Мы вернулись в дом без приключений. Повезло: ни в гостиной, ни на лестнице никого не было. Селестина сказала, что хочет немного полежать, а я — что хочу принять душ, и мы разошлись по своим комнатам.
Растираясь после душа полотенцем, я поняла, что сожгла и спину, и плечи, и... все остальное. Кожа покраснела и саднила. Это была расплата за воздушные ванны голышом. Я поняла, что сегодня и завтра мне придется очень осторожно садиться на стулья и в кресла.
У меня в запасе был один классный наряд, выдержанный в морском стиле: полосатые шорты и майка-тельняшка. То, что надо. Я даже представить себе не могла, что моя обгорелая попка будет зажата мини-юбкой. А ведь еще придется скрещивать ноги, как только Бэнкрофт повернется в мою сторону. Нет, сейчас мне нужны свободные одежды! Я надела шорты, расправила майку, расчесала свою гриву и вышла.
Проходя мимо комнаты Нины Фарр, я неожиданно остановилась и, подчиняясь внутреннему импульсу, постучала:
— Можно к вам?
— А, это вы, Мэвис... Входите.
Нина и Уолтер, сидя за небольшим столиком, играли в карты. Впрочем, подойдя поближе, я обнаружила, что карты у них необычные — большие, да и картинки какие-то диковинные.
— Мисс Зейдлиц, вы не знаете, где Селестина? — холодно спросила Нина, не отрываясь от игры. — Я не видела ее с самого утра.
— Мы были с Селестиной на пляже, купались... А сейчас она отдыхает в своей комнате.
— Вот как!
Нина соизволила взглянуть на меня. Голос ее потеплел.
— Значит, вы, Мэвис, все-таки присматриваете за ней... Похвально.
— А же говорил тебе! — воскликнул мистер Томчик. — Мисс Зейдлиц весьма ответственно относится к своей работе. Ты слышала, что сказала Селестина за завтраком? Мэвис даже спала в ее комнате!
— Именно об этом я и хочу поговорить с вами, милочка.
Нина искоса взглянула на меня и отложила карты. Я присела на пуфик, стоявший возле столика.
— Говорят, вы видели призрак Олтона Эсквита. Это правда?
— Не знаю, кого я видела... Призрак или живое существо... Возможно, это был ночной кошмар, и ничего более.
— Я все хочу услышать из ваших уст. Расскажите обо всем подробно. И не упускайте ни одной детали, какой бы ничтожной она вам ни казалась.
Нина откинулась на спинку кресла. Я описала свое ночное видение, вспомнила, что говорил призрак Эсквита и даже упомянула, что он растаял в синей дымке. Несколько раз на протяжении моего монолога Нина и Уолтер обменялись многозначительными взглядами.
Я закончила и замолчала. Фарр и Томчик тоже молчали. Пауза затягивалась. Наконец Уолтер изрек:
— Все-таки она видела Олтона... Описание очень точное.
— Точнее не бывает... Мэвис, вы видели хоть один фильм с участием Эсквита?
Ее резкий тон насторожил меня.
— Нет, — робко ответила я.
— За последние тридцать лет немые фильмы с Эсквитом не крутили ни в одном кинотеатре, это мне известно доподлинно, — заметил Уолтер.
— Хм... Но я не верю в то, что призраки существуют! — Нина сжала правую руку в кулак и, произнося очередное слово, взмахивала кулаком, словно загоняла гвозди в доску. — Я не верю в призраков, которые приходят к живым и сообщают свою программу действий. Тот, кого вы, Мэвис, видели, — очень странный призрак. Он сразу объявил, что убийца Мэри Блендинг жив и находится где-то поблизости и что мой бывший муж причастен к смерти Мэри. Потом он начал пугать вас тем, что возмездие за грехи отцов должно пасть на головы детей. Проще говоря, Селестина в ответе за своего отца Джона Меннинга и поэтому должна помочь призраку поймать и наказать настоящего убийцу. Это не просто программа — это хорошо продуманный план мести. Разве не так?
— Да, похоже... — промямлила я.
— И это мне категорически не нравится!
Нина посмотрела на Уолтера Томчика так, словно убийцей и одновременно призраком-шантажистом был именно он.
— Я во всей этой истории, — продолжала Нина, — вижу стремление втянуть Селестину в какую-то грязную историю.
— В таком случае... — Уолтер подпрыгнул. — Сейчас же складываем вещи и уезжаем! Мэвис, предупредите Селестину.
— Мистер Томчик, — сказала я, — Селестина и думать не хочет об отъезде. Я уговаривала ее, но безрезультатно. Она хочет оставаться здесь, в этом доме, до тех пор, пока во всем не разберется и не восстановит доброе имя отца.
— Ну вот, видите! — вскричала Нина. — Разве это не заговор против Селестины? Сделано все, чтобы она не смогла уехать отсюда!
— Успокойся, дорогая, ты воспринимаешь все слишком субъективно, — защебетал Уолтер, вновь напомнив мне какую-то птичку. — Селестина скоро и думать забудет о призраке и о том, что он упомянул имя ее отца. Кстати, очень хорошо, что Мэвис вмешалась в эту историю. Было бы гораздо хуже, если бы призрак посетил саму Селестину. Кто знает, чего он ей наговорил бы.
— В любом случае моя девочка находится под впечатлением...
Нина тяжело вздохнула.
— Мы, трое, должны окружить ее заботой и вниманием, — сказал Уолтер.
— Извините, наверное, я вмешиваюсь не в свое дело... — я закусила губу. — И все же... Почему вы каждый год привозили Селестину в этот дом?
— Не я ее привозила, а мой бывший муженек, чтоб он перевернулся в гробу! — заорала Нина. — Он имел право общаться с дочерью один месяц в году. Джон привозил Селестину сюда, к своему другу Алексу. Я протестовала, говорила, что дом пользуется дурной славой, а Джон смеялся и отвечал, что никто не запретит ему и дочери навещать старых друзей.
Заявление экс-кинозвезды поставило меня в тупик.
— Разве дело обстояло... именно так? — растерянно произнесла я.
— А что дало вам повод усомниться? — вкрадчиво спросила Нина.
— Селестина рассказывала мне... Наверное, я превратно истолковала ее слова.
— Конечно, превратно.
— Крайне сожалею... А что это за карты у вас на столике? Игральные?
Я была вынуждена срочно менять тему разговора, ибо он начал приобретать характер скандала.
— Нет, это карты для гадания, — смягчилась Нина. — Уолтер обнаружил в себе дар прорицателя. Он предсказывает будущее.
— Да?
Я стала разыгрывать из себя дурочку. Уолтер захихикал:
— Мэвис, вылучите как-нибудь свободную минутку и приходите... Я вам погадаю.
Его глазки стали масляными. Если бы не присутствие Нины, старичок, несомненно, проявил бы надо мной опеку. Я уже сталкивалась с подобным. Эти «опекуны» такие активные и любознательные...
— Спасибо, мистер Томчик, — пробормотала я. — Действительно, как-нибудь забреду к вам... Не беспокойтесь...
— Мэвис, вы уверены, что сейчас с Селестиной все в порядке? — одернула меня Нина.
— А как иначе!
— Почему же она не зашла ко мне?
— Устала. Мы очень долго загорали, плавали, ныряли...
— Ладно. Уолтер, продолжим. Вот здесь сошлись девятка пик и валет. Что бы это значило?
Я встала и выскользнула за дверь.
Гостиная была пуста. Я выглянула в окно и увидела, что Иган Ганн стоит возле озерца точно так же и на том же месте, что и я утром. Композитор смотрел на темную воду с таким мрачным видом, словно хотел утопиться.
Я вышла из дома и, боясь напугать Игана так, как это сделала со мной Селестина, окликнула его издали.
Он повернулся на мой голос и без энтузиазма произнес:
— Это вы, Мэвис...
Иган глянул на меня поверх стекол очков и отвернулся к воде.
— Где это вы были? Спали?
— Нет, купалась вместе с Селестиной.
— Значит, это вы увели Селестину с репетиции? Не признавайтесь Алексу — он страшно разозлен.
— Я тут ни при чем. Она сбежала с репетиции, потому что устала от криков и трескотни.
— Да, что есть, то есть. Все перегрызлись и теперь разговаривают друг с другом сквозь зубы. Настоящая творческая атмосфера! — саркастически сказал Иган.
— Что, так принято? Родовые муки?
— В общем-то да... Еще ни разу не было, чтобы постановка проходила гладко. Надо уметь лавировать, интриговать... Мы с Бертом сделали ошибку, так рано приехав сюда. Надо было подождать, чтобы эти ходячие экспонаты киномузея выплеснули свой яд один на другого... Но Алекс звонил и настаивал на нашем приезде. Говорил, что без нас дело не сдвинется с мертвой точки.
— И вы не могли проигнорировать его?
— Нет. Он дает деньги на постановку.
— Я слышала совсем другое...
Иган Ганн встрепенулся и посмотрел на меня с интересом.
— Что вы слышали, Мэвис?
— Что на постановку мюзикла пойдут деньги Селестины. Скоро ей исполнится двадцать один год, она получит наследство — капитал отца, и тогда...
Композитор не знал, верить мне или нет.
— То, что вы сказали, Мэвис, очень существенно... Хотел бы я все же знать правду...
— Я бы тоже... Мне до сих пор непонятны функции мистера Томчика и мистера Бланта.
— Ну, что касается Алекса, то он считается у нас режиссером-постановщиком. Алекс изволит проводить репетиции в своем доме, как видите.
— А Уолтер?
— Формально он — продюсер. Ищет деньги, следит, на что они расходуются, подбирает исполнителей... Но на деле Уолтер расширил свои функции и тоже претендует на роль постановщика. Он опирается на мощную поддержку Нины.
— А в итоге?..
— Шум, крик и суета. То, что предлагает один, не нравится другому, и наоборот. Единственное, в чем оба постановщика сошлись, — надо менять сюжет и зонги.
— И вам придется написать новую музыку?
Иган Ганн пожал плечами.
— Может быть... Но это произойдет не раньше, чем Берт напишет новые тексты. А так как мы с ним с сегодняшнего утра не разговариваем, то результата нашей совместной работы актеры будут ждать долго.
— Какая у вас сложная жизнь, — посочувствовала я.
— Признаться, композитор я еще не совсем опытный... — Иган вздохнул, поправляя на носу очки. — Несколько лет я занимался аранжировками, а это совсем другое... Берт втянул меня в историю с мюзиклом, он уверял, что все будет великолепно, что с профессионалами работать одно удовольствие, и я поверил... Конечно, для меня это шанс прогреметь на Бродвее. Шанс неплохой, и идея хорошая — ностальгическая постановка с участием знаменитых когда-то Нины Фарр и Трейси Денбор. Публика придет прежде всего посмотреть на своих кумиров, которых не было видно целых двадцать пять лет. Я хочу написать настоящую музыку, которая берет за живое, и два первых зонга мне удались, но... То, что происходит здесь, не укладывается ни в какие рамки. Это не репетиции, а бардак. Жаль, что я ввязался...
— Неужели все так плохо? Конечно, сюжет дурацкий... Когда мистер Бэнкрофт пересказывал его мне, я поддакивала из вежливости, но на самом деле либретто мне не понравилось. Но я знаю, что сюжет — всего лишь канва. Мюзиклы и не должны претендовать на психологическую глубину. Главное — музыка, игра, пластика, блеск...
— Как вы правы! — с жаром воскликнул композитор. — Но Берт... Он бездарен, как осел. И самое ужасное, что я понял это только сейчас.
— Может, вам нужно самому придумать сюжет?
— Увы... Я умею сочинять музыку, и только.
— Вы не пробовали найти другого драматурга, а толстяка, подливающего дамам водку в лимонад, послать в зад? — осторожно предложила я.
— Хорошая мысль, но... Я не найду другого драматурга.
Иган улыбнулся так печально, что мне стало его искренне жаль.
— Берт и Алекс давно знакомы. Если я скажу против Берта хоть одно слово, то мигом останусь без работы. Никого в этом мире не интересует молодой неизвестный композитор, будь он самим Моцартом! Это несправедливо, верно?.. Но разве на свете существует справедливость?
Конечно, не существует, я была согласна с Иганом Ганном, но решила не развивать тему, чтобы не впасть в грех уныния.
— Скажите, Иган, вы когда-нибудь слышали про Астарота?
— Про Астарота?
Иган снял очки и удивленно посмотрел на меня.
— Вас это... интересует?
— Да. То есть нет. Услышала как-то, вот и решила полюбопытствовать...
— Астарот — это имя хорошо известно в черной магии. Князь тьмы, один из персонажей свиты сатаны, входящий в высшую иерархию, он завлекает невинные души в свои сети, развращает, разжигает похоть...
— Вы так хорошо знаете черную магию?
— Еще Студентом консерватории я хотел написать симфонию «Астарот — Князь тьмы». Эта тема привлекала меня, в ней для композитора таится много возможностей... Но сочинение симфоний пришлось отложить до лучших времен. Сами видите, чем я занимаюсь — придумываю песенки для престарелых актрис, решивших вернуть молодость...
— Все с чего-то начинают...
— Да, вы правы. Поэтому я так надеялся на успех этого мюзикла на Бродвее! Но, по-видимому, я большой неудачник...
— Если это так, то вы симпатичный неудачник. Иган мигом надел очки и посмотрел на меня вопрошающе-недоуменным взглядом.
— Мисс Зейдлиц, — произнес он, запинаясь, — а не погулять ли нам? Пройдемся, подышим воздухом...
— Спасибо, однако я сегодня уже надышалась... нагулялась... накупалась...
— Вы были на пляже? Я бы тоже хотел там побывать.
Неожиданно он схватил меня за руку — почти так же, как утром это сделала старая мартышка Агата.
— Мэвис, покажите мне дорогу на пляж!
Я пожала плечами и согласилась.
Мы обошли дом и через калитку вышли на тропинку. Когда я снова очутилась под кронами высоких деревьев, у меня возникло странное ощущение, что весь сегодняшний день я, как челнок, буду сновать по тропинке туда-сюда, туда-сюда... Сейчас выскочит мистер Робинсон или Альфред, и все начнется сначала...
Иган не замечал моего потухшего настроения, он с шумом втягивал в себя воздух и радовался:
— Красота! Мэвис, посмотрите, какая зелень! А это высокое небо! В шелесте листьев я слышу обворожительную мелодию. Да улыбнитесь же!
— Отпустите мою руку, тогда, быть может, я и улыбнусь.
Иган Ганн сбавил шаг, медленно разжал пальцы, освобождая мою кисть. Он смотрел на меня, а не себе под ноги.
— Мэвис, вы для меня загадка, — сказал он, приглушив голос. — Вы очень красивы, но... Вы не та, за кого себя выдаете. Я видел старлеток, это в своей массе глупые девчонки, способные только хихикать... Вы — другая. В чем тут дело? Чего я не знаю или не понимаю?
Я хмыкнула.
— Иган, чтобы объяснить все, как есть, надо полностью вам доверять. И почему вас не устраивает моя роль старлетки?
— Меня все устраивает... — Он надулся и, помолчав, сказал: — Давайте переменим тему. Вам не кажется, что в доме Алекса происходит нечто странное? Что за призрак Олтона Эсквита? Вы так подробно описали его... Теперь вы интересуетесь Астаротом. Причем тут Астарот?
— Ни при чем!
— Мэвис, вы грубите старшим. Мне придется шлепнуть вас по мягкому месту.
Я вспомнила, что именно в этом месте солнце сильнее всего обожгло мою кожу, и решила на некоторое время стать послушной девочкой.
— Да, Иган, вы правы: в доме что-то происходит. Мне кажется, что в центре событий, о которых мы не знаем, но можем догадываться, стоит Селестина.
— Из-за наследства, которое она получит в день совершеннолетия?
— Думаю, что это так.
— А каким боком причастен Астарот?
— Это наверняка связано со смертью Мэри Блендинг.
— Мэри... Когда я собирался писать симфонию и интересовался черной магией, история с раздвоенным копытом на лбу мертвой девушки заинтриговала меня. Я принялся расспрашивать людей, попытался вникнуть в эту историю и обнаружил вполне логичную закономерность...
— Какую?
Я просто сгорала от любопытства.
— Сегодня утром я намекнул и, как мне показалось, кое-кто мой намек понял.
— Кое-кто, но только не я.
— Видите ли... Те, люди, которые были на вечеринке у Олтона Эсквита тогда, когда погибла Мэри... Они на какое-то время стали вроде прокаженных.
— Все равно ничего не понимаю.
— Но вы же слышали, о чем я говорил за завтраком.
Композитор с досадой сорвал с куста ветку и принялся шлепать ею по своей ноге.
— Иган, миленький, повторите еще раз персонально для меня.
— Разве вы не слышали, как за кофе я сказал, что последний мюзикл с участием Нины Фарр и Трейси Денбор принес студии колоссальный доход, но, вопреки здравому смыслу, студия не продолжила контракт с актрисами?
— Да, вы это говорили, — неохотно согласилась я. — Ну и что? Кажется, Трейси и Алекс объяснили, что другие мюзиклы принесли убытки, что время ковбойских фильмов прошло и на студии решили не рисковать.
— Чепуха!
Иган Ганн даже остановился.
— Ложь как прикрытие неприглядной стороны... Истинной причиной явилась та самая вечеринка у Эсквита. Тот, кто был на ней, кто оказался замешанным в скандале, потерял всякую надежду на съемки. Вот так поющий ковбой в один момент сошел с экрана...
— Алекс Блант? Он был тогда, когда убили Мэри Блендинг, в этом доме?! — вскричала я.
— Они все тут были, — усмехнулся Иган. — И Алекс, и Трейси, и Уолтер. Нина, как мне кажется, тоже. Все четверо. И тогда же, в сорок седьмом, карьера каждого была завершена. Одномоментно.
— А... Джон Меннинг? Его тоже выкинули из кинобизнеса?
— Разумеется. Был грандиозный скандал. Когда Нина сказала, что чем идти замуж, лучше бы она пошла в билетерши, она лукавила. Даже в билетерши ее бы не взяли.
Мы снова шли по тропинке, взявшись за руки. Я пыталась осмыслить услышанное. Черт побери! Как все серьезно!
— Выходит, этой ночью у меня в спальне действительно был Олтон Эсквит, — произнесла я, все еще не веря в то, что говорю. — Но почему он пришел и начал рассказывать только сейчас, спустя столько лет? Почему он не искал настоящего убийцу раньше?
— Вот в этом не мешало бы разобраться.
— И вы не боитесь, Иган?
Он искоса взглянул на меня, и я без труда поняла, что сейчас последует ответный выпад: что-нибудь насчет моих умственных способностей. Джонни Рио всегда так делал. Но Иган Ганн оказался повежливее.
— Мэвис, а что, собственно говоря, мы знаем о призраках?
— Они появляются не так уж часто... Наверное, их возможности ограничены... Наверное, им тяжело разговаривать с живыми людьми... Что еще? Я думаю, что призраки привязаны к определенному месту. Например, призрак Олтона Эсквита — к дому Олтона Эсквита.
Значит, призрак не может преследовать убийцу Мэри по всему свету. Он должен ждать, пока убийца не явится в этот дом. Вот он, бедный, четверть века и ждет...
— Браво, Мэвис, вы разложили призрака на лопатки. Но объясните одну маленькую ошибку призрака Олтона Эсквита: почему он спутал вас с Селестиной?
— Почему он принял меня за Селестину? Не знаю.
— Может, он знал, что разговаривает не с дочерью Джона Меннинга, а с другой девушкой, но решил, что это даже лучше? — вкрадчиво сказал Иган. — Или эта девушка решила, что так будет лучше...
— Вы... Вы хотите сказать, что я все выдумала?!
— Как знать...
Ну уж такой подлости я от этого очкастого сочинителя не ожидала. Вспыхнув, я резко остановилась. Иган тоже замедлил шаг.
— Мэвис, разве я не могу предположить, что ваша фантазия разгулялась? — пытался оправдаться композитор.
— Можете. Можете делать все, что угодно. Меня уже предупреждали насчет вероломства того, кто представляется мне другом!
— Кто? Что?
— Вы хотели на пляж? Он перед вами. Пройдите вперед футов сорок... Вот за тем деревом увидите океан. Всего наилучшего.
Я повернулась и зашагала назад, к дому.
— Мэвис! — крикнул вдогонку Иган Ганн. — Не уходите! Что за ребячество!
— Терпеть от каждого... от всякого... — от злости я не могла закончить мысль и только бубнела себе под нос. Нашла, наконец, словечко и резко бросила через плечо: — Растяпа!
И прибавила шагу.