Номер Один, или В садах других возможнос­тей

глава 7. В Москве

Проснулся от землетрясения, все вокруг рушилось, падало, дрожало, какой-то громкий голос с небес возвещал все, конец. Дико болела голова.

— Все, конец, приехали, гражданин! — орала баба и трясла его за плечо. — Але! Москва уже!

— Я с-слушаю… (прокашлялся) — Але.

— Нажрутся как скоты…

Вышла.

Сел встрепанный. Где это. Поезд, ага! Мы в поезде, приехали. (Куда?).

Опять заглянула:

— Москва уже, все! Мне белье давай!

Напротив было пусто, полка и все.

Вскочил, штаны спущены… Пальцы в крови. Застегнулся. Плюнул на пальцы, вытер полотенцем. Посмотрел вокруг, что у меня было? Ничего у меня не было. Охлопал себя, чтобы не забыть. На столе пустые бутылки. Посмотрел под столик. Поднял оба сиденья. Ноль. Сомневаясь, выскочил.

Как будто только этого и ждали, поезд плавно тронулся. Проводница с ожесточением поднимала ступеньку, тут же закрыла дверь вагона, глядя в пол.

А-аа! Все деньги где? Где мои деньги?

А-АААА!

Побежал что было сил по перрону.

Обокрала та курва! Проводница с ней в сговоре. Аааа!

Остановился на краю платформы. Поезд ушел.

Сел в отчаянии на асфальт. Людей почти не было. Стал бить себя по голове.

Вдруг возник рядом наряд милиции.

Быстро выскреб из-под ногтя писку. Выщелкнул.

— Вашш документы.

Встал. Ощупали.

— Да меня обокрали в вашем поезде! Ааа! Что делать?

— Паспорт ваш есть? Предъявите.

— И паспорт увели! Аааа!

— Не кричите, гражданин. Выпимши были? В поездах тоже разные люди бывают. Пройдемте.

— Аааа! Не могу идти! Скорая помощь!

Быстро ощупали с головы до ног. Сзади тоже. Найдут нож!

— Да вот он, ваш паспорт, в кармане. Еще скажите спасибо что не убили. Так, что у вас украли? Чемодан? Что? Пройдемте, напишете заявление.

— Да вы что, украли деньги. Заяву, заяву примите!

— Сколько?

— Чужие деньги-то, вот в чем дело! Человек квартиру заложил! Аааа!

— Валерий Николаевич? Мы вам сочувствуем.

Какой к е. м. Валерий Николаевич? А, проверили же паспорт!

Посмотрел на руки. Руки не мои. Но и часов золотых нет.

— И часы украли!

— Да успокойся, они в водку подсыпают… Клофелинщицы. Так. А это чей паспорт?

— Да друг у меня умер в Энске, надо оформлять, везу вдове. Убили его. Ехал ей вез деньги (длинно выругался) и паспорт. Теперь его и не похоронят! (Даже заплакал).

— Вот, а вы говорите.

Нож, стало быть, не нашли. Его тоже те попятили. Все взяли! И удостоверение то, корочки милицейские!

— Такая тетя была в моем купе, волосы белые… Синие глаза… в зеленом кожаном пиджаке. Еще у нее был металлический такой чемодан, она в нем шевырялась… Смотрела вещи. Я не видел, она за крышкой смотрела. Перебирала. Потом они открыли большую банку икры, брали прямо пальцами, водку пили… Парень к ней пришел, в кепке, бейсболке.

— Чернявая? Женщина, какая?

— Говорю, блондинка.

— Ну собой чернявая? В смысле кожа как сапог?

— Ну вроде…

Другой сказал:

— Ну это Индия, наверно.

— Зинаида Кравченко, показала паспорт.

— Такая же Кравченко, как ты.

— Парень потом кепку снял, тоже блондин оказался… Белый.

— Они в этом поезде там все работают белые…

— Потом она сказала, что хочет переодеться, потом они мне дали выпить водки… Финская водка «Абсолют» была, полбутылки. Примите от меня заяву! Я пойду с вами!

Потеряли всякий интерес к нему, быстро отчалили. У них уже создалась картина.

Видимо, американы обнаружили пропажу чумайдана уже когда поезд тронулся. Проводница, однако, не выдала… У них был расчет на меня и на клофелин. Чемодан они, конечно, обнаружили вскрытый и предъявили хозяевам, что человек в кепке бросил его и ушел.

Голова кружилась. Так, но еще деньги есть, те, что остались в подкладке старого пальто отцова. Шесть тысяч там есть.

Пошел вдаль пустой, как голый. Пошел домой.

Ага. К кому домой? Анюта не примет меня такого. И уж во всяком случае не даст рыться в стенном шкафу.

Наскоро притырил кошелек у тетки в толпе, денег немного, но на телефонную карточку хватит. Отошел, тетка подняла дикий вой, причитая как они обычно делают «ой люди, люди, ой, обокрали последнее! Помогите! Не доеду теперь, ой». Села мешком на асфальт. Потом легла, замолчала, как та под трамваем. Женщина присела около нее, трогает ей шею. Звонит по мобильному.

Ушел. Купил телефонную карту. Набрал свой номер. Голос тихий, хриплый на шепоте.

— А… анюта! Му-уми! Это я. У меня го-горло.

— Ой, слава тебе Господи! Ты откуда? Ты заболел? Что с горлом?

— Про-остыл.

Похрипел.

— Совершенно не твой голос. Слушай. (Пауза). Я ведь вчера как с ума сошла, я решила что мы расстаемся!

— (Шепотом) еще новости.

— Вот. Я вообще когда ты ушел стала собирать все твои вещи, хотела чтобы все, понимаешь? Я как одна, так и буду одна, но без этого бесконечного мучения и ожидания. Тебя нет, нет и нет. Стала собирать твое и даже заплакала, как мало у тебя вещей, пара брюк, куртка и белье старенькое. Какие-то рубашечки… Носки непарные. И в стенном шкафу эти рюкзаки по десять лет стоят, твоя диссертация закадычная…

— Ну это-то ты не тро… не трогай…

— Ты слушай, что дальше! (Засмеялась). Ну я все приготовила на вынос… Не распакованные твои материалы…

— Ты чтооо?! (Засипел).

— Еще старые резиновые сапоги, какие-то кеды, куртки полусожженные брезентовые… Все свалила в кучу…

— Спаасибо.

— Да! И так дышать нечем. Алешка спит, я плачу… Пальто старое твоего отца сверху взгромоздила… Понесла на помойку сначала сапоги и пальто, каким-нибудь бомжам.

— Ты что, сука! — зашелестел Номер Один.

— Ну погоди, погоди, дальше радостная весть! Это как знак с небес! Отнесла я это все кучей, возвращаюсь на лестницу — на ступеньках лежит пакет, а в нем! Представляешь, в нем шесть тысяч долларов!

— (Застонал шепотом) аааа!

— Кому-то большое горе! А я плачу от счастья!

— Ты что… Да ты что…

— Ну вот, я поняла, это знамение мне от Бога! Я рано утром позвонила Ратмиру Сергеевичу, ну тому, из медуправления, застала его еще дома.

— Да ты… Да ты зна… знаешь что ты наделала, сука?

— Ругайся, ругайся, уже поздно! Что с голосом у тебя? Как будто не ты… Чего так заикаешься?

Покашлял. Ответил:

— Ме… меня огра… ограбили… это шо… это шок. Про-пройдет.

Продолжала с воодушевлением, не вникая в ответ:

— А. Ну понятно. На севере. Отняли рюкзак? Ну что так переживать! Ну вот. Застала его, он дома! Говорю «Ратмир Сергеевич!», обрадовалась…

— Да ты… Да он всееегда дома, ты всеее-гда застаешь его дома. Он не рабо… не работает ни в каком управлении!

— Глупости. Я звоню ему всегда он велел, рано утром или ночью. Я говорю, последний шанс наш это шесть тысяч за полный цикл. Больше денег нет и никогда не будет. Он вздохнул так и говорит: «Еду». Потом привез все и объяснил. У него была партия почти просроченная, ну она до следующей недели, но все медики знают, что после срока еще шесть месяцев можно! Я уже даю Алешке эти ампулы! Уже две выпил! Победа! Я у тебя не просила, мне Бог послал!

— Не ра… не радуйся, — зашептал, — особенно так, сволочь, квартиру у нас отберут через месяц. Я те… тебе сказал, что меня ограбили… Это все моего директора дела. Я дал ему расписку на двадцать шесть ты… тысяч… до-долларов. Под залог, оказывается, квартиры. Получил на выкуп Юры, ну ты помнишь. И меня в поезде обо… обокрали.

— Какк?!? Шшто??? Ты как?… Что ты сказал?

Завыла, но быстро замолчала. Алешка слышит.

— Слушай, что-то я стал плох. Помолчи. Ты совсем ох-хренела, Аня. Слу… слушай, значит так, ты потратила все деньги на эту шмаль, а меня тут вообще обокрали. Я достал на выкуп, дал расписку на двадцать шесть тысяч долларов. Под залог, нормально, квартиры. И у меня все взяли! Ночью в поезде!

— Ты в своем уме? Я вообще тебя не понимаю! Ты что говоришь такое? Зачем двадцать шесть ты взял? Это не твоя… квартира!

— Да, твоя. Но я дал ра… расписку. Все. Они мее-меня достанут, убьют. Кваквартиру отберут.

Замолчала. Какой-то писк.

— Может быть, к тебе прие… приедет мой один знакомый, Валерий. Открой ему.

— Это не ты говоришь!

— (Шепотом). Муми, ты как всееегда права. А этот Ратмир всучил тебе для Алешки на… наркоту, как я и предупреждал. Будет улучшение, общий тонус поднимется, а через полгода резкий спад. Общеизве… известные дела. Ну прощай, может, больше мы не ууу-уви-димся.

— (Тихо, чтобы Алешка не услышал). Ты уходишь? От нас совсем уходишь?

— Во-возможно.

— (Еле слышно, шепотом). Ну и привет твоей жене! А мы на улице будем жить!

Не заплакала. Бросила трубку. Теперь будет всем подругам звонить, и тут же новость дойдет до директора. Да ему и так уже сказали, что деньги не пришли. И прекрасно.

Между прочим, уже был вечер.

Вышел в город. Денег нет и противно щупать чужие карманы. Господи, как противно. Та тетка легла как под трамвай, раздавленная.

А все-таки хорошо что нас обокрали, милиция бы встретила, у дяди доллары, на пакете следы крови… и хорошо что пистолет спрятал за батарею… Вовремя засунул его. И чужой рюкзак, в нем банка икры и видеокамера, и нож взяли. Год Бутырок и шесть лет колонии строгого режима нам бы светило. Спасибо тебе от всей души, Зина-Индия.

А нас-то ждали на перроне. В купе не стали заходить, мало ли где я спрячу свои цацки. Или вообще скажу что не мое. По описанию уже составили портрет.

Вечер, вечер, красный закат.

Поехал знакомой дорогой в родные места, к себе домой.

Сел на лавку во дворе напротив балкона. Алешка уже, видимо, проснулся в своем ящике, и Анюта его унесла. Он спит утром и вечером на балконе. Толку-то.

Его нет. Позвал тихо-тихо:

— Сынок! Алешка! Вставай!

Нет, заплакал. Проснулся. Плачет! Чего она, сука, не идет! Не слышит! Спит, наверно, как всегда, после бессонной-то ночки. Не плачь, парень, не плачь (тихо так сказал).

Алешка замолчал, потом звонко спросил:

— Папа? Папа?

Тут она вылезла, заговорила, забормотала, Алешка ей стал рассказывать что-то, поднатужилась, вытащила его из ящика, большого в спальном мешке, зорко поглядела вниз, по сторонам, никого не увидела. Ну, сидит какой-то мужик на лавке. Посторонний.

Скоро она не сможет его поднимать.

Произнесла специально отчетливо:

— Ну какой папа, какой там папа. Где это ты слышал папу.

Ушла с Алешкой. А вот слышал!

Далее путь был простой, к продмагу, который теперь назывался пышно, «Десятый вал». Туда хаживали богатые.

Местные обозленные жители в «Вал» не заглядывали, боялись цен, а шастали в подвальчик. Там было все родное, плохое, пол затоптанный, товары подозрительно дешевые, явно просроченные, и продавщица своя, приветливая Маша.

Номер Один подошел в сверкающему стеклянному аквариуму, поднялся по мраморным ступеням на полированное крыльцо, но в дверь не вошел, а просто встал в позицию «ноги на ширину плеч». Руки заложил за спину, как телохранитель в кино.

Немного погодя подвалил тяжеленный «Мерседес» с зеркальными стеклами.

Оттуда, закопошившись, вывалилась парочка пьяных дядьков в кепках, с толстыми сумками через плечо.

Один крикнул водителю:

— Владимир, чтобы никуда, понял? Гляди, а то будет как тогда.

— А что было тогда? — спросил второй.

— Да я его полчаса выглядывал.

— Понял.

Выкатив животы из-под кожаных курток, эти двое пошли в магазин.

Им навстречу вылез нетрезвый персонаж по имени Дядя Шиш, который всегда ошивался у автостоянки «Десятого вала». Выставив две чудовищные культи (обрубленные выше локтя), дядя Шиш начал:

— Шитня хота!

И весело кивнул на оттопыренный грудной карман.

— Че? — брезгливо спросил второй из приехавших. Первый осторожно, как кот лужу, обошел Шиша.

— Жжить неохота! — повторил Дядя Шиш. Это был весь его репертуар.

Номер Один сказал Шишу пару слов, предупредительно поднялся перед клиентами по ступеням, открыл им дверь и просочился следом, причем сделал морду кирпичом и вертел головой по сторонам, как телохранитель.

Стоящий внутри вежливый парнишка в синем костюме с красным галстуком и плакеткой на груди (надо такую же иметь) вежливо сказал:

— Попрошу сдать сумочки.

— Просят сдать сумочки, — сказал задний переднему.

— Да охренел ты, — отозвался передний. — Там же все мое.

— Ну сдадим, ну вынем, — зачастил задний.

— Сумочки придется сдать, — повторил красный галстук твердо.

Дядя долго доставал какие-то пухлые конверты, рассовывал по карманам. Потел.

Номер Один смотрел строго по сторонам, мимо парнишки в синем, как бы ожидая выстрелов из-за угла.

Затем Номер Один проводил свою парочку к дежурному, помог им поставить сумки, бормоча «ничего-ничего, не беспокойтесь», проследил, в какие ячейки попало добро, одобрительно кивнул, когда двое положили номерки в боковые карманы, приклеился к ним и так и пошел впритык за мужичками к полкам, по дороге прихватив корзину на колесах. Они набрали полные охапки банок и коробок, и тут он все у них принял и уложил в корзину.

— Спасибо, — сказал второй.

А первый все останавливался и как бы мечтал.

— Не за что, — произнес Номер Один.

Тут старший по званию, видно, додумал свою думу и сказал:

— Надо проконсульти-рваться.

Добыл мобильный телефон из внутреннего кармана, очки оттуда же и долго, отстранившись, набирал. Номер Один скромно наблюдал со стороны.

— Слушай, — это прозвучало весомо. — Это ты? Это я. Ну как ты чувствуешь? Так. Так. Да не за что. Рыба моя (взволнованная пауза), слушай, такой возник вопрос. Брать черную икру? А? А семгу? А красную? А. И шампанское, понял. Ну до скорого. И я тебя. Что? А. (Запыхтел). И ее также.

И он, радостно покраснев, убрал телефон в наружный, и так уже полностью набитый, карман. Своим кралям звонил.

Номер Один выжидательно застыл. Они еще много чего нахватали, он им советовал, какой сорт кофе лучше взять, протискивался мимо и т. д. Заботливый сотрудник магазина, шестерка.

— Приведу вторую повозку, — сказал он.

— Нам в винный, — ответил второй. Первый был важен и в основном отдувался. Типичный генерал.

Номер Один отошел и подвалил к парнишке в синем костюме, достал мобильный телефончик, нажал какие-то кнопки и сказал: «Володя, я несу». После чего предъявил два номерка от сумок, получил их и строго вышел в дверь.

Там он прямиком направился к машине Владимира (синий костюм наблюдал за ним из-за дверей), постучал в зеркальное окно и недовольно сказал:

— Велели сумки положить в машину ихние.

— Че? — водитель приспустил стекло.

— Я охранник из магазина. Прислали свои сумки, а то их там надо сдавать.

— Ага, — зевнул Владимир, дородный мужчина. — Давай.

— Велели в багажник покласть. Сказали в багажник и запереть.

Владимир смекнул, что ему не доверяют, и шумно вздохнул:

— О, елки.

Затем он с трудом вынес туловище из-за руля, попутно прихватив ключи зажигания, далее встал во весь свой почти двухметровый рост, как колонна, и проделал целый ряд манипуляций: ключи зажигания спрятал в карман куртки, захлопнул дверцу, достал из внутреннего кармана крошечный пульт, свистнул кодом. Машина заперта. То есть это был водитель солидный, с предосторожностями. Пошел к багажнику, ставя ноги строго в полуметре одна от другой. Опять пискнул кодом. Открыл багажник.

— Нефтяники? — спросил Номер Один.

— Все вам надо, — важно промолвил Владимир.

— Небось, по скважине у каждого?

— Сам ты скважина! Они оружием занимаются, — невольно гордясь, отвечал Владимир.

— Иди ты!

— Вчера, — неспешно и с презрением говорил Владимир, в то время как Номер Один шестерил, ставил сумки в багажник и поправлял их, — всю ночь их ждал, были в сауне. Утром выходят вчетвером. Неудобно им было. Пиши, говорит, заявление на материальную помощь. На сколько хочешь. Я написал на двести баксов. Они в Москве редко бывают.

— Арабы у них покупают?

— Сам ты араб.

— О. Я бы тоже купил.

— Да ты… Они аэродромами продают.

Номер Один захлопнул багажник. Владимир пискнул кодом. Запер. Развернулся по направлению к своему водительскому месту, убоина.

Номер Один тогда вынул мобильник из кармана, нажал кнопочки и сказал:

— Ну, я все положил. Че? Че еще? А.

Сунул мобильник в карман и сказал:

— Они просят тебя туда, купили ящик водки.

— Мало я написал им материальную помощь, — злобно произнес шофер и пошел враскоряку к магазину.

Номер Один сопроводил его до дверей, услужливо открыл их, слегка задев могучее туловище водителя, и остался на улице.

Владимир внутри магазина осматривался, меденно, как маяк, поворачивая свою башню. Сейчас тронется их искать, колесить по всему пространству. Обратился к персоналу, что-то произносит. Просто как Терминатор. Парнишка в синем костюме стал ему объяснять направление, тыча рукой в сверкающую даль. И второй подошел, потом они все смылись.

Излишнее усердие затмевает ум.

Номер Один мгновенно очутился у машины, нашарил в кармане пульт (пикнуло), открыл дверь, сел, достал ключи, завелся и плавно отчалил от «Десятого вала».

Затем он позвонил по мобильному, будучи уже километрах в двадцати от места преступления (где сейчас творилось незнамо что), набрал номер Паньки, директора. У того в доме стоял говорящий автоматический определитель номера, идиотская машинка, которую шеф поставил, чтобы контролировать жизнь своей дочери-дуры. Шеф был голубятня, но дочь тем более ревновал, выслеживал по линии секса, наблюдал за ее нравственностью, как всякий старый распутник. Весь панькинский институт был в курсе.

Таким образом, голос автоответчика продиктовал номер свежеприобретенного мобильного его новому владельцу.

Тут и директор откликнулся.

— Это от Вахи, — сказал Номер Один. — Мы ничего не по… не получили.

— О. Здравствуйте, Григорий Иваныч. Как здоровье? — с совершенно естественной бодростью сказал Панька. — Как успехи? Как на даче? Как супруга?

(Видимо, рядом сидели его две дуры). Номер Один успел вставить:

— Что будем делать?

— А. Объясняю. Дело в том, Григорий Иваныч, что этот проект сейчас замораживается на месяц.

— Как так.

— Момент, я перейду к другому телефону, плохо слышно (пауза). Але, слушайте, ничего не понятно, ведь моего сотрудника я послал к вам, его же ограбили!

— Ну.

— Так все в порядке! Ах ты сволочь!

— Нет, мы не получили ничего. Так что… счетчик тикает.

— Но я же…

— Неважно! Денег нет.

— Вот те на. А где?.. Слушай, тебя как зовут? Что значит неважно? Я тебя знаю?

— Не очень.

— Ну вот: я через месяц продаю его квартиру, он нам заложил, и деньги уже будут другие, понял? Не те, которые он вам вез, а хорошие! То есть что я говорю…

— Деньги паки… па-акистанские были?

— Какие… пакистанские!.. Вы что!

— Это не мое дело.

— Я отдам, отдам!

— Месяц? Так говоришь?..

— Ну меньше, меньше! Необходимые формальности! Ну там подписать документы…

— Значит так: это меня не касается. Ты меня не знаешь. Я здесь, в Москве, по другому делу. То ты с Вахой моим обсудишь. А это дело мое, его не касается, ясно?

— Нет, мне важно сказать. Как это так, я доставал эти проклятые а… тридцать тысяч, настоящие, отличного качества… И что же ваши люди мне тут напортачили? Я же ясно сообщил, седьмой троллейбус и время, и куда едет. Номер поезда. Он вез тридцать тысяч.

Так.

— Слушай, мне некогда.

— И что как некогда? Я же верну!

— Ты… Дело о другом. Вахе не говори что я тебе скажу. Нам известно, что ты занимаешься крадеными машинами. Перебиваете там номера. В гараже института, в подвале. Сбываете в Осетию. Якобы ты сдаешь в аренду под мастерские, на саа… на самом деле это твои люди. И ты никому не откатываешь. Кроме ментуры. И ты хочешь «мерс».

— Кто, что, не понимаю. Не понимаю!!!

— (Зачастил). Слушай, у меня сейчас в ру… в руках Мерседес шестисотый, пробег ми-минимальный, этого года, он стоит сам знаешь сколько, пробега нет почти, без криминала, все нор… нормально. У людей проблемы, срочно ну… нужны деньги. Про-просят двадцать пять, но не пакистанскими, понял? Если будет паа-пакистанскими, мы твои адреса знаем. И на улице Цандера, и на Ска-скатертном. Ты Вахе должен и если-если будешь мне должен, до… дочку свою не увидишь.

— Да зачем мне оно надо, спасибо. Ничего опять-таки не понимаю, какая машина, какие гаражи, — как в бреду зашептал Панька. — Так что вот что, Григорий Иванович, — бодро и громко продолжал он. — Не получится у нас с вами пока ничего. Привет семье. Супруга передает супруге тоже.

— Значит так, если ты хочешь эту машину, цвет серебристый лед, новая, с документами, то го… гони к институту с деньгами. А нет… То сам зна-знаешь что бывает.

— Сейчас это не представляется возможно, — путано отвечал Панька. — Але!

— Минуту. Я по другому телефону, — сказал Номер Один и слегка изменил интонацию, как бы отвернувшись. — Слушай, кацо, друг. Ты предлагал двадцать четыре, и я согласен. Тот клиент отпал у меня. Где. Записываю. Новоалексеевская… до упора в железную дорогу… и налево… шиномонтаж. Все, еду (и якобы в телефон Паньке) Ну все, лады. Все продано. Хорошая машинка.

— Я перезвоню, — сухо произнес Панька. В его горячую голову, однако, что-то запало.

Он действительно быстро перезвонил. Видимо, с улицы. С грохотом проехал какой-то транспорт.

— Але! Это вы? От Вахи?

— Это я. Что надо.

— Я… Я даю двадцать пять.

— Теперь это стоит двадцать шесть, закон джунглей.

Помолчал, но потом согласился.

— Через полчаса у ваших гаражей, но не во дворе, а со стороны проходной института. Ты понял, какая у нас информация? Де… деньги в пакете, каждая тысяча отдельно, ты понял, со стороны проходной, через… через по-полчаса, не во дворе.

— Через сорок минут, ладненько?

— Но никаких этих твоих спортсменов, шка… шкафов этих. Мы все знаем. Увижу кого-нибудь рядом, все. Мои люди всех вас достанут. Ваши адреса есть.

Тут он вдруг Панька, как больной, захихикал и произнес свою любимую фразочку:

— Как говорил Конфуций, тигр сначала бьет, а потом кричит.

Ни к селу ни к городу.

— Так это же тии… тигр, — ответил Номер Один и отключился.

Всегда Номер Один к делам директора относился со смехом, но не сейчас. Не сейчас.

Старые болячки засвербили. Вся история последних лет. Вел машину и кипел злобой.

Многие молчали, потому что люди в институте начали получать хоть какую-то зарплату и премии, как-то работа (в основном на сторону) шла, не то что при прежнем благородном старце Энгельхардте, который проводил время на международных симпозиумах и со своей высоты ничего не замечал, а самолеты ему и его секретарше оплачивала институтская бухгалтерия, в то время как сотрудники не получали ничего месяцами. Это кончилось плачевно, Энгельса с почетом ушли на запоздалую пенсию, дали ему какую-то международную премию (как шутили, «посмертно»), появился новый директор, Панька, про которого заранее говорили, что он похож на архиерея и столько же смыслит в науке, но хороший практик. Он действительно забирал себе все долларовые гранты, которые люди доставали под свои экспедиции, якобы деля эти доллары на все отделы. Не говоря уже и о мелком бизнесе и о разносторонних интересах, среди которых намечалась и педофилия. Он поговаривал: «Я мужчина и должен все испытать!» Он купил квартирку на Скатертном якобы для дочери, но использовал ее сам. Один уволившийся водитель как-то рассказал другим, что возил туда теплые мужские компании, которые останавливаются у одного «Макдональдса» на шоссе, где голодные дети на автостоянке ждут, кто бы их угостил. Мальчик там якобы стоял раскорякой, не мог ходить, смеялся водитель с презрением.

Вот и испытай, что должен.

Зазвонил телефон.

— Да, але, да. Ну да, я угнал вашу, да, та… тачку.

Был доволен и говорил медленно и почти правильно.

— Ну стоп-стоп-стоп, а то… Ну долго (выругался с удовольствием) мораль тут мне орать будете… Я сейчас соо-сообщу позвоню в органы, что вы незаконно продаете оружие воздушного боя… С дальних аэродромов. Ну что. Да, ваш автомобиль да, у меня. Да, я его заказал, была проделана работа. За вами ездят уже три дня. У сауны хотели взять прошлой ночью, но водитель сидел. Да. Но ваш мерс будет скоро разобран на детали. Я нисколько не хочу. Нет. Да что вы мне смешные деньги предлагаете? Сколько? Да я за тридцать ее сейчас могу загнать. Сорок? А как вы считаете, я вам поверю? Ну хорошо. И сумки, ладно. Машина будет стоять, так, через пятьдесят минут в районе, пишите… (продиктовал), это гаражи инстатута. Внутри буду сидеть я, борода, очки, партийная кличка Феликс Федорович. Скажите «Феликс Федорович, мы от Вахи». Пусть будет один человек, ясно? У меня там тоже свои люди, четверо дежурят. Адрес позвоню скажу когда будет все готово. Ваш телефон. Записал, ждите.

Приехал пораньше, поставил машину подальше и правильно сделал. Прогулялся к институту.

Панька явился, конечно, не один. Держа дистанцию, впереди и позади шли так называемые помощники, Витя и Сева, два шкафа, оформленные в отделе кадров как лаборанты с незаконченным средним образованием. Любовники и шестерки.

Позвонил ему.

— Ну что, это я, от Вахи, ты готов?

Он ответил:

— Тут со мной вызвались поехать мои студенты.

— А я один. Пусть остаются на месте, подходите ко мне. Я на углу, у светофора, за кустами стою.

Постепенно темнело.

Панька подошел, посмотрел на Валеру и сказал:

— Да, вы человек Вахи, я вас видел. В бане мы были вместе. Очень приятные воспоминания (он мимолетно смазал горячей ладошкой Валеру по руке. Брр.). Так. Ну, где машина?

Он все осмотрел детально, влез внутрь. Пыхтя, отдал деньги. Двадцать шесть пачек. Старые, ношеные, настоящие доллары.

— Че старые-то?

— Уж какие были. Я не банк. И так все подмел.

Врет.

Номер Один отдал ему ключи. Пульт оставил себе. Вышел, нагруженный двумя сумками.

Панька сразу тронул, лицо у него было радостное, и подобрал своих малышей по дороге. Свернул к институту.

Номер Один тут же позвонил хозяевам машины.

— Вот адрес. Ваш пульт и сумки лежат за табачным киоском рядом с институтом, в траве слева, прямо у стены. Все, жду.

Спустя десять минут приехали три машины, люди в камуфляже ощупали землю, нашли только пульт, поехали к институту. Оттуда через паузу понеслись характерные звуки атаки. Глухо хлопнуло несколько раз. Бьют по замкам. Разумеется, им никто не открыл железные ворота гаражей, там имеется глазок, Витя и Сева были на стреме. Но раздался небольшой взрыв. Видимо, снесли ворота. Затем послышались выстрелы. Скорее всего, были задеты интересы большого военного комплекса. И зачем им оставлять свидетелей своего позора, когда у такой фирмы увели автомобиль?

Спустя еще пятнадцать минут на улицу выехали четыре машины, в центре кортежа красовался мерс.

Пошел посмотреть.

Все трое в разных позах лежали в гараже. Панька и его купидоны, бедные, безмозглые и безработные спортсмены. И один охранник, тоже из их банды.

Брезгливо вынул у Паньки ключи, обшарил все карманы, ничего.

И тут раздались чьи-то шаги. Так. Застанут рядом с трупами. Бежать.

Огляделся, мимолетно взглянул на дверцу рядом с воротами. На ней нарисовалась бумажка «М-психоз 23:50–23:55». Преодолел желание прыгнуть туда. Взглянул на часы. Ровно 23:50, надо же!

— В чем дело? — испуганное восклицание. — Что это вообще за базар? Что вы тут делаете?

То и делаем. Это на пороге стоял, на тебе, дежурный по институту, лаборант со второго этажа Костя. Молодой отец после университета. Он услышал выстрелы, взрывы и зачем-то спустился посмотреть.

Номер Один отчетливо сказал, отвернувшись:

— Через по… через полчаса вызовешь милицию и пожарных, ясно? И молчи, если хочешь жить, Костя. Скажешь, что были люди в черных масках на трех машинах, взорвали ворота гаражей. Что тут перебивали номера на краденых машинах. А ты выбежал, испугался и спрятался вон там, за будкой. И иди туда, ясно? Прямо сейчас.

Костя, пожав плечами, пискляво ответил:

— Ура.

И исчез, умный, интеллигентный мальчик.

Номер Один панькинским ключом открыл дверь, поднялся к директору в кабинет, нашел на кольце еще ключ от сейфа, там у этого была заначка, бутылка французского коньяку (спрячем в карман), хлыст (ага), баночка с какой-то мазью, спрей «интим» и куча бумаг.

Все свалил на пол, выгреб туда же содержимое ящиков стола и вытряс те немудреные подарочные книжки, которые стояли на полках. Порхнуло несколько пятисотенных евро. Так.

Поджег зажигалкой кучу. Горело неохотно, но потом занялось хорошо. Где-то тут горит и его собственная расписка. Пошуровал, распушил листы. Вспыхнуло.

Открыл окно и выкинул вон по частям компьютер, монитор так хрястнул об асфальт, что удовольствие доставил огромное! Позвонил 01. А то загорятся архивы, библиотека, жалко.

Хотя вряд ли Панька стал бы заносить в компьютер все долговые расписки.

Заботливо кинул в огонь и дискеты со стола.

Посмотрев, хорошо ли горит (костер поднимался уже на полметра от пола), Номер Один неторопливо ушел, взяв сумки.

И не было у него места, где преклонить голову, посчитать прибыль.

Двадцать пять от этого… И толстое портмоне от того, от генерала… И его водителя большой пустой кошелек.