Новосёлы

Галка на высоте

Дядя Левон поставил те, что длиннее, торчком на землю, с шумом выдохнул воздух.

— Что здесь за ярмарка? Может, деревья для сквера привезли? — спросил он.

— Какие деревья?! — заговорили все, перебивая друг друга. И начали оглядываться, искать нас, чтоб вытолкнуть вперёд, на глаза Левона Ивановича.

Но Жора шмыгнул за спины, а я вспомнил, что надо забрать под грушей портфель, и побежал туда. Серёжа отвернулся от всех и бросал камешки в овраг, метил попасть в какую-то жестянку. Только Павлуша стоял на месте и жалостно моргал и горбился, как будто его гипнотизировали и собирались проглотить.

Дядя Левон немного послушал людей и вдруг выронил из-под руки пучок коротких реек, стал медленно оседать. Упала и та связка, что стояла торчком.

— Что с вами? Что с вами? — бросились к нему моя бабушка и профессорша. И все мы подошли ближе…

— Ничего, ничего… — отстранил он их рукой, силясь вздохнуть поглубже; достал из кармана пиджака стеклянную трубочку с какими-то таблетками. Вытряхивал их на ладонь, и руки дрожали. Бросил одну или две в рот. А когда прятал трубочку, уже в нагрудный кармашек, погладил то место, где сердце.

— Так скоро… Не думал, что так скоро всё это может случиться… Как же так, «артековцы»? Я же вас просил-умолял…

Мы стояли всей компанией и молчали.

Жора пробормотал:

— Провалиться на этом месте, если мы… ещё…

И тут всех опять прорвало: крик, гам, начали толкать нас в спины, гнать домой. А бабушка зажала мою руку в своей и повела, как милиционер вора или бандита.

— Вот сюрприз будет родителям! Вот обрадуются! Спасибо, внучек, утешил бабушку… А каков сам, как замызгал школьный костюм! В чём ты завтра в школу пойдёшь? Батареи ещё холодные, не отапливается квартира… Если и постирать, то где высушишь? — Перевела дыхание и опять: — Из-за тебя Маринку опоздала забрать! Может, ушла сама, шатается где-то по городу… О, горе горькое! О, несчастные родители! О, несчастная я! У людей дети как дети — сидят, уроки делают, а он всё погибель свою ищет…

— Я в школе письмо и математику сделал. Осталось только стихотворение выучить, — сказал я.

— На переменках царапал?! — споткнулась бабушка на ровном месте. — Дома в спокойной обстановке делаешь уроки — и такую грязь в тетрадках разводишь. Представляю, что ты там на переменке намазал! Всыплет тебе отец, ну, всыплет!..

У крыльца она отдала мне ключ, подтолкнула в спину:

— Бегом домой! Я сейчас приду.

Я зажал ключ в кулаке, вошёл в подъезд. Но только для того, чтоб поставить под почтовые ящики портфель, — и сразу назад.

Медленно шёл из-за дома дядя Левон. Еле ноги передвигал. Длинные рейки держал под мышкой, короткие — за шпагат, в руке.

Мне казалось, что они клонят его чуть не до самой земли. Я подбежал, забрал те, что короче.

— Что это будет, Левон Иванович?

Дядя Левон шёл и ничего мне не отвечал. Тогда я опять спросил.

— И ты думаешь, мне охота с тобой разговаривать? Абсолютно нет… Потеряли моё доверие — и весь сказ. Хлопца чуть не загубили..

Мои рейки показались тяжёлыми-тяжёлыми, будто их сделали из железа…

— Недолго же вы походили в «артековцах»… А я-то думал, с этими ребятами можно много сделать, хорошие подобрались мальцы…

И тут со мной что-то произошло. Я ткнулся в живот Левона Ивановича и весь затрясся от плача. Я задыхался, словно меня самого завалило землёй, горло сдавило… Слёзы лились струями.

— Ну-ну-ну… Ну-ну… — поглаживал мне плечи Левон Иванович. — Вишь, как тебя… Да-а, браток… Жизнь — штука серьёзная. Заглянет в глаза смерть, и горюешь: «Эх, не так жил! Мало сделал!» А исправить что-нибудь уже и поздно… Но у вас-то вся жизнь впереди. Будете больше думать — всё будет хорошо. На то и голова человеку дана…

Мы поднялись к двери с номером двадцать восемь. Левон Иванович никак не мог отдышаться. В таком состоянии я никогда ещё его не видел.

— Спасибо… дружок… Знаешь, что это будет? Ширма для кукольного театра. На том деревообрабатывающем комбинате сделали мне, выстругали… А смастерим сами… Не обижаются они за ту мою проборку… Пойду завтра, если всё будет хорошо, по магазинам. Надо материал для ширмы подобрать… Ага, а с пластилином как у вас? Есть уже? Нужно каждому иметь коробки три…

Я хотел внести короткие рейки в квартиру, но Левон Иванович не разрешил.

— Не надо сегодня заходить, нездоровится мне что-то… Через день-два я вас всех позову. Пьесу почитаем, кукол придумаем, может, и лепить начнём.

Я попрощался.

У двери подъезда встретился с заплаканным Павлушей. Что заплаканный, я не удивился. Я сам, наверно, ещё не просох.

— Почему ты не дома? — удивился я.

— Ключ потерял… — показал он мне ту леску, что была привязана к поясу. Концы её скручены, как витки пружины. Развязалась…

— А ты искал?

— И под грушей, и на берегу, и песок разгребал…

— Пошли к нам, обождёшь, пока твоя мать придёт.

— У… у мамы нет другого ключа, она не откроет квартиру. Последний ключ… Собирались в мастерской заказать, а теперь и заказывать не с чего.

Как некрасиво плакал Павлуша! Выпятил нижнюю губу, как будто передразнивает кого-то.

— У-у… Уроки не выучу. Портфель в… в квартире…

Я вздохнул всей грудью. Ну и день сегодня дурацкий!

И что тут посоветуешь, чем поможешь? Созвать разве всех — и Жору, и Серёжу, ещё раз поискать везде? Но хорошо искать, если хоть примерно знаешь, где потерял. А Павлуша и к рабочим бегал, и на грушу лазил, и за Васиной мамой ходил. В овраг только, кажется, не спускался… Нет, был и в овраге! С самого начала, когда ещё совещались, что кому делать. Правда, ключ тогда у него висел на поясе, я хорошо помню.

Я положил свой ключ в карманчик рубашки — хоть бы самому не потерять! У нас не последний, но придётся торчать под дверью, пока мама или папа не придёт.

Пошли с Павлушей к Серёже на первый этаж. Надо всё-таки всем собраться, надо поискать! Но Серёжу загнали в ванну, и он не смог выйти к нам. Повёл Павлушу на пятый этаж, к Жоре, — нет Жоры, послали в магазин за хлебом…

— А зачем он вам? Мало ещё сегодня нашкодили? — Жорин отец оглядывал нас, дверь не закрывал. Он был так похож на Жору! Такое же лицо широкое и глаза узкие.

— Павлуша ключ потерял. А у них больше нет ключей, — сказал я.

Павлуша не мог говорить, он опять выставил дрожащую губу, зашмыгал носом.

— Новый замок есть? Поставим за пять минут. Только дверь жалко — придётся долбить.

— Нету!.. — Павлуша повернулся и медленно побрёл вниз, завывая на всю лестницу.

Жорин папа постоял немного, глядя вслед. Дверь не закрывал, над чем-то раздумывал.

— Моим попробуй, — догнал я Павлушу. — Бывает, что подходит.

Я вынимал из кармашка свой ключ и нащупал там что-то хрустящее. Бумажку какую-то… Павлуша начал пробовать отмыкать моим ключом, а я рассмотрел бумажку.

Это были деньги! Десять рублей! Тот червонец, что когда-то сунул мне в карманчик Женя Гаркавый. Носил такое богатство и не знал! И все забыли об этих деньгах — и Женя большой, и мой папа. Значит, это уже мои деньги и я могу ими распоряжаться как хочу?

— В щёлочку вошёл, а не поворачивается, — сказал Павлуша и горько вздохнул.

— А ну, дай я! Ты мало каши ел.

Я и вправо поворачивал ключ и влево — чуть кожу на пальцах не сорвал. Вытащил, спрятал в карман.

— Вот, видишь? — показал я Павлуше деньги. — Надо новый замок купить. Ещё магазин не закрыли.

— Ну и что, если не закрыли? А в квартиру не залезешь, придётся ломать дверь. У-у-у… — опять завёл он свою песню.

Сверху спустился Жорин отец, позвякивая связкой ключей.

— Может, наш подойдёт? Жалко дверь портить, придётся заплатку потом ставить.

Он выбрал из связки один, попробовал всунуть. Даже в щель не проходил!

Снизу поднималась Галка-девятиклассница — из школы возвращалась. Остановилась, прислушалась.

— Надо у соседей спросить… Замки сериями выпускают, бывают совпадения, — сказал Жорин отец и позвонил в остальные три двери, что были на Павлушиной площадке.

— И я свой принесу и у соседей попрошу! — помчалась вверх по лестнице Галка.

— А я в своём подъезде попрошу! — бросился я вниз.

Около нашего подъезда стояла бабушка с Мариной и нервно посматривала по сторонам, кого-то искала. Около них была и профессорша.

— Вот где его черти носят! — закричала на весь двор Марина. — Ты что бабушке век укорачиваешь?

— Я же послала тебя домой! — начала распекать меня бабушка. — Когда ты будешь учить своё стихотворение?

— Я уже немножко знаю! Нате ключ, идите кормить Марину. А я — сейчас! Павлуша последний ключ потерял, квартиру не откроет! — выкрикнул я и юркнул в свой подъезд.

— Он потерял, а тебе больше забот, чем ему! — сказала громко бабушка.

— Я не хочу есть! — закричала Марина так, что и на лестнице было слышно. — У меня животик ровный с берегами!

Куда мне сначала заскочить?

К Жене Гаркавому, у них ключ попросить. А с Женей можно и другие квартиры обойти, он до каждой кнопки дотянется. Ему и ключи скорее доверят, чем мне.

Я постучал в их дверь. Открыл Женя и тут же хотел щёлкнуть меня по лбу. Я выпалил ему всё, что случилось, и Женя сразу решил помочь в беде: взял свой ключ, позвонил в соседние квартиры на своём этаже, и на третьем, и на четвёртом — нашем, и на пятом, Васином. Во многих квартирах ещё никого не было. Наконец даже Ивану Ивановичу, профессору, позвонили. Слышим, в прихожей шлёпают тапочки, шлёпанье замирает у дверей. С минуту не открывал, рассматривал нас в глазок, как микробов через микроскоп. Наконец, щёлк! Дверь открылась меньше пяди — дальше цепочка не пускала.

— Вам чего? — выглянул в щель Дервоед.

Женя сказал чего.

— Как это можно брать чужие ключи и примерять? Кто вы такие?

— Мы в этом подъезде живём, вы разве никогда не видели нас? — объяснял я.

— Мой не подойдёт… — показал Иван Иванович длинный, как бурав, ключ. — Ходят тут всякие… — Дверь захлопнулась.

Ух, как нахмурил брови Женя Гаркавый! Сразу повернул прочь от двери профессора.

— Ходят… А потом галоши пропадают! — сказал громко, чтоб и Дервоед услышал.

Из второго подъезда, наверное, ничей ключ не подошёл, потому что все высыпали на улицу: и Жорин отец, и Галка, и сам Павлуша. Подошёл и Жора с обгрызенной буханкой хлеба. Все смотрели на третий этаж, на окна Павлушиной квартиры.

— Доску с балкона на балкон положить…

— Ну да! Сломается — костей не соберёшь.

— А можно на верёвке с верхнего балкона на ихний…

— На балконе-то дверь закрыта! Стекло придётся вынимать.

— Если б машину пожарную с лестницей…

Женя потряс связками ключей:

— Обождите стёкла бить — стеклить придётся. Какой номер квартиры?

Павлуша сказал, и Женя помчался наверх. Не было его долговато. И все, наверно, подумали, что открыл. Но вдруг он вышел и руками развёл:

— Не подходят…

Все пошли за угол, посмотреть на дом сбоку. Здесь на каждом этаже было по два окна. С половины первого этажа начиналась железная пожарная лестница. Она проходила между окнами до самой крыши и загибалась на крышу.

— Форточка в спальне открыта! — закричал вдруг Павлуша.

И все увидели ту форточку на третьем этаже. Увидели, что пожарная лестница совсем рядом с окном.

— Держи! — бросил мне Гаркавый связки ключей. — Сейчас будем там.

— Ну, вот видишь: всё будет хорошо. А ты сырость разводишь, Павлючок… — сказал Жорин папа. — У тебя нет денег с собой? Ещё можно успеть в хозяйственный магазин, замок купить.

У Павлуши, конечно, денег не было. И тут я выдернул червонец из кармана. Как фокусник!

— Бери, Жора, и бегом, — сказал отец сыну. — Скажешь продавцу — французский замок…

— Во-о-о… — протянул Жора. — Я только что был в магазине, и опять беги.

— Так надо, сынок. — Отец забрал у него хлеб. — Беги быстрее, а то закроется.

Я понял Жору: кому охота идти в магазин, если здесь такое интересное творится!

Женя Гаркавый тем временем с выступа фундамента подпрыгнул, выставив вперёд и вверх руки, поймал первую ступеньку лестницы. Круглая железная палка, только намного тоньше, чем у турника. Раскачался — и хвать рукой за вторую перекладину, потом подтянулся — хвать за третью. Это он для форса, чтоб Галку удивить. А она и верно — даже рот разинула.

Чудачка, нашла чему удивляться. Я видел в цирке и не такой фокус: дядя на одних руках поднялся по канату под самый купол цирка, а ноги держал под прямым углом к канату. А Женя всего три перекладины одолел, а потом полез нормально.

Вот и окно Павлушиной спальни, третий этаж… Женя вытянул ногу как можно дальше, достал носком туфли подоконник. А правой рукой не за что ухватиться. Если бы хоть сантиметров на десять рука длиннее была! Или крюк какой… Зацепился бы тем крюком за раму форточки, и всё!

— О боже мой!.. — подошла бабушка с Мариной. — И этот себе погибель ищет!

Женя подвигал подошвой по жести, наклонился к окну раз, другой. И не схватился рукой — скользко! Подцепил задником туфли перекладину лестницы…

— Ловите! — махнул ногой.

Жорин отец не поймал: туфля отскочила от его рук и стукнула Марину по голове. Марина сморщилась, но не заплакала.

— Женя так и будет под небом висеть? — спросила она.

Никто ей не ответил, все смотрели вверх.

Женя попробовал стать на жесть в носке — плохо… Сорвал и носок, протянул босую ногу, пощупал. И отклонился назад решительно, начал слезать.

— Несчастный мальчик… — сказала, подойдя, профессорша и посмотрела на Павлушу.

— Да-а… Достаётся им одним, без отца, — подтвердила бабушка.

— Нога скользит: центр тяжести никак не перенести… — сказал Женя.

Я подумал, где у человека может быть центр тяжести, и фыркнул от смеха.

Галка повсматривалась в лицо Жени и сказала:

— Струсил?

— Сама попробовала б, если храбрая такая. Ногу не поставишь — скользит. — Женя спрыгнул с последней перекладины прямо на землю.

— И пробовать нечего! — Она стремительно забралась на выступ фундамента, взлетела, схватилась за первую поперечину лестницы.

— А-а, ты в кедах! Кабы я был в кедах!.. Резина снизу… — Женя прислонился спиной к стене дома и начал натягивать носок.

— Ладно, слезай! — крикнул Галке Жорин отец. — Сорвёшься — отвечать за тебя придётся. Лучше продолбим дырку в двери — небольшой урон.

Галка не слушала и лезла выше.

— Теперешним детям не то что чужим — и своим не укажешь! — говорила Жориному отцу бабушка. — Такие умники все стали, такие умники — хуже дураков.

Галка добралась уже до окна. И не примерялась нисколечко: шагнула на жесть подоконника, шатнулась туда всем телом — хвать руками за форточку!

— Хорошо ей, в кедах… — плюнул под ноги Женя Гаркавый.

Галка посмотрела вниз, показала Жене «нос» и просунула в форточку руки и голову, плечи… Сверкнули белыми подошвами кеды…

Мы с Павлушей бросились в подъезд.

— Ключи отдай! — остановил меня Женя, и я швырнул ему все связки.

Пока прибежали к Павлушиной квартире, Галка уже открыла дверь, встала на пороге и победно улыбалась. Но пришли мы, поднялся Жорин отец, а Жени Гаркавого не было. И улыбка Гали гасла, гасла, пока совсем не погасла.

Пошла Галка вниз хмурая. Павлуша ей даже спасибо забыл сказать.

— Схожу за инструментом, — объявил Жорин отец. — Пока принесёт новый замок, выну старый. Вот, Павлючок, сюрприз твоей матери будет, а? Не говори-и-и…

Где-то внизу, у подъезда, звали меня на два голоса бабушка и Марина:

— Женя, домой! Домой, Женька!

Бегу… Мне учить сегодня только одно стихотворение. Здорово!