Новелла по мотивам серии «Сыщики». Исповедь потрошителя

***

И ничего страшного больше не случилось.

Берти провел остаток ночи в уютной гостевой спальне, куда ему принесли новый стакан молока и печенье. Так спокойно и безмятежно он не спал ни до, ни после того.

Ранним утром послали за родителями. Морты примчались в Гэдсхилл-Плейс взволнованные и готовые к худшему. Провожаемые хмурыми взглядами обитателей поместья, они прошли в кабинет Диккенса. Туда же вскоре писатель позвал и Берти.

О чем говорили трое взрослых и мальчик в течение часа в святая святых Гэдсхилл-Плейс, так и осталось тайной для домочадцев Диккенса. Из-за двери не слышалось криков, которых можно было ожидать от вспыльчивого писателя; разговор велся настолько тихо что, даже приложив ухо к двери, горничная не смогла разобрать ни слова.

Под конец, вместо того, чтобы послать за поверенным и предъявить Мортам материальные претензии за увечья, нанесенные Ретивому, писатель потребовал шампанского. Девушка, подававшая бокалы, клялась потом в людской, что хотя глаза миссис Морт были красными от слез, вид она все же имела пусть и ошарашенный, но довольный. И когда Морты покидали поместье, все трое светились неподдельной радостью, особенно негодный мальчишка, ранивший коня.

А ему было чему радоваться. Этой ночью Чарльз Диккенс, используя магнетическую силу, прогнал Мясника назад в темноту. Больше он не вернется, пообещал писатель. Много лет спустя, уже, будучи взрослым, Бертран Морт как-то разговорился с отставным военным, проведшим четыре года в плену у туарегов султаната Агадес. Слушая бывшего пленника, Берт невольно поймал себя на мысли, что ему хорошо знаком восторг освобожденного из неволи. Именно так как описывал свое состояние этот человек, он чувствовал себя в тот день, когда писатель изгнал мальчика-из-темноты назад в небытие.

Диккенс был превосходным магнетизером. Об этой его страсти Берт потом много слышал и читал — писатель учился месмеризму у лучших мастеров Европы и весьма преуспел в нем. Но в одном он ошибся. Мясник ушел не навсегда.

Шли годы. Берти вырос и поступил в университет, где под мудрым наставничеством мировых светил, постигал медицинскую науку. Было бы неправдой сказать, что он забыл о кошмаре своего детства — лете, проведенном в одном теле с безумным мальчишкой-убийцей. Но постепенно жизнь его наполнилась людьми и событиями, которые вытеснили неприятные воспоминания на задний план. Лишь изредка, во сне, ему чудилось, будто где-то внутри него бьется в прочной «месмерической» клетке плененный Мясник. Проснувшись, Берт почти никогда не мог вспомнить, что ему снилось.

По окончании университета новоявленный доктор Морт четыре года проработал в Королевской больнице Лондона, трудясь, бок обок с великим Листером. Приобретя неоценимый хирургический опыт, он решился на покупку частной практики и сменил ушедшего на покой старика-доктора в мрачном Уайтчепеле.

Так он поселился у добродушного табачника мистера Батлера, в недорогой и удобной комнате прямо над магазином. За шесть лет практики, доктор Морт стал уважаемым человеком в округе. Со всех окрестных кварталов, а иногда даже из Сити и Шордича за ним посылали и в холод и в слякоть — лечить недуги и хвори лондонцев. Он уже подумывал перебраться в более фешенебельный район, жениться, купить и рассрочку небольшой дом, когда жизнь его внезапно совершила крутой вираж.

Все началось со злополучного визита к умирающему судье Джейкобсону минувшей зимой. В ту ночь Берта подняла с постели служанка Джейкобсонов, посланная за ним с приказом, во что бы то ни стало уговорить доктора посетить судью в неурочный час. Из сбивчивого рассказа запыхавшейся девушки, Берт понял что судью, вероятнее всего хватил удар. Он пользовал старика уже четыре года и давно ожидал подобного исхода, поэтому не мешкал. Быстро одевшись и прихватив с собой саквояж, он отправился к Джейкобсонам.

Все оказалось именно так, как и предполагал Берт. Судья лежал в душной жарко натопленной спальне и отблески пламени из камина плясали на его пергаментно-бледном лице. Глаза умирающего были закрыты, и глубоко запали, скулы напротив резко выдались вперед, и казалось на кровати лежит уже мертвец. Но толстая синяя жила на шее старика еще пульсировала дурной кровью, а руки его были сжаты в кулаки. Судья цеплялся за жизнь.

Берт присел на край кровати и взялся за левое запястье умирающего. Пульс на руке почти не прощупывался. Предплечье было исчеркано рубцами от старых кровопусканий. Сколько их сделал за эти годы старику Берт... Двадцать? Тридцать? Писали, что в Индии обнаружили любопытную траву — раувольфию змеиную, вытяжка из которой позволяет снизить давление в сосудах, не прибегая к варварским средневековым методам.

Пожилая леди — миссис Джейкобсон — приблизилась к кровати с другой стороны и с мольбой посмотрела на Берта.

— Что-нибудь можно сделать, доктор?

Берт покачал головой.

— Это апоплексический удар. Я могу лишь облегчить страдания, выпустив пинту крови. Возможно, он ненадолго придет в себя. Вы уже послали за священником?

Миссис Джейкобсон испуганно прикрыла ладонью рот и помотала головой.

— Он запретил, сэр. Вы же знаете этого упрямого осла! — в голосе ее прозвучали нотки злости, с какой люди порой говорят о любимых, хороших, но чертовски упрямых людях.

Берт кивнул. Любой проходимец в округе знал, что судья Джейкобсон был, упрямцем, богохульником и тираном. Но вместе с тем, едва ли, даже среди уличного сброда, нашелся бы хоть один человек, посмевший утверждать, что оный судья был несправедлив или излишне жесток в своих приговорах. Ходили слухи, что ни один злодей не мог утаить правды, едва суровый взгляд из-под напудренных буклей парика, останавливался на нем, а низкий грудной голос повелевал говорить.

Взгляд этот заслуживал особого «врачебного» внимания Берта. Глаза судьи Джейкобсона время от времени меняли цвет. Обычно карие, они порой становились разноцветными — синим и зеленым. Приходящая гетерохромия — о таком доктор Морт никогда не слышал. Судья отмахнулся от попыток Берта изучить это явление, а когда тот попытался настоять, прикрикнул, как он это умел и вопрос был закрыт.

Теперь судья умирал, стиснув кулаки.

Берт раскрыл саквояж и достал ланцет. Служанка молча подала маленький медный тазик для крови, а миссис Джейкобсон присела в кресле и тихо-тихо заплакала. Берт придвинул ближе свечу, повернул руку судьи к себе наружной стороной и примерился сделать надрез. Но в этот момент судья пошевелился и открыл глаза. Лицо его перекосилось: левый глаз — сейчас он был зеленым — открылся не полностью, а угол рта с той же стороны был опущен.

— Уйдите все.

Произнесено это было едва слышно и шепеляво, но вместе с тем необъяснимая сила в голосе старого судьи не позволяла ослушаться. Подскочили одновременно и доктор, и служанка, и плачущая миссис Джейкобсон.

— Мистер Морт, вы останьтесь,— так же тихо попросил судья. Он впервые назвал Берта не «доктором» а просто «мистером», как будто подчеркивал, что не видит больше смысла в лечении.

Никто не посмел ослушаться, и вскоре в комнате остались только Берт и умирающий.

— Я ведь уже не выкарабкаюсь? — спросил старик без всякого выражения.

— Вы умираете, сэр,— лгать судье Берт даже не пытался.

— Ну что же, я не боюсь. Смерть — удел каждого, пора бы и мне встретиться самым главным Судьей.

При этих словах он попытался улыбнуться, но ухмылка вышла кривая, страшная. Доктору Морту не раз случалось наблюдать за последними часами жизни своих пациентов, и редко кому доставало мужества встреть смерть достойно. Уважение, которое он и без того испытывал к старому судье, разом выросло на порядок.

— Я позвал вас, Бертран, не для очередного кровопускания,— прошептал между тем старик. — Нет нужды суетиться перед смертью. У меня к вам другой интерес. Помните, вы интересовались моими глазами?

Берт, который, время от времени, возвращался мысленно к феномену «разноглазости» судьи, кивнул.

— Я не захотел с вами об этом говорить, и на то была причина. Но теперь время пришло.

Доктор не стал спорить, хотя и не понимал, почему умирающий стремится обсудить вопрос, который при жизни его не слишком-то беспокоил. Он отложил ланцет и приготовился слушать. Судья полежал некоторое время, прикрыв глаза и собираясь то ли с силами, то ли с мыслями. Наконец он проговорил:

— То, о чем я расскажу, покажется вам бредом умирающего старика, но очень скоро вы сможете убедиться, что это правда от первого до последнего слова. Времени у нас мало поэтому не стану ходить вокруг да около. Слушайте же. Мои глаза меняли цвет не сами по себе. Все дело в маленькой вещице, которой я владею. Именно она изменяет цвет глаз, когда я к ней прикасаюсь. Не перебивайте, черт побери!.. Это не главное... — он отдышался, длинная тирада далась нелегко. — Самое важное впереди. Цвет глаз — пустяк. Главное то, что дает эта вещица — непреодолимую власть над людьми. Да-да, именно так — власть, которую невозможно превозмочь или игнорировать. Чего бы вы ни потребовали от человека — он сделает это. Потребуйте от него умереть — и он убьет себя...

Берт уже понял, что вопреки собственным уверениям, старик повредился в уме. Такое не раз случалось в его практике. Часто умирающие, приняв его за приходского священника, начинали каяться в совершенных грехах или спешили поведать страшные тайны своей жизни. К этому доктор Морт давно привык. Было лишь немного неловко от того, что на сей раз безумие овладело таким смелым и сильным человеком, каким всегда был судья Джейкобсон.

Видимо, выражение сочувствующего недоверия отразилось на его лице, потому что старик перебил сам себя и сказал неожиданно резким и раздраженным голосом:

— Уберите к дьяволу с лица эту участливую мину. Я еще не сошел с ума.

Берт почувствовал, как вопреки его воле, сочувственная улыбка действительно покинула его физиономию. Старик смотрел на него, гневно сдвинув брови, и сверкая из-под них разноцветными глазами.

— Слушайте меня внимательно. Я пригласил вас, чтобы передать эту вещь. Вам, Бертран!

С этими словами старик приподнял правую руку и разжал кулак. На ладони у него оказалась маленькая металлическая фигурка медузы.

Доктор Морт в изумлении переводил взгляд с лица судьи на медузу и обратно. Нужно было что-то сказать, почему-то простые слова благодарности показались глупыми и лицемерными. В самом деле — за что тут благодарить?

— Почему именно мне? — спросил Берт. — Ведь у вас супруга, сыновья...

Старик, по-видимому, был готов к этому вопросу, потому что ответил немедленно.

— Джейн добрая, но слишком... простая женщина. Такой дар не по ней. А мальчишки... — тут судья печально вздохнул. Мальчишками он называл своих сыновей, каждый из которых был старше Берта. — Им нельзя и подавно. Они жадны и корыстны, а потому используют свою власть для наживы и не самым честным манером. Рано или поздно, медуза приведет их к петле. Я давно разочаровался в своих сыновьях, но не желаю им такого конца.

Он помолчал, отдыхая.

— Вы — другой, мистер Морт. Я уже несколько лет подыскивал человека, которому смогу передать медузу не беспокоясь о ее и его судьбе. Мой выбор пал на вас. Вам не чужды любовь и сострадание к ближнему, умны и не спесивы, вы... хороший человек. Эта вещь должна принадлежать вам. Возьмите.

С этими словами он протянул раскрытую ладонь Берту, и тому ничего не оставалось, как принять дар. Старик облегченно вздохнул, как будто завершил тяжелую работу на радость себе и людям. Если бы он знал, как далек от истины, то скорее проглотил бы фигурку и унес ее с собой в могилу. Но людям недоступно виденье будущего. Медуза обрела нового хозяина.

— Запомните еще одну важную вещь. Хозяин у этого амулета может быть только один. Не пытайтесь с кем-то разделить ее власть. Она принадлежит только вам.

Берту оставалось только кивнуть.

— А теперь я хочу, чтобы вы ушли. Мне нужно проститься с семьей. И пускай уже позовут священника, черти его раздери.