Входит Хардкасл, один.
Хардкасл. И что только думал мой старый друг, сэр Чарлз, рекомендуя своего сына как самого скромного молодого человека в столице? А вот мне кажется, что ему и язык-то дан только для того, чтобы говорить дерзости. Он уже завладел креслом у камина, снял свои башмаки в зале и потребовал, чтобы я проследил за тем, как они будут начищены. Хотелось бы мне знать, как принимает его дерзости моя дочь. Уж она, наверно, будет потрясена.
Входит мисс Хардкасл, просто одетая.
А-а, моя Кэт, я вижу, ты сменила платье, как я тебя просил; но ведь в этом не было, я полагаю, особой необходимости.
Кэт. Мне столь приятно выполнять ваши приказания, сэр, что я стараюсь не оспаривать их правоту.
Хардкасл. И все же, Кэт, иногда я даю тебе повод оспаривать мою правоту, особливо сегодня, когда я рекомендовал тебе в женихи своего «скромного» джентльмена.
Кэт. Вы сулили мне нечто необычайное, однако ж оригинал превзошел свой портрет.
Хардкасл. Да-да, ничто меня в жизни так не поражало! Я уже начинаю не верить сам себе!
Кэт. Ничего подобного я не видывала — а ведь он светский человек!
Хардкасл. Этому он, видимо, научился за границей. Как я был глуп, полагая, что путешествия могут привить юноше скромность. С тем же успехом он мог бы набраться ума-разума в маскараде.
Кэт. Все это кажется ему вполне натуральным.
Хардкасл. Тут еще приложило руку дурное общество, да учитель танцев — француз.
Кэт. Вы ошибаетесь, батюшка. Учитель танцев — француз не смог бы обучить его этому смущенному виду… этой неловкости в речах, этой застенчивости в обращении…
Хардкасл. Чей вид? Чье обращение, дитя мое?
Кэт. Мистера Марло. Его mauvaise honte, его робость поразили меня с первого взгляда.
Хардкасл. В таком случае твой первый взгляд ввел тебя в заблуждение; я нахожу этого джентльмена столь бесстыдным, что мой взгляд еще не сталкивался ни с чем подобным!
Кэт. Надеюсь, вы шутите, сэр. Я некогда не видела более скромного человека.
Хардкасл. Неужто ты говоришь серьезно? С самого дня рождения не видал я столь хвастливого фанфарона, как этот молокосос. Задира Даусон — дитя перед ним.
Кэт. Удивительно! Он встретил меня учтивым поклоном, говорил прерывающимся от смущения голосом, уставившись в землю.
Хардкасл. Со мной он говорил крикливо, с заносчивым видом и с такой непозволительной бесцеремонностью, что у меня кровь в жилах застыла.
Кэт. Со мной он был скромен и почтителен в обращении, осуждал нынешние нравы, восторгался благоразумием девиц, которые никогда не смеются, надоел мне извинениями за то, что докучает мне, а затем вышел из комнаты с поклоном, заявив: «Мэдэм, я ни в коем случае не хочу вас задерживать».
Хардкасл. Со мной он говорил так, словно знал меня всю свою жизнь, задал двадцать вопросов, ни разу не дождавшись ответа, прерывал мои самые остроумные замечания глупейшими шутками и в то время, как я рассказывал ему лучший из моих анекдотов о герцоге Мальборо и принце Евгении, спросил, не мастер ли я приготовлять пунш. Да, Кэт, он спросил твоего отца, не готовит ли он пунш!
Кэт. Кто-то из нас несомненно ошибается.
Хардкасл. Если он таков, каким проявил себя, я твердо решил ни за что не давать ему своего согласия.
Кэт. А если он и впрямь такое унылое создание, каким мне показался, моего согласия он тоже никогда не получит.
Хардкасл. Итак, мы сошлись в одном — он будет отвергнут.
Кэт. Да, но с условием. Если вы не найдете его менее дерзким, а я — более самонадеянным, если он не покажется вам более почтительным, а мне более настойчивым… Не знаю… он довольно хорош собой для мужчины… Таких, конечно, у нас редко встретишь, даже когда все графство соберется на скачки.
Хардкасл. Если мы найдем, что он таков, как ты говоришь… Но это невозможно. Первое впечатление решило для меня этот вопрос. Я редко обманываюсь…
Кэт. И все же, несмотря на ваше первое впечатление, у него может оказаться много достоинств.
Хардкасл. Стоит мужчине понравиться девушке своею наружностью, как она начинает гадать и о прочих его свойствах… Для нее смазливое лицо заменяет здравый смысл, а стройная фигура — любую добродетель.
Кэт. Надеюсь, сэр, что наша беседа, начавшись с похвалы моему здравому смыслу, не окончится насмешкой над моим умом.
Хардкасл. Прости меня, Кэт. Но если этот юный мистер Бесстыдник сумеет найти способ примирить непримиримое, он может, пожалуй, понравиться нам обоим.
Кэт. А так как один из нас ошибается, то не лучше ль будет заняться дальнейшими открытиями?
Хардкасл. Не возражаю. Но прав-то я, можешь быть покойна.
Кэт. И можете быть покойны, что, я не столь уж неправа.
Уходят. Вбегает Тони с шкатулкой в руках.
Тони. Ага! Я достал их. Вот они. Ожерелья кузины Кон, ее серьги и все прочее. Не удастся матушке отнять у бедняжек их состояние. А-а, братец мой любезный, это вы?
Входит Хэстингс.
Хэстингс. Ну как, дорогой друг, удалось вам уговорить вашу матушку? Вероятно, вы ублажали ее, прикинувшись влюбленным в свою кузину и заявив, что согласны наконец помириться с ней? Наши лошади скоро отдохнут, и мы будем готовы к отъезду.
Тони. А вот вам кое-что на покрытие издержек в дороге. (Дает Хэстингсу шкатулку.) Драгоценности вашей возлюбленной. Возьмите их и будь проклят тот, кто посмеет отобрать у вас хоть одну из них.
Хэстингс. Но как вы получили их от вашей матушки?
Тони. Если не хотите, чтобы вам врали, не задавайте вопросов. Своя рука владыка. Если б у меня небыло ключей к каждому из ящиков матушкиной конторки, разве я мог бы так часто ходить в трактир? Честный человек имеет право тащить свое собственное добро когда ему угодно.
Хэстингс. Тысячи людей поступают так каждодневно. Но я должен сказать вам, что в эту самую минуту мисс Нэвилл пытается получить драгоценности от своей тетушки. Если ей удастся, это будет все же наиболее приличный способ их добыть.
Тони. Тогда держите их у себя, покуда не узнаете, чем это кончилось. Но мне-то хорошо известно, как оно будет — она скорее расстанется со своим последним здоровым зубом!
Хэстингс. И все же я опасаюсь последствий, ведь она разгневается, увидя, что лишилась их!
Тони. А вы не обращайте внимания на ее гнев, предоставьте это дело мне. Когда она гневается — это для меня все одно что шутиха взорвалась! О чорт! Они идут сюда. Бегите! Живо! Галопом!
Хэстингс уходит. Входят миссис Хардкасл и мисс Нэвилл.
Миссис Хардкасл. Право, Констэнс, ты меня удивляешь. Такой девочке, как ты, носить драгоценности! Еще придет время для драгоценностей, милочка, лет через двадцать, когда понадобится подновить твою красоту.
Мисс Нэвилл. Но то, что подновит красоту в сорок лет, несомненно усилит ее в двадцать, мэдэм.
Миссис Хардкасл. Твоя красота, дорогая, в этом не нуждается. Твой натуральный румянец затмит тысячу украшений. И кроме того, дитя мое, драгоценности нынче совсем не в моде. Разве ты не видишь, как половина наших знатных дам — милэди Килл-Дейлайт и миссис Крамп, и все остальные отвозят свои драгоценности в столицу, а привозят взамен лишь их копии из страза и марказита?
Мисс Нэвилл. Как знать, мэдэм, быть может, тому, чье имя мы не станем называть, я больше понравлюсь во всех своих украшениях?
Миссис Хардкасл. Посоветуйся со своим зеркалом, дорогая, и ты увидишь, нужны ли тебе еще какие-нибудь блестки подле таких глазок, как твои. Как ты находишь, Тони, дружочек? Надобны ли твоей кузине Кон какие-нибудь драгоценности, чтобы она казалась тебе еще красивее?
Тони. Потом, может статься, и будут надобны.
Мисс Нэвилл. Дорогая тетушка, если б вы знали, сколь вы меня этим обяжете.
Миссис Хардкасл. Горсточка старомодных камешков, круглых и плоских, без всякой грани! Ты будешь похожа в них на придворных царя Соломона из кукольного театра. Да и навряд ли я сумею так быстро найти их. Быть может, они и пропали, почем знать…
Тони (в сторону, к миссис Хардкасл). Зачем не сказать ей тотчас же, раз она так мечтает о них? Скажите ей, что они потерялись. Иначе вы ее не успокоите. Скажите, что они потерялись, и призовите меня в свидетели.
Миссис Хардкасл. (в сторону, к Тони). Ты знаешь, мой дорогой, что я берегу их только для тебя. И если я скажу, что их нет, ты будешь свидетелем? Хи-хи-хи!
Тони. Не бойтесь за меня. Да я скажу, что собственными глазами видел, как их вынимали из ящика.
Мисс Нэвилл. Мне бы хотелось взять их всего лишь на один день, мэдэм. Дозвольте только показать их, как сувенир, а потом их снова можно будет запереть.
Миссис Хардкасл. Скажу тебе откровенно, милая Констэнс, если б я могла найти их, ты бы их получила… Но их нет, уверяю тебя. Потерялись, видимо… Но мы не должны зря волноваться, где бы они ни оказались.
Мисс Нэвилл. Не могу этому поверить! Пустая отговорка, чтобы отказать мне. Они слишком ценны, чтобы хранить их так беспечно, я это знаю, а так как вы отвечаете за пропажу…
Миссис Хардкасл. Не бойся, Констэнс. Если они исчезли, я возмещу потерю. Но мой сын знает, что их нет и найти их невозможно.
Тони. Это я могу засвидетельствовать. Их нет и найти их невозможно, могу в этом присягнуть.
Миссис Хардкасл. Тебе надо научиться покорно сносить удары судьбы, милочка; бывает, что мы теряем целые состояния, но все же мы не должны терять терпения. Погляди на меня, как я покойна.
Мисс Нэвилл. Да, чужая беда редко кого волнует.
Миссис Хардкасл. Удивительно, как это ты, такая здравомыслящая девица, можешь расстраиваться из-за каких-то побрякушек. Мы скоро все найдем, а покуда можешь пользоваться моими гранатами.
Мисс Нэвилл. Терпеть не могу гранатов.
Миссис Хардкасл. Самая подходящая вещь, чтобы оттенить свежий цвет лица. Ты не раз видала, как хорошо они выглядят на мне; надень их обязательно. (Выходит.)
Мисс Нэвилл. Больше всего на свете не люблю я ваши гранаты. (К Тони.) А вам хоть бы что! Нет, этого никто бы не стерпел! Засунуть куда-то мои драгоценности, да еще принуждать меня носить свою негодную мишуру!
Tони. Не глупите! Дает она вам гранаты — берите, что можете взять. А ваши драгоценности уже у вас. Я выкрал их из ее конторки, а она этого не знает. Летите к своему милому, он вам расскажет все подробности. Предоставьте мне управиться с ней.
Мисс Нэвилл. Дорогой кузен!
Тони. Сгиньте! Она идет сюда и, видимо, уже хватилась их. Мисс Нэвилл уходит.
Поглядите-ка! Так и ходит ходуном — трещит и шипит словно огненное колесо!
Миссис Хардкасл. Несчастье! Воры! Грабители! Обманули, обокрали, взломали, обобрали!
Тони. Что такое, что такое, матушка? Надеюсь, ничего не случилось с кем-нибудь из нашего любезнейшего семейства?
Миссис Хардкасл. Нас ограбили! Взломали конторку, украли драгоценности, обобрали!
Тони. Только и всего? Ха-ха-ха! Лучше никому не сыграть, клянусь! Ей-ей, я подумал, что вы и впрямь разорены, ха-ха-ха!
Миссис Хардкасл. Разорена, впрямь разорена, сынок! Взломали мою конторку и все оттуда взяли!
Тони. Вот так и продолжайте, ха-ха-ха! Так и продолжайте. Я буду свидетелем, вы же знаете; призовите меня в свидетели.
Миссис Хардкасл. Тони, клянусь тебе всем святым, драгоценности исчезли, я разорена!
Тони. Да, я знаю, что они исчезли; так я и должен говорить.
Миссис Хардкасл. Тони, сокровище мое, выслушай меня. Они исчезли, понимаешь?
Тони. Ей-богу, матушка, никто меня еще так не смешил, ха-ха-ха! Я-то знаю, кто их взял, ха-ха-ха!
Миссис Хардкасл. Видали вы такого чурбана — не может отличить шутки от серьезной речи! Я не шучу, понял, олух?
Тони. Превосходно, превосходно — вы должны быть страсть как разгневаны, и тогда никто нас не заподозрит. Я засвидетельствую, что они исчезли.
Миссис Хардкасл. Видали вы такое упрямое животное? Он не желает меня слушать. Можешь ты засвидетельствовать, что ты круглый дурак? Ну, есть, еще на свете несчастная, которую так осаждают с одной стороны дураки, а с другой — воры?
Тони. Это я тоже могу засвидетельствовать.
Миссис Хардкасл. Еще раз засвидетельствуй что-либо, болван, и я немедля выгоню тебя вон отсюда! Бедная моя племянница, что станется с ней! Ужели ты, бесчувственное животное, смеешься потому, что рад моему горю?
Тони. Могу засвидетельствовать!
Миссис Хардкасл. Ты еще оскорбляешь меня, чудовище? Я тебе покажу, как досаждать своей матери, вот увидишь!
Тони. Могу засвидетельствовать! (Убегает; она бежит за ним.)
Входят Кэт и служанка.
Кэт. Вот непонятное создание, мой братец, — послать их всех сюда, будто в гостиницу. Ха-ха-ха! Что же тут удивляться бесцеремонности мистера Марло.
Служанка. Но что еще лучше, мэдэм, молодой джентльмен, когда вы проходили мимо него в этом наряде, спросил меня, не прислуживаете ли вы в трактире? Он принял вас за буфетчицу, мэдэм.
Кэт. Неужто? Тогда я буду поддерживать его в этом заблуждении, клянусь жизнью! Скажи мне, Пимпль, как тебе нравится это платье? Как, по-твоему, не напоминаю ли я Черри в «Хитроумной уловке щеголя»?
Служанка. Платье это такое же, мэдэм, какое в наших краях носит любая лэди, разве только не для выезда и для приема.
Кэт. И ты уверена, что он не запомнил меня, не помнит моего лица?
Служанка. Ну, конечно.
Кэт. Право, я так и думала… Хоть мы и говорили с ним, но он был объят таким страхом что ни разу не поднял глаз за все время нашей беседы. А если б он это и сделал, моя шляпка помешала бы ему увидеть меня.
Служанка. Но разве вы выиграете оттого, что не объясните ему его ошибку?
Кэт. Конечно. Во-первых, он по крайней мере будет смотреть на меня, а это уже немалая выгода для девушки, которая делает ставку на свое лицо. Далее, я, возможно, подружусь с ним, а это немалая победа над человеком, который решается разговаривать только с самыми беспутными особами нашего пола. Но моя главная цель — принудить сего джентльмена забыть все предосторожности. Наподобие рыцаря-невидимки из средневекового романа, я хочу распознать истинную силу великана, прежде чем вызвать его на бой!
Служанка. А вы сумеете сыграть свою роль и изменить голос так, что он не узнает его, как не узнал вас самих?
Кэт. Не бойся. Думается, я сумею говорить языком трактирщицы: ваша милость изволили звать? Займитесь тем Львом… Трубки и табак для этого Ангела… Наш Ягненок шумит уже добрых полчаса…
Служанка. Отлично, мэдэм. А вот и он сам.(Уходит.)
Входит Марло.
Марло. Что за крик стоит во всем доме! Ни минуты покоя. Иду в гостиную — тут хозяин со своими анекдотами; спасаюсь бегством на галерею — там хозяйка приседает до земли. Наконец мне удалось улучить минутку и побыть одному; теперь надобно поразмыслить. (Ходит в раздумье взад и вперед.)
Кэт. Вы звали, сэр? Изволили звать, ваша милость?
Марло (в раздумье). Что до мисс Хардкасл, она для меня слишком серьезна и чувствительна.
Кэт. Изволили звать, ваша милость? (Все время старается встать на его пути, но он сворачивает в сторону.)
Марло. Нет, малютка. (В раздумье.) К тому же, насколько мне удалось ее разглядеть, она, кажется, косит.
Кэт. Но я, право, слышала колокольчик, сэр.
Марло. Нет, нет. (В раздумье.) Что ж, я доставил удовольствие своему отцу, приехав сюда, а завтра я доставлю удовольствие себе и вернусь домой. (Вынул свою записную книжку и что-то рассматривает в ней.)
Кэт. Быть может, это звонил другой джентльмен, сэр?
Марло. Нет же, говорю тебе.
Кэт. Мне бы хотелось знать, сэр. У нас такая уйма слуг.
Марло. Нет, нет, еще раз повторяю. (Поглядел ей прямо в лицо.) Да, малютка, я, кажется, звонил. Я хотел… я хотел… да ты прехорошенькая, малютка, ей-ей.
Кэт. Что вы, сэр, мне совестно…
Марло. Никогда не видал таких блестящих, лукавых глазок! Да, да, милочка, я звонил. Нет ли у тебя этого вашего… э… как оно тут у вас называется?
Кэт. Нет, сэр, вот уж дней десять, как у нас это кончилось.
Марло. В вашей гостинице бесполезно пытаться заказать что-нибудь. А если я, к примеру, звал тебя, чтобы отведать — так, для пробы, — нектара твоих губок? Быть может, мне и в этом откажут?
Кэт. Нектар! Нектар? В наших краях такого напитка что-то не спрашивают. Что-нибудь французское, наверно? У нас французских вин не держат, сэр.
Марло. Подлинно английского происхождения, уверяю тебя.
Кэт. Странно, коли так, что я его не знаю. В нашей гостинице мы изготовляем всякие вина; а я прожила здесь восемнадцать лет.
Марло. Восемнадцать лет! Можно подумать, малютка, что ты прислуживала в трактире еще до своего рождения. Сколько тебе лет?
Кэт. О сэр, этого я сказать не могу. Говорят, что женщины и музыка не имеют
возраста.
Марло. Поглядеть отсюда, так вряд ли тебе немного больше сорока. (Подходит к ней поближе.) Но если подойти поближе, то, пожалуй, дашь поменьше. (Подходит еще ближе.) Некоторые женщины совсем вблизи кажутся значительно моложе, а уж если подойти вплотную… (Пытается поцеловать ее.)
Кэт. Подальше, сэр, прошу вас можно подумать, что вы хотите узнать мои годы, как у лошади — по зубам!
Марло. Ну что ты, малютка! Ты слишком дурно судишь обо мне! Если ты будешь держать меня в таком удалении, как же мы сможем познакомиться с тобой поближе?
Кэт. А кто это хочет с вами близко знакомиться? Мне-то уж такие знакомства вовсе не надобны. С мисс Хардкасл, когда она недавно была здесь, вы не столь бойко обращались, ручаюсь. Уж, конечно, при ней вы все робели, да низко кланялись, да говорили, ну точь в точь, как перед мировым судьей.
Марло (в сторону). Она угадала, ей-богу! (К ней.) Я оробел перед ней? Ха-ха-ха! Заурядная и неуклюжая девица; к тому же и косая. Нет, нет! Ты, оказывается, меня не знаешь. Я немножко посмеялся и подшутил над ней, но мне не хотелось быть слишком суровым. Нет, я не сумел быть слишком суровым, будь я проклят!
Кэт. А-а, так вы считаете себя сердцеедом, сэр?
Марло. Да, милочка, сердцеедом!.. И все же я никак не могу понять, чорт побери, что их так привлекает во мне. В дамском клубе, в Лондоне, меня называют «наша любезная Трещотка», — Трещотка — это не мое подлинное имя, малютка, это только прозвище. Мое имя Соломонс, мистер Соломонс, милочка, к твоим услугам. (Раскланивается перед ней.)
Кэт. Постойте, сэр. Вы знакомите меня со своим клубом, а не с собою. Так вы у них там в любимчиках ходите?
Марло. Да, милочка. Миссис Мэнтрэп, леди Бетти. Блэклег, графиня Слайго, миссис Лэнгхорнс, старушка мисс Бидди Бакскин и твой покорный слуга — мы душа тамошнего общества.
Кэт. Да это, должно быть, превеселое местечко?
Марло. Такое веселое, каким его могут сделать карты, ужин, вино и старухи.
Кэт. И их любезная Трещотка, ха-ха-ха!
Марло (в сторону). Однако ж! Что-то мне эта штучка не очень нравится! Она мне кажется слишком искушенной! (К ней.) Ты смеешься, малютка?
Кэт. Как не смеяться, когда подумаешь, много ли времени у них остается на рукоделие или на заботы о семье.
Марло (в сторону). Отлично! Она смеется не надо мной. (К ней.) А ты занимаешься рукоделием, малютка?
Кэт. Еще бы! Во всем доме нет ни одной ширмы или покрывала, которые не были бы ответом на ваш вопрос!
Марло. Вот как! В таком случае ты должна показать мне свои вышивки. Я сам немного вышиваю и рисую узоры. Если ты желаешь, чтобы твое рукоделие оценили по достоинству, обратись ко мне. (Хватает ее за руку.)
Кэт. Да, но цвета не так хороши при свечах. Я все покажу вам утром. (Вырывается.)
Марло. Отчего же не сейчас, мой ангел? Подобная красота столь воспламеняет, что противиться ей нет сил. — Тьфу! Старик явился! Такое уж мое счастье: если мне повезет в кости и выпадет семерка, то потом непременно три раза кряду кину по два очка!
(Уходит.)
Входит Хардкасл; он останавливается в изумлении.
Хардкасл. Так, мэдэм. И это ваш скромный поклонник! Это ваш смиренный вздыхатель, с потупленным взором, преклонявшийся пред вами на почтительном расстоянии?! Кэт, Кэт, и не стыдно тебе так обманывать своего отца?
Кэт. Можете мне не верить, батюшка, дорогой, но он все тот же скромный человек, каким показался мне впервые; вы вскоре убедитесь в этом так же, как и я.
Хардкасл. Отсохни моя рука, если его бесстыдство не заразительно! Неужто я не видел, как он схватил тебя за руку? Неужто я не видел, как он тащил тебя словно какую-то молочницу? А теперь ты твердишь о его уважении и скромности! Удивительно!
Кэт. Но если мне удастся вскоре убедить вас в его скромности, доказать вам, что у него есть лишь недостатки, которые со временем пройдут, и достоинства, которые укрепятся с годами, я надеюсь, вы простите его.
Хардкасл. Эта девчонка кого угодно доведет до исступления. Меня не убедишь, повторяю тебе! Я уже убежден. Он не пробыл и трех часов в нашем доме, однако ж успел присвоить себе все мои хозяйские права. Тебе может нравиться его дерзость, которую ты называешь скромностью, но мой зять, мэдэм, должен иметь совсем иные качества!
Кэт. Сэр, я прошу об одном лишь нынешнем вечере, чтобы убедить вас.
Хардкасл. У тебя не будет и половины этого времени, ибо я собираюсь выгнать его сей же час!
Кэт. Дайте мне в таком случае этот час, и я надеюсь, что вы будете удовлетворены.
Хардкасл. Ну что ж, пусть это будет всего лишь час. Но не вздумай обманывать отца. Чтобы все было честно и открыто, поняла?
Кэт. Вы знаете, батюшка, что я всегда гордилась возможностью сделать что-нибудь по вашему приказанию; вы ведь так добры ко мне, что мой долг до сего дня совпадал с моими желаниями.