Ночь огней

Глава 2 Всю ночь напролет

В октябре резкий заморозок губит тыквы на лозах и лошади возвращаются в хлев с выгона с инеем на копытах. Желтые примерзшие листья выстилают канавы и обочины дорог. Перемена погоды бесит Джоди. От холода у нее появляется сыпь на коже. Звезды кажутся слишком яркими. Джоди с августа усмиряет свои желания, хотя надеяться не перестала. Она не уехала после Дня труда[7], а пошла в одиннадцатый класс местной школы. Джоди уверена, что Андре не стал бы отводить глаза, если бы действительно не разделял ее чувств. За последнюю неделю они дважды повстречались на дороге. Оба раза Андре ехал на пикапе один, а она шла домой пешком от остановки школьного автобуса. Андре как будто не смотрел на нее, но, как ей показалось, на самом деле жадно разглядывал в зеркало заднего вида.

Ее интересуют мельчайшие подробности его жизни. Он обнимает Вонни во сне? Бреется утром или вечером? Думает ли иногда о ней, как она думает о нем, когда не может уснуть? Ее терпение вот-вот иссякнет. Она строит тысячи планов. Например, спрячется в пикапе, одетая лишь в длинный черный свитер на голое тело. Или дождется, пока бабушка уснет, позвонит Андре в полночь и попросит поймать летучую мышь, живущую в стропилах ее спальни. Или похитит малыша, Саймона, и отпустит лишь за поцелуй его отца. На уроках она бисерным почерком записывает не слова учителя, а свои сценарии, пока тетрадь не кончается. Но когда она наконец выходит на поиски Андре, все планы вылетают у нее из головы. Дело было так. Бабушка давно уснула, и Джоди тоже легла в постель, но вспомнила, что забыла впустить кошек. На зов они не приходят, поэтому она надевает дождевик поверх фланелевой ночной рубашки и кожаные ботинки, которые даже не зашнуровывает. На крыльце Джоди свистит, как учила бабушка. Но при этом мысленно зовет не кошек, а Андре. Может, он услышит? Ведь свет в его кухне горит. Прибегает Синдбад. Джоди открывает ему дверь, и кот проскальзывает в дом. Затем она идет через двор.

Надо узнать, кто именно на кухне. Она подходит к окну и заглядывает внутрь, мимо раковины с грязной посудой. Андре что-то пьет за столом — возможно, кофе — и просматривает стопку бумаг. На нем зеленая фланелевая рубашка и синие джинсы. Свободной рукой он возит кофейную чашку по блюдцу. Джоди испытывает азарт взломщика. Как здорово наблюдать за человеком, который ведет себя совершенно естественно и ни о чем не подозревает! Джоди не может удержаться и стучит по стеклу костяшками пальцев. Холодное стекло кажется острым. Андре поворачивается к окну, и Джоди задерживает дыхание. Что ж, у нее хотя бы будет этот миг, когда он видит только ее и ничего больше. Она знает, что погибнет, если он просто отвернется, поэтому отводит взгляд и пятится. Она встает у стены дома, рядом с кустарником гибискуса. Лезет в карман и закуривает. Андре выходит на улицу, даже не накинув свитер и хлопнув дверью, и идет на оранжевый огонек сигареты. Ему кажется, что сердце бьется так быстро от злости.

— Что ты здесь забыла? — спрашивает он.

Белая кошка, на поиски которой отправилась Джоди, сидит на соседском крыльце, мяукает и царапает дверь.

Джоди больше не в силах себя контролировать. Она всегда умела манипулировать людьми. Она с легкостью получает желаемое от родителей и друзей, если правильно разыгрывает карты. Сейчас она уверена, что способ заполучить Андре — поведать ему печальную историю. Пусть он ощутит ответственность не только за нее, но и за ее чувства к нему. Но от близости Андре ее мысли путаются, и потому она говорит правду.

— Просто хотела тебя увидеть.

Ее честность застает Андре врасплох. Он лишь сейчас замечает, как холодно. В доме все спят. Даже пес на кухонном полу словно в тысяче миль, на расстоянии сна. В последнее время Андре и Вонни были очень осмотрительны. Андре сидел дома, когда Джоди поджидала его во дворе. А Вонни не жаловалась, когда муж привез второй, а потом и третий старый мотоцикл. Но осмотрительность — еще не все. Их отношения дали трещину.

— Ты должна встречаться с ровесниками, — говорит Андре.

— Спасибо за совет, — произносит Джоди тоном, который напоминает Андре, насколько она молода.

— Джоди, тебе пора домой, — мягко замечает Андре.

Оба знают, что он имеет в виду Коннектикут, а не соседний дом.

— Я ведь даже ни о чем не прошу, — говорит Джоди.

— Слушай, я не хочу тебя видеть, — вскипает Андре. — Не знаю, как еще тебе объяснить.

Лицо Джоди начинает гореть. Возненавидеть Андре будет несложно.

— Просто ты одинока, — продолжает Андре.

Ничего хуже он не мог сказать.

— Ладно, — отвечает Джоди. — Как хочешь. Я никогда сюда не вернусь.

— Хорошо, — говорит Андре.

— Я серьезно.

Андре смотрит, как она бежит по двору и исчезает в темноте. Джоди хлопает дверью, и он возвращается домой. Выключает свет на первом этаже и поднимается на второй. В ванной старается не смотреть на себя в зеркало. Моет лицо, идет в комнату Саймона. Здесь горит ночник — клинышек белой пластмассы, вделанный в стену. Шторы из рисовой бумаги опущены. Саймон лежит на боку поперек кровати. Он сбросил одеяло и свесил ногу с матраса. Андре наклоняется и укладывает сына головой на подушку, накрывает одеялом. Он все время удивляется, как это Саймон может спать так крепко, что не проснется, даже если его перенести из комнаты в комнату. Андре не помнит, спал ли когда-нибудь так же безмятежно. Неужели в его детстве каждая ночь делилась надвое стуком града по крыше, гулом телевизора, который отец смотрел в гостиной? Неужели даже в августе простыни всегда были холодными? Он хочет быть для Саймона всем, чем не был его собственный отец, но мальчик уже сейчас ищет утешения у Вонни. Когда Саймон вместе с Андре, сын, похоже, считает, что отец понятия не имеет о боли. Если Саймон падает, он встает и бежит дальше. И лишь потом, когда он сидит у Вонни на коленях и показывает ей царапину, Андре узнает, что сын поранился. Андре не хочет верить, что равнодушие отца на самом деле не было таковым. И все же, вспоминая, как отец вставал задолго до рассвета и катил на «форде» по засыпанным снегом дорогам, которые ему предстояло убирать, Андре жалеет, что ни разу не встал и не приготовил термос с кофе, вместо того чтобы лежать и ждать звук мотора.

Когда Андре ложится в постель, Вонни открывает глаза.

— Саймон? — спрашивает она, думая, что Андре только что проснулся.

— Спит, — отвечает Андре.

Вонни улыбается и прижимается к мужу. Андре знает, что соседская девчонка просто выбрала неудачное время. Если бы она заявилась пару месяцев назад, они бы с Вонни вместе посмеялись. Но теперь он не расскажет жене о ее визите. И потому не сможет уснуть до утра.

Во сне он видит «Летучих лошадей», старую карусель в Оук-Блаффсе. Он ужасно спешит. Сейчас зима, потому что на улицах никого нет. Карусель должна быть закрыта, но он слышит музыку. С кем он встречается? Почему напуган? Что, если Саймон заперт в деревянном помещении карусели? Он пускается бегом.

Облака висят слишком низко. Он не различает, где небо: над головой или прямо перед ним. Андре бежит и понимает, что опоздал, но все равно прибавляет ходу. К счастью, для него оставили топор.

Он знает, что должен прорубиться через здание. Пока он размахивает топором, начинается снегопад. Наконец дерево разлетается на куски, и он видит, что карусель неподвижна. Но вот что странно: зеркала вокруг раскачиваются, искажая происходящее, мешая разобрать, что реально, а что всего лишь отражение. Андре слышит шипение и покрывается потом. Он разглядывает замерших на месте резных деревянных лошадей. На одной из карусельных карет нарисован дракон. Он выпускает когти. Открывает пасть, и Андре видит два острых белых клыка. Изо рта дракона вырывается струя москитов и горячего воздуха; его шипение раскачивает зеркала, змеей обвивается вокруг горла Андре.

Андре пытается сорвать то, что его душит. Откидывает голову и видит табличку, но не может разобрать, что на ней написано: «Это начало» или «Это конец».

Утром выясняется, что у него сел голос. Он может общаться лишь при помощи записок. Андре пьет горячий чай с медом, глотает микстуру от кашля прямо из бутылочки. Когда это не помогает, он выпивает три чашки обжигающе горячего черного кофе и к полудню снова может говорить.

Джоди осматривает кафе, и от злости у нее становится горько во рту. Обычно она берет с собой книгу и игнорирует окружающих. Но сегодня ничто не ускользает от ее внимания. На ней узкие черные джинсы и серый свитер, из-за которого ее глаза похожи на гладкие серые камешки. Наряд дополняют тщательно подобранные черные ботинки и красные пластмассовые браслеты. Почти два месяца она не обращала внимания на соучеников, так что придется наверстывать упущенное. Во всей местной школе меньше учеников, чем в старшем классе ее прежней школы. Никто больше не подходит к Джоди, и она знает почему. В первую неделю учебы Джоди ясно дала понять: дружба ее не интересует. И теперь местные девушки не заговаривают с ней без особой нужды. У Джоди нет наперсницы, чтобы узнать, кто есть кто, поэтому ей придется разбираться самой, а это непросто. Все общаются со всеми, четкой кастовой системы, как в ее прежней школе, нет. Самые уродливые мальчики сидят с самыми красивыми девочками. До Джоди доходит, что на острове нельзя плохо относиться к людям. Ведь с ними постоянно сталкиваешься.

Она высматривает два неплохих варианта за передними столиками. Первый — высокий блондин в фланелевой рубашке и джинсах. У второго рыжеватые волосы и очки в тонкой оправе в кармане рубашки. Джоди решает, что оба сойдут, хотя даже самые красивые парни в школе и в подметки Андре не годятся. Она никогда еще не была так расчетлива. Ей плевать, что они думают о ней, и терять ей нечего. Андре хочет, чтобы она встречалась с ровесниками, — именно этим она и собирается заняться.

Она несет поднос к передним столикам и внимательно наблюдает. Рыжий парень сидит к ней спиной, зато блондин замечает ее. За его столиком сидят еще два парня и девушка с короткой стрижкой, которая так к нему и липнет. Джоди останавливается в паре футов и смотрит ему в глаза. Остается немного подождать, и он подойдет к ней. Тогда она задаст всего два вопроса: есть ли у него машина и во сколько они встретятся после школы.

Саймон уже решил, что отмечать день рождения не будет. Он не хочет взрослеть, пока не подрастет. Он не говорит матери о принятом решении, когда она кладет на стол бутерброд с арахисовым маслом и быстро обнимает сына. Тайна распирает Саймону грудь, но он не разволнуется и не испугается. Вонни что-то чувствует и, принеся сок, касается губами лба сына. Он действительно горит, но не от болезни, а от стыда.

Он знает, что нечист. Это так. На него наслали порчу. Что-то растягивает его одежду, так что рукава приходится закатывать, а в новые ботинки — пихать газетную бумагу. Что-то сидит на нем, прижимая к земле, чтобы он не мог расти. Родители считают его дурачком. Как будто он не знает, что мать отмечает его рост на кухонной стойке, а отец всегда кидает мяч о землю, как малышу, а не прямо в руки. Саймон замечает, как они смотрят на него, и теперь, даже когда его не измеряют, делает это сам.

Пока Саймон обедает, Вонни встает на колени у буфета и ищет форму для кекса. У Саймона сводит живот. Мать уже готовится к празднику! Но если отложить день рождения, можно успеть подрасти.

— Я могу заболеть в следующую субботу, — небрежно говорит он.

— Да? — Вонни вынимает две круглые формы и ставит их на стойку.

— Я могу подхватить ветряную оспу, — говорит Саймон.

Пока мать стоит спиной, Саймон щипает себя за руку.

— Смотри, — зовет он. — Красное пятно.

Вонни подходит и изучает его руку. Саймон внимательно следит за ней. Он всегда знает, верит ли она ему.

— Может быть, — говорит Вонни.

Саймону становится легче.

— Хорошо, что пятна уже появились, — замечает Вонни. — Сыпь проходит через три дня. После этого ты будешь незаразен.

— Может, это другая оспа, — не унимается Саймон. — Подольше.

Вонни улыбается и споласкивает формы для кексов.

— Выбирай, — предлагает она. — Шоколадные или ванильные?

Каждое утро Саймон первым делом хватается за деревянные прутья в изголовье кровати и вытягивается на матрасе, чтобы проверить, докуда достают пальцы ног. Он закрывает глаза и мысленно отсекает кошачий мяв и шорох машин. Если будет достаточно тихо, если внимательно слушать, то можно услышать, как растут его кости.

В день рождения на столе стоит шоколадный кекс и два вида мороженого, к окнам прикреплены голубые воздушные шарики. Бумажные шляпы с резинкой под подбородок и золотой бахромой ждут гостей — Кейт и Мэтта, ровесников Саймона, и их родителей, с которыми Вонни и Андре никогда бы не познакомились, если бы не курсы по подготовке к естественным родам. Родители Мэтта, Джейн и Дуг, — архитекторы из Бостона. Они проектируют дома, ярусы которых торчат под странными углами, а стены сделаны из стекла. Большинство их творений используется лишь два или три месяца в году и принадлежит членам ассоциаций, которые владеют частными пляжами. Андре не говорит Джейн и Дугу, что считает закрытые пляжи аморальными, не спрашивает, кому в здравом уме придет в голову построить стеклянный дом с видом на аэропорт Эдгартауна. Он просто не общается с ними. А родители Кейт, преподаватели в местной школе, по каким-то причинам не в силах разговаривать с Андре. Последние три года матери раз в неделю устраивают совместные игры, которые Вонни и Саймон уже тихо ненавидят. Кейт не хочет делиться игрушками, а Мэтт кусается. Когда Мэтту удается совладать с желанием запустить зубы в ближнего своего, ему выдают желтую наклейку с улыбающейся рожицей. У него уже сотни наклеек, возможно, самая большая коллекция улыбающихся рожиц в мире. Через двадцать минут после прихода Мэтт кусает Саймона за ногу. Вонни бросается проверять, до крови или нет, а Андре хватает Мэтта и тащит в угол.

— Здесь кусаться запрещено, — говорит Андре опешившему хулигану. — Ясно?

Приложив лед к ноге сына, Вонни вызывает Джейн на кухню и сообщает, что они с Саймоном больше не могут ходить на игры.

— Я тебя не виню, — успокаивает ее Джейн — По правде говоря, я рада. Представляешь, Кейт прячет игрушки!

— Дело не только в Кейт, — говорит Вонни. — За это время я поняла: Саймон не станет с кем-то дружить только потому, что я так решила.

— Я понимаю, о чем ты. Эти маленькие мерзавцы себе на уме.

Вонни варит кофе для взрослых и горячий шоколад для детей.

У Джейн прямые светлые волосы и открытый, уверенный взгляд. Она опирается локтями на стойку и наблюдает.

— Мэтту хватит полчашки, — наставляет она Вонни. — От шоколада он еще больше кусается.

Джейн по секрету рассказала Вонни, что подумывает развестись, но боится, что муж выйдет из дела. Изменяют оба, но почему-то Вонни неприятно знать, что Дуг спит с клиентками. Конечно, несправедливо считать его большим предателем только потому, что он мужчина. Время от времени Вонни размышляет, что станет делать, если Андре ей изменит. Она уедет с Винъярда обратно в Бостон. Снимет квартиру в районе с хорошей школой, купит машину и цветной телевизор. Андре будет навещать Саймона каждые вторые выходные, потому что большего судья не разрешит. Она будет встречать его в роскошных платьях, пусть помучается. Пусть часами гадает, на какие деньги она их покупает и ради кого. А вдруг Андре потребует опеку над Саймоном? Эта мысль Вонни не нравится. В любом случае, если придется просить денег в долг у отца, она сможет позволить себе лучшего адвоката в Бостоне. Или даже нью-йоркского адвоката, который влюбится в нее.

В тот вечер, когда гости разошлись по домам, разбросав по полу гостиной подарки, Вонни без конца думает о нью-йоркском адвокате. Она устала, а Саймон все еще на взводе. Ему исполнилось четыре, но выше он не стал. Интересно, родители могут сдать ребенка и купить нового? Он хнычет, дуется и называет Вонни глупой. Его ставят в угол, и он пинает стену, пока на пол не падает кусочек штукатурки. Саймон отказывается от ужина, а когда приходит пора спать, ложится на пол и не дает Вонни надеть на себя пижаму. На улице холодный дождь переходит в мокрый снег.

— Ладно! — кричит Вонни. — Ложись в постель без пижамы. Мерзни!

— Не кричи на меня! — возмущается Саймон.

У него дрожат губы, а в глазах стоят слезы.

— Наденешь или нет? — злится Вонни.

«Пусть хоть обрыдается», — думает она.

Саймон встает и пытается удрать, но Вонни хватает его за руку, в тот же миг понимая, что не рассчитала силу. Она дергает Саймона вниз и запихивает его ногу в пижаму. Саймон так поражен и уязвлен ее жестокостью, что, задыхаясь, ловит ртом воздух. Вонни видит ужас на лице сына, но не может остановиться. Она продолжает вопить:

— Тебе четыре года, а ты ведешь себя как ребенок!

— Я не ребенок! — кричит Саймон.

Лицо у него мокрое от слез.

Вонни роняет пижаму и опускается на колени. Она совсем забыла, что он ребенок. Он боится темноты. Он ни разу не слышал слова «смерть». Вонни позаботилась об этом. Андре старался не вмешиваться, чтобы лишний раз не раздражать жену. Но теперь он подходит и берет Саймона на руки. Мальчик обнимает отца за шею и плачет. Вонни скорчилась на полу; ей тоже хочется плакать.

— Я положу его в кровать, — говорит Андре.

— Хорошо, — отвечает Вонни, как будто она нормальный человек, а не чудовище.

Андре купает Саймона, переодевает его ко сну и относит обратно в гостиную — пожелать маме спокойной ночи. Саймон медленно подходит и обнимает Вонни. Ее ранит его неуверенность. Когда Вонни шепотом извиняется, Саймон ведет себя благородно, как будто ничего не было, и дважды целует ее. Но позже, в постели с мужем, Вонни вспоминает, как плакала у себя в комнате после ссоры с матерью. Она понятия не имеет, из-за чего вышла ссора. Но помнит, какими жаркими были слезы и как они прекратились, словно по волшебству, стоило матери войти в комнату и поцеловать ее.

Снег падает все гуще. Лед покрывает голые ветки гибискуса и штакетины деревянной ограды перед домом. К утру на дорогах будет гололед, и Нельсона придется выводить на поводке, чтобы не скользил. Луны на небе нет. Тишина, и только снег шуршит за окном. Андре и Вонни занимаются любовью, пытаясь забыть, что в соседней комнате возится во сне ребенок. Они не думают, сколько раз еще разочаруют его или друг друга. Дом затихает, птицы прячутся от непогоды на карнизах, и даже те птахи, которые никогда не поют по ночам, хрипло и тревожно кричат.

Элизабет Ренни слишком стара за кем-то присматривать. Однажды она уже увещевала яростную юность, и с нее довольно. Элизабет Ренни с удивлением поняла, что ее больше не волнует то, что казалось крайне важным, когда ее собственная дочь, Лора, была молодой. Ее не шокирует то, что должно бы. Она знает, что Джоди постоянно лжет ей; да и кто бы поверил, что девица с рыжей прядью и размазанной подводкой поздно возвращается из школы, потому что записалась в хор? Она сомневается, что Джоди знает разницу между контральто и сопрано, зато уверена, что блондин на красной машине уже переспал с ее внучкой. Она не видела марихуану, но уверена, что ее курят на заднем сиденье автомобиля. Бунтарство Лоры — ничто по сравнению с неукротимым духом Джоди. Каждый ее шаг кричит о тяге к опасности. Элизабет Ренни знает, что блондин скоро получит отставку.

Больше всего Элизабет Ренни удивляет, что она не хочет отсылать Джоди. Жизнерадостное заявление Лоры о том, что они с мужем, Гленном, собираются на время разойтись, здесь ни при чем. Жить с Джоди — все равно что с миной замедленного действия. Она отвлекает Элизабет от темного пятна в глазу.

Джоди изобрела новый трюк: приходит домой в десять или одиннадцать, а в час сбегает до рассвета. В первый раз, когда она это проделала, Элизабет Ренни решила, что в дом забрался грабитель. Она сняла обручальное кольцо и спрятала под подушку. Кошки замяукали, когда дверь открылась, а когда она закрылась, Элизабет Ренни встала с постели и подошла к окну. Джоди бежала по лужайке к красной «тойоте». По крайней мере, парню хватило совести выключить фары, чтобы не разбудить соседей. Чем дальше, тем смелее и беспечнее становится Джоди. Она часто велит блондину припарковаться в кустах рядом с сараем Андре и раздевается догола, чтобы сосед все видел. После бессонных ночей ее серые глаза таинственно светятся. Она спит всего несколько часов по утрам и всегда собирается в школу в спешке.

Джоди снова проспала. Она бежит вниз по лестнице, на ходу застегивая блузку, и видит, что бабушка приготовила ей завтрак. На столе — омлет, две половинки грейпфрута и английский чай.

— У меня нет времени, — объясняет Джоди, натягивая черные ботинки. — Я опаздываю в школу.

— Я хочу с тобой поговорить, — останавливает ее Элизабет Ренни.

Джоди перекидывает холщовую школьную сумку через плечо. На шее девушки — розовые бусы, которые ей не особо нравятся. Подарок Джеймса, блондина.

— Я вернусь к четырем, — говорит Джоди, — если не будет репетиции хора.

— Сядь, — настаивает Элизабет Ренни.

Джоди вздыхает и плюхается на стул. Сумка соскальзывает с ее плеча на пол. Джоди слышит, как подъехала машина Джеймса, и почему-то ее бесит, что он ждет на улице.

Элизабет Ренни подготовилась к разговору, но надеется, что это не слишком заметно. Она тщательно оделась и, возможно, выглядит слишком торжественно в черном шерстяном платье и туфлях на каблуках. Под воротником у нее гранатовая брошка в форме собачки.

— Я бы предпочла, чтобы ты гуляла по ночам в выходные, — говорит Элизабет Ренни.

Джоди поднимает взгляд на бабушку.

— Разве не лучше гулять в пятницу, а не в понедельник, когда надо рано вставать? Так ты сможешь отоспаться в субботу.

Джоди прочищает горло. Она знает, что вчера была очень осторожна. Возможно, нашумела утром, возвращаясь. Или ее выдали чертовы кошки, которые потащились за ней наверх.

— Разве я не права? — спрашивает Элизабет Ренни.

— Да, конечно, — соглашается Джоди.

Она внимательно разглядывает бабушку, чтобы убедиться в отсутствии сарказма.

— Что ж, тогда договорились, — обрадованно заключает Элизабет Ренни.

— Только не думай, будто я влюблена, — внезапно произносит Джоди. — Он нормальный парень, но замуж за него я не пойду.

— В наше время… — начинает Элизабет Ренни, но Джоди перебивает ее.

— Девушки не бросались на первого встречного, — презрительно говорит она.

— Девушки верили, что влюблены, — возражает Элизабет Ренни.

Джоди смотрит на свои руки. Красная «тойота» уже давно у подъезда; раздается нетерпеливый гудок.

— Как бы мне совсем не опоздать, — говорит Джоди.

Элизабет Ренни хочет, чтобы внучка ушла. Она заговорила о ночных похождениях Джоди только потому, что временно ее опекает. А сейчас понимает, что Джоди не сможет остаться, если завалит учебу.

— Не волнуйся, — импульсивно говорит Элизабет Ренни. — Ты влюбишься.

— Я не волнуюсь, — холодно откликается Джоди. — Я никогда не волнуюсь.

Она хватает куртку с крючка и выходит на улицу. Садится в «тойоту» и хлопает дверью. Раньше Джоди считала бабушку не человеком, а предметом мебели, который приходится обходить по ночам. Ей наплевать, что думает бабушка. Она ни за что не расстроится. Она прикажет Джеймсу остановиться по дороге в школу — купить банку диетической колы и сигарет. Он полностью в ее власти. Он раб того, что она делает с ним наедине, если захочет. Кто знает, может, они вообще не доберутся до школы. Конечно, теперь ее ночные похождения уже не будут прежними. Но она ограничивает свидания пятницами и субботами не потому, что бабушка попросила, а потому что устала от Джеймса. Через некоторое время она начинает старательно его избегать. И лишь поэтому останавливается купить воскресных газет для бабушки по дороге домой после субботней ночи. Газета в руках — отличный повод не касаться Джеймса.

Нельсон лежит на полу веранды, пока Вонни работает. Вонни почти чувствует боль в его негнущихся подагрических лапах, когда пес потягивается, чтобы принять удобную позу, которая вечно ускользает от него. Время от времени он подходит и кладет свою большую голову на колени Вонни. Сонно смотрит на нее. Его мутные из-за катаракты глаза светятся на солнце фосфорической зеленью.

Нельсон привык ходить за Вонни из комнаты в комнату. Иногда она спотыкается о него. Ей приходится счищать засохшую глину с его шкуры всякий раз, как он следует за ней на веранду и ложится рядом с бочкой сырой глины. Возможно, она разрешает ему таскаться за собой и путаться под ногами, потому что Нельсон похож на нее саму. Так же чувствителен — «чуток», сказала бы мать Вонни, Сюзанна. «Слишком раним», сказали бы другие. И Вонни, и ее пес склонны принимать на себя чужую боль. Если Саймон бьется в истерике, Нельсон скулит в углу. Если кто-нибудь ушибет палец на ноге, Нельсон начинает хромать и лижет лапу.

Мать Вонни утверждает, что необычайная чуткость и способность к глубокому сопереживанию — божий дар. Сама же Сюзанна, несмотря на то что замужем за оптиком и живет в современном многоквартирном доме, борется с кислой флоридской почвой, пытаясь выращивать имбирь на заднем дворе. Она верит, что имбирь поможет ей сохранить привязанность второго мужа. Вонни, напротив, не верит ни в астрологию, ни в черную магию, ни даже в сны. Она считает свою чуткость изъяном, подобно ране на душе, через которую проникают чужие эмоции. Она избегает людей с сильными эмоциями и рада, что ее изъян никак не проявляется физически. Никаких голубых аур вокруг головы, никаких искр из пальцев. Она жалеет мамину соседку, которая клянется, что видела серебристый космический корабль над Делрей-Бичем. И жалеет себя, потому что дар позволяет ей ощущать терзания Андре. Каждый раз, проходя мимо окна, он думает о соседской девчонке.

Конечно, доказательств у нее нет. Но Вонни настолько уверена в его влечении, что по нескольку раз в день воображает разные способы убийства мужа. Как ей спасти свой брак, пока Андре не успел наделать глупостей? Она подолгу беседует по телефону с подругой детства, Джилл, которая советует ей носить шелка и вести себя так, будто у нее тоже есть любовник. Она может выжидать. Может готовить его любимые ужины — с зелеными листовыми овощами. Может объясниться с ним начистоту, ударить его, раствориться в ночи. Или удивить его, поступив непредсказуемо — пригласить Джоди посидеть с ребенком, пока они ужинают у Джейн и Дуга. Она покажет ему, сколь многое он может потерять. Назло погоде Вонни надевает алое атласное платье и черные туфли на шпильках и с открытым носом. Андре терпеть не может вечеринки и откровенно заявил, что нельзя оставлять Саймона с Джоди, которую он слишком плохо знает. Но как только девушка приходит, Вонни понимает, что поступила правильно. На Джоди джинсы и свитер. Вонни встает рядом с соседкой, когда Андре спускается по лестнице. Джоди полностью теряется на фоне алого великолепия, и Андре не обращает на нее внимания. Вонни немного обижена тем, что Саймон радостно встречает соседку и не переживает по поводу ухода родителей.

На вечере Вонни демонстрирует Андре, как она нравится другим мужчинам. Она улыбается всякий раз, когда мужчины обращаются к ней, и неважно, что они говорят. Она выпивает четыре бокала вина и позволяет партнеру Дуга по сквошу стоять слишком близко. Андре проводит большую часть вечера в углу, но Вонни чувствует, что он наблюдает за ней. К полуночи она решает, что дело сделано. Когда они возвращаются домой, Саймон давно спит, а Джоди сидит на диване и читает журналы. Рядом с ней стоит открытый пакет соленых крендельков. Вонни почти жалеет соседку и дает ей два доллара чаевых. Андре и Джоди так равнодушны друг к другу, что Вонни гадает, не зря ли старалась.

— Десять баксов за скучный вечер с друзьями Дуга, — возмущается Андре, после того как Джоди уходит. — В следующий раз останемся дома.

Пока Андре моет кофейник для утреннего кофе, Вонни поднимается наверх взглянуть на Саймона. Джоди одела его в летнюю пижаму, и он спит, свернувшись для тепла клубочком. Вонни укрывает сына вторым одеялом. В своей спальне она снимает платье, кидает туфли в шкаф и расстегивает жемчуг. По дороге к туалетному столику спотыкается о кровать, и подушка Андре падает на пол. Вонни сжимает жемчуг в руке. На том месте, где лежала подушка, белеет записка. Вонни садится. Она слышит, как хлопает дверь внизу — Андре выводит собаку. Сначала Вонни думает, что нашла любовную записку, однако, развернув листок, видит написанные синими чернилами слова: «Я тебя ненавижу». Вонни быстро комкает бумажку, но боится выбрасывать улику и прячет ее в верхний ящик туалетного столика. Она молчит о записке, когда они с Андре ложатся спать.

Утром она готовит завтрак и начинает убирать летние вещи в коробки, которые затем отнесут на чердак. Она всегда тянет с этим до последнего, не в силах распрощаться с летом, пока в прогнозе погоды не пообещают снег. Вскоре в коридоре наверху валяются летние игрушки Саймона и трехколесный велосипед. На кроватях высятся стопки футболок и шорт. После обеда Саймон ложится спать, а Андре едет в Винъярд-Хейвен, чтобы купить на распродаже новую зимнюю резину. Ничто не мешает Вонни бросить сложенную одежду на кроватях, а игрушки на полу коридора. Она спускается на первый этаж, убирает волосы под эластичную ленту, звонит Элизабет Ренни и просит позвать Джоди.

Повесив трубку, Джоди глотает апельсиновый сок. Ее по-настоящему трясет. Лучше бы она поехала с Джеймсом в тот заброшенный коттедж в Гей-Хеде, о котором он рассказывал. Подождала бы, пока он заберется в открытое окно; была бы сейчас с ним. Уж конечно, день она бы вытерпела. Есть и другой парень, которому она нравится, выпускник. Он кажется более опасным, а значит, более интересным, чем Джеймс. Ждала бы его на заднем сиденье черного кабриолета, а не сидела здесь, отвечая на звонки. Она так изумилась, услышав голос Вонни, что не раздумывая согласилась зайти. Джоди знает, что будет дальше. Ей много раз читали мораль. Она умеет скрывать эмоции и делать вид, что слушает. Ей знаком долгий вздох перед окончанием лекции, предвестник долгожданной свободы.

Вонни не осмелилась бы ее пригласить, если бы Андре был дома. Джоди идет через лужайку и видит, что его пикапа на подъездной дорожке нет. Она ежится: ей холодно даже в свитере, зато лицо ее горит. Даже ее тень покраснела. Она представляет, как Вонни даст ей пощечину, и лицо пылает еще сильнее. Ей шестнадцать, она ни разу не спала с Андре, но знает, что стала разлучницей.

Увидев Вонни в дверном проеме, Джоди отчаянно хочет пуститься наутек. Но вместо этого решает, что ничего не скажет, пока не услышит прямой вопрос. Вонни распахивает дверь, и Джоди входит в дом вместе с порывом холодного ветра Вонни изучает ее. И почему-то ощущает превосходство. Как будто она — директор, который вызвал ученика в кабинет, чтобы оставить его после уроков.

— Садись, — говорит Вонни.

Джоди садится и потирает руки.

«Точно паучиха», — думает Вонни.

— Кофе будешь? — задает коварный вопрос Вонни.

Очко в пользу хозяйки дома, и Джоди знает это. Как и свой предполагаемый ответ: «Так ты для этого меня позвала? Выпить кофе?» Но она не хочет облегчать Вонни задачу и потому отвечает таким наивным голоском, что сама удивлена:

— Конечно. С сахаром и молоком.

Вонни наливает две чашки кофе, черный и с молоком. Ее руки дрожат. Не так ли себя чувствуют убийцы, прежде чем схватиться за нож? Она ставит на стол сахарницу и садится напротив Джоди. Обычно Нельсон лает как сумасшедший, когда в доме чужие. Но сегодня он заходит на кухню и лезет под стол, а Джоди гладит его по спине.

— Уверена, ты любишь мутить воду, — говорит Вонни.

Джоди безмятежно глядит на нее. Она знает, что взрослых это бесит.

— Конечно, с Андре у тебя нет шансов, — продолжает Вонни. — Просто имей в виду: я тебя раскусила.

Джоди отпивает кофе. Она положила две ложки сахара, но все равно горько. Она знает, что пора, и подает нужную реплику:

— Так ты для этого меня позвала? Сказать, что у меня нет шансов?

— Предупредить, что ты еще пожалеешь.

— Я не обязана с тобой говорить, — огрызается Джоди.

Она начинает вставать, но Вонни тянется через стол и крепко хватает ее за запястье.

— Сядь, — велит Вонни, и Джоди подчиняется. — Ну получишь ты его, и что дальше? Мужчины и подростки — не одно и то же.

Вонни не уверена в своих словах. Возможно, она просто пытается напугать Джоди.

— Мне не страшно, — равнодушно говорит Джоди.

Но она впервые задумывается, сможет ли соответствовать тому, на что надеется.

Лицо Джоди настолько открыто, что Вонни против воли отмечает чистоту ее кожи. А у самой Вонни уже появились морщинки тут и там. Вполне естественно, что Джоди влюбилась в Андре. Юным девушкам нравятся загадочные молчаливые мужчины.

Наверху раздается шум, и Вонни надеется, что это не Саймон проснулся раньше времени. После сна он часто капризничает. Вонни знает, что слишком потакает сыну из-за того, что он такой маленький для своего возраста. Не хватает только, чтобы Джоди увидела, как она умоляет Саймона хорошо себя вести, съесть печенье, перестать топать ногами. Снова шум, и Вонни резко встает.

— Думаю, нам больше не о чем говорить, — произносит она.

— Неужели?

Джоди кажется, что жизнь без Андре не имеет смысла. Она дала ему столько поводов для ревности, что он не может больше оставаться равнодушным. Она выставляла Джеймса напоказ, но Андре не поддавался. Если он и плачет когда-нибудь, то гранитными слезами. И все же Джоди знает: будь он свободен, они бы обрели настоящую любовь и ночи, долгие, как целые жизни других людей.

— Не думай, будто можешь указывать, что мне чувствовать, — говорит она.

Снова звук, резкий скрип. Вонни наклоняет голову. Свет падает на ее лицо через кухонное окно. Джоди видит в лице этой женщины силу, о которой сама Вонни никогда не подозревала и даже не мечтала. У нее высокие скулы и темные глаза. Ее волосы ровно подстрижены и подкручены внутрь. Она снова слышит скрип, и на ее лицо набегает тень. Даже Джоди знаком этот влажный запах страха. Вонни выбегает из кухни, Джоди следует за ней по пятам. Вонни трудно дышать. Солнце ушло, в гостиной темно. Вонни спотыкается о журнальный столик. Она останавливается у лестницы и не сразу замечает, когда Джоди налетает на нее, но затем отстраняется. Она слышит, как велосипед Саймона катится по коридору второго этажа, и кричит:

— Стой!

Вонни начинает подниматься. И видит, как сын несется к лестнице на полной скорости.

— Остановись немедленно! — кричит Вонни. — Я кому сказала!

Слова как будто распухают, эхом отдаются в голове, когда Саймон оказывается у края лестницы. Он откидывает голову, хохочет, в восторге от того, как быстро едет и как трясется под ним первая ступенька. Джоди хватается за блузку Вонни, как будто боится упасть.

Лестница старая и слишком крутая, Андре даже приходится наклонять голову, поднимаясь по ней. Как только Вонни понимает, что ничего не может сделать, время изменяется. Ей кажется, что все происходит быстро — кровь течет по жилам, тени колеблются на коже — и только Саймон движется медленно. В этот миг она прозревает его смерть. Видит его кровь на ступеньках. Она знает, как наклонится к нему, опоздав лишь на пару мгновений, не в силах предотвратить его падение.

Если все обойдется, она начнет жизнь сначала. Перестанет скрывать любовь к Саймону из страха испортить его. Если понадобится, отдаст мужа этой девчонке, Джоди. Саймон съезжает еще на пять ступенек. Откидывает голову, громко хохочет. Как на аттракционе. Поворот. Саймон набрал такую скорость, что, возможно, разом пролетит оставшиеся ступеньки.

— Стой! — кричит Вонни в надежде, что Саймон спрыгнет с велосипеда, вцепится в перила, остановит падение.

Как ни странно, велосипед останавливается. Переднее колесо свисает с края лестницы и крутится на месте. Вонни подбегает, хватает колесо и приподнимает его. Саймон запыхался, но продолжает веселиться. Вонни подхватывает сына и швыряет велосипед вниз. Изо всех сил шлепает Саймона по заднице, отчего у него из глаз брызгают слезы. Вонни никогда еще его не била, и Саймон начинает рыдать, как только осознает, что произошло.

Пальцы Вонни, точно щупальца, сжимают тоненькие косточки Саймона, но она больше не смотрит на сына. По ее рукам и ногам бегут мурашки. Она смотрит вниз и встречается взглядом с Джоди. Неужели она такая же бледная? Вонни поднимает Саймона и спускается по лестнице. Он продолжает плакать, постепенно его всхлипы переходят в икоту. Стоя в коридоре, Джоди и Вонни смотрят на свет, пробивающийся в окно лестничной площадки. Стекло старое и толстое; облака и небо искажены. На улице гудит автомобиль, возможно Джеймса, и обе вздрагивают. Потом Вонни опускается на колени и утешает Саймона. Джоди убирает волосы с лица. Она совершенно забыла, зачем пришла. Ей хочется посидеть у кого-нибудь на коленях, но вместо этого она идет за Вонни на кухню, где Саймон получает печенье и яблочный сок. Он клянется больше не кататься на велосипеде по дому и безнаказанно съедает пять печенин с инжирным джемом вместо обычных трех. Андре удивляется сильнее, чем когда-либо в жизни, когда возвращается из Винъярд-Хейвена и видит, что Вонни и Джоди пьют на кухне горячий чай с медом. Они не только не здороваются с ним, но и вовсе не замечают, что он вернулся домой.