Новогодняя Полька

1. Здравствуй, ж... Чу-чу и Гога!

Утро тридцать первого декабря я встретила в своей постели в пустой квартире. На столе светилась золотинками искусственная елочка, и все сегодня казалось до ужаса искусственным — даже мои натуральные волосы с плохо смытым в ночи кондиционером. Такая же жирная точка, какой была моя голова, должна быть поставлена через шестнадцать часов. Минус один год, плюс один год.

В этом году есть за что поблагодарить уходящий год. Все в этой осени было прекрасно, кроме начала зимы. В эту пору громче всех звенят отнюдь не бубенцы, а подмороженные тараканы. Мои собрались на внеплановое совещание и решили — жопе быть. Слишком хорошо у их хозяйки идут дела — не порядок.

За ноябрь я продала украшений больше, чем в прошлом году за весь декабрь, еще и без навязчивой рекламы с моей стороны. Сарафанное радио сработало с первым снежком. Обычно в начале января нервно пытаюсь по скидке избавиться от зимней тематики, а весь этот декабрь просидела с пинцетом над эпоксидной смолой, чтобы оформить все заказы до заветного боя курантов.

Что ж — не все кошке масленица…

— Полька, все… Понеслась душа в рай! — услышала я в телефон голос подруги, вместо будильника. — Приезжай, хоть жратву заберешь…

Ну елы-палы — еще и голова грязная, хоть и вымыта накануне!

Собирались встретить Новый год одни — вдвоем. Теперь буду встречать его одна — сама с собой и с пирамидкой из прозрачных контейнеров, набых всякой всячиной, из которой не сделать ни одного украшения, только в лишние килограммы в одном месте можно превратить. Легко!

Но не отдавать же их первому нищему — это мой новогодний стол. Другого нет — другой забит дизайнами будущих украшений. Уже с восьмимартовской тематикой, когда женщины сами себе и друг другу начинают дарить подарки. А кто украсит мой вечер? Никто! Покажите мне хоть одного мужика, у которого сегодня нет именного тазика с салатом “Оливье”! Не ищите! Не найдете! А бабу мне не надо. Баба меня кинула.

— Полька, все… — повторил мой внутренний голос слова подруги.

Сопли, горло, температура… Ну, все, как мы любим в самый неподходящий момент. Я впервые уговорила мать собрать “девочек” не у нас дома, а в Турции — еще и “мальчиков” с собою прихватить, чтобы папы не вздумали тридцать первого декабря пойти с товарищами в баню. Ну а взрослая дочь намылилась в гости к такой же одинокой подруге. И здрасьте, жопа, новый год… Повеситься теперь на елке.

Это все я успела продумать за пять секунд, которые смотрела на сумку, выставленную за дверь, как провинившуюся первоклашку. Еда в сумке первоклассная, не спорю. Спорный вопрос, нужно было мне за ней переться через весь город. Ну мне же сказали — не выкидывать же! Одна она не сожрет. Да и вообще аппетит у больной на нуле, если не ушел в минус. Встречаться со мной отказалась даже через глазок. Я позвонила снизу и пока поднималась на лифте, подруга успела скрыться за семью замками,

— Спасибо, — набрала я сообщение и резво так подняла полотняную сумку-холодильник за ручки. — О-п-ля…

Вес, как у гантели — чуть руку не оторвало. Однозначно, еще и бутылку шампанского сунула. Сейчас сяду в первый сугроб, соберу местных бомжей и буду скандировать “С наступающим!” С наступающим издецом… И холодцом.

До метро не дотащу эту тяжесть. Нужно вызвать такси. Никуда ж не спешу — да хоть до Нового года в пробке простоим. В тепле и не в обиде, что одна. Пусть таксист матюгается хоть до луны и обратно — в мыслях старому году я сказала все это и еще больше. Нормально проводить себя не дал, вот подлец!

Испугался, старый година, что такая красивая женщина вдруг начнет материться — такси нашлось сразу, успеть бы теперь за семь минут дождаться лифта. Он все это время дверьми хлопал внизу. Шестой этаж — вниз не вверх, но под тяжестью сумки плечо отвалится, даже если сумею просунуть дутый рукав куртки в кольцо ручек. Топ-шлеп, топ-звяк…

— Слушайте, что вы лифт ломаете?! — напустилась я на малолетних хулиганок.

На вид приличные девочки-первоклассницы первоклассно держали двери и лаяли. Нет, не они и даже не я. Лай был собачий — визгливый…

— Там собака! — закричали они мне. — Выходи! Слышишь, выходи! — орали уже в лифт.

— Мы уже на третий этаж с ней ездили, — обратилась ко мне с объяснениями девочка со съехавшей на бок шапкой с помпоном. — Боится…

— Чего? — не поняла я.

— Выйти!

— Ваша собака? — переспросила ее нервно.

— Не наша! Без поводка.

— Но в ошейнике!

— Отойдите! Да двери держите! — сунулась я в лифт.

Боже мой, это вообще кто?

— Какое чу…

Я долго решала, какое слово произнести: чудо или чудовище.

Собственно сейчас это было скорее посмешище. Или еще хуже — позор собачьим породам… Или хотя бы шнауцерам, которые перец с солью. Вот сейчас эти два вершка без горшка непробиваемой седины стояли дыбом, уши висели, а хвост размазывал в лифте талый снег, вылезший из-под разбросанных на полу газет.

— Чу-чу-чу! — заговорила я с пустолаем. — Дай я тебя возьму…

Кусит или не кусит — вот в чем вопрос уходящего года.

А в телефоне звонок от таксиста. Чу… виха, ты где там? В пи… В пикантной ситуации — с собакой в лифте. У собаки на ошейнике гравировка: Jupiter и телефон. Взяла на вытянутые руки — у Юпитера между лап ничего не болталось, но богам между ног, наверное, заглядывать не принято.

— Он чей? — спросила я девочек.

— Не знаем! — ответили хором, как в старом Ералаше. — Точно не из нашего подъезда.

Я не знала, что делать с грязным божеством. Хорошо, что не кобелек, а то, наверное, давно бы мокрая стояла, обтекая...

— Девочки, вытащите у меня из джинсов ремень…

Не знаю, ждет ли меня еще таксист или уже плюнул и уехал в Новый год…

Кое-как мы сумели просунуть мой ремень за ошейник и затянуть петлю. Теперь мне нужно спустить это с рук, чтобы взять телефон. Но как? Собачка тряслась, но не вырывалась. Я засеменила с ним к выходу. У подъезда, мне на радость, все еще призывно горели фары такси. Сумерки, пока не стемнело, и меня прекрасно видно, как и мой растрепанный багаж.

2. С наступающей ведьмой

Только вот собака у него совершенно несерьезная, хоть и с мужским именем! Лаять перестала, теперь повизгивает и крутится, вертится, точно решила, что так быстрее получится высохнуть.

— Полотенце хочешь мне испачкать, что ли?

Ну ладно, не жалко. Достала из барабана стиральной машины грязное и сделала его еще грязнее, а собачку немножко чище, совсем чуть-чуть: у нее такой раскрас, что любая грязь затеряется, видна только на длинной шерсти лап и бороде.

— Даже не надейся — причесывать тебя не буду. У меня одна расческа, только для меня.

Но Юпи такое наплевательское отношение к ее марафету не понравилось, она продолжила крутиться и наскакивать, повизгивая еще громче. Боже, ну кто заводит таких карманных собачек, ее и комнатной-то не назовешь.

— Ты что, обиделась? Карманная — это не обзывалка, не бойся.

Бояться должна была я — за колготки под джинсами, так мне яростно скребли ноги. И тут до меня дошло — она пить хочет.

— Семен Семеныч… Дурилка карманная… — это уже я саму себя награждала эпитетами и за дело.

Достала из кухонного шкафчика пиалу, налила в нее кипяченой воды — ну так, на всякий случай. Собачка пила жадно, а потом закапала мне всю кухню, точно по бороде текло, а в рот так ничего и не попало.

Звонок! Нет, расслабься, это видеовызов. От мамы с папой. Как у тебя дела, доченька? С наступающим тебя, доченька… А что это ты такая невеселая, доченька? И что ты вообще дома делаешь в такое время, ночь почти на дворе, новогодняя, между прочим.

— Сейчас это чудо у меня заберут и поеду к Милке.

Ну не буду же я говорить родителям всю правду. Сейчас у меня заберут седую лохматень, после этого я надену свое лучшее платье, выложу на стол контейнеры, открою шампанское и буду пить — одна. За себя, любимую. Как Новый год встретишь, так и проведешь его — одна. Ну а что, вдвоем с подругой лучше, что ли?

Мама мне подарила сертификат в салон, в котором работала косметологом, и я за два дня прошлась по всем мастерам, еще и дань собрала. Выставляла у них в витринах свои украшения — их все разобрали на подарки.

— Твоя красота в этом году просто на расхват!

К входящему платежу добавилась небольшая стопочка наличных денег. Мамина подруга смотрела на меня с ухмылкой, доброй. Она просто не умела улыбаться иначе в силу профессии — парикмахер с огромным стажем.

Я поправила волосы под шапкой. Шапкой невидимкой, делающей меня совершенно незаметной для противоположного пола.

— Да не сказала бы, что бы за моей красотой очередь стояла, — свела я все к шутке.

— Потому что слишком красивая, — льстила мне тетка без зазрения совести. — Мужики к таким боятся подходить. Одни думают, уже занята. Другие — все равно отошьет. У меня, помню, была такая клиентка. Накануне сорокалетия пришла перед поездкой на юг. Говорит, Люда, все, последний шанс. Подстригла ей асимметрию, вернулась с мужиком и говорит, отстриги ты мне эту челку нахрен, постоянно в глаза лезет, убирать каждую минуту приходится. Через месяц приходит убитая: ушел, сказал, раньше у тебя шарм был, а сейчас обыкновенная старая баба. Подстричь тебе челку, Полька?

— Теть Люд, иди нафиг, мне не сорок! — рассмеялась я в голос.

— До твоих сорока я не доживу! Но ты запомню про челку.

— То есть до сорока можно не нервничать и всякое дерьмо не подбирать? Нормальные-то уже женаты, а кобелей оставьте себе, не интересуюсь…

Интересовалась я исключительно сучками, пусть и с мужским именем Юпитер.

— Вот где застрял твой хозяин? — гладила я ее по развесистым ушам. — А если б мне реально уходить надо было?

О, вот и долгожданный звонок в домофон.

— Не прошло и года, как говорится. Открывайте, — нажала я на кнопку.

— Хоть бы спросили, кто?

— Так я ж, кроме вас, никого не жду.

Голос немного другой, чем по телефону — с хрипотцой, что ли. Но Гогой я его не назвала. Хотя и Георгием тоже.

Вот у собачки голос был звонкий, прямо-таки рождественские бубенцы, от которых лопаются перепонки, как пузырьки в шампанском. Настроение из мерзопакостного поднялось до уровня пакостного или мерзкого, я не решила пока наверняка, но выпить чего-нибудь сладенького хотелось неимоверно.

— Да заткнись ты! — прикрикнула я на собаку и на свое желание откупорить бутылку.

Если хорошенько потом закупорить, то можно с пузырьками и старый год проводить, и новый встретить. Иначе четыре бокала шампусика за раз отправят меня прямиком в ледяную постель, а у меня салатики не съедены, елки-палки!

— Да елы-палы! — я оторвала Юпи от двери и зажала под мышкой.

Это нужно было сделать при любом раскладе, даже молчаливом, потому что этот клубок шерсти мог легко выкатиться на лестницу и укатиться со скоростью колобка без всякой гарантии, что в это раз собаку кто-нибудь найдет. Удрать-то она каким-то образом сумела! И если хозяин уже больше часа за ней добирается, то…

То вообще ничего не сходится… Впрочем, я и не пыталась разгадать тайну побега Юпи из пункта А в пункт Б до той самой секунды, когда открыла дверь без звонка. Слышно же, как лифт приехал, и дверной глазок никто не отменял. За секунду подглядывания удалось оценить, увы, только рост Гоги: довольно высокий — такие часто смотрят под ноги. Как это называется: комплекс Гулливера, боится муху раздавить… Нет, лилипутскую собаченцию!

— Вы и двери без звонка открываете! — выдал Гога первым делом.

А вторым — увернулся от Юпитерки, которая решила, что я подняла ее с пола специально, чтобы передать хозяину из рук в руки.

Чего он испугался? Не чего, а за что… За свой свитер испугался! Тот такой же рябенький, как и шерстка потеряшки, но на пару тонов темнее, почти чёрный. Только цвет от зацепок вряд ли его спасет.

— Я никого больше не жду… — попыталась я рассмеяться, потому что вдруг почувствовала какую-то жуткую неловкость.

Не за свой внешний вид, не за прихожую, даже не за собачку под мышкой, а просто так — потому что у Гоги оказался бархатным не только голос, но и весь внешний вид. И запах — убийственный сладкий одеколон, которым меня обдало, как волной, когда я свободной рукой закрывала входную дверь. Первую, чтобы Юпи не сбежала — вторую-то зачем? Лишний замок открывать. Сейчас же гости отвалят!

3. Пришел, увидел… Новогоднее проклятие и новогоднюю дурынду

Тут? Со мной? Чуть нервный тик не начался от мысли, что у меня неизлечимые провалы в памяти, если я не помню, что предложила секунду назад! Однако лицо кирпичом даже умалишенная склеротичка сделать в состоянии. И вот оно — на лицо, на мое!

— С вашими друзьями. Я же сказала, что могу покараулить собаку до утра. Я собаками не питаюсь, так что не съем.

— А я два раза уже сказал, что отменил встречу с так называемыми друзьями, — говорил Гога в шаге от меня.

Так и простоял на одном месте весь разговор: крохотное у меня королевство в отдельно взятой трехкомнатной квартире, разгуляться такому великану негде! Я и размер ноги отметила, потому что устала смотреть ему в глаза. От его взгляда кровь закипала, как чайник на газу, хоть и была я в последний день уходящего года пока ещё ни в одном глазу. А выпить все ещё хотелось. Сейчас даже, можно сказать, больше прежнего.

— Почему они так называемые? — просканировала я его ноги, на лишнюю долю секунды задержалась на том месте, где под свитером пряталась бляха ремня, и запуталась взглядом в бороде. Елки зелёные, я никогда не пробовала бороду на ощупь… губами. Она колется, как иголки у ежа или мягкая, как глубок шерсти, и только покусывает и щекочет?

— Окей… Приятели. Так слух не режет, нет? — выдал он с раздражением. Тем же, с каким заканчивал разговор с матерью.

Я его утомила? Или вопрос про его «приятелей» под запретом? Только меня это не касается.

— Мне пофиг, — чуть ли не выплюнула в его недовольную физиономию. — Так понятней? Пофиг, как вы будете встречать Новый год. Хотела заработать бесплатную тысячу в карму, не вышло. Ничего — заработаю плюс миллион добрых дел в будущем году.

— Это ж по сколько добрых дел в день нужно совершать?

— Калькулятор дать? Встала и не поругалась с папой из-за ванной и с мамой из-за кухни — уже плюс два, а если все мамины цветочки полить… То вообще…

— Какая же вы мелочная ведьма, оказывается…

— Так что ж… Вы уже свалите с моей территории или нет? — потрясла я перед гостем раскрытым собачьим мешком.

За шутливой перепалкой мы как-то забыли про предмет спора, а Юпи сумела дотянуться лапками до подоконника и залаять — ну не знаю, на голубей, что ли, разозлилась? Или огни в соседних домах раздражают собачью душу? Что ещё с шестого этажа при ее крохотном росте она могла разглядеть?

— Или нет?

— Что? — добралась я взглядом после собаки наконец до глаз человека.

Человека в джинсах, свитере и с бородой. Называть его мужчиной как-то не поворачивалась мысль. Хотя бесспорно был он именно мужчиной, молодым, но не молодым человеком, потому что «парень» ну никак не становился в ряд синонимов или скорее ассоциаций. Какие бы краски я замешала для его портрета? Демон в синих тонах. Или зеленый, потому что Новый год, а он со своей собакой просто Гринч, похитивший мой праздник. И вообще уважающий себя художник для зеленого цвета все равно берет синий…

Хотя при чем тут он и собака? А при чем тут я? Смотрит на меня, будто не сторож и не матушка испортили ему тусню, а именно я!

— Я выбираю второй вариант, который противоположный от свалить. Я ничего ещё не сделал, чтобы сваливать.

— Вы за собакой приехали или как?

— Я ехал за собакой, а потом увидел вас. Вы верите в любовь с первого взгляда?

— Нет.

— Может, поверите? В Новый год нужно верить в сказку, разве нет?

— Что вам, Гога, надо? — повысила я голос до вызова.

Обиделся на имя?

— Вообще-то я Гай, — повел он бородой в сторону.

— Тот, который пришел, увидел, победил? — трясла я зачем-то раскрытым пакетом прямо перед его носом, точно ждала, когда же он в него плюнет. — Нет, сегодня вы просто Гога.

— Ну Гога так Гога, — рассмеялся Георгий. — Но я серьезно Гай. Это мать придумала. Я смирился. Не выгоняйте меня, Полина. Вы правы, какого хрена нам встречать Новый год в одиночестве. Я обязательно свалю, но только в Новом году. Поздним утром, ладно?

Хотелось ответить грубо — пупок не развяжется? Или ещё грубее, но ближе к телу и всей ситуации. Но в итоге я даже губу закатать его не попросила.

— Я не распиваю алкогольные напитки с незнакомыми людьми, — продолжала я жамкать в руках ручки от пакета. Сейчас либо порву их, либо заработаю на ладонях мозоли.

— Какой же я незнакомый? — показал он мне все свои акульи зубы под шубой из шкуры убитого ежика. — Когда вы даже с моей мамой знакомы. И вообще она меня с вами и познакомила.

— То есть вы ещё и жертва? Браво! Слушайте, Гай, забирайте своего зверя с моего окна и валите встречать Новый год вдвоем с Юпитером. Это так романтично…

— Хотите настоящую романтику? Поехали на дачу. Там снег чистый. Там ёлка красивая. Там можно бонусных сто баллов в карму заработать — успокоить сторожа относительно его работы.

— Вот, валите с собакой на дачу и встречайте Новый год со сторожем! Уже не один будете! Это же отличная идея!

— А чего вы злитесь, Полечка? Хочется, но колется?

— Это ты про бороду, что ли?

— Уже на ты? Значит, да?

— Руки прочь!

Мои руки заняты пакетом, не поднять, чтоб одеть мешок ему на голову…

Его руки уперлись не в меня, а в стену, к которой я машинально отступила. Она стала для меня расстрельной — взгляд у этого Гоги-Гая убийственный, как ни крути… Головой! Не знаю, пряталась ли я от его глаз или боялась, что он пригвоздит меня к месту губами. Или просто голова от глупых мыслей сделалась чугунной, хоть отбивай на ней парадный марш, вовсе не чувака на букву М..

— Я тебя не трогаю, — хмыкнул Гай. — А тебе хотелось бы?

— А тебе? — отзеркалила я вопрос.

— Очень. Зачем скрывать?

— Ты меня пять минут знаешь… Хотя для этого знать бабу не обязательно, верно? Даже нежелательно… Знать, — запуталась я языком в собственных мыслях. Боже, дай мне… Не, в рожу это ему надо дать, а мне помог бы хороший подзатыльник. Привести мысли в порядок. Чтобы они не звенели в голове подмороженными таракашками.

4. Под новогодней мухой

Через минуту я увидела знакомую машину — черное блестящее дитя немецкого автопрома. Знакомую, потому что заприметила внедорожник еще из такси, но стоя под фонарем решила, что ошиблась, и это новогодние гости в соседскую квартиру. Выходит, хоть в этом Гай не соврал. Про остальное думать не буду, потому что это не имеет значения ни для меня, ни для него и, уж тем более, для надвигающейся новогодней ночи, которая уже раскрасила небо новыми звездами, а улицы — прошлогодними фонарями.

Ждать ухаживания от Гая я не стала — как только услышала сигнал открытия дверей, распахнула пассажирскую. На двух баб бедного не хватит. Дождавшись, когда я закрою свою дверь, он открыл заднюю и выпустил из плена новогоднего мешка ошалевшую собаку, которая заметалась по темному кожаному салону, точно укушенная мухой цеце или мухой нового года. Я тоже пала ее жертвой и с радостью бы разодрала все руки под свитером из-за невидимого укуса. Куртку я стащила и свернула на коленях, шапку оставила на голове — ни чтобы не замерзнуть, а чтобы не напекло голову еще сильнее и чтобы было на кого свалить вину за сальные волосы.

— Может, кушак стоит отвязать? — забеспокоилась я, ловя собачьи лапы уже у себя на коленях. — Запутается, задохнется…

— Только зубами…

— Чего? — не поняла я ответ человека, держащегося за руль.

— Зубами лишь можно развязать узел, который я завязал. Вперед! У меня нет желания выковыривать из зубов шерсть.

У тебя нет желания снимать с губ и длинные светлые волосинки, хотя по соннику это ведет к материальному достатку, хотя для Гая этот вопрос вообще не стоит. Он стоит для меня, вместе с другим — насколько вообще сексуальные свидания сексуальны? Ведь даже не попытался меня ни разу поцеловать. Ни то, чтобы я мечтала об его поцелуях, но только ради них он и тащит меня к себе домой. Ну не из-за салатиков же и для использования моей куртки в качестве подушки для собаки, честное слово!

Честное слово, меня колбасило уже не по-детски, а по-взрослому. Говорят, важен не сам подарок, а его ожидание, но никогда не думала, что в двадцать пять буду с таким трепетом ждать поцелуя, точно он самый-самый первый. Ну да, от него-то первый… И надо бы убедиться, что я не зря все это затеяла. Ну не ради ж избавления от лишней жратвы и лишних калорий без похода в спортзал… Ну, теперь люди не на кладбище знакомятся, а в спортзале — надо бы начать ходить не только на йогу, где одни бабы растягивают себе те мышцы, которые лучше всего тренируются в постели, а не на резиновом коврике.

Спросить прямым текстом — ты совсем не хочешь меня поцеловать? Спросить?

— Ты не хочешь отправить Юпи назад? — спросил он, и от неожиданности я вздрогнула, но Гай, к счастью, этого не заметил.
Еще предложил бы включить печку, а с меня и так пять потов десятью ручьями сходит. Хотя ну чего я нервничаю — это не интернет-свидание, я видела, что беру… Это, как во времена родителей, знакомство в транспорте: и поговорили, и поприжимались друг к другу…

— А она пойдет?

— А кто ее спрашивает!

Гай поднял собаку с моих колен и бросил назад — или она так вырвалась и снова заметалась по заднему сиденью.

— А так она кожу не поцарапает?

— Выпишу ее хозяйке счет.

Вот тут бы и спросить — машину родители подарили или ты не великовозрастный мажор и сам заработал на черную тачку? Но снова смолчала. К чему вопросы? Свидание пусть и не вслепую, зато точно в молчанку — лишней информацией не стоит забивать себе мозг, это все на одну ночь, чтобы там не говорили новогодние проклятия. Или на две — если Гай все же решит взять меня с собой на дачу. Две ночи — не повод для знакомства, вот уж точно.

Едем, молчим, будто едим. Инициатива наказуема — я это знаю. Задам вопрос, Гай тут же переадресует его мне, как в переводном дураке: а я не собираюсь ничего о себе рассказывать. Да и было бы что… Главное, чтобы он не сказал утром — слушай, после тебя никогда не буду больше связываться с девушками, у которых секс один раз в пятилетку. Непонятно, как ведут себя нормальные мужики — только в фильмах, наверное, теток сразу за коленки хватают.

И ладно бы ему нужно было вручную скорости переключать, но ведь держит руль одной рукой. Вторая свободна, но даже не притронулся, хоть бы невзначай, хоть бы в момент, когда забирал собаку.

Сердце бьется уже не только в ушах, с запястья пульс перескочил в подушечки пальцев — во все десять! Если не двадцать… Боже, зачем я согласилась, зачем… Секс — это продолжение отношений. Нет, их дополнение. Не просто ж физиология или экономия на игрушках из секс-шопа…

Если бы он поцеловал меня в губы в нашей прихожей — это было бы ожидаемо и неожиданно одновременно, это было бы нормальное начало чего-то большего, а сейчас ждать, когда его величеству вздумается проявить ко мне настоящий сексуальный интерес — прямой путь к инсульту! У меня уже и так глаз дергается и коленка — и что-то там внутри, отросток от сердца.

Я не доросла до подобных простых отношений, хоть кричи — останови, я передумала, дай я выйду, а салатики оставь себе… Может, так и надо сделать, пока я еще функционирую, как нормальный человек?

Наверное, уже сошла с ума, потому что ни на одном светофоре, ни у одной станции метро так и не попросила себя высадить. Может, конечно, зараженные страхом тараканы выскочили из моей головы и чужого авто самостоятельно и для меня незаметно. Или возомнили себя блохами и жадно накинулись на собаку, которая то тявкала, то скулила, когда свободная от руля рука Гая закрывала узкий проход между нашими сиденьями и заодно ее черный нос.

— Я сейчас тебя высажу! — закричал Гай, и на краткое мгновение я испугалась, что попросила его это сделать для себя.

Нет, я молчала, Гай делал это для себя — безумно устал от собаки.

— Скажу твоей хозяйке, что ты снова сбежала и другой дуры посадить тебя на ремень не нашлось…

— Я не дура! — вдруг на полном серьезе обиделась я на совершенно несерьезные слова бывшего Гоги.

5. Новогодний стол

Е-твое сидела на моих коленях, и я наматывала на запястье кушак от собственного домашнего халатика, точно удавку на шею — тоже, кстати, свою личную.

— В мешок? — спросил Гай, точно все вопросы совместной новогодней ночи решились сами собой, а не им самолично.

В омут — с головой: это то, что он мне предложил и то, от чего я не сумела отказаться.

— Я ее на руках отнесу.

— Неси!

Я прижала Юпи к груди вместе с курткой и выбралась таким макаром из машины, не дожидаясь, когда мне любезно откроют дверь. Гай, скорее всего, даже не собирался за мной ухаживать. Он в это время достал мою громоздкую сумку и какой-то жалкий магазинный пакетик. Что смотришь — говорил его взгляд, когда он поднял на меня глаза, опущенные вовсе не от смущения, а для дела.

— Собаку спусти, а то пол мыть будешь, — без шуток сказал он.

Какие уж тут шутки! Я спустила — аккуратно распуская смотанный кушак. Юпи только и ждала момента, чтобы окрасить местами белый снег в желтый. Гай открыл дверь и пропустил нас в подъезд первыми — собаку я снова взяла на руки.

— Третий этаж — можно пешком.

Можно так можно. Я пошла первой — собака не тяжелая, куртка даже тяжелее, и голова — от дебильных мыслей. На площадке я остановилась и привалилась спиной к железным перилам, пока хозяин открывал квартиру, чтобы снова пропустить меня первой, точно кошку. Ну я и была ей — напуганной, чувствующей безумный дискомфорт на чужой территории.

— Полы с подогревом, так что тапками не заморачиваемся.

Они — никогда? Или мы с ним — сейчас? У него самого тапок на ногах не появилось — правда, носки черные, а у меня — светлый капрон колготок с яркими пальчиками. Ну и что… Новый год, вот я и вся такая новогодняя Полька, елки…

Я опустила собаку на теплую плитку, и Гай тут же снял с нее ошейник и повесил на свободный крючок вешалки — кушак змеей упал на пол и попал прямо ему в ботинок. Я поставила свои сапожки рядом — не пара, не пара… Даже по цвету не сочетаются, не только по размеру.

— Будешь жрать что дают и из чего дают…

На этот раз я сразу поняла, к кому он обращается, потому что на кухне сейчас был только он и она, собака, а меня и стены не было — на ее месте располагалась колонна с барной стойкой — ну, европейский интерьер не рассчитан на совковские габариты квартир, но люди выкручиваются, как могут. С кормежкой собак тоже. Гай поставил на пол блюдце и, присев на корточки, принялся выдавливать в него содержимое пакетика с кормом, который достал из того самого магазинного пластикового пакета.

Привалившись плечом к колонне, я наблюдала, как Юпи недоуменно переводит взгляд с блюдца на хозяина, а где моя миска?

— А она такое ест вообще? — спросила я, чтобы не молчать.

Гай поднял глаза, но с пола так и не поднялся.

— Когда я голодный, как собака, я ем все подряд. Подождем, пока проголодается. Купил, что было в магазине.

— Так ты за собачьей едой или мне за подарком ездил? — говорила я, глядя на него довольно надменно, потому что делала это сверху вниз.

— Это так важно? — сощурился он, явно не ожидая получить ответ.

Я его и не дала, просто добавила к сказанному:

— Мог бы поводок купить заодно…

— Если б знал, что нет поводка, заехал бы в магазин для животных. Хотя не думаю, что было бы открыто…

Гай наконец поднялся, бросил пакет в блестящее мусорное ведро и вымыл руки под самовключающимся краном.

— У тебя там надо что-то убрать в холодильник? — кивнул он на стул, куда водрузил мою сумку.

— Я дома почти не была, а на улице зима. Ты любишь теплые или холодные салаты? Или ты голодный, как собака, и тебе все едино, что жрать и как?

— Стол накрываешь ты, я ставлю елку.

Отмазался. Прошел мимо, а я осталась стоять, только повернулась на девяносто градусов в сторону гостиной: телек на стене и диван с низким журнальным столиком — вот и все. Гай взял с дивана подушку, утрамбовал ее у себя на животе и бросил на ковер.

— Спать будешь тут!

На меня не смотрел — и я с улыбкой подумала, что это точно не мне. Повернула голову к кухне — собака все еще недоуменно стояла над блюдцем и таким же пустым взглядом смотрела на предложенное ей ложе.

— Ты тут не в гостях, ты тут на передержке, — отрезал Гай так, будто собака реально понимала сказанные слова и смысловую разницу между ними.

Однако ж Юпи вдруг кивнула и принялась есть. Смирилась, собака, если не сказать хуже…

Гай вернулся на кухню и сорвал с гвоздика полотенчико для рук, которое я тут же поймала в свои руки.

— Не выпускай ее с кухни, не вытерев морду.
Он налил в пиалу воды и поставил рядом с блюдцем. Заботливый. Теперь мой черед позаботиться о нем. Стол из прозрачного стекла в скатерти не нуждался, уже сам по себе праздничный, а если ещё тарелки белые будут, то просто Новый год какой-то! Хоть какой-то получится…

Затем я перевела взгляд на сумку-холодильник. Четыре часа где-то прошло. Где-то… Куда-то они пропали, выпали из моего сознания. Всего каких-то четыре часа назад моя жизнь была скучна и предсказуема, а что сейчас?

Сейчас я вытирала собачью морду от остатков желе и капель воды.

— Брось полотенце в раковину.

Гай вернулся на кухню за стулом, и у меня на глазах открыл антресоль в прихожей.

— Без стула никак? — снова кусала я свой язык.

— Сто восемьдесят семь ещё не баскетболист. Прими коробку.

Я подошла и задрала голову — насколько мне позволял видеть мой стандартный рост в сто шестьдесят два сантиметра — антресоль была абсолютно пустой. Как и поданная мне коробка. Такая легкая! Тяжелое он снял сам и тут же бросил на пол. На картинке — ёлка с огоньками. Коробка запечатанная. Гай сходил на кухню за ножом и потом, сняв верхний полиэтилен, протянул мне инструкцию по сборки.

— Ёлка новая?

— А то не видишь? Где ставить будем? Ну, чтобы не снести…

Чем? Собой? Я танцевать не собираюсь…

— Почему не украсил дом? — продолжала я сжимать в руках глянцевый листок инструкции.