Ночь ошибок

15

Хокхерст смотрел на расстилающуюся покуда хватал глаз сочную зелень парка своего поместья Хокхилл. Прежде вид этого живописного пейзажа наполнял его сердце чувством гордости и счастья, но вот уже десять недель, прошедшие после возвращения из Бата, Деймон едва замечал красоты окружающей природы.

Он стоял на крыльце особняка, выстроенного в георгианском стиле на вершине самого высокого холма в округе, и ждал Сьюэлла, который отправился закладывать прогулочный экипаж. Низкое серое небо предвещало дождь. Погода как нельзя лучше соответствовала настроению Хокхерста, становившегося все более мрачным с каждым новым днем, не приносившим никаких вестей о Лили.

Еще никогда в жизни Деймона так не мучили воспоминания о женщине. Два с половиной месяца, прошедших с тех пор, как молодая актриса бесследно исчезла из Бата, были самыми долгими в его жизни. Он отчаянно пытался найти ее, но все было тщетно.

Никто в Бате не знал, куда уехала Лили – за исключением, быть может, Нелл Уэйн. Когда Деймон начал расспрашивать хохотушку-актрису о том, где ее подруга, та рассмеялась ему в лицо. Хокхерст опустился до того, что попытался ее подкупить, но Нелл с презрением отвергла его более чем щедрое предложение.

От бородатого директора Королевского театра тоже не было никакого прока. Обиженным тоном, словно отвергнутый возлюбленный, маленький толстяк заявил Хокхерсту, что не имеет понятия, куда уехала Лили, но сюда она не вернется. Ни за что на свете он не возьмет ее назад в труппу!

Поэтому Деймону пришлось отправиться к себе в Хокхилл, надеясь вопреки всему, что справедливый гнев Лили остынет и она, соскучившись по нему так, как скучает он, даст о себе знать. Однако по мере того, как медленно тащились одна за другой недели, а от Лили не было никаких известий, Хокхерст приходил к выводу, что напрасно обманывает себя.

Какие чувства может испытывать к нему Лили? Она подарила ему самое дорогое, что у нее было: свою любовь и невинность, а он отплатил, обвинив в хитром жестоком расчете.

Переполненный отчаянием, Деймон молил небо предоставить ему хотя бы возможность извиниться перед Лили за то, что усомнился в ее словах.

Скорее всего она ответит, что он сам во всем виноват, и будет совершенно права. Но он попытается объяснить ей, как ему трудно верить женщине – даже ей.

При воспоминаниях о ночи, проведенной с Лили, у Деймона все тело начинало ныть от желания. Что еще хуже, он даже не думал о том, чтобы лечь в постель с другой женщиной и утолить свой голод. Это все равно что пить уксус после восхитительного французского вина. Гром и молния, он должен ее найти во что бы то ни стало. Но, черт побери, как это сделать, если он не имеет ни малейшего понятия, где искать?

Легкий экипаж развернулся на дорожке. Впряженная в него пара великолепных гнедых была последним пополнением конюшен Хокхилла. Однако даже столь благородные животные не могли пробудить в душе Деймона того радостного возбуждения, которое он обязательно бы испытал раньше, сделав такое приобретение.

Это было еще одним проявлением безразличия, граничащего с полной апатией, что не покидало его с тех пор, как Лили исчезла. Деймон по-прежнему опытным острым взглядом следил за делами поместья, однако теперь он делал это скорее из чувства долга.

Приезд неделю назад Фебы с падчерицами также едва ли мог способствовать улучшению его настроения. Теперь юная мачеха выводила Хокхерста из себя так же, как и Кассандра. Было ясно, что Феба его боится, но он никак не мог понять почему. Деймон всегда был учтив и обходителен с ней, хотя и не скрывал, как на него действуют ее бесконечные слезы.

У Фебы сроду глаза были на мокром месте, но по возвращении из Бата она, похоже, больше не могла смотреть на Деймона без того, чтобы тотчас же не залиться слезами. Если он спрашивал, в чем дело, она, продолжая плакать, заверяла его, что все в порядке. Когда же он недоуменно вопрошал, почему она плачет, если ничего не случилось, ее слезы превращались в громкие рыдания.

Не успел Хокхерст взять в руки вожжи, как из-за угла особняка появились Кассандра и Феба.

– Ты куда? – обратилась к Деймону его сестра.

– Хочу дать размяться гнедым.

Это было отговоркой, оправдывающей еще одну долгую поездку, одинокую и бесцельную, какие по возвращении из Бата повадился совершать Хокхерст в тщетной попытке убежать от одолевавших его печальных размышлений.

– Возьми нас с собой, – потребовала Кассандра, торопясь к экипажу.

Меньше всего на свете Деймону сейчас хотелось наслаждаться ее обществом или обществом Фебы.

– Но ведь ты пригласила на ужин гостей, – напомнил он.

Кассандра по собственной инициативе отправила приглашение леди Портмен, пожилой вдове, чье поместье находилось с другой стороны от Лаухэмптона, и гостившим у вдовы ее двум сестрам. Лишь после того, как те приняли приглашение, она известила Хокхерста о том, что у него будут гости. Деймон находил эту троицу сплетниц особенно нудной. Хотя правила приличия требовали, чтобы он вытерпел ужин вместе с ними, Деймон собирался исчезнуть сразу после его окончания, предоставив женщинам сколько душе угодно перемывать косточки знакомым.

– А если гости приедут до твоего возвращения? – спросил он.

Но Кассандра уже залезала в экипаж.

– Ничего, мы успеем вернуться, – легкомысленно бросила она. – Давай же, Феба, забирайся!

– Этот экипаж не рассчитан на троих, – вежливо заметил Деймон, когда женщины втиснулись на скамейку.

– Фу, ерунда, мы как-нибудь поместимся, – упрямо возразила Кассандра. – Феба такая худенькая, что почти не занимает места.

Прощайте надежды на спокойную прогулку в одиночестве! Хокхерст сказал Сьюэллу, что тот может быть свободен. Конюх с облегчением вздохнул. Общество Кассандры ему нравилось не больше, чем его хозяину.

Деймон направил экипаж через парк, с грустью замечая, что даже дождь жалоб и упреков, выливаемый на него Кассандрой, не в силах отвлечь его от мыслей о Лили. Ни о чем другом он вообще не мог думать. Это буквально сводило его с ума. Гром и молния, еще ни одной женщине не удавалось так завладеть его сердцем!

Подъехав к воротам парка Хокхилл, Деймон направил упряжку по дороге на Вульвердейл, пересекающей его земли.

Гнедые застоялись, и Хокхерст отпустил вожжи. Рысаки рванули вперед по узкой дороге, извивающейся среди бескрайних зеленых холмов.

Экипаж догнал почтовую карету. Впереди дорога поднималась на холм и скрывалась за вершиной. Хокхерст понял, что, если не обгонит медленно тащившийся дилижанс сейчас, ему придется плестись следом за ним весь путь вниз по извилистой дороге. Он спокойно подхлестнул гнедых, и легкий экипаж пронесся мимо желтой колымаги на расстоянии каких-то четырех дюймов.

Кассандра испуганно вскрикнула:

– Хокхерст, ты что, вздумал нас убить? Ты желаешь таким образом сжить меня со света?

Похоже, его сестра уверена, что все его действия направлены исключительно против нее лично.

– Знаю, ты вряд ли это поймешь, – язвительно заметил Деймон, – но я вовсе не пытаюсь разделаться с тобой. Тебе известно, как я управляю лошадьми. Если у тебя слабые нервы, не надо было напрашиваться на эту прогулку.

– Может, нам лучше повернуть назад? – выдавила Феба, вцепившаяся в спинку скамьи так, словно это был якорь, удерживающий ее в этом мире. У нее навернулись слезы.

Хокхерст не собирался пугать свою юную мачеху, поэтому постарался ее успокоить:

– Да, конечно, мы сейчас же поедем домой, но только здесь я развернуться не смогу. – Экипаж уже поднялся на вершину холма, и с одной стороны дорога обрывалась крутым склоном оврага, по дну которого бежал ручей. – Вот спустимся вниз, там дорога станет шире.

Из-за поворота появилась труппа странствующих актеров. Они шли по двое, прижимаясь к краю узкой дороги. Некоторые толкали разрисованные тележки с костюмами и декорациями. Хокхерст не мог определить, сколько их, ибо конец пестрой вереницы терялся за поворотом. Не желая напрасно рисковать, он натянул вожжи, замедляя бег гнедых.

Актеры были в убогой одежде, краска на тележках давно выцвела. Судя по всему, дела у труппы шли неважно, что, впрочем, было неудивительно. Бродячие актеры, ходившие по деревням и маленьким городам, редко получали существенную плату за свои представления. Это была низшая ступень актерского ремесла. В большинстве своем артисты обладали не столько талантом, сколько упрямой решимостью, хотя некоторым из них все же удавалось подняться наверх и попасть на лондонскую сцену.

Когда Деймон поравнялся с актерами, одна актриса привлекла его внимание – в основном своим ростом. Лица ее он не видел, ибо оно было скрыто густой вуалью, прикрепленной к широким полям соломенной шляпы с тульей, украшенной желтыми розами. Эта женщина была такой же высокой, как и Лили, но более худая. Слишком худая, критически рассудил Деймон, к тому же она не могла похвастаться гордой осанкой и царственной походкой его возлюбленной.

Облаченная в скромное коричневое платье, женщина, сгорбившись и уронив голову, устало тащилась по дороге, шаркая ногами. Немолодая актриса, преждевременно состарившаяся от тяжелой жизни бродячей труппы, не обратила на Хокхерста никакого внимания, даже не взглянула в его сторону.

Она шла рядом с крепким седовласым мужчиной, по-видимому, ее мужем. Он толкал перед собой разрисованную тележку. Яркие краски, которыми были когда-то написаны клоуны, от времени поблекли до пастельных тонов.

Услышав испуганный крик Фебы, Хокхерст, отвернувшись от актрисы, взглянул на дорогу.

Экипаж как раз завернул за поворот, и Деймон с ужасом увидел, что какой-то глупый крестьянин перегородил ему дорогу, решив именно здесь обогнать вереницу странствующих актеров на своей телеге, доверху нагруженной сеном, которую медленно тащила кляча. Болван так спешил, что не стал дожидаться места, откуда дорога просматривалась бы в обе стороны.

Теперь этот крестьянин, раскрыв рот, тупо смотрел на несущийся на него экипаж, не делая никаких попыток избежать столкновения.

Находившаяся рядом с телегой молодая актриса с головой, покрытой красно-зеленым платком, застыла на месте, в ужасе глядя на Хокхерста. По выражению ее лица он понял, что девушка приготовилась умереть.

У Деймона было только два выбора избежать столкновения в лоб с тяжело груженной телегой. Оба они были не из приятных, а на то, чтобы принять решение, у него оставалось лишь одно мгновение. Или он направляет экипаж на идущих по обочине актеров, сминая и калеча их, или же сворачивает с дороги и, полагаясь на свое умение управлять лошадьми, пускает экипаж вниз по склону холма, прилагая все силы к тому, чтобы тот не перевернулся.

Второй выбор был единственно возможным, так как он давал слабую надежду избежать катастрофы, в то время как в первом случае она становилась неизбежной.

Резко натянув вожжи, Хокхерст направил перепуганных гнедых вниз по склону, мысленно ругая свое невезение. Если бы он встретился с телегой через сотню футов, они бы спокойно разъехались на широкой дороге.

Опасно накренившись, экипаж несся вниз, подпрыгивая на кочках, угрожая вывалить пассажиров.

Задача Деймона усложнилась тем, что пронзительные душераздирающие крики женщин еще больше напугали рысаков. И все же ему удалось направить их наискосок по крутому склону и, объезжая камни и ямы, остановить экипаж на ровном месте.

Увидев, что его рискованная затея увенчалась успехом и никто не пострадал, Деймон облегченно вздохнул.

Несмотря на то что опасность миновала, Феба и Кассандра продолжали испуганно причитать. «Ну что ж, – мрачно подумал Хокхерст, – в кои-то веки раз он действительно дал им повод для слез».

Он поднял взгляд вверх. Бродячие актеры, остановившись, сгрудились у края дороги. Молодая девушка в ярком платке, упав на колени, возносила к небу благодарственную молитву за свое чудесное спасение.

Крестьянин, осознав, что его глупость чуть не стала причиной трагедии, отчаянно нахлестывал свою клячу, торопясь поскорее убраться с места происшествия. По всей вероятности, он узнал Хокхерста. И тому его лицо показалось знакомым; возможно, это был один из его арендаторов. Неудивительно, что он так спешил скрыться подальше от гнева графа.

Соскочив на землю, Хокхерст помог женщинам выйти из экипажа, после чего принялся успокаивать разгоряченных гнедых. Впрочем, мелькнула у него язвительная мысль, это более простое занятие, нежели приводить в порядок спутниц. Надежды на то, что ощущение твердой земли под ногами остановит потоки слез, оказались несбыточными.

Послышавшийся на дороге стук копыт снова привлек внимание Деймона. Почтовая карета, которую он только что обогнал, остановилась на вершине холма. Всадник, скакавший навстречу, свернул с дороги и поспешил вниз к экипажу. Хокхерст узнал своего соседа и близкого друга лорда Уэймора, сидящего верхом на норовистом вороном жеребце, так верно названном Дьяволом.

Не успел Уэймор остановиться, как Кассандра, которая, как было известно ее брату, страдала от неразделенной любви к его милости, бросилась вперед, желая привлечь его внимание.

– О, лорд Уэймор! – воскликнула она, подбегая к нему.

Ее резкий пронзительный голос, от которого лопались оконные стекла, напугал и без того взбудораженного жеребца. Огромный вороной осел назад, забив передними копытами.

Хокхерст, понимая, что у него есть лишь доля секунды, чтобы спасти Кассандру от страшных копыт, бросился к ней, хватая ее за руку. Не выпуская запястья сестры, он прыгнул вниз по склону, увлекая ее за собой, стараясь оказаться как можно дальше от вставшего на дыбы жеребца. Падая, Деймон постарался оказаться снизу, чтобы его тело приняло на себя всю силу удара от столкновения с землей.

Это ему удалось, но сам он не успел сгруппироваться, и сверху на него рухнула Кассандра, не отличавшаяся особой стройностью.

Лили, стоявшая на дороге наверху, едва подавила крик ужаса, готовый сорваться с ее уст при виде отчаянной мужественной попытки Хокхерста спасти свою сестру из-под смертоносных копыт. Мужчина и женщина грузно упали на землю далеко от вставшего на дыбы вороного. Лорд Уэймор, с трудом удержавшийся в седле, натянул поводья, осаживая жеребца; Кассандра, сползшая с брата, уселась на земле, но Хокхерст оставался недвижим.

У Лили замерло сердце. Она так испугалась за Деймона, что ей пришлось прикусить губу, чтобы не закричать. Не задумываясь над тем, что она делает, молодая женщина бросилась бежать вниз, на бегу срывая со шляпы вуаль, мешающую ей как следует видеть неподвижно распростертого на траве мужчину.

Эту широкополую шляпу и густую вуаль Лили надела специально, когда узнала, что в этот день дорога странствующей труппы будет пролегать через обширные владения Хокхерста. Молодая актриса не ожидала увидеть его, и все же у судьбы свои причуды, а гордость не позволяла Лили предстать перед Хокхерстом участницей жалкой обтрепанной труппы ее дяди. Вдруг в нем проснется жалость, а этого она бы не вынесла.

Все эти два с половиной месяца Лили твердила себе, что ненавидит графа и не желает больше видеть его. И все же она поймала себя на том, что с жадностью всматривается в проезжающие мимо экипажи, выискивая взглядом знакомое лицо.

Увидев поднимающуяся по склону холма двуколку, Лили сразу же узнала высокую фигуру графа, узнала его манеру уверенно управлять лошадьми. Ее сердце бешено заколотилось, словно пытаясь вырваться из груди. Лишь тут Лили призналась себе, как сильно ей хочется снова встретиться с Деймоном.

И что она его по-прежнему любит. Какая же она дура!

Испугавшись, что он узнает ее, несмотря на вуаль, молодая актриса быстро сгорбилась и пошла походкой старой усталой женщины. При приближении экипажа она потупила взор, но все же боковым зрением почувствовала на себе взгляд Деймона. Правда, Лили была уверена, что он ее не узнает.

Ей следовало бы радоваться этому, но почему-то ее сердце превратилось в одну сплошную рану.

Теперь, подбегая к безжизненно застывшему на земле телу, Лили умирала от страха, что случилось непоправимое. Наконец ей удалось увидеть его лицо.

Объятая ужасом, молодая женщина опустилась на колени рядом с Деймоном.

16

Оглушенный Хокхерст лежал неподвижно, закрыв глаза. Тело болело. Пожалуй, он уже стал слишком стар для подобных кульбитов, но по крайней мере сестра спасена от копыт испугавшегося жеребца, грозивших ей опасной раной или даже смертью.

До Хокхерста доносился плач Кассандры и Фебы. Странно, пострадал он, а плачут они!

Деймон не открывал глаз, мечтая о минутном забвении. Поскольку сознание его не покидало, он полежит так, притворяясь еще какое-то время, а затем откроет глаза и начнет успокаивать охваченных истерикой женщин.

Он услышал приближающийся шелест юбок и понял, что их обладательница опустилась рядом с ним на колени. Несомненно одно – это не одна из его родственниц, ибо она, хвала господу, не плачет. Деймон без особого любопытства подумал, кто это может быть.

Заботливые, но решительные пальцы нетерпеливо расстегнули обшлаг камзола и принялись нащупывать пульс, и Деймона захлестнул незабываемый аромат шиповника.

– Лорд Хокхерст, вы меня слышите? – произнес с беспокойством голос, который он также не мог забыть.

Первое мгновение Деймону показалось, что у него начались галлюцинации. Он боялся, что больше никогда не услышит этот низкий грудной голос. Женские пальцы наконец нащупали его пульс, и Хокхерст открыл глаза. Он увидел склонившееся над ним лицо Лили, полное тревоги.

Деймона захлестнуло восторженное возбуждение. Внезапно он почувствовал себя таким счастливым, каким уже не был давно – если точно, два с половиной месяца.

Выражение бесконечного облегчения, появившееся на лице Лили, открыло ему гораздо больше, чем она могла бы сказать словами. Деймон понял, что она по-прежнему его любит, и это наполнило его сердце пьянящей радостью.

Феба и Кассандра никак не могли унять слезы, и Лили, быстро развязывая шейный платок Деймона, с отвращением взглянула на них.

– Что вы ревете? Это он ранен, а не вы! Прекратите причитать и помогите мне!

Пристыженные женщины умолкли, и наступила благословенная тишина. Но, судя по их недоуменным лицам, Феба и Кассандра не имели ни малейшего понятия, что делать.

Сняв платок, Лили протянула его им.

– Вот, смочите в ручье, я сделаю холодный компресс на голову.

Женщины послушно отправились выполнять ее поручение.

– Наконец-то тишина, – пробормотал Хокхерст, сжимая руку Лили, решив больше не отпускать ее от себя.

Испуганно вздрогнув, молодая женщина тем не менее не предприняла попыток высвободить руку.

Деймон улыбнулся.

– Миледи, я у ваших ног, – тихо промолвил он, – и смиренно молю о прощении.

Он ласково провел большим пальцем по тыльной стороне ее ладони.

Лили изумленно раскрыла рот. Похоже, она ожидала услышать от него что угодно, только не это. Легкий румянец окрасил ее щеки.

Деймон был так поглощен лицом Лили, что лишь теперь заметил широкополую соломенную шляпу, украшенную желтыми розами. Густая вуаль была откинута назад.

– Так это все-таки была ты!

Внезапно он почувствовал ужас от мысли, что мог проехать мимо Лили и не узнать ее. Быть может, ему следует щедро отблагодарить болвана-крестьянина.

Как бы ни переполняла его радость от встречи, Деймон с грустью заметил, как сильно исхудала Лили. Он попытался сесть, но она остановила его.

– Пожалуйста, не двигайся до тех пор, пока мы не определим, насколько серьезно ты пострадал.

Хитро улыбнувшись, Деймон произнес так тихо, что его услышала одна Лили: – Только если ты обещаешь провести эти исследования лично.

Лили снова покраснела.

– Ты даже в таком положении не можешь удержаться от издевок? – с некоторым раздражением спросила она.

Деймон жестоко подавил искушение продолжать поддерживать заблуждение Лили по поводу своего состояния, чтобы ее восхитительные ловкие руки обследовали его тело; однако ничего серьезного не повреждено – одни синяки и ссадины. Не надо пугать ее напрасно.

К тому же ему была невыносима мысль, что ее нежные пальцы будут ощупывать его тело, а он никак не сможет ответить.

– Как бы ни хотелось мне поручить себя твоим заботам, – улыбнулся он, – честность обязывает меня признаться, что со мной все в полном порядке. Я был просто немного оглушен при падении.

– Слушай, Ястреб, ты в этом точно уверен? – раздался за спиной Лили мужской голос. – Быть может, мне следует послать за врачом?

С трудом оторвавшись от прекрасного обеспокоенного лица Лили, Деймон увидел, что лорд Уэймор, спешившись, подошел и обеспокоенно смотрит на него.

– Да, уверен. У меня немного болит голова, и я получил несколько ссадин. Врача не нужно. Просто дайте мне прийти в себя.

Вернулись Феба и Кассандра с намоченным платком. Лили, осторожно вытерев Деймону лицо, сделала компресс и положила ему на лоб.

Полежав несколько минут, Хокхерст наконец попросил лорда Уэймора помочь ему подняться на ноги. Лили отошла в сторону, пропуская мужчин.

Как только брат Кассандры встал, она, на время утихшая, что было так ей не свойственно, возобновила свои нападки на него.

– Хокхерст, только посмотри, что ты со мной сделал! Мое новое платье безнадежно испорчено. Оно все в грязи, а юбка разорвана!

К изумлению Хокхерста, Лили немедленно вступилась за него.

– Он же только что спас вам жизнь, неблагодарная вы грубиянка!

Опешив на мгновение, Кассандра молча уставилась на нее. Затем, немного придя в себя, она начала было возражать, но Лили тотчас же оборвала девушку.

– Вы должны благодарить брата, а не донимать его вздорными обвинениями, – холодно заметила она, и ее зеленые глаза гневно сверкнули. – Прекратите выставлять себя на посмешище!

Еще никто и никогда не обращался к Кассандре в таких выражениях, и она, забыв про слезы, изумленно смотрела на разгневанную Лили.

– Да, леди Кассандра, – вмешался лорд Уэймор. – Я возмущен тем, что вы обвиняете своего брата, рисковавшего жизнью ради вас!

Деймон, увидев моментально изменившееся выражение лица сестры, едва сдержался, чтобы не рассмеяться.

– Но, лорд Уэймор, – начала было оправдываться Кассандра, – во всем виноват Хокхерст…

Отвращение, исказившее лицо его светлости, вмиг заставило ее умолкнуть.

– Вздор, это вы во всем виноваты. Это вы, не соображая, что делаете, бросились под копыта Дьяволу и так напугали его.

Кассандра поспешно прибегла к своему излюбленному оружию – слезам, но на лорда Уэймора они, очевидно, произвели не больше впечатления, чем на ее брата. Молодой человек пожал плечами и отвернулся.

– Спускаясь вниз, я думал тебе помочь, – печально сказал лорд Уэймор, обращаясь к Хокхерсту. – А вместо этого едва не убил.

– Ничего страшного.

На самом деле Деймон готов был благословлять друга за это происшествие, ведь оно вернуло Лили в его жизнь!

Хокхерст поднял взгляд на дорогу. Бродячие актеры снова тронулись в путь в сторону Лаухэмптона. Почтовая карета все еще стояла на вершине холма. Ее пассажир, коренастый джентльмен средних лет, вышел из экипажа и смотрел на происходящее.

Кассандра, перестав плакать, капризно сказала:

– Нам нужно немедленно вернуться в Хокхилл. С минуты на минуту должны приехать гости, и мы должны встретить их.

– Мне тоже пора идти, – тихо произнесла Лили.

Деймон не мог допустить, чтобы она вновь исчезла из его жизни, однако обстоятельства связывали его по рукам и ногам. Ему нужно было возвращаться в имение, но он не мог усадить Лили в свой тесный экипаж. Другого выбора не оставалось: он должен сейчас с ней расстаться, чтобы встретиться позже.

Хокхерст попросил Уэймора помочь Фебе и Кассандре сесть в экипаж. Его светлость повел женщин к двуколке, оставив Деймона и Лили одних.

Он с осуждением посмотрел на нее.

– Ты позволила бы мне сегодня проехать мимо тебя, не дав знать, что ты рядом.

– Да, – призналась Лили.

Тихим голосом, чтобы его не услышали стоявшие поодаль Уэймор и женщины, Деймон спросил:

– Почему тогда, в Бате, ты не сказала мне правду? Зачем сделала вид, что пытаешься выманить у меня деньги?

– Ты был так решительно настроен думать обо мне только плохое, что мне не захотелось лишать тебя этого удовольствия, – ледяным тоном ответила Лили.

– Я получил по заслугам, – с горечью согласился он.

Она слабо улыбнулась.

– Как Сесилия и Эдвард?

– Помирились и счастливы – благодаря тебе, и на прошлой неделе у них родился сын. Ты преподала обоим великолепный урок, и теперь их союз крепче, чем был. – Он прикоснулся к ее руке. – Лили, мне надо с тобой поговорить.

– Нам не о чем говорить.

Высвободив руку, Лили стала подниматься к дороге.

Деймон пошел следом за ней.

– Ты ошибаешься. Где будет ваше следующее представление?

– Знать бы, – вздохнула Лили. – Мировой судья в Вульвердейле, где мы собирались выступать сегодня вечером, запретил нам играть.

По закону бродячей труппе обязательно требовалось получить разрешение мирового судьи.

– Сейчас мы направляемся в Лаухэмптон, – продолжала Лили, – но, насколько я понимаю, там мировой судья еще более несговорчив.

Деймон знал, что она права. Судья Роусон, напыщенный коротышка, считал своей обязанностью оберегать горожан от любых легкомысленных и развратных веяний, к каковым он относил и театр.

– Но вы все равно намерены попытаться упросить его? – небрежно спросил Деймон.

Лили кивнула:

– Другого выбора у нас нет. Мы обязательно пойдем к мировому судье, даже если наши шансы ничтожны. До следующего города, расположенного за Лаухэмптоном, слишком далеко, и мы не успеем дойти туда до вечера.

Хокхерст представил себе, каково приходится бродячим актерам.

– А если вы сегодня не дадите представления, это будет означать, что у вас не будет денег на то, чтобы заплатить за хлеб и за кров над головой.

Лили промолчала, но ее залившиеся краской щеки были красноречивее любого ответа.

Гром и молния, неудивительно, что она так исхудала. Деймон даже представить себе не мог, что встретит Лили в таком плачевном состоянии. Ему не довелось видеть ее на сцене, но он все же полагал, что она по крайней мере сносная актриса. Теперь Хокхерст вынужден был признать, что ошибался. Ни одна сколько-нибудь стоящая актриса не опустится до убогой бродячей труппы, с трудом зарабатывающей на жизнь.

Да, это значительный шаг вниз даже в сравнении с провинциальным театром, особенно таким, как Королевский театр Бата, считающийся одним из лучших за пределами Лондона. Судя по всему, Лили из него выгнали и ей не удалось устроиться в более благополучную труппу. Теперь Хокхерст был рад, что не видел ее на сцене. Похоже, его ждало бы сильное разочарование.

Он подумал, сколько раз за последние недели Лили ложилась спать голодной. Несомненно, разрывая банковское поручительство на десять тысяч фунтов, она сознавала, какое жалкое существование ждет ее впереди. Ведь эти деньги позволили бы ей прожить в роскоши целый год. Деймон проникся еще большим уважением к гордой решительной женщине.

У него мелькнула было мысль предложить Лили деньги – не требуя ничего взамен, просто чтобы быть уверенным, что эту ночь она проведет сытой под теплым кровом, но он понял, что только оскорбит ее этим предложением, от которого она с негодованием откажется.

И все же по крайней мере одну вещь он может для нее сделать, причем так, что Лили об этом даже не догадается. Вдобавок это поможет задержать ее в Лаухэмптоне до тех пор, пока он не вырвется от своих гостей. Этот городок входил во владения Хокхерста, и окончательное слово принадлежало ему. Но даже если бы это было не так, судья Роусон так боялся и почитал графа, что ни за что не посмел бы ему отказать.

Преисполненный решимости осуществить свой замысел, Деймон расстался с Лили и поспешил к экипажу.

– Должно быть, это дядя миссис Калхейн, – заметила Феба, когда он занял место возницы.

Деймон удивленно взглянул вверх. Джентльмен, вышедший из почтовой кареты, учтиво предложил Лили руку, помогая взобраться на высокую обочину.

Как только экипаж выехал на дорогу, Деймон спросил у мачехи:

– Что тебе известно о миссис Калхейн?

– Она вдова. Мы познакомились с ней в Бате.

Лили представилась им вдовой? Деймон не мог поверить, что она солгала.

– А с чего ты решила, что тот джентльмен из кареты – ее дядя?

– Потому что именно с дядей она собиралась путешествовать в это лето.

Лили ни разу не обмолвилась о том, что у нее есть дядя; больше того, из ее слов следовало, что после смерти родителей она осталась одна.

У поворота Хокхерст еще раз оглянулся и с удовлетворением увидел, что Лили поспешно догоняет ушедших вперед актеров, а незнакомец садится в карету один.

– Что еще она тебе говорила о своих планах на лето?

– Сказать по правде, она ничего не говорила, – призналась Феба. – Мне все рассказал наш общий друг.

– Именно этот друг и сказал о том, что она вдова?

Кивнув, Феба вдруг как-то странно занервничала и приложила к глазам платок, и Деймон счел за лучшее ее далее не расспрашивать.

Вернувшись домой, Хокхерст первым делом приказал Сьюэллу оседлать самого быстрого скакуна, а сам поспешно поднялся в библиотеку и набросал несколько строк.

Он лично отдал записку конюху с указанием немедленно скакать в Лаухэмптон кратчайшей дорогой и вручить это послание мировому судье Роусону.

Пришпорив коня, Сьюэлл быстро скрылся из виду. Деймон проводил его взглядом, уверенный, что слуга прибудет в Лаухэмптон раньше бродячих актеров.

17

Лили, догнав труппу своего дяди, присоединилась к актерам, направляющимся в Лаухэмптон. Мысли ее были в полном смятении.

Нет сомнения, Хокхерст был счастлив снова видеть ее. Она до конца жизни будет помнить, как зажглись удивлением и радостью его глаза. Затем он сразу же искренне попросил у нее прощения. Этого Лили не ожидала. Но потом Хокхерст удивил ее. Сказав, что им нужно поговорить, он вдруг оставил ее, торопясь вернуться в Хокхилл.

Встреча с Деймоном вмиг разрушила то хрупкое душевное равновесие, которое Лили так долго пыталась восстановить после своего отъезда из Бата. Деймон подарил ей волшебную незабываемую ночь, а затем разбил ее сердце. Как ни хотелось ей снова встретиться с ним, она понимала, что это принесет лишь новые страдания.

Глупая, она влюбилась в него по уши! А он даже не верит в любовь. Для него она – лишь мимолетная страсть, которая быстро пройдет. Но даже если бы Деймон и полюбил ее, он граф, а она актриса. Никогда их миры не смогут соприкоснуться.

– Ни в коем случае не впускай его обратно в свою жизнь! – строго отчитала себя Лили. – Он только снова разобьет тебе сердце.

Впереди показались опрятные домики Лаухэмптона с побеленными стенами и черепичными крышами.

К Лили приблизился ее дядя Джозеф Дрю.

– Первым делом я отправлюсь на поиски мирового судьи, – угрюмо пробормотал он. – Надо узнать, позволит ли он нам дать здесь представление. Пойдем со мной. Возможно, увидев тебя, он уступит.

Лили кивнула. За время, проведенное с труппой дяди Джозефа, ей уже несколько раз удавалось добиться благосклонности несговорчивых мировых судей, перед тем отвечавших Дрю отказом.

– Боюсь, однако, что в данном случае все будет бесполезно, – проворчал дядя. – Роусон знаменит тем, что отказывает всем труппам, обращающимся к нему за разрешением. Но попробовать мы должны. До Марштона идти еще четыре часа.

– Если мы не добьемся разрешения выступить здесь, вам придется идти дальше без меня, – сказала Лили. – Я должна дождаться Сару.

К ней должна была приехать ее пятнадцатилетняя сестра, гостившая до этого у школьной подруги. Лили, уверенная в том, что труппа дяди Джозефа даст в Вульвердейле три представления, предложила Саре в письме приехать туда в дилижансе.

После того как мировой судья совершенно неожиданно ответил отказом, Лили оставила на почтовой станции Саре записку ехать дальше, до Лаухэмптона. До Марштона дилижанс не следует, поэтому Лили должна встретить свою сестру здесь.

Робкая и застенчивая Сара жутко испугается, если окажется одна в незнакомом городе.

Дядя Джозеф начал было возражать, но Лили твердо сказала:

– Нет, я останусь здесь и буду ждать приезда Сары.

– Ты чересчур много нянчишься с сестрой, – проворчал дядя. – Ничего с ней не случится. В конце концов, ей сейчас всего на пару лет меньше, чем было тебе, когда погибли ваши родители, и ты…

Он резко осекся, увидев гнев, сверкнувший в глазах Лили.

– Сара – не я! Она робкая и пугливая. К тому же она находится на моем попечении, и я буду заботиться о ней так, как считаю нужным.

Дядя Джозеф нахмурился:

– Сегодня вечером ты должна выйти на сцену.

– Только в том случае, если вы будете давать представление, а тебе прекрасно известно, что до Марштона вы дойти не успеете.

– В таком случае, ты выйдешь на сцену завтра.

– Нет, дядя, – твердо заявила Лили. – Сегодня – последний день из тех восьми недель, что я тебе обещала.

Давая согласие играть в труппе, Лили надеялась, что к ней присоединится ее сестра. Но уже через неделю ей стало ясно, что хрупкая Сара не вынесет тягот полной лишения жизни бродячих актеров. Лили была вынуждена разрешить сестре принять приглашение школьной подруги провести полтора месяца у нее в гостях в Дорсете.

– Знаешь, ты могла бы остаться с нами еще на недельку, – обиженно заявил дядя Джозеф.

Лили, горевшая желанием провести каникулы Сары вместе с сестрой, была очень огорчена, что вынуждена отказаться от этого, но она не могла нарушить данное дяде слово. Однако теперь у нее не было ни малейшего желания и дальше оттягивать встречу с сестрой.

– Нет! – решительно заявила она.

Дядю Джозефа ей все равно удовлетворить не удастся. Если она уступит ему и останется в составе труппы еще на неделю, он станет требовать две недели, всеми силами стараясь ее пристыдить. Лили постепенно начинала сожалеть о том, что вообще поддалась на его уговоры.

– Но как же я смогу управиться без тебя? – раздраженно спросил дядя.

– Так же, как управлялся до моего появления.

Хотя маленькой бродячей труппе, конечно, придется нелегко. В пьесах с большим количеством действующих лиц актерам приходилось выходить на сцену в нескольких ролях.

Но Лили понимала, что не это беспокоит дядю. Талантливая молодая актриса оказалась настоящей находкой для труппы. Сборы выросли в несколько раз. Дядя Джозеф максимально использовал дарование Лили, иногда даже поручая ей мужские роли, например принца Гамлета.

С одной стороны, Лили была рада, что ей приходилось играть так много совершенно разных ролей, но в то же время она бесконечно устала переходить от деревни к деревне, довольствуясь убогим ночлегом и скудным пропитанием.

Когда труппа почти добралась до центра Лаухэмптона, проходя мимо опрятных домов, окруженных веселыми палисадниками с цветущими там бегониями и мальвой, навстречу актерам выбежал невысокий пожилой мужчина в старомодном камзоле.

– Возможно, он скажет нам, где найти мирового судью, – предположила Лили.

Однако, как выяснилось, это и был мировой судья собственной персоной. У Лили возникло ощущение, что он специально вышел встретить актеров.

К всеобщему изумлению, судья не просто разрешил выступить в Лаухэмптоне, но и попросил задержаться на три дня, давая каждый вечер по представлению. Он даже предложил для сцены заброшенный сарай на окраине городка.

Когда судья Роусон ушел, дядя Джозеф недоуменно произнес:

– В прошлом году, когда я пришел к нему просить разрешения выступить здесь, он даже не пожелал со мной встретиться.

– Странно, – озадаченно заметила Лили. – Судья был так предупредителен и старался нам угодить, но мне почему-то показалось, что делал он это через силу.

С кровом на ночь труппе повезло гораздо меньше. В гостинице при почтовой станции отказались приютить бродячих актеров. Осталась только маленькая убогая таверна, в которой имелись всего две свободные комнаты. Лили, еще трем актрисам и Саре, когда она приедет, предстояло втиснуться в одну грязную крохотную комнатенку, а в другой поселились все мужчины.

Лили надеялась, что у них с Сарой по крайней мере будет отдельная комната.

Увидев место, где им предстояло провести ночь, молодая актриса вздрогнула от отвращения. В комнате стоял тяжелый затхлый запах, в ней давно никто не убирал. Камин и зеркало, видимо, сочтенные ненужной роскошью, отсутствовали. Судя по числу расставленных на полу мисок и тазиков, крыша таверны нещадно протекала.

Но что еще хуже, на пятерых имелось лишь две кровати. Лили понятия не имела, как они разместятся. Узкие жесткие кровати были застелены давно не стиранным бельем. Бедняжка Сара при виде всего этого придет в ужас, однако ничего другого в городке не было.

Едва закончился ужин, Деймон сбежал от нежеланных гостей. Так как на небе сгущались не предвещающие ничего хорошего тучи, он приказал заложить экипаж. Вот-вот начнется дождь, а до Лаухэмптона путь неблизкий. Деймон надеялся, что ему удастся уговорить Лили поехать вместе с ним в Хокхилл, и он хотел укрыть ее от непогоды в экипаже.

Хотя Хокхерст понимал, как мала вероятность успеха, он посадил на козлы Сьюэлла, умеющего хранить секреты. Хотя кучер и любил поболтать, но знал, что и где можно говорить. На него всегда можно было положиться. Преданный слуга никому не расскажет про Лили.

Когда Деймон подъехал к сараю, служившему временным театром, представление уже закончилось и зрители расходились по домам.

Не успел экипаж остановиться, как на землю упали первые капли. Открыв окошко, Хокхерст спросил у одного из актеров, где можно найти Лили.

– Ее здесь уже нет, – ответил тот, указывая коротким мясистым пальцем в сторону центра городка. – Вон она.

Высунувшись из окошка, Хокхерст увидел в рассеянном свете долгих летних сумерков удаляющуюся высокую фигуру женщины. Дождь усиливался, и Лили раскрыла зонтик. Деймон подал знак Сьюэллу, и экипаж тронулся.

Когда карета поравнялась с идущей быстрым шагом Лили, Хокхерст предложил молодой женщине подвезти ее. Та заколебалась, и какое-то мгновение ему казалось, что она откажется. Но дождь все усиливался, и Лили, кивнув, сложила зонтик и с помощью слезшего с козел Сьюэлла поднялась в экипаж.

– Мне нужно на почтовую станцию, чтобы встретить вечерний дилижанс, – сказала она. – Насколько я понимаю, он должен вот-вот быть здесь.

Лили устроилась рядом с Деймоном.

– Ты собиралась бежать из Лаухэмптона? – с тревогой спросил тот.

Он надеялся, что, попросив Роусона разрешить актерам выступать три вечера подряд, задержал Лили хотя бы на три дня.

– Нет, я должна встретить свою младшую сестру Сару, – ответила Лили, и в голосе ее прозвучало беспокойство.

А он даже не знал, что у нее есть сестра.

– Чем ты так озабочена? – участливо спросил Деймон.

– Я волнуюсь, вдруг она не приедет. Понимаешь, я должна была встретить ее в Вульвердейле, но нам не разрешили выступить там. Поэтому мне пришлось оставить Саре записку, чтобы она ехала прямо в Лаухэмптон.

Усилившийся ветер хлестал струями дождя в окна экипажа, вдали прогремели раскаты грома. Деймон задернул шторки на окнах, укрыв Лили и себя от посторонних глаз.

– Молю бога, чтобы Сара получила мою записку и не стала сходить в Вульвердейле, – сказала Лили. – Ей всего пятнадцать, и она испугается, оказавшись одна в незнакомом городе. Если Сары не будет в почтовой карете, мне придется каким-то образом сегодня же добираться до Вульвердейла.

– Я отвезу тебя, – сразу же вызвался Деймон.

– Но ведь я отрываю тебя от тех дел, которые привели тебя сюда.

– Неужели ты не поняла, что я приехал сюда только ради тебя?

– Какое тебе дело до меня?

– Вот какое.

Он привлек Лили к себе и поцеловал ее. Она сначала попыталась было вырваться, но Деймон лишь еще крепче обнял ее и продолжал целовать до тех пор, пока она не перестала сопротивляться. Внезапно Лили что есть силы прижалась к нему, жадно отвечая на поцелуй.

Она отпустила Деймона, лишь когда экипаж вкатил во двор почтовой станции.

– Это безумие! – задыхаясь, вымолвила Лили.

– Нет, это счастье! – поправил ее Деймон.

Она собралась выходить, но он остановил ее:

– Подожди! Дилижанс обыкновенно опаздывает, а укрыться от дождя здесь можно только в трактире. Это неподобающее место для дамы. Тебе будет гораздо уютнее здесь. – Деймон усмехнулся. – И мне тоже.

Дождь лил как из ведра, быстро холодало.

– Когда приедет твоя сестра, я вас отвезу туда, где вы остановились, – пообещал Деймон. – Если вы пойдете пешком, то промокнете насквозь.

Похоже, последний довод решил спор в его пользу, и Лили, успокоившись, снова прижалась к Хокхерсту.

Тот окликнул Сьюэлла.

– Мы подождем карету здесь. А ты ступай в трактир, где сухо, и пропусти пинту.

– Слушаюсь, милорд, – ответил конюх, спускаясь с козел.

Не выпуская Лили из своих объятий, Хокхерст прижался щекой к ее волосам, вдыхая полной грудью аромат шиповника.

– Я мечтал обнять тебя вот так с тех самых пор, как ты скрылась из Бата, – признался он. – Я так боялся, что мне не суждено снова увидеть тебя! – Ты должен был верить мне, – тихо произнесла Лили дрогнувшим голосом, и он понял, что боль от обиды, нанесенной ей, была еще свежа.

Деймон ласково провел ладонью по ее щеке.

– Да, должен был, но ты не представляешь, как мне трудно верить женщине. За свою жизнь мне довелось встретить всего нескольких, заслуживающих доверия. А когда мне были представлены вроде бы бесспорные доказательства твоей измены, я просто обезумел.

– Я не могла поверить своим глазам, когда увидела Эдварда на пороге моего дома с этим проклятым перстнем! – сказала Лили.

Деймон рассмеялся.

– Бедняга несколько дней дрожал от ужаса, опасаясь, что ты напишешь его мамочке.

Во двор с грохотом вкатила почтовая карета, и конюхи побежали менять лошадей.

Появившийся из трактира Сьюэлл помог Лили сойти на землю. Дождь на минуту утих, и молодая женщина в сопровождении Хокхерста поспешила к дилижансу.

Из него появилась бледная хрупкая девушка, одетая в легкое муслиновое платье, зябко кутающаяся в пеструю шаль.

– Сара! – окликнула ее Лили.

Хокхерст заметил, что девушка, ступив на землю, пошатнулась. Чемодан выпал из ее рук. Опередив Лили, Деймон бросился к ее сестре и едва успел подхватить девушку, прежде чем та упала.

– Сара! – испуганно вскрикнула Лили.

Деймон поднял легкую как пушинка девочку на руки и понес к своему экипажу. Оглянувшись, он убедился, что Сьюэлл подобрал упавший чемодан.

Уложив Сару на сиденье, Хокхерст снял с нее промокшую шаль. Достав толстый дорожный плед, он укутал в него девушку.

В экипаж заглянула Лили.

– У тебя есть нюхательные соли? – спросил ее Деймон.

– Нет, зачем они мне? – ответила она, с тревогой глядя на лишившуюся чувств сестру.

Хокхерст, обратив внимание на горящие щеки Сары, пощупал ей лоб.

– У нее жар. Объясни Сьюэллу, как добраться до того места, где ты остановилась, и прикажи поторопиться.

Конюх пустил лошадей галопом, и экипаж стремительно выкатил со двора почтовой станции. Лили склонилась над неподвижно лежащей сестрой. Выражение ее лица, наполненное любовью и страхом, говорило Деймону лучше всяких слов, что отношения между сестрами больше напоминают отношения между матерью и дочерью.

– Ты не упоминала, что у тебя есть сестра, – тихо заметил он. – Сары не было в Бате.

– Она учится в пансионе.

Не прошло и двух минут, как экипаж остановился перед убогой таверной. Хокхерст укутал Сару в дорожный плед, защищая от налетающего порывами холодного ветра.

Выходя из экипажа с девушкой на руках, он приказал Сьюэллу без промедления отправляться за доктором Лэшемом.

Лили провела Деймона по обшарпанной лестнице без ковров к комнате, выделенной им с сестрой и другим актрисам. Сара всегда отличалась нежным здоровьем, и Лили испугалась за нее. Слава богу, рядом Хокхерст. Он такой сильный, хладнокровный и уверенный, и он знает, что делать.

Зайдя в комнату, Лили с ужасом увидела, что расставленных на полу многочисленных емкостей не хватает, чтобы ловить все струйки воды, протекающей через дырявую крышу. На полу и у одной из узких кроватей уже образовались большие лужи.

Хокхерст оглядел сырую холодную тесную комнату с нескрываемым отвращением. Опустив Сару на сухую кровать, он прямо заявил Лили:

– Вы не можете оставаться здесь. Твоя сестра больна. Ей нужно сухое теплое помещение. Эта дыра не годится. Я отвезу вас в Хокхилл.

– Нет! – испуганно воскликнула Лили. – Я не могу…

– Не говори глупостей!

Лили неуверенно посмотрела на него, разрываясь между беспокойством за сестру и сомнениями по поводу возможных последствий их пребывания в доме Хокхерста.

– Не беспокойся, – заверил ее тот. – Клянусь, я ничего не попрошу взамен.

Лили перевела взгляд на Сару. Деймон прав: бедняжка не может оставаться здесь. Лили еще никогда не видела свою сестру в таком плачевном состоянии, а в этой грязной жалкой конуре у несчастной девушки даже не будет собственной кровати.

К тому же, как только остальные актрисы вернутся с ужина, они наверняка поднимут шум из-за того, что им предстоит находиться в одном помещении с больной.

– Ты действительно хочешь отвезти нас к себе в поместье? – спросила Лили Деймона. – Учти, у Сары может быть заразная болезнь.

– Ну и что? – пожал он плечами. – Неужели ты полагаешь, что я брошу вас одних в таком положении?

Сара застонала, ее ресницы, задрожав, приподнялись.

– Лили, – прошептала она так тихо, что сестра едва ее услышала. – Мне очень плохо.

– Да, моя милая, знаю, – ласково произнесла Лили, пожимая худенькую руку Сары.

– У меня болит горло.

– Дайте мне посмотреть, – распорядился Хокхерст.

Девушка послушно раскрыла рот. Деймон долго изучал ее горло, затем сказал:

– Да, теперь я вижу, как вам должно быть больно.

– Мне очень душно и хочется пить, – с трудом вымолвила Сара. – Ты не дашь мне глоток воды?

– Да, разумеется, – не задумываясь ответила Лили, поднимаясь с кровати.

Однако, окинув взглядом убогую комнату, она увидела, что в ней нет другой воды, кроме той, что протекла сквозь худую крышу.

– Вы должны ехать в Хокхилл. – Деймон прикоснулся к ее руке. – Там у тебя будет все, чтобы ухаживать за сестрой.

Лили все еще колебалась.

– Лили, позволь мне помочь тебе. Я в долгу перед тобой.

– Ты мне ничего не должен, – начала было возражать она.

Отведя ее от кровати, он шепнул:

– Послушай меня – ради своей сестры. Мне кажется, у нее острое воспаление горла. Это очень опасно. Она сможет выздороветь только в том случае, если ее поместить в отдельную теплую комнату и обеспечить надлежащий уход.

Лили поняла, что Хокхерст говорит правду. Она чуть пошатнулась, почувствовав, как липкий страх и отчаяние сжимают ей сердце. Нет! Только не это! Сара не должна умереть!

Деймон поддержал ее, и Лили несколько успокоилась, ощутив прикосновение его сильных уверенных рук.

– Потом понадобятся дни, а может быть, и недели, чтобы она поправилась, – продолжал он. – В этой жалкой таверне об этом даже и думать нечего.

Дальнейшие споры были прерваны появлением Сьюэлла, сообщившего, что доктор Лэшем уехал в Вульвердейл к раненому, повредившему ногу при падении с лошади.

С уст Лили сорвался стон отчаяния.

– Вопрос решен, – объявил Хокхерст. – Как тебе известно, Хокхилл находится как раз по дороге в Вульвердейл. Мы немедленно отвезем Сару ко мне в имение, а Сьюэлл поскачет за врачом. Таким образом, помощь подоспеет гораздо быстрее, чем если мы останемся ждать здесь.

Этот довод оказался настолько убедительным, что Лили не смогла что-либо возразить. Состояние сестры очень тревожило ее.

Сейчас главное – как можно скорее увезти Сару из этой промозглой жуткой комнаты в Хокхилл.

Лили не хотелось думать о последствиях этого шага для нее самой.

18

По дороге в Хокхилл Сара жалобно стонала всякий раз, когда экипаж трясло на ухабах, и Лили с тревогой посмотрела на Деймона.

– Сара, я понимаю, как вам больно, – сказал тот, – но сейчас главное – как можно скорее уложить вас в теплую сухую постель. Вот почему нам приходится так спешить, но зато мы вот-вот будем на месте.

Лили была тронута его пониманием и сочувствием. Длинные тонкие пальцы Хокхерста смахнули с бледного лица девушки выбившуюся прядь, и Лили со сладостной дрожью вспомнила прикосновение этих нежных умелых рук.

Как только экипаж подъехал к особняку, Хокхерст легко подхватил Сару и понес ее по широкой парадной лестнице в дом, а Сьюэлл, не теряя времени, отправился за врачом. Едва Деймон подошел к широким двустворчатым дверям, они распахнулись. Не замедляя шага, он прошел дальше, и Лили проследовала за ним.

Она так тревожилась за сестру, что лишь мельком взглянула на внушительный просторный зал, вымощенный мрамором.

Два лакея в пурпурных ливреях с серебряным позументом бросились на помощь хозяину, но граф не доверил им свою ношу.

– Надеюсь, покои для гостей готовы, – обратился он к пожилому дворецкому. – Я отнесу ее сразу туда.

– Кого? – донесся из-за двери молодой женский голос.

Через мгновение в зал вошла Эми, а следом за ней Кассандра и Феба.

– Проклятие! – вполголоса выругался Хокхерст, начиная подниматься по лестнице.

Эми изумленно раскрыла глаза, увидев на руках у брата незнакомую девушку.

– Кто это? – спросила она.

– Это Сара, сестра миссис Калхейн, – ответил Деймон. – Она тяжело больна, я уложу ее в комнате для гостей. Сьюэлл уже отправился за доктором Лэшемом.

Если бы Лили не была полностью поглощена тревожными мыслями о сестре, она бы развеселилась, услышав, как точно реакция родственниц Хокхерста соответствует их характерам. Феба тотчас же залилась слезами, причитая: «Бедная малышка!» Эми вызвалась помочь ухаживать за больной. Кассандра разразилась тирадой по поводу того, что ее беспечный брат подвергает своих ни в чем не повинных родственников опасности, так как заболевание Сары наверняка заразное и смертельное.

Пропустив все эти высказывания мимо ушей, Хокхерст обратился к лакею:

– Попросите миссис Несмит немедленно прислать мне самую надежную горничную. И также передайте ей, что я хочу с ней поговорить.

Лакей поспешил на половину слуг. Хокхерст отнес Сару на второй этаж. Лили ни на шаг не отставала от него.

Второй лакей бежал впереди этой странной процессии по длинному коридору, освещенному множеством свечей в начищенных до блеска бронзовых канделябрах. В конце коридора он остановился и, выхватив свечу из подсвечника, распахнул дверь и скрылся в комнате. Хокхерст проследовал за ним.

Лили остановилась в дверях. Она увидела просторную комнату, которую освещал лишь дрожащий огонек свечи в руке лакея. Откинув покрывало с широкой кровати, слуга поспешил зажечь другие свечи.

Как только темнота отступила, Лили обнаружила, что стоит на пороге просторной спальни. Полог над кроватью и занавески на окнах были из воздушной белой с розовым рисунком ткани, придававшей комнате светлый жизнерадостный вид, что очень обрадовало Лили. Угрюмая строгая обстановка подействовала бы на нее угнетающе. И Саре здесь будет хорошо, когда она пойдет на поправку.

Если только она пойдет на поправку.

Стиснув кулаки, Лили решительно прогнала прочь эту жуткую мысль.

– Сьюэлл оставил внизу два чемодана, – обратился к лакею Хокхерст. – Принесите их сюда.

– Слушаюсь, милорд, – ответил слуга, поспешно выходя из комнаты.

– Быть может, мне пригласить сиделку? – спросил Деймон у Лили.

– Нет! – воскликнула та.

Она будет сама ухаживать за бедняжкой Сарой. Кое-какой опыт ухода за больными у нее есть, и это вкупе с любовью к сестре поможет той лучше, чем вмешательство незнакомого человека.

Деймон не стал спорить.

– Эти апартаменты состоят из двух смежных спален, – сказал он. – Вторая для тебя.

– Благодарю, но она мне не понадобится. – Лили указала на одинокое кресло с высокой спинкой, стоящее у окна. – Если я устану, то смогу отдохнуть там. Мне не хочется отходить от Сары ни на минуту.

Казалось, Деймон хотел что-то возразить, но сдержался.

В комнату запыхавшись вошла служанка в накрахмаленном белоснежном фартуке.

– Вы посылали за мной, милорд?

– Да, Молли. Это миссис Калхейн, я хочу, чтобы ты помогла ей раздеть ее больную сестру – и вообще, оказывала ей любую помощь, какая только потребуется.

После этого он ушел, закрыв за собой дверь.

Как только Молли увидела распростертую на кровати девушку, на ее широком веснушчатом лице появилось сострадание.

– Бедная девочка! – воскликнула она.

Женщины быстро раздели больную. Послышался осторожный стук в дверь, возвестивший о прибытии чемоданов сестер. Лили достала ночную рубашку Сары и с помощью служанки облачила в нее девушку.

Оказавшись в уютном тепле под одеялом, счастливая Сара прошептала:

– Здесь так хорошо!

Как хорошо, что эту ночь ей предстоит провести в мягкой сухой постели, а не на жестком грязном матрасе! Лили забыла о своем нежелании принимать приглашение Хокхерста и теперь была рада, что он вызволил их с Сарой из убогой таверны.

Молодая женщина приставила стул к изголовью кровати. Молли достала из чемодана Сары ее вещи, а чемодан Лили отнесла в соседнюю спальню.

Радушный хозяин показался лишь тогда, когда приехал доктор Лэшем. Деймон сам провел к больной врача, худого высокого мужчину с аккуратно постриженной бородкой, и бесшумно удалился.

Осмотрев Сару, доктор Лэшем достал из сумки несколько пузырьков и, отмерив из каждого определенную дозу лекарства, дал выпить больной. Затем, собрав сумку, он знаком предложил Лили выйти вместе с ним в коридор.

За дверью стоял Хокхерст.

– Боюсь, милорд, это, как вы и предположили, острое воспаление горла. Очень опасное заболевание. Больной требуется абсолютный покой. Некоторое время ей ни в коем случае нельзя вставать с постели.

– Как долго? – встревожилась Лили.

– Возможно, несколько недель.

– Недель! – в отчаянии воскликнула Лили.

– Да, – подтвердил врач, теребя бородку. – В противном случае последствия могут быть очень серьезными, вплоть до смертельного исхода.

Он дал молодой женщине подробные указания, как ухаживать за Сарой.

После этого Деймон проводил его вниз, а Лили вернулась к сестре. Несомненно, одним из лекарств, которые дал Саре врач, было снотворное, ибо у девушки уже слипались веки.

Лили осторожно опустилась на стоящий у кровати стул. За окном ветер и дождь сердито хлестали в стекло, и молодая женщина невольно поежилась, думая о том, каково бы им с Сарой было сейчас в той ужасной холодной таверне под протекающей крышей.

Однако не смогут же они оставаться здесь несколько недель. Она и так в неоплатном долгу перед Хокхерстом.

Деймон вернулся минут через двадцать. Сара к тому времени уже заснула. Вместе с ним пришел слуга с полным подносом. Поставив поднос на резной столик, слуга бесшумно удалился.

Как только за ним закрылась дверь, Лили взволнованно повернулась к Хокхерсту.

– Ты был к нам очень добр, но мы не можем задержаться здесь на несколько недель, злоупотребляя твоим гостеприимством.

– Не беспокойся, – мягко ответил Деймон. – Вы можете оставаться здесь, сколько вам будет угодно… – он хитро улыбнулся, – …и даже дольше.

– Я не могу навязываться тебе…

– А ты и не навязываешься. – В его темных глазах сверкнули веселые искорки. – Все дело в твоей сестре.

– Это еще хуже! – воскликнула потрясенная Лили.

Деймон сразу же стал совершенно серьезным.

– Поверь, меня совершенно не интересуют робкие невинные девочки, по возрасту годящиеся мне в дочери. Я не жду и не желаю никакой платы за мое гостеприимство ни от тебя, ни от твоей сестры – в какой бы то ни было форме. Полагаю, я ясно выразился.

Лили разрывалась между облегчением и недоумением.

– Да, но почему ты так заботишься о нас?

В непроницаемых черных глазах ничего нельзя было прочесть.

– Разумеется, не ради того, чтобы ты мне навязывалась.

– Боюсь, наше пребывание здесь даст повод для бесконечных нападок Кассандры. Твоя сестра не захочет жить под одной крышей с актрисой.

– В этом можно было бы не сомневаться – если бы она об этом знала. – Хокхерст окинул ее пытливым взглядом. – Однако у них с Фебой сложилось впечатление, что ты – молодая вдова и после отъезда из Бата путешествуешь вместе со своим дядей.

– Я никогда не представлялась им вдовой! Во имя всего святого, с чего они это взяли?

– Похоже, об этом им поведал ваш общий знакомый.

У Лили мелькнула мысль, уж не Роджер Хилтон ли рассказал им о ней? Интересно, встречались они с Фебой после того, как она их познакомила? Молодая женщина частенько задумывалась, принесло ли ее сводничество плоды.

– Леди Хокхерст такая красивая женщина, – как бы без всякого умысла заметила она. – У нее есть поклонники?

– К несчастью, нет таких, которые пользовались бы ее благосклонностью.

Значит, ее усилия были тщетны.

– К несчастью?

– Сказать по правде, я был бы очень рад выдать ее замуж. – В голосе Деймона прозвучало отчаяние. – Феба всегда была плаксой, но сейчас, по возвращении из Бата, она начинает обливаться слезами, стоит только мне на нее взглянуть.

– Ты ее не спрашивал…

– Конечно, спрашивал, – нетерпеливо воскликнул он. – Она неизменно отвечает, что все в порядке, и тут же начинает рыдать еще сильнее. От всего этого я буквально схожу с ума. Но хватит о Фебе. Ты должна поесть.

Хокхерст указал на поднос, оставленный слугой. На нем, кроме прописанного доктором Лэшемом ячменного отвара без соли для Сары, был ужин для Лили.

– Но мне кусок в горло не пойдет, – воскликнула она, совершенно не испытывая голода, хотя со времени обеда прошло уже очень много времени.

– А ты попробуй, – спокойно сказал Деймон, пододвигая стул к резному столику. – Присаживайся.

Лили послушно села к столику, и Деймон снял крышку с супницы, наполненной наваристым бульоном. Кроме того, на подносе были несколько щедрых ломтей хлеба, кусок свежевзбитого масла, тарелочка с нарезанным сыром и фрукты. От бульона исходил такой аппетитный запах, что у Лили проснулось дремавшее чувство голода, и она поняла, что Деймон прав.

Ужиная, Лили прочла оставленные доктором Лэшемом распоряжения по уходу за больной, в том числе время, когда ей необходимо давать лекарства.

Расправившись с бульоном и съев почти весь хлеб и сыр, Лили смущенно улыбнулась.

– А я-то думала, что совсем не хочу есть. Спасибо.

Деймон одобрительно улыбнулся.

– Ты точно не хочешь, чтобы я нанял сиделку в помощь тебе? – спросил он.

– Нет, – решительно подтвердила Лили. – Но…

Она замялась.

– Говори, не стесняйся.

– Мне бы хотелось, чтобы со мной была Труда. – На все то время, которое Лили провела в труппе своего дяди, ее горничная уехала к своим родным. – Она у своих родственников в Гемпшире.

– Напиши ей. Я отправлю письмо – да, если захочешь написать еще кому-нибудь, все к твоим услугам. – Деймон указал на изящный письменный стол у противоположной стены. – Там ты найдешь бумагу, перья и чернила.

Сев за стол, Лили быстро написала Труде краткое послание. Когда она закончила, Деймон пообещал ей, что отправит письмо завтра же утром.

Лили вернулась к кровати, чтобы быть рядом с сестрой. Сара по-прежнему спала, но, когда Лили пощупала лоб больной, ей показалось, что он стал горячее. Она опустилась в кресло, пытаясь подавить все нарастающую тревогу.

Деймон поставил рядом свой стул.

– Откуда приехала Сара?

– Она гостила у школьной подруги в Дорсетшире.

– Давно на тебе лежат все заботы о сестре?

– С тех пор, как умерли наши родители.

Его густые черные брови удивленно приподнялись.

– Но ведь тебе тогда было всего семнадцать. Родители оставили вам средства?

– Нет.

Хотя родители Лили прилично зарабатывали на сцене, но тратили они деньги не скупясь. Семья снимала хороший дом, на образование детям денег также не жалели. Лили училась в дорогом пансионе, брат поступил в престижную школу. Их родители, изгнанные из общества, пытались сделать все, чтобы вернуть туда своих детей. После их гибели остались одни долги.

Лили пришлось тотчас же покинуть пансион и поступить в театр, чтобы заплатить по счетам и прокормить брата и сестру.

– И как тебе удалось справиться? – спросил Деймон.

– К счастью, игрой на сцене я смогла заработать достаточно, чтобы хватило всем троим на жизнь.

– Троим?

– У меня еще есть младший брат.

Деймон нахмурился:

– Но ведь семнадцатилетней девочке это было очень тяжело?

– Сначала приходилось туго, – подтвердила Лили.

– По-моему, ты скромничаешь.

Ее приятно удивило выражение искреннего восхищения, которое она без труда прочитала в его взгляде.

Деймон посмотрел на забывшуюся тревожным сном Сару.

– А она тоже хочет пойти по стопам старшей сестры и стать актрисой?

– Нет, это самое последнее, о чем она думает. Сара очень застенчива и дрожит от ужаса при одной мысли о том, чтобы выйти на сцену.

Сара заворочалась во сне, и Лили сразу же поспешила к кровати.

Через некоторое время больная открыла глаза, затуманенные болью. Лили знала, что ее сестра никогда ни на что не жалуется, поэтому, когда девушка начала стонать, причитая, что ей очень плохо, ее беспокойство возросло.

– Хочешь, я пошлю за доктором Лэшемом? – спросил Хокхерст.

Врач предупредил Лили, что ее сестра, перед тем как пойти на поправку, возможно, почувствует себя хуже, поэтому молодой женщине не хотелось беспокоить его напрасно: может быть, болезнь протекает нормально. К тому же вряд ли он мог сделать больше того, что уже сделал.

– Нет, пожалуй, пока не надо, – наконец решила Лили.

Сара снова забылась беспокойным лихорадочным сном, но Лили показалось, что теперь ее дыхание стало более затрудненным.

Прошел еще час, и она поняла, что сестре становится все хуже. Жар усилился, пульс стал учащенным и неровным.

Лили поделилась своим беспокойством с Деймоном, и тот сразу же подошел к Саре. Потрогав ей лоб и пощупав пульс, он мрачно кивнул:

– Да, ты права. Боюсь, нам предстоит трудная ночь.

Лили была удивлена. По-видимому, он собирается остаться вместе с ней у постели больной. Она чувствовала, что ей следует отказаться. Деймон уже и так много сделал для них с Сарой, а ночное дежурство у постели совершенно чужого человека выходит за рамки простого гостеприимства. Однако Лили очень тревожилась за сестру, и присутствие Хокхерста действовало на нее настолько успокаивающе, что она не смогла заставить себя отказаться от его помощи.

К утру жар у Сары усилился. Бедная девочка металась и стонала в бреду, и у Лили разрывалось сердце от жалости и тревоги.

– Мне было бы легче, если бы я забрала ее боль себе, – призналась Лили, вытирая горящий лоб Сары водой с лавандовым маслом.

Она не знала, что бы с ней стало, если бы рядом не было Хокхерста. Лишь благодаря его хладнокровию и уверенности она могла сдержать демонов страха, грозящих сломать ее самообладание и угрожающих ее рассудку. Его присутствие стало для нее настолько необходимым, что она, вероятно, попросила бы его остаться, если бы он собрался уходить.

Но он, судя по всему, даже не думал об этом.

Когда за окнами забрезжил рассвет, Сара наконец перестала метаться и бредить. Жар спал, и она погрузилась в крепкий сон.

Хокхерст настоял на том, чтобы Лили тоже прилегла отдохнуть, причем желательно в другой спальне, а не здесь в кресле.

– Ты не имеешь права сама слечь, – резонно заметил он. – Я пришлю Молли, она посидит с Сарой до тех пор, пока ты не проснешься. Если же состояние твоей сестры ухудшится, Молли сразу же тебя разбудит.

Лили чувствовала себя слишком уставшей и измученной, чтобы спорить.

– Я очень тебе признательна за то, что ты оставался со мной. Ты мне очень помог.

Деймон как-то странно улыбнулся, и у нее стало теплее и спокойнее на душе.

Оставив Молли подробные указания по уходу за больной, Лили отправилась в соседнюю спальню и заснула, едва ее голова коснулась подушки.

Проснувшись, она с ужасом обнаружила, что бронзовые часы на каминной полке показывают уже полдень. Быстро одевшись, молодая женщина поспешила в соседнюю спальню.

Сара спала. Молли, сидевшая у изголовья кровати, встала при появлении Лили.

– Его светлость заходил с полчаса назад. Его очень тревожит состояние больной.

Значит, Деймон проснулся раньше ее, виновато подумала Лили.

– Он снова послал за доктором Лэшемом, – добавила Молли.

Врач приехал через сорок пять минут, но на этот раз он поднялся к Саре один, без Хокхерста. Быстро осмотрев Сару, доктор Лэшем сразу же разбил слабые надежды Лили на то, что кризис уже миновал.

– Не стану вас напрасно обнадеживать, состояние больной очень тяжелое, – сказал он, теребя бородку. – Сейчас еще ничего нельзя сказать с уверенностью. Все зависит от того, когда спадет жар.

Расстроенная Лили едва сдержалась, чтобы не расплакаться.

Долгий летний день начал угасать. Сара не приходила в себя. Лили казалось, что время остановилось. Слуга принес ужин, но от Хокхерста по-прежнему никаких известий не было. Лили мучилась в неведении, где он.

Она приходила в отчаяние от того, что его нет рядом. Когда часы пробили десять, молодая женщина распрощалась с надеждой увидеть его раньше завтрашнего утра.

Прошел еще час, и Саре стало хуже, чем прошлой ночью.

Лили была на грани отчаяния. Она не знала, сможет ли пережить еще одну бесконечную ночь без Деймона.

19

Расставаясь с Лили, Хокхерст намеревался распарить ноющее после вчерашнего падения тело в горячей ванне, а затем сразу же лечь спать.

Но вмешались другие дела. Сперва ему пришлось улаживать едва не переросший в драку конфликт между двумя арендаторами, потом на него навалились мелкие хозяйственные заботы, требующие тем не менее неотложного решения.

Выкроив минутку, Деймон заглянул к своим гостям. Лили все еще крепко спала, а у Сары, как ему показалось, вновь усилился жар, и он решил послать за врачом.

Когда Деймон наконец погрузился в ванну, было уже два часа пополудни. С наслаждением понежившись в горячей воде, он после ванны сразу же лег спать и, засыпая, успел улыбнуться шутке капризной судьбы, вынудившей гордую самостоятельную Лили принять его помощь. Ради себя она ни за что бы не пошла на это, однако ради любимой сестры молодая женщина была готова на все.

Деймон проснулся в десять вечера, и к тому времени как он, одевшись и поужинав, направился в комнату к больной, было уже одиннадцать. Хокхерст, ругая себя, что уже так поздно, легонько постучал в дверь спальни Сары, ожидая услышать от Лили строгий выговор.

Дверь отворилась, на пороге стояла Лили, и при виде того, как просветлело от облегчения ее лицо, у Деймона возбужденно забилось сердце. Молодая женщина даже не пыталась скрыть свою радость.

– Я боялась, ты не придешь и мне придется провести эту ночь одной. – Лили бросила беспокойный взгляд на сестру. – О, Деймон, я так за нее тревожусь!

Хокхерст многое бы отдал, лишь бы избавить Лили от еще одной мучительной ночи. Заключив в объятия, он привлек ее к себе, но в его поцелуе не было даже намека на страсть. Деймон просто хотел утешить Лили, заверить, что он понимает и разделяет ее тревогу. Ему хотелось помочь, защитить ее. Прежде он никогда так не думал ни об одной женщине.

Сара застонала.

– Лили, Лили, где ты?

Лили поспешила к постели больной.

– Мне очень жарко, и болит горло, – жалобно произнесла Сара таким тихим голосом, что сестра с трудом ее услышала.

– Да, милая, знаю. – Лили смочила полотенце водой с лавандовым маслом и осторожно обтерла ей лицо.

Деймон не отрываясь смотрел, как Лили заботливо ухаживает за Сарой.

И совершенно неожиданно у него мелькнула мысль о том, какой прекрасной матерью будет Лили. Деймон попытался представить себе, как бы это было замечательно – иметь такую любящую, заботливую мать. Его мать была выдающаяся женщина – рачительная хозяйка, славящаяся своей справедливостью; однако она не была для него нежной, любящей матерью. Первые десять лет жизни Деймона она почти не обращала на него внимания. Порой ему казалось, что мать чувствовала себя с маленькими детьми так же неловко, как и его отец, но только лучше это скрывала.

К часу ночи у Сары начался бред. Погруженная в волны кошмарных видений, то и дело накатывающихся на нее, девушка бессвязно что-то бормотала и металась по кровати. Потребовались все силы Хокхерста, чтобы удерживать ее в такие моменты, и его беспощадная решительность, чтобы давать прописанные врачом лекарства в положенные часы.

– Не знаю, что бы я без тебя делала, – с признательностью сказала ему Лили, когда начало светать. – Мне не раз доводилось ухаживать за Сарой во время болезни, но так тяжело не было, даже когда она болела малярией восемь лет назад.

Деймон нахмурился.

– Восемь лет назад? Да тебе тогда было почти столько же лет, сколько сейчас ей.

– Мне было семнадцать. Это случилось вскоре после того, как погибли наши родители.

– Представляю, каково тебе было, – с сочувствием произнес Деймон. – А брат тебе не помогал?

– Пытался, но ему тогда было всего шестнадцать.

– Да, он был моложе тебя на целый год, и, не сомневаюсь, ты попытаешься заверить меня, что это огромная разница!

– На мой взгляд, мужчина у постели больного – это, как правило, катастрофа. За исключением тебя, – поспешно поправилась она.

– Ну наконец-то ты признала во мне хоть какие-то достоинства, – насмешливо произнес он. – А где сейчас твой брат?

– В армии Веллингтона.

«Бедолага! – подумал Деймон. – Жизнь простого солдата в лучшем случае бывает отвратительной». Герцог Веллингтон, командующий английскими войсками, считал нижних чинов пушечным мясом и безжалостно бросал их в бой. Должно быть, Лили не покидает тревога за своего брата. А в офицеры ему дорога заказана, потому что только состоятельный человек может позволить себе купить патент.

У Хокхерста мелькнула мысль, не стоит ли ему приобрести офицерский патент для брата Лили. Таким образом он может избавить ее хотя бы от части забот, тяжким грузом лежащих на ее плечах. К тому же, возможно, именно через родственников Лили ему удастся проложить путь к ее сердцу.

– Твой брат участвовал в войне в Испании?

– Да. Как я счастлива, что она наконец-то закончилась! Тот день, когда я узнала об отречении Наполеона, был одним из самых счастливых в моей жизни. Профессия военного – не то, что я бы выбрала для своего брата, но он сам предпочел армейскую службу.

Хокхерсту хотелось продолжить разговор о брате, но Лили почему-то замкнулась, и ему пришлось переменить тему. Уж не послужила ли решимость молодого человека поступить на военную службу причиной размолвки между братом и сестрой?

В семь часов утра Деймон послал за Сьюэллом и попросил его снова съездить за доктором Лэшемом.

Он смотрел в окно, как конюх, пустив коня галопом, быстро исчез вдали. Затем Деймон повернулся к кровати больной, и вдруг его обуял ужас. Сара затихла и перестала стонать.

Лили склонилась над сестрой, затем подняла голову и неуверенно посмотрела на Деймона.

Хокхерст в несколько шагов пересек просторную комнату. Подойдя к кровати, он положил ладонь на лоб больной и взял другой рукой ее за запястье. К своему бесконечному облегчению, Деймон обнаружил: лоб у Сары был холодный, а пульс бьется ровно и уверенно.

Он улыбнулся:

– Кризис миновал. Теперь Сара обязательно поправится.

Хокхерст раскрыл объятия, и Лили, оказавшись в их уютном надежном тепле, уткнулась ему в плечо и заплакала от радости и облегчения.

Деймон прижал ее к себе, нежно поглаживая по голове. Когда молодая женщина немного успокоилась, он поднял ее лицо и осторожно вытер своим платком слезы.

Ему очень хотелось поцеловать ее, но он слишком хорошо помнил о своем обещании не просить ничего взамен. Деймон не мог допустить, чтобы у Лили закралась хоть тень подозрения, что он не сдержит свое слово.

Он больше не мог рисковать и не собирался упустить подаренный судьбой шанс искупить свою вину перед Лили и вновь завоевать ее любовь.

Выздоровление Сары шло с черепашьей скоростью; девушка была обессилена тяжелой болезнью. На третий день после того, как миновал кризис, в Хокхилл прибыла Труда. Преданная служанка частично освободила Лили от забот по уходу за сестрой.

Теперь, когда Саре стало лучше и появилась Труда, Хокхерст настоял на том, что настал черед Лили позаботиться о своем здоровье. Он уговорил ее оставить сестру на попечение служанки и погулять с ним в саду Хокхилла. Лили втайне была тронута участием, которое Деймон проявлял по отношению к ним с Сарой.

Вечером он впервые пригласил Лили присоединиться к его семье в обеденном зале, до этого она ужинала в спальне сестры. Хотя все блюда были превосходными, Лили было жалко радушного хозяина. Кассандра за столом только и делала, что жаловалась, в основном на брата, и с такой злобой, что тот в конце концов не сдержался и сухо заметил:

– Не знаю, что бы я делал без тебя, Кассандра! Кто бы тогда постоянно одергивал меня, не давая заснуть моей совести?

Феба то и дело заливалась слезами. Деймон не преувеличивал, говоря, что она начинает плакать, стоит ему только посмотреть в ее сторону. Судя по всему, ее знакомство с сэром Роджером Хилтоном прекратилось после того, как Лили уехала из Бата. Феба была несчастна и подавлена. У Лили появилось подозрение, что даже Роджеру, несмотря на его слабость к беззащитным хрупким блондинкам, скоро надоели слезы юной вдовы.

Наконец подали каштаны с баварским соусом и пирог с крыжовником. И тут же Кассандра начала приставать к брату с просьбами позволить ей с Фебой следующей весной отправиться в Лондон.

Когда к ней присоединилась и Феба, Хокхерст нахмурился.

– Но ведь в Бате ты говорила, что в следующем сезоне собираешься вернуться именно туда?

Феба испуганно сжалась, у нее вновь навернулись слезы.

– Я… мы… Бат мне наскучил.

Деймон нахмурился еще больше.

– Странно слышать такие слова после того, как ты задержалась в Бате еще на два месяца потому, что тебе там очень понравилось. Чем вызвана столь внезапная перемена настроения?

Его вопрос смутил Фебу, и единственным ответом на его вопрос явился новый поток слез.

– Какой же ты жестокий, Хокхерст! – воскликнула Кассандра, начиная всхлипывать вслед за Фебой. – Ты не хочешь отпускать нас в Лондон потому, что знаешь, как мы туда хотим! Поэтому ты и в прошлом году не позволил мне уехать туда.

– Бат выбрала твоя опекунша леди Эффингтон, – напомнил ей Деймон. – А мне было совершенно все равно, куда она тебя отвезет – в Лондон или в Бат.

– Я тебе не верю! – воскликнула Кассандра, и глаза ее при этом зло блеснули.

Сразу же после окончания ужина Лили вернулась в спальню Сары, радуясь предлогу поскорее убраться подальше от слез Фебы и жалоб Кассандры.

На следующий день Хокхерст настоял на том, чтобы Лили вышла вместе с ним подышать свежим воздухом.

Прогуливаясь по вымощенной дорожке между ухоженными клумбами, благоухающими ароматами летних цветов, Лили спросила у него, действительно ли он противится отъезду сестры и мачехи в Лондон, как это утверждала Кассандра.

– Нет. Я был бы рад отправить Кассандру в Лондон, как она того хочет, но дело в том, что ни одна наша родственница не соглашается взять ее под свое покровительство. Так что у меня не оставалось иного выбора, кроме как отправить ее в Бат вместе с леди Эффингтон.

– Насколько я понимаю, Кассандра не подозревает об истинных причинах.

– Я не настолько жесток, чтобы говорить ей, что никто не желает иметь с ней дело.

Оказывается, у него сердце мягче, чем она думала. И вообще со времени своего приезда в Хокхилл Лили видела перед собой человека, совершенно непохожего на созданный молвой образ безжалостного и бесчувственного погубителя женских сердец. К ней и Саре Деймон был предупредителен и заботлив, а его терпением по отношению к Кассандре и Фебе можно было только восхищаться.

Вспорхнувший с живой изгороди дрозд вывел Лили из задумчивости.

– В следующем сезоне передо мной встанет еще большая дилемма, – признался Деймон. – Теоретически Кассандру могла бы взять под свое покровительство Феба, но на самом деле этой юной вдовушке покровительство нужно еще больше, чем моей сестре. Я чувствовал себя относительно спокойно, когда они после смерти леди Эффингтон оставались в Бате, но Лондон – это совершенно другое дело. Там им обязательно кто-то нужен. Покровительницу Фебе я смог бы найти без труда, но от Кассандры все отказываются. А до тех пор, пока я им кого-нибудь не найду, в Лондон их отпускать нельзя.

– Ты был совершенно прав относительно леди Хокхерст, – заметила Лили. – Стоит ей взглянуть на тебя, как она сразу заливается слезами.

Хокхерст провел рукой по своим густым черным волосам, выразив этим жестом полную растерянность.

– С тех пор как она вернулась из Бата, все стало значительно хуже. Я понятия не имею, чем она так расстроена. Как, по-твоему, смогла бы ты выведать, в чем дело?

Лили пообещала ему попробовать. Это самое малое, чем она может отблагодарить Хокхерста за доброту и заботу. Кроме того, Лили решила приложить все силы, чтобы трапезы стали более приятными.

Поэтому за ужином она решительно взяла на себя разговор за столом. Живая и остроумная собеседница, она не давала Кассандре вставить ни слова. Деймон и Эми – общительная веселая девушка – откликнулись на ее усилия подобно высохшим от зноя растениям, жадно впитывающим влагу, и весь вечер обеденный зал был наполнен веселыми голосами и смехом.

На следующий день Лили, вернувшись с очередной прогулки с Деймоном, застала у постели своей сестры Эми. Сара явно шла на поправку, она уже могла сидеть в постели и есть нормальные блюда с общего стола, а не специально приготовленные отвары, хотя особого аппетита у нее пока не было. Как только Сара начала выздоравливать, Эми упросила позволить ей навещать ее, и две девушки, сразу же проникшиеся друг к другу симпатией, быстро подружились.

У Лили вдруг появилась мысль, что, возможно, сестра Деймона знает, в чем причина плаксивого настроения Фебы.

– Эми, вы случайно не знаете, отчего леди Хокхерст так печальна? – спросила она. – Когда мы познакомились в Бате, она так много не плакала.

– А после того как вы познакомили ее с сэром Роджером Хилтоном, она вообще перестала плакать. Больше того, все то время, что мы оставались в Бате, она прямо-таки сияла. Вы представить себе не можете, как это было хорошо.

– Вы хотите сказать, сэр Роджер ей понравился?

– О, это мягко сказано, – заверила ее Эми. – Она от него без ума. Вот почему мы задержались в Бате гораздо дольше, чем намеревались. Если бы сэру Роджеру не пришлось вернуться домой, полагаю, мы бы до сих пор оставались там.

– Но чем же в таком случае расстроена Феба? Сэр Роджер не разделяет ее чувства?

Неужели Лили своими стараниями свести мачеху Деймона и Роджера сделала только хуже?

– Феба говорит, он хочет на ней жениться.

– Но она же ведет себя так, словно весь мир рухнул!

– Она убеждена, что Ястреб не позволит ей выйти замуж за сэра Роджера.

Лили изумленно раскрыла глаза.

– Ваш брат так ей об этом и сказал?

– Нет, Феба боится говорить ему о сэре Роджере, и она заставила меня поклясться, что я тоже ничего не скажу.

Какая глупость! Лили решила, что ей пора самой поговорить с Фебой.

Она застала ее в гостиной в дальнем крыле просторного особняка.

– Леди Хокхерст, – прямо начала Лили, – пожалуйста, скажите, какие чувства вы испытываете к тому джентльмену, с которым я познакомила вас в Бате – Роджеру Хилтону?

При упоминании этого имени Феба сразу же залилась слезами. Прошло несколько минут, прежде чем Лили удалось выведать у всхлипывающей молодой вдовы, что она действительно безумно влюблена в сэра Роджера, а он – в нее.

– Но ведь это замечательно! – воскликнула Лили. – Почему же вы так расстраиваетесь?

– Потому что… мы хотим пожениться… а это… а это совершенно… абсолютно… невозможно! – с трудом вымолвила Феба сквозь слезы. – Хокхерст не допустит такого неравного брака!

С этими словами она прижала к лицу белый кружевной платочек.

– Какое значение имеет в данном случае его слово? Вы совершеннолетняя. Более того, вы вот уже шесть лет как вдова и вольны сами решать свою судьбу.

– Увы, это не так! Я сама этого не до конца понимаю, но все это как-то связано с условиями брачного договора, заключенного с покойным графом. – Воспоминание о ее умершем муже вызвало новый поток слез, и потребовалось еще некоторое время, чтобы она смогла продолжить: – Для того чтобы повторно выйти замуж, мне требуется согласие его наследника. Так говорила моя мамочка.

– По-моему, такое просто невозможно с точки зрения закона, – с сомнением произнесла Лили. – Но даже если это так, не думаю, что лорд Хокхерст станет чинить вам препятствия, если вы действительно сами хотите этого брака.

Больше того, она была уверена, что Деймон, как только познакомится с Роджером, будет счастлив доверить свою мачеху молодому баронету.

Феба подняла заплаканное лицо и устремила на Лили скорбный взгляд.

– Если бы! Хокхерст очень разборчив в вопросе о моем новом замужестве. Несколько человек уже искали моей руки, но он отказал им, так как у них были недостаточно громкие титулы.

Лили нахмурилась. Это как-то не вязалось с тем, что говорил Деймон об отсутствии у Фебы поклонников.

– Вам понравился кто-то из них? И он не дал согласия на брак?

– Нет! – Феба безуспешно попыталась вытереть текущие по щекам слезы. – Они были один хуже другого, и я рада, что Хокхерст им отказал. Но он поступил бы так же и в том случае, если бы я согласилась выйти замуж за одного из них.

– Возможно, у лорда Хокхерста сложится другое мнение о сэре Роджере.

– Нет! Хокхерст говорил и мамочке, и Кассандре, что не позволит мне выйти замуж за человека без титула, и желательно, чтобы это был маркиз или граф. Он говорил, что не разрешит вдове графа Хокхерста унизить себя и память его отца неравным браком.

– Что за вздор! – воскликнула Лили. – По крайней мере спросите его насчет сэра Роджера. Возможно, ответ лорда Хокхерста вас удивит.

– Я боюсь, – простонала Феба. – Так по крайней мере у нас с Кассандрой остается надежда убедить его в следующем сезоне позволить нам уехать в Лондон, и я смогу там встречаться с Роджером.

Так, значит, вот в чем причина внезапного стремления отправиться в Лондон!

– Но если Хокхерст проведает про Роджера, он позаботится о том, чтобы я его больше никогда не увидела! – запричитала Феба. – Он очень жестокий человек.

У Лили возникли сильные подозрения, что Феба лишь бездумно повторяет слова Кассандры.

– Расскажите мне, в чем именно проявилась его жестокость по отношению к вам, – нетерпеливо оборвала она ее.

Феба несколько раз начинала было беззвучно открывать рот, но в конце концов так и не смогла привести ни одного примера.

Лили решила, что пора выложить глупышке нелицеприятную правду.

– Леди Хокхерст, вы…

– Пожалуйста, не обращайтесь ко мне так! – впервые по-настоящему искренне воскликнула Феба. – Вы представить себе не можете, как мне было ненавистно быть леди Хокхерст. Меня выдали замуж за этого отвратительного старика! – Она содрогнулась от омерзения. – Я его ужасно боялась. Мамочка говорила, он оказал мне большую честь, взяв в жены, и я должна поэтому выполнять все его прихоти. Но как я ни старалась, у меня ничего не получалось… Всякий раз, когда он ко мне прикасался, я испытывала только отвращение. Тогда я начинала плакать, а он на меня очень-очень сердился. Лили легко могла в это поверить.

Феба снова поежилась:

– Знаете, как это ни страшно звучит, но я не оплакивала его смерть.

– Уверена, к Роджеру вы испытываете совершенно иные чувства.

– О да, я так его люблю! Но Хокхерст ни за что не позволит нам пожениться.

– Спросите у него! – начала терять терпение Лили.

– Не могу! Кассандра говорит, если он узнает про Роджера, то запрет меня в башне и не будет никого ко мне подпускать.

Лили изумленно уставилась на Фебу. Как она может верить в то, что говорит про своего брата злобная Кассандра?

Феба снова расплакалась.

Даже учитывая любовь Роджера к нежным плачущим созданиям, сомнительно, что он отдал свое сердце этой слезливой глупышке. Возможно, разумнее будет вначале убедиться, что его чувства к Фебе действительно такие, как она утверждает, и только затем говорить с Деймоном.

Расставшись с Фебой, Лили вернулась к Саре и, сев за письменный стол, тактично изложила на бумаге свою просьбу Роджеру сообщить свои истинные намерения в отношении Фебы.

Закончив письмо, Лили отправилась к Хокхерсту и спросила, не откажется ли он отправить ее письмо.

– Если бы я мог отказаться, то ни за что не стал бы предлагать, – улыбнулся тот.

Он взглянул на конверт, и его улыбка мгновенно погасла.

– Не тот ли это красавчик Роджер, с которым я видел тебя в Бате?

– Да, это он, – ответила Лили, удивленная тем, что Деймон запомнил столь незначительный эпизод.

– И о чем ты ему пишешь?

Лили не хотела что-либо объяснять до тех пор, пока не узнает об истинных чувствах Роджера к Фебе.

– Это друг семьи, которому будет интересно знать о состоянии здоровья Сары.

По крайней мере, это было правдой, но истинная причина письма заключалась в другом.

Хокхерст подозрительно прищурился.

– Судя по всему, очень близкий друг!

20

Дверь, соединяющая смежные спальни Лили и ее сестры, была открыта, и молодая женщина слышала доносившийся из комнаты Сары голос миссис Несмит, пожилой домоправительницы-шотландки, заправлявшей всем в Хокхилле.

– Леди Эми, вам не следует чрезмерно утомлять мисс Сару, – с материнской заботой говорила она.

Лили подошла к двери. Эми сидела у кровати Сары в кресле, в котором Лили провела столько тревожных часов. Две девушки-ровесницы уже стали закадычными подругами.

– Вы не знаете, где Ястреб? – спросила домоправительницу Эми.

Этот вопрос очень интересовал и саму Лили. Впервые с начала болезни Сары Деймон сегодня утром не зашел проведать ее.

– С одним из арендаторов произошел несчастный случай, – ответила миссис Несмит. – Я не знаю, когда он вернется.

Лили была расстроена его отсутствием. За двенадцать дней, проведенных в Хокхилле, она успела привыкнуть к его утренним посещениям, послеобеденным прогулкам, партиям в шахматы и разговорам после ужина.

Ее не могла не радовать его предупредительность. Еще никто и никогда не относился к ней с такой заботой. И в то же время Деймон не предпринимал никаких попыток воспользоваться своим положением.

Несмотря на его обещание не требовать платы ни в какой форме, Лили опасалась, что он будет домогаться ее, но его поведение с самого начала и по сегодняшний день оставалось безупречным. Он вел себя так, как, по ее понятиям, должен вести себя истинный джентльмен с благородной дамой, с которой его связывает платоническая дружба.

Ей бы радоваться учтивости Деймона, но, странное дело, она была обижена, что он не оказывает ей никаких знаков внимания, выходящих за рамки простой вежливости.

Войдя в спальню сестры, Лили тепло поздоровалась со всеми, кто там находился. Когда она только появилась в Хокхилле, домоправительница встретила ее с холодной сдержанностью, если не сказать с подозрительностью. Однако с тех пор Лили удалось растопить лед недоверия, и теперь миссис Несмит дружески улыбнулась ей.

– С этим арендатором случилось что-то серьезное? – спросила Лили.

– Не знаю.

Богатый землевладелец редко проявлял такое участие к своим крестьянам. Когда Лили высказала эту мысль вслух, домоправительница ответила:

– Наш молодой хозяин – очень хороший человек, весь в мать. – В ее голосе прозвучало уважение к первой супруге графа. – Она отлично воспитала его.

– А отец? – с любопытством спросила Лили.

Глаза миссис Несмит превратились в холодные щелки.

– Его отец не любил детей – ни своих, ни чужих.

Несомненно, отец Деймона в отличие от его матери не пользовался любовью старой домоправительницы.

В спальне Сары было душно, и Лили распахнула настежь дальнее от кровати окно. Миссис Несмит подошла к ней.

День выдался солнечный, легкий ветерок принес с собой ароматы цветущих растений, запах свежескошенной травы.

– Да, свежий воздух пойдет на пользу нашей девочке, – одобрительно заметила миссис Несмит. – Нам в Хокхилле очень повезло, что господином стал молодой хозяин. Он очень серьезно относится к своим обязанностям по отношению к семье и тем, кто от него зависит, хотя леди Кассандра вряд ли со мной согласится.

– Она очень несправедлива к своему брату.

Выражение широкого морщинистого лица миссис Несмит лучше всяких слов сообщило Лили, что, встав на защиту Хокхерста, она еще больше выросла в глазах старой домоправительницы.

– Увы, это так. Она обзывает его жестоким скрягой, но на самом деле это неправда.

Миссис Несмит взглянула на Сару и Эми. Девушки были полностью поглощены беседой, и все же домоправительница понизила голос до шепота:

– Меня очень огорчает, что леди Кассандра с такой ненавистью отзывается о молодом хозяине. Она пошла в свою мать, а от той мы видели одни только неприятности. Эта женщина была совсем не похожа на первую супругу покойного графа, любившую Хокхилл так, словно это было ее родовое поместье.

Лили обвела взглядом уходящие за горизонт зеленые холмы Хокхилла.

– Я ее прекрасно понимаю: такую красоту нельзя не любить.

– При ней имение процветало. Когда она умерла, мы все ее оплакивали – но еще больше оплакивали второй выбор старого графа. Не знаю, как он мог жениться на такой женщине – а на могиле его первой жены еще не успели завянуть венки. Когда старый граф связал себя узами брака с леди Оливией, нам всем пришлось туго, но хуже всех было молодому хозяину.

Миссис Несмит умолкла.

– Почему вы так говорите? – спросила Лили, не в силах сдержать любопытство.

– Тогда ему было еще лет пятнадцать-шестнадцать, а эта злая женщина делала все, чтобы настроить против него отца. И преуспела в этом. Ей даже удалось устроить так, чтобы бедного мальчика прогнали отсюда. Ему пришлось жить у своего деда по материнской линии. Ума не приложу, с помощью какой лжи она добилась этого.

Лили тоже не могла этого понять. За короткое время, проведенное в Хокхилле, она успела заметить, как любит Деймон свое родовое имение. Можно было представить, насколько болезненно воспринял юноша свое изгнание.

– Эта леди Оливия была таким хитрым и коварным созданием, – продолжала преданная домоправительница. – Многие годы она с помощью слез крутила старым графом как хотела, но в конце концов тот все-таки разглядел, что же она такое на самом деле.

– И что случилось?

– К тому времени, как она умерла, он ее уже на дух не переносил. Тогда он уже понял, чего ему стоила ее ложь.

Подойдя к спальне Сары, Хокхерст увидел, что дверь открыта. Он задержался на пороге, не замеченный находящимися в комнате. Первым делом, как всегда, его взор нашел Лили. Она стояла у окна, поглощенная разговором с его старой домоправительницей.

Деймон улыбнулся, вспомнив ледяное недовольство, которым встретила миссис Несмит появление в Хокхилле Лили и ее сестры. Домоправительница, нянчившая его в детстве, без колебаний выложила «молодому хозяину», как она его звала по привычке, все что думает по поводу нежданных гостей. Но Лили каким-то образом удалось растопить лед недоверия в сердце суровой миссис Несмит.

Больше того, все слуги теперь наперегонки спешили услужить Лили. Это напомнило Деймону, как ловко она справлялась со своими многочисленными поклонниками в Бате.

Молодая женщина даже сумела каким-то волшебным, не иначе, способом повлиять на его родственниц. Деймон был просто поражен переменой в их поведении. Теперь он с нетерпением ждал вечерней трапезы, зная, что она не будет омрачена ни слезами, ни упреками. И единственной причиной этого чуда было присутствие за столом Лили.

Яркий солнечный свет, струящийся в открытое окно, придавал пышным золотисто-каштановым волосам Лили ослепительное сияние заката. Величественная и гордая, она напоминала сейчас языческую богиню. Страсть обладать ею вспыхнула в Хокхерсте с новой силой.

Но ведь он дал Лили клятву в той маленькой убогой комнатенке с протекающей крышей. И он сдержит слово, даже если это будет стоить ему жизни. А такое вполне возможно! Если им суждено снова слиться в объятиях любви, первой должна сделать шаг Лили.

Но что с ним будет, если она не сделает этого шага?

Все тело Хокхерста горело от неутоленного желания. Он жадно пожирал глазами соблазнительные изгибы ее тела. Лили была одета в облегающее платье из светло-желтого муслина, которое, должно быть, находилось в ее сундуке, доставленном два дня назад из Бата.

Внезапный взрыв смеха, донесшийся от кровати, привлек внимание Деймона к Саре. Девушка, уютно расположившаяся среди подушек, все еще была бледна, но с каждым днем ей становилось лучше.

Эми смеялась вместе с ней. Глядя на свою сестру, Хокхерст подумал, что ему редко доводилось видеть ее такой счастливой, как в последнее время, с тех пор как Лили вместе с Сарой поселились в Хокхилле.

Обернувшись в сторону двери, Лили заметила Хокхерста, и ее лицо озарилось радостью, которую она даже и не пыталась скрыть.

– Милорд, заходите, прошу вас! – воскликнула она.

– Я пришел затем, чтобы похитить вас, – сказал Деймон. – День сегодня просто чудесный. Грешно сидеть в такой день в четырех стенах!

Поцеловав и обняв сестру, Лили спустилась вместе с ним.

– Как себя чувствует арендатор?

– У него сломана рука – только и всего. Ему очень повезло. Он сорвался с крыши, но, к счастью, падение смягчил куст боярышника.

Выйдя на улицу, Деймон сразу же повел Лили подальше от просторных лужаек и пышных клумб, окружающих особняк.

– Теперь, когда Сара идет на поправку, могу я похитить тебя на один день, чтобы прокатить в экипаже?

– Эми как-то обмолвилась, у тебя есть легкий экипаж для состязаний, – воодушевилась Лили. – Можно прокатиться в нем?

Хокхерста приятно удивила эта просьба; большинство женщин пришли бы в ужас от одной только мысли сесть в его легкий фаэтон.

Они подошли к заросшей лесом лощине, по которой лениво тек ручеек. На первый взгляд лощина казалась творением природы, но при внимательном рассмотрении оказывалось, что лавры, рододендроны, тис, медные буки и явор были рассажены в строгом порядке, и эта восхитительная картина, радующая глаз, не могла быть ничем иным, кроме как творением рук человеческих.

– Какое прекрасное место! – восторженно прошептала Лили. Деймон улыбнулся, радуясь, что ей так понравилось одно из его самых любимых мест в Хокхилле.

Берега ручейка были выложены большими плоскими камнями. Лили озадаченно посмотрела на них.

– Неужели течение настолько сильное, что принесло их сюда?

– Нет, все это – работа одного человека, одной женщины.

– Твоей матери? – догадалась Лили. Почему-то она очень ясно прдставила, с каким удовольствием сама делала бы что-нибудь подобное.

– Да, она умела создавать красоту, – тихо ответил Деймон.

Хокхилл процветал при ней и, хотя пришел в запустение после ее смерти, сейчас вновь возродился в руках ее сына. Если бы она увидела, до какого жуткого состояния дошло поместье к моменту смерти старого графа, у нее бы разорвалось сердце; однако Деймон надеялся, что сейчас мать порадовалась бы за него.

– Она играла с тобой здесь?

– Нет. Она никогда не тратила свое время на такие пустяки, – он не смог сдержать горечи. – Моя мать была слишком занята созданием богатого процветающего поместья, чтобы уделять время сыну.

Лили прикоснулась к его руке, в ее взгляде мелькнуло сострадание.

– В защиту своей матери скажу лишь то, что внешностью я пошел в отца, а она его ненавидела. Мать боялась, что я вырасту таким же слабым и безответственным, и всеми силами стремилась не допустить этого. Она не давала мне ни на миг забыть о том, что вместе с титулом я унаследую ответственность и обязанности.

– Сейчас она бы гордилась тобой.

– Возможно, – скептически заметил Хокхерст. – Хотя угодить ей было очень трудно. В детстве я старался изо всех сил, но, по-моему, у меня так ничего и не получилось. – Деймон указал на большой плоский валун, вокруг которого росли маргаритки. – Присядем?

Они устроились на камне, нагретом прямыми солнечными лучами.

– Насколько я поняла, твои родители не очень-то любили друг друга, – сказала Лили.

– Они были слишком разные. Отец был безвольным, а мать отличалась сильным, решительным характером.

Нагнувшись, он сорвал маргаритку.

– Подобно многим слабым мужчинам, отец хотел иметь рядом с собой женщину, которая даст ему возможность почувствовать себя сильным, которая будет всегда смотреть на него с восторгом и преклонением, словно он никогда не ошибается.

Деймон подумал про Оливию, мать Кассандры, вторую жену своего отца. Уж она-то отточила этот взгляд до совершенства, и старый граф в ней души не чаял. Оливия очень внимательно следила за тем, чтобы никогда не показывать ему свой ядовитый язык, добиваясь всего исключительно с помощью слез. Другой такой изворотливой и вероломной женщины Деймону не доводилось встречать.

– А твоя мать так на него не смотрела? – спросила Лили.

– Мать терпеть не могла слабых. Она без колебаний указывала отцу на все его ошибки. А мужчины, как ты сама понимаешь, этого очень не любят. С имением она управлялась гораздо лучше отца. Слуги обращались за советом не к нему, а к ней. И отец ее за это ненавидел.

– Почему же такие непохожие люди женились?

– Моя мать хотела стать графиней и хозяйкой Хокхилла, – вздохнув, сказал Деймон, рассеянно вертя цветок в руке. – А отцу были нужны ее деньги. Мой дед был баснословно богат, а мать, единственный ребенок, была единственной наследницей. Состояние Сент-Клеров было пущено по ветру, и отец смотрел на брак с ней как на средство наполнить свои пустые карманы.

– Итак, они поженились и прожили долгую несчастливую жизнь.

– Несчастливую, но не долгую. По иронии судьбы огромное состояние, ради которого и женился мой отец, ускользнуло от него. Мать умерла раньше своего отца, и тот завещал все мне.

– И это вызвало определенные трения между тобой и твоим отцом?

– В частности, и это, – ответил Деймон.

Разумеется, главным злом была Оливия. Едва выйдя замуж за старого графа, она принялась делать все мыслимое и немыслимое, чтобы расширить пропасть между отцом и сыном. Вскоре мальчика даже перестали пускать в Хокхилл. И Деймона не утешало то, что в конце концов мать Кассандры причинила его отцу больше страданий, чем ему самому.

– Одно время отец меня даже ненавидел, – тихо промолвил он.

– Но как же можно ненавидеть собственного сына? – воскликнула потрясенная Лили.

– Ему казалось, у него на то есть веские основания.

Даже спустя столько лет эти мучительные воспоминания разрывали ему сердце.

– Однако впоследствии выяснилось, что он заблуждался, – сказала Лили, и в ее устах это прозвучало не как вопрос, а как простая констатация факта.

Деймон был рад, что она догадалась о беспочвенности грязных обвинений, брошенных ему отцом.

– Да, но только долгие годы отец был уверен, что он прав. А как ты узнала, что он ошибался?

От улыбки Лили у него перехватило дыхание.

– Просто я тебя знаю. Так, значит, в конце концов твой отец узнал правду?

– Да, но к тому времени…

Деймон пожал плечами. Он изнывал от желания заключить Лили в объятия, но опасался нарушить обещание. Ему было невыносимо даже подумать о том, что в ее глазах, светящихся сейчас от восхищения, может появиться горькое разочарование.

– И что же такого ужасного мог подумать про тебя отец? – не удержалась от вопроса Лили.

Деймон не собирался рассказывать эту грязную историю. Во всяком случае, не теперь. Покачав головой, он легко поднялся на ноги.

– Я и так открыл тебе столько всего, о чем не рассказывал ни одной живой душе. И все же мне хотелось бы одну-две семейные тайны не вытаскивать из сундука.

Протянув руку, Деймон помог Лили встать с камня, и они продолжили прогулку по берегу ручья.

21

Спортивный экипаж несся по узкой дороге, извивающейся между раскинувшимися на склонах холмов ухоженными зелеными полями. Лили с восхищением следила за тем, как умело правит Деймон парой великолепных гнедых.

– Быть может, ехать помедленнее? – спросил он.

– Нет-нет! – воскликнула она. – Если можно, мне бы хотелось ехать еще быстрее.

Деймон взглянул на нее, даже не пытаясь скрыть свое изумление.

– Можно, но ты точно этого хочешь?

– Да! – улыбнулась Лили, бросив на него восхищенный взгляд.

Деймон был так красив сейчас в простом, но великолепно сидящем на нем коричневом сюртуке. Как обычно, шейный платок, рубашка и жилет у него были безукоризненно белыми.

Гнедые помчались еще быстрее, и Лили показалось, они вот-вот взмоют в воздух. Проносящиеся мимо них плодородные поля Девоншира слились в сплошную зеленую ленту.

Встречный ветер обжигал лицо и грозил сорвать с нее шляпку. Развязав ленты, Лили обнажила голову. Ветер мгновенно освободил волосы от заколок, и они распустились огненно-золотистым знаменем.

Ей еще ни разу в жизни не доводилось мчаться с такой скоростью, и Лили упивалась пьянящим чувством свободы. Она громко рассмеялась, не в силах сдержать переполняющий ее восторг.

Хокхерст снова мельком взглянул на нее, и жесткие складки на его лице разгладились. Он улыбнулся:

– Нравится?

– О да! – воскликнула Лили.

Возможно, с другим возницей она бы и испугалась, однако Хокхерст так умело управлял лошадьми, что она совершенно не испытывала страха.

Экипаж взлетел на вершину холма. Когда он оказался на гребне, налетевший порыв ветра донес взволнованные неразборчивые крики.

Внизу их взору открылась небольшая долина, по которой текла, извиваясь, узкая речка. Обработанные поля спускались к самым ее берегам. На одном берегу стояли трое детей и что-то кричали. Двое крестьян, бросив мотыги, бежали к ним. С противоположной стороны к реке тоже спешили люди.

– В чем дело? – испуганно воскликнула Лили.

Ветер унес ответ Хокхерста. Экипаж стремительно приближался к каменному мосту, перекинутому через речку. Ярдах в двадцати справа от него на заросшем травой берегу стояли дети. Подбежавшие с противоположной стороны крестьяне оказались как раз против них.

Деймон натянул вожжи, осаживая разгоряченных гнедых.

– Держись! – крикнул он Лили.

Экипаж резко затормозил прямо перед мостиком, и Деймон соскочил на землю. Однако вместо того чтобы направиться к собравшейся на берегу группе, он побежал в противоположном направлении, срывая на ходу сюртук, жилет и рубашку. Схватив с сиденья шляпку, Лили бросилась следом за ним.

Когда она подбежала к речке, Деймон был уже в воде, ярдах в десяти от берега, и стягивал сапоги. Только тут Лили, взглянув вверх по течению, увидела маленького мальчика, запутавшегося в водяных зарослях футах в пятнадцати от берега. И вдруг прямо у нее на глазах сильное течение, подхватив малыша, вытащило его на самую стремнину. Мальчик, судя по всему, не умел плавать, он отчаянно барахтался и бил по воде руками.

Беспомощные крики и проклятия собравшихся на берегу крестьян красноречиво свидетельствовали, что и они тоже не умеют плавать. Уносимый течением, мальчик скрылся из виду под каменной аркой моста.

Хокхерст не раздумывая бросился в реку, сильными взмахами рассекая воду. У взволнованных зрителей вырвался крик облегчения.

Ветер растрепал распущенные волосы Лили, облепляя длинными прядями лицо. Схватив выбившиеся локоны, она безжалостно запихнула их под поля шляпки.

Мальчик, уже выбившийся из сил, показался с другой стороны мостика. Лили увидела, что Хокхерст так точно рассчитал скорость течения, что малыш буквально сам приплыл к нему в руки. Подхватив его под мышки, Деймон повернул назад.

Однако течение было очень сильное, к тому же мальчик был настолько испуган, что начал вырываться из рук своего спасителя, пытаясь схватить его за шею. Несмотря на все усилия, Деймон, казалось, нисколько не продвигался к берегу.

Течение относило его и ребенка вниз. Лили показалось, что сердце у нее перестало биться. Ей пришлось зажать рот ладонью, чтобы не закричать. Вдруг с Деймоном что-нибудь случится? В этот момент она с оглушительной ясностью поняла, как сильно любит его.

Затаив дыхание, Лили наблюдала за Деймоном, который с трудом боролся с течением. Наконец ему удалось вырваться из стремнины, и он уверенно поплыл к берегу.

Почувствовав невероятное облегчение, Лили какое-то время была не в силах двинуться с места: у нее дрожали руки и ноги не слушались. Затем она бросилась туда, где Деймон должен был выйти из воды, подбирая по дороге его разбросанные в беспорядке вещи.

Наконец добравшись до отмели, Хокхерст нащупал ногами дно и, взяв ребенка на руки, вышел на берег.

Мальчик, на вид лет шести, щупленький, с вьющимися соломенными волосами, пытался откашляться, судорожно глотая ртом воздух.

– Принеси мне платок! – крикнул Лили Деймон.

Она поспешно выполнила его просьбу. Уложив мальчика на траву, он опустился на колени и вытер ему рот и лицо.

Лили с восхищением смотрела на могучую бронзовую от загара грудь Деймона, покрытую узором черных вьющихся волосков, блестящих от воды.

Подбежали остальные дети: мальчик того же возраста, еще один мальчик и девочка лет четырех. Малыш, тоже светловолосый, был очень похож на спасенного мальчика, и Лили решила, что они братья.

Подоспевшие крестьяне изумленно взирали на открывшуюся их взорам картину. Лили услышала, как один из них с восхищением шепнул другому:

– Вытащил мальчонку прямо из лап смерти, вот так. Ты только посмотри на него: на его месте большинство знатных вельмож даже не взглянули бы на тонущего мальчугана.

Крестьянин был прав, и Лили впервые в полной мере осознала, встречу с каким удивительным человеком послала ей судьба. Она прожила две недели под одной крышей с ним, удивляясь его бесконечному терпению в отношении своих родственниц, которые могли вывести из себя и святого; он постоянно проявлял отменную заботу о слугах, а уж о том, с какой добротой и вниманием он отнесся к ней и ее больной сестре, и вовсе говорить не приходилось. Теперь Лили с раскаянием вспоминала, как плохо она о нем думала когда-то.

Замерзший мальчик дрожал, и Деймон, закончив вытирать его своим шейным платком, сказал Лили:

– А теперь мой сюртук.

Он быстро укутал мальчика в свою одежду, не думая о том, что она теперь будет безнадежно испорчена.

Мальчик расплакался. Деймон, подхватив испуганного ребенка на руки, принялся утешать, бормоча какие-то ласковые, добрые слова.

Глядя на эту трогательную сцену, Лили улыбнулась и невольно подумала о том, что из Деймона получится великолепный отец. Он сможет дать детям тепло и заботу – все то, чего сам был в детстве лишен.

Ведь он рос одиноким, не знающим любви, отвергнутый отцом и отчаянно пытающийся удовлетворить строгие требования матери, умевшей только критиковать и скупящейся на слова одобрения и поддержки. Каким непохожим на эту печальную картину было ее собственное детство! Лили мысленно вознесла благодарность небу за то, что ей выпало счастье иметь таких замечательных родителей, щедро отдающих любовь своим детям.

Теперь она начинала понимать, почему Деймон не верит в любовь. Как он может верить в то, чего он никогда не знал?

Позже, возвращаясь назад в Хокхилл, Лили передала Деймону слова крестьянина.

– Я должен был попытаться спасти этого ребенка, – просто ответил Деймон. – Тем более что речь шла о сыне одного из моих арендаторов. Я в ответе за них.

Да, не знавшая любви мать хорошо вышколила своего сына. Теперь она могла бы им гордиться. Лили украдкой взглянула на Деймона, на его губы и длинные чуткие пальцы, подарившие ей столько наслаждения в ту единственную ночь в Бате. Воспоминание об этом зажгло огонь в крови молодой женщины, опалило ей щеки, заставив на мгновение спрятать лицо в ладонях.

Ни разу за все время ее пребывания в Хокхилле Деймон не искал продолжения той ночи. Лили вдруг неудержимо захотелось, чтобы он снова заключил ее в свои объятия, прикоснулся к ее губам пьянящим поцелуем…

Но Лили понимала, что обманывает саму себя, потому что на самом деле она хотела больше – неизмеримо больше.

Вечером Лили никак не могла заснуть. Труда уже давно ушла от нее, но сон не приходил. Встав с кровати, молодая женщина подошла к окну спальни и выглянула на улицу. Тонкий серп луны, окруженный мириадами звезд, освещал бескрайние поля Хокхилла. Однако мысли Лили были связаны не с имением, а с его владельцем.

Задумчиво разглядывая ночное небо, она вдруг услышала уверенные шаги Хокхерста, направлявшегося по коридору к своей спальне.

Шаги замерли у двери ее комнаты.

Лили затаила дыхание, переполненная надеждой. Если Деймон сейчас возжелает ее, она не станет, не сможет ему отказать. Она слишком сильно его любит.

Прошла минута, другая, затем снова послышались шаги Хокхерста, удалявшегося в свою спальню, расположенную в глубине коридора.

Он к ней не придет.

«Клянусь, я не потребую ничего взамен»,– сказал он тогда в убогой сырой таверне. Деймон никогда не нарушит своего слова.

Лили печально улыбнулась. Тогда она ему не поверила, но ее переполняла тревога за сестру, и поэтому она не могла отказаться от его великодушного приглашения. Теперь Лили понимала, что Деймон никогда не отступится от своего слова, как бы ему того ни хотелось. И если им суждено снова познать волшебное единение любви, первый шаг должна сделать она.

Но хочет ли она этого?

Лили тяжело вздохнула. Перед ней стоит непростой выбор, ведь она любит Деймона всем сердцем, а он не верит в любовь.

Но как можно его винить за то, что он относится с подозрением ко всем женщинам? Мать его не любила, мачеха ненавидела. Впоследствии Деймон стал жертвой корыстных женщин, стремившихся завладеть им из-за его титула, состояния, известности, которую могла принести связь с ним.

Лили хотела раскрыть перед ним радости любви, так же как он в ту ночь в Бате раскрыл перед ней прелести страсти.

Но даже если она в этом преуспеет и Деймон ее полюбит, он все равно не сможет предложить ей ничего, кроме недолгой связи. Графу Хокхерсту позволительно наслаждаться многочисленными мимолетными знакомствами с актрисами, но он не может жениться ни на одной из них. Титул и положение в обществе не позволят ему связать свою жизнь с женщиной, стоящей настолько ниже его на общественной лестнице.

Не знавшая любви мать накрепко внушила ему ответственность и обязанности, неразрывно связанные с его титулом. Лили не сомневалась, что одной из этих обязанностей был брак с дамой благородного происхождения, достойной родить графу Хокхерсту наследника.

Даже если Деймон решит бросить вызов условностям, женившись на актрисе, свет подвергнет гонению его и скорее всего его детей, а этого Лили не могла допустить.

Именно это произошло с ее родителями, выбравшими брак по любви наперекор своим родным. Лили помнила, как им было больно, особенно ее отцу, от которого отвернулись все друзья. Возможно, если бы не любовь и преданность друг другу, ее родителям не удалось бы перенести все тяготы изгнания из света.

Лили слишком любила Деймона, чтобы позволить ему стать из-за нее изгоем. Если бы он не был графом, возможно, все было бы по-другому. Но его титул – непреодолимая преграда к их счастью.

Так что же ей делать? Осторожная, трезвомыслящая сторона натуры Лили предостерегала, что она совершает глупость, следуя зову любви, которая может принести ей одни несчастья.

Однако ее сердце требовало дать Хокхерсту хотя бы раз в жизни почувствовать всю силу истинной любви, когда женщина любит его самого, таким, какой он есть, не требуя ничего взамен.

Впереди у них лишь несколько коротких недель, после чего начнется ее сезон в «Ковент-Гарден», но Лили намеревалась использовать их сполна. При расставании она ничего не попросит у Деймона и ничего от него не примет.

До тех пор, пока она не полюбила Хокхерста, Лили презирала тех глупых женщин, что согласились на положение любовницы, ибо в этом случае они оказывались лишены даже той слабой защиты, которой пользовались законные супруги. Но теперь она понимала, почему женщина бывает согласна на меньшее, чем брак с любимым мужчиной. Если любовь так сильна, как ее чувство к Деймону, а замужество невозможно, что еще остается?

У Хокхерста в отличие от Эдварда нет жены, которой эта связь причинила бы боль. Нет, страдать придется одной Лили.

Накинув на плечи поверх ночной рубашки шелковую накидку, молодая женщина подошла к двери и прислушалась.

Ей пришлось ждать долго. Наконец послышались шаги лакея, вышедшего из спальни Хокхерста. После того как они затихли вдали, в доме наступила полная тишина, лишь из открытого окна доносилось пение ночной птички. Но Лили продолжала ждать, желая удостовериться в том, что все в доме уснули.

Наконец, запахнув накидку, она осторожно приоткрыла дверь и выглянула в коридор. В бронзовых канделябрах горело лишь две свечи, но их света хватило, чтобы убедиться, что в коридоре никого нет.

Спальня Деймона находилась в самом конце. От комнаты Лили ее отделяла лишь одна дверь.

Но внезапно Лили показалось, что до нее бесконечно далеко. А что, если кто-нибудь выйдет в коридор? От одной только мысли, что ее могут увидеть родные Деймона, у нее загорелись щеки.

И все же основной причиной ее нерешительности была мысль о том, как отнесется к ее появлению Деймон. Прежде Лили никогда сама не искала внимания мужчины и теперь была смущена и колебалась.

Что она скажет Деймону? Вдруг он ее отвергнет?

Поняв, что если она задержится еще на мгновение, то уже не решится на это никогда, Лили скинула домашние туфли и, легко ступая, пробежала босиком отделяющее ее расстояние до двери Деймона и осторожно постучала.

После мучительных мгновений ожидания, когда Лили уже была близка к тому, чтобы малодушно спастись бегством, дверь открылась.

Черные глаза Деймона широко раскрылись от изумления, когда он увидел, кто перед ним, и остатки мужества покинули Лили.

Она повернулась, готовая бежать назад, но Деймон опередил ее. Схватив за руки, он втянул ее к себе в комнату и быстро закрыл дверь.

Лили почувствовала, что до конца жизни будет помнить его взгляд, рассеявший все ее сомнения.

И ей больше не надо было беспокоиться по поводу того, что она скажет Деймону, ибо он не дал ей возможности вымолвить ни слова.

Вместо этого он сразу же приник к ее губам жарким долгим поцелуем, полным изголодавшейся страсти, и Лили мгновенно растаяла в его объятиях. Погрузив руки в густые черные волосы Деймона, она ответила ему с жаром, не уступающим его собственному.

Когда наконец он на мгновение отпустил ее, от его улыбки у Лили перехватило дыхание.

– Ты себе представить не можешь, как я ждал, что ты придешь ко мне… – с трудом выравнивая дыхание, произнес он. – Наверное, я сошел бы с ума – так сильно я тебя хотел.

Деймон приподнял прядь распущенных волос, окутывающих ее плечи, и в его черных глазах вспыхнуло восхищение.

– Как они прекрасны, словно огненный водопад.

На нем было шелковое кимоно, перехваченное в талии широким поясом. Глубокий вырез открывал взору Лили чарующую картину вьющихся на груди черных волосков.

Деймон опять жадно потянулся к ее губам, тем временем ловко расстегивая ее ночную рубашку.

Лили почувствовала, как в самых потаенных глубинах вспыхнул огонь страсти, а Деймон умело раздувал его пламя, проникнув рукой под накидку и чуть сжав нежный, упругий холмик ее груди.

Лили скользнула ладонью под шелк его халата и прикоснулась к могучему телу, наслаждаясь контрастом между жесткими волосками и теплом кожи. Застонав от наслаждения, Деймон принялся поспешно снимать с нее накидку.

Лили дрожащими пальцами, внезапно ставшими непослушными и неуклюжими, тщетно попыталась развязать пояс, стягивающий халат.

Между тем Деймон скинул с ее плеч накидку и рубашку, и нежный шелк с легким шелестом упал к ногам Лили.

Она осталась перед ним совсем обнаженная, и в его глазах вспыхнул безумный огонь. Под пристальным взглядом Деймона Лили смутилась и попыталась было прикрыться руками, но он, поймав ее запястья, положил их себе на грудь и притянул ее к себе. Сквозь тонкий шелк Лили почувствовала всю силу его желания.

Внезапно ей захотелось ощутить всем своим телом прикосновение к его горячей коже. Она чуть отстранилась от него, намереваясь снять с него халат.

Он неправильно истолковал это движение.

– Я тебя напугал? – В его голосе прозвучала бесконечная забота. – Мне не удалось скрыть силу своего влечения.

– Нет, просто я хочу, чтобы между нами ничего не было, – прошептала Лили, которой наконец удалось развязать пояс.

Деймон шумно втянул воздух.

– И я тоже, моя прекрасная Лили.

Скинув кимоно, он прижал ее к себе, скользя ладонями по ее волосам, по всему ее телу.

– Почему ты пришла ко мне? – Его теплое дыхание овеяло ее щеку. – Как бы сильно я тебя ни хотел, я не желаю, чтобы ты отдавалась мне из чувства признательности.

Лили чуть слышно засмеялась:

– Признательность тут ни при чем.

Она едва не назвала истинную причину: то, что она всем сердцем любит его.

Но Деймон не верит в любовь, и Лили боялась, что он откликнется на ее слова каким-нибудь язвительным замечанием.

Нет, она не может открыть ему свое сердце. Пока не может. Сначала она должна показать ему, что такое настоящая любовь, научить его любить и лишь потом говорить о своем чувстве, иначе она может потерять его навсегда.

– О, Деймон, неужели ты не видишь, что я хочу тебя так же сильно, как и ты меня? – улыбнувшись, прошептала Лили.

Деймон осторожно прикоснулся к ее дивным тайнам, и щедрый нектар, оросивший его пальцы, подтвердил ее слова. Осознание того, как страстно жаждет Лили его тела, разрушило остатки его самообладания. Прошептав ее имя, Деймон увлек молодую женщину в кровать.

Он хотел овладеть ею медленно, растягивая наслаждение, но желание Лили нисколько не уступало его страстному желанию. Деймон больше не мог ему противиться. В то же мгновение он проник в нее, и она с жаром раскрылась ему навстречу. Они двигались вместе, сливаясь воедино в бесконечном ритме любви. Влажное теплое лоно Лили так плотно обволакивало Деймона, что он не смог оттянуть свое удовлетворение.

Выпуская сдерживаемую столько времени страсть, он ощутил, как тело Лили, застыв на мгновение, содрогнулось в сладостных судорогах, бесконечно увеличивая его наслаждение.

И после того как сотрясающая их тела дрожь улеглась, Деймон не смог выпустить Лили из своих объятий. Она ласково погладила его по спине, и он почувствовал прилив томного удовольствия.

Внезапно ему в голову пришла странная мысль: вот где отныне его место – здесь, в объятиях Лили.

Однако через некоторое время Деймон все же перекатился на бок лицом к Лили. Она же, оторвав голову от подушки, с любопытством оглядела комнату, освещенную стоящим на ночном столике серебряным подсвечником. Деймон действовал так стремительно, что у нее не было возможности рассмотреть его спальню.

Обставлена она была, исходя из соображений практичности, а не изящества. От массивной кровати под балдахином и больших кресел с высокой спинкой до самой маленькой вещицы на письменном столе это была, несомненно, комната мужчины, не смягченная ни одним женским штрихом.

– Твоя спальня… не могу подобрать слова – мужественная, как ты сам, – прошептала Лили.

Она ласково провела ладонью по упругим мышцам его плеч, и у Хокхерста перехватило дыхание.

Обняв Лили, он прижался к ней всем телом, наслаждаясь прикосновением к ее шелковистой коже. Его губы дотронулись до ее виска.

– Я так счастлив, что ты пришла ко мне!

Лили заглянула ему в глаза.

– И я тоже.

От ее улыбки у него закружилась голова.

– Я постоянно мечтал о том, что мы с тобой снова окажемся вместе, – печально признался Деймон. – Я дал себе слово, что буду любить тебя очень медленно и нежно и тебе придется упрашивать меня. Но вот ты пришла, и я настолько обезумел, что не смог сдержаться. Извини, что набросился на тебя, словно дикарь.

– А мне, наоборот, это очень понравилось, – в зеленых глазах Лили вспыхнули хитрые огоньки. – Впрочем, ты еще можешь показать, чего я лишилась.

Деймон не мог устоять перед такой просьбой. Его губы, язык, руки побывали, казалось, всюду, наполнив тело Лили ищущей выхода пламенной жаждой.

– Пожалуйста, Ястреб, пожалуйста! – билась она в сладостной дрожи.

Наконец Деймон взял ее, и они пронеслись, слившись воедино, на волне страсти, поднимавшей их все выше и выше, а затем, обессиленные и оглушенные, застыли неподвижно, пытаясь отдышаться.

Придя в себя, Хокхерст удовлетворенно вздохнул. В любви Лили была такой же искренней и открытой, как и во всем остальном.

Да, его место – здесь, в ее объятиях.

До конца жизни.

Осознав, о чем он только что подумал, Деймон изумленно моргнул. Впервые в жизни он задумался над тем, что мужчина, предлагая женщине замужество, может преследовать иные цели, кроме соображений финансовых и династических выгод брачного союза.

Но он не может жениться на Лили.

Его долг перед длинной чередой титулованных предков состоит в том, что он должен жениться на женщине, равной ему по происхождению, которая однажды подарит ему наследника. И он не может пренебречь своим долгом. Но как же это несправедливо!

Эти мысли безнадежно омрачили еще мгновение назад безоблачное счастье Хокхерста. Тяжело вздохнув, он крепче прижал к себе заснувшую Лили.

Деймон лежал, обуреваемый самыми противоречивыми чувствами, прислушиваясь к глубокому ровному дыханию своей возлюбленной. Конечно, эту ночь Лили проведет здесь, но утром ей придется вернуться к себе в спальню, прежде чем кто-либо заметит ее отсутствие. И из соображений предосторожности он должен будет провести ее не через коридор, а через комнату, разделяющую их спальни.

Лили завоевала уважение и любовь слуг, и Деймон не хотел лишать ее этого уважения. Он не может дать ей свое имя, но по крайней мере не допустит, чтобы на ее репутацию упала хоть малейшая тень. Да, конечно, он будет оберегать Лили, насколько это в его силах, но, увы, это слишком мало по сравнению с тем, что ему хотелось бы ей дать.

Деймон заснул под самое утро, и снились ему отнюдь не радостные сны.

22

Облаченный в костюм для верховой езды, Деймон быстрым шагом шел по мраморной лестнице своего дома с улыбкой человека, вполне довольного жизнью.

А почему бы и нет, черт возьми! Вот уже целую неделю он просыпался каждое утро в объятиях Лили, и это самым благоприятным образом влияло на его настроение и самочувствие.

Прибывшая почта – с полдюжины писем – лежала на изящном инкрустированном столике красного дерева. Деймон принялся рассеянно перебирать конверты, и вдруг его приподнятое настроение мгновенно улетучилось. Последнее письмо было адресовано миссис Лили Калхейн, и отправлено оно было сэром Роджером Хилтоном.

Ревность острым кинжалом пронзила грудь Хокхерста. Он строго одернул себя, напомнив, что даже не знает содержания письма. Деймон направился было в обеденный зал, но загадочное послание лишило его аппетита, и он тотчас же вышел назад.

Лили все еще была у себя, и Хокхерст решил лично отнести ей письмо.

Он постучал, и, когда молодая женщина открыла дверь, с угрюмым видом протянул ей конверт.

– Это от «друга семьи», – сердито буркнул он.

Интересно, не этими ли словами Лили будет описывать его другому своему поклоннику?

Молодая женщина радостно выхватила у него письмо.

«Слишком уж радостно», – мрачно подумал Хокхерст. Войдя в комнату, он закрыл за собой дверь.

Сломав печать, Лили быстро пробежала глазами послание. Деймон отметил, что она прямо-таки просияла.

– И что на уме у Красавчика Роджера? – произнес он, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Лицо Лили излучало радость.

– Женитьба!

Такого ответа Деймон никак не ожидал. К тому же, черт побери, она без ума от счастья!

– О, Деймон, – с жаром воскликнула Лили, – он станет таким замечательным мужем! Я уверена в этом. Он очень добрый и сильный, и на него можно положиться. Его избранница станет самой счастливой женщиной на свете – ей достанется прекрасный супруг.

Хокхерст был просто потрясен. Вот как! Значит, Лили считает себя очень счастливой, раз ей удалось заманить в брачные сети такого мужчину! Что ж, Красавчик Роджер также будет, по-видимому, считать себя счастливым… если только доживет до свадьбы!

– Деймон, я твердо убеждена, что ты его тоже полюбишь, как только познакомишься с ним.

Ну, вот это уж вряд ли! Несколько оправившись от первого потрясения, Деймон ощутил прилив взрывоопасной смеси бешенства, ревности и изумления. Лили ведет себя так, будто надеется, что он даст ей свое благословение на брак с Роджером! Хокхерст всегда гордился выдержкой, но, когда ему приходилось иметь дело с Лили, он вспыхивал словно сухой хворост, мгновенно забывая про обыкновенно присущую ему рассудительность.

– Однако Красавчик Роджер всего-навсего баронет, – с презрением произнес он.

Лили встревоженно взглянула на него. Она ни на минуту не верила в абсурдные заявления Фебы о том, что Деймон не позволит ей выйти замуж меньше чем за маркиза, но сейчас у нее появились подозрения, что Феба, возможно, была права.

– Неужели титул настолько важен для тебя, что ты не сможешь по достоинству оценить благородного человека, даже если он «всего-навсего» баронет? – тихо промолвила Лили. – К тому же не следует забывать, что у него весьма приличное состояние и прекрасное родовое поместье. Он сможет позаботиться о своей жене. Ей не придется беспокоиться о будущем.

– А какое будущее ждет нас с тобой?

Этот вопрос был настолько далек от темы, которую они обсуждали, что Лили с досадой сказала:

– Не понимаю, почему ты спрашиваешь об этом. Давай взглянем правде в глаза и честно признаемся, что у нас нет будущего.

– Если только я не женюсь на тебе, не так ли?

Лили была ошеломлена этим неожиданным заявлением.

– Но о нашем браке не может быть и речи, Деймон. Мы оба это прекрасно понимаем. Граф не может жениться на актрисе, – воскликнула она. – Я не прошу и не жду этого.

Деймон нахмурился:

– Тогда что же нам остается?

– То же, что происходит сейчас. А разве есть какой-то другой выход?

Лили говорила так искренне, что Хокхерст не мог ей не верить. Она действительно очень переживает по поводу безвыходного положения, в котором они очутились. Внезапно ему стало стыдно. Раз сам он не может предложить Лили выйти за него замуж, какое право он имеет требовать, чтобы она отказалась от брака с достойным человеком, если она этого хочет? И все же при одной мысли об этом Деймон в ярости заскрежетал зубами.

– А что думает сэр Роджер о наших с тобой отношениях? – процедил он сквозь стиснутые зубы.

– Его это никак не касается.

– Неужели! Твоего будущего супруга не касаются твои отношения с любовником? Ты сошла с ума?

Только теперь до Лили дошло, насколько сильно заблуждался Деймон относительно ее отношений с Роджером.

– Нет, это ты сошел с ума! Роджер не имеет ни малейшего желания жениться на мне!

Хокхерст нахмурился:

– Но…

– О, Деймон, какая же я глупая, – оборвала его Лили. – Я с таким жаром стремилась заверить тебя, каким великолепным мужем будет Роджер, что забыла упомянуть о том, что он собирается жениться на Фебе.

– На Фебе? – ошеломленно переспросил он. – Почему?

– Слушай, Деймон, – в отчаянии воскликнула она. – Я понимаю, Феба не в твоем вкусе, но поверь мне, она – очень милое создание.

– Да, красивая куколка – скучная, вечно плачущая и глупая, – весело блеснув глазами, заметил Деймон.

От несказанного облегчения у него закружилась голова. Ему было все равно, на ком собирается жениться этот сэр Роджер – черт его побери, если только не на Лили.

– Помнишь, я говорила тебе в Бате, что у сэра Роджера слабость к беспомощным, слабым женщинам? – улыбнулась Лили.

– Как и у моего отца.

– Судя по тому, что мне известно о твоем отце, Роджер на голову его выше, – возразила она. – Извини, я не хотела тебя обидеть, но, надеюсь, ты сам убедишься, что Роджер – совершенно другой человек. По-моему, это именно тот муж, какой нужен Фебе, и она от него без ума.

– Вот как? – удивленно спросил Хокхерст. – А ну-ка признавайся, моя милая, как она познакомилась с этим «всего-навсего» баронетом? Кажется, мы решили заняться сватовством?

– Ну… да, – призналась Лили, заливаясь краской, – но ты сам навел меня на эту мысль. Вспомни, увидев нас, ты сказал, что хорошо бы представить его Фебе.

– И ты поймала меня на слове.

– Хотя ты против того, чтобы твоя мачеха вышла замуж «всего-навсего» за баронета, сэр Роджер…

– Почему ты думаешь, что я буду возражать против ее брака с достойным человеком, который способен сделать ее счастливой?

– Ну как же, ты ведь сказал, что не позволишь ей выйти замуж меньше, чем за маркиза.

– Ничего подобного я не говорил! Ей не с титулом жить – с человеком!

Лили понимающе кивнула, но тут вспомнила о том, что ей рассказала мачеха Деймона.

– Это так, но разве ты не отказал нескольким претендентам на руку Фебы?

– Отказал, но лишь потому, что она испытывала к ним очевидную неприязнь. Я сомневался только в отношении лорда Рейенса. Но я спросил у Фебы, хочет ли она выйти за него замуж, и она твердо заявила, что не хочет. Именно поэтому я и отказал ему – а вовсе не потому, что он был недостаточно знатен.

– Но со слов ее матери, ты говорил, что не позволишь…

– А, так вот в чем дело! Кажется, тайна раскрылась. Я же говорил тебе, что леди Эффингтон была полна решимости выдать свою дочь во второй раз еще удачнее, чем в первый. Она положила глаз на престарелого маркиза Лейшмора, любителя молоденьких девушек, еще более дряхлого, чем мой отец, и уже впавшего в старческое слабоумие, но баснословно богатого. Бедняжке Фебе он внушал еще больший ужас, чем мой отец, и я без лишнего шума положил конец его ухаживаниям. – Деймон хитро усмехнулся. – К счастью, ее мамочка так и не узнала о моей роли в этом деле.

– Ты правда не имеешь ничего против сэра Роджера?

– Не могу ничего сказать твердо до тех пор, пока не познакомлюсь с ним. Но вот что мне непонятно: если он хочет жениться на Фебе, то почему сам не обратился ко мне?

– Твоя мачеха убеждена, что ты никогда не дашь согласия на этот брак.

– В любом случае, какое это имеет значение? Она уже совершеннолетняя, и я не имею над ней никакой власти.

– Но Феба и Роджер уверены в обратном. Ее мать утверждала, что по условиям брачного договора с твоим отцом для того, чтобы Феба снова вышла замуж, требуется твое согласие. В своем письме Роджер называет это требование варварским.

– Таким оно и было бы, если бы это соответствовало действительности. Я напишу сэру Роджеру и приглашу его к себе в гости.

Лили счастливо улыбнулась.

– Феба убеждена, что ты ни за что не позволишь ей выйти за него замуж. Вот почему она постоянно в слезах с тех пор, как вернулась из Бата. Она будет вне себя от радости.

– На тот крайне маловероятный случай, что Красавчик Роджер мне не приглянется, я бы хотел ничего ей не говорить до того, как познакомлюсь с ним.

Озабоченно нахмурившись, Лили все же согласилась.

Хокхерст нежно провел по ее щеке кончиками пальцев.

– Не печалься раньше времени. Если Красавчик Роджер действительно таков, каким ты его описала, я буду только рад передать ему ответственность за Фебу. Бедный ребенок заслужил право на счастье. С моим отцом она его не знала.

Лили признательно пожала ему руку.

– Феба в тебе сильно ошибалась. – Она хитро взглянула на него: – А ты снова ошибся во мне. Ну как ты мог подумать, что я хочу выйти замуж за Роджера?

– О, я не думал, что ты хочешь выйти за него замуж.

Она озадаченно нахмурилась:

– Не понимаю.

– Я решил, что ты пытаешься заставить меня жениться на тебе, угрожая в противном случае выйти замуж за сэра Роджера.

Ее зеленые глаза вспыхнули огнем.

– Как ты мог такое обо мне подумать?

– Потому что ты сводишь меня с ума, – вздохнул Деймон, – и я уже потерял способность трезво рассуждать. Я твердо знаю только одно – я не могу расстаться с тобой.

А после этого он сделал самое разумное, что только мог придумать: поцеловал Лили, разом останавливая все дальнейшие упреки с ее стороны.

Сэр Роджер Хилтон, вызванный письмом Деймона, прибыл в Хокхилл через пять дней. По счастливой случайности, Феба отправилась вместе с Кассандрой и Эми в гости всего за несколько минут до его приезда.

Мужчины заперлись в библиотеке, а Лили стала ждать наверху у Сары.

Молодая женщина обрадовалась тому, что Фебы нет дома. Зная, что Деймон и Роджер встретились, она наверняка впала бы в истерику.

По мере того как день близился к вечеру, Лили начинала все больше опасаться, что мужчины не поладили друг с другом и Деймон не даст согласия на брак. В таком случае будет лучше, если Роджер успеет уехать до возвращения Фебы.

Наконец по прошествии двух часов Деймон постучал в комнату Сары. Увидев встревоженное лицо Лили, он рассмеялся:

– Не беспокойтесь. Красавчик Роджер пришелся мне по душе, и я не возражаю против этого союза. Окончательное решение остается за Фебой. Я спрошу ее, как только она вернется.

– А где сэр Роджер?

– Переодевается, чтобы предстать перед своей избранницей во всей красе. Пойдемте со мной.

Не успели они спуститься вниз, как вернулась леди Хокхерст с падчерицами.

– Феба, прошу тебя пройти ко мне в библиотеку, – обратился к ней Деймон. – И вас также, Лили, поскольку отчасти это ваших рук дело.

Феба покорно проследовала в библиотеку. На лице ее был написан безотчетный ужас, в глазах стояли слезы.

– Феба, – начал Деймон, – ко мне обратились с просьбой твоей руки, и ты должна ответить, согласна ли ты.

Сникнув, Феба начала всхлипывать, прикладывая к глазам кружевной платочек.

– Это… лорд… Лейшмор?..

– Сохрани нас господь, нет, – ответил Деймон. – Еще несколько месяцев назад я решительно ему отказал. Я знал, что ты не хочешь выходить за него.

Феба была настолько удивлена, что, забыв про слезы, подняла голову.

– Ты… правда?.. – выдавила она. – Но мама говорила…

– Она ошибалась, – быстро остановил он ее. – Сейчас я хочу узнать, Феба, согласна ли ты принять предложение сэра Роджера Хилтона.

Феба раскрыла рот от удивления.

– Но ведь ты не допустишь…

– Феба, решение принимать тебе, а не мне. Я буду очень рад твоему браку, но только в том случае, если ты этого хочешь.

Лицо Фебы напомнило Лили солнце, выходящее из-за черных грозовых туч.

– О да, хочу, больше всего на свете! Как ты мог в этом сомневаться?

– Ты должна простить мне эту достойную сожаления тупость, – ухмыльнулся Деймон, – и позволь мне первому пожелать тебе счастья!

– Спасибо! – воскликнула сияющая от счастья Феба, бросаясь ему на шею. – О, спасибо, спасибо!

Она стремительно выбежала из комнаты, едва касаясь пола. Лили поспешила за ней.

В коридоре их ждала Кассандра.

– Что нужно Хокхерсту от…

Конец ее брюзжания потонул в радостном восклицании, которое издала Феба, увидев появившегося на лестнице сэра Роджера.

Тот сбежал вниз, перепрыгивая через две ступеньки.

– Радость моя, ты согласна?

– О да, да! – воскликнула Феба.

Сэр Роджер раскрыл свои объятия, и она прильнула к нему.

– Феба, ты дура! – проскрежетала Кассандра. – Хокхерст ни за что на свете не даст согласия на этот брак.

– Напротив, – сказал ее брат, появившийся в дверях библиотеки, – я только что благословил ее.

Взбешенная Кассандра стремительно обернулась к нему.

– Хокхерст, как ты мог? Как ты мог позволить ей выйти за него замуж?

Четыре пары изумленных глаз уставились на нее.

– Ты ведь делаешь это специально для того, чтобы мне досадить, не так ли, низкий подлый человек? – пронзительно выкрикнула Кассандра, обращаясь к брату.

– Разумеется, какие же еще у меня могут быть причины? – язвительно ответил тот.

– Мало того, что ты ограбил меня, отняв мое наследство, – взвизгнула она. – Мало того, что ты прогнал достойнейшего человека, который меня боготворил и хотел на мне жениться, но теперь ты еще сделал это!

Развернувшись, Кассандра, оттолкнув Фебу и Роджера, взбежала вверх по лестнице. Хокхерст мрачно удалился в библиотеку, хлопнув дверью.

– Эта женщина сошла с ума, – пробормотал Роджер, снова поворачиваясь к Фебе.

Лили была склонна с ним согласиться.

К ней подошла миссис Несмит, появившаяся в коридоре как раз во время гневной тирады Кассандры.

– Что здесь происходит? Кто этот мужчина, что стоит рядом с леди Хокхерст?

– Это тот, кого она любит. Лорд Хокхерст дал свое согласие на их брак, но леди Кассандра почему-то решила, что он сделал это просто ей назло. Она также обвинила лорда Хокхерста в том, что тот отнял у нее наследство.

– Никакого наследства на самом деле и не было. Отец отказал ей в завещании – хотя после него мало что осталось. Состояние молодого хозяина досталось ему от деда со стороны его матери, а не от его собственного отца.

– А почему старый граф лишил леди Кассандру наследства?

– Точно не знаю, но, по-моему, она слишком напоминала свою мамашу, которая причинила старому графу столько горя. Они с леди Оливией фактически разошлись. Леди Кассандра последние годы жила с матерью, и старый граф не позволял девочке приезжать сюда. После смерти Оливии он посылал деньги ее сестре, жившей в Ланкашире, чтобы та воспитывала девочку. Леди Кассандра ненавидела свою тетку, но та была готова терпеть ее несносный характер, пока ей платили. После смерти старого графа леди Кассандра упросила молодого хозяина позволить ей вернуться в Хокхилл. Тот переговорил с леди Эффингтон, и она согласилась взять к себе Фебу и леди Кассандру с леди Эми.

– Мне кажется, леди Кассандра должна быть признательна лорду Хокхерсту.

– Да, должна, – сердито ответила домоправительница. – Если бы не молодой хозяин, ей, вместо того чтобы выезжать в Лондоне в свет, пришлось бы искать место гувернантки или компаньонки. Но, как видите, ей это даже в голову не приходит.

Как только все домочадцы улеглись спать, Хокхерст пришел к Лили. Она сидела перед зеркалом, расчесывая волосы.

– Ну что, моя прекрасная сваха, – улыбнулся он, нежно целуя ее, – ты должна гордиться своими успехами. По-моему, Феба и Роджер великолепно подходят друг другу. За ужином я с трудом узнал свою мачеху.

– Это потому, что ты никогда прежде не видел ее счастливой.

Лили еще раз провела гребнем по волосам, и они, взметнувшись огненно-золотистым дождем, упали ей на плечи. Деймон погрузил в них руки, и молодая женщина откинулась назад, прижимаясь к нему.

– Мне очень нравится, когда у тебя волосы распущены, – пробормотал он, и в его черных глазах блеснули задорные искорки. – Теперь, когда ты избавила меня от Фебы, возможно, ты избавишь меня и от Кассандры?

– Это гораздо более сложная задача. Кассандра – в высшей степени неприятная девушка. Должна признаться, я рада, что она сегодня отказалась спуститься к ужину. Скажи, ты действительно отказал человеку, любившему ее?

Руки Деймона застыли в ее волосах.

– Нет, это утверждение ложно сразу по двум причинам: я не отказывал Вернону Манчестеру, и он не любил Кассандру.

Услышав это имя, Лили ахнула. Даже ей доводилось слышать про Вернона Манчестера.

– Но это же пользующийся самой дурной славой лондонский охотник за приданым, а у Кассандры, насколько я понимаю, ничего нет.

– Верно. – Деймон рассеянно накрутил на палец прядь золотистых волос Лили. – У нее нет абсолютно ничего. Отец лишил ее наследства, но Манчестер не подозревал об этом до тех пор, пока не пришел ко мне, намереваясь выведать размеры состояния Кассандры. Боюсь, она сама виновата в том, что поддерживала его заблуждение.

– Какая глупость! – воскликнула Лили.

– Узнав правду, Манчестер даже не стал заводить речи о женитьбе, чему я был очень рад. Как ни хочется мне избавиться от Кассандры, я не мог позволить ей выйти замуж за такого негодяя.

– Я слышала, он женился в прошлом году.

– Да, на милой невинной девочке, чье приданое удовлетворило его ожидания. Манчестер выгнал ее в деревню, а сам живет в лондонском особняке со своей любовницей, весьма дорогой райской птичкой. – Деймон криво усмехнулся. – Встречая мерзавцев, подобных Манчестеру, я понимаю твое нежелание давать мужчине власть над собой.

Он ласково провел рукой по ее волосам.

Лили улыбнулась:

– Но ведь Кассандра должна понимать…

– Нет, – печально произнес Деймон, – она убедила себя, что Манчестер женился на той девочке лишь потому, что был расстроен до глубины души моим отказом. А если бы я дал согласие на его брак с Кассандрой, они зажили бы счастливо.

Только хорошо узнав сестру Хокхерста, Лили могла поверить, что можно так обманывать себя; ей не приходилось раньше встречать человека, столь решительно настроенного видеть и слышать лишь то, что ему хочется.

– А почему Кассандра обвиняет тебя в том, что ты украл у нее наследство, раз отец сам отказал ей в завещании?

Уронив руки, Деймон вздохнул:

– Кассандра убеждена, что именно я убедил его так поступить, но это неправда. Кроме того, отец многие годы жил не по средствам, так что он в любом случае смог бы оставить ей очень немного.

– Тогда почему же он все-таки лишил ее наследства?

Он пожал плечами:

– Полагаю, отчасти потому, что Кассандра слишком напоминала ему свою мать, а отчасти желая искупить свою вину передо мной.

– Без приданого девушке весьма сомнительной привлекательности, как Кассандра, будет нелегко найти мужа, – заметила Лили.

– Если достойный человек сделает моей сестре предложение, я позабочусь о приданом, но пока желающих не находилось.

Лили ласково погладила его по щеке.

– Представляю, сколько она тебе доставляет мучений.

– Ты права, – подтвердил Деймон. – Если бы только она не напоминала так свою мать! Иногда я готов поклясться, что слышу, как устами Кассандры говорит Оливия.

Его глаза вспыхнули ненавистью, и Лили спросила:

– Расскажи, какой была Оливия.

Деймон мрачно сдвинул густые брови:

– Это был дьявол в женском обличье. Хитрая, расчетливая, коварная. Моя мать всегда упрекала отца за промахи, Оливия же старательно поддерживала иллюзию, что он превосходит ее во всех отношениях. Она убедила его жениться на ней меньше чем через неделю после смерти моей матери.

– Я слышала, она заставила твоего отца отправить тебя к деду.

– Да. – При воспоминании об этом Деймон стиснул зубы. – Это был для меня страшный удар: я понял, что не нужен собственному отцу!

Сердце Лили наполнилось болью за маленького Деймона, одинокого ребенка, не знавшего любви, а затем ставшего жертвой жестокой коварной женщины. Желая утешить его, она прижала к своей щеке его руку.

Деймон грустно улыбнулся:

– На самом деле Оливия оказала мне огромную услугу. В то время как мой отец никогда не проявлял ко мне ни малейшего интереса, дед во мне души не чаял, и я тоже обожал его. Годы, проведенные с ним, были самыми счастливыми в моей жизни.

– Ты говорил, некоторое время отец тебя ненавидел. Ты имел в виду именно это?

Лили почувствовала, как он напрягся, услышав ее вопрос, и высвободил свою руку.

– Нет, – с тяжелым вздохом произнес он, – это произошло позже, когда мне исполнился двадцать один год, хотя и к этому тоже приложила руку Оливия.

– Что она сделала? – спросила Лили.

В прошлый раз Деймон не захотел говорить об этом, и сначала ей показалось, что так будет и сейчас.

Однако он процедил сквозь стиснутые зубы:

– Она сказала отцу, что я пытался ее изнасиловать.

– Боже мой! – воскликнула пораженная Лили. – Какое коварство!

– Самое ужасное то, что отец ей поверил.

– Как он мог?

– Ты даже не хочешь спросить, правда ли это?

– Зачем? – воскликнула Лили, обернувшись и обнимая его за шею. – Я тебя знаю.

Ее словам удалось несколько рассеять грозовые тучи, затянувшие его лицо.

– Спасибо.

– Но что случилось на самом деле?

– После смерти моего деда Оливия сама попыталась соблазнить меня. Ее внезапно пробудившийся ко мне интерес странным образом совпал с тем, что я унаследовал от дедушки огромное состояние. – В его горьких словах было столько цинизма, что Лили вздрогнула. – Я выгнал ее из своего дома.

– А она в отместку сказала твоему отцу, что ты покушался на ее честь.

Обняв Лили, Деймон прижался щекой к ее волосам.

– Возможно, отчасти Оливия думала об отмщении, но подозреваю, что она просто боялась, как бы я не рассказал обо всем отцу. Я ни за что бы не сделал это. Я не видел причин причинять ему напрасную боль. Но Оливия судила по себе. Она не сомневалась, что, если опередит меня, отец скорее всего поверит ей, а не мне. И оказалась права.

Потрясенная этим рассказом, Лили ощутила приступ тошноты. Неудивительно, что Деймон относится к женщинам с таким презрением и с трудом верит им. Скорее стоило удивляться, как он вообще может проявлять такое терпение к дочерям Оливии.

Деймон поднял лицо, и Лили заглянула в его наполненные мукой глаза, черные, словно грозовое небо.

– Прошло много времени, прежде чем отец узнал правду. – У него на щеке задергалась жилка, свидетельствуя о сдерживаемом гневе. – К тому времени у Оливии перебывало столько любовников, что он уже не мог лгать самому себе, он наконец понял, что она собой представляет. К тому же Оливия не знала, что в тот вечер, когда она пришла ко мне, чтобы меня соблазнить, в моем доме находился Уэймор. Он все слышал. И когда Уэймор пришел к выводу, что мой отец готов выслушать правду, он пошел к нему и все рассказал.

– И твой отец ему поверил?

– Да, после этого он запретил Оливии показываться ему на глаза. – Деймон с отвращением поморщился. – Мне тошно о ней говорить.

Он нежно обхватил ладонями лицо Лили.

– И вообще, моя дорогая, я больше не хочу говорить. Я просто изнемогаю от желания перейти к более приятному делу.

– И я тоже, – призналась Лили, распуская завязки на своей рубашке.

23

На следующий день Эми упросила Лили поговорить с Кассандрой.

– Она все больше и больше распаляется и говорит про Ястреба такие ужасные вещи, что я уже не в силах это терпеть. Быть может, вам удастся урезонить ее.

Лили предпочла бы этого не делать, но она очень хорошо относилась к Эми и не могла ей отказать.

Молодая женщина поднялась к Кассандре. После первых же слов она поняла, что сестра Хокхерста по-прежнему цепляется за абсурдную мысль, что Деймон согласился на брак Фебы с сэром Роджером только для того, чтобы не позволить Кассандре в следующем сезоне появиться в лондонском свете.

– Он готов пойти на все, лишь бы помешать мне выйти замуж, – жаловалась она сварливым тоном, вызывающим у Лили неизменное раздражение.

– Но зачем ему это?

– Потому что Хокхерст меня ненавидит! Он хочет лишить меня того, чего мне хочется больше всего на свете: мужа и семьи. Мама предостерегала меня, что Хокхерст может пойти на такую низость. Это он настроил папу против нее и меня. – Кассандра сердито вскинула острый подбородок. – Хокхерст наговорил папе столько лжи про маму, что тот прогнал нас прочь и не позволил мне вернуться после того, как мама умерла.

Лили было прекрасно известно, что все произошло как раз наоборот: это мать Кассандры беззастенчиво лгала, настраивая отца против сына. Но, к несчастью, леди Оливия успела отравить ложью и свою дочь.

Кассандра рухнула на обитый желтым дамастом диван, и Лили подсела к ней.

– Хокхерст отнял у меня мою часть наследства, – хныкала Кассандра. – Поверив его ядовитой клевете, папа не оставил мне абсолютно ничего.

Лили пришла в ярость, слушая, как девушка, которой следует быть благодарной Деймону за все, что он для нее делает, осыпает его такими несправедливыми упреками. Но все же ей удалось сохранить видимость спокойствия.

– Почему вы считаете, что лорд Хокхерст повинен в этом?

– Мама мне все рассказала. Перед смертью она мне сказала, что Хокхерст желает погубить меня – так же, как он погубил ее.

Лили, взглянув на дорогую шелковую накидку Кассандры и богатую изысканную обстановку ее комнаты, заметила:

– Едва ли можно сказать, что вы испытываете нужду и лишения. Для человека, ничем вам не обязанного, ваш брат ведет себя весьма великодушно.

– Это самое малое, что он может для меня сделать, – фыркнула Кассандра.

Неужели этой девчонке неведомо чувство признательности?

– Я знаю, что он только и думает, как бы от меня избавиться.

– А как его можно в этом винить, – язвительно ответила Лили, – учитывая то, как вы к нему относитесь?

Она решила выдать неблагодарной склочнице хорошую порцию горькой правды, которую та давно заслужила.

– Кроме того, леди Кассандра, вы противоречите сами себе. Сначала вы обвиняете своего брата в том, что он вознамерился оставить вас старой девой, затем утверждаете, что он только и думает, как бы от вас избавиться. Но ведь самый простой способ для этого – выдать вас замуж. Одно с другим никак не вяжется. Итак, чего же хочет лорд Хокхерст?

Судя по ошеломленному лицу девушки, она сама никогда не задумывалась о том, насколько непоследовательны ее обвинения.

– Леди Кассандра, вам пора честно взглянуть на свое положение. Отец ничего вам не оставил. И он не просил своего сына о вас заботиться. Если бы не доброта вашего брата, вам пришлось бы самой зарабатывать на жизнь, а это ой как несладко!

Кассандра посмотрела на Лили так, будто перед ней была свернувшаяся кольцами ядовитая змея.

– А правда такова: вы полностью зависите от своего брата, а он вам ничем не обязан. И знаете что – учитывая то, как вы себя с ним ведете, лорд Хокхерст имеет все основания завтра же выставить вас за дверь.

Напускная храбрость оставила Кассандру, и она залилась слезами. Впервые за многие годы искренними. Когда девушка несколько успокоилась, Лили осторожными терпеливыми расспросами выведала у нее истиное положение вещей.

Больше всего на свете Кассандра боялась остаться в старых девах, и начинающийся лондонский сезон она считала своей последней возможностью найти мужа. Теперь, когда ей уже нельзя было рассчитывать на покровительство Фебы, девушка была уверена, что брат не позволит ей появиться в свете.

А то, что она до сих пор не вышла замуж, по ее убеждению, было исключительно виной Хокхерста. Во всех своих бедах Кассандра предпочитала винить брата, закрывая глаза на собственные недостатки. В то же время Лили удалось выяснить, что причины несчастья Кассандры кроятся гораздо глубже, и дело было не только в переживаниях некрасивой девушки, мечтающей о муже и семье. Ее не покидал пустивший глубокие корни страх, что Хокхерст отошлет ее назад к суровой тетке. В то же время казалось, что своим поведением Кассандра изо всех сил добивается именно того, чего больше всего боится.

– Вы себе не представляете, как это ужасно во всем зависеть от человека, который тебя ненавидит! – ныла она.

– Помните тот день, когда конь лорда Уэймора встал на дыбы? Мне довелось быть свидетелем, как лорд Хокхерст спас вас, рискуя своей жизнью, – напомнила Лили. – Так ли поступил бы человек, который вас ненавидит?

Этот вопрос поставил Кассандру в тупик.

– Ну? – настаивала Лили.

Кассандра, вместо того чтобы ответить ей, сама перешла в наступление.

– А чем, кроме ненависти, объяснить то, что Хокхерст не позволил мне выйти замуж за Вернона Манчестера? – с вызовом бросила она.

– За Вернона Манчестера! Вы действительно собирались выйти замуж за Вернона Манчестера? – с театральным ужасом воскликнула Лили. – Я просто потрясена! Разве вы не знаете, что это самый гнусный охотник за приданым во всем королевстве? Ваш брат поступил бы крайне неразумно, допустив подобный союз. Впрочем, сомневаюсь, что Манчестер продолжил бы ухаживать за вами, узнав, что вы не имеете ни гроша.

Выражение лица Кассандры дало понять Лили, что в глубине души девушка подозревала это.

Но все же Кассандра не хотела сдаваться.

– Хокхерст меня ненавидит, – упрямо заявила она. – У меня глаза не просыхают от слез, а он не обращает на меня никакого внимания.

– А с какой стати, если он прекрасно понимает, что вы просто пытаетесь чего-то от него добиться?

– Мама говорила, слезы – самое действенное оружие женщины против мужчины. Ее они никогда не подводили.

– Да? – не удержалась Лили. – Они действовали так великолепно, что в итоге ваш отец не пожелал иметь никаких дел с ней – и с вами.

Девушка изумленно уставилась на нее. Очевидно, такая мысль еще ни разу не приходила ей в голову.

– Леди Кассандра, ваш брат – человек неглупый, и слезы не оказывают на него никакого действия.

– Тогда каким же оружием с ним бороться?

– А вам нужно с ним бороться? – возразила Лили. – Мама говорила, каждая женщина должна…

Вдруг Кассандра осеклась. Лили с удовлетворением отметила, что отныне она не будет принимать слова матери как святое писание.

– Вместо того чтобы искать оружие, чтобы бороться с лордом Хокхерстом, вам лучше следовало бы попробовать обходиться с ним вежливо и учтиво. Уверяю вас, умные женщины таким образом добиваются гораздо большего, чем слезами.

Лили встала, собираясь идти. Пищи для размышлений, которую она дала Кассандре, хватит той на целый день.

В дверях она задержалась, чтобы дать последний совет.

– И также попробуйте по достоинству оценить все, что делает для вас лорд Хокхерст. Тогда к вам станут лучше относиться все – включая вашего брата.

Кассандра вышла из своей комнаты лишь на следующий вечер к ужину. Когда она спустилась в обеденный зал, ее глаза распухли и покраснели от слез. Она была настолько подавлена и вежлива по отношению к Деймону, что тот справился о ее здоровье.

Лили не стала рассказывать Деймону о разговоре с Кассандрой, опасаясь, что на девушку он не произведет никакого впечатления, но теперь у нее блеснула надежда, что ее труды не пропали даром.

Выходя из обеденного зала, Кассандра тихо произнесла, обращаясь к Деймону:

– Я… прости, что все это время я так вела себя. Впредь такого больше не повторится.

Брат понял и оценил, чего ей стоили эти слова.

– Буду очень рад, – сказал он, успокаивая ее приветливой улыбкой. – Поверь, я никогда не желал тебе зла.

И Кассандра, похоже, наконец поверила в это.

Хокхерст проснулся от чувства непонятного беспокойства. Ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, в чем дело. Он заснул, сжимая Лили в своих объятиях, но теперь ее не было рядом с ним. Еще лежа с закрытыми глазами, он вспомнил тот ужасный день в Бате, с которого началась их мучительно долгая разлука.

Деймон открыл глаза. В бледно-серых предрассветных сумерках он с облегчением увидел, что Лили просто перекатилась на другой край кровати. Набрав полную грудь воздуха, Деймон медленно выпустил его, изгоняя панику, ледяной рукой стиснувшую его сердце при мысли о том, что Лили могла вновь исчезнуть из его жизни.

Она лежала на боку спиной к нему, и он крепко обвил ее руками. Пробормотав что-то во сне, Лили прильнула к нему, возвращаясь в уютное тепло его тела. Прижимая ее к себе, Деймон поймал себя на мысли, что еще никогда не испытывал такого удовлетворения, просто обнимая спящую женщину.

И еще ни одна женщина так его не возбуждала. Страсть Лили нисколько не уступает по силе его страсти. Ее чувство такое же искреннее, как и сама Лили, в нем нет ни расчета, ни фальши. Она принадлежит к тем немногим женщинам, которые не пытаются чего-то от него добиться.

Она ничего не просит. Но именно поэтому Деймону хотелось отдать ей весь мир. Однако когда он спрашивал Лили о том, чего бы ей хотелось, она, улыбаясь, неизменно отвечала:

– Тебя, одного тебя.

Все остальные женщины, разделявшие его ложе, уже давно имели бы наготове длинный список.

Начинало светать. Приподнявшись на локте, Деймон смотрел на Лили, восхищаясь ее чувственным лицом, огненно-золотистыми волосами, рассыпавшимися по подушке, и соблазнительными изгибами ее восхитительного тела. Не удержавшись, он прикоснулся поцелуем к шелковой коже ее плеча. Лили – неповторимая женщина, и ему хотелось, чтобы она всегда была рядом с ним. Чем дольше Деймон смотрел на нее, тем больше разгоралась его страсть.

Будь на месте Лили любая другая женщина, он уже давно бы искал способ положить конец надоевшей связи, однако сейчас все его мысли были заняты только тем, как удержать Лили.

Если бы только он мог на ней жениться… Деймон был поражен тем, как сильно он этого хочет. Увы, об этом нечего и думать. Граф Хокхерст обязан сделать блестящую партию, а Деймон никогда не уклонялся от семейного долга. К счастью, Лили также прекрасно понимает, что их брак невозможен, и даже сама говорила ему об этом.

Улыбнувшись, Деймон подумал, что одно он все же может для нее сделать. Лили больше никогда не придется унижаться, выступая в составе жалкой странствующей труппы. Судя по всему, особым дарованием она похвастаться не может. Ни одна хоть сколько-нибудь стоящая актриса не опустится до того, чтобы влачить нищенское существование в бродячем театре, не имея уверенности в завтрашнем дне. Деймона удивляла настойчивость Лили продолжать сценическую карьеру, но нельзя забывать, что ей приходится заботиться о младших брате и сестре.

Что ж, отныне ей не придется испытывать нужду. Деймон не сомневался, что, несмотря на все свои слова о самостоятельности, Лили будет ему за это признательна. Однако, памятуя о ее чувстве собственного достоинства, ему необходимо действовать крайне осмотрительно.

Разумнее всего будет ни о чем ей не говорить, предоставляя событиям идти своим чередом. Он постарается сделать все, чтобы Лили была счастлива в Хокхилле – и тогда она сама не захочет уехать отсюда и, следовательно, расстаться с ним.

По молчаливому согласию они будут продолжать жить вместе, и Лили станет его женой во всех отношениях, кроме как перед законом. Он с радостью даст ей все, что она захочет, – и еще многое сверх того. О, такой заботе, которой он ее окружит, позавидует любая жена. Лишь так он сможет смягчить собственные боль и вину, вызванные тем, что он не может на ней жениться.

Но как же дети? Из Лили получилась бы великолепная мать. Внезапно Деймона захлестнуло отчаянное желание, чтобы его окружали их с Лили дети: сильные сыновья и золотоволосые красавицы дочери с зелеными глазами.

Он решительно прогнал это видение, убеждая себя, что такому просто никогда не бывать. Он не может допустить, чтобы его ребенок всю жизнь нес на себе клеймо незаконнорожденного.

Лили, заворочавшись во сне, натолкнулась на него. Ее веки, задрожав, поднялись, и при виде сияющей радостной улыбки, которая появилась на ее юном, милом лице, у Деймона замерло сердце. Еще не очнувшись до конца от сна, Лили обвила руками его шею, привлекая к себе.

Их страсть вспыхнула, словно сухой хворост, к которому поднесли спичку, и Деймон, погрузившись в теплое гостеприимно-влажное лоно Лили, забыл обо всем на свете.

24

Лили стояла у окна своей комнаты, печально взирая на зеленые холмы Девоншира, погружающиеся в темноту. Дни становились все короче, и, следовательно, подходило к концу ее пребывание в Хокхилле.

Сара окончательно поправилась. Если быть честной, ее здоровье позволяло им уехать еще несколько дней назад, но сестрам этого не хотелось. Обе очень полюбили Хокхилл.

Однако затягивать пребывание здесь больше нельзя. Через два дня начинается семестр в Милтонской академии благородных девиц, где обучается Сара, а вскоре после этого контракт с «Ковент-Гарден» призовет Лили в Лондон.

Лили ничего не говорила Деймону о предстоящем расставании и о своих планах, так как не хотела портить и себе и ему те несколько драгоценных дней, которые им осталось провести вместе. Хотя Деймон тоже избегал заговаривать о будущем, Лили была уверена, что он решительно воспротивится ее отъезду.

Она понимала, что больше оттягивать этот разговор нельзя. Но как непросто было решиться начать его! Когда Деймон вошел к ней в комнату, Лили рассудила, что лучше отложить выяснение отношений до тех пор, пока они не дадут выход испепеляющей страсти, и с готовностью бросилась ему в объятия.

Позднее, когда они, учащенно дыша, лежали вместе, она вновь не нашла в себе сил заговорить и таким образом нарушить безмятежное спокойствие, обволакивающее их. Прежде Лили никогда не замечала за собой такой нерешительности, но она так любит Деймона, и ей страшно, что он придет в ярость. Они обязательно поссорятся, а Лили не хотелось об этом думать после того, как им только что было так хорошо вместе.

Она надеялась, что Деймон, после того как его гнев остынет, присоединится к ней в Лондоне, но со слов миссис Несмит ей было известно, что он всегда остается в Хокхилле по крайней мере до Рождества.

Лили мучительно подбирала слова, чтобы начать разговор, но тут Деймон сказал:

– Завтра рано утром у меня в Лаухэмптоне встреча с судьей Роусоном. Я постараюсь тебя не разбудить.

Это был предлог, хотя и очень слабый, отложить разговор на утро. Деймону необходимо выспаться. Если она скажет ему о предстоящем отъезде сейчас, скорее всего они полночи будут спорить. Но завтра она обязательно поговорит с Деймоном перед тем, как он отправится к мировому судье.

Деймон заключил ее в свои объятия. Лили печально подумала, как ей будет одиноко без тепла его рук. Дыхание Деймона стало ровным, и она поняла, что он уже заснул.

По крайней мере, с грустью подумала Лили, она покинет Хокхилл более счастливым, чем он был, когда она сюда приехала. Сияющая Феба не плакала ни разу с того дня, как Деймон благословил ее брак с Роджером, и скоро она навсегда покинет Хокхилл.

Кассандра в конце концов осознала, что брат ей не враг. Она поняла, что ее собственное поведение было причиной тех проблем, в которых она безосновательно винила Деймона. Ей было очень трудно коренным образом пересмотреть образ мыслей, привитых ей матерью, но она старалась. И каждый день приносил хоть и небольшие, но ощутимые результаты.

Проснувшись, Лили обнаружила, что Деймон уже встал и успел облачиться в халат, готовый вернуться к себе в спальню.

Увидев, что она открыла глаза, он лениво улыбнулся.

– Проснулась, да? Отлично, я перед уходом смогу насладиться утренним поцелуем.

Опустившись на кровать, он нашел губы Лили и прильнул к ним неторопливым, но долгим поцелуем.

Наконец Деймон с неохотой поднял голову.

– Если я не выйду немедленно, судье Роусону придется ждать меня очень долго.

Он встал с кровати, но Лили поймала его за руку.

– Деймон, прежде чем ты уйдешь, мне нужно кое-что тебе сказать.

Он стоял, выпрямившись во весь рост, и Лили почувствовала себя рядом с ним беспомощной. Она тоже поднялась с постели и, смущенная жадным оценивающим взглядом Деймона, торопливо накинула на себя шелковую ночную рубашку.

– А мне ты нравишься больше без нее, – тихо проговорил он.

Его глаза зажглись желанием, и Лили ощутила, как по всему ее телу разливается сладостная дрожь. Только теперь она поняла до конца, как же трудно начать разговор, но оттягивать его дальше было уже нельзя.

– Сара полностью выздоровела, – сказала она, – и семестр в ее академии вот-вот начнется.

Деймон оставался невозмутим.

– Значит, Сара уезжает?

– Мы уезжаем. Мне пора снова приступать к работе.

Его ослепительная улыбка была, как всегда, неотразимой.

– Забудь об этом, моя милая, – сказал он, обхватывая ладонями ее лицо. – Я хочу, чтобы ты оставалась здесь, рядом со мной.

Лили тоже хотелось этого, хотелось так сильно, что боль от предстоящей разлуки уже сейчас разрывала ей сердце. Однако она должна быть сильной – другого выхода у нее нет.

– Как бы мне этого ни хотелось, – печально произнесла она, – но я не могу себе этого позволить. Мне нужно думать не только о себе, но и о сестре.

Деймон нежно провел большим пальцем по ее губам, отчего у нее мгновенно спутались все мысли. Похоже, этот разговор будет еще более тяжелым, чем она опасалась.

– Не беспокойся, моя дорогая. Я не такой скряга, каким меня выставляла Кассандра. Я позабочусь и о ней.

Лили печально взглянула на него. Он искренне верит, что его предложение стать его содержанкой превосходит все, чего она сможет добиться самостоятельно. Лили надеялась, что Деймон поймет, как много значит для нее сценическая карьера и как ей невыносима мысль полностью зависеть от чьей-то прихоти.

Однако, судя по всему, он даже не желает ее понять.

– Этого недостаточно, – произнесла она дрогнувшим голосом.

Увидев появившуюся в глазах Деймона тревогу, Лили сообразила, насколько плохо подобрала слова. Он опустил руки.

– Чего тебе от меня надо?

– Ничего! – в отчаянии воскликнула она. – Я очень признательна за твое предложение, но мне придется его отклонить. Я намереваюсь продолжить свою артистическую карьеру.

– Лили, не будь дурой!

С какой неприязнью относится он к ее ремеслу! Лили с огромным трудом сдержалась, чтобы не ответить резкостью.

– Пожалуйста, Деймон, пойми, я столько лет потратила на то, чтобы добиться теперешнего положения, что не могу рисковать своей карьерой ради романтического увлечения.

Глаза Деймона внезапно вспыхнули гневом.

– Карьера! – презрительно бросил он. – Многого же ты достигла!

– Критики утверждают, что у меня талант! – воскликнула она, глубоко задетая его словами.

– Ну конечно, – ехидно заметил он. – Именно поэтому ты вынуждена шататься по деревням с жалкой труппой бродячих актеров, не имеющих возможности позволить себе ни приличный кров, ни нормальную еду.

Его насмешка обожгла Лили сильнее семижильной плети. Значит, вот что Деймон думает про ее сценический дар! Что ж, он глубоко ошибается.

– Это было лишь временное явление, – гордо заявила она. – Я отправляюсь в Лондон. Меня пригласили в «Ковент-Гарден».

Реакция Деймона ее ошеломила. Лили ожидала, что ее слова произведут на него впечатление, но он был словно громом поражен.

– Нет! – встревоженно воскликнул Деймон. – Тебе нельзя в Лондон! Я запрещаю!

Такого Деймона Лили еще не доводилось видеть: перед ней предстал во всей красе безжалостный деспот граф Хокхерст.

– Ты не сможешь мне помешать! – вспыхнула она. – Я не твоя жена!

Деймон, услышав это справедливое обвинение, стал мрачнее тучи.

– Ты моя любовница.

– Нет, я твоя возлюбленная, а это большая разница!

– Возможно, для тебя и есть какая-то разница, но для меня и для всего мира это одно и то же. – У него на щеке бешено задергалась жилка. – До тех пор, пока ты находишься под моим покровительством, я не допущу, чтобы ты появилась на лондонской сцене.

Вот как! Значит, он хочет, чтобы она всегда находилась при нем, готовая прибежать по первому зову!

– Не беспокойся, твое покровительство мне ни к чему. Неужели ты не можешь это понять? Я не откажусь от своей карьеры, в которую вложила столько сил, и не расстанусь со столь дорогой моему сердцу независимостью, чтобы стать игрушкой в руках мужчины – даже если этот мужчина – ты!

И даже если она его так любит!

Хокхерст был в бешенстве. Как Лили может так заблуждаться! Ее заманили в Лондон пустыми обещаниями пробной роли, но проку от этого не будет никакого. Она понятия не имеет, какое болезненное разочарование ее ждет!

Провинциальные актеры, получающие подобные приглашения, обычно уверены, что на столичной сцене их ждут триумф, слава и деньги. Однако для многих краткосрочное появление в лондонских театрах оборачивается не взлетом к заманчивым вершинам британского театра, а быстрым падением и полному забвению.

Лондонские критики обожают метать свои ядовитые стрелы в простодушных провинциалов. Даже талантливые и одаренные актеры часто подвергаются злобным насмешливым нападкам охочих до крови борзописцев.

Лондонские театралы смеются, читая их язвительные статьи, директора провинциальных театров им верят, а бедняга-провинциал, с позором изгнанный из Лондона, почитает за счастье, если ему удается получить место в каком-нибудь захудалом театре. Лишь крайне редко выдающемуся актеру удается уцелеть в этой развязанной безжалостными критиками вакханалии и закрепиться в одном из двух главных столичных театров.

А Лили придется еще хуже. По всей видимости, актриса она весьма посредственная, иначе ей бы не пришлось зарабатывать на хлеб в составе странствующей труппы. Деймон не мог допустить, чтобы ее подвергли таким унизительным оскорблениям.

– Во имя всего святого, Лили, выбрось все это из головы! – в отчаянии воскликнул он, пытаясь спасти ее от глупого шага, о котором ей придется впоследствии горько пожалеть. – «Ковент-Гарден» тебя все равно не возьмет, и ты напрасно тешишь себя несбыточными надеждами.

Лили вздрогнула, словно от пощечины, и только теперь Деймон осознал, что, желая защитить Лили от насмешек и позора, он добился только того, что больно ее обидел.

– Лили, пожалуйста, останься со мной! – произнес он уже гораздо нежнее. – Я ведь предлагаю тебе много больше.

– Неужели? – в ее голосе прозвучала нескрываемая боль.

– Да. – Разве когда-нибудь ей приходилось наслаждаться такой роскошью, как в Хокхилле? Разве она не ценит то, что они вместе? – Ты не будешь ни в чем испытывать недостатка.

– Но только мне придется расстаться со своей свободой!

– Ведь ты же была счастлива в Хокхилле, правда?

– Да, – вынуждена была признать Лили. – Но…

– Так оставайся здесь! Все будет продолжаться так же, как и раньше.

Он отпрянул назад, пораженный сверкнувшим в ее глазах гневом.

– Нет, не будет! – воскликнула она. – Потому что я буду от тебя зависеть, стану принадлежать тебе. Но этому не бывать! Подобно всем мужчинам, ты уверен, что женщина полностью находится в твоей власти до тех пор, пока тебе не наскучит. Но когда я тебе надоем, ты отшвырнешь меня в сторону, как поступал прежде со всеми своими любовницами!

Значит, вот чего она опасается – того, что он ее когда-нибудь бросит и она останется ни с чем! Расстроенный, возбужденный Деймон решил, что Лили пытается таким способом склонить его к прочному долговременному союзу. Глубоко укоренившееся в его душе недоверие ко всем женщинам снова прорвалось наружу.

– Лили, что тебе от меня нужно? Предложения руки и сердца и заверения в вечной любви? Извини, но, как ты сама говорила, первое я тебе дать не могу, а во второе не верю.

– Да, ты не веришь в любовь, потому что ты даже не можешь представить себе, что это такое! Ты прав, я неисправимо глупа! Тебе не нужна женщина, которая тебя любит, – тебе нужна послушная собачка, беспрекословно выполняющая все твои команды! Но этого не будет, во всяком случае, со мной!

Лили сердито провела рукой по лицу, пытаясь скрыть непрошеные слезы.

– Оставь меня, пока я не опозорилась, разревевшись перед тобой!

Деймон настолько привык к тому, что женщины используют слезы в качестве оружия против него, что его глубоко тронула храбрая попытка Лили сохранить свое лицо. Пытаясь несколько рассеять возникшее между ними напряжение, он, улыбнувшись, предложил:

– Ну же, давай, поплачь мне в жилетку! Я уже привык к тому, что она у меня постоянно мокрая от женских слез.

Деймон хотел пошутить, но по выражению лица Лили он понял, что она восприняла его слова как оскорбление. В отчаянии Хокхерст шагнул к ней, пытаясь утешить ее в своих объятиях, но Лили, резко отстранив его, напомнила:

– Ты заставляешь ждать судью Роусона.

Он совершенно забыл про назначенную встречу. Выругавшись про себя, Деймон повернулся, собираясь уйти.

– Мы продолжим наш разговор, когда я вернусь.

После ухода Хокхерста Лили ощутила полное душевное опустошение, такое, какого она не знала с того самого дня, когда в одночасье погибли ее родители. Но она понимала, что одно дело – быть возлюбленной Деймона, и совершенно другое – отказаться от своей свободы, от уверенности в будущем, которую дает ее театральная карьера, и стать полностью от него зависимой – и не только из-за денег. Лили доводилось слишком часто наблюдать, какая судьба уготовлена женщинам, решившим свернуть на эту тропинку, и она поклялась, что не повторит их ошибки.

Однако она безумно, всем сердцем любит Деймона, и ей потребовалась вся сила и твердость ее духа, чтобы сдержать данное себе слово. Если она не расстанется с Хокхерстом прямо сейчас, у нее уже не хватит сил сопротивляться его уговорам и своей любви. Он убедит ее подчиниться ему, а этого Лили допустить не могла.

Она решительно встала с кровати. Им с сестрой необходимо уехать из Хокхилла сегодня же утром.

Лили надо было успеть уложить все вещи и подготовиться к отъезду до возвращения Хокхерста. Позвав Труду, она отправила ее к миссис Несмит с просьбой принести наверх чемоданы.

Через пять минут в комнату Лили постучала сама домоправительница. Пожилая женщина не скрывала своего огорчения.

– Пожалуйста, не уезжайте, – начала она прямо с порога. – Этот дом стал совершенно другим с тех пор, как вы в нем появились. Даже леди Кассандра теперь старается держать себя в руках. А молодого хозяина я отродясь не видела таким счастливым. Скажу без обиняков: я надеялась, что вы с ним… – Тут запас храбрости миссис Несмит иссяк, и ее красные щеки стали совсем пунцовыми. – В общем, вы понимаете, на что я надеялась.

Лили с трудом выдавила грустную улыбку.

– Этому никогда не бывать. Он – граф. Он должен взять себе в жены девушку своего круга. А я не могу похвастаться благородным происхождением.

– На мой взгляд, не надо путать благородное происхождение с благородством души. Так вот, молодому хозяину нужно второе.

– Увы, сам он придерживается на этот счет иного мнения, – печально заметила Лили.

«Чего тебе от меня нужно? Предложения руки и сердца и заверения в вечной любви? Извини, первое я тебе дать не могу, а во второе не верю».

Феба, услышав о предстоящем отъезде сестер, залилась слезами – впервые со дня ее помолвки с Роджером. Эми стала умолять Лили и Сару остаться. Даже Кассандра присоединилась к ее просьбе.

Но Лили твердо стояла на своем. Собрав свои вещи, сестры привязали сундуки и чемоданы к экипажу Хокхерста, на котором им предстояло доехать до Лаухэмптона, где можно было сесть на дилижанс. Оставалось только дождаться Деймона и попрощаться с ним.

Лили понимала, как это будет непросто. Она любила его так сильно, что боялась, как бы решимость в последний момент ее не подвела. До сих пор Лили не представляла, какой слабой может сделать женщину любовь. Поэтому она в ожидании Деймона стояла у экипажа, намереваясь устроить так, чтобы при их прощании присутствовало как можно больше народу. Лили опасалась, что, если Деймону удастся остаться с ней наедине и он прибегнет к убеждению не только словами, устоять она не сможет.

Возвращаясь домой из Лаухэмптона, Деймон клял себя на чем свет стоит за то, что так плохо говорил с Лили. Гром и молния, но это первая женщина, которой удается вывести его из себя, заставить потерять самообладание.

Разумеется, Лили не может знать, какие жуткие воспоминания пробудило в нем ее заявление о приглашении на пробную роль в «Ковент-Гарден». Застигнутый врасплох, он сорвался и наговорил массу гадостей. Но у него есть оправдание: его вдруг словно второй раз окунули в один и тот же кошмар.

Отчаянно пытаясь отговорить Лили от рокового шага, он сильно переусердствовал, а в результате лишь оскорбил ее и укрепил в решении ехать.

Хокхерст напомнил себе, что Лили – женщина сильная. Даже если все лондонские критики разом безжалостно обрушатся на нее, это ее не сломит. Но ему хотелось защитить ее от боли – от любой боли.

Возможно, если бы он объяснил ей, в чем причина его беспокойства, она бы простила ему его неуклюжие слова. Но для этого пришлось бы разворошить воспоминания о трагическом происшествии, о котором Деймон до сих пор не обмолвился ни одной живой душе.

Впрочем, надо признаться, необходимости в этом не возникнет. Несомненно, как только Лили немного поостынет, она примет его предложение и останется в Хокхилле.

Однако все надежды рассыпались в прах, когда Деймон, вернувшись домой, увидел у крыльца свой экипаж с привязанным багажом, а рядом с ним – Лили. Увидев его, она смущенно отвела взгляд, и Хокхерсту пришлось заключить, что она рассчитывала уехать до его возвращения. От этой мысли ему стало больно и тоскливо.

Проклятие, как и тогда в Бате, Лили собралась тайком исчезнуть, даже не попрощавшись! Однако как быстро она отказалась от их отношений, которые, по ее же словам, были ей так дороги, ради призрачной недостижимой славы на лондонской сцене!

Вторично за этот день железное самообладание Деймона изменило ему, на этот раз исчезнув в пламени дикой испепеляющей ярости. После всего, что было между ними, Лили способна так с ним поступить!

Деймон чувствовал себя преданным. И самое ужасное, что предала его та единственная женщина, которой он поверил. Однако будь он проклят, если доставит ей удовольствие, раскрыв, какую боль она ему причинила.

Хокхерст с деланым удивлением посмотрел на экипаж.

– А я и не знал, что мне предстоит путешествие.

Лили не осмелилась взглянуть ему в глаза.

– Вы правы, милорд, вам никуда ехать не придется.

– Милорд? – насмешливо поднял он бровь. – Лили, вам не кажется, что нам такие формальности уже не нужны? И все же, если я никуда не еду, почему мой экипаж здесь?

– Он доставит нас с Сарой и Трудой в Лаухэмптон, а оттуда мы уже доберемся до Лондона на дилижансе.

Подойдя вплотную к Лили, Деймон произнес тихим голосом, полным боли:

– Как жаль, что я вернулся прежде, чем ты успела ускользнуть, как тогда, в Бате. Хоть я и говорил, что мне не нужна плата за гостеприимство, от простых слов «спасибо» и «до свидания» я бы не отказался.

– Я не собиралась бежать, не попрощавшись, – возразила Лили. – Я специально ждала твоего возвращения.

Заметив краем глаза какое-то движение в одном из окон особняка, Деймон обвел взглядом величественный фасад своего дома. В некоторых окнах торопливо задернулись занавески, от других отпрянули любопытные лица. Черт возьми, похоже, слуги заняли наблюдательные позиции, чтобы посмотреть на столь захватывающую сцену!

Хокхерст был взбешен. Чего рассчитывала добиться Лили, устроив прощание на людях? Какую игру она ведет с ним? Что хочет от него добиться? Ей нужно, чтобы он на глазах у всех слуг упал ей в ноги, упрашивая остаться?

От мысли, что Лили такая же, как все, Деймону захотелось вцепиться ей в горло.

Будь он проклят, если подарит своим слугам и всем сплетникам графства подобное развлечение! Такое публичное представление сделало бы честь изощренной и злобной Оливии.

Как Лили могла пойти на это?

Если она хочет уехать, пусть уезжает. Но скоро ей придется пожалеть об этом.

Лили с вызовом посмотрела ему в глаза.

– Тебе не удастся меня отговорить! – упрямо бросила она.

– А я и не собираюсь тебя отговаривать, – ледяным тоном произнес Деймон. – Ты очень скоро пожалеешь о том, что уехала. Когда ты поймешь свою ошибку, возвращайся. Тогда, может быть, я тебя и прощу.

Развернувшись, он пошел в дом, уверяя себя, что Лили вернется к нему, как только ее пробное выступление на лондонской сцене окончится полным провалом.

Но, помоги ему, боже, что с ним будет, если она не вернется?