Мое кочевье

Колкер Юрий Иосифович родился в 1946 году в Ленинграде. Стихи пишет с детства. Публиковался в самиздате, в советских и зарубежных изданиях. С 1984 года — в эмиграции. Выпустил пять книг стихов за рубежом и в России. Живет в Лондоне.

Мемуарист

Идиотской сумятице дань заплачу.

Убеждать — надоело.

Не тебе, не тебе эту новость шепчу,

Не твое это дело!

Стенограмма, эклектика, чертополох,

Чепуха, что угодно —

Но коварная мелочь и давний подвох

Расцветают свободно.

Чехарда. Антраша. За душой — ни гроша.

Щелкопер безымянный.

Завтра в землю. А что удержала душа?

Волейбол на Стремянной!

Погордился — и будет. На дне — только стыд,

Только стыд и мученья.

Ничего, кроме перечня детских обид,

Не имеет значенья.

* *

*

Подлость и подлинность рядом стоят в словаре.

Мы и до Фрейда умели заглядывать в душу.

Ночью безветренной звезды гостят во дворе.

Может, научат. При них не совру и не струшу.

Многоочитая подлинность, как ты страшна!

Бог — это пол, нас учили. Страшна, полноводна.

Звездочка малая у горизонта видна.

Шепчет, потупившись: милый, проси — я свободна.

Жара душевного я у звезды попрошу,

Истины плазменной, ласки мучительной, млечной.

Все, что сказать не решался, впервые скажу

Из катакомб, из трущоб суеты быстротечной.

* *

*

Любовь и честь тебя влекут и радуют,

Сэр Ланцелот, —

И женщина в твои объятья падает,

Как зрелый плод.

Скажи люблю — блаженная наладится

Меж вами связь,

Да ворон на плечо твое усядется,

Достойный князь.

Пройдут года. Давно в другую сторону

Глядит она,

Но каждый день подкинуть пищу ворону

Душа должна.

* *

*

Не любовницы девичий пыл,

Он отчизну чужую любил —

И уехал, мечтой окрыленный,

Ей же берег оставил иной,

Омываемый нежной волной,

Дактилический, неутоленный.

Он уехал — и призрак возник.

В поздний час зажигая ночник,

Видит девушка: тень пробегает

Меж холстов, табуреток и книг

И с оглядкой к трюмо приникает.

Там, в аквариуме, среда,

Всколыхнувшись, стекло омывает,

От пробоины в трюме вода

Атлантическая прибывает.

Ночь проходит. Проходят года.

Успокаивается лишь днем

Взбаламученный зеркала омут.

И она вспоминает о нем,

А слезу экономит.

Днем, когда просветлел небосвод,

У мольберта она напевает:

— За морями синица живет,

Там тепло и забот не бывает.

* *

*

Ils aiment jouer avec les couteaux1.

В черный шелк азиатской ночи

Отправляюсь с ножом в руке.

Чем восточнее, тем жесточе.

Нет случайных рифм в языке.

Ночь разбуженная, былая,

Хочет будущего хлебнуть.

От Роксаны до Хубилая

Матереет сабельный путь.

Полня ненавистью аорты,

Скачут взмыленные года.

Орды гонят на запад орды,

Орды валят на города.

Наплодив сыновей в избытке,

Удальцов с головы до пят,

Катят бешеные кибитки,

Двести тысяч осей скрипят.

Гунны, гузы, авары, тюрки,

Лишь бы волю свою спасти,

С лютой смертью играют в жмурки,

Развосточиваясь в пути.

Табунами даль покрывая,

Предъявляют свои права

Азиатская сталь кривая,

Азиатская тетива.

Ханы, беки и багатуры,

Угры, вскормленные с копья,

Оногуры и кутригуры,

Эфталиты, Полынь-дарья.

Я без лезвия не узнаю,

Где теперь кочевье мое,

Чьей рукой Тимучин к Дунаю

Тянет Азии острие.

* *

*

Лаской прохладной живит

Воздух осенний,

Ясный, как отрок Давид

В час откровений.

Мятный сентябрь городской

Родиной обетованной

С неба низводит покой

Терпкий и пряный.

Ни на кого не сердит

Тот, кто живет, а не дышит, —

С облака в город глядит,

Видит и слышит.

В городе — яблочный хмель,

Желтой листвы карусели,

Школьная акварель,

В кляксах панели...

1 Они любят играть с ножами (франц.).

Загрузка...