Место и отель, который выбрали для нас с Ксюшей ее состоятельные родители, оказались весьма приятными. Это был далекий испанский остров.
Море, солнце, занятия по интересам. Ксюша, как очень увлекающийся ребенок, бросалась от одной компании к другой. Как известно, для детей не существует языковых барьеров, тем более что и до гимназии, и в гимназии ее учили говорить по-английски. Перемешивая русский с английским, она ухитрялась вставлять в речь испанские и даже немецкие слова.
Плескаясь в лягушатнике, дети кричали друг другу: «Битте, гив ми, мяч в песину!»
Это был настоящий интернационал.
Вечерами они, подражая взрослым, наряжались к ужину, а после собирались в кружок в большой гостиной отеля, играли с аниматорами в шумные игры. А те, что постарше, тусовались, по выражению Ксюши, на берегу. Но все это происходило на глазах взрослых, и никакой выпивки, курева, а уж тем более клея, о котором в этих местах безмятежного отдыха никто слыхом не слыхивал. Конечно, среди детей уже наблюдались взаимные симпатии, то есть какие-то мальчики нравились каким-то девочкам. Ксюша явно приглядела себе сначала взрослого российского подростка, но потом, передумав, переключилась на немца. В отличие от своей мамы, в амурных вопросах она была скрытна и очень практична. Никогда не беседовала ни с Таней, ни со мной на любовные темы, но, поскольку она еще ребенок, ее выдавало поведение. Ее практицизм заключался в следующем. Российский мальчик, явно не обделенный вниманием своих сверстниц, стройный, кареглазый, худенький и очень продвинутый, оказывался всегда в центре событий. Если начиналась какая-нибудь игра, девочки всех национальностей его тут же выбирали ведущим. Он небрежной походкой шел к сцене, презрительно поглядывая на не очень привлекательных особ, протягивал руку всегда самой-самой, и под восторженные аплодисменты зрительниц что-то изображал, то есть под режиссирование аниматора выступал в роли героя-любовника.
Моя внучка стоять в очереди красавиц и ждать одного его взгляда не захотела. Поразмыслив своей маленькой, но очень хитрой головкой, Ксюша предпочла себе этакого оруженосца Санчо Панса. Очень вежливый, но далеко не красавец, рыжеватый коренастый немец с вечными «плиз» и «битте» на устах оказался для Ксюши подходящей парой. «С ним можно оттянуться», — коротко бросила она на мой осторожный вопрос, почему именно его выбрала себе в друзья.
Я-то видела, что «оттягивалась» она не с ним, а на нем: принеси, подай, подержи.
Он даже выучил от нее русские жаргонные словечки типа «не напрягай, не грузи, расслабься, не догоняешь». Когда он делал то, что ей нравилось, она подпрыгивала с возгласами «вай», или своей маленькой ладошкой хлопала по его широкой пятерне — такие современные жесты молодежи. Ксюша явно подражала киногероям. В ней уже проявлялась маленькая женщина. Кстати, в отличие от раскованных девушек, Ксюшу невозможно было уговорить обнажиться на пляже чуть больше, чем она того желала.
— Но ведь тело не дышит и не загорает! — увещевала ее я, видя, как она, напялив сто одежек, жарится на солнце, но мои наставления были напрасны. Выбрав себе закрытый до ушей купальник, она жутко стеснялась за тех девушек и женщин, что загорали без лифчиков, подставляя свои полные или маленькие груди солнцу, или в бикини дефилировали по пляжу, хвастаясь тем, чем, честно признаюсь, можно похвастаться и завоевать мужчин. Ксюша вжимала голову в плечи, украдкой наблюдая за своим другом. Одно дело рассматривать в журналах глянцевые картинки, другое — взирать на это живьем. Но немец, воспитанный абсолютно в другой культуре, в традициях, где сауны для мужчин и женщин общие, никак не реагировал на то, что повергало Ксюшу в смятение. Со мной она этого не обсуждала. А все мои попытки поговорить с ней терпели фиаско. В конце концов я успокоилась — море и солнце возымели свое действие не только на сознание моей внучки, которая на второй день пребывания забыла про вредные школьные забавы, но и на меня. Я огляделась вокруг. В отличие от детей и молодежи взрослые держались стаями — по национальному признаку. Немцы с немцами, англичане с англичанами, а русские со всеми русскоязычными. Здесь не было различия — с Украины ты или из Сибири, а тем более москвич ты или нет. Русское слово «наши» объединяло всех, кто его понимал и произносил без сильного акцента. В основном отдыхали семейные пары, одиноких женщин было поболее, чем одиноких мужчин. С утра на пляже, как это принято у нас, мы занимали друг другу места, беседовали о том о сем, сплетничали, обсуждали политические проблемы, вспоминали и сравнивали отдых на нашем побережье с отдыхом здесь, на далеком испанском острове. Все приходили к общему мнению, что, конечно, природа, которой наделил Бог наши курорты, несравнимо лучше, но вот условия и сервис!
Вечерами все «подгребали» к бару — это выражение моей внучки, — и даже та немногочисленная публика, которая не употребляла спиртного, потягивала соки, воду, кое-кто танцевал под оркестр, другие, пристроившись за журнальными столиками, играли в карты. Свободные от партнеров пробовали «клеиться» друг к другу. Это уже выражение моей дочери. В мое время говорили «кадриться». Чаще и активнее клеились дамы. Мужчины не очень-то давали к себе приклеиться, то ли потому, что отдыхали именно от этого, то ли долго выбирали, на чем остановиться. Поэтому компания была большой и, как принято у нас, дружной. Через несколько дней я стала замечать, что за мной стойко ухаживает простоватый, но весьма симпатичный и по-русски широкий молодой мужчина. Представился он как горнодобытчик с Урала. Его звали Илья. «Муромец», — добавила я про себя. Больше о себе он ничего не сказал. Я заметила, наши туристы вообще не очень-то распространялись о своей жизни и работе. Он был явно моложе меня, хотя об этом, конечно, не догадывался. Всевозможные ухищрения, к которым можно прибегнуть в современной жизни, позволяют женщинам моего возраста сбросить с себя пяток, а то и больше лет. Если добавить к этому спорт, прилично сохранившуюся фигуру и внешнюю доброжелательность, то получается хороший результат. Девушки, с которыми я общаюсь, говорят: «Ну моя мама не такая молодая, как вы». Позже выясняется, что их мамы даже моложе меня на пару лет, но то ли вследствие тяжелой жизни, болезни, а возможно, просто характера, выглядят они действительно много старше не только моего, но и своего возраста тоже.
Так вот, этот уралец, настоящий русский богатырь с открытой душой и подходящим под его стать именем, через неделю, узнав, что я свободна, просто, без всяких обиняков, серьезно предложил мне выйти за него замуж.
— Я подумаю, — также серьезно не отказала я ему.
Наши одинокие столичные мужчины все больше заигрывали с молодыми девчонками. Некоторые пытались даже завязать контакт с местными девушками.
У них, у испанцев, принято в кафе или ресторанчики нанимать студенток, которые вечером вполне пристойно зазывают отдыхающих посетить их, и только их заведения. Для русского человека немного двусмысленно, особенно на первых порах, пока не привыкнешь. Девушка, останавливая тебя, лопочет что-то по-испански, явно завлекая внутрь заведения. Наши «женихи» быстро соглашались, но так же быстро разочаровывались, когда привлекательные, загорелые, длинноволосые особы, затянув их внутрь, сами оставались у входа продолжать свою работу зазывал. Делали они это очень непринужденно, смеялись, не прочь были поболтать, и те из наших, кто знал пару иностранных слов, могли с ними пообщаться и даже условиться о встрече. Кое-кому это удавалось, потому что настрой на отдых и веселье царил в этом замечательном местечке. Воздух у моря был пленительным, и вечерами многие, особенно семейные пары, прохаживались по набережной. Наш с Ксюшей балкон нависал прямо над водой. Однажды вечером я заметила у самого моря одну из наших соотечественниц. Опершись о большой камень, она стояла так, будто не могла сдвинуться с места. Поправив одеяло у спящей Ксюши, я тихонько закрыла дверь и поспешила ей на помощь.
Еще раньше я обратила внимание на эту даму и ее мужа. В ресторан отеля они приходили всегда вместе, потом расходились в разные стороны. По утрам она бегала по спортивной дорожке вокруг отеля, а затем уплывала далеко, к самым буйкам. Худощавая блондинка, хорошо и дорого одетая, она выглядела моложаво, хоть я и подозревала, что ей чуть больше лет, чем ему.
Он был тоже немолод, седой, высокий, с чуть выдвинутым подбородком и глубокими мужественными складками на скулах. Наши дамы и даже молодые девушки запали на него сразу. Но он предпочитал только последних. Потихоньку вокруг него образовалась девичья компания, этакий гарем. Надо отдать ему должное — он был действительно очень привлекательным мужчиной. Однажды, присев недалеко от их тусовки, я услышала, какой он виртуозный рассказчик, как он шутит, как себя ведет. А как он играет на рояле!..
За шикарным блестящим инструментом в центре большого холла, в светлом костюме и расстегнутой на груди черной сорочке сидит элегантный господин и сказочно играет что-то из классики. Вот тогда, уподобившись своей дочери, а вовсе не внучке, я поймала себя на мысли, что если бы ОН сделал мне предложение, я бы ответила согласием сразу. Но, увы! Девчонки облепили его, словно лепестки розу.
Итак, увидев стоящую у моря спутницу этого привлекательного мужчины, с которой явно что-то случилось, я сбежала вниз.
— Вам плохо? — запыхавшись, обратилась я в темноте к женщине.
— Ничего-ничего, это у меня бывает, — держась за левый бок, прошептала она. — Сейчас пройдет.
От пляжа до отеля было метров пятьдесят, но идти пришлось бы по глубокому песку.
— Хотите, я приведу вашего мужа? — предложила я, прикидывая, что сама не справлюсь. Когда я бежала к ней, мне показалась, что он сидел у бара, как всегда, в окружении слабого пола.
— Нет-нет… — Она замотала головой, в ее голосе послышался испуг.
Я неловко потопталась рядом. Вроде бы оставить больного человека в темноте на пляже неудобно, тащить по песку я не смогу, значит, ничего не оставалось, как примоститься рядом и подождать.
— У вас проблемы с сердцем? — стараясь поддержать разговор, спросила я.
— Нет, — односложно ответила она, явно не собираясь делиться своими бедами, и вновь согнулась от боли.
С моря подул холодный ветер. Я выскочила из номера налегке, и мне становилось зябко. Заболеть с Ксюшей на отдыхе — такая перспектива меня не прельщала.
— Все-таки я приведу вам помощь, — категорично заявила я, увидев, что ей не становится лучше. Она не успела возразить, как я уже зашагала к отелю.
Взрыв хохота в опустевшем холле окатил меня, словно холодный ветер там, у моря.
Это смеялись девчонки, развлекаемые байками того самого господина, чья жена корчилась на пляже.
— Вашей жене плохо, — решительно заявила я, — ей нужна помощь.
Он удивленно посмотрел сквозь меня, так смотрят, когда человек тебя абсолютно не интересует.
— Вы имеете в виду мою сестру?
— Ну да, — опешив, согласилась я.
— Хорошо, — кивнул он, не двинувшись с места, готовый продолжить свое смешное повествование.
— Ей нужна помощь, — уже не так решительно повторила я.
— Я понял, — бросил он, словно назойливой мухе.
Мне ничего не оставалось, как вернуться восвояси. Если бы по дороге в номер я встретила кого-нибудь из наших мужчин, то все равно попросила бы помочь ей. Но мне никто не встретился. А обращаться к служащим отеля, когда я уже все передала ее спутнику (назвать его братом я даже мысленно не могла), как-то глупо. Вроде бы лезу в чужие дела. Я на лифте поднялась в номер. Ксюша проснулась. Ее знобило. То ли она в этот день перегрелась на солнце, то ли перекупалась и простыла. Пока я занималась с ней, поила чаем, давала таблетки, укладывала вновь в постель, наступила глубокая ночь. Я забыла о женщине, оставленной мною на пляже. Уже за полночь я вышла на балкон. Свет вокруг отеля был давно погашен, но, приглядевшись, я обнаружила ее одинокую фигурку, скрючившуюся в темноте возле камня.