. — Но Портнов на встречу не пришел.

— Не пришел? Почему?

— Объяснение у него довольно странное, — усмехнулся Грязнов. — Говорит, что забыл, да к тому же Грымов показался ему несерьезным бизнесменом.

— Интересно, — задумчиво произнес Меркулов. — Значит, они договариваются о встрече, Портнов не приходит потому, что, как он говорит, забыл об этой встрече, а в это время Грымова убивают. Так?

— Совершенно верно, — подтвердил Грязнов.

— Интересно, — повторил Меркулов и потер руками щеки. — Ну что ж. Совпадает.

— С чем совпадает? — поинтересовался я.

Вы не будете, наверное, слишком удивлены, читатель, если я скажу, что чувствовал себя в этот момент полным идиотом. В кругу друзей со мной еще такого не бывало.

— Вот что, ребята, — довольно бодрым голосом сказал Меркулов. — Я тут дал поручение навести кое-какие справки. Феликс Михайлович Портнов прибыл в нашу столицу где-то полгода назад. Арендовал на ВВЦ немалые площади для своей фирмы «Нью-Мос». Стал заключать договора с нашими российскими фирмами. А приблизительно через месяц после того, как он появился в Москве, начались все эти ограбления банков.

Я был на них обижен, поэтому сказал:

— Ну и что? Мало ли кто приехал к нам полгода назад? Для нас, юристов, все это туфта, пустое сотрясение воздуха. Совпадение.

— Вполне, — легко согласился со мной Меркулов. — Это вполне может оказаться совпадением. Мало ли кто к нам приезжает, верно? Я бы не стал цепляться за этого Портнова, если бы не одно очень важное обстоятельство.

— Не томи, — попросил я его. — Колись, начальник. Что за обстоятельство такое?

— Месяца три назад, — начал рассказывать Меркулов, — он ко мне приходил.

— Он приходил? — удивился я.

— Неужели сам? — не поверил Грязнов.

— Портнов, — подтвердил Меркулов, — приходил сюда, в этот кабинет, и имел со мной, так сказать, дружескую беседу.

— И чего он хотел? — Меня распирало любопытство, хотя и знал, что Костя расскажет ровно столько, сколько посчитает нужным, ни слова больше. — Что хотел от тебя этот Портнов? Взятку небось сулил?

— А ты знаешь, Саша, — неожиданно рассмеялся Меркулов, — ты прав. Прав! Он действительно приходил для того, чтобы всучить мне взятку.

— Врешь! — ахнул я.

Это было уж слишком. Я, разумеется, шутил, говоря о взятке. Нужно быть безумцем — предлагать взятку заместителю Генерального прокурора России. И к тому же надо хоть немного знать Меркулова.

— Нисколько, — ответил Костя. — Именно это он мне и предлагал. Только завуалированно. Хотя и довольно прозрачно.

— Давай подробности, — попросил я.

— В общем, так, — продолжал Меркулов. — Для начала скажу, что Феликс Портнов был когда-то моим однокурсником. На юридическом факультете.

— М-да. Жизнь — штука интересная, — заметил я.

Грязнов глянул на меня волком: помолчи, дай послушать.

— Да, — повторил Меркулов, — моим однокурсником. Только впоследствии наши дороги разошлись основательно. Он пошел в бандиты, я — в юриспруденцию.

— В бандиты? — удивился Грязнов.

— Ничего удивительного, — заметил я. — Самые лучшие бандюги всегда выходили из стен юридического факультета МГУ. Продолжай, Костя.

— Ну вот, — продолжил он. — Гремела в семидесятых годах такая банда — «Ночные волки». Может, слышали? В Москве много было о ней разговоров.

— Я что-то такое слышал, — с сомнением проговорил Грязнов. Он вдруг вздохнул. — Жаль, Шурочки с нами нет больше.

Александра Романова — бывший начальник МУРа и шеф Грязнова — недавно погибла. Нам всем ее очень не хватает, не только Грязнову.[1]

— Да, — глухо проговорил Меркулов. — Она-то наверняка могла бы многое нам рассказать об этой банде. Жестокая была группа, даже по нынешним страшным временам.

— Ну хорошо, — сказал я, — так что эти «Ночные волки»? Портнов, как я понял, состоял в этой банде?

Меркулов посмотрел на меня и усмехнулся.

— Не совсем так, — сказал он. — Он не только в ней состоял, он еще был организатором и вдохновителем этой, как ты правильно говоришь, банды. Он был ее главарем.

— И его не расстреляли? — уточнил я на всякий случай.

— Его приговорили к расстрелу, — ответил Меркулов, — но потом расстрел заменили пятнадцатью годами лишения свободы. В честь шестидесятилетия Великой Октябрьской социалистической революции.

— И здесь большевики, — сказал я. — Сколько невинных людей ухлопали за все годы своей власти, а когда действительно нужно было шлепнуть одного гада — помилосердствовали.

— Не будь таким кровожадным, Саша, — сказал Грязнов. — На тебя это совсем не похоже. Впрочем, ты сегодня вообще на себя не похож.

Я промолчал. Что, рассказывать им о конфликте с Ириной? Обойдутся.

— Ну? — сказал Грязнов, обращаясь к Меркулову. — А дальше?

Костя пожал плечами.

— А дальше, как оказалось, Портнов очутился за границей. В Соединенных Штатах.

— Как это могло произойти? — спросил я Меркулова. — Во-первых, он мог выйти из заключения только в девяносто втором году. А судя по тому, что ты тут рассказал, он уже довольно давно вкушает плоды цивилизации. Западной, я имею в виду. Во-вторых, судимых в Америку не пускают. Или я ошибаюсь?

— Нет, не ошибаешься, — подтвердил Грязнов. — Вообще-то въезд в Штаты судимым и бывшим членам КПСС запрещен, но вспомни Япончика. Он устроил себе фиктивный брак с американкой и скрыл свои судимости. Как Портнов оказался на свободе, а затем в Штатах? Его не могли выпустить за примерное поведение раньше срока. Думаю, тут все нечисто.

Меркулов поднял вверх руку, призывая к вниманию.

— В восемьдесят четвертом году, когда у власти был Черненко, — объяснил он, — дело Портнова было пересмотрено, Верховный суд обнаружил в деле новые обстоятельства, которые возникли при расследовании другого дела. Эти новые обстоятельства свидетельствовали, что самые тяжкие обвинения были инкриминированы Портнову ошибочно.

— Как так? — вырвалось у меня.

Меркулов послал мне иронический взгляд.

— Ты, я вижу, невзлюбил этого Портнова, — сказал он, усмехаясь, — хотя и не видел его ни разу.

Мне ничего не оставалось, как согласиться.

— Есть маленько, — кивнул я, — чувствуется в этом Портнове что-то зловеще-паразитическое. Ну так что там дальше было с этим безвинно пострадавшим монстром?

— При пересмотре дела в порядке надзора Верховный суд признал: многие эпизоды вменены Портнову бездоказательно. И ему резко снизили срок. Уже в конце восемьдесят четвертого он вышел на свободу.

— Повезло мерзавцу, — сказал я.

— Повезло, — согласился Меркулов. — Через несколько месяцев он эмигрировал. Как сложилась его дальнейшая судьба, не знаю. Этим по нашей просьбе сейчас занимаются люди из параллельного ведомства.

Мы слушали его внимательно. Меркулов закончил тем, с чего начал:

— Итак, он ко мне приходил три месяца назад. И предлагал сотрудничество.

— Ну конечно, — сказал Грязнов. — Сейчас взятки прямо не предлагают. Сейчас предлагают сотрудничество.

— Именно это он мне и предложил, — подтвердил Меркулов. — Он хотел, чтобы я раз в месяц рассказывал ему, что делается в нашей епархии. В интересующей его экономической сфере. За это он бы платил мне приличные деньги, так сказать, гонорар за информацию.

— И что он называл приличными деньгами? — полюбопытствовал я.

— Пять тысяч долларов в месяц, — неожиданно суровым голосом произнес Меркулов. — И столько же — за информацию, которая может вызвать у него интерес.

Я присвистнул:

— Пя-ать тысяч? За кого он нас принимает?

— А ты за сколько бы согласился? — криво улыбнулся Меркулов.

— Не надо инсинуаций, — предупредил я. — Это не меня, а вас покупали, шеф!

Грязнов смотрел на нас без одобрения.

Но в меня словно бес вселился.

— Кстати, а что ты ему ответил, этому наглецу? — не отставал я.

— Саша, кончай, — нахмурившись, попросил меня мой начальник. — Честное слово, я не расположен сейчас к веселью. Короче, я послал его на три хороших русских буквы. А после его ухода задумался, почему он так охамел.

— Неужели? — усомнился я.

— Хватит! — заорал на меня Меркулов. — Заткнись хоть на минуту и выслушай меня!

Я выставил впереди себя ладони: сдаюсь, мол.

— Так вот, — продолжал Меркулов. — Он ушел, а я задумался. Никто еще так открыто ко мне не подкатывался. Никто так цинично не предлагал работать на преступников. И ведь не побоялся: а вдруг я записываю разговор на пленку? Нет, ничего не боялся.

— А по его поведению не чувствовалось, что за ним кто-то стоит? — спросил вдруг Грязнов.

— Чувствовалось, — ответил Меркулов. — И еще мне показалось, что такой разговор ему вести не впервой.

— А как он отреагировал на твой отказ? — спросил я.

— То-то и оно. Спокойно отреагировал. Так, словно ничего другого и не ожидал от меня услышать.

— Ничего не понимаю, — признался я. — Чего же он тогда приходил?

— Ну, это просто, — влез Грязнов, — прощупать атмосферу, как говорится.

— Прощупывают почву, а не атмосферу, — осадил его я. — Не надо спешить с ответом, когда обращаются не к тебе.

— Один хрен! — отмахнулся Слава.

— Так или иначе, — продолжил Меркулов, — но на всякий случай я навел справки о его фирме. Ничего криминального, во всяком случае на первый взгляд. Вполне солидная фирма. И кажется, пользуется доверием наших, российских фирм. Те, к кому мы обращались за разъяснениями, говорили, что сотрудничеством довольны.

— А почему я ничего об этом не знал? — несколько уязвленный поинтересовался я, хотя понимал, что Меркулов и так уделяет мне внимания больше, чем я заслуживаю. Между мною и Костей иерархия в шесть человек: начальник Главного следственного управления и его два зама, начальник нашей следственной части и его два зама.

— У тебя своих дел навалом, — объяснил мне Меркулов. — С каких пор я должен тебя посвящать во все мелочи, которые сопровождают мою работу? Ведь я курирую не только вашу следственную часть, а всю следственную структуру России, разве не ясно?

— Если я правильно сумел тебя понять, Костя, — сказал я, — то это дело перестало числиться в разряде мелких с тех пор, как убили инкассаторов и изъяли уйму денег.

— Ты правильно понял, — согласился Меркулов. — Дело о бандитском нападении на инкассаторскую машину и прочие нападения на банки берется под особый контроль генеральным.

Я все-таки не понял, какая связь между визитом Портнова и этими бандитскими ограблениями. И спросил об этом Меркулова.

— Никакой, — ответил он, как мне показалось что-то скрывая. — Пока — никакой.

— Поставим вопрос иначе, — не унимался я, — какая связь между появлением в нашей стране Портнова и ограблениями?

— Это уже не один вопрос. — У Кости было ангельское терпение. — И я тебе опять отвечу — никакой.

— Нелогично, — не сдавался я. — И потом, что мы так привязались к этому Портнову? Может быть, он давно уже честный коммерсант, осознавший свое прошлое и осудивший его. А то, что он приходил к тебе, еще ни о чем не говорит — мало ли что пришло ему в голову. Мысль, что в нашей стране все коррумпированы, не так уж и безумна. Вдруг он действительно предлагал честное сотрудничество — по своим понятиям, конечно? Он, как капиталист, считал, что за информацию надо платить.

— Даю справку, — устало произнес Меркулов, и мы с Грязновым насторожились: сейчас он скажет нам что-то очень важное. — В тысяча девятьсот восьмидесятом году Феликса Портнова короновали. В лагере.

— То есть он настоящий вор в законе, — уточнил Грязнов.

— Именно так, — кивнул Меркулов. — Вопросы еще есть или и так все понятно?

— Что ж вы сразу не сказали, гражданин начальник? — упрекнул я Костю.

— Да, — задумчиво проговорил Грязнов. — Воры, они и в Африке воры.

— Удивительно верное замечание, — согласился с ним я. — А в Америке они не просто воры — они… Погодите!

Меркулов и Грязнов с любопытством на меня уставились: что за мысль, мол, пришла в голову этому Турецкому?

— Погодите, — повторил я, глядя в одну точку.

Было в том, что я хотел сказать, что-то странно стройное, точное, выверенное. Но что — никак сформулировать не мог, и это меня мучило.

— Погодите, — как заведенный повторял я.

Грязнов, естественно, не выдержал.

— Да чего годить-то?! — рявкнул он. — Знакомых воров вспоминаешь?

Вроде глупость он сказал, а все сразу встало на свои места.

Ну конечно же.

— Итак, — сказал я с интонацией Меркулова. — В восьмидесятом Портнова коронуют. Так?

— Так, — согласился Меркулов.

— В восемьдесят втором умирает Брежнев, — продолжал я. — Так?

— При чем тут…

— Погоди, Костя, — прервал я своего начальника. — Ей-богу, я на полном серьезе. Итак, в восемьдесят третьем умирает Андропов, заступает Черненко — и умным людям становится ясно, что все летит в тартарары. Что-то висело в воздухе. Так? Логично?

— Саша…

— Через год воры Советского Союза решают вырвать Портнова из зоны. Они покупают кого-то, от кого зависит изменение приговора, выясняются новые обстоятельства старого дела. Портнов выходит из зоны.

— Что-то уж очень сложно, — с сомнением протянул Грязнов.

— Чем сложнее, тем проще, — упрямо стоял я на своем. — Зачем им Портнов? А?

— Ну и зачем?

Я сделал хитрое лицо:

— Много ли в Советском Союзе было воров в законе?

Кажется, я просто сразил их этим простым, казалось бы, вопросом.

И знаете, что сказал Грязнов? Он сказал:

— Погоди-ка…

— Стоп! — сказал я. — Это я первый просил годить. Итак! Воры освобождают Портнова. Вы спросите: зачем? Так ведь ответ на поверхности. Что сделал Портнов через несколько месяцев после своего освобождения?

— Эмигрировал! — хлопнул себя по лбу Грязнов. — Конечно!

— Точно, — подтвердил я. — Уехал за границу. Тогда как раз наши органы этим и занимались: сплавляли втихую нежелательные преступные элементы в эмиграцию. Пусть, мол, там бедокурят, нечего социалистическую Родину беспокоить. Езжай, друг, в Израиль или Америку и грабь там на здоровье, убивай, насилуй, химичь, сколько твоей душеньке угодно. Так что Портнову и наши могли помочь. Я имею в виду снятие судимости и прочее. И я не удивлюсь, если именно так все и было.

— Возможно, — кивнул Меркулов.

— Ну вот! — радостно продолжил я свой бенефис. — А что все это значит, милые вы мои?

Меркулов смотрел на меня с одобрением. Он давно уже все понял, и было видно, что именно за такие минуты, как эта, он меня и любит и терпит. И сейчас он давал мне возможность выговориться до конца.

— А это значит, — самозабвенно продолжал я, — что свои Абели и Рихарды Зорге есть не только в среде разведчиков, но и в среде такой вульгарной публики, как воры в законе. И Портнов стал их полномочным посланником в США.

— Да, — пробормотал Грязнов, — это могло быть так, как ты говоришь. Похоже.

— Я просто уверен, что все так и было. Я еще не знаю, чем он там занимался, этот Портнов, в своей Америке, но я это обязательно узнаю. Одно понятно: развернулся он там основательно. Большим «авторитетом» стал. И теперь приехал сюда. Потому что, как ни прискорбно это нам признавать, Россия сегодня — настоящий Клондайк для таких проходимцев.

Я был доволен собой: выдал версию, которая ошеломила моих друзей.

Каково же было мне, когда Меркулов, глядя на меня все теми же ласковыми глазами, спокойно заявил:

— Именно эти мои соображения и убедили генерального в необходимости создания специальной оперативно-следственной группы «Пантера».

Я вытаращился на него, ошеломленный услышанным. А Грязнов чересчур громко расхохотался.

— Ну и вид у тебя, — едва отойдя от своего гнусного смеха, проговорил он. — Ох-хо…

— Ты знал?! — потрясенный, смотрел я на Меркулова.

— Конечно, — спокойно ответил он.

Грязнов снова расхохотался.

— Ты бы уж помолчал! — сказал я ему. — Ты же об этом не догадывался даже!

— А я и не претендую, — пожал он плечами. — Я — оперативник, а не следователь.

— Итак, подведем итоги, — резюмировал Меркулов. — Создается специальная оперативно-следственная группа «Пантера», задача которой — расследование целой серии ограблений банков вообще и деятельности Портнова — в частности. Нужно прищучить этого дельца. Тебе, Саша, поручается один из самых ответственных участков работы.

— Портнов? — уточнил я.

— Он самый, — ответил Костя. — И естественно, банки…

Загрузка...