Новая Зона. Прорыв реальности

© Ю.Н. Бурносов, Т.К. Бурносова

© ООО «Издательство АСТ»

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

1

Индикатор биоизлучения на запястье вел себя странно: точка в паре десятков метров от Сниффа то вспыхивала ярко-оранжевым цветом, то еле заметно мерцала зеленым. Снифф потряс рукой, но индикатор не унялся.

– Восемнадцать метров прямо – гадина, – сказал он. – Но что-то с ней не то.

– Ну-ка… – буркнул Гном и без лишних раздумий врубил основной фонарь. В ярко-желтом свете нарисовались серые бетонные стены, лианы кабелей, покрытые ржавчиной трубы и мутант.

Сразу стало ясно, почему индикатор шалил, – автоматная очередь разрезала тварь почти пополам, потом она приползла сюда, после чего задняя часть суперкрысы практически умерла (она-то и давала зелень), а передняя скребла по щебню лапами, до омерзения похожими на детские ручонки, и щелкала пожелтевшими зубами.

Снифф вскинул автомат.

– Зачем добивать? – спросил новичок. – Все равно сдохнет, так пусть хотя бы помучается.

Снифф внимательно посмотрел на новичка. Парень разглядывал крысу с видимым отвращением, но без страха. А плохо, что без страха. Снифф подумал, что новичку следовало бы устроить показательное выступление, но навалились внезапная усталость и апатия. Новичок сделал шаг к мутанту, который, даже располовиненный, сверлил троицу острым взглядом, полным ненависти. Снифф моментально собрался, тряхнул головой и, оттолкнув плечом новичка, выпустил очередь в голову крысы. Тут же и отпустило. Новичок с недоумением смотрел на мутанта и что-то пытался соображать. Снифф и Карась ждали, пока до парня дойдет, пока в его глазах появится понимание… и дождались. Парень тихонько охнул и попятился. Теперь он явно чувствовал страх, хороший здоровый инстинктивный страх. Но инстинкту следовало бы сработать раньше.

– Что… что это было? – просипел новичок.

– А это тебе свезло, что мы рядом оказались, – наставительно сказал Карась, сплюнув на пол.

– Мутанта нужно добивать всегда, – веско добавил Снифф, – иначе мутант добьет тебя.

– Но как это возможно?! – истерил теперь уже напуганный до смерти парень.

Снифф отметил про себя, что новичок реагирует чересчур бурно, и быстро посмотрел на биоиндикатор – нет, все тихо, больше никаких тварей поблизости. Видимо, индивидуальная особенность организма. Снифф хорошо помнил свою реакцию на первую встречу с ментальным воздействием крысы. В отличие от новичка он пришел в ярость и выпустил в уже подохшего мутанта весь рожок. А потом, тяжело дыша от ненависти, пинал труп, пока напарник не оттащил его. Снифф никому и никогда не собирался позволять влезать к себе в голову без спросу. Особенно этим тварям.

А вот новичок просто дико испугался. Инстинктивный страх – это хорошо, но только если он работает на тебя, а не против. Придется с ним провести разъяснительную беседу. Но после, после.

– Заглотила бы тебя крыска, как удав мышку, переварила бы и вырастила себе новые ножки, чтобы снова бежать по дорожке, – беззлобно сказал Карась и гыгыкнул. Парень нервно дернулся, посмотрел на крысу и отступил еще на шаг.

– Ладно, двигаем дальше, – ровным голосом сказал Снифф и, не меняя интонации, добавил, – побоялся и хватит. Предупрежден – значит вооружен. Теперь ты, считай, вооружен. Знанием. И опытом. Вперед.

Новичок посерьезнел, подобрался и решительно пошел вслед за Карасем.

Остальную часть маршрута они прошли без инцидентов, только Карась зацепился за рельс и подвернул ногу. Для новичка это был лишь третий выход, и, не считая эпизода с располовиненной тварью, вел он себя в целом верно и разумно. Возможно, выйдет толк, подумал Снифф, закуривая. Хотя рано судить… Сегодня и работы-то путевой не подвернулось – так, семечки.

«Тоннельные крысы» – так в МЧС называли их подразделение (неофициально, естественно) – не спеша поднялись по выключенному эскалатору, поздоровались с милиционером и дорожниками, ждавшими их у выхода, и выбрались наконец на свежий воздух. Солнце уже вставало, но машин и пешеходов было совсем еще мало. Снифф любил такие моменты и давно уже привык к ним в отличие от дневной толчеи.

– Молодой, метнись-ка, – вальяжно велел Гном, усаживаясь на бордюр и кладя рядом с собой автомат. Карась послушно затопал к круглосуточному продуктовому магазинчику. По закону бухальце продавать еще рано, да, но там тоже не дураки сидят, войдут в положение.

Снифф лег на прохладный газон и вытянул ноги.

– Ничего пацаненок, – сказал задумчиво Гном, глядя вслед новичку.

– Погоди, вот сходим куда-нибудь на тяжелые ветки, там и посмотрим окончательно.

– Тоже верно, – согласился Гном. – Ты-то как сам?

– Как сала килограмм. Отпуск скоро, на юг поеду. В Абхазию. В Абхазии хорошо.

– Был я там когда-то. В Адлере.

– Адлер – это не Абхазия. Это на самой границе с Абхазией. А Абхазия начинается там, где в море дерьмо не плавает и вода мочой не воняет.

– С тобой, что ли, махнуть… Чачу пить, вино домашнее… Девчонки опять же. Шашлычок на берегу…

– Ильич двоих не отпустит. Ты же знаешь – или ты, или я.

– На хитрую жопу есть хрен с винтом, Сережа. Схожу к знакомому доктору, возьму больничный…

– Ага, по поводу геморроя. Мечтай, мечтай. – Снифф снял шлем, расстегнул до пояса комбез; теплое выдалось утречко.

Вернулся Карась с малым банкетным набором подземных джентльменов – литровая бутылка водки, минералка, плавленые сырки, сырокопченые колбаски и ветчина в вакууме, банка маринованных огурчиков, нарезной батон. Все расставили на травке, на газоне, прямо там, где сидели. Мимо проехала патрульная машина, укоризненно замедлила ход, но останавливаться не стала – менты хорошо знали спецотдел Управления МЧС по Санкт-Петербургскому метрополитену, или «тоннельных крыс». Распивают – значит так надо. Не у Эрмитажа ведь, в конце концов. Хотя Снифф прекрасно помнил, как после большой зачистки на станции «Лиговский проспект» они, все в крови, кишках и грязи, сидели прямо на брусчатке и передавали по кругу бутылку. Те, кто тогда смог выбраться…

– Наливай, молодой, – велел Гном, раздав тару. Стаканчики у него были всегда с собой – металлические, складные, числом три: гусары из пластика не пьют. Карась налил, как полагается, на полсантиметра ниже краешка, помнил, значит, инструкции, данные Гномом еще в первый раз. Меньше – мало, больше – жлобство. Снифф откупорил вкусно хлопнувшую банку с огурцами. Остро запахло маринадом.

– Ну, за чистые тоннели, – посерьезнев, сказал Гном.

Они чокнулись, выпили, Снифф захрустел огурчиком, Карась деловито размазывал пальцем сырок по отломанному куску батона.

– Слушайте, товарищ капитан, – осторожно начал он, – а правда, что у вас брат… ну, в московской Зоне работает?

– Правда, – сказал Снифф. – А что ты так осторожно подходишь, словно он в гей-клубе стриптизер? Нормальная работа, военный сталкер. И контора его красиво называется – Центр Аномальных Явлений. Хорошие деньги получает, кстати. Не то что мы.

– Что ж ты к братану не сорвешься? – с интересом спросил Гном, кивая молодому наливать по новой.

– Да черт его знает, – пожал плечами Снифф, вынимая из банки еще один ускользающий огурец. – Он зовет постоянно. Обещает чуть ли не с сохранением звания. Но у них там свои какие-то порядки, ты же знаешь… Да и хрен поймешь, кто кому подчиняется. А вот этого я как раз и не люблю. Да и Зона…

Снифф замолчал, вертя в пальцах заботливо наполненный Карасем стаканчик.

– Что – Зона?

– Понимаешь, я к нашим крысикам привык. Что тут у нас еще есть? Сколопендры, мегамокрицы… Плюющиеся жабы появились, да и то пока только на старых ветках… Знакомые все лица. А Вадим как начнет рассказывать, что у них там творится… Он же еще в старой Зоне работал, на Украине. Я тогда для себя так решил: не нужно вообще было в эту Зону соваться. И ученым – в первую очередь. Оцепить так, чтобы ни одна мышь не проскочила. Захотели бы – смогли бы.

– Она же и так была оцеплена.

– Одно название, а не оцепление. Кормушка это, а не Зона, вот что. Бизнес. Неправильно там все было. Потому я туда – ни ногой. И в московскую точно так же, хотя там вроде пока потише… Вадьке нравится, вот и пускай таскается со своими профессорами, а я уж лучше здесь. С крысиками. Кстати, давайте за упокой их душонок, а то ночами являться станут.

– Вы серьезно, товарищ капитан? – удивился Карась.

– Шутит он, шутит, – успокоил Гном. – За упокой так за упокой.

Чокнулись, выпили. Гном по рации вызвал дежурную машину, чтобы их подобрали.

– Не торопишься ли? – спросил Снифф, щелкая ногтем по водочной этикетке. В бутылке оставалось еще много.

– Там сегодня Сеня Деготь за рулем. Ему только каток водить – так что еще успеем взять, не то что это допить… Пока соберется, пока заведет, пока доковыляет…

Так и вышло. Когда на серебристом микроавтобусе с эмблемами МЧС подкатил Сеня Деготь, они уже приговорили вторую бутылку и молодого грузили в виде дровишек. Можно было ехать в казенную сауну на базе, что Гном и сделал, взяв с собой пьяненького Карася – дескать, «будет как новенький».

Глаза застилал туман. Серенький, зыбкий, скрадывавший очертания окружающего мира. Мир был тоже серенький – бетонные стены в каких-то белесых потеках, по стенам – толстые кабели, облупившаяся табличка «Уходя, гаси свет», красный огнетушитель в держателе… Такие же серые, как и все остальное, фигуры притулились по углам не слишком большого помещения, лиц не было видно, только слышались шорохи и перешептывания. И среди этого – знакомый голос, бормочущий:

– Братан, Серега… Серега… братан… Выручай…

В этот момент проснулся Снифф от настойчивого пиликанья дверного звонка, ворвавшегося в сон. Серые стены и серые фигуры рассыпались бесформенными хлопьями. Отбросив в сторону скомканное одеяло, Снифф поискал тапочки, нашел только один, злобно отфутболил его куда-то в район балкона и прочапал к входной двери. Открыл, не спрашивая, и обнаружил на пороге Гнома. Вид жизнерадостного коллеги Сниффу был неприятен.

– Подъем! – заорал старший лейтенант, не обращая внимания на кривую рожу капитана и вздымая пакеты, в которых отчетливо просматривались пивные банки. – Что ни отдых – то активный, что ни праздник – то спортивный! Холодильник свободен? А то пивчище нагреется, падла.

Снифф сонно отступил в сторону, пропуская Гнома в квартиру. Через миг тот уже суетился на кухне, после чего высунулся оттуда и оповестил:

– У тебя холодильник дерьмом всяким набит, сырками какими-то и помидорами в банках… Так я пиво в ванну закину и холодную воду пущу, ага?

Не дожидаясь соизволения, старлей исчез. Снифф постоял у открытой двери, смаргивая остатки сна, потом захлопнул ее и вернулся в комнату.

Гном шумел водой в ванной, что-то ласково приговаривая пивным банкам. Снифф включил телевизор, появилась симпатичная дикторша, с ходу ошарашившая ростом курса доллара, который теперь стоил сто сорок три рубля с какими-то копейками. Потом появился толстый дядя, объясняющий, что это все временно и вообще скорее хорошо, нежели плохо. Снифф дядю от греха выключил.

– Лови, – сказал Гном, входя в комнату, и бросил в Сниффа банку пива. Снифф неуклюже поймал, откупорил, обрызгался плюнувшей пеной.

– Чего сонный такой? – осведомился Гном, падая в кресло.

– Плохо спал, – мрачно буркнул Снифф, полоща рот пивом.

– Баб видел, что ли?

– Баобаб видел. Сон какой-то непонятный…

Снифф в двух словах описал свои сновидения. Гном задумался.

– Я не Фрейд, – скромно сказал он, – потому посоветовал бы тебе перед сном накидывать граммов сто пятьдесят горючего. Еще лучше – двести пятьдесят. Будешь видеть или баб, или вообще ничего.

– Шел бы ты со своими бабами… Тут в другом беда, Гномус. Я этот сон вижу уже шестой раз. Ладно бы второй, ну, третий – случается, наверно… Но шестой!

Снифф сокрушенно покачал головой.

– А главное – братан. Я ему позвонил на днях, после третьего раза. Ну, проверить, как он там. А мобила не отвечает. Может, конечно, он сейчас на задании в Зоне, там никакие мобильники не работают. Но что-то беспокойно мне.

– Как старуха, честное слово, – брезгливо сказал Гном. – Надо было мне вместо пива водки взять. Впрочем, еще не поздно. Только проспонсируй, а то у меня Нинка все заначки выгребла, вот на пиво еле-еле утаил, под стелькой в ботинке. Она туда не лазиет, противно ей.

– Сейчас. – Снифф потянулся к валяющемуся на столе бумажнику, и тут зазвонил городской телефон. Сняв трубку, он услышал:

– Добрый день. Сниферов Сергей Павлович?

– Так точно, – ответил Снифф, среагировав на официальный тон.

– Сергей Павлович, вас беспокоит подполковник Лепешко из Москвы, Центр Аномальных Явлений. Я непосредственный начальник вашего брата, старшего лейтенанта Вадима Сниферова. К сожалению, с их группой уже неделю нет связи. По нашим правилам, по истечении этого срока мы обычно сообщаем родственникам… Вы не волнуйтесь, на самом деле это рутинная процедура, оттуда и после большего срока выходили, но…

– Послушайте, я все понимаю, – сказал Снифф. Гном внимательно следил за ним, не забывая про пиво. – Я тут…

Снифф осекся, едва не продолжив «постоянно вижу сон». Чего доброго, этот Лепешко сочтет за чокнутого.

– Хотел спросить, – продолжил Снифф после короткой паузы. – Может быть, мне приехать?

– А смысл? Их ищут, вас все равно никто на поиски в Зону не возьмет… Не переживайте, все будет в порядке, – сказал подполковник дежурным заботливым голосом. – Мы вам сразу же сообщим, если появятся новости. Всего доброго.

Уже положив трубку, Снифф опомнился – надо было взять у Лепешко номер для связи. Ладно, черт с ним, телефон Центра Аномальных Явлений всегда можно разузнать, а подполковников Лепешко там вряд ли двое.

– Что там? – участливо спросил Гном. – Мать?

Мама Сниффа жила в Кемерово и часто болела, старлей об этом знал.

– Нет, – покачал головой Снифф. – Вадик. Неделю как пропал.

– Твою мать… Так это совсем другой коленкор. Слушай, я чего-то такое читал в журнале, что близнецы между собой могут информацией обмениваться. Вроде как телепатической. Один, скажем, ногу сломал, а другому неожиданно больно.

– Мы не близнецы, – с сомнением возразил Снифф.

– Одна малина. Наши подземные крыски вон тоже не близнецы нам, а в голову влезть запросто могут на расстоянии…

– Так на небольшом же расстоянии…

– Так человек повыше ступенькой стоит в развитии как бы. Значит, и расстояние может быть поболе… Ну-ка, еще раз – чего ты там видишь?

Снифф, как мог, описал, хотя описывать особенно было нечего.

– Подвал какой-то, судя по всему. Там этих подвалов, в Первопрестольной…

– Слушай, ты серьезно?!

– А что? Это Зона, Снифф. Я и не такое от ребят слыхал, кто там был. Так что, вполне вероятно, сидит твой братан в подвале, помощи ждет. И как-то до тебя пытается достучаться. Ментально типа.

– Тогда я поеду к нему, – сказал Снифф решительно.

Гном помолчал.

– Правильно, – кивнул он. – Бери билет, а я пока пошел за водкой.

Ильич сидел за столом под портретом президента и грыз карандаш. Дурную привычку генерала знали все и давно, утром секретарша ставила на стол целый стаканчик этих карандашей, чтобы к вечеру вынести урну с их погрызенными бренными останками.

Еще рядом с президентом висел портретик Сталина. Поменьше раза в два, но такой же угрожающий. Пару раз к Ильичу прикапывались высшие чины, но он отбивался, мотивируя тем, что нет никаких инструкций, где было бы сказано, что портрет Сталина вешать нельзя. Высшие умолкали – с учетом показателей вверенного Ильичу ведомства. Черт с ним, пусть вешает кого заблагорассудится, лишь бы тоннели исправно чистил.

– Что случилось? – без обиняков спросил Ильич, складывая вдвое листок заявления.

– Да ничего, товарищ генерал… В отпуск вот собрался. За три года накопилось, пора и развеяться. Даже билет уже прикупил.

– Ты мне это брось. Вижу ведь по роже – случилось.

Снифф вздохнул и рассказал Ильичу все без утайки. Генерал слушал внимательно, похрустывая карандашом. Бросил его в урну.

– Понятно, – сказал он. – Что ж, про Зону всякое рассказывали. И про ту, и про эту. Хотя не лез бы ты туда, капитан. Расскажи все этому Лепешко, он должен соображать.

– На месте и расскажу. Все равно в отпуск собирался, какая разница? Тем более туда тоже туристы ездят. Издалека посмотреть на бывшую столицу.

– Туристы… – с сомнением сказал генерал, вынимая из стаканчика очередную жертву. – Хорошо. Будет тебе отпуск, будут отпускные, материальная помощь. Ты учти, там никто ничего бесплатно не делает.

– Я представляю, Антон Ильич. Машину продам.

– Машину… Хорошо, капитан, удачи тебе. Возвращайся с братом.

2

Машину Снифф продал на следующий день – отогнал в салон и практически не торговался, благо деньги требовались срочно. Затем он сдал квартиру на три месяца с предоплатой, оговорив, что, если вернется раньше, выгонять жильцов не будет, поживет в общаге на базе. Затем устроил небольшую отвальную пьянку. Куда и зачем едет – не объяснял, а знавший все детали Гном помалкивал.

А через сутки капитан Сниферов уже стоял возле здания комендатуры в московском пригороде неподалеку от Периметра и докуривал сигарету. В окошечко на него таращился дежурный сержант, понимая, что вот сейчас человек выбросит бычок и явно поднимется по ступеням с какими-нибудь неуместными вопросами.

– Вы к кому? – спросил сержант, дождавшись своего.

– Мне нужен подполковник Лепешко. Мне в Центре сказали, он тут у вас сейчас где-то… С инспекцией, что ли…

– Так вон он, – показал пальцем сержант. В небольшом парке напротив комендатуры сидел мужичок в штатском и читал «Еврофутбол». Снифф направился к нему, осторожно покашлял, привлекая внимание.

– «Шахтер» брянскому «Динамо» в полуфинале Кубка Европы проиграл, – сокрушенно заметил мужичок и свернул газету. – Кроты чертовы, а я на них деньги ставил, я ж сам хохол… Хотя Брянску вроде как и проиграть не стыдно, они опять, судя по всему, этот самый кубок возьмут…. Вы ко мне?

– Так точно. Капитан Сниферов.

– Подполковник Лепешко. – Мужичок протянул руку. – Брат Вадима, я так понимаю? А зачем приехали? Я же вам говорил, будут новости – сообщим. На текущий момент новостей нет.

– Во-первых, у меня все равно отпуск, – осторожно сказал Снифф. – А во-вторых…

И он рассказал содержание сна, который, кстати, в очередной раз увидел, задремав в самолете.

– Любопытно, – задумчиво пробормотал Лепешко. – Вы обедали?

– Нет еще, товарищ полковник[1], – признался Снифф.

– Идемте в нашу столовую, там и договорим.

В чистенькой и скучной с виду столовой комендатуры Снифф и подполковник взяли по холодному свекольнику и по отбивной с картофельным пюре. Усевшись за столик, Лепешко отодвинул в сторону увядший букетик ромашек в вазочке и неожиданно поведал, посыпая свекольник молотым перцем:

– Терпеть не могу эту картонную еду. Казалось бы – куча кабаков в городке, иди себе, гуляй. Так нет же – столовка, офицерский клуб, далее по кругу. А все почему? Не любят тут нас. Не любят.

– Вас – в смысле военных? – уточнил Снифф и осторожно попробовал пюре. Еда как еда.

– Нас – в смысле военных. Тут ведь Клондайк. Золотая лихорадка. Пока еще не как на Украине было, но уже формируется… Многие, кстати, оттуда сюда перекочевали – еще бы, новые артефакты, новые мутанты, какой-нибудь хвост или коготь могут неожиданно миллионы стоить. Клондайк! А золотоискатели каждый друг против друга, но все вместе – против властей.

– Бьют, что ли, в кабаках-то? – участливо поинтересовался Снифф.

– Зачем же бьют? Хотя и бьют, конечно, тоже… Хорошо еще, тут натовцев всяких нету, как на Украине было, вот те бы огребали… Хотя есть ООН, тех тоже бьют. Но не в этом дело, капитан. Можно, конечно, в кабак пойти, но сидишь ведь там, как змей в террариуме. Кусок в горло не лезет. Не любят нас, – печально повторил подполковник и принялся молча есть. Снифф ему не мешал.

Покончив со свекольником, подполковник промокнул губы салфеткой и продолжил, неожиданно перейдя на «ты»:

– Брат твой, капитан, ушел с учеными из Центра в самый обычный рейд. Маршрут я лично утверждал – места привычные, сто раз хоженные, хотя в Зоне постоянно что-то меняется. Вчера тишь да гладь, сегодня – тьма кромешная… Но тут все было в порядке, только-только другая группа оттуда вернулась. И на тебе: только добрались до контрольной точки, и тишина. Вертолет выслали – безрезультатно. Поисковый отряд – тоже. Конечно, и не такое случается: на Украине, помню, с КПП отойдет боец на три метра поссать, и с концами. А тут тоже Зона, капитан. Хоть покамест и не такая хищная.

– А как же сон? – напомнил Снифф.

– Сон? – Подполковник нарисовал вилкой на остывающем пюре треугольничек. – Вполне возможно, сон твой всамделишный. Слышал я, что есть в Зоне места, из которых можно… э-э… мысли передавать или образы. И предметы есть такие, хотя сам не видал и в руках не держал. Возможно, у твоего брата как раз такой при себе имеется. Но что я могу?

– Послать группу.

– Куда? Я же посылал. А то, что ты мне описал, никакой конкретики не несет. Стены, люди, подвал. Огнетушитель, табличка. В любом строении теоретически такое может находиться. Ты вот что, капитан. Вариант «А» – вали домой и, если увидишь во сне что-то более информативное, сразу звони. Вариант «Б» – оставайся здесь, селись вон в гостинице, если деньги позволяют и свободное время имеется. Может быть, картинка лучше будет, все-таки Зона рядом. Есть еще и вариант «В» – ты сам полезешь в Зону. Скорее всего так и сделаешь, потому и приехал. Сам знаешь – это незаконно, но отговаривать не стану, тут все равно бардак творится, захочешь – попрешься.

Снифф помолчал немного, потом спросил:

– А где эта контрольная точка, товарищ полковник? Ну, где Вадим с группой пропал?

Лепешко тяжело вздохнул:

– Это военная операция, права не имею говорить. Однако по-человечески – брось ты это. Брата не найдешь и сам пропадешь. Чужой ты здесь.

– Я подумаю, – ответил Снифф.

– Как скажешь, – пожал плечами подполковник. – Больше советов давать не буду, сам разбирайся. Все, капитан, бывай.

Поднявшись, Лепешко сделал несколько шагов к выходу, но потом остановился и спросил:

– А ты капитан чего, кстати? Армия?

– Нет, МЧС, – почему-то застеснявшись, сказал Снифф.

– Ну, ладно хоть не дальнего плавания, – с пессимизмом заключил подполковник.

3

В трехэтажной панельной гостинице Снифф поселился без проблем, хотя пришлось заполнить несколько занудных обязательных бумаг. Все же рядом Зона, ничего удивительного. Регистраторша вручила ему ключ с болтающейся деревянной блямбой, на которой значилось маркером «23».

– На три дня, – повторила она, щелкая клавиатурой компьютера. – Если задумаете продлить, заново все заполните. Посуду не бить, технику не портить, краны закрывайте, если уходите. Посетителей водить можно круглосуточно, но не утративших человеческого достоинства.

– А как это определяется? – поинтересовался Снифф.

– В смысле? – Регистраторша подняла от монитора густо накрашенные глаза.

– Степень утраты человеческого достоинства.

– Чтобы не блевали, – пояснила регистраторша со вздохом. – Не ссали в коридоре.

– Ясно, – кивнул Снифф и отправился осматривать номер.

Ничего необычного он там не увидел: чистенько, уныло, узенькая кровать, столик, холодильник, радостно заурчавший, как только Снифф воткнул его шнур в розетку. Телевизор, совмещенный санузел. Единственным украшением номера оказалась репродукция картины Куинджи «Лунная ночь на Днепре».

Полежав на кровати и бездумно попереключав телевизионные каналы, Снифф наткнулся на любопытную дискуссию известного борца с инопланетной ксенофобией Уканова и какого-то агрессивного волосатого парня, который, брызгая слюной, кричал, что все земляне зомбированы, что на всей Земле нет ни одного чистого и свободного разума. Уканов, чуть прикрыв глаза и тихонько улыбаясь в пышные усы, парировал, что если верить уважаемому волосатому оппоненту, то и его устами сейчас глаголет какой-нибудь пришелец, не исключено, что и сам Джабба Хатт.

Волосатый слегка охолонул, поняв, что сам себя загнал в логический тупик, но тут же сориентировался и стал сыпать фактами и цитатами, ссылаясь на доклад военного консультанта США Уильяма Купера «Кто правит миром? Тайное правительство!». Снифф с интересом узнал, что еще в середине прошлого века американское правительство подписало договор с группой волосатых пришельцев, согласно которому инопланетяне могли беспрепятственно селиться на территории США в обмен на некоторые новейшие технологии.

На словах «волосатые пришельцы» Уканов снова захихикал в усы, а оператор показал волосатого крупным планом. Снифф развеселился. В это время Уканов вкрадчиво поведал волосатому, что разжигание инопланетной ксенофобии может привести к нежелательным последствиям, о чем опять же еще в середине прошлого века предупреждал известный писатель Артур Кларк в своем произведении «Чужие»[2]. Пока никаких поводов для паники и тотального страха нет, все в штатном порядке: ученые из ЦАЯ изучают, населению Земли ничего не угрожает… Но волосатый тут же наставил на Уканова обвиняющий перст и зловеще поведал, что давно известно – коварные инопланетяне используют людей и животных как источник получения гландулярных и гормональных секреций, ферментов и вообще проводят над ними генетические эксперименты.

Однако и Уканов бдил. Он тут же заметил, что волосатый и сам в таком случае является жертвой генетического эксперимента. На что волосатый радостно завопил, что он про это и говорит! Инопланетян и всех их инопланетных штучек нужно опасаться, с ними нужно бороться и их необходимо запретить! А все эти Зоны выжечь напалмом.

На этой позитивной ноте передача внезапно закончилась, и по экрану поплыли титры на фоне какого-то древнего музыкального клипа, в котором волосатые молодчики в коже мрачно терзали гитары и призывали бороться с инопланетными интервентами.

Снифф выключил телевизор, принял душ, побрился и отправился на прогулку. Дело шло к ночи, и грех было не познакомиться с местными злачными местами, где скорее всего и придется искать проводника в случае, если подполковник Лепешко никаких новостей не выдаст.

Регистраторша на своем посту отсутствовала; Снифф вышел на улицу, где уже начинало смеркаться, и спросил у проходившего мимо человека в джинсовом комбинезоне, где тут можно славно провести вечер.

– В «Штях», – довольно радушно ответил прохожий. – Я как раз туда, идемте, покажу.

– В «Штях»?! – недоуменно переспросил Снифф.

– Название такое, – пояснил джинсовый. – Бар. Или вы про то, что такой уже был на Украине? Ну так традиция…

По дороге они обменялись парой ничего не значащих фраз о погоде. Капитан искоса посматривал на провожатого: сталкер или нет? Хотя как сталкера от обычного человека отличить? Это в Зону он надевает спецкостюм, оружием обвешивается, амуницией, а тут – мужичок мужичком. Не спросишь ведь: «Вы, часом, в Зону меня не отведете?». В самом деле лицо разобьют, если вообще не прикончат за некорректные вопросы…

На пути в бар с неприхотливым названием «Шти» тихонько лежал тщедушный человек в замызганном камуфляже. Лежал он кверху задницей, уткнувшись лицом в буйный куст лопуха; то ли сдох, то ли спал. Воняло от него, словно от дохлого, но коричневое пятно на ягодицах говорило о том, что организм еще ой как жив и местами вполне функционирует.

– Это еще что? – брезгливо спросил Снифф, переступая через ноги лежащего, обутые в драные розовые тапочки.

– Медвежонок у него погремуха, – точно так же скривившись, сказал его спутник.

– Сталкер, что ли?

Снифф прикусил язык – вот тебе и поостерегся! Но провожатый среагировал спокойно.

– Типун тебе на одно место, – джинсовый перешел на «ты», – какой из Медвежонка сталкер… Сидит тут, окучивает заезжих лохов рассказами про то, как на Украине к Монолиту ходил, как голыми руками кровососа брал, как бюреров на хрену гроздьями вертел… Его лохи радостно поят, он нажрется, выйдет, полежит вот так обосранный, потом вскинется, опять идет байки травить, только кальсоны сменит.

– Так он ни в какой Зоне вообще не был, что ли? – осмелев, продолжил разговор Снифф.

– Ты не догоняешь? У него погремуха – Медвежонок. Кто с такой погремухой в Зону выйдет? Зайчик, Медвежонок, Бегемотик – это ж как Лиза, Маша и Маруся на обычной зоне, – сказал провожатый и, специально наступив на ногу лежащему Медвежонку, прошел дальше. Спящий никак не среагировал – видать, упился в дрезину, о чем красноречиво говорили и переполненные добром штаны.

Через массивные железные ворота в высоком кирпичном заборе промзоны они прошли непосредственно к бару. У ворот мыкался здоровенный амбал – то ли просто так стоял, ждал кого, то ли исполнял функции местного вышибалы. Провожатый амбалу слегка кивнул, тот кивнул в ответ, а Сниффа проводил безразличным взглядом.

В баре провожатый красноречиво указал Сниффу на свободный столик, а сам направился к небольшой компании, шумно игравшей в карты. Снифф сел так, чтобы видеть вход, и осторожно осмотрелся.

Бар был именно такой, каким он представлял сталкерское заведение на самом берегу Зоны. Из огромных колонок грохотало что-то англоязычное, то и дело прерываясь душераздирающими гитарными запилами. Судя по небольшим колоннам-«клеткам» в углах и окруженному решеткой подиуму в центре, рано или поздно должен был начаться стриптиз. Не клоуны же тут, в самом деле, выступают… В дальнем конце помещения располагалась длинная барная стойка, занавешенный бамбуковой занавеской дверной проем рядом с ней вел в бильярдную, откуда доносился грохот шаров. Рядом с проемом длинный лохматый тип терзал торговый автомат, не желающий отдавать ему то ли презерватив, то ли соевый батончик.

Почти все столики были заняты, барная стойка тоже прочно оккупирована. Народ собрался самый разный: от абсолютно нейтрального вида личностей до мордоворотов в коже и камуфляже плюс несколько несомненной профессии девиц и небольшой группы военных, довольно тихо сидевших в уголке. Бить их вроде никто пока не бил.

За соседним со Сниффом столиком сидел самый натуральный негр в синей шелковой рубашке и с аппетитом поедал солянку, попивая из стаканчика что-то прозрачное. Поймав взгляд Сниффа, негр нахмурился. Тоже, что ли, сталкер?! Или из ооновцев каких-нибудь?

– Здорово, Упырь! – сказал какой-то хмырь, подходя к негру и подавая руку.

Видимо, все же сталкер.

– Здорово, Сироп, – буркнул в ответ негр, выплевывая лимонную косточку. Руки он подавать не стал, наверное, имел на Сиропа некие обиды. Тот пожал плечами и пошел себе дальше, в бильярдную.

Точно, негр – сталкер. Может, к нему и подойти? Вроде бы у них тут все без особенных затей, не слишком-то стесняются…

Снифф решительно направился к бару, взял стакан анисовой и направился к столику Упыря.

– Извините, не помешаю?

– Уже помешал, – мрачно сказал негр.

– Просто у меня важное дело, а я никого тут не знаю. Не у кого спросить совета.

– А я что, бюро добрых советов? Или ты меня знаешь, не приведи господь?

– У меня брат пропал, – просто сказал Снифф, садясь.

Негр запустил ложку в солянку, мерцающую янтарными бляхами жира, и пожал плечами:

– Бывает. Не сторож я брату твоему.

– Он был военным сталкером.

– Тем более. Я разве похож на военного сталкера?

– А… нет, конечно… но я подумал, что вы… – забормотал Снифф, понимая, что выглядит полнейшим идиотом.

– Что я – сталкер и сижу тут, потому что принес хабар толкнуть или заказ подыскать? Не угадал, мужик. У нас тут заседание общества филуменистов, – весело сказал негр. – Пошел отсюда на хрен.

А вот это Сниффу уже совсем не понравилось. Дураком он, возможно, и выглядел, но на хрен себя посылать никому не позволял.

– Послушайте, я с вами вежливо разговариваю, – жестко сказал он. – И если я здесь впервые, это не значит…

Негр поднялся.

– Братва, Упырь залетного бьет! – азартно воскликнул кто-то за спиной Сниффа.

Снифф толкнул стол, горячая солянка выплеснулась из тарелки на белоснежные джинсы негра. Запоздало подумал, что негр, возможно, драться и не собирался, рожа у него была достаточно дружелюбная, но теперь уже было поздно. Упырь заорал от боли и бросился на капитана, перепрыгнув препятствие. Увернуться Снифф не успел, черный кулак врезался ему в нижнюю челюсть, но прошел слегка вскользь. Однако зуб, кажись, треснул.

Вокруг собирались зеваки, выбежавшие из бильярдной, влезали на подиум, чтобы лучше видеть. Зачем-то визжали девицы, хотя их никто не трогал. Наверное, такие здесь были нравы и обычаи.

Два следующих удара Снифф блокировал, а потом удачно стукнул негра в печень. Когда тот согнулся, ударил левой в ухо, негр упал.

– Нормально, чува-ак! – заорал какой-то невысокий мужик с черными усищами, выскакивая сбоку. – Теперь моя очередь! За мной, чур, не занимать, сам справлюсь!

– Ну, иди сюда, усатый-полосатый, – тяжело дыша, сказал Снифф и выплюнул осколок зуба.

4

– Пройдемте, – металлическим голосом произнес офицер. Нашивка на груди гласила, что фамилия офицера – Свердруп, видимо, какой-то скандинав из контингента ООН. С этим, судя по всему, договариваться было бесполезно, но Снифф все же решил попробовать.

– А что случилось-то, господин офицер? – уточнил он, сделав придурковатый вид.

– Согласно пункту двадцать один действующего распорядка, любой гражданин, находящийся в пятнадцатикилометровой особой зоне, может быть в любое время задержан для установления личности, а также помещен в изолятор временного содержания на срок не более сорока восьми часов, – привычно процитировал скандинав. – Пройдемте. Потом сможете написать жалобу, вам выдадут бланк.

– А можно мне связаться с подполковником Лепешко? – на всякий случай спросил Снифф.

– Нельзя. Центр Аномальных Явлений никакого отношения к данному инциденту не имеет.

На КПП Свердрупа остановил крепкий мужик с капитанскими погонами. Снифф от нечего делать разглядывал крепыша, пока тот допрашивал скандинава суровым тоном. Капитан был невысокого роста, с седым ежиком на голове и неожиданно живыми веселыми глазами.

– Военный? – обратился крепыш к Сниффу, выяснив у Свердрупа обстоятельства задержания.

– МЧС, – не стал врать Снифф. У него при себе документы, чего уж выкручиваться, раз попался. – Капитан МЧС Сниферов Сергей Павлович. Из Питера.

– Из Питера… Так-так. Пойдешь со мной, капитан. А ты свободен, селедочная душа, – кивнул седой Свердрупу.

Скандинав безропотно удалился.

Снифф шел за крепышом по коридору и раздумывал – хорошо это или плохо, что крепыш так панибратски к нему обратился. Пожалуй, хорошо, решил для себя Снифф. Капитан ему нравился. Какой-то он был… надежный, что ли.

– Заходи, располагайся.

Крепыш открыл дверь в крошечный кабинетик и первым в него зашел.

Ага, значит, не считает подконвойным, раз спину подставляет, смекнул Снифф и вошел следом, аккуратно прикрыв дверь.

– Давай, садись, щас я…

Капитан полез куда-то в недра стола.

Снифф присел на стул и огляделся. Кабинетик оказался на удивление уютным, несмотря на то, что принадлежал военному ведомству, где все любят унифицировать, красить в оливковый цвет и украшать трафаретными надписями.

Обширный стол, который занимал почти все пространство кабинетика, был завален какими-то бумагами, испещренными формулами и пометками, сделанными от руки. Вперемешку с ними валялись таинственные предметы в прозрачных герметичных пакетиках с намалеванными черным маркером цифрами. Тут же красовался потрепанный древний нетбук, на крышке которого лежал сверток из фольги.

По правую руку от Сниффа был встроенный шкаф, тоже совсем неуставной – в нем было множество разнокалиберных дверок и ящиков, часть из которых запиралась и ключи торчали из скважин. Некоторые ящики были выдвинуты, из них выпирали папки, бумаги и еще черт знает что. Снифф поднял глаза кверху – из какого-то верхнего ящика живописно свисал гофрированный шланг, заканчивающийся железным цилиндром, покрашенным когда-то в защитный цвет. От времени краска пооблупилась, да и сам шланг тоже на вид был весьма потрепанный. Снифф прищурился – что-то было в этой конструкции смутно знакомое… Память услужливо подсказала:

Снифф хмыкнул – надо же, противогаз «слоник», просто-таки музейная древность. Если, конечно, Снифф ничего не напутал.

Капитан тем временем вынырнул из-под стола с бутылкой и деловито свернул крышечку. Коньяк «Закарпатский» – прочел Снифф.

– Один из лучших коньяков украинского производства. Мне его один сталкер приволок, Бегемот звать, но это тебе неинтересно. А интересно должно быть, что никакие местные в сравнение не идут, – прокомментировал крепыш, разливая коньяк по граненым стаканам. – А армянский весь паленый. А на французские у меня денег нет. Так что будем знакомы, капитан. Капитан Вадим Голованов. Два капитана, стало быть.

Вадим подвинул к Сниффу стакан.

Чокнулись, выпили. Вадим выудил из пачки сигарету, зашарил по столу, выудил из хлама зажигалку. Протянул пачку Сниффу.

– И вот что, Сергей, давай без званий, что ли. Что мы как идиоты расшаркиваться будем: «А не выпить ли нам, товарищ капитан?» – «Конечно, выпить, товарищ капитан!».

Видимо, капитан Голованов не слишком-то заботился об уставных нормативах. Это Сниффу понравилось еще больше, да и коньяк оказался отменный. Вадим налил снова:

– Ты что с Упырем и компанией не поделил? Что тебя к нам вообще занесло, тем более в «Шти»?

– Брат у меня…

– Пропал, – перебил его Голованов, – в курсе, бабушка писала. Знаю я, что потерялся мой тезка.

– Так вы с ним знакомы?! – обрадовался Снифф.

– Ты знаешь что, Серега, ты без этих выканий давай, мы ж не барышни. Знаком я с твоим братом, хороший парень. Кстати, сообщений, что погиб, не доходило, значит, вполне может быть жив.

– А чего тогда вопросы дурацкие задаешь?

– Вопросы я задаю правильные – какого рожна ты поперся в «Шти», чего там хотел услышать? Снарягу купить? НЗ? Проводника найти? Ты ж эмчеэсовец, спец по мутантам у вас там в Питере. Или я чего-то не понимаю? Ты же брата намылился спасать, так? Ну, понятно, Упырь тебя отбрил… У нас тут все про всех знают! Особенно про таких, как ты, которые чуть ли не в международную организацию ООН сообщают: несанкционированно иду в Зону, готовьтесь. Понятное дело, что ни Упырь, ни любой другой сталкер в здравом уме не подвязался бы тебе в помощь. Это все равно что добровольно попроситься: «Тюрем-тюремок, кто в тюреме ходок?»

– А? – слегка обалдел Снифф.

– Был бы тюремок, а статья найдется, – многозначительно сообщил Голованов и налил еще на два пальца.

Снифф помрачнел. Разговор перестал ему нравиться. И выпивать с капитаном Головановым ему расхотелось.

Голованов меж тем развернул сверток из фольги и добыл из него пару аппетитных бутербродов с бужениной и соленым огурчиком.

– Ты не напрягайся так, Серега. Кто тебе тут еще на пальцах расклад объяснит, если не я? Вот смотри – не нашел бы ты проводника. Поперся бы ты тогда с голыми руками в Зону. Так до МКАДа, я тебе скажу. Случился бы тебе скоро слегка окровавленный закат. И не дождался бы твой братец помощи. В лучшем случае поймали бы тебя патрули, и попал бы ты под статью. Надо же образцово-показательно кого-то сажать, а тут еще из Питера, офицер МЧС, газетчики от радости слюнями захлебнулись бы.

Снифф нахмурился. Вадим мрачно продолжил:

– В любом случае я такие штуки на вверенной мне территории не люблю. Но тебя я оформлять не буду. Тебе, насколько я расклад понимаю, срочняком нужно в Зону. Имей в виду – я этого не говорил!

– Да я даже не знаю, куда идти!

– Куда-куда. Для начала туда, где след брата потерялся…

Снифф ошарашенно воззрился на Голованова:

– Ты что, знаешь, где это?!

– Само собой. Я же говорю – у нас все всё знают… Это Лепешке по званию не положено тебе рассказывать, хотя дядька он добрый. А мы рангом помельче, у нас и карта имеется…

С этими словами капитан Голованов снова полез в недра стола и действительно добыл помятую засаленную карту.

– Вот здесь, – ткнул он пальцем в квадрат на западе, – Недалеко от Филевского парка.

Снифф внимательно рассматривал карту, запоминая.

– Слушай… А меня нельзя в военсталкеры записать, а?

Голованов криво усмехнулся.

– В военсталкеры, Серега, просто так не записывают. Ты или должен окончить курсы – а они полугодовые, если что, – или должен знать Зону. То есть быть обыкновенным, нелегальным сталкером. В таком случае на нелегальное прошлое закроют глаза – разумеется, если ты не сявка невразумительная типа Медвежонка, а серьезный ветеран или хотя бы подающая надежды отмычка.

– Отмычка?

– Блин, у тебя братан – профи, неужели не рассказывал?!

– Да мы не сказать чтобы очень часто общались… – буркнул Снифф.

– Зря… Отмычкой у нас зовут пришлую шушеру, которая в напарники к ветеранам идет. С одной стороны, опыт, денежки за хабар, с другой – на то отмычка и называется отмычкой, чтобы ею отмыкать.

– Что отмыкать?

– Аномалии, Серега. Аномалии. – Голованов выразительно помолчал. – Знает ветеран, что вот там за уголком – «мясорубка». Ее надо нейтрализовать, «мясорубка» после того, как уцапает человечишку, не работает некоторое время. Ну или контактная пара… Да почти все аномалии после того, как разрядятся, некоторое время дремлют. Для этого отмычка и нужен. Понял?

– Понял…

– Потому про военсталкеров забудь, про отмычек тоже. Не вариант, честно.

Голованов помолчал, после чего неожиданно спросил с видимым интересом:

– Слушай, а чего вас «тоннельными крысами» зовут? Ну, отряд ваш, который метро чистит в Питере? Как-то типа неуважительно – крысы…

Снифф криво ухмыльнулся.

– Тоннельными крысами, – сказал он, – неофициально называли во время Вьетнамской войны подразделения в вооруженных силах США, Австралии и Новой Зеландии, созданных специально для действий в подземных туннелях, вырытых вьетнамскими партизанами. Туда брали самых безбашенных.

Голованов почесал нос.

– Да, про войну во Вьетнаме помню… А кто тогда победил-то, Америка или Вьетнам? Или вообще Новая Зеландия?

– Вьетнам.

– Да ты что?! Охренеть.

Снифф развел руками.

– Ладно, хрен с ними, проехали, – сказал Голованов. – Мне бы придумать, что с тобой делать… Нужен проводник, только кто ж теперь тебя туда поведет?.. С Упырем ты подрался, да он и неходовой, слыхал я, радиации хватанул немерено… Аспирину ты тоже навалял, а теперь тебя еще и из комендатуры отпустят подобру-поздорову, что подозрительно… Будут думать, что непростой ты человек, капитан. Не станут связываться, даже если я попрошу. Потому что МЧСом ты тут своим насветил до неба. Сразу вопрос: почему капитан МЧС не на контакте с местными коллегами, а диким образом в Зону собирается? А, Серега?

Снифф пожал плечами.

– Во! – кивнул Голованов, поскреб затылок и плеснул в стаканы еще. – Был бы еще Бегемот здесь, так он, видите ли, уехамши, падла… Что бы такое придумать, а?

Неожиданно капитана озарило: Голованов весело заглотил коньяк и поднялся.

– Это… погоди, в общем. Посиди тут, мне позвонить надо. Родилась мысль. По столу не лазь, еще что-нибудь не то схватишь, потом отмывай тебя со стенок… Коньяк можешь допить, у меня еще есть. Все, не скучай, капитан.

И Снифф остался один.

5

Входная дверь «хрущевки», обитая драным коричневым дерматином. Алюминиевый номер «33». Кнопка звонка. Снифф нажал ее и долго держал, слушая, как внутри мертво щебечет электронная птица, пока дверь не открыл мосластый, коротко стриженный подросток жуликоватого вида. Он шмыгнул носом и уставился на Сниффа мелкими глазками.

– Взрослые дома есть? – непроизвольно вырвалось у Сниффа.

– Чё? – насупился индивидуум, соображая.

Соберись, скомандовал себе Снифф. Уже наговорился до драки, тут надо аккуратно… Он нащупал языком сломанный Упырем зуб и постарался придать интонациям оттенок вежливости:

– Мне нужен Зануда. Я от Голованова.

Подросток оглядел Сниффа с ног до головы и молча отступил в глубь квартиры, открывая дверь пошире. Снифф шагнул вслед за ним. Подросток повел его на кухню, кивнул на старый табурет, углы которого были словно отгрызены. В раковине громоздилась немытая посуда, на столе – батарея пустых бутылок от водки и пива, на треснувшей тарелке одиноко млел соленый помидор.

Снифф покорно сел.

Подросток посмотрел на него, сунул в рот помидор, шумно зачавкал, проглотил.

– Ну, я Зануда. Чё хотел-то?

Снифф так и застыл, пытаясь осознать сей факт. А факт был чудовищно неприятен: вот это, возможно, несовершеннолетнее существо, по словам Голованова, – его единственно возможный проводник в Зону. Поскольку существо это чего-то там Голованову задолжало и почему-то ему доверяло более других сталкеров. «Не хотелось тебя с Занудой посылать, – сказал Голованов давеча, – но сталкер далеко не самый плохой и мужик вроде довольно честный. Без лишнего говнеца…»

И вот мужик сидел перед Сниффом и жрал помидор. Без лишнего говнеца.

– Молчать будем? – неприязненно спросил он, насупился и явно собрался Сниффа проводить обратно к двери. Точнее, за дверь. – Так чё?

– Мне надо в Зону. Как можно скорее. Мне нужен проводник. Голованов сказал, ты… вы…

– Сколько?

Глазки Зануды загорелись жадными огоньками, и Снифф малость подуспокоился. Даже чуточку расслабился. Ну, выглядит этот Зануда как жертва пубертата, и что? Мало ли людей, которые с виду неприятные, а на деле вполне себе профессионалы? Вон компьютерные гении, например: такие же прыщавенькие рожи, очочки старомодные, волосы немытые до задницы свисают… Или, чтобы далеко не ходить, лучший снайпер у них в отряде – Костя Зубкин. Дурак дураком, а стрелок от бога.

Снифф назвал сумму. Зануда сморщился, закатил глазки и зашевелил губами. Снифф слегка обеспокоился – мало, что ли? Но больше у него все равно не было, а Зануда не выглядел зажравшимся сталкером, которому не хватает чуть-чуть до покупки виллы на острове Санторини.

– У меня брат там… – начал было Снифф, но оборвал себя, потому что Зануда скорчил мерзкую рожу и весь мелко затрясся, хихикая.

– Да только сурикаты еще не знают, что у тебя брат там. Ладно. Деньги давай. Давай-давай! Стопроцентная предоплата.

Снифф не пошевелился, демонстративно сложил руки на груди.

Зануда противно вздернул верхнюю губу и неожиданно пошел на попятный:

– Ладно. Половину тогда. Снарягу тебе ж надо добыть, нет? Чё, забесплатно, что ли?

Снифф кивнул и полез во внутренний карман куртки. Зануда следил цепким взглядом и нетерпеливо шевелил пальчиками. По-другому Снифф бы их не смог назвать – у Зануды были именно пальчики, тоненькие, красноватые и шершавые, с обкусанными ногтями. И руки с цыпками. Снифф почему-то вспомнил располовиненную крысиную гадину из последнего рейда в метрополитене, и его передернуло.

– Остальное по возвращении.

– И хабар весь мне, – торопливо добавил Зануда, дважды пересчитав деньги.

Сниффу это было вообще до лампочки, он не за хабаром в Зону шел.

– Забирай.

– Во. Тебя звать-то как?

– Сергей.

– Ты погоняло назови.

– А, Снифф.

– Ничё так погоняло, – оценил Зануда и протянул лапку. Снифф ее осторожно пожал, почувствовав, что обладатель лапки довольно жилист и не сказать что слаб. Потом Зануда велел ждать его в гостиничном номере и вытолкал за дверь.

6

Оскар с размаху шлепнул пачку текстов на стол к помрежу. Та, привычная ко всему, даже не вздрогнула. Оскар ткнул пальцем в строчки сценария и громко прочел:

– «Вертолет заложил крутой вираж и пошел в глубь Зоны. Гоша высовывает из своего «окопа» рассерженное лицо.

ГОША: Вот что ему неймется? Знал бы, что так выйдет, никогда бы с тобой, Рябой, не пошел!

Рядом появляется лицо Рябого.

РЯБОЙ: Да я-то при чем?! Я, что ли, вертолет вызвал? Мой косяк уже Дезертир разрулил. И откуда я мог знать, что у плотей гон?

Гоша закатывает глаза.

ГОША: Ты вообще представление имеешь, что такое «гон»? Нет, наверное. Переоблучился! Этот идиот поверил, что вот такой у плотей «гон»!»

Скучающие у камеры второй оператор с дольщиком тихо хихикнули. Помреж подняла невозмутимые глаза на Оскара:

– И в чем проблема, Оскар Никитич?

– Это у вас проблема, Танечка! У вас! Этот идиот Степанов думает, тут гребаная анимационная студия имени американского Диснея! Какого хрена у нас у плотей гон, а? Как вы себе это представляете?!

Помреж взяла пачку с текстом и быстро пролистала.

– Оскар Никитич, не вижу проблемы – это не анимация, плоти лежат неподвижно.

– Неподвижно? В смысле неподвижно? Я же ясно читал русским по белому – «гон»… – слегка растерялся Оскар.

– Это шутка такая, Оскар Никитич, – терпеливо разъяснила помреж. – Дезертир говорит Рябому, что у плотей гон, а на самом деле они лежат.

Оскар задумчиво покачался с пятки на носок и развернулся всем корпусом к декорациям, у которых суетились мальчики-постановщики. На постановщиков вяло покрикивал главный художник – бесполое существо андрогинной наружности.

– Кхм…

Оскар, медленно зверея, повернулся. Перед ним стоял невысокий унылый мужичонка в потрепанном камуфляже.

– Это что?! – свистящим шепотом поинтересовался Оскар в сторону.

– Это сталкер, – сообщила тут же подскочившая помреж.

– Это? Сталкер? Я что, нерусским языком кастингу объяснял, что сталкер должен быть: а – брутальным, бэ – крупным, вэ…

– Простите, Оскар Никитич, это… э-э-э… не актер. Это настоящий сталкер. Ну… оттуда.

Оскар сделал над собой усилие, подавил готовый сорваться с уст грозный продюсерский рык и сдвинул брови.

– А как его называть?!

– Сталкер и зовите. Он не против.

– Это у вас там Монолит в декорациях, да? – поинтересовался тем временем мужичок.

– Допустим.

– Смешной он у вас… Вы бы уволили своего дизайнера, что ли, – невозмутимо продолжил сталкер.

Оскар аккуратно взял сталкера под локоток и увлек с собой, бросив через плечо помрежу:

– Мотор по расписанию.

Оскар поволок сталкера по лабиринтам коридоров, выгороженных в огромном павильоне бывшего консервного завода. Мужичонка крутил головой, щелкал языком на принтерные распечатки, приклеенные скотчем к дверям, недовольно морщился, когда из подвального этажа доносился так и не выветрившийся тяжкий дух морской капусты. Оскар сосредоточенно пыхтел, пытаясь вспомнить – остался у него в сейфе скотч или он его вылакал накануне со сценаристом Степановым.

Оскар толкнул дверь с выцветшей желтоватой бумажкой, гласившей: «Мария. В поисках счастья-4. Гримерная», прилепленной намертво, видимо, еще в доисторические времена. За дверью оказалась совсем не гримерная, а крошечная комнатушка с тремя типовыми офисными столами, диванчиком и кулером.

Оскар зыркнул глазами на мышиного вида девушку, которая тут же понятливо сгреблась и исчезла. Сталкер пристроился на диване, уютно закинув ногу на ногу. Оскар пошарил в сейфе и извлек полбутылки шотландской «Белой лошади».

– Какого хрена? – потрясенно изрек он, разглядывая этикетку. Оскар Никитич Михайловский, ныне уважаемый и известный продюсер, со времен студенчества не пил подобного ширпотреба и даже на случай незваных недорогих гостей у себя такого не держал. – С-степанов, с-сволочь.

– «Лошадка»? – живо заинтересовался сталкер. – «Лошадка» – хорошо.

Раз так, Оскар спорить не стал и молча выставил перед гостем початую бутылку и пару коньячных рюмок. Сталкер тут же хватанул бутыль и щедро разлил.

– За сбычу мечт, – подмигнул он и опрокинул в себя рюмку. – А лимона нету?

– Лимоном закусывают плебеи, – наставительно ответил Оскар и на вопросительный взгляд сталкера выудил из сейфа пожухлое яблоко.

– Небогато, – покачал головой сталкер. – А был бы у Оскара «Оскар»…

Продюсер тут же набычился на шуточку. Но сталкер после рюмки скотча совсем оживился и не придал этому значения. Похрустев яблоком, он невинно поинтересовался:

– А что, вашему дизайнеру лень было поспрошать, как Монолит-то выглядит? Прежде чем херню такую слепить.

– А вы… ты его сам видел?

– Видел.

– И как он?

– Ну как я объясню? Монолит и есть Монолит. А вот вы можете объяснить, зачем у вас тетка с хлопушкой бегает? С черной такой, которой в начале съемок хлопает?

– Ну… Это для монтажа надо… – нерешительно сказал продюсер.

– Вот. Для монтажа. А ничего, что этот монтаж у вас давно делается не как раньше, когда пленочку нарезали и хлопушка в самом деле была нужна? То есть вещь со стороны никчемная и бессмысленная, а для вашей братии киношной столько всего значит… Монолит – то же самое. Ничего примечательного для постороннего человека.

Оскар протяжно вздохнул и пожаловался:

– С таким контингентом приходится работать. Понаберут по объявлению. А этот дизайнер – вообще племянник зампредседателя киноакадемии. Попробуй не возьми – бюджет урежут.

– С пониманием, – покивал сталкер и с сожалением поболтал остатками вискаря в бутылке.

– Да ты пей, – махнул рукой Оскар. – Я сейчас водилу напрягу, еще привезет.

Сталкер одобрительно кивнул и вылил все в свою рюмку.

– Пойдем, – поглядев на часы, позвал Оскар, – там мотор начался. Поглядишь, как кино снимают.

– Кино? – усмехнулся сталкер.

– Ну, не кино. Сериал. А может, и кино тоже. Еще не решил.

В павильоне было темно. Стояла особенная такая тишина, которая бывает только на съемочной площадке. Напряженная тишина. Оскар потащил сталкера к мониторам. Помреж Танечка неслышно извлекла из темноты пару стульев. Оскар усадил сталкера и с гордостью ткнул пальцем в центральный монитор, на который камера транслировала общий план. Сталкер пригляделся и округлил глаза:

– Это что за Грушинский фестиваль?

– Тише! – замахала-зашипела на него помреж.

– Это сталкеры пережидают выброс, – гордо прошептал Оскар.

На площадке был выгорожен некий бетонный куб, без окон и дверей, очевидно, подвал. На полу валялась какая-то арматура и мусор, по стенам пробегали красноватые сполохи света, в углу торчала железная лесенка. В центре сооружения на ящиках сидели четверо ряженых мужчин, один из которых любовно поглаживал бок новенькой желтой гитары. Сталкер схватился руками за голову и неслышно застонал. В это время актер в новеньком камуфляже и кокетливо повязанной на шее косынке цвета хаки ударил по струнам и тоскливо затянул:

Сталкер вцепился в руку Оскара и умоляюще закивал в сторону выхода. Оскар с сожалением оторвался от мониторов и повелел помрежу продолжать без них.

– Что не так? – озабоченно спросил Оскар, когда они вернулись в кабинет.

– Оскар, ты в армии служил?

– Нет, зачем? – удивился Оскар.

– Во-во, – вздохнул сталкер, – незачем.

Оскар пожевал губами, задумчиво посмотрел на сталкера, скрестил руки на груди, перевел взгляд на потолок, наморщил лоб. Сталкер с интересом смотрел на этот мимический спектакль.

– Не понимаю, – признался наконец Оскар, – не вижу логики.

– Вот и я не вижу логики, – признался в ответ сталкер. – Ты там про водилу за бухлом говорил. Посылай.

– Ты мне просто бальзамом на печень явился, – задушевно сообщил продюсер спустя половину привезенного водителем «Гленливета». – Сколько хочешь за должность консультанта?

К тому времени Оскар уже обсудил со сталкером все трудности съемочного процесса, придурковатого режиссера, который тоже был навязан со стороны, и скуку киношной праздной жизни. Сталкер покачал пальцем перед носом продюсера:

– Хренушки. Я тута не останусь. Хотя вискарик неплохой, неплохой…

– Во мля, – опешил Оскар. – А хрен ли тогда приперся?

– С предложением интересным, – загадочно сказал сталкер. – От которого тебе трудно будет отказаться.

– Глаголь, – разрешил Оскар.

– Напрямки? Ладыть… Монолит знаешь для чего? Знаешь.

– Ну…

– Оскар Никитич… Известная кинематографическая династия… Мечты, мечты…

Оскар снова набычился:

– Ты мне тут историю семьи не рассказывай. Моя эта… семья. Сам знаю. Вываливай, чего хотел.

– Короче, плюнь ты на этот Монолит. Достал он всех. Каждый год по десять фильмов, уже чуть не в «Спокойной ночи, малыши» эти… Хренуша с Какушей… Это все вчерашний день. Престижную премию американской киноакадемии хочешь?

– Кто ж не хочет.

– Тогда чего сидишь? У тебя в двух шагах – настоящая Зона, московская. Там все новое, непривычное. Греби – не хочу.

– Ты, что ль, меня хочешь в Зону отвести?! – поразился Оскар, резко трезвея.

– Отвести не отведу. Но Компас могу продать.

– Чего-о?

Сталкер спокойно дождался, пока продюсер проржется. Оскара проняло так, что даже слезы на глазах выступили:

– Ну ты… мля-а, даже не знаю, как назвать тебя… Я что, по-твоему, идиот?! Каждый пацан знает, что никакие гребаные компасы, часы, мобилы и прочая техника в Зоне не фурычит. Компас, ё-моё! Не зря базарят, что все сталкеры башкой после Зоны двинутые.

– Ты, по-моему, идиот, да еще и выпил, – спокойно сообщил сталкер и выудил из кармана металлическое колесико на веревочке.

– Что за хрень?

– Компас.

Оскар некоторое время смотрел на колесико, соображая, не двинуть ли наглецу в челюсть. Затем поднял глаза и бесцветным голосом спросил:

– Идиот, говоришь?

Сталкер вздохнул и придвинул колесико к Оскару:

– В руку возьми.

– На хрена?

– Возьми, – велел сталкер. – Не отвалится рука-то.

Продюсер взял колесико и тут же бросил его на стол – обжигающе ледяное. Оскар непонимающе посмотрел на сталкера. Тот едва усмехнулся. Оскар протянул руку и осторожно потрогал колесико. Не показалось, оно было действительно чертовски холодным.

– Что за фокусы? – растерялся Оскар.

– Компас, я же говорю. Артефакт. Крайне редкий. Может, вообще один. Он связан с Протоном.

– Что еще за Протон? Я не слышал ни про какой Протон…

– Мало кто слышал про Протон. Это ж не Монолит ваш замусоленный…

– Тогда давай подробнее – что за Протон, зачем Протон.

– Короче, есть в Москве такой Государственный космический научно-производственный центр имени Хруничева. Улица Новозаводская, рядом с Филевским парком. Если не в курсе, они там ракеты-носители космические и военные строили, ну и прочую всякую хрень. Вот там и есть Протон…

– Он исполняет желания? Как Монолит?! – напрягся Оскар.

– Всякое говорят, – уклончиво сказал сталкер. – Даже про то, как он выглядит, и то нет единого мнения. Кто сказал, что кристалл огромный и светится. Другие – что Протон и есть «Протон», то есть корпус ракеты, только изменившийся. А Компас… Он как детская игра в «горячо-холодно». Чем ближе к Протону, тем он горячее. Проведет самой короткой и безопасной дорогой. Тянет его Протон.

Оскар задумчиво потыкал пальцем колесико. Холодное…

– Один же я все равно не попрусь, как ты себе это представляешь?!

– Извини. Я в Зону больше не ходок. Находился еще на Украине и тут хапнул малость, аж наружу лезет. Вот – распродаю остатки роскоши и тю-тю, на Багамы…

– А почему мне?

Сталкер пожал плечами:

– А кому еще? Ты вроде кино про сталкеров снимаешь, в материале. Другому пришлось бы неделю объяснять что к чему. А иной шлепнул бы меня после покупки, а то и до покупки, чтобы я про этот компас не трендел гарантированно. А ты, видишь, почти сразу фишку просек. Да и деньги у тебя есть… Достаточные.

– Сколько? – по-деловому поинтересовался Оскар.

Сталкер не менее по-деловому написал на салфетке.

Оскар взял салфетку и завис.

Нет, бюджет фильма позволял. Но…

– Я тебе посоветую, к кому обратиться. Скажу, какой проводник тебя потянет. И по цене сориентирую, – словно сквозь вату донеслись до Оскара слова сталкера. Получалось, что сумма на салфетке означала лишь стоимость Компаса без прочих расходов.

Но Оскар уже клюнул.

7

Матвей Шмак по прозвищу Зануда проснулся ближе к вечеру. Кое-как продрал глаза и обнаружил очень неприятную вещь. Его родного детектора на тумбочке не было.

Да и вообще в квартире стояла какая-то подозрительная тишина. Шмак резко сел в кровати и оценил обстановку. А оценив, заметался по комнате в надежде, что все не так, как со сна ему привиделось. Увы. Все было именно так. Шмака обчистили. И не кто-нибудь, а его собственный отмычка!

– Вот тварь! – в сердцах сказал Матвей и судорожно стал собираться.

В «Штях» потихоньку собирался народ. При появлении Зануды гул слегка поубавился, потом и вовсе стало тихо.

– Опа. Зануда. А мы думали, ты питерского крысолова в Зону повел, – сказал кто-то из дальнего угла.

Зануда обратил туда свой мрачный взор. Так и есть. Упырь и компания. Они-то и нужны. Зануда начал пробираться к ним под любопытными взглядами сталкеров и прочих.

– По моим командирским, ты уже часа четыре как топчешь мутантов в свежеприобретенных ботинках «Тимберленд», – язвительно сообщил Аспирин. Под глазом у него набряк внушительный фингал.

– Если такой осведомленный, то, может, скажешь, что еще я свежеприобрел на скоммунизженные у меня же баблосы? – спросил Зануда, подсаживаясь за стол к компании Упыря. Никто не возражал, Аспирин даже миролюбиво подвинулся, чтобы Зануда втиснул свой стул.

– Сперли?!

Зануда кивнул.

– Много? – сочувственно спросил Соболь.

– Достаточно, – отрезал Зануда. – Значит, говорите, крысолова повел?

– Повел. Притом с твоим детектором, чува-ак! Что ж, и не такое бывает, – заключил Аспирин. – Чё делать будешь?

Зануда замялся. Он все еще не знал, стоит ли выкладывать Упырю и компании, что знает, кто этот отчаянный смельчак. Живо представлял себе, как будут покатываться со смеху все «Шти», узнав, что отмычка нагрел Зануду.

– Питерского никто в Зону вести не хотел, – прищурился Упырь. – А ты повел. Вернее, отмычка твой, хоть ты и молчишь на сей счет. Только сдается мне, недалеко его уведут. А на тебя свесят труп. Выберется брат питерского из Зоны, и ты не жилец. Да и Голован не обрадуется, они вроде кореша с крысоловом.

– Помощь нужна, братцы, – просительно сказал Зануда. – Одному не справиться.

Сталкеры молчали, обдумывая ситуацию. С одной стороны, Зануда им был никто. Вольный сталкер, сам по себе человек, который давно вырос из коротких штанов и обязан сам о себе заботиться. Не война, чтобы кучковаться, у всех свои дела и заботы. Да и в местную Зону таскаться себе дороже, не изучено там ничего, все новое, опасное, не знаешь, чего когда ожидать…

С другой стороны, это же просто вопиющее хамство – обчистить честного сталкера и, нацепив чужой детектор, совершать черт знает что под его именем. Этак, глядишь, настанут в маленьком, но весьма устоявшемся насчет правил чести мирке сталкеров дурные времена. Да и питерского этого было не то чтобы жалко, но как-то уж больно подло с ним получалось. Он же не за наживой в Зону полез, а за родным человеком. Последнее, поди, продал, что было. Сталкеры на хабаре хоть зарабатывают. А эмчеэсовец за зарплату в питерском метро крыс отстреливает. Вот и разница. А так – коллега какой-никакой.

Упырь тяжело вздохнул. Он вообще считал, что слегка должен капитану Сниферову. Ведь мог бы поговорить с человеком, а вместо этого спровоцировал драку, в которой эмчеэсовца быстро вырубили. Упырь имел малоприятную беседу с капитаном Головановым, с которым в общем-то они были до сего случая в хороших отношениях. А сейчас Голованов был зол.

И Упырь теперь был зол.

Голованова подставили, Упыря тоже.

В общем, при всех раскладах выходило, что лучше бы питерского выручить, пока Зануда-самозванец его не угробил. Выручить и разобраться с той сволочью, что сволокла питерца…

Тьфу ты.

Упырь понял, что мысль пошла по кругу, и ткнул локтем Аспирина – наливай, мол.

– Наливай, – повторил он вслух на случай, если Аспирин чего-то не догоняет. – А тебе, Зануда, мы поможем, что ж делать. Эх, надо было мне самому этого мужика отвести. Подошел же, как человек. А я чего-то не в настроении был, да и хвостов за ним нацеплялось выше крыши, подумал, грешным делом, подстава какая…

– Фигня, чува-ак, бывает с каждым, – поддержал Аспирин и повернулся к благодарно взирающему на них Матвею Зануде. – Ты особо не радуйся. Мы даром помогать не станем.

– Да не, я же понимаю, мужики! – развел руками Матвей. – У меня тут было кое-что запасено… да что ж теперь…

– И расходные материалы с тебя, – уточнил Аспирин, грызя соленый огурец. – Ну, типа там патроны, гранаты… бухло разное… короче, сам понимаешь, чува-ак…

Матвей послушно закивал, прикидывая свои возможности. Он уже слегка сожалел, что так поспешно устроил бучу: ну, вылез бы один в Зону, опасно, конечно, но не впервой, ходить-то все равно придется.

Поймал бы гадину, убил… А теперь уже поздно.

– А кто тебя обул-то? – поинтересовался Упырь, вспомнив, что даже не узнал до сих пор, кто ж из отмычек Зануды повел в Зону питерца.

– Паштет, – скрипнув зубами, сказал Зануда.

– Э, нет, чува-ак! – встрял Аспирин, размахивая объеденным огурцом. – Как ни крути, погремуху-то тебе надо теперь менять. Зануда – это теперь Паштет. И по детектору он числится как Зануда, пусть и краденому, да и по всем другим понятиям…

– Так Паштет – это теперь он?! – удивился Соболь, глядя на скривившегося Матвея.

– Вы что, поехали?! – рассердился Упырь. – Зачем нормальному человеку отмычкино погоняло давать? Матвей, ты кто у нас был до Зануды? Я ж правильно помню, что тебя переименовали после того, как ты три дня всех в погребе грузил, когда вас во время выброса завалило?

– Ну, грузил… – буркнул Матвей. – Может, если бы я не грузил, все бы со скуки померли.

– Черкес и помер, – напомнил Аспирин, захихикав.

– Черкеса снорки порвали, он уже неживой почти был, когда мы его в погреб приволокли! – обиженно вскинулся Матвей. Упырь поднял руки, призывая всех к спокойствию.

– Юрец, хватит человека доводить, – попросил он Аспирина. – У него и так проблем хватает… Старое погоняло вернем, да и ладно. Ты ж был у нас кто?

– Сантехник…

– Во, я так вроде и помнил… Нормально, не хуже Зануды.

Аспирин снова захихикал, но подавился огурцом, и Соболь треснул его по спине. А затем за спиной у Упыря внезапно раздалось:

– Простите, господа…

Упырь отметил, что брови у Соболя и Аспирина одновременно полезли вверх в сильнейшем удивлении, и повернулся удивиться тоже.

Удивляться было чему. За спиной у Упыря торчали два ну просто поразительных типа. Один, явно поглавнее, в черной кашемировой водолазке, в черном же кожаном полупальто с меховым подбоем, в черных джинсах и затемненных очках. Ну просто старый фильмец «Люди в черном», восхитился Упырь и перевел взгляд на второго, который вроде просто стоял рядом с хозяином, – а Упырь определил их взаимоотношения именно так, – но все равно словно суетился и вертелся вокруг него.

Этот второй был вопиюще не той сексуальной ориентации. И старался выразить это настолько, насколько это вообще было возможно: полупрозрачная футболочка в обтяжку, джинсики-дудочки, узкие настолько, что у Упыря аж зубы заломило. Серебряные кроссовки и куртейка-полупердончик диковатой расцветки. На шее трогательный кулончик в виде половинки сердца. На башке у этого хмыря с художественной небрежностью были разложены пряди обесцвеченных волос.

– Моя прелесть, – пропели за соседним столом, и бар грохнул дружным ржачем.

– Чем обязаны? – елейным голосом поинтересовался Упырь.

«Человек в черном» небрежно уронил визитку на стол. Аспирин тут же схватил ее и громко, по слогам прочел:

– Про-дю-сёр…

Слово «продюсёр» потонуло в очередном взрыве хохота, который на этот раз не думал затихать. Сталкеры ухохатывались до слез, Соболь бил себя по ляжке в ажитации. Упырь тоже оскалился и с удовольствием наблюдал, как продюсер медленно краснеет, а его прихвостень чуть ли не вертится вокруг своей оси, не зная, как помочь хозяину.

– Допустим, – продолжил разговор Упырь, когда стало немного потише. – Но чем все-таки обязаны?

– У нас есть сценарий. Пятьдесят часов отснятого материала. Известный актер, – неожиданным фальцетом изрек продюсер.

– И?

– И все это безжизненное! Неправдоподобное!

– Сочувствую, тем более как человек, когда-то имевший некоторое отношение к кинематографу. Но мы-то чем обязаны? – повторил в третий раз Упырь.

– Да ничем вы не обязаны, – позволил себе раздражиться продюсер, но тут же засуетился, увидев, что Упырь угрожающе сдвинул брови. – Вы, конечно же, не обязаны, господа! Но вы можете хорошо заработать. Вы позволите? – крайне вежливо обратился продюсер к Аспирину.

Аспирин нехотя сдвинулся вместе со стулом к новоявленному (а точнее, хорошо забытому) Сантехнику, пихнув того локтем. Сантехник сдвинулся тоже. Прихвостень продюсера суетливо схватился за свободный стул и резво подпихнул его хозяину под зад. «Человек в черном» плюхнулся на сиденье, но умудрился при этом не растерять своей спеси. Оглядевшись, бесполое существо потянуло было к себе второй стул, но не тут-то было. Стул немедленно оказался занят. Как и все остальные сидячие места.

– Наташа, за дверью подожди, – посоветовали бесполому из угла.

Существо дернуло подбородком и с независимым видом направилось к барной стойке. Сталкеры навострили уши и притихли, боясь пропустить следующую часть балета. Бармен с неприязнью глянул на бесполого, хотя сам обладал астеническим телосложением и весьма вольным прикидом. Но «что позволено Юпитеру…», как говорится…

– Два стакана теплого молока, – заявило существо.

Если кто еще до сего момента и был занят своими насущными проблемами, то после этого заказа все до единой головы повернулись в сторону бара. Полнейшую тишину нарушало лишь легкое поскрипывание, с которым бармен протирал бокал.

– И йода небось накапать? – невозмутимо поинтересовался он, и бар снова грохнул дружным ржачем.

– Наташа, езжай домой, здесь стра-ашно, – рыдали от смеха в углу.

– И папу забери, папа тоже может погибнуть, – вторили другие.

– К Медвежонку корефан приехал! Посмотрите, не валяется он там снаружи?

Бармен демонстративно вздохнул и поставил на стойку два граненых стакана.

– О-о-ох! – пронесся по залу всеобщий стон.

Но тот не собирался далее развлекать публику. Брезгливо наплескал в стаканы банальной водки и молча кивнул бесполому – забирай. Как ни странно, бесполый возражать не стал; цапнул стаканы и рысью вернулся к хозяину. Продюсер стаканы забрал и что-то зашептал на ухо прихвостню. После полученных указаний существо резво покинуло «Шти», так что даже самые отъявленные остряки не успели сказать напутственных слов.

– А теперь к делу, – сказал продюсер. – Секундочку.

Он взял один из стаканов и медленно, со значительным видом, выпил.

Поставил, взял второй. Шумно выдохнул и выпил точно так же, обстоятельно и неторопливо.

Поставил, пощелкал в воздухе пальцами. Аспирин тут же сунул ему маринованный огурчик. Продюсер захрустел им, а Соболь с уважением произнес:

– Вот так бы сразу…

Без сопровождения, да еще и за столом Упыря, то бишь явно перешедший к обсуждению конкретных дел, «продюсёр» уже не был так интересен присутствующим. Бар занялся выпивкой и насущными делами, быстро наполняясь привычным гулом.

8

А Снифф и Зануда обливались потом в куче мусора.

Сначала они долго ехали на электричках, делая пересадки; Москву Снифф знал плохо, но понимал, что с восточной стороны они едут на западную, объезжая мегаполис с севера. Сошли на станции Перхушково, и Зануда через частный сектор потащил его в сторону леса, сообщив, что до нужного места километров двадцать пять.

– Но это если по прямой, как муха летает, – добавил он, выковыривая что-то из носа и внимательно рассматривая. – Мы же пойдем хрен знает как, со всякими остановками… Пару дней потратим. Хоть и с оружием нормальным.

Именно что нормальным… В руках капитан держал изрядно потасканный, но все же в хорошем состоянии «Абакан». В кобуре – ПМ, тоже старенький, но вроде вполне боеспособный.

Снаряжение, которое Зануда извлек из совершенно незаметного лесного схрона, почти все таким и было – не новым, но сносным. Правда, принесенный им в гостиницу камуфляж, явно ношенный, Снифф надевать не стал – у него с собой был штатный тоннельный спецкостюм «крот», на который проводник посмотрел с видимой завистью.

Сам Зануда был вооружен малогабаритным «Вихрем», который, по сути, подходил к его тщедушной фигуре, поверх камуфляжа облаченной в кожаную куртку из схрона опять же. На ногах у Зануды были высокие кеды. Довольно глупо, подумал капитан, это ж если на гвоздь какой наступишь… Ну, его дело.

– Пару дней?! – переспросил Снифф. – Ничего себе…

– Это Зона. Тут пешочком налегке не пробежишься. А когда по городу пойдем, то ваще капец… Ладно, чё стоим, внимание начнем привлекать…

Они углубились в лес. Мимоходом Зануда объяснял, что с охраной здешнего периметра пока все тухло. Кое-где вояки уже выстроили сплошную бетонную стену, но в целом периметр был дырявый, а мобильные патрули, воздушное наблюдение и прочая хитрость не очень-то помогали. Правда, шастали в Зону немногие.

– Даже старики ссут, которые в Хохляндии огонь и воду прошли, – с некоторым презрением сказал Зануда. – Правда, и не вернулось тоже много. Тут ведь в чем фигня: никто ничего не знает, считай, по новой все, старые фишки не работают… Не, гайками кидаться не вопрос, а вот аномалии и твари – есть похожие, а есть… А те, что вернулись, такое рассказывают…

Зануда махнул рукой, не договорив. Помолчал.

– Ты-то сам сколько раз ходил? – спросил Снифф, пролезая через дыру, проделанную в заборе из сетки-рабицы. Зацепился карманом куртки за торчащий конец проволоки, задергался. Зануда снисходительно наблюдал за ним, потом ответил:

– Достаточно.

– И что видел?

– Всякое…

– Объяснил бы азы, что ли. Откуда я знаю, что мне делать, если выскочит крокопадла местная? В кого стрелять, в кого не стрелять…

– Во всех стреляй, хрен ли думать. Но тут пока аккуратнее, может быть патруль, если чё – раскатают, как помидоров. Мы ж еще не в Зоне.

– А когда она начнется?

– Я скажу… Тут ваще нормально, лесом до самой Барвихи можно идти, хрен кто увидит.

Лес вокруг был как лес, правда, Снифф давно уже в таком не был. А ведь когда-то любил грибы собирать… То и дело попадались заборы и заборчики, наверное, разграничивающие различные частные владения, пансионаты и санатории. Несколько раз Снифф видел камеры слежения, но Зануда только махнул рукой:

– Фигня. Все жиробасы, депутаты разные и прочие, давно отсюда свалили. Зона под боком, страшно ведь. Подмосковье скоро совсем опустеет, кроме разве Новой Москвы, она подальше. Так что тут только мы, ну, еще бомжи, мародеры всякие… Хотя тырить уже нечего, чё не вывезли, то сразу и потырили. Мелочь осталась. Хочешь, зайдем посмотрим, как богатые жили?

– Да ну на фиг, – отказался Снифф. – Я не на экскурсии. У меня дело есть.

– Отдыхать все равно где-то надо. Спать, жрать… Ладно, как хочешь, где-нибудь найдем схрон. В Ромашково, к примеру. А там опять лесом-лесом – и МКАД. Но это уже Зона будет, понял?

– Понял, – буркнул Снифф.

В щеку вцепился комар, и капитан подумал – а что, если комар с той стороны, из-за периметра? Может, заразный?! Этак и мутировать недолго… Впрочем, своими параноидальными опасениями делиться с противным Занудой он не стал. Если от каждого комара прятаться, этак вообще идти не стоило.

Как выяснилось, то ли они шли чрезвычайно быстро, то ли Зануда что-то напутал, но к Ромашково они выбрались уже довольно скоро.

– Все, тут привал, – тяжело дыша, скомандовал сталкер. Выглядел Зануда довольно-таки загнанным, тогда как сам Снифф особо и не запыхался. Видать, с физподготовкой у тщедушного паренька было неважно. Хотя опять же его дело.

Они двинулись к домам коттеджного поселка. Выглядели дома совершенно безжизненными, хотя и не пострадавшими. Зануда не врал – люди просто ушли, оставив жилье. Бросили.

– Вон туда, – показал пальчиком Зануда на ближайший дом, белоснежный, с черепичной красной крышей и флюгером в виде петуха. – Я там ночевал раз, нормально. Тут даже электричество есть… То есть было, типа; щас не знаю, может, отрубили уже. Джакузи работало даже. И бар четкий, они бар не вывезли, ур-роды…

– Почему уроды? – удивился Снифф, оглядываясь по сторонам. – Ну и хорошо же, что оставили…

– Потому что с жиру бесятся, твари.

В доме сохранились следы поспешной эвакуации, но в целом особого беспорядка не наблюдалось. Электричества не было, с джакузи тоже не срослось, а вот бар наличествовал.

– Видал? – с гордостью спросил Зануда, словно лично собирал этот бар. – Странно, что не раскрали. Я боялся, что раскрадут. А оно вон…

Действительно, огромный потайной бар был заполнен разнокалиберными бутылками. Что-то из них Снифф пробовал, что-то просто видел, о существовании большинства напитков даже не подозревал. Зануда схватил граненый флакон коньяка с золотистой этикеткой, рухнул в кожаное кресло и вытащил пробку.

– Накрывай на стол, питерский, – велел он, вытягивая ноги в грязных кедах, размера этак тридцать пятого с виду. Снифф, не чинясь, полез в рюкзак и на столике с хитрой инкрустацией раскинул поляну из двух банок белорусского «Завтрака туриста» и нескольких огурцов. С хрустом разодрал упаковку на пачке галет.

– Жаль, тут пожрать ничего не осталось, – констатировал Зануда, прихлебывая коньяк. – Когда меня… когда я тут прошлый раз был, в холодильнике еще чёта оставалось, но мы… я дохавал. Икра там, фуагра какая-то, сыр, сука, сдох, в плесени весь был… А бар хитро сделан, сразу и не найдешь. Ты бери, чего надо, пей. Все равно ночевать здесь будем.

Снифф, намазывавший тушенку на галету, остановился.

– С какой стати? Еще совсем светло. Мы до ночи, может, до МКАДа дойдем. И даже дальше, вот же карта!

– Затем что я так сказал!

– Послушай! – озлился Снифф. – Я тебе деньги не за то плачу, чтобы здесь квасить среди руин былой роскоши! Я тебе что, турист?

– Ну, не турист… – пожал плечами Зануда.

– А значит, жрем и идем дальше! Там ведь есть где ночь переждать?

– Ну, есть…

– Вот и славно.

Снифф бухнул на галету еще кусок тушенки, потом подошел к бару и выбрал длинную узкую бутыль кальвадоса. Налил в хрустальный фужер, вернулся к столу, сел в такое же кожаное кресло, в каком обретался Зануда. Тот, кстати, злобненько посматривал на капитана, но спорить дальше не решался.

– Давай, – примирительно произнес Снифф, поднимая фужер.

Зануда молча чокнулся с ним бутылкой, запустил в банку щепоть и ухватил жирное мясо. Возможно, он хотел этим слегка уесть Сниффа, но тому было пофиг даже с учетом изрядно грязных Занудиных пальчиков. Если придется из той же банки есть – запьем, проспиртуется, продезинфицируется.

Поедая бутерброд, капитан побродил по огромной комнате, знакомясь с бытом беглых олигархов, или кто тут обитал ранее. Не олигархи, конечно, – те в других местах селились, а это коттеджный поселок не из самых-самых. Какие-нибудь менеджеры среднего звена… А вот и фотка: ну да, дрыщ в костюмчике, рядом жена с явно силиконовыми губами. Детей, видимо, нет…

– Если золото ищешь или бабло, то я давно проверил, – лениво сказал Зануда, ковыряясь в консервной банке. – Да и вряд ли оставили.

– Я просто смотрю.

– А если просто смотришь, то кончай жрать да пойдем. Ты же мне не за эти… руины деньги платишь, – съехидничал сталкер, облизывая пальцы и делая последний глоток из бутылки. Снифф заметил, что отпил он совсем мало, больше возился и выделывался.

Капитан торопливо доел тушенку, закрыл бар – вдруг на обратном пути пригодится, особенно если будет что отметить! – и поднял свой «Абакан», заботливо уложенный на бархатный красный пуфик. Видимо, раньше тут спал кот, потому что к пятну смазки на прикладе прилипла длинная белая шерсть.

– И все равно лучше бы тут остались, – пробубнил Зануда. – Нехорошее у меня предчувствие.

Они собрали пожитки, вышли из коттеджа и остановились. Зануда, сопя, прислушивался к чему-то. Небоскребов Москвы отсюда почему-то еще не было видно – возможно, из-за того, что вокруг сделалось как-то серо, в воздухе повисла низкая дымка… Но присутствие поблизости огромного города ощущалось. Это как если войти в темную пещеру, где стоит слон. Он может молчать, не двигаться, но все равно будешь понимать, что слон где-то тут.

Особенно если знаешь, что он в этой пещере должен быть.

– Пошли, – с неохотой сказал Зануда, подтянул мешковатые штаны и двинулся вперед, стараясь держаться поближе к заборам и зданиям.

– Погоди, – сказал Снифф.

Он отошел к стене и расстегнул штаны, но вдруг поймал заинтересованный взгляд Зануды, направленный на свою ширинку. «Твою ж мать! – тихо ахнул про себя Снифф. – Да он же, похоже, того…»

Сталкер быстро отвернулся и вынул из кармана куртки детектор аномалий; этот приборчик капитан знал. Видимо, начинались места поопаснее, чем раньше. Что ж, учтем… Как и то, что у Зануды какие-то нездоровые интересы…

– Что-то не видать военных, – заметил Снифф, когда они вновь углубились в лес. – Это хорошо или плохо?

– Да никак, – пожал плечами Зануда. – На МКАДе могут встретиться ихние патрули, а тут вряд ли. Что им тут делать? А в город они и подавно не лезут… Да и на МКАД уже не особо, Зона же в стороны ползет, сегодня на МКАДе спокойно, а завтра капец, жрут всех с костями и не давятся. Да и ездить там неудобно воякам: машин слишком много побросали прямо на кольцевой, их малость сгребли в кучи, но особо не разгонишься…

– А вертолеты?

– А вертолеты летают, но тоже стремаются. Ты видел такую шнягу, как «эс-триста»? – поинтересовался проводник.

– «Эс-триста»? – недоуменно переспросил Снифф. – Ну, я не военный, но это вроде такая довольно старая система противовоздушная… ракетная…

– Вот. Система. А тут это такая… ну как тебе, блин, описать, чтобы дошло… Короче, висит между деревьями синяя хренотень. С виду как пузырь, диаметром метра полтора-два. Висит и висит, никого не трогает, можешь рядом с ней ходить и даже пальцем потрогать, ничего не будет. Хотя трогать, конечно, не надо, тут, в Зоне, вообще ничего трогать не надо без надобности, а то без рук останешься, как тот Мересьев.

Капитан не стал поправлять Зануду, тем более проводник сейчас явно повторял чьи-то наставления, даже стиль малость сменил.

– Так вот, висит этот «эс-триста», никого не трогает, но если в небе появляется воздушная цель, он разряжается. И выдает сгусток энергии, которым эту цель на хрен сбивает. Я видал, как он «вертушку» ученую так снес. В мелкие кусочки, только облачко осталось.

Зануда энергично закивал и сплюнул в муравейник.

– И хрен поймешь, чего ему надо. Может ворону сбить, а может и на вертолет не среагировать. Тут в Зоне многое так. Поэтому стараются без нужды не летать, да и по нужде тоже не особо вылезают, ага… Стой!!!

Снифф тренированно замер. Зануда сделал ему знак и быстро опустился на четвереньки, после чего резво пополз к густому кустарнику. Капитан последовал за ним.

– Идет кто-то, – прошипел проводник, залегая в зарослях. Он осторожно раздвинул листву, и Снифф увидел мужичка в высоких болотных сапогах и стеганой зеленой куртке со множеством карманов, какие любят рыбаки. Мужичок, не таясь, шел в противоположную им сторону, вот только шел как-то странно – руки болтались, словно плети, рот полуоткрыт… Вот путник налетел на деревце, потоптался, обошел по дуге боком, словно краб, и двинулся дальше.

– Это что, зомби? – блеснул знанием зоновских обитателей Снифф.

– Тут зомби нету, – покачал головой Зануда и сковырнул белесый прыщик над левой бровью. – Это не Хохляндия тебе. Точнее, они тут тоже как бы зомби, но не такие. Это вроде баклан был.

– Баклан?

– Зан… э-э… Короче, зовут их так некоторые. Полезет вот такой в Зону – а это ж явно не сталкер был по снаряге, просто мародер какой-то, и вот полезет он туда и наткнется на что-то. И такой выходит. Ничего не соображает, словно мозги выжгло, приходит ровно в то место, откуда вышел, – если дойдет, конечно, и по дороге с ним ничего не случится, и стоит.

– В смысле – стоит?

– В прямом. Станет и стоит, как долбаный столб. Не разговаривает, на вопросы не отвечает, не жрет.

– И куда его?

– Очкарики забирают, для изучения. Иначе подохнет с голоду.

– А почему баклан-то?!

– А хрен его знает. Я, что ли, придумывал?! – окрысился Зануда. – Не нравится – называй по-своему!

– Так он что, не опасный? Не нападает? – миролюбиво продолжил капитан.

– Этот – нет. А вот мертвогрыз – тот легко. И сожрет. Но мертвогрыза сразу отличить можно, он на человека не похож. Страшный, блин, до уссачки… Еще столпники есть, те стоят, ходить не могут, но если подойдешь – капец, они языком плюются. Язык метра три, на языке – иголка с палец… А главное, стоит такой, человек как человек, базарит. Типа «братан, иди сюда, чего скажу». Или там «о, чувак, сколько лет, давай бухнем!». Даже погоняло может назвать. Ты к нему, а он плюнет, и ты такой же.

– А как его отличить-то?

– Столпника? Сказать в ответ – «не, лучше ты ко мне». Если не идет – уже подозрительно.

Снифф с тревогой посмотрел вслед почти скрывшемуся за деревьями незадачливому мародеру-баклану. Да, это не питерская подземка… Там все было ясно: тварь она и есть тварь. А тут… А ведь есть еще обычные, живые мародеры, бандиты, есть просто жители, которые по разным причинам остались в брошенном городе…

В первый раз за все свое недолгое пока путешествие он задумался – а не поторопился ли? Может, стоило выждать, освоиться, разузнать побольше, найти кого-то из стариков, как их называет Зануда… Подозрительный же пацан, сопливый совсем, хоть и строит из себя профессионала… С другой стороны, его Голованов посоветовал, а тот вроде здесь все знает, в курсе происходящего, и Сниффу зла не желает.

А главное – ждать некогда. И сон в последние ночи он не видел.

Неужели опоздал?!

– Хорош ныкаться, – толкнул его локтем проводник. – Пошли. Темнеет уже, если удачно пройдем МКАД, дочапаем до Больнички, там где-нибудь и заночуем, хотя место, сука, не самое лучшее ухо давить.

– А что такое Больничка?

– Да эта… как ее… Ну, там еще всяких президентов лечили.

Снифф на ходу быстренько сверился с картой. Под Больничкой подразумевался, судя по всему, комплекс зданий Центральной клинической больницы Управления делами Президента РФ. Они были разбросаны по зеленке и занимали изрядную площадь между МКАДом и Рублевским шоссе. Разумеется, всех обитателей и персонал эвакуировали в первую очередь, так что там должно быть пусто… Чего же тогда опасается Зануда?

– Там ваще-то пусто, – словно читая мысли Сниффа, сказал проводник. – Но жутко. И опыты там, говорят, разные делали. Стволовые клетки, эти… кулоны…

– Клоны?

– Во, клоны…

Неожиданно капитан понял, что парнишка боится. Причем боится очень сильно.

Нет, осуждать его за это Снифф не смел, тем более он прекрасно знал, что не боятся только дураки. А уж опасаться чего-то неведомого и непредсказуемого так вообще сам бог велел. Не на прогулке, поди.

До Московской кольцевой автодороги они добрались без приключений, разве что капитана снова укусила за ухо какая-то летучая сволочь. Он не вытерпел и поинтересовался у Зануды, нет ли тут летающих мелких мутантов. Зануда похихикал и сказал, что пока не замечалось, но он с удовольствием Сниффа пристрелит, если тот вдруг начнет перевоплощаться или вести себя странно.

Кольцевая в самом деле оказалась забита брошенным транспортом. Капитан на мгновение задался вопросом, а выплатили ли автомобилистам страховку – там же форс-мажорные обстоятельства учитываются, и все такое… Хотя какое там, в России живем. Да и машины стоят целые, сами ж виноваты, что бросили, какие к страховщику претензии?

Но нет, машины на МКАДе стояли не только целые. Многие столкнулись, какой-то деятель на «Тойоте Тундре» даже ухитрился перевернуться набок. Большинство багажников открыты – видимо, хозяева тачек спасали вещи, когда поняли, что дальше не проехать. Из распахнутой дверцы старенькой «девятки» свисал труп – точнее, скелет в пыльной одежде, усыпанной отпавшими с черепа волосами. Сердце, что ли, прихватило? Или разборки какие-то? Теперь не узнаешь.

– Ага, мертвяк, – сказал Зануда, заметив, что его клиент приотстал и пялится на покойника. – Привыкай, питерский. Они могут часто попадаться – и такие, как этот вот, и свеженькие. А наша задача – самим такими не сделаться, уяснил?

– Уяснил, – мрачно ответил Снифф.

– А раз уяснил, давай быстро линять со МКАДа, а то стоим тут, как бараны. Говорил я тебе, остались бы ночевать в коттеджах, а теперь до Больнички ковылять…

Больничка, впрочем, была совсем недалеко, ее корпуса виднелись за деревьями. Но так просто добраться до нее не получилось.

Буквально на подходе к территории больницы Снифф замешкался, зацепившись рукавом за острую ветку, Зануда этого не заметил, продолжая бодро топать вперед. Снифф еще подумал с неодобрением, что уж больно бодро шпарит паренек, словно давешних новичок в Питере. Так недалеко и до…

И тут Зануда неожиданно подскочил, взвизгнул и, сорвав с плеча «Вихрь», стал поливать огнем землю вокруг себя. Снифф напрягся, увидев, что к нему по земле течет какая-то шевелящаяся рыжая масса, и тоже взял автомат на изготовку. Но тут же и опустил, поняв, что рыжая масса – это просто белки. Ну… не просто белки, а много белок. Много испуганных белок, сбившихся в большую стаю, ничего не замечая вокруг, со всей дури драпали из города. Снифф постоял, глядя как зверьки, не замечая ничего, бегут, перепрыгивая через его ботинки, и двинул к Зануде, стараясь не наступить кому на хвост.

Глаза Зануды сверкали нехорошим живодерским блеском, теперь он уже прицельно стрелял в несчастных животных. Азартно крякал и неприятно скалился. Снифф подскочил и ударил по стволу «Вихря», очередной выстрел ушел вверх, в листву, а Снифф заорал прямо в по-идиотски вытянувшееся мордочку Зануды:

– Дебил, ты что творишь?!

– Так эта… мутанты, чё…

– Какие, на хер, мутанты?! Мутантов ты своими истеричными действиями и грохотом вот прямо сейчас сюда созвал, придурок!

И словно в подтверждение их словам поток белок внезапно иссяк, а откуда-то сбоку, довольно далеко, раздался какой-то то ли вой, то ли стон. Зануда побледнел и, рухнув на колени, пополз куда-то в кусты. Не обосрался бы малец от страха, озабоченно подумал Снифф и, пригнувшись, двинулся следом. Вой повторился еще несколько раз, но, судя по всему, его обладатель не приближался, а отдалялся. Зануда закопался в кучу старого мусора, густо поросшей бурьяном, крапивой и раскидистыми лопухами. Видимо, остатки какого-то ремонта, которые не успели или не захотели вывезти. ЦКБ-то она ЦКБ, но одно дело – с парадного входа и совсем другое – с черного… Снифф тихо пристроился рядом.

Они лежали довольно долго. Никаких посторонних звуков они больше не слышали, белки и прочая живность, включая птиц, более не появлялись. Солнце клонилось к закату. Зануда не шевелился. Снифф тоже, хотя ноги затекли, и он даже почувствовал, что его начало клонить в сон.

– Слушай, может, двинем уже? – взмолился вконец измученный Снифф, оглядываясь. – Нет же никого! Не спать же нам тут.

– Суслика видишь? – меланхолично отозвался Зануда. – Нет? А он есть! Хочешь пулю схватить?

– Да пошел ты! – взвился Снифф и встал в полный рост над кучей.

Никто в капитана Сниферова не стрелял. Не стрелял, не нападал, не шуршал даже. Снифф, не оглядываясь, спокойно пошел вперед. Сзади, что-то бормоча себе под нос, затопал Зануда – не захотел, видимо, оставаться позади клиента, марку держал. Сниффу не хотелось ничего говорить. И вообще не хотелось ничего. Ему даже лень было обматерить трусливого проводника.

Или все-таки не трусливого, а не в меру осторожного? В тоннелях метрополитена тоже порой ой как пригождался принцип «лучше не спешить». Вот и Зануда не спешит.

– Слышь, питерский, – Зануда догнал Сниффа и шмыгнул носом. – Ты притормози.

– Пшел ты, – беззлобно буркнул в ответ Снифф.

– Тормозни, говорю! Нам правее надо забирать, здесь эта… опасно.

– Где опасно? – лениво процедил Снифф. – Здесь?

Ничего особенного: под ногами земля, рядом корпуса, какие-то бочки стоят…

Снифф намеренно сделал пару больших шагов влево и замер, потому что почувствовал, как земля под левой ногой медленно поехала. Зануда смотрел на него округлившимися глазами. Снифф резко отпрыгнул назад, но лишь свалился на задницу – ноги словно кто-то схватил за щиколотки и тянул.

– Мама! Воронка! – взвизгнул Зануда и схватил Сниффа за шею.

«Или ноги оторвет, или придурок задушит!» – пронеслось в голове Сниффа, после чего он вцепился в рукава Зануды. В этот момент мимо головы незадачливого капитана просвистел довольно увесистый бетонный обломок и угодил прямиком в характерное темное пятно в центре воронки. Воронка, которую теперь было хорошо видно, обломок приняла с благодарностью. Зануда в этот миг дернул на себя Сниффа изо всех сил, чем его и спас.

– Детектор, – просипел Зануда, отплевываясь от песка.

Снифф резво на четвереньках отполз подальше от опасного места и налитыми кровью глазами уставился на Зануду. Тот уже понял, что за чудесное спасение его благодарить не станут, и заверещал:

– Детектор заклинило!

– А я всегда говорил – никакого толку от этих детекторов, вред один и несуразица, – наставительно произнесли за спиной у Сниффа. Он подскочил от неожиданности и круто развернулся. Из-за кучи мусора высовывались чья-то хитрая перекошенная рожа и внушительное дуло. Снифф прищурился, раздумывая – поднять, может, руки?

– Квазиморда, ты, блин, урод!

Зануда поднялся и принялся зло отряхиваться.

– Сам знаю, – хихикнула рожа и полезла из-за кучи. Снифф выпучил глаза. Обладатель рожи не зря носил такое вычурное имечко. В руках – или лапах? – он держал дорогую охотничью вертикалку неслабого калибра.

– Это что? Мутант? – тихо спросил Снифф у Зануды.

– Не-а. Хотя, может, уже и мутант. Был нормальным до «карусели», влетел давно, еще в хохляцкой Зоне… Любуйся! Ты щас мог таким же стать!

– Если бы я камешек не кинул, – уточнил Квазиморда, – ты мне должен теперя! И никакой я не мутант, нет. Слышу я все, ага.

Перекошенный хромой уродец ткнул правой рукой в Сниффа. Рука эта была заметно длиннее левой. Снифф растерялся:

– И что ты хочешь?

Квазиморда солидно покивал – мол, молодец, правильно вопрос ставишь. И пожелал неожиданное:

– Телефончик дам, если выберешься отсюда – позвони в Институт ядерной физики имени Константинова профессору Шемелину. Скажи – нашел я еще одно захоронение «бурды».

Снифф поднял бровь.

Квазиморда уловил непонимание и счел нужным пояснить:

– Про первую аварию на ЧАЭС в курсе? После эвакуации населения из поселка Припять ликвидаторы смывали радиоактивную пыль с улиц, деревьев и домов. Жидкость, которой поливали всю зараженную местность, называли «бурда».

– А, понял, – кивнул Снифф, вспомнив соответствующий давно позабытый им курс, но Квазиморда продолжал теперь уже для внимающего Зануды:

– Рецепт жидкости разработан в Институте атомной физики академиком Курчатовым. Эта клейкая субстанция прибивала радиоактивную пыль к земле и склеивала ее. Каждый день вертолеты распыляли «бурду» над территорией ЧАЭС. После того как «бурда» подсыхала, ее просто скатывали, как ковер, и захоранивали в радиационных могильниках. Понятно?

Снифф кивнул. Зануда кивнул тоже.

– А откуда здесь, в Москве, захоронение «бурды»? – уточнил он с интересом.

– В Москве?! А, елки, – огорчился сталкер и даже топнул ногой. – Я ж главное не сказал… Не в Москве. В тамошней Зоне, на Украине. Тут-то да, тут-то откуда. Тут свои заморочки… А с Украины я срочно перебазировался, сам не успел информацию сообщить. Ну, позвонишь?

– Позвоню. Но услуга за услугу.

Зануда насторожился и зачем-то принялся тянуть Сниффа за рукав, но капитан вырвался и достал фотографию брата.

– Знаешь его? Может, видел недавно?

Квазиморда повертел фотографию в руках, вернул.

– Нет, не знаю. Я с вояками вообще не очень – что здесь, что там… У нас с ними разное видение мира. Принципиально разное. В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань. Я человек весьма высокой организации, как душевной, так и умственной. Собственно, поэтому и с Украины сюда перебрался. Здесь интересно. Жизнь сразу заиграла новыми красками, прямо благорастворение какое-то. Хотя вам, наверное, не понять.

– Нет, – покачал головой Снифф, – мне уж точно не понять.

– Вот и чудесно. Суум квиквэ, что означает в переводе с мертвой латыни «каждому свое». В оригинале – у римского государственного деятеля, писателя и оратора Марка Туллия Цицерона – звучит как «правосудие узнается по тому, что оно присуждает каждому свое». Позже выражение стало употребляться вне юридического контекста… – поведал Квазиморда и поинтересовался: – Жрать хотите?

– Хотим, – сердито сказал Зануда. – Но не здесь же. Лектор хренов.

Квазиморда пожал плечами и похромал куда-то, призывно помахав рукой: мол, за мной пошли. Зануда, ворча, двинулся следом. Снифф решил не отставать. Неожиданный гость выглядел безобразно, но внушал доверие. В отличие от его проводника, как ни грустно.

Капитан не удивился бы, приведи их сталкер в какую-нибудь VIP-палату, где сам президент поправлял здоровье. Но идти пришлось недалеко: Квазиморда оборудовал временный лагерь в кузове трехосного «Урала» с кунгом, с виду совсем новенького. Что он делал на задворках Центральной клинической больницы, Снифф мог только гадать.

Забравшись в металлическую будку вслед за Квазимордой, капитан увидел пару старых матрасов, заботливо прикрытых большими кусками полиэтилена, портативную печурку с газовыми баллонами и совсем уж музейную вещицу – ДП, ручной пулемет Дегтярева, который вроде как перестали производить лет семьдесят назад, если не все сто.

– Нашел тут в одном доме, в Ромашково, – заметив интерес Сниффа, пояснил Квазиморда и сел на матрас. – Черт его знает, откуда он там взялся. Не мог пройти мимо… Сначала думал, небоевой макет, их много продавалось, как со складов списали, но нет – нормальная тарахтелка, хоть сейчас стреляй.

Снифф повертел в руках плоский, как тарелка, пулеметный диск, машинально проверил – диск оказался пуст.

– Не, патронов нету, – сказал Квазиморда. – Он под винтовочный патрон 7.62, где я их наберу столько? Так, для интереса с ним вожусь, как оружие он ни хрена не стоит. Разве что напугать кого. Давайте жрать, что ли, а то желудок к позвоночнику присох.

С этими словами уродец принялся стряпать, сноровисто разведя в очаге огонь и водрузив туда видавший виды котелок. Готовил он вещь для непривычного человека странную, а для знатока – довольно вкусную и питательную, а именно суп из кильки в томате. Зануда смотрел довольно брезгливо, а Снифф понял, что проголодался, и даже помог Квазиморде покрошить в суп картошку.

– Картошка местная, – рассказывал по ходу дела уродец, то и дело щелкая перекошенной челюстью, которая выезжала у него из суставов. – Ее вроде как жрать нельзя, но я проверяю дозиметром – можно вполне. Не всякую, конечно. Места надо знать. Вообще базары о том, что местного ничего в Зоне жрать нельзя, – брехня. На Украине хавали за здорово живешь. Вон хоть у Упыря спроси, он тебе знаешь как ворону приготовит? Хотя Упырь куда лучше солянку варит. Эх, скажу я тебе, какая у него соляночка!

– Из вороны? – ехидно спросил Зануда.

Квазиморда вытер рукавом куртки стекавшую по подбородку слюну.

– Не, – беззлобно сказал он. – Из свинины. Ну и мясопродукты всякие.

– Брешешь ты все. Где бы ты ее жрал? – ехидно сказал Зануда, привалившийся к борту. – Ты ж из Зоны не вылезаешь и из хохляцкой тоже никогда не вылезал. Чё-то я не верю, что Упырь тебе там солянки на Милитари варил.

– А он и не варил. А я не жрал, – спокойно произнес уродец. – Он подробно рассказывал, как ее готовить, с интересными деталями, с изюминками. Умному человеку типа меня достаточно, а тебе хоть клизмой заливай, толку никакого. Кстати, вы хоть обзовитесь. А то не по-людски как-то. Вот ты, шибздик, кто такой? Меня, вижу, знаешь…

– Сам ты шибздик, урод, бля! – возмутился Зануда. – Я… э… Зануда я!

– Чего-то помню, – наморщил лоб Квазиморда. – Вроде покрупнее ты был…

– Болел много, – буркнул Зануда и отвернулся. Обиделся, надо полагать.

– Зря бухтишь, – примирительно сказал уродец. – Кабы я всех помнил, то сдох бы давно от переизбытка информации. Это меня легко запомнить, я приметный. А вас таких тут шляется целая дивизия, а полегло еще больше. А уж сколько поляжет… Тут вам не чернобыльская Зона, взад-вперед хоженная, со схронами, кабаками и борделями. Москва, она и при жизни-то не город была, а черт знает что. А уж сейчас…

Квазиморда махнул рукой, зачерпнул из котелка ложку варева, попробовал.

– Гвоздички бы, – сказал он мечтательно. – Щас готово будет. А ты, столичный гость, какими судьбами? Не турист, надеюсь?

– Откуда понял, что я из Питера?

– А я разве сказал, что из Питера? – удивился уродец. – Я сказал: «столичный гость». Словосочетание предполагает массу различных толкований: из Киева, например, или из Минска. Вашингтон вот тоже столица.

– Но ты же сказал: позвони в институт имени Константинова профессору Шемелину. Я и подумал…

– Думать хорошо. Думать полезно, – философски согласился с капитаном Квазиморда. – Однако мою просьбу можно понимать двояко: будешь в Питере – позвони в институт профессору, не будешь в Питере – не звони в институт профессору. Более того, ты можешь даже не из Питера позвонить в институт профессору. Кстати, спасибо, что напомнил, сейчас я тебе телефончик-то напишу…

Квазиморда принялся копаться в новеньком оливковом рюкзаке. Снифф оглянулся на Зануду – тот скорчил рожу и постучал себя по лбу. То ли призывал не обращать внимания на чокнутого инвалида, то ли намекал, что Снифф сам идиот, раз связался с Квазимордой. Тем не менее бумажку с телефончиком капитан взял, пообещав дословно передать профессору просьбу, и миску вкусного томатно-килечного супа с удовольствием употребил. Зануда, проигнорировав первое блюдо, грыз какие-то галеты из своих запасов.

– Может, водки? – Снифф постучал по висящей на поясе фляге. – Надо же нам какую-то лепту внести в обед.

– Нынче не пью, – покачал головой Квазиморда. – Не переживай, столичный гость, может, еще угостишь меня, когда взалкаю.

С простецких «жрать» да «щас» уродец неуловимо переходил на высокий стиль, чем слегка шокировал капитана. С другой стороны, мало ли кем был этот человек раньше? Возможно, доктором наук, академиком. Снифф знал о Зоне довольно много и ничуть не удивился бы, окажись такое правдой. Квазиморда тем временем тоже заинтересовался происхождением капитана:

– Так что, столичный гость, вижу, ты серьезного занятья человек, и орудие в руках держишь умело…

– Оружие, – машинально поправил Снифф.

– Орудие, – не согласился Квазиморда, – это у вояк оружие, а для тебя это инструмент рабочий, я же вижу. Орудие труда, навроде метлы.

– Что ж, можно и так сказать, – усмехнулся Снифф, которого почему-то позабавила бесхитростная наблюдательность Квазиморды, – орудие для очищения тоннелей метро от всякого дерьма.

Уродец удовлетворенно кивнул и замолчал.

– Пойдем, может? – спросил Зануда, догрызая галету. – В гостях хорошо, а нам еще надо ночлег найти.

– Да, мне тоже пора с якоря сниматься, – встрепенулся Квазиморда. – Я тут засиделся. Люблю тем более ночью пройтись. Много интересного можно увидеть – такого, чего днем никто не замечает или что от света дневного прячется.

Капитан поежился – жутковато прозвучало это вот «от света дневного прячется»…

– Чё, так все и оставишь? – удивился Зануда, пиная ногой портативную печку.

– А что? Да и вещица-то не раритетная. Это на Украине у всякой железячки своя цена была, и не маленькая, а тут Москва. Целые магазины стоят не вывезенные, в том числе – туристического снаряжения. Я себе еще добуду, а тут – будут идти хорошие люди, пожрать себе сготовят, вздремнут…

– …Сексом займутся, – захихикал Зануда.

– А и не без этого, – с достоинством сказал уродец. – Оно, поди, на матрасе всяко квалитетнее, чем на травке. А на прощание я вам расскажу историю. Хотите?

– Хочем, – буркнул Зануда.

– И правильно, история тем более про метро, столичному гостю интересно будет. Случилось это аккурат после того, как Москву накрыло. Но не тут, – Квазиморда многозначительно поднял палец вверх, – а в городе Новосибирске…

Первый рассказ Квазиморды

Бзюкин с ненавистью кашлял в трубку, старательно изображая грипп. При этом Бзюкин живо представлял себе, что он кашляет прямо в лицо начальству, и так увлекся, что напоследок плюнул в трубку. К счастью, начальство уже из эфира пропало, и плевок получила только ни в чем неповинная трубка. Бзюкин сходил за салфеткой, аккуратно трубку вытер и повесил на место.

Время спешило, время забегало вперед, заглядывало Бзюкину в глаза и жалобно просило поторопиться. Бзюкин все понимал, но спускался по лестнице с достоинством, которого требовало от него новое положение. Завтра начнется совсем другая жизнь. Та должность, которую он, несомненно, получит не далее как сегодня после собеседования, не позволит Бзюкину вести себя как прежде. Привыкать к этому нужно было уже сейчас.

В автобусе было тесно. Бзюкину наступали на ноги, пачкая ботинки. Бзюкину по лысине проехались влажным холодным пакетом с синеватой курицей. Бзюкина назвали неприятным словом и в конце концов выдавили из автобуса, словно крем из кондитерского шприца.

Встряхнувшись, стерев платочком грязь с ботинок, Бзюкин проследовал в сторону метро. Навстречу ему искательно улыбались лоточницы и попрошайки. Но взгляд Бзюкина блуждал выше этого мира коррупции и стяжательства. У входа в метро Бзюкин споткнулся о корзину с котятами, нахмурился, но, пощекотав пушистый комок, пришел в благодушное расположение и стал спускаться в переход.

Пахнущий плесенью и мокрым бетоном переход был удивительно малолюден. И чем ближе к стеклянным дверям метро, тем пустыннее становилось в нем. Толкнувшись в двери, Бзюкин обнаружил запертость. Это обстоятельство его нисколько не смутило. Как любой гражданин, Бзюкин был привычный к тому, что страна бережливо относится к предметам материальным, а оттого частенько запирает половину входных дверей в магазинах и метро, не открывает задние левые дверцы в такси, окна в автобусах и замуровывает запасные выходы. Бзюкин поддерживал такую полезную инициативу, зная, что от постоянной эксплуатации имущество приходит в негодность. Он самолично навешивал крупногабаритный замок на ворота детской площадки.

Попеременно толкая все двери, Бзюкин наконец обнаружил вход и проник внутрь. Скормив турникету одноразовый талон на поездку, Бзюкин ступил на эскалатор и обнаружил, к своему неудовольствию, что тот стоит на месте.

– А вот это уже не экономия. Это халатность, – заметил Бзюкин и начал спускаться вниз. Соседний эскалатор, который обязан был вывозить людей наверх, тоже бездействовал и был пуст. Видимо, люди предпочитали покидать станцию с другой стороны, вместо того чтобы подниматься пешком по несчетным ступенькам.

Внизу Бзюкина ожидал сюрприз: совершеннейшая пустота.

– Эскалаторы вышли из строя с обеих сторон станции, – объяснил себе ситуацию Бзюкин и спокойно проследовал к левой платформе. Терпеливо, как и положено законопослушному гражданину, Бзюкин простоял десять минут в ожидании поезда. Но поезда не спешили. Никак не влияли на их движение и выразительные взгляды, которые Бзюкин бросал на часы.

– Безобразие! – взорвался Бзюкин через пятнадцать минут, осознав, что при таком положении дел он может опоздать на собеседование. Дежурная в будочке безответственно отсутствовала. Он решительно проследовал к противоположному выходу со станции и несколько опешил, обнаружив, что вход намертво запечатан мощнейшей решеткой с толстыми прутьями. Покачав головой, Бзюкин направился к эскалатору, понимая, что ему предстоит проделать тяжелый, практически альпинистский подъем. Эскалатор встретил Бзюкина торчащей арматурой. Ступенек не было. Были какие-то куски ржавого железа и провода, которые искрились и на вид были очень опасны.

– Мама? – тоненько позвал Бзюкин, не понимая, что происходит. Еще пятнадцать минут назад жизнь была достаточно привычной, с вполне объяснимыми безобразиями. Теперь же безобразие, которое его окружало, превращалось в кошмар. Бзюкин заметался по платформе. Внезапно нахлынувший ужас лишил его голоса. Откуда-то из глубин сознания поднялись и предстали перед Бзюкиным страшные сопливые чудовища, истекающие потом, пожирающие железо, глотающие электрические поезда вместе с пассажирами. Бзюкин сел на холодный мраморный пол и заплакал.

– Чего ревешь? – спросил Иван Максимович, который вынырнул из тоннеля на дрезине. Иван Максимович шикарно затормозил и великодушно сказал: – Прошу садиться, граждане пассажиры. Следующая станция – «Китай-город».

– Мне надо на станцию «Красный проспект», – покачал головой Бзюкин и снова горько заплакал.

– Так в чем же дело? Это задача нам по силам! – ответствовал Иван Максимович и лихо сдвинул фуражку набок. – Если есть дрезина, можно хоть на станцию «Ламарк-Коленкур»!

– А где это? – робко спросил Бзюкин, перебираясь на дрезину.

– Это, брат, в Париже! – мечтательно сказал Иван Максимович. – Вот после Нью-Йорка непременно туда отправлюсь. Хочешь, отправимся вместе?

– Мне на «Красный проспект» нужно, – робко настаивал Бзюкин, – у меня собеседование…

Иван Максимович посмотрел на Бзюкина с жалостливым сожалением и тронул дрезину.

– Э-ге-гей! – кричал Иван Максимович в тоннель, и тоннель отвечал ему радостным эхом.

– Э-ге-гей, – шепотом повторял Бзюкин, чувствуя, что что-то он в этой жизни теряет. Главное, чтобы это был не портфель, думал Бзюкин и прижимал портфель к себе обеими руками.

Дрезина выскочила к пустой платформе с красными гранитными стенами.

– Извольте. Ваша станция, – сказал Иван Максимович.

Бзюкин перебрался на платформу и робко сказал:

– Спасибо. А вы теперь куда?

– В Амстердам! Там совсем другая жизнь! – радостно гикнул Иван Максимович и рванул с места в карьер.

Бзюкин уважительно проводил его взглядом, и когда дрезина скрылась в тоннеле, услышал гул. Платформа наполнилась людьми – бурлящими, гомонящими, спешащими и ждущими. Часы показывали, что до собеседования осталось десять минут.

Бзюкин торопливо продирался сквозь толпу, прижимая к груди портфель, и мучительно пытался вспомнить: Амстердам – это где?

Квазиморда с интересом посмотрел на слушателей.

– Какой, на хрен, Амстердам? – спросил Зануда. – Бздюкин этот… Хрень какая-то. Сам небось сочинил?

– Ну не Александр же Исаевич Солженицын, – с достоинством отвечал Квазиморда.

– А мне понравилось, – признался Снифф.

– Понравилось? Ну так вот, дружище, что я тебе скажу, раз понравилось. Здесь в метро не ходи!

– Что? – переспросил капитан.

– В метро не ходи, говорю. Сгинешь.

– Да я и не собирался…

Они помолчали.

– Все, мне пора. – Сталкер поднялся. – А вы что делать будете?

– Кстати, так, может, мы тут и заночуем? – предложил Снифф. – Если хозяин уходит… Как раз два матраса, удобно, никого не стесним.

– Да хоть живите, – радушно сказал Квазиморда. – Я и пулемет оставлю, все равно толку никакого.

С этими словами он быстро запихал в свой рюкзак какие-то тряпки и несколько книг, подхватил спрятанный в углу еще один такой же рюкзак, навьючился, вскинул на плечо ружье и, помахав рукой, вылез из кунга в сгущающуюся тьму.

– Не, ну ты совсем долбанутый, питерский! – злобно прошипел Зануда после того, как перестал прислушиваться к удалявшимся шаркающим шагам Квазиморды.

– А что такое?

– Да то, что он знает теперь, где мы ночуем! Ночью придет сюда, и…

– И что? Сначала он нас элементарно мог в аномалии оставить, куда ты нас завел со своим сломанным детектором, – жестко сказал Снифф.

– Да я… – вскинулся было сталкер, но капитан перебил:

– И пока мы тут сидели, суп ели, он тоже мог с нами много всякого сотворить. А он нам все свое хозяйство оставил и свалил. Где логика?

– Какая у Квазиморды логика?! Ты его рыло видел?

– По мне, так весьма интересный человек, – пожал плечами Снифф, снял с одного из матрасов полиэтилен и улегся, пристроив рядом «Абакан». – А он кем был раньше?

– Хрен его знает, – сказал Зануда. – Бомж какой-нибудь. Говорят, их под Чернобылем много жило по брошенным домам, на халяву-то. Кто-то помер, некоторые остались до сих пор, он вот сюда перебрался.

– Интересный человек… – задумчиво повторил капитан.

– Да фигня. Урод перекрученный, чего интересного? Еще и чокнутый на всю башку. Ты зря жрал его баланду, кстати. От этой картохи, что он туда бросал, засветишься. Да и за консервы я не уверен…. Короче, если вдруг преставишься, я не виноват. И вообще мне надо того… отлить…

– Подстраховать? – осведомился Снифф.

– Не надо. Сам справлюсь.

– Смотри. Брат говорил, что в Зоне лучше ничего одному не делать, если есть кому подстраховать.

– Ну и где он сейчас, твой брат? – ехидно спросил Зануда. – А, питерский? То-то же…

Снифф слышал, как сталкер вылезает наружу, спотыкается обо что-то, ругаясь сквозь зубы. Зажурчала струя, потом Зануда снова выругался, чем-то загремел. Со скрипом закрылась дверь кунга, зашуршал сминаемый полиэтилен.

А ведь первый день в Зоне, считай, прошел, подумал капитан и моментально уснул.

9

Продюсер наконец убрался в свою гостиницу, и сталкеры расселись повольнее. Впрочем, только с виду могло показаться, что честная компания отдыхает. Честная компания напряженно ждала, что решит вождь. Упырь молчал и мрачно смотрел в стол. Зануда, ныне Сантехник, не выдержал первым:

– Упырь, это же просто подарок!

– Я что, блин, школьный экскурсовод?! – тут же взвился Упырь, и обстановка мгновенно разрядилась. Все загалдели одновременно, стараясь толкнуть публике свою важную мысль по поводу.

– Не за свои же в Зону тащиться, Упырь! Пусть киношник нам поход спонсирует. А сгинет там – так расейский синематограф нам только спасибо скажет!

– Все на мели, а тут такой куш! Большой куш!

– И крысолову помочь надо. А то подставили мужика. Неизвестно, цел ли…

Упырь хлопнул по столу ладонью.

– Заткнитесь все. Аспирин, налей.

Аспирин послушно разлил.

– Ладно, – кивнул Упырь и поднял стакан, – пусть будет так. Потому что смотрю я на вас, и сердце кровью обливается. Какие сталкеры собрались. Сидим, бухаем или сунем нос на краешек, схватим, что побезобиднее, и деру…

– Ты что, в Протон поверил?! – удивился Соболь.

– В Монолит сначала тоже не верили. А тут у человека – Компас.

– Ну, допустим, Компаса я пока никакого еще не видел, чува-ак, – покачал усатой головою Аспирин. – А то, что здесь этот продюсёр языком полоскал, меня не очень убедило. Пусть и квасит он красиво. Хотя… Прославимся, конечно.

– Или возьмут нас за задницу, потому что такое путешествие, да еще на камеру снятое, – это готовая статья со всеми доказательствами, – уныло сказал Сантехник, ковыряя ногтем отклеившийся с краю стола пластик.

– А вот это как раз нет, – покачал головой Упырь и поставил полный стакан на место. – Если этот Михайловский раскрутит фильм и получит все причитающиеся ему премии – а он это сделает, я его знаю, – черта с два нас кто хотя бы пальцем тронет. Потому что это уже будет из разряда «журналист получил задание». Документально-игровой кинопроект, раскрывающий тайны, срывающий покровы и так далее по списку.

– Ты же, кажись, в универе как раз кино изучал? – с подозрением прищурился Аспирин.

– Изучал. Это еще один довод, но не решающий.

– Не, чува-ак, это я к тому, что в вопросе фишку сечешь и в этом Михайловском уверен.

– Не стопроцентно, – предостерег Упырь. – Продюсер есть продюсер, всегда есть шанс, что кинет. У них это в крови.

– Да я его тогда сам кину, чува-ак… – зловеще улыбаясь и шевеля усами, пообещал Аспирин. – Я его знаешь откуда кину? Лично на Останкинскую башню отведу и оттуда кину. Еще и ускорение придам. Вот и повод будет, кстати, – в старые времена я все собирался на эту башню, собирался, да так и не собрался… А там ресторанчик вроде есть, «Седьмое небо»… Эх…

Аспирин отчего-то расстроился и ушел в туалет. Упырь помолчал, глядя ему вслед, и тихо спросил:

– Вам самим-то не надоело? Ну, нет там никакого Протона – значит узнаем мы, что его там нет. Одной мечтой меньше – другую придумают, это Зона, здесь без таких вещей никак нельзя… А если не мечта?

– Мне главным образом не нравится история с Компасом. Пришел сталкер, предложил Компас… – сказал рассудительный Соболь. – Сталкер по кличке Сталкер…

– А что тут такого? И не так братва завязывала, сами небось видели. Понял человек, что ПОРА ему. А зачем тогда Компас? Разве что продать и на нормальную жизнь себе добавить.

– А почему он своим не предложил?

– Кино, видать, любит, – белоснежно осклабился Упырь. – Ну прямо как я.

И немедленно выпил.

Когда Аспирин вернулся из туалета, они уже вовсю обсуждали предполагаемый состав экспедиции и ее бюджет, причем решили обтрясти продюсера по полной программе, словно грушу. Соболь справедливо заметил, что лишние люди в группе им не нужны. Упырь согласился, ибо, слава богу, не двадцатый век на дворе, и съемки вместе со звукозаписью могут компактно осуществлять человека три. Ну, четыре. Девочка с хлопушкой, разносчики кофе на площадке и прочие осветители явно не требовались, а спецэффектов в Зоне хватало и без постановщиков.

– Да и вообще, – добавил Упырь, – не будем забывать, что за человек этот Михайловский. Уважаемая личность, премия в Венеции, председатель Союза… Полагаю, он нас сможет как-то официализовать. Тогда вообще целый ряд вопросов снимается. Хоть с вертолета высаживайся.

– «Эс-триста», чува-ак! – деловито напомнил Аспирин, жуя колбасу.

– Я так, для примера. Конечно, с вертолета мы высаживаться не станем, но если у продюсера все выгорит, то нас минимум до МКАДа проводят с сиренами и кортежем.

– Ага… – фыркнул Аспирин. – Ну и на хрена нам твой картёж? Внимание только привлекать. Этак они нам еще и с собой военсталкеров всучат, и черта с два что по дороге поднимешь. А Протон, если найдем, вообще оцепят, сделают там постоянную базу по изучению, и плакала наша слава.

– Ты как-то определись, старичок, чего от жизни хочешь. Славы, денег или по дороге артефакты поднимать, – добродушно засмеялся Соболь.

– А я все хочу, чува-ак. И чтобы сразу. И чтобы мне за это ничего не было.

– И чтобы все вышли оттуда с во-от такими пузами! – завершил Упырь, и все расхохотались, потому что это была известная присказка Аспирина о его армейской жизни. Они с однополчанами там всегда и отовсюду выходили с «во-от такими пузами» и вообще жили припеваючи.

– И это не грех бы, – не стал спорить Аспирин и помахал бармену, давая знак, что неплохо бы принести еще бутылочку.

10

Снифф проснулся, потому что по крыше кунга кто-то ходил. Мягко постукивая и чем-то поскрипывая по металлу. Капитану тут же представились изрядных размеров когти, он поморщился и осторожно пошевелился. Здесь тоже что-то было очень не так. Снифф тут же понял – что именно. Зануда в ночи перекатился со своего матраса и теперь спал у него под правым боком, уткнувшись носом в подмышку Сниффа и закинув руку ему на бедро. Капитан содрогнулся от отвращения и быстро отполз в сторону. Зануда почмокал губами и быстро пошевелил пальцами во сне.

– Чтоб тебя… – прошептал с негодованием капитан. Все-таки да, прав он был насчет пацана. Надо бы с ним поаккуратнее. Если что, то и в лоб слегка.

Наверху затихли, очевидно, прислушиваясь к доносившимся изнутри кунга звукам.

Снифф быстро взглянул на светящийся циферблат часов. Всего-то три часика и поспал… Ну и что теперь делать? А вот что: пробежав на четвереньках к двери, он быстро задвинул приваренный засовчик. Конспираторы, блин… И Зануда еще этот – ныл-ныл о том, как опасен Квазиморда, а сам сходил по нужде и даже дверь за собой не закрыл! А если бы на крыше сидел некто разумный?

А с другой стороны, почему это вдруг Снифф решил, что на крыше сидит неразумный? В обычной Зоне, по рассказам брата, многие твари как минимум полуразумные, а тут неизвестно что завестись могло. Хотя лучше, конечно, чтобы там кто-то безмозглый рыскал.

Тем временем ночной гость снова оживился, застучал когтями, запыхтел.

– Кто там?! – послышался с пола встревоженный шепот. Проснулся проводничок, надо же.

– По крыше кто-то лазает. Ты чего дверь не закрыл?!

– Забыл…

– Хорошо, что он до нее не добрался. А то проснулся бы ты в чужом брюхе.

– Может, кошка, – буркнул Зануда.

Словно для того, чтобы показать, что никакая он не кошка, гость тяжело стукнул по крыше.

– Тут никаких горных баранов не водится? Ягуаров, леопардов? Медведей, может быть?

– Да хрен их знает, кто здесь водится, питерский!

– Не понял. Это ты у меня проводник или я у тебя?!

– Да я ж только раза два… – Зануда осекся, громко сопя. – Я ж говорил, тут никто не знает, что завтра выползет. Из зоопарка еще всякое поразбежалось, да и вообще Москва, тут разные дебилы и обезьян, и крокодилов держали…

– Что-то толку от тебя ни на грош, – мрачно сказал Снифф.

Нет, внутри они были в безопасности. Окна-лючки у кунга задраены изнутри, через вентиляционную решетку не пролезешь, крышу вскрыть – проблематично, даже если когти толковые… Дверь тоже, по идее, выдержит.

Садануть через потолок в ночного гостя? Пули, конечно, пройдут, но не видно же, куда стреляешь, а раненая тварь может оказаться куда опаснее здоровой. Этак-то повозится, поймет, что консервы открыть нечем, и свалит с рассветом. Эх, жаль, Квазиморда ушел – он бы подсказал.

– Давай через потолок стрельнем, – предложил из темноты Зануда. Голос подрагивал, боится, видать.

– Я тебе стрельну…

– Не сидеть же так! – всхлипнул Зануда.

Этого еще не хватало…

– А что тебе не нравится? Пожрать можешь на ощупь… Кстати, почему на ощупь?

Снифф нашел портативную плитку, зажег конфорку. Красновато-голубой огонь осветил внутренность кунга и сидящего на матрасе Зануду, который сжался в клубок, обхватив руками колени.

Что-то с ним было не так. Ну вот стопроцентно не так… И не в том смысле, в каком думал про сталкера Снифф…

Твою ж мать!

– А сейчас, – стальным голосом произнес капитан, – не смей мне врать. Соврешь – выкину через дверь наружу, заодно и посмотришь, кто там к нам пожаловал. Тем более мне твою ложь раскусить – раз плюнуть.

– Чего ты?! – окрысился Зануда.

– Ты ж не пацан, так?! Колись быстро!

– Не пацан! Не пацан! – взвизгнул сталкер. – Ну, да, да! И не Зануда я… Зануда – это Матвей, я у него отмычкой был… была…

– И как тебя звать, порочное порождение тьмы? – осведомился Снифф.

Наверху притихли, гость снова слушал, что там такое происходит. Может, даже понимал. Хихикал, поди.

– П-паштет… А вообще – Зина…

– Только паштета из Зины мне и не хватало. Значит, я к Матвею Зануде шел, а пришел к тебе?

– Ну да… Он напился, а я думаю, чем я хуже, тем более работы нет, денег тоже нет… Надоело так…

– А в Зоне-то ты была хоть раз?

– Да ты чё! Даже два! – обиженно отозвалась Зина Паштет. – Н-недалеко, правда… Вот как раз тут и была, на Больничке… Даже артефакт нашла, вот!

– И что дальше собиралась делать? Удрать?

– Не зна-аю…. – неожиданно разревелась отмычка. – Мне деньги нужны! Меня Матвей убьет теперь… и другие тоже убьют, меня тут никто не лю-убит!

Капитан посочувствовал бы, но как-то не получалось. Зато наверху по-прежнему молчали. Родственная душа, что ли? Тоже никто не любит бедного монстра?

– И что мне, блин, с тобой делать?

– Не знаю-у… Только если ты меня насиловать станешь, я тебе, сука, сонную артерию перекушу!!!

Снифф бессильно опустился на пол рядом с плиткой и расхохотался. Он смеялся, утирая слезы, так громко, что ночной гость наверху снова затопал, потом тяжело спрыгнул наземь так, что кунг качнуло, и куда-то заторопился, треща ветками. Видимо, решил, что подобных кретинов даже есть противно.

– Чего ржешь? – обиделась отмычка.

– Насиловать… – с трудом пробормотал Снифф. – Ты себя в зеркало видела?! Не, ну маникюр тебе сделать, макияж, рожу там почистить, с волосами что-то сотворить… А так я… я лучше… я Квазиморду…

Капитан окончательно забился в конвульсиях, а отмычка неожиданно еще более обиженным тоном заявила:

– Не очень-то и хотелось!

После чего накрылась куском полиэтилена и затихла, что-то неслышно бормоча.

Снифф отдышался, хлебнул из фляги.

Дурак ты, дурак, капитан Сниферов, подумал он. Все-то у тебя через одно место. Единственный провожатый, которого нашел, – даже не сталкер, а подстава. С которой теперь неизвестно чего делать. И назад не отправишь, и здесь не оставишь, и с собой вести бессмысленно – притом что по карте-то он дойдет, если не встретится на пути ничего непредвиденного. А встретиться оно может, ибо Зона. Где такому лоху, как он, без проводника – никак…

Хорошо хоть тварь с крыши убралась.

Прислонившись спиной к борту, Снифф погасил пламя конфорки и закрыл глаза.

11

Продюсер зря времени не терял.

Утром он вызвонил Упыря по заранее оговоренному номеру и пригласил всех срочно к себе. Есть, дескать, новости.

Упырь намекнул, что парни после вчерашнего несколько устали, и вот так подскакивать ни свет ни заря и куда-то мчаться – для усталого человека вещь довольно нежелательная. Ну, если только речь не идет о поправлении здоровья.

– Я вас понял, – без малейшей паузы сказал Михайловский, демонстрируя недюжинную сноровку и человеколюбие. – В таком случае вот тут под окном ресторан и сауна «Клевер». Это хорошее заведение для поправления здоровья?

– Замечательное.

– Через час жду вас там. А… э-э… какие-то особенные пожелания…

– Вы про девок, что ли? Нет, их не надо. И это… – теперь уже замялся Упырь. – Ассистента своего не берите. Парни не поймут.

– Не буду, – пообещал продюсер.

Приехали все те же Аспирин, Соболь и Сантехник, да еще подтянулся Бармаглот, которого Упырь тупо встретил по дороге. Отчего не взять хорошего человека попариться на халяву?

По пути к сауне Упырь рассказал все приятелю. Бармаглот изъявил желание поучаствовать, благо дел у него не имелось никаких, а перспективы светили довольно заманчивые.

– А то больно смотреть, как мы, старики, прозябаем, – поделился он. – Я вот прикинул: нас же тут понаехало жуткие сотни, я уж не знаю, кто там в лавке остался… И сидим, ждем чего-то. Боимся, что ли? И не трогает нас никто особо, хотя ходят со значительными мордами и вояки, и полиция, и ооновцы… Я знаешь что думаю? Что они сами ждут, пока мы туда начнем лазить. Носить чего-то… У них же, по сути, вся структура накрылась, сидят без дела, а про ученых я совсем молчу. После того как военсталкеровские группы перестали засылать, им изучать-то нечего. Вчера, не поверишь, какой-то кекс из юниоров сдал «золотую медаль». Взяли за хорошие деньги и еще просили!

«Медалью» именовался малопонятный артефакт: золотистый кругляшок с неровной, словно оплывшей поверхностью. Находили его довольно часто, валялся он чаще всего рядом с навеки почившими терминалами оплаты мобильной связи и не отличался никакими аномальными функциями. Малость светился в темноте разве что, а так – железка и железка, даже сплав вполне банальный… Упырь как-то поинтересовался составом, да тут же и забыл. И вот поди ж ты, за хорошие деньги уже берут. А таскают их вчерашние отмычки, которые в отличие от своих опытных наставников или храбрости имеют больше, или мозгов поменьше…

Упырь с грустью подумал, что его заначки заканчиваются. Даже его доля с бриллиантов, полученная после запутанной истории с упавшим в чернобыльской Зоне самолетом, когда ему пришлось выволакивать из самого пекла пассажиров с детьми, давно истрачена[4]. Так что продюсер появился как нельзя вовремя… А если по пути удастся еще и питерского крысолова найти, совсем хорошо. Почему-то очень уж Упырь за этого крысолова волновался.

Продюсер не подкачал.

В запотевших кувшинах янтарно желтело ледяное пиво, на тарелках сочились жиром копченые рыбины, краснели посыпанные укропом раки, на большой сковороде аппетитно шкворчали и распространяли острый запах некие разнокалиберные колбаски. Сам Михайловский сидел уже на кожаном диване, завернутый в простыню, и Аспирин, размахивая бокалом, красочно рассказывал ему жуткую историю, как он в одиночку отбивался от трех химер и всех положил буквально последними патронами.

– Красиво, – оценил стол Упырь, принявшись раздеваться.

– Я подумал, что крепкое с утра не нужно, но если угодно, могу распорядиться… – предложил Михайловский.

– Не, чува-ак, нормально все! – воскликнул Аспирин, раздирая несчастного рака. – Это мы всегда успеем, а то чего ж, пиво будет греться?!

В этот момент появились чуток припоздавшие Соболь с Сантехником, все облачились в простыни, разместились вокруг стола на диванах, после чего продюсер объявил:

– Как вы понимаете, у меня есть определенные связи. Поэтому я не терял времени, кое-кому позвонил, кое-что оплатил… И теперь мы можем идти в Зону фактически официально. Я – владелец фирмы под названием «Чайка», которая помимо прочего занимается научными изысканиями по договоренности с государственными учреждениями. В данном случае – с Центром Аномальных Явлений.

– Фигасе! – с уважением протянул Аспирин.

– Это же невозможно, – усомнился Упырь, обсасывая рачью клешню. – Государственные учреждения не могут заключать подобные контракты. Они же только с военсталкерами работают.

– Для кого-то – невозможно. Я же сумел это сделать за ночь, – солидно произнес Михайловский. – Это было трудно, врать не буду, но – в порядке исключения, разовая акция, которая в случае положительного результата может выступать как прецедент, и в дальнейшем… Впрочем, это уже неинтересно. Хотя придется с этой «Чайкой» что-то делать потом…

– В случае положительного результата, – напомнил Соболь.

– Да-да… Но я-то надеюсь, у нас все получится, правда? Поэтому нужно будет сегодня оформить все бумаги, с вас – данные, фотографии… Я вас как бы нанимаю. Согласны?

– Чего же не согласиться, – буркнул Сантехник. Он почему-то был наиболее мрачен. Наверное, тоже переживал за питерского крысолова, который так неудачно отправился в Зону с его отмычкой. – Но раз тут ЦАЯ задействован, небось шага в сторону не ступишь?

– У нас полная свобода действий, – заверил продюсер. – Обозначен лишь условный сектор, где мы будем находиться.

– И где он? – как бы невзначай спросил Упырь.

– Хе, – улыбнулся Михайловский. – Ладно, раз мы теперь в одной лодке, я скажу. Центр Хруничева. Филевский парк.

– Елки… – сказал Аспирин, терзая очередного рака. – Там же оборонка. А где оборонка, там ничего хорошего не жди.

– Это же ракетчики, – возразил Соболь. – Если бы биотехнологии какие, там непонятно, что могло зародиться да повылазить на божий свет. А тут – железки.

– Ах вот почему Протон!

Упырь едва удержался, чтобы не треснуть себя по лбу. Ну да, Протон – там, где делали «Протоны». С другой стороны, без Компаса такую штуку все равно не найти. А Компас – у продюсера.

– Кстати, – сказал Упырь, – покажите уже ваш Компас. Раз мы в одной лодке.

Продюсер молча выбрался из-за стола, порылся в небольшом чемоданчике, стоявшем у раздевалки, и достал колечко на веревочке. Бросил Упырю, тот поймал на лету и удивился:

– Ледяное…

– По мере приближения к объекту будет нагреваться, – сказал продюсер, пока залезал обратно. Колесико тем временем ходило по рукам. Аспирин даже посмотрел сквозь него на люстру, покачал головой и положил на стол рядом с рыбьим скелетом.

– Теперь вы мне окончательно доверяете? – поинтересовался Михайловский.

Сталкеры молчали, переглядываясь. Слышно было, как в душевой кабинке звонко капает вода.

– Ну и хрен с вами, – обиженно произнес продюсер. – Я как к людям, пивом проставился, с фирмой подшустрил за одну ночь… Не спал, может, ни хрена… Да идите вы, сталкеры, в жопу. Можно колонной, можно попарно.

С этими словами он принялся пить пиво прямо из двухлитрового кувшина.

Первым заржал, конечно же, Аспирин.

– Ну вот, хоть заговорил по-человечески, чува-ак! А то задолбал уже со своими «не соблаговолите ли»… Ладно, что ты там насчет крепкого говорил? Пущай несут, и станем бабки подбивать. Не с голыми же профилями мы в Зону полезем. Там стрелять, бывает, приходится. Особенно если тебя едят…

Продюсер развел руками.

– Бабки так бабки. В конце концов, фонд кино и спонсоры на что-нибудь да существуют.

– Кстати, а почему «Чайка»? – осведомился Соболь.

– Да я пьесы Чехова перечитывал, – признался Михайловский. – В сортире гостиницы кто-то брошюрку забыл, вот я и… А потом срочно название потребовалось сказать, в голову и пришло. Чем плохо?

– Могло быть и хуже, – заметил Аспирин, уничтожая последнего рака. – Мало ли чего в сортире забывают.

Продюсер рассмеялся и дружески треснул Аспирина по плечу. Остальные тоже развеселились, тем более официант принес водку.

Только Упырь задумчиво катал по столу колечко-Компас.

12

Светило солнце, верещали в ветвях деревьев пичужки. Вот только спина побаливала – спать сидя, прислонившись к жесткой фанерной стенке, не слишком удобно. Совсем даже хреново, если честно.

Снифф стоял в открытой дверце кунга и потягивался. Его спутница-отмычка так и спала, закутавшись в полиэтилен, а может, притворялась. Проверять капитан пока не собирался.

Он спрыгнул на землю и огляделся. Никаких следов ночного посетителя, подслушивавшего на крыше их шизофреническую беседу, не нашел. На крышу не полез – ну, найдет он там, к примеру, царапины от когтей, и толку?

Кофейку бы сейчас горячего, подумал Снифф, сделал несколько шагов обратно ко входу в кунг, и тут ему в затылок уперлась железяка. Может, ствол пистолета, может, амбарный ключ – на практике Снифф выяснять не планировал. Шустрые руки обшарили карманы, извлекли бумажник, документы.

– Сниферов Сергей Павлович. Капитан МЧС, – прочел незнакомый голос. – Так я и думал.

– Что ты думал? – не удержался Снифф.

– Что неспроста ты тут шныряешь. Только ваших нам еще не хватало. Ну и чего приперся?

– Брата ищу.

– Какого еще брата?! Брата-акробата…

– Погоди, – перебил другой голос. – Как фамилия брата?

– Сниферов, как и моя.

– Точно. Помню такого. У вояк был сталкер, ничего мужик.

– Все они ничего мужики, пока к стенке не поставят, – не унимался первый. – Шлепнуть его, и вся недолга. Не люблю я эти мелодраматические истории. «Брата ищу…»

– Ты не понял. Братан его вроде как в Зоне сгинул.

– Тем более. Плакать некому будет. Короче, зря ты сюда приехал, капитан. А мог бы жить.

Снифф приготовился к выстрелу, но ствол – или не ствол? – тут же убрался от головы, а второй голос сварливо промолвил:

– Хватит.

Затем Сниффа аккуратно взяли за плечо и развернули. Перед ним стояли двое: один – лет сорока, в армейском камуфляже без знаков различия и ярко-красной бейсболке с гербом лондонского «Арсенала», совершенно к камуфляжу не подходящей. Второй – примерно Сниффова возраста, в спортивном костюме, в руке – пистолет.

– Сам понимаешь, проверить надо было, – сказал камуфлированный болельщик «Арсенала».

– Шлепнуть надо было, а не проверить, – махнул рукой второй и убрал пистолет куда-то под ветровку. – Брата он ищет. Знаю я, как они ищут. А потом халабумс – и нет человека.

– Не нуди, – попросил первый. – А ты, значит, решил в Зону пойти, брата пошукать?

– Есть такое дело, – согласился Снифф.

– За это надо деньги платить. Зона – не вендиспансер, туда бесплатно не направляют.

– Я и заплатил, – развел руками Снифф. – Такое удачное вложение денег оказалось – до сих пор не нарадуюсь. Вон, в кунге дрыхнет, на матрасе. Хотите – гляньте, только осторожно, а то еще покусает. Оно может.

– Чё за хрень он несет? – спросил мужик в спортивном костюме.

– Сейчас посмотрю, – недоуменно сказал болельщик и полез в кунг. Оттуда сразу же раздался возмущенный вопль отмычки, которую болельщик и вытащил тут же на свет божий за шиворот.

– Пусти! Пусти, сволочь, гадина! – бушевала Зина-Паштет-Зануда.

– Если что, это девка, – предупредил капитан.

– Да я ее, кажись, знаю, – присмотревшись, сказал человек в спортивном костюме. – Это Зануды напарница. А сам Матвей где?

– Она за него.

– Опять хрень несешь?

– Да если бы. – Снифф даже сплюнул. – Я брата ищу.

– Говорил уже.

– Никто меня вести в Зону не захотел. Ну или я не к тем обращался… Потом помогли, дали наводку на эту вот… Я же не знал, что она – баба!

– Сам ты баба! – вякнула отмычка, но болельщик крепко встряхнул ее за шиворот, после чего затолкал обратно в кунг и закрыл дверцу.

– У нее там «Вихрь». И мой «Абакан» тоже, – сказал капитан.

– Фигня война, – махнул рукой болельщик. – Хотя ты тоже баран, капитан. Шляешься тут, а ствол внутри оставил. Долго не проживешь с такими замашками.

– Слушайте, а может, вы меня до места доведете? Тут недалеко уже, Филевский парк, этот… предприятие Хруничева…

Мужики переглянулись.

– Мы таким не занимаемся, капитан, – сказал несколько виноватым тоном болельщик. – Мы тут мародерим помаленьку. И, кстати, едва ноги унесли с Рублевского. Как-то не планируем туда возвращаться.

– Я заплачу…

– Слушай, мы с одной хаты иногда столько поднимаем, что… А ты – Хруничева. Неинтересно мне там шляться, поверь. Я не сталкер, я если чего необычное вижу – за километр обойду, что попало не подбираю, в кланы всякие не вхожу. Это Москва, – заключил мужик в спортивном костюме. – А вообще тут нынче пусто. Ты на нас очень даже случайно натолкнулся.

– Точнее, мы на тебя, – поправил приятеля болельщик.

– Ну… Ну, тогда хоть эту дурочку от меня заберите. Не оставлять же. Без нее доберусь.

– Шел бы ты назад, капитан, – сказал мужик в спортивном костюме. – Не, твою соску мы, конечно, выведем, тут идти-то недалеко и не особо страшно…

– Я не соска! – завопила из кунга злополучная отмычка, но на нее никто не обратил внимания.

– …Но зря ты все это затеял. Я понимаю, брат пропал, все дела, и ты небось даже знаешь точно, где его искать, раз цель у тебя такая странная – завод Хруничева. Однако даже эта баба в кунге опытнее тебя.

– И вы с ней, пожалуйста, аккуратнее, – неожиданно для себя сказал Снифф. – Вы поняли, про что я. Дура же мелкая совсем.

– Капитан, у меня жена и трое детей в Калуге, – серьезно ответил болельщик. – А у Петра сын больной, паралитик. А ты нам такие вещи говоришь.

– Простите, мужики, если обидел.

– Да что там. Места такие, тут хорошего человека, по идее, не встретишь… Да и мы тоже не шибко хорошие. Просто удачно вот так разошлись с тобой, а ведь могло все по-другому закончиться…

Мужик вздохнул. Его спутник демонстративно поглядывал на часы.

– Ладно, не слушаешься – как знаешь.

– Только оружие оставьте.

– Да забирай. И «Абакан» свой, и жратву, и, кстати, документы… – Болельщик достал из кармана удостоверение и бумажник Сниффа. Петр тем временем вытащил из кунга рюкзаки, автомат и Зину, которая злобно сверкала глазами. Какая ж она все-таки страшненькая, машинально подумал капитан. Забрал свой рюкзак, взял «Абакан», проверил на всякий случай магазин. Петр хохотнул:

– Думал, я тебе уже патрончики повыщелкал? Не, капитан, мы по мелочи не крысим.

– А по-крупному? – не удержался Снифф.

– А это смотря как получится.

– Деньги не верну! – решительно заявила отмычка.

– Да и черт с тобой, – сказал капитан. – Бывайте, мужики. Может, еще свидимся.

– Да уж, – скептически произнес Петр.

Отойдя от кунга метров на сто, капитан сверился с картой. По идее, ему нужно было пересечь Рублевское шоссе, после чего забирать вправо – так, чтобы обойти через парки петлю Москвы-реки. Переправляться через водные преграды в планы Сниффа не входило: и не на чем, и мало ли что за фауна там теперь может обитать. Вот только идти по паркам после знакомства с ночным гостем не очень хотелось. Может, рвануть прямо по улицам? Мегаполис пуст, чего бояться-то? Брошенных машин и магазинов? Или мародеров вроде Петра и болельщика из Калуги? Так они сами сказали, что таких сейчас в Зоне мало.

Эх, не спросил, что там такого страшного на Рублевке, посетовал Снифф. Вдруг и туда соваться не следует? Блин, как ребенок…

Капитан так расстроился, что даже вернулся с целью переспросить мужиков, но тех уже не было. Исчезла и Зина Зануда вместе со своими пожитками. Угораздило же с ней связаться… С другой стороны, пошла бы с ним дальше – лишние проблемы. А их и без того хватает.

Отважные герои всегда идут в обход, решил Снифф и двинулся через дворы и заборы. Миновал центральный медицинский архив Управления делами Президента, еще какие-то учреждения, остановился, чтобы завязать распустившийся узел шнурка, и обнаружил, что стоит прямо рядом с патологоанатомическим отделением.

Выглядело все вокруг не таким уж заброшенным, зомби из окон тоже не лезли, но капитану стало не по себе. Он быстро справился со шнурком, умостив ногу на оградке, повернулся и обнаружил, что через дворик к нему ковыляют два существа. Именно существа, потому что на людей они похожи почти уже не были.

«Мертвогрыза сразу отличить можно, он на человека не похож. Страшный, блин, до уссачки…» – вспомнились слова Зануды.

Багровые лица… Нет, не лица, а морды со странно выпяченной нижней челюстью, покрытые толстой щетиной, практически иглами. Немигающие пустые глаза, дико белые на фоне багровой кожи. На одном – белый халат, перепачканный какой-то дрянью, на другом – черный свитер и мешковатые штаны. Оба издавали тихие булькающие звуки, какие иногда издает болото.

Снифф сорвал с плеча «Абакан», выставленный на одиночные. В голову, наверное, надо стрелять? А, попробуем в голову.

В первый раз он промазал, со второго попал «врачу» прямо в нижнюю челюсть; своротил ее на сторону, потекла какая-то белесая слизь. Мертвогрыз в свитере прибавил ходу, и Снифф перенес огонь на него. Получилось получше – голова откинулась назад, мужик упал и принялся биться на асфальте, пытаясь подняться. «Врач» зацепился своей ногой за его ногу, взмахнул скрюченными руками и тут же рухнул рядом, также извиваясь и дергаясь, – Снифф попал ему прямо в лоб.

Выстрелы прозвучали в тишине так громко, что Снифф тут же принялся озираться по сторонам, ожидая нового нападения. В фильмах ужасов обычно на выстрел сбегались толпы уродов, но во дворике морга никто не появлялся.

Мертвогрызы продолжали корчиться. Наверное, выстрел в голову целиком проблему не решал, и их следовало как-то добить, но у Сниффа не было желания выяснять способы.

До Рублевки он добрался почти бегом. Все время казалось, что из зарослей полезет нежить, в крови бушевал адреналин. Да, в тоннелях тоже было страшно, временами – очень страшно, но там рядом были ребята из отряда. И твари попроще, не такие мерзкие. Одно дело – мутировавшая крыса или многоножка, и совсем другое – бывший человек.

Рублевка, как и МКАД, оказалась забита транспортом. На противоположной стороне виднелись торговые центры и офисные «кирпичи», сверкающие стеклом и металлом. Там Сниффу было явно делать нечего, и он принялся форсировать шоссе чуть правее. А ведь где-то там – метро «Крылатское»… Взять бы да спуститься туда. Что там может быть, в тоннелях? Мутантам вроде как делать в них нечего. Правда, «Крылатское» тогда ни к чему, следовало спускаться на «Молодежной». А после «Молодежной» Филевская ветка все равно выходит на поверхность, стало быть, и смысла никакого. Да и неизвестно, что у них там в метро было. Вдруг позакрывали гермоворота.

В паре мест пришлось лезть прямо через автомобили. Покойников в них, слава богу, не обнаружилось, только в маленькой «Хонде» у лобового стекла лежала дохлая собачонка из тех, что гламурные тетки так любят таскать на руках. Вот скотина, бросила питомицу…

Осудить неведомую хозяйку окончательно Снифф не успел, потому что бросило его самого.

С капота той самой маленькой «Хонды» он спрыгнул на бетон и, когда ботинки уже касались поверхности, увидел, что прыгает прямо в желтенькое сияние, стелющееся над дорогой, словно поземка. Дальше разглядывать было некогда, потому что капитана подбросило, как на батуте. Он взвился над замершей Рублевкой метров на двадцать, отчаянно размахивая руками и вопя. Завис на мгновение в высшей точке и рухнул вниз, закричав еще громче.

13

Упырь сидел на крылечке сауны в наброшенной на плечи рубашке и курил.

Вообще-то он давно бросил это вредное занятие, но в последний год снова закурил. Правда, только сигары, причем старался покупать толковые, из хорошего табака, а не всякую дешевую пакость. Преимущественно кубинские, как та, что он курил сейчас. И прикуривать надо только от спички, а не, дрянь какая, от газовой или бензиновой зажигалки.

Увы, сейчас у Упыря спичек с собой не нашлось, и он прикурил от пластмассовой зажигалки, которую кто-то забыл на перилах крылечка. Ему было все равно, потому что Упырь напряженно думал – что же он делает не так?

То, что их теплая компания ввязалась в авантюру, ясно с самого начала. Авантюра, конечно, денежная, хоть и из разряда «найди то, не знаю что», и организатор авантюры – не шантрапа из подворотни, но душа у Упыря к этому делу не лежала.

И одновременно лежала, да еще как.

Своей интуиции он всегда доверял, хотя не раз прокалывался. Но был тем не менее жив и даже практически здоров. И это несмотря на то, что столько лет шастал по Зоне, жрал фигню, убивал, убегал, был ранен… Остальные в принципе ничем не отличались. Разве что тем, что Упырь был негр.

Он достал из кармана сложенную вчетверо бумажку, которую всегда носил с собой и знал наизусть.

«Из личного дела № 3598-66СС OAK, Особый архив комендатуры

«Пупырев Константин Михайлович («Упырь»). 36 лет, рост 186, вес 83, телосложение нормальное, глаза карие, нос прямой, с горбинкой, губы пухлые, мясистые, подбородок квадратный. Особые приметы: афроамериканец. (Вы совсем одичали тут! Афроамериканец – это в Америке, а значит, пишите просто – «негр»! – Прим. инсп. ГШ миротворческих сил.)

Отец – Принс Сувенир М'Бами, Малави, в настоящее время проживает на родине, род занятий неизвестен. Мать – Ирина Сергеевна Пупырева, в настоящее время проживает в г. Сумы, инженер-экономист строительной организации.

Образование: Харьковский университет, факультет кинематографии (не окончил). Во время учебы неоднократно привлекался к административной ответственности за незаконные торговые операции с так называемыми артефактами. Подозревался в убийстве в Харькове гражданина Республики Азербайджан Мамедова Д.М. (превышение необходимых пределов самообороны), однако на три года исчез из поля зрения правоохранительных органов МВД Украины. В дальнейшем обвинение снято заочно за недостаточностью улик. (Разобраться, при возможности – возобновить! – Прим. инсп. ГШ миротворческих сил.)

В зоне ведения комендатуры с 20… года. Двенадцать административных задержаний, три административных штрафа. Т. н. свободный сталкер, действующие кланы официально не поддерживает. Местные контакты (наиб. близк. и пост.): торговцы (клички по базе OAK) – Сидорович, Бубна, сталкеры (клички по базе OAK) – Хемуль, Патогеныч, Аспирин, Даун, Пауль, Гусь, Муха, Котейка, Повар, Гапон, Соболь, Теща, Джим, Змеевик, Матюха.

Примечания (по данным источника «Плюх»): аномальное отсутствие реакции на «ржавые волосы» и «жгучий пух». Аномальная способность обнаруживать гравиконцентраты типа ГК-0754 (т. н. «жадинка») на значительном расстоянии. (Уточнить возможность использования в качестве военного сталкера. – Прим. инсп. ГШ миротворческих сил.)».

Эту бумажку Упырь выпросил у покойного профессора Петракова-Доброголовина, с которым ходил на последнее крупное дело в старой Зоне[5]. Кстати, почти все парни из списка остались там, у старой Зоны. Кто-то, как старина Пауль или сам профессор, погиб. Кто-то, как Теща и Джим, завязал. Кое-кто приехал с ним – вон бокалами звенят, и Аспирин орет что-то про футбол и московский «Спартак», который теперь, кстати, уже вовсе не московский – за отсутствием прежней Москвы как таковой…

Несколько раз они ходили здесь в Зону. Вернулись без потерь, кое-что нашли, хотя страшно вот так, в первый раз, поднимать и класть в контейнер, скажем, «кошачий хвост». Тем более когда не знаешь, что эта извивающаяся хреновина делает и не помрешь ли ты, как только к ней прикоснешься. И сдержит ли ее контейнер, который рассчитан на старые добрые артефакты. И что вон то за птичка сидит на проводе – обычная ворона, которых старая Зона не брала, или местный мутант, прикидывающий, не выжечь ли тебе глаз направленным лучом наподобие лазерного.

Все ветеранские навыки, конечно, работали и тут, в Москве. Особенно против разного шакалья, которого здесь оказалось значительно больше. Оно и понятно: брошенные магазины, квартиры, банки даже… Но быстро перевелись. Одни передохли стараниями мутантов и в аномалиях, другие чудом спаслись, перепугались и завязали, третьих положили сталкеры и военные. Сам Упырь, что греха таить, прикончил двоих.

Но толку от той же способности обнаруживать гравиконцентрат «жадинка»? Ведь их тут нету, тут совсем другие гравиконцентраты, и работают они иначе… «Жгучего пуха» тут тоже нет, есть какая-то летучая вата, комочки наподобие манной каши, только легкие. Так они и не жгутся. Они сразу дырку проедают. И в Упыре скорее всего тоже проедят – экспериментировать он не собирался, лучше заранее поверить, хуже не будет.

Может, жить себе, поживать, проедать остатки роскоши? В военсталкеры попроситься, наконец, хотя они тут еле-еле работают все по тем же причинам полной неизведанности? В ЦАЯ небось знают про Упыря, и справочка точно такая же у них в деле явно присобачена скрепочкой. Возьмут, куда они денутся…

Ох, не вовремя подвернулся этот продюсер Михайловский со своим мифическим Протоном. Еще бы с месяцок так посидеть в «Штях» – и точно пошел бы на поклон в ЦАЯ… Упырь с раздражением ткнул окурок сигары в пустую металлическую пепельницу.

– Простите, я не отвлекаю?

Упырь удивленно воззрился на давешнее существо неопределенного пола, типа Наташа. Референт продюсера, который произвел такой фурор в кабачке. Правда, сейчас оно выглядело вполне прилично. Ну, почти: в нормальном светлом костюме, и на голове не такой художественный беспорядок. Даже макияжа почти нет.

– Не особенно, моя прелесть, – не удержался Упырь.

К чести референта, тот проигнорировал наезд и продолжал:

– Оскар Никитович не отвечает на звонки, а у меня для него важная информация. Он предупреждал, что мое присутствие здесь нежелательно, но я счел, что лучше рискнуть.

– Тебя как зовут-то, бедолага? – спросил Упырь.

– Эдуард, – с достоинством отвечал референт.

– А по паспорту?

– И по паспорту Эдуард.

– Тебе, Эдуард, босса сюда вызвать или внутрь войдешь? Я бы не советовал, там мужики неодетые сидят, могут чего нехорошее подумать… А они притом выпивши.

– Был бы вам весьма благодарен, – сказал референт, шаркнув ножкой. Упырь хмыкнул и пошел в сауну.

Народ был весел, но относительно трезв, и к пустым бутылкам новых не прибавилось. Идти в Зону собрались завтра, не теряя времени, потому следовало сохранить форму.

– Вот вы где! – крикнул Михайловский, завидев Упыря, и приветливо махнул ему воблой.

– Там к вам пришли, – сказал Упырь. – Референт Эдуард. Какие-то срочные дела. Подите на крылечко, поговорите с человеком.

– Эдуард… Да… – Продюсер поднялся. – Кстати, несмотря на свою… э-э… некоторую эксцентричность…

– Чиво, чува-ак? – переспросил Аспирин.

– Ну, несмотря на то, что Эдуард похож на педика, он нормальный сотрудник! – отрубил Михайловский. – И, кстати, он идет с нами.

Образованному Упырю случившееся за столом напомнило немую сцену из «Ревизора», особенно застывший в позе городничего Аспирин. Правда, присутствующие быстро опомнились.

– Мы же в Зону идем. Там, может, спать придется вповалку… – зловеще начал Соболь. Упырь перебил его:

– Прекратим дискуссию. А вообще, мужики, вспомните, как мы с самолета людей выводили. Там тоже была пара голубков, и что? Вели себя получше, чем некоторые нормальные… Так что предлагаю закрыть базар. Возникнут проблемы – решим. Или ты, усатый, боишься, что не отобьешься от пацана в случае чего?

Под общий смех Аспирин насупился и принялся рыться в останках раков. Михайловский, заметно пошатываясь, убрел к своему референту.

– Харэ обижаться, – примирительно сказал Упырь, подобрав так и лежащий на столе Компас. Вот ведь – громадных деньжищ стоит штуковина, а валяется себе среди объедков и пивных лужиц… – Решили идти – идем. Есть у заказчика просьбы и пожелания – исполняем, если они не совсем уж безбашенные.

– Блин, чува-ак… Ну ты представь, это угребище в стрингах по Зоне тащить!

– Надеюсь, что он экипируется нормально и стрингами нас пугать не будет, – рассудительно произнес Сантехник. – Не дурак, поди. Понимает, что не на Ибице.

– Смотрите сами, чуваки, – предупредил Аспирин. – У меня того… Предчувствие.

– Так не ходи, – предложил Бармаглот, который сегодня в основном молчал.

– А вот хрен тебе.

– Тогда не ной. Мне вот капец как интересно в Зону выйти. Я уж думал, не выдержу, соберусь и один двину… А тут такое предложение.

У Бармаглота всегда были свои отношения с Зоной и ее обитателями. Упырь поначалу его даже недолюбливал. Для серьезного сталкера странноват был Бармаглот. Отпустил раненую псевдоплоть. Чуть не завалил туриста, который хотел шпокнуть свежего зомби. А уж слепых собак так вообще любил. И здесь, в Москве, поди, найдет себе товарища для игр. Тем более многие твари чем-то смахивают на старых, привычных; и сам видел, и другие рассказывали.

– Только давайте решим так, раз уж я что-то вроде командира всей этой гулянки, – серьезно сказал Упырь. – На рожон не лезем. Всех денег не заработаешь, а если господин продюсер не получит своего «Оскара», ну, переживем как-нибудь. Даже я, даром что кино люблю. Идемте лучше попаримся, что ли, да в бассейн. А то с утра сидим в сауне, а я ни разу еще сегодня там не был…

И неизвестно, придется ли еще потом, подумал он, бросая на диван скомканную простыню.

14

Дуракам везет, и Снифф понял эту веками доказанную аксиому, когда плюхнулся спиной – а точнее, рюкзаком – на пыльный тент «газели». Правой рукой он больно треснулся о каркасную дугу, вскрикнул в последний раз и замер. Автомат, бренча, улетел куда-то под машины.

Капитан полежал, тяжело дыша, потом перевернулся на живот и осторожно высунул голову за край тента.

Отшвырнуло его недалеко. Маленькая «Хонда» с дохлой собачкой внутри стояла совсем рядом, и желтенькая поземка была видна даже отсюда. Вот ведь дурак. Полез напролом… А если бы там что пострашнее было? Да какое пострашнее – а если бы он вместо тента гробанулся на асфальт или на крышу автомобиля? И лежал бы с переломанным хребтом, подыхая…

Ощупал руку. Вроде все в порядке, хоть и болит, зараза. В рюкзаке небось половина жратвы в кашу – галеты, шоколад… Блин, а с автоматом что?!

Осторожно спустившись с тента, Снифф принялся искать «Абакан», параллельно стараясь не вляпаться в очередную ловушку. Правда, вряд ли все они такие заметные. Вон, в прошлый раз, еще с Зиной Занудой, едва уцелел.

Автомат нашелся под двухместным щегольским «Ауди ТТ», и капитан слегка успокоился. Перспективы остаться с одним пистолетом его не радовали. Тут с автоматом бы добраться. Не говоря о том, чтобы брата найти и назад вернуться…

Выбравшись на тротуар, Снифф помассировал ушибленную руку и прислушался.

Город был мертв.

Нет, каркали где-то вороны, шумел ветер, но все это были «негородские» звуки. Хотя печать разрушения почти еще не коснулась бывшей столицы. Если, конечно, не смотреть на застывший поток автомобилей с распахнутыми дверцами и багажниками. Ну, еще пыль и прочий мусор на тротуаре, который в противном случае давно бы убрали трудолюбивые и пронырливые дворники-таджики. Снифф до сих пор помнил, как гостил зимой у приятеля в Выхино и рано утром просыпался из-за того, что дворники начинали громко скрести дорожки своими лопатами и колоть лед пешнями. Часов в пять.

Москва была мертва, хотя и выглядела, как нарумяненный труп почившей богатой старухи. Вывески, реклама, блестит на солнце стекло торгового центра… Наверное, все это еще не скоро развалится от ветра, снега, дождя и коррозии. Все-таки город. То ли дело деревня… Капитан ездил с офицерами на рыбалку в область и видел там заброшенные деревушки. Некоторые оставили от силы пару лет назад, а природа уже отвоевывала свое: улицы заросли травой, на некогда ухоженных огородах бушевали сорняки в человеческий рост, крыши домов начали проседать… Через десять-пятнадцать лет, сказал тогда полковник Шломин, от такой брошенной деревни могут остаться одни гнилые срубы, да и тех не видно будет в свежих зарослях. А бетонные и стеклометаллические коробки простоят века.

Снифф вздохнул и прислушался снова. К привычным уже звукам добавился какой-то новый, неожиданный. Или ему кажется?! Нет, точно…

Стук копыт.

Отчетливый, приближающийся стук копыт. Кто-то скачет во весь опор.

Капитану сразу представился конный милиционер, сменившийся затем рыцарем в полном облачении, в шлеме с плюмажем, с копьем и щитом в руках, а на щите – разлапистый и яркий геральдический герб… Снифф даже потряс головой и на всякий случай заторопился к ближайшим зданиям. И вовремя, потому что из-за угла выскочил белоснежный конь. Оседланный, но без всадника, он, всхрапывая и тяжело дыша, промчался по тротуару ровно там же, где только что стоял Снифф.

– Чертов единорог, – пробормотал капитан. – Еще затоптал бы…

Речи о том, чтобы поймать коня и продолжить путь на нем, не шло. Ездить верхом Снифф не умел, а лошадей и коров боялся с детства, когда у деда в поселке считал их самыми огромными и жуткими в мире животными с непредсказуемым характером. С ужасом взирал он на то, как добрый пожилой мерин, нанятый вспахать картофельное поле, большими желтыми зубами грызет брюкву.

Снифф посмотрел вслед ускакавшему коню, и только сейчас до него дошло, что конь от кого-то спасался. В глазах животного плескался настоящий страх.

Подозрения подтвердились тотчас. Из-за того же угла вымахнула стая собак. Точнее, не совсем собак. Когда-то это и в самом деле были разномастные бродячие псы, которые обитали в Москве в огромных количествах. Что с ними произошло потом, капитан даже не представлял, но теперь они превратились в достойных кисти Босха бестий. Крупные головы, похожие скорее на крокодильи, зубы-шипы, словно у щуки…

– Твою мать! – вскричал капитан и кинулся к крайнему подъезду, потому что стая заметила его и моментально переориентировалась на новую цель. Домофон, конечно, не работает, потому и дверь изнутри закрыть никак нельзя, разве что стоять и держать ее… А это бессмысленно, решил Снифф, а потому подпрыгнул, ухватился за край козырька-плиты, нависающего над входом в подъезд, подтянулся и взобрался наверх. Псы-монстры опоздали на несколько секунд и бесшумно закружились внизу. Они не лаяли, не рычали, вообще не издавали никаких звуков. Не пытались встать на задние лапы, не прыгали. Просто молча смотрели, задрав свои отвратные морды.

Три или четыре монстрособаки сразу устремились в подъезд через приоткрытую дверь. Снифф с сожалением посмотрел на окно над козырьком, которое вело на лестничную площадку – туда ход закрыт. И что теперь делать? Попробовать перестрелять собак? Их десятка два, в принципе можно попробовать, но сколько он патронов изведет? А в арсенале лишь два рожка к «Абакану» плюс две обоймы к «макарову»… С чем он останется?

Капитан уселся по-турецки и достал из рюкзака шоколадный батончик, помятый и расплющенный при падении. Неторопливо съел, облизал обертку изнутри, бросил вниз. Собаки не заинтересовались; они уже перестали кружиться и теперь сидели, внимательно глядя на Сниффа немигающими глазами.

– Чего вам надо, уроды? – печально спросил у них капитан.

Собаки не ответили.

Хорошо хоть не лают, а то привлекли бы внимание кого покрупнее… «Из зоопарка еще всякое поразбежалось», – как говорила отмычка Зина.

Снифф запил батончик водой из пластиковой бутылки. Воды оставалось не так уж много. По идее, здесь ее полно вокруг, минералки с газом и без, в любом магазине, в ларьках, в квартирах… А что делать, если собаки не уйдут? А уходить они, похоже, не собирались. Да и зачем им? Вот сидит дичь, спешить некуда…

Капитан встал и огляделся. Козырек ощутимо скрипнул. Еще отвалится, зараза, все ж на соплях… И тут его внимание привлекла труба, прикрепленная к стене в метре от козырька. Газовая, что ли. Снифф осторожно попытался дотянуться до нее, подергал – вроде крепко присобачено. Глянул вверх – кухонные окна. Тоже примерно в метре от трубы, с другой стороны.

Монстрособаки внизу заволновались, словно поняли, что затевает капитан. А может быть, и в самом деле поняли. Чернобыльские псы умели ведь читать мысли, может, и местные из таких.

– Телепаты херовы, – буркнул Снифф, поудобнее надел рюкзак, закинул за спину автомат, чтобы не мешал, и решительно перебрался на трубу.

Карабкаться по ней оказалось удобно – на кирпичной стене имелось достаточно неровностей, да и сама труба прикреплялась к ней скобами, куда можно поставить ногу. До окна второго этажа Снифф добрался сразу, и тут возникла небольшая сложность. Окно было закрыто. Пришлось поиграть в человека-паука, зависнув в неудобной позе и ногой разбив стекло. Вниз звонко посыпались осколки, капитан прыгнул, уцепился за раму, поскользнулся на подоконнике и неуклюже свалился внутрь.

Упал он на кухонный стол, тут же подломившийся и накренившийся. Вместе со Сниффом на пол посыпались разные солонки и сахарницы, совсем рядом с его головой на линолеум грюкнулся заварочный чайник, расшвыряв вокруг давно засохшие чаинки. Капитан перекатился на бок, вскочил и выглянул в окно.

Собаки оставались внизу.

– Ну и черт с вами, – пожелал им Снифф. Проверил входную дверь – заперта. Видимо, хозяева закрыли снаружи, когда уезжали. Во всей квартире царил характерный для поспешных сборов беспорядок, валялась одежда, все ящики выдвинуты, шкаф раскрыт настежь… Из давно отрубившегося холодильника попахивало гнилью, но еще хуже воняло из аквариума, содержимое которого превратилось в мутную зеленоватую жижу.

Капитан открыл везде окна, чтобы проветрилось, и решил обосноваться в самой маленькой комнате из трех – в детской. Раньше тут обитал пацан-школьник: плакаты «Мира танков» и «Бэтмена» на стене, фотографии автомобилей и опять же танков, турничок в дверном проеме, шведская стенка, гимнастические кольца… Гантели на полу, здоровенный монитор – явно для компьютерных игр. Гамак даже. Ишь, устроился пацан как уютненько…

Окно детской выходило на другую сторону, не во двор. Впрочем, ничего полезного Снифф из него не увидел – детская площадка, несколько оставленных машин, мусорные контейнеры чуть дальше. Монстрособак нет. Над контейнерами висело что-то вроде мутного дымного облака – видимо, очередная аномалия. Как она называется и что умеет, Снифф проверять не собирался.

Вернувшись на кухню, он пошарил по шкафам, мудро решив, что свой запас истратить всегда успеет. Нашел две бутылки минералки, вишневый компот и целую кучу «одноразовой» лапши и консервов. От сладкой кукурузы и маринованной свеклы до хорошей прибалтийской кильки в томате и таиландских сардин.

– Это я удачно зашел, – сказал сам себе капитан и принялся сервировать стол в детской, тем паче сегодня он так и не успел позавтракать.

За едой и компотом капитан прикинул, что же делать дальше. Самый простой вариант – дождаться, пока собаки уйдут. Не век же им сидеть у подъезда и сторожить. Но твари они явно неглупые, могут просто попрятаться, могут дежурных оставить… Кстати, не следует забывать, что несколько в подъезде вертятся. Может, у него прямо под дверью квартиры сидят и мысли читают.

Попробовать вылезти на крышу через чердак? Нет, судя по карте, дома стоят слишком далеко друг от друга, в крайнем случае перелезет он на крышу соседнего – и что? Будет там жить, как распоследний, сцуко, Карлсон?

Подмывало остаться здесь – почитать книжку, благо в большой комнате неплохая библиотека, пожрать еще, поспать нормально… А утро вечера мудренее. В конце концов, у него особого графика нет; что с Вадимом – он не знает, сон давно уже не видел…

Неожиданно включился телевизор. Маленькая «Тошиба», висевшая на стене. От щелчка и последовавшего за ним шума капитан даже подскочил и рассыпал кукурузу из банки.

Он ошеломленно уставился на мельтешащие по экрану зигзаги. И только потом понял, что телевизор даже не включен в розетку – вон вытащенная вилка болтается.

Снифф не нашел ничего более глупого, чем схватить валяющийся тут же пульт и понажимать кнопки. Безуспешно – телевизор продолжал шипеть и трещать. Тогда капитан схватил гантелю и швырнул ее прямо в экран. Попал удачно, экран треснул и погас. Из динамиков еще некоторое время доносились пощелкивание и скрежет.

– Что ж ты за сволочь такая?! – пробормотал Снифф, с опаской глядя на «Тошибу», словно та могла спрыгнуть со стены и броситься на него. – Зараза…

Он бережливо доел вскрытые консервы, не сводя глаз с телевизора. Тот висел спокойно. Однако желание ночевать в этой уютной комнатке как рукой сняло. Более того, в квартире уже не хотелось находиться вообще. Сейчас телик сам собой включился, без электричества, а потом что? Нападение холодильника?

Закончив с обедом и обойдя подальше молчавшую «Тошибу», Снифф на кухне собрал обнаруженные припасы в рюкзак. Тот стал заметно увесистым, но своя ноша, как говорится, не тянет. Можно было пошарить по квартире еще – мало ли что полезного бросили хозяева, но мародерничать капитан не любил, да и особого смысла теперь не видел. Вряд ли они тут оставили, скажем, пулемет. Или пару гранат – собачкам вниз подарочек кинуть.

Ага, и привлечь внимание всех в радиусе нескольких километров. И людей, если они тут есть, и мутантов.

Собрав пожитки, Снифф снова вернулся в детскую и открыл окно. Собак там по-прежнему не было – по крайней мере в зоне видимости. Косясь на зловредный телевизор, капитан по-быстрому расколошматил гамак и связал его останки в прочную веревку. Второй этаж, можно бы и спрыгнуть, но ко всем его бедам только и не хватало ногу сломать или хотя бы подвернуть. Тогда останется только собачкам свистнуть. Ужинайте, мол, родненькие.

Проверив узлы и привязав веревку к батарее, Снифф перебрался через подоконник и сел, свесив ноги.

Тихо, мирно. Качели чуть покачиваются на ветру. Над мусорными контейнерами висит все тот же дымок, на ветер, кстати, никак не реагируя. Вот те на, а вон – кот! Обычный с виду кот, белый с рыжим, прошествовал внизу через заросшую клумбу, покосился на Сниффа и исчез в подвальном оконце. Живет себе, не боится… Снифф покачал головой и начал спуск.

Как только подошвы ботинок стукнулись об асфальт под окном, капитан отпустил веревку и побежал в сторону детской площадки. Но стоило ему оглянуться, как из-за дома высунулась зубастая монстрособачья голова. Матюкнувшись, Снифф рванул вперед, слыша, как сзади топочет стая. Все-таки они его достали. Обмануть хотел. Телевизора испугался, болван… Лежал бы сейчас в гамаке, читал книжечку, попивал компотик…

Подмывало еще раз обернуться на ходу, выпустить в преследователей автоматную очередь, но Снифф знал, что такие поступки чреваты. Споткнулся, замедлился – и кранты. Поэтому он резко свернул от зловещих контейнеров, дым-туман над которыми начал видимо сгущаться, и с разбегу бросился на ограду детского сада. С острыми пиками вверху (чтобы дети не вылезли, что ли?), она была тем не менее украшена приваренными узорами, что оказалось как нельзя кстати. Когда собаки подбежали к ограде, капитан уже спрыгнул с другой стороны, но не остановился. Во-первых, расстояние между прутьями ограды было достаточное, чтобы протиснуться твари помельче, а во-вторых, метрах в двадцати правее Снифф увидел открытые ворота.

Бежать к зданию детского сада, чтобы обнаружить там запертые двери, он не стал. Метнулся к бревенчатой беседке, раскрашенной в яркие цвета, и забрался на плоскую крышу с флюгером в виде петушка. Вовремя успел: собаки были уже здесь, так же молча сновали вокруг, задрав морды. Достать Сниффа они не могли – беседка-то в человеческий рост, но и он оказался в ловушке. Патовая ситуация.

А он-то рассчитывал засветло добраться до Филевского парка…

15

– А что это за девочка, а где она живет… – напевал Аспирин, собирая вещички в рюкзак. – А вдруг она тупая, а вдруг она блюет…

– Хорош верещать. Камнем кину, – мрачно предупредил, не открывая глаз, Упырь. Он лежал на диване, заложив руки за голову. Трехкомнатную квартиру они снимали с Аспирином на двоих. Не из экономии – просто сняли на первое время, когда приехали, с целью потом присмотреть что-то получше и расселиться… А как известно, нет ничего более постоянного, чем временное.

Квартиру сдавала вредная старуха, которая прекрасно понимала, кто эти люди и зачем сюда приехали, но ее интересовало лишь то, что они вовремя платят и особо не буянят. Сначала старуха – звали ее Ирина Марковна – почему-то опасалась, что Аспирин пропьет антикварную люстру, но потом успокоилась. И даже позволяла себе в ходе еженедельных визитов пропустить стаканчик, вспоминая о том, как хорошо все было при Путине.

– У тебя камня нету, чува-ак, – заметил Аспирин, разглядывая на просвет трусы. Обнаружил дырку, с сомнением пошевелил усами и швырнул трусы в угол.

– Запасных побольше возьми, – сказал Упырь, открыв один глаз. – Хрен его знает, что там увидим. Есть вариант, что труселя придется менять часто. Помнишь, Вали Кругами про банкомат рассказывал?

Странный сталкер по кличке Вали Кругами был из молодых, глупых и удачливых. Он ходил в Зону раз пятнадцать, причем не по краям, что за поход толком и не считалось, а в самую середку, к Кремлю, к Чистым прудам… Приносил доказательства – куски уличных указателей. Какой бы дурак еще поволок с собой здоровенный осколок пластика, но Вали Кругами требовалось самоутвердиться. Кличку он, кстати, получил за привычку во время пьяных наездов кричать противнику:

– Вали отсюда! Вали кругами, понял, падла?!

Молодой сталкер был одиночкой, и явно рано или поздно Зона его заберет. Но пока он возвращался, продавал хабар перекупщикам и рассказывал всякие истории о том, что видел в Москве.

В ЦУМе, по словам Вали Кругами, царила Тьма. Именно так – Тьма. Сразу за входом начиналась сплошная чернота, словно здание универмага заполнили чем-то вроде угольного желе. Вали Кругами, по его словам, постоял, посмотрел и даже палец сунуть не решил. Потому что Тьма слегка пульсировала, словно дышала.

На Чистых на Вали Кругами напали бомжи, которых там всегда хватало. Но бомжи не простые, а напоминавшие чем-то экипаж Дейви Джонса из старого фильма «Пираты Карибского моря». У одного руки до земли, другой без глаз, третий, наоборот, с четырьмя зенками… Бомжеподы – так их поименовал первооткрыватель – загнали сталкера в метро, откуда тот выбирался с совершенно уж фантастическими и неаппетитными подробностями. Вылез весь в химических ожогах, с откушенной половиной правой ладони, переломами нескольких ребер и нижней челюсти…

Сквозь стянутые медицинскими шинами зубы Вали Кругами, сидя за столиком в «Штях», рассказывал о гигантских гидрах, ползающих вокруг московских водоемов. О странных, словно собранных из тонких палок существах, которые перекликались жуткими голосами в ночи на Новом Арбате. О гудящих красных шарах, летающих по аллеям парка Сокольники, и пустых веломобилях, медленно ездящих по тем же аллеям на сдувшихся шинах…

– В-вы вот про с-свои п-похождения б-бухтели… – заикаясь, бормотал Вали Кругами, – а ведь т-там такого н-не видали… К-контролеры ваши, пхе… С-снорки…

Именно Вали Кругами вынес из Зоны артефакт под названием «собачья радость». С виду он и в самом деле напоминал колечко ливерной колбасы, разве что бордового цвета. Впрочем, ливерная колбаса тоже разная бывает. «Собачью радость» Вали Кругами продал ученым из Центра, без обиняков принеся прямо утром на проходную. Пораженные такой наглостью вояки с учеными проверили, что же принес сталкер, упали в обморок, выплатили требуемую сумму (к слову, Вали Кругами просил не очень много, ибо не ведал, что приволок) и захотели еще. Военсталкеры безуспешно совершили несколько экспедиций к Курскому вокзалу, где Вали Кругами и нашел артефакт, потеряли семь человек и плюнули. Ученые обратились к нелегалам, предлагая заоблачные суммы, но и те ничего не обнаружили. Не исключено, что «собачья радость» вообще была уникальным артефактом, не массовым… А ценность его заключалась в том, что колбаска являлась источником энергии. И не какой-нибудь плюгавенькой батарейкой, а мощностью около тысячи мегаватт, причем, судя по всему, практически неиссякаемой.

Поправившись после истории в метрополитене, Вали Кругами снова ушел в Зону, на этот раз вернувшись пустым и без правой руки. По словам сталкера, руку ему отъел банкомат. Обычный банкомат, который стоял себе на входе в гастроном, а точнее, некая тварь, мимикрировавшая под банкомат. Хватанула пастью, разинувшейся прямо на месте отверстия выдачи банкнот, увернулась от нескольких пуль, выпущенных с левой из пистолета, и смылась. Как она выглядела, убегая, Вали Кругами не рассмотрел, не до того было.

Сейчас он лежал в больнице и прикидывал, надо полагать, хватит ли накопленных сбережений на толковый протез. А другие стали ходить в Зону еще реже.

– Что мне нравится в Москве, чува-ак, – сказал Аспирин, формируя из чистых носков клубок и запихивая его в рюкзак, – так это обилие жратвы. С собой только НЗ надо таскать, а остальное в любом магазине бери. Консервочки, блин! Они, кстати, еще не скоро испортятся. Которые всякие кильки в томате, те вообще чуть ли не вечные. Вон с армейских складов тушенку хавали чуть не пятидесятых годов прошлого столетия. И ничё, ходили вот с такими пузами!

Упырь не стал спорить, хотя, как обычно, натолкал в свой вещмешок сублимированных продуктов. Не особо вкусно, но зато всегда под рукой. С горя можно даже сухим сжевать, хоть и противно – к языку липнет.

По карнизу застучал дождик. Дождь в дорогу – хорошая примета, хотя им до общего сбора и выдвижения к месту входа еще несколько часов.

Упырь резко сел на диване.

– Знаешь, чего я больше всего боюсь, а, Усатый? – спросил он.

– Чего?

– Того, что Михайловский потащит в Зону лишних людей. Я готов за себя отвечать, за наших, за продюсера с референтом, за оператора… Но на этом список уже заканчивается, и добавлять в него я бы никого не хотел.

– А я что сделаю, чува-ак? – развел руками Аспирин. – Сам же сказал: он оплачивает мероприятие, значит, он – босс. Чего в сауне не митинговал? Теперь небось уже поздно.

– То-то и оно… Михайловский – чел импульсивный, хитрый и пройдошистый. Любит ставить перед фактом. Вот сейчас придем мы, а он с собой приволочет человек десять, и все вроде как необходимые. Что с ним делать?

– Послать.

– Придется…

– Посмотришь, чува-ак, он тут же сбледнет с лица и погонит домой всех лишних. Да и ваще я понимаю: это у тебя после самолета такие фобии. Когда по лесам и аномалиям таскал детей и теток.

Аспирин неожиданно бросил собираемый рюкзак на пол, сел на табуретку и вздохнул.

– Чего? – с осторожностью поинтересовался Упырь.

– Надоело мне все, – печально произнес Аспирин. – «Не ты в Зоне, это Зона в тебе» – херня это все, чува-ак… Как подумаю, что сейчас опять тащиться туда, ползать на карачках, валяться в грязи… Там тебя убить хотят, тут – захавать, аномалия слева, аномалия справа, дождь вон еще полил, значит, мокрое все кругом, противное… А у меня, чува-ак, радикулит, между прочим! Мне не двадцать лет уже. И не тридцать. И даже не сорок…

– Завязать думаешь? – без обиняков спросил Упырь.

Аспирин подергал себя за усы, снова вздохнул.

– Давно думаю. Только что я делать буду? Когда-то в машиностроительном учился, так все забыл… Да и машиностроение мое никому не нужно, поди… Правильно ты сказал – надо последний кусок схватить. И уеду, на хрен, в Абхазию, чува-ак. В Гудауту. Там хорошо, там море чистое, никаких Зон нету вблизи, виноград, чача, мясо на очаге жарят. Махнем со мной, а? Купим катер, рыбу станем ловить. Этих… рапанов. Ракушки такие, слышно, как волны шумят, если к уху поднести. Мы ж никому на хрен не нужны все равно.

– Погоди, – улыбнулся Упырь, – вот слепит наш продюсер свой фильм, наполучает «Оскаров»… Будешь ты по красной ковровой дорожке ходить, во фраке.

– В сраке, – мрачно парировал Аспирин. – Ладно, собирай барахло, а то разлегся!

– Собрал уже.

– А если собрал, то мне не мешай! Иди вон на кухню, там котлеты на сковородке остались. Сожри, не оставлять же. Пока вернемся, даже в холодильнике испортятся.

С этими словами Аспирин снова погрузился в рюкзак, что-то сердито бормоча себе под нос.

На кухню Упырь не пошел, а пошел на балкон. Дождик был совсем реденький, теплый. Внизу по улице проезжали редкие машины, блестя мокрыми боками; возле маленького гастронома напротив двое мужиков что-то пили из пластиковой бутыли, рядом с ними стояла старушка и продавала поллитровые баночки с домашними соленьями, аккуратно расставленные на деревянных ящиках.

Все здесь так же, как было лет двадцать назад. Прогресс, Зона, войны локальные и не очень – а бабушка с банками тут явно стояла, и мужики тоже. Ну, может, не они сами, а их родители. А все потому что Россия.

Старушка с банками заметила тем временем на балконе глазеющего на нее негра и зачем-то показала ему сухонькую фигу. Упырь расхохотался.

– Хорош ржать, чува-ак! – крикнул ему из комнаты Аспирин. – Помоги лучше детектор мой найти, куда-то я его сунул…

– Щас скажу, куда.

– Не издевайся!

– Ладно… В сортире смотрел? На полке, где книжки?

– Смотрел. И под диваном тоже. И в тумбочке.

– Сейчас иду…

И, махнув на прощание старушке, Упырь отправился на помощь.

16

А капитан Сниферов сидел на беседке в детском саду и, не найдя занятия получше, с горя принялся считать противников. Насчитал двадцать четыре монстрособаки разного калибра. В принципе перебить их можно, но на шум сбегутся еще. Да и попробуй попади, вон как снуют. Даже если получится просто отогнать на время, что делать дальше? В детский сад ломиться?

Рядом с детским садом были припаркованы несколько автомобилей, но и это не вариант. Аккумуляторы небось давно сели, и ключей нет.

Очередная собака высоко подпрыгнула и уцепилась когтями за край плоской крыши. Сорвалась, молча свалилась вниз.

– Узбагойзя, – посоветовал ей Снифф, вспомнив старый интернетовский мем.

Интересно, а эти уроды хорошо в темноте видят? Вдруг вообще слепые, как кроты?

Нет, это не дело – дожидаться ночи. Ночью надо куда-то прятаться, потому что ты и сам слепой, как крот. Ночью по Зоне лучше не ходить – одно из правил Вадима Снифф помнил крепко.

Капитан попил, съел галету. Бросил одну ради интереса монстрособакам – те понюхали, но жрать не стали. Еще бы, вон какой вкусный человек сидит совсем рядом, зачем сухим тестом давиться…

Снифф задумчиво наблюдал, как собаки то снуют взад-вперед, то, как по команде, усаживаются на задницы и буравят его взглядами. Мерзкие все-таки создания… Особенно зубы. Как-то Сниффа в деревне ухватил на рыбалке за палец щуренок, в лохмотья порвал своими зубищами. А эти… Бр-р.

Неожиданно в движениях монстрособак появилась некоторая упорядоченность, и капитан насторожился. Собаки формировали некое построение. Шестеро самых крупных встали под самой беседкой, у стены, плотно боком друг к другу; на них полезли еще четверо.

– Ах вы, дрянь! – даже восхитился Снифф. – Пирамиду строите?!

В самом деле, собаки строили пирамиду. Как только четверка укрепилась на спинах нижней ступени, к ним на спины поспешно вскочил особенно длинномордый мутант и нацелился перепрыгнуть на крышу, благо теперь он это мог сделать легко. Но Снифф не дремал – с расстояния меньше метра он выстрелил прямо в пасть собаке. Ту откинуло в сторону, пирамида рассыпалась.

– Поздравляю-поздравляю вас с днем ваших именин, – пробормотал капитан. Выстрел громко отозвался эхом в пустом дворе, но пока новых действующих лиц на сцене вроде не появилось. Монстрособаки по-прежнему толклись внизу, не боясь потерять соратников. Или просто не знали, что такое огнестрел? Для проверки – что теперь терять? – Снифф уложил еще пару тварей, истратив на каждую по два патрона. Добился лишь того, что со стороны мусорных контейнеров прибежали еще пять голов. Не исключено, что где-то там у них отдыхает подкрепление. Черт, надо было этих собак еще в мирное, так сказать, время всячески изводить. Писали же регулярно: то там, то сям напали и разорвали. А с ними цацкались. Миллионы в какие-то центры стерилизации гробили. И вот результат, сидит внизу, зубами клацает. Хотя вместо собак завелись бы другие мутанты, свято место пусто не бывает…

Капитан встал посередине крыши так, чтобы контролировать все четыре стороны. Черт их знает, что собаки еще выдумают, раз такие деловые. Еще начнут штурмовые орудия строить. Твари, верно, уловили его волнение и стали бегать вокруг беседки так, что у Сниффа закружилась голова. Доведут до греха, придется вправду расстрелять все патроны, положить, сколько получится, и бежать к детскому саду. Внутри хоть покомфортнее, а то сидишь тут, как жаба на дороге…

По закону подлости Сниффу тут же приспичило. Кукуруза, что ли, сработала. Он тоскливо осмотрелся. Жалок все же человек. Вот и автомат у него, и пистолет, и мозг – чудо природы, а что сделать в такой ситуации? Гадить с краешку, рискуя свалиться или быть ухваченным за задницу самой спортивной собакой? Капитан поступил проще: использовал полиэтиленовый пакет и мстительно бросил биологическую бомбу в собак. Те без труда увернулись, но жить стало слегка полегче.

Так прошел час с гаком, и Снифф уже начал прикидывать, как проникнуть в детский сад. Окна были забраны решетками, двери вполне могли быть заперты – сад не выглядел брошенным впопыхах, видимо, детишек и персонал вывезли давно и неторопливо… Пожарная лестница не доходила до земли метров трех – правильно, чтобы детишки по крышам не лазили. Нет, без вариантов. Сожрут, сволочи, пока он будет вокруг бегать и вход искать.

Выматерившись и плюнув в собак, Снифф прислушался. Звук этот он слышал уже с минуту назад, но тогда решил, что показалось. А теперь – снова… Какой-то чуждый этому месту звук, неуместный… Похожий…

Похожий на шум мотора! Деловитый, мерный, а главное – приближающийся!

Капитан заметался по крыше беседки, не зная, что делать. Кто бы там ни ехал, он потенциально выглядел скорее союзником, чем противником, и всяко был Сниффу куда ближе и роднее скалящихся внизу собак. Проедет сейчас по улице, и пиши пропало. Тут же припомнились фильмы и книги о затерявшихся где-то в тайге или в море путешественниках. Над ними рано или поздно пролетал вертолет, в зоне видимости проходило судно, но по разным причинам несчастных никто не замечал.

Шум тем не менее приближался, и Снифф по-детски запрыгал, когда из-за дома на дорожку выехал небольшой автомобильчик дорожной службы. Капитан не знал, как называется такой агрегат, похожий на жука, обвешанного механическими метлами, манипуляторами и ковшами. Оранжевый, с мигалкой наверху, а внутри кто-то сидит.

Монстрособаки тоже отвлеклись на появление техники. А когда увидели, что за автомобильчиком на тросе тащится серая туша, сквозь разрывы на коже сочащаяся черной то ли кровью, то ли слизью, то сразу же рванули к ней.

Чудесный автомобильчик прибавил ходу и поволок тушу мимо детского сада куда-то в сторону все тех же Крылатских холмов. Собаки припустили следом; на бегу некоторые оглядывались на ликующего Сниффа, но буксируемая добыча интересовала их больше. Через несколько секунд и автомобильчик, и туша, и монстры скрылись из виду за домами.

Снифф быстро слез со своего насеста, едва не вляпавшись ботинком в брошенный им же пакетик. Пусть за рулем автомобильчика и сидел добрый самаритянин, догонять его и выражать благодарность капитан не собирался. Более того, теперь он не знал, что делать дальше. В жилой зоне он может хотя бы куда-то спрятаться или забраться, как на беседку. А на Крылатских холмах есть только спортивные и подсобные сооружения, причем разбросанные на местности довольно далеко друг от друга. Против даже небольшой стаи собак шансы у Сниффа там микроскопические.

Поэтому он еще раз быстренько сверился с картой и решил идти по улице. Слева будет пресловутый ландшафтный заказник, справа – здания. А дальше посмотрим.

Но ушел капитан недалеко, потому что совсем скоро послышался уже знакомый шум двигателя, а затем его нагнал спасительный дорожный агрегат. За рычагами сидел Квазиморда и жутковато улыбался.

– Залезай! – пригласил он, распахнув дверцу.

Капитан, не дожидаясь повторного предложения, втиснулся в явно одноместную тесную кабинку.

– И летели наземь самураи под напором стали и огня! – торжественно объявил Квазиморда и дал газу. Автомобильчик довольно шустро пополз по дороге, лавируя среди брошенного транспорта. Скорость была побольше, чем у идущего пешехода, но поменьше, чем у бегущего.

– Как ты меня нашел? – спросил Снифф, поудобнее пристраивая свой рюкзак.

– А я тебя и не искал. Иду по своим делам, вижу – сидит на крыше человек, вроде как большую нужду справляет. Пригляделся – старый знакомый. Ну, думаю, это не дело – там же собаки внизу, съедят болезного, а я ему поручение дал, профессору позвонить… Пошел дальше, мне как раз мурло попалось.

– Мурло?! – переспросил капитан.

– Не знаю, как оно по науке называется. Что-то вроде гриба-дождевика огромного, только живое. Биомасса, короче. Мне нравится активная биомасса, но мне нравится и пассивная биомасса, – наставительно поднял палец Квазиморда. Цитировал, что ли, кого-то, умник. – Я его прикончил, все равно безмозглое создание, прицепил тросом к этому панцервагену и потащил собак приманивать. Они мурло очень любят. Я и сам пробовал – нет, не трюфеля и не седло барашка, если мясо поджарить – горькое и на зубах скрипит… А собак сталкерами не корми, дай только мурла отведать. Вот и увел их, как гаммельнский крысолов детишек. Небось посейчас дерутся, доедают.

– Спасибо, – с чувством сказал Снифф. – Я уже не знал, что делать. В лучшем случае так и сидел бы там на беседке, пока еды хватило бы…

– И сидел бы, кабы не я, – не стал спорить Квазиморда. – Приятно чувствовать себя роялем.

– Не понял…

– Роялем в кустах. Ну или богом из машины. Ты ж не ждал подмоги, а я тут как тут… Кстати, стоп.

Квазиморда резко остановил автомобильчик. Снифф едва не треснулся о лобовое стекло.

– Дальше пешком, – виноватым тоном произнес сталкер и вытер рукавом слюну, сбегающую из искривленного рта. – Нам не по пути.

– Слушай… – нерешительно сказал капитан. – А может, ты мне посодействуешь? Ну, как проводник. А то моя отмычка…

– О, кстати, куда ты ее дел-то?! – перебил Квазиморда.

– Обманула она меня. Выдала себя за пацана, я ей аванс выплатил, – буркнул Снифф, чувствуя себя идиотом. Квазиморда хлопнул себя по коленям и засмеялся.

– Молодец девка. Далеко пойдет, – с уважением сказал он. – Или ты ее таки прикончил?

– Нет, что ты. Отпустил с какими-то двумя мародерами, вроде приличные мужики.

– А дальше один пошел, ага. Дурак ты, паря.

– Дурак и есть. Но уж такой уродился. Потому и спрашиваю: не хочешь мне помочь? У меня еще деньги остались там, в гостинице… Выйдем – рассчитаюсь. Даже… Даже если брата не найду…

Сталкер молчал, задумчиво покашливая.

– Нет, – ответил он наконец. – Не могу. Есть определенный лимит добрых дел, ниспосланный свыше, и я его уже перекрыл в последнее время. К тому же не нравится мне район, куда ты идешь. В Филевский же, да?

– В Филевский.

– Протон, да…

– Какой протон? – не понял Снифф.

– Элементарная частица, – пожал плечами Квазиморда. – Относится к барионам, имеет спин один дробь два, электрический заряд плюс один в единицах элементарного электрического заряда. В физике элементарных частиц рассматривается как нуклон с проекцией изоспина плюс один дробь два, состоит из трех кварков… Короче, не надо тебе знать, что там за протон.

– Не хочешь, значит, помогать, – вздохнул Снифф.

– Не, не хочу. Не могу. Карту покажи-ка.

Капитан извлек карту, развернул. Квазиморда всмотрелся, потыкал пальцем:

– Вот тут полиция была, отдел по району Фили-Давыдково. Сюда иди, там переночуешь, место спокойное. В Зоне спокойные места частенько в неспокойные превращаются за одну ночь, но там почему-то стабильно тихо. Видать, ментов боятся все, хе-хе-хе…

Сталкер скрипуче захихикал.

– Спасибо еще раз, что от собак спас. – Снифф открыл дверцу и полез из кабинки. Капитан придержал его.

– Обиделся? Правильно обиделся, я бы тоже обиделся, но у меня свое понимание ситуации, а у тебя – свое… Может, еще увидимся. Братану привет, если найдешь. Да сядь ты, сядь… Пять минут погоды не сделают, а тебе рассказ расскажу. Хочешь?

– Не особенно, – проворчал Снифф.

– Рассказ опять про метро, – не обратил внимания на его слова Квазиморда. – Вот знаешь ты, например, о том, что кольцевую Московского метро Сталин по астрологической карте строил?

– Да ладно, что за чушь?

– Чушь эту, то есть карту, еще чернокнижник Яков Брюс нарисовал. Двенадцать станций – двенадцать знаков. Например, Водолей, то бишь сектор от «Проспекта Мира». Там построены такие примечательные объекты, как Останкино, Музей космонавтики и бывшая ВДНХ. А все потому, что Водолей – покровитель науки и техники.

– Пойду я, – привстал Снифф, но Квазиморда схватил его за рукав и энергично замотал головой:

– Рано. Сиди. Слушай. Вот еще Стрелец. Он же Хирон – получеловек-полуконь. Потому там ипподром, и названия улиц в районе соответственно о бегах и скачках – Тверская-Ямская, Скаковая, Беговая. Стрелец, он же конь, все по странствиям дальним и путешествиям. Сам смотри – тут тебе и аэровокзал, и Министерство гражданской авиации, и Авиационный институт.

Снифф слушал Квазиморду с нарастающим беспокойством. Чего добивается странный уродец? Зачем тянет время?

– Бывает скучно мне тут, одиноко, а ты человек хороший, чувствую я, – Квазиморда внезапно заговорил, словно магистр Йода из «Звездных войн». Снифф тут же испытал иррациональный стыд. Иррациональный – потому как надо было ему спешить на помощь брату, а не слушать байки, и Квазиморде он, конечно, был благодарен, но не настолько… Снифф вздохнул и извиняющимся тоном сказал:

– Торопиться мне надо…

– Рано. Не пройдешь ты там, еще минут десять ждать, – ответил Квазиморда.

– Чего ждать?

– Газ там из-под земли прет, навроде иприта какого. А потом собачки – и как не было. Оно не видать, но сразу мертвый сделаешься, – снова поменял стиль разговора Квазиморда, – потому слушай дальше меня пока. Короче, жил-был, ну, скажем, Петя…

Второй рассказ Квазиморды

– Петенька, это ты чихал? – высунулась из кухни мама, волнуясь.

– Тебе показалось, мама, – ответил Петя, отходя от телефона, – чем это пахнет?

Мама засуетилась, собирая на стол завтрак.

Чихал, конечно, Петя. Но понарошку, в телефон. Объяснял бывшему начальству (с особым удовольствием Петя произнес про себя слово «бывшему» еще раз) свое внезапное отсутствие.

Все должно было измениться в жизни Пети в этот день. И бывшее начальство останется в прошлом, покроется плесенью и растворится в небытии. Жлобы и жадины. И обеденный перерыв короткий. И столовая плохая, думал Петя, отправляя в рот оладушки со сметаной. Мама вздыхала от умиления. На новой работе все будет не так, мечтал Петя, попивая какао. Будет бесплатный растворимый кофе и длинноногие девушки. Будет стол орехового цвета и офисный стул с крутящимся сиденьем. Будет…

В сладкие мечты вмешался какой-то посторонний неприятный звук. Петя вздрогнул и увидел, что это скрипучая кукушка пытается выскочить из часов. Он подскочил, строго выговорил маме, что та не следит за временем, схватил портфель и ринулся из дома.

Автобус подошел вовремя, но был так полон, что двери не открывались, придавленные спинами трудящихся. Петя остервенело заколотил в заднюю дверь. Створка слегка приоткрылась, затем еще, и в образовавшуюся щель протиснулась наружу тощенькая девушка. Петя помог ей выдернуть сумку, которая, казалось, застряла где-то в середине автобуса. И тут же, змеей, просочился внутрь. Недовольно задвигал локтями гражданин ступенькой выше. Поерзав, он пристроил локоть на Петиной голове и затих. Тут же завозился сосед справа, поочередно и тщательно наступил на Петины ноги, толкнул его под коленку, да прямо в нерв, так что Петя присел. «Ничего, это ничего. Это временно. На новой работе у меня будет машина», – утешал себя Петя. Тут автобус коварно и незаметно подобрался к станции метро и открыл двери. Злобно гудящий улей пассажиров стал напирать и наседать на Петю, и он неловко, спиной вперед, вывалился из автобуса, чуть не сев при этом в корзину с цветами.

– Нашла где поставить оранжерею, – злобно осадил он молоденькую торговку букетами и рысью кинулся в переход. Толпа из автобуса заметно отстала, и Петя сам себя похвалил за хорошую спортивную форму. Когда он добежал до турникета, даже гул толпы перестал быть слышен. «Ага! Сегодня мой день!» – мысленно воскликнул Петя и, сунув карточку в турникет, ступил на пустой эскалатор. Никто не загораживал путь и не мешал движению. Петя, решившись, побежал вниз, прислушиваясь к свистящему в ушах воздуху.

Неладное он почувствовал только в самом низу, когда его оглушила внезапная тишина. Будочка дежурного была пуста. Платформа тоже была пуста. Петя прошел несколько шагов вперед, заглянул за колонну. Пусто. Никого. Над головой с неприятным треском замигало и погасло матовое световое табло. Он подошел к краю платформы и заглянул в туннель. Из туннеля пахнуло вечной мерзлотой и, отшатнувшись, Петя в страхе побежал в другой конец станции. С разбегу ткнулся в железную решетку. С тоской сунул лицо между прутьями и посмотрел туда, куда вели мраморные ступени, – вверх, наружу. Там не было света.

– Кто-нибудь? – робко позвал Петя. Стены молчали. Прошло несколько минут. Петя услышал, как где-то в желудке неотвратимо тикают внутренние часы. Через тридцать… двадцать девять… двадцать восемь минут – собеседование. Крутящийся стул и бесплатный кофе…

Оторвавшись от решетки, завывая и высоко поднимая колени, Петя помчался обратно к эскалатору. Пусть с ним, метро, думал он. Да, я потрачу эти несчастные восемьдесят, нет, семьдесят, пожалуй, рублей на такси. Деньги – тьфу! Денег будет много. Денег будет столько, что… К его ногам скатился камешек и звонко шлепнулся на мраморный пол. Петя изумленно поднял голову и обнаружил, что эскалатор как таковой существует лишь в виде перил, ступеньки куда-то делись. Кто-то украл ступеньки! – озарила Петю внезапная догадка. И он решительно начал карабкаться вверх по осыпающейся под ногами щебенке, цепляясь за перила. Но уже через три метра кончились перила, и горка поднялась перед ним почти вертикально, ударив его пребольно по лбу. Петя сполз на животе вниз, прислонил ушибленный лоб к холодному мраморному полу и полежал так немножко, собираясь с мыслями.

Надо что-то делать – подумал он. Иначе можно катастрофически опоздать. Опоздать на всю оставшуюся жизнь, наполненную солнцем, которое косыми лучами падает сквозь жалюзи на ореховый стол. Решительно вскочив, Петя снова подбежал к краю платформы и строго посмотрел на табло, которое показывало время отсутствия поезда. Время отсутствия поезда отсутствовало. Время, которое Пете было отмерено до собеседования, приближалось к критическому.

«Здесь просто ремонт», – осенило Петю. Самый тривиальный ремонт. Эскалатор поломался – вон его завалило как! Вот и закрыли станцию. Во избежание. Ах, как полегчало Пете в этот момент. Все наконец-то объяснилось и стало не таким пугающе непонятным. И словно в подтверждение его догадки мимо платформы, не останавливаясь, пронесся поезд, весело сияя желтыми электрическими окнами. Петя запрыгал, радостно замахал поезду рукой, закричал:

– Счастливого пути!

Сзади послышался шорох, и еще несколько камешков скатились к Петиным ногам. Он медленно опустил поднятую в приветствии руку, обернулся и почувствовал себя нехорошо. Гора щебенки дрожала. Дрожала и шевелилась. С нее срывались отдельные камешки, катились вниз. Еще мгновение – и гора неотвратимо поползла на Петю всей своей неизвестной массой.

Заорав дурным голосом, Петя помчался от лавины в другой конец платформы. Добежав до решетки, он попытался забраться по ней вверх, но понял, что ему мешает портфель, с которым не осмелился расстаться, надеясь на лучшее. Лавина гремела за спиной. Петя повернулся, прижался спиной к решетке и зажмурился. Перед ним пронеслась вся его жизнь, кофе с длинными ногами и растворимые девушки в личном автомобиле орехового дерева.

– Мужчина! Гражданин! Там человек, товарищи!

Петя выпрямился. Он был готов принять свою смерть достойно и не стал обращать внимания на галлюцинации, который посчитал признаком малодушия.

– Откройте решетку, немедленно! Где камеры? Дайте свет! Какой сюжет, обалдеть!

Первая волна лавины накрыла ботинки Пети грязным песком…

Петю показывали по телевизору целый день. Во всех новостях. Бывшее начальство звонило и заботливо предложило три оплачиваемых дня на восстановление сил. Будущее начальство чарующим голосом длинноногой секретарши, говорящей в телефонную трубку с придыханием, великодушно перенесло собеседование на следующий день. Пока Петю, завернутого в одеяло, снимали для новостей, он выпил пять бумажных стаканчиков растворимого кофе – совершенно бесплатно.

Всю ночь Пете снились пальмы и бикини.

На следующий день, выйдя из дома заранее, он решительно взял такси. Водитель согласился на семьдесят рублей и помчался вперед. Лихо миновав пробку, проскочив по дворам, машина вырулила на совершенно пустой проспект…

– И что? – спросил капитан, которому рассказ в целом понравился, хоть и напомнил местами предыдущий.

– Да ничего. В метро не ходи, вот что.

– Погоди, – припомнил вдруг Снифф, – так построили же тринадцатую станцию на кольце. Как ее… «Площадь Суворова»!

– Построили, – согласился Квазиморда, – меж Козерога и Водолея построили. А как отрыли ее торжественно, так сразу Москву-то и накрыло. Так что в метро не ходи, я тебе говорю. И вылазь уже, раз собрался… Пора.

Снифф послушно вылез.

– Удачи, капитан! Может, еще и встретимся… Зона ж маленькая, как деревня. И вот еще… Я кое-что написал в часы досуга, – сказал несколько застенчиво Квазиморда и протянул Сниффу общую тетрадь в замызганной обложке из красного пластика. Для сохранности она была упакована в полиэтиленовый пакет. – Почитай. Может, понравится… Задумаешь издать в каком журнале – ради бога, хоть под своим именем, гонорар можешь пропить. Дарю.

С этими словами Квазиморда захлопнул дверцу, лихо развернулся на месте и, мигнув красными огнями, двинулся в обратном направлении.

Только сейчас Снифф понял, что помаленьку начинает смеркаться. Размышлять о поведении явно чокнутого сталкера или идти дальше, к пресловутому райотделу полиции? Несомненно, второе.

Капитан убрал подарок Квазиморды в рюкзак, поудобнее пристроил его на плечах, еще раз прислушался к удаляющемуся рокоту двигателя и зашагал по тротуару к Первой Крылатской улице.

17

Продюсер был одет со вкусом, но рационально. Камуфла, ботинки, шлем – все явно дорогое, из специальных магазинов, на плече – неизвестная собравшимся автоматическая винтовка, которую тут же принялись рассматривать, на поясе – «кольт», тоже какой-то новомодный. Референт Эдуард тоже походил на человека, хотя камуфляж на нем был попроще, а вооружился он бесшумным «валом». Хорошо, подумал Упырь, если сдуру начнет во что-то палить, то хотя бы без звука, внимание не особо привлечет.

Михайловский представил нам съемочную группу. Опасения Упыря не оправдались: состояла группа всего из трех человек.

– Это Костя, оператор, – показал Оскар Никитич на пузатенького веселого мужичка лет тридцати. Тезка Упыря был весь увешан чехлами и кофрами. – Это Игорь, второй оператор.

Игорь был совсем молод, тоже весь увешанный и с усами, как у Аспирина. У обоих операторов – пистолеты, вроде как «беретты». Правильно, им больше и не нужно.

Третий член группы запаздывал. Собственно, на пожар никто не спешил, и у человека даже могли быть уважительные причины, но Упырь не очень любил безответственность. Однако когда опоздавший наконец явился, критиковать его не было никакой возможности.

– Володя Белов, – с гордостью сказал продюсер, словно он сам родил и воспитал Володю Белова.

Аспирин присвистнул. Сантехник тихо матюкнулся, а Бармаглот с некоторым восторгом спросил:

– А автограф можно?

– Парни, вы что? – удивился, улыбаясь, Белов. – Какие автографы? Мы тут все в одной лодке.

Упырь покачал головой. Продюсер таки подложил свинью, да еще какую… Он сделал знак Михайловскому отойти в сторону. Тот послушно пошел.

Рандеву проходило в Одинцово, на окраине, где сталкеров ждали два приземистых джипа, на которых прибыли Михайловский и компания. Прислонившись к одному из них, Упырь укоризненно произнес:

– Что же вы делаете, Оскар Никитич? Зачем нам Белов? Я же прекрасно понимаю, что современный кинематограф вполне позволяет вам наснимать реальных планов, а потом вставить туда актера. Зачем его с собой в Зону-то тащить? Ведь это же…

– …ведь это же Владимир Белов, лауреат премий в Венеции и Каннах, звезда и все такое, да-да, – закончил за Упыря продюсер. – Я прекрасно понимаю. Но что я, твою мать, сделаю, если он поставил обязательным пунктом своего контракта участие в непосредственных съемках на объекте?! Он же кулаком стукнет, и мне придется другого на главную роль искать! А мне другой не нужен, мне нужен Белов! На нем вся картина держится!

Упырь покосился на кинозвезду. Кинозвезда что-то весело рассказывала сталкерам, размахивая руками. Видимо, случаи на съемках.

– Да вы бросьте, он нормальный мужик, – увещевал тем временем Михайловский. – Он трюки почти все сам выполняет.

– Трюки трюками, Оскар Никитич, а если с ним что-то случится?

– А это уже не ваша проблема, – сухо сказал продюсер.

Упырь напрягся.

– Послушайте, поскольку вы обратились именно ко мне, теперь это и моя проблема. Иначе у нас не получится никакой киносъемочной экспедиции. «Чайка», блин…

– Ну ладно, ладно, – пошел на попятную Михайловский. – Я не так выразился… Короче, все форс-мажорные обстоятельства прописаны в контракте, юристы все предусмотрели. Если с Володей что-то случится, вы никакой ответственности не несете.

– А вы?

– И я не несу. Он сюда поперся на свой страх и риск, я отговаривал, он не отговорился, и какого хрена я должен сам себе весь проект портить?! – снова ударился в эмоции продюсер.

Упырь хитро прищурился. Михайловский ничего не терял, если кинозвезду кто-нибудь сожрет. «Последняя роль Владимира Белова» на афише, а? «Мировой кинематограф понес тяжелую утрату… Во цвете лет и таланта…» На этом можно долго кормиться, а зрители толпами пойдут в кинотеатры, особенно убитые горем поклонницы.

По-своему Михайловский прав. За шиворот он Белова в Зону не волок, тот напросился сам, возомнив себя, очевидно, супергероем… Но была одна проблемка во всем этом – Упырю Белов нравился. И в роли Раскольникова в «Преступлении и наказании», и в роли Жеглова в ремейке «Место встречи изменить нельзя», и даже в каких-то одноразовых новогодних мелодрамах. Поэтому надо будет присматривать за киноактером, решил Упырь; а то вдруг продюсер решит, что траурная надпись на афише необходима ну вот просто кровь из носу?

– Я вас понял, Оскар Никитич, – примирительно произнес чернокожий сталкер. – Вопросов больше не имею. Идемте собираться, я так понимаю, мы до последнего поста колесами, а уж там пешком придется. Тем более дороги забиты, замучаемся расталкивать и растаскивать.

– Как скажете. Вы у нас командир, – польстил Михайловский. – Кстати, ваши документы… Вот тут они все.

И продюсер подал Упырю черный пластиковый пакет.

Они вернулись к отряду. Белов и в самом деле травил байки со съемочной площадки:

– …И он переносит все сцены в офис! А потом я случайно узнаю, что этот так называемый режиссер просто не умеет снимать на натуре! А главное, не любит. Это ж говорит, на морозе технику портить, а сам лакированными носами ботиночек поскрипывает! Технику ему жалко, как же! Да ему имидж не позволяет пуховик напялить! Но это еще ладно. Играю я бандита и по сценарию сижу за столом на воровской сходке и курю сигару. Сигара хорошая, «Упман», я курю с удовольствием, но все время что-то не так идет! То пистолет не выстрелил, то камера не туда отъехала, то свет не тот… Самый последний дольщик и тот умаялся…

– Чё за дольщик? – встрял непосредственный Бармаглот.

– Когда камера не статичная, по рельсам ходит, так вот дольщик – тот, кто рельсы для операторской тележки укладывает… Короче, дубль за дублем я курю вторую сигару, третью… Когда наконец сняли, я еле из-за стола выполз! Еле-еле водкой отпился!

– Вот это правильно, чува-ак! – одобрил Аспирин с видом знатока. – Помню, в армии, когда я в Абхазии служил, заходим мы в один дом…

– Кончаем политинформацию! – пресек его рассказ Упырь. – Пора.

Получив документы сотрудников «Чайки», люди погрузились в джипы и двинулись по направлению ко МКАДу. Пару раз их останавливали военные патрули – все же позднее время, как ни крути, – но Михайловский предъявлял свои верительные грамоты, вояки козыряли и пропускали дальше. Упырю даже стало неинтересно, и он задремал.

Проснулся где-то уже не слишком далеко от пересечения с кольцевой. Дорога, как и предсказывал сталкер, была забита брошенной техникой, к тому же ее перегораживал БТР. Михайловский о чем-то возмущенно пререкался с военными. Упырь сладко, до хруста в суставах, потянулся и опустил стекло, чтобы слышать, что там бухтит продюсер.

– …Вы не видите, чья здесь стоит подпись?! Может быть, мне следует позвонить, чтобы вы сами поговорили с этим человеком?

– Не положено, меня не предупредил никто, – отвечал Михайловскому ленивый толстый голос. Упырь сразу же узнал майора Попу. Майор Попа, молдаванин по происхождению, действительно был Попой по паспорту. У них в Молдавии и соседней Румынии, к которой Молдавия то присоединялась, то отсоединялась обратно, этих Поп было пруд пруди. Даже в сборной по футболу вратарь был Попа, а еще двое Поп играли в нападении.

– Я буду вынужден звонить! – разорялся продюсер.

– Звоните, чего ж, – милостиво разрешил майор Попа.

Упырь увидел, как засветился экранчик мобильного телефона, и Михайловский принялся тыкать пальцем в кнопки. Ага, как же. Здесь уже Зона перекрывает, нет мобильной связи. У военных рации и то еле-еле работают, даром что специальные, повышенной мощности и с защитой от помех.

Естественно, Михайловский никуда не дозвонился, чертыхнулся, а майор Попа довольным голосом сказал:

– Вот видите. А теперь давайте машинки осмотрим на предмет ввоза за периметр.

– Какого еще ввоза?! – окончательно вызверился продюсер. – Это частная собственность!

– А вот сейчас с БТР стрельнут, и не станет у вас больше никакой частной собственности, – пообещал майор. В игру пора было вступать Упырю; он выскочил из джипа в ночную сыроватую прохладу и сказал дружелюбно:

– Здорово, Камил Гаврилович. Как жизнь молодая?

– Как в ЮАР: кому жопа, а кому – самовар, – отвечал майор. – И ты, стало быть, здесь, черная душа. Значит, точно затеяли аферу. Ну что, обыскивать машины или тихо-мирно развернетесь и обратно поедете?

Майора Попу Упырь знал прекрасно. Продюсер мог тут размахивать любыми бумагами – для Попы авторитетов не существовало. Точнее, существовали, но исключительно в виде дензнаков. Конечно, можно было для начала показать ему актера Белова, но Упырь сильно сомневался, что майор Попа смотрел художественные фильмы. Потому он сказал майору:

– Секундочку, Камил Гаврилович, мы посовещаемся.

И отвел пышущего негодованием Михайловского в сторонку. Остальные смирно сидели в машинах.

– Ему надо дать денег, – негромко сказал продюсеру Упырь.

– Господи, только и всего?! – обрадовался тот. – Сказали бы сразу, что здесь этот упырь стоит на посту… простите… я не то имел в виду…

– Фигня, – махнул рукой сталкер. – Деньги давайте.

Продюсер вытащил откуда-то из глубин камуфляжа бумажник, полез было внутрь, потом тоже махнул рукой и сунул его Упырю со словами:

– Дайте, сколько надо, и поедемте уже дальше. Затрахал этот гребаный цирк.

Переговоры оказались недолгими. Упырь вручил майору Попе несколько банкнот приличного номинала, майор дал знак водителю БТРа, и тяжелая машина отъехала в сторону, открыв проход.

– Камил Гаврилович, мы тебе джипы на хранение оставим? А то не проедем ведь, – начал вторую часть представления Упырь. Майор помялся, но сжалился.

– Оставляйте. Я, правда, часа через три отсюда уеду, но ребятам скажу, присмотрят.

– Ты еще ребятам скажи, что не надо по салонам лазить, отвинчивать чего не следует и горючку сливать, – попросил Упырь.

Майор Попа заулыбался.

– Так и быть, – сказал он. – Знай мою доброту, черная душа.

Разгрузив снаряжение, джипы отогнали в сторонку, на бетонный пятачок. Тепло попрощавшись с майором, отряд двинулся по шоссе в сторону нависавшей над ним кольцевой автодороги.

– Будет чего интересное, обращайтесь! – крикнул вслед Попа. – Возьму на месте!

Киношники шли своей группкой, только Белов оторвался от коллектива и опять что-то вполголоса травил сталкерам. Вели себя все нормально, только референт Эдуард явно нервничал и все время поправлял свой «вал».

– Эй! – позвал его Упырь. – У тебя ствол на предохранителе?

– Да, а что? – отозвался референт.

– Ничего. Дрочишь его все время на ходу, смотри, не стрельни ненароком.

– Эдуард! – строго добавил Михайловский. Референт обиженно заморгал, но автомат больше не трогал.

Минут через пятнадцать они остановились у огромного двухэтажного «неоплана», осевшего на спущенных колесах.

– Последний инструктаж, – объявил Упырь, откашлявшись. – Дальше может быть опасно, поэтому слушайте меня внимательно. Это относится к нашим кинематографическим деятелям, включая и вас, Оскар Никитич.

– Так точно, – согласился продюсер.

– С этого момента вы делаете все, что я скажу. Это – Зона. Здесь погибло уже достаточно много хороших людей, которые были опытными сталкерами и в жизни видели всякое. Теперь их нет. Причина – самоуверенность, невнимательность, местами глупость. Мы все хотим вернуться целыми и невредимыми, поэтому ничего не делать без разрешения. Не трогать даже самые привычные предметы. Не отходить в сторону, держаться как можно компактнее, если только я не прикажу разбегаться в разные стороны. Прикажу – бегите не задумываясь. Далее: пьем, едим и гадим только на стоянках, опять же когда я объявлю о привале. Если увидели что-то непонятное – сразу же докладываем мне. Увидели что-то живое – сразу же докладываем мне. Увидели дохлое…

– Сразу докладываем вам! – отрапортовал Володя Белов, вытянув руки по швам. Эх, подумал Упырь с горечью, хлебну я горюшка с любимым артистом…

– Именно, господин Белов. Да, если кто курит – на марше не курим. Увижу – засуну сигарету в… в ухо. Вопросы есть?

– А я слышал, что в Зону ночью не ходят. Почему же мы идем ночью?

Толковый вопрос, и задал его референт Эдуард. Изучил материал, ничего не скажешь.

– Правильно спросил, – с одобрением сказал Упырь. – Дело в том, что в Зону как таковую мы пока не входим. Здесь так, предбанник Зоны. И скоро мы заляжем на ночлег, чтобы пораньше с утра встать и двинуться дальше. Объяснил?

– Вроде как.

– Еще вопросы?

– Мобильной связи тут нет?

Это снова Белов.

– В принципе нет. Различные электронные – и не только – устройства в Зоне работают по-разному, потому не удивлюсь, если… – Упырь прервался. – А зачем вам связь, если не секрет?

– Девушка у меня, – развел руками Белов. – Обещал позванивать.

– Ага… Так вот, я не удивлюсь, если ваш телефон будет в каких-то местах работать идеально. Но и не удивлюсь, если из телефона вам в ухо шибанет разрядом так, что голова оплавится. Случалось такое.

Актер несколько сник.

– То есть лучше не звонить?

– То есть лучше не звонить, – кивнул Упырь. – Если вопросов больше никто не имеет, предлагаю двинуться.

– У меня еще вопрос! – влез оператор Костя. – Снимать-то нам можно? Или тоже не будет работать? Тогда чего мы идем?

– С камерами обычно проблем не было, – пожал плечами Упырь, – иначе я бы вас сюда и не вел. Но без моего разрешения ничего не снимать и никуда не лезть. Накажу.

Операторы помрачнели.

– Ладно, на ходу можете снимать, что хотите, – смилостивился Упырь. – Но в сторону не отходить! А то подумаете, ах, какой ракурс хороший вон с того холмика, попретесь, а там не холмик вовсе, а «бабкина сиська».

Операторы невесело захихикали, а референт спросил:

– А что такое «бабкина сиська»?

– Страшная вещь. Лучше увидеть, чем слушать. Попадется – продемонстрирую. Хотя лучше бы не попадалась… Все, пора!

– Э, а по маленькой, чува-ак?! – напомнил Аспирин. – Традиция.

– Да, точно… Стар становлюсь, – сказал Упырь, вытащил фляжку и пустил ее по кругу. Выпили все, по глотку, без фанатизма. Даже референт. Что ж, подумал Упырь, а теперь – вперед.

И громко сказал:

– Пошли, что ли, с богом…

18

Снифф проснулся, почувствовав, что кто-то тянет из его кармана фляжку. Не открывая глаз, капитан резко схватил за руку карманника…

Точнее, хотел схватить. Никакой руки не было.

Резкий какой, зло подумал Снифф, вскакивая. В широкую щель над ржавым остовом «жигуленка», которым капитан загородился на ночь в стенной нише, сочился серый утренний свет. Снифф крутанулся на месте. Где же этот гад? Заночевал, называется, возле бывшего отделения полиции, и тут же обокрасть норовят!

Однако в закутке, кроме него, никого не было.

Снифф нахмурился.

И почувствовал, как фляжка снова поползла из кармана.

– Ах ты!.. – Капитан хватанул воздух рядом с карманом и с изумлением увидел, как фляжка, его собственная фляжка, неспешно поплыла по воздуху прямиком к выходу. Следом за ней из карманов потянулись прочие вещи.

Снифф, чертыхаясь, завертелся на месте, пытаясь удержать расстегивающиеся молнии и на ходу отлавливая кувыркающиеся в воздухе предметы. Только после того, как выскочивший из кобуры пистолет пребольно стукнул его по лбу и тоже рванул на выход, Снифф опомнился. В два прыжка нагнав ретивое оружие, вцепился в него обеими руками и потянул к себе. Пистолет упрямо не хотел возвращаться к хозяину.

– Одеяло убежало, улетела простыня… – сопя от напряжения, пробормотал капитан.

– И подушка, как лягушка, ускакала от меня, прости, господи, что цитирую богохульство сие… – в ответ пробасило снаружи, и пистолет перестал сопротивляться. Снифф по инерции подался назад и, не удержавшись, пребольно шлепнулся на задницу.

Пистолет отлетел к стене, где и замер, не делая более попыток к бегству.

– Зашибись… Это что – пароль был? – обалдело спросил сам себя Снифф и сердито крикнул: – Какого хрена? Вещи верните, сволочи!

Скелет «жигуленка» сдвинулся в сторону с противным скрежетом, и Снифф отвалил челюсть, увидав на пороге самого натурального попа. Священник был седобород, одет в рясу, истрепанную внизу так, что она превратилась в сплошную бахрому. Из-под рясы торчали ноги в черных кроссовках, на груди висел огромный серебряный крест, а на плече – изрядно пошарпанный «укорот» АКСУ.

Поп сгрузил перед капитаном сбежавшие из карманов пожитки и виновато сказал:

– Простите их, ибо сами не ведают, что творят.

– А? – похлопал глазами Снифф.

– Воспитую, но тщетно. Клептомания неискоренимая, погрязли буквально, идолы. Лучше вор, нежели постоянно говорящий ложь; но оба они наследуют погибель, – доверительно сообщил поп и протянул мозолистую пятерню. – Отец Никон. И запомни, не Кэнон, а Никон! Не путай. А то прокляну.

– Снифф…еров. Сергей, – пожал руку попу Снифф. – Капитан МЧС.

– Ты не сталкер, что ль? – удивился отец Никон. – Или сталкер из военных?

– Нет, я вообще не сталкер… – кратко ответил Снифф и сделал неопределенный жест рукой. – Что… что это было?!

– Все вернули, – засуетился поп. – Вот: фляга, ножик, платок носовой…

– Кто вернул?! – завопил Снифф, понимая, что больше не может выносить этого абсурда.

– Да эти… шалопаи. Паства моя, прости их Господи, – виновато махнул в сторону выхода отец Никон.

Снифф посмотрел и резво начал отползать к стене, пытаясь нащупать валяющийся там ствол. Из-за поваленного «жигуля» выглядывало по меньшей мере десятка два шишкастых уродливых голов с горящими глазами. Головы бормотали, шипели и явно чего-то затевали. Капитан увидел, как куча почти детских ручек вытолкала из-за машины двух небольших мутантов, и тут наконец в руку ему лег пистолет.

– Ложись, батя! – крикнул Снифф, прицеливаясь. Мутанты злобно заверещали, и пистолет снова вырвался из руки капитана. – Хана нам, – понял Снифф, – сейчас они нас обоих уделают…

Отец Никон повел себя неожиданно: вскочив, он замахал руками на мутантов и сердито забасил:

– Доколе же это будет продолжаться, я вас спрашиваю? Пошли вон! Вон пошли!

Мутанты ответили ему жалобным разноголосым писком.

Снифф вертел головой, начиная понимать, что эти уродцы, облаченные в лохмотья, эти упыри с шишкастыми головами и недоразвитыми ручонками – они и есть та самая паства, о которой толкует отец Никон. Капитан почувствовал смутное беспокойство. С одной стороны, оно, конечно, хорошо, что поп ими руководит. Хотя пока неясно – руководит ли. С другой стороны – вот именно, может, и не руководит вовсе. А может, этот поп и сам мутант похлеще гнусных карлов.

– Да ты не бойся, – меж тем ласково обратился к Сниффу отец Никон. – Ты сам-то православный или же христианин хотя бы?

– Агностик, – мрачно ответил Снифф, решив, что притворяться у него нет ни сил, ни желания. Будь что будет.

– И тоже хорошо, – согласился отец Никон, – сильная, значит, натура. Это слабым вера обыкновенно нужна. Вот, к примеру…

Снифф вытащил из кучи фляжку, открутил колпачок и сделал хороший глоток. Отец Никон прервал свою тираду и посмотрел вопросительно. Капитан молча протянул ему фляжку.

– Благодарствуйте, не откажусь, – с достоинством произнес отец Никон и тоже сделал хороший глоток. – Ты напояешь горы с высот Твоих, плодами дел Твоих насыщается земля. Ты произращаешь траву для скота, и зелень на пользу человека, чтобы произвести из земли пищу, и вино, которое веселит сердце человека, и елей, от которого блистает лице его, и хлеб, который укрепляет сердце человека.

Карлы индифферентно смотрели на выпивающих.

– А эти – они кто? Бюреры, что ли? – вспомнил капитан, что ему рассказывал брат.

– Нет, какие бюреры… Бюреры все там остались, в старой Зоне, у них пастырем мой коллега, отец Дормидонт. А этих я так и зову – карлы. Сталкеры небось свое название придумают, ну да то их дело. На бюреров же мои карлы почти совсем не похожи. Разве что телекинетики. Живут не стаями, а обособленно, мусор всякий не собирают, а главное – питаются в основном растениями, аки богопротивные веганы. Не знаю, что зимой с ними делать. Хотя раз такими умыслены, как-то прокормятся.

– Вы-то сами как сюда попали?

– Да как в Библии. И сказал мне Господь: встань, пойди в путь пред народом, – ответствовал поп. – На самом-то деле я местный, на улице Самокатной проживал, где водочный завод. Келья у меня там была… Сейчас плохое место совсем, не хожу туда больше. Да и далековато. Здесь помаленьку обжился. И храм тут есть, на Большой Филевской, захаживаю порой, присматриваю…

Поп вздохнул.

– А ты-то сюда зачем? Не сталкер, говоришь…

– Брата я ищу. Вот. – Капитан вытащил фотографию Вадима и показал отцу Никону. – Не встречался вам?

Поп внимательно всмотрелся в снимок, отрицательно покачал бородатой головой.

– Нет, не видал. Дело доброе, но как же ты найдешь его? Москва, чай, не маленькая…

– Я примерно знаю место, где брат пропал. И вот еще что…

И Снифф рассказал священнику о своих «вещих снах». И о том, что сегодня сна не было…

Отец Никон внимательно выслушал капитана и сказал:

– Плохое место твой Филевский парк. Очень плохое.

– Почему, батюшка?

– Сектанты там обосновались. Зовут себя Выжившими, молятся идолам, чужих не любят. Если твои сны и впрямь вещие, или у брата артефакт есть, который их тебе передает, – вполне возможно, они зачем-то его у себя держат. Что же делать-то с тобой, раб божий капитан?

– Я дальше пойду, – решительно сказал Снифф. – Если можете чем-то помочь – помогите, буду благодарен.

– Сделаем вот так…

Поп открыл висящий на поясе большой кожаный кошель и порылся там. Достал что-то вроде обрывка кожаного ремешка, сунул Сниффу.

– Держи. Это для связи. Мои карлы приволокли, они часто непонятное притаскивают, я в основном выбрасываю, а вот насчет этого уразумел ненароком…

– И что с этим делать? – Снифф повертел в руках ремешок.

– Пока припрячь, а если надо со мной связаться – завяжи в петлю да повесь на ухо. У меня другая такая же, я тебя услышу, и ты меня услышишь. Как закончишь говорить – снова развяжи да убери, а то разрядится. Я не ведаю, на сколько заряда хватает. Иди осторожно, тут хотя и недалеко с виду, места неприятные, кругом каких только богомерзких созданий не бегает… Сам вот вынужден с оружием ходить. Иисус еще говорил – теперь, кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай одежду свою и купи меч.

И поп любовно погладил свой облезлый «укорот».

– Сколько их там хоть, этих Выживших? – поинтересовался капитан, собирая украденные карлами вещи.

– Того я знать не могу, но, полагаю, десятка два. И мужики, и бабы, последние небось поопаснее мужиков будут, ибо бабы… Ну, знаешь ты, к чему это я. На что баба способна, ага…

– Вы ж, батюшка, монах, наверное? – хитро улыбнулся Снифф. Отец Никон тоже расплылся в улыбке и сказал, наставительно подняв палец:

– Монах – это мужчина запаса! В тяжелую годину всегда призваться может.

Карлы заскрипели и залопотали. Неужто смеются, поразился капитан. Гаденькие все-таки создания, как только священнику не противно с ними возиться. Вот что крест животворящий делает, как говорится…

Отец Никон в сопровождении следующей на почтительном расстоянии паствы сопроводил Сниффа до Суворовского парка. Было уже совсем светло, и капитан только сейчас вспомнил, что даже не подкрепился с утра, только выпил немного с попом. Ладно, в парке всегда можно будет перекусить. Сяду на пенек, съем пирожок… Лишь бы самого никто не съел.

– Счастливо тебе, капитан, – пожелал на прощание отец Никон. – И да пребудет с тобой помощь небесная.

– С нами аллах и два пулемета, – машинально пробормотал Снифф и тут же испугался, что поп обидится, но тот лишь расхохотался, оглаживая бороду.

Капитан свернул с улицы и углубился в парк, оглянувшись на священника и его паству. Отец Никон, продолжая улыбаться, махал рукой вслед, а карлы, негромко вереща и толкаясь, выглядывали из-за микроавтобуса с эмблемой DHL.

Когда Снифф обернулся во второй раз, поп и карлы уже скрылись за ветвями деревьев, сомкнувшимися над тропинкой. Почему-то капитану стало грустно. Отец Никон казался частью того, старого мира, надежной и дышащей спокойствием. Никогда Снифф не был верующим, но живо представил, как они со священником пьют чай у костерка, а карлы подносят им блюдца с печеньем и читают для развлечения избранные места из Библии.

– Может, увидимся еще, святой отец, – пробормотал капитан и поискал в кармане кожаный ремешок-артефакт, не утерял ли. Ремешок был на месте.

С тропинки, которая впереди переходила в асфальтированную, Снифф свернул. Парк был довольно цивилизованный, первозданная зелень то и дело сменялась велодорожками, детскими площадками, даже памятник Суворову попался. Ну да, парк же Суворовский… Интересно, чего он тут делал, Александр Васильевич? Охотился, что ли?

На детской площадке с разноцветными веселыми лесенками и горками обосновалась колония неведомых тварей. Металлические и пластиковые трубы и поручни плотно обсели белесые комки, напоминающие ватные. Комки пульсировали, словно дышали, а некоторые едва заметно ползли. Агрессии в отношении Сниффа твари не проявляли, но он обошел площадку подальше.

В самом же лесу, то бишь в дикой части парка, все выглядело как обычно. Деревья, кусты, трава, цветочки. Белка пробежала, взмахнув хвостом. На белку Снифф среагировал, вспомнив не столь давнюю атаку беличьей стаи и эпическую битву с нею Зануды, но зверек даже не обратил внимания на капитана. Что-то цвиркнул сквозь зубы и маханул на осину, скрывшись в листве.

В парке немудрено было заблудиться, хотя Снифф и пытался выдерживать направление. Он всерьез рассчитывал добраться до завода имени Хруничева максимум через несколько часов и прикинул, не спуститься ли к реке. Река никуда не денется, и если идти вдоль берега, упрешься фактически в завод. Правда, судя по карте, там открытое место, частично цивилизованная бетонированная набережная… Пляжи небось, ресторанчики разные, видно все как на ладони, и мало ли что завелось в воде.

Но когда Снифф прошел мимо двух перевернутых лавочек во второй раз и уперся в ту же населенную ватными комками детскую площадку, он понял, что реки не избежать. Если только ему удастся к ней выбраться…

Прошло два часа. Снифф все так же плутал по зарослям, понимая, что дело нечисто. С ориентацией у капитана всегда был порядок, и одно дело – ненадолго заблудиться в незнакомом парке, но совсем другое – не выйти к такому мощному ориентиру, как река. Причем находящемуся в двух шагах.

Несколько раз Сниффу казалось, что он уже чует свежесть большой воды, он ускорял шаг, но снова и снова выходил то к детской площадке, то к летней кафешке с мрачными запыленными стеклами, возле которой толпились усыпанные опавшими листьями столики. Устав и плюнув, капитан уселся за крайний столик и съел банку фасоли в томатном соусе. Вокруг было тихо и спокойно, раздражала лишь приоткрытая дверь кафе, поскрипывающая на ветерке. Зайти, что ли, внутрь, проверить, что там полезного есть, подумал Снифф… Нет, запасов и без того достаточно, а внутри темновато, мало ли, кто там мог поселиться или спрятаться. Не стоит искать на свою задницу приключений, их и без того достаточно. Собаки вон чуть не захавали, если бы не Квазиморда на своем уборочном грузовичке, сейчас вполне могли бы капитанские косточки глодать.

Аккуратно бросив банку в стоявшую неподалеку урну и только потом осознав некоторую глупость своего поступка, капитан встал, запил фасоль водичкой и в очередной раз двинулся к реке. Кафешка на карте обозначена, разумеется, не была, не тот масштаб и детализация, – а жаль. Поверхность под ногами вроде бы пошла под уклон, капитан обрадовался, но тут же снова вышел к установленному возле асфальтовой дорожки стенду. Со злости Снифф прочитал наконец, что там написано, и узнал много интересного. К примеру, что одна из достопримечательностей Фили-Кунцевского лесопарка, в состав которого входит Суворовский парк, – Кунцевское городище, одно из древнейших укрепленных поселений на территории Москвы. Тут сохранились земляной вал и ров, а в результате раскопок были обнаружены следы частокола, остатки жилых и хозяйственных построек, а также более ранние культурные слои, относящиеся к какой-то Дьяковской культуре.

Также в излучине Москвы-реки находилось имение «Кобринский ключ», одним из владельцев которого был полководец Суворов, что и предопределило название парка. Отсюда, видать, и памятник…

Но все это никак не помогло Сниффу в его поисках водной артерии, равно как и нарисованная здесь же схема парка. Да, вот кафешка, где он фасоль съел. Вот памятник Суворову. Вот река. Но если, блин, идти в ее сторону, ты выходишь куда угодно, только не к реке!

Капитан разбушевался.

Он выдернул из земли стенд, повалил его, растоптал, прыгая, словно дикарь на празднике бога-крокодила, потом махнул рукой и побрел в очередной раз в направлении реки.

Вышел к детской площадке – не той, что поработила белесая вата, а к другой, с виду совершенно безобидной и никем не захваченной. Покачался на качелях под повизгивание давно не смазанных подшипников, потом забрался на самый верх решетчатой ракеты, надеясь с высоты увидеть реку сквозь деревья. Ничего не увидел и решил лезть на дерево.

По деревьям Снифф, как любой толковый пацан, изрядно полазил в детстве. С тех пор он утратил гибкость и слабоумную отвагу, свойственную детям, но забраться на вон ту липу в принципе мог. Капитан понимал, что пользы от этого будет мало – ну, увидит, и что? Увидеть и дурак может, ты попробуй дойди сквозь аномалию… А то, что здесь вершит свои темные дела некая зоновская аномалия, Снифф уже осознал.

Тем не менее на дерево он все равно полез и реку увидел. Совсем недалеко – вода поблескивает на солнце, мелкая волна, у берега полузатоплен небольшой прогулочный теплоходик… Зрелище слегка приободрило Сниффа, но потом он посмотрел вниз и увидел, что к детской площадке выбредают из зарослей несколько обтрепанных фигур. То ли бакланы, то ли мертвогрызы, то ли еще какая местная сволочь… А самое обидное в происходящем было то, что рюкзак и автомат Снифф оставил на детской горке, чтобы не мешали лезть на дерево. При себе у него имелись только пистолет и нож.

Фигуры неуклюже бродили по площадке, натыкаясь на лавочки, качели и песочницы. Иногда некоторые замирали и словно бы принюхивались, подняв лицо кверху, но Сниффа на дереве, кажется, пока не замечали. Не обратили они внимания и на рюкзак с автоматом, лежавшие на видном месте. Наверное, неживыми предметами не интересовались.

Теперь Снифф понял, что это скорее всего мертвогрызы. Баклан смирный, столпник стоит на месте, а эти явно чего-то ищут, и морды у них противные, нечеловеческие… Видел уже, встречались. Правда, тогда у него был автомат.

Вариантов, как и в случае с собаками в детском саду, было два: или попробовать дождаться, пока мертвогрызам надоест тут шариться и они уйдут восвояси, или перебить их из пистолета прямо с дерева. Пока в зоне внимания четверо… Нет, пятеро, вон еще один ковыляет, черт, да это же ребенок… В пистолете девять патронов, плюс запасная обойма, плюс… Плюс все. Остальное в рюкзаке. Ну и нож еще, хотя с ножом против таких уродов не катит, его же в голову бить надо…

Капитан спустился немного ниже и устроился на толстой ветке, свесив ноги и наблюдая за мертвогрызами. Те продолжали неторопливое движение по площадке. Один споткнулся о край песочницы, упал, долго и коряво поднимался. Ребенок – девочка лет двенадцати в яркой синей футболке с Пятачком из американского мультика про Винни-Пуха – остановилась прямо под деревом, на котором сидел Снифф, и чего-то ждала.

А потом посмотрела вверх белыми мертвыми глазами, разинула пасть и громко закричала, указывая на Сниффа пальцем.

19

Соболь тащил неизменные два ружья из коллекции: охотничье фирмы «Зауэр» «Три кольца», сделанное в Германии в 1937 году, и отечественное МЦ-111-12, которое он ценил еще больше. На ходу он бухтел негромко:

– Обратите внимание – горизонтальное расположение стволов. Запирание стволов – тройное, с помощью оси шарнира, подствольных крюков и рамки запирания. Стволы – демиблок, обеспечивающие повышенную прочность. Ударные механизмы – полные замки, расположенные на отделяемых боковых досках. Съемное цевье имеет кнопочную защелку, расположенную перед цевьем. Спусковой механизм изготавливается в варианте с двумя спусковыми крючками. Цевье и ложа с пистолетной или прямой формой шейки изготавливаются из высококачественной ореховой древесины. Для обеспечения высокой безопасности обращения ружье оснащено предохранителем, расположенным на шейке приклада, и интерсепторами, а также указателями взведения курков, расположенными на боковых досках. Калибр – двенадцать. Патронник – семьдесят миллиметров, – гордо вещал он киношникам.

Упырь эту мантру слышал уже раз десять минимум, а вот киношники почтительно внимали, кивая головами в нужных местах. После живописаний МЦ Соболь обычно переходил к «Зауэру», добытому его дедушкой в качестве трофея еще в Великую Отечественную. Что ж, пускай слушают, проникаются уважением. Жалко, что ли…

– Опа!

Это был Сантехник.

– Чего там стряслось?

– Семецкий родился, – растерянно произнес он. – Прикинь, на ПДА упало. Что за бред?

– А число сегодня какое, чува-ак? – лениво спросил Аспирин.

– Не помню, а при чем тут число?

– День рождения у Семецкого сегодня, понял?

– Не понял…

– Я и мой брат дебил… Ты что, не в курсе, что у человека есть дата рождения? Когда он на свет явился в муках и тэ пэ, чува-ак?

– И чё? Это же Семецкий!

– Ну ё! Чува-ак! Ты по ходу в последний выброс домой не пошел, как мамка велела, а в песочнице копался?

– Кончай, Аспирин. Я правда не догнал…

– Отправь поздравления, пожелание счастья, здоровья, долгих лет жизни, хе-хе…

– Ну ты циник, Аспирин, – покачал головой Упырь.

Продюсер, слушавший разговор, оживился:

– Простите, это тот самый прославленный Семецкий?! Может, нам имеет смысл внести в сценарий… Легенды Зоны – это всегда интересно, народ это любит…

– Семецкий разве в старой Зоне не остался? – спросил актер Белов. Тоже разбирается, поди ж ты… Хотя небось готовился, начитался книг, их про Зону тысячи написаны; брехня в основном, само собой, но зачастую интересная.

– Остался. Но, бывает, выскакивает на ПДА и здесь. Правда, такое в первый раз вижу, чтобы родился, – лениво пояснил Упырь. – Кстати, в Москве ПДА работают абы как, и доверять им я бы не советовал.

– Точно, чува-ак, – возбужденно воскликнул Аспирин. – Сообщения какие-то левые гонят, на местности определиться вообще капец нереально… Я даже брать не стал, чтобы не путаться лишний раз. Только отвлекает. У меня вот тут свой ПДА, встроенный, прикинь, чува-ак!

С этими словами Аспирин звучно постучал себя пальцем по лбу.

Отряд двигался ко МКАДу с нормальной такой скоростью, не шумел, никто не лез куда не следует. Всем этим Упырь был крайне доволен, но никак это не демонстрировал. Скажи новичку в Зоне, что он молодец и все правильно делает, – тут же совершит ошибку. Не исключено, последнюю. Был такой Фазан, откуда-то с Карпат, туповатый паренек, но весьма старательный. Шел след в след, если велели замереть – стоял камнем, пока с места за руку не стащат, артефакт нашел – в руки не брал и в рот не тащил, сразу звал старших… И вот угораздило же на привале похвалить его расслабившемуся после стаканчика сталкеру Шэту. Фазан как раз щи сварил, грамотно провесил болтами дорогу к родничку – посуду или рожу помыть, да и пить в принципе родничок позволял, почти чистенький… Шэт и расхвалил новичка – все бы, дескать, так. Тот на радостях затеялся чай заваривать, поскакал опять к родничку по провешенной безопасной тропинке, и с тех пор никто Фазана не видел. Всего метров на пятнадцать отошел, в овражек, а нашли только чайник. У родничка валялся…

Нет, доброе слово – оно и кошке приятно, но кошек в отряде не было, потому Упырь и помалкивал.

Зона уже чувствовалась, хотя и совсем не так, как привык чернокожий сталкер. Старая Зона – она накрывала. И он даже знал место, где обычно случалось после прохода за Периметр. К слову, и Периметр там был не такой ползучий, как здесь. Прорывы случались, но граница оставалась границей, а тут – хрен поймешь…

И чуйка тут другая. Упырь вспомнил, как был у них сталкер Панасоник, который ссался и потому всегда вползал в Зону с голым задом, без штанов. Ну, чтобы портки не мочить или там памперс не надевать – неудобно в памперсе ползать, не маленький и не старенький, поди. Потом, понятное дело, Панасоник штаны надевал, но неприятный осадочек у всех оставался… Итогом стало то, что Панасоник завязал и уехал в Молдавию, он вроде как оттуда родом был. Винзавод затеял, даже писал недавно – приезжайте, мол, в гости, вином угощу, мамалыгой разной, голубцами или чего там еще эти румыны жрут… Никто не поехал, ясное дело.

Упырь нынешнюю Зону чуял зубом. Левый нижний клык начинало дергать, словно стоматолог в него свое поганое сверло вкручивал… Вот и сейчас вкрутил так, что Упырь даже остановился, охнул и привалился спиной к съехавшему на обочину китайскому джипу «Великая стена». Отряд тут же остановился, подбежал Аспирин и участливо спросил:

– Чего, чува-ак? Зона рубит?

– Она, сволочь, – страдальчески морщась и двигая челюстью, кивнул Упырь.

Остальные смотрели на них – одни спокойно и привычно, другие, то есть киношники, с сочувственным любопытством, а Белов даже слегка гримасничал. Видать, прикидывал, как такое сыграть потом, когда будут доснимать оставшиеся сцены. Уже за Зоной, по возвращении… Черт с ними, подумал Упырь и достал из кармана куртки блистер с обезболивающим. Сунул в рот сразу три таблетки, разжевал, стараясь не попадать на болевший зуб, сплюнул сладковатую горечь.

– Может, привальнемся? – спросил Бармаглот.

– Нет, дальше пойдем. Успеем еще. Да и нехорошо вот так на трассе… Что-нибудь поприличнее присмотрим. Вариантов масса, тут непростые люди жили.

– Да, это точно, – подтвердил Михайловский. – Приходилось бывать тут… у разных…

Они тронулись, но метров через пятьдесят стало по-разному плющить остальных. Не всех – Белов и продюсер ничего не почувствовали, референт часто икал, стеснительно прикрыв ладошкой рот. Операторы выглядели мрачными – видать, тоже что-то чувствовали. Сантехник пожаловался, что сильно ноги чешутся, хоть снимай ботинки да скребись, а Аспирин молча вытащил из рюкзака длинную ленту туалетной бумаги и уединился за желтой маршруткой. По идее, следовало за ним присмотреть, подстраховать, но здесь было безопасно, а уж мелочь всякую Аспирин и сам заметит, не маленький.

А на привал они остановились уже за МКАДом, выбрав в качестве убежища огромный автобус. У него даже не сели аккумуляторы, и потому в салоне включили свет, задернув на всякий случай плотные шторки. На крышу послали Бармаглота – точнее, он вызвался сам, а остальные принялись готовить ужин. Точнее – вынимать из рюкзаков, кто что хотел. Не суп же варить в автобусе, в самом деле.

Жевали молча, алкоголем баловаться не стали – это на ночь, чтоб спалось лучше и снилось интересное. Зуб у Упыря по-прежнему дергало, потому он лишь выпил кофе из термоса. У остальных тоже особенного аппетита не наблюдалось, только Аспирин опустошал банку консервированных сосисок, да оператор Игорь наворачивал копченую колбасу, откусывая прямо от палки.

Когда общество откушало, все разлеглись на разложенных креслах, чтобы малость переварить пищу. Аспирин с сомнением посмотрел на спутников и открыл вторую банку сосисок.

– Помню, было мне лет пять или шесть… Мокрожопый еще совсем пацанчик, в общем, – неожиданно сказал Михайловский. Пошелестел оберткой соевого батончика, который ел на десерт, помолчал и продолжил: – Привез меня батя в деревню, не помню уже, чего мы там делали – то ли на охоту, то ли по каким-то делам… Старая такая деревня, далеко от больших городов, без городских понтов поэтому. Люди такие приятные, мне тогда по дурости странными еще казались, ага. Но я не об этом. Был там одинокий дед Косыгин. Фамилия деда на самом деле была другая, но с незапамятных времен все звали его Косыгин, потому что имя-отчество дедово было Анатолий Иванович, как у брежневского премьер-министра, которого теперь уже мало кто помнит. Кстати, говорят, хороший был человек. Так вот, дед Косыгин жил исключительно рыбой: варил ее, жарил, вялил, зимой делал строганину. Ну, раками еще. Ловил и лопал старый все подряд, перловиц даже… Еще он на хренах и на рыбьих плавничках с чесноком и всякой травкой настаивал брендю, как он называл…

– Ты ж маленький был, чува-ак, – уточнил Аспирин, деловито жуя сосиску. – Еще скажи, что пробовал.

– Да это уже потом батя рассказывал. Ладно, я опять отвлекся. Короче, видел я, как дед Косыгин кабана резал. Он был в этом деле мастер, и свинокол у него специальный имелся, трехгранный штык от мосинской винтовки с приделанной рукоятью. А кабана старуха какая-то откормила жуткого, размером… Да охренеть каким размером. И злобный, как сволочь, глаза горят, клыки торчат…

– Прямо чернобыльский кабан, – улыбнулся Соболь, который в свое время таковых завалил десятка три.

– Как с таким справиться? Предложили уже прямо в свином загоне, в сарайчике, из ружья кабана стрелять, а дед говорит – тоже, придумали. Сейчас, говорит, все сделаем без шума и пыли. Взял корыто, взял муки килограмма три, высыпал в корыто и говорит – пускайте, мол, кабана. Открыли дверь, попрятались, кабан выскочил из сарайчика, понюхал и давай жрать муку. Набил целую пасть, мука от слюны намокла, кабан давится, чихает, кашляет. Дед к нему подкрался и свиноколом в нужное место – ать! Кабан только ногами подрыгал… Вот так-то.

– Очень печальную историю вы нам рассказали, Оскар Никитич, – задумчиво произнес Бармаглот, просунувшись в автобус. – Аспирин, смени-ка меня… А что вас на нее… м-м… подвигло?

Аспирин ушел. Бармаглот сел рядом с Михайловским.

– Вы не поверите, – как-то печально улыбнулся продюсер, – я сейчас сам себе того кабана напоминаю. Желание хапнуть побольше, аж давишься, а к тебе уже дед со свиноколом подбирается.

Несколько мгновений Упырь ждал, что Михайловский закончит: «Давайте-ка обратно, ну его на хрен, этот Протон», но продюсер лишь помолчал и велел оператору:

– Игорь, сними, как мы сидим на привале.

– Уже снял, Оскар Никитич, – доложил оператор.

– Тогда, может, двинем дальше?

– Отчего бы и нет, – сказал Упырь.

Тем более и зуб у него прошел.

20

Снифф завязал обрывок кожаного ремешка петелькой и повесил на ухо.

Со стороны он, наверное, выглядел как идиот, но видели его только собравшиеся внизу мертвогрызы, а их мнение капитана не слишком-то беспокоило.

– Алло, – произнес он, покрепче ухватившись за ветку.

Ремешок некоторое время молчал, потом уху стало горячо, словно из фена подули.

– Что там с тобой? – несколько сварливо сказал отец Никон.

Слова появлялись где-то у самой барабанной перепонки, словно из глубоко всунутого в ушную раковину наушника.

– Застрял я, батюшка, – пожаловался Снифф. – В парке, на дереве.

– Чего ж тебя на дерево занесло? – удивился поп.

– Я сначала в какую-то аномалию попал, никак к реке выйти не мог. Бродил-бродил, надоело, решил на дерево залезть и посмотреть. Реку вижу, а спуститься не могу – покойники внизу… Наползли, пока я лазил. А у меня с собой только пистолет, автомат внизу оставил…

– Сколько их?

– Уже девять… Нет, одиннадцать. Патронов две обоймы.

Священник замолчал. То ли думал, то ли магическая связь прервалась. Снифф с тревогой ждал, посматривая на мертвогрызов, которые таращились снизу и противно поскуливали, щелкая зубами. Особенно старалась обнаружившая капитана девчонка, которая периодически подпрыгивала и пыталась вскарабкаться по стволу, но съезжала вниз.

Повторялась дурацкая история с собаками. Капитан мрачно посмотрел на автомат, который так и лежал себе, где оставили.

– Слушай сюда, капитан, – прогудел в ухе голос отца Никона: – По деревьям, сын мой. По деревьям. Удачи.

Снифф убрал затихший ремешок и прикинул, насколько осмысленным является предложение священника, выраженное в забавных стихах про, несомненно, обезьян. Сам небось сочинил… А хвост бы и в самом деле не помешал, да.

До ближайшего дерева было метра три. Если прыгать с таким расчетом, чтобы попасть на ветви чуть ниже, вполне доступное упражнение… Дальше осина, стоящая совсем рядом, там можно просто перелезть по толстым ветвям. А потом… Блин, ну не до реки же так добираться, притом деревья по мере приближения к реке будут все более редкими, и с хвостом не напрыгаешься.

– Хороший у вас план, товарищ Жюков, – пробормотал капитан, примерился и прыгнул на соседнее дерево. Вцепился в ствол, ободрав руку о сучок, замер. Глянул вниз – мертвогрызы зашевелились, но пока вяло. Он перемахнул на осину, с осины, едва не соскользнув по колючим лапам, – на огромную ель, а оттуда – на почти недосягаемую с виду решетчатую ракету. Последний прыжок был отчаянным, и в другое время Снифф на него сроду не решился бы. Тут же представил бы, как не долетает, падает на землю, ломает ногу, и благодарные мертвогрызы разбирают его на стейки и требуху.

Но сейчас представлять было некогда, как и терять скорость; капитан в итоге перестарался, врезался всем телом в островерхую «боеголовку» ракеты, обхватил ее руками, словно родную, несколько раз глубоко вдохнул-выдохнул и соскользнул вниз.

Непосредственно у конструкций детской площадки обретались всего трое мертвогрызов из числа вновь прибывших. Остальные подтягивались от деревьев, но Снифф ждать их не собирался. Цапнув автомат и рюкзак, он пнул одного из ближних покойников ногой в живот, второго просто оттолкнул и начал отступать в сторону реки. В крайнем случае его опять выведет или к кафешке, или сюда… Интересно, а на мертвогрызов аномалия тоже влияет?

Покойники ускорились, и Снифф, закинув рюкзак на плечи, открыл огонь. Прицельно в башку свалил двоих, еще нескольких, заходивших слева, прострочил очередью, уже не особо целясь. Кому-то попал по ногам, тот упал, дальше разглядывать не стал и хотел ломануться через лес, но тут откуда-то сзади выскочил особенно шустрый ублюдок и бросился на Сниффа.

Капитан рефлекторно успел присесть в последний момент, и мертвогрыз кубарем полетел через него. Удлиненные челюсти с острыми клыками клацнули в воздухе, пальцы рванули ремень автомата. «Абакан» улетел в сторону, под круглую деревянную вертушку с поручнями. Искать его значило сдаться на съедение, потому Снифф с матами кинулся бежать.

– Мы скачем по пальмам навстречу великим делам… – бормотал он, словно молитву. – Мы скачем по пальмам навстречу великим делам…

Мертвая гнусь приотстала, все же с ориентацией у них было не слишком. Однако капитан волновался – ему не нравилась перспектива так и шляться по замкнутому кругу, да теперь еще и в столь недружелюбной компании. Реку-то он увидел, но вот выйти к ней… А теперь еще и автомат потерял.

Справа за деревьями мелькнули несколько зловещих фигур. Новая партия покойничков, это надо же… А вот и еще, на этот раз впереди. Отрезали дорогу к реке, падлы… Капитан суетливо заозирался и увидел еще одно подтверждение мудрых стихов отца Никона. Оно находилось прямо перед ним, на высоте метров пяти над землей, и, вполне вероятно, могло вести к спасению.

Если только не в очередную ловушку.

Хватаясь за вбитые в толстый ствол металлические скобы, Снифф взобрался на небольшую площадку, укрепленную в развилке. Подвесная дорога – толстый трос, натянутый между деревьями, чуть выше – две веревки вместо поручней и еще одна, страховочная, сверху. Когда-то тут под руководством инструкторов играли в Маугли ребятишки и верещали жаждущие острых ощущений девицы, которых инструкторы радостно хватали за телеса, надевая страховку.

Мертвогрызов внизу прибывало, появилась и давешняя девочка с Пятачком на футболке.

– По деревьям так по деревьям, – сказал Снифф и побежал по тросу, практически не держась за веревки-поручни, так, проскальзывая по ним ладонями.

Ч-черт!

Руки обожгло, словно кислотой. Боль была адская, точно как в тот раз, когда молодой и глупый Снифф случайно схватил рукой подземную сороконожку в Автово… Капитан зашипел и едва не свалился с троса. Балансируя, добежал до следующей площадки и только тут посмотрел, во что вляпался.

Темно-синие мелкие крупинки размером с маковое зернышко въелись в кожу намертво. Правая ладонь пострадала больше, включая пальцы. Боль была адская и, кажется, усиливалась. Скрипя зубами, капитан попытался смыть крупинки водой; стало немного легче, но почти все остались в коже, притом руки заметно начали распухать.

Мертвогрызы внизу стонали и скулили, словно бы радовались.

Сев на площадку и привалившись спиной к оградке из маскировочной сетки, Снифф нашел в рюкзаке аптечку, обработал ладони йодом и замотал бинтами. Съел антигистаминное. Посидел, прикрыв глаза. Боль сменилась терпимым жжением, но правая рука распухла еще больше. Пальцы торчали, словно сардельки, ногтей почти не было видно…

– Мать вашу, как же я стрелять буду?! – спросил Снифф у покойников. Те скребли дерево и подвывали.

Черт с ними, решил капитан, надо идти дальше. Судя по всему, на подвесной дороге аномалия не работает, его пока никуда не выбросило… Надо двигаться вперед до упора, а там уже смотреть – или по деревьям снова, или на землю-матушку спускаться. Хотя древолаз из него теперь хреновый, с одной рукой… С половиной руки, точнее сказать, – левую тоже ощутимо пекло, а мизинец не сгибался. Выстрелить из «макарова» с горем пополам еще получится, но за ветки цепляться и тем более повиснуть на них – черта с два.

Трос уводил дальше, маршрут когда-то проложили на славу, чтобы отдыхающие могли полноценно прогуляться. Веревки-поручни и трос местами были покрыты уже знакомыми синими крупинками, но теперь Снифф был аккуратнее. Хорошо хоть, штука не смертельная… Впрочем, мало ли, как проявится. Может, ожог – это еще так, цветочки.

На четвертой промежуточной площадке капитан оценил количество следующих за ним мертвогрызов. Их набралось уже около трех десятков, примагничивал он их, что ли… И чего они вообще тут шляются, любители природы и свежего воздуха?! Толклись бы в городе… Ладно, у реки разберусь, решил капитан. Двигаются они всяко медленнее, возможно, по берегу оторваться получится. Там вроде набережная окультуренная, бетонированная.

Но подвесная дорога закончилась совершенно неожиданным образом. Нет, она без обмана привела Сниффа к реке. Однако на финальной площадке, которая была больше остальных раза в три, был укреплен уходящий в воду трос, по которому желающие могли скатиться при помощи специального ролика с рукоятками. Ролик и сейчас болтался в специальном держателе, весь облепленный темно-синей крупой.

Вниз с дерева вела лесенка, однако спускаться по ней в приветливые объятия мертвогрызов было себе дороже. Более того, если по скобам на стартовом этапе подвесной дороги покойники взобраться даже не пытались, то здесь уже лезли, и довольно активно. Правда, оба попытавшихся сорвались на полпути, но своих попыток не оставляли.

Капитан отхватил ножом лоскут маскировочной сетки и, как мог, обтер ролик. Потом прикинул расстояние до спокойной речной глади. Главное – не свалиться… А как не свалиться, если одной рукой держаться вообще не получается, а вторая вес тела с рюкзаком явно не осилит? Да и без рюкзака тоже…

– Ы-ы-ы! – подтвердили снизу покойники. Один снова полез по лесенке, почти добрался до площадки, но угодил ногой мимо перекладины и сверзился.

– Споемте, друзья, ведь завтра в поход, – пропел капитан, вынимая из рюкзака кусок веревки. – Уйдем в предрассветный туман…

И принялся непослушными руками мастерить две петли.

21

Первого обитателя Зоны они встретили очень скоро.

Это оказался мужик в стеганой зеленой куртке со множеством карманов, какие любят обычно рыбаки, и в высоких болотных сапогах. Упырь сразу опознал в нем баклана и крикнул операторам:

– Снимайте, можно! Только близко лучше не подходите, хоть он и безопасный.

Игорь и пузатенький Костя тут же забегали вокруг баклана, который бесстрастно прошлепал мимо и убрел в кювет.

– Что это… кто это было?! – спросил продюсер несколько испуганно.

– Баклан, – сказал Сантехник и в двух словах объяснил, кто это такой и что с ним будет дальше.

– Отвратительно, – передернул плечами референт Эдуард, глядя вслед ушедшему.

– Вот и веди себя хорошо, чтобы таким не стать, чува-ак! – захихикал Аспирин.

– Никто его не знает? – уточнил Упырь.

– Неа, – ответил за всех Бармаглот. – Из мародеров, видать. По одежде ясно. Ну что, идем, что ли?

– Нет, не идем! Быстро под машины! – заорал Упырь, едва взглянув на небо. Схватив за шиворот стоявшего с раскрытым ртом актера Белова, он согнул его и буквально коленом в зад запихнул под фуру, благо та оказалась рядом. Места хватило для всех, только оператор Игорь почему-то закатился под соседний микроавтобус.

– Что такое?! – испуганно воскликнул продюсер, но Упырь бесцеремонно закрыл ему ладонью рот.

– Тихо… – прошипел он и осторожно выглянул из-под фуры, чуть отодвинув тяжелый грязный брызговик.

По небу над Можайским шоссе плыли несколько квадратных кусков полиэтилена. Они летели на высоте метров тридцати и слегка колыхались, почти не выделяясь на фоне синего неба. Если бы Упырь их не заметил вовремя, уже спикировали бы. А сейчас они неторопливо двинулись против ветра и скрылись за многоэтажкой на Беловежской, лишь один, самый большой, примерно пять на пять метров, некоторое время парил туда-сюда, словно высматривая дичь. Потом встрепенулся и тоже улетел.

Тем не менее Упырь не торопился вылезать.

– Да что там такое?! – уже раздраженным тоном спросил Михайловский, правда, очень тихо.

– «Пакеты», – буркнул сталкер.

– А что они…

Договорить продюсер не успел, потому что оператор Игорь до пояса вылез из-под микроавтобуса. Он снимал что-то в небе; Упырь кинулся к нему, но не успел. Совсем небольшой «пакет», прятавшийся где-то рядом, молниеносно спланировал сверху, окутал собой оператора и, свернувшись в плотный кокон наподобие сигары, так же молниеносно метнулся ввысь. Упырь успел увидеть, как Игорь корчится и бьется внутри, безмолвно разевая рот.

Камера осталась валяться на асфальте.

Под фурой они лежали еще с полчаса, потому что рядом могли притаиться еще несколько «пакетов» из мелочи, не торопившейся за основной стаей. Все молчали – некоторые, как и Упырь, успели увидеть захват незадачливого оператора, другим хватало и лежащей одинокой камеры. Наконец не выдержал Бармаглот и осторожно пополз наружу, проворчав:

– Да улетели они уже, молодняк не любит слишком далеко от стаи отрываться…

Никто не торопился последовать за ним. Вылезли, лишь когда Бармаглот обошел несколько раз вокруг фуры и постучал прикладом по ее борту.

Референта вырвало (молодец, подумал Упырь, под фурой не стал блевать вокруг себя и под себя). Толстенький оператор Костя, вытирая слезы, подобрал камеру. Михайловский сделал к нему шаг, явно намереваясь спросить, успел ли погибший снять монстров, но вовремя остановился.

Бледный актер Белов озирался по сторонам.

– Это какая-то местная тварь, да? Мутант? – спросил он.

– «Пакет» это, – ответил Соболь. – И с виду пакет, кусок пленки, как для парника… Летают стаями, увидят что съедобное – вот так схватят, закутают и унесут.

– Съедобное? А что для них съедобное?

– Мне так кажется, люди в первую очередь, – сказал Соболь. – А когда их рядом нету, то господь их ведает.

– А почему никто не стрелял?! Вы почему не стреляли?! – сунулся к Соболю возмущенный референт, утирая рукавом с подбородка блевотину.

– Потому что твой корефан был внутри, чува-ак, – встал перед Эдуардом Аспирин. – И если бы старина Соболь из двух стволов жахнул, корефану так или иначе был бы карачун. А «пакету», кстати, еще неизвестно. Его всего можно изрешетить, и все равно улетит, а бывает, из пестика стрельнут один раз, он и сдохнет…

Воспользовавшись моментом, Михайловский успел-таки переговорить с уцелевшим оператором и вернулся явно вдохновленный. Видимо, покойный Игорь все же успел снять атаку «пакета».

– Как вы полагаете, Оскар Никитович, может быть, все-таки свернем нашу экспедицию? – поинтересовался Упырь.

Особой жалости к первой жертве сталкер не чувствовал. Сам вылез, его предупреждали, теперь винить некого. Да и куда более близких и хороших людей приходилось терять, про Игоря этого он даже не знал ничего… И не вспомнит завтра, если сам живой будет.

– Нет, что вы. Я же говорил, все люди предупреждены, семья Иванова теперь получит компенсацию, очень внушительную…

– У него и семья есть?

– Жена и двое детей… – Продюсер сделал постную мину. Ладно хоть минуту молчания не объявил, подумал Упырь; впрочем, без особой неприязни.

– Тогда идемте дальше. Тем более наглядный урок вами уже получен – ничего не делать, пока вам не разрешат.

– Я понял, Константин. Я все понял, – закивал Михайловский.

«Пакеты» часто возвращаются обратным курсом, потому шли они очень внимательно, отслеживая небо и будучи готовыми сразу прятаться. Поразмыслив, Упырь метров через сто вообще предложил свернуть во дворы или хотя бы на второстепенные улицы. Если идешь, как на параде, всегда найдется кому тебя заприметить.

Брошенный город выглядел печально, хотя попадались совсем неразграбленные магазины, а дома все еще выглядели жилыми. В сравнении с Припятью, например, – курорт, рассадник оптимизма. И аномалий видимых нет, хотя в паре подозрительных мест Упырь тщательно провесил дорогу.

Аспирин на минуту скрылся в разбитой витрине ювелирного и вернулся, с удовольствием разглядывая здоровенный золотой болт на указательном пальце. Упырь укоризненно покачал головой и поймал заинтересованные взгляды, брошенные на магазинчик киношниками. Ну да, набрать полные карманы драгоценностей, не помешают по возвращении…

– На обратном пути заскочим, – на всякий случай пообещал сталкер.

Ложь во спасение, как говорится. А то еще полезут по Аспиринову примеру в очередную лавочку… А так будут думать, что никуда не денется. Своего рода неожиданная премия, ага. Вот только выходить они станут другой дорогой, не любил Упырь из Зоны прежним путем возвращаться, дурная примета. Ювелирные, само собой, и там встретятся, но еще посмотрим, до мародерки ли им будет…

– Идем до пересечения с Рублевским шоссе, – сказал Упырь, сверившись с картой. – А там посмотрим, может, по Рублевскому к Кунцево, а может, краешком. Надо еще железную дорогу перейти.

– И метро, – добавил Соболь. – Там открытая ветка, если не помнишь. На поверхности идет.

– Хреново, что я могу добавить, – развел руками Упырь.

Киношники переглянулись, но вопросов задавать не стали. Однако Белов все же не выдержал и минут через десять пути спросил:

– А что плохого в железной дороге?

– Если эта дорога в Зоне, то все, – коротко и сухо ответил ему Упырь. Белов тут же отвязался, хотя сталкер вполне мог ему объяснить, что любая железная дорога – это, по сути, две железные полосы, уложенные на равном расстоянии друг от друга. А две любые железные полосы вполне тянут на контактную пару. Которая в Зоне, где энергетические причуды сведут с ума любого академика – да и свели не одного, чего греха таить, – превращается порой в смертельную ловушку или непреодолимую преграду. Даже если ты пытаешься ее перейти по токонепроводящему настилу, по мосту, а то и просто перелететь или перепрыгнуть… А в случае с Кунцево вообще нужно ПОД железной дорогой проходить, она там по мосту через Рублевское шоссе проложена. И кто знает, как контактная пара себя в таком случае поведет… ПОД рельсами Упырю еще лазить не приходилось.

Но сюрпризы, начавшиеся с атаки «пакетов» и потери оператора Игоря, продолжились задолго до железной дороги.

Сначала попались две незнакомые аномалии, которые Упырь определил по старинке, болтами. Первая просто схавала три болта на лету, совершенно бесследно. Через другую болт пролетел, стукнулся о бордюр тротуара и рассыпался в порошок. Определять границы аномалий Упырь не стал и попросту провел группу через дворы.

Спустя несколько минут из распахнутой двери магазинчика бытовой химии кто-то выскочил. Нет, выскочил – не тот термин, скорее выкатился. То ли мохнатый, то ли кажущийся таким из-за огромной скорости движения шар размером с половину Аспирина едва не сбил последнего с ног, проскочив в считаных сантиметрах. Аспирин с перепугу завопил и дал короткую очередь вслед уносящемуся в сторону Можайки шару. Зацепил – на асфальте и траве заросшего газона остались быстро испаряющиеся на солнышке золотистые брызги. В иное время Упырь собрал бы их и продал ученой братии для исследований, но не сейчас… Хотя почему бы и нет? Лишние граммы не утянут.

Сталкер сноровисто нашел в специальном кармашке маленький контейнер, веточкой соскреб в него несколько тающих на глазах брызг, тщательно закрыл и спрятал.

– В доле, чува-ак, – предупредил Аспирин. – Этот мяч футбольный, сука, меня чуть не переехал.

– Штаны сухие, уссатый-полосатый? – поддел Аспирина Бармаглот.

– Как лист осенний, – высоким стилем парировал тот.

– Зря стрелял. Он же сам удирал. Только внимание привлекаешь.

– А вдруг он бы развернулся, чува-ак, и пожрал бы всех, как молдаван мамалыгу?

– Какой молдаван? – опешил Бармаглот.

– Был у меня один знакомый молдаван, – таинственно сказал Аспирин.

Но и с «молдаваном», как быстро окрестили незнакомого доселе мутанта, ничего не закончилось, хотя ни сам он, ни его возможные собратья больше не показывались.

Еще на подступах к стадиону «Текстильщик» все начали принюхиваться и морщиться, а потом натянули респираторы, Упырю даже указаний давать не пришлось. Сам он подумал, что неподалеку – продуктовый склад, брошенный рефрижератор с мясом или же просто канализацию прорвало. Тяжелый, липкий запах тухлятины… Потом Упырь понял, чем пахнет, но было уже поздно менять маршрут – они выбрались к стадиону.

Судя по своему состоянию, стадион был основательно заброшен еще задолго до катаклизма в Москве. Но сохранились и остатки беговой дорожки, и ржавые руины трибун, и сильно заросшее футбольное поле.

Которое было завалено сотнями человеческих тел в разной стадии разложения.

Ближе к краям лежали совсем свежие тела. Нет, в основном это были уже не люди. Упырь узнал и видоизмененные морды мертвогрызов, и странные лица других, неизвестных ему порождений Зоны. Но попадались и обычные, человеческие, искаженные ужасом или до странности безмятежные и спокойные.

Далее к центру покойники выглядели все хуже и хуже. Распадающаяся плоть, пропитавшие лохмотья одежды зловонные жидкости, деловито копошащиеся черви. В самом центре валялись преимущественно скелеты. Надо всем этим жужжали мухи, местами образуя целые серо-черные облачка.

Проблевались практически все, кроме Упыря, продюсера и Аспирина, который индифферентно ковырял в зубах спичкой. Упырь похлопал по плечу Сантехника, согнувшегося в приступе рвоты, и осторожно подошел к крайнему ряду мертвецов. Он понимал, что нужно отсюда поскорее валить, но не мог хотя бы не осмотреть повнимательнее тела. Но осмотр ничего не дал – видимых повреждений сталкер не нашел. Как будто все они сами пришли сюда, легли и умерли. Что, кстати, в Зоне вполне могло произойти, если на стадионе обитал кто-нибудь наподобие контролера.

Упырь огляделся. За спиной была Рябиновая улица, слева – жилые дома, пятиэтажки в основном, справа – очень не нравящееся ему здание автостояночного кооператива. Впереди краснели, судя по карте, бани-сауны. Тоже то еще место, где хрен знает что заводится – от сырости, как говорится…

– Давайте-ка убираться! – крикнул он, едва не закашлявшись от плотной, почти осязаемой вони. Оспаривать предложение Упыря никто, разумеется, не стал, ринулись за ним почти бегом. Бдительный Аспирин в паре с Соболем контролировали тылы – им тоже не нравились ни автостоянка, ни баня. Опыт не пропьешь и в карты не проиграешь. Потому двинулись налево, параллельно Можайке, мимо многоэтажек. Немного спустя Упырь планировал перейти шоссе, потому что прямо по курсу лежал еще один стадион, «Кунцево», приближаться к которому отчего-то совсем не хотелось.

– Константин, вы можете как-то объяснить, что мы там видели?

Продюсер шел рядом с Упырем, настороженно поглядывая на слепые окна жилых домов.

– Сам теряюсь в догадках, – признался сталкер. – Такое впечатление, что они туда сами приходят и помирают… Нас почему-то не накрыло – у вас ведь не появилось желания прилечь рядом, правда?

– Упаси господь, – передернулся Михайловский. – Надеюсь, Игорь все снял…

– Костя.

– Что?!

– Костя, не Игорь. Игоря с нами больше нет, Оскар Никитич, если вы вдруг запамятовали.

– Ох, точно… Ладно, если Костя вдруг не снял…

– Да блевал он, как огнетушитель. Ничего он не снял.

– Тогда придется массовку нагонять. Грим… – задумчиво пробормотал Михайловский. – Ну, ничего, желающих сыграть мертвеца всегда найти несложно, это еще Ромеро со своими «ливинг дедами» доказал… Студенты, те вообще чисто из любви к искусству набегут, а если им еще пивка поставить…

– Эй, военные! – перебил продюсера громкий старушечий голос. Все резко остановились, причем референт Эдуард налетел на Упыря.

– Эй, военные! – повторила выглядывающая из окна второго этажа бабка. – У вас соли нету? А то я борща сварить хотела, а соль у меня кончилась.

22

Прогулочный теплоходик сидел в воде по самые борта, чуть накренившись. Подплывший к нему Снифф легко забрался на борт и с трудом перевел дух.

С дерева он спустился довольно просто. Смастерил две петли, которые привязал к запястьям, а потом накинул на рукояти ролика. Мысленно попросил бога, а точнее, куда более хорошо знакомого Сниффу отца Никона о помощи свыше, набрал побольше воздуха и ринулся вниз.

Давно не смазанный подшипник завизжал, трос вибрировал, водная гладь неслась навстречу. Внизу промелькнули мертвогрызы, размахивающие руками, кто-то вскользь цапнул капитана за ботинок.

Еще миг – и Снифф врезался в воду, подняв вокруг тучу брызг. Он дергался, пытаясь снять петли с рукоятей; казалось, что покойники лезут за ним в реку и вот-вот ухватят. Но нет, когда Снифф освободился, то увидел, что мертвогрызы следом лезть не спешат. Отнюдь: они бродили туда-сюда по берегу в полуметре от линии воды, разочарованно урча и стеная. Какой-то тщедушный мертвечонок сунулся было дальше, но, едва замочив ноги в изодранных кедах, зашипел и вернулся.

– А нечистым трубочистам – стыд и срам, стыд и срам! – наставительно сказал переполнившийся радостью спасения капитан. – Не любите мыться, подонки!

Он стоял в довольно теплой Москве-реке по грудь, чувствуя ногами дно. Покойники толкались и тянули руки; наиболее сообразительные уже развернулись и двинулись обратно. Другие ковыляли вдоль по берегу – видимо, в надежде, что Снифф где-то там вылезет. Насчет мыслительных способностей мертвогрызов капитан ничего не знал, но кое-кто из них вел себя относительно разумно.

А вот сам Снифф вел себя как дурак. И до него только сейчас дошло, что он стоит в воде, где могут прятаться куда более жуткие твари, чем уже привычные и частично изученные покойники.

Как доказательство в полусотне метров на воде вздулся огромный радужный пузырь и лопнул со звуком проколотого воздушного шарика. Снифф отшвырнул в сторону ролик, который зачем-то до сих пор держал в левой руке, и быстро поплыл в направлении теплохода. Где, собственно, теперь и сидел.

Палуба теплохода хранила следы панического бегства пассажиров. Перевернутые столики, женская сумочка, давно сдохший смартфон, туфля со сломанным каблуком-шпилькой, сложенный зонтик, соломенная шляпа, несколько пледов, полная бутылка пива… Капитан осторожно заглянул в дверной проем – там было темно. Лестница какая-то, наверное, в машинное отделение. В рубке наверху тоже оказалось пусто, и Снифф сел в мягкое дерматиновое кресло, бросив в угол истекающий водой рюкзак. Кряхтя, разулся, долго распутывая шнурки корявыми распухшими пальцами. Да ладно, сушиться, так целиком, решил он и разделся догола. Разложил одежду на солнышке, хотел было провести ревизию запасов – что пострадало от воды, а что выжило, – но плюнул. Проверил только пистолет, а потом завернулся в один из найденных на палубе пледов и задремал, стараясь не обращать внимания на жжение в ладонях.

Снифф не успел поднести ко рту ложку – внезапно на него обрушилось нечто живое, тяжелое и, повалив на спину, прижало к земле. Снифф в ужасе понял, что не может шевельнуть ни рукой, ни ногой. И что перед самым его носом находится уродливый серый пятачок. Псевдоплоть, а эта была она, помыргивала мелкими глазками и плотоядно сопела. Снифф попытался дернуться, но мутант ощерил мерзкую пасть и обдал добычу таким смрадным дыханием, что Снифф чуть не потерял сознание. Лучше бы уж и потерял – пронеслась тоскливая мысль, – чем осознавать, как тебя заживо съедают…

Снифф закрыл глаза. Почувствовал, как по щеке словно провели грубым наждаком, после чего хватка ослабла, и мутант, перескочив через голову поверженной добычи, умчался прочь. Живой капитан Снифферов медленно открыл глаза и посмотрел в серое унылое небо. Сейчас ему даже показалось, что он видит солнце… В следующую секунду он уже был на ногах и дал очередь вслед мутанту. Хотел дать. Но в последний момент напарник пнул по стволу, и пули ушли в небо.

Снифф почувствовал, как глаза наливаются кровью. Последний раз он впадал в такую бешеную ярость год назад. Когда поток мутировавших крыс вырвался из тоннеля на станцию «Адмиралтейская» и смел походя два десятка мирного населения. Еще полсотни людей отделались укусами средней и легкой тяжести. До конца своих дней Сергей будет помнить, как бежали мутанты по стенам, колоннам, рельсам, на ходу вгрызаясь в человеческие тела… Вот тогда он с бешеными, налитыми кровью глазами орал на начальника безопасности линии. Тот мямлил что-то невнятное по поводу ремонтных работ, хотя был предупрежден за сутки, что в его район прорывается крупная стая. И было рекомендовано – заблокировать ветку в этом районе вообще. Соседнюю перекрыли, и там все обошлось! А этот герой решил, что справится со своими бойцами. «Бойцы» блевали по углам после всего, что произошло, десять единиц личного состава, из них два юнца-стажера и четыре женщины, которые, кстати, держались получше остальных. А всего-то требовалось – хотя бы не жрать растворимую лапшу в подсобке, когда объявлена тревога, а следовать инструкциям…

– Какого черта? – заорал Снифф. – Это же мутант! Он вернется!

– Это Скарлатина, – лениво ответил напарник, вычищая банку консервов хлебным мякишем.

Снифф потерял дар речи. Похоже, когда эта тварь набросилась на него, эти все, включая Аспирина, даже не перестали жрать. Происходило что-то из ряда вон выходящее. Снифф почувствовал, что слишком устал от того, что не понимает – где свои, где чужие, кого бояться, кого убивать… Он опустился на пень и аккуратно положил «узи» рядышком. Напарник молча протянул ему заживляющий коллаген, глазами показал на щеку. Снифф потрогал ее рукой и только сейчас понял, что она саднит и кровоточит. Ощущения такие, словно проехался мордой об асфальт.

– Ты ей понравился, – жизнерадостно заключил напарник. У Сниффа округлились глаза.

– Абанамат? – просительно вякнуло из-за кустов.

Снифф вздрогнул, рука автоматически дернулась к «узи». Напарник отрицательно покачал головой, размахнулся и метко запустил в кусты кусок колбасы.

– Гутыньки-гутыньки-гутыньки, – заблеяло и зачавкало в ответ.

Снифф понял, что окончательно сходит с ума. Напарник, похоже, тоже понял, что Снифф на грани, и счел, что лучше прояснить кое-что задиристому москалю:

– Это полезный мутант. Прирученный. Она нам жизнь спасла. Не раз.

Снифф уставился на напарника и неожиданно понял, что перед ним – брат. Вадим.

А потом стало темно, и капитан понял, что сейчас Вадим – это он сам. И история с болтливой псевдоплотью – одна из историй, что происходили с Вадимом еще в той Зоне… Причудливо переплетенная притом с воспоминаниями самого Сниффа…

А потом Снифф снова увидел себя в подвале. Серые стены, покрытые отвратными потеками, зарешеченная лампочка, огнетушитель. Давящий низкий потолок. И человек в металлической маске, склонившийся над ним. Маска из тонкого сплава, красноватого, в прорезях – внимательные глаза. Вкрадчивый голос, шепчущий:

– Создатель всего здесь сущего, мы в милостивой власти твоей. Помилуй и спаси нас имени твоего ради. Прости нам все согрешения вольные и невольные и наставь на истинный путь, для которого и создал все здесь сущее. Благослови нас в доме и в пути, сохрани нас под кровом твоим святым от тех, кто приходит с другой стороны, от всяких видимых и невидимых врагов, от всякой болезни, очисти от всякой скверны и облегчи нам душевные страдания. Ибо есть одна сторона, что создал ты, и есть другая, что поругана и попрана, и только в новой жизни здесь обретем мы тебя, чтобы соединиться с тобой навсегда, когда придет Срок…

– А когда придет… Срок? – прошептал Снифф… или Вадим?!

– Скоро, – кивнул человек в маске. – Совсем скоро… И ты должен нам в этом помочь…

Неожиданно все вокруг закружилось, лицо в маске исчезло яркой вспышкой, низкий потолок стремительно понесся куда-то вверх, словно Снифф падал в бездонную пропасть…

С громким воплем капитан открыл глаза.

– Твою мать… Приснится же, – хрипло произнес он и посмотрел на часы. Ну и ну, поспал всего-то двадцать минут…

Чуть слышно плескалась о борта теплоходика вода, на берегу брюзгливо ныли мертвогрызы. Расходиться они не собирались, штук двадцать маялись только в зоне видимости. Путь на берег, стало быть, закрыт.

В одних трусах Снифф принялся осматривать свой дредноут. Как плавсредство он не представлял никакой ценности, даже если капитан умудрился бы откачать воду – наверное, какие-то помпы тут предусмотрены. Ни завести, ни управлять… Не машина, в конце концов. А вот спасательная шлюпка Сниффа заинтересовала. Старая, покрытая многими напластованиями краски, но зато не слишком большая – мест на шесть, наверное, и весла тут как тут. Правда, в реке есть тот, кто пускает пузыри. Если только это не обычные донные газы, метан какой-нибудь, тем более грязи в Москве-реке на дне поболее, чем в ином болоте…

Капитан похлопал шлюпку по горячему боку и поморщился – руки продолжало жечь. Много он так нагребет веслами-то. Мересьев, блин, недоделанный. А самое грустное, тут плыть-то осталось всего ничего…

Да-да, сказал ехидный внутренний голос, плыть-то недалеко, а вот что ты дальше будешь делать? Надо еще проникнуть на территорию предприятия, которую Выжившие явно охраняют. А там найти брата, которого тоже явно охраняют. И человек в маске откусит тебе на хрен голову, пока ты будешь своими забинтованными ручками перед ним размахивать. И никакая Квазиморда тебе не поможет, и отец Никон с его мелкими дрессированными клептоманами – тоже…

Кранты, Снифф. Приплыл ты, капитан.

– Да хрен тебе, – ехидно сказал внутреннему голосу Снифф и принялся разбираться, как тут отцепить и спустить на воду шлюпку.

Мертвогрызы на берегу продолжали стонать.

23

Елена Григорьевна оказалась вовсе не очередным кошмарным порождением Зоны, призванным заманивать путников в свое логово в образе милой старушки. Обычная пенсионерка, она жила здесь со времен постройки дома и никуда перебираться не желала, даже когда началась эвакуация. Вернее, несусветный бардак, который московские власти гордо именовали эвакуацией.

– Я еще помню, как с американцами все собирались воевать. И мама-покойница учила, что в доме всегда запас должен быть. – С этими словами Елена Григорьевна продемонстрировала свои закрома. В кладовке, а также в двух комнатах хранились поистине ценные вещи: картонные ящики с тушенкой, рыбными и овощными консервами, крупой и макаронами, растворимыми супами, бульонными кубиками, бутылками растительного масла, мукой, сахаром, сухим молоком, дешевой водкой… Пятилитровые бутыли с водой для питья и хитрая емкость на лоджии для сбора дождевой воды, которая использовалась для технических нужд. Стройные ряды банок с маринованными огурцами и помидорами.

– С пенсии всегда старалась прикупить то одно, то другое в неприкосновенный запас, – поясняла старушка, показывая портативную газовую плитку и красные баллоны. – Огурчики сама закрывала, да… А потом еще сериал посмотрела, этот, как его… ну, когда почти все померли от чумы какой-то, а кто остался, по домам сидели и друг с другом воевали… Ну и подумала: надо ко всему быть готовой, ага. К труду и обороне.

С этими словами Елена Григорьевна отодвинула штору, за которой стояло прислоненное к стене охотничье ружье.

– Круто, чува-а… Елена Григорьевна! – похвалил Аспирин.

Соболь тут же схватил ружье и принялся осматривать, бормоча:

– Нормально… Двенадцатый калибр, модернизированный ударно-спусковой механизм системы «Энсон-Диллей»… Ствол из первых, семьдесят пять сантиметров, это потом два сантиметра отрезали… Черный хром, тройное запирание, эжектора нет, предохранитель автоматический, но само не выстрелит, хоть бросай, это не «Зимсон» какой-нибудь… Ложе ореховое… Хорошее ружье, когда-то больших денег стоило, при Советском-то Союзе, и в отличном состоянии…

– Ухаживаю, смазываю, – с достоинством произнесла старушка.

– Где взяли-то?

– У соседа купила, из четырнадцатой квартиры. Когда уже началось всякое. Он бы все равно пропил, на водку все менял, говорил, Армагеддон пришел, кроме водки, ничего теперь не поможет… Я и сменяла за пятнадцать бутылок. Еще патроны в придачу и этот… ремкомплект. А стрелять я умею, вон, тренировалась.

И бабуся показала на балкон противоположного дома, весь в пробоинах.

– Мощно.

– Простите, а вас можно снять? – встрял продюсер Михайловский. – Для кино.

– Ох… Да конечно, только что же так… – всполошилась Елена Григорьевна. – Дайте я хоть переоденусь, в порядок себя немножко приведу…

Старушка торопливо скрылась в спальне и чем-то там забрякала.

В дверь забарабанили – это вернулись Бармаглот и Сантехник, которые ходили в ближайший гастроном за солью. С имеющейся в квартире вышла незадача: припасенный пенсионеркой большой ящик с картонными пачками оказался негодным к употреблению, так как подмок в какой-то дряни и вонял химией.

– Все тихо, – сообщил Сантехник, выгружая пакеты. – Никакого движения… Магазин, кстати, почти не размародерен, только бухло покрали. Так что бабуся может иногда сама выбраться, если возникнет нужда, он прямо за углом.

– У нее и ствол есть тем более, – закивал Соболь.

– Можно снимать! – крикнула Елена Григорьевна из спальни. Продюсер и оператор устремились туда, а Белов бродил по комнате.

– Слушайте, нельзя же ее здесь оставлять! – сказал он наконец, остановившись.

– А что делать? – спросил Упырь.

– С собой забрать!

– Она не хочет, – пожал плечами сталкер. – Не связывать же.

Елена Григорьевна и впрямь уже объяснила им, почему не стала эвакуироваться и не собиралась делать этого сейчас:

– Тут у меня квартира, еда вон всякая, библиотека собрана… А то увезли бы из города, родных никого нету, сама я бабка старая… Куда меня – в дом престарелых? Перловкой там давиться и ждать, покудова медсестры удавят, чтоб не возиться со мной? Нет уж, я здесь проживу, сколько получится, а там уж будь что будет…

По ее словам, жизнь не особенно отличалась от прежней, разве что не было электричества и воды. Кое-что старушке даже нравилось: машины под окном не гудели, соседи сверху, плясавшие обычно по ночам под музыку для кретинов, уехали, по телевизору всякие гадости больше не показывали… Довольствовалась она немногим, позволяя себе слегка покутить лишь по праздникам, спала крепко, на улицу не выходила. Местные обитатели, мародеры и прочие обитатели и посетители Зоны Елену Григорьевну тоже не трогали, хотя она их регулярно видела.

– Какой только дряни нету, прости меня, господи, – качала она головой. – И летают, и ползают… Воют да кричат. Я все боялась, что на балкон полезут, на ружье одна надежда, но так и не лез пока никто.

Вступить в контакт с их отрядом старушку вынудило отсутствие соли и, как ни странно, вид Упыря.

– Я подумала, что коли негр, то уж точно не из наших-то жуликов. У старухи последнее небось не отнимет, не говоря про то, чтобы насильничать.

Упырь был несколько иного мнения о неграх в целом, но разубеждать Елену Григорьевну не стал, тем более вряд ли ей светило в ближайшее время еще раз столкнуться с таковыми.

– …Я понимаю, что старуху не переубедить, – продолжал актер Белов, – но и оставлять же нельзя…

– Слушайте, Владимир, – сухо сказал Упырь. – Мы тут тоже люди, у нас тоже сердца есть, и нам тоже жалко бабушку. Но все, что я могу сейчас сделать, – это пообещать, что по возвращении непременно сообщу куда следует, и отряд военсталкеров попытается ее эвакуировать. Правда, сомневаюсь, что у них получится, но все равно сообщу. А с собой брать ее нельзя. Бабушка не солдат, не сталкер, она даже нашу скорость на марше не выдержит. А если перестрелка? Или мутанты? Тут она в безопасности, пусть и в относительной… И вообще мне однажды уже пришлось выводить из Зоны гражданских. Врагу не пожелаю.

– Да, наверное, так в самом деле лучше, – пробормотал Белов. – Но, елки, я же все время о ней буду теперь думать, как она тут…

Старушку Елену Григорьевну тем временем досняли. Она появилась из комнаты в сопровождении Михайловского и оператора Кости, нарумяненная, с накрашенными губами и в накинутой на плечи пуховой шали.

– Я так думаю, Володя, будем делать художественно-документальное кино, – деловито сказал продюсер Белову. – Что-то типа «Калины красной» Шукшина, помнишь там гениальнейшее интервью старушки-матери? Зрители будут рыдать.

Белов ничего не ответил.

– Давайте-ка собираться, – велел Упырь. Все завозились, уходить никому, естественно, не хотелось – столько уюта и тепла было в старушкиной квартире…

– И что же, даже по рюмочке не выпьете?! – огорчилась пенсионерка. – Я вот и помидорчиков открою, никогда вы не пробовали таких помидорчиков, я их с виноградом и рябиной мариную!

Аспирин уставился на Упыря, просительно шевеля усами.

– С виноградом и рябиной… – как бы просто так повторил за бабусей Соболь.

– Ладно, – сказал Упырь. – Но только по рюмочке! А то у нас и без того непредвиденная остановка.

– Вот и хорошо, вот и правильно! – обрадовалась Елена Григорьевна. Тут же вытащила из-под стола трехлитровую банку, открыла, в комнате остро запахло маринадом и пряностями. И Упырь понял, что рюмочкой они точно не ограничатся.

Впрочем, ему тоже никуда не хотелось уходить. И в конце концов, почему бы здесь не переночевать? Место значительно лучше многих других, хотя находящийся в нескольких сотнях метров стадион «Текстильщик» с сотнями мертвецов настораживал. Елене Григорьевне по понятным причинам Упырь ничего о нем говорить не стал.

Устроились с милостивого изволения хозяйки прямо на полу в зале, потому что маленький кухонный столик всех просто не разместил бы. Аспирин с Соболем, раз такое дело, метнулись в разведанный магазин, чтобы не растрачивать старушкины запасы. Приволокли шпротов, деликатесных консервов типа копченого угря и французского паштета из утиной печени, а главное – огромный пластиковый мешок с сухариками. Им Елена Григорьевна, давно маявшаяся без хлеба, особенно обрадовалась.

– Зубы-то у меня свои, – с гордостью поведала она, – погрызу! А то лепешки пеку иногда, но это ж не черный хлебушек, а так, баловство…

За трапезой Белов предпринял еще одну попытку убедить старушку (которая его знала и любила как актера) эвакуироваться. Напирал он теперь на «мы пришлем за вами специальный отряд». Упырь не стал встревать, хотя мог бы добавить, что для этого как минимум нужно вернуться, а потом еще уговорить военсталкеров, которые ради одного человека в Зону могут и не сунуться. Елена Григорьевна была непреклонна:

– И слышать не хочу, Володенька! Я уже говорила: тут я сама себе хозяйка, что на роду написано, то пускай со мной и происходит. У меня в этой квартире муж умер, своими руками каждая обоинка приклеена…

– А зимой как же?

– А зимой придумаю. Буржуйку, может, смастерю.

Неожиданно на лоджии что-то завозилось, грюкнуло. Все замерли, Бармаглот потянулся к автомату, но старушка успокоила:

– Это Петька вернулся. Двое суток носило где-то.

Петька оказался поджарым черным котом. Он внимательно оглядел собравшихся, утробно мяукнул и тут же сунул морду в банку со шпротами.

– Сам приблудился, – сказала бабка. – Утром проснулась, а он на столе сидит. С тех пор ему просвет на лоджии оставляю, а уж как он туда на второй этаж забирается, ума не приложу. Иной раз долго нету, сам где-то кормится, дела какие-то у него…

Референт погладил Петьку по спинке; тот чавкал, не обращая внимания на ласку.

– Вот видите, Володенька, я тут даже не одна. Защитник у меня имеется… Ох, а что же я сижу-то? Тоже мне, хозяйка…

И Елена Григорьевна, быстро оглядев импровизированный стол, заторопилась в столовую за новой бутылкой.

Упырь пресек застолье, когда допили третью, крайне запоздало помянув притом погибшего Игоря.

– Елена Григорьевна, если мы у вас переночуем, вы не будете против?

– Да ночуйте сколько хотите! – махнула рукой старушка.

– Нет-нет, мы утром снимемся. У нас своя программа… Мы прямо тут и разместимся, кто в креслах, кто на полу.

– А где у вас вон чего… – скромно начал Аспирин. – Ну, это… Куда, короче, по надобностям ходят…

– По надобностям у меня давно не работает, как воду отключили, – улыбнулась Елена Григорьевна. – Приходится в мусоропровод. Ты пакетик полиэтиленовый возьми, на кухне целый рулон, висит, ну и, значит, на площадке в пакетик наделай, и в мусоропровод. Оно вроде и нехорошо, но что поделать, если жилищно-коммунальных услуг теперь нету и не предвидится.

– Идем, я тебя прикрою, – сказал Соболь, поднимаясь с пола. – А потом ты меня.

Смущенный Аспирин потопал на кухню за полезными пакетиками. Упырь подумал, что неплохо бы и ему на сон грядущий… Но решил, что в мусоропровод отливать не обязательно, можно и под кустик. А потому поинтересовался, не хочет ли с ним кто-нибудь выйти, подышать свежим воздухом.

Вызвались Сантехник и неожиданно референт Эдуард. Последнего Упырь как-то не очень видел в спутниках по причине сомнительной ориентации, но потом решил, что вряд ли тот подглядывать идет. А малость вжиться в Зону не помешает, с Эдуардом еще по ней идти и идти.

Покинув подъезд, они мимо заросших клумб и оставленных на дорожке автомобилей прошли к углу здания.

– Вон магазинчик, – сказал Сантехник, указывая на вывеску «Продукты». – Я дверь на всякий случай проволокой прикрутил, чтобы не влезло чего неразумное.

– Молоток, – одобрил Упырь, расстегивая «молнию».

Референт отошел на пару метров в сторону. Стеснялся, никак. Упырь сделал свои дела и хотел было двинуть обратно, предварительно осмотрев периметр перед ночевкой, но тут его окликнул Эдуард:

– Эй… Смотрите, что тут…

И показал за угол.

Упырь и Сантехник осторожно выглянули и увидели, как по Можайке что-то движется, расталкивая машины. Наверное, так шел бы невидимый слон… Вот незримая нога со скрежетом вдавила в асфальт капот «Волги» с медицинскими красными крестами на бортах, вот съехал в сторону, прижавшись к ограждению, черный «Рейндж Ровер», покачнулась маршрутка…

– Надо Косте сказать, чтобы снял, – дернулся было референт, но Упырь схватил его за локоть и удержал на месте.

– Тихо сиди, понял? Пусть лучше уходит…

Невидимый монстр все так же двигался по Можайскому шоссе в сторону центра. Скрипели задеваемые и растаптываемые им автомобили, встал на попа и с грохотом упал набок грузовичок-рефрижератор с надписью «Мясокомбинат «Царицыно». Шум постепенно удалялся вместе с тем, кто его производил. Упырь вытер со лба выступивший пот и сплюнул. Только такого не хватало… Невидимая опасность всегда во сто крат хуже видимой. Ладно, когда такая штука идет, ее хотя бы заметно. А если она стоит? И ты в нее с ходу упрешься? Любой псевдогигант в сравнении с этой дрянью – цыпленок…

Цыпленок жареный, цыпленок пареный…

– Зря вы меня не отпустили, – склочным голосом произнес референт Эдуард. – Оскар Никитович будет весьма недоволен.

– Ничего, ты ему все красочно расскажешь. А потом на компьютере еще красивее сделаете.

В квартире, конечно же, слышали шум и встревожились. Возвращение их встретили с радостью, и Эдуард тут же принялся описывать увиденное, не преминув пожаловаться, что Упырь не дал ему позвать оператора. Впрочем, Михайловский, уже осознавший, кто здесь кто и почему нужно слушаться всех советов и приказов, бурчать не стал.

– Потом наши нарисуют, технике подвластно все, – подтвердил он предложение Упыря. – Но давайте хотя бы название придумаем, раз в вашем сталкерском фольклоре такого явления нет. На правах первооткрывателей, так сказать.

– «Слон», – тут же произнес референт Эдуард. Видимо, ему в голову пришло то же сравнение, что и Упырю несколько минут назад. Сминаемые невидимой ногой капоты… Перевернутый, словно картонная коробка хоботом, грузовичок…

– Пускай будет «слон», – согласился сталкер. – Надеюсь, возражений нет?

Возражений не было, и Эдуард с гордой улыбкой неожиданно попросил:

– Налейте тогда, что ли, по такому поводу…

Ну как ему было отказать?! И даже про «накапать йода» никто не вспомнил.

24

Поужинав консервами, которым купание в реке было по барабану, Снифф решил, что переночует на теплоходе. Руки у него мало-помалу приходили в норму, но с веслами пока не сладить. Да и в темноте плыть – дело опасное. Притом можно проскочить мимо цели.

Мертвогрызы на берегу, кажется, сообразили, что занимаются бесперспективным делом, и понемногу разбрелись. У воды маячили в опускающихся сумерках лишь несколько – то ли самых глупых, то ли самых настырных. Среди них, как отметил капитан, его давешняя подружка – девочка в футболке с Пятачком. Наверное, можно было и ему вернуться на сушу, уж с этой маленькой группой он бы справился даже при помощи «макарова». Но зря, что ли, рисковал и весь промок, как собака? Да и со шлюпкой Снифф разобрался, хотя и поглядывал недоверчиво на воду. Давешние пузыри вспоминал.

Москва-река с той поры никак о себе не напоминала. Текла себе и текла; никакие ихтиандры и лох-несские чудовища из нее не вылезали, у борта плавали мелкие рыбки, с виду совершенно обычные. Кстати, Вадим рассказывал, что и в старой Зоне в водоемах ничего особенно жуткого не водилось, хоть без нужды туда старались и не соваться. Возможно, и в бывшей столице дела так же обстоят…

На ночлег Снифф устроился во внутренних помещениях, прикинув, что рубка хоть и закрытая, но там слишком много окон. Лишняя уязвимость – то, что сейчас ему нужно меньше всего. Задраив двери, он расположился в небольшой каюте, где имелась койка. С палубы капитан предварительно перетащил туда целый ворох разбросанных пледов и устроил уютное гнездо. Пока через иллюминатор внутрь еще проникал серый свет, произвел обыск каюты, нашел початую бутылку молдавского коньяка, но, поразмыслив, пить не стал. Снифф и так чувствовал себя измочаленным, руки продолжали ныть и чесаться, и добавлять к этому похмелье он не собирался.

Забравшись в кучу пледов, капитан лежал и слушал, как тихо плещутся волны и что-то постукивает о корпус. Наверное, тот самый канат, по которому он взобрался на теплоход. Завтра, бог даст, он доберется наконец до завода имени Хруничева, а там уже прикинет, как проникнуть на территорию. Жаль, автомат потерял из-за чертовых мертвяков…

Размышляя о своих наполеоновских планах, Снифф и заснул.

А проснулся из-за треска деревьев.

Сначала он даже не понял, где находится. Низкий потолок, металлические стены – все это словно являлось продолжением только что начавшегося сна. Потом Снифф понял, что он в каюте теплохода, попытался вскочить с койки, запутался в пледах и упал на четвереньки, больно ударившись коленями.

Деревья трещали совсем рядом, на берегу; слышно было, как они ломаются и падают. Капитан поднялся и затаился, глядя в иллюминатор. В лунном свете он отчетливо увидел, как огромный дуб с корнем вывернулся из песчаной почвы – сам по себе! – и рухнул, подминая под себя более мелких соседей. Мертвогрызы, все еще стоявшие на прибрежной полосе, повернулись к источнику шума и внимательно смотрели.

Теплоход качнулся, и тут же двое ходячих покойников превратились в безобразные лепешки, смятые чем-то невидимым. Остальные заторопились прочь, а незримая нога опустилась в воду, подняв столб брызг.

Снифф подхватил рюкзак и бросился прочь из каюты. Дернул рукоятку, разблокируя дверь, но выскочить в коридор уже не успел – теплоход сильно накренился, и капитан снова полетел на пол. Задрав нос и замерев под углом градусов сорок пять, теплоход замер в таком положении на несколько секунд, а потом с грохотом упал на прежнее место. В следующий миг средняя часть теплохода вмялась внутрь, рубка с треском развалилась, а мачта согнулась. Сам кораблик вдавился в речное дно, в стороны хлынули мутные волны…

Когда Снифф выбрался наружу, он понял, что в очередной раз чудом уцелел. Останься он в рубке, неведомая хрень раздавила бы его, как тех мертвогрызов на берегу. Перемешала бы кости и мясо с железом и пластиком. Сейчас оно ушло, а живой капитан остался на своем разбитом корабле, почти по палубу погрузившемся в воду. Но самое главное – погибла шлюпка. Теперь ему оставалось дождаться утра и вернуться на берег. Ладно хоть покойники разбрелись, перепуганные ночным визитом огромного невидимки… Только один копошился, придавленный упавшим деревом. Под его стенания Снифф и дождался первых лучей солнца, сидя на уцелевшей скамье. Заснуть он, конечно же, не мог и от безделья вспоминал, как после училища пришел поступать на службу. Он-то думал, что в обычные спасатели, каких в стране тысячи, если не десятки тысяч… Там его и еще парочку юных летёх, Гнома и Солидола, встретил Ильич, тогда еще подполковник с вызывающими уважение двумя орденами Мужества. Отвел в сторонку в коридоре и поинтересовался, хотят они служить в славном спецотделе Управления МЧС по Санкт-Петербургскому метрополитену? А может, предпочитают «отращивать булки» в какой-нибудь пожарной части или спасать кошек с деревьев и старух из квартир с испортившимися дверными замками?

Снифф, Солидол и Гном, конечно же, сразу повелись на термин «спецотдел». И не прогадали. Хотя как сказать – Солидол погиб примерно через полгода, зачищая старое бомбоубежище. Да-да, спецотдел занимался не только метрополитеном, но и фактически всем, что находилось в Питере под землей. И даже иногда тем, что находилось под водой…

Особенно непривычно было узнавать, что городские легенды и страшилки о подземных монстрах, оказывается, во многом правдивы. А во многом недоговаривают, потому что реальность выглядела значительно хуже. Коллектор с грудой обгрызенных бомжовских скелетов поверг его в шок, а первая встреча с кислотными тараканами оставила неизгладимые впечатления, в том числе на коже.

Но здесь было хуже.

Любая мутировавшая тварь из питерской подземки при всей своей мерзости принадлежала его, капитана Сниферова, миру. Порождения Зоны к нему никаким боком не относились, даже те, кто еще недавно был обыкновенным человеком. Как вон тот мертвогрыз, беспомощно копошащийся под упавшим деревом.

Рассказы Вадима, конечно, Снифф слышал не раз, многому удивлялся, чего-то даже пугался, но полагал, что у них примерно одинаковая работа. Теперь он так не думал, а ведь столкнулся-то, по сути, с ерундой. Собаки, покойники, эта невидимая лабуда, которая раздавила теплоходик… Аномалии. Синие крупинки, от которых все еще зудели опухшие руки. Блин, да один телевизор чего стоил, хотя ничего особо жуткого не вытворял, просто сам по себе включился…

Капитан вздохнул и посмотрел на чернеющие на фоне лунного неба верхушки деревьев, слегка качающиеся на ветру. Вот зачем он полез заниматься не своим делом? Сейчас сидел бы у залива, пил пиво. Поисками Вадима занимались бы те, кому положено такими вещами заниматься…

А сны?

Что бы он делал со снами?

– У-ы-ы-ы! – подтвердил с берега мертвогрыз. Добить его надо будет утром, что ли, подумал Снифф. Проявить гуманизм. Сам же не вылезет, а братва не поможет. Интересно, а они друг друга едят?

– У-ы-ы… – снова печально взвыл покойник.

– Да помолчи ты, – сердито буркнул капитан. – Без тебя тошно.

И закутался в плед, потому что от реки поднималась сырая прохлада. Где-то неподалеку заквакала лягушка, к ней присоединилась вторая. Прямо как на даче ночью… Поди ж ты, и лягушки выжили, приспособились как-то. Или то не лягушки, а мутанты? Жабы-убийцы. Снифф улыбнулся.

«Позвонить», что ли, священнику? Ремешок под рукой, купание ему вряд ли повредило… Нет, не надо. Что он скажет? «Я снова в заднице, батюшка, помогите»? Самому, самому выбираться, тем паче ничего шибко страшного не случилось. Только утра дождаться…

Сон пришел неожиданно, хотя он собирался вот так и просидеть, бодрствуя – на случай, если вдруг вернется невидимый топтун или же полезет на борт другая напасть. И почти сразу Снифф очутился все в том же подвале. И все тот же человек в маске из красноватого сплава бормотал, словно уговаривая:

– …Мы в милостивой власти твоей. Помилуй… согрешения вольные и невольные и наставь… сохрани нас под кровом твоим святым от тех, кто приходит… очисти от всякой скверны и облегчи… одна сторона, что создал ты… соединиться с тобой навсегда, когда придет Срок… Срок… Срок…

Обрывки горячечного шепота неожиданно перекрылись четко оформленными словами:

– Выручай, братан. Я не знаю, получилось ли у меня, слышишь ли ты, но другого выхода нет. Это я, Вадим. Выручай, братан. Мне очень мало осталось. Срок. Скоро придет Срок…

И опять вокруг завертелись серые стены, вспыхнули ослепительно лампы, трубы и кабели сплелись в ирреальный клубок. Снифф хотел проснуться, но не мог: он летел по подземным проходам, заваленным почему-то костями, проваливался в бездонные колодцы, захлебывался в густой черной воде. И где-то в глубине головы отдавалось, словно удары метронома:

– Срок! Срок! Срок! СРОК! СРОК!! СРОК!!!

Когда Снифф открыл глаза, было почти светло. Он отбросил в сторону плед, чувствуя себя куда более разбитым, чем перед тем, как уснул. Кофе бы сейчас, и не какой-нибудь пыли растворимой, а настоящего, молотого, сваренного в турке… на песке желательно… Но вместо этого капитан хлебнул водички из бутылки и сжевал завалявшуюся в кармане фруктовую карамельку. Гигиена, блин, типа зубы почистил.

– Ы-ы-а-а! – напомнил о себе мертвогрыз на берегу. Наверное, доброго утра пожелал.

– Погоди, – сказал ему капитан, – сейчас соберусь и прикончу тебя по дороге. Ночь ждал, еще минут двадцать погоды не сделают.

Еще раз проверил, ничего ли важного не забыл. Повертел в руках Квазимордину тетрадку, упакованную в пакет. Вода ей ничего не сделала. Выбросить пожалел, сунул зачем-то во внутренний карман куртки.

Чтобы не мочить ботинки и штаны, Снифф спустился с борта теплохода голым по пояс. Снизу. В самом глубоком месте оказалось по колено, и через несколько шагов он уже одевался, стараясь, чтобы в обувь не попал песок. На берегу неподалеку квасились лепешки, оставшиеся от незадачливых покойников, растоптанных ночным гостем. Одна едва заметно шевелилась и подергивалась.

Когда капитан подошел к придавленному деревом мертвогрызу, тот попытался освободиться, но не смог, хотя и вырыл в песке изрядную яму. Это был толстый мужик в зеленой форме заправщика с бензоколонки. Он косился на Сниффа, щелкал зубами и урчал.

– Патрон на тебя тратить не стану, уж извини, – сказал Снифф, поднял обломанный сук потолще и обрушил на голову покойника. Тот замер только после третьего удара. Капитан ополоснул забрызганный мозгами ботинок в реке и пошел по берегу в сторону предприятия имени Хруничева, в очередной раз понимая, насколько его затея – идиотская.

Но возвращаться было поздно.

25

Утреннее прощание с Еленой Григорьевной было весьма трогательным. Старушка обняла и поцеловала всех членов отряда, пыталась всучить «на дорожку» пару трехлитровых банок с соленьями (еле отговорили) и напоминала, чтобы не дурили и никого за ней не присылали, «а вот если будете мимо проходить, то непременно жду в гости!».

Черный кот Петька получил свою порцию поглаживаний и почесываний за ухом, но тем не менее относился к пришельцам настороженно. Видимо, отвык от нормальных людей. Упырь его понимал, и не только из-за схожей масти.

Елена Григорьевна клятвенно пообещала, что в магазин будет выходить лишь при самой крайней необходимости, каковая если и наступит, то не скоро.

Когда они перебирались через Можайку между раскуроченными вчера «слоном» машинами, Упырь оглянулся на дом старушки и неожиданно почувствовал себя одиноким и несчастным.

Похоже, остальные ощущали нечто подобное.

– Интересно, а сколько таких бабушек по всей Москве живет… И не только бабушек, – задумчиво произнес Михайловский, то ли действительно сопереживая, то ли прикидывая, а не снять ли фильм и на эту тему. Зритель обрыдается.

– Кого-то не успели вывезти, кто-то сам не захотел, – неожиданно поддержал разговор Эдуард. – Когда вернемся, надо поднять этот вопрос. Люди все же. Это негуманно. Правда, Оскар Никитович? Я подготовлю ваше обращение к Государственной Думе, они не смогут не прислушаться к мнению деятеля культуры такого уровня!

– Подумаем, потом подумаем…

– Давайте заканчивать вот с этим «когда вернемся», – нервно сказал Упырь, косясь на раздавленную ногой «слона» медицинскую «Волгу». – Суеверие, конечно, но слишком уж часто я стал это слышать. Планов понастроили… Вон Игорь, который оператор, тоже, наверное, планы строил. Уже мысленно гонорар с премиями тратил.

– Больше не буду, – затряс головой референт.

– То-то же.

Утренний воздух покинутого города был прохладен и свеж. Длиннющая «китайская стена» многоэтажки отбрасывала тень на сквер, по которому они двинулись, форсировав Можайское шоссе. Сквер слегка зарос, причем кое-где обыденные березки и клены были опутаны неприятного вида бурыми лианами, с которых свисало перепутанное мочало.

Впереди виднелась почти пустая парковочная площадка, посередине которой дико выделялся ярко-оранжевый «Хаммер» с аэрографией в виде летящих винтовых истребителей. Кто-то старался, украшал этот огромный и никчемный в общем-то автомобиль. Чтобы он теперь тут поржавел и сгнил, если только особо глупый мародер или брат-сталкер сдуру не заведет и не попытается уехать.

Передвижение по Зоне на колесном транспорте Упырь не одобрял. Были мастера, катались, но до добра это чаще всего не доводило. Технику Зона не любит. Пешочком, на своих двоих – а где и на четырех – вот это правильно.

Бармаглот приотстал, рассматривая что-то на деревце у дорожки.

– Что там у тебя? – окликнул его Упырь.

– Воробей, – отозвался Бармаглот.

– А что ты на него уставился?

– Во-первых, ты давно воробья в Зоне видел? А во-вторых, у него зубы.

Упырь опешил и вернулся к Бармаглоту. Тот пялился на серую птичку, сидевшую на ветке метрах в трех над землей. Птичка – точнее, воробей, – в ответ пялилась на Бармаглота. Чирикнула, открыв клюв, и Упырь в самом деле увидел внутри мелкие зубы, словно у пираньи.

– Херня какая, – с отвращением сказал Упырь, испытывая сильнейшее желание вытащить пистолет и разнести мутанта в клочья.

– Ну.

– Идем, пока он тебя не сожрал. – Упырь дернул товарища за куртку. Бармаглот с сожалением оторвался от созерцания птицы и пошел за Упырем.

– Никогда таких не видел. Он, правда, один, но это ж воробей. Где один, там и сотня. Вон про тараканов говорят, что если ты одного увидел, значит, их в квартире около полумиллиона. А если меньше, ты можешь с ними жить и даже не засечь ни разу… Кстати, зубастые птицы существуют, прикинь. Называются зубчатоклювые шалашники… Правда, у них не совсем зубы, а роговые зазубрины, чтобы пищу перемалывать. Живут, кажется, в Австралии.

– Сколько же ты знаешь всякой ненужной хрени, старина, – покачал головой Упырь и отметил, что воробей пристально следит за ними. Шлепнуть бы его, но Бармаглот обидится. Любит он всяких отвратных тварей, и, надо сказать, не без взаимности. Да и Упырю в свое время одна псевдоплоть изрядно помогла, ответила добрым делом на доброту… Однако зубатый воробей доверия нисколько не вызывал.

– Вы бы не отставали, чува-аки… – наставительно сказал Аспирин, пиная бордюр. – Стоим, ждем… А нас, может, пасут.

– Извини, брат, – буркнул Упырь. – Там воробей с зубами на дереве сидел.

У актера Белова в буквальном смысле отпала челюсть. Интересные все же эти люди: полный стадион трупов его, кажется, не так поразил.

– Обсудим на привале, – пресек возможные вопросы Упырь. – А то в самом деле слишком открытое место. Давайте-ка через стоянку, мимо вон того «Хаммера», а там будем размышлять, как железную дорогу переходить.

– Да под ней, чува-ак, – махнул рукой Аспирин. – Если и долбанет, то не сильно. Там мост с железкой высоко над дорогой, бетонный, не должно сверху вниз пробить. И метрошные рельсы тоже по мосту перескочим. Только сверху.

– Перескочит он… Не сильно долбанет… Скажи еще, что не всех ведь, а одного. А потом контактная пара разрядится, ага. Может, первым пойдешь?

– И пойду! – обиделся Аспирин. – Ты думаешь, я зассу, чува-ак?! Я и не на такое ходил! Или ты скажешь, нет? Ты со мной за Периметром не был, что ли? Мы плечом к плечу в одной канаве против бандосов не лежали, что ли, с одной обоймой на двоих?!

– «С одной обоймой на двоих» – хорошее выражение, надо запомнить для диалогов, – некстати сказал Михайловский. Аспирин испепелил его взглядом, снял с ремня автомат (продюсер испуганно отшатнулся) и зашагал впереди.

Так они шли, свернув на Рублевское шоссе, пока впереди не показались сказочные готические арки и зеленые крыши железнодорожной станции Кунцево. Проезд под путями был сравнительно пуст, но весь замусорен рассыпавшимися из перевернутого грузовика бумагами. Упырь ради интереса взглянул на один – какой-то бланк. Из типографии везли, видать. И не довезли…

Перед мостом Аспирин, который так и двигался в авангарде, демонстративно остановился и сложил руки на пузе. На мосту стояла электричка с раззявленными дверьми, несколько окон почему-то выбиты. Наверное, народ ломился наружу…

– Все приборы выключить. Детекторы, камеры, – Упырь зыркнул на оператора Костю, – и что еще у кого при себе имеется. Иначе может долбануть. Точнее, долбануть может и так, но риск хоть сколько-то снижается.

– Ты в самом деле малость загибаешь, – с укоризной произнес Соболь. – На такой высоте контактная пара, даже если это рельсы, да через железобетонный мост…

– Это несколько иная Зона, если ты не заметил.

– Да заметил я, давно я все заметил…

– Ну так что, – перебил Аспирин, – мне идти?

– Валяй, – согласился Упырь.

Аспирин презрительно хмыкнул, пошевелил усами и зашагал по пешеходной части, постепенно скрываясь под мостом. Упырь наблюдал, как за ним внимательно следят киношники. На самом деле он действительно загнул насчет опасности контактной пары в виде рельс. Но хотелось некоторой встряски и бдительности. Учебная тревога, что ли.

Аспирин тем временем миновал середину моста и помахал рукой, не оборачиваясь. Дескать, идите следом, видите, я живой.

– Пошли, – сказал Упырь.

Они двинулись цепочкой: Сантехник, продюсер, референт, оператор Костя, актер Белов, Соболь, Упырь, Бармаглот. Аспирин уже был на другой стороне, уселся по-турецки на капот красного «Ягуара» и принялся что-то жрать.

Упырь поежился – под мостом было ощутимо зябко, и в этот момент на него обрушилось небо. Откуда-то сверху с треском ударила молния, резко запахло гарью, и сталкер обнаружил, что он уже лежит ничком, придавленный чем-то тяжелым. Особенно сильно давило на поясницу.

– Эй! – заорал Упырь, ерзая и пытаясь освободиться. – Помогите!

– Сейчас! – отозвался кто-то. Воздух был насыщен едким дымом и пылью. Упырь исхитрился повернуть голову и увидел, что над его головой зияет огромный пролом, а из него свисает вагон электрички. Другой вагон лежал на боку внизу, расплющив многострадальный типографский грузовик.

– Живой? Блин, долбануло как, чува-ак, ты видел?!

В голосе Аспирина слышался восторг. Он схватил Упыря за руки и решительно поволок из-под навалившегося груза. Больно чиркнуло чем-то острым по ягодицам, и Упырь оказался на свободе. Перекатился на спину, сел.

– Я вижу, все обваливается на хрен, кинулся на помощь… – пояснял Аспирин, размахивая руками и топорща усы. – Думал, вас всех поубивало, один я остался…

– Что с остальными?

Упырь с трудом поднялся, ощупал задницу. Твою мать, штаны в клочья, все в крови… Рана в жопу – очень опасная штука, там нервов и кровеносных сосудов до бениной матери… Знающие люди говорят, что иной раз лучше бы в голову угодило, чем туда…

– Остальных я пока не смотрел, – виновато сказал Аспирин.

Из-за лежащего вагона появился Соболь, с виду целый, даже ружья свои не бросил. Помимо ружей он тащил референта Эдуарда, который сильно хромал.

– Давай-ка его из-под моста, быстро! – крикнул Упырь. – Контакты разрядились, но вдруг еще обвал пойдет… И вагон этот гребаный висит, не нравится он мне.

Соболь понимающе кивнул, быстро развернулся и поволок референта обратно.

– Ищем остальных, – бросил Упырь Аспирину.

Но искать долго не пришлось. Совершенно целые Михайловский и Белов возились у огромного куска железобетона, из которого торчали концы арматуры. Рядом сидел, прислонившись к колесу раздавленного эвакуатора, Бармаглот.

– Я опять ногу сломал, – пожаловался он мрачно. – Но это все херня… Похоже, Сантехника мы потеряли. И оператора тоже.

– Где они? – спросил Упырь, хотя уже прекрасно понял, что оба – под обрушившимся фрагментом моста. Бармаглот молча указал рукой.

– Помогите! – воскликнул Белов. – Что же вы стоите?! Помогите нам!

– Володя, вы понимаете, что это бессмысленно? Даже если мы найдем в машинах домкраты и ухитримся сдвинуть эту глыбу – они все равно погибли…

– Мы не можем знать наверняка!

– Он прав, Володя, – сказал продюсер, отряхивая с себя пыль и мусор. – Их расплющило… Черт, я не ожидал, что все вот так вот как-то…

– Мы еще никуда не дошли, а уже потеряли троих! – Белов подскочил к Упырю и схватил его за руку. – Вы понимаете?

– Прекрасно понимаю, – ответил сталкер. – А я предупреждал господина Михайловского, что это не Лазурный Берег. И тем более не съемочный павильон.

Михайловский не слушал – встав на колени, он шарил рядом с рухнувшей глыбой. Камеру ищет, с неожиданной злобой сообразил Упырь и едва удержался, чтобы не пнуть деятеля культуры в откляченный зад. Он аккуратно убрал руку Белова и сказал:

– Если вы не заметили, я только что потерял товарища. Его звали Матвей, и я знал его много лет. Думаю, с погибшими операторами вас ничего так не связывало. Я прав?

– Н-ну… Правы… – У актера нервно дергался левый глаз.

– Поэтому прекратите истерику. Давайте скорее выберемся из-под моста, пока нам на голову электричка не навернулась, и уже там обсудим, что делать дальше.

Михайловский нашел камеру и теперь в тревоге ее осматривал. Расплылся в улыбке.

– А вторая у Эдуарда… Он ведь жив, да?!

– Жив, только с ногой что-то, – нехотя сообщил Упырь.

– У меня тоже! – напомнил Бармаглот.

– Везет тебе, чува-ак… – Аспирин принялся осматривать повреждение.

Когда Бармаглот сказал, что «опять ногу сломал», он имел в виду давнюю историю. Тогда перелом случился в самом начале пути – сталкер влетел в «карусель», и Бармаглота пришлось оставить в секретном схроне. Причем ни он, ни остальные не были уверены, что смогут к нему вернуться и что Бармаглот доживет до их возвращения. К счастью, все сложилось более чем удачно – в схрон явился Болотный Доктор, починил ногу, сказал Бармаглоту: «Домой вернешься – к нормальному врачу сходи, а пока и так сойдет», попросил при случае принести ему «что-нибудь из Шпенглера, почитать» и удалился. На следующий день к практически здоровому Бармаглоту пришел Квазиморда, а еще через день – дрессированная псевдоплоть, которая и привела их к отряду Упыря. Упырь тогда выводил из Зоны группу пассажиров с упавшего авиалайнера… Да много там всего разного намешалось, в той истории. Именно тогда и Пауля потеряли[6]…

Упырь помог Аспирину поднять Бармаглота. Тот охнул, заметив:

– По-моему, в том же месте… А тут Болотного Доктора нету. Отходил я свое, мужики…

– Погоди ныть, чува-ак, задолбал уже сопли проливать, – нарочито грубо сказал Аспирин. Не оглядываясь на продюсера и актера, они поволокли Бармаглота прочь.

Над головами снова что-то заскрипело и треснуло, но останки моста устояли. Сгрузив пострадавшего на травку, Упырь повалился рядом и попросил:

– Аспид, Соболь, гляньте, что у меня там с задницей? Много от нее осталось? А то кровью истеку, а Бармаглотова нога уже сильнее не сломается.

– Позвольте мне, – послышался решительный голос референта.

– Эй, эй… – заволновался Упырь, а Аспирин захихикал, несмотря на всю трагичность происшедшего только что.

– Что за глупости? – возмутился Эдуард. – Я, между прочим, когда-то учился на фельдшера в Смоленском базовом медицинском! Достаньте лучше аптечку, мне нужен коллоид, анестетик и антибиотики!

Аспирин завозился в рюкзаках, а Упырь почувствовал, как его хватают за ягодицу тонкие холодные пальцы. Мляяяя, пронеслось в голове, если живой останусь – задразнят же потом… Придется поить обоих, чтобы не разболтали… Постоянно будут шантажировать, сволочи…

Что-то зашипело, стало адски холодно, потом в плоть вонзилась игла шприца.

– Серьезно вас ранило, – с уважением сказал референт. – Наверное, острый скол бетона, очень глубокие порезы. И длинные.

– Это меня кто-то слишком заботливо волок, – проворчал Упырь.

– Чува-ак, я же не нарочно. Я тебя спасал!

– Да я так, к слову…

– Все, – заключил референт, залив раны коллоидной пленкой. – А вот с… хм… брюками ничем помочь не могу. Пришли в негодность.

– Спасибо.

Упырь поднялся. Оказывается, вокруг собрался уже весь отряд. В руках Михайловский вертел камеру, оставалось надеяться, что он не снимал процедуру… Референт тут же занялся ногой Бармаглота и отправил Соболя искать шину. Соболь послушно принялся обшаривать ближайшие автомобили – многие водители с собой часто возят портативные складные шины. В принципе для дальнейшего его присутствие не требовалось, и Упырь громко произнес:

– Аспирин, следи за небом и окрестностями, а мы быстренько проведем собрание. Итак, Оскар Никитич, вы все еще хотите продолжать наше путешествие? Или, может, вернемся?

– Хочу, – угрюмо отвечал продюсер. – Иначе жертвы будут совсем уж бессмысленными. На хрена погибли люди?

– И «Оскара» не дадут, – тихо, но отчетливо сказал Белов. Михайловский вспыхнул, повернулся было к актеру, но Упырь пресек назревающую ссору:

– Стоп. Владимир, ваши предложения?

– Как решите, – буркнул актер.

– А вы, Эдуард?

Референт оторвался от ноги Бармаглота и вопросительно уставился сначала на Упыря, потом на своего босса. Тот молчал.

– Я на самом деле против того, чтобы идти дальше, – неожиданно заявил Эдуард, хмурясь. – Тем более этот человек идти вообще не сможет, его придется нести или где-то оставить. Перелом очень серьезный…

– А то я сомневался! – вставил Бармаглот.

– …Очень серьезный, и я тут много не сделаю. Лично я полагал, что обойдется без жертв, но… В общем, я против. Но поскольку Оскар Никитович просит идти дальше, я готов идти дальше. Раз так нужно – я согласен.

– Фигасе ты дал, чува-ак! То есть ты воздержался, что ли? – ошеломленно спросил Аспирин, продолжая пялиться в небо в поисках залетной стаи «пакетов» или другой пакости.

– Я против, но в интересах дела – за, – пояснил референт и снова занялся переломом.

– Значит, идем дальше, – резюмировал Упырь. – Нам платят, мы работаем. Но есть один вопрос: что делать с тобой, дружище Бармаглот?! Как ты верно заметил, Болотного Доктора здесь нет, схроны тоже не приготовлены…

– Вы же быстро обернетесь. В любой квартире отсижусь. Вон, старушка – божий одуванчик – уж сколько прожила, а я чем хуже? Пожрать мне оставите, тут по магазинам много всего валяется, буду книжки читать, спать да хавать. В трансформаторной будке куда хуже было.

Бармаглот был прав – все же полезное отличие Москвы заключалось и в обилии полезных вещей, не растащенных и не успевших прийти в негодность, и в большом количестве мест, где можно спрятаться. Это не мертвая Припять, где любой темный угол может таить смерть. Здесь пока до такого не дошло.

Но если они не вернутся…

– О’кей, – решительно сказал Упырь. – Тогда мы тебя дотащим вон до той халупы и там бросим подыхать.

Он показал на многоэтажку справа.

– Заодно гляну, вдруг там магазин одежды есть, а то жопу прикрыть нечем…

– Она у тебя все равно черная, не так заметно, как у других.

– Поговори мне еще. Пристрелю прямо тут, чтобы не утруждаться…

Володя Белов несколько дико посматривал на них. Еще бы, только что двоих раздавило, как муравьев тапком, а они шутят, да еще и по-черному. Нелюди.

Соболь притащил шины, а также складные легкие носилки, которые предусмотрительно нарыл в стоящей у вокзальчика «Скорой помощи». Референт Эдуард иммобилизовал, как он выразился, ногу Бармаглота.

– Давайте я понесу, – вызвался Белов.

– Вы и понесете, – подтвердил Упырь. – И вы, Оскар Никитич, уж не обессудьте.

– Э… Я не против, но… – растерянно забормотал продюсер. – Почему именно я?

– Потому что ваш референт имеет не совсем нужное сложение, чтобы тащить нашего довольно тяжелого друга, – терпеливо сказал Упырь. – Плюс он сможет снимать, вам же это необходимо? А я, Соболь и Аспирин будем вас прикрывать, чуть что. Согласитесь, с носилками в руках стрелять не очень удобно. Можем промазать, и вас съедят.

– А… Да, да, конечно… Я понял.

– Ну и Эдуард сможет по пути немного снимать, – добавил в утешение чернокожий сталкер. – Это ведь важно.

– Точно, – не стал спорить Михайловский, берясь за обрезиненные рукояти носилок.

Бармаглота они выгрузили в брошенной трехкомнатной квартире на пятом этаже. Квартира была богатая, явно перестроенная, с отличным ремонтом. Разместили хворого на огромном диване, натащили из продмага еды и бутилированных напитков, включая спиртные. Попутно Упырь заглянул в шкафы и обнаружил вполне подходящие ему по размеру джинсы. Не самая удобная вещь для таких экстремальных прогулок, но тактических штанов под рукой нет… Заодно Упырь полюбовался на свою подлатанную референтом задницу. Точнее, на ее отражение в большом зеркале в ванной. Ничего так Эдуард постарался, кровь остановилась, теперь вся надежда, что никакая дрянь туда не попала и антибиотики сработали…

– Вот и книжка тебе, чува-ак. – Аспирин бросил на диван толстенный «Военный энциклопедический словарь». – Постигай.

Попрощались с Бармаглотом, пообещали не бросать. Тот по стеночке пропрыгал в холл и закрыл за ними тяжелую металлическую дверь.

– Прям как тогда… – сказал Аспирин, спускаясь по лестнице. – Ладно, не пропадет, в самом деле. Бармаглотина знает пожить. Я уже ему завидовать начинаю, чува-ак… Может, мне тоже ногу поломать?

– Давай я тебя ведром по голове стукну, – предложил Соболь. – Будет сотрясение.

– Сотрясение не катит, чува-ак… От него блюют, и бухать врачи не позволяют. Правда, фершел?!

Референт кивнул, сообразив, что обращаются к нему.

– А тут нога… Зарастет, никуда не денется. Зато Бармаглотина лежит там с одеялами на вате, как султан хренов. Небось икру щас будет ложкой наворачивать и водкой «Кауфман» запивать. А мы все неприятностей ищем на пятую точку… Вон Упырь нашел уже, гы-гы…

– И Сантехник нашел, – сухо напомнил Упырь, выглядывая из подъезда, не поджидает ли их кто снаружи.

Никто не поджидал.

– Сантехника потом помянем, чува-ак. И шалаву эту, которая его кинула, я… я…

– Вот придумывай пока страшные кары, заодно помолчишь. А у нас следующая остановка – школа номер девяносто восемь, – сказал Упырь, взглянув на карту.

Теперь им оставалось перейти линию метро и выйти на Малую Филевскую, за которой был огромный парк, а за парком – место, где находился Протон.

И компас в кармане, знающий об этом, становился все теплее и теплее.

26

Снифф ломился через кусты. Бежать в гору было тяжело, под ногами осыпалась песчаная почва, капитан буксовал и поскальзывался. Один раз едва не потерял равновесие и не покатился вниз по склону – а это была бы смерть, потому что за ним опять гнались.

На сей раз это оказались не мертвогрызы. Старые добрые покойники, медлительные и дебиловатые, ни в какое сравнение не шли с двумя черными, словно покрытыми карбоном существами, плавно скользившими между деревьев. Они перемещались так быстро, что капитан даже не успевал рассмотреть, сколько у них конечностей. Показалось, что по четыре ноги и по две руки, но он мог и ошибиться, тем паче времени разглядывать не было. А вот морду одного из преследователей он видел отчетливо. Узкие глаза с вертикальными зрачками на круглой голове без ушей и носа. Зато рот словно делил эту голову-шар пополам, как разрезанный арбуз. Только вместо семечек внутри торчали мелкие зубы в несколько рядов.

Снифф наткнулся на чудовищ на берегу. Они сидели на самом краю бетонной набережной, рядом с пляжем, где валялись брошенные покрывала и перевернутые мангалы, и что-то выслеживали в воде. Возможно, рыбки захотелось. Но если с утра чудовища и планировали рыбный день, при виде Сниффа они решили свое меню подправить.

Спасло капитана то, что чудовища не ожидали его появления. Он и сам их сначала не заметил – черные, неподвижные, словно коряги, а когда понял, кто перед ним, то резко свернул и полез наверх. Но один из рыболовов зачем-то обернулся, увидал Сниффа, распахнул свою жуткую пасть и издал странный звук – застрекотал, словно гигантская заводная игрушка. Хлопнул приятеля по плечу длинной лапой, тот подскочил, застрекотал в ответ, и оба бросились вслед за Сниффом.

Точнее, не вслед. Они стали заходить с двух сторон, словно играя. Возможно, так оно и было. Снифф на миг остановился и выстрелил дважды в правого рыболова, но не попал. По крайней мере чудовище никак не среагировало, если вдруг и словило пулю.

Иногда преследователи исчезали в зарослях, ничем себя не выдавая. Делали вид, что отстали или просто прятались. Капитан останавливался, но среди зеленых ветвей тут же мелькал черный лысый шар головы, раздавался истошный стрекот, и погоня возобновлялась.

Снифф выскочил на тропинку, уже заросшую травой, но довольно утоптанную, и увеличил скорость. Едва не сбил с ног оторопевшего живого покойника, то ли мертвогрыза, то ли иную разновидность. Капитан с надеждой подумал, что рыболовы могут отвлечься на новую дичь, но громкий азартный стрекот слева тут же разубедил его. Вероятно, тормозного мертвеца ловить было не столь интересно, как шустрого Сниффа.

Капитан на бегу выстрелил на звук и прикинул, не залезть ли по традиции на дерево. Но рыболовы выглядели ловкими, вполне могли карабкаться по деревьям со своими длинными лапищами… Нет, загонять самого себя в ловушку не стоило.

Парк тем временем выглядел все более цивилизованно. Асфальтированная велодорожка с соответствующим знаком и поблекшей белой разметкой уводила налево, но там сразу же застрекотало. Миновав велодорожку, Снифф едва не грохнулся, запутавшись в каких-то ползучих розовеньких цветочках, выругался по матушке и поскакал дальше.

Город явно приближался. Заросли становились ухоженнее, мусор исчезал, за кустами мелькнули мусорные контейнеры, пункт велопроката…

ПУНКТ ВЕЛОПРОКАТА!

Снифф свернул туда. Возле квадратной будки на специальной стойке размещались разнообразные велосипеды – от детских до профессиональных туристических с разными наворотами типа переключателей скоростей, спидометров, амортизаторов и фар. Поодаль стояли трех– и четырехколесные веломобили, но они Сниффа не интересовали.

Если обычные велосипеды пристегнуты противоугонными тросовыми замками, капитан погиб. Стрекот раздался совсем рядом, почти за будкой… Но хозяин проката, видимо, оставлял свой бизнес в спешке, а то и был кем-то съеден. Велосипеды стояли совершенно свободно, и Снифф схватил ближайшую из взрослых машин. Выдернул ее за руль из стойки, прыгнул в седло и на полуспущенных камерах помчался прочь, бешено раскручивая педали.

Сзади разочарованно застрекотали. Глянув в зеркало заднего вида, капитан обнаружил, что рыболовы чешут вслед за велосипедом. Теперь он отчетливо видел, что у них по четыре суставчатые ноги, и на этих четырех ногах они понемногу сокращали расстояние.

Снифф стрелял три раза. В обойме осталось шесть патронов. Ну ладно, вы сами нарвались…

Резко затормозив и развернув велосипед перпендикулярно дорожке, капитан тщательно прицелился и выстрелил. Пуля угодила одному из рыболовов прямо в грудь, и он, неуклюже взмахнув лапами, покатился по асфальту. Второй тут же остановился, прыгнул назад и трогательно склонился над раненым товарищем. Или, может, это баба его, подумал Снифф, сунул «макаров» в кобуру и помчался дальше.

Промелькнул указатель «Выезд из парка», потом детская площадка, где на турнике почему-то болтался в петле маленький мумифицированный труп… В просветах между деревьями впереди показались многоэтажные дома. Видимо, Большая Филевская, вспомнил карту Снифф. До предприятия Хруничева он так и не дошел… Ладно, с другой стороны попробует, нынче главное ноги унести…

Преследователи в поле зрения не появлялись, и капитан снизил скорость. Спина ныла, потому что седло было опущено не по росту, полусдутые колеса шуршали по асфальту, четко реагируя на малейшие неровности, но капитан был благодарен детищу китайского велопрома.

Настолько благодарен, что даже не заметил, как на полном ходу влетел в растянутую поперек дорожки паутину – почти прозрачную, сплетенную из тонких нитей. Снифф даже не успел перепугаться. Ловчая сеть, рассчитанная на менее резвую дичь, сначала облепила его всего, потом ощутимо натянулась и звонко лопнула. В клочьях паутины, с перекошенным лицом, капитан пронесся дальше, врезался в валяющуюся на дорожке мусорную урну и кубарем полетел через руль.

Дуракам везет, и в их число входят даже капитаны Министерства по чрезвычайным ситуациям. Ничего не сломав и не разбив, Снифф прокатился по асфальту метров десять и замер, разбросав руки и ноги. Мимо пронеслось отвалившееся велосипедное колесо, стукнулось о бордюр, подпрыгнуло и упало в траву.

– Мама… – пробормотал капитан и попытался подняться.

Рюкзак сорвало, он отлетел в сторону, консервные банки и прочий скарб рассыпались. Но собирать имущество времени не было – на аллее появились черные рыболовы.

Один бежал с серьезным опережением, а второй – раненый – вяло семенил следом.

– Да что ж вы ко мне привязались?! – обиженно крикнул Снифф и, попрощавшись мысленно с рюкзаком, устремился к улице. При себе у него оставались только нож и «макаров» с пятью патронами. Как говорила бабка в деревне, на кота широко, на собаку узко. И два чудовища на плечах…

Перебежав пустую улицу, капитан обогнул «хрущевку» с магазином «Сантехника» на первом этаже и углубился во дворы. Такие же «хрущевки», помойка, качели, ржавые «Жигули», баскетбольная площадка, снова помойка, гаражи, маленький салатовый «Матиз» с распахнутыми дверцами, капотом и багажником, круглая клумба со скамеечками, снова «хрущевка», обгоревшая, пожар, наверное, был…

– Сюда! Сюда! – тревожно закричал кто-то впереди.

Капитан завертел головой и увидел подвальное окно, откуда махала человеческая рука. Собственно, само по себе это ничего еще не значило – вдруг приманка такая. Брат рассказывал, что в Зоне разное водилось – и разговаривать умело, и на жалость надавить… Чтобы потом слопать чаще всего.

– Ты кто? – крикнул тем не менее Снифф.

– Далерджон! Нас тут два! Иди суда скорей! Иначе ести будут!

Капитан оглянулся. Похоже, ести его пока никто не собирался, преследователи отстали. Или просто прятались до поры, успокаивали Сниффову бдительность.

– Иди суда скорей! – Из окна высунулась чумазая физиономия азиатского человека в круглой шапочке. – А то закроем!

Выбирать не приходилось. И капитан, став на четвереньки, полез в подвал. Он упал на что-то мягкое, за спиной загрохотало железо, и два голоса в унисон сказали:

– Салом алейкум! Корхо чихел? Как дела?

Двое таджиков жили в подвале с определенным уютом. Из квартир они приволокли два больших раскладных дивана, стол, кресла, посуду и одеяла, а из небольшого универсама на Минской – всевозможные продукты. Даже аптеку в цокольном этаже своего дома обчистили, набив целый шкаф лекарствами. Стены были украшены коврами и картинами, на полу тоже лежали ковры. Дополняла интерьер огромная плазма – естественно, нерабочая за отсутствием электричества. В целом помещение выглядело словно воровская малина в представлении человека, который сроду там не бывал.

В углу подвальной комнаты хитроумные таджики оборудовали нечто вроде печурки, выведя трубу наружу. Там они стряпали, и сейчас капитан прихлебывал из большой пиалы сладкий крепкий чай. Изрядно разбавленный коньяком «Арарат», который у таджиков тоже нашелся. В нескольких подсвечниках ярко горели свечи, распространяя церковно-парфюмерный аромат.

– Кушайте, кушайте, – радушно говорил таджик, подвигая к Сниффу пакет с твердыми, как камень, баранками и банку апельсинового джема. – Скоро обедать станем, сейчас Далерджон готовить будет… Его Далерджон звать, а меня – Рахматулло.

Стало быть, Далерджон – это тот, что с усиками и хитроватой жульнической физиономией. А Рахматулло – поинтеллигентнее и без усиков. В остальном они походили друг на друга: одинаковые спортивные костюмы, позаимствованные в очередном магазине по соседству, кроссовки, круглые вязаные шапочки.

– А я – Сергей, – представился Снифф, пытаясь разгрызть баранку. Не преуспев, он просто бросил ее в чай и стал ждать, пока размокнет.

Далерджон возился с печкой, что-то приговаривая и вскрывая консервные банки.

– Я знаю, Далерджон и Рахматулло говорить трудно, поэтому вы нас можете звать, как угодно. Меня как только не звали, пока я дворником работал.

– О боги, – пробормотал Снифф в растерянности. – И как мне вас звать?

– Я же говорю – как угодно, – заулыбался Рахматулло.

– Так… Тогда будете пока Краш и Эдди[7].

– Хорошо, – все так же улыбаясь, кивнул таджик. Вот тебе раз, подумал Снифф, пошутил, называется…

– А почему? – спросил Далерджон, подходя. – Я кто буду?

– Ты будешь Краш, а Рахматулло – Эдди.

– Хорошо, – кивнул новоявленный Краш. – Как американская кино. Краш…

Эдди подлил капитану еще чаю.

– Ты кем в Таджикистане-то своем был? – поинтересовался Снифф, вылавливая раскисшую баранку.

– Я? Учителем русского языка и литературы.

«Черт, – подумал Снифф. – А я его опоссумом обозвал. Хорошо если не знает, а вдруг?! Придумал же клички, идиот. Коньяк, наверное, подействовал на фоне многочисленных стрессов».

– Ишь ты… А ты, Краш?

– Милитсия служил! – с гордостью отвечал тот.

– Выгнали?

– Выгнали, – помрачнел Краш. – Другой больше денег давал, его взяли, мне сказали – иди…

– А как здесь оказались? То есть я понимаю, что вы оба – дворники, но почему спрятались, не уехали никуда? Вас же должны были эвакуировать…

Что он несет, подумал Снифф. Тут такое творилось, судя по рассказам… Уж про каких-то таджикских дворников сто раз могли забыть и даже если вспомнили, то не торопились вывозить.

– Мертвецэ… – сказал таджик Краш, показывая руками перед собой что-то непонятное.

– Мертвецы?

– Да, да! – закивал таджик. – Мортвые мертвецэ…

– Мы утром проснулись, а они во дворе, – объяснил Эдди. – Я как раз пошел подмести, смотрю – стоят. А потом за мной погнались. Я сюда забежал, кричу: «Далерджон, спасайся!» Тот не поверил, а потом сам посмотрел…

– Страшно, – закивал Краш. – Мортвые стоят, смотрят… Боялся. Теперь тут сидим, редко выходим. Только редко за поести, еще какаться в подъезд.

Донеся до капитана эту полезную информацию, Краш-Далерджон вернулся к очагу, где уже булькал казан. По подвалу поплыл аппетитный запах.

– А не лезут к вам сюда? – спросил Снифф, зачерпывая ложечкой джем.

– Дверь железная, а окна маленькие, да и решетки…

В самом деле, это капитан уже успел оценить. Узкие амбразуры, в которую едва-едва мог пролезть человек (как он только что), закрывались решетками из толстых прутьев, а потом еще и деревянными щитами. Даже если точно знать, что внутри кто-то находится, проникнуть сложновато. Если ты, конечно, не ночной невидимый слонопотам, тот бы просто дом развалил. Хотя подвалы раньше строили крепенько, подразумевая бомбоубежища, так что даже если «хрущевка» рухнет, подвал скорее всего уцелеет. И обитатели в нем – тоже.

– Во дворе много кто ходит, – продолжал Эдди, поглаживая смуглый выбритый подбородок. – Аллах послал страшные испытания, каких только созданий мы там не видели, о-о…

Эдди покачал головой, закатив глаза.

– Но мы тихо живем, мало куда ходим, как уже сказал Далерджон. На нас не обращают внимания.

– А черных таких не видели? Головы круглые, четыре ноги, две руки? Они за мной от самой Москвы-реки гнались через весь парк. Хорошо, велосипед попался…

– Нет, таких не видели.

Какая разница, подумал Снифф, главное, что ноги унес. И пять патронов всего осталось.

– А оружия у вас никакого нет?

– Нет-нет, – сказал таджик. – Откуда оружие? Нет оружия!

Как-то чересчур торопливо он это произнес и убедительно. Припрятали, наверное, что-то. Москва есть Москва, если они по квартирам шарились, могли и ружье найти, и пистолет… Да хоть базуку, мало ли всяких лихих людей тут обитало. И далеко не каждый успел домой вернуться за стволом. Что ж, не хотят говорить – не надо, не хватало еще права тут качать. Спасли, накормили, обогрели, и на том спасибо.

– Скоро ести готово будит, – поведал бывший полицейский, мешая длинной ложкой содержимое котла. – Очень вкусно. Я год поваром работал в китайская ресторана.

– Вообще-то у двери стоял, открывал, – уточнил с улыбкой Эдди.

– Стоял, открывал, – не стал спорить Краш. – Все равно вкусно, я хорошо делаю ести.

Бывший мент не соврал, ести он готовил действительно неплохо. Правда, как-то классифицировать варево Снифф не взялся бы – в казане были перемешаны мясные и овощные консервы, рис, фасоль и целая куча пряностей.

Хлебосольный Эдди предлагал еще коньячку (сам не пил, ссылаясь на религию, а вот Краш отхлебнул), но капитан отказался, прикинув, что и так говорит странное. После сытной еды все трое сидели, благодушно поглядывая друг на друга, и отдувались.

На Востоке вроде заведено отблагодарить хозяина за угощение интересной историей, вспомнил вдруг Снифф. Травить байки он был не особый мастер, но с ним столько всего случилось за последние дни, что оставалось только перечислить. Что он и сделал, начиная с появления в Зоне вместе с проводником-проводницей.

Таджики слушали внимательно, сопереживали, щелкали языками, а Краш иногда даже вскакивал и бегал по подвалу, что-то эмоционально восклицая. Когда Снифф закончил встречей с черными рыболовами, эпическим бегством и чудесным спасением, Эдди вежливо уточнил:

– А зачем вы сюда вообще пошли, уважаемый?

Вот же ж, подумал капитан, а ведь верно. Не сказал.

– Я ищу брата. Знаю, что он совсем рядом – знаете улицу Новозаводскую? Там оборонное предприятие, и где-то в подвалах – Вадим, брат.

– Откуда знаете?

– Знаю, – развел руками Снифф.

– Брата спасать – хорошее дело…

– Надо, надо спасать! – воскликнул Краш.

– Я у вас, если можно, переночую, а утром пойду, – сказал капитан.

– Ночуйте, сколько угодно. Если хотите – оставайтесь, где двое живут, там и третьему места хватит.

– Конечно, надо дома жить! Не надо на улица ходить! – наставительно говорил Краш.

Но утром Снифф, отлично и без сновидений выспавшийся, принялся собираться.

– Спасибо вам, уважаемые, за помощь, – сказал он, приложив руку к сердцу и поклонившись, – но мне идти надо…

Таджики переглянулись. Помолчав, Снифф продолжил:

– Единственное, что могу предложить, – идемте со мной. И мне легче, чем одному, и у вас есть возможность из города выбраться. А то неизвестно, сколько вы еще здесь просидите. Помощь вряд ли придет, в Зону мало кто ходит, тем более вас тут никто и не найдет, если не знает, где искать… А я все-таки капитан МЧС, а брат мой Вадим так вообще военный сталкер, он здесь хорошо во всем разбирается. Но предупреждаю, это опасно.

– Стрелять надо? – уточнил Эдди.

– Наверное… Скорее всего.

– Я не пойду. Здесь хорошо, ести много, никто не трогает, – замотал головой Краш-Далерджон. – И ты не ходи!

– А я, пожалуй, пойду с тобой, Сергей. Надоело здесь сидеть, – сказал Эдди.

Второй таджик в ужасе посмотрел на него, а бывший учитель подошел к большому ящику, стоявшему в углу, откинул крышку и принялся там рыться. Достал вполне приличный камуфляж, переоделся. Подумал и накинул сверху оранжевую жилетку, в которых обычно ходят дорожные рабочие. Потом открыл другой ящик, поменьше, спрятанный под столом.

– Э! Э! – возмущенно закричал Краш, но Эдди коротко осадил его по-таджикски. Краш надулся, сел на диван и сложил руки на животе, сердито поглядывая то на товарища, то на Сниффа. Да, похоже, разрушил капитан их уютный мирок…

– Это же у вас пистолет Макарова? – уточнил Эдди, копаясь в ящике и не оборачиваясь.

– Да.

– Девять миллиметров калибр?

– Девять.

Эдди выложил на стол несколько картонных коробочек с патронами.

– Берите, сколько нужно, пожалуйста.

Подарок был царский, что тут скажешь… Капитан поспешно зарядил пистолет, а бывший учитель тем временем сунул за ремень такой же, с виду изрядно послуживший и потертый.

– Патрульная машина стояла, – пояснил он, хотя Снифф ни о чем не спрашивал. – Внутри – мертвый полицейский. Я забрал.

– Нам бы еще пару фонарей и батарейки, – сказал капитан, раз уж такое дело. Эдди пожал плечами и достал мощные японские фонари и упаковки с батарейками. Джинн, да и только.

– А мне? А я как же?! – обиженно вопросил Краш.

– Тебе не надо. Еды много, будешь тут сидеть, никуда не ходить. А я, если выберусь вместе с Сергеем, соберу людей и приду за тобой.

Таджики снова защебетали по-своему. Снифф понимал так, что Краш не доверяет словам Эдди, а Эдди его убеждает.

Убедил. Краш проводил их до выхода из подъезда, опасливо выглянул во двор и быстро забаррикадировал окошко изнутри.

– Хороший человек, но трусливый и глупый. Таджикский мент, хуле, – сказал неожиданно интеллигентный учитель, и Снифф улыбнулся.

Утро было хорошее. Светило солнышко, буйно цвела круглая клумба, даже запыленные машины у подъезда выглядели слегка жизнерадостными. Наверное, отчасти это было потому, что Снифф снова оказался не один.

– А вы-то сами стрелять умеете, Рахматулло? – спросил он.

– Я больше не Эдди? – Таджик иронически поднял брови.

– Нет. Это я глупо пошутил.

– Ничего страшного, – сказал Рахматулло, поправляя лямки рюкзака. – Я тоже смотрел этот мультфильм, он хороший. Добрый. А стрелять я умею. В Таджикистане воевал немного, не только детей учил…

К предприятию Хруничева они решили идти через жилую зону. Парка со Сниффа было достаточно за глаза. Пока они шли, Рахматулло рассказывал, как в Таджикистане стало совсем невозможно жить, как приехал сюда на заработки, как устраивался, как более-менее прижился и начал регулярно посылать семье очень приличные по тамошним меркам деньги…

– Это еще одна причина, по которой я с вами пошел, – сказал он. – Кто о моей семье позаботится? Далерджон – он один, отец и мать умерли, а у меня пятеро детей, жена. А я здесь сижу в подвале. Нужно выбираться и работу искать. Там как, есть работа, за Москвой?

– Все там есть, – обнадежил таджика Снифф. – Жизнь продолжается, столицу в Санкт-Петербург перенесли, в ближайших к Москве городах строительство вовсю идет – столько народу эвакуировалось. Если строительная специальность имеется, вообще никаких вопросов по работе не будет… А хочешь, я тебя к нам в МЧС устрою?

– Нельзя, наверное, – усомнился Рахматулло. – Я же не гражданин России, проблемы будут.

– Все проблемы решаются, – махнул рукой Снифф. – И с гражданством, и с работой. Ладно, вот вылезем, тут-то мы и заживем… Семью сюда перевезешь, если что. Тьфу ты, в смысле не сюда, а в Россию, в Питер.

– Это было бы очень хорошо! – серьезно сказал бывший учитель.

По Большой Филевской они довольно быстро добрались до пересечения с улицей Барклая. Из парка никто не выскакивал, правда, кто-то пару раз истошно завопил. То ли их пугал, то ли свои разборки там шли.

Когда впереди показались массивные строения предприятия, капитан остановился. Таджик вопросительно посмотрел на него, держа пистолет в опущенной руке. С оружием он обращался крайне профессионально, видимо, в самом деле воевал, а не просто по горам с автоматом бегал в поисках чего бы стибрить из очередного аула.

– Я вам не все сказал. Мой брат в плену у некоей секты, она называется Выжившие. Сколько их и что они собой представляют, я точно не знаю. Один человек, православный священник, говорил, что там десятка два, но он тоже точно не знал. Может быть, нам удастся пробраться незамеченными и найти брата, потому что территория предприятия огромная, и они не могут ее целиком контролировать. Но не исключено, что придется стрелять.

– Я же сказал, что умею.

– Хорошо, Рахматулло. Тогда идем.

– А как вы брата найдете? Сами же сказали, территория огромная…

– Сердце подскажет, – сказал Снифф. – А потом, мой брат где-то под землей. А я как-никак тоннельная крыса.

27

Школы Упырь и в нормальной жизни недолюбливал. Что там, что в Зоне, в школе водились опасные и неразумные существа, с которыми он предпочитал без нужды не связываться. Повадки бюреров, контролеров или химер сталкер знал куда лучше, чем повадки детей.

Тем не менее ориентиром и следующим местом привала он выбрал именно школу. Судя по карте, номер девяносто восемь. Упырь и сам не знал, почему так поступил – наверное, просто номер чем-то импонировал…

То, что карты легли правильно, Упырь понял, когда увидел то, что осталось от станции метро «Кунцевская». Ей повезло значительно меньше, чем одноименной железнодорожной станции, где их бахнуло контактной парой.

– Вот тебе и «Кунцевская»… Скунсовская… – скаламбурил Аспирин, почесываясь.

Судя по искореженному хвосту в камуфляжной окраске, сюда упал военный вертолет. Весь боезапас рванул, мост над путями обрушился, засыпав рельсы и синие вагоны метропоезда. Второй поезд стоял у пустой платформы, в вагонах почему-то горел свет. Этот факт Упырю уже не понравился. Вряд ли на линии сохранилось напряжение, а аккумуляторы поезда просто не смогли бы столько продержаться. Одна из энергетических штучек Зоны… Однако засыпанные рельсы – это лучше, чем свободные. Да и в одну воронку снаряд два раза не попадает, решил Упырь.

Как он и ожидал, через рельсы отряд перебрался без проблем. Михайловский поинтересовался, почему в поезде горят лампы; Упырь сказал, что хрен его знает. Михайловский попросил снять развалины станции и странный поезд; Упырь разрешил.

Референт и сам продюсер вроде бы вполне нормально управлялись с камерами. Стоило тащить операторов и хоронить их тут… С другой стороны, операторы выступили как своего рода отмычки. Знать, судьба у них такая. Не они бы погибли – так другие, а Упырю достаточно и Сантехника. Знал он его куда меньше, чем Аспирина, Соболя или Бармаглота, но мужик Матвей был неплохой и сталкер тоже, хотя и простоват, что уж говорить. Потому и надула его страшилка-отмычка. Кстати, интересно, где она? Угробила уже беднягу капитана и угробилась сама, или лазают где-то поодаль? В то, что им удастся перехватить Паштета-Зануду и питерского гостя, Упырь не особо верил. Да, покойный Сантехник хотел восстановить статус-кво, наказать самозванку, помочь капитану и исправиться в глазах другого капитана, Голованова, но… Зона есть Зона. Шансов на встречу у них маловато. Хотя чем черт не шутит, все же примерно в одну точку движутся, пусть и с разными целями.

Отсняв руины «Кунцевской», Михайловский и референт доложили, что могут следовать дальше. На них было любо-дорого глядеть, всегда бы так. А вот Белов захандрил. Мелькала у Упыря мысль оставить его с Бармаглотом – и за одноногим присмотреть, и за актера спокойнее… Но не решился. Потому что у Бармаглота, чуть что, даже на одной ноге шансы выбраться останутся, а Белов есть Белов. Это не трюки на съемочной площадке самостоятельно выполнять, это совсем другие игры.

Судя по всему, актер это понял и теперь жалел, что влез в аферу Михайловского.

Упырь уже собрался с ним поговорить и малость расшевелить, но тут снова начались чудеса. Слева стояло здание бассейна, справа – длинный пруд с зеленой водой, весь поросший ряской. Еще одна пара, которые Упырь всегда недолюбливал, на сей раз водная. Между двумя водоемами частенько водились неприятные аномалии. Так и вышло: сразу несколько местных разновидностей «трамплина» расселись на тротуаре и проезжей части так густо, что не пройти даже на болтах.

Поэтому они взяли левее и прошли к школе дворами. Во дворах было чисто и спокойно, даже старушки из окон в поисках соли не выглядывали. Правда, на почтительном расстоянии повертелись несколько мелких мутантов, что-то вроде собак, но приблизиться не решились.

А в один проход между двумя «хрущевками», с виду вполне обыкновенный, Упырю просто не хотелось идти. Просто душа не лежала. Он привык доверять интуиции и повел группу в обход, заметив, что Михайловский все это снял. Только сейчас до сталкера дошло, что он имеет серьезные шансы оказаться на киноэкране. А что – операция вполне легальная, спасибо «Чайке», все вопросы Михайловский порешает, даже если они возникнут… Титры будут смешные – в роли Аспирина Аспирин, в роли Бармаглота – Бармаглот… Понаврут ведь только выше крыши, стыдно будет в «Шти» зайти. Вся эта документалистика, что сейчас снимают, только основа. Ну и «подвиг продюсера», ясное дело, чтобы в интервью потом было что рассказывать. Лишь бы голых баб не напихали и прочего приключенческого антуража. Тут даже спецэффекты не понадобятся, как в случае со «слоном».

Школа № 98, как и подавляющее большинство домов, выглядела вполне сохранившейся. Даже возле входа висели на специальной доске объявления, а на спортивной площадке лежало несколько волейбольных мячей, напоминая кладку яиц.

– На крылечке отдохнем, – сказал Упырь. – Сверху не видно, козырек, и вокруг все просматривается хорошо.

В самом деле, огороженная забором территория школы позволяла отслеживать противника на дальних подступах. Главное – два угла контролировать, чтобы из-за них никто не выскочил.

Несмотря на незначительность пройденного расстояния, все выглядели усталыми. Сказывалось и происшествие на железке, и постоянное напряжение, и… И просто Зона, как ей и положено, тянула из людей жизненные силы. Одни к этому вампиризму привыкают и не чувствуют, кому-то даже нравится, как Квазиморде. Другие – и Упырь относился к ним – иногда ощущали это особенно остро. Вот как сейчас.

– Борща бы сейчас, чува-ак… – мечтательно протянул Аспирин, сидевший рядом. – Красного, с перцем, с чесноком, сметаны много и пампушки. Помню, в Крыму я раз был, и вот пошли мы в украинский ресторан в Гурзуфе, прямо на волнорезе выстроен…

– …И вышли вот с такими пузами, – перебил его Упырь. – Все твои истории одинаково кончаются, а жрать мы в ближайшие дни будем концентраты и консервы, так что не береди душу.

– Да я просто так, потрендеть чтобы, – понурился Аспирин. – Хреново на ней, на душе этой самой. Три двухсотых, я уже отвык от этого, чува-ак.

– И больше теряли. Вспомни Милитари, когда нас из РПГ молотили. Или лесопилку.

– Это да. До сих пор перед глазами стоит, как я такой крадусь, а пулеметчик из своего «печенега» кроет и не видит, что я сзади… А я такой думаю, что с ним делать – ножом его или стрелять в затылок…

– Ага, и в итоге просто под жопу его пнул, потому что узнал Макаку, а Макака был тебе кучу бабла должен, – криво усмехнулся Упырь. Аспирин развел руками:

– Ну дак а что ж, какая мне с мертвого Макаки польза, чува-ак? Карманы пошмонать и хабар? А так он меня увидал, сразу сдался, и долг вернул, и два тайника ихних слил… Помнишь, в Херсоне потом на всю выручку гуляли, чуть бар не сожгли!

– А Макаку ты куда дел, кстати?

Аспирин помолчал, ковыряя носком ботинка плитку.

– Да какая разница, – сказал он наконец. – Ну, отпустил… Проводил до поезда и сказал, чтобы больше не появлялся.

– А был базар, что ты его того… кокнул.

– Да ну, чува-ак. В бою – запросто, а так… – возмутился Аспирин. – Хорош меня это… четвертовать…

– Чего-о?! – офигел Упырь, уставившись на приятеля. Тот удивленно зашевелил усами.

– А?

– Четвертовать?

– Ну! Достал совсем. То на слабо меня брал на железке, щас опять вот…

– Четвертовать?! – повторил ошеломленный Упырь.

– Э? Я не так сказал, да? Ну я ж про это, чува-ак, когда одного кого-то все время доводят ни за что, вот как ты сейчас.

– Третировать, может?

– А? Ну да, – закивал Аспирин. – А я как сказал?

Упырь расхохотался и даже повалился на спину со ступеньки, на которой сидел. Аспирин недоуменно посмотрел на него и тоже захихикал. Остальные разговора не слышали и смотрели на них, как на идиотов.

– Может, пойдем? – предложил Соболь. – Пока вы под собой лужи не наделали.

– Да я вот думаю, – сказал Упырь, утирая слезу, – не остаться ли тут? Место хорошее, до объекта – ну, час, если не особенно торопиться. Но не хочется туда к вечеру. С утра бы все разведали, посмотрели, что к чему, а то свято место пусто не бывает. Не горит, в конце концов.

– А почему мы тогда все у Бармаглота не остались? – с некоторой обидой спросил Белов. Значит, и у него такие мысли были.

– Потому что я не знал, как с метро у нас получится. Да и вообще лишняя роскошь только во вред. А так, может, Аспирин вот учебники разные почитает со скуки, перестанет слова умные между собой путать. Таблицу Менделеева посмотрит, там, говорят, интересно.

Белов улыбнулся. Именно такой реакции Упырь и ожидал.

– Ты опять, чува-ак?! – заныл Аспирин.

– Не опять, а снова. Пойдем, посмотрим, что там плохого в школе. Остерегайся скелетов в кабинете биологии!

Скелет в кабинете биологии нашелся всего один и весьма смирный. Он стоял и никого не трогал, и Аспирин тут же вставил ему в зубы сигаретный бычок. Виден был большой школьный опыт двоечника. Интересно, что Аспирин не курил, и где взял бычок, осталось загадкой. На вопрос Упыря он лишь таинственно пошевелил усами.

Школьный комплекс состоял из двух зданий, но второе даже осматривать не стали, просто забаррикадировали двери притащенными из классов столами. Разместились в учительской, где были мягкие кресла и диваны. Окно, забранное решеткой, завесили тяжелыми шторами и приготовились отдыхать, включив фонарь. Несмотря на засохшие цветы в горшках и аквариум с давно умершими рыбками и мутной цветущей водой, было даже уютно.

– Разумная мысль, Константин, – похвалил Михайловский Упыря за идею переночевать в школе. – Действительно, потащились бы мы сейчас через парк к заводу, и что? Темно, снимать неудобно, место незнакомое… Кстати, что говорит наш Компас?

Упырю до сих пор было странновато, что продюсер безоговорочно отдал ему «волшебное» колечко еще в сауне. Или безоговорочно верил, или, что скорее, понимал, что самому от Компаса пользы никакой. Только в комплекте со сталкерами.

И ведь явно предусмотрел варианты на случай, если сталкеры его в Зоне кокнут, а Протон используют в своих целях. Явно на выходе их будут ждать, причем, если они вернутся без Михайловского, возникнет целый ряд нехороших вопросов. Ладно, подумал Упырь, черт с ним. Продюсера он недолюбливал, но и выстраивать несколько линий возможного развития событий не стал. Куда кривая вывезет, тем более еще непонятно, чего там за Протон и что он умеет. Легенды Зон – вещь непостижимая, никогда не поймешь точно, добро они несут или зло, к примеру. Тот же Болотный Доктор, которого не раз сегодня поминали. Хороший он или плохой? Кому как и когда как. И артефакты: один и тот же сразу лечит раны и бомбардирует радиацией. Или охраняет от аномалий и отнимает силы…

Как бы этот Протон тоже боком не вышел.

«Что говорит наш Компас…» Что мы лезем, куда не надобно, вот что он говорит. Очень даже может быть.

– Наш Компас говорит, что мы совсем недалеко. А вот найти Протон на территории будет сложнее, – сказал вслух Упырь. – Детский принцип «горячо – холодно» тут не катит. Кольцо уже достаточно нагрелось, и я не уверен, что на ощупь определю разницу, если оно будет нагреваться сильнее или слабее…

– Надо было что-то сообразить на этот счет, это мой промах, – пригорюнился Михайловский. – Градусник, что ли, приспособить. Простое же дело, поручить техникам, поставили бы датчики, сотые доли градуса фиксировались бы. Блин… Вот я старый дурак.

– А не нужно было торопиться, – мстительно сказал Упырь. – Но даже если мы и не найдем никакого Протона, что вам мешает наврать, что нашли? Кино есть кино.

– Да, – задумчиво кивнул продюсер. – Кино есть кино.

У Елены Григорьевны они позавтракали на скорую руку, и мечты Аспирина о борще в принципе имели под собой основу. Но пришлось снова довольствоваться консервами. Актер Белов ковырялся в саморазогретой рисовой каше с говядиной довольно уныло. А вот Михайловский и, что самое удивительное, референт Эдуард слопали свои порции с видимым аппетитом. Последний смотрелся молодцом с того самого момента, когда вспомнил медицинские навыки. Небось приятно было почувствовать себя нужным и полезным. Не просто кофе приносить и записывать за шефом умные и глупые мысли, а реально пригодиться в сложной ситуации.

– Прошу не бухать, – предостерег Упырь. – Перед сном по чуть-чуть, чтобы спалось лучше, а пока – не надо. А то начнете и не остановитесь.

– Было бы с чего, – пессимистически произнес Аспирин, поболтав полупустую флягу.

– А ты в пищеблоке посмотри, – посоветовал Соболь, удобно растянувшийся на диване. – У детей явно пара бутылок завалялась. Ну или у поварихи здешней, хе-хе.

Разумеется, Аспирин никуда не пошел, хотя о заначке поварихи вполне мог задуматься. Вместе с Упырем они сбили замок и поднялись на плоскую школьную крышу.

– Дождик будет, – заметил Аспирин, глядя на серое небо и плывущие по нему рваные тучи. Вокруг из зелени торчали многоэтажки. Наверное, раньше здесь все было точно так же, только слышны были шум города и голоса детей внизу…

– Да… Может, и к лучшему. В дождь многие твари прячутся, да и аномалии видно.

– Угу… Только он нам завтра нужен, а сегодня не нужен.

Оба помолчали.

– Ну и как тебе здешняя Зона? – спросил Упырь, садясь на вентиляционный кожух.

– Дерьмо. – Аспирин сплюнул. – Все не так. Вроде и не слишком опасно, и барахла разного полно валяется кругом, но гори оно все пламенем, чува-ак. Кстати, я так далеко ни разу не заходил.

– Если верить Вали Кругами и прочим, самая жесть в центре. Тут ерунда.

– Не знаю, не знаю, чува-ак. И не потому, что троих потеряли. Я Москву и раньше не любил, знаешь? Неправильный город. И менты меня постоянно задерживали, документы проверяли, словно у меня рожа преступничья. Ну скажи, нормальная ведь у меня рожа, чува-ак?

– Терпимая…

– Вот, а они руки крутят, сволочи. Это я уж молчу, что было, когда на футбол гоняли.

Они снова помолчали.

– Знаешь, – сказал Аспирин, – а я точно завяжу. Вот вернемся, получим с продюсёра бабки, и завяжу. Надоело. Сегодня как прошел я под мостом в Скунсово, а потом разряд вас чуть не поджарил – тут и решил.

– Я и сам, наверное, завяжу. Или пойду с горя консультантом в ЦАЯ. Им люди нужны, хоть и платят копейки. А ты небось в Гудауту свою поедешь? Море, чача, виноград, мясо на огне жарят? Катер ты еще хотел купить, меня с собой в долю звал…

– Да не поеду я в Гудауту, – махнул рукой Аспирин и почему-то сделался очень печален. – Жениться я хочу.

– Опа! – удивился Упырь. – На ком? Не на той светленькой, что в ресторане «Маркиз» официанткой?

– Не, ты что, чува-ак… Это так, мимолетное увлечение. Мышка бежала, хвостиком махнула. У меня все серьезнее. Солидная такая женщина, фундаментальная.

– В смысле веса и комплекции? – не удержался Упырь.

– В смысле ума и взглядов на жизнь! Домик уже присмотрели, на Брянщине. Места – я тебя умоляю, озеро рядом, леса, поля! Грибов – хоть заройся! Сок березовый, рыбалка… Огородик заведем, чтобы вышел утром, сорвал клубничку там или морковку и сожрал немытую даже, потому что все свое, без химии…

– Корову…

– Чего?

– Корову, говорю, заведешь. Поросяток.

– И заведу. Сам же приедешь, молоко будешь пить парное, – серьезно сказал Аспирин. – Не пил небось ни разу парное молоко, черная душа? Или боишься, что оно белое и сквозь тебя просвечивать будет?

Ответить Упырь не успел. Из люка высунулась голова Соболя, который без обиняков сообщил:

– Поздравляю. Кажется, загнулся наш продюсер.

Когда Аспирин и Упырь ворвались в учительскую, шторы были раздвинуты, а Оскар Никитович Михайловский лежал на полу, вытянувшийся и закостеневший. Пальцы скрючены, лицо искажено страдальческой гримасой, глаза широко открыты.

Рядом с продюсером стоял на коленях референт Эдуард и тихонько плакал.

– Песец… – выдохнул Аспирин.

И референт зарыдал.

Упырь быстро осмотрел Михайловского. Проверил пульс – еле-еле, но прощупывается.

– Живой он… Ты же фельдшер, чего разрыдался тут, как фонтан слез?! Не мог проверить?

– Я… Я растерялся… – всхлипывая, промямлил Эдуард.

– Так… Что же с ним такое…

Все мышцы Михайловского были напряжены, глаза остекленели, зрачки на свет не реагировали. Руки были сжаты в кулаки.

В кулаки…

– Ну-ка, помоги, – Упырь толкнул референта локтем в бок и принялся разжимать пальцы Михайловского. Совместными усилиями это удалось. В левой руке не было ничего, а из правой на ламинат выкатился небольшой полупрозрачный камешек фиолетового цвета. Он упал рядом с ногой Эдуарда, и тот испуганно отскочил в сторону.

– Что это за фигня?! – злобно спросил Упырь. – Была у него такая?

– Я… Я не видел…

– Володя?! – Упырь повернулся к Белову. Тот стоял, побледнев и прислонившись к стене.

– Он подобрал возле метро… Я говорил, что не надо брать!

– Подобрал. Понятно.

Упырь взял со стола карандаш и осторожно постучал по камешку. Тот слегка засветился и тут же погас.

– Артефакт, чува-ак, – тоном заправского специалиста сказал Аспирин. – Я такого раньше не видел, но сто пудов артефакт, зуб даю.

Упырь позаимствовал из письменного прибора еще один карандаш, потом аккуратно, словно суши палочками, ухватил артефакт и бросил его в ящик стола. Подумал и заклеил ящик скотчем.

Михайловский все так же лежал, словно мертвая царевна в ожидании семи богатырей, или кто там ее домогался в сказке Пушкина – Упырь читал в школе, но давно забыл за ненадобностью.

– Сделайте что-нибудь, – попросил Белов.

– А что я сделаю?! – вызверился на него Упырь. – Я же не знаю, что это за артефакт, чем нейтрализуется его действие и нейтрализуется ли вообще… Черт, я вообще не разбираюсь в местных артефактах, в них даже Центр Аномальных Явлений не разбирается, потому что они тут появляются, как грибы после дождя, и их не успевают изучать… А потому я вас предупреждал еще в самом начале! Не надо! Хватать! Ничего! Без спроса!

Последние слова сталкер выкрикнул, размахивая в такт кулаком перед носом референта.

– Но он умирает…

– Тьфу ты!

Упырь вновь наклонился над Михайловским. Потом вытащил из чехла нож и задумался, выбирая точку.

– Что вы собираетесь делать? Вы с ума сошли?! – вновь влез Белов, хотя минуту назад как раз просил сделать хоть что-нибудь.

– Братцы, подержите их с Эдиком, – буркнул Упырь и вонзил острие ножа в мочку уха Михайловского. Продюсера словно электрическим током подбросило. С воплем он оттолкнул Упыря, перекатился в сторону, ударился о письменный стол и схватился за ухо.

– Сработало, – удовлетворенно сказал Аспирин, державший обмякшего актера.

– Как это вы?! – В голосе Эдуарда звучал профессиональный интерес.

– Повезло. – Упырь обтер нож о штанину и убрал в чехол. Михайловский с ужасом смотрел на него, тяжело дыша и продолжая зажимать рану. Между пальцев струилась кровь. – Перевяжи босса… Короче, есть аномалии, которые человека приковывают. Обездвиживают. Артефактов таких я раньше не видел, но вот столкнулся… Ну и подумал – а что, если попробовать самый простой способ?

– Бритва Оккама, – кивнул референт.

– Вот именно. Я знаю, что это такое, Эдуард, не удивляйтесь. Если так убирают судорогу – я вот когда далеко заплываю на море, всегда к трусам булавку цепляю, – то почему бы и здесь не уколоться? Видите, сработало…

– Как часы, чува-ак, – добавил Аспирин. – Продюсёр, как самочувствие? Алё?

– Больно, – заплетающимся языком пролепетал Михайловский.

– А нечего было дергаться. Я всего-то хотел чутка кольнуть, а вы дернулись, вот и разрезал… Да забинтуй ты уже ему ухо, а то на полу словно свинью резали!

– А… Да… – опомнился референт и полез за аптечкой. Достал обеззараживающий спрей в пластиковом баллончике и тут же уронил, потому что школа наполнилась детскими криками, топотом, гамом, а все это перекрывал дребезжащий звонок.

Михайловский забился еще глубже под стол; Соболь, стоявший ближе всех к двери, на цыпочках подошел к ней и приоткрыл. Шум усилился.

– Никого, – спокойно сказал Соболь, выглянув.

– Бывает. Закрой.

Упырю было не по себе, но он старался не подавать вида. В конце концов, не страшнее, чем было в брошенном колхозе Черепаново, когда одна дурочка случайно сняла трубку звонящего телефона.

– …Лиза! Лиза, бери детей, документы, деньги и скорее к администрации! – кричал в трубке мужской голос. – Оттуда пойдут автобусы! Ничего больше не бери, багаж с собой нельзя! Я на базе, приеду позже, за меня не волнуйся! Военные говорят, что все будет в порядке… Лиза! Лиза!..

Голоса из прошлого. Поэтому никогда не нужно в Зоне брать телефонные трубки, можно сойти с ума. И сходили.

Здесь, похоже, то же самое. Ничего страшного, просто иллюзия. Иллюзия…

– Татьяна Валерьевна! Татьяна Валерьевна, вы здесь?! – раздался из-за двери детский голосок. Шум и топот моментально стихли, звонок тоже.

Все замерли. Михаловский тихо скулил, размазывая по лицу кровь.

– Татьяна Валерьевна…

Ребенок был того возраста, когда сложно определить, девочка говорит или мальчик.

– Татьяна Валерьевна, мне можно войти?

Упырь похолодел, увидев, как круглая дверная ручка поворачивается. Кто-то пытался открыть ее с той стороны. И открыл бы, если бы Соболь быстро не защелкнул второй замок, внутренний.

Ручка подергалась, и голосок повторил:

– Татьяна Валерьевна! Пожалуйста, откройте… Мне страшно! Я тут совсем один!

Володя Белов впился зубами в побелевшие костяшки пальцев. Хорошо хоть не кричит глупостей вроде «Откройте, там же ребенок!». И вообще хорошо, что все молчат. То, что с той стороны двери, их не услышит.

Ручка снова повернулась, потом дверь мелко задрожала, словно кто-то тряс ее. Соболь протянул руку к лежащему на диване ружью, взял его и направил на дверной проем на уровне живота взрослого человека. То есть головы ребенка. Упырь помахал в воздухе рукой – не стреляй, хотя Соболь и не стал бы стрелять без нужды.

– Татьяна Валерьевна… – безнадежно произнес голосок.

Ручка дернулась в последний раз.

Все сидели в тишине, выжидая. Прошла минута, вторая. Соболь положил ружье на место. Вопросительно посмотрел на Упыря, показал на замок.

– Нет, – прошептал Упырь. – Я думаю, не надо открывать и тем более выходить.

– Мы что, так и останемся здесь?! – дрожащим голосом спросил Белов.

– А есть варианты? Дело к вечеру, на улице непогода, стемнеет рано… – Словно в подтверждение слов сталкера за окном прогремел гром. – Что в коридоре – я не знаю. И не хочу знать.

– Но я не смогу тут спать… У меня, простите, зуб на зуб не попадает…

– Отлично. Будете дежурить, если что – разбудите меня или вот Аспирина.

– Или меня, – сказал Соболь, снова устраиваясь на диване и скрестив руки на груди, словно индеец.

Упырь тщательно задернул шторы и включил фонарь. Заняться все равно нечем, так что лучше спать, а завтра поутру встать рано и выбираться наружу. Скорее всего в коридоре ничего их не встретит. Эх, зря он все же решил остановиться в школе…

На ночь Упырь разместился в кресле, а ноги положил на тумбочку, убрав оттуда поднос с электрическим чайником. Вспомнил было о своем разрешении выпить по чуть-чуть на сон грядущий, но озвучивать не стал. Сталкеры и сами выпьют без спроса, Михайловского референт накормил обезболивающими, и тот уже отрубился на втором диване безо всякого алкоголя, а остальные перебьются. Белов тем более обещал бодрствовать и следить за обстановкой. Тоже поляжет, конечно. Нервы, все такое…

– Юрец, – шепотом позвал Упырь Аспирина, возлегающего в соседнем кресле.

– Шо?

– Я вздремну, а ты подежурь с народным артистом. Потом сменю тебя, как надоест. Только водой в морду не брызгай, не люблю, когда так будят. Знаю я твои штучки. Если что, у меня нож на поясе.

– Не ссы, чува-ак.

– О, хорошо, что напомнил. Люди, – вполголоса сказал Упырь, – в сортир ходить нельзя. Не советую. Терпите до утра, если кому приспичит отлить – вон, в аквариум с горя можно. Рыбки померли давно, не обидятся.

Сидеть в мягком кресле после трепанации задницы, произведенной арматурой, было почти не больно, и Упырь расслабился. Жалко Матвея… Лежит там под обломками… Хотя смерть не самая плохая, иным куда меньше повезло. А тут хлоп – и никаких мучений.

Что с капитаном и его дурой-проводницей, из-за которой, собственно, Матвей сюда и полез, – и думать не хочется.

А Бармаглот небось и в самом деле икру под водочку трескает, книжку читает.

Черт, не спится… Вот всегда так: если много свободного времени и его можно смело заспать, сон не идет. А если спать некогда, тут же глаза слипаются, из рук все валится… Точно так же если нужно рано встать, то еле-еле вылезаешь из кровати. А когда рано вставать не надо, просыпаешься, как дурак, в семь утра и лежишь, глядя в потолок.

Зар-раза…

С горя Упырь достал ПДА и вывел на экран справку, которую ему любезно предоставил продюсер Михайловский еще до отправления.

«В апреле 1916 года Правление Русско-Балтийского акционерного общества приобрело большой земельный участок на окраине Москвы, где началось строительство крупного завода, получившего в 1917 году название «Второй автомобильный завод «Руссо-Балт». Через пять лет, в 1922 году, завод выпустил первые пять автомобилей «Руссо-Балт».

В 1923 году было принято решение о передаче завода в концессию на 30 лет немецкой самолетостроительной фирме «Юнкерс» для создания цельнометаллических самолетов и моторов к ним, после чего до 1925 года на заводе были изготовлены первые 50 самолетов Ю-20 и 100 самолетов Ю-21. С середины 20-х годов прошлого столетия на заводе было налажено серийное производство российской авиационной техники. На предприятии выпускались бомбардировщики ТБ-1 (АНТ-4), ТБ-3 (АНТ-6), Пе-2, стратегические бомбардировщики М-4, М-50 и др.

В конце 1959 года завод переориентировался на ракетную тематику. Первой практической задачей в области ракетной техники явилась отработка системы управления универсальной боевой ракеты УР-200 и создание семейства межконтинентальных баллистических ракет второго поколения типа УР-100. С 1962 года было начато проектирование мощной ракеты-носителя «Протон» для космических целей.

В цехах ГКНПЦ имени М.В. Хруничева были изготовлены все российские орбитальные станции: «Салют», «Мир» и «Алмаз»; все тяжелые модули, стыкующие с орбитальными станциями на орбите; функционально-грузовой блок «Заря» и служебный модуль «Звезда» для Международной космической станции.

Начало созданию предприятия в нынешнем виде было положено 7 июня 1993 года, когда на базе крупнейших производителей авиационной и ракетно-космической техники – завода им. М.В. Хруничева и конструкторского бюро «Салют» – Указом Президента Российской Федерации был образован ГКНПЦ им. М.В. Хруничева.

В настоящее время Космическим центром создана модернизированная ракета-носитель «Протон», идут работы по созданию ракет-носителей семейства «Ангара», малых космических аппаратов дистанционного зондирования Земли, космических аппаратов связи. Центр производит разгонные блоки на высококипящих компонентах «Бриз-М», «Бриз-КМ», криогенный разгонный блок 12КРБ, ведет работы по разработке разгонных блоков КВСК и КВТК для РН «Ангара», многофункционального лабораторного модуля для Международной космической станции. Осуществляет коммерческие запуски спутников в рамках компаний International Launch Services (ракета-носитель тяжелого класса «Протон-М») и Eurockot (ракета-носитель легкого класса «Рокот»)».

– Ракета-носитель тяжелого класса «Протон-М», – пробормотал Упырь.

– Шо? – отозвался спросонья Аспирин.

– Проехали. Спи, моя радость, усни.

Упырь убрал ПДА и достал из кармана Компас. На ощупь он был уже достаточно горячим и нагрелся явно не в кармане, потому что сначала леденящий холод чувствовался даже через ткань. Ну да, что удивительного-то – теперь они совсем рядом. Упырь не врал продюсеру, когда тот спрашивал.

Зажав Компас в кулаке, Упырь снова закрыл глаза, пытаясь задремать. Аспирин уже вовсю похрапывал, выводя затейливые рулады. Вот счастливый человек, подумал чернокожий сталкер. И ведь правда купит домик, женится, поросят заведет и клубнику в огородике. Тоже, что ли, припасть к земле?

Нет, это чересчур. Лучше запродаться ЦАЯ, а в отпуск ездить к Аспирину. Молоко пить. Сразу после того, как они все вместе поедут с Михайловским в Америку получать «Оскар» и пройдутся в черных смокингах по красной ковровой дорожке.

Как Ди Каприо, твою мать.

Как Ди Каприо!

И Упырь безмятежно уснул с улыбкой на губах. Он даже не слышал, как ночью Аспирин проснулся и долго искал в темноте аквариум.

28

При жизни завод имени Хруничева был режимным предприятием, и с кондачка попасть туда не представлялось возможным. Лезть через забор, который окружал территорию, Снифф и сейчас не планировал.

– Нормальные герои всегда идут в обход, – сказал он, выискивая что-то взглядом. – Ага, вот он.

– Что – вот он? – спросил Рахматулло.

– Люк. Если видишь в стенке люк, не пугайся, это глюк, – пробормотал Снифф. Вместе они подняли тяжелую чугунную крышку и откатили ее в сторону. Из открывшегося жерла пахнуло плесенью и сыростью.

– Туда и полезем. Раз нам в любом случае надо под землю.

Рахматулло не возражал, только достал из рюкзака фонари и зарядил батарейками. Капитан на правах профессионала полез первым.

Им повезло – такие люки в большинстве случаев приводят к простым узлам труб или кабелей, уходящих в узкие коробки, по которым не проползешь даже по-пластунски. Здесь все строилось давно и с умом, а потому коммуникации были уложены в тесных, но вполне проходимых коридорчиках. Сориентировавшись, который из них ведет к заводу, Снифф двинулся туда, пригнувшись и подсвечивая себе фонариком. Рахматулло последовал за ним.

– А зачем им твой брат? – тихо поинтересовался он, сопя и шаркая ногами по кирпичному полу.

– Сам не знаю. Я… Я видел странный сон. Человек в металлической маске говорил мне, то есть моему брату, про какой-то Срок, который наступит, и в этом ему должен помочь Вадим… И бормотал что-то вроде молитвы. А самое печальное, я даже не знаю, правдива эта часть сна или нет. Одно понятно – брат словно в тюрьме. И его надо оттуда вытаскивать.

– Тогда пойдем мы в подземный зиндан, – с готовностью сказал таджик.

Впрочем, до зиндана было еще далеко. Тоннель привел их в подобие коллектора, откуда вели две ржавые металлические двери и вертикальный лаз со вмурованными в стену скобами. Поскольку двери оказались заперты, а взламывать их проблематично, Снифф решил идти вверх. К тому же, по его расчетам, они находились уже на территории предприятия.

Лаз оказался коротким, метра четыре, и заканчивался небольшой кубической камерой, из которой вела опять же металлическая дверь. Если и она заперта, придется устраивать разгром и как-то выламывать либо ее, либо одну из тех, что остались внизу. Мысленно перекрестившись – неужто у попа нахватался?! – капитан протянул руку и толкнул покрытый пятнами коррозии металл.

Дверь открылась неожиданно легко, словно петли совсем недавно смазали. Скорее всего так оно и было, потому что за дверью их ждали. Сразу несколько стволов, автоматных и ружейных, смотрели на разные части тела Сниффа, а человек в маске из красноватого металла сделал шаг ему навстречу и добродушно произнес:

– Здравствуйте, Сергей Павлович. Не надо хвататься за пистолет, уверяю, вам никто не причинит вреда, если вы поведете себя правильно. И ваш спутник пускай тоже выбирается на свет божий. Ведь если он не захочет и спустится вниз, нам всего-то и останется, что бросить вслед осколочную гранату. А мы этого не хотим, уверяю. И вы не хотите. А он уж и подавно не хочет. Поэтому приглашаю вас посидеть за чашечкой кофе и поговорить, как это водится между добрыми людьми. Годится?

Даже если бы капитан и хотел отказаться, сделать этого он не смог бы. И через несколько минут они – без оружия, естественно, – уже сидели в скромном кабинете, на обычных вертящихся офисных стульях, и в самом деле пили кофе. Неплохой, хоть и из кофе-машины, пыхтевшей на столе в углу. Здесь имелось электричество – видимо, от аварийных генераторов. Неплохо устроились Выжившие.

– Я многое знаю о вас, – говорил человек в маске. Кофе он не пил, просто стоял у заваленных папками стеллажей, сцепив пальцы рук. – Этот смешной артефакт, который ваш брат прячет от нас… Я знаю, что он помог ему связаться с вами в Санкт-Петербурге. Вы тут же поспешили на помощь, и это похвально… Но, к сожалению, я не могу освободить Вадима Павловича. У меня на него свои планы, которые идут вразрез с вашими.

– Срок? – осведомился капитан, поставив опустевшую чашечку, и процитировал: – И только в новой жизни здесь обретем мы тебя, чтобы соединиться с тобой навсегда, когда придет Срок… Оно?

– Вижу, вы все понимаете.

Человек в маске замолчал, выжидая.

– Это какой-то ритуал?

– Да. Связанный с тем, что вы называете Протоном – там, на другой стороне.

– На той, что поругана и попрана?

– Верно.

– И что еще за Протон? – нахмурился Снифф.

– Одна из легенд Зоны. Ваш брат, Сергей Павлович, уникальный человек. В свое время он был в старой Зоне, причем во всех ее священных местах… Среди нас таких нет, и то, что Вадим попал к нам, я не могу назвать иначе, чем волей Создателя всего сущего. Мы строим новый мир, Сергей Павлович. Уверяю, он будет значительно лучше старого. То, что происходит, лишь каждодневное подтверждение. Сначала Украина, затем Москва… Я думаю, следующим станет Санкт-Петербург. Хотя мне кажется, что Создатель всего сущего не станет более мелочиться. Когда придет Срок…

– А когда он придет? – перебил Снифф.

– Скоро, уверяю вас, Сергей Павлович. Совсем скоро. И ваш брат будет лишь священной жертвой. А вы, как часть его, надеюсь, нам тоже пригодитесь… Новому миру, построенному под дланью Создателя всего сущего.

Капитан посмотрел в глаза, поблескивающие в прорезях маски. Человек спокойно выдержал взгляд и, судя по собравшимся в их уголках морщинкам, улыбнулся.

– Слушайте, давайте определимся… Вы вот меня по имени-отчеству, а я как могу вас называть?

– Хм… Ну, допустим, Людовик Бурбонский, граф Вермандуа. Почему бы и нет? Это одна из наиболее занятных версий того, кто скрывался под железной маской, будучи заточен в Бастилии. За то, что якобы дал пощечину своему сводному брату, великому дофину… Интересное было время, не находите?

– А если я вас буду называть просто Граф, вы не обидитесь? – съехидничал Снифф.

– Нисколько, уверяю. Граф так Граф.

– Договорились. Моего спутника зовут…

– Рахматулло, спасибо, – кивнул Граф. Таджик, сидевший тихо-тихо и лишь разок пригубивший кофе, вздрогнул. – У нас есть ваши соплеменники, уважаемый Рахматулло. Дар корхонаи мо то чику узбек, русу, осетин, бошкирд, арманй ва дигар миллатхо ахлона кор мекунанд. Марахамат, ба мо хамрохшавед[8].

– Ин кобили тахсин аст[9], – отозвался Рахматулло.

– Что ж, если вы уже выпили кофе, предлагаю продолжить разговор внизу, – продолжал человек в маске, не обращая более внимания на таджика. – Уверен, что вы хотите увидеть своего брата.

По пути в подвалы, или подземный зиндан, если выражаться словами Рахматулло, их сопровождали две женщины с АКСУ. Обе крупные, хорошо за тридцать, с короткими стрижками и неприятными лицами. Возможно, даже сестры. «Бабы хуже мужиков», или как там сказал мудрый отец Никон… А у этого графа Вермандуа крышу снесло конкретно, подумал капитан. Но его тут все слушаются, стоит пальцами щелкнуть, да и не дурак он, хоть и сумасшедший. Плюс знает все про Сниффа, следовательно, у него тоже существует какая-то ментальная связь с Вадимом. Побывавшим, блин, «во всех священных местах»… Это что же они, в жертву его собираются принести?! Снифф с ненавистью посмотрел на идущего впереди Графа. Кстати, кроме маски, в его облике ничего экзотического не было: темно-синяя ветровка, надетая на белую футболку, серые брюки, туфли. Короткая стрижка, седоватые волосы, залысины… Какой-нибудь инженер, что ли, местный?

Хрен тебе по всей маске, инженер, а не жертва. Зубами загрызу, подумал капитан.

Зиндан выглядел точно так, как во снах: бетонные стены в белесых потеках, по стенам – толстые кабели, облупившаяся табличка «Уходя, гаси свет», красный огнетушитель в держателе… И Вадим, голый по пояс, лежащий лицом к стене на толстом матрасе. У изголовья – пластиковая бутылка с водой, металлическая мисочка, под потолком тускло горят лампы.

– Вадим Павлович! – весело окликнул брата Граф. – А у меня для вас сюрприз!

Вадим повернулся, сонно уставился на вошедших и тут же вскочил.

– Эй, – бесцветным голосом произнесла одна из охранниц, направляя на него автомат.

– Серега! – радостно воскликнул брат.

– Вадим! Ну занесло же тебя… Говорил я, бросай к черту эту работу, иди к нам крыс гонять…

– Теперь бы и бросил бы, да не могу. – Вадим неприязненно посмотрел на Графа.

– А я за тобой пришел.

– Как трогательно, – заметил Граф. – Но несбыточно, уверяю. Я бы с радостью отпустил Вадима Павловича, однако с ним слишком многое связано, и таково предначертание. Ибо есть одна сторона, что от Создателя всего сущего, и есть другая, что поругана и попрана, и только в новой жизни здесь обретем мы…

Графа перебил человек в мотоциклетном шлеме, ворвавшийся в зиндан. Левое запястье у него было перемотано окровавленным бинтом прямо поверх рукава, а в правой руке человек держал пистолет «Грач». На человеке был легкий бронежилет, а на бедре висело длинное мачете.

– Нападение! – выдохнул «мотоциклист», опершись плечом о дверной косяк. – С юго-запада, не знаю, сколько их, но не меньше двух… Хорошо вооружены, забросали пост гранатами, когда наши огонь открыли…

– Болваны! – злобно процедил сквозь зубы Граф. – Зачем стреляли?! Я сто раз говорил – впускать внутрь, не трогать, если что, накрывать уже на территории!

– Я понимаю… мы… – начал было человек в шлеме, но Граф оттолкнул его и заторопился прочь из зиндана, бросив на прощание:

– Стеречь их! Я скоро вернусь!

Человек в шлеме закрыл за ним дверь и повернулся к Сниффу и Рахматулло.

– Туда, – показал он в угол комнаты раненой рукой. Одна из дам красноречиво повторила его жест стволом «калашникова». – И не вынуждайте нас применять силу.

– Я так понял, мы в гостях у вашего патриарха, и мы ему для чего-то нужны, – язвительно сказал капитан, но в угол все-таки прошел. За ним последовал таджик и присел на корточки.

– Незаменимых нет, – сухо ответил «мотоциклист».

– Спасибо, что пришел, – прошептал Вадим, когда брат уселся с ним рядом на матрас. – Я и не знал, что артефакт сработает…

– Кстати, маска о нем знает. Можешь не прятать.

– Блин. А я его проглотил… И глотаю регулярно…

Огорчение Вадима было таким неподдельным, что Снифф улыбнулся.

– Они тут совсем сдвинутые, я вижу, – сказал он. – Еще и воюют с кем-то.

– По-моему, первый раз такое.

– Ну так босс им и выдал по первое число…

– Молчите! – сердито велел им «мотоциклист». Снифф пожал плечами и уставился в пол, покрытый рифлеными металлическими листами. И смотрел так, пока не обнаружил кое-что весьма интересное…

29

Из школы номер девяносто восемь они вышли без приключений, открыв окно в учительской и выломав решетку. В коридор не хотелось никому, включая Упыря.

Ночью он все-таки подменил Аспирина. Актер Белов к тому времени уже свалился, и додежуривать пришлось одному. Зато утром все проснулись отдохнувшими, даже Михайловский с перебинтованным ухом. Продюсер окончательно пришел в себя, долго извинялся за свою несусветную глупость, благодарил Упыря и клятвенно обещал, что больше ничего не будет тащить в рот, то есть в карман.

До главного входа в парк Фили они добрались, можно сказать, прогулочным шагом. Разве что не насвистывали по дороге. Правда, Упырь понимал, что из самого парка за ними постоянно наблюдают, и пару раз даже заметил мелькнувшие среди кустарника черные круглые головы. Очередной неизвестный мутант, но осторожный, гад. И правильно, одобрил Упырь, люблю осторожных мутантов. Пусть вот так всегда и осторожничают.

Они прошли сквозь арку на входе, мимо перевернутых тележек с надписями «Мороженое» и «Горячая кукуруза», домика-кассы, брошенного веломобиля. Компас в кармане нагревался все сильнее.

Михайловский и Эдуард снимали. Белов, напротив, шел ссутулившись и сунув руки в карманы. Видно, не радовали его грядущие премии и перспектива сняться на фоне легендарного Протона – тоже.

По дорожкам они вышли к Новозаводской, но на саму улицу вылезать не стали. На сером высоком здании были видны слова «Бизнес-отель «Протон».

– Может, оно и есть? – без особой надежды осведомился Соболь.

– Ага, чува-ак, и вывеску повесили. И хлеб с солью щас девки вынесут, – сказал Аспирин. – Это ж бренд.

Упырь осторожно подобрался поближе к улице, прячась за деревьями, вернулся и сообщил:

– Территорию охраняют. Я видел в окне административного корпуса человека с винтовкой.

– С какого хрена?! – удивился Аспирин. – Неужто военные? Или охрана осталась, завод-то оборонный, ракеты там, все дела…

– Нет, военным тут делать нечего, и охраны быть не может. Просто кто-то обосновался. Плохое место, говорили же мужики… Разные слухи ходили.

– Так что, назад топаем?

– Оскар Никитич? – повернулся к продюсеру Упырь.

Михайловский потрогал ухо и ответил:

– На ваше усмотрение. Но вынужден предупредить, что наш контракт предусматривает…

– Я все понял, – прервал его излияния Упырь. Вот ведь как заговорил, стоило к месту подобраться. Хотя можно понять, «Оскар» в руках, считай. Даже если пресловутый Протон не найдут, уже куча материала, а если вдруг найдут?

– Тогда сделаем так. Надо разведать, кто там, сколько их и что у них имеется. Может, встретят с распростертыми руками…

– Ага, я ж сказал, бабы с хлебом и солью, – скептически сказал Аспирин. – И па-де-де спляшут.

– …Если придется пострелять, значит, придется пострелять. Но первые не нападаем. Если понимаем, что нам не по зубам, тупо уходим, и хрен с ним, с контрактом.

Упырь снова посмотрел на Михайловского, но продюсер молчал. Ухо трогал.

– Соболь, давай со мной. Аспирин, останься, ага?

– Как скажешь, чува-ак, – пошевелил усами Аспирин и сел в тенек под куст.

Упырь и Соболь, который оставил одно из ружей на хранение Аспирину, направились к реке и обогнули комплекс слева. Здесь предприятие прикрывал какой-то довольно дохлый забор с рядами колючей проволоки, местами оборванной и свисающей вниз.

– Попробуем здесь… – прошептал Упырь и полез первым. За ним во двор спрыгнул Соболь. Вокруг никого не было, стояли какие-то пустые металлические ящики и бочки.

– Давай сюда. Прикрывай меня. – Упырь устремился в проход между двумя низкими зданиями. Соболь следовал за ним, держа «Зауэр» на изготовку.

Предприятие выглядело совершенно безжизненным и покинутым. Поэтому Упырь не сдержал короткого вскрика, когда из-за припаркованного во дворе автофургона прямо на него вышел человек в бронежилете и с автоматом.

Часовой, если это был он, тоже опешил, и это спасло Упырю жизнь. Он успел броситься на землю, выпущенная часовым очередь прошила воздух на уровне живота, а дуплет Соболя снес часовому голову.

На грохот выстрелов из открытого окна второго этажа высунулся еще один автоматчик и тут же спрятался обратно. Слышно было, как он что-то неразборчиво вопит.

– Ах ты ж сволочь такая, – сказал Упырь, отцепил с пояса две гранаты и спокойно, одну за другой, зашвырнул их в окно. Рванули они почти одновременно, из проемов полыхнуло пламя, посыпались стекла. Где-то справа затарахтел пулемет, хотя стрелять там было совершенно не в кого. Нервишки заиграли у пулеметчика, понял Упырь. Это хорошо, значит, непрофессионалы, раз палят в белый свет как в копеечку.

– Спасибо! – бросил он Соболю на бегу. – Не вышло незаметно проскочить…

– Зато они, по ходу, дебилы и идиоты, – осклабился Соболь, сделавший те же выводы, что и Упырь. В самом деле, автоматчик из окна мог положить их играючи, пока Упырь валялся на бетоне, а Соболь перезаряжал ружье.

– Тогда что?

– Тогда идем дальше. Не сваливать же. Интересно, что дальше будет.

Услыхав взрывы и звуки стрельбы, Михайловский занервничал.

– Наверное, у них не получилось…

– Не ссы, продюсёр, – лениво сказал Аспирин, жуя травинку. – Прорвемся.

– Но стреляют же.

– Конечно, стреляют. В меня знаешь сколько раз стреляли, чува-ак? А я вот сижу тут с тобой, в кино хочу сниматься.

– А нам-то что делать? – спросил референт Эдуард, положив руку на кобуру с бесшумным «валом», из которого до сих пор ни разу так и не выстрелил. – Стреляют же.

– А подождем.

Тем временем Упырь и Соболь прочесывали коридор первого этажа закиданного гранатами здания. Им требовался «язык», и он не заставил себя долго ждать. Паренек лет шестнадцати прятался за мобильным терминалом; судя по выпученным глазам и перепачканному копотью испуганному лицу, его оглушило взрывом. Церемониться с пленным Упырь не стал – выволок за шиворот, дал пинка для внушительности и заорал:

– Сколько вас?! Где все?! Чем вооружены?!

– Дядь, не надо… – заверещал пацан, глядя на злющего негра.

– Щас, мля, съем! – рявкнул Упырь.

Паренек описался и путано выложил все, что знал.

На территории предприятия находилось семнадцать человек во главе со Слугой Создателя. Упырь не стал уточнять, что это за чмо и почему так называется, его куда более заинтересовало то, что при взрыве гранаты погибли двое. Минус еще один во дворе, который без головы, итого четырнадцать.

Минус пленный, итого тринадцать.

Еще четверо сидели на двух других постах, на севере и на востоке. Эти, даже услышав выстрелы, будут здесь не скоро – с учетом площади предприятия. А то и вообще останутся на местах, пока не получат другого приказа. Итого девять.

– Нормальный расклад, – подтвердил Соболь мысли Упыря.

– Оружие разное, ружья, автоматы, пистолеты… – бормотал паренек, дрожа. – У меня вот…

Он показал на валяющийся возле терминала полицейский «укорот». Соболь поднял его, повертел и покачал головой:

– Это надо же до такого состояния оружие довести… И так говно, а ты его еще и убил напрочь.

С этими словами он выкинул автомат в окно. Слышно было, как он загремел там по бетону двора.

– Вход со стороны Новозаводской чистый? – продолжал допрос Упырь.

– Никого там… Вход на нашей ответственности… был…

– Соболь, давай-ка зови наших.

– Щас, – сказал Соболь и исчез. Упырь кровожадно посмотрел на пленного, тот съежился и спросил:

– А вы что, с этими, что ли?

– С какими еще «этими»? – не понял сталкер.

– Ну, сегодня пришли двое… Чурка и… И не чурка… Их вроде в камеру отвели… Один вроде брата тут искал, тот, который не чурка…

Ох ты ж, подумал Упырь, неужто капитан?! Добрался-таки?! Молодчага. А отмычку-дуру по пути где-то потерял, зато другого спутника подобрал. Чурка… Хм.

– Так, – сказал он сурово. – Сейчас придут наши, и ты нас поведешь к этой самой камере. А по пути будешь показывать, где могут быть ваши люди. И если обманешь, я тебя, сука, реально съем. Я могу, веришь?

Паренек молча заморгал.

Соболь вернулся очень скоро в сопровождении всех остальных. Михайловский и референт держали в руках камеры. Показать бы им, что сейчас в той комнате, где гранаты взорвались, подумал Упырь. Не, это точно не для фильма. Да и некогда.

В двух словах он обрисовал ситуацию.

– Это секта, тут все чокнутые или близко к тому, – заключил он. – Поскольку мы уже замазались, отступать смысла нет, да и вояки они так себе. Думаю, можем вынести богомольцев и спокойно заняться поисками Протона.

– А это будет законно? – осведомился продюсер. – Все-таки стрельба, трупы.

– Оскар Никитич, вы видите тут где-то следственный комитет? Прокуратуру? Все, что происходит в Зоне, и остается в Зоне. Опять же вам ведь нужен экшен? Вот вам экшен. Снимайте, только под пули не лезьте. А потом, если что, наврете, что спецэффекты… Все готовы?

– Дайте мне тоже автомат, что ли, – неожиданно попросил Белов.

– Нету лишнего, – отрезал Упырь. – Держитесь все сзади, мы сами разберемся. Я вообще надеюсь, что они поймут, на кого нарвались, и сами отступят. Если только не совсем на всю голову больные… Соболь, брат, присматривай за этим чучелом, – кивнул на пленного Упырь. Тот, похоже, узнал Белова и восхищенно пялился на актера. – Он нам будет дорогу показывать и вообще проводить познавательную экскурсию по предприятию. Еще раз – все готовы?

– Чува-ак… – скривился Аспирин. – Давай уже воевать, что ли.

И они отправились воевать.

30

Снифф давно и детально рассмотрел на полу то, что ему было нужно, и теперь маялся от безделья. Сидеть под дулами автоматов и так не самое веселое дело, а уж вот так… Если снаружи и шла некая битва, сюда не долетало никаких звуков.

– А можно я почитаю? – неожиданно спросил капитан.

«Мотоциклист» уставился на него с недоумением.

– Вот, у меня тетрадка, – сказал Снифф, доставая подарок Квазиморды, который так и лежал во внутреннем большом кармане куртки еще с теплохода.

– Читай, – буркнул «мотоциклист». – Только не вслух.

И засмеялся, придурок. Снифф ободрал с тетрадки пакет и принялся листать. Рассказы… Ну да, что и следовало ожидать – Квазиморда ему уже выдал целых два, а тут, похоже, остальное собрание сочинений. Посмотрим, посмотрим…

И капитан принялся читать.

Последний рассказ Квазиморды

– Господин Андуевский! Секундочку!

Мелкий мужичонка в оранжевых валенках бежал вприпрыжку по Творецкому проспекту, пытаясь нагнать долговязого Андуевского. Но Великий аналитик лишь ускорял шаг, на ходу еще больше удлиняя свои и без того несоразмерные ноги.

– Господин Андуевский! Умоляю!

Мужичонка совсем выбился из сил, задохнулся, закашлялся и сел на ступени крыльца торгового центра. Вынув из правого валенка большой носовой платок, он вытер лоб, слезящиеся глаза, потом зачем-то свернул платок в кулечек. Андуевский замедлил шаг и напрягся. Мужичок сунул правую руку внутрь кулечка и уставился в спину Андуевскому. Секунду помедлив, Андуевский повернулся, поймал в фокус зрения мужичка, болезненно поморщился и растворился в воздухе.

Мужичонка подскочил и, размахивая платком, словно флагом, побежал к тому месту, где воздух еще призрачно колебался, храня остатки тепла только что исчезнувшего тела. Добежав, мужичок сосредоточенно втянул носом воздух, подгребая его к себе руками, затем расстроенно опустил плечи, сунул платок обратно в валенок и побрел по тротуару в сторону торгового центра. Дойдя до гостеприимно распахнутых дверей, он остановился и сердито засопел.

В торговом центре мужичок бесцельно побродил по первому этажу, купил в буфете леденец на палочке, сунул его за щеку и направился к эскалатору. Однако по дороге он неожиданно схватился за живот, с ужасом выдернул леденец изо рта и бросил его в чистенькую пластмассовую урну, стоящую у колонны. Вытерев со лба испарину, мужичок стал затравленно озираться, и тут взгляд его упал на скромное окошечко с многообещающей надписью «Горсправка». Растолкав локтями поток покупателей, сосредоточенно двигавшийся к эскалатору, он подскочил к окошку, которое оккупировала солидных габаритов барышня. Переминаясь с ноги на ногу, барышня тихим басом вопрошала в окошко. Дождавшись, пока она получит положенную бумагу и сдачу, мужичок сунул голову в окошко и выкрикнул:

– Адрес Андуевского!

– Семь рублей, – меланхолично произнесла щупленькая старушка.

Мужичонка вытянул голову из окошка и лихорадочно зашарил по карманам тесного пиджачка. Обнаружив в одном только пуговицу от этого же пиджака, а в другом дырку, мужичок стащил с левой ноги валенок, перевернул его и для надежности потряс. Ничего из валенка не вывалилось. Начав потихоньку всхлипывать, мужичонка собрался проделать такие же манипуляции со вторым валенком, но тут габаритная барышня, до того момента пересчитывающая сдачу, взяла его за локоть со словами:

– Не надо так переживать, я покажу вам.

Мужичонка поднял взъерошенную голову и отвесил челюсть.

– Провидение! – заорал он, люди вокруг шарахнулись в сторону. – Само провидение послало мне вас, госпожа Мордоклюева!

Девица покраснела и, держа его за локоть, повела к выходу.

– Я так и знал, что мне повезет, – тараторил мужичонка, забегая вперед и заглядывая Мордоклюевой в глаза. Девица начала беспокоиться – а хорошо ли, что она решила помочь этому странному субъекту? Дойдя до угла дома, она неопределенно махнула в сторону подъезда и быстренько завернула в подворотню.

– Маг! Кудесник! – завывал мужичонка, стоя перед подъездом и запрокинув голову вверх.

Из распахнутой балконной двери Андуевского вылетел несвежий помидор и звонко шлепнулся на тротуар в полуметре от крикуна. Мужичонка посмотрел на ошметья томата, произвел в голове некие вычисления и отошел немного в сторону. Затем снова запрокинул голову и, увидев в дверном проеме Андуевского, обрадованно распахнул рот для нового вопля.

– Это был упреждающий удар! – быстро сказал Андуевский.

– Куде-есник, – заныл мужичок по новой.

– А ну, поднимайся сюда, – скомандовал Андуевский и ушел с балкона.

Мужичок радостно подскочил и бросился в подъезд.

Андуевский мерил комнату шагами, заложив руки за спину. Вид у него был скорее растерянный, чем недовольный. Его гость робко сидел на краешке дивана, теребя давешний носовой платок.

– И как ты меня нашел, а? Забыл, как тебя звать…

– Вольдемар звать, о великий маг! – уклонился от первого вопроса посетитель.

– Ну, какой я тебе маг?! Я ученый!

– Ученый, ученый, – закивал мужичок, почесывая валенок, – научи, как избавиться от напасти! Сглаз ведь, истинно говорю! Вторую неделю еда в рот не лезет!

– Да не волшебник я, говорят же тебе! Иди вон к Мордоклюевой, пусть она тебе магический супчик сварит, от гастрита!

– У Мордоклюевой аура не такая, у нее хозяйственная аура! А у вас – я же вижу!

– Что ты видишь?! – насупился Андуевский.

– Ауру вижу, – важно сказал Вольдемар и снова почесал валенок. – У вас аура мощная, красная, пульсирует и с язычками закручивающимися! Серьезная аура, воздействовать может!

– Хм, – заинтересовался Андуевский, – а так?

Мужичонка, ошалев, смотрел на то, как вокруг головы Андуевского начинает появляться свечение, как из верхней части черепа аналитика начинают прорастать металлические спицы, которые соединились невесть откуда взявшимся ободом и обросли резиновой покрышкой.

– А-а-а… – тоненько запричитал мужичок, когда Андуевский снял с головы велосипедное колесо и попробовал, насколько оно накачано.

– Бэ, – грубо сказал ему Андуевский, – никакой ауры нет, понял?

– Понял, – прошептал Вольдемар и тоже попробовал, насколько накачана шина.

– Так что…

– И-и-и… – раскис гость.

– Прекратить! Давай по порядку, – рассердился Андуевский.

Мужичок вскочил, утер нос рукавом и торжественно сказал:

– Вырдамельт!

Андуевский изобразил позу «весь внимание». Мужичонка помолчал, почесал в затылке и удивленно спросил:

– Не действует, что ли?

– Не действует, – посочувствовал Андуевский, – и кулечек бы не подействовал.

– О-ё… – сокрушенно закачал головой мужичонка, достал из-за пазухи потрепанную книжку и, показав ее Андуевскому, полуутвердительно спросил: – Подделка, значит?

Андуевский хмыкнул, взял книжонку в руки, полистал:

– Сколько заплатил?

– Буренку отдал, – сокрушенно вздохнул мужичонка.

– Буре-онку! – протянул Андуевский. Выдвинув ящик стола, он достал курительную трубку и начал не спеша набивать ее табаком, который по щепотке выуживал из недр того же ящика. Вольдемар тоскливо смотрел на этот процесс и не решался говорить.

Андуевский не спеша раскурил трубку, вышел на балкон, постоял там немного, вернулся в комнату и спросил:

– Значит, две недели еда в рот не лезет?

Мужичонка покраснел, кивнул и потупил взор. Андуевский вытряхнул пепел из трубки на клочок газеты, аккуратно завернул и протянул мужичку:

– Разведешь теплой водой на две клизмы – утром и после обеда.

Вольдемар закивал, взял пакетик и вопросительно уставился на книжку.

– Книжку оставлю себе. Буренку все равно не вернешь. В понедельник жду на семинары. Неуч.

Вольдемар начал мелко-мелко кланяться, поспешно отступая к двери, и наткнулся спиной на входящего Якимовича. Подскочив от неожиданности на полметра, мужичонка зыркнул на Якимовича и, не говоря ни слова, вывалился за дверь.

Поставив на стол бутыль с кефиром, Якимович поинтересовался:

– Что за субъект?

– Понимаешь, Мотя, – не спеша начал Андуевский, сосредоточенно нагревая страницу Вольдемаровой книги зажигалкой, – субъект сам по себе неинтереснейший. Прямо скажем, скучный субъект. Обязали его мои семинары посещать – с целью повышения квалификации. А чего ее повышать, когда квалификации у него нет!

– То есть как нет? – не понял Якимович.

– Ну, так – нет. Чистый лист бумаги в плане общественно-полезного труда. Запущенный случай. И так у него организм, понимаешь, устроен – что на генетическом уровне сопротивляется любой попытке привить ему работоспособность.

– Вот это да! – восхитился Якимович. – И что происходит?

– Ну что происходит… есть вот не может вторую неделю. Книжонку выменял с целью меня нейтрализовать как агрессора.

– Что за книжонка?

– «Нейролингвистическое программирование».

– Чего это?

– Да ничего особенного, тупиковая ветвь эволюции. Потом на досуге расскажу. Дело не в том, книжка-то двойная! Оч-чень, очень любопытный экземпляр.

С этими словами Андуевский разложил книжку на столе и ткнул пальцем в страницу, которую нагревал:

– Видал?

Якимович придвинулся поближе. Печатный текст на странице сильно побледнел, а сквозь него яркими синими буквами проступил рукописный: «Самую простую водку передвоить на сухих лимонных корках и этой перегнанной водки налить 4 штофа в бутыль, которая должна быть обязательно толстого стекла; взять 12 золотников корицы, 4 золотника бадьяну, по 5 золотников кардамона и мушкатного цвету, мушкатных орехов 2 штуки, все это растолочь, а орехи стереть на терке и положить в бутыль с вином. Тогда эту бутыль обмазать крутым ржаным тестом в 3 пальца толщиною и ставить в вольный дух, после хлебов на ночь, 4 дня сряду, а утром всякий раз бутыль вынимать. После 4 суток слить и подсластить, полагая на штоф по 1 фунту сахара».

– Ну, дела! – присвистнул Якимович.

– Да-а, – с нежностью погладил книжку Андуевский, – мощный вклад внес Вольдемар в мою коллекцию рецептов!

Якимович налил в стакан кефир, отхлебнул и поинтересовался:

– А что ты с ним делать будешь?

– С Вольдемаром? Ну, что… прививать ему насильно трудовую ответственность – бессмысленно. Будем менять мотивации.

– Чего-чего? – не понял Якимович.

– Да так, – уклонился Андуевский. – Клин клином вышибать, Вольдемар ведь тоже тупиковая ветвь эволюции.

Якимович подозрительно уставился на книжонку, потянул ее к себе, аккуратно закрыл и спросил:

– Лев Николаич, а ты, случаем, не опробовал уже новый рецептец?

– А что? – встрепенулся Андуевский.

– Ты водку от содержания книжки профильтровал?

Андуевский неопределенно пожал плечами.

– То-то я смотрю: трудовая ответственность, мотивации. Понабрался. Чем этот Вольдемар занимается?

– Вообще? Ну… эта… домовой.

– Чего-о? – обалдел Якимович. – Лев Николаич, ты меня пугаешь! На-ко выпей давай, – сунул он Андуевскому стакан с кефиром.

Андуевский послушно выпил, скакнул в угол и радостно закричал:

– А смотри, Мотя, какое я колесо сделал!

Якимович шарахнулся в сторону. Андуевский схватил велосипедное колесо и начал бегать по комнате, изображая водителя грузовика. При этом он крутил колесо в руках, кричал «би-бип», огибая стулья и стол. Якимович сложил руки на груди и терпеливо молчал. Через некоторое время Великий аналитик устал, запыхался, с размаху плюхнулся на диван и спросил:

– Не поверил?

Якимович скептически покачал головой. Андуевский посмотрел на колесо и со вздохом поставил его обратно в угол.

– Вольдемар – вахтер в доходном доме. Сидит себе весь день на диване, чай с медом пьет и следит за тем, чтобы коммивояжеры не беспокоили жильцов. А по вечерам двери вовсе запирает и медовуху пить начинает, которую ему коммивояжеры приносят в качестве взятки. Но он неприступен. И пьет тихо. Аккуратно.

– Интересное дело. А зачем его к тебе на семинары направили?

– А затем, друг мой, что поступило на нашего вахтера катастрофическое число жалоб. От жильцов упомянутого дома. Продержал он их не так давно на сыром воздухе два часа. В дом не пускал.

– Как так?!

– Да так – очки потерял, растяпа. А без очков жильцов от коммивояжеров отличить не мог. Вот и не пускал никого вообще! Так что направили его ко мне на семинары в надежде, что разовью я ему нюх или внутреннее зрение. Или еще какую полезную вещь…

Якимович с интересом посмотрел на Андуевского:

– И никак?

– В этом случае, Мотя, как говорится, медицина бессильна… Однако интереснейшая вещь происходит: когда Вольдемару полезные свойства привить пытаешься – он как вирус гриппа мутировать начинает. Думаю, что он и без меня чего хочешь в себе разовьет, лишь бы не работать.

Якимович насупился, встал и тихо сказал:

– Ты его специально провоцируешь, чтобы на мутации поглядеть? Ну и кто ты после этого?

В комнате резко похолодало, стало как-то сумрачно и неуютно. Андуевский растерянно заморгал:

– Мотя, ты чего? Вот докатились… Ты книжку брось! Похоже, не все с ней шито-гладко!

Якимович положил книжку на стол и отряхнул руки. Посветлело. Книга с тихим шипением растеклась по столу вонючей лужицей и немедленно испарилась. Якимович чихнул:

– Что это было, Лев Николаевич?

– Сам не знаю! Эх, только один рецепт успел узреть, – запричитал Андуевский, – ну, Вольдемар! Жулик! Я ему в понедельник ген трезвости за это развивать начну! Он у меня мед на дух выносить перестанет!

– Расскажешь потом про мутации, – усмехнулся Якимович и пошел на кухню готовить ужин.

– Интересно? – спросил «мотоциклист», когда Снифф закрыл тетрадь.

– Нормально. Хочешь почитать?

– А что там?

– Я же говорю – нормально… Откровение. Про вердамельт.

– Про что?!

Тетки с автоматами, похоже, тоже заинтересовались. Ну да, секта же. Мало ли что там за откровение. Может, Снифф новоявленный апостол, недаром с ним сам Граф так учтиво обращается.

«Мотоциклист» сделал несколько шагов к сидящему на матрасе Сниффу и протянул руку. Ту самую, раненную, обмотанную окровавленным бинтом.

Такого подарка судьбы капитан не мог упустить. Корешком тяжелой тетради он с размаху рубанул по бинту, а когда «мотоциклист» взвыл и выронил пистолет, чтобы рефлекторно схватиться за больное место, пнул его в колено и подхватил упавший «Грач». Щелкнув предохранителем, Снифф выстрелил в ближайшую к нему бабу-автоматчицу, но не попал. Капец, подумал он, доигрался, но бабы неожиданно побросали автоматы и кинулись наутек, мигом растеряв свою нордическую воинственность.

«Мотоциклист» откатился в сторону и притих.

Братья переглянулись, а Рахматулло подобрал автомат и отсоединил рожок.

– Патроны есть, – сказал он. – Автомат заклинило, грязный.

Второй «калашников» был вообще не заряжен.

– Однако! – Вадим изо всех сил врезал кулаком по матрасу. – Если бы я раньше знал…

– Ну, наверху они с кем-то все же воюют, поэтому лезть туда не следует. А вот тут, – Снифф встал и топнул ногой по металлическому полу, – вот тут лезть можно.

С этими словами он просунул пальцы в едва заметную прорезь, поднатужился и поднял лист. Под ним открылся квадратный проем со ступеньками, круто уходящими вниз.

– Я идиот, – потерянно пробормотал Вадим. – Сидел рядом с выходом и чуть не сдох тут…

– Ты ж не знал, – успокоил его Снифф. Потом взглянул на по-прежнему затаившегося «мотоциклиста». – Обойму запасную давай.

– Нету, – виновато ответил человек в шлеме. – Там, в пистолете, пять патронов, и все.

– Рахматулло, обыщите его, пожалуйста. И ножик заберите.

Таджик меланхолично обшарил «мотоциклиста», забрал мачете, но больше и впрямь ничего не нашел. Вадим снял с человека в шлеме бронежилет и напялил на голое тело.

– Маловат чуток, – заметил он, – но лучше, чем так.

Затем они связали «мотоциклисту» руки и ноги кусками ткани, оторванными от матраса, быстро разделили автоматные патроны – вышло по семь на брата, вручили Рахматулло «Грача» и полезли в проем. Вход за собой закрывать не стали – все равно «мотоциклист» заложит, когда в зиндан вернутся… Вся надежда на то, что неизвестные нападавшие одержат победу. Или беглецы успеют оторваться от возможной погони.

Фонарей у них теперь не было, и рассеянный свет, проникавший в тоннель из зиндана, быстро остался далеко позади. Изредка Снифф щелкал зажигалкой, но идти оказалось легко и в темноте. Коридор был узким, не шире метра, и Снифф то и дело задевал плечами шершавые стены. Под потолком змеились кабели, а под ногами то и дело хлюпали мелкие лужи. Судя по всему, здесь бывали редко. Радовало то, что несколько раз преградившие путь металлические решетчатые двери были не заперты и лишь немного приржавели. Открывались они с душераздирающим визгом, который эхом разносился по коридору.

– Все равно как если бы мы орали: «Э-ге-гей, мы идем!» – мрачно сказал Вадим, когда миновали очередную дверь.

– Здесь никого нет.

– Никогда не знаешь, что впереди, – философски заметил Рахматулло.

Метров через пятьдесят они, напротив, вышли на оперативный простор. Это оказался широкий тоннель, похожий на метрополитеновский, только без рельсов. На голых стенах красным крупно было набито через трафарет «А6».

– Ума не приложу, что это такое, – признался Вадим, дуя на обожженные зажигалкой пальцы.

– Оборонка, – сказал Снифф. – Секреты… А тоннель внушительный. Возможно, мы по нему даже к метро выберемся. Какая тут станция ближайшая?

– Кажется, «Деловой центр»…

– Значит, туда и попробуем. Это где небоскребы стоят? Москва-Сити?

– Ну да, рядом. Москва-Сити это вообще-то «Выставочная», но в целом одна фигня.

– Я себя здесь хотя бы чувствую в своей тарелке, – признался Снифф и снова посветил зажигалкой, забрав ее у брата. – Стоп, а это у нас что?

На стене висела эбонитовая коробка. Откинув крышку, Снифф увидел старинный магнитный пускатель с большими круглыми кнопками, черной и красной. Нажал черную и прислушался. Вдалеке что-то загудело, потом щелкнуло, и под потолком загорелись лампочки. Они висели на значительном расстоянии друг от друга, оставляя промежутки полумрака, но это был свет!

– Ура, – констатировал Вадим. – Теперь точно прорвемся.

– А может, и нет, – с восточным спокойствием произнес Рахматулло и показал на другой конец тоннеля. Оттуда слышался мерный топот.

Снифф сразу вспомнил ночную реку, падающие деревья и невидимого слонопотама, втаптывающего в прибрежный песок мертвогрызов. Но эти шаги были легче, быстрее, и казалось, что по бетону постукивают когти.

– Черт… Арсенал-то у нас хреновенький, – пробормотал Вадим, когда в свете ламп стало видно, кто к ним пришел.

Огромная крыса с тремя оскаленными головами и множеством извивающихся хвостов остановилась посередине тоннеля и внимательно смотрела на них красными горящими глазками. Размером она была примерно с корову.

– Крысиный король, – восхищенно сказал капитан, поднимая автомат и переключая огонь на одиночные. – Легенда подземелий, которую никто никогда не видел. Жаль, не придется парням в Питере рассказать…

Таджик молился.

Крыса рванулась с места и бросилась. Хвосты, словно щупальца, выплеснулись вперед, казалось, заполнив собой все пространство тоннеля. Рахматулло взмахнул мачете и разрубил один из них, но Король не обратил на это внимания. А вот две автоматные пули, попавшие в раздутое тело, его на миг отвлекли и еще больше разъярили. Щелкая зубами, Король потянулся к стрелявшему Вадиму, и в этот момент Рахматулло сделал еще один выпад. Крыса трехголосо взвизгнула, еще один хвост забился на полу, сжимаясь в кольца и распрямляясь.

Снифф почувствовал, как тугой жгут спутывает его ноги, и в последний миг выскочил из захвата. Вадим выстрелил еще несколько раз, попал в центральную голову урода, выбил глаз, но и это никак не повлияло на Короля.

– Назад! – заорал Снифф. – В коридор, он туда не пролезет!

Отгоняя Короля выстрелами, они отступили к проему в стене. Вадим уже юркнул в него, когда Сниффа схватили сразу два хвоста-щупальца и поволокли к щелкающим пастям. Правая рука с хрустом сломалась под давлением, автомат упал на пол, капитан вскрикнул.

– Братан! Я сейчас, братан!

Вадим выпустил в Короля оставшиеся пули, выхватил у таджика мачете и, проскользнув под метнувшимися к нему петлями хвостов, оказался возле отвислого шерстистого брюха. Он полоснул по нему поперек. Кожа лопнула, разъехалась, и на бетон посыпались нерожденные крысята. Король оказался Королевой…

Крысята громко пищали, скребли полупрозрачными розовыми лапками и разевали беззубые рты. Зрелище было омерзительным. Вадим подхватил выпавшего из ослабших колец брата и потащил к коридору. Рахматулло помог ему, напоследок выстрелив из пистолета в Королеву. Но та уже не обращала на них внимания, сгребая свое потомство в пищащую и щевелящуюся кучу.

Снифф пришел в себя уже на ступеньках, ведущих обратно в зиндан.

– Все нормально, – прохрипел он. – Во как, из огня, да в полымя…

– Ничего, брат… – бормотал Вадим. – Выберемся. Их там не так много.

– Патронов нет. Я и автомат там оставил.

– У меня три патрона осталось, – сказал Рахматулло, показывая пистолет.

– Да уж, навоюем…

Тем не менее они вылезли обратно в камеру. «Мотоциклист» воззрился на них, словно на Иисуса, шествующего по воде.

– Не сложилось, – поведал ему Вадим. – Неприветливые там у вас в тоннелях жители… А ты давай-ка выводи нас отсюда, понял? Иначе я тебе чего-нибудь отрежу.

В качестве доказательства он показал человеку в шлеме окровавленное мачете. Тот съежился и быстро-быстро закивал.

Но никого никуда вести не пришлось. В дверь зиндана, так и оставшуюся открытой, влетел Граф и грохнулся посередине камеры в позе, совершенно неприличной для лидера группы верующих. Создатель всего сущего явно был бы недоволен таким зрелищем.

Вслед за Графом в зиндан ввалились несколько человек в камуфляже и с оружием: блондин с двумя ружьями, негр-сталкер по кличке Упырь с автоматом, усатый тип с недобрым взглядом и двое с видеокамерами, причем старшего Снифф уже явно где-то видел.

А за ними вошел известный киноактер Владимир Белов, что для капитана стало окончательным ударом. И он потерял сознание.

31

Сектанты оказались ничтожными противниками.

Основная часть сидела сейчас запертой в каком-то хозяйственном помещении, заставленном ведрами и коробками с моющими средствами. Те, что дежурили на дальних постах, кажется, удрали. А Граф, он же кандидат технических наук Котельников, сидел на полу, вытянув длинные ноги, и проповедовал.

Маску с него сняли. Под ней обнаружилось вполне среднестатистическое лицо, которое раз увидишь и не запомнишь.

– Вы не понимаете, – гундел кандидат, отчаянно жестикулируя. – Это новое понимание происходящего! Зона – это будущее планеты, и она сомнет… Все жалкие попытки сдерживания, эти периметры, войска, этот жалкий Центр Аномальных Явлений – смешны! Создатель всего сущего видит! Уверяю! Две стороны, между которыми никогда не будет примирения! Поэтому мы должны ускорить! Срок! Придет Срок, и вы увидите, что я был прав! Пока еще не поздно, перейдите на нужную сторону, и на вас возляжет благодать…

– Слушай, чува-ак, – беззлобно сказал Аспирин. – Кончай бухтеть, а то на твою рожу вот что возляжет.

И он показал кандидату наук кулак.

Тот заткнулся, гордо насупившись.

– Так что у нас с Протоном? – спросил Михайловский. – Я так понимаю, теперь нет никаких препятствий…

– Мне все это не нравится, – сказал Упырь, бродивший туда-сюда.

– Но мы должны снять!

– Ловите. – Упырь порылся в кармане и бросил Михайловскому колечко-Компас. Тот ловко поймал его на лету и принялся перебрасывать с ладони на ладонь.

– Компас?! – с любопытством поднял бровь Котельников. – Понимаю. Значит, этот ничтожный отступник все-таки вышел из Зоны и даже ухитрился передать его вам… И что вы собираетесь делать дальше?

– Я лично – отснять материал и пойти обратно, – сказал Михайловский, успевший спрятать обжигающий артефакт. – Эдуард, идем. Думаю, мы разберемся и без посторонней помощи.

– Погодите, Оскар Никитич, – остановил его Упырь. – Мы не знаем, что такое Протон. Может быть, господин Котельников нам расскажет?

– Да ради всего святого, – заулыбался Граф. – Я даже расскажу, как его искать. Вам и Компас не понадобится. Как выйдете из корпуса, сразу направо, там ангар такой серебристый, на нем кодовый замок. Наберете три четверки и двойку, двери откроются, внутри – Протон.

– Как он выглядит? Он опасен?

– Обычный носитель, – пожал плечами кандидат. – Только его коснулся своей рукой Создатель всего сущего. Теперь это часть Зоны, часть нашей стороны…

– И что будет, если мы его увидим? Прикоснемся? – настаивал Упырь.

– А я не знаю. Срок еще не наступил. Нам нужен человек, который был во всех священных местах. Мы такого человека нашли, вот он сидит, – и Граф указал на Вадима.

Военсталкер обвел всех присутствующих взглядом.

– Я ничего не собираюсь делать, – сказал он.

– Хотя бы посмотрим, – взмолился продюсер. – Снимем! Володя, поддержите меня! Константин! У нас же контракт!

– Хорошо, – подумав, кивнул Упырь. – Идемте. Ты, кандидат, тоже с нами. Если что, там тебя и пристукнем.

Кодовый замок ангара сработал, как и говорил Граф.

Двери отворились, и они вошли внутрь. На специальных стапелях, или как они называются в ракетостроении, в самом деле лежал носитель. Точнее, его внутренность, еще не закрытая обшивкой. В полумраке ангара трубы, провода, приборы и датчики светились голубоватым неземным светом.

Упырь понял, что это в самом деле Протон. Сила и энергия Зоны прямо-таки струились вокруг, и сталкер не мог понять их вектор.

Он сделал несколько шагов и остановился.

Снифф со сломанной рукой на перевязи догнал сталкера и сказал:

– Давайте уйдем.

– Ты веришь в эти бредни? Что Протон запустит процесс, и вся планета превратится в одну сплошную Зону?

– Я во что угодно поверю. Я домой хочу.

– Мы все домой хотим, – сказал Упырь.

Тут-то все и случилось. Мрачный Котельников неожиданно оттолкнул присматривавшего за ним Соболя и бросился к Протону, истошно вопя:

– Создатель! Создатель! Придет Срок! Покайтесь!

Никто не успел его остановить, только Аспирин выстрелил, но не попал – пуля высекла искры из толстой металлической станины.

– Держите его! – завизжал референт. Михайловский, упав на колено, лихорадочно снимал происходящее.

Кандидат наук, раскинув руки, подпрыгнул и взлетел над Протоном. Он завис в воздухе, поддерживаемый все сильнее разгоравшимся голубым свечением.

– Придет Срок! Срок придет! – прокричал он еще раз.

И Протон вспыхнул, разметав все вокруг и разбив на атомы.

…Бесконечность-1

Индикатор биоизлучения на запястье вел себя странно: точка в паре десятков метров от Сниффа то вспыхивала ярко-оранжевым цветом, то еле заметно мерцала зеленым. Снифф потряс рукой, но индикатор не унялся.

– Восемнадцать метров прямо – гадина, – сказал он. – Но что-то с ней не то.

– Ну-ка… – буркнул Гном и без лишних раздумий врубил основной фонарь. Сразу стало ясно, почему индикатор шалил – автоматная очередь разрезала тварь почти пополам, потом она приползла сюда, после чего задняя часть суперкрысы практически умерла (она-то и давала зелень), а передняя скребла по щебню лапами и щелкала пожелтевшими зубами.

Снифф вскинул автомат.

– Зачем добивать? – спросил новичок. – Все равно сдохнет, так пусть хотя бы помучается.

Снифф внимательно посмотрел на новичка, тряхнул головой и, оттолкнув его плечом, выпустил очередь в голову крысы. Мимоходом подумав, что все это с ним уже, кажется, было…

…Бесконечность-2

Упырь сидел в «Штях» и с аппетитом кушал солянку, прерываясь на то, чтобы глотнуть прозрачного. Все было хорошо, но ему не нравилось, как косится незнакомый тип за соседним столиком. Или не совсем незнакомый? Нет, он его определенно где-то уже видел, этого мужика…

– Здорово, Упырь! – сказал проходивший мимо Сироп, подавая руку.

– Здорово, Сироп. – Упырь выплюнул лимонную косточку. Руки он подавать не стал, потому что Сиропу надо бы помнить, что Сироп – сволочь и прекрасно знает, что Упырь в курсе: именно Сироп постукивает в комендатуру… Тот пожал плечами и пошел себе дальше, в бильярдную. Правильно, а то схлопотал бы… А вот незнакомый тип взял в баре анисовой и направился к столику Упыря.

– Извините, не помешаю?

– Уже помешал.

– Просто у меня важное дело, а я никого тут не знаю. Не у кого спросить совета.

– А я что, бюро добрых советов? Или ты меня знаешь, не приведи господь?

– У меня брат пропал.

И тип уселся за столик Упыря. Не плеснуть ли в него горячей солянкой, подумал Упырь, у которого испортился аппетит. И где он его видел? В той же комендатуре? Возможно… Потому сталкер взял себя в руки и сказал умное, что вспомнилось кстати:

– Бывает. Не сторож я брату твоему…

…Бесконечность-3

– Короче, плюнь ты на этот Монолит, – сказал Оскару Никитичу Михайловскому невзрачный сталкер, с которым они пили виски. – Достал он всех. Каждый год по десять фильмов, уже чуть не в «Спокойной ночи, малыши» эти… Хренуша с Какушей… Это все вчерашний день. Престижную премию американской киноакадемии хочешь?

– Кто ж не хочет.

– Тогда чего сидишь? У тебя в двух шагах – настоящая Зона, московская. Там все новое, непривычное. Греби – не хочу.

– Ты, что ль, меня хочешь в Зону отвести?! – поразился Михайловский.

Сталкер покачал головой.

– Отвести не отведу. Но Компас могу продать…

– Что-о?!

И Михайловский громко расхохотался, хотя уже понимал, что Компас он купит и вопрос лишь в цене.

И в том, не будет ли она чересчур высока для него…

И для всех.