Новые испытания

Человечество пристально вглядывается в прошлое, пытаясь понять свои истоки и корни. Почему нас так волнуют древние легенды и сказания? Не потому ли, что мы пытаемся соотнести их со своим миром, приобщиться к той мудрости, которая копилась веками, и использовать её в своей жизни?

Так же как и легенды, нас волнуют материальные свидетельства прошлого: монеты, украшения, предметы быта и орудия труда. Андрей долго рассматривал монеты из древнего клада, думая сначала о том, какими они были, когда их только что отлили, а потом об их дальнейшей судьбе. Он снова вернулся к тайне, своего учителя Сомова. Деятельная натура Андрея жаждала динамики и движения. Несмотря на поздний час, он отправился к Полине и уже с порога стал извиняться:

— Простите, что я нагрянул так поздно. Просто дело очень срочное. Я, как только из больницы выписался, — сразу к вам.

— Ничего страшного. — Полина даже обрадовалась его визиту, потому что сидела одна в ожидании Буравина. — Я рада вас видеть, тем более выздоровевшим. А что за дело вас ко мне привело?

— Понимаете, милиция задержала опасного преступника. И у него обнаружили старинные монеты, которые предположительно могли принадлежать Сомову.

— Значит, какая-то зацепка в деле об исчезновении профессора появилась, — обрадовалась Полина. — А откуда вы об этом узнали?

— У меня сложились очень хорошие отношения со следователем Буряком. И теперь я на общественных началах помогаю следствию, — сообщил Андрей.

— Я понимаю, вам очень важно узнать о судьбе вашего учителя. Может, я смогу вам чем-то помочь?

— За этим я к вам и пришёл! — обрадовался Андрей предложению Полины. — Вы одна в городе сможете провести экспертизу и установить, проходили эти монеты через руки Сомова или нет.

— Вы имеете в виду, подвергались ли они воздействию реставрационного реагента, который изобрёл профессор? — догадалась Полина.

— Да.

Полина оживилась:

— Доставайте ваши монеты.

— У меня пока только несколько штук, — сказал Андрей, протягивая ей монеты. — Остальные — в милиции.

— Давайте одну. Начнём с неё, — и Полина стала рассматривать монету через лупу.

— Ну что? Похоже, что эти монеты были реставрированы рукою Сомова? — не терпелось Андрею.

— На первый взгляд очень, — призналась Полина. — Так идеально восстанавливать мог только он — выглядят, как новенькие.

— Значит, вы прямо сейчас можете дать официальное заключение? — спешил Андрей.

Но Полина не проявляла поспешности.

— Официальное — нет. Это был только предварительный осмотр. Нужна детальная экспертиза и химический анализ реставрационного реагента. Его следы наверняка остались на монетах.

— Хорошо, я подожду, — со вздохом сказал Андрей. — Как несправедливо устроена жизнь! Сомов был очень хорошим человеком и замечательным учёным. А о последних днях его жизни мы можем узнать только через криминальную хронику. Он был очень честолюбивым, всегда и во всём стремился быть первым. А его не ценили. Научный мир признал его открытия уже после смерти.

— Так часто бывает с гениями, — с грустью заметила Полина. — Они опережают своё время, работают на будущее, поэтому кажутся современникам чудаками.

— А славы и признания всем хочется добиться здесь и сейчас, — запальчиво добавил Андрей, — когда ещё полон сил и можешь пожинать плоды своего успеха.

Полина изучающе посмотрела на Андрея и заметила:

— Судя по всему, у профессора Сомова и его любимого ученика было много общего. Похоже, вам, Андрей, тоже кажется, что вас недооценивают.

— Вы правы, — кивнул Андрей. — Мне тоже кажется, что меня недооценивают. А я очень хочу добиться успеха и признания — ещё при жизни.

— Я вас понимаю. Раньше у меня тоже была масса амбиций. Я стремилась совершить открытие, сделать карьеру. Но со временем поняла, что это не главное. Главное — семья, любовь. Ведь это такое счастье — просто быть рядом с любимым человеком! Засыпать и просыпаться рядом с ним. Заботиться о нём и чувствовать его заботу.

Тут Андрей спохватился:

— Кстати, а где ваш муж? У вас не будет неприятностей из-за моего позднего визита? Не хотелось бы вызывать у него ревность.

— Ну что вы, он у меня совсем не ревнивый, неуверенно сказала Полина.

В этот момент зазвонил телефон.

— Алло. Что с ней? — спросила Полина. — Точно ничего серьёзного? Хорошо, я буду ждать твоего звонка.

— Что-то случилось? — заволновался Андрей.

— Да. С дочерью Виктора, Катей, произошло несчастье. Она сейчас в больнице, а Витя хочет побыть рядом, поэтому задерживается.

Было видно, что Полина уже не думает ни о монетах, ни об Андрее.

— Надеюсь, она поправится. А я больше не буду вам надоедать, — сказал Андрей. — Но, пожалуйста, позвоните мне сразу, как только закончите экспертизу монет. Я их оставлю вам.

Но одну монетку Андрей забрал с собой и, придя на маяк, долго рассматривал её, о чём-то размышляя.

Алеша не просто навёл порядок в разгромленном совместно с Буравиным погребе, но и усовершенствовал его: освободил немного места и устроил там мини-спортзал, в котором, сразу же приступил к тренировкам. Он так усердно тренировался, что Маша немного забеспокоилась:

— Лёша, по-моему, ты чересчур усердствуешь. Давай обойдёмся без фанатизма, а то боюсь, это может плохо кончиться.

— Ничего, я и так достаточно долго берёг себя, — сказал Алёша, вытирая пот со лба. — К тому же ты раньше, наоборот, ругала меня, если я отказывался заниматься.

— А я и не заставляю тебя совсем прекратить занятия. Просто предлагаю сделать перерыв и попить чаю с вареньем.

Лёша отложил гантели.

— А варенье, какое будет? Я люблю клубничное и абрикосовое, — сообщил он Маше, обнимая её.

Среди бабушкиных запасов было и то, и другое. Но после погрома, который ты учинил в погребе, здесь мало что уцелело, — напомнила Маша.

— Что ж, тогда придётся пить чай не с вареньем, а с удовольствием, — сказал Алёша, целуя Машу.

Но молодым не удалось побыть одним, потому что домой вернулся утомлённый женским коллективом Сан Саныч.

— Ага, не ждали? — спросил он с порога. — А я приехал! И вижу много нового. Ты, Лёша, теперь у нас за кашевара? С непривычки даже вспотел!

— Нет, это я после занятий спортом такой разогретый. Решил подкачаться, мускулы нарастить, — объяснил Алёша.

— Это ты здорово придумал, молодец! — похвалил Сан Саныч.

— Не зря у меня ложка падала — гость прибыл! — обрадовалась Маша.

— Хм, ложки вообще-то к приходу женщин падают, а я один вернулся, без Зинаиды, — сообщил Сан Саныч.

— А где она? — удивилась Маша.

— В деревне осталась. Спелась, понимаешь ли, со знахаркой этой — с Захаровной, и наступил в её жизни полный штиль. Напилась капелек сомнительного происхождения и стала такой спокойной — загляденье просто! Похоже, и вправду помогает ей эта нетрадиционная медицина.

— И когда она теперь вернётся? — поинтересовалась Маша.

— Да уж пусть побудет, сколько захочет. У неё сейчас и давление не скачет, и сердце шалить перестало. Я потому её там и оставил, что вижу — ей действительно стало лучше.

— Ну что ж, будем считать, что у бабушки отпуск, — предложила Маша. — Она там свои капельки пусть пьёт, а мы давайте чайком побалуемся.

Мужчины охотно согласились. Сан Саныч вооружился огромной чашкой чая, прихлебнул и спросил:

— Ну, рассказывайте, ребятки, как вы тут без нас жили?

— В основном — хорошо. Только вот с отцом у меня опять большие проблемы, — поделился Алёша. — Я отказался с ним работать, и он нас с Машей из дому выгнал.

— Да ты что? — Сан Саныч поставил чашку на стол. — Совсем Борис из ума выжил! Надо будет серьёзно с ним поговорить. Что у него вообще в голове происходит?

— Сан Саныч, поговорите с ним, пожалуйста, — попросил Алёша. — Может, хоть вас он послушает. А то смотреть больно — пропадает человек.

Маша поняла, что разговор идёт чисто мужской, поднялась и сказала:

— Вы тут чаёвничайте, а мне пора спать ложиться. Завтра на работу вставать рано.

Она ушла, а мужчины продолжили беседу.

— Лёш, а ты вот из отцовской компании ушёл и где теперь работать собираешься? — поинтересовался Сан Саныч.

— Я сознаю свою ответственность и у Маши на шее сидеть не буду, но и мечту о море оставить не могу.

— А Маша не возражает против моря?

— Нет, дело в другом, — стал объяснять Алёша. — Для начала мне нужно пройти медкомиссию, а после этой чёртовой аварии я не уверен, получится ли.

— Ну, не всё сразу, Алексей. Ты долго болел, теперь тебе нужно время, чтобы восстановиться.

— А если хитрость применить? — поинтересовался Алёша.

— Ты что, хочешь обмануть медкомиссию? Думать забудь — попадёшься, занесут в чёрные списки. И не видать тебе моря, как собственных ушей, — пригрозил Сан Саныч.

— Что же мне делать? — тоскливо спросил Алёша.

— Тренироваться, постепенно увеличивая нагрузку. Спортсмены, знаешь ли, тоже болеют. А потом, восстанавливаются и даже медали завоёвывают.

— Это, конечно, правильно. Да только времени у меня совсем нет — медкомиссия должна быть со дня на день! — Алёша был в отчаянии.

— Что медкомиссия так скоро — это плохо, — согласился Сан Саныч. — Но со спортом переусердствовать тоже нельзя. Лучше от этого не будет. Сердце сорвёшь — и привет. Ты попробуй найти работу на берегу.

— Этот вариант я оставлю на крайний случай. Без моря мне — тоска, — признался Алёша.

— Я тебя понимаю. Но и ты пойми: за пару дней здоровье восстановить нельзя, — тут Сан Саныч задумался, — хотя помню я один случай.

— Какой? — заинтересовался Алёша.

— Стояли мы как-то в Сингапуре, и у нашего боцмана случился инсульт. Перенервничал, и его практически парализовало. Кто-то из наших вспомнил о китайских целителях, которые чудеса творят. Через наше посольство нашли одного.

— И что, помог он боцману?

— Ещё как! За те три дня, что мы разгружались в порту, он при помощи иглоукалывания поставил боцмана на ноги.

— Только мы, к сожалению, не в Сингапуре, — вздохнул Алёша. — В нашем городе таких кудесников не найти.

— Это верно. Но есть ещё один вариант. Говорят, гимнастика восточная тоже быстрые результаты даёт, — вспомнил Сан Саныч.

— Я об этом слышал. И как раз познакомился с одним парнем — Андреем, из Москвы. Он обещал позаниматься со мной айкидо.

Тут Сан Саныч посмотрел на Алёшу весьма подозрительно:

— С каким таким Андреем ты подружился? Не с тем ли, что на маяке живёт?

— Так вы его тоже знаете? А почему так… странно реагируете?

— Знаешь, лично против этого Андрея я ничего не имею. Но меня смущает то, что он к нашей Маше питает слишком тёплые чувства, — признался Сан Саныч.

— Сан Саныч, я сам поначалу принял его в штыки. Но потом понял, что они с Машей просто друзья.

— Ну, раз тебя их, отношения не пугают — то и бог с ними, — махнул рукой Сан Саныч. — Хотя, на мой взгляд, дружба между парнем и девушкой всегда балансирует на грани… дозволенного.

— Это не тот случай, — уверенно сказал Алёша. — Маша любит меня и только меня. А Андрей — замечательный человек, он нашим чувствам не помеха.

— Молодец, Лёша, — похвалил Сан Саныч. — В любви самое главное — научиться доверять друг другу. А у вас с Машей это очень хорошо получается!

Было уже за полночь, но они всё чаёвничали и беседовали. Сан Саныч был рад тому, что снова дома, а у Алёши появился всё понимающий собеседник.

Буряк решил, что надо встретиться с Самойловым, и зашёл к нему домой.

— Что, решил-таки зайти к старому другу? — поинтересовался Самойлов. — Давненько тебя не было. Выпьем за встречу?

— Чаю — с удовольствием. А водку не буду и тебе не советую, — строго сказал следователь.

— Ну, так и быть, я тоже с тобой чаю выпью, — не стал возражать Самойлов. — А ты давай рассказывай, как у тебя дела.

Самойлов убрал со стола водку и поставил на плиту чайник.

— С одной стороны, хорошо, с другой — плохо, — начал рассказывать Буряк. — Плохо, что среди моих коллег завёлся «оборотень в погонах» — некто Марукин. А хорошо, что я его вовремя вычислил.

— И как тебе это удалось? — поинтересовался Самойлов, ища в шкафчике чай.

— Интуиция, Боря, великая вещь! — с воодушевлением заметил следователь. — С её помощью я не только Марукина обезвредил, но и нашёл клад Мишки-смотрителя. Скоро и его самого поймаю.

— А что за клад? — заинтересовался Самойлов.

— В основном там старинные монеты, но есть и кое-какие драгоценности. Говорят, он это добро долгие годы собирал и ни гроша из него не потратил.

— Интересно, а куда теперь пойдёт смотрительское богатство? Раз хозяин его нечестным путём заработал, значит, прав на него не имеет, — предположил Самойлов.

— Верно. Если выяснится, что клад не представляет собой никакой ценности, кроме финансовой, мы передадим его в бюджет города.

— Теоретически это правильно. А на практике — куда эти деньги пойдут? Может, так и осядут в карманах чиновников?

— Нет, Боря, эти деньги пойдут на благо, — уверенно пообещал Буряк.

— Счастливый ты, Гриша, человек. До сих пор в сказки веришь! — засмеялся Самойлов.

— Нy а у тебя что нового? Как бизнес? Как отношения с конкурентом — наладились? — поинтересовался следователь.

— С Буравиным-то? Нет, с этим типом я ничего налаживать не собираюсь. Тем более что сейчас у нас самый пик противостояния. Мы оба хотим выиграть тендер.

— Ну и у кого больше шансов на выигрыш?

— Давай посмотрим.

Самойлов достал из сахарницы десять кусков сахара и выложил их на стол.

— После раздела нашей компании за Буравиным осталось шестьдесят процентов активов, за мной — сорок процентов. Самойлов отложил в сторону шесть кубиков сахара. — Зато я перекупил у Виктора наш старый офис. Ему теперь с клиентами и поговорить толком негде. Это идёт мне в плюс. — Самойлов взял из Буравинской кучки сахара один кусочек и переложил его в свою кучку. — Правда, за офис я дал двойную цену, а это уже минус, — продолжал он, убирая из своей кучки два куска сахара. — А ещё я испортил отношения с мэрией, моя жена ушла к Буравину, и дети мои тоже к нему переметнулись.

Самойлов переложил в Буравинскую кучку почти все кусочки, и на его стороне остался всего лишь один кубик. Самойлов взял его и стал грызть.

— Боря, ты меня пугаешь, — нахмурился Буряк. — Похоже, ты совсем перестал адекватно воспринимать реальность. Я понимаю, что тебе сейчас тяжело и ты обижен на весь свет. Но на сыновей-то своих не наговаривай — они хорошие ребята.

— Ага. Когда спят зубами к стенке, и денег не просят, — мрачно заметил Самойлов.

— Ну, зачем так? Допустим, Костю мы подозревали в том, что он приложил руку к побегу смотрителя. Но теперь мы разоблачили настоящего сообщника и сняли с твоего сына все подозрения.

— Надолго ли? У него же талант влипать в дурацкие истории! — не успокаивался Самойлов.

— Ну, хорошо, оставим Костю в покое. Но Лёшка-то у тебя — орёл. Вот медкомиссию пройдёт и капитаном станет!

— Станет, — подтвердил Самойлов, — только на «Верещагино». Будет на Буравина работать, а про отца родного и не вспомнит. Оба они предатели. Один с конкурентом якшается, другой вообще работать не хочет. Только о лёгких деньгах и мечтает.

— По-моему, ты передёргиваешь. Может, между вами и возникли разногласия, но это ещё не конец света. Вам нужно просто собраться всем вместе и поговорить по душам. Вот увидишь, всё уладится!

— Не уладится, — мрачно сказал Самойлов. — И собраться мы тоже не сможем — я их обоих из дома выгнал.

— А вот это уже — конец света! — Буряк просто ахнул от неожиданности. — Боря, по-моему, ты не в себе! Всю семью разогнал, сам потихоньку спиваешься. Подумай о том, что делаешь!

— Что хочу, то и делаю. А семья моя, видать, только и ждала, чтобы бросить меня. По первому щелчку все разбежались! — зло заметил Самойлов.

— Да потому что ты стал просто невыносим! С тобой и поговорить толком нельзя — только и твердишь о своих несчастьях и о мести Буравину.

— Да, я воюю с Буравиным и буду биться до последнего. И не только с ним, но и с каждым, кто пойдёт против меня! — заорал Самойлов.

— А зачем? — тихо спросил следователь.

— Затем! А ты что, нотации мне читать пришёл? Я тебя, между прочим, не звал и вообще не задерживаю. Где находится входная дверь, ты знаешь.

— Я-то уйду, — сказал Буряк, поднимаясь, — а вот с кем ты останешься? Неужели думаешь, что можно так просто разбрасываться людьми?

— Я никем не разбрасываюсь. Просто говорю чётко: кто не со мной — тот против меня. И почему-то все выбирают второй вариант.

— Жалко мне тебя, Боря. Ничего-то ты не понял. И самое печальное — даже понимать не хочешь.

Буряк ушёл, а Самойлов снова достал бутылку водки и налил себе рюмку. Тоска на его лице была безысходной.

Катя проснулась в хорошем настроении. Она потянулась и сказала:

— Как же хорошо я спала!

— Проснулась уже? — подошла к ней медсестра. — Доброе утро! Как чувствуешь себя?

— Прекрасно! Как будто ничего и не было.

— Кто бы мог подумать — только вчера врачи боролись за твою жизнь. Вот что значит молодой организм!

— Нет, это вы мне что-то в капельницу подлили, — предположила Катя.

— Что ты имеешь в виду? — насторожилась медсестра. — Врач назначил успокоительное, тебе успокоительное и поставили…

— Хорошее было успокоительное — мне такой сон приснился! Мне приснилось, что я лежу в белом свадебном платье на поляне… Так хорошо! Вот только платье потом стало чёрным…

Медсестра измерила Кате давление и сказала:

— Странный сон какой-то. Нехороший.

— Но на мне было сногсшибательное платье! Потрясающее! — Катя не обращала внимания на её слова. — А вы не знаете, меня ещё долго здесь держать будут?

— Не знаю, милая. Врачи как раз собрались на консилиум — твой случай обсуждают.

— И что меня обсуждать? Я себя чувствую прекрасно, — улыбнулась Катя.

— Врачи сами решат — как ты себя чувствуешь. Лежи, доктор придёт и всё тебе скажет.

Консилиум же в это время шёл уже полным ходом.

— Да, как видите, ситуация критическая. Что скажете, уважаемые коллеги? — спросил Павел Фёдорович.

— Пациентка тяжёлая, я с вами, Пал Фёдорыч, согласен. Беременность плюс острый пиелонефрит… Я так понимаю, она долго пролежала без сознания? — поинтересовался уролог.

— Да, и это негативно сказалось на общем состоянии…

— Во время беременности почки и так работают с двойной нагрузкой, а в данной ситуации могут вообще отказать.

— И что мы решим?

— Прерывать беременность, я другого выхода не вижу. Поверьте моему опыту, мы себе значительно облегчим задачу, — настаивал уролог.

— Себе — да, — заметил один из врачей.

— Сохраняя ребёнка, мы ставим под угрозу жизнь матери. Она и так много сил отдаёт ребёнку.

— А я попытался бы спасти ребёнка… — сказал гинеколог. — Мы остановили маточное кровотечение, оно было незначительным. Но раз Михаил Афанасьевич, наш уролог, считает ситуацию с почками тяжёлой, то я соглашусь с его мнением.

— Тяжело, конечно, принимать такие решения, — вздохнул Павел Фёдорович.

— Но это в интересах пациентки.

— Хорошо, будем считать вопрос с операцией решённым. Да, коллеги, не забудьте. Необходимо ещё получить согласие на операцию. И чем скорее, тем лучше.

— Да, Павел Фёдорович. Родители Буравиной находятся в приёмном покое. Я думаю, они дадут своё согласие.

— Насколько мне известно, — вспомнил Павел Фёдорович, — Кате уже исполнилось восемнадцать и, скорее, разрешение необходимо получить от неё.

— Я могу это сделать. Я думаю, уговорить пациентку будет не трудно, — предложил Михаил Афанасьевич.

— Вы так говорите, словно каждый день уговариваете женщин на аборт.

— Нет, конечно. Просто в столь юном возрасте девушки всерьёз не задумываются о материнстве.

— Нет, Михаил Афанасьевич, с Катей лучше поговорю я. Такие вопросы надо решать деликатно. А вы с вашим напором только дров наломаете, — решил Павел Фёдорович.

Придя утром в больницу, Полина обнаружила в коридоре Буравина и Таисию, которые спали, сидя на стульях, прижавшись друг к другу. Нельзя сказать, что эта картина понравилась Полине. На неё нахлынула волна ревности. Но Полина взяла себя в руки, она тронула Буравина за плечо, и он проснулся. Открыла глаза и Таисия. Она поправила волосы и спокойно сказала:

— Здравствуй, Полина.

— Здравствуй, Таисия.

Буравин встал, поцеловал Полину и развёл руки, разминаясь после неудобной ночёвки.

— Что с Катей? — спросила Полина. — Виктор вчера толком не объяснил…

— Она сейчас под наблюдением. И врачи пока не говорят ничего определённого, — замялась Таисия.

— О господи! Витя, у вас с Таисией такие лица — можно подумать самое страшное, — воскликнула Полина, переводя взгляд с Буравина на Таисию.

Таисия решила, что о беременности надо сказать:

— Да нет, Полина. Успокойся. У Кати… угроза выкидыша.

— Выкидыша? — удивилась Полина.

— Да. Катя беременна. Вчера Витя нашёл Катю около дома, она на земле лежала без сознания.

— Мне вообще непонятно, почему Катя упала, — сказал Буравин.

— Может, голова закружилась, предположила Полина. — У беременных это бывает.

— Не знаю, не знаю. Катя себя хорошо чувствовала в последнее время, сказала Таисия.

Пока родители вели эту беседу, Павел Фёдорович зашёл в Катину палату. Катя, увидев его, попыталась привстать.

— Здравствуйте, Катерина. Вы лежите, лежите.

— Я уже не могу лежать. Домой хочу.

— Катя, вам придётся ещё побыть в больнице… — вздохнул Павел Фёдорович.

— Зачем? Я нормально себя чувствую, у меня ничего не болит. Я совершенно здорова, — убеждала его Катя.

— Нет, Катенька, чувствовать себя совершенно здоровым и быть здоровым, как говорится, две большие разницы. Вы даже себе не представляете, насколько серьёзно ваше положение.

— Но я всего лишь споткнулась и упала…

— Вот именно, что упали.

— Но руки-ноги у меня целы, с ребёнком всё в порядке. Павел Фёдорович! Если ребёнку ничего не угрожает, то зачем здесь находиться?

— Катенька! Мне очень жаль, но я вынужден вам сообщить не очень приятные новости.

— Что случилось? — испугалась Катя.

— Я сегодня советовался с коллегами… И мы пришли к единому выводу… Ради вашего спасения, Катенька, ребёнком придётся пожертвовать. Мне очень жаль.

— Как вы можете такое говорить! Почему я должна жертвовать своим ребёнком? — не понимала Катя.

— Катя, ваша жизнь находится в опасности.

— Но у меня ничего не болит!

— Анализы говорят об обратном. Ни о каком продолжении беременности не может быть и речи! Иначе вы погибнете вместе с ребёнком, — жёстко сказал Павел Фёдорович.

— Павел Фёдорович, вы говорите ужасные слова. Как я могу избавиться от малыша, мы же с ним одно целое.

Катенька, в первую очередь медики обязаны спасти мать.

— Я не хочу терять ребёнка… — заплакала Катя.

— Сейчас главное — ваша жизнь. Поймите, вы ещё настолько юны, что ещё успеете обзавестись дюжиной ребятишек.

— Мне другие не нужны. Я хочу именно этого ребёнка. Я его люблю! — Катя зарыдала.

— Катенька, не плачьте! — попросил Павел Фёдорович.

— Наговорили гадостей, а теперь — не плачьте!

— Я сейчас скажу сестре, чтобы она вам укольчик успокоительный сделала.

— Не надо мне никакого укольчика, — сказала Катя, вытирая слёзы.

— Катя, вам всё равно придётся принять решение. Поэтому я вам советую — поговорите с мамой, с отцом. Я вас не тороплю. У нас ещё есть немного времени, — сказал Павел Фёдорович.

Буравин нервничал и ходил по приёмному покою взад-вперёд. Полина не выдержала и попросила:

— Виктор, пожалуйста, сядь!

— Не могу я сидеть. Уже столько времени прошло. А врачи ничего не говорят. Они, видимо, думают, что у родственников железные нервы.

— Может, у Кати не простой случай. Какие-нибудь осложнения. Вот они и скрывают информацию, — предположила Полина.

Таисия решительно встала:

— Ладно, хватит каркать. Я сейчас схожу к Павлу Фёдоровичу и всё узнаю.

— И узнай про ребёнка, подробно, — попросил Буравин. — Важно, чтобы и с малышом всё было в порядке.

Но Таисии не пришлось никуда идти, потому что Павел Фёдорович сам к ним вышел.

— Павел Фёдорович, что с Катей? — кинулась к нему Таисия. — Мы уже извелись от неизвестности.

— Не беспокойтесь, с вашей дочкой всё в порядке. Я только что был у неё. Описал ей ситуацию. Она вам всё сама расскажет. Таисия Андреевна, я бы хотел, чтобы вы поговорили с Катей. Пройдите в палату и, пожалуйста, помогите ей принять правильное решение.

Таисия пошла к Кате, а Полина осталась с Буравиным, пытаясь его успокоить.

— Витя, всё будет хорошо.

— Да не могу я успокоиться. Как вспомню, как она, бедненькая, лежала на земле…

— Ты знаешь, Витя, вся эта история с Катей такая… непонятная.

— Вот это меня и бесит. Что же могло такое случиться? Как Катя должна была разнервничаться, что даже сознание потеряла?

— Сейчас Таисия придёт и всё расскажет.

— Главное, чтобы с ребёнком было всё в порядке. А Катька — она сильная, она справится.

Полина задумалась и вдруг что-то поняла.

— Витя, а ведь получается, что Катя беременна от Алёши…

— Не выдумывай! — возразил Буравин. — Полина, я на сто процентов уверен, что это Костин ребёнок. И ни капли не сомневаюсь.

— Завёлся… — вздохнула Полина.

— Да, завёлся. Потому что именно в этот момент, когда Кате нужна его поддержка, Костя где-то пропадает!

— Успокойся, Виктор, сейчас самое важное, чтобы у дочки твоей всё было хорошо…

Таисия зашла к Кате, бросилась к ней и обняла:

— Катюша, доченька, господи, бледненькая какая…

— Мама! — заплакала Катя. — Они хотят, чтобы я согласилась на аборт! Они несут какую-то чушь: что моя жизнь в опасности, что я могу умереть.

Таисия тихо присела на край кровати. Помолчала и сказала:

— Дочка, наверное, врачам виднее. Ты подумай.

— Тут и думать нечего. Я всё решила. Нет. Нет и нет.

— Катя, Павел Фёдорович настаивает на операции не из-за собственной прихоти. Значит, ситуация достаточно серьёзная. Врачи не будут ничего выдумывать.

— Мама, неужели ты забыла, как сама уговаривала меня сохранить ребёнка?

— Сейчас другая ситуация, Катюша, — с горечью ответила Таисия. — Твоя жизнь в опасности, и нужно в первую очередь думать о себе.

— А кто о нём подумает?

Тут Таисия заплакала. Она достала платок и, вытирая слёзы сказала:

— Дочка, я сама мечтаю о внуке… Но если врачи говорят, что нужна операция, — значит, нужна.

— Я не хочу терять его!

— К сожалению, иногда наши желания не совпадают с действительностью.

Катя перестала плакать и задумалась о чём-то. Потом повернулась к маме и с надеждой спросила:

— Что-нибудь про Костю известно? Он объявился?

— Нет, Костя как сквозь землю провалился. Дочка, ты только не плачь! Я Костю твоего обязательно разыщу. Обещаю.

— Нет, мама, не надо его искать.

— Почему? — удивилась Таисия.

— Потому что он не хочет меня видеть.

— Да с чего ты взяла?

— Мама… Костя узнал, что я жду ребёнка от Алёши, — призналась Катя.

— Так может, дочка, тебе стоит согласиться на операцию? Нет худа без добра. Между тобой и Костей не будет стоять Алёшин ребёнок. И вы сможете с Костей начать всё сначала.

Катя думала иначе:

— Нет, мама, мне кажется, мы уже никогда не будем вместе. Так пусть у меня будет ребёнок, которому я отдам всю свою любовь.

Таисия заплакала, потому что она боялась потерять своего ребёнка.

— Катя, ты рискуешь своей жизнью, принимая такое решение.

— Я знаю, мама. Я уже взрослая. И в состоянии сама постоять за себя и малыша. Мама, всю ответственность я беру на себя. Можешь так Павлу Фёдоровичу и передать.

— Катюша, дочка, мне так страшно за тебя.

— Мамочка, неужели ты не понимаешь! Я так добивалась Алёшки, а потом полюбила Костю. У меня же ничего не осталось от той жизни. Только этот ребёнок.

— Я вижу, тебя не переубедить, — уступила Таисия.

— Мамочка, я тебя так люблю, — улыбнулась Катя.

— И я тебя люблю. — Таисия поцеловала дочь. — Пойду к Павлу Фёдоровичу. Я сама ему скажу о твоём решении.

Таисия вышла, а Катя потянулась к мобильному телефону, который лежал на тумбочке, но неожиданно со стоном откинулась на подушку. Её пронзила резкая боль.

Когда Таисия объявила Павлу Фёдоровичу о том, что Катя хочет сохранить ребёнка, тот задумался. Таисия тихо произнесла:

— Павел Фёдорович, скажите честно, что же будет дальше?

— Врачи сделали всё возможное. Сейчас Кате назначена поддерживающая терапия, она находится под наблюдением специалистов. А нам остаётся только ждать. Ситуация может развиваться в двух направлениях. Первое: организм Кати восстановится, и почки будут справляться с двойной нагрузкой. Но шансы на это минимальные. Иначе мы не предлагали бы прервать беременность.

— А второй вариант? — хмуро спросила Таисия.

— Откажут почки, ведь сейчас им трудно работать даже на одну Катю. И если случится кризис, мы уже не будем спрашивать разрешения на операцию. Мы её сделаем, потому что это будет единственный способ спасти Катю.

— Всё ясно, Павел Фёдорович, — сказала Таисия, попыталась встать и снова присела, потому что её качнуло.

— Таисия Андреевна, да вы совсем на ногах не держитесь! Я вам настоятельно рекомендую отдохнуть. В таком состоянии вы всё равно ничем Кате не поможете. Лучше отправляйтесь домой, выспитесь, потом привезёте Кате вещи.

— Нет, как же я оставлю Катю, — растерянно произнесла Таисия.

— Не беспокойтесь, Катя находится под пристальным вниманием. И если её состояние изменится, мы сразу же известим вас.

Таисия вышла из кабинета, подошла к Буравину и Полине и обречённо сказала:

— Врачи считают, что операция необходима. Иначе почки могут отказать.

— А сама Катя, что говорит? — спросил Буравин.

— Она хочет сохранить ребёнка. Мне не удалось её переубедить.

— Неужели прерывание беременности — это единственный способ? — волновалась Полина.

— Да. Иначе погибнут и Катя, и ребёнок, — сказала Таисия и заплакала.

— И что нам теперь делать, Тая? — Буравин обхватил руками голову.

— Не знаю, Виктор. Я дико устала.

— Давай я тебя отвезу домой, отдохнёшь.

— Нет, я могу понадобиться дочери.

— Тая, я могу остаться подежурить, — предложила Полина, — ты, правда, езжай домой.

Полина понимала Таисию как никто, ведь она сама пережила такую же трагическую ситуацию.

Маша и Алёша решили, что Андрей сможет помочь Алёше быстро восстановить физическую форму, и направились на маяк. Алёша шёл очень быстро, и Маша попросила:

— Алёша, не спеши! Я за тобой не успеваю.

— Извини, Машенька, мне не терпится увидеться с Андреем, — объяснил Алёша.

— После такого кросса у тебя хватит сил для занятий? — поинтересовалась Маша.

— Да. Нагрузка мне необходима для того, чтобы легче было пройти медкомиссию. Там дают несложные упражнения, но у меня сбивается дыхание и учащается пульс.

— Алёшка, так, может, тебе нужно немного повременить с медкомиссией? — предложила Маша. — Пройдёшь её позже, когда окончательно восстановишься.

— Нет, Машенька. Я уже решил, — твёрдо ответил Алёша.

— Но у тебя были серьёзные проблемы с сердцем!

— Они позади. И я хочу всем доказать — и тебе, и себе, что я здоров.

— Как бык? — улыбнулась Маша.

— Да.

— Ты скорее напоминаешь мне упрямого барана, который не хочет отказываться от намеченной цели, — засмеялась Маша.

Андрей обрадовался их приходу, потому что работал с самого утра и был готов сменить форму деятельности.

— Заходите, ребята, — сказал он. — Я с самого утра работаю, так что небольшой перерыв мне уже положен.

Маша с интересом посмотрела на книги и свитки, которые лежали на его столе.

— А можно я взгляну?

— Конечно.

Маша бережно взяла в руки свиток и стала его рассматривать.

— Андрей, а я к тебе по делу, — сказал Алёша. — Помнишь, ты обещал позаниматься со мной гимнастикой и дыхательными упражнениями? У меня скоро медкомиссия. И я хочу побыстрее набрать хорошую физическую форму.

— Быстро я ничего не могу обещать, — улыбнулся Андрей. — Да и быстрый результат вовсе не означает хороший результат.

— А если я буду очень стараться? — с надеждой спросил Алёша.

— Одного старания, Алексей, мало. Необходимо ещё упорство, терпение и сила духа — и, возможно, через несколько лет ты добьёшься поразительных результатов.

— А у меня медкомиссия на днях… — вздохнул Алёша.

— Искусство, которым ты хочешь овладеть, не для того, чтобы добиваться насущных целей. И учти, завтра ты не проснёшься Джеки Чаном с накачанными мускулами. Айкидо — это философия жизни, это образ жизни. И результат достигается только многолетним упорным трудом. Ну что, ещё не передумал?

— Конечно, нет!

— Тогда пойдёмте на свежий воздух.

Но Маша немного задержала их.

— Андрей, в больнице ты мне рассказывал легенду о Марметиль, — напомнила она.

— Конечно. Хочешь узнать, что было дальше? — догадался Андрей.

— Очень! Тебе удалось дальше расшифровать легенду? Расскажи, пожалуйста!

— Помнишь, Марметиль пошла против воли богов…

— Да, — кивнула Маша. — Я думаю, принцесса поплатилась за это.

— Да. За то, что Марметиль отказалась от своего дара и решила выйти замуж за принца Тилава, боги придумали ей страшное наказание… Они решили лишить принцессу возможности иметь детей. Но сделали это жестоким образом. Они предложили Марметиль самой выбирать, чей ребёнок увидит свет. Ребёнок должен родиться либо у Марметиль, либо, у её возлюбленного — принца Тилава.

— Андрей, я не понимаю, — сказала Маша. — Вот, например, если мы с Алёшей любим друг друга, то у нас будет общий ребёнок… а не по отдельности. Ведь так?

— Ну-у, Машенька, в жизни случаются разные ситуации, — развёл руками Андрей.

— Я всё равно не понимаю, как так может быть? Чтобы люди любили друг друга, а дети — по отдельности?

— Давай не будем сейчас думать об этом, тем более что окончание легенды ещё не расшифровано. Мне кажется, что ты совершенно вошла в образ принцессы Марметиль.

Маша ушла, а Андрей и Алёша приступили к тренировкам. Через некоторое время Алёша спросил:

— Андрей, как считаешь, уже есть результат?

— Небольшой. Ты отработал упражнение, старался — это было видно. Но у тебя впереди ещё очень длинный путь совершенствования.

— Андрей, я готов заниматься дальше.

— Не торопись, Алексей. Именно из-за внутренней суеты движения у тебя получаются ломаные и быстрые. А мы должны достичь плавности.

Андрей показал на одном из упражнений плавность движений тела.

— Ух ты! — с завистью сказал Алёша. — Долго занимался?

— Да. И тебе советую не спешить. Всё равно быстрых результатов не добьёшься. А теперь давай сделаем дыхательную гимнастику.

Она понравилась Алёше меньше всего.

— Андрей, ещё долго будем дышать? Мне кажется, эти вдохи-выдохи ничего не дают.

— Тогда на сегодня тренировка завершена, — решил Андрей.

Алёша повеселел, ему хотелось активного движения.

Андрей, а ты можешь мне показать тот бросок, который… ну, ты помнишь… на пустыре.

— Пожалуйста.

Андрей ещё раз показал своё умение.

— Здорово! А можно я попробую? — спросил Алёша.

— Попробуй.

Но у Алёши ничего не получилось.

— Не расстраивайся, Алексей. Этот приём действительно очень сложный, и овладеть им непросто, — успокоил его Андрей.

— А ты долго учился?

— Конечно. Но чтобы он получился, нужно быть абсолютно спокойным. Дыхательные упражнения, которые ты делал, помогают достичь состояния полного владения собой и своими эмоциями. Тебе это тоже по силам. Всего лишь прояви упорство и терпение — и со временем овладеешь этой техникой.

— Можно, я к тебе ещё вечером приду? Я позанимаюсь дома и покажу, чего я добился.

— Да, похоже, философию ты так и не понял… — вздохнул Андрей.

Кирилл Леонидович разбирал бумаги, когда к нему вошёл следователь Буряк.

— О! Григорий Тимофеевич! Как раз о тебе вспоминал. Кирилл поднялся навстречу гостю.

— Надеюсь, хорошим словом?

— Обижаешь… Как раз получил документы, подтверждающие стоимость переданного тобой золота и ценностей.

— И много получилось? — поинтересовался следователь.

— Только по предварительным данным на миллион долларов! Так что городские власти решили тебя отблагодарить. Выбирай, Гриша, что пожелаешь: квартиру, машину, путёвку на любой курорт…

— Спасибо тебе, Кирилл Леонидович. Только квартира у меня есть. Я человек, одинокий, и мне вполне однокомнатной хватает. Машина тоже есть — служебная.

— Давай хоть на море съездишь, отдохнёшь! В Египет, в Китай — куда хочешь!

— А у. нас в городе что, не море? Да некогда мне по отпускам разъезжать — сейчас самая работа начнётся. Меня ведь повышение ждёт — начальником отдела скоро стану.

— Тогда мои поздравления. И всё же мне даже как-то неловко тебя с пустыми руками поздравлять.

— Для меня самый главный подарок будет, когда я Михаила Родя поймаю и за решётку упеку.

— А когда ж это будет, Гриша?

— Пока не знаю. Но я тебе обещаю, что не успокоюсь, пока этого гада не найду! А что с миллионами делать будете? На такие деньги можно всем бюджетникам зарплату поднять.

— Ты своё дело сделал — нашёл клад смотрителя и передал его в бюджет города. А теперь очередь за властями принимать решения. Золото твоё весьма кстати пришлось. Мы как раз планировали создать здесь курорт мирового уровня. Для этого требуется построить новые гостиницы, обустроить пляжи, словом, создать всю необходимую инфраструктуру. И как всегда, всё упиралось в недостаточное финансирование.

— Так вот куда пойдёт золото Мишки-смотрителя! — обрадовался Буряк.

— Да. Надеюсь, через несколько лет уже никому не захочется ехать в Турцию. Отдыхать, все будут здесь. И сейчас в городе объявлен тендер среди компаний.

— Насколько я понимаю, основные претенденты — Самойлов и Буравин? — предположил следователь.

— Да. Они представили наиболее интересные проекты.

— Кирилл Леонидович, скажи честно… После раздела компании Самойлов уступает своему бывшему компаньону? — спросил Буряк.

— Да. И самое тревожное, что Самойлов ради выигрыша готов поставить на карту всё.

— Я это заметил… Жаль, что Борисом движет исключительно месть, — вздохнул Буряк.

Когда следователь ушёл, Кирилл решил сделать два важных звонка. Первый — Самойлову. Он набрал номер и сказал:

— Борис, у меня новости для тебя. В бюджет неожиданно поступила крупная сумма денег… Её решено направить на расширение инвестиционного проекта, поэтому стоимость тендера увеличивается.

— Понятно. Получается, что моих денег недостаточно, и Буравин меня обойдёт… — сделал неутешительный для себя вывод Самойлов.

— Подожди, Борис, отчаиваться. До подведения итогов тендера ещё остается достаточно времени.

— А ты уже Буравину позвонил? Доложил обстановку? Обрадовался Витя, наверное, что меня обошёл, — съехидничал Самойлов.

— Нет, Виктору я не звонил. У него сейчас личные проблемы, так что ему не до тендера.

— Какие проблемы? С Полиной? — оживился Самойлов.

— Нет. И давай эту тему, Борис, закроем. Не хочу об этом говорить. До свидания.

Второй звонок был Катиному лечащему врачу Павлу Фёдоровичу.

— Павел Фёдорович! Рад слышать вас. Кирилл Леонидович беспокоит.

— Добрый день, Кирилл Леонидович! Чем могу быть полезен?

— Я по личному вопросу, Павел. Скажи мне, что там с Катей Буравиной. Как она себя чувствует?

— Состояние остаётся критическим. Почки не справляются. К сожалению, решено прервать беременность. Она очень переживает. Таисия Андреевна сейчас находится у Кати, успокаивает.

— Павел, я всё сделаю, только Катеньке помоги. Для меня сумма не играет большого значения.

— Спасибо, конечно, Кирилл, но для меня гораздо важнее здоровье моих пациентов, а не собственное материальное благополучие.

— Да подожди, Павел, в бутылку лезть… Я совсем другое имел в виду. Я про лекарства говорю. Я достану — ты только скажи, какие нужно.

— Вот это другой разговор — по делу. А то туману напустил, меня только с толку сбил.

— Извини меня, Павел, Не хотел тебя обидеть. Так всё-таки, какие препараты нужны?

— Спасибо, Кирилл, за помощь, но сейчас всё зависит от врачей и от самой Кати.

— Хорошо, Павел, я понял. И всё же, если что понадобится, ты звони.

После звонка Кирилла Леонидовича настроение у Самойлова совсем испортилось. Он сидел за кухонным столом, рассматривал кусочки сахара, разложенные на его кучку и кучку Буравинскую, и разговаривал сам с собой:

— Шансов у меня, Кирюша, гораздо меньше, чем ты думаешь. Я ведь, дурак, у Буравина офис по двойной цене купил. Одно утешает: у Буравина тоже проблемы, — Самойлов решительно положил сахар из Буравинской кучки в чай, — и пусть они подольше не разрешаются!

Медсестра вошла в Катину палату, собираясь дать ей назначенные лекарства, но это ей не удалось: Катя лежала на кровати без сознания. Медсестра подбежала к ней и попыталась привести в чувство, но ничего не помогало. Глянув на датчики аппаратуры, медсестра поняла, что дело плохо, и бросилась к двери, крича в коридор:

— Срочно врача! Пациентка умирает!

Таисия, которую Буравин вёз домой, неожиданно что-то почувствовала.

— Нет, я не могу, Витя. Давай вернёмся в больницу, — попросила она.

Буравин стал уговаривать её:

— Таисия, умоляю, не надо так убиваться. Всё с Катей будет хорошо.

— У меня на сердце неспокойно. Оставили бедную девочку одну в больнице, — причитала Таисия. Буравин возразил:

— Ну почему одну? Там Полина, она проследит за всем.

— Да, конечно. Она ведь тоже мать. Она всё понимает, — тяжело вздохнула Таисия, — я очень надеюсь на неё. Надеюсь, что она не отнесётся к Кате так, как я когда-то к Алёше. Я ведь отговаривала Катю от брака с Алёшей, когда он стал инвалидом. Стыдно-то как, Витя.

— Ладно, не кори себя. Дело прошлое. Полина ни на кого не держит зла, — уверенно сказал Буравин. — Если будет что-то не так, Полина сразу же известит нас.

— Потому и стыдно вдвойне. Надо позвонить Полине, узнать, как там Катя, не стало ли ей хуже. — Таисия достала из сумочки телефон. — Ну что за день! Одни неприятности. Вот, трубка разрядилась.

Это мы уж как-нибудь переживём, — заметил Буравин.

Таисия спрятала телефон и отвернулась к окну.

Мимо Полины, которая продолжала стоять в коридоре больницы, в Катину палату быстро прошли врачи. Полина бросилась к ним:

— Что случилось? Что с ней?

— Ситуация, похоже, резко обострилась. У неё кризис. — коротко бросил врач.

Полина с ужасом смотрела на него.

— Что же вы намерены делать?

— Мы намерены спасать ей жизнь. И для этого необходимо срочно провести операцию по прерыванию беременности, — сообщил врач.

Полина напомнила:

— Но ведь Катя — против!

— Вы что, предлагаете нам оставить её в таком состоянии? Она может умереть. Простите, мне пора. — Врач ушёл в палату Кати.

Полина достала телефон и набрала номер Таисии. Голос в трубке равнодушно произнёс: «Аппарат абонента выключен или временно не доступен».

Таисия собирала вещи Кати в сумку, Буравин, стоя у двери, наблюдал за ней:

— Тая, ты бы прилегла, поспала хоть часок.

— Я должна собрать Катины вещи, — нервно отозвалась Таисия.

Буравин попросил:

— Тебе надо отдохнуть. А Катины вещи я сам соберу.

— О чём ты говоришь, Витя, я всё равно не смогу уснуть в таком состоянии. — Таисию била дрожь. — Я всё время думаю о Кате, каждую секунду. Как она там?

— А ты попробуй. Не сможешь уснуть, так просто полежишь, отдохнёшь немного. — Буравин смотрел на неё с жалостью. — Она тоже наверняка спит сейчас. И тебе надо отдохнуть.

— Бедная девочка. Как я хочу ей помочь, облегчить её страдания. Если б я могла, я бы взяла её боль себе. — Голос Таисии прервался.

Буравин обнял её.

— Ты можешь ей помочь только своим оптимизмом, верой в то, что она поправится.

— Я верю в это, Витя, но как представлю, что она пережила… Как она лежала там одна на пороге, звала на помощь, и некому было ей помочь…

— Не накручивай себя, Тая, — остановил её Буравин, — ты должна поддерживать Катю морально, вселять в неё надежду. А в таком состоянии у тебя это не получится. Давай, давай, Тая, ложись, отдохни. А я пока соберу вещи.

Буравин уложил Таисию на Катину кровать и укрыл её пледом. Таисия спросила по-детски:

— А ты не уйдёшь?

— Нет, что ты, я буду здесь. А когда ты проснёшься, мы поедем вместе в больницу. Всё будет хорошо. Спи спокойно.

— Спасибо. — Таисия тут же заснула под сочувственным взглядом Буравина.

Маша пришла в больницу и в коридоре столкнулась с плачущей Полиной, которая продолжала судорожно набирать на мобильном телефоне номер. Маша подошла к Полине:

— Почему вы плачете, Полина Константиновна?

— Кате плохо, а я не могу дозвониться ни Таисии, ни Виктору, — в отчаянии ответила та.

Маша оторопела:

— Кате? Она в больнице?

— Да, её вечером привезли. А ты не знала?

— Нет, не знала. Какой диагноз?

Полина с трудом собралась с мыслями.

— Врач сказал, что ситуация резко обострилась, у Кати кризис. Ей срочно необходима операция по прерыванию беременности. Катя беременна, Маша.

— Ho, почему необходимо прерывать беременность? — Маша в недоумении смотрела на Полину.

Полина всхлипнула:

— Врач сказал, что, если этого не сделать, Катя может умереть.

— Господи, что у неё за болезнь? — спросила Маша.

Полина развела руками:

— Точно не знаю. Что-то с почками.

— А ребёнок не пострадал?

— Нет, сначала ребёнку ничего не угрожало. Потом выявились проблемы с почками, и врачи хотели сделать аборт. Но Катя не согласилась, — рассказывала Полина.

— А теперь они решили всё равно это сделать, несмотря на её запрет? Так нельзя, это неправильно. Надо что-то делать. — В голосе Маши звучала решимость.

— Понимаешь, Машенька, тогда не было угрозы для её жизни, но сейчас организм, видно, не справляется с нагрузками. Похоже, врачам ничего другого не остаётся. Вот я пытаюсь дозвониться Таисии — она не отвечает. Попробую хоть Виктору сообщить.

Маша остановила её:

— Не надо, Полина Константиновна. Тревога родных не поможет сейчас Кате, а только навредит. Не надо никому звонить. Я попробую сама помочь Кате.

— Я тебя не понимаю, Маша, — сказала Полина, но Маша уже мчалась по коридору в сторону реанимации.

Самойлов решил, что самое мудрое в его непростой ситуации — это сходить в казино. Достав портмоне, в котором едва умещалась пачка денег, он купил фишки и прошёл за ближайший стол рулетки. Тотчас с улыбкой подошла официантка, он улыбнулся ей в ответ.

— Мне сегодня обязательно повезёт.

— Не сомневаюсь в этом. Желаете что-то выпить? — вежливо поинтересовалась она.

Самойлов кивнул:

— Да, желаю. Текилу.

Самойлов выложил фишки перед собой на столе. Крупье спросил:

— Будете делать ставку?

— Что за вопрос! Зачем же я здесь сижу? Конечно, буду. Только сначала выпью, — кивнул Самойлов.

Подошла официантка с текилой.

— Это за счёт заведения.

Самойлов был приятно удивлён.

— Спасибо, деточка. Как тебя зовут?

— Оксана.

— Так вот, Оксаночка. Сегодня я намерен поправить своё финансовое положение, — уверенно заявил Самойлов.

Она ослепительно улыбнулась:

— Не сомневаюсь, вам сегодня повезёт.

— Повезёт, повезёт. Пройдёт совсем немного времени, и весь этот город будет в моих руках. — Самойлов с удовольствием выпил и развернулся к игорному столу: — Вот теперь, братец, можно и сыграть.

— Пожалуйста, делайте вашу ставку, — сказал крупье.

— Ставлю все на двадцать пять. Знаешь почему? — Крупье молчал, и Самойлов продолжил: — Двадцать пять лет я прожил со своей женой, и она от меня ушла. А, как известно, если не везёт в любви, то повезёт в казино.

Крупье закрутил волчок и бросил шарик.

— Ставки сделаны.

Шарик запрыгал по барабану, Самойлов жадно смотрел за его движением. Наконец шарик остановился… на двадцать пять! Самойлов был в восторге:

— Ну что, молчун, видел?! Что я тебе говорил?

— Двадцать пять. Ваш выигрыш. — Крупье отсчитал фишки и лопаткой пододвинул их к Самойлову.

Самойлов жестом подозвал официантку:

— Оксаночка, давай ещё стаканчик. Смотри, сколько я выиграл.

— Поздравляю, сейчас принесу виски. — Официантка снова сверкнула белоснежными зубами и ушла.

Крупье повторил:

— Будете делать ставку?

— Чего ты заладил одно и то же? Конечно, буду. Ты ж сам видел, как мне прёт. Ставлю всё, что есть, на двадцать пять. — Самойлов выгреб все свои фишки на поле «25».

Крупье закрутил волчок:

— Ставки сделаны.

Самойлов завороженно следил за вращающимся волчком. И шарик снова замер на двадцать пять! Самойлов выдохнул:

— Йес! Опять — двадцать пять!

— Двадцать пять. Ваш выигрыш. — Невозмутимый крупье отсчитал фишки и пододвинул их Самойлову.

Самойлов был просто в восторге. Он кинул крупье пару фишек.

— Это тебе, молчун. С барского плеча.

— Благодарю вас. Будете делать ставку?

Подошла официантка, поставила виски. Самойлов похвастался:

— О, смотри, Оксанка, как мне фартит! Давай, выпей со мной, я угощаю.

— Нам не положено, — отказалась та.

Самойлов фыркнул:

— Ну что за народ! А это положено? Он дал официантке щедрые чаевые.

— Спасибо. — Она с благодарностью посмотрела на него.

— Спасибо… И всё. Этот вообще только: «ставки сделаны», и больше ни слова! Прямо как роботы, — обиделся Самойлов.

Официантка извиняющимся тоном пояснила:

— Нам действительно не положено разговаривать с клиентами. Нас могут уволить.

— Ну и пусть увольняют. Я вас к себе возьму! Я тоже скоро открою казино. Ещё по круче, чем это.

— Желаю удачи, — улыбнулась она и ушла.

Самойлов выпил.

— И в казино всё так же, как везде. Все от меня зависят, все хотят моих денег, а вместо благодарности — морду воротят. Я прав, молчун?

— Вам виднее. Будете делать ставку? — спросил крупье.

— О! Разговорился! Ладно, ставлю всё на двадцать пять. Давай, крути свою шарманку.

— Ставки сделаны.

Самойлов следил за шариком, но на этот раз выпало «13».

— Тринадцать, — объявил крупье и лопаткой загрёб все фишки Самойлова в банк.

Самойлов злобно смотрел на крупье:

— Я ж говорил, что двадцать пять — поганое число. Даже хуже, чем тринадцать.

— Будете делать ставку? — только и сказал крупье.

— А ты, молчун, не так прост, как я погляжу. Издеваешься? Ну, ничего, будет и на нашей улице праздник. — Самойлов тяжело поднялся из-за стола и пошёл к выходу. Остановившись, он позвал официантку. Официантка подошла к Самойлову всё с той же широкой улыбкой.

— Сделай-ка мне, Оксана, ещё стаканчик виски.

— Только за наличный расчёт. Раз вы уже не играете, заведение вас не угощает, — сообщила она.

— Всё понятно. Знакомая история. Пока есть деньги — ты король. А денег нет, и ты снова никому не нужен. — Самойлов грустно улыбнулся и вышел из казино. У него было паршивое настроение, и он решил отыграться на швейцаре.

— Ну, где моя машина?

— Простите, не понял? — вежливо переспросил он.

Самойлов мрачно повторил:

— Разве по правилам вашего казино проигравшего не должны бесплатно отвезти домой?

— Должны. Вот только нет сейчас ни одной свободной машины. Пересменка у водителей.

— А когда, будет машина? — вскипал Самойлов.

Швейцар предположил:

— Думаю, что через час, не раньше. Хотите, подождите.

— Ладно, всё понятно. Дай хоть фуражку примерить? — Самойлов попытался снять со швейцара фуражку.

Тот увернулся:

— Прекратите хулиганить. Не то я быстро охрану позову.

— Не нужна мне твоя фуражка. Но учти, дед, скоро наступит моё время. И тогда я стану карать и миловать! Вот, тебя буду карать. — Пьяный Самойлов наконец оставил швейцара в покое и пошёл по улице, насвистывая.

Встречный прохожий весело ему подмигнул:

— Чего свистишь, денег не будет!

Самойлов в бешенстве схватил его за грудки:

— Не каркай, будут у меня деньги! Будут!

Прохожий вырвался и от греха подальше убежал, а Самойлов продолжал орать на всю улицу:

— Рано вы списываете со счетов Борю Самойлова! Вы все меня ещё узнаете!

Кирилл пришёл к Таисии. Дверь ему открыл Буравин.

— Виктор? Можно войти?

— Конечно, Кирилл, входи, раз пришёл, — не видел причин для отказа Буравин.

— Я, собственно, хотел навестить Таисию. Узнать, как Катя себя чувствует, — пояснил Кирилл.

— Я это понял. Спасибо. Кате уже лучше. А Таисия сейчас спит. Она измучилась в больнице.

Кирилл собрался уходить:

— Тогда не буду её беспокоить.

— Подожди, Кирилл. Мне кажется, нам с тобой тоже есть о чём поговорить. — Буравин задержал Кирилла для разговора. — Может, пройдёшь в гостиную, Кирилл?

— Не стоит. Давай здесь. Ты хотел со мной поговорить о Таисии?

— Да, Кирилл, о Таисии, — согласился Буравин, — только пойми меня правильно. Я не имею права тебе что-то советовать.

— Я люблю Таисию, и у меня самые серьёзные намерения, если тебя это интересует. Я хочу на ней жениться, — просто ответил Кирилл.

Буравин замялся:

— А как же Руслана?

— С Русланой мы расстались. Навсегда. Она уехала к матери.

— Спасибо, Кирилл, ты снял с моей души камень, — неожиданно легко и спокойно сказал Буравин. — Просто я чувствую свою вину перед Таисией и очень хотел бы, чтоб она была счастлива. Со мной она, увы, счастья не видела.

— Я хорошо понимаю твои чувства, Витя. У меня с Русланой вышло так же. Что ж, в жизни всякое бывает. — Кирилла тронула искренность Буравина.

Тот продолжал:

— Я не смог дать ей самого главного — любви. И если ты ей это дашь, я буду только счастлив за неё. Ты успокоил меня, Кирилл. Это хорошо, что ты решил жениться на Таисии.

— На этот счёт ты можешь быть спокоен. Главное, чтобы она не отказала мне, — неловко улыбнулся Кирилл.

— Ну, сейчас её, конечно, беспокоит только Катино состояние, — заметил Буравин.

— Я понимаю, Виктор, это не самый подходящий момент, но я хотел бы поговорить с тобой о тендере, — неожиданно сменил тему Кирилл.

Буравин поднял брови:

— О тендере? Что-то изменилось в соотношении сил?

— Увеличился бюджет проекта, и теперь твои шансы предпочтительней, чем шансы Самойлова, — сообщил Кирилл.

— Давай пройдём в гостиную. А Борис об этом знает?

— Знает и, кажется, сдаваться не собирается, — кивнул Кирилл.

— Значит, Борис намерен что-то предпринять, чтобы вернуть себе преимущество, — уточнил Буравин.

— Я в этом практически не сомневаюсь. У меня вызывает опасение не сама конкуренция — это нормально, а методы, к которым он готов прибегнуть.

— Может, ты, Кирилл, повлияешь на него. Убеди его объединиться со мной. Нам нечего с ним делить. Мне казалось, что тебя он как раз послушает. Вы столько лет дружите. Он тебя уважает, — предложил Буравин.

Кирилл только вздохнул:

— Думаешь, я не пытался? Какое там! Он не хочет даже слушать об этом. Ты знаешь, Витя, если честно, я бы не хотел, чтобы Борис выиграл этот тендер. Боюсь, что эта победа не принесёт пользы никому — ни самому Самойлову, ни городу.

В гостиную вошла Таисия.

— Всё, не могу больше спать. Я еду к дочери.

— Я тебя отвезу, — хором сказали Буравин и Кирилл.

Римма спала в своей комнате. Неожиданно в открытом окне появился силуэт: некто отодвинул занавеску, осторожно забрался на подоконник и спрыгнул на пол. Это был мужчина в грузинской кепке, с длинными волосами и с усами. Римма со стоном повернулась на другой бок, открыла глаза и завизжала:

— Кто вы? Убирайтесь вон! А-а-а-а! Убивают!

Незнакомец прыгнул на Римму и зажал ей рот рукой:

— Тише, Риммочка! Это я, твой Лёвочка! Разве ты меня не узнаёшь?

Римма с зажатым ртом и раскрытыми от ужаса глазами только отрицательно покачала головой.

— Тише, тише! Весь квартал на уши поставишь, перебудишь! — Лёва убрал руки и поцеловал Римму. — Римусик мой любимый! Солнышко моё рыжее! Ну и горазда же ты орать! Совсем оглушила!

Лёва снял кепку, парик и отклеил усы:

— Поцелуй меня, я так по тебе соскучился!

— Лёва? Лёва, это ты? — Римма никак не могла прийти в себя. — Ворвался, как преступник, напугал до смерти! А теперь его поцелуй! Может, тебя ещё и приголубить? Щас организую! Половником!

— Ну, Риммочка, разве так встречают любимого мужчину? — обиделся Лёва.

Римма продолжала бушевать:

— После балагана, который ты здесь устроил, другого ты не заслуживаешь!

— А что мне оставалось делать? На каждом столбе висит моя фотография: «разыскивается… разыскивается…». Чувствую, что ты свою наманикюренную ручку приложила, — погрозил ей Лёва.

Римма пожала плечами:

— У меня не было другого выхода, Лёва! Мне нужно было тебя срочно найти.

— Наверное, в доме еда закончилась, да? — иронично спросил Лёва.

Римма поморщилась:

— Вечно ты со своими дурацкими шутками.

— Ну, так что случилось у моей малышки? Какие такие неразрешимые проблемы? Лёвочка твой пришёл — сейчас всё уладит, обещаю, мой мурзик.

— Да? Обещаешь? — внимательно посмотрела на него Римма. — Я беременна, Лёва.

— Беременна? Моя маленькая девочка беременна! Лёва вскочил и начал отплясывать лезгинку.

Римма заплакала.

— Не плачь, девица, не плачь, красавица! Лёвочка твой вернулся, будет о тебе заботиться, баловать, вкусненьким кормить, на руках носить!

Римма покрутила пальцем у виска:

— Вот. Угораздило в такого влюбиться!

— А чем я тебе не хорош? Подарок судьбы, Риммочка. И умён, как великий Цезарь, и красив, как сам Аполлон, — распевал Лёва.

Римма всхлипнула:

— Аферист ты, Лёва, как Остап Бендер. И от такого мужчины я забеременела! У, предатель!

— Римуся, дорогая, осуши свои слёзки! — взмолился Лёва. — Зачем ругаться такими обидными словами? Я всего лишь ненадолго исчез! А ты сразу тревогу забила! Зачем, котик мой?

— А зачем ты от котика своего сбежал? Зачем котика своего бросил на произвол судьбы? — передразнила Римма.

Лёва возразил:

— Я не собирался тебя бросать, как ты можешь такое про меня думать? Ты совершенно тут ни при чём! Римуся, золотко моё! Я попал в такую переделку! Я совершенно случайно оказался свидетелем ужасного преступления! И преступник теперь гоняется за мной, хочет убить! Ты представить себе не можешь, что я пережил! Я хожу в этом жутком парике и этих ужасных усах, я не сплю, не ем, я даже не мог прийти к тебе.

— Боже! — Слёзы у Риммы мгновенно высохли. — Почему?

— Если бы он меня выследил здесь, убил бы нас обоих! Римма, я спасал нашу с тобой жизнь!

— Лёва, ты герой! — восторженно заявила она.

Римма с Лёвой, счастливые, обнялись и поцеловались.

— Лёвочка, радость моя! Ты так и будешь ходить в этом дурацком виде? Тебе же совершенно не идёт этот образ! — оторвавшись от Лёвы, сообщила Римма.

— А что делать? — спросил Лёва.

— Вот именно, что делать? Может, мне тоже нацепить на себя парик или, хуже того, под паранджой скрываться?

— Нет, мы не будем жертвовать твоей несравненной красотой, козочка моя беременная! — ласково ответил он.

Римма испуганно спросила:

— Так ты собираешься предпринимать какие-нибудь действия? Ведь убийца мог тебя выследить… он может ворваться в дом. Караул!

— Тише, Римма! Я знаю, что мне делать. Надо срочно найти Костю — он в курсе всех событий.

— Ещё один аферист! Между прочим, он тоже заделал Кате ребёнка и теперь скрывается! — фыркнула Римма.

Лёва задумался.

— Это хорошо. Значит, ему есть о чём беспокоиться… Так он у Кати скрывается?

— Да не у Кати, а от Кати! Вот все вы такие мужчины — вероломные! Бросаете своих беременных женщин и подаётесь в бега! Ты вот пришёл, слава богу, а Таисия с ног сбилась, Костю разыскивая! — возмущённо рассказывала Римма.

Лёва покачал головой:

— Не в том направлении, наверное, ищет! Ладно, Римусик, надо брать быка за рога! Пойду-ка я навещу Самойлова-старшего.

— Ой, Лёва, не ходи. Если убийца за тобой охотится, то лучше на улице не показываться! Он же может за каждым углом поджидать тебя!

Лёва обнял Римму:

— Моя кошечка обо мне беспокоится? Переживает за своего котика? Котику это очень нравится! Но котику надо идти по делам!

Катю, без сознания, везли в операционную. Маша подбежала к каталке и схватила Катю за руку.

— Остановитесь! Ей нельзя делать операцию, ни в коем случае!

— В чём дело? Это как понимать? — жёстко осадил её врач. — Может быть, вы позволите нам решать, что делать, а что не делать?

— Я вас очень прошу, не надо делать ей аборт, — взмолилась Маша.

Второй врач потребовал:

— Так, мне это надоело. Не мешайте, пожалуйста, отойдите. Немедленно.

Маша, опустив голову, отошла. Она глубоко, вздохнула и начала произносить слова, медленно и чётко, словно молитву:

— Катя, держись! Всё будет хорошо. С тобой и с ребёнком всё будет хорошо! — Маша сделала вдох, концентрируясь, и произнесла, как приказ: — Катя! Соберись с силами! Катя, открой глаза! Открой глаза!

Катя на каталке открыла глаза. Врач, который вёз её, отшатнулся, обращаясь к коллеге:

— Вы тоже это видите, или у меня галлюцинация?

— Не может этого быть, — выдохнул тот. — Смотрите, она пришла в сознание.

Катя оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, где она. Она попыталась сесть на каталке, но не смогла; посмотрев на свои руки, она поняла, что они привязаны ремнями.

— Девушка, ложитесь немедленно. Сейчас мы вам сделаем наркоз, — потребовал врач.

Катя запротестовала:

— Какой ещё наркоз! А ну, развяжите меня! Вы что это задумали? Я же написала заявление, что отказываюсь от операции.

— Успокойтесь, вам нельзя волноваться, — предупредил её врач. — Если мы не прервём беременность, вы можете умереть.

— Это моё дело. Я прекрасно себя чувствую, — заявила Катя.

Второй врач развёл руками:

— Мне кажется, она права. Вы посмотрите на неё, она выглядит живее всех живых.

Обессиленная Маша стояла у дверей в реанимацию. Полина подбежала к ней, и Маша еле выговорила:

— Всё, Полина Константиновна, всё. С Катей всё будет хорошо. Не беспокойтесь больше.

— А с ребёнком, с ребёнком как, Машенька? — трясла её Полина.

Маша слабо кивнула:

— И с ребёночком всё нормально. Он будет жить. Я чувствую. Чувствую, что Катя пришла в себя. Операция больше не нужна.

Маша едва держалась на ногах. Обессилев, она начала медленно сползать по стене. Полина подхватила её:

— Что с тобой, Машенька, тебе плохо?

— Что-то голова кружится. Помогите мне, пожалуйста, мне надо посидеть немного. Проводите меня в приёмный покой.

— Конечно. Пойдём, найдём место, где можно присесть. Я тебе помогу. Пойдём, пойдём, моя хорошая. — Полина обняла Машу и, поддерживая её, повела в приёмный покой.

Катя лежала на каталке, полная жизни. Один врач расстёгивал ремни на её руках, другой недовольно наблюдал за этим: он считал, что отказываться от операции преждевременно.

— Девушка, я вас обязан ещё раз предупредить. Отказываясь от операции, вы рискуете своей жизнью.

— Хватит меня запугивать. Я это уже слышала. И всё поняла, — заявила Катя.

Врач недоумённо смотрел на неё:

— Тогда почему вы так настроены против операции?

— Неужели непонятно? Какой же я буду матерью, если ради спасения собственной жизни пожертвую жизнью своего ребёнка.

— Насколько пафосно, настолько и глупо, скривился врач. — Ладно, я умываю руки.

— Давно бы так. Везите меня в палату, или я сама пойду, — скомандовала Катя.

Медсестра растерянно посмотрела на врача, и он кивнул: везите в палату. Медсестра увезла Катю, а врачи переглянулись.

— Ты что-нибудь понимаешь? Её же привезли практически бездыханной. А через пять минут она уже закатывает скандал и готова своим ходом идти в палату, — потрясённо сказал первый.

Второй подтвердил:

— Произошло чудо. Иначе это не назовёшь. И говорит, что чувствует себя прекрасно. Но самое интересное, что так оно и есть.

Медсестра везла Катю из реанимации на столе-каталке, Катя бурчала под нос:

— Стоило только задремать, как эти убийцы в белых халатах тут как тут!

Медсестра делала вид, что не слышит.

Таисия, которая добралась до больницы, бросилась к Кате:

— Что с тобой, Катенька?

— Со мной всё хорошо, мама. Но где ты была? — обиженно спросила Катя.

Таисия пояснила:

— Ездила за твоими вещами домой. А что тут произошло без меня?

— Я уснула, а они хотели лишить меня ребёнка, — всхлипнула Катя и зло добавила: — Теперь я уж глаз не сомкну. Таким врачам веры нет.

— Какой ужас! — Таисия обратилась к медсестре: — Скажите хоть вы мне, что тут случилось, а?

— Успокойтесь, гражданка. Сейчас я отвезу вашу дочь в палату, и она сама всё вам расскажет. — С этими словами медсестра повезла Катю в палату.

Таисия медленно присела на кушетку. К ней подошла Полина. Таисия подняла на неё растерянные глаза:

— Полина, что здесь произошло, пока меня не было?

— Кате стало хуже, и врачи решили срочно сделать ей операцию. Хотели прервать беременность. Но теперь уже всё позади. Опасность миновала. В операции больше нет необходимости. Я пыталась тебе дозвониться, но не смогла.

— Боже мой, бедная Катя, — потрясённо шептала Таисия. — Теперь я отсюда никуда не уйду… Но объясни мне, Полина, если они не сделали Кате операцию, что же ей помогло?

— Чудо. Чудо, Таисия, — уверенно сказала Полина. — Мы должны благодарить Машу за спасение Кати. Это она помогла ей. Её дар. Я это знаю наверняка.

А Маша в полуобморочном состоянии сидела в приёмном покое. Силы её покинули, глаза закатились, и она упала на кушетку.

Буравин, Полина и Таисия беседовали в больничном коридоре.

— Спасибо тебе, Полина, за поддержку, за твоё сочувствие, — благодарила Таисия. — Будем надеяться, что всё худшее уже позади.

Полина всплеснула руками:

— Что ты, Таисия. Я же понимаю, как это тяжело, когда твой ребёнок болен. Хотела бы я знать, где сейчас Костя. Уж ему-то следовало быть здесь, рядом с Катей. Не может же оставаться в стороне. Надо найти его.

— Я в этом не уверен, — возразил Буравин.

Таисия согласилась с ним:

— Может быть, действительно, Полина, не стоит пока Косте, ничего сообщать? Ты знаешь, в последнее время они с Катей были в напряжённых отношениях, и я боюсь, что присутствие Кости не скажется благотворно на её состоянии.

— Мне жаль, что между ними не всё гладко, — задумалась Полина, — но сообщить Косте мы должны. И Борису тоже. Мне так кажется.

— Ну, Косте — ладно, это я могу понять. Но Борису-то зачем? — не понял Буравин.

Полина напомнила:

— Между прочим, Виктор, он такой же будущий дед, как и ты. Ему будет неприятно, что от него всё скрыли. Поставь себя на его место.

— Я тоже считаю, что Борису следует сказать. Давайте позвоним ему, — решила Таисия.

Буравин остановил её.

— Не надо звонить. По телефону такие вещи не сообщают. Лучше я заеду. У меня есть к нему ещё один разговор.

Буравин ушёл, а Полина и Таисия остались стоять в коридоре, продолжая разговор, который был первым мостиком между бывшими соперницами. Полина вспоминала:

— Я помню, как Маша помогала Алёше. Даже врачи ничего не могли сделать, а она поставила его на ноги.

— Я с ней не была знакома, но заочно относилась к ней несправедливо. А недавно познакомилась с Машей и поняла, какая она милая и добрая, — призналась Таисия.

Полина кивнула:

— Да, этой девочке досталось много несправедливости в жизни. Я тоже думала, что она не бескорыстно помогает Алёше.

— Я же к ней домой ходила, просила простить Катю за её дурацкое выступление в прямом эфире, — вздохнула Таисия.

Полина добавила:

— А Маша не только простила, но ещё и помотает Кате.

— Я тоже верю, что это благодаря её дару Кате стало легче. Как всё оборачивается в жизни, Полина… Как всё повернулось — Катя так обидела Машу, а Маша ей помогает.

Полина и Таисия присели на скамью в коридоре. Полина уверенно сказала:

— У неё Божий дар. А люди с таким даром не могут быть злопамятными. Мне кажется, если Маша будет рядом, с Катей ничего плохого больше не случится.

— Да, я тоже теперь поверила в Машины способности, а раньше сомневалась. — Таисия неожиданно забеспокоилась: — Вот только не знаю, как Катя отнесётся к тому, что Маша будет рядом…

Зинаида и Захаровна пили чай. Зинаида жаловалась:

— Сколько лет я мучаюсь с этим давлением, всё перепробовала — никакого толку.

— Я тебе скажу, Зинаида, что повышенное давление обычно бывает у людей раздражительных и гневливых, — сообщила Захаровна, сортируя какие-то травинки.

— Это я раздражительная? Это я гневливая? Да я само терпение. Ты не заметила? — тут же завелась Зинаида.

Захаровна вздохнула:

— Я заметила, ты прячешь гнев в себе. А удерживать его в сердце ещё вреднее, чем выпускать наружу. Гнев надобно растворять. Всё плохое, что есть в нас, надо растворять.

— Может, лучше и не накапливать? — поинтересовалась Зинаида.

Захаровна развела руками:

— Пока это поймёшь, уже столько всего натащишь в душу. Чего только в ней, грешной, нет: тайны, загадки, воспоминания, обиды. С таким грузом тяжко быть здоровым. Отсюда и давление.

— И ты считаешь, если я от этого груза в душе избавлюсь, то и давление стабилизируется? — удивилась Зинаида.

— Да, считаю, дорогая моя. Правда, есть ещё один рецептик. Знатно помогает в таких случаях.

— Интересно, что за рецептик? — подняла брови Зинаида.

Захаровна таинственно ответила:

— Кефир с корицей.

— Вот так народная медицина! — с усмешкой ответила Зинаида.

Захаровна закивала:

— А ты что думала? И ещё капустный лист хорошо на лоб привязать!

Захаровна продолжала сортировать травы, связывая их в пучки, а Зинаида продолжала изливать душу:

— Вот я о ребёночке мечтала много лет, а своих Бог не давал. Я даже в детский дом ходила, присматривалась к бедным сироткам.

— Так бездетной и живёшь? — сочувственно спросила Захаровна.

Зинаида перекрестилась:

— Побойся Бога, Захаровна. У меня же Машенька есть. Я ж тебе говорила. Господь смилостивился. Послал мне девочку. Вот её фотография.

— Машенька? Да, точно, а я уже забыла. Вот склероз, — спохватилась Захаровна. — Красавица у тебя Машенька. Так ты уже в возрасте её родила?

— Ну, Захаровна! Я её не рожала. Неродная она мне. Подкидыш, — сообщила Зинаида.

Захаровна всплеснула руками:

— Неужели ты уже рассказывала, а я забыла?

— Ой, запутала ты меня. Я уж и сама не помню.

— Это не важно. Важно то, что раз Господь услышал твои молитвы, значит, душа у тебя чистая. А вот у меня, видать, греховная, — вздохнула Захаровна.

Зинаида переспросила:

— Ты же людям помогаешь, зачем ты так о себе?

— В прошлом я, видать, много согрешила. Медикам-то трудно о душе думать, потому что относимся к человеческому телу, как к материалу. Вот и лечим его, а про душу забываем. Тело — оно что, понятное, доступное. А душа? Её ж руками не потрогаешь. Только потом начинаешь понимать — да уже поздно.

— Что же ты такого могла натворить, чтобы так корить себя? — сочувственно спросила Зинаида.

Захаровна отмахнулась:

— Ой, много чего… Акушеркой ведь была — не только роды принимала, но и аборты делала.

— Да, это грех. — согласилась Зинаида, — но ведь грех этот на тех, кто решается на такое.

— На всех, Зинушка. Даже самые рьяные атеистки среди нас понимали, что аборт — это грех. Делали аборты, а потом бежали в церковь — прощения просить, у Бога. Не поймёшь, что в голове у тех, кто делает аборт, и тех, кто оставляет детишек в роддоме.

— Вот этих, вторых-то, осуждают больше, кукушками называют. А по мне — лучше ребёнка в роддоме оставить, чем делать аборт, — заявила Зинаида.

Захаровна согласилась:

— Ты права, Зинаида. Аборт — это самое страшное. Это смерть. А так, иди — знай, в какие руки попадёт ребёночек.

— Вот я благодарна той женщине, которая отказалась от своей девочки, от моей Маши. Потому что моя жизнь наполнилась смыслом. При этих словах Зинаиды Захаровна вздрогнула и закашлялась, изменившись в лице.

— Захаровна, что с тобой? — испугалась Зинаида.

— Ой, чаем поперхнулась, — еле выговорила та. Откашлявшись, она принялась подписывать бумажки и прикреплять к пучкам.

Зинаида уточнила:

— Выходит, твоё нынешнее целительство — это как замаливание прошлых грехов?

— Да, что-то в этом роде. Кое-что не даёт моей душе покоя, — кивнула Захаровна.

Зинаида предложила:

— Рассказала бы, глядишь, и полегчает.

— Ладно, в другой раз. И так уже засиделись дотемна, — возразила Захаровна. — Одной беседой, даже такой задушевной, твоё давление не вылечить.

— Куда нам торопиться, подруга? — спросила Зинаида. — Не пойму я тебя. Сама меня на откровенность вызвала, а теперь как будто испугалась чего.

— И откровения, и лечение — всё должно быть строго дозировано. Иначе только вред, — наставительно сказала та и принялась за лечение.

— Это, наверно, от дождя хорошо, а не от давления, — ехидно сказала Зинаида, когда Захаровна накладывала ей на голову капустный лист.

Та погрозила:

— Не умничай, а делай, что я тебе говорю. Вот, выпей это, — и Захаровна дала Зинаиде кефир с корицей.

— Ой, Захаровна, вижу, боишься ты своего прошлого. Вон как закрылась сразу, как на засов, — внимательно посмотрела на неё Зинаида.

— Видишь, так не трави душу, строго ответила Захаровна.

— Небось, такого насмотрелась в своей жизни — вот и занялась целительством?

— Не только насмотрелась, но и сама натворила дел… Ну, всё, давай лечиться.

Лёва стоял перед зеркалом с большими грузинскими усами, примеряя кепку — «аэродром». При этом он напевал песенку из «Мимино». Римме такой маскарад был не по душе.

— По-моему, ты совсем тронулся умом от страха! Лёва, какой из тебя грузин? Ты же на клоуна похож!

— Конспирация, конспирация и ещё раз конспирация! — картаво подразнил её Лёва.

Римма парировала:

— Оттого что ты напялил эту кепку и нацепил эти усы, наш ребёнок на грузина не будет похож.

— Что пэрэживаешь, красавица? У тэбя умный муж, с таким нэ пропадёшь! — Теперь Лёва перешёл на грузинский акцент.

Римма язвительно отозвалась:

— Я вижу, что умный! Решил оставшуюся жизнь мандаринами на местном рынке торговать?

— Нэт, красавица, нэт, разумница! Бэз карт тэбе скажу — ждёт нас дальняя дорога.

— Я в Грузию не поеду! Не уговаривай! Лучше в родном городе. Даже одной, без мужа и поддержки! Сами справимся — мы не гордые! — Лёва безуспешно пытался вставить слово в Риммин монолог. — Конечно, Грузия — прекрасная страна! Кто спорит? Вино! Горы! Небо! Солнце! В отпуск съездить можно, а жить я туда не поеду! Не поеду!

— Дай же мне сказать! — наконец прервал Лёва поток слов. — Трещишь как пулемёт — слово не вставишь! Ты всё неправильно поняла!

— Ну, так объясни по-человечески!

— Риммочка моя драгоценная! Мы не поедем в Грузию! Не переживай! Мы поедем в цивилизованную страну, на Запад! — заявил Лёва.

Римма всплеснула руками:

— Час от часу не легче!

— Золотко моё, чем тебе Европа не угодила? Там же лучшие в мире педиатрические центры. — Лёва погладил Римму по животику. — За Риммочкой будет самый лучший уход! Деточку нашу будет принимать самый лучший доктор! У нашей крошки будет самое счастливое детство!

— А как ты за границу поедешь в таком виде? Тебя же не пустят, — удивилась она.

Лёва успокоил её:

— Да нет, Римусик, это ненадолго! В таком виде я буду зарабатывать на заграницу. Вот только Костю найду… Он мне должен.

Маша очнулась в приёмном покое, села на кушетке и попыталась вспомнить, что с ней произошло.

— Господи! Катя! — воскликнула она через мгновение, вскочила и выбежала из приёмного покоя.

Маша забежала в палату к Кате:

— Привет, Катя. Как ты себя чувствуешь?

— Нормально чувствую. Что тебе надо? — настороженно смотрела на неё Катя.

Маша объяснила:

— Я хочу помочь тебе. Я могу тебе помочь. Тебе только надо поверить в это.

— Не надо мне помогать. Я не хочу, чтобы ты мне помогала, — запротестовала Катя.

Маша всплеснула руками:

— Но почему?

— Потому что я не верю в твою помощь. Не верю в твою искренность. Я не отрицаю, что у тебя есть какие-то способности. Сейчас много экстрасенсов, и ничего особенного в этом нет.

— Ты не веришь, что я могу тебя вылечить? А я ведь один раз тебе уже помогла, — укоризненно смотрела на неё Маша.

Катя покачала головой:

— Я не могу тебе довериться. Ты должна меня ненавидеть, и я не верю в чистоту твоих намерений.

— Но ведь на карту поставлена жизнь не только твоя, но и твоего ребёнка! — Маша не могла поверить, что Катя откажется.

— Я сказала «нет» и не собираюсь тебе ничего объяснять. Не хочу и всё. Я хочу побыть одна. Оставь меня, пожалуйста. — Катя демонстративно отвернулась от Маши.

Маша вышла в коридор и обратилась к Полине с Таисией:

— Ну, почему она не хочет принять мою помощь? Она сказала, что я должна её ненавидеть, поэтому она не верит в мою искренность.

— Машенька, я так тебе благодарна за Катю. Ты такая добрая, — всхлипнула Таисия.

Маша остановила её:

— Не за что пока меня благодарить, Таисия Андреевна. Катино состояние ещё не стабильно. Пожалуйста, уговорите её принять мою помощь.

— Но ты же смогла ей помочь и без её ведома, Машенька? Я же видела сама, — напомнила Полина.

— Это не то. Чтобы ей помочь по-настоящему, мне необходимо находиться с ней рядом — хотя бы держать её за руку. Иначе ничего не выйдет, — объяснила Маша.

Таисия бросилась в палату — уговаривать Катю. Она села на стуле возле Катиной кровати.

— Не отказывайся, дочь. Прими помощь Маши.

Катя взвилась:

— Нет, мама. Я уже сказала и ей об этом. И тебе повторяю. Нет.

— Ты пойми, Катя, Маша тебе давно уже не соперница. Пора забыть прошлые обиды, непонимание, — уговаривала мать. — Катенька, я же видела её глаза — она искренне хочет тебе помочь. По-человечески, по-родственному, наконец.

Я ничего не забыла, и она не могла забыть, я не хочу, чтобы она мне помогала.

— Но почему? — жалобно спросила Таисия.

Катя удивлённо расширила глаза:

— Как ты не понимаешь, мама! Да потому что она не должна мне помогать. Это не в её интересах. Ты что, забыла? Это ведь Алёшин ребёнок! Алёшин, а не Костин. Я обязана буду сказать ей правду.

— Ну, так скажи ей. Всё равно она потом узнает, — предложила Таисия.

Катя испуганно возразила:

— А если она мне навредит?

— Да пойми ты, Катя, не может Маша тебе навредить, — в смятении сказала Таисия, — это же она остановила операцию — значит, уже спасла малыша один раз.

— Но это мог быть случайный порыв. Неизвестно, как она себя поведёт, узнав, чей это ребёнок, — сомневалась Катя.

Таисия пожала плечами:

— Мне кажется, сейчас вообще неважно, чей у тебя ребёнок. И Маша это поймёт. Главное — сохранить ему жизнь и поднять тебя на ноги.

— Но эти проблемы всё равно придётся решать, рано или поздно, — не сдавалась Катя.

Таисия твёрдо сказала:

— Вот потом и будем разбираться, когда ваши жизни будут вне опасности… Катя, так ты примешь Машину помощь?

— Хорошо. Если она так хочет, я согласна, — поджала губы Катя. — Но прежде она узнает всю правду.

Маша вошла к Кате в палату.

— Я рада, что ты готова принять мою помощь.

— Только ещё неизвестно, готова ли ты мне помочь, — недоверчиво откликнулась Катя.

Маша устало покачала головой:

— Я ведь уже сказала об этом.

— Даже после того, как я довела Алёшу до сердечного приступа? — напомнила Катя.

Маша возразила:

— Ты же не знала, что ему станет плохо. Мне кажется, ты не понимала, что творишь.

— И после того, что я в эфире назвала тебя замарашкой?

— Ну, назвала. Я не обиделась. Я знаю, что ты плохо ко мне относилась, но у тебя были на то причины. Теперь же всё иначе. Я действительно тебя простила. Честное слово, — поклялась Маша.

— Ты прямо святая, всё прощаешь, всё оправдываешь. Тогда я тебе сейчас такое скажу, что ты сама откажешься мне помогать. Но знай, ты сама напросилась на эту правду.

— Не пугай меня, говори, что ты хочешь сказать, — ответила Маша.

Катя вдохнула и выпалила:

— Этот ребёнок, которого ты собираешься спасать, Алёшин.

— Что? Что ты сказала? — прошептала Маша.

Катя повторила:

— Что слышала. Мой ребёнок не от Кости, а от Алёши.

В Машиной голове промелькнули слова Андрея:

«За неповиновение боги решили лишить принцессу возможности иметь детей… Они предложили Марметиль самой выбирать, чей ребёнок увидит свет… Ребёнок должен родиться либо у Марметиль, либо, у её возлюбленного — принца Тилава…»

Маша молча вышла из палаты. Катя разочарованно смотрела ей вслед.

— Вот, видишь, всё-таки ты не святая.

— Ну что, Машенька, о чём вы договорились? — спросила Таисия.

— Не сейчас, не сейчас, — машинально пробормотала та.

Полина и Таисия недоумённо смотрели вслед уходящей Маше.

Маша подошла к сестринскому посту подняла трубку телефона и набрала номер.

— Лёша, привет! Я сегодня останусь в больнице. Одному человеку, даже двоим, нужна моя помощь.

— Ты говоришь загадками, Маша. Что там случилось? — послышался взволнованный голос Лёши.

— Я тебе всё потом объясню, а пока ничего не спрашивай. Ладно?

— Ладно. Может, мне прийти? — спросил он.

Маша попросила:

— Нет, Алёша, не надо. Жди меня дома.

Маша вернулась в палату к Кате. Та изумлённо смотрела на неё.

— Ты вернулась? Не может этого быть.

Маша села рядом с Катей.

— Ты только ни о чём не думай. Доверься мне, и я помогу. — Маша провела рукой по Катиному лбу.

Катя прошептала:

— Что ты будешь делать?

— Буду лечить тебя, Катя. Закрой глаза и усни.

— Я не хочу спать, я не… — не договорив, Катя заснула.

Маша взяла Катю за руку.

Самойлов лежал на диване в домашнем халате, пытаясь, читать книгу. Но буквы не складывались в слова, и он отбросил книгу в сторону. Включив радио, он тут же резко его выключил — звуки раздражали. Звонок в дверь заставил его встать с дивана. На пороге стоял Буравин.

Самойлов помрачнел.

— Зачем пожаловал?

— Может, пригласишь хотя бы войти? — сухо спросил Буравин.

Самойлов передразнил его:

— Ладно, хотя бы войди.

Буравин прошёл в прихожую. Самойлов потребовал:

— Ну, говори, зачем пришёл. У меня нет ни времени, ни желания с тобой долго общаться.

— Хорошо. Я ищу Костю.

— Зачем тебе Костя? Тебе что, Алёшки мало? Что ты всё лезешь в мою семью? — завёлся с пол-оборота Самойлов.

Буравин осадил его:

— Не придумывай, Боря. Я только сказал, что мне нужен Костя.

— Костя, Костя… Костя — ненадёжный сын. Забирай его себе. Он тебе поможет развалить твой бизнес, — повысил голос Самойлов.

— Борис, ты хоть на минуту можешь забыть о нашем соперничестве?! Выслушай меня! У нас ведь общая…

— Ничего у нас нет общего! — прервал его криком Самойлов.

Буравин закончил:

— У нас общая проблема. И очень серьёзная. Надеюсь, ты знаешь, что Костя и Катя хотят пожениться?

— Да, представь себе. Я это знаю, и мне это не нравится, — заявил Самойлов.

Буравин пожал плечами:

— Ну, нравится, не нравится — нас не спросили. Мы с тобой теперь, Боря, практически родственники.

— Я так не думаю, Витя. Даже если они поженятся и у них будут дети, мы с тобой родственниками не станем, — ледяным тоном сказал Самойлов.

Буравин кивнул:

— Вот об этом я и хотел с тобой поговорить. Тебе известно, что Катя ждёт ребёнка от Кости?

— Желаю ей родить сына, который будет умнее, чем его отец, — мрачно ответил Самойлов.

— Катя в больнице, Борис. И её здоровье, и здоровье Костиного ребёнка в опасности.

Самойлову стало стыдно.

— Прости, Виктор, я этого не знал. Что с Катей?

— Я нашёл её на пороге дома практически без чувств и отвёз в больницу.

— Что же с ней случилось? — обеспокоенно спросил Самойлов.

— Я толком не знаю. Она не рассказывает.

— Ну, а врачи что говорят?

— Говорят, проблема с почками, в её положении они теперь не справляются с двойной нагрузкой, — вздохнул Буравин.

Борис покачал головой:

— Почки — это плохо. А как ребёнок, ребёнок хоть не пострадал?

— Нет, не пострадал. Но врачи предлагают сделать аборт. Это якобы спасёт жизнь Кате, — Буравин говорил с трудом, — а Катя, ни в какую. Главное, говорит, сохранить ребёнка.

— Да, бедная девочка. И какая мужественная. Не то, что этот шалопай Костя. Безответственный тип. У него на уме только деньги, — посетовал Самойлов.

Буравин с надеждой взглянул на него:

— Я думал, тебе известно, где он может быть.

— Нет, я не знаю, где он… Слушай, а может, он потому и сбежал, что не хотел этого ребёнка?

— Послушай, Борис, не знаю, по каким причинам исчез Костя, но ты должен его найти, — сказал Буравин.

Самойлов вскочил:

— Ничего я тебе не должен. Ты не начальник мне, не старший партнёр, чтобы давать указания. Я не буду искать Костю. Да, я сочувствую Кате, но помочь ничем не могу.

— Опять ты за своё! Костя — твой сын. Он нужен Кате и ребёнку, — убеждал его Буравин, — а ты ни на секунду не можешь расслабиться — смотришь на меня, как на врага.

— Потому что ты как слон — идёшь напролом. Что в жизни, что в бизнесе, — повысил голос Самойлов.

Буравин тоже перешёл на повышенные тона:

— Плевать мне на бизнес! Сейчас для меня важнее здоровье Кати.

— Хочешь сказать, что не знаешь об увеличении бюджета проекта? — сощурился Самойлов.

— Знаю, но сейчас для меня тендер не имеет значения.

— Имеет, ещё как имеет. Прикрываешься тут Катей, как щитом, я же знаю тебя как облупленного.

Буравин поднялся:

— Борис, полегче на поворотах! Да пропади он пропадом, этот тендер!

— А, заело! Что, правда глаза колет? — ехидно спросил Самойлов. — Ты так говоришь, потому что уверен в своей победе. Но знай, даже если ты выиграешь, ничего хорошего для города не сделаешь. Я лучший претендент на победу. Пусть ты всегда был сильнее, но я умнее тебя. Запомни это, Буравин.

— Ты сумасшедший! — Буравин собрался уходить. — В общем, я сказал тебе всё, что хотел. Жаль, что ты не услышал.

— Я услышал как раз то, что ты хотел сказать, но не сказал, — самоуверенно заявил Самойлов.

Буравин вздохнул:

— Я тебе сообщил, свой долг, так сказать, выполнил, а дальше — поступай, как знаешь. Меньше всего мне хотелось бы выяснять отношения с тобой в такой неподходящий момент.

— Спасибо, что ты мне разрешаешь. Только не надо делать из меня бессердечного монстра. Как будто ты один у нас хороший, а я всегда плохой. — Самойлов захлопнул дверь за Буравиным и, рассерженный, упал на диван.

Звонок в дверь заставил недовольного Самойлова снова подняться. Думая, что вернулся Буравин, Борис открыл дверь:

— Разве мы не договорили?

На пороге стоял грузин в кепке и с усами.

Самойлов скривился:

— Чего тебе, генацвали? Мандарины, апельсины меня не интересуют.

— Это не генацвали. Это я, Лёва. — Лёва зашёл в прихожую. — Я ищу Костю.

— Что происходит? И этот ищет Костю. Ты что, тоже ждёшь ребёнка? — ехидно спросил Самойлов.

Лёва удивлённо посмотрел на него:

— Откуда вы знаете?

— Я всё знаю. Кроме одного — зачем вам всем понадобился Костя. Все его ищут.

— А, я понял, — сообразил Лёва, — вы о том, что Катя ждёт ребёнка от Кости. Это я знаю.

— Тогда давай пройдём на кухню, расскажешь, что ты ещё знаешь.

Они сели в кухне за стол, и Самойлов продолжил допрос:

— Ну, рассказывай, куда пропал Костя?

— Куда — я не в курсе, а вот почему — догадываюсь, — ответил Лёва.

Самойлов предположил:

— Из-за ребёнка?

— Нет. Из-за смотрителя. Точнее, из-за того, что он прятался после побега в нашей несчастной аптеке. Теперь мы с Костей под подозрением.

— Тогда у меня для тебя приятные, новости. Можешь отклеивать усы и снимать парик, — облегчённо вздохнул Самойлов.

Лёва напрягся:

— Что, поймали смотрителя?

— Поймали какого-то Марукина, «оборотня в погонах». Это он помог бежать смотрителю.

— А нас с Костей больше не подозревают? — уточнил Лёва.

Самойлов его успокоил:

— Нет. Костя был в милиции. Да и Гриша Буряк заходил ко мне.

— И что, он сказал, что больше никто не виноват, кроме Марукина? — всё ещё не мог поверить такой удаче Лёва.

Самойлов развёл руками:

— Буряк счастлив: дело практически закрыто, смотрителя вот-вот поймают…

Лёва сорвал усы и парик.

— Вот это приятная новость, хорошо, что меня не ищут. И очень даже кстати. Я ведь тоже скоро стану отцом. Надо деньги зарабатывать.

— Да, деньги зарабатывать надо, — поддержал его Самойлов, — но для того чтоб их заработать, надо сначала вложить. А вложить-то и нечего.

— Это правильно, — кивнул Лёва, — а чтобы что-то вложить, надо что-то заложить.

— Это идея. Понимаешь, мне срочно нужен кредит или заём. Не знаешь, кто может помочь? — поинтересовался Самойлов.

Лёва задумался:

— Допустим, знаю. Большая сумма?

Самойлов написал на салфетке сумму и показал Лёве. Лёва присвистнул.

— Только срочно. Что скажешь? — спросил Самойлов.

Лёва оглядел квартиру Самойлова, многозначительно улыбаясь:

— Кажется, я знаю, как вам помочь.

Маша сидела у постели спящей Кати, держала её за руку и дремала. В палату заглянула Полина, которая тоже всю ночь была в больнице.

— Машенька, можно тебя на минутку?

Маша открыла глаза:

— Да, конечно, Полина Константиновна. Сейчас я выйду. — Маша осторожно опустила Катину руку и вышла из палаты.

Полина ждала её.

— Машенька, ты что же, всю ночь не спала? Просидела возле Кати?

— Так было нужно, Полина Константиновна, — просто ответила Маша.

Полина заглянула с надеждой ей в глаза:

— Значит, ты помогла ей. Кате стало лучше?

— Я думаю, что да, — успокоила её Маша. Кризис вроде бы миновал. Но до полного выздоровления ещё далеко.

— Машенька, ты просто чудо. Откуда в тебе столько доброты, — восхищенно смотрела на неё Полина.

Маше стало неловко, и она сменила тему разговора.

— А где Таисия Андреевна? Она в больнице?

— Конечно, мы ночевали здесь. А Таисия только под утро уснула. Пусть поспит.

— Да, пусть поспит. Она должна быть в форме, это важно для Кати.

— У тебя самой такой уставший вид. Тебе надо отдохнуть, — с жалостью смотрела на Машу Полина.

Маша тревожно сказала:

— Что-то на душе у меня неспокойно.

— Боже мой, а Алёщка то хоть знает, что ты осталась здесь? — спохватилась Полина.

Маша поспешила её заверить:

— Не волнуйтесь, Полина Константиновна, Алёшу я ещё вечером предупредила.

— И он знает, что ты осталась с Катей? — уточнила Полина.

Маша покачала головой:

— Нет, этого я ему не сказала.

Костя и смотритель готовились к походу. Смотритель проверил свой рюкзак — всё ли он взял. Костя, заглянув через плечо смотрителя, увидел пистолет.

— Ух, ты, пушка! Игрушечная?

— Ты всё шутишь, Костик. Это хорошо. Шутка в нашем деле помогает, — с иронией заметил смотритель.

Костя сообразил:

— Слушай, но эта пушка смахивает на ту, что была у Марукина? Или это другая?

— Ты очень наблюдателен, сынок. Ты знаешь, такие, как ты, в милиции на вес золота. Им даже деньги приплачивают. Для остроты зрения, — продолжал язвить смотритель.

Костя надулся:

— Я серьёзно, Макарыч. Это та самая?

— Да, это она. Ещё вопросы будут?

— Ты же собирался вернуть её ментам, вместе с этим Марукиным? — вспомнил Костя.

Смотритель фыркнул:

— Считай, что я передумал. Она мне ещё пригодится.

— Я же видел, как ты положил её Марукину в кобуру, — недоумевал Костя. — Лучше бы ты отдал, всё-таки табельное оружие. Они будут его искать.

— Как положил, так и забрал. Но не надо делать поспешных выводов, — смотритель пожал плечами, — меня они тоже ищут. Зато, если найдут, то всё сразу. А с такой штуковиной, согласись, спокойней на душе.

— Кому как, — поёжился Костя. — И зачем тебе в катакомбах пистолет? Кроме нас там никого не будет.

— Не бойся, Костик. Против тебя это оружие я не направлю никогда, — твёрдо пообещал смотритель.

Лёва сидел, за столом в шёлковом халате и распивал кофе. Римма прихорашивалась перед зеркалом:

— Ты так поздно вернулся. Неужели Костю всю ночь искал?

— Ага, искал, — наслаждался Лёва ароматом кофе.

— Ну и как? Нашёл? — обернулась к нему Римма.

Лёва сделал глоток и поставил чашку на блюдце.

— Нет. Но это уже не важно.

— Как не важно? — всплеснула руками Римма. — Ты же сам говорил, что он тебе должен. Ты что, решил ему простить долги? А как мы будем жить? Наша крошка будет лишена счастливого детства?

— Радость моя, ты только не волнуйся. Это вредно для нашей крошки. Я всё придумал! Мы добудем деньги другим способом! — объявил Лева.

Римма подозрительно посмотрела на него:

— Ты решил ограбить банк? Или создать финансовую пирамиду?

— Несмотря на твою язвительность, ты страсть как хороша! — любовался ею Лёва.

Римма не поддавалась на лесть.

— Смотри прямо в глаза и не уходи от ответа!

Лёва посмотрел Римме прямо в глаза и медленно пошёл к ней навстречу.

— Всё гораздо проще! За долги детей будут расплачиваться родители!

— Вот это новость! Насколько мне известно, в жизни всё бывает наоборот, — иронично отозвалась Римма.

— Ах, эта женщина не только прекрасна, но и умна! — Лёва обнял Римму и поцеловал.

На стадионе в шеренге стояли те, кто пришёл на медкомиссию. Алёша тоже прибежал на стадион и подошёл к врачу:

— Простите, я не опоздал?

— Пока ещё нет. Тоже на медкомиссию? — спросил у него врач.

Лёша кивнул:

— Да, собираюсь, пойти в рейс. Вот, пришёл провериться.

— Ваша фамилия?

— Самойлов Алексей.

Врач заглянул в журнал.

— Есть такой. Быстренько переодевайтесь и становитесь в строй.

Следователь, стоявший рядом в спортивной форме, подмигнул Лёше:

— Сейчас я тебе покажу класс!

— Это мы ещё посмотрим, кто кому покажет, — улыбнулся Лёша.

Вскоре Алёша в спортивном костюме приседал вместе со всеми. Врач держал в руках секундомер:

— Так, я кому сказал, не халтурить.

— Всё по-честному, док, — задыхался следователь.

Врач покачал головой:

— Вижу я, как у вас по-честному. А ещё офицер милиции. Сами себя ведь обманываете, не меня… Стоп, закончили.

Алёша, даже не запыхался. Лицо Буряка было красным. Подошли медсёстры и стали одновременно измерять им пульс.

— Ну что, Григорий Тимофеич, показали класс? — подколол следователя Лёша.

Тот только руками развёл:

— С молодостью не поспоришь.

— Поспорить можно, но победить нельзя, — поправил его Лёша.

Следователь храбрился:

— Ничего, мы своё опытом возьмём. А ты Алёшка, что, волнуешься?

— Есть немного, — признался Алёша.

Следователь скомандовал:

— Прекрати. Уж тебе-то чего волноваться. Я видел, как ты прыгал тут и летал. Не то, что я.

— Всё-таки я долго болел. Организм ещё не восстановился окончательно.

— Ерунда, ты же здоровый малый, а скоро будешь ещё крепче, — приободрил его следователь.

Подошёл врач.

— Так, Буряк Григорий Тимофеевич. У вас всё в норме.

— А у меня? Тоже всё в норме? — с надеждой спросил Лёша.

Врач заглянул в записи:

— Алексей Самойлов. Нет, к сожалению, вас мы решили пока не отпускать в рейс.

— Но почему, доктор? У меня же результаты были выше, чем у Григория Тимофеевича, — растерялся Лёша.

Врач развёл руками:

— Ну, извините. Григорий Тимофеевич работает на берегу, в милиции, а вы собираетесь идти в дальнее плаванье. К морякам у нас другие требования. Набирайтесь сил и приходите через год.

— Что же мне теперь делать? — расстроился Лёша. — Ещё год без моря? Да я с ума сойду!

— Ладно, не горюй. Пошли, я на машине, подвезу тебя, — предложил следователь. Тебя куда отвезти?

— К больнице. Зайду к Маше на работу, — вздохнул Лёша.

— Ты, главное, не вешай нос! Это мелочи жизни. Подумаешь, медкомиссию не прошёл.

— Нет, Григорий Тимофеевич, это не мелочи. Это крах моей карьеры, — убитым голосом ответил Лёша. — Целый год ждать. Я и так уже столько жду. Нет, этот фильм называется «Прощай, море!».

Следователь возмутился:

— Ты мне не нравишься. Где твоя воля к победе? Жизнь не закончилась, надо бороться. Тебе же сказал врач — придёшь через год, окрепнешь. И тебя отпустят в рейс. Я ведь тоже мечтал о море. Когда-то вместе с твоим отцом поступал в высшую мореходку, — признался следователь.

— И что, не поступили?

— Представь себе, медкомиссия забраковала так же, как и тебя сегодня. — вздохнул следователь.

Лёша понял:

— И вы тогда пошли в милицию?

— Поступил на юридический, выучился на следователя. Видишь, как вышло. Мечтал стать капитаном, а стал майором.

— А как же мечта о море?

Следователь покачал головой:

— На то она и мечта, чтобы быть недосягаемой.

— Нет, я без моря не смогу, — решительно заявил Лёша.

— Через год сдашь нормативы без проблем, станешь моряком, А чем сейчас будешь заниматься?

— Ещё не решил, надо подумать.

— Подумай, но я тебе советую: чтоб не терять год, иди к нам в милицию, — предложил Буряк. — Работа интересная, не заскучаешь.

— К вам? Я думал, вы пошутили тогда, — удивлённо посмотрел на него Лёша. — Это интересное предложение.

— Какие могут быть шутки. У нас есть линейное отделение в порту, там как раз нужны ребята, разбирающиеся в тонкостях пароходства. А чего год терять? Да и деньги, пусть небольшие, но тебе не помешают, верно?

— Да, деньги мне точно не помешают.

— О том и речь. Так что, пойдёшь к нам?

— Я должен подумать. С Машей посоветоваться, — объяснил Лёша.

— Только не тяни с ответом. Думай быстрей, — поторопил его следователь.

Маша заглянула в кабинет врача-травматолога:

— Павел Фёдорович, разрешите?

— А, Маша, входите. Шприцы вчера привезли со склада? — оторвался он от бумаг.

Маша кивнула:

— Да, всё привезли. Я уже распределила по отделениям.

— А заказ на анестезию отправили?

— Всё как вы велели. Обещали на этой неделе доставить.

— Спасибо, Машенька. Мне нравится, как вы оперативно работаете… Что-то ещё? — спросил врач, заметив, что Маша мнётся и не уходит.

Маша вздохнула:

— У Меня к вам просьба, Павел Фёдорович.

— Я вас слушаю, Маша. Что за просьба? — внимательно смотрел он.

Маша попросила:

— Можно, я сегодня побуду с Катей Буравиной? Павел Фёдорович, пожалуйста, разрешите! Я уверена, что могу ей помочь.

— Не знаю, не знаю. У Кати очень тяжёлая ситуация, — задумчиво сказал врач, — и, кроме того, я вам запретил практиковать в больнице.

Маша умоляюще смотрела на врача, и он решился:

— Хорошо. Я не возражаю. Я позвоню заведующему отделением. Предупрежу его. Только скажите мне, Маша, а почему вам кажется, что именно вы сможете помочь Кате Буравиной?

— Спасибо, Павел Фёдорович, — поблагодарила Маша, — это невозможно объяснить словами, но я чувствую её, как сестру.

Врач-травматолог понимающе кивнул.

Когда Маша вошла в палату к Кате, Катя уже проснулась.

— Ты меня вчера загипнотизировала, что ли? — поинтересовалась у Маши Катя. — Так стало хорошо, так спать захотелось.

— Это был здоровый сон, лечебный, — успокоила её Маша.

Катя кивнула:

— Я увидела его, этот сон, и запомнила. Хочешь, расскажу? Мне снилось, будто мы с 'тобой вдвоём нянчим одного ребёнка.

— Мальчика или девочку? — с улыбкой спросила Маша.

— Мальчика, такой светленький симпатичный малыш. Очень на Лёшку похож. Ой, прости.

— Да ничего. Всё нормально, — заверила её Маша.

Катя смотрела на неё во все глаза.

— Всё равно я не могу тебя понять, Маша. Либо ты действительно святая, либо настолько умна, что мне твои поступки кажутся странными.

— Я не святая — это уж точно. Если честно, мне было очень больно, когда ты сказала, что ребёнок Алёшин, — призналась Маша.

Катя возразила:

— Но ты вернулась, и я чувствую, что ты помогла мне. Разве это не странно?

— Ничего странного. Я делаю то, что должна делать. Только и всего, — ответила Маша, но на глазах у неё были слёзы.

— Маша, а ты Лёшке скажешь о том, что это его ребёнок? — помолчав, спросила Катя.

Маша твёрдо ответила:

— Да, Катя, скажу.

— Может быть, не надо. Я бы очень не хотела, чтобы мой ребёнок встал между вами.

— Нет, Катя, Алёша должен знать о том, что он отец. Это очень серьёзно, — уверенно сказала Маша.

Катя заглянула ей в глаза:

— Но вы не поссоритесь из-за этого?

— Не думай об этом. Думай о том, какое это счастье — стать матерью, — отвлекла её Маша.

Катя тут же переключилась:

— Ты права. Мне действительно сейчас всё видится в новом свете. В реанимации я поняла, что главное в моей жизни.

— Твой малыш, — подсказала Маша.

— Да. И не важно, что Косте этот ребёнок, скорей всего, не нужен. Не важно, вообще, кто его отец. Это мой ребёнок, только мой. Понимаешь, Маша? Так что Лёша мне ничего не должен. И не надо ему знать.

— Я понимаю тебя, Катя. Понимаю. — Маша посмотрела ей в глаза. — Но ты не права. Он должен знать. Потому что эту связь, связь между родителями и ребёнком, нельзя нарушать. Она уже есть.

— Почему ты так уверена, что Алёше необходимо знать о ребёнке? — недоумевала Катя. — Эта связь есть только в нашем мозгу. Если Алёша не узнает, то ничего и не почувствует.

— Нет, Катя, это ребёнок сам на небесах выбирает себе отца и мать, — сказала Маша с горячностью.

Катя недоверчиво посмотрела на неё:

— Может быть, все намного проще, Маша? Я своему ребёнку расскажу, кто его отец, когда он вырастет и сможет понять.

— В таких вещах не бывает проще. Никто не имеет права скрывать родителей от ребёнка. Отцу надо рассказать о его ребёнке. Сейчас. Не надо ждать, пока он сам об этом узнает.

— Маша, Маша, неужели ты не понимаешь, что это может помешать вашему с Алёшей счастью? — воскликнула Катя. — Если Алёша узнает, ваше будущее с ним окажется в опасности, как ты не понимаешь, Маша!

— Это я понимаю, Катя. Но я понимаю и то, что на обмане будущее не построишь, — тяжело вздохнула Маша.

Катя запротестовала:

— Ты же не обманываешь, ты просто не говоришь всей правды.

— Это тот же обман, и он точно так же не позволит нам с Алёшей быть счастливыми, — не согласилась с ней Маша.

Катя стояла на своём:

— Но это ведь мой ребёнок, и я сама не хочу, чтобы Алёша знал, что он — отец.

— А что думает Костя? Он знает? — вспомнила Маша.

Катя кивнула:

— Он всё знает, и ему принимать решение быть со мной или нет. А Алёша здесь ни причём.

— Тогда я не понимаю, зачем же ты мне рассказала о том, что ребёнок Алёшин? — удивилась Маша.

Катя расплакалась:

— Чтобы ты знала, кому помогаешь. Почему всё так несправедливо?

— Так только кажется на первый взгляд. Ты только не плачь, Катя… А то я сама заплачу.

В палату вошли врачи.

— Что за безобразие? Почему пациентка плачет?

— Вам нельзя волноваться. Вы должны об этом помнить, — поддержал его коллега.

Катя быстро вытирала слёзы:

— Я уже не волнуюсь. Со мной всё в порядке.

— Это нам решать в порядке вы или нет, — строго сказал врач. — Вам необходимо сделать ультразвуковое исследование. Мы должны понять, как развивается плод.

— Может быть, позже? Нам ещё с Катей надо побыть вместе, — попросила Маша.

Врач смерил её скептическим взглядом:

— Я, конечно, в курсе, что вы здесь по распоряжению главврача, но не слишком ли вы много на себя берёте?

— Я же вам объяснила, что мне ещё рано оставлять Катю, — настаивала Маша.

Но Катя возразила:

— Нет, Маша, оставь меня. Мне надоело. Всё надоело. И ты мне надоела. Я устала быть благодарной, чувствовать свою неполноценность перед тобой.

— Ты не должна так думать, Катя, — жалобно сказала Маша.

Катя настаивала:

— Пожалуйста, уйди. Я не хочу тебя видеть сейчас.

— Если пациент требует, надо подчиниться, — заметил Маше врач. — Как только мы сделаем УЗИ и вернём её в палату, я вам сообщу, Маша. И вы продолжите.

— Спасибо, доктор. — Маша направилась к выходу, на пороге она оглянулась: — Прости, Катя. Но Алёше я обязана сказать всю правду.

Маша вышла в коридор и обратилась к ожидавшей там Таисии:

— Катя сейчас в нестабильном психическом состоянии.

— Конечно, столько ей пришлось пережить. Как я хочу ей помочь.

— Вы можете ей помочь. Постарайтесь не расстраивать её, сделайте так, чтобы она не видела ваших страданий, вашей тревоги. Сможете? Она должна видеть вас радостной, уравновешенной.

— Я постараюсь, хоть это будет непросто, — пообещала Таисия. — Очень трудно выглядеть радостной, когда повода для радости нет.

— Это очень важно, Таисия Андреевна. Только так вы ей поможете, — настаивала Маша.

Таисия обняла её:

— Спасибо тебе, дочка.

— Вы назвали меня дочкой, почему? — удивлённо отстранилась Маша.

Таисия слабо улыбнулась:

— Потому что ты мне уже как родная, Машенька. Ты столько для нас с Катей сделала.

Катя лежала на кушетке и требовала у врача, который сидел перед монитором:

— Ну, говорите, что там? Не молчите только!

— Насколько я могу судить, ребёнок развивается нормально. — Врач внимательно вглядывался в картинку на экране.

Катя облегчённо вздохнула:

— Слава богу, а то все меня здесь мучают, не дают покоя ни на минуту.

— Все желают вам добра, хотят вам помочь, — возразил врач. — Эта девушка Маша, она невероятно помогла вам. Она сохранила жизнь вашему ребёнку.

— Сколько можно об одном и том же. Я знаю, что Маша для меня сделала, — закатила Катя глаза.

Врач удивлённо смотрел на неё:

— Почему же вы так несправедливы к ней?

— Потому что мне надоело слушать о Маше, лучше расскажите мне о моём ребёнке.

— Вы должны понять, ребёнок ещё очень маленький, размером с мизинец. Он уязвим, как листик на ветру. Теперь его жизнь находится только в ваших руках.

— Бедненький мой, — всхлипнула Катя. — А меня уже не будут заставлять от него избавиться?

— Только если вы не будете волноваться и нервничать по каждому поводу. Ваше волнение — главная угроза для жизни вашего ребёнка. Запомните это.

— Я буду спокойной. Обещаю, — сказала Катя и тут же расплакалась.

Смотритель отодвинул камень, за которым у него был тайник. Костя восхищённо заметил:

— Как у тебя, Макарыч, всё продумано! Тайник прямо как в кино.

— А ты что думал? Серьёзные дела делаем. Это тебе не коныков из фуфла лепить, — согласился смотритель.

Костя спросил:

— Что ты там прячешь?

— Счастье своё, Костик. Будешь хорошо себя вести, и с тобой поделюсь.

— Там у тебя что, золотой ключик?

— Нет, золотая жила, — смотритель достал из тайника старый тубус, открыл его и вытащил карту. — Сколько лет ты ждала своего часа, и вот твой час настал!

— Тю! Так это карта, — разочарованно протянул Костя.

Смотритель объяснил:

— Это не простая карта. Это карта для тех, кто готов рискнуть здоровьем ради несметных богатств.

— Карта острова сокровищ? Капитана Флинта? — скептически отозвался Костя.

Смотритель не шутил:

— Нет, Костик, не Флинта, а Сомова. И не капитана, а всего лишь профессора.

— Но она точно так же, как карта старого пирата, приведёт нас к сокровищам?

— Это однозначно. Можешь не сомневаться, — подтвердил смотритель.

— Прикольно! Это карта катакомб, Макарыч? — рассматривал Костя карту.

Смотритель язвительно смерил его взглядом:

— Ты такой умный, Костик, прямо как моя тёща вчера. И коню понятно, что это катакомбы.