Объявление на фабричной ограде гласило: «Работы нет». Возле объявления стоял высокий плохо одетый человек. Его потертое, некогда черное пальто с годами приняло грязнозеленый оттенок. Пуговиц на пальто не было. Человек придерживал полу одной рукой; другую руку он засунул в карман.
Из-под пальто виднелась рубашка без воротничка и обтрепанные, грязные серые брюки. Дешевые почти новые сандалии совсем не соответствовали его костюму. Человек давно не брился, да и помыться ему не мешало бы.
Наконец он повернулся и, понурив голову, медленно пошел дальше. Было ясно, что такие объявления он видел не раз и давно привык и к ним и к поискам работы.
«…Зря все это, — думал он. — Говорил же я Мэри: продолжать поиски бессмысленно. Точка. Придется подыхать на пособии… А все-таки она права — работу я должен найти во что бы то ни стало. Расплатиться с долгами — особенно за квартиру, — купить какой-нибудь хорошей еды, одежду… выкупить швейную машину. Все это понятно. Но главного она еще не понимает. Я скатываюсь все ниже и ниже. Нет сил ни для борьбы, ни для чего… Даже бриться не хочется… Я должен найти работу. Иначе конченый я человек».
Незнакомец продолжал бесцельно идти вперед мимо фабрик, у ворот которых давно уже висели объявления, преграждавшие путь потоку безработных.
Человек шел до тех пор, пока не увидел фабричные ворота без объявления. Он вошел во двор, разыскал контору и нерешительно остановился перед окошечком с надписью: «За справками обращаться сюда. Звоните».
Человек потянулся было к звонку, но сразу же отдернул руку и спрятал ее за спину, как будто испугался, что его ударит током. Потом он снова протянул руку и резко позвонил.
Окошко открыла хорошенькая молодая женщина. Она взглянула на незнакомца и сухо спросила:
— Что угодно?
В бесконечных поисках работы ему тысячи раз приходилось отвечать на подобные вопросы, но теперь он почувствовал вдруг, что язык не повинуется ему. Наконец он выпалил:
— Место. Работу. Любую.
Женщина жеманно поджала губы.
— У нас нет вакансий, — ответила она.
Человек помедлил немного, словно собирался сказать что-то еще. Быть может, он хотел вызвать управляющего. Но потом, видно, передумал и медленно повернувшись, пошел прочь.
На улице он остановился, как будто не решил еще, в каком направлении идти дальше, потом пересек мостовую и пошел по противоположной стороне непривычно большими шагами. Он шел долго мимо заводских оград с знакомыми строгими надписями, наконец дошел еще до одной фабрики.
Автомобильный завод! Родная профессия. И объявления на воротах нет. Человек быстро вошел внутрь. Знакомый гул и грохот машин, как музыка, зазвучали в его ушах. Он увидел паренька, который обтачивал на токарном станке поршень. Человек остановился. У него зачесались руки. Токарные станки! И никакого объявления о том, что работы нет! Он расправил плечи, пригладил рукой волосы и быстро направился к конторе, жалея, что не надел воротничка и галстука и не привел себя немного в порядок.
Справочное окошечко открыл добродушный седой мужчина в синем пиджаке.
— Чем могу быть полезен? — спросил он.
— Я ищу работу. По профессии токарь — механик. Хорошие рекомендации. Работал на разных станках.
— Очень сожалею. Сейчас люди не требуются.
— Но на воротах нет объявления. Специалист с хорошими рекомендациями может всегда пригодиться.
Седоволосый мужчина помедлил с ответом; казалось, ему было трудно отказать этому человеку. Он внимательно оглядел потрепанную одежду незнакомца, и его взгляд остановился на лацкане старого пальто.
— Как правило, мы нанимаем только демобилизованных, — Я демобилизованный.
— Хм… Чем же вы можете доказать это?
Оборванный человек опустил было руку в жилетный карман, но потом раздумал.
— У меня есть доказательство, — сказал он, — но теперь оно ничего не значит.
— В данный момент у нас нет вакансий, — повторил седоволосый мужчина, — но если вы представите доказательства того, что вы демобилизованный солдат австралийской армии, я запишу ваше имя. Возможно, когда-нибудь впоследствии…
— Не беспокойтесь, не беспокойтесь, — сказал оборванный человек. Он повернулся на каблуках и медленно направился к выходу.
С трудом передвигая ноги, человек продолжал свой бесцельный путь. Он шел до тех пор, пока не оказался на широком мосту за пределами города. Человек остановился у перил и долго смотрел вниз, где бурлила черная вода. Потом он оглянулся И окинул взглядом дорогу, которая привела его сюда; вдали виднелись неясные контуры домов, магазинов, фабрик, окутанных пеленой желто-серого дыма.
Человек повернул голову и бросил взгляд на другую сторону: роскошные особняки, окруженные нарядными садами, с тайным злорадством глядели на него с противоположного берега.
Его осенила неожиданная мысль. Прихрамывая, он пересек мост, с трудом взобрался на холм и свернул на широкую асфальтированную улицу, окаймленную с обеих сторон подстриженными газонами и стройными деревцами.
У высокой ограды человек замедлил шаги, одернул пальто и, пригладив рукой волосы, медленно вошел в калитку. Усыпанная гравием дорожка хорошо расчищенного сада вела к большой каменной веранде.
Человек робко подошел к парадной двери и нерешительно нажал звонок. Дверь открыла нарядно одетая дама. Она была немолода и безуспешно пыталась замаскировать свой возраст с помощью пудры, краски и невероятно пышной прически. Увидев оборванного незнакомца, дама слегка растерялась, потом сухо спросила:
— Почему вы звоните у парадной двери?
— Простите, мадам. Я хотел узнать, не нужен ли вам садовник. Подстригать газоны или еще какую-нибудь работу на час — другой…
— У нас есть садовник, — сказала дама. — А в будущем знайте свое место и обращайтесь с черного хода. Нам бродяги не нужны.
Униженный, рабский тон незнакомца исчез. Его глаза засверкали, кулаки сжались. Неожиданно он широко распахнул пальто, трясущимися от гнева пальцами расстегнул пиджак и, вытащив рубашку, обнажил белый живот.
— Видишь это? Видишь этот шрам? — крикнул он. — Пуля вошла сюда и вылетела с другой стороны! Я воевал за таких, как ты, старая ведьма!
Дама отпрянула назад, в ее глазах застыл ужас, она поднесла руку ко рту и пронзительно закричала.
Человек повернулся, одернул рубашку и, шатаясь, точно безумный, выбежал за ограду. Здесь он остановился и, задыхаясь от быстрого бега, боязливо огляделся вокруг. Он заправил рубашку в брюки и, тяжело припадая то на одну, то на другую ногу, потащился к городу. Теперь он шел, еще больше ссутулившись, и его хромота еще резче бросалась в глаза.
Сандалии жали, пальцы стерлись до крови, на пятках появились волдыри. Опустив голову и наталкиваясь на прохожих, он проходил квартал за кварталом, пока не очутился в предместье у городского парка. До него донеслись оживленные голоса. Неподалеку на газоне расположились трое оборванцев. Один из них тянул прямо из бутылки.
— Хэлло, Коллинз! — окликнул пьяница вновь подошедшего. — Не хочешь ли?
Человек посмотрел на протянутую бутылку, помедлил немного, потом пересек газон и подошел к оборванцам.
— Привет, Сэм! — сказал он, — Если разрешишь, я отхлебну немножко.
Он взял бутылку, вытер горлышко и сделал несколько глотков. Дрожь прошла по его усталому телу.
— Спасибо, — сказал он, возвращая бутылку.
У оборванцев были прыщавые лица и тусклые глаза алкоголиков. Один из них хриплым голосом начал рассказывать какую-то нелепую историю. Собутыльники хохотали до слез.
«Сэм и эти двое нашли выход, — подумал Коллинз. — Пьют, заливают горе вином. Что толку беспокоиться и искать работу? Сэм отказался от этой мысли»
— …И вот, пока мы отсыпались, — продолжал рассказчик, — один из садовников привязал мои ноги к ногам Джека. Понимаете? Когда мы проснулись, я встал и попробовал уйти, но тут же грохнулся на землю; потом встал Джек и тоже грохнулся. Садовники следили за нами из-за кустов. Вот это была потеха, так потеха! Ну и ржал же я — подохнуть можно!
«Подохнуть можно!» — вот что он сказал. Расстроенный рассудок Коллинза уцепился за эти слова.
«Подохнуть можно!» — Коллинз повернулся и пошел прочь.
— Спасибо за выпивку, дружище! — визгливо крикнул ему вслед один из оборванцев. Но Коллинз не слышал ничего.
Прихрамывая, он шел вперед и думал: «Пропадает человек. Подохнуть можно…» Слова пьяницы не выходили у него из головы.
Когда Коллинз дошел до города, черные тучи неожиданно заволокли небо и полил дождь. Коллинз поплотнее запахнул пальто и засунул руки в карманы. Вскоре вода просочилась в сандалии, стертые пальцы разболелись еще сильнее. С трудом передвигая ноги, человек продолжал блуждать под проливным дождем. Дешевое вино бродило в пустом желудке и вызывало тошноту.
«Что толку? — думал он. — Сколько все это может продолжаться? За три года всего лишь несколько полных рабочих дней. Недельное пособие — похлебка и десять шиллингов. Ни еды, ни одежды. Только счет за квартиру или „убирайтесь вон!“ И долги, сплошные долги… Свет выключен, швейная машина заложена, Мэри высохла, как скелет, дети разуты, дрова на исходе… Подохнуть можно!»
Ночь наступила неожиданно. Тускло замерцали огни. Рассекая дождь, навстречу холодному ветру со свистом пролетали автомобили. А человек все шел и шел, ему было все равно, куда он идет.
На углу какого-то переулка он остановился и устало прислонился к стене.
«Лучше вернуться домой и выпить чаю», — подумал он.
Откуда-то донесся запах пищи. Неподалеку был ресторан.
«Я согласился бы сейчас на любую работу, — подумал Коллинз. — Приступил бы немедленно. Пусть в ночную смену. Все, что угодно». Он громко рассмеялся. Из глубины переулка ему ответило эхо. Тошнота прошла. Ее сменило чувство голода. Человек ничего не ел с самого утра, да и утром он съел только поджаренный ломтик хлеба и запил его чашкой чая.
Черный ход ресторана. Говорят, здесь можно кое — чем поживиться. Послышались голоса, и Коллинз увидел бродяг, толпившихся возле двух больших урн.
Дверь распахнулась, луч света разорвал темноту и осветил этих оборванцев, еще более страшных, чем Коллинз. В дверях появился официант в белой куртке с корзиной в руках. Не обращая никакого внимания на бродяг, он вывалил содержимое корзинки в одну из урн. Капустные листья, огрызки мяса, свиные хрящи, косточки от компота — все это превратилось в отвратительное месиво.
Отталкивая друг друга от урны, люди стали с жадностью выхватывать оттуда объедки… В своем голодном неистовстве они едва не опрокинули урну. Коллинз чуть было не присоединился к ним. Но внезапно смысл происходящего дошел до его сознания: «Нет! Только не это! Как голодная собака! Никогда!»
Он выбежал из переулка. Холодный, пронизанный дождем мрак снова окружил его. Он шел до тех пор, пока ноги не привели его на широкий мост.
Коллинз остановился у перил и задумался. Затем он решил перейти на другую сторону моста. Когда он дошел до середины, раздался оглушительный окрик.
Резко затормозив, грузовик свернул в сторону, чудом не задев его. Коллинз не заметил этого. Машина остановилась. Из кабины показалась голова шофера.
— Ты что? Жить надоело? — закричал он.
Оборванный человек не слышал ничего. Он подошел к перилам и посмотрел вниз, вглядываясь туда, откуда доносился шум воды, бьющейся о громадные каменные выступы.
Человек долго смотрел в черную пропасть реки, потом пошарил в жилетном кармане, достал маленький кошелек, вынул оттуда какой-то предмет и бросил его в реку.
В тусклом свете фонаря блеснул небольшой бронзовый крестик с орденской ленточкой…
Через мгновение послышался всплеск воды. Человек постоял, не двигаясь, еще несколько минут, потом вздохнул, отвернулся и медленно пошел прочь.
Дождь усилился. Тяжело припадая то на одну, то на другую больную ногу, человек медленно тащился по городу. Теперь он шел по направлению к рабочим кварталам. Под ногами хлопала грязь. Человек промок насквозь и дрожал от холода. Еще одна темная улица. Освещенный вход привлек его внимание. Коллинз остановился и заглянул внутрь. Здесь помещался какой-то клуб. В освещенном вестибюле возле дверей висел плакат: «Сегодня вечером собрание. Общество сторонников мира». Коллинз подошел ближе и перечитал объявление еще раз: «…Общество сторонников мира…»
Щурясь от света, он нерешительно вошел в помещение. На трибуне, обращаясь к присутствующим, собравшимся в полупустом зале, стоял оратор.
Коллинз сел сбоку на первый попавшийся стул.
Слова говорящего смутно доходили до его сознания:
— …Угроза войны. Новая мировая война явится страшным бедствием…
Коллинз прислушался. Теперь, наклонившись вперед, он начал сосредоточенно слушать оратора.
Недоуменно нахмурив брови, он размышлял над каждым словом.
— Мы должны рассказать народу об ужасах войны, — говорил оратор. — Мы должны рассказать людям о судьбах ветеранов, которые оказались теперь выброшенными за борт. Наша организация будет повсюду проводить митинги и рассказывать людям правду.
Оратор сошел с трибуны. Поднялся председатель. Неожиданно Коллинз вскочил со своего места и крикнул:
— Послушайте, мистер!
Председатель с удивлением посмотрел на него. Присутствующие обернулись. Коллинз стоял, крепко уцепившись за спинку переднего стула.
— Слушаю вас, — сказал председатель, недоуменно глядя на незнакомого человека.
— Послушайте, мистер, — повторил Коллинз. — Расскажите людям о том, как человек был награжден крестом Виктории и как он выбросил этот крест в реку.
Люди смотрели на Коллинза с недоверием.
— Это правда. Уверяю вас. Меня наградили крестом Виктории. Я могу это доказать.
Человек вытащил из кармана маленький кошелек и высоко поднял его.
— Вы видите эту вещь? Это кошелек, в котором я в течение всех этих лет хранил свою награду. Я был награжден крестом Виктории к сегодня выбросил его в реку. Я сделал это потому, что для героев войны нет работы. Вот уж три года, как я не могу найти никакой работы. — Голос Коллинза сорвался. — Скажите людям, — задыхаясь, снова крикнул он, — что человека наградили крестом Виктории! И что он выбросил этот крест!
Рыдание вырвалось у него из груди.
Ничего не видя перед собой, Коллинз вышел из зала в холодную дождливую ночь. Он высоко поднял голову, распрямил плечи и быстро пошел вперед, широко размахивая руками. Казалось, человек забыл о холоде, о своих мокрых, стертых ногах и о страшной пустоте в желудке.
Перевод Ф. Лурье