«Симон Петр, раб и Апостол Иисуса Христа — принявшим с ним равно драгоценную веру…»
Всё-таки это рабская религия. Слово раб встречается на порядок чаще, чем свобода, например.
«Братия, более и более старайтесь делать твердым ваше звание и призвание».
Речь уже идёт о кодексе члена церкви, как я понимаю.
В первом письме Пётр предупреждает руководителей и слегка порицает, а здесь… Что-то его тревожило в том, как шли дела.
«Справедливым же почитаю, доколе нахожусь в этой телесной храмине, возбуждать вас напоминанием. Зная, что скоро должен оставить храмину мою…»
Пётр помирать собрался? Неужели он был таким старым? Или больным? Он просто-таки уверен в своей скорой кончине.
Подождите. Жизнь апостола висела на волоске — Ирод обезглавил Иакова и собирался проделать то же и с Петром.
Он сидел в тюрьме, ему должны были отрезать голову — вот и расстроился. Я бы тоже расстроился.
Пётр написал два письма, которые передал через сомнительного Силуана. И так нарочито похвалил Марка, в чей дом направился после побега. А Марк его даже на порог не пустил.
Дела действительно шли неважно: скоро казнь, Павла с деньгами что-то не видать, Иаков торжествует. Пётр боролся до конца, он использовал любую возможность спастись.
В письмах он намекает на что-то, но шифруется, ибо знает, что Иаков их непременно прочтёт. Скорее всего, Силуан — его человек. Поэтому надо отвесить авансов побольше главному пресвитеру.
«Это уже второе послание пишу к вам, возлюбленные; в них напоминанием своим возбуждаю ваш чистый смысл».
Ребята, я уже второе письмо пишу, напоминаю, а вы как-то не прониклись. В самом деле, Павел своих писем не нумеровал. Пётр, наверное, сомневался в том, что первое письмо дошло до цели, а не сгорело в камине Иакова.
Поэтому теперь он меньше говорит о новой линии церкви, а главное внимание уделяет поиску компромисса с Иаковом.
Павел мог уже и прибыть с деньгами, но главным кассиром был Иаков, и ещё требовалось уговорить его выделить нужную сумму на выкуп Петра.
«Прежде всего знайте, что в последние дни явятся наглые ругатели, поступающие по собственным своим похотям, и говорящие: “где обетование пришествия Его? ибо с тех пор, как стали умирать отцы, все остается так же”».
Пётр — мастер компромисса. Иаков и Иоанн настаивали на близком конце света и требовали полного разрыва с мирским. Его же интересовали земные вещи. Власть, например. И вот, что он придумал.
«У Господа один день, как тысяча лет, а тысяча лет, как один день…
Не медлит Господь исполнением обетования, как некоторые почитают…
Придет же день Господень, как тать ночью, и небеса с шумом прейдут…
Впрочем мы, по обетованию Его, ожидаем нового неба и новой земли».
Ты слышишь, брат Иаков? Я предлагаю точку соприкосновения и хороший контраргумент для твоих противников. И буду воевать с ними так же, как и ты. А Павел… Ты не обращай внимания на Павла.
«И долготерпение Господа нашего почитайте спасением, как и возлюбленный брат наш Павел, по данной ему премудрости написал вам…
Как он говорит об этом и во всех посланиях, в которых есть нечто неудобовразумительное, что невежды превращают, как и прочие Писания».
Вот так. Павел запутался, брат Иаков, этого у него от зауми, но я ему мозги вправлю.
В самом деле, мог ли Пётр сомневаться в том, что говорил Павел? Нет, не мог — Павел говорил лишь то, что говорил и Пётр.
Иаков согласился и на этот раз. Так всегда происходило — Пётр предлагал компромисс, Иаков соглашался, проходило время и опять начиналась грызня.
А в этот раз Павел выкупил своего наставника, тот прибежал к дому Марка, оставил донесение для Иакова и по быстрому убрался из Иерусалима.
И больше никогда ничего не писал — у Павла лучше получалось.