Ныряльщик

Вася любил повторять, что там всё не так, как здесь. Что нет там вроде бы ни домов, ни лесов с полями да реками — ничего, в общем, нет. Кроме голосов, триллионов голосов, и с каждой секундой их становится всё больше. Хотя ныряльщику, разумеется, все не нужны — ему бы те расслышать, которые клиент заказывает. А у каждого заказчика голоса свои, заветные. Обычно три-четыре имени на ум приходят — мать там, отец, жена, дети, до обидного рано ушедшие… Хотя чаще прапрадедов тревожить пытаются. Но древние голоса слишком тихие, их расслышать не всякий ныряльщик может…

— А вот Василию, кстати, по силам, — гордо, будто речь шла о нём самом, заявил Сафронов. — Уникальный специалист.

— Давай ближе к делу, дядь, — перебил Ник, парень лет 20 в дорогом костюме, который стоил больше, чем иной автомобиль.

Сафронов кивнул.

— Короче, если нужен ныряльщик, лучше Василия днём с огнём не сыщете. Это я вам гарантирую.

— Василий — это Мелков, верно? — поглаживая холёный и гладкий подбородок, уточнил Ник.

Толстяк Сафронов снова кивнул и засаленным платком утёр пот с лица. Будь гость повнимательнее, он бы давно заметил, как трясутся пухлые руки начальника спиритического бюро; после крайней проверки тот прикладывался к бутылке чуть ли не каждый час и к визиту богатого и наглого клиента был не очень-то готов.

Даже сейчас Сафронову больше всего хотелось послать заносчивого мажорчика к чёрту и снова достать коньяк. Однако толстяк понимал, что, если спугнёт Ника, ныряльщиков можно спокойно распускать на все четыре стороны, а на дверь бюро вешать амбарный замок. Последние деньги ушли на взятку проверяющим, и заказ мажора нужен был конторе как воздух.

«Сделаем, что попросит, — мелькнуло в голове. — Наизнанку вывернемся, но сделаем. Иначе нам крышка просто… каюк… капец…»

— За Мелкова я много слышал, бодрый спец, — осклабился Ник. — Я его и хотел, просто не знал, работает он у вас ещё или нет.

— Работает, конечно, — подтвердил Сафронов. — Куда он денется? Это у них фамильное дело, по сути: сначала отец его нырял, теперь он…

— Тогда крутяк. Ну а по деньгам чего, дядь?

— Зависит от количества вопросов. Понимаете, он ведь за каждый вопрос расплачивается со смертью днями жизни, так что…

— Ну не грузи меня деталями, лады? — Ник поморщился. — Просто назови сумму, я помощнику скажу, он мигом чек сбацает.

— Так это… — Сафронов запнулся. — Я ж не назову, пока вы мне чётко не объясните, чего хотите от нашего ныряльщика.

— Чего хочу? Ну вообще это… — Ник почесал нос и улыбнулся. — Настоящий челлендж, ёлки. Для вашего лучшего как раз. Деда моего надо… вернуть. Ну… оживить, короче.

Сафронов удивлённо вытаращился.

Ник остался совершенно невозмутим.

Ну да, слухи о том, что ныряльщик кого-то «выудил» с того света, ходят с незапамятных времён. И среди самих ныряльщиков тоже. Некоторые верят. А некоторые даже пробовали.

— А… куда его возвращать? — осторожно уточнил Сафронов. — Ну… в смысле тело-то вашего деда давно погребено, наверное? Нужен ведь… сосуд, куда… душу умершего… помещать.

Он надеялся, что тут Ник задумается, потом скажет, мол, дед умер несколько лет назад, — и дело ограничится парой вопросов к покойному. Оплата умеренная, зато и риска никакого.

Но, к сожалению, мажорчик ответил:

— Не погребено. Дед умер вчера вечером.

— О-о…

«И что теперь ему сказать? Как отбрехиваться? Тело есть, надо только душу в него загнать обратно… Только!.. А по факту никому и никогда это не удавалось. Ну да, были крутые и смелые, пробовали. На моей памяти два смертельных случая… Хотя… Давно уже никто не пытался, в общем-то. Может, Вася как раз и сдюжит? Вася талантливый…»

Жертвовать лучшим работником Сафронову не хотелось. Но дамоклов меч, нависший над бюро, вынуждал идти на крайние меры.

— Ну раз тело есть, можно попробовать, — с трудом подбирая слова, выдавил Сафронов. — Только обойдётся вам это крайне недё…

— Попробовать? Мне надо не пробовать, а делать, дядь, — процедил Ник, злобно сверкнув глазами. — Верните деда хотя бы на час, и моя благодарность будет… Короче, ты столько за всю жизнь не заработал.

Начальник бюро мелко затрясся. Ему полагалось быть твёрдым и циничным и юных наглецов мигом ставить на место. Справедливости ради Сафронов прежде таким и был — до того, как контора оказалась на грани ликвидации из-за стремительно развивающихся «спиритических кластеров» в «Сколково» и региональных технопарках. Как они там работают, никто толком не понимал, зато государство принялось давить мелких частников; немногие уцелевшие провинциальные конторы типа сафроновской доживали последние дни.

Сейчас от любезности Сафронова зависела судьба бюро, поэтому начальник широко улыбнулся хамовитому мажору и сказал:

— Ладно, сделаем. Вася Мелков — настоящий профи. Потомственный специалист.

После этих слов захотелось удавиться.

Отговорить Ника от личной встречи с Мелковым оказалось непросто — уж больно хотел мажорчик сам ввести ныряльщика в курс дела. Но Сафронов упёрся, и парень в конце концов сдался.

Хотя причина не встречаться была всего одна — повальный алкоголизм ныряльщиков. Каждый, кто ходил на «ту сторону», рано или поздно начинал пить по-чёрному. Ныряльщики заливали водкой память о пережитом, боролись со страхом нового погружения. Возможно, делали себе только хуже, но кто их разберёт, они ведь особенные… И что самое обидное — чем талантливее был ныряльщик, тем отчаяннее он бухал.

Василий Мелков, абсолютно лучший работник спиритического бюро, пил, как лошадь, и вёл себя, как свинья. Поэтому начальник нисколько не удивился, когда в ответ на его звонок из динамика домофона послышалось хриплое:

— Кого там несёт…

— Сафронов это, Вася. Открывай.

— Сафронов-Мафронов… — язык у Мелкова заплетался. — Чего тебе надо, Сафронов? Я в отпуске… бессрочном…

— Вася, впусти, всё расскажу.

— Опять нырять? Сам ныряй!

— Ну надо, Вась. Прям очень надо.

— Не могу-у-у…

Мелков по ту сторону домофона вдруг заскулил, как побитая дворняга. До недавних пор Василий никогда не плакал, но прошлый нырок удивительным образом его изменил.

— Вася, нам поговорить надо, дело очень серьёзное, дело жизни и смерти буквально, — осторожно попросил Сафронов.

Он понял, что ляпнул глупость, и сейчас его далеко пошлют: жизнью и смертью в бюро занимался как раз Мелков, и, похоже, это дело осточертело ныряльщику вконец. Но вдруг — о, чудо! — аргумент сработал: домофон запищал, начальник рванул дверь на себя и заторопился вверх по лестнице.

Подъезд был по нынешним меркам самый обыкновенный: слегка пованивало гнильцой и кошками, зато на подоконниках стояли милые цветочки в горшочках по полтиннику за штуку. Сафронов тут же локтём сшиб один горшок, но успел поймать его на лету. Теперь надо было за четыре этажа придумать, как убедить Мелкова ещё разок нырнуть.

«Видит Бог, я б другого отправил, будь заказ попроще. Стажёра уболтал бы. Но на воскрешение стажёра бросать — это сразу труп получится…»

Тяжело дыша, он остановился у двери Мелкова и обнаружил, что принёс цветочный горшок с собой. Подарочек, блин, лучшему ныряльщику бюро. Чертыхнувшись, сунул цветок в угол. Дёрнул ручку двери, но та даже не шелохнулась.

— Вася! Открывай!

В замке повернулся ключ, потом что-то увесистое сползло по двери, раздался грохот.

— Ты там живой, Вась?

— Я-то? — прыснул Мелков.

Некоторое время тишину нарушал только его булькающий смех.

— Нашёл, блин, у кого спрашивать… — выдавил Мелков наконец.

Заглянув внутрь, Сафронов увидел, что его сотрудник лежит на полу — помятый, грязный, небритый. Кряхтя он нагнулся к ныряльщику и попытался его поднять, но Мелков потянул толстяка на себя, и тот рухнул на выцветший коридорный коврик.

— Вот ты зараза… — пропыхтел начальник, барахтаясь на полу, точно перевёрнутая черепаха. — Вась, что с тобой стряслось?

— Устал я. Устал, вот и всё.

— Что с тобой случилось на прошлом нырке? Ты там… Кого-то встретил? Да?

— Не лезь мне в душу. Чего хотел, говори, — буркнул Мелков, глядя в потолок. — Что у тебя такое оригинальное — про жизнь и смерть? Я прямо впечатлился.

— Нужен ты мне, — оставив бесполезные попытки встать, сказал Сафронов. — И всем нашим. Всей конторе нужен. Иначе труба.

— Нырять опять? Не могу больше.

— Бюро на кону, понимаешь? Хана нам, если этот заказ не выполним!

— А если выполним — не хана? — горько усмехнулся Мелков.

— Не хана. Зуб даю, если выполним — поживём ещё.

— Это ты поживёшь, Сафронов. Ты! Не мы. Не я… не ребята…

— Вась… Ну больше никто не сдюжит!

— Не могу… — Мелков зажмурился, замотал головой. — Они опять будут просить их забрать… Все будут просить, одновременно…

— А если я за тебя долги твои отдам? — вдруг сказал Сафронов.

Мелков замер. Медленно повернул голову и прищурившись недоверчиво уставился на начальника.

— Долги… это кроме гонорара?

— Гонорар плюс все долги. Как тебе идея?

— Ну… Понимаешь… Сдохну я там.

— Ты если будешь так керосинить, то сдохнешь здесь! — разозлился Сафронов. — Вся разница, что бесплатно!

— Потому что не уберегли! — сообщил Мелков. — Ты ещё скажешь над моим гробом: не уберегли мы тебя, Васенька! Ребята утрут скупую мужскую слезу… Потом вы, сволочи, нажрётесь…

— М-да… Чую, не уберегли мы тебя, Васенька… — прошипел Сафронов, рывком сел и схватился за сердце.

— Ладно, уймись… — буркнул Мелков. — Какая задача? И почему я?

— Деда надо одного с того света вернуть. Тело есть. Свежее.

Мелков от неожиданности тоже сел и вытаращился на Сафронова. Открыл рот. Потом, ничего не сказав, закрыл. Начальник бюро терпеливо ждал.

— А если я не вернусь, кто Галке будет денежку подкидывать, на Катино воспитание? — наконец спросил ныряльщик.

— Я, — нехотя выдавил Сафронов. — Клянусь: если не вернёшься, буду за тебя алименты платить, пока Кате 18 не исполнится.

— Ну если клянёшься… — задумчиво пробормотал Мелков. — Вообще, конечно, надо в письменном виде это всё… оформить…

Глядя на бубнящего ныряльщика, Сафронов с трудом сдержал улыбку. Прямо у него на глазах пропитое насквозь существо снова превращалось в живого человека. И хотя следующий нырок может оказаться для Мелкова последним, разве не лучше ли сгореть на работе, спасая родное бюро, чем сдохнуть под забором? Для потомственного ныряльщика это нормальный, фактически повседневный выбор.

А ребята — тут Вася совершенно прав — утрут скупую мужскую слезу и нажрутся. Как же иначе.

Трое стояли рядом с каталкой, на которой лежал труп старика.

— Ты — Мелков? — уточнил Ник, смерив Василия оценивающим взглядом.

Тот кивнул. Его слегка штормило, но в целом он держался неплохо для человека, две недели пробывшего в запое: гладко выбрит, волосы кое-как зализаны, а взгляд зелёных глаз наконец обрёл некое подобие фокуса.

— Босс тебе уже рассказал, чего я хочу? — уточнил мажор.

И снова — кивок.

— Сбацаешь?

Мелков оглянулся на Сафронова. Начальник смотрел умоляюще.

— Сбацаю, — процедил ныряльщик. Сафронов облегчённо вздохнул. Всё-таки Мелков-пьяный и Мелков-трезвый — два совершенно разных человека. Первый — эгоистичный циник, а второй — по-своему благородный и в целом порядочный мужчина, который в трудную минуту старого друга (читай — Сафронова) не подведёт.

— Ясно ж тебе, дядь, что вторая половина гонорара — только если получится? — Ник вопросительно посмотрел на Сафронова, и тот едва заметно кивнул. — Ну всё тогда, стартуем?

— Стартуем, — подтвердил начальник. — Ник… прошу вас за мной.

Он махнул рукой в сторону двери.

— Блин, жаль, поприсутствовать нельзя, — вздохнул мажор. — Через камеру смотреть… Может, я как-то тут, за отдельную плату?..

— Увы, но это совершенно исключено, — Сафронов покачал головой.

— А чего так? — тут же вскинулся Ник.

— Работа с миром мёртвых — сложный и тонкий процесс, мы стараемся оградить ныряльщика от любых отвлекающих факторов. Ну а воскрешение — это вообще высший пилотаж. Два несчастных случая с летальным исходом — каково, а?

Мелков на этих словах вздрогнул и потупился.

— А чё именно случилось-то? — заинтересовался мажор.

Сафронов опасливо покосился на Мелкова и предложил, понизив голос:

— Давайте в мониторной об этом поговорим, ладно?

— Ну…

— Здесь бывает всякое, — замогильным голосом сообщил Мелков, глядя на покойника. — Если тебя зацепит, ты нам не заплатишь — не сможешь.

— Так бы сразу и сказал! — фыркнул Ник. — Понял, исчезаю. Творческих успехов! Лишь бы всё получилось…

Он распахнул дверь и, гордо задрав подбородок, вышел. Сафронов проводил его хмурым взглядом и повернулся к ныряльщику.

— Удачи, — одними губами сказал начальник бюро.

— Иди в жопу, — беззлобно и тоже одними губами сказал Мелков.

Начальник бюро улыбнулся самым уголком рта и вышел, бесшумно прикрыв за собой дверь.

Проводив его хмурым взглядом, ныряльщик повернулся к трупу старика. Покойный ничем не отличался от сотен других — только загримирован и одет был как-то неряшливо, словно второпях: пиджак явно ношеный, пудры мало, редкие седые волосы растрёпаны… Казалось, о состоятельном господине обязаны были позаботиться лучше.

«Видать, все деньги на воскрешение пошли, — подумал Мелков, рассматривая худосочное лицо старика. — На грим порядочный уже не осталось… Хотя мне-то какая разница? Нырни и выдерни… если Костлявая даст, конечно…»

Шумно выдохнув. Мелков опустился на стул рядом с каталкой. Зажмурившись, ныряльщик представил чёрный провал и два белых огонька…

Которые, едва появившись, начали стремительно приближаться.

«Ну здравствуй, родная».

Чёрная «Волга» резко остановилась в шаге от ныряльщика; тот не шелохнулся — лишь улыбнулся, как будто даже приветливо.

— Ты, как всегда, точна, — сказал Мелков, глядя в тонированное лобовое стекло. — Подбросишь?

Фары нехотя переключились с ближнего на дальний и обратно. Мелков тихо хмыкнул и пошёл к пассажирской двери.

«Волга» ревела мотором, словно раненый зверь: утробно и пугающе. Смерть никогда не глушила двигатель — она всегда спешила.

— Надо бы тебе на диагностику съездить, — распахнув дверь, сказал Мелков. — Уверен, у тебя тут столько хороших механиков…

Изнутри повеяло могильным холодом.

— Новый освежитель?

Она не выдержала — повернула голову и уставилась на него пустыми провалами глазниц.

— Ладно, ладно. — Ныряльщик попятился и поднял руки вверх. — Я просто пытаюсь немного разрядить обстановку.

Её взгляд говорил буквально: «Всё уже разряжено и без тебя».

— Понял, не дурак, — пробормотал Мелков.

Он уселся на жутко твёрдое и неудобное сиденье, поморщился, но смолчал, понимая, что Костлявой обивка ни к чему.

Теперь её взгляд спрашивал: «Куда?».

— Сама знаешь, — проворчал ныряльщик.

Не успел он захлопнуть дверь, а Смерть уже нажала на газ, и чёрная «Волга» понесла их по узкой бесцветной дороге к городу.

Дома без окон больше напоминали гигантские надгробные камни. Когда Василий впервые их увидел, он и помыслить не мог, что внутри каждой серой глыбы томятся сотни тысяч мёртвых душ. Ныряльщики нарочно врут, будто «по ту сторону» ничего нет, кроме голосов. Иначе живые станут просить исследовать загробный мир поподробнее, но ведь чем дольше тут находишься, тем больше сходишь с ума. «И тем длиннее запой, когда вынырнешь…»

Свинцовое небо давило сверху, бесцветный асфальт дороги был удивительно гладок, и «Волга» шла как по ниточке. Смерть вглядывалась во мглу своего царства, Василий вопросов больше не задавал — так и ехали молча; каждый думал о своём.

Наконец они остановились у одного из «мёртвых» домов. Мотор продолжал работать — Смерти нужно было ехать дальше.

— Раз ты знаешь, к кому я, — сказал Мелков, — должна знать, чего я хочу.

Она даже не посмотрела на него.

— Судя по всему, ты не против?

Тут она всё-таки повернулась.

«Плати и забирай. Он всё равно вернётся… как и ты», — отвечал её незрячий взгляд.

— То есть побег изначально обречён на провал, — заключил Мелков. — И сколько я должен отдать, чтобы забрать его… ну, скажем, на полдня?

Он легко прочёл ответ в её глазницах и тихо присвистнул:

— Немало… Ну, раз иначе никак, пусть будет по-твоему. Забирай, сколько надо, а я заберу его. На полдня.

Она ничего не ответила.

— А эти умники из «Сколково», представляешь, хотят к тебе роботов посылать! Роботов, блин! Мы всем бюро голову ломаем, чем они с тобой расплачиваться будут — током или болтами? Короче, очередной распил государственных бабок…

Она, явно утомлённая беседой, ловко перегнулась через него и открыла пассажирскую дверь, намекая, что ему пора выходить, а ей — ехать за новыми душами.

— Ладно, ты права, заболтался я что-то. Спасибо, что подбросила, старушка, — искренне поблагодарил Мелков и вылез наружу.

И тут же на ныряльщика обрушился гул триллионов голосов: каждый на свой лад просил вытащить его из этого жуткого места. Игнорируя их, Мелков повернулся, чтобы попрощаться с Костлявой, но чёрная «Волга» уже была слишком далеко, и кричать не имело смысла. Махнув рукой, ныряльщик побрёл к дому.

Загробные ветра раскачивали старую ветхую дверь на скрипучих петлях, и от каждого порыва всё внутри у ныряльщика переворачивалось. Он вошёл в дом и остановился у таблички с именами жильцов — уточнить номер квартиры. Так вот ты где, это, скорее всего, третий этаж… Мелков, повторяя, чтоб не забыть, 16-значный номер, потащился к лестнице.

Часть голосов стала громче — это молили о спасении здешние жильцы.

«Простите, дорогие, не могу…»

Каждый шаг гулким эхом разносился по этажам странного здания. Несмотря на отсутствие окон и лампочек, внутри было достаточно светло, чтобы видеть ступеньки под ногами. Нужная дверь отыскалась довольно быстро — Мелков очень верно угадал этаж. Он вошёл без стука (здесь не считали нужным стучать) и сразу увидел его. Дед сидел на стуле посреди гостиной и, склонив голову набок, смотрел в глухую стену, будто там до сих пор было окно с прекрасным видом. Губы его шевелились, но голос был слишком слаб.

— Ну что, пойдём, отец, — сказал Мелков без лишних прелюдий. — Мало времени, а тебя уже там, снаружи, ждут. С распростёртыми объятиями, ага.

Старик оглянулся и смерил гостя удивлённым взглядом, однако спорить не стал — кивнул и поднялся со стула.

— Шевелится! — воскликнул Ник, тыча пальцем в монитор. — Реально!

Сафронов выдавил улыбку, хотя, судя по смертельной бледности, восторгов заказчика он не разделял.

— Ну чё, дядь, уже можно?

— Туда хотите? — уточнил начальник бюро, косясь на монитор, где оживший старик уже пытался сесть на каталке.

— Ну а чего тянуть? Мало ли, сбои будут какие-то, а я подпись поставлю, и уже поспокойнее будет, ага!

— Какую подпись? — не понял Сафронов.

— Ну а на кой чёрт мне ещё надо старика оживлять? — фыркнул Ник, спеша из мониторной в рабочий кабинет, на свидание с любимым дедушкой. — Где этот, кстати?

— Кто? — севшим голосом спросил начальник бюро.

— Да нотариус же! — Ник на ходу вытащил из чёрной папки несколько исписанных листов. — Написал, что уже подъехал, а сам…

— Да тут я, тут, — сказал худосочный усач, появляясь в коридоре. — Здравствуйте, Ник.

— Привет, привет, — сквозь зубы процедил юный богатей. — Смотри бумаги. Можно их в таком виде подписывать? И заодно объясни дядьке, что нам от ихнего бюро надо. Документы там, запись с камеры…

Сафронов наблюдал за происходящим с выражением крайнего недоумения на лице; это был какой-то фарс.

— Ну чё, момент, как говорится, истины? — нетерпеливо спросил Ник и, не дожидаясь ответа, распахнул дверь кабинета.

Оживший старик и Мелков уставились на вновь прибывшего.

— Дедуля, родненький! — воскликнул Ник. — Как я рад тебя видеть!

Он осторожно, чтобы не испачкать гримом свой дорогой костюм, обнял старика.

— Как я рад, что ты, это самое… В общем, дедуля, выручай. Надо подписать одну бумаженцию. Там всё в порядке, Гриша?

— Да… вроде бы… — промямлил усач, глядя то на документ в своей руке, то на воскрешённого старика.

Нотариусу уже доводилось заезжать в бюро для проверки и визирования бумаг, но ожившего мертвеца он видел впервые и, судя по бледной физиономии, не слишком вдохновился зрелищем.

— А ты снимаешь, дядь? Видосик для подтверждения нужен будет…

— Конечно-конечно, — торопливо закивал Сафронов. — Две камеры, висят по углам, все материалы в вашем распоряжении.

— Тогда — к делу! — хлопнул в ладоши мажорчик.

Он выхватил у бледного, как смерть, нотариуса ручку и бумаги и вручил их старику. Тот почему-то ошарашенно уставился не на внука, а на ныряльщика, бессильно растёкшегося по стулу.

— Очень надо, дедуля, родной ты мой! — клянчил Ник.

— Подпиши, — усталым голосом сказал Мелков. — Мы об этом не говорили, но… чего тебе стоит? Порадуй… внучка.

— А… образец подписи есть? — тихо пробубнил дед, глядя на бумаги.

— Ты чего, дедуля? — изумился Ник.

— Там память отшибает, — глухо сказал Мелков, глядя под ноги. — Это ещё лёгкий случай: видишь же, не шарахается от тебя…

— Ну зашибись, я хоть продуманный! Гриша, договор на жильё!

Нотариус услужливо вложил в руку хозяина помятый лист.

— Вот образец, дедуля. Вспомнил?

— Сейчас… — старик подслеповато сощурился, затем, прикусив кончик языка редкими зубами, вывел в нужном месте подпись. — Сгодится?

— Сгодится, конечно. Нотариус свидетельствует, кто подписывал завещание?

— Да, Ник, — подтвердил усач.

— Видосик?

— Камеры пишут, да.

— И тот факт, что ещё час назад мой дед был мёртв, не помешает мне получить наследство?

— Завещатель фактически жив, — сказал нотариус. — Видеозапись есть, договор с бюро приложим — и вперёд.

— Вот и ладушки, — Ник вырвал бумаги из рук старика. — Дед, сердечное тебе спасибо… Ты сейчас очень большое дело сделал. Ну и типа теперь можешь спокойно умирать. Земля пухом, всё такое…

— Как так — умирать? — поразился Сафронов. — Он же теперь сам… не умрёт!

— Ну сделайте, чтоб умер, — отмахнулся Ник. — Это же ваш хлеб, так сказать. Я всё оплачу.

— Но он же фактически жив! — зарычал Сафронов, припомнив реплику нотариуса.

— А практически — мёртв, — отрезал Ник. — У меня есть свидетельство о смерти. И между прочим, я теперь ещё щедрее, чем раньше, за ценой не постою, хе-хе… Как всё сделаете, мне набирайте, я пришлю катафалк. За оживление вам бабки сейчас переведут, я уже отписался, а за остальное, как всё кончится, мессагу мне пришлешь, дядь, и я отслюнявлю, сколько надо. Идёт?

Сафронов открыл было рот, чтобы высказать зарвавшемуся сопляку всё, что о нём думает, когда Мелков сказал:

— Идёт, идёт. Сбацаем.

Ник покосился на ныряльщика и удовлетворённо кивнул. Он явно доверял ему куда больше, чем начальнику бюро. Ну да, тот — болтун, а этот — хмурый и неразговорчивый профессионал, уже доказавший свою эффективность.

— Разберёмся, выставим счёт… — буркнул Мелков.

— Слушай, мне нравится твой ныряльщик, — осклабился Ник. — Цени его, дядя. Адьё. И, насвистывая, вышел из кабинета.

— Адьё, — неуверенно пробормотал нотариус и убрался следом за нанимателем.

— Ты что творишь, Вася?! — накинулся на ныряльщика Сафронов. — И чего нам теперь… с ожившим-то делать?

— Да ничего, — ответил Мелков спокойно.

— Времени Смерть и так… дала немного…

Сафронов с удивлением обнаружил, что глаза у Мелкова на мокром месте.

— Ты чего раскис?

— Порядок, — отмахнулся Мелков и утёр слёзы. — Не переживай, я со всем разберусь. Пусть это будет моя головная боль. А ты… ты о долгах подумай лучше моих, ладно, как обещал? И гонораре… И, если что, про Катеньку с Галей не забывай.

— Да я… да ты ж вернулся вроде… Ну ладно, Вась, надеюсь, ты знаешь, что делаешь…

— Знаю. Просто доверься мне.

Сафронов кивнул, бросил опасливый взгляд на покойника, с любопытством озирающегося по сторонам, и поспешил к двери.

— И камеры отключи пока, ладно? — бросил Вася ему вдогонку.

— Но…

— Доверься. Мне, — с нажимом произнёс ныряльщик.

Сафронов нехотя кивнул и вышел, закрыв за собой дверь.

— А тут почти ничего не изменилось, — заметил старик. — Ну с того раза, как я… не вынырнул.

— Дела у бюро, прямо сказать, не очень, — пояснил Мелков. — Вот и экономит Сафронов на всём. Но вообще он молодец. Если б не он, поди, и бюро бы уже никакого не было.

— А может, оно и к лучшему, а?

— Не знаю, отец, — Мелков покачал головой. — Может, лучше, может, хуже… Одно знаю: мы б с тобой тогда никак не повидались бы.

Он сунул руку в карман и вытащил мобильник.

— Садись поближе, мне столько надо тебе рассказать и показать… Про Катьку ту же. Ты ж её, получается, и не застал…

Старик кивнул и робко улыбнулся.

— Эх, жаль, времени почти нет, — пробормотал ныряльщик. — Ну да лучше мало, чем вообще ничего!

— А что это у тебя такое? — заинтересовался старик, кивая на телефон.

Василий одарил «трубку» долгим взглядом и с усмешкой сказал:

— А это, отец, что-то вроде ваших загробных домов — коробка без окон, из которой большинство никогда не вылазят…

— И зачем мы сейчас в неё лезем?

Василий улыбнулся:

— Да просто в ней, в коробке этой, фотографии твоей внучки хранятся. Хочешь ведь на неё посмотреть?

Старик кивнул и склонился над телефоном.