Мне было настолько скучно и ленностно, что я забросил и этот дневник. Даже сейчас, когда я его перечитываю и дописываю, я не хочу подробно касаться этого периода своей жизни. Мало того, что он был сумбурен, мне ещё и сильно стыдно за него. Стыдно за упущенные возможности, стыдно за то, что я именно тогда мог сделать хоть что-то для того, чтобы наш мир не превратился в то, чем он стал. Но я бездействовал.
Позже в одном из многочисленных моих жизнеописаний я прочитал, что по своей сути я кризисный управляющий — когда всё вокруг плохо, я подхватываю руль и проявляю несвойственные мне качества гениального управленца, но чуть дело пойдёт на лад, как я тут же теряю свою хватку. Наверное это действительно так. Хотя, может быть и нет — тот писатель, историк-исследователь, был довольно по-доброму ко мне расположен, в отличие от многих других, которые пытались найти зерно глупости в каждом моём действии.
Спасло меня от вселенской скуки очередное Жорино изобретение. Тот самый генератор вещества, который Жора создал для клонатора, когда пытался спасти Женю от рака.
Он не успел совсем немного. Группа учёных, уже даже не подгоняемых Жорой, создала первый образец клонатора буквально через несколько недель после того, как Женя умерла.
Клонатор представлял собой две небольшие герметичные кабины. Я не могу точно объяснить принцип их работы — тут работало несколько тысяч специалистов и нюансов было не меньше, чем в андронном коллайдере, так что я даже не пытался в них разобраться. Первая кабина представляла собой нечто вроде рентгена — попадающий в неё объект просвечивался и превращался в поток информации о составляющих его молекулах. Объём этого файла был просто охрененный — триллионы терабайт. Вся эта информация передавалась во вторую кабинку, в которой стояло что-то вроде кольцевого принтера, который почти одномоментно генерировал точную копию объекта, находящегося в первой кабинке.
Говорят, что основная сложность в этой работе была в том, что пришлось сразу делать клонатор, предназначенный для человека, без каких-либо промежуточных приборов для создания копий неживых объектов или хотя бы животных. Тем не менее, случилось чудо и аппарат действительно работал. Когда во время его запуска из второй кабины вышла точная копия руководителя проекта и с удивлением уставилась на свой оригинал, радости исследовательской группы не было предела. Жаль, что Жора всей этой радости не увидел — уж очень сильно он тогда переживал свою потерю.
Впрочем, как сразу же выяснилось, радость оказалась преждевременной. Вышедшее из второй кабины существо (иначе его и назвать нельзя), оказалось совершенно неадекватным — никак не реагирующим на попытки его приветствовать и испуганно шарахающееся от вспышек лабораторных фотокамер.
Дальнейшие тесты показали, что существо полностью идентично оригиналу — физические и умственные характеристики, вплоть до знаний, находящихся в мозгу были абсолютно такими же, как у руководителя проекта, но чего-то ему не хватало.
Чтобы понять чего именно аппараты начали разбирать до винтика и собирать вновь, пытаясь найти загвоздку, но безуспешно. Аппарат идеально работал с неодушевлёнными предметами, но чуть только с его помощью пытались скопировать кого-то из высших животных, копия получалось полностью лишённой разума. Это касалось не только людей, но и кошек, собак и даже крыс. Странным образом только насекомые получались после копирования вполне адекватными.
Так родилась теория о суперэго. Теория о душе, если хотите. Теория о том, что далеко не всё в живом мире можно воссоздать с помощью атомарного строения организма. Первые тома этой теории только печатались на компах учёных, работавших в проекте, когда она нашла своё внезапное подтверждение. Нелепая случайность унесла жизнь руководителя проекта по созданию клонатора — он свернул себе шею, поскользнувшись на крыше собственного дома.
Только безутешные коллеги собрались его похоронить, как к ним с выпученными глазами прибежал лаборант, отвечающий за содержание в клетке безумной копии профессора. Как оказалось, существо буквально шокировало его с утра, поинтересовавшись зачем его похитили и заперли в клетке. Причём буквально через несколько секунд после заданного вопроса, клон профессора благополучно откинул копыта, или ноги, или что у него там.
Собравшиеся на консилиум учёные постановили, что суперэго профессора после его смерти нашло себе максимально схожее по сравнению с предыдущим местом обитания пристанище — то бишь, клонированное тело профессора, но по каким-то причинам не смогло удержаться в нём надолго.
Академики спорили, смеялись друг над другом, приглашали консультантов от всех мировых конфессий, но дело двигалось и буквально через месяц клонатор заработал. Учёным удалось определить, что если через несколько минут уничтожить оригинал, суперэго животного без каких-либо проблем переносится в клон и остаётся в нём. Более того, оказалось, вполне возможным сохранить молекулярную матрицу человека, а потом, если в течение нескольких минут после гибели организма будет напечатан клон, суперэго запросто перемещалось в него.
Устройство я сразу засекретил, так как означало оно ни много ни мало бессмертие для того, кто им владеет.
Проблема была лишь одна — клон обладал той памятью, которая была у объекта на момент снятия у него молекулярной информации. Суперэго, или, если хотите, душа, памятью не обладала, просто «вселяясь» в оболочку, которой она максимально соответствовала.
Именно так родилась «божья оговорка», как её назвали впоследствии: две копии одного человека одновременно в мире существовать не могут.
Я, когда об этом узнал, лишь облегчённо вздохнул — до этого мне в страшных снах снились армии одинаковых клонированных воинов, марширующих по планете.
Принимая во внимание вытеснение меня из политической жизни нашей империи, я сразу и напрочь засекретил проект «бессмертие». Для его сотрудников было отведено отдельно стоящее здание на задворках нового научного комплекса на Марсе, сообщение между которым и землёй было ограничено только моими редкими визитами.
Какое-то время я даже подумывал о том, чтобы через некоторое время уничтожить всех учёных, задействованных в проекте, но разум восторжествовал и они остались в живых. По крайней мере, большая часть из них.
Впрочем, причиной этой моей мягкости была не столько моя «чистоплотность» — за годы своего правления мне приходилось убивать и поболее людей за раз, сколько внезапная перспективность этого направления.
Способствовало этому открытие нашим институтом связи нового способа передачи данных — беспроводного и практически мгновенного. А также то, что суперэго вселялось в тело вне зависимости от расстояния, на котором находился клон.
В результате — вуаля, уже через год мы анонсировали принципиально новый вид транспорта — телепорты, как они назывались с подачи старых — добрых писателей фантастов.
Только вот в отличие от фантастических телепортов, между нашими ничего не перемещалось кроме информации. Первый телепорт снимал структуру тела или груза, передавал эти данные во второй, и как только получал подтверждение об их принятии, разрушал образец, превращая его в безвредное облако кислорода.
Для транспортировки грузов телепорты практически не использовались. Просто не было смысла что-то куда-то везти, если практически всё что угодно можно проще и удобнее скопировать прямо на месте. Подобные копиры перестали быть редкостью и каждый уважающий себя офис вскоре имел отдельную комнатку с подобным устройством.
Оно, конечно, в очередной раз перевернуло мир, поставив всё с ног на голову, но мир-то к этому уже попривык и просто вновь пытался судорожно приспособиться к новым условиям.
Отмерли драгоценности, бумажные деньги, сельское хозяйство и производство всех стандартных бытовых предметов потребления.
Всё, что осталось в мире всего через год после начала коммерческих продаж этих самых клонаторов — экономика услуг и экономика высоких технологий.
Впрочем, мир не так сильно колбасило и не было такого массового недовольства, как во время внедрения нашей самой первой транспортной программы, хотя клонаторы уничтожили на несколько порядков больше рабочих мест, чем антигравы. Наверное эффект смягчился от того, что людей отныне перестали заботить вопросы пропитания. Первым делом мы выдали каждому региону — члену империи по клонатору для обеспечения продовольственной безопасности со встроенной информацией для копирования зерна и мяса.
Некоторые из них так набросились на дармовщинку, что сразу включили приборы на полную мощность и забили под завязку свои склады рисом, пшеницей, говядиной и свининой, успокоившись лишь после того, как это всё сгнило и протухло.
Деньги остались только виртуальные, да и то использовались они в основном для межкорпоративных расчётов. 90% населения империи формально считалось безработным, хотя многие из них фактически подались в сферу услуг или стали заниматься творчеством.
Огромное количество высвободившихся рабочих рук требовало трудоустройства. Нужна была какая-то национальная идея… что-нибудь огромное, перспективное и светлое… что-нибудь в духе братьев Стругацкий. Какая-нибудь идея, которая заполонила бы умы и повела всех за собой.
Эту Идею начали обсуждать лучшие умы человечества, но так ничего и не смогли предложить.
На первое время, вопросы трудоустройства населения Совет империи отдал на откуп странам-членам. Большинство из них, не мудрствуя лукаво, просто раздули госаппарат до неимоверных размеров, благо денег на это было теперь предостаточно.
Россия, например, так и не дождавшись национальной имперской Идеи, наняла в аппарат госуправления почти три четверти всего трудоспособного населения. Были страны, в которых государству служили почти все.
Наша корпорация «Тувалу» несмотря на то, что производила почти весь мировой валовый продукт, смогла трудоустроить лишь около одного процента населения. Причём, надо заметить без лишней скромности, что это были лишь лучшие умы человечества — учёные и инженеры. Разнорабочие нам были почти не нужны.
Но меня это всё уже не волновало. К этому времени депресняк, связанный с тем, что меня отодвинули от власти поутих, и я вплотную занялся своим новым увлечением — терраформированием планет.
Теперь, благодаря Жориному устройству по генерации на молекулярном уровне конфеток из говна, мы могли делать практически всё. Это не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило пару лет назад, когда мы посылали людей в созвездие Альфы-Центавра и создавали колонии на Луне и Марсе — там и сейчас стояли лишь страшненькие сферы с модульными помещениями внутри. Это можно было считать колонизаторскими поселениями, но настоящим терраформированием тут и не пахло.
На этот раз мы начали с Марса. Правда, к сожалению, расчёты показали, что для терраформирования пригодна лишь небольшая его часть, которая достаточно хорошо будет прогреваться солнцем, когда мы сделаем атмосферу. Но мы не унывали, в наскоро сбитой мною команде кипел Маяковский и город-сад мы создали в рекордные сроки.
Первый блин, конечно, вышел комом. Атмосфера улетучивалась с ужасающей скоростью, почвенный состав земного типа совершенно был непригоден для выращивания растений при низкой гравитации, а насекомые дохли быстрее, чем мы их завозили.
Тем не менее, первый опыт позволил нам не только усовершенствовать оборудование, но и набраться вдоволь нужного в этом деле опыта. В результате, через каких-нибудь пару лет у моей команды вместо маленьких молекуляторов, которыми мы ковыряли усталый грунт Марса, появился первый комплекс планетарной модификации — КПМ-1.
Всё что написано об этом комплексе в Википедии Галакнета — полнейшая чушь, написанная дебилами. Не верьте ни единому слову. Он совершенно не был «громозким» и «обволакивающим планету», как написано там. Это такая же чушь, как и то, что он превращал планету в жидкий студень и уже на эту основу накладывал земную атмосферу. Все эти глупости сродни тем, что ещё долгое время писали о планетах-терраформантах — мол, там сохраняются специфические излучения и её нельзя посещать несколько столетий после постройки, что, мол там нестабильные геологические процессы, что они скоро все повзрываются.
На самом деле терраформированные системы гораздо стабильнее, чем сама праматерь Земля. Вот уж где действительно нестабильные тектонические процессы до сих пор происходят. А ведь происходят они лишь потому, что мне не дают в них вмешаться толком, я бы их вмиг успокоил.
Виною всему опасение человечества перед всем новым. Когда я начинал жизнь свою в 20 веке, моя мама, например, панически боялась меня к микроволновке подпускать близко… там, мол тоже излучения разные опасные. Ну и что? Весь наш мир настолько пронизан известными нам и ещё неоткрытыми видами энергии, что даже такой гений, как Жора никогда не мог ответить какие из них для нас полезны, а какие вредны.
Ну да ладно, я снова отвлёкся. Просто Галакнет меня жутко раздражает в последнее время. Чуть сунешься туда, реклама буквально проходу не даёт. Причём после принятия декрета о её ограничении стало только хуже. Теперь вокруг головы не вьются рекламные слоганы, нет. Теперь Галакнет наводнён кучей виртуалов, которые вроде там просто находятся, так же как и ты… инфу ищут, или там, удовольствий разных, ан нет — они, сука, рекламщики. Я поначалу, честно говоря, не врубался почему как только входишь в Галакнет, вокруг тебя сразу столько народу пьёт кофе из кружек «Нескафе», а те, кто этого не делает, подходят с вопросами, мол «не знаю ли я, как пройти в клуб Паутина, в котором сегодня такая интересная программа»… я прочухал, что это реклама только после того, как третий человек за полчаса задал мне один и тот же вопрос. Нееет, лучше бы по-старинке, рекламные слоганы вокруг головы крутились.
Да и вообще, попробуй найди сейчас что-нибудь в Галакнете. Первая сотня адресов по любому из запросов будет рекламой. Честно говоря, потому я и стал пользоваться Википедией Галакнета… это для меня был такой справочник внутри большого справочника, которым Галакнет и задумывался. Но был он для меня им лишь до той поры, пока и туда не стала проникать вездесущая реклама. Столкнувшись несколько раз с фактами, когда даже безобидные статьи были буквально пронизаны призывами купить очередную услугу, я вообще забил и на Википедию и на Галакнет.
Ну да это я снова перенёсся в наше нынешнее время… время, когда я сижу и корректирую записки своей молодости.
Когда мы создали КПМ-1, Галакнета ещё и в помине не было. Был, конечно, какой-то жалкий аналог — компьютеры были соединены между собою проводами и на виртуальность приходилось смотреть через стекло экрана — ни тебе эффекта присутствия, ни сексуальных удовольствий. Но зато там почти не было рекламы и это был, я вам скажу, большой плюс. Я даже иногда в Галакнет смотрю по старинке через экран и ностальгирую…
— Извращенец, — скажете вы. Может быть и так.
На деле, КПМ-1 это всего лишь несколько орбитальных станций, величиной с небольшой шкаф и несколько наземных установок такого же размера. Мы специально делали их такими, чтобы они влезали в телепорт.
Мы довольно грамотно сэкономили время. Пока к Альфе Центавра летел корабль с установленной на нём камерой-клонатором, мы проводили опыты на Марсе и разрабатывали КПМ. А как только тепепорт установили на орбите в соседней звёздной системе, мы уже были готовы к отправлению.
В системе Альфы Центавра мы насчитали три планеты, пригодных к терраформированию. На одной из них уже обосновались те самые, первые поселенцы, которые теперь с некоторой обидой взирали на нас — мол, мы годами бороздили космическое пространство, чтобы достичь Центавры-обетованной, а тут можно «щёлк!» и в тот же миг вернуться на Землю.
Но их можно было понять, они-то шли на подвиг, а изобретённый телепорт свёл весь их героизм «на нет».
Но, как говорится, это были их проблемы. Меня слишком увлёк процесс создания пригодных для жизни планет из никому не нужных космических глыб, чтобы я обращал внимание на чьё-то там уязвленное самолюбие.
Отправляясь на Центавру, я взял с собой Танюху (хотя они и здорово сопротивлялась этому — по её словам пожить в кремле было её мечтой, а я её так грубо обламываю, как только она начала исполняться).
Ей, конечно же, не понравились походные условия, в которых мы существовали поначалу в лагере первых поселенцев, но её настойчивость, возможности телепорта и безлимитное финансирование сделали своё дело и вскоре мы жили на бесплодной Центавре ничуть не хуже, чем в кремлёвских апартаментах.
Пока Танюша возилась по хозяйству, мы с ребятами из моей команды наконец-то настроили геостационары и принялись за первую планету — самую ближнюю от местного светила.
Это была небезызвестная вам, Новая Терра.
Раз уж я пообещал себе записывать только правду обо всём том, что со мной происходило, не могу не признать, что истоки всех тех проблем, с которыми сталкивается сейчас Новая Терра, во многом исходят ещё с того времени, когда мы спустились на её поверхность вместе с Аликом, моим верным помощником во всех моих проектах по терраформации.
Нет, назвать Алика просто помощником — кощунственно. Алик был душой всей работы. Если мне нравился сам процесс, то Алику нравился только результат. Он мог не спать сутками пока не увидит что получилось из его задумки. Если у него что-то не получалось, он останавливался и переделывал это снова и снова до тех пор, пока какой-то ландшафт не представал перед ним именно таким, каким он его задумывал.
Довольно угрюмый в своей обычной жизни, Алик буквально преображался, когда брал в руки модуль управления КэПэЭмом или пространственное стило. Это был художник, единственный в своём роде художник с большой буквы, создававший пригодные для жизни планеты.
Я как-то краем глаза смотрел мультфильм про терраформаторов. Вы, наверное, тоже его видели, он был довольно популярен. Сюжет мультика такой: жила-была девчонка, которая грезила, чтобы жить в своём выдуманном мире и быть в нём королевой. Она плохо училась, прогуливала уроки, хамила учителям и вдруг, каким-то образом (каким не знаю, эти серии я не смотрел) у неё в руках оказалась какая-то смесь волшебной палочки и нашего КПМ и эта девчонка давай претворять свои мечты в жизнь — создала себе мирок и зажила в нём мирно и счастливо. Глупый мультик, но мне он почему-то запал в душу и я его часто вспоминал.
Так вот, к чему я веду, если бы в руки этой девчонке действительно попал КПМ-1, то она просто-напросто не знала бы что с ним делать. Мне с Аликом пришлось изучить уйму… нет УЙМУ литературы, чтобы научиться делать элементарные вещи — реки, которые текли и впадали бы куда надо, а не куда попало, деревья, чтобы те не сохли от элементарного перегрева, сбалансированные слои атмосферы, чтобы та не давала сгорать деревьям в первые дни их жизни.
Я походя изучил многие науки, о существовании которых имел до сих пор довольно смутное представление. Многочисленные консультанты и учёные мало помогали. Нам с Аликом всегда было легче самим разобраться в геодинамике или сопромате, чем терзать научников по каждому вопросу, которых ежедневно возникали сотни.
То, что у нас получалось поначалу впору было в Кунсткамере выставлять, а не терраформантами называть. Тяжелее всего было сбалансировать круговорот воды в природе, знакомый нам ещё со школьной скамьи. КПМ-1 замечательно делал любой ландшафт, ему было под силу повторение чего-то уже имеющегося на Земле или заново нарисованного мной, Аликом или дизайнерами, но механические процессы тогда приходилось продумывать и делать самим. Это в поздних модификациях КПМы сами просчитывали атмосферные, тектонические и водные потоки и автоматически предлагали решения по их корректировке. Там же, на Новой Терре, нам приходилось это делать вручную, да ещё и при полном отсутствии опыта.
Естественно, мы, в отличие от девочки из мультика, хорошо учили матчасть, но этого было недостаточно. Многие проблемы, с которыми мы столкнулись, ещё только формулировались учёными, в том числе и теми из них, кто работал в моей команде, и вырабатывать решения этих проблем приходилось буквально «на ходу».
Зачем я это всё рассказываю?
Затем, что я впоследствии очень много раз сталкивался с обвинениями в том, что на Новой Терре мы создали совершенно непригодную для жизни планету, в том, что я хотел поиздеваться над её первыми поселенцами, поставив их на грань выживания тем, что им пришлось терпеть зимой минус 80, а летом плюс 60 градусов, что очень многие поселенцы погибли из-за ураганов, смерчей, потопов и прочих не очень приятных явлений.
Я не буду оправдываться. Мне надоело это делать. Это был всего лишь первый опыт, но уж что получилось, то получилось. В конце концов, мы никого туда не загоняли, если бы нам дали время, мы бы откорректировали климат на Новой Терре и успокоили бы атмосферные явления, как это было сделано на более поздних образцах. Но поселенцы ломанулись потоком сразу после того, как мы объявили, что у планеты готова атмосфера, которая более-менее может обеспечить проживание человека.
Я так подозреваю, что многих поселенцев подтолкнуло к быстрому переселению тяга ко всему неизведанному. А члены моей команды были довольно болтливы и сразу рассказали репортёрам, что на Новой Терре мы создали многие интересные вещи — и мечту всех клептоманов — гору из чистого золота, и бесконечные пляжи из чистейшего белого песка и непроходимые чащобы из акклиматизированных деревьев и кустарников, в которых не было ни единого комара, и чистейшие, красивейшие горные реки, полные форели.
Когда мы спохватились и попытались выпереть набежавший народ из Новой Терры обратно на Землю, было уже поздно — слишком много людей разбрелось по огромной планете. А переделывать атмосферные потоки при таком скоплении народа означало бы прикончить всех, кто сюда успел переехать, а уж этого-то мы себе позволить не могли, вот и пришлось ограничиваться «мягкой» коррекцией климата, которая, как известно тем, кто побывал на Новой Терре, особых результатов не принесла.
— Чушь! — говорили мне на подобные объяснения, — вы могли спокойно разыскать всех на планете, объяснить ситуацию, временно вернуть на Землю, а потом позволить вернуться на Новую Терру.
— Мы и пытались, — отвечаю я, — но люди из наших слов понимали лишь одно — что их хотят выселить обратно и прятались как могли. А, как известно, нет для людей ничего более сладкого, чем что-то запрещённое и мы получили обратный эффект — народ валом повалил на Новую Терру. Когда мы закрыли на ней единственный неслужебный телепорт, на Земле появилось сразу несколько фирмочек, которые запустили к Новой Терре свои корабли с телепортами и стали предлагать всем желающим «недорогую парашютную заброску в это райское место». Их ещё и поддержали СМИ, растрезвонившие, что мы создали эту уютную планету только для себя и не хотим никого на неё пускать.
— Ну ладно-ладно, я готов признать часть своей вины. Если бы я тогда поступил жестко, я бы мог пресечь попытки проникновения на Новую Терру и довести дело до ума, но я всё ещё был зол на Совет Империи и был не против подстроить им бяку, да и меня увлекла новая задача — с учётом накопленного опыта уже по уму терраформировать третью планету системы Медуза… тьфу, системы Альфа-Цетавра. А поселенцы? Поселенцы всегда могли вернуться, если бы им так уж не нравилось — ворота были открыты в оба конца, телепорт, как вы знаете, не перешлёт вас, если на вашем счёте депозит недостаточен, чтобы вернуться обратно. Этот принцип проповедовался и был заложен в его компьютерные мозги уже тогда.
Короче говоря, не получилось у нас из первой планеты конфетки и я готов это признать. Была ли в этом ошибка? Вряд ли. Мы ведь просто тренировались.
Наверное если спросить господа бога почему он создал мир таким несправедливым, он тоже хмыкнет в свою седую бороду и скажет… «Извини, старик, я просто тренировался…».
Обычно я привожу в качестве примера свою родину — Россию начала 21 века. Тогда государство вдруг, внезапно, нежданно-негаданно, благодаря лишь охрененно высоким ценам на нефть, оправилось от экономического кризиса и страну буквально захлестнул строительный бум. Деньги в строительство недвижимости лились рекой, спрос на жильё и на офисные помещения превосходил всякие разумные пределы — девелоперы с ног сбились, стараясь ухватиться за более выгодную площадку, чиновники любезно подписывали одно разрешение за другим, осторожно что-то пряча второй рукой в районе кармана. Результат не замедлил себя долго ждать — прошло всего несколько лет с начала строительного бума и российские города стали выглядеть как неровно подстриженные ежи ощерившиеся многокомнатными бетонными иглами, разношёрстно глядящими в небо меж извилистых дорог, забитых унылыми автомобильными пробками и жалкой зеленью, пробивающейся сквозь тротуарные плиты вопреки усилиям градостроителей.
Именно так строится работа, когда нет генерального плана развития, именно так мы и сделали свою первую планету — не продумав план, не зная что хотим получить в результате, решая проблемы по мере их возникновения и нагромождая хаос вместо гармонии.
Мы раскаялись и повинились. Я даже честно хотел уничтожить нашу первую планету за её корявость, но Алик удержал меня. Так и появилась Новая Терра — сорняк в цветнике терраформированных планет.
Мораль сей басни такова — тренируйтесь на том, что вам не жалко будет выбросить. И в моём родном 21 веке, в моей родной России, находились умные мэрии и умные люди, которые не стали пользоваться начавшимся строительным бумом и «под шумок» раздавать самые аппетитные куски города, оставив их "на сладкое". А когда строители потренировались создавать свои "шедевры" в никчёмных спальных районах и доказали свои способности и возможности, только тогда их пустили на эти самые лакомые места. И сейчас, спустя сотню лет, вы знаете эти города, как Новые столицы. Такими они стали после того, как старые столицы — Москва и Санкт-Ленинград полностью утратили свой исторический облик.
Мы с Аликом с новыми силами приступили к работе над третьей планетой. Уж очень хотелось нам доказать всем и прежде всего самим себе, что мы можем делать не только образцы китча, но и нечто более удобоваримое.
Я полностью отдался новой работе и меня огорчало лишь то, что Танюха, узнав, что я, несмотря на то, что Новая Терра фактически закончена, не собираюсь возвращаться на Землю.
По этому поводу она закатила мне скандал и, собрав манатки, свалила в излюбленный Кремль.
Андрей Кадник, 2008, akadnick_pub@yahoo.com
http://zhurnal.lib.ru/k/kadnik_a_a/