Новеллы

Прощание

— Да, дружище, да. Решено — подзаправимся. Горе — не беда, коли есть еда. Правильно говорится, и точка. Пора отпусков на носу, надо нам отметить это дело и то, что мы расстаемся... скажем, на некоторое время.

— Я покачу на море, вот так. А ты?

— Нет, я останусь дома, оно и не так накладно и спокойнее. После сегодняшнего надо вести себя осмотрительно. Компенсации надолго не хватит, а что потом... Ладно, неохота и думать.

— Ой, лапонька, ну что ты, какое может быть сравнение, я поеду на побережье, есть такое село, Гандия называется, мне сказали, там потрясающе, южнее устья Эбро, ну, ты представляешь себе, в районе Кастельона.

— Ты имеешь в виду Кастельон-де-ла-Плана?

— Не задавай глупых вопросов, другого нет.

— А, ну правильно, видели мы его на карте.

— Одно плохо, теперь мне что-то страшновато туда ехать, утром на работе мне рассказывали, ездил туда родственник сестры одного приятеля Фернандито, того, который из бухгалтерии, и этот самый родственник, судя по всему, разбирается в жизни и особенно в политике, так вот, Фернандито рассказывал с его слов, что в тех местах уже не говорят по-испански.

— Господи, тебе же голову морочат. Тоже мне приверженец централизации. Слушай, Кончи, ты погляди на этого пустомелю, что только плетет...

— Этот-то? Чепуху, уж мне ли не знать?..

— Если бы мы его не раскусили...

— Нет, правда, нет, мне рассказывали на полном серьезе; хотя, конечно, под секретом.

— Да ладно тебе, парень, ладно тебе...

— Нечто похожее действительно имеет место, но только севернее, там обосновались шведы, живут колониями, я-то в курсе, но они учат язык, посещают вечерние занятия, и тут на днях передавали по телику, что учатся они замечательно и все мгновенно усваивают. Их заодно приобщают ко всем нашим национальным культурным ценностям: учат стряпать чурро[13], пить из бурдюка, проглатывать залпом стопку чинчона[14] и, кажется, но тут могу соврать, плясать сардану[15] по-каталонски...

— Да хватит, что ты заладил, должны же быть у плебса какие-то свои ценности, я так считаю, а ты что, против?

— А я что, я ничего...

— Ну так вот...

— И вообще, почем знать, если мы махнем туда, может, приживемся за милую душу, на службу так и так возвращаться не надо.

— Ох, не напоминай!

— Слушай, Хуансито, уроженец Куэнки, не наводи нас на грустные мысли, давайте-ка закажем чего-нибудь пожевать, а то в этом заведении все трещат почем зря и мельтешат разные физиономии, а официант — или кто он, бармен? — стоит себе ждет, гляди, ишь, пасть разинул, чтоб тебе...

— Ладно, ладно, принесите нам винца поприличнее, красного, само собой...

— Риоху 1946 года желаете?

— Дружище, в прошлый раз мы пили вальдепеньяс, такая была кислятина...

— Ясно, все, что из Вальдепеньяса, — дрянь.

— Потише, потише, думайте, что говорите, вот эта моя приятельница Лоли — родом из Вальдепеньяса, и она из семьи виноделов, и очень почтенной, так что... Полегче на поворотах...

— Простите, сеньор, я только повторил то, что слышал от шефа, обычное дело, когда шеф говорит...

— Ваш шеф — невежда, неуч и чурбан и в винах совершенно не разбирается, понятно?

— Конечно, конечно, а скажите, что возьмете на закуску?

— Вот это уже деловой разговор. Но прежде всего с полной откровенностью провозгласим на весь мир, что необходимо уничтожить шефов как класс.

— Все мы за!

— Слушайте, все вы, холера, знай себе треплетесь, а надо обратиться, точнее, воззвать к состоятельному предпринимателю...

— Вернее, нужно оказать содействие мелкому предприятию...

— Вот именно.

— Начнем с холодных закусок. Я предложил бы, если сеньоры не возражают, ассорти: ветчину, соленый миндаль, салат из осьминогов, креветки с красным перцем, салатик по-брежневски и чуток карбоната.

— Слушайте, не зарывайтесь, карбонат не по карману малоимущим, сбавьте скорость.

— Тогда маслины…

— Севильские.

— Сорт «лакомка». Они самые крупные.

— Ничего себе, что вы нам предлагаете: их же накачивают с помощью шприца, пока не станут величиною с яйцо жаворонка. Я сам читал в журнале «Для тех, кого потребляют», в октябрьском номере, он только что вышел.

— Ты, обормот, надо говорить «Для тех, кто потребляет», вечно вгоняешь нас в краску.

— Регулярно выходит журнальчик, глядишь, ноябрьский номер купишь после нового года.

— Вижу, парень, ты в курсе дела.

— Вечно ты ко всему придираешься, такое впечатление, что состоишь в оппозиции.

— Сейчас это в моде, а как же, человек передовых убеждений, как положено.

— Это ты-то человек передовых убеждений? Не смеши.

— Вот когда я сидел в тюрьме...

— Ага, не упустил случая, опять эта пресловутая тюрьма. Слушай, приятель, хватит действовать нам на нервы, ты злоупотребляешь темой! Мы, видно, так и будем до скончания века воздавать должное тем, кого преследовали, тоже мне сливки общества. Поменьше трепа; а если смелый, берись за дело.

— Слушай-ка, ты, надо мной не потешаться, понятно?

— Я потешаюсь не над тобой, а над твоими мытарствами и реагирую так всегда и со всяким, кто сует мне свои мытарства под нос. Мытарства, и преследования, и подполье — я через это прошел, парень, заруби себе на носу, но не треплюсь направо и налево — ясно? — потому что нет никакого смысла ворошить все это.

— У нас кому раздолье — прохиндеям, а все прочие — терпи и помалкивай...

— Подумать только, мы же пришли сюда, чтобы легче было перенести то, что случилось, а вы сцепились...

— Потише, ты, потише... «Прохиндей» — это словечко, насколько я понимаю, значит «жулик», думаю, ты не решишься назвать жуликом Мигельчо, он упустит и то, что само плывет в руки, типичный разиня...

— Кто спорит, простая душа...

— Ладно, мир-дружба, может, перекусим все-таки? Слушайте, официант, что еще вы можете нам предложить?

— Чувствует мое сердце, что вам в самый раз подойдет что-нибудь горяченькое. Шеф-повар уже на месте, а руки у него, я вам скажу, не ради рекламы нашего заведения, но руки у него... Обалдеть, что за руки!

— Золотые, что ли, или хватка железная?

— Скорей всего, шеф как шеф, трепло, у которого все подгорает.

— Я вам такие фрикадельки принесу, пальчики оближете.

— Стоп, приятель, стоп, еще чего — фрикадельки. А что за фарш, может, тот, что рекламируют по телику, то ли собачина, то ли кошатина, поди знай, какую тварь пустили под нож, сухопутную, либо водоплавающую, либо...

— Могу предложить почки с грибами, бараньи отбивные, креветки, у нас они двух сортов.

— Ша, ша, не увлекайтесь, нам за глаза хватит и салатика, стоит нетронутый, обидно будет, если, пока мы с ним покончим, остынет то, над чем старается его высокопреосвященство шеф-повар...

— А откуда шеф-повар родом?

— Он-то? Из Логроньо... По-честному, в тех краях люди ничего себе.

— Да уж, есть края, где люди пострашнее, об этом и малые дети знают.

— Послушайте, куманек, я нюхом чую, ваша компания хочет подмочить репутацию и доброе имя нашего заведения. А у нас марка — три вилки[16], мы пользуемся известностью и доброй славой еще с довоенного времени.

— Слышите, ты, парень, ты, Мари Хосе, он говорит — «с довоенного времени». Ты бывала здесь до войны?

— Миленький, мне всего-то двадцать годков, недавно сравнялось, твои воинские охи-ахи устарели на полвека, усвой себе раз и навсегда, моя рыбка.

— Ладно, несу я вам горячее или нет?

— Понимаете, в чем дело, мы все тут хотим отметить прощание, рождество ведь на носу, вам известно? Нынче празднуем сочельник, завтра будет рождество... Как бы не так! Тут такое дело... Вам непонятно? Обстоятельства у нас необстоятельные...

— Ну, тогда омлетик с ветчиной и бобами либо голубцы со шпиком... И пирожки с сыром под мансанилью либо же херес, есть у нас очень хороший...

— Оле, оле и еще раз оле — в честь всего, что вы нам предлагаете. Вы, как видно, человек с понятием. Вы, дело ясное, человек с огоньком, как оно мужчине и положено. Хотя сейчас не говорится — «как мужчине и положено», верно? Надо думать, из-за демонстраций феминисток.

— Демонстрация знаете, где состоится — здесь, если ваша милость, дон официант, не... Откуда вы родом? Ах, вы тоже из Куэнки, из тех краев, где сплошь пустоши и неудоби. Встряхнитесь, приятель, встряхнитесь. Уроженцы Куэнки — все люди добрые, очень понятливые, очень самые-самые. И нужно оправдывать репутацию, а то как же. И вы репутацию оправдываете, само собой. Видите ли, дело в том, что мы прощаемся не перед рождественским отпуском, а потому что нас уволили с работы, по сокращению штатов, в целях экономии средств, а как же, все — в целях экономии средств, святое дело, — экономия средств, о ней кричат на всех углах, а у всех у нас ни медяка в кармане, ни одного распроклятого медяка... Так что остается вам разве что отправить нас в кухню, чтоб мы подсобляли вашему искуснику из Логроньо! Вот наша Пакита, из отдела страхования, тоже мастерица делать фрикадельки... Она родом из Уэски, это неподалеку от Логроньо, так что под пару вашему повару!.. А вошли мы сюда, потому что наша Лолина раскапризничалась, она у нас большая упрямица, и нам не хотелось, чтобы она лила слезки. А то весь грим у нее размазался. Да, невозможно стало с женщинами, уж поверьте, до того это несносный народ, а все же такие они душевные, такие... И вечно у них всякие идеи... Послезавтра розыгрыш лотереи, и то слава богу...